Косые лучи солнца падали на широкую долину. Солнечный диск лениво поднимался из-за холма, озолотив лишь верхушки деревьев, густо разросшихся на склоне.

Отряд викингов был немногочисленный. Перебравшись через неглубокую реку, люди вышли к лесу. Шли викинги грузно, побрякивая оружием, тяжелой обувью и кольчугой. Последняя была не на всех. Впереди шел молодой король, ему едва исполнилось тридцать лет. Он был силен, отважен, умен, грозен и суров. Его лицо украшала острая рыжеватая бородка, в утреннем свете казавшаяся огненной, и шрам на левой щеке. Он был роста выше среднего, широк в плечах и хорошо сложен. Его движения были уверенные, а глаза напоминали взгляд тигра, вышедшего на охоту. Его звали Олаф. Викинги остановились в трехстах метрах, не дойдя до темнеющего леса.

– Отличное место, – сказал Олаф.

Он еще раз оценил позицию его людей, окинув внимательным взором всю долину. Враг мог напасть только из леса, взобравшись на лесистый холм, остальные стороны долины хорошо просматривались на много верст. Олаф, чутьем хищника, вышедшего на охоту, чувствовал западню, поэтому он сказал людям, что бы они не спеша переходили через бурлящую реку. Он чувствовал, что враг не нападет из-за большого расстояния до реки. Но теперь, когда позади тяжелая преграда, а впереди неизвестность – отступать было некуда, только вперед. Поэтому он дал приказ лучникам и арбалетчикам натянуть тетиву и приготовится к атаке. Люди Олафа разожгли смазанные смолой наконечники стрел и замерли в ожидании приказа короля.

Олаф усмехнулся, прищурив левый глаз.

– Думают, что мы их не видим.

Опытные разведчики Олафа уже два часа назад предупредили предводителя о следах повстанцев.

Темный лес, с позолоченной шапкой, казался молчаливым и безлюдным. Сердце Олафа никогда еще не подводило его. Он предчувствовал угрозу.

– Дадим жару, – крикнул кто-то.

– Поджарим этих крыс, выгоним их из нор.

Олаф скомандовал и несколько десятков огненных стрел молнией умчались вверх по направлению леса.

Деревья осветились огнем, а спустя некоторое время огонь расширился, и деревья стали гореть желтым пламенем. Вскоре послышались отдаленные голоса людей. Из горящего леса стали выбегать вооруженные люди, ошарашенные, сбиваясь в кучи.

Олаф ждал, он спокойно, расчетливо наблюдал за метающимися людьми, выбегающими десятками из горящего леса. Противник оказался многочисленнее, чем ожидал Олаф. Он прикинул число людей врага, показавшихся из леса. Их было в два раза больше, чем людей Олафа, но ведь были и те, которых отсек огонь, они отошли вглубь леса, в безопасность, и потом выйдут на подмогу, когда огонь стухнет. Медлить было нельзя.

– Вперед! – закричал Олаф.

Викинги, вооруженные топорами, мечами и щитами ринулись на замешкавшегося, сконфуженного врага, как разъяренные хищники. Две группы взбешенных людей, чья психика доведена до накала, набросились друг на друга, сметая друг друга с лица земли. Отсекались руки, ноги, летели головы, расчленялся позвоночник мощнейшим ударом топора. В лицах яростно сражающихся трудно было узнать прежние лица людей. Ярость, с которой они набрасывались друг на друга, затмила в них разум. Их сердца наполнились злобой, а сознание уступило инстинктам. Трудно было в таком состоянии человека отыскать хоть каплю души, способной на прощение, сострадание. Многочисленные пятна крови на их телах лишь подогревали гнев в сердцах, заостряя ненависть и расширяя безумие в глазах. Вероятно, их тихие души в такой момент отступили, спрятались, уступая место рефлексам, мускулам, тривиальным действиям нейронов их холодного, неконтролируемого мозга. Что необходимо для того, чтобы, не задумываясь, убить другого человека, которого видишь впервые? Какой механизм в сознании запускается при этом? Откуда берется лютая ярость, неконтролируемая? Может она живет в нас с самого нашего рождения, и мы не способны ею управлять? Досталась ли она нам по наследству от наших предков, привыкших все брать силой, руководствуясь элементарным принципом животного – увидел, захватил?

Викинги отчаянно дрались, поглядывая на предводителя, окруженного со всех сторон и оставляющего позади себя еще теплые трупы врагов. Закаленные в боях, опытные викинги смяли защиту врага, окружили, оттеснили и покорили, пленяя повстанцев. Остальные враги, что прятались в лесу, не решаясь вступить в бой, разбежались по селениям, которые располагались за холмом, ютясь на зеленых склонах гор.

Сражение было выиграно, часть викингов полегла, много повстанцев было взято в плен. Обезоруженные, утомленные и покоренные люди сидели кучкой на земле, окруженные викингами.

– Что делать с пленными? – спросили Олафа.

– Приведем их в деревню, где они живут.

– А дальше? Они ведь опять станут бунтовать.

– Мы покорили их народ. А сегодня им показали, что мы хозяева этих земель и их жизней, – ответил Олаф.

Он обвел взглядом утомленные лица своих людей, ожидающих от него приказа. Олаф велел отвести пленных в их селения.

