Пробуждение было неоригинальным — меня снова разбудил стук в дверь. Это уже начало надоедать. Неужели нормально выспаться можно только в тюрьме?

— Белль Канто, если ты немедленно не уберешь свою симпатичную задницу из-под моей двери, я нашлю на нее проклятье вечного геморроя. Дай поспать, наконец!

— Юля, это я, Вероника, — испуганно пискнули в коридоре. — Открой, пожалуйста.

Святая простота! Мысль о том, что призыв немедленно убраться может относиться к кому-либо, кроме белль Канто, даже не промелькнула в ее голове. Просто язык не поворачивается послать ребенка по тому адресу, куда я хотела отправить Женьку. Я нехотя выползла из-под одеяла, босиком прошлепала к двери и щелкнула замком. Дверь приоткрылась, в комнату просунулась живописно взъерошенная голова ее высочества. От вчерашней великолепной укладки не осталось и следа, но мордашка по-прежнему сияла невообразимым счастьем.

— Доброе утро, соня, — жизнерадостно поздоровалась Вероника.

— Утро добрым не бывает, — сумрачно возразила я, падая обратно на кровать.

Едва моя голова коснулась подушки, глаза сами собой закрылись, и сознание начало медленно проваливаться в мир снов. Впрочем, Нику мое негостеприимное поведение ничуть не обескуражило — по части бесцеремонности они с Женькой были удивительно похожи. Она сбросила башмачки, по-хозяйски устроилась у меня в ногах и, чуть не захлебываясь от восторга, затараторила:

— Юлька, ты видела, как он на меня вчера смотрел? По-моему, я ему нравлюсь. Как ты думаешь? Юля!

— Мгм, — неопределенно отозвалась я.

— Я так счастлива! Со мной раньше не было ничего подобного. Когда я вижу Женю, у меня прямо сердце замирает. Он такой красивый, смелый, умный… Ну, Вереск ваш тоже ничего, симпатичный, — с некоторым сомнением добавила Вероника. — Но он такой странный. Такой холодный… как ледышка. Бррр. От его взгляда мне почему-то страшно делается. И как ты с ним общаешься? Женя все равно самый-самый лучший, правда? А как ты думаешь, что мне с волосами сделать? Лучше как сейчас или как вчера? У меня раньше знаешь, какие шикарные волосы были! Я их обрезала, когда из дома сбежала. Вот дурочка, да? Вчера просила магистра Астэри сделать их снова длинными — ну что ему стоит, а? Один разок пальцами щелкнуть! Нет, уперся, как… эльф! «Надеюсь это послужит вам наглядным уроком, ваше высочество», — Вероника не очень похоже, но узнаваемо скопировала менторскую интонацию магистра. — Как будто я и без того мало помучилась!.. С другой стороны, если бы я не попала к Ринальдо, я бы не познакомилась с Женей, верно? И с тобой тоже… Так значит, ты думаешь, лучше уложить как вчера? Это меня Орейла причесывала. Она просто волшебница! Я тебя с ней познакомлю. Ой, ну ладно, — вдруг спохватилась Ника. — Пойду причешусь да оденусь, а то хожу тут как замарашка, вдруг Женя увидит! Я к тебе еще загляну.

На ходу надевая обувь, Вероника вылетела за дверь, резко затормозила (подошвы шаркнули по паркету), просунула голову обратно:

— Совсем забыла. Магистр Астэри просил передать, чтобы ты к нему зашла. Ну все, я побежала, пока!

Еще с полминуты я машинально прислушивалась к удаляющемуся цокоту каблучков. Потом открыла глаза и села. Хотя большую часть времени Вероника провела сидя, у меня осталось ощущение, что я побывала в эпицентре небольшого торнадо.

До меня начал доходить весь ужас моего положения: я не просто отказалась сражаться за сердце мужчины своей мечты — я вынуждена выступить на стороне соперницы.

Может быть, я зря сдалась без боя? За счастье нужно бороться и все такое… сентенция в духе моего внутреннего советчика. Ведь Женя мне до сих пор нравится. Очень нравится. Он чертовски обаятельный. Невероятно сексуальный. Он… «самый-самый лучший, правда?» — прозвенел в голове восторженный голосок Ники. Я вспомнила ее взгляд, обращенный к Женьке, — взгляд, полный немого обожания.

Я влюблена. Ника — любит. Игра словами? Единственное, что имеет значение при решении этой задачи…

* * *

Идея пригласить на встречу с Архимагистром Вереска принадлежала, разумеется, внутреннему голосу. Я, откровенно говоря, вообще предпочла бы какое-то время не видеть обоих приятелей. Женьку — чтобы не травить лишний раз влюбленную душу, а Вереска… Я сама толком не могла объяснить, почему избегаю его.

Я и раньше в его присутствии испытывала известную неловкость, вполне естественную при общении с человеком, который относится к тебе с откровенной неприязнью и не скрывает этого. Но с некоторых пор меня начало преследовать ощущение, что между нами действительно есть какая-то тайна — неизвестная нам обоим и оттого еще более пугающая.

— Вереск, у меня к вам есть… эээ… официальная просьба, — мучительно подбирая слова, пробормотала я. — Только не удивляйтесь, пожалуйста.

Полуэльф оторвался от просмотра какого-то документа и поднял на меня холодные серые глаза, которые, кажется, вообще были не способны удивляться.

— Я вас слушаю, Юлия.

— Вы, наверное, знаете, что вчера магистр Астэри провел серию исследований, которые могли бы хотя бы от части прояснить природу моих необычных способностей. Сегодня он обещал подвести итоги и сделать выводы. И поделиться ими со мной.

Вереск согласно качнул головой и посмотрел на меня выжидательно: мол, это мне известно, при чем тут я?

Я чувствовала себя ужасно глупо — как во втором классе на уроке бальных танцев, когда мне нужно было пригласить мальчика на первый в моей жизни вальс.

— Я вас приглашаю… тьфу, черт. Я прошу вас присутствовать на моей встрече с Архимагистром.

— Конечно, — без всякого удивления согласился Вереск, закрывая и откладывая в сторону коричневую папку. — Прямо сейчас?

— Эй, погодите! Я чего-то не понял.

Возмущенный Женькин вопль заставил меня вздрогнуть. Поглощенная мыслями о своей деликатной миссии, я как-то не заметила, что он тоже присутствует в комнате.

— Я не понял, — обиженно повторил Женя, подходя к нам. — Его ты, значит, приглашаешь, а меня — нет? С каких пор у вас образовались секреты от меня?

Несколько секунд я тупо смотрела на белль Канто, силясь понять причину его недовольства. Потом до меня дошло.

— Господи, Жень, ерунда какая. Разумеется, я не буду против, если ты пойдешь с нами. Это настолько очевидно, что я просто забыла об этом упомянуть. Но ты можешь и не идти, если у тебя другие планы. А вот присутствие Вереска — вопрос для меня принципиальный.

— Почему?

Повисла неловкая пауза. Парни ожидали моего ответа, Женька — с искренним любопытством, Вереск — с едва заметной насмешкой, как бы говоря: «Ну, что вы на это скажете, леди откровенность?» Нет, чтобы помочь даме. Сам-то он наверняка все прекрасно понял.

— Твой друг мне не доверяет, — сердито пояснила я. — Хочу ему продемонстрировать, что мне нечего скрывать.

— Любой женщине есть, что скрывать, — усмехнулся Вереск. — Но я ценю вашу попытку быть искренней. И вашу смелость, если уж на то пошло. Насколько я понимаю, вы и сами не знаете, что вам скажет магистр Астэри. Не боитесь, что он тоже сочтет вас опасной для окружающих?

— Тогда у вас будет возможность спасти человечество, не отходя от кассы. Если магистр не сделает этого раньше, — еще более сердито пробормотала я.

Дурацкий вопрос. Разумеется, боюсь. Но у меня нет никакого желания это обсуждать.

— Как у вас все сложно, — фыркнул белль Канто.

Дверь в лабораторию нам открыл Кайрис — полуэльф-дарриэн из водных кланов, ученик магистра. Я знала, что он мой ровесник и учится на третьем курсе Академии, но благодаря примеси эльфийской крови, парень выглядел едва ли старше Вероники (и вел себя порой соответствующе). Я впервые задумалась о том, сколько лет может быть Вереску. На вид ему около тридцати, но ведь он тоже наполовину эльф…

Женя восторженно крутил головой, как ребенок, попавший на шоколадную фабрику. Ему очень хотелось посмотреть поближе и пощупать все эти непонятные штуковины, в изобилии расставленные на столах и на полу лаборатории. Но бдительный Кайрис не оставлял ему шанса на самостоятельное исследование территории.

Синеглазый полуэльф привел нас в знакомую комнату за лабораторией — кабинет верховного мага.

— Располагайтесь, Архимагистр скоро будет.

Вереск сел на кушетку — ту самую, где я очнулась в свой прошлый визит к магистру. Женя окинул задумчивым взглядом стол, явно примериваясь, не примоститься ли на нем, но в последний момент передумал и плюхнулся рядом с приятелем.

Я забралась с ногами в одно из двух кресел, обхватила руками колени и замерла в напряженном ожидании. Меня еще не трясло, но было ощущение, что пружина вот-вот сорвется.

Архимагистр не заставил нас долго ждать. Едва мы успели устроиться, он материализовался рядом с письменным столом.

— Доброе утро. Отрадно видеть, Юлия, что вы полностью доверяете своим друзьям, — магистр проницательно посмотрел на меня. — Вы слишком напряжены. Что вас так беспокоит? Боитесь услышать о себе что-нибудь неприятное?

Я кивнула, избегая встречаться с ним взглядом.

— Вдруг я совсем не человек? А… — голос дрогнул, — монстр какой-нибудь. Жертва неудачного эксперимента…

— Ну что ж, раз это вас так беспокоит, давайте с этого и начнем, — спокойно и деловито объявил магистр. — Анализ образца вашей крови показывает, что вы — человек. — Не переставая говорить, он приблизился ко мне и положил пальцы на мои виски. — Чистокровный человек без малейших примесей крови других рас.

Я почувствовала, как нервозность уходит, уступая место абсолютному, пуленепробиваемому спокойствию. Такого эффекта мне не удавалось добиться даже убойной дозой валерьянки.

— Вы также не являетесь кхаш-ти, — продолжал между тем магистр, — по крайней мере, если судить по анализу крови. На тест Эль-Мириал ваша кровь дает нормальную положительную реакцию по классу Эт, типичную для чистокровных людей.

— А какую реакцию дает кровь кхаш-ти? — неожиданно заинтересовался Вереск.

— Отрицательную, — охотно пояснил магистр. — Кровь кхаш-ти, будучи по биохимическим параметрам абсолютно идентичной крови человека, на тест Эль-Мириал никак не реагирует. Мы пока не смогли найти внятного объяснения этому феномену. Существует некоторое количество различных гипотез, но ни одна не подтверждена экспериментами.

