Пролог

Солнечный диск издевательски застыл в одной точке — чуть ниже зенита. Воздух струился расплавленным оловом, и каждый шаг сквозь это зыбкое марево давался мучительно, словно идти и в самом деле приходилось через жидкий металл. От пыли и духоты першило в горле. Мысли текли вяло и безжизненно, как вода в сточной канаве.

"Полдень, — апатично подумал он, вытирая пот со лба рукавом не по сезону теплой куртки. — Почему здесь всегда полдень?"

Вообще-то, это была неправда. До того, как выбраться на пыльный тракт, он долго шел по болотной тропе, на которой было в избытке и воды, и прохлады. Зябкие ночи исправно сменялись туманными серыми днями — вот только не приносили они ни отдыха, ни облегчения. Стоило замешкаться на одном месте, как мутная болотная жижа начинала подбираться к голенищам. Двое (или трое? он потерял счет времени) суток без сна вымотали до предела. Когда туман неожиданно рассеялся под ослепительным полуденным солнцем, а зыбкая топь превратилась в проселочную дорогу, покрытую золотистой пылью, сил не осталось даже на удивление. "Она издевается", — привычно подумал он, проваливаясь в глубокий, без сновидений, сон.

Дорога издевалась, бросая его из жары в холод, из засухи в слякоть, поливая дождем и посыпая снегом. Порой ему казалось, что он больше не в силах выносить эту изнуряющую жару, или дождь, или пронизывающий ледяной ветер, и что следующий шаг станет последним. А потом он делал этот шаг, и еще один, и еще… и только когда ноги в самом деле подкашивались, окружающий пейзаж менялся. В такие мгновения он мог бы быть почти счастлив, если бы не был так измучен.

Но в последнее время все шло как-то не так. Он уже дважды падал — и мгновенно отключался, зарывшись носом в пыльную придорожную траву, а когда приходил в себя, над ним снова безжалостно палило полуденное солнце, и желтая лента дороги убегала к горизонту.

"Бесконечный цикл" — эти слова всплыли из глубины подсознания, как эхо прошлой жизни. К сожалению, подсознание не позаботилось о том, чтобы расшифровать их смысл. Неопределенность угнетала сильнее, чем жара или холод. Он был уверен в выбранном направлении, но не имел ни малейшего представления о том, куда идет и когда этот путь закончится. А главное — он чувствовал себя чужим. Дорога не принимала его, и c каждым шагом он вынужден был снова и снова доказывать, что имеет право здесь находиться.

От усталости перед глазами плыли пятна, и странный столб на обочине он тоже поначалу принял за обман зрения. Но чем ближе подходил, тем больше убеждался в его реальности, и реальность эта была жутковатой: на столбе висел человек. Женщина. Повинуясь безотчетному порыву, он перешел на бег и вскоре добрался до омерзительного сооружения.

Руки девушки были привязаны к короткой перекладине над головой. Босые ноги стояли на земле, но уже не служили опорой: девушка была без сознания. Кисти болезненно посинели, на стертых запястьях засохли кровавые струпья — вероятно, она провела здесь не один час.

Он подергал веревки — примотано на совесть, пальцами не развяжешь. В карманах, разумеется, не нашлось ничего похожего на нож: в одном пусто, в другом и вовсе дыра. После недолгих поисков он подобрал с земли камень и принялся методично пилить веревку. Дело продвигалось медленно. Тяжелая кожаная куртка полетела в пыль почти в самом начале — она мешала поднять руки, да и спина под ней моментально взмокла от напряжения. Несколько раз приходилось прерываться, чтобы размять онемевшие пальцы. Наконец, жесткая пенька поддалась. Последние волокна он нетерпеливо разорвал руками — камень затупился окончательно, — подхватил обмякшее тело и аккуратно положил на траву.

Простое бежевое платье, до того висевшее мешком, обтянуло лежащую фигурку, четко обозначив небольшой, но уже отчетливо выпирающий круглый живот.

"Сволочи", — шепотом выругался он.

Поверхностный осмотр показал, что кроме многочисленных кровоподтеков, ссадин и синяков, видимых повреждений нет. Что делать дальше, было непонятно. Взять девушку с собой? Но куда? Он ведь и сам не знает, куда идет и что ждет его за следующим поворотом, — не самый надежный спутник для беременной женщины, да еще и в таком состоянии. Но оставлять ее здесь тоже нельзя.

Чтобы не чувствовать себя совсем уж беспомощным, он принялся бережно массировать заледеневшие пальцы, с облегчением наблюдая, как к ним возвращается краска. Когда он взялся за вторую руку, девушка едва слышно застонала.

— Пить…

— У меня нет, — виновато пробормотал он. От жажды и долгого молчания его голос звучал почти так же хрипло, как и ее. — Куда вас отнести? Я здесь ничего не знаю.

Девушка, казалось, не расслышала вопроса, и он вернулся к своему занятию. Но через пару минут растрескавшиеся губы снова шевельнулись:

— Пить… Ручей… в лесу.

— Здесь нет леса, кругом поля.

Она слабо взмахнула рукой:

— Там…

Он выпрямился, приставил ладони к глазам, заслоняясь от солнца, прищурился. Действительно, если как следует напрячь зрение, можно было разглядеть на горизонте узкую темно-зеленую полосу. Далеко… черт.

С Дороги сходить нельзя — это было первое и, наверное, единственное правило, которое он четко усвоил. Возврата не будет. Дорога мирится с его упрямством, но предательства не простит.

Девушка пошевелилась, положила руку на живот. Поморщилась — то ли от боли, то ли от досады на его медлительность.

— Там… ручей. Меня будут искать.

Неожиданно она приподняла опухшие веки — глаза оказались ярко голубыми, совсем не подходящими к ее темным волосам, — с мольбой посмотрела на него:

— Пожалуйста. Я не дойду сама.

Он еще раз кинул взгляд на лес, оценивая расстояние, потом подхватил девушку на руки. Обезвоженное тело было легким, как у ребенка — в нормальном состоянии ему бы не составило труда нести ее, но сейчас силы были на исходе.

— Держите меня за шею, — попросил он, — я боюсь вас уронить.

Но девушка уже снова потеряла сознание.

Он перехватил ее поудобнее и сделал шаг в траву.

Где-то далеко, на самой границе слышимости, раздался звук лопнувшей струны.

* * *

Первым, на что он обратил внимание, придя в себя, было потрескивание дров в костре. Этот уютный звук казался таким неожиданным после всех злоключений, которые неутомимо подсовывала Дорога, что в голове промелькнула шальная мысль: уж не для него ли предназначен этот костер? Впрочем, здравый смысл тут же возразил, что костер для аутодафе никак нельзя назвать "уютно потрескивающим".

Некоторое время он лежал неподвижно, прислушиваясь к ощущениям. Руки и ноги были свободны — что ж, это обнадеживающий знак. Ныла голова — тупо, монотонно, как будто мозгу было тесно в черепной коробке. Под лопатку впивалось что-то твердое и острое — то ли камень, то ли сучок. Саднило правое колено, хотя он совершенно не помнил, где и когда успел им приложиться. Последнее, что осталось в памяти: он все-таки донес девушку до ручья, положил на траву и сам рухнул рядом.

Осторожный взгляд сквозь приподнятые ресницы мало что прояснил, но, по крайней мере, дал некоторое представление о текущей ситуации: ночь, лес, костер, у костра — двое. Девочка лет двенадцати сосредоточенно помешивает в котелке ложкой на длинной деревянной ручке. Отблески пламени играют на светлых волосах, придавая им красноватый оттенок. Юноша напротив — уже не подросток, но еще не мужчина — очевидно, ее брат: тот же вздернутый нос, те же волосы, белые и невесомые, как тополиный пух, те же ясные глаза — разве что чуть менее серьезные. Небольшой ножик в руках у парнишки деловито снует вокруг деревянной фигурки, добавляя ей все новые и новые детали. Кто бы ни были эти двое, на врагов они не похожи.

Он приподнялся на локте. Острая боль стрельнула от виска к виску, но почти сразу затихла, сменившись прежним давящим ощущением, разлитым по всему черепу.

— Где девушка? — вопрос прозвучал резче, чем ему хотелось.

Девчонка метнула быстрый взгляд, чуть заметно улыбнулась, но не оторвалась от своего занятия. Парень отложил в сторону поделку, придвинулся поближе и с искренним участием спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Где девушка? — повторил он.

Парень недоуменно хлопнул белесыми ресницами:

— Какая девушка?

— Темные волосы. Бежевое платье. Голубые глаза.

— Силь, — пояснила девчонка, продолжая орудовать ложкой в котелке.

— А! Так это ты нашел Сильвару? — обрадовался парень.

— Она не представилась, — хмуро буркнул он. — Что с ней?

— Да нормально все, не переживай. Хотя первые пару дней, конечно, совсем плохо было.

— Пару дней?!! — он рывком сел, не обращая внимания на боль, которая снова пронзила виски. — Сколько времени прошло?

— Что такое время? — парнишка философски пожал плечами. — Везде оно течет по-разному. Там, где Силь сейчас, прошла неделя. Кстати, если ты не в курсе, мы очень далеко от места, где вы с ней встретились. На другой границе сектора. Ты что, ничего не помнишь?

— Нет… — он растерянно помотал головой. — Я думал… Ладно, не важно. А с ребенком все в порядке?

— Ты еще успел и ребенка где-то спасти, герой? — добродушно хохотнул парень. — У тебя что, рейд добрых дел?

— С ее ребенком. Сильвары.

Юноша озадаченно посмотрел на него, потом повернулся к сестре, ища подсказки. Девочка подула на ложку, осторожно пригубила дымящийся отвар и невозмутимо пояснила:

— Силь беременна.

— Вот это новости! — парень возмущенно хлопнул себя по колену. — И почему об этом в курсе все, включая неизвестного героя, но только не я?

— Всему свое время, Рысь. Подержи, пожалуйста, — девочка всучила брату жестяную кружку, местами помятую и закопченную, и принялась аккуратно переливать в нее темную жидкость из котелка. — Через пару месяцев это станет заметно всем.

— А он… ай, горячо!.. он-то откуда знает?

Девчонка ответила не сразу. Отставила в сторону котелок, забрала наполненную до половины кружку, плеснула в нее воды из пузатой походной фляги — и только тогда сказала:

— Он видит иначе. Он же не Странник… Пей, — жестяное донышко легло к нему в ладони. — Не бойся, уже не горячо.

Металлический ободок кружки обжигал губы, язык немедленно защипало от горечи, но в голосе маленькой травницы сквозила такая уверенность, что ему даже в голову не пришло отказаться от лекарства.

— Что не Странник, это заметно, — хмыкнул Рысь, сочувственно наблюдая, как он, морщась, глотает терпкий отвар. — Знаешь, парень, я бы на твоем месте вообще на Дорогу не совался.

— Ты не на моем месте, — огрызнулся он.

— Да ладно, не ершись. Я же не со зла. Видел бы ты себя со стороны — в чем только душа держится. Хочешь, Эль покажет тебе дорогу домой? Она умеет. Хочешь?

— Нет.

— У него нет дома, — просто, как будто между делом, обронила Эль. — Я не смогу помочь.

"Нет дома…" Эти слова царапнули, как рыбья чешуйка — горло. Юная проводница была не права — или, по крайней мере, не совсем права. Но возражать он не стал. Незачем. Всему свое время.

Где-то неподалеку встревоженно заухала сова. С лица Рыся моментально слетело расслабленное добродушное выражение — черты лица как будто заострились, взгляд устремился внутрь. На мгновение почудилось, что на месте юноши сидит большой белый кот с кисточками на острых ушах, но стоило моргнуть — и морок исчез. Шум крыльев затих вдали.

— А ты и вправду рысь, — усмехнулся он. — Рысь-белобрысь.

— Точно, — с удовольствием согласился парнишка, ничуть не удивившись. — Так меня зовут друзья. И куда же ты идешь, такой… глазастый?

Поколебавшись, он махнул рукой:

— Туда.

— Тебе нужно в Темные Миры? — с изменившимся лицом уточнил Рысь. Даже невозмутимая Эль бросила исполненный сочувствия взгляд.

— Темные Миры… — он покатал слова на языке, но внутри ничего не откликнулось. — Я не знаю. Не уверен. Я не помню имен.

— А что ты вообще помнишь?

— Дракона.

— Ты видел живого дракона?!. — изумился Рысь. — Впрочем, от такого странного парня, как ты, всего можно ожидать. Но, знаешь, я не думаю, чтобы наследники дома Га'Эрта свободно разгуливали по территории Темных Домов. Слушай, — он с жаром схватил собеседника за запястье, — не иди туда. Если ты не в курсе, Дорога закольцована. Ты можешь пойти в противоположную сторону, и все равно попадешь туда, куда тебе надо. Пусть это займет больше времени — зато жив останешься. Темные не терпят чужаков. Они и друг друга-то не терпят… Туда даже Странники без крайней нужды не суются. Есть масса куда более приятных способов самоубийства.

— Я не собираюсь умирать.

— Не слушай Рысенка, — вдруг подала голос Эль. — Иди, куда зовет Дорога. А Темные… С ними тебе, конечно, не справиться, но драться не обязательно, правда? Вот, возьми.

Девочка стянула через голову тонкий белый шнурок. Качнулся в воздухе металлический диск, отбрасывая оранжевые блики. Теплые тонкие пальцы коснулись его шеи, надевая медальон.

— Спасибо, — он наклонился к костру, с любопытством разглядывая неожиданный подарок. Похоже на монету: на одной стороне выгравирован символ — вероятно, цифра — на другой — восьмиконечная звезда, чем-то напоминающая розу ветров. В неровном свете костра звезда казалась почти живой. — Что это?

— Для кого как, — загадочная улыбка скользнула по губам Эль. — Для тебя — защитный амулет. Он поможет избежать чужого внимания. Если, конечно, ты не станешь сам нарываться на неприятности.

— Элька! Не морочь парню голову! — возмутился брат. — Он же тебе поверит.

— Вот и хорошо, — серьезно кивнула девочка. — Но пусть лучше верит себе. Это надежнее. — Она забрала опустевшую кружку. — А теперь — спи. Тебе нужно отдохнуть перед дорогой.

Он послушно лег на землю (вернее — только сейчас обратил внимание — на чью-то куртку), чувствуя, что его и в самом деле клонит в сон. То ли маленькая травница обладала даром убеждения, то ли (как снова подсказал здравый смысл) в выпитом отваре содержалось снотворное.

— Эй, герой, как тебя звать-то хоть? — неожиданно спохватился парень. — А то ведь Ворон непременно спросит: "Рысь, что ты сделал для человека, который спас жизнь матери моего ребенка?"

Он неохотно приподнял отяжелевшие веки:

— И что?

— А я, — с готовностью продолжил Рысь, — ему отвечу: "Я, Ворон, дал ему ценный совет, но этот человек оказался упрям, как демон, и не послушал меня. Зато я узнал, как его зовут, чтобы ты мог дать его имя своему сыну".

Имя… Странно, но до сих пор он не задавался этим вопросом — вероятно, потому, что всегда находились вопросы более насущные. Однако сейчас ответ всплыл сам собой.

— Ну так что? — нетерпеливо потребовал парнишка. — Как Ворон назовет сына?

— Дана. — Он невольно улыбнулся, глядя, как белесые брови растерянно выстроились домиком. — Это будет девочка.

 

Глава 1

До найденного Джанисом телепорта мы добрались почти без приключений: Долина, удовлетворившись одной жертвой, дала выжившим передышку. Зингар встретил нас равнодушно: вампирам не было дела до погибшего полуэльфа, и даже вернувшийся живым Джанис удостоился лишь сдержанного кивка от отца.

Пока Женя разговаривал с вождем, я чувствовала на себе неотрывный взгляд Аланы, светлый и пронзительный, как серебряный стилет. Впрочем, там, в Зингаре, я не придала ему значения — он догнал меня позже, уже в Вельмаре. Каждую ночь этот взгляд врезался в мои сны, как найрунг под ребра, и крик разносился по пустынным коридорам дворца, пугая ночную стражу. Друзья искренне сочувствовали мне, полагая, что я переживаю во сне смерть Вереска. На самом деле я почти не вспоминала о полуэльфе.

Нет, я ничего не забыла. Мне пришлось дважды — для Фар-Зингаро и для магистра Астэри — пересказывать историю наших приключений в Долине, и каждый раз я воспроизводила события точно и беспристрастно, как страницу из учебника истории. Все считали, что я "хорошо держусь" и старались лишний раз не затрагивать эту тему, но мне и в самом деле не было больно. Разум понимал, что это история из моего недавнего прошлого, что вот эти руки направили серебряный стилет в грудь полуэльфа, и стилет — вот он, его до сих пор можно взять за прохладную рукоять, провести пальцем по длинному узкому лезвию. Но душа заледенела. Образ Вереска потускнел и подернулся проседью пепла… Право слово, страница истории не стоит сильных эмоций. Спрашивайте — отвечу, не спросите — и думать не стану.

Кажется, я тогда вообще ни о чем не думала. Отвечала на конкретно поставленные вопросы, вяло ковырялась в тарелке, когда напоминания о еде становились чересчур назойливыми, иногда механически перелистывала книжные страницы. Но чаще всего я лежала на кровати, бездумно разглядывая круглый светло-серебряный, словно выточенный из кусочка льда, наконечник карниза. Если смотреть на него не отрываясь, то все окружающее — карниз, шторы, лепнина на потолке, витиеватый узор на обоях — постепенно тускнело и почти вытеснялось из поля зрения. Мир, сжавшийся до размеров ледяного шарика, казался стабильным и безопасным.

Первую неделю меня почти не трогали, потом стали ненавязчиво (вероятно, под чутким руководством магистра, так как в деликатность Жени и Ники верится с трудом) приобщать к социальной жизни. Тревожные взгляды друзей и знакомых безмерно раздражали, и, чтобы избавиться от докучливого внимания, я быстро приучилась делать то, что от меня ожидают. На тревожное "Ну как ты?" отвечала деланно-бодрым "Не дождетесь", изображала сдержанное внимание к общему разговору, улыбалась, если по лицам собеседников видела, что прозвучала шутка. Эти простые шаблонные действия практически не требовали участия разума, но окружающие искренне верили, что я "иду на поправку".

В свое время, на волне интереса к психологии, мне довелось прочитать немало специальной литературы, и теперь я понимала, что мое состояние не просто «ненормально» — оно с каждым днем становится все хуже, и самостоятельно с этим не справиться. Но я отчетливо понимала и то, что даже великий Архимагистр водной элементали не способен излечить депрессию мановением руки. А это значит, что, вздумай я попросить помощи, придется выбраться из холодного, но безопасного мирка. И упорно, без жалости и снисхождения, работать над собой, снова и снова проживая несколько самых страшных минут… У меня не было ни энергии, ни желания для такого подвига. А главное — не было цели, во имя которой стоило его совершать.

Однажды Женька ввалился ко мне в комнату и радостно объявил, что мы немедленно отправляемся к Косте Литовцеву, потому что, дескать, Костя надоел уже вопросами обо мне и грозится взять штурмом дворец.

Я покорно спустила ноги с кровати:

— Идем. Что ж ты раньше не сказал.

У Кости задержались допоздна: пили чай, о чем-то болтали. Кажется, я даже пару раз смеялась над чьими-то шутками. Под вечер заглянула Нимроэль. Бесцеремонно осмотрела меня со всех сторон, нашла, что я выгляжу превосходно, только очень бледная и грустная. И, разумеется, для исцеления от того и другого порекомендовала заняться любовью — она искренне верила, что если это чудодейственное лекарство помогает ей от всех душевных недугов, то и для других оно будет столь же эффективно. Раньше меня подобная наивность забавляла (или бесила — в зависимости от настроения), сейчас я лишь равнодушно пожала плечами:

— Ты преувеличиваешь терапевтическое значение секса.

Женька воспринял эту фразу, как образчик моего былого чувства юмора, и принялся с энтузиазмом развивать тему, вогнав в краску впечатлительную Нику. Нимроэль не участвовала в веселье: она долго смотрела на меня с печальной полуулыбкой, потом негромко сказала:

— Не жди его, Юля. Кристоф умер.

— Неужели? — вяло удивилась я. — Кто бы мог подумать.

К горлу подступила тошнота — как тогда, на поляне. Я механически поднялась с дивана, пересекла гостиную. Напряженное молчание в спину остановило меня на первой ступеньке. Я замерла на несколько секунд, пытаясь понять, что делаю не так, потом спохватилась:

— Голова кружится. Пойду полежу.

В гостевой спальне было темно. Сон не шел, и я — за отсутствием привычного шарика от карниза — бездумно прислушивалась к звукам снизу. Мелодичного голоска Нимроэль не было слышно — видимо, она заходила только для того, чтобы посмотреть на меня. Ника хохотала и оживленно рассказывала что-то — порой так громко, что я могла бы разобрать отдельные слова, если бы захотела. Женя против обыкновения говорил тихо, но даже не вслушиваясь в смысл, по одним лишь интонациям — уверенно-ласковым, покровительственным — было понятно, как ему нравится эта смешная девочка с медными волосами. Ну и хорошо. Чем больше они заняты друг другом, тем меньше будут донимать меня ненужным сочувствием. Костя в основном молчал, лишь изредка вставляя отрывистые фразы.

Внезапно разговор стих и почти сразу скрипнули ступени. Я досадливо поморщилась: сейчас придут будить. И точно, через минуту дверь приоткрылась, и Женькин голос осторожно позвал:

— Юль, ты спишь?

Я промолчала. Была слабая надежда, что это вынудит его убраться, но она не оправдалась. Женька бесцеремонно протопал по комнате, остановился рядом с кроватью. Костя поспешил за ним:

— Не буди. Пусть поспит.

— Что скажешь вообще? Как она, на твой взгляд? — тихо спросил Женя.

— Ужасно, — с прямолинейностью врача ответил Костя. — Она все сильнее замыкается в себе.

— Но почему? — Женька был искренне удивлен и расстроен. — Ну, то есть я догадывался, что Вереск ей нравится, но чтоб настолько…

Я резко села на кровати.

— Белль Канто, скажи честно, сколько человек ты убил?

— Я? — опешил Женя. — Ну, если считать здесь, в Эртане… немало, в общем. А что?

— И сколько из них были твоими друзьями?

Он открыл рот — и снова закрыл, так и не найдя подходящих слов.

— Еще вопросы есть? — ровным тоном поинтересовалась я. — Нет? Тогда не могли бы вы обсудить мою личную жизнь в другом месте? Спать хочется.

Не дожидаясь ответа, я снова легла и отвернулась лицом к стене.

— Жень, ты иди, — вполголоса попросил Костя. — Я скоро.

Белль Канто молча вышел. Костя присел на кровать рядом со мной, положил руку на плечо. Почему-то вспомнилось, что так делал папа, когда приходил пожелать спокойной ночи — только он еще поправлял одеяло.

— Юль, поживи у меня.

— Даже не надейся. Чтобы ты торчал тут сутками, как Женька? Ему можно, он и так больной на всю голову, а у тебя жена и двое детей.

— Я не собираюсь надоедать тебе нравоучительными разговорами. Я просто хочу быть рядом.

— Ну почему вы все не можете оставить меня в покое, а? — против воли в моем голосе проскользнуло раздражение. — Со мной все в порядке, понимаешь? В порядке. Если бы я хотела покончить с жизнью, я бы это уже давно сделала. Найрунг-то у меня никто не отбирал. Это было бы символично, ты не находишь?

— Так нельзя, Юлька. Ты уходишь. Ты рядом — и тебя здесь нет, — теплая Костина ладонь нащупала в темноте мои пальцы. Я не выдернула руку, но и не ответила на прикосновение. — Мне очень страшно за тебя, малыш.

Костя был единственным из всех моих мужчин, в чьих устах это обращение звучало естественным — может быть, потому, что он не трепал его понапрасну. Но сейчас в душе ничего не дрогнуло.

Глаза были такими сухими, что делалось больно. Я опустила веки.

— Спать хочется.

* * *

— Господин Милославский?

Прошло несколько секунд прежде, чем президент Корпорации поднял взгляд на посетителя. Фиолетовые тени на осунувшемся лице проступили еще резче, даже по сравнению со вчерашним днем. Мало кто узнал бы в этом серолицем человеке с желтыми от кофеина зубами блистательного Германа Милославского, чья обаятельная и уверенная улыбка не сходила с глянцевых обложек бизнес-журналов.

— Гречихин, — устало обронил Милославский. — Есть новости?

— Новостей много, но приятных среди них, к сожалению, нет. Во-первых, нам удалось выяснить, что Василиса Старцева покинула пределы России и сейчас, вероятнее всего, пребывает на территории Евросоюза. Ее сопровождал мужчина. — Гречихин заметил тень надежды в глазах шефа и поспешил уточнить. — Это не он. Мы продолжаем поиски.

— Хорошо, — президент ничем не выдал своего разочарования. — Что там со Старосельцевым? Он еще не пришел в себя?

— Это вторая неприятная новость. Старосельцев скончался, не приходя в сознание.

Милославский до хруста сжал челюсти, но ничего не сказал. В самом деле, что тут можно сказать? Сотрудники, виновные в превышении служебных полномочий, уже наказаны, медики сделали все возможное, чтобы спасти ценного свидетеля (а по совместительству — и главного подозреваемого), но с самого начала было понятно, что Старосельцев ("Тварь продажная!") — не жилец.

— Если мне позволено будет высказать свое мнение, — осторожно заметил Гречихин, — вряд ли это было похищение с целью выкупа.

— Сам знаю, — отмахнулся Милославский. — Если бы дело было в выкупе или шантаже, я бы уже давно получил список требований. Но похитители молчат. Значит, либо у них были какие-то другие цели, либо… — президент задумчиво потер подбородок и продолжил после длительной паузы. — Либо это было не похищение. Хотя в такие совпадения верится с трудом. Черт, если бы не вырубились камеры слежения, у нас хотя бы была картинка их встречи со Старосельцевым!

Последняя фраза, сказанная в сердцах, явно ни к кому конкретно не относилась, но начальнику СБ сделалось неуютно. Как ни крути, а все это — и вышедшие из строя камеры, и "паршивая овца" в охране, и эти хреновы «снайперы», которые не придумали ничего лучшего, кроме как ухлопать Старосельцева, — его, Гречихина, профессиональный прокол. И то, что шеф после подобной катастрофы обошелся всего лишь выговором и штрафом (а не придушил провинившегося сотрудника собственноручно, не выбросил из окна и не плюнул сверху на остывший труп) — скорее настораживает, чем утешает. То ли господину президенту нынче просто не до разборок с подчиненными, то ли… готовится мстить по-крупному. Господи, а ведь он еще не знает главного!

Снова толкнулась настойчивая мысль: бежать. Бежать прямо сейчас, пока Милославский пребывает в неведении. Гречихин машинально бросил взгляд на шефа: меж бровей пролегла резкая складка, сжатые в линию губы кажутся почти белыми на потемневшем лице, тонкие пальцы (странно представить, но, говорят, в молодости Милославский почти профессионально играл на пианино) нервно постукивают по столу карандашом, оставляя на светлой столешнице уродливые серые точки. Страх и жалость плохо уживаются друг с другом, но глава СБ одновременно опасался шефа и искренне сочувствовал ему. Вот только не было уверенности, что в случае чего он сможет рассчитывать на ответное сочувствие.

Гречихин вздохнул, усилием воли заставляя тело расслабиться: только сейчас заметил, что судорожно, до боли в пальцах, сжимает папку с отчетами. В любом случае готовиться к побегу нужно было гораздо раньше, и в первую очередь отправить Татьяну с детьми в безопасное место. Сейчас уже поздно. Бегство будет однозначно расценено как признание собственной вины — президент даже не станет копать глубже.

— Господин Милославский, — негромко, но решительно произнес Гречихин. — Есть еще одна новость. Мне удалось узнать, кто был заказчиком того неудавшегося убийства.

— Наконец-то! — грифель с сухим треском обломался, и Милославский раздраженно отбросил карандаш. — Кто это?

— Это… — Гречихин сглотнул комок в горле. — Я.

В кабинете повисла недоуменная тишина, нарушаемая лишь мерной дробью капель по стеклу. Середина сентября выдалась на редкость дождливой — ни малейшего намека на бабье лето.

— Я вас не понимаю, Леонид, — неестественно ровным тоном произнес Милославский.

— Я заказал это убийство, — глухо повторил Гречихин. — Так утверждает посредник, один из врачей медицинской бригады, обслуживавшей спецпалату. По его словам, я открыл счет на его имя и перевел значительную сумму денег, пообещав заплатить еще столько же, когда заказ будет выполнен. Я проверил: деньги действительно поступили с одного из моих счетов.

— Кто-то мог вас подставить?

— Нет. То есть… мог, конечно, но дело не в этом.

Он замялся. Решение было принято, но облечь его в слова оказалось нелегко, и Гречихин был благодарен шефу за то, что тот, хоть и окаменел лицом, не торопит с рассказом.

— Начать, наверное, стоит с того, что месяца полтора назад у меня внезапно начались проблемы со здоровьем: периодические приступы головокружения и удушья, ночные кошмары, лунатизм. Вернее, тогда я не думал, что это лунатизм: я смутно вспоминал, что куда-то ходил и что-то делал, но воспринимал это не более чем беспокойные сны. На всякий случай я прошел медицинское обследование. Врачи не нашли никаких отклонений — сказали, что это обычное переутомление, порекомендовали отдохнуть. Помните, я просил у вас отпуск по состоянию здоровья?

— Я дал вам пару дней, — кивнул Милославский. — Больше не позволяла ситуация.

— Я их провел в своем загородном доме. После этого приступы не повторялись, и я решил, что это действительно было переутомление. Только недавно, пройдя по собственному следу до самого конца, я понял, что те странные сны были реальностью. Вот подробный отчет об организации покушения, — Гречихин протянул шефу черную кожаную папку без всяких надписей. — К сожалению, он основывается только на показаниях свидетелей, сам я до сих пор ничего не помню. Заявление об уходе лежит там же. Учитывая обстоятельства, я согласен понести любое наказание. Только… — Гречихин запнулся. — Герман Сергеевич, пообещайте, что это не затронет мою семью.

— Гречихин, я смотрю, вы действительно повредились рассудком, — лицо Милославского перекосила гримаса не то брезгливости, не то досады — На кой черт мне сдалась ваша семья?

Он открыл папку с докладами, извлек из нее заявление об уходе — единственный рукописный документ в стопке — и аккуратно разорвал пополам.

— Извините, но сейчас я не могу принять ваше заявление. Лучше всего, конечно, было бы отправить вас отдохнуть на месяцок-другой. В нашем загородном доме. Но мне просто некем вас заменить — Гриша еще не готов. Так что возвращайтесь к своим обязанностям. Если снова заметите за собой подозрительные симптомы: ночные кошмары, провалы в памяти, внутренние голоса — немедленно дайте мне знать. Да, и вот еще что… — президент поколебался. — Выдайте аналогичную инструкцию своим людям.

— Вы полагаете, кто-то пытается воздействовать на нас извне? — осмелился уточнить глава СБ. Сейчас он был готов ухватиться за любое, даже самое фантастическое оправдание.

— Я ничего не полагаю, — отрезал Милославский. — У меня слишком мало информации. Все, идите, работайте, Гречихин. Мне надо подумать.

После того, как начальник службы безопасности покинул кабинет, президент Милославский долго сидел, сжав виски ладоням. Со стороны могло показаться, что он действительно погружен в раздумья, однако в застывшем взгляде не отражалось ни одной мысли.

— Семь лет я мучился осознанием собственной вины, — внезапно заговорил Милославский, не поднимая головы. — Семь лет я был убежден, что во всем виноват только я — и мои проклятые гены. Все эти годы я жил в постоянном страхе утратить рассудок, выискивал у себя малейшие признаки психического расстройства. — Он выпрямился и обвел кабинет взглядом, который действительно можно было принять за взгляд безумца. — Тебе легко было убедить меня в этом, не так ли? Ведь я и до этого панически боялся повторить судьбу своего отца. Предрасположенность к шизофрении передается по наследству… но она не передается от начальника к подчиненному! — последнюю фразу Милославский почти выкрикнул и — как бы в подтверждение своих слов — швырнул через стол папку с отчетами Гречихина. Папка мягко спланировала на середину кабинета и с глухим стуком ударилась об пол, веером рассыпав содержимое. — В совпадения я не верю. Ты пытаешься управлять моим подчиненным, значит, я уже не в твоей власти, а?

Он сделал паузу, словно ожидая, что таинственный враг поддержит беседу. Но в кабинете было тихо, только дождь неутомимо барабанил по стеклу да мерно шуршал кондиционер.

— Чего ты хочешь? — тоскливо спросил Милославский в пространство. — Если тебе нужен камень — приди и возьми его. И оставь нас в покое!

Пространство молчало.

Президент тяжело выбрался из-за стола, подошел к ростовому зеркалу у входа. Встал с краю, чтобы собственное отражение не заслоняло обзор, и пристально оглядел помещение. В том, зазеркальном, кабинете, как и следовало ожидать, не было никого, кроме изможденного мужчины в слегка помятом сером костюме.

— Хреново выглядишь, господин президент, — криво ухмыльнулся своему отражению Милославский. — Может, ты и впрямь повредился рассудком? Это бы многое объяснило…

Отражение ответило вымученной усмешкой.

* * *

Лорд Дагерати вошел в кабинет, как обычно, бесшумно и внезапно — и, конечно, успел заметить, как Женька поспешно соскочил со стола.

— Белль Канто, — брезгливо поморщился герцог. — Опять протирал своей задницей мой стол?

— Простите, ваша светлость, — повинился Женька, склоняясь в положенном по этикету поклоне. — Привычка.

— И что тебя так тянет на столах сидеть?

— Так ведь удобно же! — молодой человек с улыбкой пожал плечами. — А разве это ваш стол? Я думал, это кабинет для допросов.

— Это мой личный кабинет для допросов. И мне не нравится, что каждый нахал чувствует себя здесь, как дома. Нечего мне тут лучезарно улыбаться! Лучше бы Веронике поулыбался, у нее с утра глаза на мокром месте.

— Я тут ни при чем! — торопливо заверил Женя. — Это она к Юльке заходила. А зачем вы так рано пришли? До встречи еще пятнадцать минут.

— Поговорить надо, — коротко пояснил глава Канцелярии. — Садись, белль Канто, не торчи столбом.

Женька послушно опустился на стул. Сидеть было неудобно. Он хотел развернуть стул спинкой вперед — еще одна любимая поза, — но покосился на сурово поджатые губы герцога и передумал. Комфорт комфортом, а сильных мира сего без надобности злить не стоит.

— Сдается мне, белль Канто, что ты соврал и на самом деле прекрасно знаешь, о чем пойдет речь на встрече с Милославским.

— Почему вы так думаете?

— Я не устаю повторять, что твоя наглость безгранична, но в благоразумии тебе не откажешь. Ты бы никогда не стал назначать встречу такому человеку в управлении Канцелярии Тайного Сыска, да еще и в присутствии главы Канцелярии, если бы не был заранее уверен, что Милославский согласится. А значит, ты заранее знал, что ему от тебя нужно нечто такое, ради чего он поступится и гордостью, и безопасностью. Так?

— Просто в сообщении, которое мне передали через Костю, говорилось, что он согласен встретиться на любых условиях — ну я и решил не мелочиться. А это место — самое безопасное. Для меня, во всяком случае.

— Действительно, — саркастически усмехнулся лорд Дагерати. — Что может быть безопаснее кабинета для допросов? Мне приятно, что ты так высоко ценишь мое гостеприимство. Но мне совсем не нравится, что ты пытаешься уйти от разговора. — Он нехорошо сощурился. — Не зли меня, белль Канто. Тот факт, что ты спишь с принцессой, не дает тебе никаких привилегий. Скорее наоборот.

— Я с ней не сплю! — вспыхнул Женька. — Как вы могли подумать, ваша светлость…

— Ну прости старого циника, Женевьер, — герцог неожиданно мягко улыбнулся. — Разумеется, с Вероникой у тебя большое и светлое чувство. — Улыбка превратилась в свирепый оскал. — А спишь ты с моей любовницей, не так ли?

Матовая бледность залила Женькины щеки. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Последняя фраза герцога была ударом ниже пояса, и они оба это понимали.

То, что Женевьер белль Канто — частый гость в постели прекрасной Нимроэль, лорд Дагерати знал давно и — Женька не сомневался — виртуозно использовал это обстоятельство в своих целях. Строго говоря, отношения светловолосой эльфийки и главы Канцелярии менее всего описывались словом «любовники». Скорее — добрые друзья, для которых секс — еще один способ приятно провести время, наряду с воскресным обедом и совместной прогулкой в парке. Глупо, согласитесь, ревновать приятеля за то, что он пообедал с другим… Но когда дело дойдет до открытого противостояния с одним из самых влиятельных лиц королевства, кто станет прислушиваться к таким смехотворным аргументам?

— Я вижу, ты меня понял, — удовлетворенно кивнул герцог. — Итак, что от тебя нужно президенту Милославскому?

— Информация о моей сестре.

— Какого рода информация? Если я правильно помню, твоя сестра находится в заложниках у Корпорации.

— Уже нет, — Женька поежился под цепким взглядом, тяжело вздохнул и, осознав безнадежность своего положения, неохотно приступил к рассказу:

— Помните, я говорил, что у меня есть человек, который может ее вызволить?…

* * *

— Занятная история, — без всякого выражения прокомментировал герцог, когда Женька замолчал. — И ты, конечно, понятия не имеешь, кто был этот парень?

— Ни малейшего. Возможно, Михаил что-то знал, но мне он об этом ничего не говорил, а с мертвого какой спрос?

— Действительно, умереть — это было очень предусмотрительно с его стороны, — иронично согласился лорд Дагерати.

— Ну не смотрите на меня так, ваша светлость, это действительно была случайность. Я, может быть, с вашей точки зрения, и аморальный тип, но, уверяю вас, не настолько, чтобы избавляться от подельников, когда в них отпала нужда. Да и кроме того…

Закончить мысль он не успел. На пороге возник Васкер и с коротким деловым поклоном доложил:

— Милорд Дагерати, господин Милославский просит встречи с господином белль Канто.

Глава Канцелярии подобрался, как хищник в предвкушении охоты.

— Зовите.

Через пару минут дверь снова распахнулась, пропуская в кабинет невысокого подтянутого мужчину лет сорока с небольшим. Женька рассматривал визитера с искренним и даже несколько жадным интересом. Земной образ Милославского был ему хорошо знаком: он часто мелькал на телеэкране, в журналах, новостных лентах. А вот с эртанской ипостасью Женька столкнулся впервые, и сейчас затруднялся определить, что преобладало в его чувствах: разочарование или восхищение. Человек, переступивший порог кабинета, был до изумления похож на свой прототип: короткая стрижка — не стильная, но аккуратная; темно-серый костюм, который, если не присматриваться к деталям, вполне можно принять за творение модного европейского кутюрье; лакированные штиблеты — все было подчеркнуто земным.

Какая-то смутная разница между двумя образами все-таки присутствовала, но Женька затруднялся сформулировать ее даже для себя. "А вот Юлька бы наверняка подобрала нужные слова", — подумал он с неожиданной досадой. Впрочем, досада была направлена не на кого-то конкретного, а скорее на исключительно паскудное стечение обстоятельств. Трудно недооценить пользу, которую могли бы принести Юлины способности при общении со скрытным и изворотливым господином президентом. И надо же так случиться, что именно сейчас, когда он сам напросился на встречу, Юлька в таком состоянии, что с ней в одной комнате страшно находиться, какая уж там помощь…

Нет, определенно, женщины — странные существа. Меньше, чем за неделю до похода в Долину, Женька имел неосторожность намекнуть на ее чувства к Вереску — так Юля посмотрела, как на идиота. И ведь недоумение было вполне искренним! Пусть Женька и не эмпат, но у нее по лицу все видно, не умеет девушка притворяться. Кто бы мог подумать, что она так отреагирует на смерть чужого ей полуэльфа?

Горло перехватило спазмом. Ох… Некстати он вспомнил Вереска.

Женька уже отплакал свое — разумеется, не у погребального костра, а позже, за закрытой дверью… рыдал, как сопляк, стыдно вспомнить. Первая, самая острая, боль уже прошла, выплеснулась слезами. Но тот уголок души, который принадлежал молчаливому полуэльфу, до сих пор ныл и кровоточил — такие раны не затягиваются быстро.

Женька сам не понимал, чего ему недостает больше. Советов Вереска — редких, лаконичных, но всегда — в точку? Его фантастического умения добывать информацию едва ли не из воздуха? Двух клинков, которые в любом бою готовы были защищать его, Женькину, спину?… Он рефлекторно передернулся — между лопатками пробежал холодок. Нет, не в том дело. Без всего этого можно обойтись: и сам не дурак, и оружие держать умеет — пять лет в Эртане не прошли даром. Но разве друг это только острый ум да пара клинков?

Женька привычно сглотнул едкий комок — горечь утраты пополам с чувством вины. Не время предаваться чувствам. Не сейчас.

Взгляд президента скользнул по молодому человеку, но не задержался на нем: опытный дипломат, Милославский отлично понимал, кто здесь главный. Он повернулся к герцогу и склонился в глубоком поклоне:

— Рад приветствовать вас, милорд Дагерати.

Как официальный представитель своего государства, он был почти равен герцогу по статусу и вполне мог довольствоваться сдержанным полупоклоном. Смысл его жеста был прозрачен даже для Женьки: президент давал понять, что прибыл сюда как частное лицо.

— Располагайтесь, господин Милославский, — лорд Дагерати учтиво, хоть и без особого радушия, указал на стул. — Не обращайте на меня внимания. Я присутствую здесь в качестве наблюдателя и не собираюсь вмешиваться в вашу беседу с господином белль Канто.

Только после этого приглашения президент позволил себе выпрямиться и обратить внимание на человека, с которым у него была назначена встреча.

— Здравствуйте, Женя. Вы разрешите так себя называть?

— Конечно, — молодой человек привстал, пожимая протянутую руку. Если президенту хочется поиграть в демократию, то отчего бы и не подыграть ему? — Добрый день, господин Милославский.

Глава Корпорации непринужденно опустился на жесткий стул. Его, казалось, совершенно не смущали ни спартанская обстановка кабинета для допросов, ни тишина, которая повисла после завершения ритуала приветствия. Женя не торопил собеседника, сохраняя на лице вежливо-безразличное выражение, хотя внутри все кипело от любопытства. Интуиция наемника подсказывала, что загадочный беглец может оказаться важной деталью головоломки.

— Я понимаю, Женя, что у вас есть все основания ненавидеть меня, — осторожно начал Милославский. — И, полагаю, извинения здесь неуместны: вы все равно не поверите в их искренность.

Женька шевельнул плечом, молчаливо признавая справедливость этого утверждения.

— Возможно, вас несколько утешит тот факт, что я жестоко наказан за свою нечестную игру. Поверьте, Женя, если бы вы сами решили мне отомстить, вряд ли бы у вас хватило фантазии на более изощренное наказание. То, что я потерял, обладает для меня огромной ценностью, и я готов на многое, чтобы… исправить ситуацию. В противном случае, как вы понимаете, я бы не согласился встретиться с вами на таких оскорбительных для меня условиях.

Женька невольно покосился на лорда Дагерати — все-таки заявление насчет "оскорбительных условий" напрямую касалось его. Но герцог со скучающим видом рассматривал ногти.

— С вашего позволения, я перейду сразу к делу, — продолжил президент. — Во время побега ваша сестра и ее помощник увели с собой одного человека. Я хочу его вернуть.

— А вы уверены, что этот человек захочет возвращаться? — хмыкнул Женя.

Лицо собеседника осталось невозмутимым, лишь зрачки на мгновение дрогнули. Что скрывалось под вежливой маской дипломата — боль? сомнение? досада? Черт, как не хватает Юльки!

— Вы говорили с ним?

— Лично я, — подчеркнул Женька, — нет.

Он не хотел раньше времени дать Милославскому понять, что парень исчез практически сразу. Когда собеседник думает, что у вас есть альтернативный источник информации, он обычно становится куда более откровенен.

— Вы его даже не видели, — догадался проницательный господин президент.

Женя неопределенно пожал плечами. Это можно было трактовать и как "Думайте, что хотите", и как "Вы правы, не стану спорить".

— Видите ли, Женя, я не знаю, что именно вам удалось узнать от вашей сестры, но… этот человек не отдает себе отчета в своих поступках. Он находился на лечении в частной психиатрической клинике.

— Корпорация оказывает еще и медицинские услуги? — не удержался от иронии Женька.

— Он был временно отпущен из клиники, — терпеливо пояснил Милославский. — Я предоставил свою территорию для его встречи с опекуном. Но опекуна задержали дела, он не успел вовремя подъехать, а у молодого человека случилось обострение. Никто этого не ожидал — обычно он не страдал повышенной агрессивностью, поэтому у охранников не было успокоительного, а применять силу они не решились. Разумеется, ребята бы в итоге справились с ситуацией, если бы ваша сестра не прихватила его с собой. Поймите, Женя, этому человеку нужна медицинская помощь! — заметив скептическую гримасу на лице у собеседника, Милославский горестно вздохнул. — Я вижу, вы мне не верите.

— Не верю, — с мстительным удовольствием подтвердил Женька. — Но история, несомненно, жалостливая. Добавьте в нее сердобольную красотку и предложите журналу «Космополитен». Под рождество прокатит на ура.

Президент с излишней тщательностью поправил манжету, выбившуюся из рукава пиджака, потом снова поднял глаза на собеседника:

— Увы, я не могу поделиться подробностями. Это не моя тайна. Но я готов купить у вас информацию о том, что случилось с пропавшим человеком. Назовите свою цену.

— Цену… — с едва заметной насмешкой протянул Женька. — Надеюсь, вы понимаете, господин Милославский, что речь пойдет не о деньгах? За деньги у нас с вами дружба как-то не складывается.

— Хорошо. Назовите ваши условия.

Молодой человек испытующе вгляделся в лицо собеседника, пытаясь отыскать хоть отблеск его истинных чувств. Кто для него этот таинственный беглец? Дорог ли он сам по себе или это еще один заложник, рычаг для управления влиятельными фигурами? Хранитель тайны, которую президент надеется заполучить — или наоборот, похоронить навсегда? На профессионально доброжелательном лице дипломата не отражалось ничего, кроме вежливого ожидания.

Готовясь к этой встрече, Женька заранее продумал свои требования, и они были достаточно скромными. Благоразумие подсказывало, что излишняя наглость в таком деле скорее повредит, чем поможет. Но сейчас он снова засомневался. Милославский не скрывал, что ради возвращения беглеца готов на многое. Но был ли это тщательно продуманный ход или жест отчаянья? И где проходит граница этого "многого"?

— Господин Милославский, — наконец решился молодой человек. — Я хочу, чтобы вы отказались от притязаний на Звезду Четырех Стихий.

Лорд Дагерати оторвался от созерцания своих безупречных ногтей и слегка приподнял бровь. Герцог удивлен, расшифровал Женька. Удивлен и, кажется, не особо доволен.

Президент ответил не сразу, но задумался он скорее над формой, чем над содержанием ответа.

— Простите, Женя. Я не могу дать такого обещания, пока не поговорю с человеком, о котором идет речь, с глазу на глаз. Но когда я его найду, вполне вероятно, мне действительно придется свернуть поиски Звезды. Скорее всего, мне станет просто не до того.

— Надеюсь, вы не рассчитываете, что я поверю столь расплывчатому заверению? — непочтительно хмыкнул Женя.

Президент качнул головой:

— Нет. Я рассчитываю, что это расплывчатое заверение поможет вам определиться с ответом.

Информация действительно любопытная, кто бы спорил. Надо будет обдумать ее на досуге. А пока… пока придется умерить аппетит.

— Господин Милославский, вот мое условие: я требую, чтобы вы оставили в покое мою сестру. Я расскажу все, что узнал от нее, — она сама не скажет большего. А использование Василисы в качестве инструмента для шантажа, как вы уже сами убедились, обходится вам слишком дорого.

— Я предполагал, что вы об этом попросите, — кивнул Милославский. — Я согласен. Сегодня же распоряжусь, чтобы мои люди прекратили поиски Василисы. Надеюсь, вам достаточно моего слова? К сожалению, более материальной гарантии предоставить не могу.

— Достаточно, — Женька усмехнулся уголками губ. — У меня ведь есть свидетель.

 

Глава 2

Мне все-таки пришлось принять Костино предложение. Не знаю, что произошло — то ли доктор Литовцев, освежив в памяти курс психиатрии, в самых черных красках расписал приятелю мое состояние, то ли белль Канто запоздало сообразил, что в доме старого друга мне будет комфортнее, чем под присмотром опытного, мудрого, но все-таки чужого эльфа, — но после того вечера Женька начал ежедневно донимать меня просьбами перебраться к Косте. Спорить у меня не было ни сил, ни желания — я быстро сдалась.

Впрочем, главная причина моей покладистости (ее я не открыла даже Косте) заключалась не в этом. В дворцовых стенах мне было душно — порой в самом прямом смысле: перехватывало дыхание, в глазах темнело, липкой волной накатывала дурнота. В такие моменты, вопреки всякому здравому смыслу, хотелось не лечь, а бежать: чувствовать, как горят ноги, стучит кровь в ушах и бьет в лицо ветер, такой густой и холодный, что его можно пить, точно воду из лесного родника. Во дворце, где каждый шаг контролировался заботливыми друзьями и бдительной стражей, убежать можно было разве что в себя, а в этом, самом надежном, приюте мне с некоторых пор становилось все теснее и теснее.

Я согласилась переехать к Косте с одним условием: полная свобода в перемещениях и никаких отчетов. Породистое лицо господина начальника Канцелярии скривилось в гримасе неудовольствия, но открытого возражения не последовало.

Костя сдержал обещание и не цеплялся ко мне с сочувствием и душеспасительными беседами. Но иногда я ловила на себе его вопросительный взгляд: он ждал, что я приду к нему сама.

После смерти отца я тоже ушла в себя — осознание утраты вызревало почти неделю, прежде чем прорваться рыданиями. Костя просидел на моей постели до утра, пока я, обессиленная плачем, не забылась тревожным сном. Потом была целая вереница однообразных дней и ночей, наполненных скорбью, но кризис миновал в ту, самую первую, ночь: проснувшись, я знала, что, хотя папы больше нет, я — не одна.

Но со дня смерти Вереска прошло уже полтора месяца, и я точно знала: слез не будет. Из ледяной пустыни не выдавишь слез.

Впрочем, с Костей мы вообще виделись нечасто. По вечерам он возвращался в реал — его ждала семья. Утром я старалась исчезнуть до его появления и весь день бесцельно бродила по городу. Осенняя погода неустойчива, но я с равным безразличием принимала и пронизывающий ветер, и мелкий дождь, от которого лицо мгновенно покрывается липкой пленкой, и жидкое октябрьское солнце.

Агентов Канцелярии я ни разу не видела — было бы странно, если бы они дали себя заметить, — но сама мысль о том, что за мной постоянно следят, вызывала глухое раздражение. Я все чаще задумывалась о том, чтобы исчезнуть телепортом.

* * *

…Маг-воздушник, молоденький эльф (похоже, недавний выпускник) всматривался в мой телепортационный браслет так пристально, словно руны на камнях могли растолковать ему тайные помыслы хозяйки, однако это не помогло. Взгляд голубых глаз снова переместился на меня — из надменно-горделивого ("Я маг! Настоящий! Дипломированный!") он сделался слегка растерянным. Ну конечно, в Академии его хорошенькую головку нашпиговали магическими премудростями, но вряд ли объясняли, что делать со сложными клиентами вроде этой угрюмой девицы.

— Простите, госпожа, я все-таки не понял: на какие конкретно места вы хотите настроить камни вашего браслета?

— На любые, — раздраженно повторила я. Ну не идиот ли? Ему же ясно сказали: любые два места. Казалось бы, чего проще? Что первое в голову придет, туда и настраивай! Но дивные голубые глаза смотрели с таким искренним смущением, что я сжалилась и внесла уточняющее условие:

— Выберите на свой вкус. Что-нибудь уединенное, подальше от крупных городов.

Мне и в самом деле было все равно, на что настраивать телепортационный браслет: я не собиралась пользоваться этими камнями. Люди Дагерати — я в этом не сомневалась — обязательно потребуют у юного мага ориентиры и, когда я исчезну, прежде всего отправятся искать меня там. Телепорт в то единственное место, куда мне действительно хотелось попасть, я выпросила у Нимроэль.

Во взгляде эльфийки — любопытство и капелька тревоги:

— Почему — туда?

Я дернула плечом, без особых эмоций пояснила:

— Красиво там.

…Это правда, здесь действительно красиво. В Вельмаре уже облетают листья, королевский парк одет в багровый саван. Здесь деревья только-только начинают золотиться. Там — колючий ветер и блеклое, выцветшее небо, здесь — ласковое солнце и небо такое чистое и высокое, какого не бывает в городе даже в самые ясные дни.

Здесь спокойно. В королевском парке, даже в самом его центре, у Фиалковой беседки, слышен шум города: крики разносчиков, цокот копыт и ржание лошадей, перекличка городской стражи, бой часов. Здесь — тишина и умиротворение, даже птицы, которые в столице гомонят оглашенно, поют деликатно и негромко, словно уважая покой древнего форта.

Начало припекать — я уже почти отвыкла от этого ощущения в осеннем Вельмаре. Пальто было серым от пыли — перепачкалась, пока залезала в башню. Давно надо было раздеться. Я сбросила пальто вниз, задумчиво проследила, как оно планирует, покачивая черными крыльями, и медленно двинулась по стене.

Всего полтора месяца назад я точно так же шла по этой стене. Внизу, по каменному полу, шел Женька. А там, у подножия холма, сидел Вереск. Я остановилась вот здесь, у края, и не хотела прыгать, потому что высоко и страшно. А потом все-таки прыгнула, потому что Вереск смотрел на меня, и выглядеть в его глазах трусихой я боялась куда больше, чем высоты.

По губам скользнула мимолетная усмешка. Надо же, о какой ерунде тогда думалось. Детский сад, штаны на лямках. Разве смелость — это способность сигануть с двух метров?

Почти не задумываясь, я оттолкнулась от камня. Неприятно кольнуло ступни — высоковато все-таки, но — ничего особенного. Даже дух не захватило. Может, потому что я уже прыгала отсюда однажды? Или просто чувство страха притупилось вместе с остальными чувствами?…

Мысли о Вереске не причиняли боли — я не думала о нем, как о мужчине, который любил меня, и которого я потеряла. Не думала о том, что между нами было, и что могло бы быть, если бы он не погиб. Просто был такой… персонаж. Красивый. Смелый. Умный. И умер. Со всеми случается.

Если бы Ним знала, что здесь произошло полтора месяца назад, она бы, наверное, не дала мне телепорт — побоялась, что я буду травить душу воспоминаниями. Но я ее не обманула: мне действительно просто нравилось в этом месте — здесь не было людей…

…если не считать трупа со стрелой в спине.

Черт.

Он лежал под западной стеной (впрочем, стена — это громко сказано, там от кладки три-четыре ряда осталось), неестественно подогнув под себя левую руку. Под лопаткой торчала короткая стрела с черно-багровым оперением. От подлеска тянулась дорожка красных капель — кровь была ярко-алая, свежая. Интересно, откуда и куда он бежал здесь, в этой глуши? Впрочем, нет. Не интересно.

Любой здравомыслящий человек, наверное, сообразил бы, что там, где только что появился труп с явными признаками насильственной смерти, одинокой безоружной девушке находиться небезопасно. Но мой здравый смысл пребывал примерно в таком же коматозном состоянии, как и чувство самосохранения: я даже не осмотрелась по сторонам.

В том, что человек мертв, я не сомневалась. Даже обессилевший раненый будет инстинктивно выбирать наиболее безопасное место для падения — этот же лежал так, что становилось ясно: он чудом не влетел головой в стену. Кроме того, мужчина был болезненно худым, позвонки проступали сквозь рубашку, и я отчетливо видела, что ребра неподвижны — в истощенном теле не было дыхания.

Некоторое время я тупо пялилась на него. Понятия не имею, что положено делать с трупами. Вернуться во дворец и сообщить о находке лорду Дагерати? Так ведь Диг-а-Нарр — не его юрисдикция. Потом — скорее по наитию, чем волей разума — присела рядом и нащупала сонную артерию. Так и есть. Пусто.

Я уже почти убрала руку, когда под пальцами что-то толкнулось: тук-тук-тук. Пауза длиной в бесконечность. И снова — бисерная нить по коже — тук-тук-тук.

И тут меня накрыло.

Честное слово, если бы мужчина был мертв, я бы покинула его без всякого трепета. В тот момент я была слишком равнодушна к окружающему, чтобы расстраиваться при виде трупа незнакомого человека. Но этот бисер под пальцами — прозрачный и призрачный, почти неуловимый — он перевернул вселенную. Или, возможно, только меня.

Если он умрет теперь — а он наверняка умрет, если я оставлю его здесь, — это будет целиком и полностью моя вина. На моей совести уже есть одна смерть — и это гораздо больше, чем я способна выдержать.

Стандартный телепортационный браслет, настроенный на хозяина, не позволял перемещать большие грузы, но у меня был с собой так называемый "усилитель мощности" (официальное название этой прозрачной пластины — что-то труднопроизносимое на эльфийском — я не смогла заучить). Когда-то давно, когда мы еще занимались активными поисками Лучей, Женька настоял, чтобы я добавила его в базовый набор артефактов, который должен постоянно находиться при мне. Сейчас я продолжала носить его по привычке.

Руки делали работу без участия головы: достать пластину, приклеить к камню, перевернуть руной вниз. Мгновение — и я вместе с окровавленным телом появляюсь посреди Костиной гостиной.

Нинель, которая смахивала пыль со статуэток на каминной полке, от неожиданности выронила смётку. Пару секунд толстушка беззвучно открывала рот, потом визгливо запричитала:

— Ой, госпожа Юлия! Да что же это? Кто это? Что случилось? С вами все в порядке?

— Хватит голосить! — рыкнула я на нее. — Позови Костю. Живо!!!

Даже в самом скверном настроении я не позволяла себе подобной грубости в разговоре со слугами, но сейчас мне было все равно — я бы и на короля наорала, если бы он подвернулся под руку. Нинель замолкла, но не сдвинулась с места — продолжала стоять у камина, в ужасе прикрыв рот ладонью. К счастью, Рами оказался более расторопным: прибежав на шум, он в мгновение ока оценил обстановку и, ни слова не говоря, метнулся к кабинету хозяина.

Костя появился почти сразу — вероятно, его тоже привлек вопль Нинель, и Рами столкнулся с ним в коридоре. Первый его вопрос был на редкость дурацким:

— Кто это?

— Понятия не имею! Какая разница?!! — голос почти сорвался на крик. — Ты разве не видишь — он умирает!

Костя бросил на меня странный взгляд и молча опустился на корточки рядом с телом. Нащупал пульс, оттянул веки, придирчиво осмотрел зрачки — нахмурился. Его движения были выверенными и профессионально неторопливыми, но эта неторопливость выводила меня из себя. Ну ведь и так видно — даже мне! — что все плохо! Неужели нельзя сначала сделать что-нибудь, чтобы он перестал умирать, а уже потом проводить осмотр.

— Сделай же что-нибудь! — не выдержала я. — Что ты копаешься?

Костя холодно посмотрел на меня:

— Дубровская, прекрати истерику. У меня нет нужной техники. Если хочешь сделать что-то полезное, лови извозчика и дуй в больницу — пусть пришлют мага-реаниматора.

На последней фразе он едва заметно поморщился. Вся столица знала, что доктор Литовцев не любит магию и старается обходиться без нее, когда это возможно. Но иногда — вот как сейчас, например, — Косте приходилось мириться с правилами игры.

— Рами, помогите. Надо отнести его в смотровую.

"Дуй в больницу!" Да он издевается! Я сама успею умереть от старости, пока доберусь до больницы, что уж говорить об истекающем кровью раненом? Мозг еще только додумывал эту мысль, а правая рука уже схватилась за телепортационный браслет. К магистру Астэри! Если он не сумеет помочь несчастному, то здесь уже никто не поможет.

Вообще говоря, магистр Астэри мог оказаться где угодно — мало ли дел у главы Эльфийского Совета! — но я даже не допускала такой мысли, и мироздание уступило моему напору.

— Магистр, мне нужна ваша помощь! — выкрикнула я, едва появившись в лаборатории. Такие мелочи, как правила хорошего тона, у меня и в более спокойной обстановке порой вылетали из головы.

Придворный маг обеспокоенно шагнул ко мне.

— Что случилось, Юлия? Вы ранены?

— Нет, нет, я в порядке, это не моя кровь. А вот он умрет, если вы не спасете его.

— Кто?

— Я не знаю! Пожалуйста, магистр, пойдемте скорее, мы должны успеть. Я не прощу себе, если он погибнет.

— Юлия, вы не в себе. Позвольте, я вам помогу, — руки с тонкими по-эльфийски длинными пальцами потянулись к моим вискам, но я вывернулась самым непочтительным образом.

— Магистр, я в порядке, ну как вы не понимаете! Пожалуйста, идемте.

Меня бесило неторопливое спокойствие эльфа. Человек ведь умирает! Какая разница — кто он? Но здравый смысл — вероятно, под воздействием стресса — ненадолго очнулся от комы и слабым голосом напомнил, что придворный маг, вообще-то, не обязан срываться с места по первому моему требованию и мчаться спасать неизвестно кого.

Ногти врезались в ладони. Несколько судорожных вздохов — и я почти спокойна. По крайней мере, голос не срывается на ультразвук.

— Я нашла его у форта Айрон. Просто гуляла, — торопливо пояснила я, предупреждая всплеск вопросов. — Он лежал со стрелой в спине, но был еще жив. Я телепортом перенесла его к Косте, но Костя сказал, что вряд ли сможет помочь, нужен реаниматолог. Магистр, честное слово, никогда раньше не видела этого парня, но раз он оказался на моем пути, я теперь отвечаю за его жизнь. Понимаете? Если он умрет из-за моей нерасторопности — я никогда себе этого не прощу. Я прошу, магистр, — я никогда вас ни о чем не просила — помогите ему.

Во взгляде эльфа затеплился интерес — не тревога, не сочувствие, просто любопытство ученого. Но мне было все равно, что именно заставит его пойти со мной. Если бы понадобилось приставить пистолет к его виску, я бы сделала это без колебаний.

— Хорошо, Юлия, — магистр взял меня за запястье. — Идемте, посмотрим, что за подарок преподнесла вам судьба на этот раз.

Голубой камень в перстне вспыхнул, перемещая нас к Косте.

В смотровой пахло свежей кровью, спиртом, камфарой и еще чем-то тошнотворно медицинским — по моим представлениям, именно так должно пахнуть в операционной военно-полевого госпиталя.

Раненый лежал на столе лицом вниз, уже раздетый и до пояса накрытый простыней. Его одежда — кучка окровавленных лохмотьев — валялась у стены. В той же куче я заметила знакомое багрово-черное оперение, но наконечник стрелы вместе с коротким обрезком древка все еще торчал из раны.

Костя гремел инструментами у окна.

— Жив? — выдохнула я.

— Дубровская, выйди, — приказал Костя, мельком взглянув в нашу сторону. — Здравствуйте, магистр.

На него, казалось, не произвел впечатления тот факт, что вместо штатного реаниматора из ближайшей больницы я притащила первого мага королевства.

— Он жив?!! Костя!!!

— Рами, будьте добры, проводите госпожу Юлию в гостиную, — не повышая голоса, попросил Костя. — Можете применить силу. Я разрешаю.

Исполнительный Рами сделал несколько шагов по направлению ко мне, и я ничуть не сомневалась, что он вынесет меня из смотровой на плече, если понадобится.

— С места не сдвинусь, пока ты не ответишь! — костер истерики, слегка притушенный магистром Астэри, начал разгораться с новой силой.

Придворный маг мягко коснулся моего плеча.

— Отдохните, Юлия. Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.

Я позволила Рами вывести меня из смотровой, но в коридоре немедленно уселась на пол. Если честно, сидеть мне не хотелось (напротив, хотелось бегать по коридору, неистово лупя по стенам хвостом и оставляя на дорогом паркете полосы от когтей), но это был наиболее доступный способ продемонстрировать упертому дворецкому, что я не собираюсь отсюда уходить.

— Идемте, госпожа Юлия, — попробовал увещевать Рами. — Вам необходимо отдохнуть. Я попрошу Нинель сделать вам чаю.

— Вы идите, Рами, идите. Я здесь подожду. В кабинет ломиться не буду, не волнуйтесь. Даю слово.

Дворецкий бросил на меня недоверчивый взгляд, но все же удалился — видимо, решил, что дешевле поверить моему слову, чем трепать нервы хозяину, устраивая скандал у него под носом. Впрочем, через несколько минут (к тому моменту я уже наточила когти и начала отращивать хвост) он снова вернулся, держа в руках маленький поднос.

Я схватила с подноса стакан и демонстративно сделала несколько больших глотков.

— Спасибо, Рами. Чай превосходный. Поблагодарите Нинель от моего имени.

В глазах дворецкого проскользнуло беспокойство:

— Госпожа Юлия, с вами все в порядке?

— Да, да, все нормально. Мне больше ничего не нужно, спасибо, Рами.

Рами молча поклонился и ушел, то и дело бросая на меня странные взгляды через плечо. Ну что такое? Кажется, я была вполне естественна и даже не наорала на него, хотя очень хотелось. Только когда дворецкий скрылся из виду, ошпаренный язык намекнул, что выхлестать залпом полстакана крутого кипятка — несколько не то поведение, которые люди обычно зовут естественным.

Впрочем, я была даже благодарна Рами — и за его занудство, и за ошпаренный язык. Это давало хоть какой-то повод отвлечься от мрачных мыслей.

Если парень еще жив, что стоило Косте ответить мне «Да» — просто, чтобы отвязаться? С другой стороны, при всей Костиной деликатности, в подобных вопросах он прямолинеен: если бы положение было безнадежным, он бы так сразу и сказал, а не стал секретничать с магистром Астэри. Если только они не обсуждают сейчас, что делать со мной после того, как…

Дверная ручка еще только начала поворачиваться, а меня уже вытолкнуло в воздух: вместо хвоста отросла сжатая пружина. Магистр был спокоен и деловит:

— Юлия, мы отправляемся в мою клинику. Вы с нами?

— Конечно. Что с ним? — мне, наконец, удалось проглотить навязший в зубах вопрос — "Он жив?"

— На месте расскажу. Сейчас некогда.

Клиника (впрочем, это слишком громкое название для операционной и палаты на пару коек) находилась в том же крыле, где и прочее хозяйство придворного мага, рядом с лабораторией. Пока Кайрис и Костя готовили пациента к операции, мы с магистром сидели в его кабинете.

— …Яд мне неизвестен, — неторопливо и спокойно говорил эльф (да что ж они все такие медленные сегодня!). — Маг моего уровня способен работать даже с незнакомыми ядами, но прошло слишком много времени с момента ранения. Если бы пациент попал на мой стол в течение первых минут, мне бы удалось нейтрализовать токсины почти наверняка. Но сейчас в той или иной мере поражены все системы организма. К тому же, вы сами видели, молодой человек до крайности истощен. Даже если мне удастся полностью вывести яд и восстановить работу внутренних органов, нет уверенности, что его организм справится, — магистр посмотрел на мои судорожно сцепленные, побелевшие пальцы и едва заметно нахмурился. — Юлия, я догадываюсь, почему вы так близко к сердцу приняли судьбу этого молодого человека, и сделаю все, что в моих силах. Но, буду откровенен с вами, шансы, что он выживет, весьма невелики. Мне бы не хотелось, чтобы его смерть повлекла за собой опрометчивые шаги с вашей стороны. Вашей вины здесь нет — вы поступили единственно правильным образом.

В дверь просунулась голова Кайриса:

— Магистр, все готово. Можете приступать.

Эльф поднялся.

— Операция займет не менее шести часов. Если не хотите возвращаться к доктору Литовцеву, комната в гостевом крыле по-прежнему в вашем распоряжении. Я пришлю кого-нибудь предупредить вас, когда мы закончим.

* * *

Я ненавижу ожидание, и легче всего переношу его в движении. Чем больше работает тело, тем меньше свободы голове, а значит — меньше места для ненужных мыслей. Идеально подходит бег: когда легкие горят, а губы судорожно хватают воздух, как-то не думается о том, что там, на том конце ожидания.

Но я поборола искушение и послушно отправилась в свою комнату. Если вдруг новости появятся раньше, чем через шесть часов (шесть часов! Я не доживу), магистр должен знать, где меня найти. Уже на месте, закрыв за собой дверь, с запозданием сообразила, что вся перемазана кровью — куда бы я, интересно, пошла в таком виде?

Я старалась протянуть время, делая все как можно медленнее. Честно старалась.

Принять душ. Высушить волосы. Причесаться. Переодеться в чистое (эй, а где мои любимые джинсы?). Тщательно рассмотреть себя в зеркале (когда это я ухитрилась прокусить губу?). Почитать книгу. Закрыть. Попытаться вспомнить, о чем в ней говорилось (и что это вообще была за книга?). Посмотреть на часы.

Прошел всего ЧАС?!! Это невозможно. Этот дворец заколдован. Весь этот чертов город заколдован. Почему в нем все происходит так медленно?!!

Осталось пять часов.

Четыре.

…и комнаты здесь до ужаса маленькие — шагу ступить негде.

Когда на полу не осталось ни одного квадратного сантиметра, не отмеченного моими нервными шагами, я постаралась взять себя в руки. В прямом смысле: обхватила плечи ладонями и с ожесточением бросила тело на кровать.

Взгляд привычно метнулся к шарику от карниза, но мысли теснились и топорщились в разные стороны, не желая втискиваться в крохотный ледяной мирок.

"Вы поступили единственно правильным образом". Черта с два! Хитрый старый лис, неужели ты рассчитывал, что я куплюсь на эту неуклюжую попытку снять с меня вину? Почему я потащила раненого к Косте? Потому что так было привычнее. Безопаснее. Потому что отупевшему мозгу было лень подумать, вот почему! Ведь я могла бы сразу переместиться к магистру. Конечно, магистр был бы недоволен. А уж как был бы недоволен лорд Дагерати! Ну и пусть, зато я бы не потеряла уйму драгоценных минут — на пререкания с Нинель, на истерику, на бесполезную Костину суету вокруг умирающего (какой смысл выравнивать давление, если яд в это время убивает сердце?)

В какой-то момент подумалось, что беспокоюсь я больше о себе, чем о раненом: смогу ли я жить, зная, что из-за моей нерасторопности погиб человек?

К незнакомцу я не испытывала ни капли сочувствия. В конце концов, мне ведь о нем ничего не известно. Он запросто может оказаться "плохим парнем". Да, сволочи тоже умирают, как и все прочие люди, а добро должно быть с кулаками (и с отравленными стрелами!) Не стоит обольщаться.

Впрочем, на сволочь он не похож. На героя тоже. Обычный парень. Наверняка его ждет где-то девушка — беспокоится, глазами дырку в окне сверлит. Провожала в дорогу — ни на секунду не умолкала, а главного — не сказала. Так всегда бывает: кажется, что жизнь бесконечна, и все, что ты хочешь ему сказать, можно сказать завтра. А сейчас ты не готова, или он не готов, или мир не готов — потом, потом, время терпит… Я знаю, сама была такой. Пока не наступило завтра.

Не нужно глаза закрывать, чтоб вспомнить: скользит под пальцами бисерная нить… и обрывается. Тук-тук-тук — рассыпаются бусины. В каждой — кусочек жизни, да разве поймаешь?

Маленький ледяной мир тускнеет от предчувствия смерти…

Нет, просто ветер качнул занавеску.

…Черт, опять губу прокусила, да что ж это за напасть?!

* * *

Кайрис пришел за мной, когда за окном уже сгустились сумерки. (К счастью, неожиданно для себя самой, я задремала — не знаю, как бы я иначе перенесла десять часов ожидания.) На мое нетерпеливое "Ну как?!!" молодой полуэльф уклончиво пожал плечами:

— Магистр все расскажет.

Своего подстреленного незнакомца я в первый момент не узнала: неряшливая щетина исчезла с его лица, бледный подбородок на фоне белоснежного постельного белья казался синеватым. Дыхание было слабым, но ровным.

— Я удалил из его организма токсины, — сказал за моей спиной магистр. — Это оказалось проще, чем я предполагал. Функциональность органов и систем восстановлена — по крайней мере, насколько это было возможно за столь короткое время. Сильнее всего пострадали почки, и дело не только в воздействии токсинов. Последние несколько дней молодой человек провел не в самых благоприятных условиях.

Судя по жалобно выпирающим ребрам и почти прозрачным запястьям, дело не ограничилось несколькими днями, хмыкнула я про себя, но вслух спросила другое:

— Он выживет?

Молчание горстью льдинок упало мне за шиворот — между лопаток пробежал озноб. Я не выдержала и обернулась. Маг не смотрел на меня — его взгляд был прикован к бескровному лицу мужчины.

— Не знаю, Юлия, — тяжело выговорил он. — Я сделал все, что мог. Дальнейшее зависит только от него. Как я уже говорил, его организм истощен и ослаблен. Ему многое довелось пережить, и я не уверен, что у него хватит сил бороться за жизнь. Посмотрим.

Только сейчас я обратила внимание, что придворный маг был едва ли не бледнее своего пациента, и синие зрачки потускнели от усталости.

— Спасибо за все, что вы сделали, магистр. Мне… — "Мне жаль, что доставила вам столько хлопот", хотела сказать я. Но осеклась: не жаль. — Спасибо.

Эльф кивнул, принимая благодарность как должное.

— Идемте, Юлия. Мне нужно отдохнуть. Кайрис позовет, если понадобится моя помощь.

* * *

Вопрос о переезде обратно во дворец не поднимался — ни мной, ни Костей. От магистра я машинально вернулась в свою комнату в гостевом крыле и самым естественным образом осталась там на ночь, а утром снова помчалась в клинику.

К утру ситуация в палате не изменилась — если не считать того, что там обнаружился Женька. Он стоял у изголовья кровати и разглядывал незнакомца, задумчиво ероша каштановую челку.

— Что ты здесь делаешь? — неласково спросила я вместо приветствия.

— Юля. Доброе утро, — рассеянно отозвался Женя. — Ты знаешь, кто это?

— Элвис Пресли.

Белль Канто отпустил размочаленную челку и поднял на меня удивленный взгляд.

— Издеваешься?

— Ничуть. По-моему, это ты издеваешься. Я вчера уже объясняла: понятия не имею, что это за тип. Не верю, что ты не выспросил у Кости подробности.

— Так подробностей-то и нет. Ты же толком никому ничего не рассказала. Кстати, — он хитро прищурился, — держу пари, следующим твоим гостем будет лорд Дагерати. И если ты хочешь достойно выдержать его расспросы, рекомендую потренироваться на мне.

Я обреченно вздохнула:

— Пойдем в мою комнату. Все равно Кайрис нас отсюда выставит.

Женька, разумеется, оказался прав. Он не учел только одного: лорд Дагерати не стал дожидаться, пока я соизволю закончить "тренировку".

— Белль Канто, загляни к ее высочеству, — намекнул герцог, по-хозяйски устраиваясь в кресле. — Она про тебя спрашивала.

— Ваша светлость! — Женя укоризненно посмотрел на гостя. — Я ведь тоже еще не слышал Юлину историю.

— Неужели? — тонкие губы искривились в усмешке. — Как я вовремя. Хорошо, тогда пересядь вон туда, чтобы я видел вас обоих. И постарайся не раскрывать рта.

— Приложу максимум усилий, — покладисто пообещал Женька, разворачивая указанный герцогом стул спинкой вперед.

— Юлия, я вас слушаю.

На то, чтобы пересказать события, произошедшие у разрушенного форта, у меня ушло минуты три. По лицам собеседников было видно, что история их разочаровала: она не многое добавила к тому, что они уже и так знали от Кости и магистра Астэри.

— Значит, этот человек вам не знаком? — уточнил лорд Дагерати, пристально глядя на меня.

По спине пробежала волна цепких колючих мурашек. Но я не отвела глаз:

— Первый раз его вижу. У вас есть основания подозревать меня во лжи?

— Подозревать всех — моя работа, Юлия, — невесело усмехнулся герцог. — Меня смущает ваша вчерашняя реакция. Сострадание — похвальное качество, но вовсе не повод терять голову, а вы, по словам Архимагистра, вчера были несколько… не в себе. Может быть, это была любовь с первого взгляда? — с деланым участием осведомился он. — Зная вас, я готов в это поверить.

Я фыркнула, припомнив внешность своего «найденыша»: тощий, как скелет, грязный, с острым носом и впалыми щеками, заросшими неряшливой бородой (впрочем, выбритый, он смотрелся не намного лучше: бледно-синий подбородок, желто-смуглые щеки и красноватые воспаленные веки плохо гармонировали друг с другом). Влюбиться в такого могла только девушка с очень специфическим вкусом. Нет, мне, конечно, доводилось слышать, что любовь и жалость в сердце женщины идут рука об руку, но за собой подобной склонности никогда не замечала.

Лорд Дагерати не удовлетворился моим фырканьем: он продолжал испытующе смотреть на меня в ожидании более членораздельного ответа. Я пожала плечами:

— Мне больше нечего добавить, ваша светлость. Я никогда прежде не видела этого человека. Если хотите, могу поклясться… на чем тут у вас обычно клянутся. И я в него не влюблена, если вас это интересует, — добавила я, с безразличным видом отвернувшись к окну. — Хотя задавать такой вопрос девушке — несколько бестактно, вы не находите?

— На работе я чудовищно бестактен, — подтвердил герцог, если и не с удовольствием, то, во всяком случае, без всякого сожаления. — И сейчас я задам очередной бестактный вопрос: что вы делали у форта Айрон?

— Я там гуляла.

— А в Вельмаре вам не гулялось? — в профессионально-бесстрастных глазах сверкнул гнев, и мне снова сделалось страшно. — Зачем понадобилось исчезать от наблюдателей? Что за ребячество, Юлия?

— Не люблю, когда за мной следят. Сразу чувствую себя государственной преступницей. Да и просто… неуютно это.

— Вы полагаете, я отдал приказ следить за вами потому, что подозреваю в неблагонадежности? — герцог досадливо поморщился.

— Вы же сами сказали, что подозревать всех — ваша работа.

— А вам не приходило в голову, что мои люди могут иметь другой приказ — защищать вас в случае опасности? Потеряв ценную заложницу, президент Милославский наверняка будет активно искать другой рычаг для управления белль Канто, и ваша беспечность придется весьма кстати.

Об этом я действительно не думала. Суета вокруг Звезды казалась чем-то малозначительным и почти нереальным, чем-то из чужой жизни. У меня даже мысли не возникло, что Корпорация может рассматривать меня как подходящую кандидатуру для шантажа белль Канто. Эй, погодите, в каком это смысле "потеряв ценную заложницу"?!!

— Жень, а что случилось с твоей сестрой?

— Она сбежала от Милославского. Давно уже. Извини, что не сказал раньше: ты не спрашивала, а к слову не пришлось.

Я ошеломленно потерла лоб. Вот это новости! Но винить некого, Женька абсолютно прав: до сегодняшнего дня я вообще не вспоминала о его сестре. Лорд Дагерати, с любопытством наблюдавший за метаморфозами на моем лице, покачал головой:

— Юлия, в каком мире вы живете?

Этот риторический вопрос внезапно показался мне необычайно важным. Взгляд потерянно скользнул по комнате, зацепился за наконечник от карниза — привычный островок стабильности. Но теперь — то ли оттого, что я смотрела на него с непривычного ракурса, то ли что-то изменилось во мне, — он потерял былое очарование, превратившись в безыскусный элемент декора.

В каком мире я живу? Я уже и сама не знаю. В сложносочиненном.

Мне пришла в голову ассоциация с китайским шариком из слоновой кости. Последние несколько недель я прожила в самой его сердцевине — промерзлой и опустошенной. Потом меня — без всякого предупреждения! — вынесло на второй уровень — туда, где под ноги падают бродяги со стрелами в спине, а хитрый президент Милославский хочет стать властелином мира. Уровнем выше, я знаю, тоже живут люди: мой добрый друг Костя Литовцев, его любимая женщина Анька и двое озорных близнецов. А еще — храбрая девочка Василиса. Но и это, вероятно, не предел — там, над ними, в следующей сфере, тоже кто-то обитает. У них свои тревоги и радости, им безразличен и мой стылый внутренний мир, и парень, чья жизнь пока еще под большим вопросом, и слезы храброй девочки Василисы, и амбициозные планы Германа Милославского…

Интересно, кто автор этого произведения искусства? Вспоминает ли он о своем творении? Мне было приятно думать, что Вселенная из слоновой кости покоится в теплых ладонях Создателя, и он — если и не с материнской нежностью, то по крайней мере с отцовским любопытством — наблюдает, как его детище живет собственной жизнью. Но вполне возможно, что Творец выкинул ее без всякой жалости, как выкидывают ученическую поделку, чтобы приступить к созданию новой, более совершенной. И все мои миры — сколько бы их ни было — валяются сейчас на мусорной свалке мироздания… Веселенькая перспективка.

— Юлия, вы меня слушаете? — ввинтился в сознание голос лорда Дагерати.

— Да, извините, ваша светлость, — спохватилась я. — Задумалась.

— Я говорю, что если угроза попасть в руки Милославского кажется вам призрачной, подумайте вот о чем. Среди карантелльской знати много тех, кому не по вкусу ваше присутствие во дворце. Во-первых, цвет нашей аристократии оскорблен в лучших чувствах. Никто не знает, отчего король так благоволит к безродным выскочкам, — и я приложу все силы, чтобы они и дальше оставались в неведении. Во-вторых, особые отношения белль Канто с принцессой порождают множество слухов, тем более что скандальная история с бароном белль Канто еще жива в памяти. В-третьих, кое-кто из наших обнищавших дворян не оставляет надежду породниться с королем. Например, барон белль Тарна тешит себя мыслью женить на Веронике младшего сына. И я его понимаю: для мальчика, которому в наследство даже фамильного меча не достанется, это действительно неплохая партия, несмотря на сомнительную родословную принцессы. Будьте уверены, Юлия, при таком раскладе наши преданные короне дворяне не упустят даже самого крошечного шанса от вас обоих избавиться. А вы так легкомысленно подставляетесь под удар.

В изложении главы службы безопасности угроза звучала так убедительно, что было совершенно непонятно, как это я прежде о ней не задумывалась… Впрочем, если поразмыслить, ничего удивительного в этом нет: еще несколько дней назад я бы, пожалуй, даже тихо порадовалась, вздумай кто-то покуситься на мою жизнь — легкий выход, и самой не придется руки марать… (Ладно, может быть, насчет радости — это художественное преувеличение, но предпринимать какие-то шаги для предотвращения убийства мне точно было бы лень.)

Проницательный лорд Дагерати расшифровал мое замешательство.

— Если у вас была надежда совершить самоубийство чужими руками, можете с ней распрощаться. Я этого не допущу.

Я вскинула удивленный взгляд: ему-то какое дело?

— Поймите правильно, Юлия, я не стану скорбеть о вашей смерти: как глава королевской службы безопасности я не имею права проявлять личные симпатии. Но так уж получилось, что вы — хотите того или нет — стали фигурой в политической игре, и до тех пор, пока ваша жизнь нужна короне, мой долг — защищать вас.

— Чтобы при случае разменять на другую, более ценную фигуру, — усмехнулась я. Без горечи, просто чтобы поддеть герцога.

— Если понадобится, — серьезно согласился он, нимало не смутившись.

Меня передернуло. Политика всегда вызывала у меня исключительно неприятные чувства: от вежливой скуки, когда речь заходила о вещах далеких, до брезгливого отвращения в тех редких случаях, когда дело касалось меня лично. Лорд Дагерати поднялся, демонстративно не заметив моего жеста.

— Я еще вернусь к этому разговору. Когда ваш подстреленный незнакомец очнется.

* * *

Прошел день. Потом еще один. И еще.

Состояние пациента маленькой дворцовой клиники оставалось без изменений. Магистр Астэри повторял, что он не возьмется делать прогноз, и деликатно, но настойчиво давал понять, чтобы я не питала излишних иллюзий.

