Тэцуя Шинджу ощутил чужое присутствие почти сразу после того, как вошёл в спальню. Вздохнув, он приложил к груди жилистые, иссохшие руки и обратился к темноте:

– Что тебе нужно?

– Сын Курокавы мёртв. Отныне есть лишь три семьи, достойные править.

Правитель Запада лишь смотрел в темноту спальни, на очертания худой фигуры ночного гостя, и силился понять, в который уже раз: кто он, этот пугающий человек? Человек ли? И почему пришёл именно к роду Шинджу – не потому ли, что они ныне правят столицей?

– Юг островов потонет в хаосе, люди, лишившиеся защиты своего правителя, возьмутся за оружие. Кто-то уйдёт к востоку или западу, кто-то – на север. Но разве вы не видите, каковы те, кто может стать правителем вместо вас?

Тэцуя Шинджу молчал – и, не дожидаясь его ответа, ночной гость вновь заговорил. Слова его были окрашены яростью, несмотря на то, что голоса он не повышал:

– Сами взгляните: семейство Шукима, чей глава – прохвост и разбойник. Разве когда-то он позволял себе вести войну честно?! Нет – он нападал на тех, кто не мог защититься, на простых людей, пока те сами не соглашались перейти на его сторону, дабы сохранить своё имущество, жизни свои и своих семей. Те, кто был прежде верен вам, знали: вы никогда не опуститесь до такого, не позволите себе разорять земли врага. А правитель Востока, последний из рода Кадани?! Он не женат, и не имеет наследников; после его гибели война бы разразилась снова, но уже среди его приспешников. Даже если предположить, будто он сумеет найти себе супругу, взгляните на него: он слаб, не способен даже защитить того, с кем заключил союз, и это в его собственной резиденции! Тот, кто не видит даже того, что творится у него под носом, не сумеет воспитать достойных детей. Вы же, пусть и стары, но имеете двух взрослых дочерей; они способны подарить стране наследников. Более того, вы желаете не власти над островами, но мира в этой стране; потому я на вашей стороне, а не на чьей-либо ещё.

Господин Шинджу молчал. Да и что бы он мог сказать, если ночной гость будто по лицу читал каждую мысль, что возникала в его голове? Оставалось лишь кивнуть, соглашаясь с ним.

– Пожалуй, ты прав. Нужно помочь югу, пока не поздно: надеюсь, я сумею остановить беспредел, что рано или поздно возникнет при отсутствии того, кто установит законы.

Ночной гость кивнул, направляясь к балкону. Его лёгкие, будто летящие движения роднили его с чем-то нечеловеческим, тем, что свойственно духам и призракам. А может, он и был или тем, или другим – повелитель западных земель не знал. Знал он лишь то, что сейчас гость бесшумно юркнул на балкон – и исчез в ночной темноте, будто его и не было.

Ранее Сибори всегда полагал: сны, эти порождения человеческого сознания, приносят облегчение и покой, помогают забыть о дневных заботах, на время растворившись в ином мире, там, где нет прежних печалей и тревог. Но сегодня сон не принёс долгожданного покоя и темноты, в которой нет чувств и мыслей.

Мнимый колдун стоял на уходящей вдаль дороге, по обе стороны которой высились ряды одинаковых то ли колонн, то ли высоких деревьев. Точнее он не мог сказать потому, что вершины их окутывал густой туман, и виднелись лишь толстые округлые стволы, уходящие в белую пелену.

Сибори не совсем понимал, что это за дорога и как он оказался на ней: сны часто крадут воспоминания, и воспринимать их, как явь, дано далеко не каждому. Лис стоял и смотрел вдаль, не чувствуя ни тепла, ни холода, не чувствуя собственного тела, как если бы он вдруг его лишился; лишь тишина, полумрак – и длинная дорога, теряющаяся в тумане. За туманом не видно неба, не видно в нём и земли: ноги утопают в серо-белой массе, походящей на грязный снег.

Неуверенно сделав шаг вперёд, Сибори остановился и присмотрелся, пытаясь понять: есть ли здесь ещё кто-то, кроме него, или он один на один с этой дорогой, туманом и странными деревьями, походящими на колонны. Густой туман оседал на коже и, казалось, сам шевелился, как живое существо со своими помыслами.

В тумане мелькнула тень – и Сибори немо уставился на неё, не зная, друг то или враг. Мало ли, какие порождения неведомых миров могут явиться во сне? Но вот туман будто расступился, позволяя лису увидеть лицо приблизившегося человека – и он узнал Шигэру.

Пару мгновений они смотрели друг на друга: Сибори, ещё не сумевший побороть оцепенение, и его укоризненно глядящий возлюбленный. Впервые в этих глазах виделось осуждение – и это било куда больнее, чем всё, что было прежде.

– Шигэру, я… – мнимый колдун сделал шаг вперёд, протягивая руки к призрачному образу. Но тот печально покачал головой и коснулся своих губ, будто не желающих больше размыкаться. Не сказав ни слова, Шигэру отвернулся и побрёл прочь. Туман за ним смыкался, и можно было увидеть лишь удаляющуюся тень.

– Постой! Подожди! – Сибори бросился вперёд, сквозь туман, не видя ничего и никого, кроме уходящей тени возлюбленного. Он бежал – и не приближался ни на миг. Туман будто мешал ему, облеплял с головы до ног, будто паутина, затягивал, как болото…

Сделав ещё один рывок, Сибори замер: больше не было и той тени, что ему случилось увидеть. В надежде он сделал ещё пару шагов вперёд – и туман развеялся. Теперь он видел: дорога уходит куда-то вдаль, за возникший горизонт. Она пуста: на ней нет ни других людей, ни следов их присутствия… Ни Шигэру.

Лис почти никогда в своей жизни не плакал, и уж тем более – не просыпался в слезах. Но в этот раз, открыв глаза, он понял: по щекам, как и до того во сне, катятся солёные капли…