— А вы не пробовали привлечь к исследованию специалистов из среды кхаш-ти? Впрочем, можете не отвечать, я и так догадываюсь, что нет. Хотите совет, Архимагистр? Пригласите в группу экспертов доктора Литовцева. Вряд ли его заинтересует эта тема — он принципиально не занимается вопросами магии, но если вы предоставите в его распоряжение профессионально оборудованную биохимическую лабораторию, он охотно вас проконсультирует. Попробуйте, я думаю, результат вас не разочарует.

Магистр посмотрел на Вереска со смесью гордости, уважения и сожаления.

— Я уже говорил, Кристоф, мне крайне жаль, что вы не желаете даже слышать о работе аналитика-исследователя в Академии. У вас есть замечательное качество: вы умеете смотреть на проблему со стороны и замечаете такие аспекты, которые нам, зарывшимся в эту проблему с головой, не видны. Когда-то давно, когда кхаш-ти только появились в Союзных Королевствах, Совет Архимагистров постановил держать все исследования, связанные с ними, в строжайшей тайне. С тех пор мы по инерции придерживаемся этой политики. Хотя, если задуматься, дозированное привлечение сторонних специалистов, в том числе и кхаш-ти, только увеличит продуктивность исследований. Я непременно воспользуюсь вашим советом насчет доктора Литовцева, тем более, что я о нем наслышан и давно хочу побеседовать с коллегой.

— С коллегой? — удивилась я. — Но ведь Костя… то есть доктор Литовцев совсем не маг.

— Видите ли, Юлия, маг — это не профессия. Это, если можно так выразиться, свойство организма. Как цвет волос или расовая принадлежность. Во время обучения в Академии или, что бывает реже, у личного наставника любой маг получает ряд специальностей в зависимости от элементали, к которой он принадлежит. Все маги Воды в числе прочего обязательно получают базовое медицинское образование. Разумеется, далеко не все они потом становятся практикующими врачами. Что касается меня, то медицина — одна из основных моих специализаций, и мне было бы весьма любопытно обсудить с доктором Литовцевым некоторые чисто профессиональные вопросы. Насколько я понял, его методы значительно отличаются от традиционных… Впрочем, мы, кажется, отвлеклись от нашей основной темы. Как я уже сказал, по физиологическим параметрам вы чистокровный человек. Магический Дар в том смысле, в котором мы привыкли понимать, у вас отсутствует… Даже в латентной форме, — после долгой паузы добавил магистр.

— Что значит — в латентной форме? Я всегда считал, что Дар имеет всего два состояния: либо он есть, и тогда это становится известно сразу после рождения, либо его нет, — Вереск был настолько захвачен этой новой для него информацией, что маска безразличия сползла с его лица. Обычно холодные глаза горели азартом исследователя. Пожалуй, между ним и авантюристом Женей было куда больше общего, чем я полагала вначале.

— Мы и сами так считали, Кристоф, — со вздохом сказал магистр. — Все казалось очевидным: Дар передается от матери младенцу во время родов, следовательно, у женщины, не являющейся носителем Дара, просто не может родиться магически одаренный ребенок. Эмпирические наблюдения подтверждали теорию: за почти десять веков нашего активного интереса к этой проблеме не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы у матери-человека или shinnah'tar родился ребенок, обладающий Даром. Около десяти лет назад Эль-Гаудал завершил почти столетний цикл исследований открытием так называемой пробы Эль-Гаудала. Строго говоря, эта проба была призвана доказать гипотезу о том, что магические способности описываются не только качественной величиной, указывающей на наличие или отсутствие Дара, но и количественной переменной, характеризующей его, если угодно, «мощность». Однако в ходе экспериментов у одного исследуемого из контрольной группы — чистокровного человека — выявился очень слабый Дар, который никак не проявлялся внешне. За несколько последующих лет обнаружилось еще двое исследуемых с латентным Даром, один из них — shinnah'tar.

— А вы не допускаете мысли, что это просто естественная погрешность метода?

— Полностью исключить такую возможность нельзя, — уклончиво ответил магистр. — В любом случае данных для анализа еще слишком мало, чтобы делать какие-то определенные выводы. Я вижу, вас заинтересовала эта тема, Кристоф. К сожалению, я не смогу вполне удовлетворить ваше любопытство. Этим занимается группа Эль-Гаудала. Кстати, на прошлой неделе он жаловался, что ему катастрофически не хватает толковых аналитиков.

— Магистр, это уже не смешно! — вспыхнул Вереск. — Я уже говорил: я не стану сотрудничать с Академией. И вовсе не потому, что меня не привлекает наука.

— Как скажете, Кристоф, — покладисто согласился магистр. — Но вы можете хотя бы пройти пробу Эль-Гаудала? Интуиция мне подсказывает, что у вас с высокой долей вероятности может обнаружиться Дар.

— Не вы ли, Архимагистр, три года назад говорили мне, что у эльфов интуиции нет? Или за последние годы ваш вид так серьезно эволюционировал? — с сарказмом поинтересовался Вереск.

— Милый мальчик, я слишком долго и слишком тесно общаюсь с людьми, чтобы меня можно было рассматривать как типичного представителя вида, — в тон ему ответил магистр. — Так я могу рассчитывать, что вы пройдете эту пробу?

— Никогда, — отрезал полуэльф.

— Ну что ж, тогда закроем этот вопрос, — магистр с видимым трудом подавил вздох разочарования и повернулся ко мне. — Если вы заметили мою оговорку, Юлия, я сказал, что у вас нет Дара в привычном нам понимании. Однако в спектре вашей ауры обнаружились весьма любопытные линии, не наблюдаемые в спектрах других существ, населяющих этот мир. По характеру линий я склонен полагать, что они обусловлены вашими необычными способностями. Но, что самое удивительное, расположены они не в той части спектра, которая связана с магией, а в секторе, который отвечает за, скажем так, разумную деятельность, деятельность головного мозга. Еще полтора века назад такое предположение показалось бы мне невероятным, но в последнее время мы сильно продвинулись вперед в изучении природы магического Дара. Например, у чхенов, чья магия, к моему огромному сожалению, чрезвычайно мало изучена, магические способности имеют эмоциональную основу.

Архимагистр снова умолк, и я сочла необходимым вежливо подтолкнуть его мысли в нужном направлении:

— Магистр, все это необычайно интересно, но совершенно не отвечает на вопрос, откуда у меня такие способности и почему они никак не проявлялись до того, как я переместилась сюда.

— Это два разных вопроса, — педантично поправил эльф, — и, к сожалению, ни на один из них я не готов аргументировано ответить. У меня есть ряд гипотез, но все они сугубо умозрительны и не подтверждаются эмпирическими данными. Как ученый я считаю себя не вправе высказывать их.

— Магистр! — отчаянно воззвала я, понимая, что лакомый кусок информации проплывает мимо, а я не в силах до него дотянуться. — Я и не ожидаю от вас гипотез в строго научном смысле слова. Мне просто интересно ваше мнение — не как ученого, Архимагистра водной элементали или верховного мага, а просто очень умного и эрудированного че… эльфа. Если вы опасаетесь за свою репутацию, я готова поклясться никому и ни при каких обстоятельствах не упоминать вашего имени в контексте этих гипотез.

— У меня есть идея получше, — магистр лукаво улыбнулся, глядя на Вереска, — Кристоф, попробуйте проанализировать ситуацию и высказать свои предположения. У вас вполне достаточно знаний для этого.

Вереск не удивился, словно ожидал от Архимагистра чего-то подобного.

— На второй вопрос я готов ответить прямо сейчас. Он достаточно простой или, если точнее, на него есть не так много вариантов ответов. Я уже думал над этим, и новая информация не противоречит ни одному из моих вариантов. Как, впрочем, и не подтверждает их.

Вариант первый. Никаких способностей у Юлии не было, они возникли под воздействием внешнего фактора в момент перемещения.

Вариант второй. Магические способности у Юлии были от рождения, но в силу геофизических или каких-то иных характеристик ее места обитания они не могли проявиться. Здесь таких ограничений нет, поэтому после перемещения Юлия смогла воспользоваться своим Даром.

Вариант третий. Магические способности у Юлии были от рождения, но в латентном или, если угодно, зародышевом состоянии. В момент перемещения произошла стихийная инициация, и теперь ее Дар развивается по нарастающей.

Первый вариант, с моей точки зрения, слишком притянут за уши: я не верю, что можно искусственным образом вложить в человека какие-либо способности, если изначально он ими не обладал — и не важно, идет ли речь о магическом Даре, навыках письма или боевых искусствах. Можно развить задатки, но это уже получается частный случай второй версии. Для наглядности приведу грубую аналогию: если у человека от рождения нет ног, нельзя сделать из него спринтера.

— Да, но можно отрастить ему ноги, — заметила я.

— В том-то и дело, что нельзя, Юлия. Можно — хотя и с большим трудом, магистр подтвердит, — отрастить новые ноги эльфу, потому что у них от природы повышенная способность к регенерации. Но вырастить недостающую конечность у человека не сможет даже самый великий маг.

— Можно сделать протез, — не сдавалась я. — К тому же, я уверена, ваши пресловутые Найэри как нефиг делать могут отрастить добрый десяток ног в любой части туловища.

Магистр смотрел на нас с чуть снисходительной, но чертовски довольной улыбкой, чем напомнил мне Витальборисыча, моего школьного учителя по литературе: он обычно присаживался на краешек своего стола и с таким же выражением лица наблюдал за нашими беспощадными и бескомпромиссными словесными баталиями на тему «За что Толстой так опошлил образ Наташи Ростовой» или «Мечик: презренный слюнтяй или думающий интеллигент?»

— Это аргумент, — после минутного раздумья признал Вереск. — Но тогда мы будем вынуждены признать, что имеем дело с чужой волей. Для столь серьезного изменения свойств организма под воздействием естественных причин требуется несколько поколений, а в нашем случае изменение произошло достаточно быстро, если не мгновенно. Ладно, оставим эту версию как запасную. Переходим ко второй. Магические способности у Юлии были от рождения, но не могли проявиться в силу каких-то внешних причин. Эта версия плоха тем, что она вводит лишний фактор, причем явно глобального характера, потому что даже вдали от постоянного места проживания Юлин дар никак не проявлялся.

— А чем тебе не нравится этот вариант? — оживился Женя. — По-моему, все очень логично: есть миры магические, как Эртан, а есть — техногенные, как… — он осекся и опасливо покосился на магистра. — Ну я… эээ… чисто теоретически.

— Можете не смущаться, господин белль Канто, — спокойно заметил маг. — Как член Эльфийского Совета я знаю, что вы, кхаш-ти, пришли из другого мира. Но в разговоре с другими, в том числе с его величеством и лордом Дагерати, все-таки не забывайте придерживаться официальной версии.

— А вы верите, что мы ваш мир придумали и создали? — тут же поинтересовался Женя. Я мысленно застонала от его бестактности. Впрочем, не похоже, чтобы магистра этот вопрос как-то задел.

— Это не имеет отношения к теме, ради которой мы здесь собрались. Если вас интересуют мои философские воззрения, мы можем обсудить их позже, например, сегодня в восемь вечера.

— Договорились, — не смутился нахал белль Канто и снова повернулся к Вереску. — Так чем тебе не нравится такая классификация миров?