Я чувствовала себя… странно. Иногда на меня накатывала прежняя апатия. В такие моменты казалось, что парень никогда не придет в сознание. Все бессмысленно. Чудес не бывает. Зря я вообще забрала его с той поляны — только продлила мучения несчастного.

Временами мне даже хотелось, чтобы он умер. Тогда бы у меня не осталось сомнений, что мироздание не берет взяток и не выписывает индульгенций: если уж страдать, так страдать до конца, до полного искупления.

Оцепенение внезапно сменялось приступами лихорадочного, нервного веселья. Я бежала к Веронике — и говорила, говорила без передышки. Слова сыпались, как сухой горох из мешка — такие же трескучие и бессмысленные. Принцесса смотрела на меня круглыми глазами, но прерывать не осмеливалась: после почти полутора месяцев безжизненного молчания она была рада даже такому болезненно-исступленному вниманию с моей стороны. Пять дней этих американских горок вымотали меня так, словно я прорыдала две недели кряду.

Каждое утро я исправно появлялась в клинике, выслушивала традиционный отчет о состоянии пациента ("Изменений нет.") и молча уходила. Мне ни разу не пришло в голову зайти посмотреть на пациента. Возможно, я опасалась увидеть его умирающим: пока он находился за закрытой дверью, мне было легче убедить себя, что надежда еще есть. Но на шестой день я неожиданно для себя попросилась посидеть в палате.

Кайрис оторвался от конспекта по чему-то пугающе медицинскому и смерил меня подозрительным взглядом.

— Зачем?

— Ну… так просто, — я не придумала более осмысленного ответа и беспомощно пожала плечами.

Ясный высокий лоб пересекла морщина — юный полуэльф мучительно изыскивал предлог для отказа. Но в итоге был вынужден сдаться:

— Ладно, проходите. Только недолго.

В палате было сумрачно и прохладно. Пахло свежестью — не медицинской, стерильной, с примесью хлорки и ультрафиолета, а настоящей — так пахнет воздух после первой майской грозы.

Я медленно, нерешительно приблизилась к кровати. Подсознательные опасения не оправдались: парень вовсе не выглядел смертельно больным. В полумраке палаты он казался спящим — безмятежно и… безжизненно.

Предательница-память нанесла безупречный апперкот в солнечное сплетение: сквозь болезненно заостренные черты незнакомца проступило тонкое, словно выточенное из белого мрамора, лицо Вереска. В тот августовский вечер, лежа на грубо сколоченном деревянном помосте, он тоже казался просто уснувшим — до тех пор, пока факел погребального костра не разорвал синие сумерки умирающего лета…

Старый знакомец демон толкнул меня в спину. Я качнулась вперед и схватила парня за плечи, холодные и хрупкие, как стекло.

— Не вздумай умирать! Гад. Сволочь. Сукин сын, — слова выплескивались судорожными толчками, как кровь из горла. — Я поставила на уши весь дворец ради тебя. Ты не можешь умереть. Не сейчас!..

Крик с хриплым бульканьем застрял в гортани.

Темно-серые глаза на осунувшемся лице казались огромными. И очень удивленными.

Я опрометью бросилась из палаты, едва не сбив с ног бедолагу Кайриса. Щеки и уши пылали так яростно, что за мной наверняка оставался дымный след, но я не решалась обернуться, чтобы это проверить.

Позорище. Надо ж так влипнуть — как в дешевой мелодраме, ей богу!..

Что ему стоило очнуться парой минут позже? Гад. Сволочь. Сукин сын.

* * *

Рокот, который они поначалу приняли за далекие раскаты грома, становился громче, приближался — теперь уже не было сомнений, что он доносится из коридора замка.

— О нет… — простонал юноша, с досадой откинувшись на спинку кресла. — Только не это.

"Только не сейчас", — мысленно согласился мальчик.

В другое время он бы с удовольствием поболтал с Альтеррой, но в сложившейся ситуации посторонние были совсем не кстати.

Рев нарастал.

От мощного удара дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В проеме показалось массивное колесо, высокий хромированный руль с выпученными глазами фар, черный блестящий бензобак. Выехав на середину комнаты, металлический монстр взревел напоследок и умолк, послушный воле наездницы — хрупкой длинноволосой девушки, одетой во все черное. На ней была узкая кожаная курточка с косым запахом, небрежно расстегнутая до середины, кожаные штаны в обтяжку, остроносые сапожки с бахромой, на голове — черная бандана. По матовой поверхности куртки, подобно потоку лавы на склоне вулкана, струились ослепительно рыжие волосы.

— Привет, мальчики, — произнесла она хорошо поставленным голосом с тщательно выверенной бархатной хрипотцой. — Соскучились?

— Убери отсюда это, — брезгливо поморщился юноша. — Тебе понравится, если я ввалюсь в твою спальню на коне?

— Несомненно, — промурлыкала девушка. — Это будет весьма… волнующе.

Она ловко спрыгнула с мотоцикла. Хромированное чудовище накренилось — и исчезло, не успев долететь до пола. Нежданная гостья пересекла комнату, распространяя вокруг себя терпкий, чуть резковатый аромат духов. Положив руку на высокую спинку кресла, наклонилась к юноше и с ноткой игривой томности прошептала:

— Когда тебя ждать?

От ее движения полы куртки кокетливо приоткрылись, словно приглашая проверить: а что там, под ней? Взгляд юноши послушно нырнул за отворот. Впрочем, Энриль тут же взял себя в руки и с раздражением бросил:

— Рыжая, ты вообще способна думать о чем-нибудь, кроме постельных забав?

— А ты у нас само целомудрие, — иронично фыркнула девушка, выпрямляясь. — А ребенка своей эльфийке сделал, надо думать, из любви к искусству. Надеюсь, оно того стоило?

— Не твое дело! — огрызнулся Энриль. И, отвернувшись к камину, сумрачно добавил: — Я был юн и неопытен.

В глазах девушки сверкнули лукавые искорки:

— А сейчас ты, конечно, зрелый и искушенный?

— Да!

— Так вот я и говорю: заходи в гости, проверим.

— Ненавижу тебя, Рыжая! — в бешенстве выдохнул Риль, заливаясь краской.

Девушка от души расхохоталась, и металлические застежки на ее одежде откликнулись насмешливым перезвоном.

— А я тебя обожаю, Риль. Ты такой классный, когда злишься!

— Альтерра, ты зачем пришла? — хмуро напомнил мальчик.

По опыту он знал, что Рыжая может часами дразнить Энриля, а брат и без того на взводе.

Смех резко оборвался.

— Хотела узнать, что тут у вас творится. Вэлька весь в соплях и слезах, ничего толком объяснить не может. Какие-то звезды, какие-то кристаллы. Мрак.

— Тебе-то что? — Энриль с неприязнью покосился на гостью. — Лишний повод позубоскалить?

— Если бы, — вздохнула Рыжая. — Князь попросил меня присмотреть за Вэллинтайном, пока они будут на Совете.

— Да уж, — Энриль горько усмехнулся. — Присмотрела на славу, ничего не скажешь.

— Из тебя тоже не самая лучшая нянька вышла, — неожиданно миролюбиво заметила девушка, заговорщицки подмигнув Лэйо. — Давай не будем искать виноватых.

Она стянула бандану, встряхнула головой (огненная река взметнулась волной — и опала, вернувшись в прежнее русло). Девушка опустилась на корточки перед камином и с любопытством заглянула в пламя.

— Вот эта, блондинка, — это она, да?… Риль! Ты меня слышишь?

— Да… — юноша с трудом отвел взгляд от ее волос. — Да, она. Как такое могло получиться? Ума не приложу. По всем законам моя дочь должна была быть бесплодна. Я только потому и решился на это безумие. На Земле она прожила бы обычную человеческую жизнь.

— Хм. У меня есть одно предположение… Тебе не понравится.

— Правда? — вскинулся Энриль. — Расскажешь?

— Обязательно, — Рыжая обернулась и через плечо, снизу вверх, посмотрела на юношу. — Но сначала — вы.

Энриль кивнул и протянул руку, доставая из воздуха третье кресло:

— Садись… Это надолго.

 

Глава 3

— Юлька, что происходит? — требовательно поинтересовался Женя прямо с порога.

— Во-первых, здравствуй, — буркнула я, с неудовольствием отрываясь от чтения. — Во-вторых, ничего интересного не происходит. Видишь — читаю.

— Почему ты не заходишь к Дану?

— К какому Дану? — вырвалось у меня прежде, чем я успела сообразить, о ком идет речь.

— Ты даже не потрудилась поинтересоваться, как его зовут! — с искренним негодованием воскликнул Женя, усаживаясь на журнальный столик и запуская руку в вазочку с печеньем. — И после этого ты утверждаешь, что ничего не происходит?

— Я не любопытна.

Женька скептически поднял бровь.

— Я говорила с магистром, и знаю, что парню уже лучше и он ходит, держась за стенку. Остальное меня не касается.

— Жалко, — белль Канто, безмятежно жуя печенье, уставился в окно. — Я думал, тебе будет интересно. Он про тебя спрашивал.

Ух! Кровь бросилась в лицо. Значит, он все-таки успел меня заметить. Если честно, до сих пор у меня оставалась слабая надежда, что, очнувшись, парень некоторое время пребывал в прострации и не слышал моего пламенного монолога.

— Гм. И что же он спрашивал? — я изо всех сил старалась подражать безразличному Женькиному тону.

— Открываю, говорит, глаза, и вижу — Она! — с серьезной миной поделился белль Канто. — С тех пор спать не могу — люблю, жду, надеюсь.

— Тьфу, придурок! — я сдернула с кровати подушку и запустила в приятеля, вкладывая в удар все нервное напряжение. — Шуточки у тебя…

Женька слегка наклонил голову, пропуская подушку мимо.

— Ладно, шутки шутками, а чего это ты так покраснела?

— "Чего", — с возмущением передразнила я. — Да от твоего юмора мрамор краснеет и молоко сворачивается!

Женька, не отрывая седалища от столешницы, дотянулся до подушки и метким броском зашвырнул ее обратно в изголовье кровати.

— Если серьезно, зайди к нему. Бедолага с ума сходит, пытаясь понять, была ли ты в реальности или привиделась ему в бреду.

Кстати, а это мысль! Я обдумала ее со всех сторон и с сожалением отбросила: рано или поздно он меня увидит — и тогда объяснения не миновать.

— Надеюсь, ты его успокоил?

— Конечно, нет. У меня язык не повернулся испортить такую интригу. Зайди сама.

— Ладно, схожу, — кисло согласилась я. — Как-нибудь потом.

— Почему потом? — Женька подозрительно оживился. — Нет, ну правда? Ты же сейчас ничего не делаешь! Пошли вместе. Я все равно собирался его навестить.

Я открыла рот, чтобы объяснить белль Канто, что он нахал, бесцеремонный тип и зануда, но внезапно передумала. Если поразмыслить, приглашение пришлось весьма кстати. Мне в любом случае не отвертеться от визита, а в компании с Женькой это делать сподручнее: есть надежда, что в присутствии постороннего парень постесняется выяснять, что я такое бормотала в запальчивости.

— Хорошо. Идем, — объявила я, направляясь к двери.

Женя, который, уже успел настроиться на длительную борьбу, проводил меня недоверчивым взглядом.

— Давай, давай, — поторопила я. — По дороге расскажешь, что ты еще успел от него узнать. Не мучить же парня одними и теми же вопросами по второму кругу.

— Да там не о чем рассказывать, — пожал плечами Женька, поднимаясь со стола. — Парень ничего не помнит. Лорд Дагерати вывалил на него ворох наводящих вопросов, но наш таинственный незнакомец припомнил только свое имя, да и то не сразу, и какие-то обрывочные сведения о мироустройстве в целом.

— Знакомая легенда, — хмыкнула я.

— На сей раз это похоже на правду. Магистр сказал, что у парня в мозгу то ли блоки какие-то, то ли повреждения магического характера — я не понял. Кажется, магистр и сам толком не понял. Он говорит, что раньше с таким не сталкивался и сделать ничего не может. Надеется, что это само собой пройдет со временем. Его светлость дышит огнем и плюется кипятком.

— Могу себе представить, — я нервно хохотнула (хотя ничего смешного тут не было, особенно если вспомнить, кто притащил этого подозрительного типа во дворец).

Кайрис прятался за баррикадой учебников и конспектов, только лохматая макушка торчала над книгами. Я решила, что он вообще не заметил, как мы проскользнули в палату, но вслед нам донеслось требовательно-недовольное:

— Десять минут!

Над кроватью ярко горел ночник. Изголовье было приподнято, и парень полусидел, держа в руках… книгу. Я так удивилась, что вместо приветствия у меня вырвалось:

— Вы читаете?

— Скорее перелистываю, — поправил он, отрывая взгляд от страниц. — Мне было просто интересно, получится ли у меня. Оказалось, что читать я умею, но длинный текст пока не по силам: буквы расплываются, и голова начинает болеть.

— А что за книга? — полюбопытствовала я.

Парень машинально, совсем как когда-то Вереск, поднял книгу, показывая мне обложку. Только в отличие от полуэльфа, он ничуть не смутился: ему даже в голову не пришло, что я могу не прочесть название.

— Я не понимаю эльфийские руны, — суховато заметила я.

— Тут написано "Общая хирургия". Ее оставил нервный молодой человек — Кайрис, кажется, — мой собеседник отложил книгу в сторону. — Кстати, меня зовут Дан. Это я вчера вспомнил.

— Юлия.

— Рад с вами познакомиться… наконец, — он обезоруживающе улыбнулся. — В нашу прошлую встречу у меня не было времени даже разглядеть вас как следует. Почему вы так быстро убежали?

Я с подозрением вгляделась в его лицо. Чего он ждет? Что я расшифрую смысл своих загадочных речей и объясню, зачем трясла незнакомца за плечи? Но серые глаза смотрели ясно и открыто, без всякого видимого подтекста. Сейчас они казались почти голубыми — гораздо светлее, чем мне запомнилось с прошлого раза. Улыбка у парня была приятная. Она освещала лицо, угловатое и все еще болезненно-резкое, делая его почти симпатичным.

— От неожиданности, — пояснила я наконец. — Вы так долго были без сознания, я уже почти потеряла надежду, что вы придете в себя. И вдруг ни с того ни с сего — бац, вы открываете глаза.

— Кстати, мне рассказали, что своим спасением я обязан вам. Спасибо.

— Положим, своим спасением вы обязаны магистру Астэри. Я просто доставила вас во дворец, — подчеркнуто ровным тоном поправила я. Мне не хотелось, чтобы новый знакомый считал себя хоть чем-то связанным со мной.

Впрочем, удостоверившись, что я не плод воспаленного воображения, Дан потерял ко мне интерес и перевел взгляд на Женьку.

— Лорд Дагерати заходил вчера вечером. Спрашивал, о чем мы с тобой говорили после того, как он ушел.

— У меня тоже, — отмахнулся Женька. — Не волнуйся, это не потому, что он подозревает тебя в чем-то конкретном. Просто пытается понять, кто ты такой и чего от тебя можно ожидать… А ты правда говоришь по-эльфийски?

— По крайней мере, читаю.

Женька выдал длинное забористое ругательство на языке Старшего Народа. Лицо у него осталось невозмутимым, но я узнала отдельные слова, которые порой вырывались у Кайриса, когда его постигала очередная неудача в лабораторных опытах. Дан фыркнул и что-то ответил, тоже на эльфийском. Было заметно, что этот язык ему менее привычен, чем всеобщий, но говорил он, в отличие от белль Канто, плавно и почти без акцента.

— А что ты сказал?

— Чтобы ты не ругался в присутствии девушки. А ты не понял?

— Неа. Я не знаю эльфийского. Только ругаться умею, — простодушно признался Женя. — Погоди-ка, у меня еще одна идея есть.

Он достал из кармана блокнот и карандаш. Я заглянула ему через плечо и с трудом сдержала смешок. Недрогнувшая рука белль Канто вывела на белом листе знакомое с детства слово из четырех букв, первая "Ж".

— Что я написал?

Дан несколько секунд вглядывался в черные значки, потом пожал плечами.

— Не знаю. Этот язык мне незнаком. Наверное, что-то неприличное.

— Почему ты так думаешь?

— А у Юлии глаза округлились, когда она это прочитала.

Мы рассмеялись. Я заметила, что Дан поморщился, — видимо, смеяться было больно.

В палату заглянул Кайрис:

— Господа, время истекло. Пациенту нужен отдых.

— Я к тебе еще зайду сегодня, — пообещал Женя. — Не возражаешь, если я приведу свою девушку? Держу пари, она будет в восторге от твоей романтической истории.

— Если хочешь, — сдержанно ответил Дан. — Я тут в основном сплю, а в остальное время маюсь от безделья.

— Ты что, правда хочешь притащить к нему Веронику? — угрюмо спросила я, когда мы вышли из клиники.

— Ну да, а что? Магистр, я уверен, не будет возражать. Он сам говорил, что Дану надо больше общаться — это поможет ему быстрее восстановить память. А парню тут отчаянно скучно, ты же слышала. Представь себя на его месте: читать нельзя, разговаривать не с кем, всего развлечений — до сортира прогуляться. Я бы через пару дней взвыл.

Я подумала, что от болтовни и неуемного любопытства ее высочества парень взвоет еще быстрее, но промолчала. В конце концов, это не мои проблемы. Меня волновало совсем другое. Я знала, что Женя легко сходится с людьми, особенно с теми, которые ему симпатичны. Но то, что он так быстро установил приятельские отношения с подозрительным незнакомцем, почему-то неприятно задело. О чем, скажите на милость, можно ежедневно трепаться с человеком, который ничего не помнит о себе? Да и вообще, не рановато ли сокращать дистанцию? Может, этот парень маньяк и убийца.

— "Не возражаешь, если я приведу свою девушку?" — передразнила я. — Просто светский салон какой-то. Ты бы еще Нимроэль пригласил. В вечернем платье. "Коктейль-пати в больничной плате. Вход строго по приглашениям."

Женька бросил на меня странный взгляд и задумчиво пробормотал:

— В этом что-то есть.

* * *

Пару дней спустя мы с Вероникой и Ним сидели в комнате у ее высочества. Разговор крутился, разумеется, вокруг Дана: в скучной дворцовой жизни появление нового персонажа — событие, которое не может остаться незамеченным. Как и предполагал Женька, "романтическая история" вызвала у Ники бурю эмоций. К счастью, девочка оказалась достаточно благоразумна, чтобы не сделать героиней этой истории меня, но со всем пылом юности пыталась убедить нас, что тут наверняка замешана женщина.

— Это вы про последнего пациента магистра Астэри? — уточнила эльфийка, склонив набок белокурую головку. — Я с ним познакомилась вчера. Милый мальчик.

"Милый мальчик!" Тьфу. И она туда же. Впрочем, для нее, наверное, добрая четверть мужского населения Эртана относится к категории "милых мальчиков".

Раздался отрывистый стук в дверь, и в комнату, не дожидаясь приглашения, вошел Женька. По сияющей физиономии было видно, что на кончике языка у него вертится потрясающая новость, но он считает недостойным мужчины начинать сплетничать прямо с порога. Женька небрежно-ласковым, хозяйским жестом поцеловал Нику в уголок рта (девушка трогательно покраснела и украдкой пожала его пальцы) и устроился на подлокотнике ее кресла.

— Перемываете косточки мужчинам?

— Почти, — бесхитростно согласилась Нимроэль. — Мы говорили про Дана.

Женькины губы расползлись в самодовольной улыбке — он не сомневался, что новость придется аудитории по вкусу.

— Юлька, помнишь, ты тут давеча говорила про коктейль-пати? Я решил, что это отличная идея. Сегодня в шесть приглашаю всех ко мне — устроим вечеринку в честь переезда Дана в мою комнату.

Я не поверила своим ушам.

— Скажи, что это шутка, — голос прозвучал глухо от сдерживаемого гнева.

— Ничуть, — Женька превратно истолковал мое недоумение и поспешил успокоить. — Магистр Астэри одобрил идею. Он считает, что это поможет Дану быстрее освоиться. Постоянный медицинский надзор ему уже не нужен, до ванной комнаты может сам добраться. Магистр будет навещать его раз в день. Даже лорд Дагерати не возражал, — Женька хихикнул. — Он, похоже, надеется, что в неформальной обстановке мне будет легче раскрутить парня на информацию. Все равно кровать Вереска пустует…

— Бель Канто, ты что — охренел? — ярость вырвалась наружу. — Пепел твоего друга еще не успел остыть, а ты уже подыскал ему замену?!!

— Юль, ты… что ты такое говоришь? — побелевшими губами выговорил Женя.

Вероника испуганно схватила его за руку — то ли неосознанно защищая от меня, то ли наоборот — удерживая от опрометчивых поступков. Нимроэль посмотрела на меня с укоризненной жалостью — так смотрят на ребенка, который, несмотря на запрет, полез в буфет за конфетами и прищемил себе пальцы.

— Счастливо повеселиться!

Я понимала, что дело вовсе не в Женьке и даже не в Дане. Если бы белль Канто не помянул Вереска, я бы не взорвалась — разве что молча поскрипела бы зубами. Дан все-таки не заслуживает того, чтоб его, недолеченного, вышвыривали на улицу. И, наверное, перевести парня из палаты с голыми стенами в обычную комнату — действительно хорошая идея, тем более, что магистр ее одобрил… Но, черт возьми, неужели во дворце мало других комнат?!!

К вечеру от моей вспышки осталось только легкое раздражение — и угрызения совести. Все-таки Женьку я обидела несправедливо. Дан вылечится и исчезнет из нашей жизни через месяц-другой, а потерять из-за такой ерунды друга мне совсем не хочется…

Я осторожно постучала в соседнюю комнату.

— Войдите! — послышался из-за двери веселый Женькин голос.

В душе снова заскреблась досада. Он веселится! Я тут переживаю, терзаюсь угрызениями совести, а весельчак белль Канто уже и думать об этом забыл, словно и не было утреннего разговора! Но отступать было поздно.

— Всем добрый вечер. Жень, можно тебя на минутку?

Женька вышел в коридор и насупленно взглянул на меня из-под каштановой челки. Нет, поняла я, не забыл и не простил.

— Жень… я… хочу извиниться. Мне не следовало так говорить, и на самом деле я так вовсе не считаю… ну, насчет друга. Само вырвалось. Прости, пожалуйста.

Ореховые глаза сверкнули так радостно, что даже суровый военачальник на портрете, казалось, с трудом удержался от улыбки.

— Конечно, Юль. Я понимаю. Зайдешь?

За дверью слышался торопливый говорок Ники и мелодичный смех Ним. Я покачала головой:

— Не сейчас, извини. Я вам все веселье испорчу своей мрачной физиономией.

— Как хочешь, — легко согласился он. — Передумаешь — заходи.

* * *

Так Дан поселился за стенкой. Я утешила себя мыслью, что только чрезвычайные обстоятельства вынудят меня переступить порог соседней комнаты. И, разумеется, эти обстоятельства не заставили себя долго ждать.

— Юлия, у меня к вам есть огромная просьба. Не могли бы вы почитать Дану вот эту книгу? — сказал на следующее утро магистр Астэри, протягивая толстую книгу в потрепанной коричневой обложке.

Моя первая реакция была бешенство, как обычно, когда мной пытаются манипулировать. Наверняка белль Канто изыскал новый способ заставить меня поближе сойтись с этим типом!

— Признайтесь, магистр, это Женькина идея?

Маг покачал головой:

— Дан собирался читать ее сам. Ему действительно полезно будет ознакомиться с историей Союзных Королевств. Но как лечащий врач я считаю, что такая нагрузка для него преждевременна. Это ненадолго. Думаю, через пару недель, если все пойдет хорошо, он будет в состоянии читать сам.

Пару недель! Ничего себе — "ненадолго"!

— Пусть Ника читает!

— Юлия, — магистр мягко улыбнулся, — я был бы только рад, если бы моя юная ученица осилила хотя бы одну такую книгу. Но вы же знаете Веронику.

Я покосилась на толстенный фолиант. Да уж. Ее легкомысленное высочество впадет в летаргический сон на середине предисловия.

— Ну почему — я?!!

— Потому что я вас об этом прошу.

Гневная тирада, готовая сорваться с языка, разбилась о стиснутые зубы: мне вспомнился захлебывающийся речитатив: "Я прошу, магистр, — я никогда вас ни о чем не просила…"

Верховный маг одарил меня благодарной улыбкой и удалился. "История и обычаи народов Союзных Королевств" осталась лежать на журнальном столике.

…Через пару дней я поймала себя на том, что с нетерпением жду очередного сеанса чтения. Мое первоначальное опасение — что фолиант окажется сухим и занудным научно-историческим сочинением — развеялось уже на первых страницах. Автор, Димитр Златорек, окончивший свою карьеру придворным летописцем при короле Белогории, в молодости изрядно побродил по континенту. Обычаи народов Союзных Королевств он описывал не только со знанием дела, но и с искренней любовью.

Книга позволила мне взглянуть на события, происходившие задолго до моего появления здесь, с новой стороны. В том курсе, который преподавал магистр Астэри, история представлялась пьесой, разыгрываемой великими магами и чародеями. Короли, полководцы, ученые и прочие выдающиеся, но магически неодаренные личности были в этой драме в лучшем случае второстепенными персонажами, а по большей части присутствовали лишь в качестве декораций. Димитр, кропотливо собравший под одной обложкой рассказы непосредственных участников событий и снабдивший их своими комментариями, уделял магии не больше внимания, чем требовалось для воссоздания объемной картины. Истории его были местами забавные, местами — грустные, но почти ни одна не оставляла равнодушным.

У меня родилось подозрение, что просьба магистра Астэри была продиктована не столько необходимостью помочь пациенту справиться с амнезией, сколько стремлением расширить кругозор одной упрямой ученицы. Но досада на эту попытку исподволь направить мои действия в нужное русло быстро улетучилась — «История» меня захватила.

Впрочем, знания, полученные во время занятий с магистром, тоже пригодились: через несколько дней, когда мы оба освоились с новым текстом, Дан начал задавать вопросы. Сначала я отвечала односложно и нехотя, из вежливости, но постепенно увлеклась. Рассказывать самой мне нравилось даже больше, чем читать. Была в этом и законная гордость (надо же, как много я, оказывается, знаю!), и желание поделиться знаниями, а иногда (когда удавалось ответить на особо заковыристый вопрос) — и удовлетворение от решения интересной задачки. Скованность, которую я обычно ощущала в присутствии Дана, в такие моменты пропадала. Я видела перед собой не подозрительного чужака, а благодарного слушателя: его глаза горели искренним интересом.

Однажды, увлекшись собственным рассказом, я не сразу заметила, что Дан смотрит на меня с улыбкой.

— Что такого забавного вы нашли в моих словах?

Речь шла о довольно печальной странице истории — государственном перевороте, во время которого произошла смена королевских династий в Кенайе.

— Вы очень здорово рассказываете. У вас лицо делается такое… вдохновенное.

Фыркнув, я поспешно уткнулась в книгу. Но мне была приятна и его улыбка, и его похвала.

Я уже и думать забыла о назначенном магистром двухнедельном сроке "трудовой повинности" и искренне удивилась, когда однажды утром застала Дана сидящим в кресле с книгой на коленях.

— Магистр Астэри вчера разрешил читать самостоятельно, — пояснил Дан, перехватив мой взгляд. — Но мне будет очень не хватать ваших комментариев. Я ведь могу обратиться к вам, если возникнут вопросы?

— Думаю, теперь, когда в вашем распоряжении вся Королевская библиотека, в этом нет необходимости, — сухо ответила я, стараясь не выдать разочарования. — Рада, что вы идете на поправку.

После этого он действительно несколько раз пытался выспросить мое мнение по тому или иному вопросу, но я, как в самые первые дни, отделывалась скупыми комментариями. Искра былого «учительского» азарта, если и вспыхивала случайно, то сразу же затухала, едва только взгляд натыкался на стопку книг на журнальном столике — каждый день новую. ("Вы действительно так быстро читаете?" — не утерпела я однажды. "Действительно, — без ложной скромности согласился Дан. — К тому же, некоторые книги я просто проглядываю, вспоминая. Кажется, я уже читал их когда-то.") Мне ли состязаться в знаниях с самой богатой библиотекой континента?…

За несколько недель во дворце Дан заметно окреп, раздался в груди и в плечах. Смягчились черты лица, линия скул стала более плавной. Запястья уже не болтались в манжетах, как ложка в стакане с чаем, а под тонкой тканью рукавов проявились контуры бицепсов. Словом, Дан начал походить на мужчину, а не анатомическое пособие типа «скелет», облаченное шутниками-студентами в человеческую одежду. Даже движения сделались более уверенными — стала проскальзывать плавная тягучая грация, которой я раньше не замечала. Вероятно, просыпалась память тела.

Я как-то не задумывалась об этих метаморфозах — вернее, считала совершенно естественным, что под наблюдением опытного лекаря-мага пациент так быстро приходит в норму — пока Женька однажды не обронил, что процесс восстановления физической формы идет скорее вопреки, нежели благодаря указаниям лечащего врача.

— Магистр Астэри был категорически против того, чтобы Дан занимался в фехтовальном зале офицерского корпуса, тем более — по ночам.

— А зачем он туда ходит по ночам? — удивилась я.

Женька беспечно пожал плечами:

— Так ведь в другое время зал занят офицерами.

Дан вызывал у меня противоречивые чувства. С одной стороны, человек, который с таким упорством занимается саморазвитием, определенно заслуживает, если не симпатии, то, по крайней мере, уважения (я бы в подобной ситуации, скорее всего, отлеживалась в постели, почитывая беллетристику). Кроме того, его таинственное прошлое пробуждало жгучее любопытство. Тривиальные люди не валяются посреди леса с отравленными стрелами в спинах. Но на прямой вопрос, нравится ли мне Дан, я бы, скорее всего, ответила: "Нет."

Рядом с ним я чувствовала себя неловко. Наша самая первая встреча, в тот день, когда он пришел в себя, пролегала между нами, как провал меж двумя соседними крышами: вроде и узко, а попробуй перепрыгни. Больше всего терзала неизвестность. Слышал ли он мою… гм… чрезмерно эмоциональную тираду перед тем, как очнуться?… Временами я почти успокаивалась и давала зарок не думать о всякой ерунде, но потом снова ловила на себе испытующий взгляд — и начинала терзаться по новой.

Впрочем, и без этой неловкой ситуации Дан был слишком сложным человеком, чтобы вызывать безоговорочную симпатию. Я не раз замечала, что он вспоминает куда больше, чем рассказывает, и это неприятно задевало. Так и хотелось сказать: не доверяешь — на выход, никто тебя здесь не держит.

В глубине души я осознавала, что мои переживания во многом замешаны на ревности и обиде. Но была ли это обида за Вереска, память которого, как мне казалось, так легко предавал Женя? Или я ревновала своих друзей, которые с искренним удовольствием общались с этим подозрительным типом вместо того, чтобы радоваться моему чудесному возвращению из глубин депрессии? А может быть, меня обижала равнодушная доброжелательность Дана, который даже не пытался завоевать расположение девушки, спасшей ему жизнь?

Понимая, что в этих чувствах есть что-то неправильное (по крайней мере, социально неприемлемое), я старательно прятала их даже от себя, но иногда они все же прорывались наружу — вспышками ярости, раздражением, беспричинной агрессией. Друзья реагировали по-разному. Ника частенько убегала от меня в слезах, но так же быстро возвращалась мириться. Женька обижался, я замечала это по его глазам, но, как положено мужчине и воину, делал вид, что ему все равно. Только один раз мы с ним чуть было снова не поссорились — я серьезно задела Веронику. И лишь Нимроэль относилась к моим нападкам с философским спокойствием.

Однажды, когда я в очередной раз лезла в бутылку, Ним улыбнулась своей особенной всепонимающей улыбкой и заметила:

— Тебе не хватает любви, Юля.

— Ты хочешь сказать, что от недостатка секса я злая и противная? — желчно уточнила я.

Эльфийка рассмеялась:

— Ты вовсе не злая и не противная, не выдумывай. Я хочу сказать, что в тебе слишком много нерастраченных эмоций. Видела когда-нибудь, что случается с кипящим чайником, если у него заткнуть носик? Горячая вода начинает вырываться из-под крышки, заливая огонь и обжигая тех, кто случайно оказался рядом. Ты сейчас похожа на этот чайник. (Очень меткое сравнение. Мне и самой иногда кажется, что срывает крышку.) А любовь — это носик у чайника, он направляет пар в безопасную сторону. Я могла бы тебе помочь, — Ним ласково коснулась пальцами моей щеки, — но ты пока не готова разделить постель с женщиной.

— Как мило с твоей стороны обратить внимание на подобную мелочь, — буркнула я, но эльфийка не услышала моих слов: она о чем-то раздумывала, прикусив изящную губку.

— А вот Дан тебе подойдет, — продолжила Ним с той невыразимой простотой, на которую только она и способна. Таким тоном она могла бы предложить мне перекусить. (Да ладно тебе, Ева, это всего лишь яблоко.) Я даже не сразу нашлась, что возразить. — Он не боится быть сильным. Он способен тебя удержать.

— Откуда ты… — я задохнулась от внезапной догадки. — Ты с ним спала!

Нимроэль не ответила, но ее лицо осветилось счастливой, чуть застенчивой улыбкой. Она любила всех своих мужчин. И каждого соблазняла, и с каждым теряла невинность. Я не смогла сдержать горечи:

— Что, новый Женькин друг оказался доступнее старого?

Эльфийка покачала головой:

— Юля, ты никак не хочешь понять: Дан — не Кристоф. Кристоф умер.

Я знаю. Я сама убила его.

* * *

На следующий день, когда мы, как обычно, собрались в Женькиной комнате, Дан поинтересовался:

— Юлия, а вы пойдете на бал?

— Какой бал? — удивилась я.

— Юля! — укоризненно воскликнула Ника. — Я же тебе говорила! Завтра. В Малом зеленом зале.

Я припомнила, что на прошлой неделе у нас действительно шел разговор о чем-то таком. Впрочем, как откомментировал Женя, "бал — слишком громкое название. Скорее, местечковая дискотека для придворных". Подобные мероприятия не привлекали меня даже во времена зажигательного студенчества, теперь же и вовсе не было желания веселиться.

— Я не танцую.

— Это только пока трезвая, — лукаво напомнила Ним.

— А я и не пью, — мстительно добавила я.

— С каких пор?

— С тех самых.

Я почти наяву ощутила на языке тягучий, медово-пряный вкус вина с легкой миндальной горчинкой. И следом, как звено той же цепи, потянулось другое — пока еще не воспоминание, а лишь тень, предчувствие воспоминания о чем-то сладком и тревожном. Дрогнули крылья носа… Поспешно схватив со стола первую попавшуюся чашку, я судорожно вдохнула резкий аромат кофе. Полегчало.

— Предпочитаю безалкогольные напитки, — пояснила я удивленному Женьке (это оказалась его чашка). — Ну а вы, Дан? Идете?

— Нимроэль пригласила меня. Не вижу повода отказываться.

— Вы танцуете?

— Не знаю, — он засмеялся. — Ним показала несколько танцев, но не уверен, что я все запомнил.

— Повторим пройденное? — игриво предложила Нимроэль.

Дан с небрежно-грациозным поклоном подал ей руку, и эльфийка с готовностью выпорхнула из кресла. Женька вызвался отбивать такт ладонями. Вероника радостно подхватила.

Танец имел достаточно сложный рисунок, и Дан периодически сбивался с шага, но тут же снова подхватывал ритм, не выказывая ни малейшего смущения. Стало понятно, что имела в виду Нимроэль, говоря "Он не боится быть сильным": даже не помня в точности всех па, Дан все-таки вел в танце.

Я разглядывала кружащуюся по комнате пару с болезненно-жадным любопытством. Если бы не вчерашний разговор с Нимроэль, вряд ли бы у меня возникли подобные ассоциации, но теперь… все казалось слишком очевидным. Так легко представить…

…лишних полшага вперед, чуть глубже наклон — и его губы касаются безупречно гладкой кожи. Случайное движение руки — и ладонь соскальзывает с талии, повторяя волнующий изгиб бедра. Струится невесомая ткань платья — и Нимроэль сама струится, как река, даже в танце отдаваясь партнеру легко и естественно — так вода расступается, принимая в себя обнаженное тело… Какой мужчина сможет устоять?

Когда они остановились — ни разу не сократив предписанную этикетом дистанцию! — у меня пылали кончики ушей. Ника восторженно зааплодировала. Дан проводил даму к ее креслу, поблагодарил изящным поклоном (интересно, а этому его тоже научила Нимроэль?) и повернулся ко мне:

— Что скажете? У меня получается?

— Весьма… убедительно, — выдавила я.

— Видите, это несложно. Попробуйте.

— В самом деле, — подхватила Ним, — пойдем! Будет весело. Хочешь, я попрошу молодого белль Феста сопровождать тебя? Он превосходный танцор. Тебе не обязательно знать все па — просто следуй за ним.

— Он тоже не боится быть сильным? — съязвила я.

Эльфийка задумалась на мгновение.

— Нет, про него я бы так не сказала. Зато он очень нежен и тонко чувствует партнершу.

— Гм. Мы все еще о танце?

— А есть разница? — Нимроэль лукаво покосилась в сторону Дана.

Я снова испытала укол досады. Сложно винить парня за то, что он поддался всепоглощающему очарованию Ним (если даже у меня мурашки бегут по спине — при всей моей упертой гетеросексуальности). Но ей-то он зачем? Для коллекции? Из-за подростковой психотравмы, зарубцевавшейся, но не вылеченной, юная эльфийка так и не научилась ощущать разницу между влюбленностью и любовью, симпатией и физическим влечением, страстью и дружбой — для нее это были грани одного чувства. С воззрениями Нимроэль я была готова мириться, но она зачастую забывала, что у окружающих может быть к любви другое отношение.

— Мне вот любопытно, Ним, а есть во дворце хоть один мужчина, с которым ты не спала?

Краем глаза я заметила, что на скулах Дана вспухли желваки, и это только подхлестнуло агрессию. Но Нимроэль, как обычно, не усмотрела в моих словах ничего оскорбительного:

— Конечно, есть, и немало. Его величество Вильсент, магистр Астэри, его высочество Вильсент-младший…

— И четверть офицерского корпуса, — подхватила я.

— Скорее, три четверти, — эльфийка сморщила дивный носик и со смехом пояснила: — Они такие скучные.

— Юлия, можно вас на пару слов? — попросил Дан.

Его тон был спокойным, выражение лица — безупречно вежливым, но я едва удержалась, чтобы не уточнить с ехидством: "Бить будете?"

— Юлия, ваше свинство переходит все границы, — резко сказал Дан, как только за нами закрылась дверь. — Не знаю, что происходит в вашей голове, — и не уверен, что хотел бы это знать, — но я вижу, что друзья искренне за вас волнуются, а вы методично, раз за разом, втаптываете их в грязь.

Вообще-то, но был прав — стоило это признать, извиниться и тем исчерпать вопрос. Но меня уже понесло.

— А вы, значит, благородный защитник? Что же вы раньше молчали, когда я, по вашему выражению, втаптывала в грязь Женю и Веронику? Не все одинаково достойны вашей защиты?

— Женя способен сам постоять за себя и за свою девушку.

— А Ним, думаете, не способна? Бедная беззащитная овечка? — я невежливо расхохоталась. — Ох, Дан! Не обманывайтесь хрупким станом и невинными голубыми глазами. Нимроэль с отличием окончила курс боевой магии. А ее язычок, когда надо, бывает острее бритвы — поверьте мне, я с этим сталкивалась.

— Тем лучше для нее, — заметил Дан уже спокойнее. — Но это не меняет сути дела. Вы ведете себя как злой и капризный ребенок. Я восхищен долготерпением ваших друзей, но, поверьте, еще некоторое время в таком духе — и друзей у вас не останется.

— Так это вы обо мне заботитесь? — насмешливо протянула я. — Как трогательно! Скажите же скорей, мой старший товарищ, как мне следует поступить дальше?

— Прежде всего — извиниться перед Нимроэль, — серьезно посоветовал Дан. Он положил ладонь на латунную ручку двери и снова обернулся. — А завтра — сходите все же на бал. Даже если вы думаете, что вам не понравится, сделайте это ради Вероники. Она больше всех из-за вас расстраивается.

— Она из-за всего больше всех расстраивается. Характер такой, — рассеянно пробормотала я. В голове начал выстраиваться план. — А знаете, Дан, пожалуй, вы правы. Почему бы мне в самом деле не повеселиться?

В комнате нас встретила легкая настороженность: друзья опасались, что мы, если и не подрались, то, по крайней мере, поругались от души. Я выдала самую обворожительную из своих улыбок:

— Ним, прости, пожалуйста, я наговорила лишнего. Ты не могла бы дать мне несколько уроков танцев? Дан убедил меня пойти на завтрашний бал.

Женька вытаращился на парня с благоговейным восторгом:

— Кудесник! Как тебе это удалось?

Дан не ответил. Он смотрел на меня, и в его глазах — сейчас они напоминали цветом гранитную набережную — мелькнуло что-то похожее на беспокойство. Я ухмыльнулась. Завтра никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не прислушиваюсь к советам друзей.

* * *

Распорядитель бала, господин Дерек, пристально вгляделся в мое приглашение, словно рассчитывал, что оно окажется фальшивкой. Но текст, затейливо выведенный на кусочке голубого картона, венчался личной подписью Его Величества Вильсента II.

— Госпожа Юлия, простите, но я не могу допустить, чтобы гости появлялись на балу в таком… неподобающем виде.

— В приглашении указано, что гости должны присутствовать в вечерних туалетах, — подчеркнуто вежливо заметила я. — Почтенный мастер Фьеротти, который шил платье, заверил меня, что это самый что ни на есть вечерний туалет в стиле кхаш-ти.

…Джозефо Фьеротти, пожилой, но все еще чертовский обаятельный диганаррец, владелец одного из самых дорогих ателье в Вельмаре, действительно не был шокирован, когда я объяснила, какой именно наряд мне требуется пошить. То ли потому, что я пришла по рекомендации Нимроэль, чьи одеяния бывали порой куда откровеннее, то ли потому что он сам являлся поклонником стиля кхаш-ти, искренним и почти бескорыстным (по его собственному признанию, редко когда удавалось заработать на подобных экзотических заказах хотя бы половину того, что заплатила я.)

На последней примерке, когда не только платье было готово, но и красные, в тон широкому поясу, туфельки спрятались под подолом (чтобы в нужный момент кокетливо выглянуть из-под летящей белоснежной ткани), и нить нежно-розового жемчуга легла на шею, он придирчивым взглядом художника оценил свое творение — и остался доволен.

— Ну как, Юлия? Вам нравится?

— Не то слово, господин Фьеротти! Это даже лучше, чем я смела надеяться.

— Могу я полюбопытствовать, куда вы собрались в таком наряде?

— Друг устраивает тематический вечер по случаю своего дня рождения.

Диганаррец еще раз обошел вокруг меня — на этот раз его лицо было задумчивым.

— Знаете, Юлия, не в моих правилах говорить такое клиенткам, но… не надевайте это платье, если хотите и дальше остаться просто друзьями…

Этого я, конечно, распорядителю бала не сказала.

— Господин Дерек, приглядитесь внимательнее: мое приглашение подписано королем Вильсентом. Если вы сомневаетесь, я сию же секунду отправлюсь к его величеству и попрошу лично засвидетельствовать подлинность подписи.

Вообще-то, я отчаянно блефовала. У меня не было уверенности, что король одобрит мой откровенный наряд и тем более оторвется от дел, чтобы вразумить упрямого церемониймейстера. Но на Дерека угроза подействовала. Он неохотно открыл передо мной дверь:

— Прошу вас. Но должен предупредить, госпожа Юлия: если ваш внешний вид послужит причиной для скандала, я буду вынужден просить вас удалиться.

Лаисса, моя горничная, слишком долго провозилась с прической и макияжем, поэтому к началу я опоздала. Уже прошли первые три церемониальных танца, открывающие по традиции любой бал, и веселые, празднично разодетые пары свободно кружились в центре зала. Я моментально опознала кьести — довольно легкомысленный диганаррский танец, один из двух, которым обучила меня Ним. (Эльфийка заверила, что, поскольку кьести недавно вошел в моду и до сих пор запрещен на помпезных официальных балах, на неформальном, только для своих, мероприятии его будут танцевать особенно часто. Так и оказалось.)

Увидев меня, Вероника (непосредственное дитя!) сбилась с такта, потом торопливо прошептала что-то своему кавалеру и устремилась к дверям зала. Ее движение не осталось незамеченным: десятки пар глаз обратились в мою сторону. Ладони немедленно взмокли, и мне стоило большого труда удержать на лице невозмутимую улыбку. Пусть смотрят. Я ведь для этого сюда и пришла.

— Юлькааа! — протянула принцесса с ужасом и восторгом. — Ты… Они все умрут!

В других обстоятельствах я и сама бы умерла на месте: на фоне расфуфыренных придворных дам я выглядела почти голой. Но волна куража, отголосок которого я ощутила вчера во время разговора с Даном, захлестнула меня с головой, смывая стыдливость, скованность… и здравый смысл.

Женя искренне похвалил платье, но удивления не выказал. (Подозреваю, что его предупредила Ним, у которой я накануне выспрашивала, где она шьет свои экзотические наряды.) Я собиралась принимать комплименты хладнокровно и с достоинством, но, не удержавшись, похвасталась:

— Фасон сама придумала!

— Правда, Джозе душка? — улыбнулась Ним. (Сама эльфийка, уж не знаю, почему, была одета скромнее, чем обычно. Меня это устраивало: сегодня я собиралась быть в центре внимания.)

— Господин Фьеротти великий мастер, — серьезно подтвердила я. — Он меня вчера три часа мучил, пока не удостоверился, что в точности понимает мой замысел. А после этого всю ночь гонял своих белошвеек, — я в притворном ужасе закатила глаза. — Не спрашивай, во сколько мне это обошлось.

Я взяла со столика бокал с игристым вином, пригубила и с великосветской небрежностью повернулась к третьему собеседнику.

— Здравствуйте, Дан. Как видите, я прислушалась к вашему совету. И намерена как следует повеселиться.

— Вижу, — сухо согласился он.

Нимроэль рассмеялась.

Потрясение, вызванное моим появлением, постепенно улеглось — бал вернулся в привычную колею, и танцующие снова закружились по узорчатому паркету. Приглашать меня никто не торопился, и я воспользовалась передышкой, чтобы оценить обстановку.

В зале в основном присутствовала дворцовая молодежь: придворные дамы, жадные до развлечений, и юные офицеры королевской гвардии. Немногочисленные мужчины в штатском и в выправке, и в лоске явно проигрывали подтянутым военным в парадных мундирах.

Мой взгляд, поверхностно скользящий по публике, неожиданно зацепился за молодого человека, чье лицо показалось смутно знакомым — так вспоминают лицо с обложки. Он и сам был как мальчик с глянцевой картинки: высокий, статный, с копной густых волос цвета топленого молока. На поясе висел короткий парадный меч в богато инкрустированных ножнах — парень входил в одно из семейств Ближнего Круга, членам которого позволено носить оружие на королевских церемониях. Он стоял в другом конце зала и что-то говорил своему соседу, невысокому худощавому брюнету, тоже офицеру, и тоже из Ближнего Круга. Даже на расстоянии чувствовалась потрясающая харизма блондина — он привык управлять вниманием людей. Я послала ему заинтересованную улыбку и тут же, якобы в смущении, отвела глаза.

Бал меж тем шел своим чередом: церемониймейстер объявил очередной танец, новые пары уже заняли места в центре зала, — а меня так никто и не приглашал. Становилось скучно. Ночью от волнения на меня напала бессонница, и я до пяти утра кружилась по комнате в ночной рубашке, разучивая показанные Нимроэль танцы. Неужели мои усилия пропадут зря?

Верный друг Женька почувствовал мое замешательство (надеюсь, что почувствовал, а не прочитал на лице!)

— Леди, вы сегодня особенно обворожительны. Позвольте пригласить вас на танец.

Я присела в легком реверансе, одними губами шепнув: "Спасибо".

— Как тебе бал? — поинтересовался он, когда мы заскользили по залу.

— Супер, — лаконично отозвалась я. — Женич, помолчи чуток. Я еще ни разу не танцевала это с мужчиной и под музыку.

Женя оказался хорошим партнером. Ему недоставало пластичности Дана, но он вел меня технично и уверенно, и вскоре я расслабилась, перестав думать о последовательности шагов. Наверное, со стороны мои движения выглядели не безукоризненно правильными, но они были легкими и естественными — а что еще надо для танца? Страстная южная мелодия перенесла меня в те времена, когда я была влюблена в Женьку — и это добавило нашему танцу чувственности. Невесомый шелк платья взметался на поворотах, дерзко демонстрируя лодыжки (разумеется, без чулок, а как же иначе). Взгляды — презрительные, заинтересованные, брезгливые — отскакивали от меня с сухим звоном, как стеклянные шарики из детской игры.

Проводив меня на место, Женька галантно поцеловал руку и с шутливым восторгом выдохнул:

— Богиня!

Даже насупленный Дан слегка улыбнулся.

Наше маленькое представление сломало ледок настороженности — и карусель завертелась.

Следующим моим кавалером был тот самый худощавый брюнет. Он оказался мрачен и молчалив, держался скованно и упорно смотрел сквозь меня, как будто кружился со стулом. Я так и не поняла, зачем он меня пригласил.

Очередному претенденту — лихому офицеру со взглядом поручика Ржевского — пришлось отказать: я не знала объявленного танца.

— Жаль, — без всякого смущения заметил он. — Могу я рассчитывать на следующий?

Одна из придворных дам, миниатюрная барышня лет восемнадцати с кукольным личиком, поинтересовалась, у кого я шила платье. Другая, шатенка с умопомрачительной фигурой и некрасивым надменным лицом, в резких выражениях предупредила, чтобы я не смела заглядываться на ее жениха, барона белль Тесла. Я заверила, что она может быть спокойна: понятия не имею, кто это такой. Остальные дамы подойти не решались, но я не сомневалась, что они живо обсуждают детали моего туалета — то и дело до меня доносился презрительный шепоток: "Какая вульгарность!"

Молодые люди, напротив, отнеслись ко мне в целом благосклонно (по крайней мере, с интересом). Только один мужчина — полноватый, рано полысевший франт в дорогом камзоле — отвел меня в сторону и потребовал немедленно убраться с бала, потому что, дескать, таким, как я, не место в приличном обществе. С самой очаровательной улыбкой я посоветовала ему отойти подальше. А то моей репутации, учитывая обстоятельства, уже мало что способно повредить, а вот его намерения могут быть неверно истолкованы. Намек подействовал: франт отскочил от меня, как от прокаженной.

Как только закончился очередной танец, ко мне вихрем подлетела Вероника — узнать, чего хотел "этот противный барон белль Тесла" (Так вот кто это! Определенно, надменной шатенке не о чем волноваться) и почему отошел с таким диким лицом. Ответить я не успела.

— Вероника, ты не познакомишь меня со своей спутницей? — раздался над ухом бархатистый голос.

Рядом с нами стоял тот самый блондин, на которого я обратила внимание в самом начале. Улыбка принцессы сделалась принужденной.

— Юлия, познакомься, пожалуйста, это мой брат Фернанд. Фернанд, это Юлия, моя подруга.

Ух ты! Его высочество крон-принц Фернанд! А у вас, Юлия Эдуардовна, губа, прямо скажем, не дура. Обольстительно улыбаясь, я повернулась к блондину:

— Ваше высочество, в жизни вы еще привлекательнее, чем на портретах.

Конечно, даме не пристало первой делать комплименты, но передо мной все-таки особа королевской крови.

— Не могу сказать того же о вас, Юлия. Если бы мне попался на глаза ваш портрет, я бы непременно запомнил. Разве забудешь такую красоту?

Его взгляд жадно облизал мои обнаженные плечи и затерялся в узком клиновидном вырезе, который тянулся до широкого алого пояса. Я припомнила, что крон-принц Фернанд слыл страшным ловеласом, но после официальной помолвки, состоявшейся полгода назад, был вынужден взять себя в руки. Похоже, воздержание давалось ему с трудом.

— Вероника, надеюсь, ты не будешь против, если я ненадолго украду твою подругу?

— Фернанд…

— Да? — в голосе принца хрустнул ледок, и Ника стушевалась:

— Нет, ничего. Я… пойду.

Вблизи принц оказался еще симпатичнее, чем на расстоянии, — вернее, вблизи его харизма весьма убедительно подкреплялась бархатным, великолепно поставленным голосом, уверенной манерой разговора и властными жестами.

Очередной танец мы пропустили, беседуя о светских пустяках. Я видела, как Женя уводил с бала Веронику, но не подошла попрощаться — ограничилась воздушным поцелуем из другого конца зала.

Когда церемониймейстер объявил новый танец, принц галантно протянул мне руку. Он не спросил, танцую ли я.

— Сегодняшний бал был чудовищно скучным, пока не появились вы, — пожаловался Фернанд, склоняясь ко мне чуть ближе, чем дозволял этикет. — Хотите, сбежим отсюда?

— А мне здесь очень нравится! Но за вами, принц, я готова последовать хоть в Северные Пустоши.

Я не кривила душой. В тот момент я была почти влюблена в этого мальчика с журнальной обложки (а точнее — в свое отражение в его глазах). Мне нравилось дразнить его, наблюдая, как он отчаянно и безуспешно пытается спрятать под маской светской учтивости «недостойные» желания. Я отдавала себе отчет, что в долгосрочной перспективе такая игра до добра не доведет — но ведь в мои планы не входила долгая игра. И это чуточку фамильярное обращение — «принц» — так сладко перекатывалось и таяло на языке…Могу я хоть раз в жизни почувствовать себя Золушкой?

— Давайте встретимся в Изумрудной столовой, — прошептал Фернанд. — Последняя дверь направо по коридору. Я уйду сейчас, а вы подождите один танец — и присоединяйтесь.

Он проводил меня на место и действительно почти сразу исчез из зала. С первыми тактами новой мелодии ко мне подошли сразу двое: Дан и худощавый брюнет, мой второй кавалер. Я выбрала брюнета — и очень скоро пожалела о своем решении: молодой аристократ был все так же скован и молчалив и по-прежнему рассеянно смотрел куда-то мимо моего левого уха. Привыкнув к ощущению деревянной ладони на талии, я совсем позабыла и о партнере, и о танце — мысли устремились к более насущным вопросам: что я делаю, куда меня несет и не пора ли остановиться? Рядом с принцем, в свете его ослепительной улыбки, все казалось простым и естественным, но стоило Фернанду скрыться за дверью, как сомнения полезли, словно крысы из нор. Впрочем, на каждый довод «против» находился не менее убедительный контраргумент.

У него есть невеста. — Это политический брак. Они друг друга не любят.

Демонстративно убегать с бала с мужчиной — просто неприлично. — Ха. На приличия я забила в тот момент, когда явилась на чопорный танцевальный вечер в белом платье с ярко-алым поясом, открытой спиной и вырезом едва ли не до пупа.

Заниматься любовью в спешке, под угрозой скандала, который непременно случится, если нас застукают… фи, как неромантично. — Зато весело, волнующе и эротично!

И самое главное. Раз уж у меня сегодня День Следования Мудрым Советам, почему бы не прислушаться к Нимроэль и, если на то пошло, к собственному внутреннему голосу, который неустанно твердил, что длительное воздержание вредно для организма? (Кстати, где этот паршивец? И с какой стати я должна выполнять за него его работу?!!)

Я с трудом дождалась окончания танца — момента, когда можно будет наконец-то перестать думать и начать действовать.

Войдя в упомянутую Фернандом комнату, я поначалу испугалась, что не туда попала: пустое просторное помещение, залитое светом фонарей (окна выходили на центральную площадь), меньше всего походило на столовую. Пока я пыталась осознать, где нахожусь, принц молча привлек меня к себе и накрыл ртом мои губы. Лихое начало, ошарашенно подумала я. С другой стороны, никто не обещал ужина при свечах.

Фернанд легко приподнял меня и усадил на единственный оставшийся предмет мебели — какое-то подобие барной стойки. Наши лица оказались почти на одном уровне, и я ощутила ненавязчивый цветочный аромат, исходивший от его волос — совсем не сексуальный, но очень приятный. Принц превосходно целовался: властно и вместе с тем без излишней грубости (так грамотный правитель утверждается на новой территории: не силой, но дипломатией). Однако мое тело откликалось на удивление медленно и неохотно. После вчерашней реакции на невинный танец Дана и Нимроэль, я ожидала, что вспыхну, как спичка, от одного прикосновения. Но спичка оказалась отсыревшей.

Забавная выходила сказка. Вместо хрустальной туфельки и пышной свадьбы — торопливый секс в темной пустой комнате… Зато принц самый что ни на есть настоящий — не придерешься. Ну что ж, какая Золушка, такая и сказка. Мне стало весело.

— Чему ты улыбаешься? — удивился Фернанд.

— Так… Хорошо просто. — Я запустила пальцы в его густую шевелюру и уткнулась носом в макушку цвета топленого молока. — Твои волосы пахнут фиалкой.

И почему такие шикарные локоны достались мужчине? Чудовищная несправедливость.

Его дыхание, заплутавшее в жемчужинах ожерелья, было торопливым и щекотным, как пузырьки от шампанского.

Рука скользнула вниз по бедру. Тихо зашелестел шелк.

Все происходило слишком быстро. Наверное, Фернанд был хорошим любовником — для человека с репутацией ловеласа это вопрос престижа. Но ситуация не предполагала долгих прелюдий, а у меня, как назло, оказалось совершенно неподходящее настроение для быстрого секса.

Я откинулась назад, позволяя горячим губам соскользнуть с шеи вниз, в интригующую ложбинку между двумя полосками белого шелка. По позвоночнику прокатилась знакомая волна… Может, еще не все потеряно. Туфелька свалилась с ноги и стукнула по паркету.

И тут отворилась дверь, впуская в комнату звуки далекой музыки — и Дана.

Первые пару секунд он молча смотрел на нас. Даже в тусклом свете фонарей было видно, как стремительно темнеют его глаза.

— Ваше высочество, — короткий отрывистый поклон. — Вас ищут в зале.

— Кто?

Фернанд выпрямился, но не убрал руку с моей спины, давая понять наглецу, что его присутствие здесь неуместно. Дан молчал и не двигался.

— Если тебя послали за мной, возвращайся и скажи, что не нашел. Ты разве не видишь, я занят.

— Госпожа Юлия находится во дворце по личному приглашению короля. Его величество будет весьма недоволен, узнав, что вы обошлись с его гостьей неподобающим образом.

Фернанд, едва заметно усмехнувшись, посмотрел на меня:

— Юлия, разве я обращаюсь с тобой неподобающим образом?

— Самым подобающим! — заверила я.

Внутри медленно поднималась досада. Какого черта, что он себе позволяет? Я, хвала небу, уже давно совершеннолетняя и могу сама решать, с кем, когда и где мне спать (и не его собачье дело, что я по этому поводу думаю!) Фернанд с подозрением перевел взгляд с меня на Дана и обратно:

— Это твой любовник?

— Это любовник Нимроэль. По крайней мере, один из.

— А, — успокоился принц. — Ну, передавай привет блистательной Ним. Она, наверное, тебя заждалась.

Но вместо того, чтобы извиниться и выйти, Дан подошел к нам.

— Ваше высочество, позвольте напомнить, что у вас есть невеста.

Принц начал раздражаться.

— Послушай… как тебя…

— Дан.

— Послушай, Дан. Моя личная жизнь тебя ни коим образом не касается. И, если я правильно понял, личная жизнь Юлии — тоже. Будь добр, закрой дверь с той стороны.

Дан посмотрел принцу в глаза и тихо произнес:

— Личная жизнь — да. Но речь идет просто о жизни, ваше высочество. Герцог белль Фарро не потерпит скандала накануне свадьбы.

У Фернанда изменилось лицо. Я почти физически ощущала борьбу, которая происходила в его душе. С одной стороны, ему не хотелось меня упускать. С другой — слова Дана (еще бы знать, что он имел в виду?) попали в точку.

Наконец, принц повернулся ко мне. Душевная борьба окончилась — очевидно, не в мою пользу.

— Юлия, вы мне нравитесь. В вас много жизни и свободы, которых так не хватает в дворцовых стенах, особенно теперь, после помолвки. Но ваш друг прав. Я не должен был подвергать вас опасности.

Он поднял мою руку и коснулся губами центра ладони, вкладывая в один поцелуй все нереализованное желание. Я судорожно втянула воздух.

Принц резко развернулся и вышел из комнаты, на ходу застегивая пуговицы мундира.

Дан прислонился к стойке рядом со мной и покачал головой:

— Если бы я знал, что вы такая… эксцентричная, я бы остерегся давать советы.

— Так остерегитесь! — Я спрыгнула со стола, не глядя надела упавшую туфлю и приблизилась к Дану почти вплотную. — Остерегитесь, если не хотите прочувствовать полную меру моей эксцентричности.

Он выдержал мой взгляд, не дрогнув. Но когда я устремилась к двери, крепко ухватил за запястье.

— Не торопитесь, Юлия. Принц должен вернуться один.

— Да что вы себе позволяете! Какого черта вы вообще в это влезли? Я еще стерпела ваше вчерашнее хамство — в конце концов, мужчина обязан вступаться за женщину, с которой спит. Но сегодня ваша наглость просто переходит все границы!

Дан с любопытством прищурился, слегка наклонив голову на бок.

— Вы правда не понимаете или меня дразните?

— Представьте себе, не понимаю.

— Герцог белль Фарро — один из самых влиятельных членов Совета Лордов.

— И что?

— Крон-принц помолвлен с его дочерью, свадьба должна состояться через два месяца, когда Изабелла белль Фарро достигнет совершеннолетия. Герцог — человек очень строгих нравов, он требует, чтобы все было в высшей степени благопристойно. И если Фернанду ничего не угрожает, кроме серьезного разговора с отцом, то с девушкой, которая имела неосторожность привлечь внимание принца, может в любой момент произойти несчастный случай. Вы, должно быть, в курсе, Юлия, что Совет вас и так не жалует, и ваша мимолетная интрижка с Фернандом рискует стать последней каплей.

— Бред какой! — фыркнула я.

— Вы бы так не говорили, если бы знали герцога белль Фарро достаточно хорошо.

— А вы, конечно, с ним на короткой ноге, — съязвила я. — Неужто прекрасная Нимроэль чудесным образом излечила вашу амнезию?

— Напротив. Я почти ничего не помню ни о мире, ни о государстве, ни о городе, в котором нахожусь, и поэтому вынужден задавать много вопросов.

Да уж, "много вопросов" — это в точку. Я заметила, что танцевал Дан мало, в основном беседовал с Женькой, Ним и еще парой личностей, с которыми свел знакомство на балу. Я думала, что он стесняется демонстрировать свое неумение, а он, оказывается, собирал информацию. На месте главы Королевской Канцелярии я бы получше присмотрелась к этому любознательному товарищу… А впрочем, не мое дело.

— Пойду к себе. Все равно вы мне весь кайф обломали… И не вздумайте идти за мной, — я свирепо сверкнула глазами, заметив его попытку двинуться следом, — если не хотите скандала в коридоре. У меня настроение как раз подходящее.

Вообще-то, я не особо надеялась, что он прислушается к просьбе. Но пусть хотя бы тащится где-нибудь в отдалении. А то ведь правда зла никакого не хватает!

Лестница на третий этаж находилась примерно на полпути от Изумрудной столовой до бальной залы. Я летела по коридору, кипя от негодования, и не сразу услышала, как кто-то окликнул меня по имени.

— Юлия, мне надо с вами поговорить, — настойчиво повторил голос.

В проеме одной из дверей стоял давешний брюнет, приятель принца.

Ррр. Ну что опять? Еще один блюститель нравственности на мою голову? Отказать в беседе дворянину из Ближнего Круга было бы как-то совсем уж невежливо, поэтому я, повинуясь его приглашающему жесту, ступила в слабо освещенную комнату.

Это оказалась небольшая, лаконично обставленная гостиная. Из мебели — несколько низких диванов и пара журнальных столиков. Стену над широким камином, закрытым вычурной медной решеткой, украшала композиция из двух перекрещенных мечей.

Брюнет держался все так же скованно (если не сказать сурово), как во время танца, и первые его слова стали для меня полной неожиданностью:

— Юлия, я потерял голову в тот момент, когда увидел вас, — голос мужчины был хрипловатым, но тон — спокойным, почти холодным. У меня возникло подозрение, что это какой-то дурацкий розыгрыш. — Я сходил с ума, представляя, как Фернанд целует вас… Юлия, он познал десятки женщин, вы для него — очередная игрушка. Вы не должны принадлежать ему!

— Я не собираюсь никому принадлежать, — озадаченно сказала я, размышляя, под каким бы предлогом отсюда поскорее убраться — разговор принимал странный оборот.

И вдруг брюнет порывисто притянул меня к себе и прижался ртом к моим губам, настойчиво раздвигая зубы языком. Ничего себе заявочки! Я с отвращением отпихнула его и попыталась залепить пощечину — без всякого участия разума, на одних рефлексах. Брюнет перехватил мою руку, и на его лице — в первый раз за вечер — отразилось какое-то чувство.

— Шлюха! — с ненавистью выплюнул он. — Значит, ты только под принца подстилаешься, да? Второй род королевства для тебя недостаточно знатен?

— Милорд, вы пьяны!

Все еще не выпуская моей руки, он ударил меня по лицу, не очень сильно, но мне хватило: ободок тяжелого перстня попал по самому чувствительному месту на подбородке. От резкой боли я на несколько мгновений потеряла способность соображать. Сознание включилось, когда я уже лежала на диванчике, распластанная под тяжелым мужским телом. Одна рука брюнета прижимала мои запястья к спинке дивана, другая лихорадочно путалась в складках платья. Кажется, я что-то говорила насчет слишком короткой прелюдии в исполнении принца? Беру свои слова назад.

Времени на испуг не оставалось. Мозг был занят обдумыванием двух чрезвычайно важных мыслей. Во-первых, просчитывало левое полушарие, когда брюнет отвлечется, чтобы снять штаны, надо будет исхитриться заехать ему коленом в пах. Во-вторых, негодовало правое, если этот ублюдок порвет платье, которое обошлось мне в целое состояние и черт знает сколько нервных клеток, я располосую его на ленточки.

За плечом брюнета мелькнуло сосредоточенное лицо с темно-серыми глазами. Незадачливый герой-любовник взлетел в воздух, и кулак Дана красиво впечатался ему в челюсть. Превосходный хук слева, мысленно зааплодировала я.

Лицо брюнета перекосилось от ярости и пошло алыми пятнами.

— Ты хоть имеешь представление, на кого поднял руку?

— Я готов принести вам извинения, лорд белль Фарро, если вы попросите прощения у Юлии, — произнес Дан почти спокойно. Только потемневшие радужки и все еще сжатые кулаки выдавали внутреннее напряжение.

— Извинения? Ты смеешься надо мной, мразь? Даже твоя безымянная могила не станет достаточным извинением за оскорбление наследника герцога белль Фарро!

Он выхватил меч и сделал выпад в сторону Дана — тот едва успел отскочить в сторону.

— Перестаньте, вы с ума сошли! — крикнула я, бросаясь к белль Фарро.

Он оттолкнул меня, даже не удостоив взглядом.

Было очевидно, что Дан не хочет драться: некоторое время он пассивно кружил по комнате, уклоняясь от ударов. Но брюнет не оставил ему выбора. Отступая, Дан добрался до камина и сорвал со стены один из мечей.

— Положи меч, тварь. Ты не достоин даже дышать на него! — лицо лорда белль Фарро из пятнистого сделалось равномерно красным. Он снова ринулся в бой. Зазвенела сталь.

Я очнулась от ступора и метнулась к двери. Вряд ли кто-нибудь вступится за безродного Дана, но, может, хоть из любви к порядку церемониймейстер остановит эту глупую схватку? В дверях я едва не налетела на принца.

— Что здесь происходит? — властно спросил Фернанд, отодвигая меня в сторону.

— Этот ублюдок посмел меня ударить! — выкрикнул белль Фарро, продолжая наступать на Дана.

Крон-принц мельком взглянул на меня. Я уже успела привести себя в порядок, но глаза были круглые от запоздало накатившего страха: только теперь я осознала, что против излюбленного женского приема "коленом в пах" есть универсальный контрприем "клинок у горла".

— Подозреваю, что у него были на то основания.

— Да какие основания, Фернанд? — вскричал белль Фарро. — Что я его девку потискал? Так от нее не убудет! К тому же она сама напрашивалась, ты видел.

— Лорд белль Фарро, вы забываетесь, — холодно отчеканил принц. — Я не потерплю убийства в своем доме.

— И ты позволишь этому ублюдку уйти? — горько спросил брюнет. — Допустишь, чтобы оскорбление рода белль Фарро — второго по знатности рода! — осталось безнаказанным? А дальше что? Спустишь оскорбление королевской чести?

— Бой до первой крови, — бесстрастно уронил Фернанд.

— Ваше высочество, но это нечестно! — возмутилась я. — Вы посмотрите, что у Дана в руках! Эта декоративная железка тупее кочерги!

Принц резко обернулся ко мне:

— Юлия, никогда не смейте говорить так об оружии.

Мое замечание, однако, учел: вынул из ножен меч и протянул рукоятью вперед. Дан с коротким поклоном принял клинок, взял его в левую руку, взмахнул пару раз, оценивая балансировку. Свой прежний, декоративный, меч он не отложил.

— До первой крови, — напомнил Фернанд. — Лорд белль Фарро, вы меня поняли?

— Да, мой принц, — с тихой яростью сказал брюнет.

По его глазам было видно, что первую кровь он рассчитывает пролить из разрубленной шеи противника.

— К бою! — скомандовал принц.

И вновь зазвенела сталь.

Схватка была короткой и некрасивой. Дан явно проигрывал сопернику и в мастерстве, и в ловкости, и в скорости. Кроме того, молодой лорд, то ли позабыв в пылу схватки о предупреждении принца, то ли сознательно перекраивая под свои нужды "правило первой крови", целился в жизненно важные точки: в корпус, в шею, в голову. Дан, который поначалу еще пытался атаковать, вскоре был вынужден уйти в глухую защиту. Бой напоминал не дуэль, а попытку уцелеть в мясорубке. Я ожидала, что принц вмешается, но он стоял в стороне и, скрестив руки на груди, с любопытством наблюдал за ходом поединка.

Решающий удар был нанесен в левое плечо, недалеко от сонной артерии. Дан отклонился назад, уходя от удара, и острие только вспороло кожу. При виде алого пятна, расползающегося по рубашке противника, лорд белль Фарро, подобно быку на корриде, пришел в еще большее неистовство. Я подалась вперед, чтобы повиснуть у мужчины на локте: у него было лицо безумца. Но окрик принца опередил меня:

— Прекратить бой!

Приказ будущего сюзерена остановил руку молодого дворянина куда вернее, чем это могла бы сделать я.

— Я, Фернанд белль Хорвелл, свидетельствую, что оскорбление смыто кровью. Лорд белль Фарро, вы удовлетворены?

Несколько секунд белль Фарро стоял неподвижно, держа меч у горла Дана. Ребра под парадным камзолом вздымались тяжело и часто — ярость схватки и ненависть к сопернику клокотали в груди, мешая дышать. Наконец, молодой лорд медленно опустил оружие и склонил голову перед Фернандом:

— Да, мой принц.

— Ступай, Грегор. Поговорим позже.

Дан отложил в сторону "декоративную железку" и с почтительным поклоном протянул Фернанду его клинок.

— Благодарю вас, ваше высочество.

Мне показалось, он хотел добавить что-то еще, но передумал.

— Ты владеешь техникой двуручного боя? — с интересом спросил Фернанд, пряча меч в ножны.

Дан едва заметно усмехнулся:

— Похоже, что да.

— У тебя хорошая база, но ты в отвратительной форме. Давно не тренировался?

— Я… долго болел.

— Приходи завтра к восьми утра на тренировку в мой фехтовальный зал. Я хочу, чтобы ты показал мне пару приемов.

— Как вам будет угодно, ваше высочество.

Принц повернулся ко мне.

— Юлия, я приношу вам извинения за этот инцидент. Поступок лорда белль Фарро, безусловно, недостоин дворянина и мужчины. Хотя, должен признать, вы действительно вели себя несколько… провокационно.

— Простите, ваше высочество, — я потупила взор в попытке изобразить раскаяние. — Я испортила вам бал.

— Напротив, вы его очень скрасили, — с серьезного лица наследника престола на меня глянули дерзкие глаза обольстительного мальчика, с которым мы целовались полчаса назад. — Но все-таки не делайте так больше, если вам дорога ваша жизнь и честь.

Я склонилась в глубоком реверансе:

— Да, мой принц.

Фернанд вышел (стало слышно, как он разгоняет в коридоре любопытствующих придворных), и мы остались вдвоем.

— По крайней мере, в этом есть один положительный момент, — рассеянно заметил Дан, пытаясь разглядеть рану на плече. — Теперь никто не усомнится в том, что вы были со мной, а не с принцем.

— Что?!!

Не знаю, что меня задело больше: высказанное Даном предположение или его равнодушный тон. Возмущенно передернув плечами, я направилась к выходу.

— Юлия!

Я обернулась с недовольной миной, ожидая очередного нравоучения.

— Вам идет платье.

* * *

— Я не уверена, что все было именно так. Но это, по крайней мере, объясняет, как твоя внучка смогла появиться на свет. Хотя чисто технически, — усмехнулась Альтерра, — она получается не совсем твоя.

— Они правда такое делают? — аристократическое лицо Энриля скривилось в гримасе отвращения. — Но это же противоестественно!

— Зато действенно, согласись? — весело парировала девушка. — Люди вообще изобретательны.

— Не могу сказать, что меня это очень радует.

— Да брось, — Альтерра легкомысленно повела плечом. — Они забавные.

— Я заметил, — с мрачной иронией согласился Энриль. — Кое-кто уже позабавился. До сих пор от смеха в себя придти не можем.

Лэйо привычно вскинулся, готовясь отбиваться от очередного нравоучения, но брат не смотрел на него.

— Постой-ка… — пробормотал Энриль, рассеянно постукивая пальцами по кожаному подлокотнику. — Если кристалл был сделан на крови… а моей крови в ней нет… Может, все обойдется, а? Как ты думаешь?

— Не тешь себя надеждой, Риль, — девушка покачала головой. — Не обойдется. Кровь — только медиатор. С таким же успехом он мог взять слюну или слезы, к примеру. В этой девочке — частица твоего Дара. Сам подумай, как бы она смогла переместиться?

 

Глава 4

— Госпожа Юлия, позвольте вам представить господина Розверо, он будет писать ваш портрет.

Художник, смуглый худощавый мужчина лет тридцати с небольшим, коротко поклонился, не отрывая от меня исследующего взгляда.

— У вас интересное лицо, — без улыбки сказал он. — Вы чем-то похожи на кхаш-ти.

— Это комплимент?

— Нет, профессиональная оценка.

Я огляделась. Студия была просторная, светлая и на удивление аккуратно прибранная — такой порядок не ассоциировался у меня с мастерской художника. На мольберте уже висел холст — пока еще пустой. На столике рядом располагался большой деревянный ящик, из которого выглядывали головки разнокалиберных кистей. В углу стояли несколько пустых рам. Ни готовых картин, ни набросков в комнате не было, если не считать портрета миловидной девушки в обтягивающих джинсах со стразами, сиротливо прислоненного к стене за дверью.

— Это тоже ваша клиентка? — спросила я у господина Фьеротти, кивнув на картину.

— В некотором роде. Брюки действительно пошиты в моей мастерской, но портрет заказал ее кавалер. Она кхаш-ти.

— Работа не готова, — с едва заметной гримасой неудовольствия пояснил художник прежде, чем я успела удивиться отсутствию амулета возврата на лбу у девушки. — Заказчик отказался забрать его.

— Я уже сказал, Серхио, я заплачу вам за эту картину. Она станет достойным пополнением галереи.

Моему изображению тоже было уготовано место в личной галерее господина Фьеротти. Мне самой, разумеется, никогда не пришла бы в голову мысль заказывать собственный портрет (да еще и в том самом, скандальном, наряде), но ушлый диганаррец уговорил меня в два счета, пообещав вернуть половину денег, которые я заплатила за платье. Учитывая сумму заказа, предложение было более чем заманчивым.

Господин Фьеротти мягко взял меня под локоть:

— Идемте, Юлия, я провожу вас в гардеробную.

Мы вышли в узкий полутемный коридорчик. Родгер, молодой гвардеец, приставленный лордом Дагерати к моей особе, молча последовал за нами.

— Родгер, вы что, собираетесь идти за мной в гардеробную? — холодно осведомилась я.

— У меня приказ не оставлять вас без присмотра ни на минуту, — сумрачно ответил парень.

— Вот еще новости! А в туалет вы тоже вместе со мной пойдете?

Мой доблестный страж отчаянно покраснел, и мне на секунду стало его жалко. Юноша всего лишь выполняет приказ. Может, и правда, позволить ему пойти со мной? В самый пикантный момент попрошу отвернуться… "Еще чего!" — тут же возмутилась женская гордость. Я не нанималась бесплатный стриптиз устраивать. Стоит только сделать одну крохотную уступку, и в следующий раз лорд Дагерати без всякого зазрения совести выставит охрану прямо в спальне. (И все это — для моей личной безопасности, кто бы сомневался!)

Мы остановились перед дверью в гардеробную.

— Войдите, убедитесь, что там нет засады — и выметайтесь, — мрачно предупредила я. — Я отказываюсь раздеваться в вашем присутствии.

Родгер зыркнул на меня свирепо и вместе с тем растерянно, явно не зная, что предпринять, но в конце концов молча скрылся за дверью. На мое счастье (точнее, как выяснилось позднее, несчастье), мама с папой воспитали его в убеждении, что неприлично пялиться на переодевающуюся девушку. Особенно если девушка против.

Минуты через полторы он вышел и встал справа от двери:

— Я подожду здесь. Не задерживайтесь, пожалуйста.

— Спасибо, — искренне улыбнулась я. В конце концов, парень действительно всего лишь выполняет свою работу.

Когда дверь гардеробной закрылась за спиной, мне стало не по себе. Черт бы побрал этого Родгера, если бы не он, мне бы даже в голову не пришло, что здесь может подстерегать опасность. О моем визите к мастеру Фьеротти не знал никто, кроме самого хозяина ателье и его штатного художника. Несколько нервозно я оглядела помещение. В дальнем углу располагалась стойка-вешалка для нарядов — сейчас на ней висело только мое белое платье (пока я знакомилась с живописцем, проворная служанка успела привести его в порядок). По правую руку от меня стоял туалетный столик, напротив него, у противоположной стены — кресло, навесной шкаф и полка для обуви. Обстановка более чем лаконичная — спрятаться злоумышленнику было негде. Разве что…

… под заклинанием невидимости! Я поспешно метнулась к двери, но было уже поздно: широкая крепкая ладонь закрыла мне рот, а к горлу прижалось острое лезвие.

— Пикнешь или дернешься — убью, — прошипели над ухом. — Поняла?

Я осторожно кивнула. Кричать и вырываться в самом деле не имело смысла. Если бы меня хотели убить — убили бы сразу, а активировать телепорт похититель успеет еще до того, как Родгер откроет дверь.

Левая рука мужчины потянулась к запястью правой, все еще прижимающей нож к моему горлу. Точнее, «потянулась» — не совсем подходящее слово, наверняка все происходило стремительно, но мне почему-то казалось, что она проплывает мимо подбородка неспешно, как лайнер на рейде. Вместо того, чтобы измышлять план побега, я с безучастностью фотоаппарата фиксировала обстановку: на куртке свежая прореха; на внешней стороне запястья — нитевидный шрам; ноготь большого пальца неаккуратно обгрызен. Губы защипало от пота с мужской ладони. Обкусанный ноготь противно царапнул кожу рядом с ухом. Это значит, что остальные пальцы уже коснулись телепортационного браслета…

* * *

Лорд Дагерати вошел в комнату без стука. Женька стремительно поднялся ему на встречу:

— Есть новости?

Герцог недовольно скривился.

— Белль Канто, опять забываешь о субординации, — опустившись в кресло, повелительно махнул в сторону стула. — Садись и докладывай.

— У меня пусто, — Женя сокрушенно развел руками. — Никто ничего не слышал. Я дал задание одному пареньку покрутиться, поспрашивать, сплетни пособирать… Он обещал оставить записку у Кости, если будет информация. А у вас?

— Тоже негусто. Фьеротти утверждает, что никому не говорил о том, что Юлия будет в его лавке в этот день. Розверо, живописец, узнал о заказе два дня назад, но имя модели держалось в тайне. Мои ребята сейчас трясут служанок и белошвеек, но от этих дур ни одного вразумительного слова не дождешься, только охают да глаза закатывают.

— Ваша светлость, — подал голос Дан, — на Юлии был телепортационный браслет. Точки выхода проверили?

— Разумеется, — сухо отозвался лорд Дагерати. — Опросили свидетелей: девушка там не появлялась. Я выставил круглосуточную охрану, но на результат не рассчитываю. Раз она не смогла переместиться сразу, значит, браслета на ней уже нет.

— А есть версии, кому могло понадобиться похищать Юлию? Я понимаю, что избавиться от нее желают многие, но не так уж много тех, кто на это действительно бы осмелился.

— О, вот в версиях, в отличие от улик, у нас недостатка нет, — герцог нехорошо усмехнулся. — Самая простая — Юлию похитили, чтобы шантажировать белль Канто. Но она же мне кажется наименее вероятной.

— Почему? — удивился Женя. — Это как раз в духе Ми… моих врагов.

— Твой враг, белль Канто, человек, несомненно, умный. А умный не станет дважды использовать провальный ход. Кроме того, даже если бы он на это решился, у него была масса возможностей похитить Юлию с куда меньшим шумом.

Женя хотел что-то сказать, но лорд Дагерати жестом велел ему молчать.

— В любом случае, если Юлию похитили с целью шантажа, мы узнаем об этом самое позднее завтра утром. Сейчас нужно сосредоточиться на других версиях. Во-первых: радикально настроенные члены Совет Лордов, окончательно потеряв терпение после выходки на балу, могли решиться убрать Юлию. В этом случае похититель просто перенес ее в другое место, чтобы убить и избавиться от тела спокойной обстановке. Во-вторых, не стоит забывать про оскорбленного отказом белль Фарро. К сожалению, первая версия куда менее вероятна.

Женька с недоверчивым изумлением вытаращился на герцога:

— Мне послышалось или вы сказали "к сожалению"? Вы сожалеете, что Юлию не убили сразу?!

Глава канцелярии устало вздохнул.

— Белль Канто, не корчи из себя идиота. Если девушку похитили, чтобы просто убить, она, по крайней мере, умрет быстро и относительно безболезненно. Мне бы не хотелось, чтобы перед смертью ей пришлось принять участие в изощренных эротических фантазиях Грегора белль Фарро.

Женя вскочил, с грохотом опрокинув стул.

— И вы так спокойно об этом говорите?!!

Дан обеспокоенно ухватил его за рубашку, всерьез опасаясь, что пылкий Женя бросится на герцога с кулаками.

— Подними стул и сядь, белль Канто, — досадливо поморщился лорд Дагерати. — Я понимаю, тебе хочется, чтобы я немедленно заковал негодяя в кандалы, а уже после разбирался, насколько он виновен. Но твоя подруга ухитрилась оскорбить не сына лавочника — наследника главы Совета Лордов. Чтобы предъявить обвинение члену рода из Ближнего Круга, нужно располагать вескими доказательствами, а у меня даже улик нет — один мотив.

— Зачем тогда вообще нужна ваша Канцелярия, — с горечью выкрикнул Женя, — если она не в силах защитить девушку от подобной мрази?

— Сядь, я сказал, — повысив голос, повторил лорд Дагерати. — И не забывай, с кем разговариваешь.

Женька неохотно поднял стул и сел, не спуская с герцога гневного взгляда.

— Последние несколько месяцев Юлия с маниакальным упорством искала неприятностей. И нашла, само собой. Если она тебе так дорога, водил бы ее на поводке и с кляпом во рту, может быть, тогда бы все обошлось.

Женя отвел глаза, признавая справедливость обвинения.