В каждой деревне, куда приходили викинги с пленными, Олаф велел из числа пленных, чьи жилища находились в этой деревне, наугад выбрать треть и публично повесить, чтобы наказать повстанцев. Людей вешали на палках, вбивая их в крышу. Викинги, служившие под началом Олафа, уже давно изучили его суровый нрав. Они знали, что наказание без публичных казней не пройдет. Огласив об увеличение налога для тех семей, которые не потеряли в битве кормильца, викинги отпускали оставшихся в живых пленных, которым повезло не быть повешенным, и продолжали свой путь к другой деревне. В последнем селении, они остановились на ночлег, расставив караульных. Развлёкшись с местными женщинами, наевшись мяса и отведав напитков, викинги уснули крепким сном богатырей. Прерывистый храп оглушал тишину ночи, наполняя сердца крестьян страхом.

Договорившись с вождями селений о ежегодной дани, Олаф и его люди направились к берегу моря, где их ждали с десяток больших двадцати-четырех весельных лодок, по бокам украшенных круглыми щитами и орнаментом, а на носах – бесстрашно взирающих головах змеев с раскрытыми пастями, словно готовых испустить огненное пламя и наброситься на врага. Погрузив с собой провиант и часть неоплаченной вовремя дани, викинги отчалили от берега.

– Куда идем, Олаф? – спросил один из викингов.

– Домой, на север, к нашим родным городам, – ответил Олаф, осматривая окрестности проплывающего мимо берега.

– Может, завернем на земли Кнута? Я знаю пару жирных его владений.

Кнут Великий был англо-датским королем, воевавшим с Олафом.

– Нет, друг мой, домой, – задумчиво ответил Олаф. – Пусть на сей раз, он спит в своей берлоге, пока его верноподданные спокойно висят, холодея.

– А, теперь я понял, почему ты приказал их повесить. Ведь, раньше мы таким головы рубили. Быстро и надежно. Он наших людей вешал не щадя, и мы будем их вешать, как собак безродных.

– Приедем домой, отдохнем с месяц и пойдем на запад, – сказал Олаф, не сводя зоркого взгляда от удаляющегося, в дымке, берега.

– Что мы там не видели? Сплошное море, – сказал Роалд, здоровенный воин с черной бородой до груди. – Бескрайняя синева, одни рыбы да шторма.

– Земли, богатые земли.

– Ты уверен? – спросил другой воин, по имени Хакон, сидящий рядом с Роалдом. На его голове все еще был шлем, а лицо утопало в густой бороде, по краям заплетенной в короткие косички, длинные усы свисали, словно клыки пещерного тигра.

– Ты, когда шлем снимаешь? – спросил, шутя, Роалд, глядя на нашлемные рога у Хакона.

– Когда спать ложусь, – спокойно ответил Хакон, поправляя шлем, не осознавая шутку. – А что? Надо быть готовым к драке в любой момент, – громогласно, но дружелюбно, ответил он.

– У тебе же голова крепче шлема, – донимался Роалд.

– Две головы лучше, – ответил Хакон.

– Что ты имеешь в виду?

– Твою голову и мою. Так говорил Харольд Гренски: «одна голова хорошо, а две лучше», – ответил Хакон, поглаживая правый длинный ус.

– Нет, друзья, я не уверен, – вдруг ответил Олаф, взглянув на приятелей, с которыми вот уже много лет бороздил моря, в поисках легкой пиратской наживы. – Я убежден. В прошлом году мы взяли один корабль с купцом.

– Помнится мне, он пошел ко дну со всем своим барахлом, – сказал Роалд.

– Это тот толстяк, которого ты велел выловить? – спросил Хакон.

– Молодец, вспомнил, – похлопал Роалд по плечу друга.

– Такое трудно забыть, – сказал Хакон. – Я до сих пор не понял, почему ты его тогда вытянул из воды, а потом высадил на каком-то острове.

– Все верно, – согласился Олаф. – Он мне рассказал, что попал в сильный шторм, где значительно пострадал его корабль, часть людей погибла, провиант утонул, кроме вина, а сам он едва спасся. Его корабль, качаясь, без управления, с разорванным парусом, по волнам забрел до какой-то земли. Берег он видел впервые, хоть часто ходил в море – вдоль берега, как и мы.

– Может, он просто не узнал берег, пьян был, утомленный, голодный, всякое может померещиться, – предположил Роалд.

– Всяк-то, всяк, – сказал Олаф, – но вершины.

– Что за вершины? – спросил Хакон.

– Над тем продолговатым островом, за которым, вероятно, была земля, висели горы, – ответил Олаф.

– Как это, висели? – спросил Роалд.

– Туман сплошной стеной висел над тем островом, а над туманом вырастали острые пики гор.

– А, так ты, так и скажи, – возмутился Хакон. – Большие горы.

– Такой земли нет на известных нам землях, граничащих с морем, – сказал Олаф.

– Как же мы туда доберемся? – спросил Роалд.

– Этот купец, перед тем, как я его высадил, в знак спасения передал мне вот это, – Олаф вынул из сумки, висевшей у него на поясе, небольшой круглый предмет с какими-то отметками по окружности. – Его надо окунуть в воду, он будет плавать на поверхности и указывать путь.

Друзья взяли подарок купца и с интересом стали его изучать.

– Он верно укажет направление на запад, – сказал Олаф. – Координаты угла купец передал мне.

– Хотелось бы верить этому подарку, – неуверенно, со смущением в голосе, сказал Роалд. – Но уж больно он мал и прост – круглая деревяшка.

Олаф усмехнулся, оголив два ряда белых зубов.

– Мал, да разумен. Он таит в себе силу. Пойдем в поход, будем делать карту. И он нам в этом поможет.

– Но мы раньше не ходили так глубоко, – сказал с сомнением Хакон.

– Значит, пора пойти, – твердо сказал Олаф, пряча самодельный деревянный компас, с магнитной металлической полоской, лежащей на радиусе круга.