— Я уже сказал: тем, что она вынуждает нас без всяких на то оснований вводить дополнительный фактор, причем метафизического характера. Ты же сам говорил: не плоди лишние сущности без надобности.

— Это говорил не я, а Оккам.

— Мудрый человек был твой Оккам. Зачем усложнять ситуацию, которая и без нашей помощи превосходно усложняется? У этой версии есть и еще одна видимая уязвимость. Если предположить, что дар у Юлии был с самого рождения, то почему сейчас он проявляется только эпизодически? Логичнее было бы предположить, что, единожды став доступным, он будет доступен в любой момент. Разумеется, Юлия не смогла бы им пользоваться грамотно — для этого нужен опытный наставник и годы практики, но, по крайней мере, он не должен вспыхивать, как спорадический метеор, когда ему вздумается. А вы что скажете, Юлия?

Я задумчиво погрызла костяшки.

— Вообще-то, мне нравится Женькина классификация. Но к данному случаю, как мне кажется, эта классификация не имеет никакого отношения. Наш мир скорее техногенный, да, но все же он не совсем лишен магии. Если бы у меня действительно с детства были активные магические способности, они бы хоть как-то дали о себе знать в первые двадцать шесть лет моей жизни. Мне больше по душе ваша третья версия — напомните, как она звучала.

— Магический дар у вас был от рождения, но находился в зародышевом или латентном состоянии. В момент перехода произошла стихийная инициация.

— Кстати, Кристоф, если не секрет, откуда вы взяли понятие «стихийная инициация»? — неожиданно спросил магистр.

— Сам придумал, — признался Вереск слегка смущенно. — Согласен, термин неудачный, но это первое, что пришло в голову.

— Термин действительно несколько неоднозначный, но я обратил на него внимание не поэтому. Дело в том, что я впервые услышал его около двухсот лет назад. Это понятие упоминалось в работе магистра Ар-Таурэля «К вопросу о скрытых магических способностях», представленной на Ученом совете Академии, если мне не изменяет память, в 435 году.

— А с материалами исследования можно ознакомиться? — жадно спросил Вереск.

— Увы, нет. Работа Ар-Таурэля была жестоко раскритикована, я бы даже сказал — высмеяна. Стыдно вспомнить, но некоторые мои коллеги вели себя на том заседании совершенно неподобающим образом, — магистр скривился, словно сжевал лимон. — После этого Ар-Таурэль уничтожил свои архивы и ушел из науки. Насколько мне известно, сейчас он живет где-то на Островах. Мне удалось сохранить автореферат его работы и текст доклада на ученом совете. Они хранятся в Королевской библиотеке в закрытом фонде.

Поникший было Вереск снова воспрял духом. Опасаясь, что он рванет в библиотеку немедленно, я поспешила резюмировать сказанное выше:

— Итак, мы приняли за рабочую гипотезу версию номер три. Первую оставляем как запасную. А теперь — внимание, вопрос: откуда у меня, обычной питерской девушки, взялись магические способности, пусть и в латентном состоянии?

Три головы, как по команде, повернулись в сторону магистра. Но хитрый придворный маг, съевший не одну собаку на воспитании упрямых королевских наследников, с деланным сожалением развел руками:

— Я уже говорил, что не считаю себя вправе высказывать какие бы то ни было версии. Но с удовольствием выступлю в роли консультанта, если вы, Кристоф, готовы провести собственный анализ.

Полуэльф не ответил, но по тому, как расфокусировался его взгляд, было понятно, что он уже включился в решение поставленной перед ним задачи. В наступившей тишине стало слышно, как за стеной позвякивает лабораторная посуда и что-то эмоционально бормочет Кайрис — то ли ругается, то ли уговаривает химические компоненты вступить в нужную ему реакцию. Женька со скучающим видом осматривал комнату, изредка бросая тоскливые взгляды в сторону двери. Было видно, что ему страшно хочется слинять в лабораторию и всласть ее поисследовать, но он не решается уйти, чтобы не пропустить что-нибудь интересное.

Минуты через три Вереск вынырнул из омута своих раздумий и посмотрел на меня.

— Логичнее всего предположить, что способности вы унаследовали от родителей. Вы можете рассказать о них? Не только о матери, но и об отце — не исключено, что ваш дар имеет принципиально иной механизм передачи, нежели обычная элементальная магия.

Хороший вопрос. Как будто можно рассказать о двух самых близких мне людях в нескольких словах!

— Мой отец был ученым, — начала я после минутного размышления. — Говорят, талантливым. Его специализация вам все равно ни о чем не скажет. Сверхъестественных способностей я за ним не замечала — напротив, он всегда относился к магии и всему такому весьма скептически. Он даже в бога не верил. Его родители тоже в этом плане ничем не примечательны. Во всяком случае, никаких семейных легенд — вроде прабабушки-колдуньи или двоюродного деда-экстрасенса — мне не рассказывали. Правда, бабушка, папина мать, частенько повторяла, что моя мама была ведьмой и приворожила папу. Но это она исключительно в сердцах — она так и не поверила, что двадцатилетний мальчишка, каким тогда был папа, мог всерьез влюбиться в женщину на семнадцать лет себя старше. Но я видела, что папа любил маму вполне искренне, даже после ее смерти.

— Расскажите о своей матери подробнее.

— Я мало что помню. Я ее не знала — она умерла, рожая меня.

— От чего?

— Понятия не имею. Эта тема была у нас вроде негласного табу. Меня мучило чувство вины, а папе просто больно было об этом говорить. Он вообще рассказывал о маме крайне мало, но всегда с такой любовью, что я даже в сопляческом возрасте не верила в бабушкины измышления… Свою вторую бабушку, мамину мать, я видела всего один раз — мы с папой ездили к ней в Ростов, когда мне было три. Помню только, что она была очень старенькая. Мама сама была поздним ребенком, а когда она родила меня, ей было сорок, так что бабушке на тот момент должно было быть далеко за семьдесят… Про ее отца я ничего не знаю — кажется, он оставил семью, когда мама была маленькая. Если у них и были какие-нибудь необычные способности, мне о них ничего не известно.

— Чем занималась ваша мать?

— Работала редактором в художественном альманахе. Еще она превосходно пела. И, кажется, сама писала песни — впрочем, за это я уже не поручусь. У папы хранилась одна кассета — даже несмотря на ужасное качество записи, было слышно, какой у нее потрясающий голос.

— Юлия, я понимаю, что мой вопрос звучит странно, но все-таки: не была ли ваша мать похожа на эльфа?

— Не знаю, — я с сомнением покачала головой. — Она действительно была невероятно красива, но это не эльфийская красота. Во мне нет ничего от нее, — добавила я с сожалением.

Вереск уцепился за эту мысль:

— А вы не могли оказаться приемным ребенком?

— Что?! Вы шутите? — я нервно хохотнула. — Знаете, Вереск, из всех ваших предположений это самое бредовое.

— Я понимаю, Юлия, вас шокирует эта мысль, — Вереск успокаивающе поднял ладони, — Но все-таки подумайте, хотя бы чисто теоретически: ваши родители могли вас удочерить?

Мне пришлось предпринять ощутимое мысленное усилие: мозг отказывался принимать эту мысль.

— С отцом мы слишком похожи, чтобы это могло быть правдой, — выдала я наконец. — С детского сада только и слышу: «Папина дочка». Мама… ну, чисто теоретически может оказаться так, что она мне не родная. Но зачем тогда сочинять жуткую историю про то, что она умерла родами? Чтобы формировать у ребенка чувство вины? Как будто мало других возможных — и более вероятных! — причин смерти — от болезни до автокатастрофы. К тому же мне очень сомнительно, что папа мог завести ребенка от другой женщины.

— Спасибо, — кивнул Вереск и снова погрузился в глубокую задумчивость.

Даже прогремевший за стеной взрыв, звон разбитого стекла и отчаянный вопль Кайриса — непонятный, но судя по интонации, явно нецензурный — не смогли вывести его из этого состояния.

— Прошу прощения, — извинился магистр, поднимаясь. — Посмотрю, что там случилось.

Едва он исчез за дверью, Женька подскочил, как отпущенная пружина, и сунул голову следом.

— Кайрис, — донесся из лаборатории спокойный голос магистра. — Я вам говорил, что декокт Ар-Эстелада и экстракт пирейной кислоты можно смешивать только при отрицательных температурах?

— Да, учитель, — уныло признался дарриэн. — Извините, я забыл… Sh-shaet atan! — вскричал он после непродолжительной паузы. — Что это?!!

— Кайрис, извольте выражаться, как подобает цивилизованному существу, особенно в присутствии леди, — строго произнес магистр. — Когда творите заклинание с соматическим компонентом левой рукой, знак рисуется в зеркальном отображении. Это тем более важно для тех заклинаний, у которых отсутствует вербальный компонент, как в данном случае. Позвольте мне… Вот и все. Теперь умойтесь и приведите лабораторию в надлежащий вид.

— Да, учитель.

Женька стремительно втянул голову обратно и юркнул на кушету.

— Ну, что там? — полюбопытствовала я.

— Море крови и битого стекла, а так все в порядке, — отмахнулся он.

Через несколько секунд в комнату зашел магистр и как ни в чем не бывало уселся в свое кресло.

— Как успехи, Кристоф? Появились какие-нибудь мысли?

— Найэри… — неохотно бросил Вереск.

— Браво, мой мальчик, — улыбнулся магистр. — Я в вас не ошибся.

Вереск почему-то не обрадовался похвале от верховного мага.

— У вас тоже была эта гипотеза? Тогда я понимаю, почему вы не захотели изложить ее. Звучит совершенно антинаучно. Давайте будем считать, что я так ничего и не придумал.

— Эй, что за тайны лиркского двора? — возмутилась я. — Давайте делитесь. Обожаю антинаучные гипотезы!

Вереск бросил вопросительный взгляд на магистра, дождался его кивка и с видом «Я-не-хочу-но-подчиняюсь-авторитету» продолжил:

— В «Легенде об Ар-Танаэле, сыне Най-Эро», малоизвестном и частично утраченном произведении конца третьего — начала второго тысячелетия до Смутной Эпохи, упоминается, что Найэри общались друг с другом мысленно, всегда чувствовали эмоциональное состояние собеседника и могли внушить нужные им эмоции.

— О, это уже близко к делу, — обрадовалась я.

Мой внутренний бредометр давно зашкалил за отметку «Неизлечимо» и, похоже, собирался остаться там на веки вечные, так что мысль о возможном родстве с местными божками вовсе не показалась мне невероятной.

— Не обольщайтесь, — остудил мой пыл Вереск. — Врожденная эмпатия — это единственная зацепка, все остальное говорит против этой версии.

— Например?

— Тот же Ар-Танаэль, если верить легенде, был очень сильным магом, но магом совершенно классическим, огненным. Кроме него, в истории остались как минимум пять подобных случаев.

— Семь, — уточнил магистр. — Но это не вносит существенных изменений в общую картину. Все они были незаурядной силы элементальными магами, унаследовавшими элементаль от матери-эльфийки.

— Есть еще один момент, — снова вступил Вереск. — Не сочтите за наглость, Юлия, но как у вас с репродуктивными способностями?