— Я пытался с ней поговорить. Но она после… ну, вы понимаете… была совершенно неадекватна… Может быть, принц Фернанд сможет нам помочь? — Женька с надеждой вскинул голову. — Юлька ведь ему понравилась. Я не к тому, чтобы он выкатывал обвинение белль Фарро — пусть просто поговорит, как друг. И как будущий правитель.

Бровь лорда Дагерати поползла вверх — медленно, неуверенно, словно ее обладатель сомневался в том, что он действительно слышит всю эту ахинею. Но Женька не замечал этого. Распаляясь от собственных слов, он повернулся к приятелю:

— Ты можешь попросить принца? Ты ведь уже пятый день с ним тренируешься, кажется, он относится к тебе вполне благосклонно.

Дан ответил не сразу. Некоторое время он молча смотрел в пол, перекатывая желваки на скулах.

— Попросить могу, — с расстановкой выговорил он, по-прежнему не глядя на Женю. — Но глупо рассчитывать на его помощь. Ты сам сказал: принц Фернанд — будущий правитель. Он не станет ради женщины ссориться с главой Совета Лордов. Ваша светлость, — Дан поднял голову и посмотрел в глаза лорду Дагерати, — у вас ведь наверняка есть агенты и в замке, и столичном особняке семьи белль Фарро. Нельзя ли получить от них отчет о перемещениях и встречах Грегора белль Фарро за последние пять дней? Разумеется, эту информацию нельзя будет использовать в суде, да и в любом случае герцог белль Фарро замнет скандал. Но, возможно, она поможет найти Юлию.

— Моя агентурная сеть — это абсолютно не ваше дело, — ледяным тоном отрезал лорд Дагерати. — И впредь, господин Дан, соображения подобного рода держите при себе. Да, кстати, белль Канто, надеюсь, тебе не нужно говорить, что Вероника не должна ничего знать? С нее станется отправиться на поиски самостоятельно.

— Да, конечно, — сумрачно кивнул Женя. — Я сказал Нике, что Костя попросил Юлю помочь в одном деле…

* * *

В самый последний момент, когда похититель уже почти коснулся своего телепортационного браслета, я все же решилась действовать (вернее, тело решило за меня): правая рука метнулась к левому запястью, пальцы отчаянно рванули первую попавшуюся пластину. Бедный Родгер, подумала я, как же ему влетит от босса… То, что произошло вслед за этим, больше всего напоминало взрыв — беззвучный и бесцветный. Меня подбросило вверх и, кажется, несколько раз перевернуло. Свет померк, но на последнем кувырке снова вспыхнул — солнечный диск молниеносно промчался над моей головой и исчез в кронах деревьев. Я увидела, как на меня стремительно надвигается что-то зеленое, и успела закрыть глаза прежде, чем со всего размаху рухнуть на широкие еловые лапы. Они спружинили, смягчая падение, но не могли полностью предотвратить его. Послышался треск ломаемого дерева. Обдирая ладони и цепляясь за ветки полами плаща, я полетела вниз. До земли было не так уж высоко, но приземление вышло не слишком удачным: под левую пятку попалась какая-то толстая ветка, и я, не удержав равновесие, приложилась копчиком об землю.

Я инстинктивно замерла, дожидаясь, пока хвоя перестанет сыпаться за шиворот и треск над головой затихнет, и только после этого отважилась открыть глаза. Лицо горело, ладони были исцарапаны ветками и утыканы хвойными иголками, ушибленный копчик слегка ныл, но остальное вроде было цело. Кажется, обошлось. Я пошевелилась. Левая нога отозвалась резкой болью. Ох… ну ладно, магистр Астэри разберется. На макушку что-то шлепнулось и скатилось по волосам в машинально подставленную руку. Несколько секунд я тупо пялилась на упавший предмет.

Нет. Не обошлось.

На ладони лежала одна из пластин телепортационного браслета, и пользы в ней было не больше, чем в любой из шишек, в изобилии разбросанных вокруг.

Отряхнув ладони от хвои, я поднялась и попробовала пройтись, осторожно ступая на левую ногу. Боль была вполне терпимой — если раздобыть какую-нибудь орясину покрепче да приладить вместо посоха, наверное, я даже смогу идти. Только куда?

Я еще раз огляделась. Вокруг меня раскинулся средней густоты ельник, разбавленный мелколиственным подлеском. Над головой светило солнце, где-то в чаще заливались птицы, радуясь необычайно теплому для ноября деньку. Никаких ориентиров, позволяющих определить, где я нахожусь, не наблюдалось.

Мне смутно припомнились комментарии эльфа из магической лавки: один из его телепортов должен был привести в провинциальный городок, другой — в какую-то затерянную в лесах деревеньку (названия населенных пунктов, разумеется, выветрились из головы почти сразу — я ведь не собиралась пользоваться этими телепортами). В принципе, я не исключала варианта, что молодой маг, расценив мой неопределенный заказ как издевательство, решил в свою очередь подшутить надо мной, зашвырнув вместо деревеньки в глухую чащобу. Но это не объясняло моего головокружительного полета. А вопрос между тем совсем не праздный. Если камень сработал, как и задумано, меня найдут довольно быстро: люди Дагерати наверняка уже вытрясли из эльфенка координаты всех его телепортов. В этом случае оптимальной тактикой будет сидеть на месте и терпеливо ждать спасателей. А если нет? Погодка и впрямь выдалась на редкость теплая, и плащ, к счастью, я не успела снять, но все-таки ноябрь — не июль, в лесу не переночуешь. Надо искать жилье…

Больная нога снова дала о себе знать, и я утомленно присела на трухлявый пенек. Ужасно хотелось плакать от безысходности и жалости к себе, но слез почему-то не было.

* * *

В дверь деликатно постучали.

— Кто там? — крикнул Дагерати с ноткой раздражения, словно нежданный посетитель ломился в его личный кабинет.

— Добрый день, — поздоровался магистр Астэри, входя в комнату. — Витторио, ваш секретарь сказал, что я могу найти вас здесь.

— Удалось что-нибудь узнать? — судя по не слишком заинтересованному тону, сам герцог в это не верил.

— Не много. На месте похищения использовалось очень сильное заклинание воздушной школы. Вероятнее всего, это было заклинание телепортации, но по мощности оно в несколько раз превосходило те, что навешиваются на стандартные амулеты. К сожалению, на этом фоне совершенно теряются следы более слабых заклинаний школы Воздуха, так что нет никакой возможности узнать, успела ли Юлия воспользоваться своим браслетом. Кроме магии Воздуха, там присутствуют остаточные следы магии Воды, но первоначальный всплеск Силы произошел в другом месте. Вероятно, это было какое-то маскировочное заклинание.

— Телепорт сотворен магом или использовался амулет? — спросил лорд Дагерати.

— Скорее всего, амулет. Хотя со стопроцентной уверенностью сказать нельзя.

— Нестандартные артефакты дорого стоят. С какой целью могло использоваться столь мощное заклинание?

Магистр ненадолго задумался.

— Например, в том случае, если груз, предназначенный для транспортировки, имел большой вес. Под "большим весом" я подразумеваю не тучного человека, и даже не лошадь с поклажей. Скорее, можно было бы говорить о целом караване, если бы его вес был сосредоточен на нескольких квадратных метрах.

— Может, они БТРы сюда перегоняют? — пробормотал Женька.

— Белль Канто, что ты там бубнишь себе под нос? Или говори громче, или помалкивай.

— Молчу, молчу. Простите, ваша светлость.

— Продолжайте, магистр.

— Мощный телепорт может потребоваться, если планируется похищение сильного мага Воздуха. Есть техника, доступная магистрам двенадцатой ступени и выше, позволяющая сопротивляться телепортации.

— Насколько я помню, Юлия не владеет магией Воздуха, — заметил лорд Дагерати и после короткой паузы добавил: — Если, конечно, вы не утаили это от меня.

— Юлия вообще не владеет классической магией, — спокойно ответил Архимагистр, проигнорировав шпильку. — Но если похитителям стало известно о ее необычных способностях, они могли подстраховаться.

Герцог кивнул, принимая гипотезу.

— Еще версии?

— Точка выхода расположена далеко от точки входа.

— Насколько далеко?

— За пределами Союзных Королевств.

— Кэр-Аннон? — оживляясь, предположил лорд Дагерати.

Магистр слегка пожал плечами:

— Кэр-Аннон, Северные Пустоши и все земли к северу от них, любой из островов, не принадлежащих Королевствам. Вариантов много. Это связано не столько с расстоянием, сколько с протяженностью нашей сети телепорталов — она устроена таким образом, что облегчает перемещение в том числе и свободными телепортами. С вашего позволения, я не стану сейчас вдаваться в подробности.

Глава Канцелярии с досадой покачал головой, не скрывая разочарования. С одной стороны, любая информация могла оказаться полезной. С другой — все эти версии требовали тщательной проработки, и не было никакой гарантии, что они не окажутся пустышками.

— Магистр, а как будут развиваться события, если на один объект воздействовать одновременно двумя телепортациоными заклинаниями? — внезапно спросил Дан.

— Хороший вопрос, — магистр Астэри посмотрел на него с одобрением. — Системно такие эксперименты не проводились по причине их опасности для испытуемых. В научных трудах описано несколько подобных коллизий. Я специально не интересовался этим вопросом, не моя школа, но, насколько я помню, в двух случаях объект вышел — или, точнее сказать, вывалился — из телепорта на расстоянии нескольких километров от точки выхода. Остальные прецеденты закончились смертью объектов.

— Ваша светлость, — Дан повернулся к лорду Дагерати, — я думаю, надо прочесать местность вокруг точек, привязанных к телепортационному браслету Юлии. Нельзя исключить вероятность того, что она все же успела им воспользоваться.

— Прочесывайте, — глава Канцелярии усмехнулся. — Или вам нужно мое высочайшее соизволение?

— Нам нужны люди, — мгновенно сориентировался Женька. — И координаты.

— За пределами Вельмара у нее было всего три точки. Телепорт к форту Айрон спросите у Нимроэль. Остальные две — Хермин и эти… Малые Вешки — она купила в лавке Бастура. Пусть сделают копии для вас.

— Малые Вешки? — удивленно переспросил Женя. — Деревенька на полпути между Рутеном и Белламарэ? Откуда у столичного мага координаты такого захолустья?

— Мне тоже это показалось странным. Он сказал, что во время практики в Академии делал телепорт какой-то девице-первогодке.

— Ха! — Женька довольно хлопнул себя по колену. — Значит, староста все-таки последовал моему совету!

Лорд Дагерати картинно возвел глаза к потолку.

— Белль Канто, я уже устал удивляться. Есть ли на картах Карантеллы хоть один населенный пункт, где ты еще ничего не натворил?

— Да я там ничего особенного не натворил, — улыбнулся Женя. — Просто сын старосты тяжело болел, а врача в деревне не было. Я как раз мимо проезжал — ну и притащил туда Костю. А напоследок посоветовал отобрать девицу потолковее и отправить в Академию учиться на лекаря. Но староста на меня тогда так посмотрел — я думал, он выбросит мой совет из головы, как только я скроюсь за околицей.

— Значит, староста деревни перед тобой в долгу? — деловито поинтересовался глава Канцелярии. — Это хорошо. Потому что людей я вам не дам.

— Но ваша светлость!..

— Не спорь, Женевьер. Гипотеза господина Дана, безусловно, имеет право на существование, но я в нее не слишком верю. Штат у меня не бесконечный, а люди нужны для разработки более реальных вариантов. У тебя есть два выхода: или нанимай поисковую группу и обеспечивай переброску за свои деньги, или уговаривай местных…

* * *

К вечеру нога распухла и отзывалась мучительной болью на малейшее движение ступни. И, как будто этого было мало, стараясь беречь больную ногу, я до крови стерла здоровую — стильные башмачки не годились для путешествия по пересеченной местности. Я замерзла, желудок сводило от голода. В конце концов мне пришлось оставить мысль выйти к жилью самостоятельно. Сил хватило только на то, чтобы кое-как набросать лапника и рухнуть на эту импровизированную подстилку.

Пока светило солнце, я еще хорохорилась, пытаясь убедить себя: вот сейчас я выйду к людям… вот сейчас меня найдут… осталось совсем немного, сдаваться нельзя… отдохну еще пять минуток — и попробую идти дальше… Но как только последний солнечный луч умер за деревьями, вместе с темнотой и обморочной слабостью меня охватило нездоровое, безжизненное, равнодушное спокойствие. Будь что будет.

Дело было не в больных ногах. Если бы я точно знала, куда идти, если бы была уверенность, что через пять, десять, двадцать километров меня ждет спасение, я бы дошла. На четвереньках, на локтях, на пузе доползла, помогая себе руками и зубами. Но меня окружал лес, в какую сторону ни глянь — одинаково дикий и неприветливый. Никаких признаков жилья.

Нет, я не собиралась умирать. Даже признаваясь себе, что спасти меня может только чудо, я подсознательно на это чудо надеялась. Но в голове была одна мысль: я сделала все, что могла. Большее — не в моих силах.

* * *

— Юлия, проснитесь! Да проснитесь же!.. Юлия!

Я отчаянно сопротивлялась. В мягкой тьме забытья было тепло, спокойно и не больно. Там не нужно было никуда идти. И даже думать не нужно… Но голос настойчиво ввинчивался в уши, и чьи-то руки неумолимо вытряхивали меня из сумрачного блаженства… Пришлось капитулировать.

Я открыла глаза — и тут же машинально вскинула ладонь, заслоняясь от слепящего света.

— Убери фонарь, — приказал голос.

Круг света послушно скользнул в сторону, уступая место кромешной тьме, и веки растерянно затрепетали от резкого контраста.

— Юлия, с вами все в порядке?

Большая часть сознания еще находилась в блаженном забытьи. Воспоминания о том, что произошло утром, с трудом пробивали себе дорогу сквозь липкую дремоту. Глаза привыкли к темноте, и я наконец смогла разглядеть обладателя голоса:

— Дан?… Что… как вы здесь оказались?

— Пришел ногами, — нетерпеливо, хоть и без явного раздражения, сказал он. — Вы в порядке?

— Холодно… Нога болит.

— Идти сможете?

Я молча покачала головой. Дан повернул голову, бросил за плечо:

— Марик! Дорогу запомнил?

— Обижаете, господин! — насмешливо отозвался из темноты мальчишеский голос.

— Хорошо. Тогда дуй в деревню и приведи сюда господина белль Канто. Быстро, одна нога здесь, другая там. И скажи старосте Прову, что поиски можно прекратить. Все, беги.

Круг света качнулся в сторону и поплыл, подрагивая, по стволам деревьев, то исчезая, то снова выныривая. Я бездумно провожала его взглядом, пока он совсем не исчез.

Дан стащил со спины рюкзак, положил его рядом со мной на подстилку из веток. Снял куртку, накинул мне на плечи.

— В рюкзаке еда и вода. Во фляге водка, обязательно сделайте несколько глотков, это поможет согреться и придти в себя. Я разожгу костер.

Я пришибленно молчала, все еще не веря, что спасение, наконец, пришло. Дан наклонился ко мне, встревоженно заглядывая в глаза, встряхнул за плечи:

— Юлия, вы меня слышите?

— Д-да…

— Потерпите немного, у костра станет теплее.

Голода я не чувствовала. Мысль о том, что сейчас придется шевелиться — развязывать мешок одервеневшими пальцами, двигать руками, поднимать голову, впуская за пазуху холод ноябрьской ночи — вызывала отторжение. Но я заставила себя преодолеть сонную апатию и приступить к нехитрой трапезе: сыр, хлеб, вода.

Дан быстро развел костер (высохший за день валежник занялся мгновенно), помог мне добраться до бревнышка, уложенного рядом с костровищем, и отправился за новой порцией дров. Я жадно окунула замерзшие пальцы почти в самое пламя, боясь упустить хоть кроху благословенного тепла. Жар медленно разливался по телу. От водки кружилась голова. На меня неотвратимо накатывало ощущение экзистенциального, абсолютно невыразимого словами счастья. Господи, как же мне везет! И в неприкаянном отрочестве, и в буйной юности, и позже — в более или менее спокойном возрасте мне довелось испытать весь спектр положительных эмоций: от тихой безмятежной радости до восторженного ликования. Но такое небесное — и вместе с тем осязаемое, такое чистое, васильково-ромашковое счастье — счастье просто быть — случалось, пожалуй, только в детстве.

Вернулся Дан с очередной охапкой хвороста, по частям скормил свою добычу костру. Пламя взвилось к небу, осветив дрожащим оранжевым светом поляну и серьезное лицо мужчины. И вдруг… порыв ветра — не сильный, но резкий — плеснул огнем в мою сторону, и в горьковатом запахе дыма мне отчетливо послышался другой запах, такой знакомый и так старательно забытый… Обычное дело — среди сухих веток затесался одинокий кустик вереска, но именно он стал тем последним камнем, который запускает лавину. Мой мозг, ошалевший от пережитого, опьяненный счастьем и одурманенный алкоголем, уже не мог удержать эту лавину. Все чувства, которые при нормальном стечении обстоятельств я должна была испытать постепенно, день за днем, месяц за месяцем, обрушились на меня в один момент.

Несколько секунд я сидела неподвижно, молча разевая рот, не в силах ни вдохнуть, ни пошевелиться. Потом вернулось дыхание — и вместе с ним прорвались слезы. Несколько месяцев назад — тоже у ночного костра в лесу — я переживала нечто подобное, но это был только жалкий отголосок тех чувств, которые я испытывала теперь. Дан метнулся ко мне. Он что-то говорил, тряс за плечи и, кажется, даже хлестал по щекам (хотя в этом я уже не уверена), но тщетно. Я не замечала его. Мы существовали в разных вселенных.

Потом я начала говорить. Путаясь в словах, захлебываясь эмоциями, давясь слезами, я воспроизводила историю фаталиста, не захотевшего изменить судьбу, и глупой самонадеянной девчонки, которая была вынуждена стать убийцей.

Мой рассказ предназначался не Дану — едва ли я вообще осознавала, что он слышит меня. Смирившись с тем, что единственное возможное решение — это дать мне выговориться, он молча сидел рядом, приобняв за плечи, — универсальный жест сочувствия и поддержки.

Слезы иссякли довольно быстро, но перестать говорить было выше моих сил — меня рвало словами, как рвет желчью, когда желудок уже пуст. К концу повествования я чувствовала себя выпотрошенной, выжатой, высушенной — и легкой, как пустая яичная скорлупа.

Мы молчали.

Костер почти догорел. Нас обоих трясло от холода, но никто не пошевелился, чтобы подкинуть дров в огонь. Рука Дана по-прежнему лежала на моем плече — кажется, он попросту забыл о ней. Во всяком случае, это уже не было жестом поддержки: даже сквозь несколько слоев плотной ткани я чувствовала, как судорожно стиснуты его пальцы — так утопающий хватается за протянутую ладонь. Рассказ определенно произвел на него впечатление, но какое? Как выглядел мой поступок в глазах Дана — трусостью, глупостью, великодушием? Как он сам поступил бы на моем месте? Я с удивлением поняла, что мне действительно важно знать его мнение.

— О чем вы думаете, Дан?

Он не ответил. Я повернула голову. Его лицо было искажено гримасой не то боли, не то ужаса — такое лицо могло бы быть у человека, который узнал о своей неизлечимой болезни. Или о смерти близкого.

— Вы были с ним знакомы? — тихо спросила я.

Дан встряхнулся, сбрасывая оцепенение. Убрал руку с моего плеча, провел по глазам, как будто хотел стереть с них выражение боли и растерянности.

— Знаком с кем?

— С Вереском. Просто у вас сейчас было такое лицо…

— Вряд ли я стал бы жалеть о его смерти, — он с кривой усмешкой покачал головой. — Судя по вашему рассказу, это был самоуверенный кретин, эгоист и вообще порядочная скотина.

— Не смейте так говорить о нем! — вспыхнула я. — Вы… — я хотела сказать "и мизинца его не стоите", но почему-то осеклась. — Сами же говорите, что не знали его.

— Вы его защищаете? — удивился Дан. — После того, что он с вами сделал? Я бы возненавидел за меньшее. — Он помолчал и с ноткой смущения, словно осознавая, что суется не в свое дело, спросил: — Вы его… любили?

— Нет!.. — я устыдилась своего резкого выкрика и тоном ниже добавила: — Не знаю. Понимаете, в нем как будто жило два человека. Один был мне очень дорог, второй — почти неприятен. Я не успела разобраться. Но… это так непохоже на любовь… — я обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь. — Сама не понимаю, почему я так долго не могу придти в себя после этой потери…

— Я понимаю, — глухо сказал Дан. — Ваш Вереск, судя по рассказу, слишком слепо доверился предначертанному. Он думал, что раз событие предопределено вашей общей судьбой, значит, вы к нему готовы… Но он ошибся. Он столкнул вас в пропасть и сказал: "Лети!" — но не дал крыльев. И часть вашей души сейчас камнем падает вниз, а вторая цепляется за скалы в тщетной надежде удержаться.

Я до рези в глазах всматривалась в тлеющие угли — багряно-рыжие всполохи на черном бархате — словно в этом мерцании был зашифрован ключ к странной метафоре Дана.

— Вы утратили цельность. Бездумно жонглируете масками, в то время как ваше настоящее «Я» прячется глубоко внутри, малодушно пытаясь убедить себя, что не имеет никакого отношения к смерти Вереска. — Дан искоса взглянул на меня. — Готов поспорить, даже сейчас вы гадаете, одобряю ли я ваш поступок там, в Долине. А между тем это совершенно неважно. Никто не может договориться с вашей совестью. Правильное или нет, но это было ваше решение, и вы привели его в исполнение. Вы убили вашего друга.

Я вздрогнула. Сколько раз я говорила себе эти слова — и всегда морщилась от свозящего в них пафоса. Но произнесенные вслух, чужим холодным голосом они звучали как обвинение. Я не поднимала головы, страшась прочесть на лице собеседника приговор. Он взял меня за подбородок ледяными пальцами, развернул к себе, вынуждая смотреть в глаза.

— Это ваша ответственность, Юлия. Пока у вас не достанет смелости принять ее, вы не сможете полететь.

Несколько секунд назад я боялась посмотреть на Дана — теперь не могла отвести взгляда. Что таится на дне зрачков — осуждение или оправдание? Отвращение или жалость? В бесстрастных черных глазах отражались багровые блики. У меня сводило скулы от желания проникнуть за вуаль напускного равнодушия — и преграда дрогнула под моим напором. Я на мгновение стала Даном, ощутила сумятицу его чувств.

Сострадание. Восхищение. Ярость.

Боль. Радость. Чувство вины.

Смятение.

И что-то еще… что-то такое, для чего у меня не нашлось ни слов, ни эмоций — оно было больше, чем могло вместить мое сердце.

Со мной так давно не случалось приступов эмпатии, что я позабыла, как это бывает (впрочем, мне и прежде не доводилось испытывать столько эмоций разом). Внутри черепной коробки взорвался салют, все чувства обострились до болевого порога. Контуженная, ошеломленная, испуганная, я вскочила и шарахнулась в сторону, едва не сбив с ног вышедшего из-за деревьев Женьку.

— Ничего себе, — удивленно присвистнул он. — А мне сказали, ты не можешь ходить.

— Не могу, — простонала я, бессильно обвисая в его руках.

— Да ты, оказывается, страшный человек, — со смешком поддел Женя приятеля. — Девушки от тебя даже на одной ноге норовят упрыгать.

— Я еще страшнее, чем ты думаешь, — угрюмо ответил Дан.

 

Глава 5

Ожидаемых упреков в легкомыслии не последовало: друзья решили, что я и без того достаточно наказана. Даже суровый лорд Дагерати ограничился тем, что взял с меня слово ни шагу не ступать без его людей. Я действительно сидела тихо, как мышь на кошачьем шабаше, — не столько из-за страха, сколько из-за угрызений совести.

Первые дни я ожидала, что Дан вернется к нашему ночному разговору. У меня осталось ощущение недосказанности, словно эта наполненная непонятными образами речь была лишь предисловием к чему-то несравненно более важному. Но Дану было не до меня: он пропадал то в библиотеке, то в тренировочном зале, то у магистра Астэри. Пару раз я встречала его в коридоре — поздно вечером, почти ночью: он был в таком измочаленном состоянии, что даже безжалостный глава Канцелярии не решился бы вызвать его на откровенный разговор. А однажды днем я видела его в компании с секретарем лорда Дагерати. Порой казалось, что Дану все равно, чем заполнить время, лишь бы избежать встречи со мной.

Я не обижалась, хотя было немного жаль упущенного момента откровенности. В те дни мне и без Дана находилось, о чем поразмыслить. Ночью в лесу я прожила целую эпоху, спрессованную в час исступленной исповеди: смерть Вереска, мучительную боль утраты и бесконечность привыкания к новой жизни — жизни, в которой нет полуэльфа с холодными серыми глазами. Поставила последнюю точку, перевернула страницу — и получила право оглянуться назад без надрыва, сожаления, чувства вины.

Я бережно перебирала четки воспоминаний, заново создавая образ Вереска: теперь я знала о нем больше, чем он знал о себе сам…

Наша первая встреча — в Вельмарском трактире. Она стоит особняком: не бусина — узел на четках. Что это было? И было ли вообще, или это очередная уловка хитрого подсознания, которое облекло мои смутные сомнения в такую причудливую форму? Я ведь так и не запомнила лица менестреля, только глаза — пронзительно-синие глаза мага Воды. Но если встреча в трактире — лишь плод моего воображения, то как я смогла потом узнать этот взгляд на лице умирающего?…

Первое знакомство — на сей раз вполне реальное — дома у Кости. Интересно, что подумал Вереск, увидев девушку, от чей руки он принимал смерть в своих снах? Я бы на его месте сбежала подальше от опасности, а он — остался. Защищать друга.

Предгорья Карлисского хребта. Бегство от работорговцев. Кошмарный сон, в котором Вереска убивают… Я убиваю! И моя позорнейшая истерика… Кажется, тогда он впервые определил для себя, что я — не предатель.

Дворец короля: очередной кошмар, откровенная беседа — и совершенно неожиданная, сумасшедшая, счастливая ночь. Наверное, именно она стала переломным моментом в наших отношениях.

Форт Айрон. История о мальчике-волколаке — и внезапное прозрение. "Едва ли и сто смертей искупят мою вину…" Вереск уже тогда понял, на что обрекает — не себя! — меня. Понял — и не захотел ничего изменить.

"Он ошибся", — сказал Дан, подразумевая, что полуэльф поступил жестоко, вынудив меня сделать шаг, к которому я была не готова. Но я услышала в его словах другое: Вереск просто слишком верил в меня. А мне понадобилось два с половиной месяца — и разговор с Даном — чтобы понять, какой бесценный подарок Вереск мне сделал перед смертью: помог осознать, что я умею принимать решения. Разве не этого я искала, когда бежала из привычно-уютного мирка своей прошлой жизни?

"И вместо того, чтобы по достоинству распорядиться этим даром, ты уже два с половиной месяца бесцельно жуешь сопли", — ехидно заметил голос у меня в голове.

"У тебя забыла спросить! — машинально огрызнулась я. И чуть ли не вслух взвизгнула: — Умник! Ты где был?!"

"Спал."

"Ты что делал?" — не поверила я.

"Спал, — терпеливо пояснил Умник. — Пребывал в спячке. В коме. В анабиозе. Выбирай по вкусу. Сто раз уже тебе объяснял: я не компьютер, не доктор из психбольницы, не голос инопланетной цивилизации. Я — часть тебя, и полностью завишу от твоего внутреннего состояния. Ты слышишь меня только тогда, когда хочешь. И, знаешь… если уж на то пошло, ты вполне можешь обойтись без меня."

"Фигушки! — возмутилась я, испугавшись, что он снова умолкнет. — Ты мне задолжал умных советов за два с лишним месяца — вот и отрабатывай. Можешь начинать."

"А чего начинать-то? Ты же собиралась отправиться к белль Канто и поинтересоваться, как обстоят дела с поиском Звезды."

"Правда? — удивилась я. — Собиралась?"

" Поверь мне, я знаю. Я ведь часть тебя."

В соседней комнате Женьки не оказалось. Я заскочила к Веронике, и узнала, что он заглядывал к ней с утра, а потом направился к магистру Астэри.

— О, как удачно! — обрадовалась я. — К магистру Астэри у меня тоже есть дело.

— Какое? — немедленно заинтересовалось ее любопытное высочество.

— Учиться хочу.

Ника скорчила обиженную мордашку: решила, что я не озаботилась придумать более убедительное оправдание. А между тем, я ничуть не кривила душой.

— Магистр, добрый день!.. Привет, Жень… Магистр, а почему мы прекратили занятия? Время уходит!

Магистр поднял голову от какой-то бумаги, которую они с Женькой рассматривали, и посмотрел на меня с доброжелательным интересом.

— Здравствуйте, Юлия. Вопрос хороший. Вы уверены, что готовы вернуться к занятиям?

— Абсолютно! — Я выудила из мешочка Луч Воды на тонкой серебряной цепочке, протянула эльфу. — Проверьте.

Магистр с сомнением покачал головой:

— Может быть, начнем с Луча Воздуха?

— Нет. Я уверена, все будет в порядке.

— Ну что ж, давайте попробуем. Женевьер, у вас еще остались вопросы ко мне?

— Пока нет. Мне нужно все обдумать — возможно, позже появятся.

Никто не просил Женьку удалиться, и он, разумеется, остался сидеть в кресле, с любопытством наблюдая за нашими действиями.

Магистр взялся за камень. Чужая Сила кольнула пальцы, заструилась по вытянутой руке. Огненная змейка проскользнула через грудь и свернулась в низу живота. Уютно, привычно, безопасно — словно и не было перерыва в занятиях. Не позволяя себе расслабиться, я развернула ее в обратный путь. Магистр не показывал, как передавать Силу, — я просто проделывала знакомые операции в обратном порядке. Пламя плеснуло в ладонь, я вскрикнула от боли и разжала пальцы.

Магистр нахмурился:

— Юлия, первое правило при занятиях магией: никогда не делайте того, в чем не уверены.

— Простите, — повинилась я, не испытывая, впрочем, особого раскаяния. — Ну так что, я в хорошей форме? Можно приступать к занятиям?

— В слишком хорошей, я бы сказал, — усмехнулся магистр. — Не переоценивайте себя, это опасно. Приходите ко мне вечером, к шести. Я покажу, как правильно отдавать Силу.

— Обязательно. Кстати! — вспомнила я. — Женич, к тебе у меня тоже вопрос. А как там продвигаются дела с поиском Звезды?

Женька страдальчески возвел глаза к потолку:

— Ну все, у Юли шило в заду завертелось. Спасайся кто может.

Ничего более содержательного он ответить не успел: в кабинет вошел Дан.

— Добрый день, магистр, Юлия. Прошу прощения за вторжение. Женя, мне сказали, что я могу тебя здесь найти. У меня к тебе есть небольшой разговор, ты скоро освободишься?

— Уже. У тебя тайный разговор? Выйдем?

— Да нет… наверное, — Дан запнулся, неуверенно посмотрел на нас с магистром и снова перевел взгляд на Женьку. — Я знаю, что ты по заданию короны ищешь Звезду. Возьми меня в команду.

— Блин, вы что, с Юлькой сговорились? — возмутился белль Канто. — То никому не надо, то… Подожди, — он умолк. Пристально посмотрел на Дана, словно рассчитывая найти на его лице ответ на незаданный пока вопрос. — Откуда ты знаешь про Звезду?

Дан бросил быстрый взгляд на меня: "Можно?" У меня возникло садистское искушение ответить отрицательно и посмотреть, как он станет выкручиваться. Но это было бы по меньшей мере нечестно.

— Я ему рассказала.

— Ты?! — Женька уставился на меня с недоверчивым изумлением. — Зачем?

— Так получилось.

— "Так получилось"?! Это что, по-твоему, все равно, что чихнуть?

— Да, чихнуть! — огрызнулась я. — Может, у меня аллергия… на вашу ботанику чудесную.

— Какую… ботанику? — опешил Женька, от удивления понижая голос.

Дан усмехнулся.

— Я думаю, это не самый главный вопрос сейчас, — мягко заметил магистр. — Так или иначе, но господин Дан уже в курсе проблемы. Вы согласны принять его в команду?

Женька придирчиво оглядел Дана.

— Ну, вообще-то… хороший боец нам не помешает. Только вот я не уверен, что лорд Дагерати одобрит эту идею. Черт, да он почти наверняка будет в бешенстве, когда узнает, что Юлька тебе разболтала про Звезду.

— Если это единственное, что тебя смущает, я беру господина Дагерати на себя. Уверен, я смогу его уговорить.

— Ну если так, — Женька широко улыбнулся, — добро пожаловать в команду.

— Эй, а вы ничего не забыли? — возмутилась я. — Я тоже член команды, разве нет? Мое мнение уже в расчет не берется?

— А ты против? — удивился Женя.

— Да, представь себе, против!

— А зачем тогда растрепала про Звезду?

Я прикусила язык. В двух словах ситуацию не объяснишь, а со стороны мое поведение вполне соответствовало анекдотам про женскую логику. Но ведь информацию про Звезду я выдала действительно случайно, без всякого злого умысла! А мысль о том, что Дан будет третьим участником нашей команды, почему-то раздражала, как свежая царапина на ладони: не опасно, но неприятно.

Женька вопросительно смотрел на меня, ожидая, не скажу ли я чего-нибудь разумного. Но я молчала: рациональных аргументов не было.

— Тогда договорились, — подвел итог Женя. — Сейчас мы с Даном идем к лорду Дагерати, а вечером, скажем, в девять… Магистр, вы ведь к девяти уже отпустите Юлию?… встречаемся у нас. Обсудим план действий. Кстати, Юлька, это заодно будет ответ и на твой вопрос.

Однако жизнь, как водится, внесла коррективы в этот стройный план: на выходе из кабинета мы столкнулись с самим лордом Дагерати.

— Белль Канто! — обрадовался он. — Как удачно. Вообще-то, я шел к Архимагистру, но ты мне тоже нужен. Не торопись.

— Я чертовски популярен сегодня, — обреченно пробормотал Женька, поворачивая назад.

Я на мгновение задержалась в дверях, раздумывая, не сбежать ли отсюда, пока дотошный глава Канцелярии не начал сыпать неудобными вопросами. Но любопытство пересилило: наверняка ведь речь пойдет о Звезде.

— Здравствуйте, магистр. Вы сможете уделить мне пятнадцать минут?

— Да, конечно. Что вас интересует, Витторио?

— Ваша светлость, простите, что перебиваю, — вклинился Женька, — но у меня есть вопрос, который нужно уточнить до начала беседы.

Я мысленно зарычала от досады. Не мог подождать со своим вопросом! А то сейчас лорд Дагерати спохватится и шуганет лишние уши. Что если он сочтет лишними не только уши Дана?

— Я тебя слушаю, белль Канто.

— Я бы хотел, чтобы Дан присоединился к нашей команде и включился в поиск Звезды. Одной Юльки мне правда мало! Тем более, она не воин.

Лорд Дагерати бросил на Дана странный взгляд и снова повернулся к Женьке:

— Не возражаю. Но только под твою ответственность.

Я недоверчиво вытаращилась на главу Канцелярии. "Под твою ответственность"?! И это — все? То есть первый попавшийся парень с улицы вот так запросто допущен к государственной тайне? Может, на Дане висит заклинание, которое заставляет окружающих проникаться к нему доверием, и только на меня оно не действует? Или наоборот, это у меня паранойя, а нормальные люди предпочитают не создавать сложностей на ровном месте?

— Само собой! — с горячностью заверил обрадованный Женька.

Похоже, этот паршивец только и ждал, на кого бы спихнуть часть своей работы!

— Так о чем вы хотели меня спросить, Витторио? — напомнил магистр Астэри.

— Меня интересует личность Советника президента Милославского. Что известно о нем эльфам?

— Практически ничего, — верховный маг сокрушенно покачал головой. — Советник президента — очень могущественный маг, но даже его элементаль нам неизвестна. Не доводилось сталкиваться с его прямой магией.

— Тогда как вы можете судить о его могуществе? — удивился Дан.

— Он гениально оперирует амулетами. Работа с артефактами чужой школы, тем более, с артефактами высокого уровня, вообще требует особого мастерства. А Советник не просто активирует заложенные в них заклинания, он искусно соединяет амулеты, фактически конструируя на их основе новые заклинания.

Герцог повернулся к Женьке.

— Белль Канто, ты выполнил мое поручение?

— Да, ваша светлость. Я аккуратно поспрашивал ребят — тех, кто крутится возле Корпорации. Правда, у меня информации тоже крайне мало. Советник президента — темная личность, про него ничего достоверно неизвестно. Все на уровне слухов. Считается, что он эльф, — вероятно, из-за того, что умеет творить магию, — но лица его никто не видел. Советник общается непосредственно с президентом, перемещаясь к нему телепортом, и, говорят, даже при встрече с глазу на глаз не снимает маску. Это наиболее распространенные, можно сказать, свободно циркулирующие слухи. Я попытался копнуть глубже, — Женька сделал паузу, переводя дыхание. Герцог нетерпеливо барабанил пальцами по столешнице. — Единственное, что мне удалось выяснить: возможно — только возможно! — Советник живет в подвале замка Эстельмарэ. Во всяком случае, там есть ряд помещений, ключи от которых обслуживающему персоналу никогда не выдают даже для уборки.

— А вот это уже ценные сведения! — глаза главы Канцелярии вспыхнули азартом. — Спасибо, Женевьер. Ты наверняка хочешь узнать, к чему все эти расспросы насчет Советника.

— Еще бы!

— Есть данные — требующие, впрочем, проверки, — что Советник и таинственный господин Найтингейл — это одно и то же лицо.

— Откуда вы знаете? — ахнул Женька.

Лорд Дагерати мягко, почти ласково улыбнулся:

— Ты не обидишься, Женевьер, если я не стану тебе выдавать своих информаторов?

Женька обиделся. Но благоразумно проглотил и свою обиду, и свое любопытство.

— Так значит, Генка меня все-таки обманул? На самом деле несостоявшееся убийство Мигеля было подготовлено Милославским?

— Не думаю. Скорее всего, Советник действительно ведет двойную игру.

— А вам не кажется странным, что Милославский не в курсе о том, что делается у него под носом, а вы — в курсе?

Герцог прищурился.

— Белль Канто, мне показалось, или ты пытался намекнуть, что моя разведка работает хуже, чем разведка Милославского?

— Простите, ваша светлость, глупость сморозил, — Женька дурашливым жестом прижал руку к сердцу, хотя я видела, что за шутовской маской, как обычно, кроется вполне реальный испуг.

Лорд Дагерати снисходительно кивнул, принимая извинения.

— Ты понимаешь, Женевьер, к чему я клоню?

— Луч Земли! Самохвалов говорил, что Найтингейл охотился за Лучом Звезды

— Вот именно. У нас есть три гипотезы, которые требуют проверки. Во-первых, предположение о том, что Луч Земли находится у Найтингейла. Во-вторых, сведения о том, что Найтингейл и Советник президента Милославского — одно и то же лицо. И, в-третьих, слух о том, что Советник президента Милославского обитает в подвале замка Эстельмарэ. Я хочу, чтобы вы втроем поразмыслили над этой информацией и завтра утром предоставили мне план операции. Основная цель — добыть Луч Земли, но любые сведения о нем тоже будут хорошим уловом. Все ясно? — герцог обвел нас взглядом, и мы вразнобой закивали. Чего уж тут неясного?

— Тогда жду вас в полдевятого утра в своем кабинете.

Я только зубами скрипнула. И почему все приключения начинаются в такую рань?

* * *

Не удержавшись, я просунула голову в телепортационную.

— Нет еще! — хором воскликнули оба дежурных мага и курьер, не дожидаясь моего вопроса.

Я разочарованно вздохнула и снова принялась наматывать круги по коридору.

Шел четвертый час с момента начала операции. Ноги уже начинали гудеть от непрерывного фланирования по коридору возле "четвертой телепортационной", костяшки пальцев были искусаны до крови, а Женька все не появлялся. Хотя по самым пессимистическим подсчетам ему должно было хватить пары часов.

Меня сложно обвинить в излишней мнительности: первые полтора часа я была почти спокойна. Во всяком случае, сидела в «штабе» — комнате, которую выделил нам лорд Дагерати на время операции, — и делала вид, что читаю книгу. Но по мере приближения "часа X" тревога нарастала. Дан предпринял попытку успокоить меня: дескать, даже самое тщательное планирование не в силах предусмотреть все возможные варианты; не стоит волноваться раньше времени, мало ли что могло задержать Женьку по пути к подвалу. Воспаленное воображение тут же трансформировало это "мало ли что" в такие драматические картины, что Дан моментально осознал свою ошибку и больше уже не пытался со мной заговаривать. Интересно, сам-то он действительно верит, что нет повода для волнения, или его спокойствие — видимость? А может, ему просто безразлично, что будет с Женькой?

Наконец, из телепортационной послышался шум и приглушенные голоса: ломкий басок парнишки-курьера и спокойный Женин баритон. Похоже, курьер жаловался на то, как я всех достала. Ну и ладно, главное, что с Женькой все в порядке. Я удержала себя в руках — не бросилась со всех ног к двери и не повисла на шее у друга, но стереть с лица радостную улыбку было выше моих сил. Женька засмеялся:

— Чего ты разволновалась? Что со мной могло случиться? Это была увеселительная прогулка, серьезное дело — впереди.

— Тогда почему так долго?

Женька досадливо махнул рукой:

— Да заплутал в коридорах. Там такая архитектура, что на трезвую голову не разберешься. Подробную карту так и не удалось раздобыть. Дан в штабе?

— Угу.

— Ну идем, там расскажу подробности. Лорда Дагерати ждать не будем, я отправил Кести передать, что все прошло по плану, так что его светлость вряд ли сочтет нужным оторваться от дел ради мелких уточнений.

Женька оказался прав: действительно, через несколько минут, когда он уже приступил к рассказу, в комнату заглянул курьер и передал, что милорд Дагерати распорядился продолжать операцию.

— Я вошел в виртуальность, — начал Женька, снимая с себя и бросая на стол амулеты, которыми была нашпигована его одежда. — Невидимость у меня была активирована еще до выхода, поэтому я сразу исчез. «Привратники» ничего не заподозрили: все выглядело так, словно я мгновенно телепортировался, как обычно. В пять, как мы и рассчитывали, менялись дежурные. Я выскользнул в коридор вслед за старой сменой «привратников» и отправился на поиски лестницы в подвал. Несколько раз натыкался на охрану — на одном пропускном пункте пришлось чуть не полчаса ждать, пока кто-то пройдет через дверь, чтобы просочиться вслед за ним. Но в целом все прошло довольно гладко — охрана в этой части замка не слишком бдительная, не зря же мы выбрали «хозяйственное» крыло. В подвале охраны вообще не было, зато там настоящий лабиринт из коридоров и куча закрытых дверей. А я очень приблизительно представлял, куда мне надо. Пока искал, растратил почти все амулеты, — Женька кивнул на кучку артефактов на столе, — и "универсальный ключ", и "детект мэджик", и этот… как его… мечту вуайериста…

— Akho a'dante, — невозмутимо подсказал Дан, — "взгляд сквозь преграду".

— Ага. Битый час проблуждал в этих катакомбах, пока не нашел нужную дверь. Вернее, две двери. Магией от них разило так, что на кольцо с детектором было просто больно смотреть. Я, как и договаривались, открывать двери не стал, просто заглянул через стену этим… ну, вы поняли. Обе двери, как оказалось, ведут в одни и те же апартаменты, одна в гостиную, вторая — в кабинет. Между ними — спальня. Я припрятал наши переносные телепорты в закутке в соседнем коридоре — к сожалению, ближе ничего не нашлось. Не кидать же прямо рядом с дверью, а ну как хозяева пожалуют?

Дан небрежно отпихнул в сторону груду израсходованных амулетов и пододвинул к Женьке лист бумаги и карандаш:

— План сможешь нарисовать?

Грифель проворно заскользил по бумаге. Я только изумлялась, глядя на то, как подробно Женька воспроизводит план помещения, которое он видел в течение максимум одной минуты. Я бы, наверное, смогла вспомнить только самые яркие детали.

— Это платяной шкаф… это кровать… софа… журнальный столик… — комментировал он свое творение. — Двери в коридор расположены здесь и здесь. Вторая дверь в кабинет, скорее всего, находится здесь, в дальнем углу, но из-за стеллажа ее не видно. Вот тут, в спальне, есть еще одна дверь, возможно, в ванную комнату.

— Помещения выглядят жилыми? — уточнил Дан.

— На первый взгляд — да. Во всяком случае, скоплений пыли не заметно.

— К книгам не присматривался?

— С моей позиции было плохо видно. Разглядел несколько корешков с надписями на эльфийском.

Дан подтянул набросок к себе и, не отрывая от него задумчивого взгляда, подвинул Женьке чистый лист:

— Рисуй ближайшие коридоры.

Карандаш снова пустился в путь.

— Вот тут я оставил телепорты. Здесь развилка, дальше я не ходил. Здесь лестница наверх. Это самый нижний уровень, а вообще там три этажа подвальных помещений. Кстати, в коридорах на удивление чисто, наверняка там регулярно убираются. Так что надо поторопиться, пока наши телепорты не оказались в мусорном бачке.

Дан переключил внимание на схему коридоров, а я взяла в руки план «апартаментов» Советника, пытаясь представить, как все это выглядит вживую. Воображение рисовало мрачное жилище мага-отшельника, но разум возражал, что понятие «гостиная» вступает в противоречие с самой идеей отшельничества.

Наконец, Дан отложил в сторону второй лист и повернулся ко мне:

— Юлия, я по-прежнему считаю нецелесообразным ваше участие в операции.

Я возвела глаза к потолку. Ну, снова-здорово. Я-то считала, что эту тему мы закрыли еще вчера.

— Дан, слушайте, неужели вы правда считаете, что сможете обыскать все три комнаты быстро, тщательно и не оставляя следов?

— Конечно, нет. Либо быстро, либо тщательно, это уж как получится. А о том, чтобы не оставлять следов, речи не идет в любом случае. Но нет никакой гарантии, что Луч найдете вы, — насколько я понимаю, ваши способности работают нестабильно — а риск велик. Если возникнет нештатная ситуация, уверены, что не растеряетесь?

— Все свои аргументы вы исчерпали еще вчера. У вас появились новые? Если нет, давайте прекратим этот бесполезный разговор.

Дан с досадой покачал головой:

— Почему вы такая упрямая, Юлия?

Женька не скрывал усмешки. Я была уверена, что в этом вопросе он на моей стороне — мы обсуждали его не раз — но свое командирское мнение, как обычно, придерживал для крайнего случая. Когда-то — еще во времена наших с Вереском стычек — меня это бесило, пока я не осознала, что, разруливая каждый мелкий спор, лидер команды рискует по уши погрязнуть в бытовухе.

— Ладно, обновляй амулеты и идем, — сказал Дан.

* * *

В подвальном коридоре было темно. Потолок слабо светился, но этого света едва хватало, чтобы разглядеть Женькин силуэт впереди.

— Может, фонарик зажечь? — без особой надежды поинтересовалась я.

— Не стоит. Это привлечет слишком много внимания, — через плечо ответил Женя.

— Так тут ведь нет никого.

— Пока нет.

Мы дошли до развилки, повернули налево и успели пройти еще метров пятьдесят, когда Дан шепотом скомандовал:

— Стой!

Женька замер как вкопанный, и я едва не уткнулась ему в спину.

— Слышите?

Сзади что-то негромко, но отчетливо звякнуло. Затихло и — через несколько секунд — снова.

— В том коридоре, откуда мы пришли, — прошептал Дан. — Шаги. Не стража. Похоже, уборщик.

— Невидимость? — предложила я.

— Ради уборщика, который, может, и не доберется досюда, три невидимости высшего уровня тратить? — фыркнул Женя. — Спрячемся. В следующем коридоре ниша есть, там труба какая-то проходит.

Обещанная ниша оказалась крохотной — в ширину в ней едва мог поместиться взрослый мужчина. Но долго раздумывать, уместимся ли мы в ней втроем, мне не позволили. Дан взобрался на трубу и протянул руку:

— Юлия, сюда, живее.

Женька встал снизу к нам спиной.

Звуки медленно приближались, теперь я уже могла отчетливо различить не только сухие позвякивания, но и скрип жести о жесть, и шаркающие шаги, и шумное, болезненное сопение. Мой нос почти впечатался в куртку Дана — я ощущала слабый запах выделанной кожи. Глаза оказались на уровне его шеи, и взгляд против воли притягивался к яростно пульсирующей жилке. Я ухмыльнулась. Оказывается, железобетонный Дан тоже волнуется, кто бы мог подумать! Вот интересно, если дотронуться до сонной артерии губами, можно ощутить биение крови под кожей?

"Все-таки укус вампира не прошел бесследно", — съязвил Умник.

Тьфу, вот напасть! О чем я думаю? Я непроизвольно встряхнула головой, отгоняя навязчивую идею. Дан предостерегающе сжал мою руку. Пальцы у него оказались неожиданно горячие. Я хотела пояснить, что он щекотно дышит мне в макушку, но не рискнула: шаги замерли где-то неподалеку. По коридору скользнул луч света. Послышалось невнятное бормотание. Я от волнения даже дышать перестала.

Звуки возобновились — теперь они удалялись вправо по коридору. Женька выждал некоторое время и осторожно выглянул из укрытия.

— Ушел.

Я хотела спрыгнуть вниз, но Дан бросил на меня удивленно-осуждающий взгляд (с таким выражением лица обычно крутят пальцем у виска). Потом ухватил за талию, снял с трубы и аккуратно поставил на пол.

— Юлька, ты пыхтела, как паровоз, — укоризненно заметил Женя. — На верхних этажах слышно.

— Посмотрим, как ты будешь пыхтеть, если тебе грудную клетку стиснуть, — огрызнулась я.

— Хватит болтать, — оборвал Дан. — Идемте.

Нужная дверь оказалась немного дальше по коридору.

— Это гостиная, — пояснил Женя. — За следующей дверью — кабинет. Посмотри, как фонит.

Дан активировал перстень с детектором магии, и камень вспыхнул ярким голубым светом.

— Уровень восьмой-девятый, — задумчиво прокомментировал он. — Я думал, будет хуже.

— Это вы по книжкам наловчились оценивать уровень яркости индикатора? — язвительно поинтересовалась я.

Не удостоив меня ответом, Дан двинулся вдоль коридора к следующей двери. Камень в перстне чуть побледнел, но все еще продолжал светиться.

— А здесь что?

— Не знаю. Я «взгляд-сквозь-стену» применял недавно, может, от этого?

— Akho a'dante — это школа Земли, а фонит голубым. И к тому же слишком ярко для остаточного фона. Ладно, посмотрим.

Женька пожал плечам, включил налобный фонарик и присел на корточки рядом с дверью, разглядывая замочную скважину. Я приложила ладонь к стене и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Вдруг мои способности позволят обнаружить что-нибудь необычное? Поверхность была шершавая и холодная.

Дан в несколько шагов подскочил ко мне и резко дернул за запястье. Я вскрикнула — скорее от неожиданности, чем от боли.

— Юлия, вас что, связывать надо, чтоб вы не совали руки, куда не следует?

— А что тут такого?

— "Такого" здесь может быть все, что угодно, начиная от сигнализации и заканчивая заклинанием, которое от вас даже горстки пепла не оставит. Стойте вот здесь и не сходите с этого места, пока я не разрешу.

— Слушаюсь, мой генерал, — обиженно фыркнула я, но Дан уже потерял ко мне интерес.

Женька оторвался от созерцания замка и бросил на приятеля вопросительный взгляд снизу вверх:

— Чем сигналку будем деактивировать? Антимагией?

— Попробуем. Десятого уровня должно хватить. И не забудь про замок — на нем явно что-то из школы Земли висит.

Парни принялись увлеченно колдовать (как в прямом, так и в переносном смысле) над дверью. Я послушно стояла на том месте, куда меня определил суровый Дан, и со скучающим видом рассматривала их спины. Наконец, дверь бесшумно распахнулась, и Дан обернулся ко мне:

— Заходите. Только ничего не трогайте. Фонарик можете включить, если очень хочется.

Я переступила порог, включила налобный фонарь и с любопытством огляделась. Гостиная была обставлена не шикарно, но в целом производила приятное впечатление. По центру комнаты стоял невысокий диванчик. Рядом — журнальный столик, на нем графин с водой. Вдоль стен располагались несколько кресел. В углу — бар, за стеклянной дверцей несколько пузатых бутылок. Маленькая этажерка с книгами (знакомых названий нет). На стене — симпатичный пейзажик. В общем, уютно, гостеприимно и… безлико. Ни одной детали, которая отражала бы личные пристрастия хозяина. Разве что безвкусное украшение на стене справа от входной двери: массивный медный диск с двенадцатью делениями по кругу, своего рода циферблат, только вместо стрелок — песочные часы. Идея неплоха, но исполнение крайне уродливое.

В дальнем углу я заметила еще одну, открытую, дверь (если верить Женькиной схеме, она вела в спальню) и направилась к ней.

— Юлия, стойте, — предостерегающе воскликнул Дан.

— Да я не собираюсь ничего трогать, что вы так нервничаете? Я только заглянуть хотела.

Дан подошел к дверному проему, поднял руку: камень в перстне горел светло-голубым.

— На спальне тоже сигнализация?

— Вряд ли. Не подходите.

Он приблизил лицо к дверному проему и легонько подул. Замер, прислушиваясь (а может — принюхиваясь?) к чему-то, недоступному моим чувствам.

— Спальня законсервирована.

— Что это значит?

— В ней действует заклинание, поддерживающее постоянную атмосферу. Его обычно используют, чтобы сохранить чистоту и свежесть в неиспользуемом помещении. Понимаете?

— Вы хотите сказать, что на самом деле тут никто не живет?

— Именно. Эти комнаты — просто декорации для непрошенных гостей вроде нас. Вероятнее всего, где-то здесь есть телепортал, который ведет к истинному жилищу Советника.

— Можно было сразу предположить, — хмыкнул Женька, подходя к нам. — Защита на двери как-то хиловата для могущественного мага.

— Так может, Луч Земли лежит там, в законсервированной спальне? — не сдавалась я. — Или в кабинете?

— Теоретически — возможно, — Дан состроил скептическую гримасу. — Попробуйте проверить своими методами, если хотите. А мы будем искать телепортал.

Я плюхнулась на диванчик (Дан покосился с неудовольствием, но ничего не сказал) и закрыла глаза, отключаясь от внешнего мира. Попыталась действовать по схеме, которая оказалась эффективной в прошлый раз: представить луч Воздуха и «перекрасить» его в нужный цвет. Но то ли Луча Земли здесь и правда не было, то ли у меня настрой оказался неподходящий, но никакого озарения не случилось. Помучившись для очистки совести еще какое-то время, я была вынуждена признать поражение.

Ребята методично ощупывали стену. Я подошла и тоже присмотрелась. Стена как стена, ничего особенного. По центру — входная дверь, слева от нее длинный комод с парой невзрачных безделушек. В правом углу — этажерка с книгами. Между этажеркой и дверью — два метра пустого пространства, только на стене висят те самые уродливые "часы".

— А что вы ищете?

— Да телепортал этот, будь он трижды неладен! — Женька от души прибавил еще более крутое словечко. — Похоже, мы нашли, где он активируется, теперь пытаемся найти сам портал.

— И где он активируется?

Вместо ответа Женя приподнялся на цыпочки и повернул песочные часы. Камень в перстне Дана вспыхнул так ярко, что мне пришлось на мгновение зажмуриться.

— Вход где-то на этой стене, но где — непонятно, — прокомментировал Женя.

— Да вот же он.

Оба парня недоуменно уставились на меня.

— Где?

Я кивнула в сторону входной двери. Женька подскочил к ней и рывком распахнул. За несколько секунд выражение его лица перетекло из скептического в восторженное:

— Юлька! Ты гений!

— Я знаю. Но мне приятно, что ты это заметил, — я повернулась к Дану. — Слышали? Я гений.

— Не сомневаюсь, — с улыбкой сказал Дан. — Гении — они все со странностями.

Гм. Умеют же некоторые мужчины комплимент отвесить — так, что и не поймешь, благодарить или сразу по физиономии съездить…

— Ну, вы там скоро? — нетерпеливо позвал Женька.

Дан разом посерьезнел.

— Закрой дверь.

Женька скорчил недовольную гримасу, но спорить не стал.

Дан подошел ко мне почти вплотную. Я автоматически сделала шаг назад и с трудом удержалась, чтобы не отступить еще дальше. Что он задумал?

— Юлия, последний раз прошу: вернитесь во дворец. Шутки кончились. Мы ведь не знаем, что ждет нас на том конце телепортала. Пожалуйста, вернитесь пока не поздно. Я… Если вы погибнете, мне будет очень не хватать вас, честное слово.

Я хотела привычно огрызнуться, но от его взгляда язык примерз к небу. Как-то очень некстати вспомнилось, что если со мной что-то случится, это будет болезненным ударом для Кости Литовцева. Да и Ника проведет не одну неделю в рыданиях. И Вереск бы наверняка поддержал Дана… Но есть и другая сторона медали. Сам Вереск упрямо пошел с нами в Долину, хотя и знал, что это будет стоить ему жизни. Я не могу дезертировать.

— Если вас тревожат муки совести, можете успокоиться. Что бы со мной ни случилось, вашей вины в том не будет.

Дан побледнел — то ли от злости на мое упрямство, то ли взбешенный последним предположением — и в сердцах выдохнул:

— Дура.

Я нервно хихикнула. Ну вот, это я понимаю, это уже мужской разговор. Не то что раньше: "Покорнейше прошу меня простить, Юлия, не соблаговолите ли вы вернуться во дворец и подождать, пока мы с господином белль Канто будем геройски гибнуть?" Как будто с учебником по этикету разговариваешь… Или с Вереском.

Но Дан тут же испортил впечатление:

— Простите, Юлия. Я не хотел вас обидеть.

— Ну, вы закончили выяснять отношения? — не выдержал Женя.

— Да мы даже и не начинали толком, — усмехнулся Дан и бросил взгляд на часы. — Идем, портал еще не закрылся.

С последними песчинками мы успели войти в телепорт.

* * *

— Мда. Добро пожаловать в центр головоломки, — с мрачной иронией хмыкнул Женька, оглядываясь.

Мы оказались в круглом пустом помещении около шести метров в диаметре. Светло-голубые стены были изрезаны белыми завитушками. Поначалу мне показалось, что это морозные узоры на стекле, но потом пригляделась: нет, не стекло, хотя и очень похоже. С потолка лился белый свет, довольно яркий, но холодный. Воздух был прохладен и свеж. Все это: и узоры, и свет, и общая атмосфера — вызывало ощущение зябкости.

Стены были абсолютно голыми: ни окон, ни дверей, ни люков — никакого намека на выход. Телепорт схлопнулся, едва мы из него вышли. Я усилием воли подавила зарождающуюся панику. Спокойно. Ничего страшного пока не случилось. В конце концов, у нас есть телепортационные браслеты.

Парни сосредоточенно изучали морозную вязь на стенах и, казалось, вовсе забыли о моем существовании. Ну и ладно, свою задачу я и без них знаю.

Я закрыла глаза и представила Луч Воздуха. (Несмотря на то, что мы с магистром неоднократно уже опробовали Луч Воды в деле и убедились, что в отношении моих способностей никакой разницы между камнями нет, Луч Воздуха по-прежнему был мне привычнее, роднее, что ли.) Теперь предстояло подобрать цвет. Я видела изображение Луча Земли — на рисунке, который показывал Вереск в день нашего знакомства. Но набросок, выполненный, скорее всего, первым попавшимся коричневым карандашом, не давал полного представления о камне. С Лучом Воды мне в свое время повезло (или это было не просто везение?), но сейчас я не знала, за что зацепиться.

Я поиграла с палитрой, прогнав перед внутренним взором массу умеренно-коричневых оттенков — от светло-каштанового до темно-шоколадного, потом от безысходности попробовала заведомо неподходящие цвета — нежно-бежевые и почти черные. Но внутри ничего не отзывалось: с таким же успехом я могла бы мысленно перекрашивать абстрактный кубик.

"Умник, — жалобно заныла я. — Ну, Умничек, ну не будь жлобом, подскажи, а? Луч Земли просто обязан быть где-то здесь, я ж… эгхм… спинным мозгом чую. Почему же у меня ничего не получается?"

"Тебе уже сто раз подсказывали, и не только я, — недовольно отозвался Умник. — Голову отключай. Ты бы слышала свои мысли со стороны: "Так, добавим желтого. Не то. А если еще красного плюхнуть? Опять не то, попробуем позеленее". Это тебе фотошоп, что ли? Чувствовать, как ты сама верно заметила, нужно "эгхм… спинным мозгом". Вот открой глаза".

Я послушно открыла глаза. В первую секунду не поняла, что изменилось в ощущениях, а потом радостно завопила:

— Есть!

— Выход? — моментально отреагировал Женя. Похоже, ребята действительно так увлеклись поисками выхода, что позабыли обо мне и моей миссии.

— Да нет же, камень! Луч Земли.

— Где?

— Я не знаю… пока, — стушевалась я. — Где-то в той стороне.

— "Где-то в той стороне" — уже неплохой результат, — хмыкнул Женя. — По крайней мере, куда лучше, чем у нас.

— А у вас — ничего? — посочувствовала я. — А детектором магии проверяли?

— Само собой. «Синий» фон все забивает, антимагия никакого эффекта не дала.

— Мда… — я задумчиво куснула костяшку. — Может, к магистру Астэри сгонять, посоветоваться? Он ведь, как ни крути, самый крутой специалист по магии Воды.

— Хорошая мысль! — обрадовался Дан. — Мы с Женей попробуем еще здесь поискать, а вы отправляйтесь к магистру.

— Почему я?

— Ну вы же предложили.

Мне было нечего возразить (кроме очевидного факта, что Дан хватается за любой повод, чтобы спровадить меня подальше отсюда). Ладно, в конце концов, даже в "Что? Где? Когда?" дозволяется один раз воспользоваться помощью магистров. Скорчив для проформы недовольную гримаску, я перевернула пластину телепортационного браслета.

Ничего не случилось.

Я в недоумении уставилась на браслет. Женька молча полез в карман, вручил Дану диски переносных телепортов и дотронулся до камня на лбу. Никакого эффекта.

— Так. Приплыли.

Я не глядя дернула несколько пластин на браслете, уже не заботясь о том, куда меня вынесет в случае успеха. По позвоночнику пробежал холодок — первый предвестник надвигающейся паники. Теперь подавить ее будет куда сложнее.

— Почему может не работать вход в телепорт? — поинтересовалась я, старательно сдерживая дрожь в голосе. — Говорили, что Долина Страха — это уникальная природная аномалия.

— Может, кто-то разгадал секрет аномалии и нашел способ использовать его в своих целях? — с сомнением предположил Женя.

— Подозреваю, что дело не в этом, — медленно произнес Дан. — Сейчас проверим.

Он положил на пол диск своего телепорта и отошел к противоположному краю комнаты. Браслет отработал, как положено: Дан исчез и в то же мгновение появился возле диска. Перевернул другую пластину — безрезультатно.

— Мы слишком далеко от точки выхода. У меня есть сверхмощный усилитель, — Дан вытащил из кармана полупрозрачную, похожую на кусочек слюды пластинку. По Женькиному лицу я поняла, что для него это было такой же неожиданностью, как и для меня.

— Откуда?!

— У лорда Дагерати выпросил. Сообразил в последний момент, поэтому пришлось брать то, что было под рукой. Он рассчитан на одного человека и груз.

— Большой груз? — деловито уточнила я. Уф, кажется, паника отменяется.

— Ну, с четверть тонны, пожалуй, потянет. Но для нас это не имеет значения. Я знаю, о чем вы думаете, Юлия. Разочарую сразу: два лишних человека — по крайней мере, до тех пор, пока они в сознании, — это не груз. Это два лишних человека. Так что нам надо решить, кто уйдет телепортом. Я предлагаю — Женю.

— Меня?! — изумленно вскинулся Женька. — Я был уверен, что ты спровадишь Юльку при первой возможности.

— Не скрою, мне бы очень хотелось убрать отсюда Юлию, — Дан посмотрел на меня таким тяжелым взглядом, что я на секунду усомнилась, верно ли понимаю значение слова "убрать".

— Моей жизни в любом случае ничего не угрожает, я ведь кхаш-ти, Игрок, — напомнил Женя. — Максимум, что со мной может случиться, — потеряю возможность вернуться в Эртан.

— На данный момент это не аргумент. Твой амулет не работает. Я не знаю, что это значит, и мне бы не хотелось рисковать тобой, — Женька попытался возразить, но Дан жестом оборвал его. — При равных условиях я бы, конечно, эвакуировал Юлию. Но ты — единственный, кто может быстро вытащить отсюда нас всех. У тебя есть доступ в замок Этельмарэ. Остальным будет намного труднее добраться до портала Советника. Я ведь, как ни эгоистично это звучит, тоже хочу жить.

Мне было страшно. Настолько страшно, что я почти уже решилась, наплевав на принципы, и на дружбу, и на ложное благородство, бежать из этой ловушки. (Я не сомневалась, что ребята отдадут телепорт без всяких возражений, стоит мне только скорчить жалостливую рожицу.) И гибкая совесть уже придумала с десяток оправданий: здесь я точно ничем не смогу помочь, а там сразу найду мудрого верховного мага и влиятельного главу Канцелярии, они что-нибудь придумают! В конце концов, Женька у нас действительно условно бессмертен, в отличие от меня. И двум воинам, согласитесь, гораздо легче выжить, чем одному, обремененному бесполезным балластом.

Я уже открыла рот, чтобы все это озвучить…

…но на последней фразе Дана у меня перехватило горло.

Хотя казалось бы — что такого? Человек хочет жить. Это естественно. Я тоже хочу.

И еще почему-то подумалось, что Вереск бы так не сказал.

— Пожалуй, ты прав, — с неохотой признал Женька. — Давай свой усилитель.

Он принял из рук Дана прозрачную пластинку, но прикрепить ее к браслету не успел. Одна из морозных завитушек внезапно сорвалась со стены, распрямилась на ходу, превращаясь в крохотную ледяную стрелку, и полетела в нашу сторону. Женя каким-то чудом ухитрился уклониться в последний момент, но это не помогло: стрелка изменила траекторию. Чуть замедлив движение на излете, коснулась его переносицы — и распалась на множество сверкающих льдинок, которые медленно истаяли в воздухе.

Первые, наверное, пару секунд ничего не происходило, и я даже успела с облегчением подумать: кажется, обошлось. Женька выглядел удивленным. А потом меня накрыла волна безграничного иррационального ужаса, и я уже больше ни о чем не думала, превратившись в бессмысленный сгусток биомассы, в звуковые колебания…

…от собственного визга у меня закладывает уши. Голос срывается на ультразвук — и обрывается сипом: связки не выдерживают. Закашливаюсь. Ужас отступает, оставив после себя учащенное сердцебиение, легкий гул в ушах и липкий пот на ладонях. Прошло совсем не много времени: я еще вижу, как Дан ловит падающего Женьку и укладывает на пол — бездвижного, со странно перекошенным покрасневшим лицом.

Вдруг Дан резко выпрямляется, выхватывая клинки.

— Спокойно, смертный, — раздается сзади. — Будешь послушным — убивать не станем. Пока.

Я оборачиваюсь. В проеме, невесть откуда взявшемся в стене, стоит эльф. Багровые радужки полыхают, как два сгустка плазмы: маг огня. Из-за его спины синхронно шагают еще двое, оба из Водных кланов.

— Девчонку брать живой, — предупреждает огневик.

Дан носком ботинка пинает в мою сторону пластину усилителя и бросается в атаку — отчаянную, безнадежную, обреченную — с единственной целью выиграть несколько секунд для меня.

Я хватаю усилитель, леплю на браслет.

У Дана оказывается козырь в рукаве, причем в прямом смысле: двое водников ожидают, что сумасшедший смертный кинется на них с мечами, но из рукава вылетает струя желтоватого газа. Один из магов сгибается в судорожном кашле, второй успевает отскочить назад.

С пальцев командира срывается волна огня, удлиняется, змеится, как плетка в руках опытного палача, охватывает Дана и мощным стремительным всплеском отбрасывает назад. Объятое пламенем тело проносится мимо меня, влетает в стену и падает вниз, раскинув обожженные руки.

Дан подарил мне несколько лишних мгновений для спасения, и я понимаю, что страшный грех — отвергнуть этот бесценный дар… но вместо того, чтобы немедленно телепортироваться, хватаю за запястье безвольного Женьку и рывком, как мешок с картошкой, тащу к стене — туда, где лежит Дан.

Расстояние — меньше пары шагов, но я успеваю миллион раз обозвать себя идиоткой. Потому что…

…этот варварский способ транспортировки может лишить Женьку последнего шанса выжить.

…хотя какие там шансы? Посмотрим правде в глаза: скорее всего, он уже мертв. То, что Игрок отключился, но не исчез, может означать одно: мне «посчастливилось» увидеть в действии "проклятие асассина".

…а если тот синеглазый урод меня догонит, я уже точно никого не спасу, даже себя.

…и жертва Дана окажется напрасной.

Ну разве не дура? Дура! — соглашаюсь я.

И продолжаю движение.

На ходу переворачиваю пластину браслета. Водник уже совсем близко, я не успеваю. Не успеваю! И я просто падаю, растягиваясь на полу, и кончиками пальцев касаюсь обожженной ладони.

Успела?…

* * *

— Ай, молодец девчонка! — Альтерра восторженно хлопнула по колену. — Жалко будет ее убивать.

— Ты собираешься ее убить? — ахнул Энриль, с ужасом уставившись на девушку. — Рыжая, с ума сошла?!

— Ну, разумеется, не своими руками.

— Да какая разница! Думаешь, за внушение тебя по головке погладят?

— "Внушение"! — презрительно фыркнула девушка. — Это грубо. Зачем использовать внушение, когда можно банально убедить? Ты будешь удивлен, узнав, как просто манипулировать людьми. Нужно только знать рычаги управления. Ну что ты на меня так смотришь? Думаешь, я бессердечное чудовище?

Юноша молчал, нахмурив тонкие брови, но взгляд его красноречиво подтверждал: да, именно так он и думает. Рыжая отвернулась, глуховато сказала в сторону:

— Поверь, мне тоже нравится эта девочка. Но у нас нет другого выбора. В вашем гребаном мире нет силы, способной уничтожить его. А ей все равно не жить, ты же понимаешь. Лэйо, да перестань ты рыдать! Какие вы, мальчишки… слабонервные.

 

Глава 6

Возвращение запомнилось урывками — словно кто-то прокручивал события на ускоренной перемотке, и измученное сознание выхватывало отдельные моменты.

Дежурная бригада в "четвертой телепортационной" отработала быстро и профессионально: парнишка-курьер, оценив состояние прибывших, сначала отправился к магистру Астэри, а уже потом — к лорду Дагерати. Маг воды, лекарь, сразу бросился помогать раненым. Огневик, боевой маг, которому, к счастью, не нашлось работы по основной специальности, тоже нашел себе занятие: он держал меня за руки, не давая телепортироваться, и пытался втолковать, что без моего объяснения Архимагистру сложно будет поставить правильный диагноз. Я вырывалась и хрипела, что мне срочно нужно к доктору Литовцеву. Огневик не понял — кажется, он подумал, что я не доверяю медицинской квалификации верховного мага.

Не знаю, смог ли магистр Астэри выудить из моего сбивчивого и почти беззвучного из-за сорванных связок бормотания хоть что-то полезное или просто потерял терпение, но через несколько минут он махнул рукой:

— Достаточно, Юлия. Я понял. Идите. Но потом возвращайтесь: вам тоже нужна медицинская помощь.

Разговор с Костей оказался более продуктивным — то ли потому что я усилием воли заставила себя изъясняться более связно, то ли потому что новость легла на подготовленную почву: он всегда подспудно опасался, что рано или поздно раздолбай Женька нарвется на "проклятье асассина".

— Ты знаешь, где он — физически? — Костя был бледен, но держался деловито-спокойно.

Я в ужасе мотнула головой:

— Ты хочешь сказать, что не знаешь?!

— Мне бы он не оставил адреса. Меня слишком просто шантажировать. Ладно, попробую разыскать его в больницах. Сделаю пару звонков — и рвану в Москву. А ты, — Костя встряхнул меня за плечи, — немедленно к врачу, поняла? К любому. Не жди, пока Архимагистр освободится, ему еще долго будет не до тебя.

В клинике меня встретил бессменный Кайрис. Я бросилась к нему:

— Где они?

— В операционной, — он кивнул в сторону закрытой двери.

— Что с ними? Что сказал магистр?

— Пока ничего неизвестно.

Кайрис никогда не отличался приветливостью, но сейчас он как-то уж слишком старательно прятал от меня взгляд. Значит, дела обстоят совсем скверно…

— Посидите здесь, пожалуйста. Вскоре кто-нибудь из врачей освободится и сможет осмотреть вас.

Я позволила усадить себя на диван, выпила что-то мятно-горькое из протянутого Кайрисом стакана. Машинально отметила, что пальцы мелко подрагивают (надо же, не думала, что так сильно устала).

Убедившись, что я не собираюсь падать в обморок, Кайрис вернулся к своим делам, оставив меня наедине с тягостными мыслями. Правильно ли я поступила, бросившись вытаскивать Дана, вместо того, чтобы сразу телепортироваться вместе с Женей в безопасное место?

Но какая у меня была альтернатива? Бросить Дана в Ледяном зале означало бы его верную гибель: командир боевой группы не оставил места для сомнений. Я за мгновение прожила этот вариант развития событий… Нет, нет! Пожалуйста. Пусть Дан тоже будет жить. Я не хочу такого выбора.

— Вам плохо? — холодно осведомился голос у меня над головой.

Я пришла в себя и осознала, что отчаянно мотаю головой, и бисеринки слез рассыпаются с ресниц. Рядом со мной стоял синеглазый эльф с длинными, забранными в "конский хвост" волосами. Я уже открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь в операционную распахнулась, и из нее вышли двое мужчин с носилками. Голова Дана безвольно покачивалась в такт их шагам. Они молча проследовали мимо нас и дальше — в коридор. Я метнулась за ними, но у двери опомнилась: это же санитары, вряд ли они мне что-нибудь скажут. Вернулась к эльфу:

— Что с ним? Он будет жить?

Эльф недоуменно приподнял бровь:

— Почему нет? У него просто сотрясение мозга и ожог кистей. От этого не умирают. По крайней мере, не в клинике Архимагистра Водной элементали.

— Почему он без сознания?

— Я его усыпил. Ему нужен отдых.

— А куда его понесли? К нему можно?

— Вы вообще слушаете, что я говорю? — врач начал раздражаться. — Он спит.

— А что с Женей? Ну, со вторым пациентом?

— Я не в курсе. У меня не было возможности поговорить с Архимагистром, он уже вошел в транс.

— Ну хоть приблизительно? — умоляюще просипела я. — Он жив?

— Кайрис! — не выдержал эльф. — Ты в приемной для чего сидишь? Для украшения? Сделай одолжение, избавь меня от этого разговора, у меня своих пациентов — целая больница.

Эльф рассерженно зашагал к выходу.

— Она тоже была… там, — невпопад пояснил Кайрис.

Доктор затормозил. Резко обернулся — мантия взметнулась синим крылом.

— С этого надо было начинать. Идите сюда.

Я опасливо приблизилась. Эльф зачем-то встряхнул руками, как пианист перед игрой (магистр Астэри никогда так не делал), и положил пальцы мне на виски. Примерно через полминуты я почувствовала, как пропадает ощущение песка в горле, дыхание делается глубже, ровнее, успокаивается дрожь в пальцах, и тревоги отступают на задний план.

Эльф опустил руки и молча направился к двери, бросив через плечо Кайрису:

— Положи ее в палате. Вторая кровать до утра точно не понадобится.

Я хотела возразить, что лучше пойду к себе, до гостевых покоев не так далеко: всего несколько коридоров… Длинных. И пара лестниц. А я так устала, что даже думать не в состоянии. Можно, я прямо тут, на диванчике, прикорну? Всего на полчасика…

Кайрис твердо ухватил меня под локоть:

— Идемте, Юлия. Я вас провожу.

* * *

Когда я проснулась, в палате было так же сумрачно, как и накануне, но полоска света под шторами подсказывала: день давно наступил.

Дан сидел на кровати у противоположной стены и с тревогой смотрел на меня.

— Юлия, что с вами?

— А что со мной? — я машинально повела головой в поисках зеркала. Мимоходом отметила, что голос вернулся, хоть и хрипловат еще со сна.

— Почему вы здесь?

— А, вы об этом. Со мной все в порядке. Просто я вчера так достала одного из докторов своими вопросами, что он успокоил меня чересчур радикальным методом. Не хватило сил даже до комнаты доползти.

— А что с Женей?

— Именно это я и пыталась у него выяснить.

Дан рывком откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Пошатнулся, с видимым трудом сглотнул тошноту.

— Нужно сказать Косте Литовцеву.

— Успокойтесь. Я уже сказала.

— Хорошо, — Дан прикрыл глаза. — Костя знает, что делать.

— Не уверена. Он сказал, что не в курсе, где находится Женя. Ну, в смысле, там… в Реале.

— Это не так важно. В Женин костюм встроена система контроля за состоянием здоровья. В случае критического сбоя она вызывает бригаду "Скорой помощи".

— Откуда вы знаете?

— Женя рассказал.

Интересно, почему мне Женя не рассказывал ничего подобного? Нет, неправильный вопрос. Не рассказывал, потому что не спрашивала. А вот зачем спрашивал Дан?

— А вы-то как себя чувствуете? — запоздало поинтересовалась я. — Выглядите неважно.

— Нормально, — Дан криво усмехнулся. — Даже отлично, учитывая обстоятельства. Вот только… скажите мне, Юлия, зачем вы это сделали?

— Что именно?

— Зачем вы меня вытащили? А если бы вы не успели? — он повысил голос — и тут же болезненно скривился, подняв руки к вискам. — Я для чего, по-вашему, магов отвлекал? Думаете, мне острых ощущения не хватало?

Я с досадой поморщилась.

— Дан, сделайте одолжение. Если вам больше нечего сказать — помолчите.

Он помолчал. Секунд пятнадцать.

— Я должен быть вам благодарен. Вы в очередной раз меня спасли. Но… Юлия, почему вы из всех возможных путей всегда выбираете самый нелогичный? Когда вы участвуете в операции, любое планирование становится бесполезным занятием: вы все равно не сделаете того, чего от вас ждут. Вы можете хоть иногда включать голову?

— Такие решения не принимаются головой, — сухо парировала я.

— Боюсь, у меня просто нет органа, которым вы принимаете такие решения.

— Знаете что, Дан? Идите в задницу.

Мда. Вот и поговорили.

Насупившись, я слезла с кровати, повернулась к Дану спиной и принялась стаскивать пижамную рубашку. Просить его отвернуться не позволила гордость, и я понадеялась, что у моего соседа по палате хватит деликатности сделать это без напоминания.

— У вас огромный синяк на спине, — обеспокоено заметил Дан. — Вы уверены, что нет внутренних повреждений? Судя по гематоме, удар был серьезный.

Так вот почему у меня поясница ноет! Это я вчера у Кости второпях о перила приложилась. Чуть не рухнула с лестницы.

— Я же сказала, меня осматривал врач.

Не удержавшись, я обернулась через плечо. Дан без всякого стеснения изучал мою обнаженную спину.

— Налюбовались? — хмуро поинтересовалась я. — Нравится?

— Нравится, — без улыбки ответил Дан. — Но синяк определенно лишний.

Едва я успела переодеться, как дверь распахнулась и в палату вошел магистр Астэри. За его спиной маячил угрюмый Кайрис. Мне уже доводилось видеть верховного мага после тяжелой операции, но даже тогда он выглядел не в пример бодрее. Осунувшееся лицо с резко очерченными скулами было словно припорошено пеплом, синие глаза потускнели. Теперь они казались почти человеческими — и смертельно усталыми. Магистр покачнулся, и верный Кайрис незамедлительно подхватил учителя под локоть.

— Доброе утро, — тихо поздоровался верховный маг. — Дан, как вы себя чувствуете?

— Мутит, — честно признался мой сосед по палате. — Иногда в глазах темнеет.

— А как руки?

— Невыносимо чешутся, — Дан, поморщившись, помахал забинтованными ладонями, как будто рассчитывал унять этим зуд.

— Это хорошо. Я попрошу Эль-Кортиса заглянуть к вам сегодня. Сам я, увы, сейчас не способен даже на диагностику.

— Магистр, — не утерпела я, — а что с Женей?

— Кровоизлияние в мозг, — лаконично пояснил маг.

— У молодого здорового парня?!

Магистр медленно, опираясь на руку Кайриса, подошел к моей кровати и тяжело опустился в изножье.

— "Вихрь ужаса", — глухо, глядя в пол, произнес Дан. И, вскинув глаза, уже громче добавил: — "Проклятье асассина" — это "вихрь ужаса", я прав, магистр?

Верховный маг едва заметно качнул головой:

— Я слышал о "проклятии асассина", но специально не изучал, поэтому не могу с уверенностью утверждать, что это оно. В том, что господин белль Канто подвергся действию Rha'el verite, сомнений нет. Мне уже доводилось сталкиваться с последствиями этого заклинания.

— Да что это такое? — спросила я, и против воли в голосе прозвенели жалобные нотки.

— Rha'el verite, или "вихрь ужаса" в переводе на всеобщий, это одно из высших заклинаний школы Воды, — пояснил магистр Астэри. — Оно вызывает у объекта приступ сильнейшего немотивированного страха, и организм начинает реагировать соответствующим образом: повышается артериальное давление, надпочечники резко увеличивают выработку адреналина, учащается дыхание и сердцебиение. Это естественные процессы, но в случае действия заклинания их интенсивность превышает те пределы, к которым приспособлен организм. Как правило, у жертв Rha'el verite не выдерживает сердце, но у господина белль Канто была предрасположенность к инсульту.

— Каков прогноз? — нетерпеливо спросил Дан.

— Пока затрудняюсь ответить. Если бы речь шла об обычном пациенте, я бы сказал, что прогноз благоприятный: у меня есть опыт подобных операций. Но господин белль Канто до сих пор пребывает в состоянии комы. Возможно, это специфика организма кхаш-ти или как-то связано с особенностями его перемещения сюда. Не знаю. Объективных причин я не вижу. Будем наблюдать.

Повисла тяжелая пауза.

— Учитель, вам необходимо отдохнуть, — негромко, но настойчиво напомнил Кайрис. — Идемте.

Магистр Астэри с трудом, опираясь на руку ученика, поднялся. Повернулся к Дану:

— Я зайду вечером. Надеюсь, вы понимаете, что вам необходим строгий постельный режим?

— Разумеется, магистр. Не волнуйтесь.

* * *

Вечером Дану было позволено перебраться в свою комнату. Подозреваю, что верховный маг с удовольствием оставил бы его в клинике еще на пару суток, но Жене, как особо тяжелому пациенту, требовался полный покой.

Я регулярно навещала Женьку. Смотрела на бледное неподвижное лицо — сейчас он выглядел совсем мальчишкой, едва ли старше двадцати. Выслушивала неизменный вердикт: "Состояние стабильное. Улучшений нет." Я видела в этом добрый знак (то ли из природной склонности к оптимизму, то ли потому что иначе все теряло смысл): пусть пока "улучшений нет", но ведь и ухудшений тоже, а значит — есть время, и магистр обязательно что-нибудь придумает.

Зато Дан быстро шел на поправку: Эль-Кортис, тот самый эльф, что осматривал меня в клинике, оказался отменным врачом.

Уже через три дня Дан чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы отправиться вместе со мной к Косте.

— Господин Литовцев не появлялся, — огорчил нас Рами.

Как полагается радушному дворецкому, он предложил гостям хозяина чаю, но Дан угрюмо бросил:

— Идемте, Юлия. Мы зря сюда пришли. Если будут важные новости, Костя даст знать. У него есть доступ во дворец.