— Не знаю, — смутившись, ответила я. — Нормально… наверное. У меня… эээ… не было шанса проверить. Знаете, об этом, мне кажется, не задумываешься, пока не решаешь завести ребенка.

— Напрасно, — укоризненно заметил магистр. — Вам следует более ответственно подходить к вопросам своего здоровья. Впрочем, на этот счет вы можете не волноваться. Я проверил: репродуктивная система функционирует нормально, развитие в соответствии с возрастом. Никаких отклонений.

— Я рада, — мне, наконец, удалось справиться со смущением и взять себя в руки. — Но какое это имеет отношение к обсуждаемому вопросу?

— Самое прямое. Дело в том, что все известные нам дети Найэри, независимо от пола, были стерильны.

Видимо, я сильно изменилась в лице, потому что Вереск подался вперед и обеспокоенно спросил:

— Что с вами, Юлия?

— Моей матери всю жизнь говорили, что она не может иметь детей, — пояснила я. — Она смогла впервые забеременеть только в сорок лет. И беременность протекала очень тяжело.

— Ваша медицина умеет лечить бесплодие? — с живейшим интересом спросил магистр.

— Не всякое, — я попыталась вспомнить, что мне известно о бесплодии и его лечении. В голове булькала каша из «экстракорпорального оплодотворения», «искусственной инсеминации» и других труднопроизносимых латинских терминов. — Вообще-то, я в этом не разбираюсь, вам лучше спросить у Кости. Но, если честно, мне кажется, что бесплодие, обусловленное несовместимостью геномов, это как раз тот случай, когда медицина бессильна.

— Да! Хорошо, что вы напомнили о генетической несовместимости, — спохватился магистр. — По имеющимся у нас данным, союз Найэри и человека вообще не способен дать потомство.

— Это откуда, интересно, у вас такие данные? Ведь Найэри покинули Эртан сразу после появления людей, разве нет?

— Официально — да. Но у нас есть основания подозревать, что они регулярно — минимум раз в тысячелетие — присылают в Эртан тайную инспекцию.

— Если инспекция тайная, откуда вы о ней знаете?

Магистр мягко улыбнулся и ничего не ответил. Я повернулась к друзьям, ища поддержки, и обнаружила, что Вереск сидит, откинувшись к стене и скрестив руки на груди, и смотрит на меня с насмешливым любопытством, а Женька откровенно веселится.

— Ну что?! Что я опять такого сказала?

— Не смущайся, Юльк, — фыркнул Женя. — Попроси магистра взять тебя на закрытое заседание Эльфийского Совета. Потом загляни к лорду Дагерати — он непременно посвятит тебя в тайные операции Канцелярии. А то, может, и его величество какими государственными секретами поделится. Чего там смущаться-то, все свои.

— Издевайся, издевайся, — пробурчала я. — Посмотрим, кто будет смеяться последним… Так что, значит, гипотеза с Найэри — «пшик»?

Магистр задумчиво покрутил на пальце перстень с небесно-голубым камнем.

— Ну почему сразу «пшик»? Не обязательно. Просто когда имеешь дело с такой непредсказуемой расой, как Найэри, ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

— Вы, господа ученые, со своей бритвой Оккама скучны и предсказуемы, как новогоднее похмелье, — безжалостно припечатал Женя. — Никакого полета фантазии.

— У тебя, конечно, наготове более интересная версия, — поддел друга Вереск.

— Конечно, — не смутился белль Канто. — И не одна. Версия первая: Юлина мать попала на Землю из третьего мира, где эмпатические способности являются обыденным делом. Версия вторая: все люди в нашем мире обладают скрытыми телепатическими способностями, но не могут их применить в силу метафизических свойств мира. Во время перемещения Юля попала под облучение, которое активизировало эту зону мозга. Версия третья: Юля и есть тайный инспектор Найэри, но для полной конспирации ей внедрили ложную память. А сами Найэри сейчас сидят за пару тысяч парсеков отсюда или в каком-нибудь соседнем измерении и наблюдают в свой палантир, как мы будем выкручиваться… Могу еще пяток версий подкинуть, но для начала, думаю, этого хватит.

— Вау! — восторженно выдохнула я. — Женич, ты никогда не пробовал писать фантастические романы?

— Пробовал. В детстве. Но в шестом классе я написал свою первую программу, и понял, что в литературном творчестве никогда не достигну такой строгости и изящества, как в программном коде.

— Не уверен, что я правильно понял хотя бы половину вашей речи, господин белль Канто, — вежливо заметил магистр, — но звучит, несомненно, интересно. Пожалуйста, проанализируйте эти версии в свете изложенных сегодня фактов и составьте для каждой из них списки доводов «за» и «против». И не сочтите за труд приложить к вашему документу глоссарий непонятных для меня терминов.

— И здесь домашнее задание! — Женька страдальчески закатил глаза.

— А ты рассматривай это не как домашнее, а как техническое задание, — посоветовала я.

— Очень смешно, — недовольно проворчал Женя. — Обычно я их не пишу, а читаю.

— Все когда-нибудь происходит в первый раз.

— Между прочим, это, как изволил выразиться господин белль Канто, домашнее задание, относится ко всем, — заметил магистр. — Цель сегодняшней встречи — не сформулировать окончательный ответ, а дать пищу для размышлений. Полагаю, сегодня на этом можно закончить.

— Как это «закончить»? — возмутилась я. — У меня еще куча вопросов. К примеру, Луч Воздуха. Почему он рос на кусте? Почему именно я нашла его? Хоть убейте, не верю, что это случайность! Почему он обжигает мне пальцы? И что, черт возьми, мне делать дальше?!

— Слишком много вопросов, Юлия, — магистр с улыбкой покачал головой. — На все я, конечно, не отвечу, но на некоторые — попробую. Что касается неожиданного появления Ithil Arragaville, мне ситуация видится так: тот чхен закопал камень в землю — или, возможно, просто бросил в траву, — причем достаточно далеко от места предполагаемой схватки, чтобы в случае его смерти артефакт не попал в чужие руки. Луч Воздуха поспешил освободиться от чуждой ему стихии Земли и породил Итиль — это растение тесно связано с элементалью Воздуха. Дальше. Чувство жжения является естественной реакцией вашего организма, отторгающего чужую Силу. Дело в том, что Луч Воздуха, очевидно, работает как проводник или, если угодно, насос, перекачивающий вам Силу из того, кто касается артефакта вместе с вами. Если бы я не заблокировал свою Силу, она могла бы убить вас. Механизм этого явления мне неизвестен. Также я не готов ответить на вопрос, почему именно вы нашли камень, хотя я согласен с вами, это не может быть случайностью. К сожалению, магические свойства Лучей Четырех Стихий нами совершенно не изучены, потому что до сих пор эти свойства никак не проявлялись. Что касается дальнейших действий, полагаю, ответ очевиден: вам следует развивать ваши способности. Специалистов в этом виде магии в Эртане нет, поэтому вашим наставником буду я. Вы согласны?

— Согласна ли я стать ученицей одного из величайших магов современности? Вы еще спрашиваете! Конечно, согласна! — воскликнула я, едва не подпрыгивая от восторга.

— Если бы вы знали, Юлия, как мало я встречал учеников, которые проявляют должный интерес к учебе, вы бы не удивлялись моему вопросу, — вздохнул придворный маг.

— Я буду очень прилежной ученицей, магистр, — заверила я. — Это по жизни я безответственная разгильдяйка, а в учебе — мечта любого преподавателя.

— Что ж, посмотрим. Приходите завтра к девяти утра в учебную комнату. Вероника покажет, где это. Предупреждаю: будет трудно. У нас мало времени.

* * *

Магистр не обманул: было действительно трудно. Весь мой предыдущий учебный опыт — школа, институт, психологические курсы и тренинги, которые я одно время посещала с фанатизмом неофита — показался на этом фоне детской игрой. Начать хотя бы с того, что занятия длились весь день — с девяти утра до восьми вечера с небольшими перерывами для отдыха и еды.

Первые три часа были посвящены истории и теории магии. Магистр составил для меня специальный сокращенный курс, включающий только самые основные моменты. Вероника занималась вместе со мной.

В первый день, проводив меня до учебной комнаты и услышав, что наставник целыми днями будет занят с новой ученицей, она радостно завопила: «Ура! Каникулы!» и вознамерилась слинять. Но не тут-то было.

— Ваше высочество, извольте занять свое место, — строго велел магистр. — Теоретическую часть вы будете слушать вместе с Юлией. Вам не помешает повторить пройденное.

Вероника скорчила кислую мину и плюхнулась за парту. Впрочем, утешилась она довольно быстро и даже начала находить в учебе определенное удовольствие. («Юлия, за ваше обучение стоило взяться хотя бы ради того, чтобы заинтересовать принцессу Веронику, — признался мне как-то магистр. — Вы на нее положительно влияете.»)

— Ух ты! Вот это да! — с детской непосредственностью восклицала Ника в особо интересных местах. — Неужели это правда?

— Правда, ваше высочество, — терпеливо говорил магистр. — Мы с вами проходили это в позапрошлом году.

Иногда к нам присоединялся Вереск. Правда, в отличие от нерадивого высочества, он не находил в лекциях ничего нового для себя. Однажды верховному магу пришлось срочно покинуть класс (младший принц ухитрился сломать ногу, свалившись с лошади), и Вереск с блеском провел занятие вместо него. Я так и не поняла, зачем он приходил.

После обеда начинались практические занятия. На них магистр никого не пускал (хотя в первые дни снедаемая любопытством Ника крутилась под дверью). Практика меня разочаровала. Соглашаясь поступить в ученичество, я представляла, что под руководством великого мага сразу разберусь в своих таинственных способностях и — при должном старании, конечно! — неотвратимо дорасту до обещанной внутренним голосом контролируемой двухсторонней эмпатии. Действительность не оправдала моих ожиданий.

Занятия обычно делились на две равные части. Первая часть была невероятно скучна: наставник учил меня концентрироваться и расслабляться, используя для этого подручные предметы, части тела, звуки и запахи. Произвольное управление вниманием давалось мне с трудом. И хотя я понимала, что эти полезные навыки обязательно пригодятся в жизни, даже если в ней не будет ни капли магии, мне с трудом удавалось сдерживать зевоту.

Зато на второй части зевать не приходилось. Магистр учил меня управлять Силой. Вернее — пытался научить.

— Ваш организм отторгает Силу, — объяснял он. — Постарайтесь принять ее и направить от камня вот сюда, в точку в районе солнечного сплетения. Здесь находится резервуар, в котором накапливается Сила.

Но невзирая на все усилия, у нас ничего не получалось. Нельзя сказать, что в занятиях не было совсем никакого прогресса. Если поначалу я вообще не могла взять в толк, как это абстрактное жжение в руке можно куда-то направить, то к концу первой недели обучения мне с горем пополам удавалось довести Силу до указанной магистром точки, после чего жжение в груди становилось непереносимым, и я отрубалась. Магистр приводил меня в чувство — и все начиналось заново.

Около восьми вечера я, выжатая как лимон, добиралась до своей комнаты, где меня уже ждал накрытый стол. (В первые дни не хватало сил даже на ужин: едва добравшись до кровати, я забывалась глубоким сном без всяких сновидений. На третий день магистр догадался, что я пренебрегаю вечерней трапезой, и отправился со мной, чтобы лично проконтролировать процесс потребления калорий.)

После ужина заглядывала Вероника. Обычно ей приходилось пробираться тайком, потому что магистр строго-настрого запретил меня беспокоить. Принцесса залезала с ногами в кресло (или на кровать, если я к тому времени была уже не в состоянии сидеть) и, захлебываясь словами и эмоциями, принималась рассказывать о наболевшем.

Наболевшим чаще всего оказывался Женька. Поскольку я упустила шанс признаться Веронике в своих чувствах к нему, мне приходилось (утрамбовав упомянутые чувства глубоко в подсознание и для верности проехавшись по ним асфальтовым катком) выслушивать Никины сердечные излияния, утешать в горе («Он сказал, что сегодня занят! Это значит, что он меня не любит?!»), поддерживать в радости («Он перенес меня на руках через ручей!»), толковать значения взглядов и улыбок, давать советы. В такие моменты я как никогда радовалась, что занятия с магистром не оставляют мне ни времени, ни сил для полноценных страданий, приличествующих несчастно влюбленной девице.

Так прошло четыре недели. Я научилась вполне сносно направлять поток Силы и даже немного контролировать ее скорость (до этого скоростью потока управлял исключительно магистр). Но кардинальных изменений в процесс обучения это не внесло: все равно через непродолжительное время (от одной до пяти минут в зависимости от мощности потока) у меня вышибало предохранители. Наставник меня сдержанно хвалил, но я видела, что он тоже разочарован. Прорыва, которого он, вероятно, ожидал, не случилось.

Тот день выдался особенно тяжелым. Настолько тяжелым, что после очередного обморока я не смогла сразу подняться, и магистр велел отлежаться на кушетке прежде, чем отправляться к себе.

— Что-то мы с вами, Юлия, делаем неправильно, — произнес он задумчиво, разглядывая Луч Воздуха на просвет. — Как бы только узнать — что именно?

— Магистр, но ведь вы сами говорили в нашу первую встречу, что мое тело не предназначено для управления Силой! — взволнованно воскликнула я, приподнимаясь на локте. Разочарование в глазах учителя повергало меня, привыкшую к роли прилежной ученицы и отличницы учебы, в состояние стресса. — Может, мне нет смысла этим заниматься? Тем более, что я все равно не способна к элементальной магии, а для эмпатии Сила не нужна.

— Надо, Юлия, — непреклонно ответил магистр, мягко укладывая меня обратно. — Я понимаю, как тяжело вам приходится, но не могу дать даже одного дня для отдыха. Простите. У нас катастрофически мало времени.

— Вы что-то знаете?

— Увы, нет. Если бы мне было известно что-то конкретное, я бы уже давно принял меры. Но я, как и вы, вынужден действовать в условиях дефицита информации, полагаясь на общие соображения и предчувствия. И у меня есть предчувствие, что вам необходимо научиться аккумулировать Силу.

Магистр телепортировал меня в мою комнату, напомнил о необходимости поужинать и удалился. Я с усилием впихнула в себя овощной салат, вяло потыкала вилкой в бифштекс, наспех разделась и завалилась спать.

Сознание словно плавало в густом тягучем сиропе. Иногда оно выныривало на поверхность — и тогда я слышала шум за дверью. Кажется, приходила Вероника. Но у меня не было сил даже для того, чтобы отправить ее восвояси.

* * *

Мне снова снился кошмар. Все выглядело реальным до холодного пота, и то, что это очередной кошмар, я поняла, только когда внутренний голос тихо произнес: «Началось.» И, хотя ничего страшного пока не случилось, в этом коротком полувздохе-полувсхлипе мне послышались панические нотки.

На этот раз у меня было тело. Я его не чувствовала, но знала, что оно есть — лежит на больничной койке с никелированными поручнями по обеим сторонам, укрытое одеялом, опутанное паутиной проводов и трубок.

Рядом с кроватью стоял человек — молодой мужчина в зеленом костюме медбрата. Он смотрел на меня со страхом и растерянностью, словно на месте предполагаемого больного оказалось что-то неожиданное и пугающее.

— Ты… меня видишь?

Я хотела ответить: «Да!» или хотя бы моргнуть, но тело отказывалось мне подчиняться.

Парень достал из кармана халата тонкий фонарик и направил луч света мне в глаза. Против ожиданий, это не было нестерпимо ярко — словно смотришь на солнце через закопченное стеклышко. Парень удовлетворенно кивнул и спрятал фонарик обратно.

— Меня не проведешь! — нервно хихикнул он и погрозил мне пальцем.

Руки у него дрожали.

Меня охватил смертельный ужас, смертельный в прямом смысле слова: я поняла, зачем пришел сюда этот странный человек в костюме медбрата.

Ритмичное попискивание монитора кардиоритма участилось. Наверное, у меня бешено колотилось сердце, хотя я его не чувствовала.

Ищущий взгляд пробежался по палате и снова остановился на мне. Даже в тусклом больничном свете было видно, что на лбу у парня блестят капельки пота. После секундного раздумья он выдернул у меня из-под головы подушку.

Я попыталась закричать, но из горла не вырвалось даже сдавленного хрипа. Монитор кардиоритма зашелся в истошном визге.

— Заткнись! — нервно бросил убийца и со злостью рванул какие-то провода.

Аппарат послушно замолчал.

Парень повернул ко мне лицо, искаженное страхом и ненавистью.

— Ты труп, понял?! — истеричным шепотом крикнул он. — Труп. Я не убиваю тебя, ты уже давно мертв.

Он приблизил подушку к моему лицу, и свет померк.

Тело, опутанное проводами и трубками, умирало неподвижно. Сознание жило — и билось в конвульсиях. Никогда в жизни мне не доводилось испытывать такого всепоглощающего первобытного ужаса. Мне не нужен был воздух, но я умирала от удушья. Я понимала, что сплю и вижу сон, но это не помогало.

«Кнопка! — завопил спасительный внутренний голос. — На правом поручне! Нажми ее!»

Я сосредоточилась на правой руке. Всю свою волю, все внимание — всю себя — я сконцентрировала в одной точке тела (Небо, благослови магистра, который заставлял меня проделывать это нудное упражнение сотни раз на дню!) Я стала собственной правой рукой: ладонь, запястье, пальцы — и цель моей жизни была — преодолеть пропасть в несколько сантиметров.

Пальцы дрогнули. Передвинулись на несколько миллиметров… еще… Скорее угадала, чем почувствовала изменение рельефа. Последнее отчаянное усилие — черный пластиковый кругляш кнопки входит в белое гнездо. Есть!

Тело под одеялом конвульсивно вздрогнуло и обмякло.

«Не успела,» — безнадежно поняла я прежде, чем сознание рассыпалось на тысячи осколков.

Я открыла глаза. В комнате было уже совсем темно. Подушка, простыня, пододеяльник — все было влажным от пота. Сердце выпрыгивало из груди. Но главное — панический страх не отпускал меня. Казалось, стоит мне на секунду перестать думать о дыхании, как оно остановится, и я умру от удушья.

Вдох. Надо найти магистра. Выдох. Пусть хотя бы снимет приступ паники. Вдох. А там вместе решим. Выдох.

Я сдернула со спинки кровати брюки и принялась суматошно одеваться, путаясь в штанинах.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

«Не суетись под клиентом, — недовольно сказал внутренний голос. — Прежде всего надо устранить источник паники.»

«А где он?»

«Где-где… В Караганде, блин. В соседней комнате, где же еще.»

«В каком смысле?»

«Юль, ну встряхни мозги. Кто у нас специалист по ночным кошмарам? В чьи сны ты проваливаешься?»

«Вереск, что ли? — неуверенно уточнила я. — Но… как? Аппаратура была явно не эртанская.»

«Не знаю. В конце концов, что ты теряешь? Постучись к нему. Если окажется, что он тут ни при чем, извинишься и спросишь, где в три часа ночи можно найти верховного мага. Вряд ли это сильно испортит твою репутацию в его глазах — дальше уже некуда.»

Во время этого диалога я успела надеть штаны и рубашку. С облегчением отметила, что легкие исправно продолжают перекачивать воздух и без моей подсказки. Липкие щупальца страха перестали ворочаться в груди, но я чувствовала, что они не оставили меня — затаились в ожидании подходящего момента.

В коридоре было прохладно и довольно светло: лампы над дверьми горели через одну. Я деликатно постучала в дверь. Никто не ответил. Я постучала сильнее. Потом забарабанила изо всей силы. В комнате безмолвствовали. Зато в конце коридора послышались тяжелые шаги ночной стражи. Я поспешно юркнула к себе и заперлась изнутри.

Ужас с новой силой нахлынул на меня — мне физически не хватало воздуха. Я инстинктивно метнулась на балкон, сделала несколько глубоких вдохов. Отпустило. Повернувшись, чтобы идти обратно, заметила, что дверь на соседнем балконе тоже открыта. Видимо, в схватке между духотой и паранойей победила первая. А может, Вереск чувствовал себя во дворце в безопасности.

Я взобралась на широкие перила, выпрямилась, держась за стену. Глянула вниз — покачнулась. Расстояние между балконами около метра. До земли — три с половиной этажа. Мамочки…

Страх придал мне сил, так что я одним махом преодолела не только перила, но и добрую половину соседнего балкона. Отбила пятки о ледяной мраморный пол — только сейчас заметила, что впопыхах забыла надеть туфли.

Вереск спал, разметав по подушке спутанные черные волосы. Его дыхание было тяжелым, хриплым и прерывистым, словно каждый вздох давался ему с неимоверным трудом. Глазные яблоки суматошно метались под веками.

— Вереск, проснитесь, — позвала я, чувствуя себя ужасно глупо.

Он не ответил.

— Кристоф, да проснитесь же, черт вас возьми! — я с силой потрясла его за плечи. Полуэльф застонал, не открывая глаз. Я без особой надежды несколько раз хлестнула его по щекам. Тщетно.

«Эй, Умник, что нам теперь делать?»

«Он во власти кошмара. Для начала нужно его успокоить.»

«Как?!!»

«Эмпатия. Работает в обе стороны. Внуши ему спокойствие.»

Легко сказать! Кто бы мне его внушил…

Я присела на край кровати, взяла Вереска за руки — пальцы были холоднее льда. Расслабилась, отключилась от собственного страха, как учил магистр. Потом сосредоточилась и попыталась передать лежащему на кровати мужчине капельку спокойствия… ну ладно, не спокойствия… хоть что-нибудь, чуть более положительное, чем мертвенный ужас… Ничего.

У меня ничего не получалось. Я просто не понимала, как это возможно — передавать эмоции. Как если бы меня попросили взмахнуть крыльями, которых нет. Зато мне удалось добиться устойчивого обратного эффекта: волны страха хлынули от Вереска, и монстр в моей груди ожил, протягивая щупальца к горлу… Пришлось отключиться.

Почему мне так легко удается работать «на прием» и никак — «на передачу»? В чем разница?