Я деликатно не стала напоминать, что визит к Косте — это была его идея. Дан вообще с самого утра вел себя странно: то впадал в задумчивое оцепенение, то, напротив, принимался нервно расхаживать по комнате. Подходил к двери, словно собираясь куда-то идти, потом передумывал — и снова садился в кресло. Несколько раз я ловила на себе его тяжелый взгляд.

— Дан, вам плохо? — не выдержала я, когда мы вернулись во дворец. — Позвать магистра?

— Не нужно, — он помолчал, собираясь с мыслями, и неохотно признался: — У меня плохое предчувствие. Насчет Жени.

Я хотела скептически заметить, что у меня никаких предчувствий нет, — и осеклась. Вспомнила: утром я действительно проснулась с ощущением какого-то муторно-тревожного сна. Вот только с Женькой он связан не был…

— Вы уверены, что это именно предчувствие, а не осложнения после сотрясения мозга? — забеспокоилась я. — Я читала, что такое бывает. Давайте все-таки сходим к магистру Астэри?

— Давайте, — неожиданно легко согласился Дан. — Я буду рад убедиться, что это просто повышенная мнительность.

…В клинику нас не пустили.

— Архимагистр занят, — отрезал Кайрис, преграждая нам дорогу.

— А к Жене мы можем зайти?

— Нет.

И вот тут меня накрыло. Не знаю, было ли это мистическое «предчувствие» или я по лицу полуэльфа догадалась, что все плохо… Защемило под ребрами, и ноги внезапно ослабели. Я в панике схватила Дана за руку.

— Женька ведь не может умереть, правда? — я бросила на Дана умоляющий взгляд, словно он был богом, способным вмешаться в происходящее.

Но Дан смотрел сквозь меня пустыми стеклянными глазами.

Устыдившись внезапного порыва, я отпустила его руку — она безвольно упала вниз. Кажется, он этого просто не заметил.

— Почему я не могу поменяться с ним местами! — вырвалось у меня в отчаянии.

— Вы бредите, Юлия, — зло процедил Дан.

Потом резко развернулся и, не оборачиваясь, вышел из клиники.

Я не стала его догонять.

* * *

Половину ночи я пролежала без сна, и потолок над моей головой фантасмагорично изгибался в пелене слез. Горячие капли набухали в глазницах и беззвучно скатывались по вискам.

Как ни странно, плакала я вовсе не о Женьке — напротив, я старательно отгоняла от себя любые мысли о нем, вдруг сделавшись до ужаса суеверной. Казалось, если я стану убеждать себя в том, что с моим другом все будет хорошо, грозные высшие силы могут счесть мою дерзость оскорбительной. А если начну скорбеть о нем раньше времени — накличу беду.

Я думала про Дана. Его поступок почему-то отдавался в сердце щемящей, почти детской обидой. Небо свидетель, я не искала его дружбы. Но мне порой казалось, что Дан относится ко мне с симпатией, вполне искренней, разве что чуточку снисходительной: так любят детей, прощая им капризы и шалости. Умник сказал, что я опять клюнула на свою излюбленную приманку и чересчур увлеклась ролью непутевой младшей сестренки. Ладно, пусть так, ну и что? Я никогда не злоупотребляла расположением Дана. Не требовала поблажек и привилегий, не искала защиты, не просила подставить плечо — кроме той ночи в лесу, когда это получилось само собой. Сегодня — единственный раз, когда мне действительно понадобился кто-то сильный и мудрый… да черт с ней, с мудростью — просто друг, который мог бы сказать: все будет хорошо, давай верить вместе. И именно сегодня Дан оттолкнул меня с досадой и ожесточением, как отмахиваются… даже не от надоедливого ребенка, а от глупого кутенка, который не вовремя вздумал ластиться к хозяину. Это было обидно, непонятно… и неожиданно больно.

В конце концов усталость и напряжение взяли свое: так, не вытирая слез, я уплыла в дрему. А трудолюбивое подсознание, продолжавшее даже во сне обдумывать неприятную тему, с готовностью явило мне очередной кошмарец.

…Я по-прежнему лежу в своей кровати. В изножье, чуть сбоку, застыла мужская фигура.

"Кто вы?" — спрашиваю я, не открывая рта.

Страха почему-то нет.

Мужчина молча делает шаг вперед, и свет ущербного месяца падает на его лицо. Вереск.

"Ты вернулся. Я знала."

Мои губы не шевелятся, но он, кажется, понимает. Склоняется ко мне и с нежностью проводит пальцами по щеке.

Я улыбаюсь неподвижными губами: "Не уходи".

Но он выпрямляется, и я понимаю: это не Вереск. Это Дан. (Мимоходом удивляюсь: как я могла так ошибиться? Они ведь совсем не похожи. Наверное, все дело в одежде: у Вереска была такая же черная рубашка, и носил он ее точно так же, не застегивая две верхние пуговицы.) В его руке холодно поблескивает найрунг.

Мне все еще не страшно. Скорее любопытно: что будет дальше?

Лицо Дана спокойно и сосредоточено, только из закушенной губы стекает тонкая струйка крови. Мне становится жаль его.

Он обнимает рукоять обеими ладонями и вскидывает руки…

"Просыпайся!!!"

От истерического вопля Умника вздрагивает, кажется, даже Дан. А меня попросту подбрасывает на матрасе…

Уф.

Сердце бешено колотилось и отдавалось гулом в ушах. Впрочем, это неудивительно: представьте, что у вас под ухом внезапно заорали: "Просыпайся!" — и вы поймете мое состояние.

Я села и медленно оглядела комнату. Пусто. Сквозь приоткрытую форточку доносился мерный, тяжелый стук капель о мраморные перила балкона. Очевидно, недавно прошел дождь, и теперь остатки воды стекали с крыши.

"Ну, и стоило так орать?" — недовольно поинтересовалась я.

"Здесь что-то… не так, — нервно ответил Умник. — Сам не уверен."

"Да ладно. У меня был тяжелый день, и закончился он совсем хреново. Еще и не такое приснится… Знаешь, ты прав: наверное, я просто слишком привязалась к Дану. Забыла, что он свалился на нас, как снег на голову, и цели его не ясны. Он, зараза такая, незаметно ухитрился втереться в доверие," — я с досадой откинулась обратно на подушку.

И как ему это удалось? Вроде и обаятельным его не назовешь… Конечно, по уму, стоило бы попытаться «просканировать» его эмпатически. Но меня до сих пор трясло от одного воспоминания о том, как шарахнуло тогда, в лесу. Бррр.

Ладно, впредь буду осмотрительнее.

"Свежо предание", — скептически хмыкнул Умник.

Но тему развивать не стал, и через несколько минут я снова провалилась в сон — на этот раз глубокий, без сновидений — до самого утра.

Когда я проснулась, за окнами брезжил серенький ноябрьский рассвет. Часы показывали восемь. Голова была немного тяжелая, но спать не хотелось. Сразу вспомнилось все — и вчерашний вечер, и загадочный сон.

Я выскользнула из-под одеяла и, ежась от утреннего холода, стала подбирать разбросанную с вечера одежду. Ночные кошмары подождут, сначала — в клинику.

Стук в дверь застал меня в процессе надевания брюк: в спешке я никак не могла попасть ногой в штанину.

— Кто там?!

Прыгая на одной ноге к двери, я все же ухитрилась натянуть брюки на вторую.

— Юлия, я собираюсь к магистру Астэри, — отозвался Дан. — Вы со мной?

— Да! — я щелкнула замком и рывком распахнула дверь. — Я гото… ва, — от неожиданности голос сорвался.

Дан выглядел точно так же, как в моем сне. Сам по себе этот факт ничего не значил: сейчас, при свете дня, я припомнила, что уже видела эту рубашку на нем, причем тогда она не вызвала никаких ассоциаций с Вереском — я просто отметила, что Дану она чертовски идет. Да, это могло быть совпадением, но…

— Что вы на меня так смотрите? — недоуменно спросил он.

Спохватившись, я шагнула через порог, закрыла за собой дверь. Небрежно, старясь, чтобы в голосе не проскользнуло ничего, кроме простого ехидства, поинтересовалась:

— Кто это вам губу прокусил? Ним, что ли, заходила?

Дан отвел взгляд. Тронул пальцами припухшую губу, поморщился с досадой:

— Во сне, наверное. Такая дрянь привиделась…

Удачная отмазка, мысленно одобрила я. Правдоподобная… Вот только это не объясняет, откуда на воротнике взялось крохотное бурое пятнышко — как раз в том месте, где струйка крови стекала с подбородка.

Чтобы не выдать своего смятения, я поспешно отвернулась — якобы проверить, хорошо ли заперта дверь, — и сочувственно пробормотала:

— Да уж. Ночка выдалась паршивая.

Неужели он действительно пытался меня убить? Но… зачем? И почему именно сейчас? А главное, почему не довершил начатое после того, как я снова заснула?

Ерунда какая-то. Я тряхнула головой: не до того сейчас. Сначала — Женька.

Мы завернули за угол, и сердце ухнуло в желудок: по коридору шел Костя Литовцев.

Он не прибавил шага, увидев нас. А мы — не поспешили ему навстречу. На меня словно ступор напал: даже в мыслях я не могла задать самый важный вопрос, лишь бездумно следила, как Костя приближается. Останавливается рядом. Молчит.

Тишину нарушил Дан:

— Он умер.

Это был не вопрос.

— Нет! — упрямо возразила я. — Костя, скажи, что это неправда.

— Это правда.

У меня в голове что-то замкнуло. В глазах потемнело.

— Ты убил его! — исступленно крикнула я Дану. — Предатель! Я знаю, что ты делал сегодня ночью!

Дан не шелохнулся, только скулы закаменели, и глаза сделались такими засасывающе-черными, что в них хотелось утопиться.

— Юля, не говори ерунды, — тихо, но твердо осадил Костя, взяв меня за руку, как ребенка. — Я был там, в реанимации.

— В двадцать три года не умирают от инсульта! — я вырвала руку и вновь повернулась к Дану, сжав кулаки: — Поклянитесь, что вы тут ни при чем.

— У Жени обнаружилась патология сосудов головного мозга, — терпеливо пояснил Костя. — Врожденная. На операцию не решились, потому что он был в коме.

Голос Кости с трудом пробивался сквозь шум в ушах, а смысл его слов я даже не пыталась постичь.

— Ну?! Что вы молчите?

— Клянусь, — медленно и раздельно произнес Дан, глядя мне в глаза. — Я не убивал Женю.

— Все равно! — пришлось перейти с крика почти на шепот: горло сдавило спазмом. — Ненавижу вас.

Я быстро пошла прочь по коридору.

— Юля! — Дан рванулся за мной, но Костя удержал его:

— Оставь. Ей нужно побыть одной.

— Не делайте глупостей!

— Самую большую глупость я уже сделала, когда поверила вам, — сквозь слезы огрызнулась я, переходя на бег.

Я понимала наивность своих попыток убежать от душевной боли, но эта детская реакция настолько прочно вросла в подкорку, что мне, наверное, никогда не удастся перерасти ее. Впрочем, окрик Дана несколько отрезвил меня, напомнив об обещании, данном лорду Дагерати. Ладно, я не покину пределов дворца. Только оставьте меня в покое!

Я с размаху упала ничком на кровать, уткнувшись носом в подушку. Сознание как будто раздвоилось: одна его часть тихонько поскуливала в уголке, оплакивая смерть друга, другая продолжала лихорадочно размышлять. В известии о Женькиной смерти было что-то вопиюще неправильное. Он не мог погибнуть. Это ведь везунчик белль Канто! Капризная Леди Фортуна столько раз за шкирку вытаскивала его из самых замысловатых ловушек, с чего вдруг она отвернулась от своего любимца?… Нет, я понимаю: отрицание — естественная реакция на смерть близкого человека, но… была в этом еще какая-то зацепка, вполне рациональная — если, конечно, в моей жизни вообще можно говорить о рациональности.

Вот! Я так привыкла верить Косте, что, несмотря на внутренний протест, разум не усомнился: Женя умер. Ведь так сказал непогрешимый Костя Литовцев! А между тем, доктор Литовцев в лучшем случае констатировал его смерть в Реале… тьфу, то есть на Земле — которая, будем честными, давно уже является для меня чем-то далеким и недостижимым. Если бы я не отдалась эмоциям, сразу бы сообразила: пока смерть не подвердит магистр Астэри, еще не все потеряно.

Я попыталась встать, но тело не слушалось, руки стали ватными. Что происходит?!! И, кстати, что это за странный запах исходит от подушки? Раньше его не было… Сознание поплыло. Перед тем, как отключиться, я успела с горечью подумать: "Значит, он все-таки решился…"

* * *

— Лэйо, — Альтерра укоризненно покачала головой, — зачем ты его держишь? Отпусти парня. Его не должно быть в этом мире, это нарушение правил.

— Это не я, — хмуро сказал мальчик. — Это верховный маг. Я не предполагал, что эльфийская магия настолько сильна.

— Ну так уничтожь тело. Ты ведь его создал.

— Я не могу, — Лэйо упрямо вскинул подбородок и с вызовом посмотрел на собеседницу. — Не умею. Я изначально сделал так, чтобы тела просто исчезали при разрушении связки.

— Не умеет он, — с беззлобной усмешкой фыркнул Энриль. — И что ты будешь делать с этим паршивцем?

— А ты чего смеешься? — неожиданно взъярилась девушка. — Вы друг друга стоите: безответственные раздолбаи, оба! Вот скажи мне, Энриль, зачем тебе понадобилось перемещать новорожденного младенца, а? Я еще могу поверить, что ты воспылал страстью к эльфийке, но чтобы в тебе проснулись отцовские чувства? Скорее Великий Дракон себе хвост отгрызет!

Риль промолчал. Некоторое время девушка вопросительно смотрела на него, но, осознав, что ответа не будет, отвернулась, презрительно искривив губы. "Чего еще от тебя ждать!" — говорила ее гримаска.

— Лаурэль просила, — тихо сказал юноша, не глядя на Альтерру. — Я ведь был не в силах спасти ее. Единственное, что я мог для нее сделать, это позволить ей умереть счастливой.

— Бедная девочка! — Альтерра с деланым сочувствием поцокала языком. — Отец, злобное клыкастое чудовище, не брезгует вершить обряд на крови единственного чада, жестокие боги сжигают родную хату. Одно утешение — благородный рыцарь Энриль из Дома Га'Эрта.

Кровь бросилась юноше в лицо.

— Оставь ее в покое! — прошипел он, сжимая кулаки. — Ты, бездушная дрянь, не стоишь и капли крови, пролитой в том проклятом обряде! Тебе самое место среди Бескрылых. Как я слышал, старший наследник Даэнавэра к тебе неравнодушен. Не упусти свой шанс, Альтерра, ты станешь достойным украшением Темного Дома.

Рыжая зло сверкнула глазами и подалась вперед. В тот момент она была похожа на огненную кошку перед прыжком. Лэйо обеспокоенно приподнялся, готовый броситься между противниками, если дело дойдет до драки. Но ярость девушки погасла так же неожиданно, как и вспыхнула.

— Умеешь ты приложить, дорогой кузен, — со вздохом признала она, откидываясь на спинку кресла. — Только в своем мальчишеском упрямстве никак не хочешь понять: сейчас у нас есть возможность решить проблему малой кровью. А Великий Князь Га'Эрта, когда вернется, не станет стесняться в средствах: одним ударом уничтожит всех виновных, а заодно половину невиновных. Чтобы второй половине было неповадно.

— Я понимаю. Прости, Аль, — юноша, тоже разом растеряв весь свой запал, наклонился и почти с мольбой тронул ее руку. — Давай подождем еще немного. Они справятся. Ведь им есть, за что бороться.

— "Им есть, за что бороться", — невесело передразнила Альтерра. — А нам? Тебе когда-нибудь доводилось бывать в Пустых Мирах?

— Нет.

Юноше удалось это произнести почти спокойно. Младший брат не сумел скрыть эмоций: передернулся от страха и отвращения. Альтерра понимающе усмехнулась.

— Я была чуть старше Лэйо. И провела там два Взмаха. Всего. Но мне хватило.

Девушка вскинула голову, обвела братьев сумрачным взглядом.

— И я готова на все, чтобы не попасть туда снова.

 

Глава 7

Ласковые волны баюкали меня, как младенца в колыбели, и я, улыбаясь, уплывала в сон. Порой налетал шторм, желудок подступал к горлу, и я инстинктивно поворачивала голову набок, опасаясь, что меня стошнит. Но потом накатывала следующая волна — и снова уносила в океан беспамятства.

Так продолжалось бесконечно долго. Наконец, стихия, устав от своей безвольной игрушки, выплюнула меня на берег. Я долго лежала неподвижно, приходя в себя, пытаясь осознать реальность. Было тихо и темно. Я пошевелилась, прислушалась к ощущениям: обнаженное тело было окутано чем-то мягким и прохладным, напоминающим шелк.

— Доброе утро, Юлия, — произнес над моей головой знакомый сухой, чуть скрипучий голос. Меня охватила странная смесь облегчения и ужаса. Облегчения — потому что Дан, чем бы он ни занимался той ночью, к этому похищению явно не имел никакого отношения. Ужаса — потому что голос принадлежал Грегору белль Фарро, и я боялась даже подумать о том, зачем могла ему понадобиться.

В комнате было сумрачно. В изголовье кровати, на которой я лежала, неярко горела лампа.

— Все еще утро? — машинально удивилась я.

Мне казалось, что прошло как минимум несколько часов.

— Уже утро, — поправил белль Фарро. — Вы проспали больше суток. Я не будил вас. К сожалению, вещество, которое вам пришлось вдохнуть, вызывает сильное похмелье, а мне не хотелось, чтобы неприятные ощущения отвлекали вас от нашего… общения. К тому же Марта превысила дозировку. Разумеется, она наказана за проступок.

Я села, придерживая у груди шелковую простыню. Взгляд белль Фарро по-хозяйски скользнул по плечам. Меня передернуло.

— Не буду вас смущать… пока, — тонко улыбнулся молодой аристократ. — Одевайтесь. Я жду вас в гостиной.

Комната была довольно маленькой, и две трети ее занимала огромная кровать с белоснежной периной. На спинке кресла висело мое платье — то самое, в котором я была на балу. Интересно, откуда белль Фарро его взял? Оно ведь, кажется, осталось в лавке Фьеротти. Меньше всего мне сейчас хотелось облачаться в этот фривольный наряд, но другой одежды не было.

Я поднялась, неспешно надела платье. Меня подташнивало — то ли от голода, то ли от волнения — но голова была до отвращения ясной. Да, пожалуй, похмелье пришлось бы как нельзя кстати — отвлекло от мыслей о будущем…

В соседней комнате — вероятно, это и была гостиная — стоял богато накрытый стол. Свечи в высоких серебряных подсвечниках, пузатые винные бокалы на длинных ножках, ажурные салфеточки. Похоже, радушный хозяин не считал такую мелочь, как время суток, помехой для романтического ужина. Впрочем, никаких окон в комнате не было, и я бы так и не узнала, что сейчас утро, если бы он сам не сказал об этом.

— Присаживайтесь, Юлия, — белль Фарро отодвинул для меня стул: ни дать ни взять, галантный кавалер. — Надеюсь, вас не смутит скромная обстановка. Я мог бы попросить Крэйла прислуживать за столом, но он занят: обеспечивает нашу с вами безопасность.

Я молча села. Белль Фарро приподнял крышку с ближайшего блюда. Из-под нее вырвался клуб ароматного пара, и я невольно сглотнула голодную слюну.

— Рулет из индейки, фаршированный грибами, — пояснил хозяин, выбирая себе кусок пожирнее. — Угощайтесь.

Я продолжала угрюмо сверлить взглядом пустую тарелку. Не знаю, почему, но мне казалось, что если я приступлю к трапезе, белль Фарро расценит это как знак покорности.

Белль Фарро плеснул мне вина, приподнял свой бокал:

— За вас, Юлия. За женщину, которая презирает условности. Этим вы меня и подкупили.

Меня снова передернуло. К бокалу я, разумеется, не притронулась, но не похоже, чтобы моего сотрапезника это смутило.

— Расскажите о себе. Я ведь о вас почти ничего не знаю. Ну, кроме того, что вам нравится наш красавчик Фернанд, — белль Фарро доверительно склонился ко мне. — Никогда не мог понять, что вы, женщины, в нем находите. По-моему, он и на мужчину-то не похож.

Лорд белль Фарро отправил в рот кусок рулета, с видимым аппетитом прожевал и, жестикулируя вилкой, продолжил.

— Мужчина должен быть сильным. Возьмем, к примеру, любовь. Любовные игры — удел слабаков. И женщин. Игра дает иллюзию власти. Вам ведь наверняка тоже доводилось испытывать это ощущение — ощущение того, что мужчина — у ваших ног, послушен вашим чарам. И вам нравилось, верно? — я осталась безучастной, но белль Фарро снисходительно усмехнулся, как будто я согласилась с его утверждением. — Это ложное ощущение. Настоящую власть, как и женщину, надо брать силой, — он отхлебнул вина и качнул бокалом в сторону блюда с чем-то нежно-розовым. — Кстати, рекомендую попробовать креветки в сливочном соусе. Бесподобны. Сегодня ночью выловили на диганаррском побережье. Специально для вас.

— Спасибо, я не голодна.

— Напрасно. Наш фамильный повар — просто кудесник. Вильсент не раз пытался переманить его во дворец, но Каролла предан семье белль Фарро. Впрочем, я вас понимаю, — он заговорщицки улыбнулся. — Тоже не любите долгих прелюдий? Ну что ж, тогда не стану испытывать ваше терпение. Идемте в спальню.

Он галантно подал мне руку. Я сумрачно взглянула на него исподлобья и встала, проигнорировав протянутую ладонь. Белль Фарро недовольно нахмурился.

— Знаете, я передумал. Нам с вами некуда торопиться. Я хотел бы провести для вас небольшую экскурсию.

Он распахнул входную дверь, и в гостиную ворвался шум дождя.

— Подойдите сюда. Я покажу вам окрестности. Не бойтесь, над крыльцом крыша, так что ваше прелестное платье не пострадает.

Снаружи было ощутимо холодно. За серой пеленой дождя, в трех шагах от дома, начинался густой ельник. Я обхватила плечи ладонями.

— Как видите, кругом лес, — тоном заправского экскурсовода сообщил белль Фарро. — Так что если вам захочется кричать от страсти — я знаю, с женщинами такое бывает — не стесняйтесь и не сдерживайте своих чувств, вы никого не потревожите.

Порыв ветра бросил в лицо пригоршню ледяных капель и взметнул юбку. Я еще сильнее обняла себя за плечи, пытаясь защититься не столько от мороза, сколько от стоящего рядом мужчины.

— А вот это, — белль Фарро указал куда-то за мое плечо, — Крэйл, мой самый верный и надежный слуга.

Я обернулась. Справа от двери стоял коренастый тип с низким лбом и глубоко посаженными глазами. На поясе у него висел меч. Тип угрюмо смотрел в сторону леса.

— Крэйл — немой, так что светскую беседу, увы, поддержать не может. Впрочем, он и без того не слишком общительный, — белль Фарро заботливо приобнял меня за плечи. — Вы совсем продрогли, Юлия, идемте в дом.

— Спальню вы уже видели, — продолжал «экскурсовод», когда мы снова оказались в гостиной. — А сейчас я хочу продемонстрировать вам предмет своей гордости.

Он гостеприимно распахнул передо мной дверь, и я в ужасе замерла на пороге, с трудом сдерживая тошноту. Определенно, обстановка этой комнаты вызвала бы жгучую зависть у любого средневекового инквизитора или палача. Вот только я не относилась к ценителям.

— Это, конечно, не сравнится с пыточными в подвалах нашего фамильного замка, но, согласитесь, разместить такой богатый арсенал в столь скромных условиях — непростая работа, — с азартом, словно о коллекции картин, поведал белль Фарро. — Здесь, к сожалению, мало места, даже приличную дыбу не поставишь. Вот будь я королем… Впрочем, я не теряю надежды, — он с улыбкой повернулся ко мне. — Вы знаете, что я четвертый в списке претендентов на престол? Злые языки, правда, утверждают, что только пятый, но я не думаю, что малышку Веронику кто-нибудь воспримет всерьез. Так что остаются мальчики белль Хорвелл, мой отец и я… Вот занятная арифметика: вы с радостью отдались первому наследнику, но воротили свой милый носик от четвертого. В чем причина?

— Номер в списке — не главное достоинство мужчины, — буркнула я.

Белль Фарро зло сверкнул глазами:

— А что — главное? Что такого есть в Фернанде, чего нет у меня? Он — слабак и трус, он не достоин короны. И отец его — мягкотелый, как медуза. Род белль Хорвелл вырождается. Байстрючка-чхен, дочь рабыни, его достойное завершение… Простите, — на лицо молодого лорда вновь вернулась светская улыбка, — я увлекся.

Он в последний раз окинул любовным взглядом свое хозяйство и повернулся ко мне. — Вижу, моя коллекция произвела на вас впечатление. Что ж, я рад. У вас еще будет шанс познакомиться с ней поближе.

Я бы с удовольствием выложила все, что я думаю о его «коллекции», но во рту пересохло.

— Вы ведь не торопитесь, правда, Юлия? Растянем удовольствие. А это, — он широким жестом обвел комнату, — оставим на сладкое.

От его ухмылки желудок сжался в ледяной комок, ноги превратились в желе. Белль Фарро взял меня за руку и повел в спальню — я сомнабулически последовала за ним.

— Начнем с более, скажем так, тривиальных развлечений, — продолжил лорд, расстегивая камзол. — Как вы думаете?

И деловито озвучил список "тривиальных развлечений".

Нет, я не ханжа. Допускаю, что между любящими партнерами и по взаимному согласию нет места (как утверждают иные сексопатологи) понятию «извращение». Но это — между любящими. И по взаимному согласию!

— Ну, не хмурьте свой прелестный лобик, Юлия, вам не идет. Что вас так взволновало? Чем смущено ваше целомудрие?

Если бы я видела хоть малейший шанс сбежать или дождаться помощи, если бы была хоть крохотная надежда, что белль Фарро, натешившись, отпустит меня на свободу, — я бы наступила на горло своей гордости. Может быть. Но надежды не было.

Ко мне наконец вернулся голос.

— Мое целомудрие, лорд белль Фарро, смущает, право же, сущий пустяк. Вы.

Молодой лорд небрежно отбросил в сторону снятый камзол, приблизился ко мне и схватил за волосы, одним движением намотав их на кулак. Притянул голову к своему лицу. Я стиснула зубы, не от боли — от унижения.

— К вечеру ты будешь с радостью исполнять любую мою прихоть, — негромко пообещал он. — Если доживешь. Но я уж постараюсь.

В его голосе не было ни страсти, ни ненависти. И мне даже в голову не пришло усомниться: если я не доживу до вечера — это будет просто фантастическое везение.

— Крэйл! — крикнул белль Фарро, еще сильнее сжимая мои волосы. — Ты мне нужен!

Страх отступил, затаился на дне подсознания, и оттуда отстраненно наблюдал за дурочкой, которая когда-то собственными руками вырыла себе яму и теперь беспомощно барахтается в ней.

Я отбивалась яростно и молча: понимала, что на помощь звать бессмысленно, а крики только подзадорят извращенца белль Фарро. Скрежетала зубами от унижения, когда меня вытряхивали из платья. Молчала, пока мои руки и ноги прикручивали к лавке. Закусила губу, когда хлыст свистнул в воздухе.

Я не буду кричать.

Я не стану молить о пощаде.

Я не раскрою рта — до последнего, пока в моих силах еще сохранить хоть капельку достоинства.

Я не…

На четвертом ударе я закричала.

* * *

— Дан, я прошу тебя, сядь, — с нажимом произнес лорд Дагерати. — Сядь и успокойся. Ты не в себе. В противном случае придется признать, что ты намеренно пытаешься меня оскорбить. А это чревато… сам знаешь чем.

Дан еще несколько секунд свирепо смотрел на главу Канцелярии, но потом все же опустился в кресло.

— Я считал — и продолжаю считать — тебя умнее и сдержаннее мальчишки белль Канто. В прошлый раз ты сам удержал его от опрометчивых поступков — за что я тебе безмерно благодарен. Что изменилось?

— Многое изменилось, ваша светлость, и вы это прекрасно знаете. Но главное: в прошлый раз у вас были только подозрения, сейчас — доказательства вины.

— Недостаточно веские! — Дагерати покачал головой. — Поверь, я не сижу сложа руки. Совсем недавно, перед тем, как ты пришел, я имел разговор с герцогом белль Фарро. Я изложил ему все доказательства, намекнул, что Юлия пользуется особым расположением короля. Пообещал, что Грегора никто даже упоминать не станет — пусть только вернет девушку! Он, не моргнув глазом, ответил, что понятия не имеет, о чем речь: его сын еще вчера уехал на охоту. Тридцать человек челяди могут это подтвердить. И можешь не сомневаться: когда Грегор вернется, они все, как один, засвидетельствуют, что не сводили с молодого хозяина глаз, и он все это время загонял кабана в охотничьих угодьях семьи белль Фарро.

— Не сомневаюсь, — угрюмо бросил Дан.

Несколько секунд он буравил взглядом пол, потом вскинул голову:

— Ваша светлость, позвольте мне! У меня есть связи в городе… и не только. Я буду предельно осторожен. Никто не узнает ничего лишнего, клянусь!

— Нет.

— Я не причиню ему вреда! Только найду Юлию.

— Я сказал: нет! — глава Канцелярии жестко припечатал ладонь к столешнице. — Ты пристрастен. Пристрастен — и потому невменяем. Ты себя не контролируешь. Я запрещаю тебе покидать пределы дворца. Считай, что ты под домашним арестом. А будешь спорить — домашним арестом дело не ограничится. Ты меня понял?

— Понял, ваша светлость, — понуро ответил Дан. — Не волнуйтесь, я имею представление о дисциплине.

Витторио Дагерати смотрел, как он, сгорбившись, уходит: из парня, который еще десять минут назад был готов зубами рвать глотки врагов, словно выдернули стержень, оставив пустую, сдавшуюся оболочку. Глава Канцелярии внезапно испытал болезненный укол жалости — непривычное чувство.

— Дан, — негромко окликнул он. — Поверь, я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.

* * *

— Сссука, — с ненавистью процедил мужчина, опуская руку с плетью.

Он тяжело дышал, и ноздри его раздувались, как у разгоряченной скачкой лошади. Намокшая рубаха прилипла к спине, по вискам стекали струйки пота. Глаза, подернутые пеленой безумия, медленно обретали осмысленность.

Мужчина шагнул к распростертой на скамье девушке. Оттянул веко, недовольно осмотрел закатившийся глаз.

— Сука, — с досадой повторил он. — Опять отключилась. Одни проблемы с этими аристократками. Руку поднять не успеешь — уже в обмороке.

Истерзанная спина девушки и брызги крови на полу, уже местами потемневшие, не оставляли сомнений: поднять руку он успел — и не один раз. Но плачевное состояние пленницы вызвало у него лишь раздражение: игрушка сломалась.

Он выпрямился, рукавом вытер пот со лба — хвост плети мазнул по белому батисту, оставляя на рубахе алую полосу, — крикнул через плечо:

— Крэйл! Воды!

Ответа не было.

— Крэйл!

За его спиной послышался тихий скрип отворяемой двери.

— Наконец-то, — со злостью бросил мужчина, оборачиваясь. — Почему так…

Он инстинктивно вскинул руку с плетью, пытаясь защититься, но не успел — острие клинка вспороло ему горло.

— Опять… ты… — прохрипел мужчина.

Колени его подогнулись, и он тяжело рухнул лицом вниз.

Владелец клинка — высокий темноволосый парень лет тридцати — брезгливо отпихнул труп ногой и подошел к скамье. Окинул быстрым взглядом окровавленную спину девушки. Опустился на колени, вслушиваясь в едва различимое дыхание.

— Юлька… — умоляюще прошептал он. — Ты… потерпи. Самое страшное позади. Я сейчас.

Он торопливо обтер клинок об одежду убитого, сунул в ножны. Потом достал из-за голенища короткий охотничий нож и приготовился разрезать ремни, прижимающие к лавке посиневшие девичьи запястья.

— Стой, смертный! — низкий, чуть хрипловатый женский голос ударил в спину.

Парень резко развернулся, выхватывая меч свободной рукой.

У стены стояла девушка. Черная кожаная одежда обтягивала хрупкую фигурку, огненно-рыжие волосы струились по плечам. Парень не удивился, лишь недобро сузил глаза. Его напружиненная поза говорила о том, что он не ожидает от гостьи ничего хорошего.

— Мне казалось, ты все понял и сделал правильный выбор, — девушка укоризненно покачала головой. — Ты ведь сам догадался, кто она такая и зачем нужна ему.

Парень молчал, не опуская меча.

— Ведь все так просто: на одной чаше весов — благополучие целого мира. На другой — жизнь этой девочки, которая так или иначе скоро умрет. Ты же мужчина. Оставь эмоции, сделай разумный выбор.

— Однажды я уже сделал разумный выбор, — глухо сказал мужчина. — Это стоило жизни моему другу. Такие решения принимаются не головой.

— Прошлой ночью я предлагала спасти твоего друга. Ты не выполнил условия.

— Ты блефовала. Он бы все равно умер.

— Ладно, я блефовала, — легко согласилась девушка. — Не в моей власти спасти умирающего. Но я вполне могу убить еще живого. Твой друг — не из этого мира, он не имеет права находиться здесь. Дело за малым: уничтожить тело.

Мужчина не отреагировал.

— Послушай, я понимаю: тебе трудно. Я не предлагаю тебе убить ее, просто оставь здесь. Она умрет сама. От сепсиса. Или от потери крови. Или слуги избавятся от нежелательной свидетельницы. Ну? Элементарный выбор: весь мир — и жизнь друга, если тебе мало мира, — в обмен на жизнь обреченной девчонки. В конце концов, представь, что ее ждет, если она попадет к нему в руки! Для нее же лучше умереть сейчас.

Слова девушки попали в точку: лицо мужчины скривилось, словно от боли, но голос остался ровным:

— Я уже принял решение.

Не сводя глаз с нежданной гостьи, парень попытался разрезать ножом путы, стягивающие руки девушки. Тщетно: с таким же успехом он мог пилить камень.

— Отпусти ее, — угрожающе произнес он.

— А не то — что? — насмешливо поинтересовалась рыжеволосая. — Убьешь меня? Ну попробуй.

Мужчина, почти не замахиваясь, метнул нож. Оружие пролетело сквозь грудь девушки, не причинив ей вреда, и с глухим стуком вонзилось в стену.

— Поднял руку на богиню? Ну ты наглец, смертный, — с восхищением протянула девушка. — Люблю таких.

Неуловимое движение пальцами — и исчезла дерзкая девчонка-сорванец в мужской одежде. Теперь на ее месте стояла женщина-мечта: восхитительная, волнующая, страстная. Нелепая куртка с косой застежкой и кожаные брюки перевоплотились в шелковое зеленое платье на тонких бретельках, подчеркивавшее каждый изгиб божественного тела. Грубые башмаки обернулись изящными серебристыми туфельками. И только волосы — великолепные ослепительно рыжие волосы — остались неизменными.

Она повела безукоризненным плечом, бросила призывный взгляд из-под ресниц: ну как, хороша? Глаза мужчины затуманились, рука опустилась вниз, словно клинок вдруг стал непомерно тяжел.

— Иди ко мне, — велела девушка, и он послушно приблизился — теперь их разделяло расстояние, которое без труда мог преодолеть протяжный горячий выдох.

— Зачем тебе она? — проникновенный взгляд в подернутые страстью глаза. — Я могу тебе дать все то же самое — и гораздо больше. Я — богиня.

Меч с глухим звоном упал на деревянный пол.

— Оставь ее, — хрипло сказала девушка, закидывая руки на шею мужчине. — Возьми меня.

Он накрыл ее губы жадным поцелуем. Лихорадочно скользнул пальцами по груди — соски затвердели под тонким шелком.

Сильным — или, скорее, грубым движением — он оттолкнул ее назад, прижимая к стене. Рука опустилась вниз, в разрез платья. Девушка запрокинула голову, прикрыв глаза, подалась бедрами навстречу его ладони.

— Не… здесь, — через силу выдохнула она. — Идем ко мне… Ай! Больно же!

Она возмущенно взмахнула ресницами. Из-под лезвия, прижатого к ее горлу, стекла капелька крови.

— Вот интересно, — ухмыльнулся мужчина, — если тебя убить сейчас — ты умрешь?

— Не обольщайся, — девушка сделала глубокий вдох, восстанавливая дыхание, и обиженно произнесла: — Сволочь ты… Ты ведь мне правда нравишься.

— Я заметил.

Она с досадой оттолкнула руку с ножом.

— Ненавижу Странников.

— Я не Странник, — с мстительным удовольствием пояснил парень. — И у меня уже есть богиня.

— На четверть!

— Кого волнует чистота крови?

Не обращая внимания на оскорбленную красавицу, он подошел к девушке на скамье и двумя резким движениями разрезал ремни на руках и ногах — на сей раз они поддались без возражений. Взялся за телепортационный браслет.

— Эй, — негромко окликнула рыжеволосая.

Мужчина поднял голову.

— Я волнуюсь за тебя. Одевайся теплее. Там холодно.

Несколько секунд он недоуменно хмурился, силясь осознать смысл ее фразы. Потом складка на лбу разгладилась.

— Я подумаю над этим, — с легкой улыбкой пообещал он прежде, чем исчезнуть в телепорте.

* * *

— Мне все больше нравится этот парень, — насмешливо сказал Риль, когда Рыжая, материализовавшись в комнате, с размаху упала в кресло. — За трюк с ножом я готов простить ему все, что угодно. Неотразимую Альтерру отвергли!

— На людей действует безотказно, — девушка небрежно пожала плечами. Если она и была обижена, внешне это никак не отражалось. — На Странников — не всегда.

— Он не Странник, — между делом заметил Лэйо. — Парень правду сказал. Интересно, кстати, откуда он сам это знает… Он — Видящий.

— Да какая разница, — фыркнула Рыжая.

— Большая. Странник привязан к Дороге, Видящий не имеет к ней отношения. Вообще-то, странно, что он сумел увидеть выход, у него слабенький Дар. Наверное, просто упрямства много.

— Да уж, — согласилась Альтерра. — Чего людям не занимать, так это упрямства. Или, скорее, упертости.

Лэйо шкодливо прищурился:

— А знаешь, Альтерра, почему он не купился на тебя? Разглядел твою истинную сущность.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно уточнила девушка.

— Увидел, что ты на самом деле бескрылая зеленая чешуйчатая… жаба!

Мальчишка довольно расхохотался. Альтерра, с каждым словом мрачневшая все больше, возмущенно взвилась в воздух:

— Лэйо, паршивец! Я тебя убью!

— Я бессмертный, — поспешно напомнил мальчик, на всякий случай укрываясь за спинкой кресла.

— Тем лучше! — девушка угрожающе двинулась в его сторону. — Я сделаю это не единожды!

Энриль — он не принимал участия в пикировке, неотрывно глядя в камин, — неожиданно издал приглушенный стон и схватился за голову:

— Предначальный Хаос! Этот… влюбленный идиот… направился прямиком во дворец. Угадайте с трех раз, что его там ждет?

 

Глава 8

— Здесь чувствуешь?

— Угу.

— А так?

— Да.

Приглушенные голоса вползают в мой сон. Они кажутся смутно знакомыми — и я хватаюсь за них, как за спасательный круг; выныриваю на поверхность.

— Сожми мой палец. Теперь левой. Хорошо. Так, посмотрим…

— Костя, блин! Убери от меня эту штуку! Хватит издеваться. Тебе же магистр Астэри сказал, что я в порядке.

Мои губы невольно расплываются в улыбке: похоже, с Женькой и правда все в порядке. Сон окончательно улетучивается.

— Я понял, — невозмутимо говорит Костя. — Просто хочу сам убедиться. Не вертись.

— Скажи лучше, ты Василису видел?

— Видел. Они вернулись в Москву. Игорь подал на опекунство.

— Как она?

— Что ты ожидаешь услышать? Что она в полном порядке? Плачет. Я не сказал ей, что ты здесь. И не скажу…

Я отвлекаюсь от голосов и пытаюсь оценить собственное состояние. Лежу на животе, и видимо, уже давно, потому что чертовски затекла шея, но в целом чувствую себя сносно: ничего не болит. Можно возвращаться в реальность.

Я осторожно пошевелилась и открыла глаза. Тело было тяжелым и неповоротливым — вероятно, тоже затекло от долгой неподвижности.

— Как ты, малыш? — улыбнулся Костя, опускаясь на корточки рядом с моей кроватью.

Тревоги в его голосе не было, и это окончательно убедило меня в том, что за свое здоровье я могу не волноваться.

— Нормально, кажется… Отойди, я хочу… убедиться.

Костя отодвинулся, и я наконец-то увидела Женю: он полусидел на кровати у противоположной стены, и казался — на первый взгляд, по крайней мере, — вполне здоровым.

— Женька! Ты не… ты жив!

— А то! — ухмыльнулся он. — Живее всех живых. Только вот доктор Литовцев никак не хочет в это поверить.

— Я верю. Но ты же сам видел: левая сторона работает хуже, чем правая.

Я попыталась встать, но руки показались налитыми свинцом, и мне не удалось даже подтянуть их к груди.

— Что со мной? — я испуганно вытаращилась на Костю. — С трудом могу пошевелить руками.

— Все в порядке. Архимагистр погрузил тебя в магический сон, чтобы заживление шло быстрее. Сознание уже включилось, но заклинание еще действует на тело. Это пройдет. Позволь, я посмотрю, — он откинул одеяло и приподнял со спины еще что-то — наверное, аппликацию с лечебной мазью. — Старцев, будь джентльменом. Не пялься. Хм… Для третьего дня очень неплохо. Рубцы, конечно, останутся, но совсем не большие. Магия! — в его голосе проскользнуло легкое пренебрежение.

— Для третьего дня?! — я снова попыталась вскочить — и опять безрезультатно. — Я что, три дня уже дрыхну?

— Ну да, — Костя бережно опустил тряпицу и накрыл меня одеялом. — Я же сказал, это магический сон. Ладно, пойду позову Архимагистра. А ты не вставай и постарайся особо не болтать.

— Три дня! — в ужасе повторила я, когда он вышел. — По-моему, это даже для такой сони, как я, перебор. А что здесь происходило все это время?

— Ничего интересного, — фыркнул Женька. — Так, по мелочи: парочка государственных переворотов, маленькая победоносная война, нашествие космических пришельцев.

— Издеваешься? — обиделась я.

— Ага. Откуда я могу знать, что происходит? Я же не выхожу из палаты. Сам третий день, как очнулся. В первый — вообще лежал пластом, даже говорить не мог.

— Ну… Ника наверняка приходила.

— О да! — Женька с чувством закатил глаза. — Приходила. Ее сюда пускают раз в сутки и под строгим присмотром: она каждый раз, как меня видит, впадает в состояние, близкое к истерике. А тебя, вон, вообще отгораживают, — он кивнул на сложенную у окна ширму. — Внятного разговора пока не получилось.

— А Дан?

Женя помрачнел.

— Заходил один раз, в самый первый день. Тебя здесь еще не было. Я мог только глазами шевелить, он тоже был не слишком разговорчив: ограничились тем, что посмотрели друг на друга. Я потом просил Нику его позвать, но она сказала, что не нашла.

Я устало прикрыла глаза. Эйфория от встречи с Женькой схлынула, и навалилась апатия, словно я несколько часов кряду занималась изнурительным физическим трудом. Наверное, тоже последствия "магического сна".

Значит, за три дня он ни разу не зашел…

Я прислушалась к себе: что я чувствую? Обиду? Вряд ли. Скорее, смутное беспокойство. И еще — вину. Надеюсь, Дан изучил меня достаточно, чтобы понять: в минуты нервных потрясений у меня срывает крышу, и я могу наговорить глупостей. Шутка ли сказать, обвинила его в гибели друга! И ведь — только сейчас это поняла — сама себе противоречила. " Я знаю, что ты делал сегодня ночью!" — в запальчивости выкрикнула я, имея в виду его вылазку в мою комнату. Но если он был у меня, значит, никак не мог в это время убивать Женю. Да еще и в Реале.

События той ночи вспоминались очень отчетливо — гораздо ярче, чем часы, проведенные "в гостях" у лорда белль Фарро. Пожалуй, Умник, как всегда, оказался прав: это не сон. Дан был в моей комнате. Пытался убить меня. И — не смог. Или не захотел?

Я снова открыла глаза.

— Жень, мне нужно его увидеть.

— Все визиты откладываются на вечер, — строго произнес магистр Астэри, появляясь в дверях. — Вот к этой кровати, пожалуйста.

Два парня с носилками вошли в палату и остановились возле моей койки.

— Юлия, как вы себя чувствуете?

— Ничего. Только слабость…

— Это не страшно.

Магистр откинул одеяло. Голубой камень в перстне вспыхнул, и я почувствовала, как тело становится невесомым, приподнимается в воздух и медленно переплывает на носилки. Магистр накрыл меня простыней и махнул санитарам:

— В смотровую. К вам, Женевьер, я загляну чуть позже.

***

— Ну вот, через пару дней будете почти в полном порядке, — улыбнулся магистр, закончив осмотр и сопутствующие процедуры… — Если, конечно, не станете геройствовать и потерпите денек на постельном режиме.

— Угу, — согласилась я. Меньше всего мне сейчас хотелось геройствовать. — А где Дан? Он мне нужен.

— Я его видел последний раз два дня назад, когда он навещал господина белль Канто.

— Магистр, — в смотровую просунулась голова Кайриса, — здесь лорд Дагерати, он хочет поговорить с Юлией.

Верховный маг недовольно поморщился:

— Пусть подождет хотя бы до завтра.

— Я просил. Говорит, это срочно. Дело государственной важности.

Магистр покачал головой — очень уж ему не нравилась напористость главы Канцелярии. Или то, о чем Дагерати собирался со мной говорить?

— Магистр, я в порядке, — кажется, улыбка вышла не слишком убедительной. — Я поговорю с его светлостью. Только можно я на бок повернусь? Устала лежать на животе.

— Да, конечно. Я перенесу вас на кушетку.

Перстень снова вспыхнул, и я неспешно переплыла с жесткого смотрового стола на кушетку в углу. Магистр достал откуда-то дополнительную подушку, помог устроиться на боку, укрыл простыней. Мне было почти хорошо. Еще бы оставили в покое…

— Витторио, у вас десять минут. И помните: никаких потрясений. Я приглушил эмоциональную сферу Юлии, психотравма лечится гораздо сложнее, чем физические повреждения.

— Я понял, понял, — нетерпеливо отмахнулся лорд Дагерати.

Он опустился в кресло рядом с моей кушеткой, положил ногу на ногу.

— Здравствуйте, Юлия. У нас мало времени, поэтому обойдемся без предисловий и вопросов о самочувствии. Я хочу, чтобы вы описали все, что с вами происходило, начиная с того момента, как вы вошли в свою комнату перед похищением.

Я описала. Собственно, рассказ получился коротким: странный запах от подушки, пробуждение в доме белль Фарро, "романтический завтрак", экскурсия. А дальше — только свист плети, боль в спине и красная пелена перед глазами.

Как ни странно, эмоций не было. Похоже, магистр каким-то образом заморозил мои реакции: о самом страшном унижении, какое мне довелось испытать в жизни, я рассказывала лишь с легкой брезгливостью — словно зачитывала страницу из дешевого эротического романа.

— Я быстро отрубилась, — равнодушно закончила я. — Белль Фарро несколько раз приводил меня в чувство, но хватало ненадолго.

Лорд Дагерати выслушал, не перебивая, но остался недоволен:

— Мы уже в общих чертах восстановили картину похищения, и охотничий домик осмотрели. Меня интересуют детали, Юлия. О чем вы говорили с Грегором белль Фарро?

— Да ни о чем вроде, — я шевельнула плечом. Спину начало пощипывать, как при электрофорезе. — Говорил он в основном. Строил из себя хозяина положения… и вообще — хозяина. Распинался о том, что женщин и власть надо брать силой. Мечтал корону примерить… Бахвалился, в общем. Спросите у него, — я криво улыбнулась. — Интересно, как он преподнесет эту историю.

— Он уже никому ничего не преподнесет. Грегор белль Фарро убит.

— Правда? — от такой новости я несколько оживилась и даже попыталась — без особого, впрочем, успеха — приподняться на локте. — Кто этот герой? Надеюсь, он получил достой ную награду?

— Еще нет, но непременно получит, — недобро усмехнулся лорд Дагерати. — Смертный приговор уже подписан.

Вот как, значит, награда герою — смерть? Я испытала укол сожаления: наверняка белль Фарро был убит во время операции по спасению, а значит, в том, что незнакомцу грозит казнь, есть и доля моей вины. Но эта мысль не задержалась в голове: все, что не касалось напрямую моих друзей, занимало меня чрезвычайно мало. Краем глаза я заметила, что магистр (он листал какие-то документы за столом и вроде бы не прислушивался к разговору) при упоминании о «награде» недовольно поджал губы. Во мне зашевелилось смутное, пока еще не оформленное в слова подозрение.

— Ваша светлость, а кто этот человек? Я его знаю?

Глава Канцелярии демонстративно взглянул на часы и поднялся.

— Время вышло, Юлия. Поправляйтесь скорей, думаю, мы еще с вами побеседуем.

Подозрение превратилось в догадку.

— Милорд Дагерати, подождите!..

Сжав зубы, я напрягла мышцы и рывком подняла тело с кушетки. Получилось! Магистр Астэри бросился ко мне:

— Вы с ума сошли!

Далеко я не уйду, конечно, но, может, в сердце главы Канцелярии хоть что-то дрогнет?

— Ваша светлость!..

Еще шаг вперед — и нога подкашивается. Я инстинктивно пытаюсь выставить вперед ладони, но тяжелые руки поддаются плохо — успеваю только повернуться на бок, чтобы не расквасить физиономию. Острая боль пронзает бок и спину. Вот черт, меня не предупреждали о сломанных ребрах!

— Витторио, я запрещаю вам приближаться к клинике! — крикнул магистр.

— А я уже узнал все, что хотел, — невозмутимо ответил лорд Дагерати.

Пальцы верховного мага коснулись моих висков. Уже почти погрузившись в сон, я слышала затихающее бормотание главы Канцелярии:

— Как же они меня достали! В кои-то веки все при деле: двое в больнице, один в тюрьме — и все равно хлопот выше крыши…

***

Когда я в следующий раз пришла в себя, в палате было неожиданно светло: тяжелые портьеры, обычно закрывающие окно, оказались сдвинуты в сторону. Взгляд уперся в потолок. Значит, мне уже можно лежать на спине? Это обнадеживает.

Соседняя койка была аккуратно застелена. Сердце пропустило удар, но я усилием воли подавила беспокойство. Скорее всего, Женьку уже «выписали». Интересно, сколько времени я проспала на этот раз? Явно больше суток. Черт.

Я попыталась приподняться на локтях. Мне это удалось, но с таким трудом, что стало очевидно: о самостоятельных путешествиях пока можно забыть. Я плюхнулась обратно.

— Магистр! Кайрис! — крик вышел слабым и жалким, но меня услышали.

— Добрый день, Юлия, — приветливо поздоровался магистр. — Как самочувствие?

— А где Женя?

— У себя в комнате. Он уже достаточно окреп, и с каждым днем ему становится все лучше. Не вижу причин держать его здесь.

— Хорошо, — я снова приподнялась на локтях. — Снимите с меня остатки этого вашего… магического сна или как его? Мне нужно в туалет.

— Юлия, какой смысл врать? — магистр укоризненно покачал головой и мягко уложил меня обратно. — Отходы жизнедеятельности регулярно удаляются из вашего организма.

Он положил пальцы мне на виски и прикрыл глаза, сосредоточившись на диагностике.

— Как удобно! — с сарказмом хмыкнула я. — И утку носить не надо. Ладно, не буду врать. Сделайте что-нибудь с этой проклятой слабостью, и я пойду к лорду Дагерати. Вы же не рассчитываете всерьез, что я буду спокойно лежать и ждать, пока Дана казнят?

— Именно поэтому я и погрузил вас в сон второй раз, — заметил магистр, не открывая глаз. — Медицинских показаний для него не было.

Я похолодела.

— Вы хотите сказать, что… поздно?

— Нет. Не шевелитесь, вы мне мешаете. В положении господина Дана в ближайшие несколько часов ничего не изменится. Вы вполне успеете переодеться и привести себя в порядок. Не думаю, что стоит разгуливать по дворцу в больничной пижаме.

Я хотела сказать, что готова прогуляться по дворцу и без пижамы, если это поможет спасти Дана, но вовремя прикусила язык. Именно такое поведение — "я хочу, я сделаю — и на всех плевать!" — привело к сегодняшним проблемам. Если магистр говорит, что несколько часов не изменят положение, значит, так оно и есть. Нужно взять себя в руки и как следует все обдумать.

— Ай!

Острая боль, похожая на разряд тока, пронзила голову, отдалась резью в позвоночнике и затихла в кончиках пальцев.

— Все, можете подниматься, — объявил магистр. — Только осторожно, а то голова закружится. Спина заживает хорошо, но вам придется каждый день приходить в клинику на лечебные процедуры, иначе останутся рубцы. В ближайшую неделю постарайтесь ограничить физические нагрузки: трещина в ребре еще не до конца заросла. Но это мелочи, через неделю будете полностью здоровы.

— Так я могу идти?

— Подождите, — магистр повернулся к двери. — Кайрис! Одежда Юлии готова?

Полуэльф с трудом протиснулся в дверь: руки были заняты охапкой одежды. Когда он вывалил эту груду на кровать, я с удивлением разглядела свое зеленое платье, черные туфли и невообразимое месиво из панталон, корсетов, чулок, подвязок. Белья было столько, что впору открывать галантерейную лавку.

— Все, что было в гардеробной, — мрачно буркнул Кайрис в ответ на мой недоуменный взгляд. — Я в этом не разбираюсь.

Дождавшись, пока полуэльф выйдет, я сбросила на пол туфли, выудила из груды белья первые попавшиеся панталоны и принялась торопливо одеваться.

— Не спешите, Юлия, — мягко сказал магистр. — Время есть. Я хочу, чтобы вы меня внимательно выслушали и действовали, основываясь на трезвом расчете, а не эмоциях. Смертный приговор Дану действительно уже подписан. И отменить его просто по вашему желанию, к сожалению, не получится.

— Но ведь он защищал меня!

— Это в определенной мере смягчает его вину и в других обстоятельствах суд, возможно, даже оправдал бы его. Или, по крайней мере, заменил смертную казнь более гуманным наказанием. Но Дан убил аристократа из Ближнего Круга, более того, наследника одного из самых влиятельных родов в государстве. Это уже не уголовное, а политическое дело. Юридически король вправе по своей воле казнить и миловать преступников, но на практике он вынужден прислушиваться к мнению Совета Лордов. Повернитесь, я зашнурую корсет. Есть еще одно обстоятельство. Лорд Дагерати хочет этой казни.

— Что?! — я выгнула шею и в изумлении уставилась на магистра. — Мне казалось, он симпатизирует Дану.

— Симпатизировал. Не дергайтесь, криво получится. Понимаете, Витторио — очень сложный в общении человек. Жестокий, временами даже чересчур, должность обязывает. Но это не значит, что ему чужды человеческие чувства. Дану удалось вызвать в нем жалость, заставить сопереживать. Запрещая покидать дворец, лорд Дагерати заботился не только о государственной безопасности, но и о самом Дане — хотел оградить его от непоправимой ошибки. Ваш друг сбежал из-под стражи и совершил именно то, от чего Витторио пытался его защитить. И теперь Дагерати в бешенстве. Дан не просто нарушил приказ — он обманул доверие, а такие люди, как Витторио, не прощают подобных оскорблений… Готово. Не забудьте причесаться, гребень на тумбочке, — магистр взмахнул рукой, и на стене появилось темное зеркало (только подойдя почти вплотную, я смогла разглядеть, что на самом деле это блестящая водяная пленка). — Я вам все это рассказываю для того, чтобы вы не вздумали сейчас идти со своей просьбой к главе Канцелярии. Это не только бесполезно, но и может усугубить ситуацию. Юлия, не дергайте так, повредите волосы, они ослаблены из-за стресса. Я бы рекомендовал вам идти сразу к принцу Фернанду.

— Почему не к его величеству? — удивилась я, с ожесточением продирая гребень сквозь спутанную шевелюру.

— От королевской семьи дело курирует принц Фернанд, его величество только подписывает документы. Вильсенту потребуется время, чтобы вникнуть в материалы дела, и, скорее всего, он сам отошлет вас к сыну.

Я придирчиво осмотрела себя в «зеркале»: лицо бледное, щеки ввалились, волосы потускнели, зато глаза кажутся огромными. Амплуа роковой красавицы мне сейчас, конечно, не потянуть, а вот с ролью бедной обиженной сиротки вполне справлюсь. Остается надеяться, что его высочество способен не только желать, но и жалеть.

* * *

В кабинет принца меня пропустили без проблем, хотя я уже настроилась с боем прорываться через кордон секретарей и министров. Фернанд сидел за столом. Он поднял голову на звук открывающейся двери и расцвел такой солнечной улыбкой, словно мое появление было самым приятным, что случилось с кронпринцем за сегодняшний день.

— Ваше высочество! Я пришла просить за Дана. Отмените смертный приговор. Он не виноват. Он ведь меня защищал!

— Это, несомненно, делает ему честь, — согласился Фернанд, поднимаясь из-за стола. — Но — чисто юридически — не оправдывает совершенного преступления.

— Но… как же так… — у меня задрожали губы.

Я не решалась в этом признаться даже себе, но его улыбка — такая живая, такая настоящая — на секунду убедила меня, что недоразумение сейчас разрешится. Что я имею дело с людьми, а не с бездушной государственной машиной. Но принц больше не улыбался.

— Разве вы на его месте поступили бы по-другому?

— Разумеется, по-другому, — спокойно кивнул Фернанд. — Я бы попытался обездвижить противника, а не убивать его. Правда, если бы это не удалось, я бы потерял все — и свою жизнь, и вашу. Но риск есть риск. Дан действовал наверняка — и теперь за это расплачивается.

— Значит, вы мне не можете помочь? Ладно, я пойду к королю. Благодарю за аудиенцию, — я шагнула к выходу, в растрепанных чувствах, конечно же, позабыв обо всех правилах этикета.

— Не торопитесь.

Принц опередил меня и щелкнул замком на двери кабинета. Я замерла, с трепетом ожидая развития событий. Начало мне не нравилось.

Фернанд неспешно приблизился, обошел вокруг, остановился за спиной. Я нервно дернулась, пытаясь обернуться, но он стиснул плечи, удерживая на месте.

— Я ждал вас, — голос упал почти до шепота.

Аромат туалетной воды щекотнул ноздри — что-то терпкое, не такое цветочное, как в прошлый раз. Я с опаской прислушалась к себе: нет ли отвращения? Не вспоминаются ли холодные руки, бесцеремонно вытряхивающие меня из платья? Не сжимается ли тело в ожидании удара плети? Нет: призрак белль Фарро не стоял у меня за плечом. Прикосновения принца были приятны, и сам он по-прежнему вызывал симпатию. Но… то, что на балу казалось веселой игрой, сейчас стало пугающе серьезным. Я больше не хотела быть Золушкой.

— Ваше высочество… не надо, — я выскользнула из его рук, обернулась — и сразу отвела взгляд. Ненавижу такие ситуации! — Сейчас… обстоятельства не располагают, вам не кажется?

— Я понимаю, вы беспокоитесь за жизнь друга. А если я пообещаю освободить его, это изменит ваше отношение… к обстоятельствам?

Так просто! Я испытала одновременно радость — Дан будет свободен! — и разочарование. Принц казался мне более умным и тонким, а он так пошло и безыскусно покупал меня.

Я вскинула голову:

— Ваше высочество, я хочу определенности. Я буду вашей любовницей, если вы отпустите Дана. Обещаете?

Он чуть отстранился, скрестил руки на груди и с прищуром посмотрел на меня.

— Что ж, по крайней мере, вы умеете расставлять приоритеты. Ценное качество. Но, откровенно говоря, я ожидал другого ответа. Совсем недавно вы готовы были заняться со мной любовью без всяких условий. Что изменилось?

— Не знаю, — глухо пробормотала я, снова отводя взгляд. — Наверное — я.

— У вас кто-то есть?

— Нет.

— Вы влюблены?

— Ваше высочество, разве это важно для вас? — глаза защипало от обиды. — Вы не почувствуете разницы. Я буду нежной и послушной, обещаю. Или дерзкой и строптивой. Какой скажете.

Фернанд нахмурился. Молча прошелся по кабинету. Присел на краешек письменного стола и задумчиво посмотрел на меня.

— Я сожалею, Юлия, но не могу сделать то, о чем вы просите. Дан должен быть казнен.

— Но вы же обещали!

— Я пока ничего не обещал. Просто проверял, на что вы готовы… ради него.

Я больше не пыталась сдерживаться. Фернанд молча смотрел, как я размазываю слезы по лицу.

— Думаете, я над вами издеваюсь?

У меня достало благоразумия помотать головой, хотя, признаться честно, именно так и думала.

— Дан не просто совершил преступление, он убил аристократа из Ближнего Круга, наследника второго по знатности рода. Представляете, какая буря начнется, если отец его просто отпустит на свободу?

— А если не на свободу? Можно же что-нибудь придумать! Ссылка, штраф, тюрьма! У него ведь есть смягчающие обстоятельства.

— Юлия, вы просто не понимаете, о чем говорите. Если бы Дан зарубил безродного насильника в темном переулке, суд бы его наверняка оправдал. Но дела, связанные с членами Ближнего Круга, даже не рассматриваются в обычном суде, они обсуждаются на Совете Лордов. А глава Совета, герцог белль Фарро, в ярости и жаждет мести. И, чтобы избавить вас от необходимости высказывать крамольные идеи, сразу предупреждаю: организовать побег не получится. Даже не буду объяснять, почему.

— Ну, казните меня! Скажите, что я убила белль Фарро, пусть герцог удовлетворится. Это ведь из-за меня все!

— Юлия, это смешно. Кто поверит, что вы убили опытного воина? К тому же Дан уже засветился: полдворца видело, как он притащил ваше бесчувственное тело. У меня есть идея получше. Выходите за меня замуж.

Я перестала всхлипывать и с недоверием уставилась на принца. Он все-таки издевается. Или у меня проблемы со слухом.

— Что?

— Выходите за меня замуж, — терпеливо повторил Фернанд. — Это, конечно, игра на грани фола, но, согласитесь, одно дело отпустить на свободу убийцу, и совсем другое — спасителя невесты наследника престола.

— Но ведь у вас уже есть невеста!

— Я разорвал помолвку, — Фернанд с досадой поморщился. — Мне донесли… Впрочем, не буду утомлять вас подробностями. Ну так что, мы с вами договорились? Я организую помилование Дана, вы выходите за меня замуж. По-моему, все честно.

— Зачем вам это? Простите, ваше высочество, но мне как-то слабо верится, что для спасения Дана вы готовы испортить себе жизнь.

— Почему же испортить? Напротив, я хочу ее максимально упростить. Знаете, что самое неприятное в женитьбе? Родня драгоценной супруги. Если я женюсь на принцессе соседнего королевства, венценосный папенька наверняка потребует перекроить внешнюю политику в свою пользу. Если это будет девица из Ближнего круга, ее родственники попытаются примостить зад на моем троне. А вы — по крайней мере, юридически — бастард-баронесса захудалого, но древнего рода. И, что самое приятное, живых родственников у вас нет. Ну, кроме этого мальчика, Женевьера, кажется, да? Но он, надеюсь, не станет проблемой. В крайнем случае женим его на Веронике. Это один момент. Есть и второй.

Принц подошел к стене и провел пальцами по орнаменту. С тихим щелчком распахнулась дверца, открывая моему взору бар с галереей разнокалиберных бутылок.

— Я уже говорил: вы мне нравитесь, Юлия.

Фернанд плеснул темной жидкости в два невысоких пузатых бокала и протянул один мне:

— Выпейте, это поможет успокоиться.

Я принюхалась: пахло чем-то цитрусовым — кажется, апельсином.

— Вы привлекли мое внимание на балу, и я стал наводить справки — у отца, Архимагистра, лорда Дагерати. Вы честны, не способны на предательство, умеете быть верной друзьям и союзникам. И вам не нужна корона. Женившись на вас, я буду спокоен за свою спину. Ну и кроме того, мне просто приятно находиться в вашем обществе. Должен же я хоть где-то отдыхать от дворцовых интриг.

Я залпом выпила содержимое бокала. Зажмурилась, переводя дыхание. Крепко!

То, что говорил принц, звучало правильно и логично — по крайней мере, на мой дилетантский взгляд. Но меня не оставляло ощущение какого-то глобального подвоха.

— А Совет Лордов? Они ведь вас сожрут! И меня заодно.

— Подавятся, — Фернанд по-мальчишески хмыкнул. — Формально им придраться не к чему: ни король, ни его наследники не обязаны согласовывать кандидатуру невесты с кем бы то ни было. Так что пошумят — и успокоятся. А на особо буйных у лорда Дагерати найдется управа: в архиве три шкафа компромата стоят.

— Если у вас есть на них управа, используйте ее, чтобы помиловать Дана.

— Это разные вещи. Выбор брачного партнера не регламентируется никакими законами, а убийство — регламентируется. Формально король стоит выше закона, но даже ему нужно как-то оправдывать, — Фернанд усмехнулся, — беззаконие. Я предлагаю вам достойный выход. Соглашайтесь.

Я задумчиво рассматривала узор на паркете, такой же затейливый, как моя жизнь. Надо отказаться. Таких предложений не делают подозрительным чужестранкам, девушкам без прошлого. Надо, но… Дан.

— Юлия, вы парадоксальная женщина. Десять минут назад вы без колебаний предлагали свое тело. Пять минут назад вы предлагали жизнь. Что, рука и сердце стоят дороже, чем голова Дана?

Сволочь! Я с трудом удержалась, чтобы не запустить бокалом ему в голову.

— Да нет же! Просто… понимаете, замуж — это навсегда. Пожизненно!

— Я мог бы обидеться, между прочим, — Фернанд приподнял бровь. — Я ведь вас не в тюрьму сажаю. Или вы этого и боитесь? Что ваша жизнь превратится в тюремное заключение? Зря. Я тоже умею ценить союзников, и вы мне нужны счастливой. Ну или, по крайней мере, довольной.

Принц снова прислонился к столу, скрестив руки на груди.

— Мне надоело играть в отговорки. Если у вас есть настоящая причина, по которой вы не можете принять мое предложение, назовите ее. Если нет — соглашайтесь. Или откажитесь, и Дан будет казнен. Считаю до трех. Раз.

— Дайте мне время подумать.

— Два.

— Я не люблю вас!

— Три.

— Я…

Черт. Я устало провела рукой по лицу.

— Я согласна.

— Ну вот, сразу бы так, — повеселел принц. — Дайте руку, пожалуйста.

Фернанд надел мне на палец тяжелый перстень из темного серебра. Я была в таком оцепенении, что даже не заметила, откуда он его достал: из кармана? из рукава? со стола?

— Ваше будущее высочество, — принц грациозно наклонился и коснулся губами моего запястья, — я вами восхищаюсь.

Выпрямился и совсем другим, деловым, тоном объявил:

— А теперь идем к королю. За родительским благословением и подписью, — он помахал листом бумаги, — на указе о помиловании.

Уже взявшись за ручку двери, Фернанд обернулся ко мне.

— Да, и самое главное. Никто не должен знать о сути нашего договора. Никто — это значит никто: ни Дан, ни ваш приятель белль Канто, ни тем более Вероника. Придумайте что-нибудь убедительное. Например, — он обаятельно улыбнулся, — что вы меня любите.

Господи, почему я не умерла маленькой?

* * *

— Юлия, это правда? — Вильсент испытующе посмотрел на девушку. — Вы согласны сочетаться браком с Фернандом?

Она стояла посреди кабинета — бледная, неестественно прямая — изо всех сил стараясь казаться невозмутимой. Но судорожно сцепленные руки выдавали смятение.

— Да, ваше величество, — голос почти не дрогнул. — Если вы подпишете указ о помиловании Дана.

— Вы не выглядите счастливой.

— Невеста выглядит счастливой, только когда выходит замуж по любви. И то не всегда. Но если на свадьбе потребуется изобразить радость, я справлюсь, не сомневайтесь.

Вильсент поморщился.

— Я не сомневаюсь. Просто не могу понять, почему вы так легко согласились, даже не спросив, есть ли другие варианты.

— Уверена, что есть. А еще я уверена, что вы бы сами предложили, если бы знали более простое решение. Но жизнь Дана слишком ценна для меня, я не готова торговаться.

Король, сердито нахмурившись, посмотрел на Фернанда. Принц едва заметно пожал плечами.

— Юлия, вы не могли бы оставить нас с Фернандом на несколько минут?

Когда девушка вышла, Вильсент повернулся к сыну, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить ему, как в далеком детстве, подзатыльник.

— Фернанд, ты соображаешь, что творишь?

— Ты сам одобрил мой план. Забыл?

— План — да. Но тогда не было речи о конкретной кандидатуре.

— Другой кандидатуры у нас нет. А пока ищем, момент будет упущен. Ну и потом, я ведь не солгал ей, нам действительно нужен повод, чтобы помиловать Дана.

— Эта девушка не заслуживает такого обращения.

— Я знаю, отец, — Фернанд вздохнул. — Поверь, я сумею ее защитить. Надеюсь, она поймет… и простит.

"Он будет лучшим правителем, чем я, — подумал король с удовлетворением и неожиданной горечью. — Он умеет быть жестким." Вильсент тоже умел быть жестким. Но это была наносная жесткость, вымученная, вбитая в подкорку годами тренировок, боли, переламывания себя. В Фернанде чувствовался природный стержень — фамильная черта дома белль Хорвелл. Мальчик будет отличным королем. Только бы не превратился в подобие своего прадеда, которому государственные интересы заменяли этику и мораль.

— Я не одобряю твоего решения, сын.

Фернанд поджал губы.

— Но вмешиваться, как и обещал, не стану. Это твое испытание, тебе решать. Только имей в виду: если с девушкой по твоей вине что-то случится, я не просто отложу передачу власти — я лишу тебя права наследования.

Глаза принца полыхнули обидой. На мгновение королю показалось, что сын, как в детстве, искривит губы: "Так нечестно!" Но Фернанд только кивнул:

— Да, отец.

* * *

Едва мы вышли из приемной, я остановилась и требовательно посмотрела на Фернанда:

— Ну? Что сказал его величество?

— Отец подписал указ о помиловании, — принц легонько стукнул костяшками по кожаной папке, которую держал в руках.

— Значит, Дан свободен? Я могу его увидеть?

— Ближе к вечеру. Думаю, потребуется уладить кое-какие формальности. Я иду к Дагерати.

— Спасибо.

— А почему вы не спрашиваете, дал ли отец согласие на свадьбу?

— Это и так понятно. Если бы не дал, вы бы первым делом об этом сообщили.

Я опустила лицо, чтобы принц не заметил моего разочарования. Как бы я ни хорохорилась перед королем, у меня все же оставалась надежда, что Вильсент предложит какой-нибудь другой выход — например, помилует Дана без всяких условий.

Фернанд чутко уловил перемену в моем настроении.

— Что вы так поскучнели, Юлия? О чем думаете?

— Да так, ни о чем особенном, — я заставила себя выдавить усмешку. — Размышляю, какую половину королевства взять после развода. На юге климат приятнее, на севере природа красивее.

— Люблю девушек с чувством юмора, — принц улыбнулся с едва уловимой иронией.

Он подошел совсем близко, оперся рукой о стену рядом с моей головой. Агрессии в этом жесте не чувствовалось, но мне стало неуютно: слишком явно он заявлял свои права на меня.

— Забудьте о разводе, Юлия, — проникновенно посоветовал Фернанд. — Может быть, я позволю вам завести любовника. Года через три, когда родите мне наследника, а лучше — двух. Но до тех пор… — он склонился ко мне и прошептал, щекоча ухо дыханием: — Вы обещали быть послушной, помните?

По спине пробежал холодок. В глазах Фернанда плясали смешинки, но голос был серьезным — чему верить? Я сделала шаг в сторону, демонстративно увеличивая дистанцию, и любезно улыбнулась:

— Обсудим в первую брачную ночь.

— Ладно, — легко согласился принц. — Недельку я потерплю.

— Неделю?!

— Ну да, разве я не говорил? Свадьба через неделю.

— Но… почему так скоро?

— Чтобы невеста не передумала.

И снова диссонанс: губы смеются, глаза серьезны. Что происходит?

* * *

Расставшись с принцем, я направилась к Веронике. Идти к себе не хотелось: я не была уверена, что готова остаться наедине со своими мыслями. А с Никой мы не виделись уже неделю, и эти семь дней были не самыми легкими в ее жизни.

— Юля! — восторженно завопила девушка, повиснув у меня на шее. — Как же я соскучилась! Ой, прости! — она отстранилась и испуганно посмотрела на меня. — Я тебе ничего не повредила? Магистр сказал, что ты упала с лошади и ударилась спиной. Больно было, да? — Вероника сочувственно сморщила носик. — Ну, проходи скорей.

Она втащила меня в комнату и усадила рядом с собой на кровать. Я оставила надежду хотя бы поздороваться и терпеливо ожидала, пока словесный поток иссякнет.

— Слушай, а где Дан? Его нигде нет! Женька ужасно переживает, просто места себе не находит. Лорд Дагерати сказал, что отправил его куда-то по делам, а куда — не говорит. Жене — не говорит! Представляешь, да? А Женя сказал, что он теперь здесь насовсем. Ну, в Карантелле, в смысле. И к себе в Реал не вернется. Здорово, правда?

Я промычала что-то неопределенное. Для Ники, конечно, здорово. Да и для меня, если честно, тоже. А для Женьки? Вспомнилось: когда я видела его последний раз, на соседней койке в клинике, на нем не было амулета возврата. Он просто не может вернуться.

— Понимаю, что стыдно этому радоваться. — смущенно призналась девушка. — У него же там дом и все такое, но не могу удержаться. Каждый раз, когда он уходил, я боялась: вдруг не вернется?

Я поразилась легкости, с которой Ника это говорит, и только через несколько секунд сообразила: она ведь не знает, что на самом деле произошло. Не знает, как врачи в реанимации боролись за его жизнь — и проиграли. Не знает, что чувствовал Костя Литовцев, накрывая простыней мертвое тело друга. Не знает, что там осталась другая девчонка — наверное, чем-то похожая на саму Нику — которая никогда уже не увидит брата.

Она ничего этого не знает, для нее Женя просто решил не возвращаться домой. И это к лучшему.

Ника подтянула колени к животу, уткнулась в них подбородком.

— Юль… А после того, как Вереск погиб, ты хоть раз жалела о том, что у вас с ним ничего не было?

— Это удар ниже пояса.

— Ну, а все-таки?

Кого-нибудь другого я бы, не задумываясь, послала подальше с такими вопросами. Принцесса, наклонив голову чуть в бок, смотрела на меня серьезными карими глазами и ждала ответа. Я вздохнула:

— Жалела, конечно. Только чаще я думаю, что если бы все же что-то было, я бы переживала гораздо тяжелее… А почему вдруг такой интерес?

— Да ни к чему, так просто, — пробормотала принцесса, пряча глаза и заливаясь румянцем.

— Ник?

Она неловко поерзала. Бросила на меня косой взгляд и снова отвернулась.

— Знаешь, эта неделя… это просто кошмар какой-то был. Особенно первые три дня. Пока Женя был без сознания, мне все казалось, что я сама умираю, потом снова оживаю — и так много раз подряд. Мне ведь никто не говорил, что там с ним происходит. Я устроила… не очень красивую сцену в клинике, и папа отправил меня в наш загородный замок. Вернуться разрешили, только когда Женя в себя пришел. В тот день он даже двигаться не мог, не то что говорить, смотрел на меня вот такими глазищами… И вот стою я у его постели… реву, конечно… — Ника всхлипнула и действительно утерла слезы, которые успели набежать за время рассказа. — И думаю: я ведь запросто могла его потерять, а мы даже не целовались ни разу… ну, по-настоящему. Потому что я просто боялась… не знаю, чего… а Женя боялся за меня. И… в общем, я решила, что если он выкарабкается из всего этого, я его сама соблазню, — Вероника отчаянно покраснела, но в голосе было столько жара, что я не усомнилась: даже если Женька будет активно сопротивляться, у него нет ни малейшего шанса. — Потому что он наверняка не решится. Я… его поцеловала вчера. А что дальше — не знаю… — Ника смущенно умолкла.

Я хотела сказать, что это глупо — ложиться в постель с мужчиной только потому, что он может погибнуть в любой момент. Объяснить, что после этого терять его будет ничуть не менее больно. Напомнить, что она дочь короля, и любой ее поступок затрагивает честь короны. Я много чего хотела сказать — правильного и мудрого.

А потом подумала: какого черта, разве я имею право учить? Я много раз влюблялась — взаимно и безответно, занималась любовью — и отказывала в любви, четыре года прожила с мужчиной, который так и остался для меня чужим, а сейчас выхожу замуж за парня, с которым едва знакома. За десять лет, что отделяют меня от принцессы, я приобрела опыт, повзрослела, набралась цинизма… но я не стала умнее. И по-прежнему боюсь любви. Может, это мне стоит просить у Ники совета?

Я притянула ее к себе, и принцесса с готовностью устроилась у меня на коленях.

— Не бойся, малыш. Как-нибудь разберетесь.

Я смотрела на ее умиротворенное лицо и думала, что Ника — счастливый человек. Ей не нужны мои советы. Она могла изводить вопросами окружающих и сомнениями себя, но вот теперь она приняла решение, и даже если небо рухнет на землю, Ника будет уверена, что поступает правильно. Вот бы мне так научиться — насколько спокойнее стала бы моя жизнь.

— Слушай, Ник, — неожиданно спохватилась я. — А ты подумала, как от беременности предохраняться?

О морально-этической стороне можно трепаться до посинения, а вот незапланированная беременность для малолетней принцессы — это будет действительно катастрофа государственного масштаба.

— Конечно, — невозмутимо кивнула Ника. — Я ведь изучала биологию. Знаю, откуда дети берутся.

"Какой благоразумный ребенок, — хмыкнул Умник. — Не то что некоторые."

Я недоверчиво уставилась на Веронику: подобная рассудительность была не в ее характере. Принцесса, не удержавшись, прыснула:

— Не похоже на меня, да? Ну ладно, признаюсь: на самом деле магистр уже давно наложил на меня противозачаточное заклинание. Еще когда я сбежала, а вы меня вернули, помнишь? Сказал, на всякий случай. И я сейчас ужасно рада, потому что наверняка постеснялась бы его об этом попросить.

В дверь отрывисто стукнули, и почти сразу же в нее просунулась улыбающаяся физиономия, а следом за ней и сам белль Канто.

— О, Юлька! — обрадовался он. — Как здоровье?

— Не дождетесь, — привычно хмыкнула я. — А твое?

— Тоже ничего. Уважаемый доктор Литовцев и почтенный Архимагистр Эль-Аранэль долго спорили об окончательном диагнозе, но оба сошлись на том, что жить буду.

Женя пересек комнату и с размаху плюхнулся на кровать рядом с принцессой. Я заметила, что он слегка прихрамывает.

— А что с ногой, Жень? Болит?

— Да ну, ерунда, — он беспечно махнул рукой. — Снижен мышечный тонус. Меня заверили, что это пройдет, только надо вести здоровый образ жизни и делать лечебную гимнастику, — Женька скорчил кислую мину. — Эй, ты что, уходишь?

— Ага, — я поспешно выскользнула за дверь и уже через порог пояснила: — Срочное дело к магистру Астэри. Загляну к вам попозже.

Послала воздушный поцелуй и скрылась прежде, чем они успели возразить.

Это не было ложью: я действительно направилась к магистру. Ехидный комментарий Умника напомнил, что я еще сто лет назад собиралась попросить у верховного мага совета относительно контрацепции. Конечно, в свете предстоящей свадьбы вопрос несколько терял свою остроту, но я надеялась выторговать немного времени, чтобы придти в себя и привыкнуть к новому статусу, прежде, чем включаться в конвейер по производству престолонаследников.

Но была и еще одна причина, заставившая меня малодушно бежать от Женьки: он бы наверняка поинтересовался, что мне известно о загадочном деле, которое лорд Дагерати якобы поручил Дану. Врать другу не хотелось, а правда могла завести разговор в опасное русло. Вечером Дан будет свободен — пусть он расскажет.

— Магистра пока нет, — огорчил меня Кайрис. — Но вы можете подождать в кабинете. Там его уже ждут.

Я вошла и растерянно остановилась у порога. Меньше всего я ожидала увидеть здесь Дана. Черт, я просто не готова была его увидеть! Нельзя же так сразу — нужно собраться с мыслями, продумать объяснительную речь. Эмоционально настроиться, в конце концов!

— Дан, что вы здесь… — я спохватилась, что это прозвучит по-хамски. — Вас отпустили уже?

— Я временно под домашним арестом. Принц Фернанд обещал все уладить, — Дан бледно улыбнулся. Подошел ко мне, остановился в двух шагах. — Я вас искал.

Под ребрами толкнулось предчувствие чего-то неотвратимо серьезного.

— Со мной все в порядке, не волнуйтесь, — поспешно заверила я. — Магистр сказал, что даже шрамов не останется.

— Я знаю. Спросил у Кайриса. Я искал вас не за этим.

— Дан, — перебила я. — Я ведь так и не поблагодарила вас за то, что спасли меня от белль Фарро. Спасибо. Если бы не вы…

Он нетерпеливо отмахнулся.

— Юлия, мне нужно вам кое-что сказать. Сядьте, пожалуйста.

Меня бросило в жар. Не хочу никаких признаний. Не сейчас. Может быть, потом, после свадьбы, когда все равно уже будет ничего не изменить.

— И еще я не успела извиниться! — выпалила я. — За то, что наговорила всяких гадостей — ну, насчет Женьки. В голове помутилось, простите!

— Юля! — Дан шагнул ко мне и требовательно заглянул в глаза. — Выслушайте меня.

Я отшатнулась и в почти панике выкрикнула:

— Нет!.. — и — тоном ниже: — Подождите. Сначала я.

Дан хотел возразить, но, видимо, по моему лицу понял, что это бесполезно. Чуть помедлив, кивнул. Я боялась, что от волнения перехватит горло, но новость прозвучала ровно и как-то буднично:

— Я выхожу замуж. За принца Фернанда.

 

Глава 9

— Вы… шутите? — голос Дана дрогнул, словно он сам не верил в свои слова.

Я молча покачала головой. Какие уж тут шутки.

Его взгляд скользнул вниз, к моей правой руке. Остановился на кольце. (Черт, совсем забыла про перстень! Просто чудо, что Ника с Женькой его не заметили.) Серый гранит в глазах разом потемнел, захлестнутый глухой волной.

— Юля… зачем?

Он не спросил: почему? — сразу понял, что цель важнее причины. Я внутренне сжалась: начинается.

— А почему нет? Фернанд умный, красивый, обаятельный. Уверенный в себе. Обеспеченный. Чем не муж? И я ему нравлюсь. Да любая девушка собственный локоть укусит за право оказаться на моем месте!

— Я бы поверил, будь вы "любой девушкой".

Уф. Не умею врать. Терпеть не могу. И актриса из меня никудышная. Единственная возможность солгать убедительно — это поверить самой.

— Понимаете, Дан, — я проникновенно понизила голос. — Мне неловко об этом говорить… Женщине вообще неудобно признаваться в таком, а тем более — постороннему мужчине… Но я скажу, чтобы у вас не осталось вопросов. В моем мире у меня была работа — скучноватая, зато хорошо оплачиваемая. Надежное положение, уверенность в завтрашнем дне. А здесь мое образование никому не нужно. Я ничего не умею. Я не приспособлена к жизни в этом мире. Единственный шанс устроить свою жизнь — это удачно выйти замуж. И вот судьба щедро дает мне такую возможность. Представляете, каким свинством с моей стороны будет от нее отказаться?

— Это из-за белль Фарро, да?

Дан смотрел с таким искренним беспокойством, что я почувствовала себя последним подонком и лицемером. Никогда не понимала концепцию лжи во спасение. Но теперь сама оказалась в этической ловушке: сказать правду одному — значит, нарушить слово, данное другому.