«Просто ты интроверт. Ты по жизни привыкла работать на прием, а не на передачу. Эмпатия тут ни при чем.»

«И что делать?»

«Стань на время экстравертом.»

Я выругалась. Очень громко и очень нецензурно.

«Твою мать! «Стань экстравертом»! Что может быть проще! А пол случайно не надо поменять?»

«Не ори. Я же сказал — на время. У тебя пластичная психика, она подстраивается под окружающую среду, как хамелеон. Ты легко поддаешься влиянию, и сейчас это нам на руку. Вспомни ситуацию, когда ты вела и чувствовала себя, как экстраверт. И воспроизведи ее. Подсказываю: вечеринка, четвертый курс, первый семестр.»

О, я отлично помнила этот эпизод. Это было в тот день, когда я случайно увидела, как Костя с Анечкой самозабвенно целуются на автобусной остановке. У меня в мозгу что-то переклинило: вместо того, чтобы впасть в уныние, я бросила вожжи и пустилась во все тяжкие. В тот вечер одногруппник Валера Симаков как раз устраивал вечеринку. Я заявилась на нее часов в одиннадцать, когда почти все, что можно выпить, было выпито, некоторые особо рьяные потребители спиртного уже храпели по углам, а оставшиеся в живых веселились на полную катушку. И я очертя голову включилась в веселье: танцевала на столе, в лицах изображала похабные анекдоты, фонтанировала остроумными цитатами, напропалую соблазняла мальчишек (надо сказать, что офигевшие от такого напора парни с удовольствием соблазнялись — и это только вселяло в меня уверенность в собственной неотразимости). Я чувствовала себя душой компании.

В какой-то момент Ромка Толкачев, записной сердцеед, любимец всех девчонок потока, негласный лидер нашей группы (чье место я заняла в тот вечер!), вывел меня на лестницу.

— Дубровская, ты где успела так набраться?

— Ромочка, я трезва до омерзения. Просто у меня трагедия в личной жизни.

— Оно и видно, — с сомнением хмыкнул Ромка и неожиданно предложил: — Тебя утешить?

Мы поймали машину и поехали ко мне.

В семь утра я его растолкала. Ромка с трудом продрал глаза (процесс утешения затянулся часов до четырех), оглядел меня мутным взором и с удовлетворением констатировал:

— Я вижу, тебе уже лучше.

— У меня все зашибись, Ромка, — заверила я его. — И я опаздываю на зарубежку. Так что поднимайся, пей кофе и освобождай помещение.

…Запал кончился на третьей паре. Невнятная скороговорка «Извините-Вадим-Сергеич-можно-я-уйду-мне-нехорошо» срывающимся от слез голосом. Сорок минут косых взглядов в общественном транспорте («Девушка, вам плохо? Почему вы плачете?») В тот день я впервые напилась в одиночестве. До полной потери рассудка. До вертолетов. До выворачивания наизнанку… Впрочем, как раз это меня сейчас не интересует.

Да, я отлично помнила тот эпизод — но только внешние его проявления. Мне определенно нравилась та девушка, но это была не я. Как вернуться в то состояние, если я даже не помню, каким оно было — изнутри?

Будем отталкиваться от того, что сидит в памяти крепче всего: от визуального ряда. Я закрыла глаза, сосредоточилась, как учил магистр, — и опрокинулась в тот теплый сентябрьский вечер почти шесть лет назад. Перед внутренним взором снова завертелась карусель: удивленные лица, восхищенные взгляды. Интимный полумрак, пятна света от автомобильных фар проплывают по стенам и потолку. Местный король Рома молча сидит на диване, смотрит с недоумением и интересом. Музыка. Взрывы хохота… Я погружалась все глубже, переходя от визуального ряда через звуки к телесным ощущениям. Театрально жестикулируя, изображаю какую-то историю. Самозабвенно танцую что-то довольно откровенное, с элементами стриптиза. Обнимаю робкого парнишку с соседнего потока. На лестнице витает горьковатый травяной запах — соседи сверху беззастенчиво курят шмаль. У поцелуя сладко-терпкий вкус вишневой настойки.

Я поймала себя на том, что руки пытаются повторить те жесты, а губы расплылись в радостной улыбке. Волна веселья — немного истеричного, но очень искреннего — родилась в груди и мощным потоком хлынула наружу…

Ощущение погружения в то состояние — «Юля-душа-нараспашку» — было таким реальным, что я машинально открыла глаза: убедиться, что я все еще сижу в королевском дворце на кровати тревожно спящего полуэльфа.

В следующий момент мир стремительно опрокинулся и что-то больно ударило меня по затылку. Из глаз посыпались искры, в голове зазвенело. Когда ко мне вернулась способность соображать, я обнаружила, что лежу на полу, а Вереск нависает сверху, прижимая к ковру мои запястья.

Глаза у него безумные, с нереально огромными темными зрачками. Покрытые испариной плечи влажно блестят в лунном свете. На шее бешено пульсирует голубая жилка. Спутанные черные волосы падают мне на лицо. (Судорожно втягиваю носом воздух, пытаясь поймать ускользающий аромат лесного вереска.) Дыхание, все еще тяжелое и прерывистое, почти обжигает мою щеку — кошмар неохотно отпускает свою жертву…

Сознание разделилось на две части: одна часть, разумная, трепетала от ужаса в ожидании развязки (кто знает, что взбредет в голову вытащенному из кошмара воину?), вторая — очевидно, не имеющая с разумом ничего общего, — с откровенным интересом разглядывала губы полуэльфа. Очень… гм… соблазнительные губы. Должно быть, он восхитительно целуется.

«Юля, ну о чем ты думаешь в такой момент,» — укоризненно заметил внутренний голос.

А о чем я, интересно, могу думать, когда на мне лежит полуобнаженный мужчина с телосложением античного бога и внешностью героя романтической легенды?

«Ты, помнится, говорила, что он не в твоем вкусе!»

«Молодая была, глупая.»

«Как давно ты повзрослела и поумнела, позволь спросить?»

«Боюсь ошибиться в подсчетах… что-то около четырех секунд назад.»

— Вам удобно? Или, может, перейдем на кровать? — я хотела вложить в эти слова иронию, но голос предательски сорвался.

Кажется, Вереск смутился, осознав двусмысленность ситуации. Впрочем, это никак не отразилось на его поведении: он методично обшарил глазами каждый сантиметр пола вокруг меня (искал оружие?) и только после этого с мягкой кошачьей грацией поднялся и протянул мне руку.

— В следующий раз, когда надумаете оттачивать на мне свое чувство юмора, вспомните, что я могу понять вас буквально, — хрипло сказал он.

Я нервно облизнула пересохшие губы. Пожалуй, не стоит объяснять ему, что охватившие меня чувства весьма далеки от чувства юмора.

Оглядевшись, я заметила в изголовье кровати два меча в темных ножнах, закрепленные так, чтобы их можно было без труда выхватить из положения лежа.

— Вы сильно рисковали, — подтвердил Вереск, перехватив мой взгляд. — Обычно я пускаю их в дело, не раздумывая.

Вопрос, почему же он не сделал этого сейчас, застрял в горле.

Не глядя на меня, Вереск накинул рубашку и включил ночник. Он казался вполне спокойным, только слипшиеся на висках волосы напоминали о пережитом стрессе. Меня же, напротив, начало колотить. Зубы выбивали барабанную дробь. Я обхватила руками плечи, но это мало помогло — крупная дрожь сотрясала все тело.

Вереск достал из бара бутылку с янтарной жидкостью — местным аналогом виски, плеснул в стакан и молча протянул мне. Я так же молча выпила, не почувствовав вкуса. По телу разлилось приятное тепло, дрожь поутихла.

— Присаживайтесь, — Вереск кивнул на кресло рядом с журнальным столиком, сам сел напротив. — И потрудитесь, пожалуйста, изложить правдоподобную причину, которая заставила вас влезть в мою комнату через окно в три часа ночи. Помимо упражнений в остроумии, само собой.

Не вдаваясь в лишние подробности, я изложила свой сон и последовавшие за ним события. С каждым словом полуэльф все больше мрачнел. По окончании рассказа повисла тяжелая пауза. Вереск поднялся, снова подошел к бару, достал ту же бутылку (я, наконец, вспомнила, как называется напиток — стайн) и еще один стакан.

— Вам налить?

Я отрицательно покачала головой. Он налил себе стайна на два пальца и залпом выпил. Вернулся в кресло, прихватив с собой бутылку.

— Я должен извиниться, Юлия. Похоже, вы опять меня спасли. Не от смерти, но от чего-то крайне неприятного.

Вереск снова налил себе стайна. Помолчал несколько секунд, согревая бокал в ладонях, пригубил янтарную жидкость и продолжил.

— Я тоже был в той комнате. Видел человека, который собирался убить меня. И — ничего не мог сделать. В конце я почувствовал, как моя рука сдвинулась и зачем-то нажала на кнопку, но я точно знал, что не моя воля движет ею. Это было… странно. — Вереск сделал еще глоток. — Мне иногда снятся такие сны. Я уже видел эту комнату, раз пять или шесть. Обычно она пуста. Только однажды мне удалось увидеть там человека, в таком же зеленом костюме, как сегодня, но он ничего не делал — просто посмотрел на меня, на эти пищащие ящики справа, что-то записал в блокнот и ушел. Иногда я вижу компьютеры, улицы, полные автомобилей, людей в непонятных одеждах…

Слова «компьютеры» и «автомобилей» он произнес с акцентом, словно они были ему непривычны. Мои брови медленно поползли вверх.

— Вы сказали — «компьютеры»? Или мне послышалось?

— Женя объяснил, что так называются эти штуки со значками на кнопках. Сны появились вскоре после моего знакомства с ним. Не знаю… — Вереск выглядел почти растерянным. Я никогда не видела его таким. — Может быть, я просто вижу то, о чем он мне рассказывает?

— И часто вам снятся такие сны?

— Не очень. Сны про автомобили, компьютеры и другие непонятные вещи — они немного другие. Размытые, что ли… Скорее похожи на воспоминания о том, чего не было. Но эта комната… она всегда слишком реальна. И моя смерть… там, в лесу, помните?

Я кивнула.

— Ее я тоже видел несколько раз.

Это должно быть ужасно — раз за разом переживать собственную смерть и не иметь возможности ничего изменить. Мне отчаянно хотелось прикоснуться к его руке — невинный знак дружеской поддержки. Но Вереск не нуждался в моем сочувствии.

— Вам страшно?

— Я не боюсь смерти. Я опасаюсь за Женю. У меня ощущение, что это как-то связано с ним.

— Вам не кажется, что вы преувеличиваете угрожающую ему опасность? Или, возможно, недооцениваете его самого? Он уже несколько лет в Эртане, и до сих пор ничего страшного с ним не случилось.

— Женя невероятно удачлив. Он безрассудно суется в самые опасные места и выбирается из них исключительно за счет везения. Но однажды удача может отвернуться от него… Юлия, он ведь вам нравится? — неожиданно спросил Вереск.

— Очень. Но это уже не важно…

Полуэльф посмотрел на меня долгим взглядом, словно хотел что-то сказать, но так и не решился.

— А вы не пробовали посоветоваться с магистром Астэри? — спросила я, чтобы заполнить неловкую паузу.

— Нет. И вас очень прошу не рассказывать о том, что услышали сегодня. Кстати, как продвигаются ваши занятия с ним?

— Ужасно, — с отчаяньем призналась я. — Кажется, он хочет, чтобы я научилась собирать Силу, но у меня совсем-совсем ничего не получается.

Вереск отставил в сторону бокал.

— Расскажите подробнее.

Я поведала ему неутешительную историю своих практических занятий.

— Главное, он же сам говорил, что мое тело не приспособлено для управления Силой! Стихийная магия — не для меня, это очевидно. Не понимаю, зачем он меня мучает и сам мучается.

— Магистр Астэри ничего не делает просто так, — произнес Вереск, задумчиво потирая подбородок. — Юлия, вы не возражаете, если я завтра приду к вам на занятие?

— Да нет, — я пожала плечами. — Если вам доставляет удовольствие смотреть на девицу, которая со средним интервалом раз в десять минут хлопается в обморок, — смотрите на здоровье.

В разговоре снова возникла пауза, и мой взгляд невольно пустился в путешествие по комнате. В ней царил почти идеальный порядок, какой редко встретишь в помещении, где обитают двое мужчин. Вторая — невостребованная Женей — кровать была аккуратно застелена. Бумаги и книги сложены на письменном столе ровными стопками, неиспользуемая одежда убрана в гардероб. На обеденном столе — ничего лишнего, только графин с водой и стакан. Из общей картины выбивались измятая постель и гитара, небрежно прислоненная к стене… Гитара?!! Почему я не замечала ее раньше?

Гитара считалась профессиональным инструментом. Она появилась в Союзных Королевствах всего несколько лет назад — вместе с кхаш-ти — и пришлась по вкусу некоторым бардам. Музыканты-любители так и не привыкли к ней, предпочитая более традиционную лютню.

— Вы бард?

— Отчасти. Музыкант я довольно посредственный, но от отца мне достались слух и неплохие вокальные данные. А странствующий бард — отличное прикрытие.

У меня не получалось представить себе Вереска выступающим на публике. Интересно, какой у него голос? Полуэльф, как будто угадав мои мысли, потянулся за гитарой. Тонкие длинные пальцы пробежались по струнам, проверяя настройку. Вереск взял несколько вступительных аккордов — и запел.

Голос у него оказался дивный: высокий — наверное, ближе к тенору, проникновенный и удивительно чистый. Хотя Вереск пел не в полную силу, опасаясь разбудить обитателей дворца, у меня по спине побежали мурашки и екнуло сердце. Такой голос любую песню превращает в признание в любви… Мелодия почудилась мне смутно знакомой, хотя саму песню я явно слышала в первый раз. Это была местная интерпретация классического сюжета о несчастной любви между отпрысками двух враждующих семейств. В роли Джульетты выступала дочь одного из кланов Земли, в роли Ромео — молодой вампир. Кончилось все, как и положено, трагично: все умерли.

— Где-то я уже слышала эту песню, — задумчиво сказала я, когда смолкло эхо последних аккордов.

— Это очень популярная баллада среди эльфийских бардов, — подтвердил Вереск. — Только обычно она исполняется на языке оригинала. Я перевел ее на Всеобщий.

Я изумленно посмотрела на полуэльфа.

— Да вы, оказывается, разносторонняя личность. Деретесь на мечах, занимаетесь наукой, переводите поэзию. Какие еще сюрпризы вы скрываете?

— Вы, можно сказать, тоже теперь занимаетесь наукой, — заметил полуэльф, проигнорировав последний вопрос.

— Это она мной занимается, — горько усмехнулась я. — Моя скромная персона интересует науку только в качестве объекта препарации.

— Зато вы отлично управляетесь с арбалетом и прыгаете по балконам, — утешил меня Вереск.

…Серые, обычно холодные, глаза смеются. На какое-то мгновение я теряю ощущение реальности. Кажется, что картинка сейчас осыплется разноцветными пикселями, обнажив монохромный остов Матрицы. Кто ты, полуэльф? Может, мы с тобой всего лишь куски программного кода, два NPC, с особым тщанием выписанные командой сценаристов, программистов и гейм-дизайнеров? Почему рядом с тобой я чувствую себя так странно?

«Спой еще… пожалуйста», — я не решаюсь попросить вслух. Но он понимает — и снова ударяет пальцами по струнам. На сей раз это что-то ужасно смешное из жизни лиркской аристократии. Я хохочу, позабыв о спящем дворце и неспящей охране. Мне не хочется, чтобы эта ночь заканчивалась…

Вереск первым приходит в себя.

— Пора спать, Юлия. Скоро рассвет, а у нас впереди не самый легкий день.

Я поднимаюсь, скрывая разочарование (желание хозяина — закон), иду к балкону.

— Вы куда?

— Я не могу через дверь, я ее заперла изнутри.

— Идите в коридор, я открою. Сумасшедшая девушка, — улыбается.

Через минуту замок щелкает. Расходимся в дверном проеме.

— Спокойной ночи, Юлия.

— Спокойной ночи, — не удерживаюсь от шпильки: — Постарайтесь больше не видеть кошмаров.

— Попробую, — серьезно обещает он. — Спасибо вам.

Я в растерянности. Что происходит? Мысли и чувства толкаются, галдят и топорщатся наружу, как малышня в раздевалке детского сада. Сумасшедшая девушка…

«Дубровская, ты часом не влюбилась?» — подозрительно интересуется внутренний голос.

Нет! Не знаю… И вообще, это не твое дело.

«Я тебя еще раз предупреждаю: это может очень, очень плохо кончиться. Для вас обоих.»

Отстань, зануда.

Теплый ночной ветер обдувает разгоряченные щеки. Стрекочут цикады в дворцовом парке. Полная луна всепонимающе усмехается с неба. Я сижу на балконных перилах, свесив наружу босые ноги, и глупо улыбаюсь.

Дорогое мироздание, я знаю — я у тебя ужасная разгильдяйка, но… спасибо!

* * *

Утреннюю лекцию я позорно проспала. Точнее, проснулась я вовремя. Чувство долга, которое в студенческие годы заставляло меня после бессонной ночи подниматься в полседьмого утра и пинками отправляло на семинар по истории зарубежной литературы, и на сей раз не подвело. Но в классе, под мелодичный голос магистра, я неожиданно задремала.

Проснулась в знакомой комнатке за лабораторией. Кто-то заботливо накрыл меня простыней. Рядом сидела Вероника и увлеченно читала книгу — судя по картинке на обложке, что-то из жизни благородных разбойников (пережитые приключения не избавили ее от пристрастия к подобного рода литературе).

Я села на кушетке.

— А где магистр?

— Ой, ты проснулась! — обрадовалась Ника, откладывая книгу. — Он по делам ушел. Велел позвать, когда ты проснешься.

Вот стыдобища-то! В институте в таких случаях можно было прикорнуть на «камчатке» в надежде, что добросердечные соседи растолкают по окончании пары и препод ничего не заметит. А тут…

— А чего вы меня сразу-то не разбудили? У вас тут считается нормальным спать на лекциях? — как обычно, за ерничаньем скрывалась неловкость.

— Пришел господин белль Гьерра, они о чем-то поговорили, и магистр телепортировал тебя сюда.

— Угу, — я потерла глаза, пытаясь прогнать остатки сна. — А сколько времени?

— Почти два. Есть хочешь?

— Не знаю… Нет, наверное.

— Магистр велел накормить тебя яблоком, если ты не захочешь обедать. На, жуй.

— Спасибо.

Я вгрызлась в белую мякоть, сладкий сок потек по подбородку за воротник.

Вероника повернулась в сторону двери и пронзительным девичьим дискантом завопила:

— Кааайриис!

В комнату просунулась недовольная физиономия дарриэна.

— Чего вам?

— Сгоняй за магистром.

— Я вам что, мальчик на побегушках? — было видно, что Кайрис очень раздражен тем, что его оторвали от важного дела, но откровенно хамить королевской дочке не решается.

— Ну позови его, тебе жалко, что ли? — Ника ощущала свою власть и беззастенчиво ей пользовалась. — Заодно в телепортации попрактикуешься.

— Я еще не проходил телепортацию, — сумрачно буркнул Кайрис.

— Значит, попрактикуешься в беге, — отрезала Ника.

Полуэльф исчез, громко хлопнув дверью на прощание.

— Я смотрю, ты отлично управляешься с мужчинами, — поддела я, немало позабавленная развернувшейся сценой.

— С кем?.. А, ты про Кайриса! Да ну, ты что, он же мальчишка совсем, — Ника презрительно сморщила носик. — Эльфята вообще очень медленно взрослеют. Он только годам к тридцати начнет нормально соображать.

Ника поерзала в кресле, потом зачем-то обернулась по сторонам и, понизив голос до заговорщицкого шепота, спросила:

— Юль, а чем вы с ним занимались ночью?

— С кем — с ним? С Кайрисом?

— Да нет же! — она притопнула ножкой, досадуя на мою непонятливость. — Ну с полуэльфом вашим!

— На гитаре играли. В основном… Ник, перестань краснеть. Ничего такого, о чем ты подумала, между нами не было.

Интересно, а что ответил на подобный вопрос магистра Вереск? Он же просил не упоминать про сны. Впрочем, скорее всего, ничего конкретного. «Магистр, прошу вас, не спрашивайте ни о чем. Просто дайте Юлии поспать.» И магистр, конечно, не подумал ничего такого, что заставило бы покраснеть целомудренную принцессу.

Верховный маг появился через пару минут — на сей раз он пришел через дверь.

— Рад видеть, что вы уже выспались, Юлия. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо… Простите, магистр. Мне так стыдно! Я больше не буду.

— Ничего страшного. Я, конечно, огорчен потерей половины учебного дня, но Кристоф сказал, что вашей вины в этом нет, и я ему верю.

Ага, значит, я правильно догадалась: никаких объяснений по поводу сегодняшней ночи Вереск не дал.

— Раз вы себя хорошо чувствуете, приступим к практическим занятиям, — деловито сказал магистр. — Ваше высочество, благодарю вас, вы можете быть свободны.

Ника недовольно надула губки и с гордо поднятой головой удалилась.

— Доставайте Луч Воздуха, Юлия. Сегодня начнем с упражнений по распределению Силы, Кристоф утром просил разрешения поприсутствовать на нашем занятии.

Упражнения шли своим чередом: к тому моменту, как появился Вереск, я уже успела четыре раза побывать в обмороке. Он вошел — холодный и молчаливый, как обычно, — устроился в кресле в самом углу, скупо обронил:

— Не обращайте на меня внимания.

И все сразу пошло наперекосяк. Я чувствовала на себе его оценивающий взгляд и не могла сосредоточиться. Огонь разливался по ладони, я инстинктивно отдергивала руку, не давая Силе продвинуться дальше.

— Мне уйти? — понятливо спросил Вереск.

— Нет, останьтесь. Я… сейчас.

— Соберитесь, Юлия, — сказал магистр. — Я буду отдавать Силу очень медленно.