— Да при чем здесь белль Фарро! Ну ладно, может быть, он и сыграл свою роль: заставил меня взглянуть правде в глаза. Дан, послушайте, мне почти двадцать семь, и я не становлюсь моложе, — я так натурально изобразила отчаянье, что сама едва не расплакалась от жалости к себе. — Я понимаю, вы не ожидали услышать все это от такой экстравагантной особы, как я. Но вы меня просто не видели в нормальных обстоятельствах. Я была то в депрессии, то в эйфории, то в предвкушении очередного приключения… А теперь я устала. Мне нужен мужчина. Защитник. Я хочу нормальную семью, дом. Ребенка.

В глазах Дана что-то дрогнуло. Я еще не убедила его до конца, но он уже усомнился в том, что знает меня достаточно хорошо.

— Но… почему — принц? Поверьте мне, Юлия, королевские покои для вас хуже тюрьмы. Вы не сможете так жить.

Ох… прямо в больное место. Я с трудом сохранила самообладание. Главная проблема этого разговора — и ситуации в целом — заключалась в том, что правда была на стороне Дана. Я бы и сама придумала себе сотню аргументов против этой свадьбы и только один — за. Единственный, который я не могла озвучить. Но даже если бы принц не предупредил о необходимости молчать, я бы не заикнулась о нашем договоре: с Дана вполне станется тут же отправиться к королю и потребовать восстановить статус кво. Мы же не будем устраивать гонку самопожертвования, правда?

Похоже, пора пускать в бой тяжелую артиллерию.

— Я люблю его, — черт, переигрываю. — Ну ладно, пусть не люблю, но он мне правда нравится. И кроме того, — я потупила глаза в притворном смущении, — я жду от него ребенка.

Получилось вполне натурально — я даже залилась краской (еще бы! Не каждый день мне приходится врать такое). Зато должно подействовать безотказно: аборты на территории Союзных Королевств запрещены, а кто женится на девушке, беременной от другого?

Я подняла глаза на Дана, ожидая увидеть на его лице ужас. Или сочувствие. Или брезгливость. Или как тут у них принято реагировать на подобные новости? Он едва заметно улыбался.

— Убедительно.

— Что значит — «убедительно»? Вы мне не верите?

— Еще три дня назад вы не были беременны. Я спрашивал у магистра.

— Что?! — кровь снова бросилась мне в лицо, на сей раз — от ярости. В этом проклятом дворце вообще хоть что-нибудь можно сохранить в тайне?! — Вы не имели права!

Но злость схлынула почти моментально. Какая разница? Когда я выйду замуж за крон-принца, моя беременность — не важно, реальная, мнимая или потенциальная — будет живо обсуждаться в любой таверне. Я едва не застонала от отчаяния. Господи, как меня угораздило во все это вляпаться? Почему я просто не погибла в той аварии, как все нормальные люди?

— Я волновался, — глухо пояснил Дан.

Он исподлобья посмотрел на меня:

— Вы что-то скрываете, Юлия. Но раз вы решились на такую ложь, значит, дело и впрямь серьезно. Не стану донимать вас вопросами.

Он вернулся к окну и устроился на подоконнике, свесив одну ногу вниз. Я проводила его подозрительным взглядом. И это — все?!

С одной стороны, его покладистость была очень кстати, потому что и нервы, и актерские способности подошли к концу: я была не в состоянии продолжать этот спектакль. И все-таки было немного обидно… нет, вру, было чертовски обидно, что Дан поверил в созданный мной образ "охотницы за женихами". Но я ведь и сама себе почти поверила, можно ли винить его?

Я села на кушетку, пытаясь сохранить независимый вид, но взгляд невольно притягивался к темной фигуре на фоне окна. Дан изменился за те несколько месяцев, что прошли с нашей первой встречи. Отрос ежик выгоревших волос — свой цвет оказался темно-каштановый, чуть темнее, чем у Женьки. Посветлел загар на щеках. От ежедневных тренировок раздались плечи и грудь. Но главное — изменился взгляд. В первые дни в глазах Дана то и дело проскальзывала растерянность, как у заблудившегося щенка. Сейчас это был взгляд человека, который точно знает, чего хочет. И, может быть, из-за этого выражение лица стало более жестким, хотя, казалось бы, должно быть наоборот: чем бы ни занимался Дан до нашей памятной встречи у разрушенного форта, ему явно пришлось несладко.

Впрочем, у Дана от природы было жесткое лицо с правильными, но слишком резкими чертами, словно лепивший его скульптор поленился довести свое творение до идеала. Дан не был ни красивым, как Вереск, ни даже обаятельным, как Женька. Встреть я его на улице — прошла бы мимо, не заметив. Но, как это часто бывает с замкнутыми людьми, улыбка полностью преображала его: искренняя, открытая, она давала понять, что ее обладатель вовсе не так холоден и отстранен, каким выглядит снаружи. Даже глаза делались светлее. Ничего сверхъестественного в этом не было, но меня неизменно подкупала такая метаморфоза, и порой — каюсь — я даже специально поддразнивала Дана, чтобы вызвать ответную улыбку. А еще я никак не могла отделаться от ощущения, что эта улыбка мне кого-то напоминает, и этот таинственный «кто-то» казался моложе и мягче, чем суровый Дан. Может, я встречалась с его младшим братом? Хотя вряд ли. Я ведь почти нигде не была в Эртане.

— У вас случайно нет младшего брата? — поинтересовалась я для очистки совести.

— Младшего брата? — удивление было вполне искренним. — Вряд ли. Память у меня еще не до конца восстановилась, но младшего брата — или, по крайней мере, сам факт его существования — я бы, наверное, вспомнил.

— Дан… — я замялась в нерешительности. — А… что вы хотели мне сказать?

Он испытующе посмотрел на меня, словно желая убедиться, что я действительно готова выслушать. Покачал головой:

— Не сейчас. Верните Фернанду кольцо — и я отвечу на любой ваш вопрос. Клянусь.

— Это шантаж?

— Нет. Просто есть вещи, которые я не могу доверить невесте принца.

Дохнуло холодом. Я почти наяву увидела стену льда, которая теперь отделяла меня от Дана — и от всего, что мне дорого. Вряд ли Фернанд настолько жесток, чтобы запрещать мне видеться с друзьями. Даже в тюрьме позволены свидания. Но долго ли протянет такая дружба?

Я до боли стиснула зубы, отгоняя эти мысли. У меня еще будет время оплакать свою судьбу. Ночью. В темноте и одиночестве. Сбросив туфли, я подтянула колени к животу и уткнулась в них подбородком. Хотелось спрятать лицо, но это слишком явно выдало бы мое отчаянье.

Дан снова отвернулся к окну, чужой и далекий. Какую тайну он скрывает? Надо все-таки пересилить себя и попытаться прощупать его эмпатически… Я привычно содрогнулась, вспомнив фейерверк эмоций, обрушившийся на меня той ночью в лесу. Бррр. Ну так что ж, теперь до старости, что ли, бояться? Кстати, сейчас вполне подходящий момент: и время есть, и объект в поле зрения. Прямой контакт был бы лучше, но вряд ли Дан правильно расценит попытку прикоснуться к нему.

Я закрыла глаза, сосредоточилась. Перед внутренним взором послушно всплыл Луч Воздуха. Ну конечно, мозг настолько привык, что мои способности используются исключительно для работы с артефактами, что уже и забыл, как это — настраиваться на людей.

Я напряглась, пытаясь заменить привычную картинку образом Дана, но добилась только того, что изображение слегка размылось и цвет «потек», начал переливаться разными оттенками спектра. Дрогнули невидимые струны — это откликнулись на мой невольный призыв Луч Воздуха и Луч Воды. Видимо, из-за того, что Лучей было два, ощущение получилось нечетким, тоже как будто размытым, но я и так знала, где они лежат: в тайнике у лорда Дагерати. После того, как меня похитили прямо из собственной спальни, глава Канцелярии настоял, чтобы артефакты хранились в более безопасном месте.

Ну ладно, это, конечно, здорово, что я могу без труда настроиться на знакомые Лучи, но сейчас передо мной стоит совсем другая задача. Я окинула Дана изучающим взором из-под ресниц и снова прикрыла глаза, пытаясь воспроизвести увиденный образ.

Отросшая челка белесым кончиком щекочет бровь. Взгляд колючий, неласковый. Резко очерченные скулы. Губы сжаты не то сердито, не то задумчиво. Рубленая линия подбородка переходит в шею с выступающими прожилками вен. Треугольник незагорелой кожи между ключицами и солнечным сплетением — на фоне темно-синей рубашки он выглядит таким бледным, что хочется согреть его дыханием.

Поза кажется расслабленной: одна нога опирается на подоконник, другая свободно свисает вниз. Но руки напряженно сомкнуты на колене. У Дана широкие запястья и длинные тонкие пальцы: руки не воина — музыканта. Они выбиваются из общего, немного резковатого, облика, и это завораживает. Легко представить, как эти пальцы касаются шеи, ныряют под волосы, опускаются вниз — медленно, вдумчиво, чутко вслушиваясь в каждый позвонок…

— Юлия, с вами все в порядке?

Голос Дана прервал увлекательное нисхождение где-то в районе седьмого позвонка. Я вынырнула в реальность и открыла глаза, со смущением осознавая, о чем только что думала. Мда. Эмпатический контакт не удался: судя по обеспокоенной физиономии Дана, вряд ли я уловила его чувства. Кажется, я отвлеклась. И увлеклась.

Я встряхнула головой, привычно отгоняя наваждение. Ничего страшного. Бывает.

…вот только наваждение не пожелало отгоняться. Оно стояло в шаге от меня, тревожно вглядываясь в мое пылающее лицо. Я покосилась на руки Дана и поняла, что совсем не против, если они и в самом деле повторят маршрут из моей неожиданной фантазии. Прямо сейчас.

Надо срочно подумать о чем-нибудь отвлеченно-безопасном. Ну где черти носят магистра? (Пусть они его там носят подольше.) Тьфу, пропасть. О чем мы вообще говорили? На чем остановились? (На седьмом позвонке. Дальше будет самое интересное!) Взгляд беспомощно скользнул по комнате, выискивая пищу для разума, но его снова, как магнитом, притянуло к стоящему рядом мужчине. Никогда не замечала, какие красивые пуговицы у него на рубашке — черные звезды на темно-синем. (А если расстегнуть верхнюю, то можно поцеловать ямочку над солнечным сплетением. Ему понравится!)

В этот момент мне стало по-настоящему страшно. Я, конечно, девушка импульсивная, могу в сердцах и добрым словом приложить. А то и кулаком, если уж совсем припекло. Но терять контроль над собой на почве сексуальных фантазий — до такого у меня как-то не доходило. Что за новая напасть?

"А я говорил…", — противным голосом затянул Умник.

"Умолкни!" — свирепо рыкнула я. Не до скабрезных шуточек сейчас. Эту песню, с навязшим в зубах припевом про длительное воздержание, мы уже слыхали не раз. Но, честное слово, все не настолько серьезно, чтобы меня начали возбуждать пуговицы на мужской рубашке. Тем более, что каких-то пять минут назад даже мыслей таких не возникало.

— Юлия, очнитесь! Что с вами? Помощь нужна? — Дан взял меня за плечи и легонько встряхнул, пытаясь привести в чувство.

Разумеется, это дало обратный эффект: от его прикосновения у меня перехватило дыхание, и сердце заколотилось так сильно, что я явственно ощутила дрожь под ребрами.

— Лучшее, что вы можете сделать, это не трогать меня, — сквозь зубы вытолкнула я, сбрасывая его руки.

Я не хотела быть грубой. Просто в пылу борьбы за контроль над нервной системой не подумала, что мои слова можно истолковать не только в буквальном смысле.

Дан отшатнулся, словно от удара, но тут же овладел собой.

— Правильно, — глухо сказал он, отворачиваясь. — У вас есть причины не доверять мне.

Будь я в здравом рассудке, непременно бы оценила, какое шикарное оправдание он мне подарил. Да, я вправе не доверять ему. Я могу отдалиться, изобразить равнодушие — и тем избавиться от лишних расспросов насчет странной помолвки. Выглядит несколько нелогично — после всего, что он для меня сделал, — но можно было бы списать на предсвадебный мандраж. Будь я в здравом рассудке… Но в сослагательном наклонении все выглядит намного проще, чем в реальности. Разве я могу так поступить с человеком, который рисковал ради меня жизнью?

— Вы не понимаете!.. Дан, я не это имела в виду.

Я подлетела к нему и дернула за руку, вынуждая развернуться и посмотреть мне в глаза. И это оказалось худшим, что я могла сделать. Его холодность наверняка отрезвила бы меня. Но прежде, чем маска безразличия привычно упала на лицо, я успела заметить отблеск боли и растерянности. Он не понимал, что происходит. Я тоже. Но он владел собой, а я — уже нет.

Искренность в мужчинах всегда подкупает меня, сейчас она просто снесла остатки разума.

Давай, шепнул демон. Это просто поцелуй. Покажи, что ты ему доверяешь. Ты ведь ему доверяешь, правда?

Нет! Колючая льдинка растаяла на языке.

Да.

Свет померк за сомкнутыми веками, звуки растворились в шуме крови. Реальность осталась в ощущениях, тягучих и сладких, как вишневый ликер.

Дан нервно отдернул голову — затылок уперся в мою ладонь. Но его тоже подкупает искренность. А моя искренность била через край — хватало на двоих.

Мгновение холода — и губы ожили, отвечая на поцелуй. Он обхватил меня за талию, прижимая к себе, — просто инстинкт, ничего более. Руки скользнули вверх по спине, и я рефлекторно выгнулась, пытаясь врасти в его тело. Желание было таким острым, что становилось больно. Но я уже не задавалась вопросом, откуда оно взялось. Какая разница?

Внезапно Дан отстранился — так резко, что я едва не потеряла равновесие. С силой уперся ладонями в мои плечи, как будто не доверял нам обоим.

— Юлия. Что. Вы. Делаете.

На каждое слово — по десять ударов сердца. Я жадно хватала ртом воздух, как утопающий, вытянутый из воды, и ладони Дана удерживали меня на плаву. Но мне хотелось тонуть — хотелось отчаянно, безнадежно, до дрожи в позвоночнике. Я провела пальцами по его обнаженной груди — Дан перехватил мою руку и отвел в сторону, мягко, но непреклонно.

К нему уже вернулось самообладание, и лицо сделалось бесстрастным, но даже он не умел лгать телом. Я видела, как ходят ключицы под тонкой тканью, как бешено пульсирует сонная артерия. Зрачки, распахнутые почти во всю радужку, неохотно сужались.

Что. Я. Делаю.

Очень своевременный вопрос.

Я с нажимом провела руками по лицу.

— Мне тоже хотелось бы это знать.

Дан криво усмехнулся. Подошел к столу, налил воды в стакан и протянул мне.

— Выпейте. А лучше вылейте себе на голову. И успокойтесь. Это сработала ваша эмпатия. Пытались прослушать меня, верно? А поймали кого-то другого.

Черт. И я даже знаю, кого. Я почувствовала, что неудержимо краснею (хотя куда уж дальше-то?) Убедившись, что настройка на Дана не получилась, я с легким сердцем исключила возможность эмпатии. А могла бы и догадаться: я ведь уже не раз ловила Вероникины переживания. Да и наш с ней последний разговор был весьма недвусмысленным.

Я сделала несколько жадных глотков из стакана. Легче не стало. Я закрыла глаза.

"Умник! Ты гад, негодяй и предатель!"

"А мне понравилось, — невинно откликнулся он. — Это пошло бы тебе на пользу."

"Мог бы предупредить!"

"Ты ведь велела умолкнуть."

Вот чтоб он всегда был таким послушным! Ладно, поспорим после, сейчас нужно как-то привести в чувство сбрендивший от гормональной бури организм.

"Что мне делать? Меня все еще колбасит."

"Поставь защиту", — Умник сказал это таким тоном, словно я была профи в постановке защит. А я даже не знала, что это такое.

"Я не умею!"

"Умеешь. Это интуитивно понятно. Просто раньше тебе не требовалось."

Нормально, да? Только моя интуиция способна в критический момент сказать: "Это интуитивно понятно. Сама справишься.»

А впрочем… действительно понятно. Чем можно защититься от воздействия извне? Очевидный вариант — стеной. А если добавить фантазии? Стена ведь не обязана быть из камня или дерева. Я мысленно окружила себя кольцом огня. Заставила его разгореться чуть выше — до колен. Еще выше. И еще — пока языки пламени не сомкнулись над головой. Иллюзия была такой реальной, что я ощутила жар, не опаляющий, а уютный, как от домашнего очага. Это мой огонь. Он не причинит мне вреда.

Когда я открыла глаза, Дан смотрел на меня… странно.

— Что? — агрессивно поинтересовалась я. — Ждете извинений? Их не будет.

Он усмехнулся.

— Ним сказала бы, что это я должен просить прощения. Но я тоже не стану. Откажитесь от свадьбы — тогда поговорим.

— Ага, уже бегу.

Умом я понимала, что должна быть ему благодарна: он не воспользовался моим временным помешательством. Но меня почему-то бесило его спокойствие. Физическое состояние постепенно приходило в норму, но нерастраченные эмоции требовали выхода. Причем полярность, похоже, не имела значения: в любви мне отказали, но маленькое кровожадное убийство тоже вполне устраивало.

Я залпом допила остатки воды, поставила стакан и решительно направилась к выходу.

— Вы куда?

— Навещу наших юных влюбленных, — желчно буркнула я. — Не хотите составить компанию? Объясните младшему товарищу, что от некоторых подарков лучше сразу отказываться. У вас это получается на редкость убедительно.

Я не успела коснуться ручки — дверь открылась сама.

— Не торопитесь, Юлия.

Магистр шагнул в кабинет, и мне пришлось отступить, пропуская его.

— Думаю, скоро ее высочество прибежит сюда, чтобы выяснить у меня, что происходит.

— А что происходит?

— Вы имеете в виду, кроме того, что отношения Вероники с господином белль Канто перешли на новый уровень? — лицо верховного мага было непроницаемо, и я никак не могла понять, говорит он серьезно или скрывает иронию. — Я почувствовал сильное возмущение магического поля. У меня есть догадка, но я бы хотел сначала поговорить с Вероникой, чтобы убедиться.

— А это не опасно? Вдруг Нике нужна помощь?

Я понятия не имела, что такое "возмущение магического поля", и сомневалась, что Ника это знает. А то, чего не знаешь, может напугать.

— Уверен, господин белль Канто справится с нештатной ситуацией, если такая возникнет. Подождем еще десять минут.

Я вполне понимала, почему магистр предпочитает подождать, пока сладкая парочка явится сама. Даже мне бы не понравилось, если бы в такой трепетный момент в комнату ввалился уважаемый наставник, а уж Нике с ее склонностью к драматизации и вовсе переживаний на несколько лет хватит. Но меня все же грыз червячок беспокойства.

— Давайте я схожу. Я не буду вламываться. Просто постучу. Если мой визит окажется некстати, Женька не постесняется об этом сказать.

Магистр молча покачал головой. Его уверенность несколько успокоила меня, но я все равно то и дело подгоняла взглядом минутную стрелку на настенных часах. Наконец, из лаборатории раздался торопливый стук каблучков, и Ника вихрем ворвалась в кабинет. Мордашка сияла радостным возбуждением:

— Магистр! А я, оказывается, такое умею!..

— Не волнуйтесь, магистр, — поспешно заверил Женя, входя следом. — Я уже все потушил.

— Только шторы придется поменять, — виновато добавила принцесса.

Я ошеломленно уставилась на них. Что происходит? Оба выглядели вполне довольными. Судя по растрепанной прическе ее высочества и криво застегнутым пуговицам на Женькиной рубашке, эмпатия меня не подвела. Но при чем тут шторы? Я снова перевела взгляд на принцессу — и все занавески мира моментально отступили на задний план.

— Ника! Что у тебя с глазами?

Радужки светились багрово-красным, не очень ярко, но заметно — как на фотографиях, сделанных в темном помещении.

— Это активировался Дар, — пояснил магистр. — Вероника — маг Огненной элементали.

— Правда, здорово? — Ника восторженно повернулась ко мне. — Смотри, как я умею!

Она вытянула руку, и из центра ладони вырвался столб пламени. Я едва успела шарахнуться в сторону.

Да уж, здорово. Просто отлично. Видимо, мироздание решило, что эмпат с неконтролируемыми способностями — это недостаточно разрушительно, нам непременно нужен малолетний огненный маг со взбалмошным характером и неутоленной страстью к приключениям.

Неожиданно сзади раздались тихие звуки — не то всхлипы, не то похрюкивания. Я резко обернулась, остальные — они стояли лицом ко мне — вскинули головы. Смеялся Дан. Сначала он пытался удержать себя в руках, но смех прорвался наружу, и парень расхохотался в полную силу.

— Дан? — испуганно позвала я. — С вами все в порядке?

Он успокаивающе замахал руками: все нормально, сейчас пройдет.

— Простите… Просто слишком много информации на сегодня… Скажите, магистр, вы ведь всегда знали, что Луч Огня у Вероники?

— Да, — спокойно кивнул эльф. — Это одна из причин, по которым я заинтересован в том, чтобы найти остальные Лучи раньше, чем до них доберется кто-нибудь еще.

Женька тоже не выглядел удивленным. Похоже, из всей компании ошеломляющая новость оказалась новостью только для двоих: меня и Вероники.

— А что такое Луч Огня? — заинтересовалась принцесса.

— Твой амулет, — пояснил Женя, коснувшись тонкой золотой цепочки на шее девушки.

— Ты знал? — с упреком спросила я.

— Конечно, нет, — обиделся он. — Я полчаса назад его увидел.

— И после этого смог продолжить? — я посмотрела на друга с возросшим уважением. — Да ты, оказывается, настоящий джентльмен.

Будь я на его месте, любопытство, наверное, победило бы страсть. Хотя… после того, что здесь было двадцать минут назад, я уже ни в чем не уверена.

Женька с подозрением прищурился:

— А откуда ты знаешь, что мы делали?

— Да у тебя на физиономии все написано. Она, наверное, в темноте светится.

— Ага, — он радостно ухмыльнулся, нимало не смутившись моим намеком.

Ника порозовела и, чтобы скрыть замешательство, потянула за цепочку, извлекая из-под платья темно-красный прозрачный камень в форме наконечника стрелы.

— Вот это — Луч Огня? Это же просто украшение. Мне мама оставила. Или… — девушка с подозрением уставилась на верховного мага, — вы мне солгали?

— Ну что вы, ваше высочество, — Архимагистр с мягкой укоризной покачал головой. — Артефакт действительно достался вам от матери. Она знала, что умрет, у нее было предчувствие. Накануне она пришла ко мне. Попросила сохранить этот камень и отдать вам, когда вы станете достаточно взрослой, чтобы не затерять его среди игрушек. Я выполнил ее просьбу.

— Вы отдали мне его в день шестнадцатилетия! — обиженно фыркнула принцесса. — Я к тому времени уже года четыре не играла в игрушки.

— Просто подстраховался. Прилягте на кушетку, пожалуйста, я хочу убедиться, что с вами все в порядке.

Ника опустила камень обратно в декольте и насупленно последовала за магистром.

— Слушай, я понял! — возбужденно прошептал Женька, схватив меня за рукав. — Я понял, откуда ты узнала! Твоя эмпатия! Ты поймала наши чувства, да?

— Догадливый, — буркнула я. — Череп не жмет?

— А чего такая злая? Не понравилось? По-моему, было здорово. Я бы повторил.

Он снова ухмыльнулся от уха до уха. Похоже, ситуация его здорово веселила. Мне вспомнилось, что когда появился магистр, я как раз собиралась найти этого Ромео и оторвать ему… что-нибудь. До чего дотянусь.

Но злость уже прошла. На Женьку невозможно долго сердиться. Особенно если он не виноват.

— Мне понравилось, — со вздохом призналась я. — Ему — нет.

— Да ладно, — Женька недоверчиво покосился на приятеля.

Дан с усмешкой развел руками, как бы говоря: "Что тут добавить?"

Сволочь. Мог опровергнуть хотя бы из вежливости. Ему все равно, а мне не так обидно.

— Ладно, я поняла, что Ника теперь маг. Но ведь Дар — это свойство врожденное, разве нет? При чем здесь Луч?

— Я расскажу то, что мне известно, — магистр устроился за столом и обвел кабинет приглашающим жестом. — Присаживайтесь. Разговор получится долгий.

Женька примостился на кушетке рядом с Никой, взяв ее подрагивающую ладошку в свои руки. Девушка доверчиво положила голову ему на плечо. Еще вчера она бы себе не позволила такого в присутствии наставника, но теперь это вышло у нее совершенно естественно. Мы с Даном расселись по креслам. Верховный маг смотрел на нас через широкий письменный стол, заваленный бумагами, и у меня невольно возникла ассоциация со школьным классом, замершим перед строгим учителем.

— Как я уже сказал, артефакт оставила мать Вероники. Она не слышала про Звезду Четырех Стихий и никогда не замечала за камнем магических свойств, но интуиция подсказывала ей, что это не просто украшение. Чхены чувствительны к таким вещам.

— А что такое Звезда Четырех Стихий? — Ника подалась вперед, глаза широко распахнулись от любопытства.

— Артефакт, частью которого является Луч Огня, — лаконично пояснил магистр. — Есть легенда, что когда-то Звезда была целой, но Найэри разделили ее и раздали Лучи людям. Хранителям. Впрочем, в эту легенду всерьез не верят даже эльфы, так что я поначалу не связал ее просьбу с легендой о Хранителях. Я просто оставил Луч у себя и, когда пришло время, передал его Веронике. А потом появились вы, — маг посмотрел на меня, но я поняла, что он имеет в виду нас троих — меня, Женьку и Вереска. — И после рассказа о том, как Луч Воздуха попал сначала к Чин Тану, а потом к вам, Юлия, я задумался, что в легенде о Хранителях, возможно, больше правды, чем принято считать. Кристоф подал мне идею, что человеческие маги — это те, в ком течет кровь первых Хранителей, и их магия как-то связана со Звездой. И он же обратил мое внимание на тот факт, что немногочисленные человеческие маги обрели известность в достаточно зрелом возрасте, нет никаких данных об их детстве и отрочестве. Никто из эльфийских теоретиков магии не придавал значения этому факту, мы привыкли, что человеческие летописи изобилуют белыми пятнами. Кристоф предположил, что в детстве Дар Хранителей никак внешне не проявлялся, а инициация происходила позже. Еще каких-то лет десять назад эта идея даже мне показалась бы нелепой, не говоря о моих коллегах из Академии. Но исследования группы Эль-Гаудала подтверждают, что латентный Дар — существует. Только до беседы с Кристофом мне не приходило в голову связывать его со Звездой. Оставалось понять, как активируется Дар. Господин белль Канто, положите, пожалуйста, Веронику на кушетку, ей так будет удобнее.

Три наших головы синхронно повернулись к Нике. Девушка безмятежно спала, прислонившись к Женькиному плечу.

— Я ее усыпил, — пояснил магистр, заметив тень беспокойства на моем лице. — То, о чем пойдет речь дальше, юной принцессе слышать совсем не обязательно.

Женька бережно опустил Нику на кушетку, подсунул подушку ей под голову и заботливо прикрыл простыней. Девушка чему-то блаженно улыбнулась во сне.

— Я предположил, что существует обряд, активирующий Дар Хранителя. Кристоф считал, что инициация происходит стихийно. Как оказалось, мы оба были по-своему правы, хотя он — ближе к истине. Я уговорил его провести для меня расследование. Он не успел его завершить, но кое-что все-таки разыскал. В одном горном поселении до сих пор существует варварский обычай: молодая знахарка, принимающая обязанности от своей предшественницы, подвергается публичной дефлорации, вступая в сексуальный контакт с одним из воинов.

Магистр бросил на меня быстрый взгляд, видимо, проверяя, не грохнусь ли я в обморок от таких подробностей.

— Никакого логического объяснения этой традиции нет, знахарские способности не зависят от девственности их обладательницы. Кристоф высказал гипотезу, что когда-то давно в селении была знахарка-Хранительница, чьи способности активировались во время первого сексуального контакта, и с тех пор традиция сохранилась, хотя никто уже не помнит, откуда она пошла. Он оказался прав. Я узнал это позже, когда посетил деревню. У них действительно есть поверье, что если девушка чиста душой так же, как и телом, во время ритуала на нее снизойдет дар небес, и она станет Великой Матерью, как уже было однажды. Я понимал, что одного случая не достаточно, чтобы сделать выводы, поэтому счел преждевременным посвящать в это Веронику. Но был готов к тому, что произошло сегодня.

В самой идее обретения магического дара через секс, которая казалась откровением эльфу, я не нашла ничего нового: она присутствует чуть ли не во всех земных культурах. Но картинка все равно не складывалась.

— Магистр, а как же Вереск?

Женькины глаза удивленно расширились, и я покраснела, осознав двусмысленность вопроса.

— Мы не занимались любовью. Но перед смертью у него радужки поменяли цвет, стали эльфийскими. Как у Ники, только синими. Магия Воды.

Магистр покачал головой.

— Вы уверены в том, что действительно видели это? Простите, Юлия, но вы находились в состоянии стресса. Да и сотрясение мозга вполне могло исказить восприятие.

Я хотела возмутиться, но возражения застряли в горле. Не так давно я убеждала себя в том, что встреча в Вельмарском трактире была реальной, потому что несколькими месяцами позже я узнала глаза менестреля. Но что если взгляд умирающего Вереска тоже был игрой моего воображения?

Дан, который внимательно следил за сменой выражений на моем лице, недовольно искривил губы:

— Магистр, зачем вы это делаете? У Юлии и без того масса поводов сомневаться в собственном психическом здоровье. Вы ведь знаете, что она права.

— Откуда мне знать? И откуда вам знать? — с едва уловимым нажимом спросил маг. — Вас ведь там не было. Даже господин белль Канто подошел позже, когда Кристоф был уже мертв.

— Хорошо, вот вам еще один факт, если свидетельства Юлии недостаточно. Кристоф белль Гьерра — дальний потомок Аллотара Повелителя Воды.

— Это не так. Я проверял родословную белль Гьерра.

— Вы уверены, что знаете всех родственников? — вкрадчиво поинтересовался Дан. — Если хотите доказательств, поговорите с Элистер, матерью графа белль Гьерра и миледи Элизабет. Несмотря на свои девяносто восемь, она еще вполне в здравом рассудке. Только не говорите, кто вас послал. Я обещал своему информатору не выдавать его.

Неплохо для парня с амнезией, да? Интересно, кем Дан был до того, как встретился со мной?

— Есть и еще один факт, не вписывающийся в вашу теорию, — продолжил Дан. — Я уверен, он вам тоже не понравится, но для него, по крайней мере, сохранились письменные свидетельства.

— Что вы имеете в виду?

— "Пламя жизни, пламя смерти" белль Торнелла.

Магистр поджал губы.

— Вы правы, мне не нравится. Я бы не стал полагаться на этот грязный пасквиль.

— А можно пояснить, о чем речь? — недовольно уточнила я. — А то не все здесь такие эрудированные.

Судя по тому, как Женька заинтересованно подался вперед, он тоже относился к этим "не всем".

— Вы знаете, кто такая Эстер Огненная?

— В общих чертах, — я качнула ладонью в воздухе, изображая неуверенность. — Один из самых известных человеческих магов. Участвовала в Предсоюзной войне на стороне Карантеллы. Когда в результате предательства воинский гарнизон покинул город, она в одиночку сдерживала вражескую армию и фактически заслонила собой жителей. Погибла, была с почестями похоронена, воспета в песнях и все такое.

— Верно, — кивнул Дан. — Это официальная версия. В Карантелле Эстер Огненную очень почитают. Как вы верно заметили, существует множество книг и баллад, описывающих ее жизнь и подвиги. И мало кто знает, что есть еще апокрифичное жизнеописание "Пламя жизни, пламя смерти". Книга действительно мерзкая, в этом я согласен с магистром. Вероятно, у автора был личный повод для ненависти. Но в ней упоминается то, чего больше нет нигде: детство Эстер. Там написано, что она выросла в маленькой деревеньке на севере Карантеллы, и была хоть и странным ребенком, но без всяких признаков магического Дара. Когда ей было тринадцать, отец в результате несчастного случая остался нетрудоспособным калекой. Соседский парень посватался к Эстер, она отказала. Он взял ее силой, после чего девушка повредилась рассудком, — Дан говорил подчеркнуто бесстрастно, ни на кого не глядя, и от этого рассказ выходил еще более жутким. Я порадовалась, что магистр вовремя усыпил принцессу. — Но, если верить источнику, Дара у нее при этом не появилось. Отец вскоре умер. Это важно, потому что, как я предполагаю, именно от него она унаследовала Луч. Через семь месяцев Эстер родила мертвого ребенка. В ту же ночь она спалила деревню вместе со всеми жителями и бежала в лес.

Я внутренне содрогнулась. Неудивительно, что жители Карантеллы предали эту историю забвению.

— Она искупила вину своей жизнью и смертью, — продолжил Дан все тем же ровным тоном. — Не нам ее судить. Для нас важно другое: ее Дар активировался во время родов.

Он умолк и наконец посмотрел нам в глаза — всем по очереди. Женька выглядел необычно притихшим и серьезным. Кажется, на него эта история тоже произвела впечатление.

— У вас есть альтернативная теория, — нарушил молчание Архимагистр.

— Есть, — кивнул Дан. — Для инициации Дара Хранителя требуется выполнение трех условий. Первое: сильная физиологическая встряска. Второе: психоэмоциональное напряжение. И, наконец, третье: контакт Луча с обнаженным телом. Это объясняет, почему маги-Хранители так редко проявляют себя. Не каждые роды, не каждая смерть и не каждый сексуальный контакт могут обеспечить первые два условия. Хотя Лучи, как я подозреваю, так или иначе стремятся попасть в руки Хранителям.

Магистр откинулся на спинку стула. Его лицо снова стало по-эльфийски непроницаемым, но я была готова поклясться, что верховный маг доволен.

— Я, получается, тоже Хранитель? Ведь Луч Воздуха сам попросился мне в руки. Может, мне тоже стоит совершить что-нибудь эдакое? — я криво усмехнулась. — Родить? Или умереть?

— Вы уже умерли однажды, — без улыбки сказал Дан, и от его тона мороз продрал по коже. — Но я не думаю, что вы Хранитель. Тут что-то другое. Хранители завязаны на конкретную стихию, вы можете вступать в контакт со всеми четырьмя Лучами. И Дар у вас другой, если верить исследованиям магистра.

— Кто же я?

Он слегка пожал плечами и будничным тоном обронил:

— Найэри. На четверть.

— Это была идея Вереска! — возмутилась я. — Магистр, это вы ему рассказали?

Эльф медленно покачал головой из стороны в сторону. Я снова повернулась к Дану:

— Откуда вы про нее знаете? Только не говорите, что сами догадались.

— Ну что вы, — он иронично приподнял уголки губ. — Где уж мне сравниться с бесподобным господином белль Гьерра.

Я сжала кулаки. Меня бесило то, как вольно Дан обращался с памятью дорогого мне человека — которого, по его собственному признанию, он даже не знал.

— Вот именно, — зло сказала я. — Не сравниться. Хотя вы и лезете вон из кожи, пытаясь это сделать.

Он не ответил, но на скулах заиграли желваки. Повисла неприятная пауза.

— Это я ему сказал, — неожиданно подал голос Женька.

Дан нахмурился, то ли недовольный, то ли просто удивленный признанием.

Я развернулась к Женьке, собираясь обрушить предназначенную для Дана ярость на его голову, и натолкнулась на обаятельную улыбочку. В ней не было ни капли сожаления или чувства вины. Может быть, я и не прав, говорила эта улыбка, но ты все равно не сможешь на меня сердиться. Мой гнев разбился о его улыбку, как волна о волнорез. Ррррр. Сколько, интересно, нужно общаться с Женькой, чтобы выработать иммунитет к его обаянию?

— Зато у Дана есть доказательства этой идеи, правда?

Парни обменялись взглядами, настолько долгими и многозначительными, что я начала подозревать их в телепатическом общении. Дан все еще хмурился. Похоже, что-то пошло не так.

— Косвенные, — неохотно признал он после длительной паузы. — Идея о том, что вы — прямой потомок Найэри действительно кажется неправдоподобной, но мне она понравилась. Я решил исходить из допущения, что это так. Ваш отец, как вы говорили, был обычным человеком, а его отцовство — вне подозрений. Значит, Дар перешел от матери. Я попросил доктора Литовцева проверить по своим каналам, найти медицинские документы, касающиеся вашего рождения.

— Вы не имели права! — на меня снова нахлынула ярость, на сей раз такая сильная, что я вскочила с кресла. — Почему вы все время суетесь в мою жизнь? Какое оправдание теперь придумаете? Опять волновались?

— Хочу понять, какую роль вы играете во всей этой истории со Звездой.

— Юля, успокойся, — негромко попросил Женя. Он больше не улыбался, и едва заметная складка пролегла меж бровей, напоминая о том, что этот обаятельный мальчик совсем недавно был высокооплачиваемым наемным убийцей. — Между прочим, Дан спас тебе жизнь.

— И что теперь?! — запальчиво поинтересовалась я. — Он имеет на меня право? Может, мне раздеться, надеть ошейник и лечь у его ног?

Дан побледнел, в глазах плеснула боль. Почему-то мои слова ранили его сильней, чем я предполагала. Ника беспокойно заворочалась во сне.

— Простите, — тоном ниже сказала я. — Просто не выношу, когда мной манипулируют. А с вами постоянно такое ощущение, будто все самое важное решается за моей спиной.

— Значит, принцу позволено то, что не позволено мне? — тихо спросил Дан.

Я могла бы возразить, что манипуляция и шантаж — совсем не одно и то же: шантаж честнее, как бы нелепо это ни звучало. По крайней мере, принц предложил мне выбор, и я его сделала вполне осознанно. Есть много вещей, которые я не переношу. Например, манипуляцию. Или пауков. Но я бы не задумываясь съела живого тарантула, если бы это могло спасти Дану жизнь.

Только вот ему об этом знать совсем не обязательно.

— Именно, — сухо подтвердила я. — И это не ваше дело.

Не удержавшись, я бросила взгляд на магистра: как он отреагирует на намек Дана? Но лицо верховного мага было непроницаемо. То ли он пытался скрыть подробности интриги Фернанда, то ли ему действительно были неинтересны наши разборки, и он терпеливо ждал, когда мы перейдем к делу.

— О чем речь? — встревожился Женька, переводя взгляд с меня на Дана и обратно.

— Потом расскажу, — отмахнулась я, снова усаживаясь в кресло. — Продолжайте, Дан. Что вы там узнали от Кости?

— Судя по медицинской карте, ваша мать действительно была бесплодна. Я не стану вдаваться в подробности, спросите у Кости, если это важно. Они с мужем, вашим отцом, решились на искусственное оплодотворение с донорской яйцеклеткой. Ей удалось выносить ребенка, и, несмотря на рекомендацию, она отказалась от кесарева сечения. Роды прошли тяжело. Спустя двое суток она умерла в реанимации. Официальная причина — остановка сердца, хотя никаких сердечных патологий вскрытие не показало. Медицинские документы лаконичны, и там, разумеется, нет даже намека на магию, но если читать между строк, кое-какие выводы напрашиваются. Дар передается не через кровь, а во время родов, и это процесс даже здесь, в насыщенном магией мире, происходит с трудом: эльфийские женщины после родов восстанавливаются не один десяток лет. В вашем мире магическое поле гораздо слабее. Ей пришлось затратить слишком много сил, чтобы передать Дар ребенку. Я уверен, она знала, или, по крайней мере, чувствовала, что так будет — не случайно подписала отказ от оперативного вмешательства. Это был ее выбор. Надеюсь, Юлия, у вас достанет здравого смысла не винить себя в ее смерти?

Новость о том, что моей генетической матерью оказалась какая-то чужая, незнакомая женщина, почти не взволновала меня. Наверное, в детстве я бы восприняла это острее, но жизненный опыт дает некоторые преимущества. Шокировало другое: то, что я всю жизнь считала несчастливой случайностью, медицинской ошибкой, оказывается, было маминым свободным выбором.

— Зачем она это сделала? — из-за комка в горле голос прозвучал глухо. — Зачем мне Дар, полученный такой ценой? Я могла бы умереть от старости, так и не узнав о нем.

Мой собеседник пожал плечами:

— Может быть, генетическая память? Или инстинкт?

— Что вы имеете в виду?

Дан вопросительно посмотрел на магистра, но верховный маг слегка взмахнул рукой: продолжайте.

— Магический Дар для эльфов священен, — пояснил Дан. — А передача Дара возможна только при естественных родах. Операция, которую в вашем мире называют "кесаревым сечением", появилась здесь меньше ста лет назад. До нее додумались люди. Эльфам такая извращенная мысль просто не пришла бы в голову. Эльфийка скорее погибнет сама и убьет ребенка, чем позволит ему родиться без Дара.

Я недоверчиво уставилась на Дана.

— Вы хотите сказать, что мама была эльфийкой?

— Наполовину.

Он подошел к книжному шкафу, выхватил увесистый том с эльфийской надписью на корешке. Тонкие пальцы пробежались по страницам — уверенно и вместе с тем бережно, и это заурядное движение всколыхнуло во мне чувства, весьма далекие от литературы. Черт. Всегда говорила, что от эмпатии больше проблем, чем пользы.

— Вы говорили, что видели изображение вашей матери. Какого цвета у нее были глаза, помните?

— Светло-карие… — я запнулась. На самом деле, я уже не была уверена. — С желтоватым оттенком, кажется.

Дан прошел мимо меня к столу верховного мага, протянул ему развернутую книгу.

— Магистр, можете воспроизвести этот портрет, но со светло-карими глазами?

— Конечно, — магистр улыбнулся, хотя, на мой взгляд, ничего смешного в ситуации не было.

Сердце бешено колотилось. Я не очень понимала, что происходит, но чувствовала, что сейчас узнаю что-то важное.

Маг несколько секунд изучал картинку в книге, потом взмахнул рукой. На стене появилось темное зеркало, такое же, как он делал для меня днем (господи, это было всего несколько часов назад! по-моему, прошла уже целая жизнь). По водной глади пробежала рябь, и отражение кабинета исчезло, сменившись портретом изумительно красивой рыжеволосой девушки, почти девочки. Последний штрих — цвет глаз изменился на светло-коричневый.

— Похожа? — спросил Дан.

Я, наверное, секунд тридцать тупо таращилась на картину, не в состоянии даже дышать. Мне уже доводилось видеть этот портрет — с него, собственно, и началось мое увлечение виртуальной реальностью. К тому времени я побывала в Эртане несколько раз — больше из любопытства и за компанию. Но однажды приятель показал мне репродукцию картины: мол, смотри, какая красавица, бывает же. Меня словно током шарахнуло: я не могла оторвать взгляда от ее сияющих янтарно-оранжевых глаз. Именно этот портрет побудил меня сойти с проторенных туристических троп Эртана — я отправилась в библиотеку, чтобы выяснить, кто эта девушка. Я столько раз в восхищении смотрела на нее, и, может быть, у меня даже мелькала мысль, что она мне кого-то напоминает, но ни разу эта мысль не задержалась достаточно надолго, чтобы осознать: она безумно похожа на маму. Тот же безупречный овал лица, огромные миндалевидные глаза, пламенно-рыжие чуть вьющиеся волосы. Магистр заменил сияющую эльфийскую радужку на обычную человеческую — и сходство стало очевидным.

— Лаурэль Фар-Эстель — моя… бабушка? — ошалело выдавила я.

— Именно, — невозмутимо кивнул Дан. — А дед, я предполагаю, был Найэри.

— Разве у нее были дети?

— Когда произошел взрыв в замке Эстельмарэ, Лаурэль была на последнем месяце беременности. Вполне возможно, что она успела родить незадолго до катастрофы. Только не спрашивайте меня, как ребенок оказался на Земле. Понятия не имею.

Во мне не к месту пробудилась паранойя. Одно дело — высосать из пальца теорию про любвеобильного Найэри и соблазненную им эльфийку, и совсем другое — назвать конкретные имена.

— Дан, откуда вы все это знаете?

— А я и не знал, — он вдруг обезоруживающе улыбнулся, снова почти болезненно напомнив мне кого-то смутно знакомого. — Это была последняя проверка. А догадка возникла на основе косвенных подсказок. Во-первых, у вас предрасположенность к огненной элементали. Лаурэль унаследовала Дар от матери, эльфийки из огненных кланов. Во-вторых, Алана говорила, что среди ваших предков были вампиры.

Я метнула в Женьку злобный взгляд. Болтун несчастный.

— Отец Лаурэль, Гелленир Фар-Эстель, был вампиром. В-третьих, Гелленир пытался воссоздать Звезду Четырех Стихий. Это может быть просто совпадением. А может и не быть.

Я посмотрела на верховного мага:

— Магистр, а вы в это верите?

Он ответил не сразу.

— С точки зрения эльфа все, что было сказано за последние полчаса, звучит нелепо, а местами просто кощунственно. Но люди приучили меня к широте взглядов. Как ученый, я не поверю в эту теорию, пока мне не предоставят доказательства. Но логических противоречий в ней не вижу.

Я утомленно откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза. Надо было что-то спросить, но я никак не могла вытащить из подсознания нужный вопрос. Чувствовала себя тупой, как пробка, и пустой, как высохший колодец. Этот бесконечный день вытянул из меня все силы. Еще утром я была почти что трупом, не способным даже самостоятельно подняться с кровати. Потом стала без пяти минут принцессой самого крупного на континенте королевства. Едва не изменила будущему мужу. Узнала много нового о своей родословной, разом пополнив ее вампирами, эльфами и богами. А ведь вечер еще даже не закончился.

Магистр понял мое состояние.

— Юлия, мне кажется, вам надо отдохнуть. Если хотите, я могу дать вам успокоительного.

— Нет, спасибо! — я рефлекторно дернулась, хотя эльф и шага не ступил в мою сторону. — Простите, магистр, я вам полностью доверяю, но вашими стараниями я проспала почти четверо суток. Пора возвращаться к естественному ритму.

— Хорошо, — не стал спорить маг. Он поднялся, подошел к кушетке и склонился над спящей принцессой. — Я сейчас перенесу Веронику в ее комнату и вернусь. Дан, дождитесь меня, пожалуйста. Мне нужно с вами поговорить.

— Конечно, — кивнул Дан, — Я для этого и пришел.

Ох, запоздало вспомнилось мне, а я ведь тоже приходила не с Даном целоваться. От этой мысли обдало жаром. Я украдкой покосилась на парней.

Женька выглядел так, как может выглядеть только мужчина, впервые занявшийся любовью со своей избранницей. Он как будто светился изнутри, и взгляд его вмещал целый мир — или, по крайней мере, лучшую его половину: восторг, нежность, благодарность, умиротворение. Держу пари, он даже не задумался о том, что секс через неделю после инсульта — не самое безопасное в мире занятие.

— Съешь лимон, белль Канто, — хмуро посоветовала я. — Глаза слепит.

Его улыбка стала еще шире.

— Ну, колитесь, что тут у вас было? Ведь было что-то, по лицам вижу.

"Было здорово, в том-то и проблема", — убито подумала я, но вслух произнесла только окончание фразы:

— Мне сейчас не до любви, Женька. У меня свадьба через неделю.

— Свадьба? — опешил белль Канто.

— Через неделю?! — вскинулся Дан.

— Да. Через неделю я выхожу замуж за принца Фернанда.

Женя перевел недоуменный взгляд на приятеля:

— Это что, шутка?

— Какие, к черту, шутки! — я начала злиться. — У меня что, по вашему, такое извращенное чувство юмора?

— Ага, — Женька растерянно кивнул.

Я показала ему руку с обручальным кольцом.

— Юль, ты чего? У тебя с головой порядок?

— Спасибо за дружескую поддержку, — я резко поднялась и направилась к двери. — Все подробности — завтра. Или, вон, у Дана спроси. Сегодня с меня хватит душевных стриптизов.

Кажется, Женька пытался увязаться за мной, но друг его удержал. Впрочем, может быть, и нет, я не оборачивалась.

Дан догнал меня в коридоре. Я не замедлила шага, и он схватил меня за запястье, вынуждая остановиться. От прикосновения его пальцев, сухих и горячих, я вздрогнула. Он выпустил мою руку с такой поспешностью, будто опасался ее сломать.

— Юлия, откажитесь от свадьбы, пока не поздно. Я готов поверить, что вы согласились на нее с самыми искренними чувствами, но вы же совсем не знаете Фернанда. У него явно что-то на уме. Почему, как вы думаете, он сделал предложение вам, хотя в его распоряжении все невесты континента?

— Я ему нравлюсь. Этого не достаточно?

— Для наследника престола? — Дан покачал головой. — Это даже в расчет не берется.

Я смотрела в потемневшие глаза и понимала, что если его не убедить сейчас, он пойдет дальше — к принцу, к королю, к лорду Дагерати, к черту в ступе. Он ведь не знает, что ходит по лезвию… А у меня кончились аргументы.

Он принял мое молчание за готовность к дискуссии.

— Поймите, я не пытаюсь очернить Фернанда. Он неплохой человек и будет отличным королем. Но именно поэтому я бы не стал ему доверять. Хороший правитель в первую очередь думает о благе государства, во вторую — об упрочении собственного положения, и только в третью — о личных симпатиях. Не знаю, какие слова он нашел, чтобы убедить вас, но на уме у него явно было другое. Фернанд втягивает вас в какую-то интригу, и даже я не могу понять, в чем ее смысл.

Дан сжал кулаки, будто злясь на собственную беспомощность, но голос его остался ровным:

— Я готов защищать вас, Юлия. Я умру за вас, если потребуется. Но я не могу за вас думать. В кулуарных интригах мои мечи бесполезны, — он расслабился, распрямил плечи, сбрасывая напряжение. — У вас есть ночь. Завтра, когда Фернанд объявит о помолвке на Совете Лордов, будет поздно что-то менять.

Дан пошел обратно в лабораторию, но в дверях обернулся, словно вспомнил что-то важное.

— Кстати, — улыбнулся одними глазами, — я не говорил, что мне не понравилось.

Я смотрела на закрытую дверь, и до меня медленно доходил смысл слов, сказанных минутой ранее — так просто, так бесстрастно, почти незаметно среди словесной шелухи.

"Я умру за вас, если потребуется."

 

Глава 10

Едва я успела защелкнуть замок, в дверь постучали.

— Жень, ну отвали, а? — попросила я уже не сердито, а устало. — Завтра поговорим.

— Юлия, откройте, пожалуйста, — раздался из коридора мягкий голос верховного мага.

— Ой. Простите, магистр, — смутилась я. — Думала, это Женя.

— Я зашел убедиться, что с вами все в порядке. День выдался не самый легкий. Если я могу чем-то помочь…

— Все нормально, — если это слово вообще приемлемо в моих обстоятельствах. — Просто утомилась от обилия информации.

Магистр покачал головой так, словно он не очень-то поверил в мое «нормально», но заговорил о другом:

— Вы хотели что-то спросить у меня? Вы ведь не случайно оказались в моем кабинете.

— А, да, — я усилием воли подавила смущение, напомнив себе, что магистр — врач, и мой вопрос чисто медицинский. — Я хотела попросить, чтобы вы наложили на меня противозачаточное заклинание. Ну или что-нибудь такое… я не очень в этом разбираюсь.

Магистр смерил меня долгим взглядом.

— Вы выходите замуж, Юлия. Вам не кажется, что такие вопросы следует решать вместе с супругом?

— Мы с Фернандом обсудим это. После свадьбы. Честно. Но… я не могу так сразу, мне нужно время, чтобы привыкнуть. Дайте мне хоть пару месяцев.

Эльф долго не отвечал, и я уже начала бояться, что он откажется. Но магистр кивнул в сторону кровати:

— Ложитесь.

Он коснулся моих висков, пару секунд ничего не происходило, потом кожу под его пальцами начало покалывать.

— Пока организм адаптируется к заклинанию, возможны побочные эффекты, — пояснял маг, не отнимая рук. — Тошнота, головная боль, перепады настроения. Обычно проходит за пару дней, но может занять до недели. Не пугайтесь.

— Надеюсь, перепады настроения будут в лучшую сторону, — невесело усмехнулась я.

Он убрал пальцы с висков и ласково провел рукой по моим волосам — так мог бы сделать отец. И от этой нечаянной нежности защемило сердце. Мне нужно было выплакаться: уткнуться в чье-нибудь плечо… ну ладно, не в чье-нибудь — в Костино… И чтобы Костя сказал, что я все делаю правильно. Но я не могла выложить правду, а искать сочувствия и при этом врать в глаза — на такое я не способна.

— Вам просто нужно отдохнуть, Юлия, — магистр почти невесомо коснулся моей щеки. — Все будет хорошо.

* * *

Разумеется, утром все было совсем не хорошо. Если честно, все было еще хуже, чем накануне. Осознание того, что я выхожу замуж за нелюбимого, никуда не делось, но теперь рядом не было никого, кто мог бы отвлечь от этой мысли. И в довершение всего меня отчаянно мутило. Поначалу я думала, что это психосоматическое: мой несчастный организм уже доведен до ручки, и его тошнит просто от жизни. Потом вспомнила о предупреждении магистра, но нельзя сказать, чтобы это меня сильно утешило.

Когда я закончила с утренним туалетом, часы показывали начало первого. И Женька до сих пор не примчался продолжить вчерашний разговор? Странно, странно. Как будто ответом на мой незаданный вопрос прозвучал стук в дверь. Ага, вот и господин белль Канто. Начинаем второй раунд нашего «Блеф-клуба». Боже, как я ненавижу врать.

Но это оказался Дан. Лицо его было бледным, под глазами пролегли темные круги, словно он не спал со вчерашнего вечера.

— Я не передумала, — заявила я вместо приветствия.

— Я понял, — спокойно сказал он. — Если бы я надеялся вас уговорить, пришел бы намного раньше. Совет Лордов завершился час назад. Я хочу вас кое с кем познакомить.

По знаку Дана с обеих сторон дверного проема шагнули два парня. "Двое из ларца" — пожалуй, это первая ассоциация, которая приходила в голову. Они не были братьями, просто похожи: одинаковый рост и телосложение, коротко стриженные волосы, накачанные фигуры, подчеркнуто бесстрастное выражение лиц.

— Это Ахен и Гейл, — представил Дан. — Ваши телохранители. За пределами комнаты они будут сопровождать вас везде.

— Двое телохранителей для одной меня? — я насмешливо приподняла бровь. — Не слишком ли много?

— Слишком мало, — серьезно ответил он. — Я просил еще пост на балконе выставить, но его высочество посчитал, что защитного контура будет достаточно. Чуть позже к вам заглянет маг, чтобы установить его. Можно мне войти?

Я посторонилась, пропуская его внутрь. "Двое из ларца" синхронно и молчаливо вернулись на свои места.

— Кажется, я понимаю, почему вчера вы так пламенно уговаривали меня отменить помолвку, а сегодня смирились. До вас дошло, что я теперь заперта во дворце. Как вы всегда и хотели: никаких больше опасных приключений, поисков Звезды и прочих глупостей. Да?

Мой голос сочился сарказмом и, откровенно говоря, я надеялась уязвить Дана. Но он кивнул без тени смущения или обиды:

— Определенная доля истины в этом есть. Я не изменил своего мнения и по-прежнему считаю, что вы совершили большую ошибку, обручившись с Фернандом. Если бы я мог расстроить эту свадьбу, не повредив вам, поверьте, я бы это сделал. Но я такого способа не вижу, так что приходится искать в ситуации положительные моменты, и ваша безопасность — один из них. Невесту наследника будут охранять так, как никогда бы не стали охранять просто Юлию. Пообещайте, что, когда меня не будет, не покинете комнаты без телохранителей.

— Что еще вам пообещать? — с преувеличенной серьезностью осведомилась я. — Давайте, не стесняйтесь. Мы ведь доверяем друг другу, верно?

Дан шагнул вперед и оказался так близко, что волоски на моей коже встали дыбом от его тепла. Воздух между нами сгустился. Но я не отступила назад, потому что он слишком явно пытался на меня надавить, а я ненавижу такие игры.

— Сделайте что-нибудь, раз уж подошли, — оказывается, чертовски сложно изобразить насмешку, когда смотришь с такого интимного расстояния. — Ударьте. Или поцелуйте. А то такой жест даром пропадает.

В его глазах полыхнуло что-то, опасно похожее на бешенство, и я на мгновение испугалась, что он сейчас действительно ударит. Возможно, Дан испугался того же: он на секунду опустил веки и когда поднял их снова, по лицу уже ничего нельзя было прочесть.

— Юлия, вы недооцениваете опасность, — голос был спокойным. Слишком спокойным — как будто Дан тщательно контролировал себя, чтобы не сорваться. — Я не шучу и не играю.

— Если не играете — тогда отойдите от меня. Вы вторглись в мое личное пространство. Я воспринимаю это либо как агрессию, либо как приглашение к сексу, и ни то ни другое для меня не аргумент.

Он сделал шаг назад. Покачал головой:

— Где было ваше упрямство, когда Фернанд уговаривал вас выйти за него?

— Зачем проявлять упрямство, если мне нравится предложение? — мой тон тоже был слишком спокойным.

Дан бросил на меня взгляд, такой тяжелый, что еще чуть-чуть — и стал бы осязаемым, и молча вышел. Я перевела дух, ощущая, как разглаживаются мурашки на коже и замедляется сердечный ритм. Конечно, я не выйду из комнаты без телохранителей. Но только потому, что сама считаю это логичным. А вовсе не потому, что Дану хочется управлять мной даже тогда, когда его не…

Так. Секундочку. Что значит "когда его не будет"?

Злость моментально испарилась, сменившись беспокойством. Не то, чтобы я сомневалась в честности принца, но политика — дело темное, скользкое и для меня совершенно непонятное. Мало ли что?

Я пулей вылетела за дверь, растерянно покрутила головой: коридор был пуст, только мои новоявленные телохранители застыли по обе стороны от дверного проема.

— А где Дан?

— У себя, — ответил Ахен (или Гейл? Я так и не запомнила, кто из них кто).

Из-за его бесстрастного тона и выражения лица это прозвучало слишком официально — так секретарша говорит про босса. Я невольно усмехнулась. По-моему, их не у той двери поставили.

В соседней комнате царил кавардак. Приглядевшись, я поняла, что разгром — исключительно Женькина заслуга: на кресле, на столе, на полу — всюду валялись его шмотки. Немногочисленные вещи Дана были аккуратными стопками разложены по кровати. Оба приятеля занимались одним и тем же: собирали дорожные рюкзаки.

— Юлька! — просиял Женя, тут же отбрасывая в сторону и рюкзак, и стопку одежды. — Привет! Я собирался к тебе зайти чуть позже, не хотел будить.

Дан даже не поднял головы. Обиделся? Ну и ладно.

Белль Канто подошел ко мне, озабоченно пригляделся.

— Знаешь, Юлька, что-то ты мне не нравишься сегодня. Похожа на незрелое яблоко. В смысле — кислая и зеленая.

— Ага, и чувствую себя примерно так же, — скривилась я. — Тошнит.

— Может, тебе к магистру сходить?

— Да он знает, он меня вчера сам предупреждал. Это побочное действие заклинания. Должно само пройти.

— Какого заклинания?

Дан по-прежнему не смотрел в нашу сторону, но движения едва уловимо замедлились. Я смутилась.

— Такие вещи с мужчинами не обсуждают, вообще-то. Скажи лучше, куда это вы намылились?

— Есть одно дело… — Женька состроил виноватую гримаску. — Прости, не могу сказать. Его высочество взял с нас слово, что мы будем молчать до возвращения.

Гм. У его высочества это обычная тактика, как я посмотрю.

— Так вы по его заданию отправляетесь?

— Не совсем, но с его ведома и одобрения. Идея принадлежала Дану, Фернанду она понравилась.

— А особенно ему понравилась возможность сплавить меня подальше, — мрачно вставил Дан, не отрываясь от своего занятия.

Я окинула взглядом вещи: в основном одежда, предметы личной гигиены, несколько амулетов. Ничего такого, что могло бы намекнуть о цели путешествия.

— Это опасно?

— Неа, — Женька беспечно помотал головой. — Просто дипломатическая миссия.

— Если это безопасно, останься здесь, — Дан поднял голову. — Мне будет куда спокойнее, если рядом с Юлией останется кто-то, кому я доверяю.

— Я тебя одного не отпущу, — в Женькином голосе проскользнула усталая нотка, и я поняла, что этот разговор повторялся уже не раз.

— У меня есть, что им предложить.

— Ты уверен, что тебя станут слушать?

Дан молча вернулся к упаковке рюкзака, но в его движениях появилась резкость, словно он хотел упихать свою ярость вместе с вещами.

— Слушай, ты бы поспал, а? — сочувственно предложил Женька. — К вечеру будешь никакой.

— Соберу вещи — и посплю пару часов, — сухо ответил Дан. — Время есть.

Женька повернулся ко мне:

— Кофе будешь?

— Угу, — я сглотнула тошноту. — Для полноценного завтрака я, пожалуй, еще не созрела.

— Отлично. Пойдем к тебе, поболтаем. Господин Дан нынче не в духе.

Мы вышли из комнаты, и Ахен с Гейлом двумя тенями двинулись за нами.

— А что он делал всю ночь? — поинтересовалась я.

Женька вздохнул:

— Где он был вечером и утром, я сам не знаю. А ночь провел в библиотеке.

— В библиотеке? — меньше всего я ожидала такого ответа. — Что он там делал?

— Думал.

Женя подергал за шнурок, вызывая горничную, и по-хозяйски плюхнулся в кресло.

— Ну, так что это за ерунда со свадьбой?

— Жень, ты же у нас умный, — я скорчила жалостливую мину. — Придумай сам что-нибудь.

— О, я уже столько вариантов придумал! Один другого страшнее. Надеюсь, что правда окажется тривиальнее. Хотя, зная тебя, я уже ни в чем не уверен.

— Ты говорил с Даном?

— Он мне рассказал твою версию, если ты об этом. Вкратце и без оценки. Но, знаешь, мне кажется, даже он в нее не верит, а ведь я знаю тебя лучше.

— Прости, что разочаровываю, но ничего сверх того я не могу сказать.

— Ты мне не доверяешь? — тихо спросил Женя.

Я потянулась вперед через стол, коснулась его руки.

— Жень, если я кому и могу довериться в этом мире, то только тебе и Косте.

— И все же не скажешь правды ни мне, ни ему?

Я выпрямилась, дернула плечом в неопределенном жесте.

— Это правда… до некоторой степени. Мне нравится Фернанд, я ему тоже. А любовь… если повезет, придет со временем.

— Мы за тебя беспокоимся.

— Я знаю. Не волнуйтесь, я уже большая девочка. Может быть, я не умею махать мечом, но в своих сердечных делах как-нибудь разберусь.

— Надеюсь, — Женька отвел глаза, и я поняла, что он ни на йоту не верит в мою браваду.

* * *

Свадебная церемония — по крайней мере, по описанию — оказалась довольно простой, и свою роль я заучила быстро. А самое приятное, что после обряда новобрачные могли сразу отправляться в спальню. Увеселительная программа: пир, танцы и все такое — предназначалась для гостей. Меня это радовало несказанно, потому что я сильно сомневалась, что смогу сохранить царственную невозмутимость, пока толпа высокородных гостей будет рассматривать меня, как племенную кобылу.

Народные гуляния по случаю женитьбы наследника — а значит, и представление новой принцессы широкой общественности — откладывались на ближайший выходной, а официальные приемы и вовсе растягивались на целый месяц. Мои наставники решили не перегружать меня лишней информацией и разбираться с проблемами по мере их появления. А наиболее актуальной проблемой пока что были неформальные «смотрины»: хотя официальные мероприятия предполагались после свадьбы, правила хорошего тона требовали от принца представить невесту хотя бы своим ближайшим соратникам. Перед каждой встречей Фернанд и лорд Дагерати выдавали мне краткую справку о посетителе и его месте во внутренней политике государства, а также список предполагаемых вопросов и рекомендуемых ответов на них.

Часть гостей рассматривала меня с искренним любопытством, как заморскую диковинку, видимо, силясь понять, что нашел в этой плебейке наследный принц. Другие весьма недвусмысленно выражали недовольство его выбором. Порой так и подмывало огрызнуться в ответ, и только ладонь Фернанда, сжимавшая мою руку, удерживала меня в рамках приличия.

Сам Фернанд вел себя безупречно. Он с одинаково любезной улыбкой принимал поздравления и парировал бестактные замечания. После одной особо напряженной встречи, наслушавшись изысканно-вежливых оскорблений в свой адрес, я не выдержала и разревелась прямо в кабинете. Фернанд обнял меня сзади за плечи, коснулся губами макушки и долго стоял, пережидая, пока слезы иссякнут.

— Прости. Я понимаю, как тебе тяжело. Эти снобы и меня порой доводят до белого каления. Но они нам нужны. Граф белль Арано самый невоздержанный на язык, но он верен короне и примет любое королевское решение. Бояться нужно тех, что улыбаются, глядя в глаза, а потом втыкают кинжал в спину… Хочешь, я отменю все встречи на сегодня?

— Нет, — я помотала головой, все еще всхлипывая. — У нас и так мало времени. Я справлюсь.

Принц обошел кресло и протянул мне руку, заговорщицки улыбаясь:

— Тогда пойдем прогуляемся по саду. Я покажу тебе место, где прятался от наставника, когда был маленький.

Он произнес это совершенно естественно, словно и не стояли между нами ни шантаж, ни политика — просто заботливый жених успокаивает взволнованную невесту. Это было так… нормально, что я чуть снова не расплакалась от нахлынувших чувств.

Самым опасным и скользким моментом, как и следовало ожидать, было мое туманное происхождение. Лорд Дагерати заставил меня изучить всю доступную информацию по Кэр-Аннону, но главным образом мы с ним отрабатывали способы вежливого ухода от ответа — так, чтобы даже самые беспардонные нахалы поняли, что спрашивать дальше не только бестактно, но и бесполезно. Особо любопытным и настойчивым Фернанд доверительно сообщал, что не хочет подвергать любимую женщину еще и опасности со стороны кэр-аннонских спецслужб.

Помимо полуофициальных встреч и отработки легенды с лордом Дагерати, в моем расписании присутствовали уроки дворцового этикета, знакомство с историей родов Ближнего Круга и введение в текущую внутреннеполитическую ситуацию.

Словом, дни мои, как в старые добрые времена, были наполнены учебой, и до кровати я добиралась вымотанная, как грузчик после смены. Но при всем при этом я порой искренне жалела, что добрые наставники не нагружают меня еще больше. Потому что никакая усталость не спасала от тяжелых мыслей и тревожных сновидений.

Мне снился Вереск. Или Дан. Они постоянно менялись местами, перетекая друг в друга, и я никогда не могла с уверенностью определить, кто из них передо мной. Раз за разом я убивала его, но он неизменно оказывался жив, и мы вместе спасались от погони. Или, наоборот, сами гнались за кем-то. Ни с дичью, ни с преследователями мне так и не довелось столкнуться лицом к лицу. Кроме Дана-Вереска в этих снах было полно эпизодических действующих лиц. Я видела маму. Она была моложе и еще прекраснее, чем на фотографиях, — такой она запомнилась по моим детским снам. Видела Джаниса и Алану. Женьку и Веронику. Порой появлялись и вовсе незнакомые персонажи: рыжая девица в черной косухе, синеглазый эльф, маг Воды, со злым и надменным лицом. Все они что-то мне говорили, но поутру я не могла вспомнить, о чем шла речь. Однако самым пугающим было не это.

Почти каждую ночь мы с Вереском исступленно занимались любовью, и, поглощенная собственными чувствами, я всякий раз пропускала момент, когда он превращался в Дана. После таких снов я приходила в себя с бешено колотящимся сердцем на влажной от пота подушке и долго смотрела в темноту, пытаясь понять, что все это значит.

Строго говоря, сновидения не были неприятными, и в другой ситуации я бы отнеслась к ним с изрядной долей юмора, как тот мужик из анекдота: "Вас эротические сны мучают?" — "Ну почему же мучают, доктор?" Но слишком очевидно было, что сны — это отчаянный вопль из подсознания: что-то идет не так.

Я понимаю, странно слышать "что-то идет не так" из уст девушки, которая готовится пустить свою жизнь под откос. Но нежеланная свадьба была проблемой обдуманной и известной: я признавала ее существование, хотя, может быть, и не смирилась до конца. Какой смысл подсознанию намекать на то, о чем я и так беспрерывно размышляю?

В последнюю ночь я не выдержала и обратилась за консультацией к Умнику. Он ведь был моей интуицией (или, по крайней мере, притворялся ею), а значит — на короткой ноге с подсознанием.

"Ты постоянно сравниваешь Дана с Вереском.", — невозмутимо пояснил он.

"Эту Америку уже до тебя пару раз открывали. Посвежее мыслей нет?"

"И злишься на себя, потому что Дан в этом сравнении выигрывает."

"Да ну тебя, — обиделась я. — Мне не до шуток."

"А я и не шучу."

Его серьезный тон заставил меня задуматься. Вообще-то, зерно истины в этом присутствовало. Я действительно сравнивала Дана с Вереском — это было очевидно и без всякого психоанализа. Дан сам напрашивался на сравнение, упорно пытаясь — вольно или невольно — занять место полуэльфа в нашей компании, как когда-то занял его кровать в Женькиной комнате. И больше всего меня бесило то, что ему это удавалось.

Нет, он не был полной копией Вереска. "Бесподобный господин белль Гьерра", как съязвил Дан, был действительно бесподобен. Неподражаем. Недостижим… как идеал. И в этом, наверное, заключалась главная проблема наших с ним отношений. Он был слишком идеален, и даже его обычная надменность, которая всегда так раздражала меня, была лишь следствием этой безупречности. Я однажды призналась Дану, что в Вереске как будто прятались два разных человека, но это была не совсем правда: в Вереске жили два существа, одно из которых — эльф, и от его эльфийской половины мне хотелось держаться подальше. А человеческую я так и не успела толком узнать.

Дан не был безупречен. Он совершал ошибки, спал с малознакомой эльфийкой, обманывал лорда Дагерати и плел какие-то непонятные интриги за моей спиной. Он не блистал эльфийской красотой, не обладал абсолютным слухом и божественным голосом, да и в драке, наверное, проиграл бы Вереску. Но в нем чувствовалось больше искренности и больше жизни. Он был в чем-то похож на Вереска — только более… настоящий.

Да, я действительно злилась на себя за такие мысли. Но я ведь и на Женьку злилась за то же самое. Мне казалось, что слишком уж легко мы с ним предаем память друга…

До свадьбы оставалось меньше суток, Дан с Женькой еще не вернулись, и настроение было — паскуднее некуда.

* * *

Утром меня разбудила Вероника. Я открыла ей дверь и вернулась на кровать, но под одеяло забираться не стала. Начало десятого — пора вставать.

— Фернанд просил передать, чтобы ты зашла к нему в кабинет.

— Да? — я зевнула в кулак и потерла глаза, отчаянно пытаясь проснуться. — А чего он тебя гоняет? Обычно посылает секретаря.

— Подумал, что с утра пораньше тебе приятнее будет видеть меня, чем белль Каэрра, — Ника пожала плечами так, словно эта мысль была очевидной.

Надо же. Не думала, что задерганный свадебными хлопотами принц еще способен заботиться о том, с какими чувствами я встречу сегодняшний день.

— Ты видела? — принцесса живо подскочила к окну и раздернула шторы.

Комнату залил свет — не солнечный, а безжизненно белый. Снег выпал, поняла я.

— Первый снег в день свадьбы — хорошая примета, — подтвердила Вероника.

— К вечеру растает, — хмуро предсказала я. — Будет слякоть.

— Ну и что? Для приметы это уже неважно.

Она присела на кровать и участливо погладила меня по руке.

— Юль, ты снова грустишь, да?

— Просто нервничаю. Мне сегодня можно. Не каждый день все-таки замуж выхожу.

Ника смотрела серьезно и сочувственно. Сейчас она была как никогда похожа на ту женщину, чей портрет писал король Вильсент в день нашего знакомства. Даже глаза у нее стали почти как у матери — темно-темно карие. Первые дни после того, как магистр наложил на Нику маскировочное заклинание, я постоянно приглядывалась к девушке, пытаясь разглядеть багровые отблески, но тщетно: иллюзия была совершенной.

О том, что Вероника — маг Огня и Хранитель, знали лишь избранные, и лорд Дагерати был полон решимости скрывать эту информацию так долго, как только сможет. Хотя учитывая импульсивный характер Вероники, я бы побилась об заклад: дольше месяца он не протянет.

Принцесса хотела что-то сказать, но передумала. Подошла к двери:

— Ладно, не буду тебя отвлекать. Фернанд просил поторопиться. Мы с Нимроэль зайдем попозже, — девушка лукаво улыбнулась. — Будем тебя замуж провожать.

* * *

— Доброе утро, ваше высочество. Вероника сказала, что вы хотели меня видеть.

— Вас, Юлия, я желал бы видеть в любое время суток, — обольстительно улыбаясь, заверил Фернанд. — Но нынче утром не только я претендую на ваше внимание.

"Опять какой-нибудь зануда из Ближнего Круга, — с тоской подумала я. — Ну неужели хотя бы в день свадьбы нельзя без этого обойтись?"

— Привет, — раздался вкрадчивый голос прямо у меня над ухом.

Моя физиономия против воли расплылась в улыбке.

— Джанис! — мне хотелось повиснуть у него на шее, но я не была уверена, что вампиру понравится столь бурное проявление чувств. — Что ты здесь делаешь?

— Твой приятель Дан пригласил меня на вашу с Фернандом свадьбу. В качестве телохранителя невесты. Сказал, что местная знать не одобряет выбор наследника короны, так что возможны… непредвиденные ситуации. Похоже, он не очень-то доверяет жениху, а?

— Джанис! — ахнула я, испуганно покосившись на Фернанда.

— Не волнуйтесь, Юлия, — усмехнулся принц. — Дан говорил мне это в лицо. Дипломатия не самая сильная его сторона. И поэтому мне особенно интересно, как ему удалось уговорить вождя Фар-Зингаро послать сына на нашу свадьбу?

— Джанис мой друг, что здесь такого? Почему бы ему не придти на мою свадьбу?

— Вы не понимаете. Вампиры — наемники, за деньги они будут защищать кого угодно. Но они не участвуют в политике. Присутствие сына вождя на бракосочетании наследника престола, скорее всего, будет истолковано так, что вампиры открыто поддерживают Карантеллу.

— Я здесь только для того, чтобы защищать Юлию, — подчеркнул Джанис, слегка насупившись.

— Я знаю, — спокойно согласился Фернанд. — Но ты ведь не станешь это объяснять каждому, кто будет присутствовать на церемонии? И твой отец, думаю, отлично это понимал. Что такого предложил Дан, от чего вождь не смог отказаться?

— Идею, — уклончиво ответил вампир. — Новый способ защиты. Мне вот только интересно, откуда у этого вашего Дана такие познания о волколаках?

Он испытующе посмотрел на меня.

— Понятия не имею, — искренне ответила я. — И мне это совершенно неинтересно.

Я ведь даже не знаю, откуда у Дана такие познания обо мне, а волколаки волнуют меня куда меньше себя любимой.

— Мне нужно с тобой поговорить… наедине. Если, конечно, жених не возражает, — Джанис с нескрываемой иронией поклонился принцу.

— Жених не возражает, — в тон ему ответил Фернанд. — Он ведь не сомневается в своей невесте. Беседуйте здесь, я вас оставлю. Отдам кое-какие распоряжения насчет свадьбы. Потом не уходи, Джанис, пойдем в церемониальный зал. Ознакомлю с диспозицией.

— Диспозицией? — насторожилась я. — Звучит так, словно вы собираетесь на бой, а не на свадьбу.

— Это просто предосторожность, моя принцесса, — Фернанд нежно коснулся губами моих пальцев. — Просто предосторожность.

— Рассказывай, — велел Джанис, как только Фернанд вышел. — C чего вдруг тебя потянуло выйти за принца? Совсем недавно ты уверяла меня, что не собираешься замуж. Почему так резко изменила мнение?

— По-твоему, я не могу влюбиться?

— Можешь. Но этого хлыща ты не любишь.

Я посмотрела ему в глаза.

— Джанис, я правда очень ценю то, что ты пришел сюда ради меня. Но я не могу тебе сказать ничего другого, кроме того, что собираюсь сегодня вечером выйти замуж за Фернанда. Прости.

— А хочешь, я тебя украду? — он предложил это с таким серьезным лицом, что я испугалась.

— Не вздумай!

— Достаточно твоего слова. Вождь Фар-Зингаро будет рад предложить убежище тебе и твоим друзьям. Особенно если среди друзей будет Дан. Это не я придумал, — поспешно добавил Джанис, как будто сама мысль об этом была для него оскорбительной. — Отец просил передать. Наверное, надеется, что твой приятель ему еще блестящих идей подкинет.

— Джанис, пожалуйста, просто дай мне спокойно выйти замуж, ладно?

— Как пожелаете, моя принцесса, — подражая куртуазным манерам Фернанда, молодой вампир склонился к моей руке, но вместо того, чтобы поцеловать ее, царапнул кожу клыками.

— Очень остроумно, — фыркнула я, не отнимая ладони.

Джанис только ухмыльнулся в ответ.

* * *

Дана с Женькой не было — видимо, тоже… гм… знакомились с диспозицией. Девушки не торопились меня развлекать. К полудню я уже начала подумывать, что про меня все забыли, когда раздался стук в дверь.

— Проходите, дорогие подруженьки, — мрачно усмехнулась я, впуская Нику и Нимроэль. — Оплачем мою молодость и невинность.

Они недоуменно хлопнули глазами.

— А плакать обязательно? — осторожно поинтересовалась принцесса.

— Я пошутила, не волнуйся. А у вас как принято проводить утро перед свадьбой?

— Ну, разные обряды есть, я их все и не знаю, — Ника смущенно пожала плечами. — Мы не готовились. А ты хотела, чтобы все по правилам было?

— Нет! — я содрогнулась совершенно искренне.

Даже если бы я выходила замуж по большой любви и от чистого сердца — и то все эти выкупы и похищения невесты встали бы поперек горла, а с учетом обстоятельств они и вовсе выглядели издевательством.

— Хотя определенный смысл в обрядах все-таки есть, — со вздохом добавила я. — Они отвлекают. Куда как проще, когда все расписано по часам: с часу до двух мы плачем, с двух до трех поем, с трех до четырех платье надеваем и волосы расчесываем. Переживать некогда.

— Ой, а платье-то уже готово, наверное, — Ника захлопала в ладоши. — Можно я за ним схожу?

— Иди, — улыбнулась эльфийка. — Я его уже видела.

Окрыленная принцесса тут же умчалась, а мы с Нимроэль устроились в креслах. Эльфийка слегка улыбалась, посматривая на меня, но было не похоже, что она тяготится молчанием. Я не выдержала первой:

— Все мои друзья уже сообщили мне, что я совершаю ошибку, выходя за Фернанда. Кроме тебя. Ты веришь, что я его люблю?

— Твое тело откликается на него, и это хорошо. Но сердце принадлежит другому.

Я покраснела, хотя не знаю, какая половина ее высказывания вызвала большее смущение.

— Я не люблю Вереска, если ты об этом. Мне его не хватает, но… в наших чувствах столько всего было намешано — слишком сложно для любви.

Нимроэль неожиданно рассмеялась — словно рассыпались колокольчики.

— Ты сама себе противоречишь, Юля. Я столько раз пыталась убедить тебя, что любовь — это просто, но ты никогда со мной не соглашалась. А теперь жалуешься, что твои чувства слишком сложны, чтобы в них разобраться.

Я с досадой поморщилась:

— Мы говорим о разных вещах. У тебя любовь начинается в постели и заканчивается там же, а утром ты уже не можешь вспомнить имя своего избранника.

— Разве это плохо?

Мировоззрение Ним всегда вызывало у меня противоречивые чувства: иногда пробуждало жалость, иногда — выводило из себя. А вот теперь я, пожалуй, впервые ей позавидовала. Конечно, не настолько, чтобы последовать ее примеру, но… капелька простоты мне бы не помешала.

Я подшучивала над ветреностью Нимроэль, но понятия не имела, где начинается любовь для меня. Она может вырасти из чего угодно: из неприязни и симпатии, дружбы и вражды, вожделения, отвращения, любопытства — из любого сора, как стихи. Или музыка. И как определить ту грань, за которой кончается прежнее чувство и начинается — любовь? Перестает ли друг быть просто другом, если ты испытываешь к нему физическое влечение? Сомнительно. Я до сих пор изредка посматривала на неотразимого белль Канто взглядом, далеким от целомудрия. Но максимум, что могло бы быть у меня с Женькой — даже если бы между нами не встала Ника — это мимолетная необременительная интрижка.

Где-то читала, что любовь — это когда ты хочешь вместе состариться. Но старость я могла представить разве что рядом с Костей — да и то лишь потому, что он обладал талантом делать правильным и естественным все, даже старость. Что касается остальных мужчин, которые меня окружали, возникали большие сомнения, что с ними вообще можно дожить до преклонных лет.

Может быть, любимый — это тот, за кого ты отдашь жизнь? Но я бы рискнула жизнью и ради друга. Это просто вопрос приоритетов. Есть вещи дороже: свобода, внутренняя цельность… Чем из этого я готова пожертвовать ради любви?

Из коридора донесся дробный стук каблучков, по которому можно было безошибочно распознать Нику, и я вздохнула с облегчением. Что-то мне совсем не нравился ход моих мыслей накануне свадьбы…

Принцесса ворвалась в комнату, держа вешалку с платьем на вытянутой вверх руке, словно знамя на штандарте. Сравнение покоробило: флаг-то — белый. Но мордашка Вероники сияла восторгом: она единственная из мои друзей, кто искренне радовался предстоящему бракосочетанию, ведь это делало меня ее сестрой.

— Это — свадебное платье? — недоверчиво уточнила я.

— Правда, красивое?

Ника аккуратно разложила платье на кровати, и мы все втроем приблизились, рассматривая его. Хотя, откровенно говоря, рассматривать там особо было нечего. Оно имело очень простой покрой: почти прямое, лишь слегка расширялось к подолу. По краям коротких рукавов и круглого выреза под горло был вышит скромный белый узор — и все, больше никаких украшений. К платью прилагался пояс, тоже из белого шелка, но чуть более плотный.

— Я думала, оно будет более… эээ… затейливое. Ну, там, корсет, бантики-завязочки, пышные юбки. А оно как-то подозрительно смахивает на ночную рубашку.

— Ты недалека от истины, — рассмеялась Ним. — Ведь после свадьбы новобрачные отправляются прямиком в спальню, и считается, что молодой супруг еще не умеет раздевать женщину. Поэтому одежда должна быть максимально простая. Конечно, сейчас мало кто из мужчин сохраняет целомудрие до свадьбы, но традиция осталась. Примерь, тебе пойдет. Свадебный наряд всем идет. Давай помогу раздеться.

С помощью Ним я вылезла из своей повседневной одежды, зато с надеванием платья проблем не возникло: одно движение — и прохладный шелк сам скользнул на тело. В минимализме есть определенные преимущества.

Я подвязала кушачок и критически осмотрела себя в зеркале. Ну… надо признать, получилось неплохо. Конечно, не совсем то, о чем мечтает каждая девушка, но, против опасений, на теле платье вовсе не напоминало ночную сорочку. Приятное легкое платье, в таком хорошо прогуливаться по набережной где-нибудь в Сочи. Вот только…

— Ткань такая тонкая, — я с сомнением пощупала край рукава. — Боюсь, белье будет просвечивать.

— Не волнуйся, не будет, — заверила меня эльфийка. — Под свадебное платье белье не надевают.

Я отвернулась от зеркала и потрясенно уставилась на нее:

— Ты хочешь сказать, что пара сотен мужиков будут меня разглядывать и думать о том, что под платьем нет белья?

Нимроэль жизнерадостно кивнула, и я поняла, что она совсем не против оказаться на моем месте.

И эти люди обвиняют меня в безнравственности!