Я продержалась почти шесть минут — абсолютный рекорд для меня, но в итоге все равно отключилась. Дождавшись, пока магистр приведет меня в чувство, Вереск выбрался из своего убежища в углу и подошел к нам.

— Юлия, попробуйте собирать Силу не здесь, — он дотронулся ладонью до своей груди, — а здесь, — ладонь переместилась в низ живота.

Магистр с сомнением покачал головой.

— Это очень опасно, Кристоф.

— Значит, страхуйте ее, — Вереск упрямо тряхнул головой. — Я не знаю, почему вы считаете, что Юлия должна непременно научиться аккумулировать Силу, наверняка у вас есть на то веские основания. Но вы же сами видите, что избранный вами путь завел в тупик. Либо ищите новый путь, либо перестаньте ее мучить.

— Хорошо, — решился магистр. — Давайте попробуем. Юлия, делайте все, как раньше, только направляйте потоки Силы не в солнечное сплетение, а в точку примерно на ладонь ниже пупка. Только очень осторожно, если почувствуете сильный жар или боль — сразу отпускайте камень. Обычно я даю упражнения на распределение Силы вне резервуара только после шестой ступени, но вы — особый случай.

Неожиданно Вереск снова вмешался:

— Лучше встаньте, Юлия. Так вам будет легче определить нужную точку. Не бойтесь упасть, я подхвачу вас, если что.

Он встал сзади, так близко, что я чувствовала спиной исходящее от него тепло. Это отвлекало, сбивало с рабочего настроя, вызывая ассоциации совсем не магического толка.

— На полшага дальше, — бросила я через плечо.

Полуэльф послушно отступил.

Магистр взялся за камень. Сила медленно, по капле, стала вливаться через кончики пальцев. Скорость определял наставник, я полностью сосредоточилась на контроле над направлением потока. Мне стоило некоторого труда не пустить Силу по знакомому маршруту — по руке через плечо к солнечному сплетению. Я дала ей свободно протечь через грудь, по животу и дальше — вниз. Точку, о которой говорил Вереск, я нашла почти сразу: в ней ставший уже привычным болезненный жар обращался в приятное тепло. Сила стекалась в нее легко, почти без моего участия — мне приходилось напрягаться только для преодоления критического участка в районе диафрагмы.

Неожиданно жжение в руке прекратилось — Сила перестала поступать через камень. Я взглянула на часы: прошло одиннадцать минут. Ого! Верховный маг убрал руку.

— Магистр, я в полном порядке. Я могу работать дальше.

— Я не блокировал Силу. Это сделали вы. Это нормально — просто ваш резервуар уже наполнился. Он у вас катастрофически малоемкий… Но главное, что он есть! Это невероятно! — Магистр возбужденно повернулся к Вереску (убедившись, что я не собираюсь падать, полуэльф отступил еще на шаг). — Кристоф, как вы догадались?

— Я… чувствую, — неохотно признался Вереск. — Однажды нам с Юлией довелось подержаться за Луч Воздуха вместе, и она сказала, что камень отбирает у меня Силу. Я тогда не поверил — ведь всем известно, что у shinnah'tar нет Силы. Но потом стал анализировать ощущения… Прошу вас, магистр, не задавайте вопросов. Я здесь исключительно для того, чтобы помочь Юлии. У меня нет никакого желания обеспечивать материалом для диссертации ваших стервятников из Академии.

Но ученый в магистре уже почуял запах научного открытия и встал в охотничью стойку.

— Разработайте эту тему сами! Я дам вам группу, лабораторию. Обеспечу все условия. Кристоф, вы понимаете, что это переворот в теории магии?

По взгляду Вереска было понятно, что только уважение к авторитету заставляет его держаться в рамках приличия.

— Можете подбросить эту информацию своему Эль-Гаудалу. Только не впутывайте сюда Юлию. У нее и без того достаточно забот.

— Мы еще вернемся к этой теме, — пообещал магистр.

Вереск пожал плечами, как бы говоря: как вам будет угодно, магистр, только это все равно бесполезно.

— Хорошо. Приступаем ко второй части практического занятия, — объявил магистр, мгновенно перевоплощаясь из азартного ученого в педантичного преподавателя. — Юлия, садитесь в кресло. Кристоф, вас не затруднит передвинуть этот стол вот сюда? Благодарю. Если вы остаетесь, будьте добры отойти подальше, чтобы не отвлекать мою ученицу.

Вереск молча занял свое кресло в углу. Магистр достал из ящика письменного стола толстую свечу и поставил на журнальный столик передо мной. Зажигать пока не стал.

— Ваша ведущая элементаль — Огонь. Это не значит, что вы можете управлять огнем, как делают маги. Все разумные создания, в том числе люди и shinnah'tar, имеют предрасположенность к той или иной стихии. Проявляется это в мелочах. В данном случае нам важно, что на пламени вы можете сосредоточиться глубже и полнее. Впрочем, в этом вы уже убедились на собственном опыте. Техника концентрации такая же, как и всегда. Вы ее уже отработали. Постарайтесь не терять связи с реальностью. Ничего страшного в этом нет — я рядом и смогу вмешаться, если потребуется, — но с точки зрения обучения полезнее, если вы будете первые несколько раз фиксировать свои ощущения. Готовы?

Я кивнула. Магистр зажег свечу.

— Тогда приступайте.

Взгляд притягивался к огню, как шарики ртути друг к другу, плавился, растекался, растворялся в пламени. Окружающий мир постепенно исчезал, вытесняемый танцующим сгустком плазмы. Но, памятуя о наставлении магистра, я балансировала на грани реальности, не давая сознанию соскользнуть в пылающую пропасть. Неожиданно вспомнилось наше с Женькой последнее утро в доме Кости: одинокая свеча на столе, пляшущие тени на стенах, приглушенные голоса за дверью…

Вспышка:

Страх. Не за себя — за друга. Ненависть. Растерянность.

Свеча погасла.

Я качнулась вперед. На лбу выступила испарина. Руки мелко дрожали. Магистр наклонился ко мне, встревоженно заглядывая в глаза.

— Вы в порядке, Юлия?

— Костя… — выдохнула я. — У него что-то случилось. И это как-то связано с Женей.

Вереск стремительно поднялся. Его лицо сделалось ожесточенным: сведенные брови, плотно сжатые губы, ледяные глаза. Несмотря на серьезность момента, я не смогла удержаться от иронии: паладин в сияющих доспехах отрыл свой двуручник войны — горе тому, кто посмеет обидеть Женьку.

— Женя в Канцелярии у Дагерати. Магистр, вы можете телепортировать меня к нему? Юлия, вы со мной?

— Нет, я сразу к Косте. Судя по тому, что я поймала, ему очень нужна поддержка.

Костю я нашла в его рабочем кабинете. Он что-то быстро строчил на листе бумаги. Увидев меня, резко вскочил. Отброшенная ручка-самописка ударилась о стол — брызнули чернила, усеяв текст иссиня-черными кляксами — покатилась, упала на пол и замерла, уткнувшись клювом в чернильную лужицу. Костя метнулся ко мне.

— Юлька! Господи, как хорошо, что ты пришла. Мне нужен Женя. Это очень срочно.

— Я знаю. Он скоро будет здесь.

— Откуда… Погоди, — он с силой сжал меня за плечи, разворачивая к окну. — Что с тобой? На тебе лица нет.

— Это на тебе лица нет, Костя. Ты видишь себя со стороны.

— А, твоя эмпатия! — Костя слабо улыбнулся. — Точно. Так Женя знает?

— Он ничего не знает. Я тоже. Но Вереск обещал его найти и привести к тебе.

— Хорошо. — Костя нервно хрустнул пальцами, махнул рукой в сторону кушетки, на которой обычно осматривал пациентов. — Садись.

То ли от моего присутствия, то ли от известия, что Женя скоро будет здесь, он немного успокоился. Я скинула туфли, забралась с ногами на кушетку, обхватив колени руками.

— Так что случилось-то?

— Давай дождемся Женю с Вереском. Не хочу повторять дважды. Расскажи пока, как у тебя дела. Сто лет тебя не видел. Говорят, ты теперь занимаешься магией под руководством Архимагистра Воды?

— Угу. Дела — с переменным успехом. Устаю ужасно. — Я помолчала. — А сегодня мне помог Вереск, представляешь? Я и не знала, что он так здорово шарит в магии.

— Он много в чем шарит. И вообще он отличный парень. Он тебе нравится?

Сердце пропустило удар.

— Не знаю. Скорее да, чем нет. А почему ты спрашиваешь?

— Я помню, в начале знакомства вы друг друга серьезно недолюбливали.

— Ну, скажем так, у нас вооруженный нейтралитет. Он почему-то считает, что я представляю опасность для Женьки, и хочет, чтобы я оставила его в покое. А я просто терпеть не могу, когда мне указывают, что делать… А так, конечно, — он отличный парень, я отличная девчонка. Неужели два отличных человека не найдут общий язык?

В этот момент дверь распахнулась, и два отличных парня ввалились в кабинет.

— Васька?! — с порога крикнул Женя.

Костя кивнул.

— Сегодня я получил письмо на свой питерский адрес. Если опустить все эпистолярные выкрутасы, суть его сводится к следующему: Василиса у них, и они требуют, чтобы ты встретился с представителем Корпорации сегодня в половине десятого вечера у фонтана в городском парке.

— Вот с-суки, — стремительно бледнея, прошептал Женька.

* * *

Президент Милославский, как многие публичные люди, порой был склонен к театральным жестам. Но сейчас он являл собой воплощенное спокойствие — по крайней мере, внешне. Только неестественная бледность и непроизвольно сжимающиеся кулаки выдавали его гнев. За шесть лет совместной работы Леонид Владимирович Гречихин повидал всякое, но в таком состоянии ему шефа видеть не доводилось. И неустрашимому главе службы безопасности было по-настоящему страшно.

— Леонид, вы прекрасно знаете, что я в целом доволен вашей работой, — негромко и доверительно говорил Милославский. — Я готов простить вам некоторые промахи, если они касаются только безопасности Корпорации. Все мы люди, и всем нам свойственно ошибаться. Но если бы дежурная реанимационная бригада не успела вовремя, клянусь, я бы собственноручно свернул вам шею.

Гречихин ни на секунду не усомнился в справедливости этих слов.

— Его удалось спасти. Заметьте, вашей заслуги в этом нет. И я хочу, чтобы вы нашли мне заказчика этого убийства. Любой ценой. Вы меня поняли, Гречихин?

— Да, господин Милославский. Любой ценой, — начальник СБ поколебался. — Разрешите вопрос?

— Разрешаю.

— Что говорят врачи? Мог ли он сам нажать на кнопку?

— Да. Расшифровка показаний приборов свидетельствует о том, что он видел убийцу. Вы понимаете, что это значит, Гречихин?

Гречихин понимал. Теперь, когда после шести лет беспросветного отчаянья перед Германом Милославским снова забрезжил луч надежды, он загрызет любого, кто на эту надежду покусится. И ему, Гречихину Леониду Владимировичу, примерному семьянину и отцу двоих детей, меньше всего хотелось становиться этим «любым».