— Ладно, с платьем разобрались. А туфли? Ой, черт… Совсем забыла.

Обуви невесте не полагалось, к месту обряда ее нес на руках "венчальный брат" — в идеале это должен быть один из старших братьев невесты, но допускался и вообще любой родственник или друг мужского пола.

— Кого ты выбрала? — полюбопытствовала Нимроэль.

— Женьку, конечно. Это самый безопасный вариант. Ну и кроме того, он мне действительно брат… в некотором роде.

— Нет, пожалуйста, только не Женю, — Ника с силой схватила меня за руку. Я видела, что она волнуется: даже личико, обычно ровно-смуглое, пошло алыми пятнами.

— Почему, Ник? Что случилось?

Ее волнение передалось и мне, хотя я не видела для него ровно никакой причины.

— Ну… просто примета плохая, — принцесса освободила мою руку и смущенно пробормотала. — Я знаю… это глупо… ты не думай, я обычно не так суеверна…

— Ник, я ничего не понимаю. Что за примета?

Но Вероника только смогла выдавить:

— Пожалуйста, Юль, выбери кого-нибудь другого.

— Считается, что мужчина не может дважды принимать участие в свадебных церемониях внутри одной семьи, — пояснила Нимроэль. — Никаких юридических ограничений нет, просто есть поверье, что это к несчастью.

— Понятно. Значит, все так серьезно, — хмыкнула я, покосившись на Нику. Она покраснела еще больше, но не отвела взгляда, с волнением ожидая моего решения. — Ладно, придется назначить на роль брата одного симпатичного вампира.

* * *

— Даже не думай, — отрезал симпатичный вампир, когда я изложила ему просьбу.

Церемония должна была начаться с минуты на минуту. Гости уже собрались в зале, и жених, как сообщила Нимроэль, вернувшись с разведки, уже ждал у алтаря. Вот-вот должны были грянуть звуки музыки, а мы все еще спорили, кто понесет невесту. Женька давным-давно отправился в зал — Ним уговорила лорда Дагерати придумать ему какое-то спецзадание. Я была слишком замотана, чтобы интересоваться подробностями, и только с жаром заверила озабоченного белль Канто, что справлюсь и без него. У меня даже мысли не возникло, что Джанис станет артачиться! Подумаешь, всего делов-то, пронести девушку полсотни метров и поставить на ступеньку.

— Я твой телохранитель, — терпеливо пояснил вампир. — Я должен следить за обстановкой в зале, а участие в обряде отвлечет мое внимание. И хуже всего, что мне придется сдать меч. Пусть Дан тебя несет, он и так безоружный.

— Нет! — хором вскрикнули мы с Даном.

Он разом сделался бледнее своей белой рубашки. Я наоборот вспыхнула от смущения.

Джанис удивленно посмотрел на нас, потом на Нимроэль, которая наблюдала за этой сценой, потом снова на нас.

— Есть что-то, чего я не знаю?

— Я не могу, — тихо сказал Дан. — Джанис, я правда не могу. Это уже за пределами моего самообладания.

Джанис недобро сузил глаза:

— То есть ты заставил меня бросить все дела, приволок сюда, чтобы я защищал Юлию, а сам не можешь даже отнести ее к алтарю? Ты меня разочаровываешь, смертный.

— Твое разочарование я как-нибудь переживу.

Дверь с легким скрипом приотворилась, и из-за нее показалась глянцевая лысина королевского церемониймейстера:

— Госпожа Юлия, вы готовы? Ждем только вас.

— Еще минутку, господин Дерек.

Я обернулась к парням и сердито прошипела:

— Слушайте, мне уже все равно, кто меня понесет, давайте решим, наконец, этот вопрос, и меньше, чем через полчаса, все будет закончено.

— Поверь, смертный, мне наплевать и на твои чувства, и на твое самообладание, — процедил Джанис. — Я пришел сюда, чтобы защищать Юлию, а не участвовать в ваших дурацких церемониях. Я не сдам оружие. Если тебе недостает силы отнести женщину к алтарю, войди туда и скажи, что свадьбы не будет.

Несколько секунд парни смотрели друг другу в глаза, потом Дан едва заметно кивнул:

— Иди, вампиреныш. Занимай свое место.

Нимроэль и Джанис скрылись за дверьми. Из дальнего конца коридора доносился звон посуды и шарканье ног — слуги готовили пиршественную залу. Из церемониального зала слышался гул голосов: гости были в нетерпении. Но здесь, перед дверьми, мы с Даном остались только вдвоем. И я поняла, что поторопилась с выводом: мне совсем не все равно.

Заиграли музыканты. Послышался звук распахиваемых дверей — одних, других, третьих — перед церемониальным залом была анфилада маленьких комнат. Дан подхватил меня на руки и ступил на красную дорожку, ведущую к алтарю.

Он не смотрит на меня — взгляд прикован к принцу, словно это единственное, что заставляет его двигаться. Лицо неподвижно, и черты проступают резче, чем обычно, — оно кажется высеченным из камня. Но я телом чувствую жар его тела и стук его сердца. Нас разделяет такая малость: два слоя тончайшей ткани, белое на белом — и нет преграды надежнее, чем шелк свадебного платья. Мне спокойно в его руках — уже давно мне не было так спокойно. Вот только этого спокойствия осталось — три шага… два… один.

Он ставит меня на ступеньку и отходит назад. А я хватаюсь за его руку, как утопающий за соломинку, и мы не разнимаем пальцев. Всего мгновение. И это на целое мгновение дольше, чем дозволено обрядом. По залу проносится шепоток. У меня, наверное, отчаянные глаза, потому что Дан одними губами произносит: "Не бойся."

Мне страшно. Господи, что я делаю?

Я поднимаюсь к алтарю — алый бархат тепло щекочет ступни. Встаю справа от алтаря, напротив Фернанда. Жених тоже в белом: широкие штаны, просторная рубаха, подвязанная поясом, — костюмчик вполне под стать моей ночной сорочке. Я бы улыбнулась, если б губы не сковало страхом. Музыка замолкает. Становится так тихо, что я слышу свое дыхание. Мы с Фернандом смотрим друг на друга и кожей чувствуем сотни других взглядов- напряженных, выжидающих, взволнованных.

Принц берет в руки ритуальный кинжал и проводит по запястью.

— Сердце мое, кровь моя, жизнь моя — принадлежит тебе.

Я принимаю клинок из его рук. Надрезаю запястье, но не чувствую боли и слышу только, как чей-то голос — мой голос! — медленным речитативом роняет:

— Сердце… мое… кровь… моя… жизнь… моя…

Капли крови падают в чашу, отбивая ритм. И хотя мне кажется, что ничего больше в мире не осталось, кроме этой чаши и этих алых капель, все-таки замечаю, как меняется лицо Фернанда.

— Клинок… отравлен… — хрипло выдыхает принц.

Покачнувшись, он теряет равновесие, падает вниз, беспомощно раскинув руки. Но прежде, чем голова касается ступеней, успевает произойти еще несколько событий. Из толпы гостей выскакивает эльф. С его пальцев срывается огненный шар и летит в сторону королевской ложи. Король Вильсент I и его младший сын — единственные, кому позволено сидеть во время церемонии. За отцом и братом с взволнованным лицом стоит юная принцесса. Она рождена вне брака, но разве есть до этого дело тем, кто хочет уничтожить род белль Хорвелл?

Одновременно с «выстрелом» сам эльф вспыхивает синеватым пламенем. Смертник-цареубийца. Чей извращенный ум додумался до такого?

Срывается с места Джанис — на его фоне телохранители принца кажутся увальнями.

У меня подкашиваются ноги, сознание плывет. Последнее, что я слышу, — глухой взрыв, крик Дагерати: "Не стрелять!" и пронзительный женский визг. Потом руки Джаниса подхватывают меня — и мир гаснет.

 

Глава 11

Едва открыв глаза, принц попытался сесть, то ли не заметив, то ли сознательно проигнорировав пальцы магистра на своих висках.

— Не шевелитесь, ваше высочество, — строго сказал верховный маг, прижимая к полу голову строптивого пациента, — вы мне мешаете.

— Займитесь Юлией, я подожду.

— Я уверен, что с ней все в порядке. Действие снотворного скоро закончится. В отличие от вас, она не подвергалась риску получить сотрясение мозга.

— Все равно начните с нее, мне нужно поговорить с лордом Дагерати.

— Если вы не в состоянии потерпеть две минуты, говорите. А еще лучше — выслушайте молча. И постарайтесь не двигаться, я должен убедиться, что у вас нет внутричерепных повреждений.

Лорд Дагерати невозмутимо опустился на пол рядом с принцем.

— Все прошло даже лучше, чем мы рассчитывали, — деловым тоном доложил он. — От огненного шара королевская ложа загорелась, и прежде, чем стало очевидно, что в ней никого нет, Фридерик белль Карса бросился на белль Фарро с воплем "Убийца! Ты обещал, что она останется жива!" Так что к завтрашнему утру вся столица будет болтать о том, что герцог белль Фарро пытался устранить королевскую семью. Это лишит его поддержки со стороны колеблющихся. Ну и кроме того, ни у кого не возникло вопросов, почему мои люди арестовали белль Фарро и обоих белль Карса.

— Превосходно! — Фернанд попытался улыбнуться и скривился от боли. — Потери есть?

— Ар-Зариля, мага-смертника из Диг-а-Наррской делегации, спасти не удалось. Без него будет сложно доказать связь заговорщиков с "Партией объединения".

— Ну, не все сразу. Для смертного приговора доказательств у нас достаточно, а диганаррцы и так надолго нейтрализованы: у них не осталось серьезных союзников в Карантелле. Сдается мне, вас что-то еще гложет.

— Вероника как всегда отличилась, — поморщился лорд Дагерати. — Она услышала выкрик Фридерика и не нашла ничего лучше, кроме как запустить в белль Фарро огненную стрелу. Не знаю уж, от страха, от горя или из мести. Герцога мои маги, конечно, накрыли щитом, но от активного действия с Вероники слетела невидимость, и две с лишним сотни свидетелей из пяти королевств имели возможность убедиться, кто выпустил стрелу. Завтра по континенту поползут слухи. Я пока не знаю, как буду расхлебывать эту кашу… И напрасно ты ухмыляешься, Фернанд. До сих пор бастард-принцессу никто не воспринимал всерьез. Но когда разойдется новость, что Вероника — огненный маг, ее политическая ценность моментально возрастет. И как только ты получишь корону, это станет и твоей головной болью.

— Вы пессимист, Витторио. Давайте решать проблемы по мере поступления. С одной мы только что разобрались. Ну ладно, пусть не до конца разобрались, но выиграли первый раунд. Причем без потерь с нашей стороны, насколько я понимаю.

— К вопросу о потерях, — неожиданно подал голос Джанис. — А где Дан?

Глава Канцелярии вздрогнул, осознав, что до сих пор не обращал внимания на вампира, хотя тот присутствовал в комнате в течение всего разговора.

— Надеюсь, небольшая потасовка со стражниками не обойдется ему слишком дорого?

— Какая потасовка? — Фернанд перевел встревоженный взгляд на главу Канцелярии.

— Да не было никакой потасовки, — недовольно отозвался Дагерати. Вампир скривился в скептической гримасе, но ничего не сказал. — Когда Юлия начала падать, один из гвардейцев бросился к ней — видимо, чтобы подхватить. Дан поставил ему подножку и, разумеется, тут же был арестован: я приказал брать под стражу всех, кто будет вести себя подозрительно.

— А зачем Дан это сделал?

— Я с ним еще не разговаривал. Полагаю, просто на всякий случай. Когда дело касается Юлии, Дан становится параноиком.

— Я бы на твоем месте присмотрелся к тому парню, — хмыкнул Джанис. — Мой жизненный опыт подсказывает, что паранойя — это всего лишь средство выживания.

— Вы не на моем месте, — Дагерати бросил на молодого вампира холодный взгляд.

Джанис ухмыльнулся, демонстрируя кончики клыков.

— Ваше высочество, сейчас будет больно, постарайтесь не дергаться, — предупредил магистр.

Принц напрягся, с шумом втянув воздух сквозь сомкнутые зубы, и тут же снова расслабился. Верховный маг изящно поднялся с колен, и Фернанд тоже вскочил, не дожидаясь его разрешения.

— Витторио, приведите сюда Дана. Он наверняка с ума сходит. Ему ведь не сказали, что Юлия жива.

— Ты уверен, что хочешь его присутствия при вашем объяснении? — усмехнулся глава Канцелярии.

— Уверен, что не хочу, — вдохнул принц. — Но он это заслужил. Приведите его.

Лорд Дагерати коротко поклонился и вышел из кабинета.

* * *

Где-то на краю сознания бормотали мужские голоса — кажется, спорили, но слов было не разобрать. Я открыла глаза и несколько секунд рассматривала знакомую выщербину в штукатурке. Кабинет магистра. Мне так часто доводилось приходить в себя на этой кушетке, что пора бы уже потолок украсить надписью "С возвращением!"

Стоило шевельнуться, и левое запястье откликнулось саднящей болью. Накрыло воспоминанием: Фернанд, бездыханно падающий на ступени алтаря, маг-смертник, горящая королевская ложа… Я села так резко, что на мгновение закружилась голова.

Оказывается, кабинет был полон народа. Принц — живой и на первый взгляд невредимый — стоял у окна и, активно жестикулируя, спорил с его величеством. В одном из кресел, подобрав под себя ноги, сидела Нимроэль, безмятежная, как ребенок. В другом расположился Джанис. Он тоже выглядел спокойным, но я знала его достаточно, чтобы понять: под этой невозмутимостью кроется насмешка. Интересно, что его так развеселило?

Судя по тому, как спокойно вели себя все присутствующие, ничего непоправимого не случилось. Но… я ведь видела все своими глазами! Или это был сон? Я машинально бросила взгляд на запястье: порез от кинжала закрылся — надо думать, не без участия магистра — но на кушетке остались подсыхающие капли крови. Значит обряд был по правде — и был совсем недавно!

Почему я не вижу здесь Вероники? Она ведь сидела с отцом. А где Женька? И Дан?

Я спустила ноги на пол и только тогда заметила Дана. Он стоял в изголовье кушетки, прислонившись к стене, неподвижный, как статуя. На мое пробуждение он не отреагировал. Я даже не была уверена, что он его вообще заметил. Если бы на его месте был Вереск, я бы не придала этому значения: для холодного полуэльфа такая отрешенность была обычным делом. Дан либо пытался скрыть чувства, либо настолько не доверял себе, что боялся проявить даже тень эмоции. Это пугало.

— Что происходит?

Он слегка повернул голову в мою сторону, и глаза его были чернее грозовой тучи. Плохо дело.

— Я тоже хотел бы это знать. Надеюсь, его высочество сочтет возможным поделиться с нами своим гениальным замыслом.

Фраза явно содержала какую-то эмоцию, но тон был подчеркнуто ровным, безличным, и я не смогла понять, было это бешенство, тревога или сарказм.

— Юлия, — Фернанд подошел к нам, приветливо улыбаясь. Шелковые брюки были измазаны кровью — принцу повезло меньше, чем мне. — Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, ваше высочество, хорошо, — я поднялась с кушетки, с удовлетворением отметив, что голова не кружится и ноги меня держат. — Если, конечно, вы спрашиваете о моем физическом состоянии. Ваше величество, а почему здесь нет Вероники? Разве она была не с вами?

— Не волнуйтесь, ничего страшного с Никой не случилось, — улыбнулся Вильсент, тоже приближаясь. — Она несколько… переволновалась. С ней магистр Астэри и господин белль Канто. Вы сможете ее увидеть чуть позже, а сейчас Фернанд собирался вам кое-что сказать.

— Отец, я буду тебе благодарен, если ты перестанешь подсказывать, что и когда мне говорить, — сухо бросил принц. — Я уже достаточно взрослый, чтобы не уходить от неприятных разговоров.

Король слегка улыбнулся и сделал шаг назад, разведя руками в неопределенном жесте — то ли извиняясь, то ли приглашая Фернанда приступить к "неприятному разговору". Такая формулировка мне совсем не нравилась. Я выжидательно уставилась на Фернанда. В его глазах мелькнула неуверенность: он бы дорого дал, чтобы оказаться сейчас подальше отсюда. Но положение обязывало, и принц не отвел взгляда.

— Юлия, я прошу вернуть обручальное кольцо и в свою очередь возвращаю клятву, которую получил от вас обманом. Я не ищу прощения: такие оскорбления не забывают. Но вы умная женщина и, надеюсь, поймете, что я поступил так не из собственной прихоти, а ради блага государства.

Я протянула ему перстень и пожала плечами:

— К чему столько слов? У меня была целая неделя, чтобы смириться с вашим шантажом. Все на свете имеет цену, и я знала, ради чего согласилась на этот брак.

Его взгляд на мгновение малодушно скользнул в сторону. Я видела, каких трудов Фернанду стоило сохранить самообладание.

— Я обманул вас дважды, Юлия, — негромко и бесстрастно признался принц. — Первый раз, когда просил вашей руки, зная, что свадьбы не будет. Второй — когда предложил жизнь и свободу Дана в обмен на вашу руку и сердце. На момент нашего разговора указ о помиловании Дана уже был подписан.

Что?

Я впала в ступор. Как будто внезапно открыла глаза и обнаружила себя посреди огромной смердящей лужи: и стоять противно, и с места сдвинуться страшно. Обман был таким нелепым, что не укладывался в сознании, и даже привычная ярость, которая всегда появляется, когда меня пытаются использовать против моей воли, недоуменно застыла где-то на дне души.

Из-за моей спины метнулась черно-белая тень. Я машинально отступила назад, чтобы случайно не попасть под горячую руку, и с мрачным удовлетворением проследила, как кулак Дана с глухим стуком влетает в челюсть крон-принца. Здравый смысл подсказывал, что лупить по физиономии наследника престола — это не самое лучшее, что можно сделать для собственной безопасности, но сейчас, когда поступок Дана в кои-то веки расходился со здравым смыслом, я была на стороне Дана.

От второго удара принц уклонился, третьего не последовало: Нимроэль храбро втиснулась между противниками, перехватывая руку нападающего. Вильсент шагнул вперед и сжал плечо сына. По глазам Фернанда я видела, что принц тоже не против хорошей драки: она позволила бы выплеснуть напряжение трудного дня, а заодно избавила от необходимости продолжать тягостный разговор. Но время для потасовки было неподходящее, и оба противника быстро взяли себя в руки.

Эльфийка повернулась к принцу и принялась стирать кровь с губы невесть откуда взявшимся батистовым платочком.

— Пойду позову магистра Астэри, — озабоченно сказала она. — Зубы, кажется, целы, но рану лучше вылечить, пока не воспалилась.

— Не волнуйся, — улыбнулся принц. — До коронации заживет.

Но Нимроэль уже исчезла. Фернанд осторожно потрогал губу пальцами, поморщился и протянул платок своему недавнему противнику:

— Вытри руку, пока рубашку не измазал.

Дан посмотрел на него исподлобья, однако платок принял.

— Что тебя так забавляет, вампиреныш? — мрачно спросил он, покосившись на Джаниса.

Молодой вампир уже не прятал улыбку. Кончики клыков устрашающе выглядывали из-под верхней губы, но в глазах не было угрозы — он откровенно веселился.

— Кажется, я уже видел эту сцену и даже участвовал в ней, — со смешком вспомнил он. — Юлия, почему твои мужчины чуть что лупят в челюсть? Это ты на них так действуешь или они по жизни такие агрессивные?

— Дан не…

"Мой мужчина." От этих слов что-то сжалось внутри, и я не решилась произнести их вслух.

— … не меня защищал, а свое оскорбленное достоинство. Его ведь тоже обманули.

Дан порывисто обернулся:

— Я бы проглотил обман. Но Фернанд поставил под угрозу вашу жизнь ради своей короны. Он не имел права!

— Не ради короны, Дан. Ради королевства, — резко бросил принц. — Я виноват перед тобой и еще больше — перед Юлией, но я не потерплю незаслуженных оскорблений. Простите, Юлия, возможно, мне стоило сразу признаться вам в том, что будет лишь инсценировка свадьбы. Но слишком важно для меня было сохранить все в тайне, и я боялся, что, зная правду, вы можете невольно выдать ее нашим противникам.

— А кроме того, вам хотелось узнать, насколько вы привлекательны в глазах Юлии и не откажется ли она от свадьбы в последний момент, — желчно уточнил Дан.

— Дурак ты, — Фернанд невесело усмехнулся. — Я был уверен, что не откажется. Но она ведь делала это ради тебя, так чему мне радоваться?

У меня запылали щеки. Вот странно: к словам принца не придерешься, я ведь, как ни крути, действительно делала это ради Дана. Почему же мне слышится в этой фразе более глубокий подтекст?

— Эй, я все еще здесь! Хватит говорить обо мне в третьем лице.

— Простите нашу бестактность, Юлия, — крон-принц улыбнулся, и даже разбитая губа не делала эту улыбку менее обольстительной.

Я обхватила плечи руками и медленно двинулась по кабинету, пытаясь уложить в голове информацию.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, ваше высочество. Дану не грозила смертная казнь, даже если бы я отказалась от свадьбы, так?

— Верно. Ваш статус невесты наследника пришелся очень кстати, потому что нам нужен был публичный повод для помилования. Но казнь бы не состоялась в любом случае. Дан оказал услугу короне…

— И жениться на мне вы не собирались? — перебила я. С услугами короне потом разберемся.

Принц не ответил. Мне пришлось остановиться и посмотреть на него, чтобы увидеть реакцию.

— Не собирался, — признался он после секундного колебания.

— Тогда зачем понадобилось все это представление? Погодите! — меня вдруг осенило. — Вы с самого начала ожидали покушения, да?

— Да, — он не смог скрыть улыбки — как мальчишка, который провернул дерзкую каверзу. — Благодаря Дану, мы знали, что белль Фарро готовит переворот.

Благодаря Дану?!

— Вы тоже были в курсе?

Наверное, мои глаза очень нехорошо полыхнули, потому что Дан инстинктивно подался назад.

— Нет! То есть я догадывался о перевороте, но не думал, что свадьба — это только инсценировка. И мне даже в голову не пришло, что Фернанд шантажировал вас моей казнью, — он бросил на принца свирепый взгляд. — Мне он сказал, что мое освобождение — это награда за помощь в раскрытии заговора.

— Вы еще и заговор успели раскрыть между делом? — шпилька вырвалась по инерции, и я тут же пожалела о ней. Дан меньше всего заслуживал такого обращения.

— У меня есть некоторые, скажем так, связи в городе. После вашего похищения я поставил на уши всех осведомителей, собирая данные о белль Фарро. Искал место, где он прячет вас, но информация попадалась разная — фильтровать не было времени. Позже, уже в тюремной камере, у меня появилось время проанализировать ее, и несколько на первый взгляд незначительных фактов в совокупности натолкнули на мысль о готовящемся перевороте. На очередном допросе я изложил эту мысль лорду Дагерати.

— Признаюсь честно, я отнесся к новости скептически, — вступил в разговор Фернанд. — Решил, что Дан просто пытается обманом купить себе свободу. Но, подняв отчеты агентов из окружения герцога белль Фарро, мы нашли и другие аргументы в пользу теории заговора. Некоторые ниточки вели к "Партии объединения" — полулегальной организации диг-а-наррских аристократов, которая стремится снова объединить Союзные Королевства в империю под знаменем Диг-а-Нарра. Но у нас не было ни одного четкого доказательства для предъявления на Совете Лордов. Тогда у меня родилась идея спровоцировать белль Фарро на поспешные действия, и моя свадьба была лучшим вариантом. Во-первых, это торжество, на котором все королевское семейство собирается в одном месте. Во-вторых, бракосочетание, как правило, влечет за собой увеличение законных наследников — тоже повод поторопиться. Ну и наконец, моя женитьба стала бы личным оскорблением для герцога после того, как я отверг его дочь.

— Но почему — я?

Что, во всех пяти королевствах не нашлось другой доверчивой дурочки?

— Я… — принц на мгновение запнулся, — думал о вас. Ну и кроме того, вы идеальная кандидатура, — интересно, я одна услышала в этих словах "идеальный кусочек сыра для мышеловки"? — Когда в дело включаются эмоции, противник теряет осторожность. Ненависть белль Фарро к вам была так сильна, что он заглотил наживку вместе с крючком и удочкой. Ближайший соратник белль Фарро — герцог белль Карса. Я попросил его сына Фридерика помочь с организацией церемонии. Это позволило нам контролировать поток информации, попадавший в руки белль Фарро. Мы не были уверены в том, какой способ нападения изберут заговорщики, поэтому в королевскую ложу посадили зеркальных фантомов. Вы знаете, что это такое?

— Магистр Астэри рассказывал, — кивнула я. — Иллюзорные фигуры, которые копируют мельчайшие движения своих реальных прообразов.

— Именно. А оригиналы — отец с Никой и Вильсом — расположились у стены напротив, укрытые невидимостью. К сожалению, заменить фантомами нас с вами было невозможно — слишком много активных действий от нас требовалось. Поэтому мы позволили белль Фарро подкупить одного из слуг, готовящих зал к церемонии. Он нанес на ритуальный кинжал якобы быстродействующий яд, а на самом деле — снотворное. Мне очень не хотелось отключаться в процессе операции, но пришлось пойти на этот риск: не было уверенности, что я — или тем более вы — сможете достаточно убедительно изобразить смерть. Провокация, как вы видели, удалась. Заговорщики рассчитывали переложить вину за покушение на диганаррских террористов, но наши агенты — они ведь теперь точно знали, что искать, — собрали ворох материалов, которого с лихвой хватит, чтобы убедить Совет в виновности белль Фарро и белль Карса. Младшего белль Карса мы, возможно, пощадим, если он согласится свидетельствовать против отца. Фридерик в сущности неплохой парень, просто он давно и безнадежно влюблен в Веронику, и его убедили, что единственный способ жениться на ней — это устранить злобных родственников.

— "Неплохой парень"? — хмыкнула я. — И он надеялся завоевать сердце девушки, оставив ее сиротой?

— Белль Фарро умеет убеждать, — пожал плечами принц. — Фридерика он соблазнил возможностью жениться на Веронике. Герцогу белль Карса пообещал выдать за Фридерика свою дочь Изабеллу, что автоматически сделало бы парня следующим наследником престола. "Партии объединения" намекнул, что если императорская корона достанется ему, то не важно, под чьим гербом произойдет объединение. Держу пари, даже себя самого он сумел убедить, что действует исключительно в интересах государства и личные мотивы тут ни при чем. Вот только, боюсь, государство с ним не согласится.

— А государство — это вы? — не удержалась я, но Фернанд не понял сарказма:

— Пока нет. Но это было мое последнее испытание. Отец обещал, что если я выдержу его, он отречется от престола в мою пользу.

— Ваше величество! — ахнула я. — Это правда?

— Я действительно обещал передать власть Фернанду, если он сумеет справиться с заговорщиками самостоятельно. Именно поэтому не вмешивался в операцию, хотя и не одобрял некоторых его методов. Но мне кажется, сын, ты несколько преждевременно трубишь победу. Ты не знаешь Роланда белль Фарро так, как знаю его я. Поверь, он способен преподнести сюрпризы даже из-за тюремной решетки.

Фернанд улыбнулся:

— Мы ведь тоже не все козыри раскрыли.

За спиной короля появились Нимроэль и лорд Дагерати. Они почти сразу же разняли руки, но я успела заметить, что их пальцы были переплетены, хотя для телепортации достаточно простого прикосновения. Интересно, они совсем не скрываются или я попала в компанию избранных? С другой стороны, зачем скрываться? Должна же быть у главы Канцелярии хоть какая-то личная жизнь.

Еще через мгновение сзади послышался негромкий шум.

— Архимагистр! — встревоженно вскинулся король. — Как там Ника?

— Я к ней заходил, — отозвался лорд Дагерати вместо верховного мага. — Заверил, что Юлия и Фернанд живы, здоровы и заняты выяснением отношений. Она почти успокоилась. Не волнуйся, белль Канто не даст ей заскучать.

Герцог критически оглядел разбитую губу принца и усмехнулся:

— Я смотрю, выяснение отношений прошло продуктивно. Если вы тут уже закончили, было бы неплохо показаться в церемониальном зале, иначе завтра все Союзные Королевства будут болтать о том, что дом белль Хорвелл не пережил покушения.

— Подождите, Витторио. У меня есть еще одно дело. — Фернанд приблизился ко мне, остановился на расстоянии вытянутой руки. — Юлия, как я уже сказал, я не прошу вашего прощения, ибо такое не прощают. Но мне жаль, что я причинил вам боль. То, что я говорил неделю назад, объясняя свой выбор, — все это правда. Вы мне действительно нравитесь, и за эти семь дней я проникся к вам еще большей симпатией. И сейчас, при свидетелях, я снова прошу вас: будьте моей женой. Клянусь, на сей раз — никаких условий. Никакой политики. Только вы и я.

Я с трудом удержалась, чтобы не захлопать глазами. Или прочистить уши. Или просто вытаращиться на принца с предельно тупым видом. В третий раз за эту неделю и второй — за сегодняшний день Фернанд вгоняет меня в ступор. То ли у него талант, то ли я такая впечатлительная.

Единственное, что утешило: я была не одинока, для остальных это тоже стало шоком. Дан качнулся в нашу сторону, словно хотел встать между мной и Фернандом, но сам удержал себя: мне не грозила опасность. Лорд Дагерати нахмурился, выражая недовольство поступком принца. Вильсент покачал головой с легкой укоризной, как будто забыв о том, что сын его не видит. Нимроэль улыбнулась. Но никто не сказал ни слова, все взгляды устремились ко мне. Они что, серьезно ждут моего ответа? На секунду у меня возникло хулиганское побуждение сказать «Да» — просто чтобы посмотреть на реакцию.

— Благодарю за доверие, мой принц, но я не могу принять ваше предложение.

— Я знаю, Юлия, вы меня не любите. Но я надеюсь завоевать ваше уважение и дружбу, а это куда важнее для брака. Подумайте, — Фернанд лукаво улыбнулся, — ведь скоро я стану королем.

— Я помню, — вздохнула я. — Это ваш главный недостаток.

Лорд Дагерати за спиной принца переглянулся с Нимроэль, и эльфийка, увлекая за собой Джаниса, подошла ко мне.

— Идемте, я перенесу вас в гостевые покои. Наше будущее величество ждут важные государственные дела, — она произнесла это своим обычным доброжелательным тоном, и я не поняла, крылась ли в ее словах ирония. — Дан?

— Еще минуту, — попросил принц. — Я задержу его на два слова.

Он подошел к Дану и что-то прошептал, склонившись к самому уху. Дан ответил таким свирепым взглядом, что я испугалась новой драки и поспешно схватила парня за руку.

— Ним, давай.

Кабинет магистра исчез.

* * *

— Где это мы? — Джанис с любопытством покрутил головой.

— В комнате Юлии.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я нашла выключатель светильника, и комнату залил мягкий свет.

— Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома.

— Ты не обижайся, но мы уже уходим, — сказала Нимроэль, обнимая вампира за талию.

И прежде, чем я успела возмутиться, эльфийка исчезла, заговорщицки подмигнув мне на прощание. Ну не подло ли с ее стороны — свалить как раз тогда, когда мне до чертиков страшно оставаться наедине с Даном? Улыбка клыкастого красавчика — это и есть цена женской дружбы?

"Глупая, она как раз потому и свалила, чтобы вы наконец выяснили отношения наедине", — снисходительно пояснил Умник.

"Я уже сегодня перевыполнила план по выяснению отношений", — огрызнулась я, насупленно отворачиваясь к окну.

Тишина за спиной казалась осуждающей.

— Меня провели как ребенка, а я даже не догадалась, пока меня носом не ткнули. Вы думаете, что я дура, да?

— Нет, — сказал Дан, и я вздрогнула, потому что голос прозвучал у меня прямо над ухом. Когда он успел подойти? — Я думаю совсем о другом.

Я обернулась, избегая встречаться с ним глазами, и взгляд уткнулся в шею. Дан был так близко… слишком близко. На меня снова накатило давнее наваждение: захотелось коснуться губами трепещущей голубоватой жилки, ощутить биение жизни под его кожей. Наваждение было таким сильным, что мне стало страшно. "Гемоглобинозависимость" не передается через укус, но ведь среди моих предков, как оказалось, были вампиры. Впрочем, страх схлынул почти мгновенно: я не хотела крови. Это было что-то более глубокое, более интимное — все равно, что коснуться обнаженной души. Я не была уверена, что готова к такому, но…

— Не шевелитесь, — тихо предупредила я, приподнимаясь на цыпочки.

Его пульс забился сильнее под моими губами, и у меня под ребрами что-то откликнулось в унисон. Я знала, что если дам волю своей эмпатии, могу сейчас, через это легчайшее прикосновение, вытащить на свет все его потаенные страхи и желания. Но мне были не нужны его страхи, а желания… их я чувствовала и так.

Ладно, будем честными, наши желания совпадали. Но была ли я готова к их исполнению?

Я знала, что могу доверять Дану: стоя перед выбором, он поступит так, как лучше для меня. Но я, черт возьми, не хотела, чтобы кто-то делал как лучше для меня — я хотела делать это сама!

Его рука легла мне на спину — даже сквозь прохладный шелк она казалась горячей. Я с трудом заставила себя отстраниться.

— Я же просила не шевелиться.

— Вы требуете слишком многого.

— Простите, Дан. Я немного не в себе. Вам лучше уйти.

— Юля…

Я хотела распахнуть дверь, Дан попытался мне помешать — наши пальцы едва не встретились на дверной ручке. Я поспешно отдернула ладонь — не доверяла прикосновениям.

"Почему?" — спросил он одними глазами.

Долго объяснять. Долго и… бессмысленно.

— Я вас слишком мало знаю.

— Но Фернанда — тогда, на балу, — вы знали еще меньше, — сказал он с затаенной обидой.

— Дался вам этот Фернанд, — я с досадой поморщилась. — Это был случайный секс. Да и того не было.

— Значит, я не достоин случайного секса? — он пытался сохранить безразличный вид, но получалось плохо. Это не обида, это ревность, неожиданно дошло до меня. Хоть я и согласилась на брак с Фернандом ради него, но я ведь все-таки согласилась. А может, дело в том, что сказал ему принц перед расставанием?

Как объяснить мужчине, что мимолетная интрижка на балу ничего бы не изменила в наших с Фернандом отношениях, а секс с ним, с этим конкретным мужчиной, изменит все? В такие моменты я жалею, что не владею телепатией, потому что слова в подобных ситуациях звучат крайне глупо.

— Дан, просто уйдите, ладно? Я не хочу вас сейчас видеть.

— Я бы поверил, но вам не верит даже ваше тело.

Я отчаянно покраснела, досадуя на себя, на бестактного Дана и особенно — на того извращенца, который придумал традицию не надевать белья под свадебное платье. Надеюсь, в следующей жизни ему доведется побывать на моем месте.

— Просто физиология, — буркнула я. — Ничего личного.

Он улыбнулся — очень самоуверенно, очень по-мужски, как будто знал обо мне нечто такое, что я пыталась скрыть. Я разрывалась между негодованием и восхищением: улыбка ему чертовски шла.

Я снова схватилась за ручку — улыбка погасла. Он прижал дверь ладонью.

— Юля, позвольте мне остаться. Я пальцем до вас не дотронусь без разрешения.

Я заглянула в серые глаза — такие умоляющие, такие… честные.

— Обещаете?

Он демонстративно спрятал руки за спиной. Наклонился к моему уху, прошептал:

— Клянусь.

И прежде, чем я успела его оттолкнуть, — прежде, чем я вообще успела понять, что происходит, — Дан скользнул губами по контуру уха, погладил дыханием кожу на самой границе волос и двинулся по шее вниз.

Его имя вырвалось у меня то ли стоном, то ли мольбой, вот только я уже не знала, чего прошу: чтобы он остановился? Или чтобы продолжил? Я не зря не доверяла прикосновениям — одного касания было достаточно, чтобы растопить мою волю. Ноги внезапно ослабели, и мне пришлось прислониться к двери — к той самой двери, за которую этого вероломного обманщика давно надо было вытолкать взашей.

Дан медленно опустился на колени, не отрывая губ от моего тела, повторяя его изгибы — легко и плавно, ненавязчиво, как будто случайно. Странно, но ткань между губами и телом не гасила, а обостряла ощущения. Нет ничего острее тщательно выверенной случайности — она заставляет желать большего.

— Так… нечестно, — прерывисто прошептала я.

Дан слегка отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Я не нарушил обещания, — сказал он. — Только вы можете освободить меня от клятвы. Скажите — и будет по вашему слову.

Его жадный взгляд плохо сочетался со смиренными речами.

Я промолчала, потому что все, что рвалось с языка, было либо пошлым, либо нецензурным, либо и то и другое вместе. Мне было уже недостаточно прикосновений губ, мы оба это знали, но Дан продолжал держать руки за спиной, как послушный мальчик.

Он играет со мной, неожиданно поняла я. И играет нечестно! Он специально загнал меня в такую ситуацию, вынуждая сказать слова, которых жаждало его мужское самолюбие.

Рррррр. Ненавижу, когда мной манипулируют. Будет по моему слову? Что ж, отлично. Сыграем по его правилам.

— Уходите.

За секунду на его лице промелькнула целая гамма чувств: смятение, недоумение, разочарование, мальчишеская обида. Но он не сказал ни слова. Поднялся, все еще держа руки за спиной. Молча вышел в коридор. Его последний взгляд, брошенный через плечо, был почти бесстрастным.

Я прислонилась лбом к закрытой двери. Плакать от отчаянья или смеяться над собственной упертостью? Странное ощущение. Интересно, как это мне удается — понимать, что я делаю глупости, и при этом продолжать их совершать?

Я не расплакалась только потому, что меня одолевала злость. Причем я сама не знала, на кого злилась больше — на себя или на Дана. Ну ладно, со мной уже давно все понятно. Но что ему стоило хоть раз в жизни перестать изображать джентльмена и поступить так, как хочется, а не как требуют приличия? Я, правда, не уверена, что простила бы ему это на следующее утро, но попробовать-то стоило, правда?

Как можно назвать мужчину, который в разгаре любовной игры молча поднимается и уходит?!

"После того, как женщина сказала «Уходи»? Здравомыслящим человеком", — заметила разумная часть моего сознания.

"А кто сказал, что он ушел?" — намекнула неразумная.

Прости, здравый смысл, сегодня нам с тобой определенно не по пути.

Я распахнула дверь с такой силой, что пальцы соскользнули с дверной ручки. Дан стоял в коридоре, прислонившись к стене. На его лице снова мелькнула та же мужская, самоуверенная, я-знал-что-ты-вернешься улыбка, но у него хватило чувства такта стереть ее почти сразу. А у меня хватило ума ее проигнорировать.

Дан привлек меня к себе, и мне пришлось втянуть нас обоих в комнату. Я ведь формально все еще невеста принца, мне не пристало целоваться в коридоре с кем попало.

Щелкнул замок. Платье упало на спинку стула и затрепетало в воздухе, как знамя на ветру. Но на этот раз сравнение не покоробило: есть битвы, в которых лучше сдаться, пока противник еще берет пленных.

Эмпатия включилась почти сразу: для нее требовался физический контакт и эмоциональная настройка, а у нас и того и другого было в избытке. Впрочем, наши чувства и желания на тот момент были так схожи, что эмпатия не мешала — скорее наоборот, добавляла остроты в любовную игру.

Но в какой-то момент словно рухнули щиты, и на меня хлынул поток образов. Информации было так много, что мозг не успевал обрабатывать ее всю, выхватывая только самые яркие моменты.

Сознание как будто разделилось на две части: здесь и сейчас я чувствовала прикосновения, слышала звук наших сплетенных дыханий — и одновременно видела картинки, которые не имели ничего общего с тем, что мы делали.

Я могла остановить поток, но пришлось бы оторваться от Дана — а это уже было выше моих сил.

Надо мной нависает огромный мужчина с перекошенным от ярости лицом. Он тянет ко мне руки, но мне не страшно: эмоции остались в другой реальности. Мальчик лет двенадцати с пронзительными серыми глазами хватает его за руки. Мужчина отталкивает досадную помеху, мальчик летит через комнату, ударяется виском об угол стола. Струйка крови стекает по щеке, он с трудом поднимается и что-то кричит: я вижу, как шевелятся его губы. Мужчина падает на колени, закрывая лицо руками. Я смотрю на него сквозь прутья детской кроватки, и картинка расплывается от слез.

… пальцы скользят по бедру; я требовательно подаюсь вперед: хватит игр, просто, черт возьми, сделай это!..

Картинка снова размыта, но не от слез. Мальчик повзрослел — ему уже семнадцать, я узнаю его по пронзительным глазам и шраму на виске. Он трясет меня за плечи и бьет по щекам. От его ударов картинка дрожит, прыгает — и постепенно становится отчетливей. Мальчик пытается открыть окно, но щеколда не поддается. Он хватает табуретку, разбивает стекло, прикрыв предплечьем лицо от летящих осколков. Снова бросается ко мне, хочет поднять с пола, но чужие руки судорожно цепляются за мое тело. Мальчик бьет кого-то — не сильно, но коротко и зло. Руки разжимаются. Когда он поднимает меня, я вижу мужчину, привалившегося к стене. Глаза на посеревшем лице закатываются, он неуклюже падает на бок. Он больше не кажется мне огромным.

…мужские ладони с силой прижимают мои запястья к постели…

Железная дверь отворяется, и я вижу невысокую девушку с двумя забавными рыжими косичками. Она улыбается, смущенно и одновременно кокетливо — так улыбаются симпатичным незнакомцам.

…уклоняюсь от поцелуя — это уже слишком, мне не хватает воздуха, не останавливайся, пожалуйста, не…

…Тонкий серебряный стилет уже начал путь к моему сердцу, но я не смотрю на него — мой взгляд прикован к девушке, чьи тонкие пальцы сжимают рукоять кинжала. На бледном лице нет ни тени сомнения, но в глазах плещется боль — я почти физически чувствую ее, осязаю на вкус, слышу ее запах — я тону в ней. Серебряное лезвие находит свою цель, и меня захлестывает волна боли…

… или наслаждения?

Две реальности сливаются в моем крике.

… Через несколько секунд я начала чувствовать свое тело — первыми отозвались запястья. Рана от кинжала снова заныла. Под конец Дан явно перестал "изображать джентльмена" — завтра будут синяки. Ну и ладно.

Дан все еще был не здесь, смотрел на меня — но пока не видел. Зрачки пульсировали, постепенно сужаясь, и с каждым толчком в его глаза возвращался разум.

Я шевельнулась. Он, спохватившись, отпустил мои руки. На его ладони отпечаталась узкая полоска крови.

— Я сделал тебе больно?

— Угу, — рассеянно мурлыкнула я, блаженно жмурясь. — Не волнуйся, так полагается. У меня ведь первая брачная ночь, м?

Дан улыбнулся. "Шутка бестактная, но я все равно тебя люблю", — говорили его глаза.

— Юля…

Я притянула его голову к себе, прячась в поцелуе от того, что он собирался сказать. После хорошего секса часто возникает искушение признаться партнеру в любви, вот только редко это бывает правдой. Мне бы не хотелось, чтобы он утром пожалел о своих словах.

— Юлька, — вывернулся, смеясь. — Дай отдышаться.

— Тогда помолчи.

Он покладисто умолк. Осторожно улегся рядом, примостив голову на согнутой руке. Вторая рука по-хозяйски устроилась на моем животе.

Мне стало немножко не по себе от его взгляда — такого беспредельно нежного, такого счастливого и вместе с тем — властного. "Моя, наконец-то", — говорил его взгляд. А я была ничья. Своя собственная — и то не до конца.

Я прикрыла глаза, отгораживаясь и от этой мысли, и от этого взгляда. Зачем портить мгновения блаженства бесполезной рефлексией?

Все у меня не как у людей, лениво думала я, перебирая пальцы Дана. В кои-то веки оказалась в постели с парнем, который мне нравится, — и то без приключений не обошлось. С другой стороны, могло быть и хуже: некоторые в порыве страсти чуть дворец не спалили, а мне всего лишь продемонстрировали серию веселых картинок из чужих воспоминаний. Кстати, мальчик был симпатичный. На кого-то похож. Очень. И с рыжей девицей я определенно где-то встречалась… А сцена с найрунгом уже утомила, честное слово. Я видела ее со стороны, видела своими глазами, видела глазами Вереска. Осталось только побывать на острие клин…

Глазами ВЕРЕСКА?!

Я резко села, уставившись на человека, который лежал рядом со мной. Ничего похожего. Другие глаза, другие волосы, даже форма черепа другая! Никакой пластический хирург не сделает из Вереска Дана. Но воспоминания были его — в этом я не сомневалась, ведь это мой дар выудил их из его сознания.

— Вереск? — неуверенно спросила я.

Он тоже сел, не удивившись вопросу.

— Я все объясню.

Это он сказал зря. В моем личном хит-параде Самых Ненавистных Мужских Фраз "Я все объясню" уверенно занимает первую пятерку. Где-то между "Это не то, что ты подумала" и "Давай останемся друзьями".

Он дотронулся до моего плеча, я увернулась.

— Юль… Я хотел, как лучше.

Угу. Тоже фраза из хит-парада. Мужчины всегда знают "как лучше", зачем им спрашивать мое мнение?

— Прости, малыш.

Все. Если до этого я была способна на иронию, то «малыш» лишил меня чувства юмора окончательно и бесповоротно. Я-то думала, что уже забыла про обиду, нанесенную Андреем.

— Ты еще скажи, что мы поженимся, заведем ребенка и назовем его Димой! — запальчиво выкрикнула я, вскакивая с кровати.

— Почему Димой? — опешил Дан.

— Значит, по первым двум пунктам возражений нет? — возмутилась я. — Ты уже все решил? Присмотрел домик с садом и гаражом, то есть, простите, с конюшней?

— Юль, ты чего? — спросил он с легкой тревогой. — Какой гараж? Какая конюшня?

— Ничего.

Я устремилась в гардеробную. Снова надевать это, с позволения сказать, свадебное платье не было никакого желания, а остальную одежду горничная убрала. Дан последовал за мной, остановился на пороге. Собственная нагота его, похоже, ничуть не смущала. Оно и понятно: будь у меня такой пресс, я бы тоже демонстрировала его при каждом удобном случае. Но сложно, согласитесь, сердиться на мужчину и при этом то и дело пялиться на его… гм… пресс. Неубедительно получается.

— Дан, сделай одолжение, — буркнула я, отворачиваясь. — Оденься.

Он не стал задавать вопросов — молча исчез и вернулся уже в брюках и рубашке.

— Я просто хотел знать, как ты относишься ко мне, а не к Вереску.

— Ты и есть Вереск!

— Не совсем. Вереск — это я в теле Кристофа белль Гьерра, с его воспоминаниями, умениями и навыками. Я не знаю, что произошло, случайно или по чьему-то умыслу я оказался в теле полуэльфа. Полагаю, сам Кристоф все-таки умер от лунной лихорадки, но это лишь мои догадки. Мы с ним были во многом похожи — возможно, потому я и прижился так прочно в его голове. Но в нем было слишком много эльфийского — такого, что я не мог бы принять, даже если бы очень постарался.

— Трогательная история. Пару месяцев назад цены бы ей не было, — пробормотала я, ожесточенно копаясь в стопках одежды на полках.

Рубашку я нашла на вешалке, но куда Лаисса могла засунуть джинсы? Смотреть уже не могу на все эти платья и побрякушки!

— Я хотел, чтобы ты видела во мне меня — настоящего меня, а не смазливого полуэльфа, которому красивые глаза и приятный голос достались от природы.

Черт, ну где они? Я широким жестом смахнула вещи на пол. Джинсы оказались закопаны в самой глубине. Вот поганка! Наверняка специально запрятала!

— Ты и так постоянно сравнивала меня с ним, и я в этом сравнении проигрывал, правда?

Неправда. Но теперь ты этого уже не узнаешь. Доволен?

— Если бы я сразу рассказал правду, я бы сошел с ума, ревнуя тебя к самому себе. Каждый поцелуй мучил бы меня вопросом, кому он предназначался: мне — или ему?

Я застегнула брюки, сунула ноги в туфли.

— Сегодня я целовала тебя, не сомневайся. Надеюсь, ты удовлетворен, потому что это был последний раз.

Дан посторонился, выпуская меня из гардеробной.

— Что мне сделать, чтобы заслужить прощение? — примирительно улыбнулся. Знал, паршивец, что нравится мне, и не верил, что я способна всерьез разозлиться из-за такой мелочи.

— Ты можешь делать все, что угодно, — заверила я, открывая входную дверь. — Но это не изменит того факта, что ты меня обманывал.

— Ты уходишь?

— Пойду скажу Фернанду, что согласна, — сквозь сарказм прорвалась горечь. — Он, конечно, тоже лицемер, но у него хотя бы нашлось мужество признаться в этом самостоятельно.

Еще одна бестактная шутка, ничего больше. Но Дан побледнел, будто на моем пальце уже красовался фамильный перстень белль Хорвелл. (Полцарства отдам за последние слова принца!)

— Ты ведь это не всерьез?

Он стоял передо мной — встревоженный, растерянный, с растрепанной прической и в растрепанных чувствах. И мне все еще хотелось поцеловать его в солнечное сплетение. Или хотя бы просто взять за руку. Или… Черт, он мне правда нравился. Но я разрывала отношения за меньшее, а у нас еще даже не было никаких отношений.

— Ключ на столе. Закрой дверь, когда будешь уходить.

* * *

Женька вошел без стука, ожидая застать друга торопливо приглаживающим волосы перед зеркалом. Но Дан не потрудился даже застегнуть рубашку. Он валялся на измятой Юлиной кровати, положив руки под голову, и флегматично созерцал потолок.

— Я смотрю, секс удался, — скептически хмыкнул белль Канто. — Юлька в ярости, ты в депрессии, все как полагается.

— Секс был потрясающий, — вздохнул Дан. — А потом Юля узнала, что Вереск — это я. И, что самое скверное, узнала не от меня.

Женька развернул стул спинкой вперед, сел рядом с кроватью. Разговор, кажется, предстоял долгий. И любопытный.

— Даже не знаю, что тебе сказать, друг, — с плохо скрываемой иронией протянул он. — То ли посочувствовать, то ли последовать Юлькиному примеру. Мне-то ты тоже ни в чем не признался.

— Ты давно уже сам догадался, — отмахнулся Дан, проигнорировав шпильку. — А она — нет. Я так увлекся конспирацией, что сам себя перехитрил… Ладно, давай знакомиться заново, — он стремительно и плавно поднялся с кровати, протянул Женьке руку:

— Позволь представиться: Данил Сергеевич Милославский. Можно просто Дан.

 

Глава 12

— Евгений Борисович Старцев, — в тон приятелю произнес Женька, пожимая протянутую руку.

— Ты не удивлен, — констатировал Дан. — Давно догадался?

— Давно. Когда ты бежал вместе с Васькой, а потом загадочным образом исчез, Милославский приходил ко мне в надежде выведать информацию о твоем местонахождении. Я видел, что пропавший ему очень нужен, хотя было непонятно, зачем. Стал копаться в прошлом Милославского и узнал, что у него был брат Данил, который семь лет назад пропал без вести. Я бы, может, и не обратил на это внимания — мало ли у кого какие скелеты в шкафу — но время совпадало с точностью до месяца. Я сложил два и два и понял, что якобы пропавший брат все эти семь лет был у Президента под боком. Ну а для достоверности нашел фотоархив кого-то из твоих одноклассников. Ты, конечно, очень изменился с момента выпуска из школы, но узнать можно.

— Подожди, Жень, я, кажется, что-то упустил в твоих рассуждениях. Ты сказал "время совпадало" — совпадало с чем?

— Ну со всей этой историей — с флэшкой, игрой, профессором. Ты мне по телефону сказал, что попытаешься исчезнуть, чтобы игра не досталась Герману, помнишь? Я тогда ничего не понял, конечно, — какой Герман, что происходит? А потом… Что с тобой?

На лице обычно сдержанного Дана было написано такое потрясение, что Женька в первое мгновение перепугался за друга. Но уже в следующую секунду до него дошло:

— Ты не знал, что я — Даго?

— Конечно, нет! — Дан медленно опустился на кровать и покачал головой, словно пытаясь уложить в ней ошеломляющую новость. — Откуда? Клайд не называл твоего настоящего имени, а потом мне стало не до того.

— Ну… я просто привык, что ты всегда все знаешь.

Женька улыбнулся с затаенной гордостью. Если задуматься, гордиться особо нечем: в сохранении инкогнито его заслуги не было. Но он радовался, как мальчишка, всякий раз, когда ему удавалось хоть в чем-то поставить в тупик всеведущего Вереска. ("Дана, — мысленно поправился Женя. — Данила. А интересно, как он сам себя воспринимает? Кристоф белль Гьерра, Данил Милославский, Слайдер, Дан — так и запутаться недолго.")

— Ну что ж, это упрощает мою задачу. Я могу пропустить начало истории, — Дан выудил из-под кровати сброшенные второпях сапоги и снова сел. — Ты ведь помнишь, как я познакомился с профессором?

— Помню. Ты сказал, что его убили. Это сделал твой брат?

— Не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Но давай по порядку, ладно?

* * *

В тот день профессор так и не пришел: позвонил уже в десять вечера и, извинившись, попросил перенести встречу на утро.

— Нет проблем, — сдержанно ответил Данил. — Завтра в одиннадцать.

И с досадой отбросил телефон на кровать. Завтра в одиннадцать! Да за это время можно умереть от любопытства! Искушение снова надеть шлем и попасть в игру было велико, но Данил ему не поддался — удержало природное благоразумие. Работать не хотелось, сон не шел (какой уж тут сон!), и Данил сидел на подоконнике, бездумно наблюдая за ночной дворовой жизнью: вот влюбленная парочка обнимается на скамейке; компания подростков, оккупировавшая качели, над чем-то громогласно хохочет — похоже, дает влюбленным советы; вот местный бомжик по-хозяйски поднимает крышку мусорного бака… Именно это простое действие натолкнуло Данила на неожиданную мысль разобрать оставленное профессором устройство. Забавно, от каких мелочей порой зависит судьба человека…

Флэшка была толстая, пузатая, широкая, сделанная в нарочито грубой манере — этакий привет от советского военпрома: не изящно, зато надежно. Данил никогда не мог понять дурацкой моды и удивлялся, что подобной безвкусицей пользуется уважаемый профессор. Но теперь он взглянул на этот "плевок из прошлого" по-новому: широкий уродливый корпус мог скрывать помимо основной микросхемы еще много интересного.

Упрямое устройство не желало делиться тайнами — миниатюрные винтики сидели крепко, отвертка то и дело соскакивала с насечки — но человек оказался упрямее. Под дешевой пластиковой крышкой тускло поблескивал кусочек бесцветного стекла в форме правильного восьмигранника. Данил подцепил его пинцетом, внимательно оглядел со всех сторон. Нет, пожалуй, первое впечатление было ошибочным: это не стекло. Хрусталь? Алмаз? Какой-то искусственный минерал? В камнях Данил не разбирался, да и, правду сказать, его в последнюю очередь волновало название. Важнее другое: зачем он здесь? Какова его функция? Новый носитель информации?

Дух захватывало от прикосновения к тайне. Сейчас Данил был даже благодарен профессору за то, что тот не пришел и тем самым вынудил измученного любопытством парня открыть флэшку. Теперь дожить бы до утра…

Он почему-то не сомневался, что перед лицом фактов профессор не устоит и будет вынужден рассказать правду. Тем горше было его разочарование.

— Простите, Данил. Это не моя тайна. Если бы не трюк с подменой флэшки, вы бы даже не узнали о существовании кристалла. В конверте — ваша оплата. Я понимаю, что вы ждете не денег, но это все, что в моих силах.

Если бы заказчик предложил расплатиться фантиками или кленовыми листьями, Данил и то обиделся бы меньше. О деньгах речи не шло с самого начала — профессор прекрасно знал, что молодым человеком двигал исключительно интерес к задаче. Но роптать и в самом деле было не на кого: он обманом отхватил кусок чужого пирога, так кто виноват, что ему не спешат скормить все остальное?

— Буду признателен, если вы никому не расскажете о том, что узнали, — попросил профессор напоследок. — Я очень рассчитываю на вашу порядочность. И, в свою очередь, обещаю, что открою вам тайну кристалла, как только это станет возможным.

Данил молча кивнул. А что еще оставалось делать? Не кататься же по полу, как капризный ребенок в магазине игрушек…

Недели две он не находил себе места — и не только от любопытства. Смешно сказать, но игра никак не шла из головы. Ему хотелось снова оказаться в мире, который казался едва ли не реальней окружающей действительности, побродить по лесу, поболтать с тем смешным мальчишкой-драконом. Наконец, Данил не выдержал и набрал номер профессора. Может, все-таки удастся его уговорить — если не открыть тайну игры, то хотя бы позволить снова побывать в ней? Мобильник оказался вне зоны доступа, а по домашнему…

— Отец погиб, — глухо сообщил девичий голос. — Неделю назад. Несчастный случай на работе. Я не знаю подробностей, позвоните в лабораторию…

Девчонка продиктовала номер и, не попрощавшись, положила трубку. Ошеломленный Данил машинально записал на клочке бумаги семь цифр и долго сидел с телефонной трубкой в руках, вслушиваясь в короткие гудки. Несчастный случай… был ли он таким уж случайным?

Лаборатория оказалась не опечатана (по правде сказать, опечатывать было нечего: дверь вынесло взрывом). Данил прикинулся журналистом колонки происшествий, и его без проблем впустили, хотя и проехались на тему фантастической оперативности местной прессы. В помещении было пусто: следственная бригада унесла все, что посчитала нужным, и администрация здания распорядилась убрать беспорядок. Рассматривать там было нечего, однако легенда обязывала, и Данил сделал несколько снимков: зубастые провалы окон, узоры копоти на стенах, вырванные взрывом дверные петли…

Он уже собирался уходить, когда его внимание привлек кусок стекла, торчавший из-под плинтуса возле двери. Вообще, под плинтусами и батареями было полно мелкого мусора. Данил и сам не знал, что заставило его наклониться и подобрать именно этот осколок — должно быть, глаз подсознательно зацепился за знакомый предмет.

Кристалл был в точности таким же, каким он видел его две недели назад, — даже не поцарапался. Впрочем, надо признать, выглядел он довольно невзрачно — неудивительно, что следственная бригада его пропустила. Данил и сам всерьез опасался потерять ценную находку, поэтому из разрушенной лаборатории прямиком направился в ювелирную мастерскую: приделал к камню цепочку.

Кристалл теперь сопровождал его везде: на улице, в душе, в постели. Как человек не привыкший к украшениям, Данил справедливо полагал, что стоит ему снять подвеску — и она тут же вылетит из памяти. А оставлять камень без внимания он боялся. Пусть уж болтается на шее — так надежнее.

Неделю он с трепетом ожидал вызова в прокуратуру, но тревожного звонка все не было. Данил понимал, что положение весьма зыбко и ему стоит держаться подальше от сотрудников следственной бригады, а также коллег, друзей и родственников покойного — словом, всех потенциальных источников информации. Но хакера Слайдера это не смущало: чтобы выведать чужие тайны, личный контакт не обязателен.

Впрочем, собственное расследование продвинулось немногим дальше, чем официальное. По всему выходило, что Данил — единственный, кому внезапная смерть профессора казалась подозрительной. По версии следствия, трагедия произошла из-за нарушения техники безопасности: взорвался кислородный баллон. Прискорбно, конечно, но ничего удивительного: для реакции с кислородом достаточно даже капли масла, а эти ученые — такие рассеянные. Ни о кристалле, ни о виртуальном шлеме в материалах дела упоминаний не было. Официально лаборатория занималась исследованиями электромагнитной активности в коре высших приматов — это было частью какого-то более крупного проекта, имевшего отношения скорее к медицине, чем к информационным технологиям. Правда, сотрудники отмечали, что шеф частенько задерживался по вечерам, но он всегда был трудоголиком, а в последнее время у него появился дополнительный повод: по слухам, он рассчитывал получить грант на самостоятельные исследования. Если и существовали какие-либо свидетельства внеурочной деятельности профессора — документы, файлы, опытные образцы — они были уничтожены взрывом и пожаром.

В целом, как отмечали свидетели, ничего необычного в поведении профессора не наблюдалось: никаких звонков с угрозами, тайных свиданий, подозрительных визитеров. И в тот злополучный вечер, как уверял охранник, покойный был совершенно один.

Даже убитая горем дочь ученого полностью приняла версию несчастного случая: "Папа в последнее время был рассеян. Я убеждала его отдохнуть, но он только смеялся и говорил, что привык много работать…"

Данил порой и сам был готов смириться с этой версией. Но восьмиугольный камень холодил кожу под рубашкой, напоминая: все не так просто.

А еще ему снились сны — яркие, ошеломляющие, наполненные звуками и запахами — но наутро он помнил только бесконечные вересковые пустоши. Ускользающий терпкий аромат еще долго преследовал его после пробуждения.

Герман появился спустя неделю после того, как Данил узнал о смерти профессора.

— Данька, ты чего такой… зашуганный? — от Германа не ускользнуло, что брат окинул взглядом лестничную площадку прежде, чем закрыть дверь.

— Да так… Мальчишки хулиганят.

— Ты их в лицо знаешь? Я могу звякнуть куда надо. Придет участковый, припугнет колонией — будут тебя за пять километров обходить.

— Да вот еще, ради такой ерунды с ментами связываться! — Данил от души надеялся, что это получилось небрежно, а не испуганно.

Между ним и Германом давно уже не было братской дружбы. По правде говоря, дружбы — равного с равным — между ними не было никогда. Самоубийство отца разделяло их куда надежнее, чем двенадцатилетняя разница в возрасте. В тот день, когда окончательно свихнувшийся Сергей Милославский отравился газом, попытавшись прихватить с собой пятилетнего Даньку, Герману пришлось занять место главы семьи. Формальным опекуном Данила считалась бабушка, мать отца, но она предпочитала заниматься хозяйством, переложив заботы о младшем внуке на плечи старшего.

Нельзя сказать, чтобы Данил не любил Германа, но это была любовь скорее сыновняя, чем братская: почтительная, с толикой снисходительности — так подросшие сыновья откликаются на материнскую опеку. Герман действительно иногда проявлял чрезмерную заботу о брате. Подростком Данил бесился, обзывал его клушей, грозился уйти из дома. Повзрослев, понял, что брат панически боится потерять его, снова и снова переживая ужас того ноябрьского дня: пять шагов от порога до кухни, тухловатый запах газа и — два тела на грязном линолеуме… Понять — понял, но это не добавило доверительности их отношениям. Кто же в здравом уме станет рассказывать отцу (а тем более — матери!) о своей противозаконной деятельности?

Герман пребывал в прекрасном расположении духа: он, наконец, разошелся со своей последней пассией. Младший брат полностью одобрял этот поступок. Лерка была ровесницей Данила, и в конкурсе на самую злобную стерву, не напрягаясь, вошла бы в тройку победителей.

— Напоследок устроила концерт под окнами, — смеясь, поведал Герман. — Кричала, что у нас вся семейка придурков и импотентов. У тебя с ней что-то было, что ли?

— Приперлась ко мне ночью, — с досадой вспомнил Данил. — Пьяная. С тобой поссорилась, искала утешения. Я ее в кухне запер, чтоб не приставала. Ты, Гер, зачем пришел-то?

— Ну ты даешь, — обиделся Герман. — Полтора месяца от тебя ничего не слышал. Я что, к брату зайти не могу?

Данилу стало стыдно. В самом деле, со всеми этими заморочками он ни разу не позвонил Герману.

— Ты бы предупредил хоть, — виновато пробормотал он, пропуская брата в кухню. — У меня к чаю ничего нет. И бардак в квартире.

— Можно подумать, ты бы прибрался ради меня.

Данил рассеянно крутил в пальцах чайную ложечку и вполуха слушал Германа. Разговор не клеился. Обычно младший брат с интересом принимал участие в обсуждении новых проектов старшего, восхищаясь его предприимчивостью, но сейчас мысли то и дело соскальзывали к смерти профессора.

Герман не выдержал первым.

— Ладно, пойду я, — он отодвинул кружку и резко поднялся, едва не опрокинув табурет. — Все равно из тебя слова не выжмешь сегодня. Влюбился, что ли?

— Нет, с чего ты взял?

— В облаках витаешь. И цацку на шею нацепил, явно девчачью. Можно взглянуть?

"Проклятье, надо было рубашку под горло застегнуть," — спохватился Данил. Но было уже поздно. Попытка демонстративно спрятать камень породит новые вопросы и подозрения.

Впрочем, Герман не особо заинтересовался «цацкой»: небрежно покрутил в пальцах и вернул обратно с вежливо-равнодушным: "Занятная вещица". Закрывая за братом дверь, Данил испытал облегчение.

На следующий день Герман позвонил.

— Дань, слушай… тут такое дело… Ко мне в квартиру пытались влезть — не успели, к счастью, соседи вспугнули. Но ты же знаешь, у меня куча дорогущей техники, а я целыми днями в разъездах. Ты не мог бы у меня пожить? Места навалом, Леркино барахло я выкинул. А тебе ведь все равно, где за компьютером сидеть…

— Найми охрану, — сухо посоветовал Данил. — Сигналку поставь.

— Данька, ну имей совесть. Ты брат мне или одно название?

Попрощались довольно резко, и три дня от Германа ничего не было слышно. Данила начали мучить угрызения совести. Конечно, история с попыткой ограбления — бездарная ложь, квартира на пультовой охране. Но зачем-то ведь Герман ее выдумал. Что если ему нужна братская поддержка, а напрямую попросить постеснялся? Мало ли, вдруг тоскует по этой белобрысой дуре — с Герки станется…

Но прежде, чем чувство вины вынудило Данила взяться за телефонную трубку, страдающий старший брат объявился собственной персоной. Только теперь он выступал в амплуа заботливого отца, обеспокоенного поведением непутевого чада.

— Данил, — Герман укоризненно покачал головой, — почему ты не сказал, что участвовал в проекте "Эртан"?

— В каком… проекте? — севшим голосом спросил Данил.

Но короткое слово — «Эртан» — откликнулось пульсом в горле. Так называл свой мир золотой драконеныш Лэйо.

— Компьютерная игра «Эртан», — спокойно пояснил Герман. — Виртуальный мир нового поколения. Я же тебе говорил в прошлый раз, что собираюсь вложить деньги в любопытный проект — это вот он и есть. Мы планировали открыть публичное тестирование игры через месяц-другой. Уже обо всем договорились, осталось только официальные бумаги подписать. А потом случилась эта трагедия… Кристалл пропал. Я поручил своим людям найти его, они вышли на тебя. Оказывается, ты работал на профессора Гордиенко — я и не знал.

— Как же ты вел дела, если не знал, кто участвовал в проекте? — из всех вопросов этот был наименее важный, но почему-то именно он пришел Данилу в голову.

— А какая мне разница? Он пришел ко мне с готовым к запуску проектом — я увидел коммерческий потенциал и, разумеется, заинтересовался. А программисты у меня и свои есть.

— В таком случае, чего ты от меня хочешь?

Герман посмотрел на младшего брата снисходительно, словно тому было не двадцать четыре года, а максимум шесть.

— Кристалл. Он ведь у профессора в единственном экземпляре был. Кстати, а как он к тебе попал? Надо думать, не самым законным образом? — брат заговорщицки улыбнулся — совсем, как в детстве, когда они уговаривались скрыть очередное Данькино деяние от суровой бабушки Вали.

Отдать кристалл?! Данил машинально нащупал камень под рубашкой.

— Ты же видел его, когда приходил в прошлый раз. Почему не сказал?

— Плохо разглядел, темно было. Подумал — просто похожая стекляшка. Брось, Данька. Ты что, не веришь мне? Когда я тебя обманывал?

Он не испытывал заблуждений насчет безукоризненной честности Германа: не раз наблюдал, как старший брат вешает лапшу на уши своим подружкам, коллегам, научному руководителю, да той же бабе Вале (хотя обычно хитрец Герман предпочитал не врать, а выложить выгодную для себя часть истины). Но брату он всегда говорил правду, какой бы горькой или постыдной она ни была.

— Я прикинул: проект начнет окупаться через год, — невозмутимо продолжал Герман, словно передача кристалла уже была делом решенным. — Тебе пять процентов, заслужил. Мне сорок, семье профессора — пятьдесят пять. По-моему, честно.

Если бы брат попросил отдать камень без всяких условий, Данил бы отдал — ну разве что выклянчил доступ к исходникам игры. Но упоминание о деньгах резануло фальшивой нотой.

— Я пока придержу кристалл у себя, если не возражаешь, — сказал он как можно небрежнее. — Отдам, когда бумаги будут подписаны. Возьмешь меня на переговоры с профессорской дочкой?

Герман возражал, да еще как! Его брови возмущенно взлетели… и тут же опали — лицо снова стало по-деловому доброжелательным.

— Знаешь, ты прав, пожалуй. Хорошо, что ты это предложил. Я сегодня договорился с ней о встрече, но появились срочные дела. Ну, из-за Лерки, понимаешь, — Герман поморщился. — Съездишь вместо меня?

— Вот так, сразу? — опешил Данил.

— Ну да, ты же сам хотел. Я ей сейчас позвоню, предупрежу. Твоя задача проста: никаких переговоров — только разведка. Потреплешься с ней за жизнь, поулыбаешься, расскажешь, какой я замечательный. Идет?

И, не давая брату опомниться, Герман набрал номер.

— Добрый день. Да, это Герман. Узнали? — его лицо расплылось в улыбке. — Номер определился? Ну вот, а я-то губу раскатал… Мы с вами договаривались встретиться сегодня в восемь, но, к сожалению, я не смогу. Не возражаете, если я вместо себя брата пришлю? Отлично. Его зовут Данил, и я доверяю ему как себе.

Данил сам не понимал, как дал себя уговорить.

Герман явно что-то темнил, и стоило бы послать его подальше хотя бы из благоразумия. Но… ведь это Герман. Человек, который заменил ему отца. Человек, который его вырастил. Человек, который спас ему жизнь, в конце концов. Он может быть занудным или высокомерным, может надоедать до печеночных колик своей заботой, но он никогда не причинит Данилу вред. Это… как если бы солнце встало на Западе.

Вот только почему кажется, что у него сегодня чужие глаза?

…В метро ему, как ни странно, полегчало. В ярко освещенном, наполненном людьми вагоне, да под любимую музыку в наушниках недавние размышления стали казаться смехотворными. В общем-то, понятно, откуда у паранойи ноги растут: слишком невероятным выглядело то, что два брата независимо друг от друга оказались связаны с одним проектом. Но, если задуматься, то все объяснимо. Он ведь говорил профессору, что у него есть брат-бизнесмен, который охотно инвестирует в высокие технологии. Профессору понадобились деньги — вот он и обратился к Герману.

Шагая по узким улочкам Петроградки, Данил уже улыбался. В конце концов, у этой головоломки есть и светлая сторона: будет повод поближе познакомиться с симпатичной дочкой профессора.

От приятных размышлений его оторвали весьма бесцеремонно: двое схватили за руки и плечи, один ударил в живот. Данил согнулся от боли, хватая ртом воздух. Бандиты принялись стаскивать с него рюкзак, и хватка немного ослабла. Извернувшись, он выскользнул из куртки и бросился наутек. За спиной раздались разгневанные вопли и тяжелый топот.

— Да брось его, Бивень! — крикнул хриплый голос. — Здесь куча бабла в сумке. И мобильник.

— В задницу стекляшку, — подхватил другой. — Пусть этот хмырь сам ее добывает.

Данил бежал, не разбирая дороги, пока у него не кончился воздух в легких. На всякий случай он нырнул в одну из темных подворотен, которыми изобилуют переулки Петроградской стороны, и остановился. Долго стоял, уперевшись руками в колени, восстанавливая дыхание и глотая вязкую слюну. Погоня вроде отстала. Данил возблагодарил небеса за то, что в рюкзаке была наличность — и за то, что грабители оказались достаточно жадными, чтобы на нее клюнуть. Телефон, конечно, жалко, ну да ладно, восстановит как-нибудь. А вот кредитка и водительские права в кармане джинсов — это удачно.

К себе домой идти нельзя, к профессору — тоже глупо. О том, что Данил будет здесь в это время, знали только двое: Герман и профессорская дочь. Но гопники кричали "пусть этот хмырь сам ее добывает", значит, заказчик был мужчиной.

Бред какой-то.

В предательство Германа не верилось, должно быть какое-то простое объяснение. Но пока оно, объяснение это, ищется, лучше держаться от брата подальше.

Данил пересчитал рассованную по карманам наличность. Как раз хватало на самый дешевый билет до Москвы. Пару дней можно перекантоваться у Юрки, осмотреться, а потом уже решать.

Юра Краснов был институтским приятелем Данила — познакомились на вступительных экзаменах. На третьем курсе Юрка неожиданно для всех перевелся в Бауманку — оказалось, что в наследство от бабки ему досталась крошечная квартирка, где-то у черта на рогах, зато в столице. Близкими друзьями они с Данилом не были, но крышу над головой и продавленный топчан в кухне Юрка предоставлял охотно и без лишних вопросов.

— Жратва в холодильнике, — только и сказал взъерошенный Краснов, конвульсивно позевывая в кулак. — Интернет на кухне. Меня не кантовать.

И ушлепал в комнату. Глухой звук падающего на кровать тела известил о том, что хозяин в отключке. Данил разулся и прошел на кухню, где стоял антикварный «пень», служивший сервером, а по совместительству — и гостевым компьютером. Личный Юркин ноутбук был неприкосновенен. "Я даже зубную щетку никому не даю, — оправдывался Краснов. — А ноут — куда интимнее!"

Сидячих мест в кухне было много — Юрка любил гостей — но Данил по привычке уселся на шаткий стул перед компьютером, выдвинул клавиатурную полку, тронул мышь. И только когда старенький монитор со щелчком пробудился от сна, Данил сообразил, что Интернет — это вовсе не то, что ему нужно в первую очередь.

Задача номер один в списке — попробовать выяснить, кто же все-таки навел вчерашних гопников: Герман или дочь профессора? Оба предположения казались одинаково дикими, но ведь одно из них должно быть правдой!

Номер профессора Данил помнил наизусть — он вообще хорошо запоминал цифры.

— Алло? — голос в трубке был хрипловатым со сна.

— Здравствуйте. Это Данил, брат Германа. Простите, я вчера не смог до вас добраться.

— Вы, наверное, ошиблись номером, — удивление девушки казалось вполне искренним.

— Герман вам звонил, договаривался о встрече, — напомнил Данил. — Насчет игры.

— Извините, я не понимаю, о чем речь. И у меня нет знакомых Германов…

Как ни странно, Данил испытал облегчение от этого разговора. Девушка ничего не знает — значит, опасность ей не грозит. Одной головной болью меньше. Теперь нужно разобраться с Даго. Парень обладает неуемным любопытством, и таинственная игра, о которой обмолвился не менее таинственный сетевой знакомец, наверняка станет для него лакомым кусочком. Как бы его предупредить? Данил в задумчивости покрутил колесико мыши. Все привычные способы — через Сеть — отпадали. Слишком опасно. Оставался телефон.

Сим-карты Клайд менял чаще, чем иная модница — сумочки и туфли, но Данилу повезло: последний известный ему номер оказался еще актуальным. Откровенно говоря, он не особо рассчитывал на успех. Во всяком случае, будь он на месте Клайда, ни за что не доверил бы телефон друга виртуальному знакомому. Но то ли Данил был чертовски убедителен, то ли Клайд пребывал в добром расположении духа, то ли кто-то на небесах решил, что не в меру любопытного хакера Даго и впрямь лучше держать от этого дела подальше… Как бы то ни было, через пятнадцать минут — после двух десятков уточняющих вопросов — собеседник сдался.

Данил не собирался вступать в диалог — он только хотел предупредить Даго об опасности, поэтому обошелся без предисловий:

— Привет, это Слайдер. Сотри логи наших с тобой разговоров. Помнишь, я рассказывал тебе про изобретателя? Его убили, — лучше уж сгустить краски — безопаснее будет. К тому же убийство действительно не исключено. — Я постараюсь исчезнуть вместе… со всем этим хозяйством. Не хочу, чтобы оно попало в руки Герману…

Последняя фраза сорвалась машинально, и Данил тут же обругал себя. Не стоило давать Даго лишнюю зацепку, даже такую мелкую. Впрочем, собеседник, похоже, пропустил ее мимо ушей: в трубке слышалось только ошеломленное сопение.

"Наверное, не стоило вываливать это вот так прямо с утра, — сообразил Данил. — Может, человек спал еще. Наверняка, полночи в Сети проторчал." Но отступать было поздно, и он торопливо продолжил:

— Так что если тебе дорога жизнь, сотри из компа все свидетельства нашего знакомства. И вообще забудь, что мы с тобой общались. И, кстати, предупреди Клайда, чтобы не болтал. Я с ним не откровенничал, но мало ли…

— Тебе помощь нужна? — встрепенулся собеседник. Голос у него оказался совсем молодой. Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать? Не хватало еще мальчишку в это втягивать.

— Нет, ты мне не поможешь. К тому же я не хочу, чтобы из-за моей глупости пострадал еще кто-нибудь. Все, давай, Даго. Удачи.

— Погоди, ты же обо мне ничего не знаешь!..

Данил поспешно повесил трубку. Ты славный парень, Даго. Когда все это закончится, мы обязательно пересечемся снова — может быть, даже в оффлайне. Если все это закончится…

Следующие сутки прошли спокойно или, вернее сказать, сонно. Сделав первоочередные звонки, Данил ушел в подполье по всем правилам: носа из квартиры не высовывал, по Сети ни с кем не общался, на защищенные паролем ресурсы не заходил — даже почту не стал проверять, хотя его так и подмывало это сделать. Определить физический адрес компьютера по IP — раз плюнуть (если знаешь, куда плевать, конечно).

Вечером второго дня Юрка засобирался по делам.

— Вернусь ближе к полуночи. Будешь уходить — просто захлопни дверь.

— Угу, — пробормотал Данил, не отрываясь от монитора.

От мерцающего дисплея Юркиного доисторического монстра нещадно болели глаза, но если бы не книги, Данил, наверное, за эти сутки совсем бы свихнулся от безделья и беспокойства. Он любил читать и порой настолько погружался в чтение, что переставал замечать окружающее. В детстве ему частенько влетало от строгой бабушки за то, что заперся в туалете с книжкой: она никак не могла поверить, что он делает это не из вредности.

Вот и сейчас — настолько увлекся, что от внезапного звонка в дверь ледяной пот прошиб. Несколько секунд Данилу понадобилось, чтобы осознать, где он находится и что происходит. Когда сообразил, усмехнулся сам себе: да уж, отлично подготовлен к выживанию. Хоть сейчас в спецназ.

Звонок прозвенел еще раз — длинно, настойчиво. Данил выглянул в коридор, прислушался.

— Данила, открой, — спокойно попросил Герман. — Я знаю, что ты там.

Герман — откуда? Как?! Впрочем, ладно, сейчас это не главное.

В комнате открыто окно. Если повезет, можно перемахнуть на соседский балкон этажом ниже. Ага, а если не повезет — одиннадцать этажей вниз и — привет, земля. Это только голливудские хакеры умеют по стенам бегать, а наши, российские, и по ровному асфальту не очень.

— Прострелю замок, — пообещали с той стороны двери. — Юра огорчится.

Черт! То-то будет Юрке плата за гостеприимство… А может, братец блефует? Ну что за дикость, в самом деле? Это ведь Герман! Он не может так поступить!

Данил на цыпочках подкрался к двери, посмотрел в глазок. Герман приставил пистолет к замку.

— С ума сошел? — оторопело выдохнул Данил. — Я открываю.

Герман вошел, невозмутимо захлопнул за собой дверь — ногой, не оборачиваясь. Пистолет он держал направленным на брата.

— Герк… ты чего? — испуганно спросил Данил, пятясь назад.

А что если и вправду сошел с ума? Наследственность располагает: отец страдал от шизофрении. После смерти второй жены, Данькиной матери, болезнь обострилась. Отец часто впадал то в тоску, то в беспричинную ярость, крушил мебель и бил сына — почему-то только младшего. Герман обычно его утихомиривал, а потом долго объяснял рыдающему Даньке, что папа не сердится на него, папа просто плохо себя чувствует. Однажды папа почувствовал себя настолько плохо, что решил прихватить кровиночку на тот свет.

— Герка, это я, твой брат, — осторожно сказал Данил, чувствуя себя предельно глупо.

— Я вижу, — спокойно согласился Герман. — Не слепой.

Он вовсе не выглядел впавшим в ярость, и это пугало больше всего.

Данил отпрыгнул в комнату, захлопнул дверь и задвинул хлипкий шпингалет. Из коридора послышался тихий смешок: преследователь тоже понимал, что это скорее жест отчаяния, чем попытка преградить путь. Перелетая через завалы вещей — ну и свинарник у Юрки! — Данил метнулся к окну, вскочил на подоконник. Сзади раздался глухой удар, звякнуло стекло — должно быть, петля от шпингалета отлетела к серванту.

Данил бросил быстрый взгляд через плечо. Герман стоял в дверном проеме с наведенным пистолетом в руках. Глаза у него были холодные, безучастные. Не безумные — чужие.

— Прыгай, чего же ты, — сказал Герман. Не насмешливо даже — равнодушно.

Не верил, что брат прыгнет? Или наоборот — хотел этого? Но как же кристалл? Происходящее выглядело каким-то странным фарсом: ни преследователь, ни преследуемый не заикнулись о камне. Но времени на рефлексию уже не оставалось. Данил снова глянул вниз, на соседний балкон. Расстояние небольшое, но траектория чертовски неудачная.

Приглушенно громыхнул выстрел. Прежде, чем разум осознал происходящее, тело инстинктивно отшатнулось от оконного проема. Ногу обожгло болью. Данил взмахнул руками в безуспешной попытке сохранить равновесие, и полетел назад, приложившись затылком об пол. Перед глазами вспыхнул сноп разноцветных искр — и все померкло.

* * *

— А что потом? — глаза у Женьки были большие и круглые, как у пацаненка, которому на ночь рассказывают страшную сказку.

— О, у меня было много разных и весьма живописных «потом», — усмехнулся Дан. — Первым делом я очнулся в крестьянской хижине, и меня называли Вереском. Свое настоящее имя — вернее, то, которое я полагал настоящим, — я вспомнил много позже. Память Кристофа восстанавливалась долго — почти полгода, да и после не раз выкидывала фортели. Факты, которые я полагал въевшимися намертво, внезапно улетучивались, словно их никогда и не было. Вообще, первые полгода мне постоянно казалось, что я сплю и вот-вот проснусь. Именно тогда я и приучил себя носить яд в дорожной сумке. Больше всего я боялся потерять рассудок — а дело, как я подозревал, шло именно к тому.

— Ну, а Мил… Герман-то что сделал? — нетерпеливо перебил Женька.

История Вереска была ему в общих чертах известна, а вот поведение Президента интриговало. Если Милославскому-старшему нужен был кристалл, то почему он не спросил о нем сразу? А если хотел убить, то зачем стрелял в ногу? Непонятно.

— А мне-то откуда знать? — искренне удивился Дан. — Я этого уже не видел. Могу только догадываться, что он раздобыл описание виртуального шлема и все-таки запустил его в массовое производство. А мое бесчувственное тело забрал с собой и подключил к аппаратуре. Я изредка видел ту комнату с аппаратурой во сне. И потом очнулся в ней же семь лет спустя, в тот день, когда мы встретились с твоей сестрой. Я был совершенно ошалевший, ничего не помнил, меня тошнило, я едва стоял на ногах, а в голове была только одна мысль: надо бежать, здесь — враги. Потом, пока мы ехали на машине с Игорем, стали появляться другие — не мысли даже, обрывки мыслей. Что я обещал куда-то вернуться, кого-то найти. Запах вереска. Мальчик-дракон. Дорога. Сейчас-то я помню, что Лэйо мне рассказывал про Дорогу между мирами, а там, в машине, это была просто цепочка ассоциаций. А потом — мы ехали между полей — меня словно толкнуло что-то: выходи. Ну я и вышел, — Дан машинально огладил коленку, разбитую при падении из машины. — И вот… пришел. Дальше ты уже знаешь.

— А о самом интересном — ни слова! — возмутился Женька. — Что за Дорога? Она и правда существует?

— Не знаю. Может, и нет. Может, мы с тобой уже давно умерли. Или сошли с ума, — Дан невесело усмехнулся. — Дорога и правда была. И вело меня по ней скорее чутье — и упрямство — чем разум, потому что я не знал, куда иду. Встречал разных людей… и нелюдей тоже. Одни мне помогали, другие пытались убить.

— Кто-то хотел помешать тебе добраться сюда?

— Вряд ли. Скорее — просто убить. Ребята-Странники, которых я встретил на Дороге, сказали, что Темные не терпят чужаков. У меня был амулет, который защищал от излишнего внимания, — только благодаря ему я и добрался до Эртана. Вернее… почти добрался, — Дан рефлекторно поежился. — Амулет давал мне защиту только до тех пор, пока я сам желал оставаться в тени. Но в одном из последних миров я все-таки ввязался в драку… Давай я расскажу это как-нибудь в другой раз. Там много всего было… это здесь, у вас, два месяца прошло, а у меня там — две жизни, не меньше. Историй не на один вечер хватит. Может, Юля тоже захочет послушать.

— Ладно, — со вздохом согласился Женька. — То есть когда Юлька тебя нашла у форта Айрон, ты и в самом деле ничего не помнил?

— Нет. Память вернулась во время Юлиного рассказа. В лесу, у Малых Вешек. На меня вдруг обрушились все воспоминания разом, — Дан передернулся. — Гадкое ощущение. И это еще одна причина, по которой я не признался Юле в том, кто я такой. Струсил. Мне казалось, она должна меня возненавидеть после того, что я сделал.

— Да брось, что ты такого сделал? Просить об ударе милосердия — это естественно. Если бы я оказался на месте Юльки, сделал бы это без колебаний.

— Вот именно. Я мог бы настоять, чтобы вместо нее остался ты. Мог бы убедить Джаниса не разделять группу. Мог бы… Но я доверился предначертанному.

Дан замолчал, глядя в сторону. Женька деликатно выдержал паузу в несколько секунд — на большее его не хватило:

— Слушай, а о чем вы с Юлькой говорили? Ну там, в Долине? У нее спрашивать неловко было. Кстати, а почему вдруг вы заговорили на древнеэльфийском?

— Она спросила — я ответил. Машинально.

— Ну, с тобой-то все ясно, а Юлька его откуда знает?

— Без понятия. Юля спросила, зачем я ее позвал. Я ответил: чтобы умереть. Пафосно — но было не до формулировок, да и… язык к пафосу располагает.

Женька не стал задавать уточняющих вопросов, но весь его вид кричал: ну, продолжай!

Дан поморщился. Ему по-прежнему не хотелось излагать эту историю — слишком много в ней было белых пятен, много такого, чего он сам не понимал. Но в ушах еще звучало презрительно-равнодушное: "Ты можешь делать все, что угодно. Но это не изменит того факта, что ты меня обманывал." Говорят, молчание — золото. Только разве платят золотом за доверие?

— Я уже сказал: после того, как я чудом спасся от лунной лихорадки, со мной стали происходить странные вещи. Рождались песни, смысл которых я не мог постигнуть. По ночам снились непонятные сны, а наяву порой казалось, что я сплю. Первые полгода было очень страшно, потом я понял, что мое состояние стабильно, и старался относиться к приступам, как к досадной неприятности — вроде плохой погоды. Грех роптать на такую мелочь после того, как вылечился от неизлечимой болезни. Сейчас я понимаю, что мне невероятно везло — странно, как я вообще не сошел с ума. Как бы то ни было, я не очень удивился, когда однажды из моего сознания выпал довольно длительный отрезок — минут сорок. Я помню, как пришел в трактир, попросил у хозяина лютню, стал настраивать. Потом — провал. Прихожу в себя, а у меня под руками еще затихает аккорд — судя по положению пальцев на грифе, "Последнего заката", — но я совершенно не помню, как играл его. Я сглупил — не стал спрашивать у трактирщика, что произошло. Он мой информатор, мне не хотелось выказывать перед ним слабость. Удовлетворился тем, что, судя по реакции окружающих, ничего подозрительного я не делал.

В ту ночь мне впервые приснилась моя смерть. И на следующую тоже. А утром, у Кости Литовцева, я увидел ее — девушку, которая меня убивала, — голос Дана был подчеркнуто бесстрастным. — Дальше ты в общих чертах знаешь, ты же присутствовал при этом. Но только перед смертью я вспомнил, что случилось за те сорок минут в Вельмарском трактире. Вернее, что именно произошло, я до сих пор точно не знаю. Это было… — он замялся, подыскивая слова, — как сбой в Матрице. Я ведь, будучи Вереском, ничего не помнил про Землю — искренне считал себя полуэльфом-шинтар, приемным сыном графа белль Гьерра, и все проблемы с головой списывал на последствия лунной лихорадки. Но где-то глубоко в подсознании жил Данил Милославский, который хотел вернуться в свое настоящее тело. Я… просил Юлю о помощи.

— Ты просил Юльку тебя убить? — ошеломленно переспросил Женя.

— Нет, конечно, — Дан с досадой тряхнул головой. Как объяснить другу то, чего сам понять не можешь? — Я… пел.

Просто пел. А она просто слушала, вцепившись в табурет побелевшими пальцами, — словно одна ее часть хотела сбежать, а другая силой удерживала на месте.

— Думаю, она сама не осознавала, что происходит. Решила, что ей понравились песни — или исполнитель, — и выкинула меня из головы, едва переступив порог трактира. Но в момент смерти вспомнила — может быть, безотчетно — и это воспоминание сработало как ориентир для ее Дара. Когда-то я думал, что ее перенесли Найэри… но это вряд ли.

Одна рыжая богиня весьма недвусмысленно дала понять, что Юлькино присутствие в Эртане более, чем нежелательно.

— А почему ты выбрал именно ее? Убить тебя мог кто угодно, для этого много ума не надо.

— Ты меня слушаешь вообще? Я никого не выбирал, это получилось неосознанно. Если бы я отдавал себе отчет в том, что мне нужно умереть, я бы принял яд — и решил все проблемы. Просто знакомое лицо — лицо из прежней жизни — сработало, как переключатель.

— Слушай, я уже ничего не понимаю. Так вы были знакомы в реале? Если так, то почему она тебя не узнала у форта Айрон?

— Нет. Не совсем. Подожди, — Дан вскинул руку, прислушиваясь. — Кто-то заглянул в нашу комнату. Судя по тому, что я не слышу шагов, — Джанис. Сейчас сюда придет.

Действительно, через несколько секунд дверь распахнулась и на пороге возник молодой вампир. Он окинул быстрым взглядом комнату: белое платье, небрежно висящее на спинке стула, измятая кровать — и озабоченно поджатые губы расплылись в насмешливой улыбке.

— А ты времени не теряешь, смертный. Только отчего твоя женщина так быстро покинула тебя? Ты оказался не на высоте?

— Джанис, ты пришел по делу, — холодно напомнил Дан. — Говори.

Вампир посерьезнел.

— Этот парень, которому ты поставил подножку, ты его знаешь?

— Нет, — тревожное предчувствие стиснуло горло, и Дан сумел только выдохнуть: — Что?!

— Мертв, — Джанис невольно перенял лаконичную манеру собеседника. — Труп уже остыл.

Женька недоуменно нахмурился: если труп успел остыть, то как он мог присутствовать на церемонии? Джанис пытался сохранять невозмутимый вид, хотя понимал явно не больше растерянного белль Канто. Но времени на объяснения не было.

Дан рванулся к двери, на ходу отдавая команды:

— Женя, к Веронике! Не оставляй девчонок одних. Я к магистру. Джанис, найди Дагерати, пусть проверит камни. Скажи — Советник во дворце.

Данил Милославский был атеистом.

Полуэльф Вереск знал, что боги не всесильны.

Дан бежал по дворцовым коридорам и отчаянно молился о том, чтобы не оказалось слишком поздно.

 

Глава 13

— Что ЭТО?! — выдавила я, даже не пытаясь скрыть ужаса и отвращения.

То, что смотрело на меня из зеркала, больше всего напоминало девицу легкого поведения, которая наивно надеется компенсировать недостаток природной красоты избытком косметики. Впечатление дополняло платье — вызывающе алое, обтягивающее, с глубоким декольте. Такое эффектно смотрелось бы на роковой брюнетке южных кровей, на мне же выглядело дешево и вульгарно, не хватало только ценника с пометкой "Распродажа".

— Неужели не нашлось никого, кто умеет делать нормальный макияж?

— Я умею, — юная эльфийка глянула волчонком.

— Это заметно, — у меня вырвался истерический смешок.

— Так велел господин.

— Твой господин любит шлюх? — неудачная попытка прикрыть панику сарказмом.

— Господин никого не любит.

Девушка торопливо побросала визажные кисточки в шкатулку и скрылась за дверью. Щелкнул замок. Я осталась наедине со своим изуродованным отражением.

Интересно все-таки, сколько я уже здесь — день или два? Когда я очнулась, часы показывали девять. Но было это девять утра или вечера? Кофе и свежая выпечка, которые принесла служанка — все та же светловолосая эльфийка, мастерица визажа, — больше походили на завтрак, чем на ужин. На мои вопросы девушка не отвечала. А вопросов, между тем, было много, и главный из них: что случилось с Вероникой?

Я не сомневалась, что она жива, но обстоятельства, при которых я видела Нику последний раз, заставляли сходить с ума от беспокойства.

Когда я вошла в ее комнату во дворце, принцесса лежала на полу без сознания, и над ней озабоченно склонился Женька. В тот момент мои мысли были заняты одним вопросом: что с ней?! И только когда Женя цепко ухватил меня за руку, я осознала, что он никак не может находиться рядом с Никой — ведь я встретила его по пути. Но было уже поздно.

Комната, в которой я очнулась, ничем не напоминала сырую темницу. Дорогая, со вкусом подобранная мебель, ванная комната с горячей водой, кондиционирующее заклинание, изысканная еда — тюрьма была вполне комфортабельной. Только от этого не переставала быть тюрьмой.

Загадочного «Господина» я пока не видела, но уже боялась до слабости в коленях. Собственно, для паники было вполне достаточно того, что эльфийка у него ходит в слугах.

Я снова посмотрелась в зеркало. Интересно, у него такой странный вкус или это часть какой-то игры? Будь у меня возможность выбора, я бы предпочла первое.

Щелкнул замок, с тихим скрипом отворилась дверь, впуская нового гостя. Сначала я ощутила его кожей — словно пригоршню горячего песка бросили в спину — и только потом обернулась. Лицо незнакомца скрывала полумаска с синими стеклами в прорезях для глаз, но я ни на мгновение не усомнилась: эльф.

Он был эталоном эльфийской красоты — а значит, живым воплощением всего, что мешало мне воспринимать эльфов, как мужчин. Точеная фигурка, узкие плечи и бедра, еще более узкая талия. Тонкие губы. Хрупкие запястья, кажется, тронь — и сломаешь. Если бы не рост, слишком высокий для женщины, его можно было бы принять за девушку или мальчика-подростка.

Почему же мне так мучительно хотелось дотронуться до него? Коснуться губами этих тонких губ, прижаться щекой к ладони, уткнуться лицом в колени — и так провести остаток вечности.

Что со мной?

Гость удовлетворенно улыбнулся.

— Я вижу, Имриль постаралась на славу. По-моему, такое лицо подходит тебе больше, не правда ли?

Голос у него был тоже не мужской — мелодичный и довольно высокий — но у меня перехватило дыхание. В жизни не слышала ничего более сексуального.

— Похожа на дешевую шлюху, — хрипло призналась я.

— Почему «похожа»? Ты и есть шлюха, — он негромко рассмеялся.

Я не видела его глаз, но могла поклясться, что мои слова доставили ему удовольствие. Меня бросило в жар — и вовсе не от стыда или ярости.

Что. Черт. Возьми. Происходит.

— Что вам от меня нужно?

— Для начала — познакомиться. Твое имя мне известно. Меня можешь называть "господин Советник".

— Для друзей — просто господин, — не удержавшись, съязвила я.

— Если тебе так проще, называй господином, — согласился эльф.

Он двинулся в мою сторону. Разум требовал отодвинуться подальше — и по возможности ухватить что-нибудь тяжелое, тело стремилось броситься навстречу и припасть к его ногам. Я осталась на месте.

— Хочу рассказать тебе сказку. Но сначала, — тонкие губы искривились в гримасе отвращения, — умойся и переоденься. Надеюсь, зеркало убедило тебя в том, каково твое истинное лицо. Нет необходимости и дальше издеваться над моим эстетическим вкусом. Мне и без того на тебя противно смотреть.

— Так не смотрите, — огрызнулась я. — И перестаньте меня оскорблять. У вас нет оснований называть меня шлюхой.

— Ты родилась человеком, — спокойно пояснил он. — Это само по себе основание. Но даже если отвлечься от твоей природы — достаточно один раз увидеть, как ты на меня смотришь.

— Так нечестно! — я сглотнула всухую. — Вы… сами это делаете.

Уголки губ приподнялись — то ли презрительно, то ли высокомерно.

— Иди умойся.

Я не понимала его игру. Зачем все это? Чтобы унизить меня? Это ему, несомненно, удалось, хотя вряд ли он ставил такую цель. Презрение было явным, но не демонстративным — эльф просто не считал нужным его скрывать. Одно утешало: если ему на меня даже смотреть противно, о принудительном сексе речи не идет.

А жаль, промелькнула непрошенная мысль.

Черт. Я поспешно ретировалась в ванную и сунула голову под ледяную воду.

Когда я, умытая, переодетая, с наспех причесанными мокрыми волосами вышла в комнату, господин Советник непринужденно сидел в кресле и потягивал красное вино. Второй бокал стоял на столике.

— Не волнуйся, вино не отравлено. Ты нужна мне живой, иначе я бы не стал затевать все это.

Я опустилась во второе кресло, но к бокалу не притронулась. Допустим, яда там действительно нет, но существует масса других интересных химических соединений…

— Жил-был вампир, — как ни в чем не бывало начал эльф. — Жил среди людей — на мой взгляд, этого факта уже достаточно, чтобы усомниться в его душевном здравии. Он женился на эльфийке, невзирая на культурные традиции своего народа и нарушив волю отца. У них родилась дочь. И жили они долго и счастливо, пока однажды его жена не умерла от лунной лихорадки. Это случается. Нормальный мужчина погоревал бы и забыл. Но, как я уже сказал, вампир с самого начала был не вполне нормален, а смерть любимой женщины стала толчком к окончательному сумасшествию. Наш герой решил воссоздать древний артефакт, дающий, согласно легенде, безграничную власть над стихиями. История умалчивает о его истинных целях. Некоторые утверждают, что он надеялся оживить жену, но я думаю, он просто заместил всепоглощающую страсть к женщине другой страстью. Впрочем, для нашей сказки это не важно. За несколько лет ему удалось собрать все камни. И тут его ждало разочарование — вполне, впрочем, закономерное. Лучи Звезды Четырех Стихий, даже собранные вместе, оставались всего лишь горсткой не особо ценных камней.

А между тем, Найэри, заметив подозрительную активность вокруг Лучей, послали в Эртан своего наблюдателя, поручив ему разобраться в происходящем. Юноша, как это свойственно молодым и горячим натурам, присматривался не столько к объекту наблюдения, сколько к его красавице-дочери, а вернувшись к наставникам, заверил, что все в порядке: у вампира нет шансов собрать артефакт.

Однако по иронии судьбы именно он дал нашему упрямому герою такую возможность. В один прекрасный день вампир обнаружил, что дочь беременна. Была ли между ними душещипательна сцена раскаяния или он просто посулил выставить блудницу из дома, мне неизвестно. Так или иначе, девушка призналась, что отец ребенка — юный Найэри, с которым у нее случился короткий, но бурный роман.

Вампир посадил дочь под домашний арест, а слугам пригрозил смертью, если слух о ее беременности распространится за пределы замка. Принимать роды он готовился сам. По-видимому, уже тогда вампиру пришла в голову мысль, что если Сила Пришедших Следом разделила Звезду, она же поможет ее и восстановить. Не найдя способа соединить лучи непосредственно друг с другом, он решил сделать это при помощи артефакта-посредника. Заготовку для артефакта вампир вырезал из алмаза, а для наполнения камня Силой, использовал кровь из пуповины, связывавшей мать и новорожденную девочку. К сожалению, подробности обряда мне неизвестны. Как ты думаешь, что случилось потом?

— Он попытался воссоздать Звезду, и это привело к взрыву?

— Не совсем, — эльф качнул головой. — Соединить Лучи он не успел. Найэри, которые до поры до времени сквозь пальцы смотрели на его увлечение, обратили внимание на обряд в последний момент, когда оставалось принять только самые радикальные меры. Они взорвали замок вместе со всеми обитателями. Юноша-Найэри, отец ребенка, принимал в этом непосредственное участие. По-видимому, наставники хотели таким образом наказать его за проступок, но вышло наоборот. Ему поручили перенести алмаз-посредник в один из лишенных магии миров, где присутствие мощного артефакта останется незамеченным для местных жителей. Юноша исполнил приказ, но вместе с камнем тайно перенес в тот же мир свою новорожденную дочь.

— Это… была моя мама?

Эльф легко поднялся из кресла.

— Подумай об этом на досуге. Если сможешь.

Когда он проходил мимо, мне пришлось судорожно вцепиться в подлокотники — так сильно было желание коснуться его. Эльф замер, положив изящную кисть на дверную ручку, — словно внезапно вспомнил о чем-то важном. Снял маску. Обернулся через плечо, бросил насмешливо:

— Не злоупотребляй холодным душем.

У меня вырвался полувздох-полувскрик.

С надменного чужого лица на меня смотрели знакомые глаза цвета вечернего неба в августе.

* * *

— Белль Канто, перестань раскачиваться на стуле, — раздраженно бросил лорд Дагерати. — Сколько раз можно говорить?

— Вы много чего говорили, ваша светлость, — с горечью отозвался Женька, убирая руки со столешницы. Стул с глухим стуком опустился на пол. — Например, что хранилище невозможно взломать.

— Опять двадцать пять. Сколько можно одно и то же пережевывать? Самому не надоело? Я никогда не утверждал, что королевские тайники абсолютно недоступны. Я говорил, что они надежно защищены. Разницу чувствуешь?

— Я предлагал свою помощь в организации защиты.

— Ну конечно, все мы тут идиоты и бездельники, один белль Канто герой. Где ты был, такой умный, когда Нику похищали?

— По крайней мере, не в постели любовницы! — с вызовом сказал Женя, исподлобья глядя на герцога.

— Белль Канто, я терпелив, — опасно понизив голос, произнес герцог. — Но моему терпению есть предел, и ты подобрался к нему вплотную. Я смотрю, опыт твоего приятеля тебя ничему не научил. Хочешь отдохнуть в камере?

— В камере! А что так скромно, ваша светлость? Давайте уж сразу на плаху. За государственную измену. У вас это быстро.

Герцог, слегка побледневший, медленно поднялся и уперся ладонями в стол, приблизив свое лицо к Женькиному.

— Насчет плахи — подумаю, — раздельно пообещал он. — А вот до тюрьмы ты уже определенно договорился.

— Витторио, остынь, — негромко и жестко бросил король. — А ты, Женевьер, извинись перед его светлостью. И впредь действительно следи за языком. Хотя бы из элементарного уважения к титулу и возрасту собеседника.

— Извините, — буркнул Женя без тени раскаяния.

Лорд Дагерати тяжело опустился на стул, провел рукой по лицу.

— Белль Канто, исчезни с глаз моих, — устало попросил он. — Уйди, иначе я за себя не отвечаю.

— Браслет отдайте, уйду.

— Не отдам, я уже объяснил почему. Ты можешь в любой момент понадобиться. Мне недосуг тебя по всему континенту разыскивать. Если нечем заняться, сходи к магистру Астэри и попроси его прийти сюда.

— У вас что, секретарей не хватает?

— Женевьер, не зли меня. Я и без того достаточно злой. Ты ведь хотел узнать, как Советнику удалось проникнуть в хранилище? Архимагистр как раз занимался расследованием. Чем раньше ты его сюда приведешь, тем быстрее получишь ответ на свой вопрос.

Женька неохотно выбрался из-за стола и скрылся за дверью.

— Зря ты с ним так, Витторио, — покачал головой Вильсент. — Мальчишка искренне переживает, рвется в бой, а ты практически посадил его под домашний арест. Хоть и называешь это по-другому, но суть-то не меняется. Неудивительно, что парень начал дерзить. Он не заслуживает такого обращения.

— Да я понимаю, Сэнт, — вздохнул Дагерати. — Просто не успел ему полезное занятие придумать.

— Не нужно ничего выдумывать. Нужно было отправить его вместе с Даном в замок Эстельмарэ.

— Там опасно. А белль Канто может наделать глупостей. Мне бы не хотелось так бездарно пустить его в расход.

— Дана, выходит, можно? Не жалко?

— Мне всех жалко, — невесело усмехнулся герцог. — И больше всех себя. Я бы и Дана запер, этот тоже с трудом адекватность сохраняет, да только без него там не обойтись. Но он хотя бы способен оценить риск. Дан полезет в мышеловку только в том случае, если будет уверен, что иначе нельзя. И пока он считает, что живым от него больше пользы для спасения Юлии, он будет жить. А белль Канто вполне способен сунуться в самое пекло, просто понадеявшись на удачу. Можешь смеяться, но я в некотором роде привязался к парню.

— Все равно, не дело это. Нечестно и, как сказал бы магистр Астэри, непедагогично. Ты обращаешься с ним, как с ребенком, а Женевьер, несмотря на юношеский пыл, мужчина и воин. Желание спасти дорогих для него людей вполне естественно, а ты отказываешь ему в этом праве.

— О спасении пока речи не идет, мы только прощупываем почву. Тут важна осторожность и тонкий расчет. Белль Канто и в нормальных обстоятельствах осмотрительностью не отличается, а уж теперь… — герцог безнадежно махнул рукой. — Когда дойдет до активных действий, я не смогу его удержать. И пытаться не стану.

— Кстати об активных действиях. Какой у тебя план, Вит? Я передал отчеты твоих разведчиков маршалу белль Торро, он считает, что брать замок Советника штурмом бессмысленно.

— Знаю. Я с ним говорил. Ни штурм, ни осада действительно не принесут нам победы. Слишком невыгодные условия. Пока что я собираю информацию. В любой защите можно найти слабое место.

— Не забывай, в замке — заложники.

— Давай называть вещи своими именами, Сэнт. Если бы девочки были заложниками, нам бы уже предъявили список требований. Они — смертники.

— Не хорони их раньше времени.

— Мы сделаем все возможное, чтобы их спасти, обещаю. Но я хочу, чтоб ты осознал: если у нас не будет другого варианта уничтожить Советника, кроме как вместе с замком и теми, кто в нем находится, мы это сделаем.

— Я прекрасно понимаю, что безопасность государства дороже жизни одной незаконнорожденной принцессы, — холодно сказал король. — Нет необходимости лишний раз об этом напоминать.

Мужчины молчали, не глядя друг на друга, но думали они об одном и том же: достанет ли у короля мужества в решающий момент отдать приказ, означающий гибель дочери?

— Ваше величество, Витторио, добрый день, — поздоровался верховный маг, появляясь в углу кабинета.

Женя, все такой же угрюмый и озлобленный, отпустил его руку и молча вернулся на свое место. Архимагистр устроился напротив Вильсента и обеспокоенно присмотрелся к нему.

— Вы неважно выглядите, ваше величество. Уверены, что вам не нужна моя помощь?

— Не волнуйтесь, Архимагистр, я в порядке. Насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах.

Магистр Астэри с сомнением покачал головой, но настаивать не стал.

— Я закончил расследование, — сообщил он, повернувшись к лорду Дагерати. — Вернее, не совсем закончил, но на проработку деталей уйдет слишком много времени. Должен заметить, результаты весьма удручающие. Впрочем, обо всем по порядку. Как вы помните, три Луча хранились в разных местах. Луч Огня находился у Вероники. Понимаю, что в свете произошедшего это кажется опрометчивым, но я считал и продолжаю считать, что артефакт должен находиться у Хранителя. Лучи Воздуха и Воды были спрятаны в двух разных тайниках. При похищении Луча Воды Советник использовал тот же прием, что и на церемонии: принял личину стражника, который должен был войти в хранилище с очередной проверкой. Сложнее всего оказалось понять, как Советник проник в хранилище Луча Воздуха. Есть заклинание, которое позволяет обратить в воду любое тело — в том числе свое собственное. Оно довольно простое, с ним справится любой выпускник Академии. Обратное заклинание тоже существует — частицы воды еще некоторое время сохраняют память формы — но оно намного сложнее, не всякий магистр тринадцатой ступени его осилит. И оно не способно вернуть жизнь. Тело, восстановленное из жидкости, остается мертвым телом. Во всяком случае, так считалось до сих пор. Однако Советник, по всей видимости, усовершенствовал заклинание. Прежде всего, он научился отделять сознание от тела. Мне доводилось читать о магах, которые владели этой техникой, но она считалась безвозвратно утраченной во время Смутной Эпохи.

Я предполагаю, что события развивались так: Советник обратил свое тело в воду. Произошло это в туалетной комнате, которой пользуются охранники перед сменой. Джентри — гвардеец, ответственный за плановую проверку хранилища, — замочил сапоги. Он не придал значения этому факту и заступил на дежурство. Так частицы тела Советника оказались в тайнике. Дождавшись, когда Джентри убедится в сохранности артефакта и выйдет, маг притянул в тайник основную массу жидкости. Затем принял исходную форму, взял камень и телепортировался. К сожалению, восстановить ход событий более подробно не могу — у меня не хватает знаний.

Лорд Дагерати пристально посмотрел на верховного мага:

— Я правильно понимаю, Архимагистр, вы признаетесь в том, что Советник как маг намного сильнее вас?

— Да, — после короткой паузы сказал эльф.

— Как получилось, что маг такого уровня остался незамеченным Советом?

— У него было хорошее прикрытие. Всю подозрительную околомагическую активность мы списывали на деятельность Корпорации. И кроме того, — магистр тяжело вздохнул, — нас подвела излишняя самонадеянность. Увы, самонадеянность и эгоизм — главные недостатки моего народа. Дело в том, что одаренные маги становятся заметны еще в детстве. В дальнейшем Совет Архимагистров следит за их развитием, в случае необходимости назначает индивидуальных наставников. Словом, постоянно держит в поле зрения. И последний из тех, кто мог сравниться в силе со мной — заметьте, я говорю не «превзойти», а «сравниться» — погиб более двадцати лет назад. Вернее, мы считали его погибшим. Теперь я понимаю, как ему удалось выжить.

— То есть вы знаете, кто он, наш таинственный враг?

— Догадываюсь. Вероятнее всего, это Кэрнахэль Эль-Стаури.

— Вы имеете в виду того самого Эль-Стаури? — осторожно уточнил лорд Дагерати.

— Да. Магистр Эль-Стаури, биологический дед Кристофа белль Гьерра.

Из приемной донесся приглушенный шум. Потом дверь распахнулась, и на пороге показался секретарь лорда Дагерати.

— Милорд…

— Спасибо, я сам о себе доложу, — Дан бесцеремонно обогнул молодого человека и прошел в кабинет.

Секретарь бросил возмущенный взгляд на шефа, ожидая, что тот окоротит нахала, но герцог только махнул рукой:

— Благодарю, белль Риолли, идите.

Юноша оскорбленно поджал губы и удалился, хлопнув дверью чуть сильнее, чем требовалось.

— Ваше величество, Архимагистр, — Дан почтительно поклонился. — Милорд Дагерати. Наши предположения не оправдались. Телепорт в замке Эстельмарэ по-прежнему работает. В Ледяном Зале никого нет.

— Откуда такая уверенность?

— Я там был.

— Ты что, идиот? — опешил глава Канцелярии. — Я только что говорил Вильсенту, что ты не склонен к опрометчивым поступкам. Похоже, я тебя переоценил. А если бы там ждал отряд боевых магов?

— Я был под невидимостью. И почти сразу телепортировался обратно. Зато у меня появилась идея, как проникнуть в замок Советника.

— Похвально, — проворчал лорд Дагерати все еще сердито. — Но сначала доложи все по порядку. Судя по твоему внешнему виду, посещением Ледяного Зала дело не ограничилось.

Дан бросил взгляд на свои брюки, покрытые разводами пыли, и слегка смутился.

— Простите, ваша светлость. Не успел переодеться. Я исследовал апартаменты Советника в подвале замка Эстельмарэ. Похоже, кондиционирующее заклятие не работает с тех самых пор, как мы там побывали. Ничего интересного не нашел — кроме телепорта, само собой. Все покрыто слоем пыли.

— Ясно. Ну выкладывай свою гениальную идею.

— Я сориентировался на местности и обнаружил, что могу в точности определить, откуда в прошлый раз появились маги. Предлагаю использовать телепорт с относительными координатами, чтобы выбраться из Ледяного Зала.

Магистр Астэри недовольно нахмурился и покачал головой.

— Это очень опасно.

— Опасно, — согласился Дан. — Потому его и не используют. Но другого варианта у нас пока нет.

— О чем речь? — заинтересовался герцог.

— Обычно для телепортации задаются абсолютные координаты, — пояснил Архимагистр. — Неважно, координаты ли это неподвижной точки в пространстве или переносного телепорта. Но теоретически конечную точку можно задать в относительных координатах. Упрощенно говоря, телепорт будет всегда переносить владельца на заданное количество шагов в определенном направлении — вне зависимости от того, что там находится. Главная опасность заключается в том, что в такой телепорт не встроить защиту от коллизий.

— Архимагистр, я не понимаю вашей магической терминологии, — поморщился лорд Дагерати. — Вы можете объяснить на пальцах?

— Представьте, что это ваш переносной телепорт, — верховный маг взял со стола ручку и спрятал ее в карман. — Вы на него перемещаетесь. Где вы окажетесь?

— Рядом с вами.

— Именно. Рядом со мной, а не у меня в кармане. Потому что в стандартные переносные телепорты встроена защита от коллизий: если конечная точка оказывается занята, объект перемещается в ближайшую свободную точку пространства в пределах заданной окрестности. Так вот, в том способе, о котором идет речь, такую окрестность задать нельзя. Если конечная точка занята, объект перемещения погибает. И учитывая, насколько слабо господин Дан представляет себе, что его ждет за пределами Ледяного Зала, вероятность этого весьма высока.

— Давайте я пойду! — вскочил Женька. — У меня получится, я везучий.

— Пойдем вдвоем, — оборвал Дан. — Ты не сможешь определить расположение двери. Накроемся невидимостью. В драки вступать не будем. Наша задача — найти девушек и сразу эвакуироваться.

— Два идиота, — обреченно прокомментировал лорд Дагерати.

— Охотно выслушаю контр-предложения, — сухо отозвался Дан.

— Милорд, — в кабинет снова заглянул секретарь. — К вам лейтенант Васкер с докладом. Я предупредил, что у вас совещание, но он утверждает, что дело не терпит отлагательств. Касается кхаш-ти.

Глава Канцелярии нахмурился:

— Пусть войдет.

Васкер вошел, остановился у двери и коротко поклонился лорду Дагерати. Он не произнес ни слова — лейтенантские нашивки не сделали его более разговорчивым — но в сторону штатских косился с видимым напряжением.

— Докладывайте, Васкер. Они в курсе дела.

Молодой лейтенант начал с главного:

— Милорд, кхаш-ти исчезли, — он сделал небольшую паузу, давая слушателям осознать сообщение. — По-видимому, это произошло с десяти до десяти тридцати утра — показания свидетелей расходятся. Но все очевидцы утверждают, что исчезновение было внезапным и неожиданным даже для самих кхаш-ти, некоторых оно застало на середине фразы или действия. В крупных городах Карантеллы ситуация аналогичная. Отчеты из провинций и других государств мы пока не получили. Генерал белль Форвенд предлагает ввести в столице чрезвычайное положение по крайней мере до выяснения обстоятельств.

Герцог бросил быстрый взгляд на Дана. Тот отрицательно качнул головой.

— Думаю, в этом пока нет необходимости, — заключил глава Канцелярии. — Доложите, когда получите отчеты от наших зарубежных агентов. Особенно меня интересует Диг-а-Нарр.

— Слушаюсь, милорд.

Когда Васкер вышел, лорд Дагерати обвел взглядом Дана и Женьку.

— Вы понимаете, что это значит?

— Сервер упал, — пожал плечами белль Канто и, спохватившись, уточнил: — Я имею в виду, что портал, через который кхаш-ти попадали в Союзные Королевства, мог временно выйти из строя. Если я прав, то максимум через сутки кхаш-ти снова появятся.

— Ты с ним согласен?

— Это может быть правдой, — уклончиво ответил Дан. — Как и всякая технологически сложная система, портал имеет множество уязвимостей. К одновременному исчезновению всех кхаш-ти мог привести десяток причин — от временного перебоя в подаче энергии до полного уничтожения здания, где он размещался. Но есть только одна причина, которая будет иметь серьезные последствия для судьбы Союзных Королевств. И мира в целом, — Дан помолчал, собираясь с мыслями. — В основе портала лежит маленький кристалл. Мне неизвестно его назначение, но предполагаю, что он как-то связан со Звездой. Скорее всего, это как раз тот элемент, который позволяет соединить Лучи в Звезду. И если Советник нашел способ завладеть кристаллом… это значит, что времени у нас осталось меньше, чем мы думали.

— Ладно, — герцог резко поднялся. — Будем надеяться на лучшее, но исходить из худшего. Архимагистр, мы можем рассчитывать на поддержку эльфов?

— Я с уверенностью поручусь только за кланы Воды. Думаю, что магистр Аль-Канаро тоже выступит против Советника, у него к Эль-Стаури личные счеты. Что касается остальных, — верховный маг печально покачал головой, — остается только надеяться, что мои сородичи окажутся достаточно благоразумны, чтобы осознать опасность, которую представляет магистр Эль-Стаури. — Эльф тоже встал. — Я соберу совет Архимагистров. Эльфийский Совет — слишком бюрократическая организация, чтобы оперативно решать такие вопросы.

* * *

Когда Советник ушел, я залезла под душ (из чувства противоречия — под горячий) и долго стояла под обжигающими струями, словно вода могла смыть грязь не только с тела, но и с души. Как ни странно, мне действительно полегчало. Я даже нашла в себе силы улыбнуться наивности эльфа. Кто-то, видимо, сказал ему, что людьми проще всего управлять при помощи сексуального влечения — а он и поверил. Ха! С этим я справлюсь. Главное, чтобы он не додумался до чего-нибудь более экстремального. Есть вещи, которых я боюсь куда сильнее. Например — боли. Или… нет, об этом лучше не думать. В моих интересах поддержать Советника в его заблуждении.

Спокойствия хватило часа на два. Потом наваждение накатило с новой силой, только теперь к нему прибавилось чувство вины. Я пообщалась с Советником совсем недолго — и уже поддалась его очарованию. Поддалась настолько, что даже не вспомнила про Нику. А ведь клялась себе, что это будет первый вопрос, который я задам гостеприимному хозяину.

Мне снова хотелось утонуть в безбрежных глазах цвета вечернего неба, только теперь эти глаза принадлежали не Вереску.

Ночь прошла беспокойно и жарко. Изредка я забывалась сном, но видения были такими непристойными, что я просыпалась с бешено колотящимся сердцем и обещала себе до утра не смыкать глаз.

Несколько раз я пробовала повторить трюк со стеной огня, которому некогда обучил меня Умник, но ничего не выходило.

"Не трать силы, — посоветовал внутренний голос неожиданно серьезно, без своего обычного ехидства. — Это не эмпатия, это обычная элементальная магия, просто очень высокого уровня."

"Что же мне делать?"

"Не знаю."

Посреди ночи, стоя под ледяными потоком воды, я вспомнила издевательский совет эльфа: "Не злоупотребляй холодным душем." Не буду. Все равно не помогает.

Я прождала его весь день. Сначала с напускным равнодушием, даже себе не признаваясь, что хочу его видеть. Потом — с яростью: пусть только придет, я докажу, что у него кишка тонка овладеть моим разумом. Ярость сменилась нетерпением и к вечеру превратилась в отчаянье. Когда Имриль забирала нетронутый ужин, в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

Надо ли говорить, что ночь выдалась еще хуже, чем предыдущая?

Эльф появился утром. Я бросилась к нему навстречу и неловко замерла посреди комнаты. Разум еще подчинялся мне, и я отлично понимала: от этого мужчины нужно держаться подальше — в самом прямом смысле слова. Но что удивительно, эльф тоже едва заметно вздрогнул, будто испугавшись моего порыва.

Несколько секунд мы разглядывали друг друга. Я знала, что выгляжу не лучшим образом: как бы я ни пыталась натянуть бодро-равнодушную маску, она не могла скрыть синяки под глазами и нездоровый румянец на щеках. По губам эльфа скользнула удовлетворенная улыбка.

— Не выспалась?

— Я… ждала вас вчера.

— Знаю, — он грациозно опустился в кресло, махнул рукой на соседнее. — Присаживайся. Надеюсь, ты обдумала мою сказку и сделала соответствующие выводы?

Я села, зябко обхватив себя руками. Честно говоря, сказка вылетела у меня из головы почти сразу. Не до того было. Но сейчас ответ пришел сам собой:

— Во мне есть Сила Найэри. Вы хотите, чтобы я собрала для вас Звезду.

— Верно.

Советник достал из кармана бархатный мешочек и вытряхнул из него Лучи так небрежно и непринужденно, словно это были детальки от дешевой детской головоломки.

— Хочешь попробовать?

— Нет!

Я схожу с ума. Но не настолько же!

— Напрасно, — эльф, ничуть не обескураженный отказом, пожал плечами. — Не бойся, я не отберу ее у тебя. Просто не смогу: как только ты выпустишь артефакт из рук, он снова развалится. Видишь, какая несправедливость: ты можешь собрать Звезду, но не в состоянии ей воспользоваться, поскольку не владеешь элементальной магией. Я мог бы повелевать миром, но эти четыре камешка мне неподвластны.

— Но… тогда зачем вам я?

— Для того, чтобы воссоздать Звезду, нужно, помимо собственно Лучей, два компонента: камень-посредник и живая Сила Найэри. У Гелленира была твоя мать. У меня есть ты.

— Сомневаюсь, что она могла собрать для него Звезду, — фыркнула я. — Учитывая, что ей было несколько минут от роду.

— Разумеется, нет. Гелленир проводил обряд на крови, но подробное описание обряда мне найти не удалось, а в ритуальной магии важна каждая мелочь. В любом случае, крови Найэри в тебе нет ни капли. Мне потребуется твоя добрая воля.

— Обойдетесь, — непочтительно хмыкнула я.

Мне нелегко далась эта видимая небрежность.

Советник улыбнулся чуть снисходительно, как улыбаются не в меру упрямому карапузу. Аккуратно выложил на столе Звезду.

— Красиво, правда? Уверена, что не хочешь попробовать? Сейчас, пока у меня нет кристалла-посредника, ты можешь сделать это без всякой опаски. Неужели не интересно подержать в руках самый древний артефакт этого мира? Я считал тебя более любознательной.

— Моя любознательность осталась там, откуда вы меня похитили.

Он засмеялся и небрежно смахнул камни в мешочек.

— Как хочешь, — поднялся. — Тогда я тебя оставлю.

Я растерянно открыла рот. Как, уже?!

— Подождите! — это вырвалось само.

Эльф обернулся у двери, вопросительно глянул небесно-синими глазами.

У меня на мгновение возникло искушение собрать Звезду. Похоже, Советник не врет, и сейчас у него в самом деле не хватает какого-то важного элемента — иначе он был бы более настойчив. А мне ведь действительно любопытно подержать ее в руках. А главное… это задержит его рядом со мной еще на несколько минут. На несколько улыбок. Несколько… прикосновений.

— Попрощаться забыла, — неласково буркнула я, ужаснувшись собственным мыслям. — Всего хорошего, заходите еще.

Эльф улыбнулся.

— Знаешь, ты бы мне даже понравилась. Не будь ты настолько… — легкая презрительная гримаска, — человеком.

* * *

Следующие несколько дней мало чем отличались от двух предыдущих.

Меня лихорадило. Часы мучительного ожидания награждались минутами облегчения от коротких встреч, после которых неизменно становилось хуже — словно я умирала от жажды, а чашу с водой раз за разом проносили мимо моих губ. Иногда пелена жаркого тумана прорывалась моментами просветления, и тогда я думала о Дане.

Больше всего я жалела о том, как мы расстались. Если мы не увидимся больше, я так и останусь в его памяти злопамятной, мелочной и мстительной дурочкой. "Это не изменит того факта, что ты меня обманывал," — с пафосом бросила я. Но разве я на его месте поступила бы иначе? Не уверена. Мне тоже было бы чертовски важно знать, как любимый человек относится ко мне-настоящей. И кроме того, Дан был в чем-то прав, когда ревновал меня к Вереску. Я поняла это только теперь, увидев Советника. Магистр Эль-Стаури не был похож на внука. Общего — разве что глаза, да и то, если приглядеться, становилась заметна разница в оттенках синего. Но порой проскальзывало что-то — во взгляде, в повороте головы, в случайном жесте — и у меня останавливалось сердце.

В один из таких моментов прозрения до меня дошло, что я недооценила Советника. Он вовсе не пытался привязать меня к себе при помощи банального физического влечения. Его план был куда более изощренным.

Советник хотел, чтобы я собрала Звезду не по принуждению, а по доброй воле. И он подтачивал мою волю медленно и незаметно, как вода точит камень. Не в его силах было завладеть разумом, он мог влиять только на химические процессы в организме. Воля — составная часть психики, она не зависит от физиологии. Но Советник, подобно ловкому хакеру, нашел уязвимость в системе, и эта брешь называлась — целомудрие.

Смешно и пафосно, я бы сама ухохоталась, скажи мне кто об этом раньше. Когда природа раздавала целомудрие, я стояла в очереди за чем-то другим (наверное, за чувством долга), и добродетели мне досталось — всего ничего, то, что соскребли со стенок. Но даже эта малость, как оказалось, обеспечивала внутреннюю цельность, просто я раньше не замечала ее, как не замечают воздух, которым дышат.

А теперь во мне что-то сломалось. Каждое искушающее видение, каждый откровенный взгляд, каждая улыбка, предназначенная врагу, приближали к предательству. И это было самым страшным — ощущение, что я могу предать. Не по принуждению — по собственной воле.

Я еще хранила верность друзьям, но уже не доверяла себе. А ведь с этого начинается любая измена.

* * *

Когда я вышла из ванной, замотанная в полотенце, эльф уже был в комнате. Он вальяжно устроился в кресле — невозмутимый и надменный, как обычно, но под глазами пролегали тени. Вероятно, события развивались не так радужно, как рассчитывал господин Советник.

При виде меня его отчетливо передернуло от брезгливости.

— Оденься, — скривился он.

— Выйдите — оденусь, — огрызнулась я, пытаясь скрыть неловкость.

— Ты будешь в моем доме указывать, что мне делать? — холодно осведомился эльф.

— А я к вам в гости не напрашивалась!

— Я сказал, оденься!

Он взмахнул рукой, и горсть льдинок хлестнула меня по лицу. Я оторопело схватилась за горящую щеку. Чувства колебались где-то между "Как он посмел!" и "Наконец-то!" Вялотекущий процесс «соблазнения» уже давно стоял поперек горла. Интересно, на что еще его можно спровоцировать? Проигнорировав писк Умника, я дернула за край полотенца, и оно послушно упало к ногам.

Эльф стиснул подлокотники кресла так, что побелели пальцы.

— Тварь, — выплюнул он сквозь зубы. — Животное. Человеческое отродье.

Волна эмоций обрушилась на меня с такой силой, что я пошатнулась.

Советник не врал — он действительно испытывал ко мне отвращение. Но это была только часть правды: кроме отвращения, в его чувствах присутствовало вожделение, стыд, ненависть. Он хотел меня — и ненавидел себя за это. Ненавидел нас обоих.

Как-то со злости, желая уязвить Вереска, я съехидничала: "А что, разве интимная связь между эльфом и человеком не приравнивается к зоофилии?" Теперь эта фраза обернулась против меня. Я была комнатной собачкой, к которой хозяин испытывает порочное влечение.

Он ведь искренне полагает себя извращенцем, ошарашенно поняла я. Не в этом ли кроется причина его ненависти к людям? Или это — только следствие? В другое время меня бы непременно заинтересовал любопытный психологический феномен, но сейчас было не до того. Разум застилало унижение и какое-то болезненное удовлетворение: не только для меня ситуация была мучительной. Советник загонял себя в ловушку.

— Ты играешь с огнем, — зло сказала я. — Когда-нибудь ты не выдержишь и возьмешь меня силой. И тогда весь твой тщательно проработанный план полетит к чертям.

Воспаленное воображение тут же нарисовало картинку: эльф заламывает мне руки и роняет на кровать лицом вниз. Ощущение лихорадочного неровного дыхания на затылке было таким явственным, что меж лопаток прокатилась горячая волна. Я закусила губу, подавляя стон.

Эльф искренне расхохотался — моя реакция его позабавила.

— Не льсти себе, девочка, — сказал он неожиданно спокойным тоном. — Я живу с этим уже несколько сотен лет и научился справляться со своими чувствами. Так что советую все-таки одеться. Понимаю, тебе нравится думать, что я паду жертвой твоего очарования, но на самом деле ты в большей степени искушаешь себя, нежели меня.

Я принялась натягивать платье. Руки не слушались и норовили попасть не туда, мокрые волосы липли к спине.

— Мне не нужно твое тело, — продолжил Советник, равнодушно наблюдая, как я путаюсь в шнуровке дрожащими пальцами. — Мне нужно, чтобы ты была моей. Чтобы ты умирала и убивала по моему приказу. Это лишь вопрос времени, а оно у меня есть.

Меня трясло — от злости, унижения… и от сознания того, что он прав. Это лишь вопрос времени.

— Если ты так уверен в своем самообладании, эльф, отчего же ты боишься меня коснуться? Почему не решаешься посмотреть мне в глаза?

Улыбка улетучилась с надменного лица. Я снова задела его за живое.

— Дура, я щажу тебя, — жестко сказал он. — Я хочу сломить твою волю — но не разум.

— Или боишься потерять контроль над собой?

"И кто там говорил насчет игр с огнем?" — недовольно буркнул Умник.

Эльф шагнул ко мне.

— Хорошо. Ты сама напросилась. Смотри.

Я заглянула в его глаза — и безграничная синева вечернего неба затопила меня.

…Потолок нависает так низко, что мужчины — два воина в одинаковых кожаных колетах — почти упираются в него головами. Свет из грязного оконца разбавляет сумрак, но не проникает в углы. Вдоль стен — грубо сколоченная мебель: две лавки, стол, несколько стульев.

Посреди комнаты стоит темноволосая эльфийка из клана Воды.

— Позвольте ему уйти! — она пытается говорить спокойно, но в голосе прорывается мольба. — В этом нет необходимости. Мы… договоримся.

— Такой разговор мне нравится гораздо больше, — один из воинов ухмыляется.

Картинка дергается: тот, чьими глазами я смотрю, пытается броситься к эльфийке.

— Не надо, Хэль! — она вскидывает ладонь в успокаивающем жесте. — Все нормально. Они не причинят мне вреда.

— Хэль… — хрипловато и насмешливо повторяет чей-то голос.

Из сумрака выходит невысокая светловолосая женщина. От ее взгляда — откровенного, манящего и немного ироничного — мне делается не по себе.

— А ты симпатичный, эльфеныш, — она слегка растягивает слова, как будто смакует их на языке. Я пытаюсь смотреть в глаза, но взгляд против воли притягивается к губам — неестественно алым, чувственным. У эльфийских женщин не бывает таких губ. — Думаю, у меня найдется, чем тебя развлечь, пока твоя мама будет обсуждать деловые вопросы.

Я поворачиваюсь к эльфийке.

— Иди, малыш, — кивает она. — Не бойся за меня. Я в безопасности.

Светловолосая с небрежной лаской проводит по моей груди.

— Идем, Хэль. Полагаю, ты не такой малыш, как считает твоя мама.

Она берет меня за руку, и я послушно иду за ней. В дверях оборачиваюсь. Эльфийка бледно, одними губами, улыбается мне вслед.

Мы пробираемся по узкому темному коридору, заходим в комнату, в которой нет почти ничего, кроме широкой кровати. Женщина затворяет тяжелый засов и начинает расшнуровывать платье, дерзко, призывно глядя мне в глаза…

Я не хочу знать, что будет дальше! Мне не хватает воздуха, я барахтаюсь в своем видении, как утопающий под толщей воды… Картинка плавится и течет, лицо женщины искажается, но карминно-алые губы продолжают притягивать взгляд… мне нужно на поверхность!

Воздух вошел в легкие с судорожным всхлипом. Видимо, я и в самом деле забыла о дыхании. Крупная дрожь сотрясала все тело.

— Молодец, — бесстрастно заметил эльф, — вовремя вынырнула. Хотя и пропустила самое интересное. Дерика оказалась первоклассной шлюхой, она умела доставить мужчине удовольствие. И пока я был во власти любовного наслаждения — первого в своей жизни — мою мать убивали в соседней комнате. Впрочем, — добавил он все тем же безжизненно-ровным тоном, — это даже хорошо, что она умерла. Ее разум не вынес бы того, что я сделал с ними потом… Она была слишком добрая, моя мать. И слишком доверяла людям.

Я молчала, потрясенная силой его чувств — чувств, пронесенных сквозь века. Чувств настолько сильных, что он боялся дать им выход. Мне хотелось помочь ему, но будь я даже гениальным целителем душ, не в моих силах было что-то изменить. Он слишком сжился за столетия со этой раной, болью, ненавистью, чувством вины… и постыдной страстью к убийцам своей матери. Месть стала его смыслом его жизни.

— Из-за нескольких ублюдков вы готовы уничтожить все человечество? — наконец спросила я.

— "Нескольких ублюдков"? — усмехнулся он. — Вы, люди, все такие. Шлюхи, продажные твари… мужчины тоже, просто они продаются дороже. Одна такая человеческая потаскушка погубила моего сына. Из-за нее он потерял голову. Поднял руку на отца… ладно, это поступок, достойный мужчины, я бы понял. Но, вызывая меня на поединок, он знал, что шел на верную смерть — ради своей подстилки и ее ублюдка. У него не было шансов.

— Но ведь он победил!

— Победил? — эльф с горечью покачал головой. — Нет. Я позволил ему победить, инсценировал свою смерть. Я не смог его убить. Все-таки он был моим сыном, и я любил его. Как умел. Он был слишком похож на мою мать. И так же доверял людям… После него остался Кристоф. О, как я его ненавидел! Человеческий выродок, ничтожество, позор рода Эль-Стаури… Я несколько лет пытался уничтожить его, но мальчишка оказался живуч и упрям. Внешностью он пошел в мать, но характер у него был мой. Я ненавидел его — и не мог не восхищаться. После своей «смерти» я был вынужден скрываться и продолжал издалека следить за ним. Кристоф мог бы стать величайшим магом, если бы родился от эльфийки, но ошибка отца стоила ему Дара… Потом я узнал, что в нем течет кровь Хранителей, и во мне возродилась надежда. Я бы сделал его магом, научил всему, что знал сам. Вместе мы добились бы небывалого могущества. Но появилась ты и убила его.

— Его убил волколак.

— Да, но в Долину он отправился из-за тебя. И твоего дружка белль Канто. Он погиб из-за вас и ради вас, людей!

— Он и сам был человеком. Не по рождению — по сути. Эльфы сделали его таким, отвергая "бездарного полукровку", «пустышку». И не пытайтесь убедить меня, что вы относились к Кристофу по-другому. Вы даже своих сородичей ни в грош не ставите, эльфы для вас — рабы и слуги.

— Ты про Имриль? — Советник пренебрежительно скривился. — Она не заслуживает большего. Девчонка сломалась даже быстрее, чем ты. Однако доля правды в твоих словах есть: делать эльфа рабом — это кощунственно. Сейчас у меня нет выбора, но ситуация изменится, когда я обрету власть над стихиями. Ты напрасно думаешь, что я собираюсь уничтожить весь человеческий род. Люди — дар Найэри нам, и весьма щедрый дар, нужно только уметь им распорядиться. Мои сородичи несколько тысячелетий назад неверно истолковали слова Пришедших Следом: они почему-то решили, что "заботиться о людях" означает относиться к ним, как к детям или младшим братьям. Но о домашних животных тоже следует заботиться — тогда от них будет неизмеримо больше пользы.

Меня передернуло от его рассуждений. Он заметил и покровительственно улыбнулся.

— Не волнуйся, ты не попадешь в резервацию, даже когда соберешь для меня Звезду. На тебя у меня совершенно особенные планы.

— Не уверена, что хочу их знать.

— Видишь ли, так уж получилось, что ты убила моего внука. Я остался последним в роду Эль-Стаури. Будет справедливо, если ты родишь мне наследника.

Кто-то из нас бредит. Похоже, что я.

— Зачем вам наследник от человеческой женщины? Вы же его в колыбели придушите.

— Биологически ты человек, — он брезгливо поморщился. — Но в тебе живет Дар Найэри. Если соединить его с моим Даром…

— Вы сумасшедший!

— Сумасшедших, обладающих властью, называют гениями. Ты разве не знала?

— У вас пока нет власти. Я уверена, что войска Карантеллы уже стоят вокруг вашего замка. И все маги континента выступят против вас. Без Звезды вам с ними не справиться, а я не стану помогать.

— Ты ошиблась по всем пунктам. Во-первых, войск у замка нет. Карантелльские военачальники отлично понимают, что замок не взять приступом. Я строил его сам с расчетом на длительную осаду, и для обороны достаточно горстки толковых магов. А у меня их далеко не горстка. Кроме того, температура снаружи — минус сорок в теплый день. Как ты думаешь, долго ли осаждающие выдержат в таких условиях? Во-вторых, далеко не все маги континента выступят против меня. Ты удивишься, узнав, скольким моим сородичам люди встали поперек горла. А я своевременно разослал потенциальным сторонникам письма с изложением своей, так скажем, политической программы. Что касается тебя, не обольщайся. Ты еще менее неприступна, чем мой замок, а ведь даже у него есть слабые места. Я могу сломать тебя одним ударом. Мне не хотелось так поступать — это может слишком сильно повредить твою психику. Но ты, кажется, не оставляешь мне выбора… — он помолчал, и за это время я успела умереть и возродиться из пепла. — Подойди ко мне.

Глаза мага полыхнули синим огнем.

У меня ныли губы от желания прикоснуться к этому мерзавцу. Но я упрямо мотнула головой:

— Нет.

— Я сказал, подойди ко мне, — его голос опустился на октаву ниже. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Я просто хочу, чтобы ты была моей. Принадлежать сильному — разве это не то, чего ты всегда хотела?

Он прав. Когда-то я разрушила свою жизнь, испугавшись потерять себя. Безрассудно бросилась на поиски… но разве стала от этого счастливее? Может, надо было наоборот, сделать шаг дальше по этому пути — потерять себя до конца? Принадлежать сильному, раствориться в нем без остатка. Рожать ему детей, утешать в горе, дарить наслаждение. Его радости станут моими радостями, его беды — моими бедами. Наконец-то позволить себе быть слабой. Разве это не то, чего я всегда хотела? Разве не этого хочет любая женщина?

Меня кидало то в жар, то в холод, дыхание застревало в горле. Сознание туманилось. Мучительная жажда прикосновений толкала вперед — так наркоман на вершине ломки уже не владеет собственным телом.

Советник протянул руку, коснулся моего лба целомудренным, почти отеческим жестом. Но мне хватило и этого. Я упала на колени к его ногам.

— Я…

Хрупкая эльфийка, почти девочка, стоит на коленях, концы светлых волос разметались в пыли. В голубых глазах, некогда сверкавших, как сапфиры на солнце, почти нет жизни. Сухие воспаленные губы шепчут: "Я хочу принадлежать тебе."

— …не в твоей власти.

На лице эльфа промелькнули растерянность, удивление — и злоба. Я ждала удара — ждала почти так же сильно, как недавно хотела ласки. Но он быстро совладал с собой.

— Не будь такой самонадеянной, человечка. Я найду на тебя управу.

 

Глава 14

Эльф-провожатый шел так быстро, что я едва поспевала за ним.

— Вы могли бы идти чуть медленнее? Мне трудно за вами угнаться.

Он не повернул головы, но шаги замедлил.

— Куда вы меня ведете?

— Господин Советник велел проводить тебя в тронный зал, — процедил эльф, по-прежнему не удостоив меня взглядом.

Я фыркнула про себя. "Господин Советник" звучит менее пугающе, чем просто «господин». Интересно, как Эль-Стаури добивается послушания от мужчин? Или эльфы служат ему из идейных соображений?

В коридорах было пустынно. Свет магических ламп причудливым образом преломлялся в голубых полупрозрачных стенах, и казалось, будто камень светится изнутри.

— А из чего сделан дворец?

Эльф озадаченно покосился на меня, то ли силясь понять вопрос, то ли недоумевая, о какой ерунде способны думать эти странные смертные. Я уже потеряла надежду услышать ответ, когда он сухо бросил:

— Лед.

Остаток пути я размышляла о том, сколько Силы уходит на поддержание такой махины из льда и снега. И о могуществе мага, способного выполнять эту работу, не отвлекаясь от повседневных дел…

— Нам сюда, — наконец объявил мой провожатый, отворяя массивную дверь.

Передо мной открылось просторное помещение с высокими сводчатыми потолками. Напротив входа располагался трон на трехступенчатом постаменте, но этим сходство с тронным залом ограничивалось. Ни ковровых дорожек, ни позолоты, ни богатой мебели — лишь голые ледяные стены, вдоль которых, будто статуи, застыли эльфы-охранники в черных одеяниях. Но было во всем этом минимализме ощущение величия — словно бы и трон, и постамент, и этот зал (а может быть — и весь дворец) были высечены из единой глыбы льда титанических размеров.

Хозяин замка устроился на троне с той же непринужденностью, с какой недавно сидел в кресле. Светловолосый, обманчиво хрупкий, в голубом камзоле, он очень органично смотрелся в этих льдистых интерьерах. Ледяной Король — эти слова подходили ему как нельзя лучше.

Слева от постамента стояла Ника. При виде меня угрюмое лицо девочки на миг просветлело. И пусть это была лишь тень ее обычной улыбки, на душе стало теплее.

У правой стены располагалась длинная прямоугольная глыба льда, на которой лежал обнаженный по пояс человек. Его предплечья и лодыжки были прижаты к «алтарю» ледяными оковами. У меня мигом выветрились из головы и правила приличия, и трепет перед Советником. Я бросилась через зал, боясь поверить своим глазам — и зная, что они не лгут.

Дан попытался ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. На бледном лице отчетливо выделялись бисеринки пота. Ладонь на ощупь была влажной и прохладной. Ледяные оковы, которые я случайно задела, напротив, оказались теплее, чем я ожидала — теплее даже, чем рука Дана.

— Что с ним?!

— Болевой шок, — спокойно пояснил Советник, спускаясь по ступеням. — Скоро пройдет. Прямо перед твоим приходом мы проводили небольшую хирургическую операцию. Твой начитанный друг пытался воспроизвести сказку про Троянского коня. В его теле я обнаружил вот это, — он раскрыл ладонь и продемонстрировал маленький, сантиметра два диаметром, диск из полупрозрачного зеленого камня. — Переносной телепорт. Мой давний соперник, Астэри Эль-Аранель, отлично замаскировал артефакт. Я бы и не заметил, если бы заранее не заподозрил подвоха. Мне показалось странным, что опытный воин так легко позволил взять себя в плен. — Эльф сделал еще шаг вперед, чтобы видеть лицо Дана. — Кто должен выйти из телепорта? Астэри не слишком силен в боевой магии. Лисса Ар-Таэрно обещала мне держать нейтралитет. Архимагистр Земли известный трус, вряд ли он согласился бы участвовать в столь рискованной операции. Неужто Аль-Канаро решил свести старые счеты?

— При чем тут старые счеты? — выговорил Дан с некоторым трудом. — На тебя и новых хватает.

— Я мог бы положить этот телепорт в ледяную ловушку, — Советник задумчиво подкинул камень и не глядя поймал. — Заманчиво посмотреть на лицо Лина, когда он обнаружит себя в западне. Но я не настолько самонадеян, чтобы оставлять лазейку для врага.

— Как же телепорт в замке Эстельмарэ?

— Глупый вопрос, и ответ тебе известен, — Советник покачал головой. — Это была приманка, и ты на нее очень удачно клюнул. Хотя, надо признать, я удивлен. Я ожидал, что в ловушку попадется ваш легкомысленный приятель белль Канто, но он оказался более осмотрительным и успел удрать почти сразу. Что касается этого неожиданного подарка, — Советник посмотрел на зеленый диск, — думаю, лучше его все-таки уничтожить.

В считанные секунды камень превратился в ледышку. Советник с размаху бросил его на пол, и осколки брызнули в разные стороны.

— Кстати, те два телепорта, которые ты успел припрятать по пути, мои воины тоже нашли и уничтожили, — эльф подошел к изголовью «алтаря» и коснулся пальцами висков Дана. — Надеюсь, больше сюрпризов нет?

Я рефлекторно напряглась, готовая броситься на Советника, но Дан почти сразу задышал ровнее, и к лицу начала возвращаться краска — эльф просто помогал ему прийти в норму.

— Думаешь, я скажу правду? — криво усмехнулся Дан.

— Мне не важно, что ты скажешь. Я по реакции организма вижу, что запасного варианта у тебя нет, — Советник удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне: — Я могу отпустить его. Вернуть ему телепортационный браслет и позволить уйти отсюда. Хочешь?

— Хочу! — я с вызовом вскинула подбородок. — Но с вашими условиями заранее не согласна.

— Не торопись отказываться. Главное условие ты знаешь: собери Звезду — и игра закончится.

Он сделал небольшую паузу, ожидая моей реакции, но я молчала.

— У меня есть два гостя, — Советник достал два телепортационных браслета (я узнала их — не раз видела на Нике и Дане). — По твоему слову я готов отпустить одного из них. Но второй уже никогда не покинет этого зала. Браслет я уничтожу. Выбор за тобой.

Предложение было щедрым, я и надеяться не смела на то, что он освободит хоть одного заложника, но вместо радости испытала растерянность. Это… нечестно.

Как я могу выбрать одного из двух дорогих мне людей, если решение фактически означает гибель второго? Он издевается! В его исполнении даже милость оборачивается наказанием.

Эльф положил браслеты на раскрытые ладони и протянул мне. Я медлила.

Если бы меня спросили, кто из этих двоих мне дороже, я бы ответила без тени сомнения. Разлуку с Никой — даже разлуку навечно — я перенесу. Да, буду скучать — я успела привязаться к взбалмошной принцессе. Может быть, даже всплакну украдкой… и в конце концов смирюсь. Но речь ведь не о дальней поездке.

— Я могу облегчить твой выбор, — усмехнулся Советник, — и уничтожить оба браслета. Решайся, я считаю до трех. Один.

Дан уже все решил для себя, когда вернулся в замок Советника. Он готов умереть. Но я не готова к его смерти!

— Два.

Я посмотрела на Веронику: прямая осанка, вскинутый подбородок, поджатые губы. Сухие злые глаза пылают темно-багровым. Молодец, девочка, отлично держишься. Ты, кажется, хотела стать воином? Воины умирают. И часто — совсем юными…

— Три.

Я схватила Никин браслет.

Уши резануло вскриком — принцесса не выдержала напряжения. И следом — перезвон льдинок по полу. К моим ногам отлетело несколько разноцветных осколков — то, что раньше было браслетом Дана.

— Я не сомневался, — усмехнулся Эль-Стаури. Обернулся к Нике:

— Подойди.

Девушка приблизилась. Она действительно хорошо держалась (если не считать того внезапного вскрика), но я ощущала ее смятение. Ей хотелось поскорее отсюда убраться, но в то же время царапал стыд за недостойное воина желание, а главное — сжигало чувство вины за то, что она покидает поля боя живой и невредимой, оставляя за спиной друзей.

Хвала небу, Ника не стала устраивать патетических сцен, предлагая разделить нашу участь. Лишь пальцы едва заметно дрогнули, коснувшись моих.

Она надела браслет и судорожно рванула один из камней-телепортов. Ничего не произошло.

— Лжец! — ее взгляд полыхнул возмущением. — Тебе нравится издеваться над нами?

Советник едва заметно улыбался. Я видела, что он не лжет и в самом деле принял решение отпустить пленницу, просто Ника поторопилась активировать телепорт. Но искренние эмоции девчонки доставили ему наслаждение: словно язык пламени лизнул заледеневшие руки. Внешне равнодушный к материальным проявлениям могущества, Эль-Стаури упивался властью над чувствами.

— Советник, дайте усилитель, — устало попросила я. — Пожалуйста.

По знаку хозяина один из эльфов-стражей приблизился. Эль-Стаури взял у него прозрачную пластинку усилителя, протянул Нике. Сейчас улыбка Советника действительно стала чуть издевательской, насмешливой; он словно говорил: "Видишь, как все просто?" — провоцируя девушку на новый срыв. Но принцесса ничего не сказала, лишь обожгла его злым взглядом.

Она присоединила пластину к камню, снова перевернула его руной вниз — и исчезла.

Советник все еще улыбался.

— Вы похожи на наркомана, — скривилась я. — Для вас чужие эмоции — как очередная доза.

— Это была попытка оскорбления? — он с деланным недоумением приподнял бровь. — Чем я заслужил подобное? Кажется, до сих пор я был исключительно добр к тебе и твоим друзьям.

— Это называется "доброта"?! Боюсь тогда представить, что в вашем понимании "жестокость".

— Правильно боишься, — улыбка исчезла.

Советник сделал знак одному из слуг, стоящих вдоль стен, — невысокому, худощавому даже для эльфа, мужчине. Тот поднес хозяину продолговатый предмет, завернутый в серебристую ткань. Эль-Стаури небрежно развернул сверток, и я увидела… найрунг. Мой найрунг!

Советник передал стилет мне — галантно, рукоятью вперед. Я машинально взяла (глупо отказываться от оружия, даже если тебе его предлагает враг). Эль-Стаури, похоже, совершенно не беспокоился о том, что клинок в моих руках может представлять опасность.

— Я отпустил одного из твоих друзей, как обещал, — почти благожелательным тоном произнес он. — Но я также обещал, что второй не покинет стен этого зала. Ты убьешь его сама, вот этим стилетом.

Я тупо уставилась на кинжал: понимала, что речь идет о нем, но предложение Советника было таким неправдоподобным, что смысл его не удерживался в сознании.

— Для воссоздания Звезды мне понадобится твоя добрая воля. Но она не обязательно должна быть направлена на артефакт. Если ты по собственной воле и своими руками убьешь кого-то, я смогу использовать его тело для обряда.

От последних слов меня рефлекторно передернуло. Советник заметил.

— Любой из эльфов, живущих в этом замке, был бы рад отдать свое тело и свою жизнь ради великого дела. Но, к сожалению, обряд требует невероятно сильного выброса эмоций с твоей стороны. Для полной уверенности я выбрал в жертву человека, к которому ты привязана, — Советник сделал паузу. — Убей его, и я отпущу тебя на свободу, не причинив вреда. Даю слово.

Суть его предложения только теперь дошла до меня. Оцепенение спало.

— Вы сумасшедший, — убежденно заявила я. — Если всерьез верите, что я смогу это сделать.

— Один раз ты это уже сделала.

— Там было… другое.

— Отчего же? Взгляни на ситуацию с иной стороны.

Советник направился к алтарю. Я опередила эльфа и встала у ледяной глыбы между ним и Даном. Мое присутствие не могло послужить защитой, но так мне было спокойнее.

— Я предлагаю возможность подарить твоему другу быструю и милосердную смерть. Ты ведь не сомневаешься в том, что я способен сделать его дальнейшую жизнь весьма мучительной?

— Сволочь, — беспомощно выдохнула я.

— Напротив, я необычайно щедр и великодушен, — спокойно возразил эльф. — Я предоставляю тебе богатый выбор. Ты можешь собрать Звезду прямо сейчас, и тогда вы оба останетесь живы. Можешь нанести своему другу удар милосердия — тогда он умрет быстро и безболезненно, а ты окажешься на свободе. А можешь ничего не делать. И тогда мне все-таки придется прибегнуть к насилию, хотя, как я уже говорил, оно не доставляет мне удовольствия. Как видишь, выбор у тебя есть. Нужно только подумать, а ты старательно пытаешься этого избежать.

— Тебе понадобится время, чтобы подготовить тело к обряду, — неожиданно сказал Дан. — Время и Сила.

Его пальцы коснулись моего запястья и тут же отпрянули.

— Силы у меня в достатке, — высокомерно произнес эльф. — Что до времени… Я ждал много лет и вполне способен подождать несколько дней. Зато мой успех не будет зависеть от упрямства глупой девчонки.

Не выдавая своего смятения, словно бы в задумчивости, я повернулась к Дану в надежде найти подсказку. Но его лицо было непроницаемым.

Что означало это мимолетное прикосновение? Дан хотел подбодрить меня? Вряд ли, тогда бы он задержал руку. Обратить мое внимание? Но на что?

Никогда еще я не чувствовала себя такой бестолковой — и никогда не воспринимала собственную глупость так болезненно. Что если у Дана есть план, исполнение которого зависит от меня, и только моя тупость мешает ему передать мне информацию?

— Помнишь ночь перед смертью Женьки? — неожиданно спросил он. — Ты была права, я на самом деле пытался тебя убить. Но не смог, — Дан помедлил. — И жалею об этом.

В его голосе слышалась горечь, но взгляд оставался холодным. Дан снова пытался что-то передать мне, но что? Что?! Я прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. О чем же мы говорили, когда я ощутила его прикосновение? Мысли разбредались в разные стороны, как овцы без надзора пастуха. Не умею думать в стрессовой обстановке.

Ах, как бы все было просто, если бы его рука и в самом деле не дрогнула — тогда, ночью!

"Да уж, перекладывать ответственность за свои решения на другого — в этом деле ты мастер", — с обычной своей мрачноватой иронией вставил Умник.

Я хотела привычно огрызнуться, но…

Внезапно все стало кристально ясно — словно последний кусочек головоломки встал на место.

Когда-то мне казалось, что главная моя проблема — в неумении сделать выбор. Что избегая принимать решения, я бездумно двигалась по течению и заплыла в чужую гавань. Но события последних месяцев помогли понять: невозможно жить, не принимая решений. Так не бывает. Каждый изгиб, каждая излучина моей жизни — результат моего собственного выбора. Вот только ответственность за него почему-то всегда падала на кого-то другого: отца, друга, начальника… судьбу в конце концов. На кого угодно, только не на меня. Я умею делать выбор. Всего-то и нужно — научиться отвечать за него.

— Прости… — беззвучно выдохнула я, обхватывая ладонями рукоять стилета.

Руки взметнулись вверх.

Я закусила губу, подавляя истерический смешок. Три месяца назад я вот так же держала найрунг над грудью дорогого мне человека. Но трагедия, повторенная дважды, невольно обращается в фарс.

Соберись, Юлька. Сейчас все зависит от твоей ловкости. Что бы там ни утверждали писатели и режиссеры, очень сложно попасть одним ударом в сердце.

Если это — твое сердце.

Стилет летит вниз — и в последний момент меняет траекторию. Глаза Дана распахиваются в безмолвном крике. С пальцев Советника срывается бесцветная ледяная стрелка.

Я чувствую два укола одновременно: в висок, туда, куда ударила стрелка, и под грудью — там, где острие найрунга коснулось кожи. И все замирает.

Больше я ничего не ощущаю. Тело леденеет. Я вижу перед собой угольно-черные, почти без радужки, глаза Дана. На границе поля зрения — движение: Советник опускает руку. А я стою, как деревянный чурбанчик, и не чувствую ни-че-го. Наверное, если меня сейчас толкнуть, я упаду и рассыплюсь, как тот телепорт.

Дан выдохнул сквозь стиснутые зубы, опустил плечи, расслабляясь. Советник неспешно подошел ко мне, с видимым усилием разжал пальцы, забрал кинжал и только после этого коснулся моего виска. Паралич отпустил — от неожиданности я чуть не рухнула вперед, но удержалась.

— Упрямая дура, — холодно произнес эльф. — Ты ведь не думаешь, что я дам тебе умереть? Я маг Воды, магистр вне степени. Я сумею залечить любую рану, если она нанесена на моих глазах.

Он выглядел невозмутимым, но в глубине зрачков затихали отголоски страха.

— Если ты так уверен в своих силах, чего же ты испугался? — с вызовом спросила я.

Советник отвел взгляд.

— Есть повреждения, которые не под силу исправить даже мне. Я действительно готов тебя отпустить, но коль скоро ты не заслужила подобной награды, я не собираюсь отказываться от планов на твое тело.

К горлу подступила ярость. Но это не было привычное болезненное бешенство, которое возникает, когда мной пытаются манипулировать — нет, это была холодная боевая ярость воина перед битвой. Кулаки сами собой сжались. Советник вздрогнул под моим взглядом… И ярость тут же схлынула — как уходит волна, оставляя за собой чуть влажный песок. Это была чужая ярость.

Дан прятал эмоции под опущенными веками. Он казался спокойным, даже расслабленным, только жилка на шее пульсировала так, словно вот-вот порвется под напором крови. Эльф проследил за моим взглядом и усмехнулся — тоже понял.

Дан открыл глаза.

— У меня есть к тебе деловое предложение, — сказал он безжизненно-ровным тоном. — Ты оставляешь в покое Юлию. (Советник с любопытством поднял бровь.) А я выведу тебя на Дорогу-между-мирами. Миров бесчисленное множество Среди них есть очень похожие на этот, только более молодые. Там нет Эльфийского Совета. У тебя не будет конкурентов.

"С ума сошел!" — чуть не завопила я, очень живо представив смятение и ужас гипотетических жителей гипотетического мира, которым на голову свалился такой «подарочек». Но вовремя прикусила язык. Подобная подлость — совсем не в духе Дана, наверняка у него есть план.

Эльф расхохотался — искренне, почти по-человечески, слегка запрокинув голову. Я поежилась. Выглядело жутковато — никогда не слышала, чтобы он так смеялся. Я даже не знала, что он это умеет.

— Теперь я знаю твое самое уязвимое место, — отсмеявшись, сказал Советник. — Жаль, что мне от тебя ничего не нужно. Вот разве что… — он изучающе посмотрел на меня. — Если хочешь, чтобы она была в безопасности, уговори ее принять правильное решение.

Я ухмыльнулась про себя: ну конечно, жди! Нет такой силы, которая заставит Дана играть на твоей стороне.

Но Дан внезапно произнес:

— Юль, Советник прав.

Я изумленно вытаращилась на него. У меня слуховые галлюцинации?

— Прав в том, что у тебя действительно есть выбор. Даже если предложенные альтернативы тебя возмущают и приводят в ужас, это лучше, чем когда их нет совсем. Отключи сердце. Подумай головой.

— И ты туда же! — взорвалась я. — Здесь у вас что, интеллектуальный ипподром, а я — фаворит забега? Я не умею думать по приказу! Сам думай, если такой умный.

— Я уже подумал, — серьезно откликнулся он. — Но это должно быть твое решение. Тебе ведь с ним жить. Или умирать за него.

Его спокойный тон подействовал отрезвляюще. Дан был прав, и именно осознание его правоты выводило меня из себя. Я действительно привыкла в сложных ситуациях полагаться на интуицию и чувства, но сейчас они пасовали. Вернее, подсказывали, что все предложенные варианты — неправильные. А значит, пришло время напрячь мозги. Я ведь это умею, я же не дура, только мне нужно время и спокойствие. Черт, почему в этой игре нет кнопки "Пауза"?!

Дверь в зал тихо приотворилась, впуская все того же худощавого эльфа (я и не заметила, когда он успел выйти). Советник знаком подозвал его. Слуга начал говорить: губы шевелились, но до моих ушей не доносилось ни звука. Я догадалась, что Эль-Стаури окружил их обоих звуконепроницаемой сферой, — мне уже доводилось наблюдать это заклинание в действии. Дан напряженно следил за собеседниками, по-видимому, пытаясь по движению губ понять суть разговора.

Внезапно Советник жестом оборвал доклад и повернулся ко мне. Едва слышный хлопок известил о том, что сфера лопнула.

— Мое предложение остается в силе, — спокойно сказал Эль-Стаури. — Но я не согласен ждать вечно. У тебя есть пять минут, чтобы принять решение.

Он взмахнул рукой, точь-в-точь как пианист перед началом игры, только вместо музыки из-под его пальцев хлынул поток воды — и застыл столбом. Словно невидимое стекло окружало жидкость, не позволяя ей растечься по полу.

— Видишь границу льда?

Я проследила за направлением его взгляда. Вода снизу начала застывать, и эта граница постепенно поднималась все выше. Советник погрузил найрунг в верхний торец столба, и кинжал замер, словно уже скованный льдом.

— Когда вся вода замерзнет, найрунг тоже обратится в лед. Восстановить его не смогу даже я. И вот тогда, — он взглянул мне в глаза без всякого выражения, — ты узнаешь, что такое жестокость в моем понимании.

Советник вернулся на трон и как будто забыл обо мне, погрузившись в беседу с худощавым эльфом: теперь говорил хозяин, а слуга почтительно внимал — и снова до меня не доносилось ни звука.

Я завороженно следила за кромкой льда, медленно поднимавшейся вверх по столбу. В голове было пусто. Все предложенные решения были одинаково мерзкими и неправильными — что толку о них думать? Даже если удастся изыскать способ покончить с жизнью… Советник ясно дал понять, что это обернется мучительной смертью для того, кто мне дорог.

"А ты готова расстаться с жизнью? — поинтересовался Умник серьезно и несколько отстраненно, словно и не был он частью этой жизни. — Или рассчитываешь на то, то смерти нет?"

"Я… не знаю."

Несколько минут назад я пыталась убить себя. Было ли это лукавством? Вряд ли. Просто все происходило так быстро, что не оставалось времени на сомнения. Но… будем честными: когда Советник остановил мою руку, наряду с досадой, я испытала совершенно эгоистичное и малодушное облегчение.

Я хочу жить.

Глупо звучит, да? Жить хотят все. Склонность к суициду — это патология. Но еще каких-то полгода назад я бы не цеплялась за жизнь с такой жадностью. Я не желала смерти, но отнеслась бы к ней философски: по крайней мере, она избавит от скуки. А теперь…

Я посмотрела на Дана.

Мне есть, что терять. Я хочу жить. Искать себя. Учиться быть счастливой.

Грустить. Удивляться. Любить.

Засыпать в обнимку. Просыпаться, уткнувшись в плечо.

Родить сына. Димку…

Жаль, что такое будущее не предусмотрено ни в одном из вариантов.

Собрать Звезду? Будь я одна, мне бы такое даже в голову не пришло, и прежде всего из эгоистических соображений: я все равно не смогу жить с таким грузом вины. Только расплачиваться за мою чистую совесть придется Дану.

От моей руки он умрет по крайней мере быстро и безболезненно… но его смерть станет залогом победы для Советника.

Или — не станет? Внезапно я вспомнила, о чем шла речь, когда Дан дотронулся до моего запястья: подготовка к обряду займет несколько дней и потребует Силы — значит, Советник будет более уязвим. И если он меня действительно выпустит, как обещал, я смогу передать эту информацию магистру Астэри. Да, вот оно!

В душе вспыхнула радость от успешно решенной головоломки… и тут же угасла. Да, задачка сошлась с ответом. Будь на моем месте Дан, он бы воткнул кинжал мне в сердце без лишних сантиментов. Этот вариант, хоть и не гарантирует успеха, по сумме составляющих самый выгодный.

Вот только… я привыкла верить в лучшее. И даже теперь, когда разбегающиеся дороги казались одна чернее другой, я продолжала надеяться на чудо. Что творится за стенами замка? Может быть, помощь уже близка. Надежда умирает последней, и только смерть — необратима.

"Есть еще вариант, — неожиданно сказал Умник. — Неделю назад ты прошла вторую инициацию."

"А сколько их всего?"

"Понятия не имею. Это неважно сейчас. Если решишься на этот вариант, до следующей все равно не доживешь. У тебя появилась новая способность…"

— Юля, время! — крик Дана выдернул меня из размышлений.

Кромка льда поднялась уже до самого верха. Я бы успела — в запасе была еще пара секунд, но… Я не шелохнулась.

Когда заледеневший найрунг разлетелся вдребезги, я испытала даже какое-то болезненное удовлетворение: по крайней мере, этот путь закрылся.

Дан отвел взгляд, скрывая разочарование. Советник остался невозмутим.

— Значит, ты выбрала третий вариант? Что ж, бездействие — тоже выбор. Но ты сама не осознаешь его последствий.

Мне позарез нужно было закончить разговор с Умником, но я боялась оставить Советника без внимания. Как оказалось — не зря.

Он даже пальцем не шевельнул — продолжал спокойно и внешне безмятежно сидеть на троне. Просто Дан вдруг как-то странно дернулся и застыл в напряжении. Пару мгновений его лицо оставалось неподвижной маской. Глаза были закрыты, на скулах вспухли желваки. Потом гримаса боли разбила эту маску.

Советник улыбался уголками губ. Я замерла в ступоре. Что делать? Бежать к Дану? К Советнику? Я не могла ни помочь одному, ни помешать второму. Я вообще не понимала, что происходит. Дан выгнулся дугой, словно его прошил электрический ток. И самым жутким во всем этом была абсолютная тишина — ни стона, ни вздоха.

Я бросилась к Советнику и схватила его за запястья (как будто это могло помешать магу!):

— Хватит! Перестань!

Тело Дана обмякло. Он со всхлипом втянул воздух и задышал судорожно, прерывисто, как человек, долгое время сдерживавший дыхание.

Эльф с интересом посмотрел на меня:

— Ты согласна собрать Звезду?

"Да, да!" — едва не крикнула я. Целое мгновение мне казалось, что я согласна на все, лишь бы не дать повториться этому кошмару. Потом в голове что-то щелкнуло.

— Подожди… те, — хрипло, прерывисто выговорила я, выбивая дробь зубами. — Мне… плохо.

Тошнота действительно волнами подкатывала к горлу, а крупная дрожь, сотрясавшая тело, была видна со стороны. Перед глазами плавали темные пятна.

Советник снисходительно улыбнулся:

— Если твои принципы позволят встать на колени, я избавлю тебя от тошноты.

Я понимала, что он издевается: ему ведь ничего не стоило самому подняться. В другой ситуации меня бы покоробило от такого предложения, но сейчас любая отсрочка была кстати. Я без колебаний опустилась на колени. Советник положил мне руки на виски.

"Умник, ну?!."

"У тебя появилась новая способность, — продолжил внутренний голос как ни в чем не бывало. — Ты можешь менять форму. Вернее, можешь принять исходную форму Найэри. Дракона. Но только на очень короткое время. Человеческое тело не приспособлено для такой метаморфозы — она поглощает невероятное количество Силы. И… я не зря спросил, готова ли ты умереть. У тебя будет всего несколько секунд с момента полного превращения."

Несколько секунд… это много. Я знаю, на что их употребить. Мне потребуется Сила. Много Силы.

Советник убрал руки. Я поднялась. Внутри было легко и ясно — как всегда, когда принято решение и хаотичные обрывки мыслей выстроились в целостный план.

— Я соберу для тебя Звезду, — мне потребовались усилия, чтобы пригасить в голосе неуместный энтузиазм.

— Игра была недолгой, — Советник иронично приподнял бровь. — Я даже разочарован.

— Юля, ты с ума сошла! — крикнул сзади Дан. — Ему нельзя верить.

Я опустила глаза в притворном смятении. Снова вскинула.

— Ты обещал отпустить Дана.

Эльф покачал головой:

— Я обещал сохранить ему жизнь. Это не одно и то же. Впрочем, он мне без надобности. Собери артефакт — и твой друг свободен.

— Я хочу проститься. Мы ведь не увидимся больше.

— Прощайся, — Советник великодушно взмахнул рукой. — Я подожду.

Я подошла к Дану, склонилась к самому уху — мои слова предназначались только для него. Ощутила щекой подбородок — теплый, чуть шершавый от прорастающей щетины (словно мы вместе проснулись утром). Его дыхание запуталось в волосах (я помню: шея, ключица и дальше вниз — легко, будто случайно). Мои пальцы судорожно стиснули обнаженное плечо — и тут же разжались (а хотелось — прирасти кожей к коже, губами к губам). Я бы избежала прикосновений, если б могла — к чему травить душу? Но все должно выглядеть естественно: прощание перед разлукой навечно.

— Когда я соберу Звезду, отвлеки Советника. На пару минут.

Я понимала, что с моей стороны жестоко просить об этом. Дан привык полагаться только на себя, я же предлагала ему действовать вслепую: не было возможности даже намекнуть о моем замысле. (Может, и к лучшему. Стал бы он мне помогать, если б знал, чем это все закончится?…)

Едва заметный кивок: действуй. Большее, что может сделать мужчина для любимой женщины, это поверить в нее.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.

Что сказать? Что я — люблю? Он знает. Остальное уже не важно.

Я вернулась к трону.

Советник достал из внутреннего кармана бархатный мешочек с Лучами.

— Подставляй ладони.

Четыре прохладных камня скользнули в сложенные лодочкой руки. Я выпрямила левую ладонь и собрала на ней кусочки головоломки — Лучи послушно приросли друг к другу.

— Чувствуешь что-нибудь?

— Ничего, — соврала я. На самом деле ладонь под Звездой едва заметно покалывало.

Эльф снова полез во внутренний карман — за камнем-посредником. Его движения были нарочито медленными, и я догадалась, что он скрывает нетерпение.

— Подожди, Эль-Стаури! — Дан говорил негромко, но в звенящей тишине зала его слова прозвучали, как выкрик. — Я должен тебе рассказать кое-что. Я… обещал. Знаешь ли ты, кто спас тебя после поединка чести?

Советник посмотрел на него с искренним недоумением.

— О чем ты? Это была моя идея — и я воплотил ее. Или, — он усмехнулся так, словно сама мысль казалась ему дикой, — ты сомневаешься, что мне это под силу?

— Сейчас ты действительно могущественный маг, но эту мощь ты набрал за последние несколько десятилетий. После дуэли тебе едва хватило Силы, чтобы восстановить тело — жизни в нем почти не осталось.

Что-то изменилось в лице Советника. Он поднялся с трона и подошел к Дану.

— И кто же, по-твоему, вернул мне жизнь?

— Роддар. Роддарэ Эль-Стаури.

— Ты бредишь, смертный. Мой сын пытался убить меня в том поединке — зачем ему спасать меня после?

— Ты пожертвовал собой ради него. Со стороны все выглядело, как победа Роддарэ, но он-то знал, что не наносил смертельного удара. После поединка он обыскал округу, нашел твое бездыханное тело и наполнил его Силой. Своей Силой.

— Откуда тебе это известно?

— Перед смертью он написал мне письмо.

Эльф со снисходительной усмешкой покачал головой. Человечек забавлял его.

— Роддарэ умер за много лет до того, как ты появился в Эртане. Но я сделаю вид, что не вспомнил об этом, если ты убедительно объяснишь, с какой стати он стал бы писать жалкому смертному.

— Не жалкому смертному — своему сыну. Я провел семь лет в теле Кристофа, ты не знал? Крис умер от лунной лихорадки, но память его осталась со мной.

Я мимоходом улыбнулась. Молодчина Дан, хорошую тему выбрал. Ради нее Советник на пару минут забудет обо всем, даже обо мне. На пару минут — а мне больше и не надо. Больше я не выдержу.

Сила обжигала ладонь, расплавленным оловом текла по руке, через грудь — и дальше, вниз… Я проделывала это сотни раз и самонадеянно полагала, что готова к тому, что меня ждет. Только упустила из виду, что Звезда — это не один Луч. Мощь собранного артефакта намного превосходит Силу всех четырех Лучей вместе взятых.

Я стиснула зубы, чтобы не выдать себя. Плохо переношу боль. Но… надо потерпеть. Скоро она закончится. Скоро все закончится.

Голоса Дана и Советника остались где-то на периферии сознания — я была не в состоянии следить за разговором. Резервуар заполнился, но поток не иссяк, и я начала перераспределять Силу по всему телу.

"Начинай обращение, — велел Умник. — Я помогу. Ты уже на грани обморока, если отключишься — все окажется зря."

Я не знала, что делать; просто представила дракона — такого, как видела однажды на фреске в провинциальном телепортале — и метаморфоз начался сам собой. Меня согнуло пополам, скрутило и бросило на четвереньки. Кожа на спине лопнула, и что-то жидкое потекло по бокам — впрочем, может быть, это мне просто показалось: организм свихнулся; каждая клетка бесновалась, болела и сходила с ума. Мозг отказывался обрабатывать сигналы от тела. В ушах шумела кровь, приглушая прочие звуки. Мне приходилось полагаться только на зрение. Глаза тоже перестраивались: цвета стали более насыщенными, увеличился угол обзора — но по сравнению с другими органами чувств зрение осталось наиболее привычным, и оно подсказывало, что метаморфоз продолжается. Руки покрылись блестящей светло-коричневой чешуей; пальцы вытянулись, ногти начали превращаться в длинные крепкие когти.

Сознание разделяется. Где-то в его глубине прячется Юля. Она с ужасом думает о том, что сейчас придется убивать. А еще — о том, какое мерзкое зрелище она представляет. И о том, что Дан все это видит.

Нашла, о чем беспокоиться. Дура.

Черные статуи по периметру зала оживают: одни устремляются ко мне, другие окружают хозяина. Юля жалуется, что Советник слишком близко к Дану — опасно. Этот писк раздражает. Отползаю подальше — пусть заткнется. Когти скребут по льду. Я почти не ощущаю тела (вернее, ощущаю как сплошной сгусток боли), просто механически переставляю ноги.

Маг Огня вскидывает руку — готовит заклинание.

— Не стрелять! — голос Советника доносится как сквозь вату. — Она нужна мне живой!

Двое эльфов синхронно бросаются на меня с разных сторон. Это они зря. Телу пока не доверяю, бью Силой — ее в избытке. Герои-энтузиасты разлетаются в стороны, как тряпичные куклы.

Остальные отступают. Я злорадствую.

Советник запускает в меня ледяную стрелку. Пф! Я даже не чувствую укола — и так болит каждый нерв. Смотрю на него свысока — в самом прямом смысле: теперь я на голову выше этого неудачника.

Краем глаза засекаю движение сзади (панорамное зрение — отличная штука!) Резко разворачиваюсь (один из эльфов не успевает увернуться от хвоста). В меня летит что-то серовато-прозрачное, похожее на комок паутины. Вскидываю лапу со Звездой (реакция отменная, куда там эльфам!) Артефакт втягивает Силу заклинания. Обрывки сети, похожие на клочки грязной ваты, падают вниз и растворяются в воздухе.

Огневик не выдерживает — все-таки запускает файрбол. Аргх! Больно!

Это хорошо: я чувствую тело, а значит, превращение подходит к концу.

— Я сказал — не стрелять! — голос Советника взвивается под своды зала. — Разойдитесь, она мне ничего не сделает. Даур, Таналь — на стены. Скажите гарнизону, что я снял щиты с замка. Пусть продержатся несколько минут, пока я разберусь с девчонкой.

Меня впервые охватывает сомнение. Эль-Стаури — невероятно мощный маг, он в одиночку удерживал защиту целого замка. Что если ему и дракон нипочем — пусть даже обладающий сверхъестественной силой? Ладно, все равно отступать поздно.

Внутренним зрением нащупываю внизу живота резервуар — сгусток раскаленной плазмы — и всю эту Силу вкладываю в дыхание. Волна жара прокатывается по горлу, опаляет язык, изо рта вырывается струя жидкого огня. Советник машинально вскидывает руку, заслоняя лицо. Боишься, червяк бескрылый? Правильно, бойся.

Несколько секунд ничего не происходит. Огонь просто огибает эльфа, словно натыкаясь на невидимую преграду. К лицу Советника возвращается былая надменность.

И вдруг он вспыхивает — целиком, в один момент, как пропитанный маслом факел.

Эльфы-охранники начинают суетиться вокруг хозяина, пытаясь сбить огонь. Смеюсь. Я-то знаю, что это не поможет. В меня летит несколько боевых заклинаний. Но мне уже безразлично: Сила на исходе, какая разница, от чего умирать?

С грохотом распахивается тяжелая дверь. В зал влетает белль Канто с арбалетом наперевес. Последняя мысль — Юлькина: надеюсь, этому раздолбаю хватило мозгов явиться не в одиночку?…

 

Глава 15

Его окружала пустота. Абсолютная, всепоглощающая. У нее не было ни вкуса, ни запаха. Ни проблеска света. Ни верха, ни низа. Ни прошлого, ни будущего.

Ничего.

Он попытался прислушаться к телу — и не ощутил его.

Дану стало не по себе. Он привык оценивать реальность, полагаясь на органы чувств, но сейчас… реальность просто не существовала.

Он был готов к любым сюрпризам и шуткам Дороги, но не к этой безликой пустоте.

Дан усилием воли подавил первый порыв — вернуться назад, в реальный мир. Возвращение было равнозначно поражению, которого он не мог себе позволить. Он проявил чудеса красноречия, уговаривая надменного Архимагистра Воздуха помочь в его безумном начинании — магистр Астэри всю свою Силу тратил на поддержание жизни Юли. Аль-Канаро согласился, но второго шанса он не даст.

— Спокойно, мальчик, — раздался грудной женский голос. — Спокойно. Что ты видишь?

— Алана! — Дан обрадовался, словно и в самом деле был заблудившимся мальчишкой. — Я ничего не вижу. Пустота.

— Успокойся, — настойчиво повторила вампирка. — Ты слишком напряжен. Видишь свечу?

И Дан вдруг понял, что действительно видит ее — обычную восковую свечку, какие продаются в хозяйственных лавках. Столбик пламени безжизненно застыл в пустоте.

— Вижу. Что это?

— Время, — лаконично пояснила Алана. — Сила магов не безгранична. Когда свеча догорит, тебя вернут назад, в твое тело.

— А если я откажусь возвращаться?

Вампирка помедлила с ответом.

— Это знание сокрыто от меня. Возможно, это будет означать твою гибель.

— Смертный, хватит болтать, — раздраженно вмешался магистр Аль-Канаро. — Я согласился поделиться Силой, но не намерен выкладываться досуха. Или делай то, что собирался, или возвращайся — и покончим с этим.

— Иди, мальчик, — мягко сказала Алана. — Не бойся.

— Я… не знаю, куда. Я не вижу Дороги.

— Это не важно. Слушай сердце, зрение тебе не поможет.

Дан сделал первый, неуверенный шаг, и Дорога — прозрачная, чуть мерцающая серебром лента — послушно легла под ноги.

Он пошел вперед, с каждым шагом обретая уверенность. Ему даже начало казаться, что он чувствует босыми ступнями серебристую прохладу Дороги.

Идти было легко, но безвременье и неопределенность давили сильнее самого тяжелого груза. Сколько он уже идет — пять минут? Час? Свеча неуклонно уменьшалась, но сколько ему отмерено, он не знал. Далеко ли еще идти? И куда? Алана сказала: "Слушай сердце", но сердце молчало. Дан переставлял ноги наугад. Не Дорога вела его — он прокладывал Дорогу.

Он не отчаивался — не позволял себе отчаиваться. Когда-то Дан упрямо шел по настоящей Дороге сквозь колючие метели и свинцово-липкую жару, не помня ни цели, ни смысла, вдохновляясь одной лишь верой, что этот смысл существует. Теперь он с тем же упорством продирался сквозь тягучее безвременье. Но сейчас он точно представлял цель — и ради этой цели был готов нарушать законы мироздания.

Впереди мелькнула человеческая фигурка. Мелькнула — и тут же пропала, но он знал, что это не обман зрения и не выверты подсознания. Сердце отчетливо стукнуло пару раз.

Дан инстинктивно ускорил шаги, хотя понимал, что в этом нереальном вне-мирье скорость не имеет значения.

Фигурка снова появилась и больше уже не пропадала. Теперь он мог разглядеть светлые волосы до плеч и небесно-голубое платье, подол которого трепетал словно на ветру. Когда до девушки оставалось несколько шагов, он не выдержал — окликнул:

— Юля! Подожди!

— Не касайся ее, — предупредила Алана. — До тех пор, пока она добровольно не согласится пойти с тобой. Иначе вам уже не вернуться.

Девушка обернулась через плечо.

Дан запнулся. Сердце снова стукнуло — на сей раз с тревогой.

Лицо было неуловимо чужое. Так бывает во сне: видишь кого-то знакомого — и не узнаешь его.

Но вот она улыбнулась — открыто, с доброжелательным любопытством — и моментально превратилась в прежнюю Юльку.

— Мы знакомы?

Он в два прыжка догнал ее. Протянул руку — и тут же отдернул, вспомнив предостережение Аланы.

— Ты… не узнаешь меня?

Девушка покачала головой. Она смотрела без опаски, с интересом, как ребенок, которого еще не научили бояться незнакомцев.

— Юля… вернись. Пожалуйста.

— Куда? — удивилась она. — И зачем? Мне хорошо здесь. Кажется, я всегда мечтала идти вот так. Солнце, ветер, поля. И — дорога без начала и конца.

Солнце? Ветер? Он машинально обвел взглядом пустоту. Но Юлины слова тут же выпали из сознания. Это все неважно. Как убедить ее вернуться?

Он самонадеянно полагал, что самое сложное будет найти и догнать Юлю, а дальше все решится само собой.

В голове вертелись нагромождения слов — пафосных, банальных… бесполезных.

— Ты нужна мне.

Девушка посмотрела на него изучающе, чуть наклонив голову.

— Ты странный. Но ты мне нравишься. В тебе нет опасности. Идем со мной, если хочешь. Со спутником веселее.

— Если я пойду с тобой, мы не сможем вернуться.

— С этой дороги нет возврата, — легко согласилась она. — Зато впереди — много интересного.

"Много интересного!" Дан мысленно застонал. Юля и так не отличалась осторожностью, а Дорога стерла весь прежний опыт, превратив ее в беспечную девчонку. Вот так просто: "Идем со мной", — первому встречному незнакомцу. Далеко ли она уйдет?

Ему не хотелось возвращаться на Дорогу. Он слишком живо помнил ощущение чужеродности, которое сопровождало его постоянно. Наверное, так чувствует себя завоеватель, вторгшийся на чужую территорию: путь свободен, но из каждого оконца его провожают полные ненависти взгляды. Только Дорога была едина во всех ипостасях: и владетель, и владение, и злой взгляд в спину.

Что сказать? Как найти верные слова? Лжи она не простит, а правда… правда уже прозвучала. Хочешь быть рядом — будь.

— Поспеши, Дан, — раздался голос Аланы. — Свеча догорает.

— Свеча догорает… — эхом откликнулся он.

— Что? — удивилась девушка.

— Нет, ничего. Я… с тобой.

— Ты издеваешься, смертный? — хлестнул по ушам злой окрик Аль-Канаро. — Для того, чтобы покончить с жалким существованием, тебе понадобилась Сила Архимагистра вне степени? Я мог бы задушить тебя руками!

Дан поморщился.

— Остынь, Линнэ, — негромко попросила Алана. — Это его право — и его выбор.

Кольнуло мимолетное раскаяние: не успел попрощаться. Но Женька и магистр Астэри поймут, а остальные и сожалеть не станут.

Он коснулся доверчиво протянутой ладони.

Огонек свечи затрепетал в предсмертных судорогах.

…и все погасло.

***

Слушание еще не началось, и Зал Собраний бурлил и волновался, как море перед штормом. Только в самом центре, в Круге Равновесия, царил мертвенный штиль.

Подсудимых было четверо. Мальчик в бежевом, расшитом золотом, камзоле нервно ковырял ногтем гладкую полированную поверхность подлокотника скамьи. Временами он вскидывал голову, обводил взглядом публику в амфитеатре — и быстро, как будто испугавшись чего-то, опускал глаза.

Второй мальчик, в зеленом камзоле с синей окантовкой на рукавах и лацканах — цветах Дома Эрра — застыл, вцепившись ладонями в край скамьи и втянув голову в плечи.

Юноша в таком же, как у первого мальчика, одеянии цветов Дома Га'Эрта, казался отрешенным. По его лицу сложно было понять, о чем он размышляет, но точно не о происходящем в зале. Рыжеволосая девушка в черной кожаной куртке и брюках в обтяжку сидела, вальяжно развалившись на скамье и положив ногу на ногу. Она рассматривала публику с таким скучающе-надменным видом, словно была хозяйкой этого зала, а все присутствующие — докучливыми гостями.

В нескольких шагах от Круга Равновесия расположилась группа молодых людей в черно-красных одеждах. Двое подростков в темно-синих с серебряной вышивкой камзолах выглядели в ней чужаками и, судя по всему, чувствовали себя так же, но почему-то не уходили. Предводителем черно-красных, по-видимому, являлся невысокий и худощавый темноволосый юноша с узким лицом и холодными серыми глазами. После каждой его фразы молодые люди разражались хохотом.

Внезапно темноволосый оборвал свою речь на полуслове и повернулся к подсудимым.

— Эй, Га'Эрта, а правду говорят, что ты эльфийку трахал? Надеюсь, ты вымылся после этого?

Юноша на скамье вышел — или, вернее, выпал — из задумчивости. Кулаки его сами собой сжались, тело наклонилось вперед, словно готовясь броситься на обидчика. Рыжеволосая девушка, не меняя позы, положила руку ему на запястье.

— Эй, Даэнавэра, — лениво протянула она, — а правду говорят, что смертный тебе по морде заехал? Ну и как, челюсть не болит?

Парень в черно-красном подскочил к заборчику, отделяющему Круг Равновесия от амфитеатра.

— Ты бы лучше помалкивала, шлюха, — с ненавистью процедил он. — С тобой я еще разберусь! Если ты выйдешь из Пустых Миров. И если будешь способна соображать после этого.

Девушка с интересом подняла бровь, подбадривая задиру: ну, продолжай.

— А тот смертный, если тебе так уж любопытно, потом облизывал мои сапоги, пока я не скормил ему его собственный язык.

Оба мальчика побледнели, юноша скривился. Девушка равнодушно повела плечом.

Темноволосый, перегнувшись через низкую ограду, прошипел:

— Но для тебя, Альтерра, я придумаю что-нибудь повеселее. Клянусь честью Даэнавэра.

— Старший Наследник Дома Даэнавэра, — холодно произнес смотритель. — Займите свое место или я буду вынужден удалить вас из зала. А вы, леди Эррато, извольте принять подобающий вид.

— Или — что? — нахально поинтересовалась рыжая. — Тоже удалите из зала?

— Нет. Но ваше непристойное поведение будет учтено при определении меры наказания.

Девушка презрительно фыркнула (разве есть Верховному Хранителю дело до таких мелочей?), но все-таки вняла просьбе. Мановение руки — и странный кожаный наряд превратился в длинное платье с вызывающе глубоким декольте.

Смотритель взглядом выразил недовольство, но придраться было не к чему: зеленое платье с черной окантовкой вполне соответствовало статусу леди из мертвого Дома, находящейся под защитой Великого Дома Эрра. А глубина декольте правилами не регламентируется.

Раздался удар гонга — протяжный, негромкий, словно приглушенный расстоянием. Гул голосов мгновенно смолк. Серый туман Портала вспыхнул радужным многоцветьем. Говорили, что это сияние — отсвет Изначального Пламени. Каждый раз оно ошеломляло по-новому и каждый раз казалось, что невозможно к нему привыкнуть. Но вот из Портала шагнул мужчина в мерцающей мантии служителей Равновесия — и безраздельно завладел вниманием слушателей.

— Десять Взмахов назад в мире Эртан, принадлежащем Великому Дому Га'Эрта, случилось чрезвычайное происшествие.

Когда нынешний Верховный Хранитель отказался от родового имени и надел радужную мантию, Великие Князья долго не могли привыкнуть к его манере — начинать изложение дела без всяких предисловий и ритуальных фраз. Но теперь никто не вспоминал, что когда-то было иначе.

— Один из обитателей мира, темный эльф по имени Гэлленир Фар-Эстель, изготовил артефакт-посредник, при помощи которого стало возможным воссоединение одного из Изначальных Артефактов, Звезды Четырех Стихий. Приняв во внимание угрозу стабильности мира, семья Га'Эрта была вынуждена принять экстренные меры: создатель артефакта, свидетели обряда и все, кто имел к нему отношение, были уничтожены. Разрушить кристалл-посредник не удалось, поэтому он, по согласованию с Великим Князем Эрра, был перенесен в мир Земля, принадлежащий его Дому. Однако в момент переноса произошло непредвиденное: Старший Наследник Дома Га'Эрта, которому поручили перемещение артефакта, перенес вместе с камнем младенца, свою новорожденную дочь.

По залу пробежался изумленный шепоток. Десятки взглядов устремились к юноше в бежевом камзоле, но тот продолжал отрешенно размышлять о своем. Всеобщее внимание, казалось, ничуть не взволновало его.

Хранитель вскинул руку, и шепот утих.

— Дабы избежать нежелательного внимания к дочери, Энриль Га'Эрта оставил ребенка и артефакт на значительном удалении друг от друга. Но прошло немного времени, и кристалл вернулся к девочке. Это неудивительно, ведь они были связаны обрядом. Семья Эрра не уделяла достаточного внимания кристаллу, полагая, что в условиях слабого магического поля он не представляет опасности. Девочка выросла, вышла замуж, родила ребенка и сама умерла вскоре после родов.

На этот раз Хранитель поднял руку почти сразу, и шепот затих, не успев превратиться в шум.

— Ученый догадался о том, что между его погибшей женой и кристаллом есть какая-то взаимосвязь. Какие помыслы двигали мужчиной, когда он взялся исследовать кристалл — надеялся ли воссоединиться с любимой или просто хотел разгадать тайну ее происхождения — нам неизвестно. Но известен результат. Используя научные и технические достижения своего мира, он смог через кристалл проникнуть сознанием в Эртан. Возможно, эта история так и осталась бы за закрытыми дверями двух светлых Домов, если бы не случайность. Несколько Вздохов назад, как вам известно, был созван внеочередной Большой Совет. Вопрос решался крайне важный, и большинство Великих Князей взяли на Совет всех членов своих Домов, обладающих правом голоса. Совет затянулся дольше, чем ожидалось. За это время неприятная ситуация на Земле и Эртане — не без участия оставшихся без присмотра Наследников — получила неожиданное развитие и вплотную подошла к порогу, угрожающему нарушением Равновесия. Однако нарушения все-таки не произошло, Наследники сумели справиться с ситуацией. Я вправе оставить это дело на усмотрение Совета Светлых Князей, если главы Домов Эрра и Га'Эрта не предъявят обвинений друг другу.

Мужчина в бежевом камзоле встал.

— У меня нет претензий к Великому Дому Эрра, — ровным тоном сказал он.

— У меня нет претензий к Великому Дому Га'Эрта, — эхом откликнулся с другого конца первого ряда человек в зеленом.

По залу собраний прокатился вздох — облегчение с примесью разочарования. Публичные скандалы — лишняя головная боль для всех… но отчего же они порой так притягательны?

— У меня есть, — неожиданно раздался голос из второго ряда.

Князь Эрра поджал губы. Князь Га'Эрта поморщился. Оба не обернулись.

— У вас нет права высказывать претензии, — спокойно заметил Верховный Хранитель. — В этом деле не затронуты интересы Темных Домов.

Невысокий смуглый мужчина в черно-красных одеждах поднялся.

— Я прошу справедливости, Верховный. Светлые Князья любят поспорить о том, что наша политика общения со смертными ведет к вырождению миров, а свои собственные проблемы заметают под ковер. Мы не подглядывали в замочную скважину, дело вынесено на Суд Равновесия по закону, и я вправе требовать, чтобы оно было рассмотрено публично.

— Вот мразь, — с ненавистью пробормотал Энриль.

Лэйо с удивлением посмотрел на брата. Любить бескрылых не за что, это факт, но сейчас князь Даэнавэра не сделал ничего предосудительного.

— Он в своем праве, Риль.

— Да, он в своем праве! Но думаешь, ему важна справедливость? Он просто мстит Вэллькиному отцу за то, что тот отказался выдать Рыжую замуж за Дала. Если Вэл не вернется из Пустых Миров…

— Га'Эрта, сделай одолжение, — сухо сказала Альтерра. — Придержи язык.

Вот оно что! Лэйо бросил сочувственный взгляд на князя Эрра. Вэллинтайн по-прежнему официально именовался Младшим Наследником, но все знали, что Лорейн, старший сын князя, пропал без вести. И если с Вэллем что-то случится, Дом Эрра останется без наследников. Лучшую месть сложно представить…

— Ваше требование принято, князь Даэнавэра, — кивнул Верховный Хранитель. — Слушание состоится. Эрт'Алэйо, Младший Наследник Великого Дома Га'Эрта, встань. Готов ли ты рассказать о том, что произошло? Готов ли без утайки поведать о своих помыслах? Ты вправе отказаться отвечать на мои вопросы, и тогда степень вины и мера наказания будет определяться той информацией, которой я уже обладаю. Однако если ты решишься держать ответ, будь готов говорить правду: солгать Верховному Хранителю невозможно.

Лэйо поднялся. Нервно пригладил волосы, одернул полы камзола. Руки, вдруг ставшие чужими, неловко повисли. В отличие от брата, всеобщее внимание смущало его. Мальчик скользнул потерянным взглядом по лицам. Сочувствующих было мало, в основном — любопытные. Впрочем, неудивительно. Перемещение обитателя одного мира в другой, которое само по себе являлось достаточно серьезным нарушением Четырех Заповедей, было преподнесено лишь как предыстория. А значит, история обещала быть необычайно захватывающей. Им-то что? Не их мир чуть не погиб. Лэйо судорожно сглотнул.

Перед судом он тысячу раз клялся себе, что будет сохранять гордый и независимый вид, подобающий наследнику Великого Дома. Пусть отец убедится, что даже перед лицом страшного наказания его сын хранит честь Дома Га'Эрта.

Но от этих взглядов — любопытствующих, равнодушных, осуждающих — чужих мальчику стало холодно, и он невольно обернулся к правой половине первого ряда. Золотой островок тепла среди вечной мерзлоты.

Против ожиданий, на безмолвную просьбу о помощи откликнулась не мама, а отец. Перехватив ищущий взгляд сына, Великий Князь Га'Эрта едва заметно качнул головой: говори, не бойся.

Лэйо с трудом удержался, чтобы не расплыться в улыбке. Только сейчас он осознал, что молчаливое осуждение отца пугало его куда больше, нежели перспектива оказаться в Пустых Мирах. Убедившись, что отец, хоть и сердится, но не отвергает его, мальчик испытал чувство, близкое к ликованию. Да, он заслужил наказание и встретит его без трепета. Пусть Великий Князь увидит, что сын способен отвечать за свои поступки.

Лэйо вскинул голову.

— Я готов, господин Хранитель. Я клянусь говорить правду, какой бы постыдной она ни была. Только перед тем, как я начну, разрешите обратиться с просьбой. Освободите Вэллинтайна, Младшего Наследника Дома Эрра. Его вины в произошедшем нет. Наоборот, он пытался меня отговорить.

— Я приму во внимание твою просьбу, — кивнул Хранитель. — Но прежде выслушаю всех, кто будет согласен отвечать. Начни с того момента, когда князь и княгиня Га'Эрта покинули Дом. Ты остался один?

— Не совсем. Риль… то есть я хотел сказать, Энриль, Старший Наследник Дома Га'Эрта тоже остался. Но он ушел довольно скоро, строго-настрого запретив мне покидать замок. От нечего делать я начал сканировать миры нашего Дома — хотел отработать навык. В одном из миров, в Эртане, обнаружил что-то странное. Какой-то чужеродный элемент. И я перенесся в мир, чтобы присмотреться поближе.

— Разве наставник не говорил тебе, что посещать миры можно только в сопровождении взрослых?

— Говорил, Хранитель. Но я пообещал себе, что ничего не буду делать, только посмотрю одним глазком — и сразу назад. Чужеродным элементом оказался человек, мужчина. Вернее, его энергетическая сущность, обладающая сознанием. То, что смертные называют душой. Ни отец, ни наставник не говорили мне, что смертные умеют отделять душу от тела и тем более перемещать ее между мирами. Мне стало так любопытно, что я забыл о своем обещании и решил поговорить с чужаком. Но он совершенно не умел общаться мысленно. Он даже мои мыслеобразы с трудом ловил, а передавать и вовсе не умел. И я поместил его сознание в тело.

— То есть ты создал для него тело?

— Н-нет… — мальчик запнулся и опустил глаза. — Там… один полуэльф неподалеку умер от лунной лихорадки. Тело еще не успело остыть. Ну… я подумал, что полуэльфу уже все равно… В общем, я очистил тело от последствий болезни и поместил туда этого парня, — Лэйо снова поднял голову. — Я собирался потом вернуть все, как было, честное слово! Просто потом уже стало не до того.

— Я понимаю, — кивнул Верховный Хранитель. — Продолжай, Лэйо. Ты поговорил с ним?

— Да. Правда, я так и не понял, как ему удалось переместиться — он сам этого толком не знал.

— Почему же ты не освободил тело сразу, как только понял, что гость не способен удовлетворить твое любопытство?

— Он мне понравился. Это, наверное, глупо звучит… — Лэйо замялся. Ему пришлось напомнить себе, что он обещал говорить правду, какой бы постыдной она ни была. — Я… устал быть младшим. Меня все время либо поучают, либо воспитывают, либо говорят "Ты маленький, ты не поймешь". А с этим парнем я вдруг почувствовал себя всемогущим и всезнающим. Ему все было интересно, он задавал кучу вопросов, а я отвечал. Это было необычно и… приятно.

— Ты имел человеческий облик?

— Нет, исходный. Поначалу я хотел оставаться невидимым, так что внешний вид значения не имел. А потом… человек не испугался, и я решил остаться в исходном облике. В человеческом я не очень хорошо Силой управляю.

— Понятно. И что случилось дальше?

— Парень вдруг исчез. Буквально на полуслове. Я расстроился, конечно, и на всякий случай тело полуэльфа спрятал в подпространственном кармане. Настроил все так, чтобы парень, если вернется в Эртан, сразу в этом теле оказался.

— Зачем?

— Ну как зачем, — Лэйо посмотрел на Хранителя с некоторым удивлением: неужели и впрямь не понимает? — Мы же не договорили. А я был заинтригован: кто он такой, откуда взялся, почему вдруг исчез. Тогда казалось, что я в любой момент могу все исправить.

Мальчик вздохнул и опустил голову. Когда ситуация вышла из-под контроля? Когда в дело вступил Эль-Стаури? Или когда он, Лэйо, впервые создал тело для неожиданного гостя, и тем самым навел Эль-Стаури на идею Игры? Или когда он додумался автоматизировать процесс сотворения тел?

— Лэйо, продолжай! — настойчиво напомнил Хранитель. — Мы тебя слушаем.

— Да, простите, — спохватился мальчик. — Я ждал своего нового знакомого, но вскоре появился другой человек. На этот раз я не стал использовать чужое тело — создал новое специально для него. А образ подглядел в его сознании. С ним было не так весело, зато он смог объяснить, как попал в Эртан — вернее, мы выяснили это вместе. Оказалось, что через тот самый кристалл-посредник, который предназначался для воссоединения Звезды Четырех Стихий. Этот человек, конечно, не владел магией, но он был ученым, и нашел способ проникать сознанием через кристалл при помощи технических достижений своего мира. Я мало что понял…

— Ты рассказал этому человеку про обряд?

— Я не хотел, — вздохнул Лэйо. — Так получилось. Меня мучило любопытство, а он сказал, что не будет отвечать на мои вопросы, если я ничего не расскажу ему в ответ. Ну и…

Мысли снова понеслись в привычном направлении: изменилось бы что-нибудь, если бы он не был столь откровенен с профессором? И если да, то в какую сторону?

— О чем вы с ним говорили?

— Ну… он спрашивал, знаю ли я, что это за штука, при помощи которой он переносится сюда. Я ответил, что это часть одного артефакта из мира, в котором мы сейчас находимся, и предупредил, что собрать артефакт все равно не удастся, потому что нужна сила Найэри. Мне показалось, что гость ничего не понял из моего объяснения, но его не особенно интересовали подробности.

— И все? Постарайся вспомнить точно. Это важно.

Лэйо послушно покопался в памяти. Человек был странный. Вернее, для него тогда все люди казались странными и необычными, но если первый гость был странным по-хорошему — с ним хотелось подружиться, узнать получше, то второй вызывал скорее глухое недоумение. Кто он? Что ему надо? Мужчина задавал много непонятных вопросов, на большинство из которых у Лэйо не находилось ответов. Вполне естественно, что эти вопросы вылетели из головы почти сразу. Что же хочет услышать Верховный Хранитель?

— Вы говорили о том, как перенести кристалл с Земли в Эртан? — уточнил Хранитель, то ли сжалившись над мальчишкой, то ли просто утомившись ждать ответа.

— Нет!.. То есть… — Лэйо мучительно покраснел. — Я не говорил ему, как перенести кристалл, но… — мальчик помолчал, собираясь с мыслями. — Его интересовало, можно ли при помощи этого камня перенестись в другое место — вернее, к конкретному человеку — и не только сознанием, а физическим телом. Да, точно. В тот момент я начал подозревать, откуда у него кристалл и кого он хочет найти. Пришлось разочаровать его: даже если у кристалла и была связь с существом, на крови которого он создан, эта нить давно оборвалась. Я упомянул, что можно переместиться к алтарю, на котором производился обряд, но для этого нужно невероятное количество Силы.

Лэйо снова умолк. Молчал и Хранитель, но по лицу его было видно: он знает, что это еще не конец.

— Не знаю, как, но ученый понял, что я чего-то недоговариваю. А поскольку мы условились честно обмениваться информацией, мне пришлось признаться, что Силу можно получить во время смерти. Не любой, а энергоемкой — тогда энергия, которая в обычных обстоятельствах идет на разрушение тела, преобразуется в Силу. Я предупредил, чтобы он не вздумал экспериментировать, потому что требуется очень точный расчет, в противном случае участник обряда просто погибает. Мне казалось, человек все понял и согласился со мной. Наверное, я ошибся.

— Ты не ошибся. Самоубийство действительно не входило в его планы. Но об этом мы поговорим позже. Продолжай.

— Я получил зов от Вэллинтайна — образ водопада. Это у нас условный сигнал: приходи в грот под водопадом. Такое место, которое мы с ним вместе создали специально, чтоб секретами обмениваться. Это не настоящий мир, — поспешно заверил Лэйо. — Субреальность. Мы с Вэллем его своей Силой подпитываем.

"Когда не забываем," — мысленно добавил мальчик.

— Я переместился в грот, Вэлль уже ждал меня там. Он был немножко не в себе, и я сразу догадался, о чем пойдет речь. Вэлль пожаловался, что в одном из миров Дома Эрра творится странное: появляется эльф. Вернее, его энергетическая сущность, душа. И сразу исчезает, потому что без тела существовать не может. Вэлль спрашивал совета, что ему с эльфом делать. Я догадался, что появление эльфа как-то связано с моими гостями. Не могло же это быть просто совпадением, верно? Я рассказал ему, что происходит у меня в Эртане, и предложил просто понаблюдать за развитием событий. Вэллинтайн пытался уговорить меня рассказать все Энрилю. Но Риля все равно не было дома, а я слишком увлекся, чтобы бросить игру — ведь после Вэлькиного рассказа все оказалось еще интереснее, чем я предполагал. Я вытянул обещание, что он никому ничего не скажет. Играть со мной он отказался, но я знал, что рано или поздно он придет. Ему тоже было интересно.

Я вернулся в замок один — и сразу нырнул в Эртан. Второй человек, ученый, больше не появлялся. А Дан — ну тот, первый парень — приходил еще несколько раз.

— Ты говорил с ним?

— Да, конечно. Я же сказал, мне это нравилось.

— О чем?

— О чем… — Лэйо растерянно пожал плечами. — Обо всем. Об Эртане и других мирах, о Дороге, о людях, о Найэри… Больше, конечно, я говорил. Он то ли не хотел о своем мире рассказывать, то ли плохо помнил, когда в новое тело попадал. А я не настаивал. Он задавал много вопросов, и я видел, что ему действительно интересно.

— Ты осознавал, что, выдавая эту информацию смертному, нарушаешь Кодекс Светлых Домов?

— Да, Хранитель. Но я не мог удержаться. Меня никто никогда раньше не расспрашивал с таким интересом и не слушал с такой жадностью.

— Долго это продолжалось?

— Нет, не очень. В какой-то момент вернулся Энриль. При нем я не решился продолжать игру. Наоборот, сделал вид, что очень занят упражнениями по визуализации, которые задал наставник Арно. Моя уловка удалась: Энриль убедился, что все в порядке и снова ушел. Я заглянул в Эртан. Чувствовал, что мой гость где-то там, но, к своему удивлению, нашел его не сразу. Оказалось, что он поселился в теле полуэльфа насовсем — настолько прочно, что позабыл о родном мире. Сначала я думал, что он притворяется. Я же не могу мысли читать. А потом как-то улучил момент, когда рядом с ним никого не было, и подошел пообщаться. Не в драконьем облике, конечно, в человеческом. Так вот, парень не врал — он вообще не помнил ни дракона, ни других миров, ничего. Я расстроился, но потом решил, что так даже интереснее: посмотрим, как он будет себя вести в чужом мире. В любом случае я не решился бы сделать что-нибудь… другое. Понимаете, раньше я был уверен, что если разделю сознание и тело, Дан вернется в свой мир. А теперь, когда они настолько срослись, это казалось убийством, — Лэйо сделал паузу, чтобы перевести дух. Хранитель терпеливо ждал. — Некоторое время все было спокойно. Потом появился еще один человек. Для него я тоже сделал тело, но уже не рискнул вступать в контакт, решил понаблюдать со стороны. Человек недолго оставался в одиночестве: вскоре он свел знакомство с Эль-Стаури — эльфом, который обитал в руинах замка Эстельмарэ. Тогда я еще не знал, что Эль-Стаури — тот самый эльф, который перемещался на Землю. Это я выяснил чуть позже, когда ко мне пришел Вэллинтайн. Из разговоров я понял, что человек — его звали Герман Милославский — брат моего первого гостя. В Эртан он заглянул в поисках Дана. Эльф вызвался ему помочь. И в очередную встречу у них родилась идея, которая привела меня в восторг своей необычностью. Сам бы я никогда такого не придумал. Они решили организовывать в Эртан экскурсии из родного мира Милославского. Вернее даже не экскурсии, а игру. Я в эту игру сразу включился.

"Очередная развилка судьбы", — вспомнил Лэйо. Не решись он тогда подыграть Советнику и Милославскому, ничего бы не случилось… наверное. Но так хотелось почувствовать себя настоящим творцом жизни. Почти как отец.

А кроме того — в этом Лэйо не желал признаваться даже себе — было невыразимо приятно блеснуть мастерством перед Вэлькой. Об этом не говорили вслух, но Лэйо знал: даже его собственные родители считают наследника Дома Эрра более талантливым, чем их младший сын.

— В контакт я по-прежнему не вступал, но когда в Эртане стали появляться первые люди-игроки, я создавал для них тела. В какой-то момент, когда этот процесс начал отнимать слишком много внимания, я навесил на алтарь самоподдерживающееся заклинание, которое без моего вмешательства создавало тела для новых игроков.

По залу снова пронесся шепот.

— Создавать подобные заклинания тебя тоже научил наставник Арно? — вкрадчиво осведомился Хранитель.

— Нет… я сам научился. Подсмотрел в одной папиной книжке.

Лэйо бросил виноватый взгляд на отца. Входить в библиотеку Младшему Наследнику дозволялось исключительно в сопровождении наставника. Но князь Га'Эрта ничем не выдал своего недовольства.

— Честно говоря, я не думал, что игра продлится долго. Местные жители невзлюбили пришельцев и набрасывались на них порой без всяких причин, едва заметив голубой камень на лбу. Я полагал, что Милославскому это быстро надоест. Но он оказался талантливым дипломатом, и постепенно сумел создать положительный образ кхаш-ти.

В зале раздался смешок. Лэйо настолько привык называть Игроков «кхаш-ти», что не разу сообразил, что в этом забавного.

— A'Khash-ati, тот, кто пришел незванным, — так Игроков первое время называли в Эльфийском Совете. Но эльфы не решились уничтожить пришельцев. Милославский поставил Игрокам условие: никаких нападений, применять оружие только для самообороны, а убивать людей без повода и оправданий эльфы не могли. Потом, когда к незванным гостям привыкли, Милославский договорился о сотрудничестве с правительством одного из Эртанских государств. Я не следил за переговорами, но подозреваю, что он продал несколько технических секретов из своего мира.

— Тебе это не показалось неправильным?

— Нет. Ну… да, немножко, — Лэйо пожал плечами; это было меньшим из того, что его заботило в то время. — Все равно в дело пошла только та информация, к которой эртанская промышленность и наука были готовы. Взять, к примеру, огнестрельное оружие. Советник попытался втайне от Милославского изготовить партию пистолетов, и убедился, что это настолько дорого и трудоемко, что не оправдывает тех преимуществ, на которые он рассчитывал.

— Неужели тебе не приходило в голову, что ты делаешь что-то неподобающее?

— Приходило, конечно, — мальчик вздохнул и опустил голову. — Постоянно. Но… понимаете, это было так захватывающе… Как будто книжку читаешь. Целая эпоха разворачивалась на наших глазах. Я обещал себе, что еще чуть-чуть — и все. Я ведь действительно утешался мыслью, что могу все это прекратить почти мгновенно — просто уничтожить свое заклинание. Все созданные тела при этом должны были исчезнуть, а сущности — вернуться в родной мир. И вот наступил момент, когда я действительно решился его уничтожить.

— Что натолкнуло тебя на эту мысль?

— Я впервые заподозрил, что Советник ведет нечестную игру.

— Разве это не было очевидно с самого начала?

— Не для меня. Я… жалел его. Действительно, некоторые его методы казались мне сомнительными. Да и сам Советник, если честно, не был симпатичен. Но я считал, что даже такой, он заслуживает сочувствия. Понимаете, он ведь был изгнанником, вынужденным скрываться от сородичей. Только представьте, каково это — быть обреченным на одиночество, когда впереди — вечность?

Мужчина в радужной мантии усмехнулся уголками губ, и мальчик с запоздалым раскаянием сообразил: уж кому-кому, а Верховному Хранителю это известно лучше многих.

— И кроме того, до поры до времени, — торопливо продолжил Лэйо, — слова Советника не расходились с делом. Он действительно поддерживал Милославского советом и магией, помогал ему освоиться в мире. А потом я заметил, что Эль-Стаури вербует себе сторонников из молодых эльфов. Тогда я не знал его целей, но то, что он скрывал это от Милославского, заставило меня насторожиться. Я решил наконец-то уничтожить свое заклинание… и не смог. Тот способ, на который я рассчитывал, не сработал. Как раз в этот момент вернулся Энриль, и мне пришлось все ему рассказать. Риль объяснил, что для контрзаклинания существует список ограничивающих параметров, который занимает целый отдельный том, и если я не учел их при создании, он не в силах помочь… Мы стали вместе думать, как исправить положение. К тому времени уже стало понятно, зачем Советник все это затеял: он начал убеждать Милославского собрать Звезду. А потом в Эртан перенеслась Юля — дочь дочери Энриля. Тогда — наверное, впервые — мне стало по-настоящему страшно. Ведь с участием носителя нашей Силы можно было воссоздать Звезду даже без кристалла-посредника. Я уже был готов звать отца. Но Риль сказал: "Подожди. Давай посмотрим, это может быть к лучшему." И мы стали смотреть.

***

Когда свет снова вспыхнул, Дан обнаружил, что они стоят на лесной тропинке. Солнечные лучи пробивались сквозь вершины сосен, мягко отражались от янтарных стволов. Пахло нагретой смолой, хвоей и вереском. Ветер звенел в кронах, но внизу было спокойно.

Девушка огляделась с восторженным изумлением.

— Это ты сделал?

— Что?

— Только что дорога шла среди полей. И вдруг раз! — неопределенный взмах рукой, — и сосны! Я так не умею.

— Там жарко, — невпопад пояснил Дан. — У тебя щеки обгорели.

Он и сам не знал, как это у него получилось. И у него ли?

— Ой. — Юля приложила тыльную сторону ладони к лицу. — И правда. Я не заметила.

Шли молча. Первое время Дан настороженно прислушивался к ощущениям, ожидая подвоха со стороны Дороги, но опасности не чувствовал. Ему впервые пришло в голову, что, возможно, Дорога предстает такой, какой ты ожидаешь ее видеть: гостеприимным домом или полной опасностей тернистой тропой. В прошлый раз он боялся. Даже не помня своей цели, боялся: не найти, не успеть, не добраться. Сейчас его цель шагала рядом — легко и бесстрашно, словно каждый кустик и каждый изгиб тропинки был ей знаком.

Дан не жалел о своем выборе, но не отпускала какая-то смутная тревога, словно позади он оставил что-то важное.

Постепенно стемнело. Интересно, холодно ли здесь ночью, с некоторым беспокойством подумал Дан. И словно в ответ на его мысли между стволами — чуть в стороне от тропы — показался огонек.

Девчонка лет двенадцати деловито помешивала ложкой в котелке. Отблески пламени играли на ее волосах — светлых и невесомых, как тополиный пух. Дан шагнул в круг света.

— Здравствуй… Эль.

— Здравствуй, — девочка кивнула приветливо и обыденно, будто близкому знакомому, с которым вчера расстались. Бросила взгляд на его спутницу. — Я вижу, ты нашел то, что искал.

— Нашел. Твой амулет здорово помог мне. Спасибо. Только я не могу его вернуть. Он… потерялся.

— Не страшно, — Эль лукаво улыбнулась. — Это был не амулет.

— А что?

Девчонка пожала плечами:

— Просто монетка на шнурке. Ты сам всего добился. Я же говорила: верь себе.

Дан ошеломленно уставился на нее, не зная, злиться ему или смеяться. С одной стороны, было досадно, что его провели, как мальчишку. С другой — эта ложь, как ни крути, спасла ему жизнь и помогла дойти до цели.

— Есть хотите? — как ни в чем не бывало спросила Эль. — В сумке — там, за бревном, — хлеб и сыр. Возьмите сами, я не могу отойти.

— Спасибо, — Юля села на бревно, наклонилась за котомкой и вдруг умиленно заулыбалась: — Ой, славный какой. Брат?

— Дочь подруги, — пояснила Эль, одной рукой высыпая в котелок щепотку ароматной травы, другой продолжая помешивать. — Сильвары. Она скоро вернется.

Дочь Сильвары? Дан очнулся от раздумий и с любопытством заглянул за бревно. На кожаной куртке, завернутый в пестрое одеяльце с разлохмаченными краями, посапывал младенец месяцев четырех-пяти от роду.

— Ничего себе! — не удержавшись, присвистнул Дан.

Для него с момента встречи с девушкой в бежевом платье прошло немногим больше трех месяцев. Ну ладно, может быть, четыре — он плохо запомнил свое путешествие по Дороге. А ее дочка успела уже не только родиться, но и подрасти!

— Тише, — укоризненно сказала Юля. — Разбудишь.

И как будто услышав ее слова, девочка завозилась в одеяле, закрутила головой, сморщила личико и вдруг, не открывая глаз, оглушительно заревела. Дан вздрогнул от неожиданности. Где-то справа раздалось переполошенное хлопанье нескольких пар крыльев — похоже, резкий звук вспугнул целый выводок.

Эль, продолжая помешивать в котелке, обернулась к Юле:

— Возьми Данку на руки, пожалуйста. Она быстро успокоится, — и чуть виновато добавила. — Есть, наверное, хочет. Что-то Силь задерживается.

Юля вручила Дану котомку с продуктами, подняла малышку на руки и отошла с ней подальше от костра, тихонько бормоча что-то ласково-бессмысленное про ушки и носик. Девочка еще покричала немного — уже без прежнего энтузиазма — и затихла.

Нарезая хлеб, Дан невольно прислушивался к Юлиному воркованию и вдруг поймал себя на том, что улыбается. Все это было каким-то противоестественно нормальным — словно бы и не сидели они у чужого костра в незнакомом лесу по дороге из ниоткуда в никуда. И совсем не вязалось с образом отчаянной девчонки, бесстрашно шагающей навстречу опасностям и приключениям.

Сзади воцарилось молчание — только ветки изредка похрустывали под Юлиными ногами. Дан обернулся.

На мгновение ему показалось, что ребенок как-то неуловимо изменился: волосы потемнели и лицо вроде стало немного другое… впрочем, кто их разберет, этих младенцев, они все похожи. Но волосы точно были светлее! Дан чуть наклонился, позволяя свету костра упасть на ребенка. Нет, все в порядке. Просто игра освещения.

Юля бережно уложила девочку обратно на куртку, подоткнула одеяло под спину. По расслабленному личику скользнула сонная улыбка и Юля улыбнулась в ответ — неосознанно, почти рефлекторно, как мать улыбается своему ребенку.

Дан замер, пораженный внезапной догадкой. До него неожиданно дошло, о каких планах говорил Советник и почему перепугался, когда Юля едва не воткнула в себя кинжал. Почему Алана согласилась помочь, взглянув на Юлино бездыханное тело. Не только согласилась, но и уговорила надменного, презирающего смертных архимагистра Аль-Канаро. Его, Дана, красноречие, тут совсем ни при чем.

Но ведь он уже сделал свой выбор. Даже если бы можно было вернуться… это бессмысленно. Алана наверняка все рассказала, и магистр Астэри снял заклинание, поддерживавшее жизнь в Юлином теле — оно слишком энергоемко, чтобы подпитывать его Силой просто на всякий случай.

Наверное, у него было страшное лицо, потому что Юля вздрогнула, столкнувшись с ним взглядом.

— Что с тобой?

Но путь назад может быть не только в пространстве, но и во времени, ведь время — это часть Дороги, а Дорога ведет туда, куда тебе нужно придти.

— Если ты не вернешься, он умрет, не родившись.

Только одного желания мало. Нужна вера.

— Кто?

А веры у него в достатке.

— Наш сын.

***

Верховный Хранитель снова — в который уже раз — поднял руку, призывая публику к спокойствию. На этот раз ждать пришлось долго. Рассказ Энриля — история его запретной любви — вызвал бурю эмоций в зале. После Слушания ее будут обсуждать явно не один Вздох.

— Вэллинтайн, Младший Наследник Дома Га'Эрта, готов ли ты отвечать на мои вопросы?

Вэлль старался держаться спокойно, очень старался, но Лэйо видел, как дрожат его пальцы, слышал судорожное, прерывистое дыхание. Мальчик снисходительно улыбнулся про себя. У них с Вэлькой был давний спор: он, Лэйо, утверждал, что наследник князя должен быть бесстрашен, Вэлль возражал, что главное — это благоразумие. Однако сейчас, похоже, друга оставила не только храбрость, но и разум. Ведь очевидно, что на нем вины нет, и максимум, что ему грозит, — это взбучка от отца. Тоже приятного мало, но все-таки не Пустые Миры… Чего так дрожать? Поучился бы у кузины Альтерры — она свою часть истории изложила так, что даже Лэйо заслушался, а в задних рядах начали аплодировать. Неужели Рыжей все нипочем?

Вэллинтайн медленно поднялся.

— Я… отказываюсь отвечать, господин Верховный Хранитель.

Удивленный шепот прокатился по залу.

— Странно было бы ожидать иного от Эрра, правда, отец? — нарочито громко пробормотал Старший Наследник Даэнавэра.

Темный князь не поддержал разговор, но никто не усомнился в том, что он разделяет мнение сына.

— Что ж, у тебя есть такое право, Вэллинтайн, — кивнул Хранитель. — Ты можешь сесть.

Вэлька опустился (точнее было бы сказать — обессилено упал) на скамью. Лэйо ободряюще тронул друга за руку. Пришлось постараться, чтобы на лице не отразилось разочарование. Разве это первый раз, когда Вэлька струсил? В конце концов, дружба в том и заключается, чтобы принимать друзей со всеми их недостатками. Наверное, Вэлль прав: сейчас ему действительно благоразумнее было бы промолчать. Да и он, Лэйо, уже принял решение всеми способами выгораживать друга, чтобы тот избежал ссылки… Но было почему-то обидно.

— Мы собрались здесь, чтобы определить степень вины и меру наказания для трех наследников Великих Домов и леди Альтерры из малого Дома Эррато, — произнес Хранитель. — Смертные и Перворожденные не подвластны нашему суду. Однако, обладая свободой воли, они сыграли значительную роль в этом деле. Для воссоздания полной картины я поручил эмиссару Рэнатару расследовать мотивы и действия еще двух участников: Германа Милославского и Кэрнахэля Эль-Стаури, упомянутого как Советник.

Портал снова вспыхнул. Еще один мужчина в радужной мантии шагнул в зал и опустился на колени, склонив голову. Длинные медно-рыжие волосы упали на лицо, но эмиссар не сделал попытки их поправить. Застыв коленопреклоненным перед Верховным Хранителем, он, казалось, не замечал происходящего вокруг.

Лэйо украдкой покосился на Альтерру. Девушка скользнула по новому участнику слушания равнодушным взглядом и снова отвернулась.

Наставники прочно вдолбили в голову юному воспитаннику: у служителей Равновесия нет рода и нет родных. Будь Лэйо чуть младше, он бы никогда не узнал родового имени эмиссара Рэнатара. Будь он чуть старше — и взрослые остереглись бы обсуждать при мальчишке такую щекотливую тему. Но они с Вэлькой тогда были слишком малы — и две Великие Княгини не обращали внимания на сыновей, возившихся здесь же, в гостиной. Лэйо помнил, как кривились в презрении красивые тонкие губы княгини Эрра, когда она рассказывала маме про "неблагодарного щенка Рэнни". И как плакала за портьерой Альтерра, думая, что ее никто не видит. Конечно, тогда Лэйо ничего не понял. Только став много старше, он сообразил, что "неблагодарный щенок", который променял покровительство Великого Дома Эрра на "павлиний наряд равновесников", и есть Рэнатар, старший брат Рыжей.

— Рассказывайте, эмиссар, — приказал Хранитель.

Рэнатар поднялся с колен, сделал шаг назад — так, чтобы его лицо было видно и Хранителю, и обвиняемым, и зрителям.

— Младший наследник дома Га'Эрта, упомянул, что Эль-Стаури был изгнанником, — начал эмиссар, ни на кого не глядя, — но это не совсем верное определение. Он считался погибшим, причем свою смерть инсценировал сам. Если бы Советник решил вернуться к сородичам, его бы действительно изгнали — теперь уже с позором, как лжеца и клятвопреступника, и вернуться во второй раз было бы значительно сложнее. Эль-Стаури решил овладеть мощью одного из Изначальных Артефактов, Звезды Четырех Стихий, и вернуться не просителем, а владыкой.

Советник изучил всю доступную информацию о Звезде и особое внимание уделил последнему упоминанию об артефакте — истории Гэлленира Фар-Эстеля. Он собрал все, что было возможно — слухи, сплетни, случайную информацию, изучил каждый камень на руинах замка Эстельмарэ. Чтобы было удобнее, он даже поселился в этих руинах. Место считалось проклятым, и его никто не беспокоил.

Однажды он почувствовал всплеск Силы на том месте, где когда-то стоял алтарь. Повинуясь скорее наитию, чем разумному решению, эльф применил заклинание, отделяющее сознание от тела, и оказался в мире под названием «Земля», принадлежащем Дому Эрра, — эмиссар повернулся к Хранителю. — Я повторил эксперимент и убедился, что это возможно. Сознание без тела имеет очень слабую связь с исходным миром, а канал между мирами, соединяющий кристалл и алтарный круг в замке Эстельмарэ, действовал как своеобразный водоворот, затягивая свободные сущности. Как уже было упомянуто, без тела он не мог задержаться на Земле надолго. Однако ему каким-то образом удалось подселиться в тело смертного — ученого, владельца кристалла-посредника. Поначалу он действовал только как наблюдатель, впитывая новую информацию. Освоившись в чужом теле, Эль-Стаури обнаружил любопытную возможность: когда «хозяин» тем или иным образом теряет контроль над телом: засыпает, впадает в транс, теряет сознание — «гость» может перехватить управление.

— Такие способности выходят далеко за пределы возможностей обычного эльфа, — заметил Хранитель. — Вы проверяли родословную Эль-Стаури, эмиссар?

— У него в роду не было Найэри. Тут дело не в способностях. Для управления чужим телом никаких особых способностей не требовалось, достаточно было закрепиться в этом теле и дождаться, пока хозяин уснет. А вот каким образом Эль-Стаури впервые попал в тело человека, мне неизвестно. Я не смог обнаружить ключ к этой тайне. Прикажите, Хранитель, и я проведу дополнительное расследование.

— Я подумаю. Продолжайте, эмиссар.

— От владельца кристалла Советник узнал способ перемещения артефакта. Дело в том, что ученый, верный привычке, выработанной за время научной деятельности, подробнейшим образом описал в звуковом дневнике и свой опыт, и свою встречу с Лэйо. Описал даже то, чего сам не мог понять. Зато понял Эль-Стаури. Он вынудил ученого покончить жизнь самоубийством, взорвав себя. По расчетам эльфа, это должно было обеспечить достаточное для перемещения количество Силы. Однако в последний момент что-то пошло не так. Возможно, Эль-Стаури поспешил вернуться в родной мир, испугавшись взрыва, а может быть, человек сам вернул себе контроль над телом. Он успел перед смертью разжать руку. Кристалл остался в кабинете, где его чуть позже разыскал Дан Милославский — тот самый смертный, о котором сегодня так много говорил Эрт'Алэйо.

Овладеть сознанием Дана Советнику по какой-то причине не удалось. Предполагаю, это связано с талантом Видящего, но без дополнительного расследования сказать сложно. В скором времени Эль-Стаури выпала возможность «подселиться» в тело брата Дана, Германа Милославского. Сначала Советник пытался обманом отобрать кристалл, но Дан не поддался на провокацию. Тогда, сориентировавшись по ходу ситуации, Эль-Стаури решился на открытое нападение. Он хотел вынудить Дана броситься из окна — такая смерть тоже дала бы необходимую для переноса энергию. Но во время борьбы Дан ударился головой и впал в кому. Вернее, его сознание перенеслось в Эртан — сработал тот же эффект, который когда-то позволил Эль-Стаури переместиться из Эртана на Землю. Любовь к брату оказала на Милославского целительное действие: он моментально пришел в себя и ужаснулся содеянному. Разумеется, он не понял, что все это время его тело находилось под контролем другого существа, — решил, что сходит с ума. Он вызвал на помощь давнего знакомого, Леонида Гречихина, тот устранил последствия борьбы и организовал перевозку бесчувственного Дана в безопасное место. В процессе транспортировки он коснулся кристалла. Так у Советника появился еще один объект для подселения. Приглашенный врач, осмотрев Дана, смог только констатировать, что случай нетривиальный: никаких причин для столь длительной комы не обнаружилось. Пациент просто был не в состоянии проснуться. Милославский предположил, что состояние брата как-то связано с загадочным кристаллом. Он провел собственное расследование, разыскал все материалы профессора, воссоздал систему и переместился сознанием в Эртан. После того, как Милославский пришел в себя у тела брата, Советник утратил способность контролировать его действия. Причина этого мне не до конца понятна. Вероятнее всего, Президент настолько боялся своей мнимой психической болезни, что даже во сне не позволял себе расслабляться. Эль-Стаури был вынужден изменить свой первоначальный замысел. Он встретился с Милославским в Эртане и предложил ему идею своеобразного "экскурсионного бюро", которая позднее трансформировалась в идею Игры, а себя — в качестве штатного мага и эксперта по миру. Будущий Президент, как мы знаем, принял предложение, хотя и не без колебаний. Он не располагал прямыми доказательствами, что Дан находится в Эртане, но это была хоть какая-то зацепка, и он решил ее отработать. Для того, чтобы искать брата в незнакомом мире, ему нужны были ресурсы, а необычная компьютерная игра, помимо всего прочего, позволяла решить вопрос с финансами на Земле. Довольно долгое время Эль-Стаури послушно играл роль Советника при Президенте. Как уже заметил Лэйо, он действительно помогал Милославскому и советами, и магией. Во-первых, в его интересах было укрепить авторитет Корпорации в Эртане. Во-вторых, ему нужно было убедить Милославского в своей преданности и лояльности, чтобы потом, когда наступит нужный момент, Президент полностью доверился ему. Он добился своей цели. Дождавшись, пока Милославский убедится в неэффективности стандартных средств поиска, Эль-Стаури предложил ему собрать Звезду. И Президент поверил — ведь до сих пор Советник не давал повода усомниться в своих словах.

Кроме того, Советник через своего второго «агента» Гречихина предпринял попытку умертвить тело Дана на Земле. О его мотивах мы можем только догадываться. Я предполагаю, что он надеялся, лишив Милославского последней надежды на встречу с братом, уговорить его покончить с жизнью и тем самым перенестись вместе с камнем в Эртан. Убийство сорвалось в последний момент. Но даже неудачное покушение сыграло на руку Советнику: Милославский осознал, что его брат может погибнуть в любой момент, и удвоил усилия по поиску Лучей.

Советник на некоторое время оставил Землю и сосредоточил свое внимание на Эртане: как мы уже знаем из рассказа Эрт'Алэйо, он вербовал себе последователей и агитировал союзников, подготавливая платформу для будущего правления.

Тем временем в результате уже известных нам событий Дан очнулся и не нашел ничего лучше, кроме как отправиться в другой мир пешком по Дороге. Милославский потерял интерес к Эртану, но сворачивать Игру не стал — она позволяла ему заниматься поисками брата, не задумываясь о хлебе насущном.

Предвкушая скорую победу, Эль-Стаури перестал играть роль Советника, послушного воле Президента. Он открыл Милославскому карты — не упоминая, разумеется, о своих визитах на Землю, — и предложил сотрудничество на новых условиях, но получил отказ. Впрочем, отказ его не слишком расстроил. План переноса камня уже был у него наготове.

Советник догадался, какой подарок судьба преподнесла ему в лице Юлии, но похищать ее не торопился. Вернее, одну попытку он предпринял, но она оказалась неудачной. Зато Эль-Стаури имел возможность убедиться, что друзья девушки перевернут весь мир, чтобы ее найти. Без Лучей, составных частей артефакта, Юлия была Советнику без надобности, и он до поры до времени оставил ее в покое — тоже, впрочем, не без умысла. Он знал, что Юля и ее друзья ищут Лучи, и рассчитывал потом, когда их поиски увенчаются успехом, заполучить весь выигрыш разом.

Годы одиночества научили его терпению — он был готов ждать еще долго. Но случайность снова вмешалась в планы: Юлия собралась замуж за наследного принца. Испугавшись, что выкрасть супругу наследника престола будет гораздо сложнее, чем простую девчонку, Эль-Стаури, приняв облик одного из дворцовых стражей, проник на церемонию бракосочетания.

— Неужели во дворце не нашлось достаточно сильных магов, чтобы почуять "маску"? — чуть удивившись, уточнил Верховный Хранитель.

— Это была не «маска», Хранитель. Перевоплощение. Кэрнахэль Эль-Стаури обладал незаурядным магическим Даром, а условия, в которых он оказался, заставили его выйти за рамки привычного, действовать на пределе способностей. Для выживания ему было мало обычной «маски», требовалось что-то большее, и он освоил обряд перемены облика. Разумеется, он менял облик не так, как это делаем мы, на чистой Силе. Разработанный Советником обряд был сложным, энергоемким и требовал умервщления «модели», поэтому он не торопился использовать его на ключевых фигурах.

Тем временем Милославский, разочарованный предательством Советника, решил избавиться от кристалла. Уничтожить камень не удалось, и тогда он придумал, как спрятать камень в место, недоступное даже для себя. Подготовку к операции он хранил в тайне от всех, включая ближайших соратников. После того, как обман Советника вскрылся, Милославский доверял только себе, но и это оказалось слишком много: Эль-Стаури был уже не способен влиять на его поступки, но возможность «подселяться» в тело Президента у эльфа сохранилась — пусть ненадолго и только в качестве наблюдателя, но этого хватило, чтобы выведать детали плана и затем руками Гречихина внести небольшие изменения в его реализацию. Милославский взял кристалл, сел в свой личный самолет, предполагая выбросить камень над океаном — место он тщательно выверял с учетом подводных течений и удаленности от населенных берегов. Однако до пункта назначения так и не долетел — самолет взорвался раньше. И кристалл-посредник вместо океанских глубин попал в Эртан. С кристаллом переместился и сам Милославский — эльфы, штурмовавшие Ледяной Замок, нашли его связанным в одной из камер.

— Он жив? — не удержался Лэйо.

— Не только жив, — кивнул эмиссар, — но и достиг наконец-то своей цели: встретился с братом. Кэрнахэль Эль-Стаури, как мы уже знаем со слов ЭртАлэйо, погиб. Что произошло с кристаллом-посредником достоверно неизвестно, но остаточные следы на полу зала позволяют предположить, что он не выдержал воздействия Изначальным Пламенем и расплавился. Остальные части артефакта не пострадали. В данный момент они распределены между членами Совета Архмагистров Эртана.

— Так просто?! — фыркнули в зале. — Какая-то смертная походя решила задачу, с которой не справились Великие Князья?

Глава Дома Эрра по своему обыкновению недовольно поджал губы. Великий Князь Га'Эрта остался невозмутим.

— Насколько мне известно, Дом Эрра уже пробовал этот способ, — спокойно заметил эмиссар. — Почему он не сработал тогда и сработал сейчас — этот вопрос требует отдельного исследования. По моей гипотезе, главную роль в уничтожении кристалла сыграл тот факт, что источником Пламени являлся носитель именно той Силы, при помощи которой артефакт был создан. Помыслы девушки мне неведомы, но вряд ли она рассчитывала расплавить кристалл, ей просто повезло.

— "Повезло"! — с горечью передразнил Лэйо. — Она за это везение расплатилась жизнью!

— Не принимай ее смерть так близко к сердцу, Эрт'Алэйо, — мягко произнес Хранитель. — У Юли будет новая жизнь и новый мир. Дорога бесконечна.

***

Склонившееся надо мной лицо казалось смутно знакомым. Понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить: этот парень как-то раз заходил к папе по делу. Как же его зовут? Данил, точно.

— Здравствуйте, Данил, — пробормотала я, удивляясь тому, как слабо звучит мой голос. — А что, папы нет дома?

Лицо парня недоуменно вытянулось.

— Юля?

Произнесенное имя потянуло за собой вереницу ассоциаций. Юля — это я. Дубровская Юлия Эдуардовна. Мой отец — Эдуард Гордиенко, широко известный в узких кругах нейрофизиолог. Он взял себе мамину фамилию. Мама… в памяти вспыхнула картинка: мама — такая красивая, такая яркая, такая родная. Я бегу к ней, она подхватывает меня на руки, и мы кружимся, кружимся — взлетает ослепительный вихрь ее волос — и хохочем, как сумасшедшие.

"El'thanika", — говорит мама, прижимая меня к себе. "Моя снежинка."

Она всегда говорит со мной на этом странном языке, но я ее понимаю.

— Юля? — мужчина склонился еще ниже, с беспокойством вглядываясь в мое лицо. — Что ты помнишь?

— Я помню маму, — сказала я. — Она умерла, когда я была маленькой.

— Ты говорила, что мать умерла во время родов. Ты не можешь ее помнить, — Данил выпрямился, бросил тревожный взгляд куда-то в сторону.

Он прав, с болью осознала я. Эти яркие, полные жизни картинки — всего лишь детские сны… или — больше, чем сны?

К Данилу подошел мужчина. Его лицо показалось мне странно чуждым и знакомым одновременно.

— Юлия, как вы себя чувствуете?

— Нормально. Только слабость.

— Голова болит?

— Нет.

— Вы меня помните?

Я медленно покачала головой.

— Архимагистр, вы уверены, что она в порядке? — в голосе парня послышались панические нотки. — Можете посмотреть еще раз?

— Это просто психологический шок. Пройдет. Не волнуйтесь, Дан, она придет в себя, нужно только время.

И снова имя запустило волну ассоциаций.

Вспомнилось, как я позорно рыдала у Дана на плече, рассказывая о смерти Вереска.

Как я в запале сказала, что он из кожи вон лезет, пытаясь быть похожим на Кристофа.

Как мне казалось, что я схожу с ума, пытаясь в первом встречном мужчине разглядеть черты убитого мной полуэльфа.

И все это время Дан не сделал даже попытки признаться.

Ррррр.

А еще почему-то вспомнила, как я, сгорая от стыда, летела из палаты, в которой только что очнувшийся Дан застал малоприятную сцену в моем исполнении, и бормотала: "Гад. Сволочь. Сукин сын." Разве я была не права?

Я села. Вернее попыталась сесть. В пылу эмоций это даже удалось, но меня тут же повело в сторону. Дан стиснул мои плечи и вернул на подушку, не обращая внимания на слабое сопротивление.

— Юлька… Ты чего? — беспокойство в его голосе сменилось осторожной радостью: по моему изменившемуся лицу он понял, что я его окончательно вспомнила, но не знал, чего от меня можно ожидать.

Предусмотрительно с его стороны. Я и сама не знала, чего от себя ожидать.

— Ты врал мне прямо в глаза! — хотела выкрикнуть возмущенно-обвиняющее, но голос подвел — получилось укоризненно. — Как я теперь могу тебе верить?

Дану хватило ума добавить к радостной улыбке чуть-чуть раскаяния. Он полагал, что сейчас не время для разборок. Наверное, он был прав — я не в том состоянии, чтобы устраивать скандал. Но… последний вопрос — он был задан не ради скандала. Тот, кто однажды решился на ложь, — пусть даже ложь во благо — вполне способен повторить это снова.

— Насчет сына ты тоже соврал?

Улыбка Дана померкла.

— Нет, клянусь! — он обернулся к магистру Астэри, моля о помощи.

Я тоже.

— Магистр, у меня будет сын?!

Эльф улыбнулся обычной своей мягкой улыбкой.

— Я бы не взялся так точно определить пол будущего ребенка в конце второй недели после зачатия.

Я устало прикрыла глаза. Поздравляю, Дубровская. Узнать о своей беременности от отца ребенка — это вполне в твоем стиле.

Бедный малыш. Он еще не родился, а ему уже не повезло с генетикой.

— Мужчина, почему от тебя одни неприятности? — поинтересовалась я.

Мужчина рассмеялся до неприличия счастливо.

Паршивец.

Я открыла глаза и нахмурилась.

— Не надейся, что ты прощен. Я обязательно устрою скандал. Завтра. Или послезавтра.

Когда смогу хотя бы сидеть, не сваливаясь с кровати.

— Через неделю, не раньше, — непреклонно отрезал верховный маг. Он подошел к изголовью постели и положил руки на мои виски. Я уже поняла, к чему все идет, но возмущаться сил не осталось.

— Как пожелаешь, любимая, — покладисто согласился Дан. — Я готов принять даже смерть из твоих рук.

Липкая дремота уже охватила меня, и мысли начали путаться. На грани дремы и яви мне вдруг стало страшно: что, если это всего лишь сон? Что, если Дана нет и никогда не было, Вереск погиб в Долине, и сейчас я проснусь, чтобы убедиться в этом?… Я не глядя нащупала его ладонь. Ладонь была живая, теплая и настоящая.

— Не будем повторяться, — пробормотала я, сжимая пальцы Дана. — Вся жизнь впереди. Я придумаю что-нибудь… поинтереснее…

***

В зале молчали. Даже Старший Наследник Даэнавэра, хоть и ухмылялся, предвкушая оглашение приговора, не решался вслух делиться радостью с соседями. Одно неосторожное слово — и тебя вежливо, но непреклонно попросят удалиться из зала, а кому же хочется пропустить главную интригу?

Дело получилось запутанным, что и говорить. Наследники двух Великих Домов натворили немало бед и, безусловно, заслуживают наказания. Но сколько в том их собственной вины, а сколько — вины Великих Князей, которые допустили подобное развитие событий? Не будет ли приговор Хранителя слишком суровым для юных Наследников? Может быть, стоит оставить наказание на усмотрение глав Домов?

Хранитель поднял руку — сейчас это была всего лишь дань ритуалу, призывать к тишине никого не требовалось. Десятки взглядов обратились к Верховному Хранителю, и только двое смотрели в сторону обвиняемых: Великий Князь Га'Эрта и старший Наследник Даэнавэра.

Лэйо вбирал взгляд отца отчаянно и обреченно — так заблудший в пустыне путник слизывает последние капли воды из фляги. Наказание начнется сразу после оглашения приговора, и кто знает, когда еще доведется поговорить с Великим Князем? "Прости, папа."

Молодой Даэнавэра выискивал признаки страха на лице огненноволосой девушки, но находил лишь ту же насмешливую полуулыбку. Казалось, Альтерру забавляло происходящее. И только сидевший рядом с ней Энриль чувствовал, что под тщательно отрепетированной расслабленностью позы скрывается внутреннее напряжение.

Повинуясь безотчетному порыву, он повернулся к девушке и одними губами произнес:

— Рыжая… спасибо тебе.

Она не изменила ни позы, ни выражения лица — лишь в глубине глаз мелькнул отсвет понимания.

— Поговорим еще. Успеем.

— Вэллинтайн, Младший Наследник Великого Дома Эрра, — негромко назвал Хранитель.

Вэлль поднялся.

— Я не нахожу твоей вины в этом деле. Пусть светлый князь Эрра по праву отца определяет твою вину и твое наказание. Ты свободен.

По залу прокатился вздох. Вэлль остался стоять столбом.

— Иди, — прошептал Лэйо. — Увидимся… когда-нибудь.

Вэлль, с трудом переставляя негнущиеся ноги, двинулся к выходу из Круга. Лэйо смотрел в удаляющуюся спину друга. В душе боролись одновременно радость и разочарование. Вэллька свободен — и это правильно! Но… вдруг бы Хранитель отправил их в ссылку вместе?

— Леди Альтерра из младшего Дома Эррато.

Девушка поднялась. Даже сейчас, когда напряжение в зале сгустилось до состояния студня, она пыталась сохранять безразличный вид. Лэйо ей не верил.

— Ты отправляешься в Пустые Миры сроком на один Взмах. Благодари смертного Дана, что он не поддался на твою провокацию, иначе последствия могли бы быть серьезнее. Энриль, Старший Наследник Великого Дома Га'Эрта. Ты нарушил Третью Заповедь Великого Дракона, переместив живое существо из одного мира в другой. Именно твои действия в конечном итоге спровоцировали опасную ситуацию. Вина велика, хотя и искупается отчасти благими намерениями. Твое наказание — три Взмаха в Пустых Мирах. Эрт'Алэйо, Младший Наследник Великого Дома Га'Эрта. Я вижу, что ты не хотел причинить вреда. Я вижу, что ты раскаиваешься в содеянном. Я понимаю, что в силу возраста ты не мог предусмотреть всех последствий своего поступка. Однако это не снимает с тебя ответственности. Три Взмаха в Пустых Мирах. Наказание начнется немедленно по окончании слушания.

Лэйо опустился на скамью. В душе было пусто — ни облегчения, ни страха. Он уже давно ждал этого наказания и успел смириться с ним. И только в голове крутилось: три Взмаха. Три. Это так мало, почти мгновение — если живешь обычной жизнью. И это — вечность, когда ты в пустом мире. Когда пустота внутри — ни капли Силы. Когда пустота вокруг — нет никого, с кем можно хотя бы обменяться улыбками… Из мертвого мира сложно вернуться живым.

— Слушание закрывается. Эмиссар Рэнатар, уведите виновных.

— Подождите, Хранитель! — мальчишеский голос разорвал тишину. — Не милосердия прошу — справедливости!..

Вэлль (в нарушение всякого регламента и правил приличия!) перемахнул через ограду Круга Равновесия.

— Вэллинтайн, вернись на место сейчас же, — гневно прошипел князь Эрра.

Вэлль не обернулся. Он с размаху упал на одно колено перед мужчиной в радужной мантии, но головы — снова в нарушение всех правил! — не склонил.

— Хранитель, позвольте мне разделить наказание с ЭртАлэйо.

— Вэллинтайн!.. — великая княгиня Эрра бросилась к Кругу и заметалась перед ним, словно тигрица в клетке. — Ты с ума сошел. Немедленно вернись к отцу.

— Вэлька! — ахнул Лэйо, не в силах поверить своим глазам.

Это — Вэлль? Тихоня и трус?!

Верховный Хранитель посмотрел на мальчика с благожелательным интересом.

— Я не вправе наказать невиновного, Вэллинтайн.

— Я… — голос отказал мальчишке. — Я виновен, Хранитель. Это я поместил сознание Советника в тело Юлиного отца.

Что? Лэйо изумленно уставился на друга. Происходящее казалось каким-то странным, надуманным, ненастоящим.

Князь Даэнавэра хмыкнул. Княгиня Эрра перестала суетиться и замерла, вцепившись пальцами в ограду.

— Продолжай, Вэллинтайн, — кивнул Хранитель. — Что побудило тебя это сделать?

— Я… меня вынудили. Наверное, кто-то проник в наше убежище под водопадом и подслушал разговор. Вернувшись домой, я получил сообщение. Без подписи. Анонимный отправитель писал, что ему известно и о том, что сделал Лэйо, и о ребенке, которого перенес Энриль. И что если я не выполню требование, эта информация попадет к Совету Светлых Князей. А требование было таким: поместить сознание эльфа в ближайшее тело и дать возможность понимать местную речь. Шантажист требовал действовать немедленно, я растерялся… Отца с матерью не было, Альтерра тоже куда-то делась. И я решил, что большой беды от одного раза не будет. Кто же знал, что этот конкретный эльф окажется таким талантливым… Всему остальному — перемещаться между телами, управлять ими — эльф научился сам. Я хотел обо всем рассказать Лэйо, спросить совета, но… у меня возникло опасение: а что если это он написал письмо?

— Вэлька! — не удержался от негодующего вопля Лэйо.

Неужели и правда Вэлль заподозрил его в такой подлости?

— Прости, — друг взглянул с раскаянием, но глаз не отвел. — Ты же сам все время подшучиваешь над моей робостью. И я подумал — вдруг ты захотел меня испытать? Я решил пока ничего не предпринимать, присмотреться. Игра завертелась. И это — ты прав — было захватывающе. Временами я настолько увлекался, что забывал, с чего все началось. А потом… стало уже слишком поздно. Я… струсил. Сбежал к себе. Послал в замок Га'Эрта Альтерру и постарался забыть обо всем этом в надежде, что проблема разрешится сама собой, — Вэллинтайн обернулся к человеку в радужной мантии. — Я признаю свою вину, Верховный Хранитель. Я готов понести наказание. Но если я вправе рассчитывать на ваше милосердие, позвольте мне отправиться в ссылку вместе с Лэйо.

— Я же говорил, без юного Эрра здесь не обошлось, — с сарказмом заметил мужчина в черно-красном.

— Вам известно нечто, сокрытое от служителей Равновесия, князь Даэнавэра? — с обманчивой мягкостью осведомился Верховный Хранитель.

— Я готов присягнуть в Кругу, что не имею отношения к этой истории, — ничуть не смутившись, ответил князь. — Но если глава Дома Эрра не имеет представления о чести, трудно ожидать, что его сын воспитан иначе.

— Не тебе, бескрылый, говорить о чести, — сквозь зубы процедил князь Эрра, не оборачиваясь.

Верховный Хранитель поднял руку. Публика заинтригованно притихла, приготовившись выслушать новую версию приговора. Вэллинтайн все еще стоял в Кругу рядом с Хранителем. Взъерошенный, ошеломленный собственной дерзостью… и очень одинокий. Лэйо, тоже наплевав на регламент и правила приличия (какая теперь-то разница?), подошел и встал рядом с ним.

Неожиданно шагнул вперед эмиссар Рэнатар, про которого все уже успели забыть.

— Хранитель, позвольте мне сказать.

— Говорите, эмиссар.

— Я обвиняю Старшего Наследника Дома Даэнавэра в том, что он шантажом и обманом вынудил Вэллинтайна Эрра нарушить Кодекс Светлых Домов.

— Что?! — князь Даэнавэра вскочил, сжимая кулаки. — Ты смеешься над нами, Эррато?!

— Имя моего эмиссара — Рэнатар, — слегка нахмурившись, поправил Верховный Хранитель.

— Что-то не похоже, чтобы он забыл о своем родстве!

— Я — слуга Равновесия, темный князь, — невозмутимо заметил эмиссар. — Я защищаю справедливость.

Хранитель обернулся к нему.

— Это серьезное обвинение, эмиссар Рэнатар. У вас есть доказательства?

— Вы знаете, что нет, Хранитель. Иначе я бы уже предъявил их вам. Но у меня есть подозрения, и я готов за них ответить. Пусть Старший Наследник Даэнавэра присягнет в Кругу, что не посылал писем Вэллинтайну Эрра, и я добровольно отправлюсь в Пустые Миры.

Князь Даэнавэра коротко и хрипло рассмеялся.

— Докажи, что ты невиновен, Дал, — бросил он сыну. — Пусть это паскудное семейство сгинет в Пустых Мирах.

Даллахар Даэнавэра молча поднялся. Он был бледен, но выглядел спокойным — непривычно спокойным, даже надменная усмешка — фамильная черта Даэнавэра — исчезла с его лица. Десятки глаз заинтересованно следили, как он спускается по ступеням, входит в Круг, останавливается перед Хранителем. Обвинение, предъявленное эмиссаром, было нешуточным. При любом раскладе публике будет, о чем посудачить после слушания.

— Да, я посылал эти письма.

Лэйо не удержался — посмотрел на отца Даллахара. Князь застыл в оцепенении, словно Дал произнес заклинание, обращающее в камень. Взгляд был прикован к сыну. Ни одна эмоция не оживляла его, обычно подвижное, лицо.

— Я хотел выставить младшего наследника Эрра дураком и трусом, — хладнокровно продолжил молодой Даэнавэра, — и я добился своей цели. Мой замысел раскрыт — вероятно, где-то я допустил ошибку. Что ж, я готов за нее платить. Но я не раскаиваюсь.

— Я принимаю твое признание, Даллахар, — кивнул Верховный Хранитель.

Лэйо в очередной раз удивился его невозмутимости. Даллахар выставил глупцом не только Вэльку, и не только князя Даэнавэра. Верховному Хранителю пришлось признать, что он чуть было не оставил без наказания виновного. Неужели его это совсем не задевает? Или он заранее знал, как будут развиваться события?

— Даллахар Даэнавэра, учитывая твое злонамеренное нарушение Первой Заповеди, я отправляю тебя в Пустые Миры сроком на три Взмаха. Вэллинтайн Эрра. Ты приговариваешься к ссылке в Пустые Миры сроком на три Взмаха. Что до твоей просьбы, было бы несправедливо смягчить наказание для вас с Эрт'Алэйо.

Лэйо услышал, как замерло дыхание Вэльки.

— Однако твоя мольба о милосердии достигла моего сердца, Вэллинтайн. Вам — всем пятерым — дозволено самим определять, будете ли вы отбывать ссылку совместно или в одиночестве. Наказание начинается немедленно по окончании слушания. Суд Равновесия объявляется закрытым.

Мгновение было тихо. И вдруг — словно Сфера Молчания лопнула — на Лэйо обрушилась волна звуков. Зашуршал шелк камзолов, загудели голоса.

— Как насчет пикника, Даэнавэра? — насмешливо спросила Альтерра. — Ты, кажется, хотел мне что-то показать?

— Три Взмаха с крылатыми? — презрительно фыркнул Даллахар. — Я что, похож на идиота?

— Понимаю, — с деланным сочувствием протянула Рыжая. — Папенька не велит?

— Заткнись.

Протяжно выдохнул Энриль, выпуская скопившееся напряжение.

— Вместе. Вместе, слышишь, Лэйо? — ошалело бормотал Вэлька, толкая друга локтем.

Все это проносилось в сознании Лэйо, но не задерживалось в нем. Мальчик нашел глазами высокую фигуру в бежевом. Великий Князь Га'Эрта улыбался сыну.