Оказывается, в некоторых обстоятельствах даже промерзший пол – высшая степень комфорта. Только дрожь мешает наслаждаться им вечно…

Прямо перед носом на каменной плитке растеклась расплавленная черная клякса парафиновой свечи. Парафин затек в узор плитки и поседел от изморози. А чуть правее и дальше тускло поблескивает металлический кругляш. Монетка? Значок? Еще дальше лежит что-то бесформенно-черное… Нет, не тело. Всего лишь скомканный плащ.

До чего все же холодно… И света мало. Вместо зыбкого, подвижного огненного моря сверху льется слабенький поток, такой же выстуженный, как и все вокруг.

Я поднял голову. Позвоночник и плечи пронзила знакомая боль, но теперь она стала терпимой. Несколько движений – и она разойдется окончательно.

Сводчатый зал почернел, стены покрылись копотью неравномерно, словно незримые чудовища отбрасывали на них фантастические тени. И поверх темных пятен поблескивал крупитчатый иней. Повсюду на полу валялись полуистлевшие тряпки и исковерканные маски.

Машинально нагнувшись, я поднял металлический кругляш с обрывком цепочки. Какой-то памятный знак. Золотой или позолоченный. Чеканка строгими буквами: «Почетный член Совета меценатов города…»

Ну и ну…

Позади меня высилось сооружение, напоминавшее изуродованное тяжкой болезнью мертвое дерево. С кривых веток свисали веревки. Это, значит, к нему меня привязали, когда приволокли сюда… Вчера? Или позавчера?..

Я привычно поднес запястье к глазам и запоздало спохватился, что от часов избавился еще в самом начале своего приключения. Несколько секунд туповато созерцал пустую руку, а затем так же тупо перевел взгляд на вторую, где тоже не хватало чего-то важного… Да, конечно! А где же змейка? В памяти всплыло воспоминание – веревки ползут словно змеи. Заклинание, распускающее путы. Оно вполне могло подействовать и на дезактивированный браслет…

Поискав глазами, я нашел змейку на полу. Ай-яй-яй… Металлическое тельце безжизненно перевило пальцы. Что-то царапнуло мизинец. Перевернув стилизованную мордочку, я с недоумением обнаружил острый шип, выскочивший из пасти змейки. На конце шипа застыла молочного оттенка замерзшая капля.

Вот так сюрприз! А зверюшка-то с зубами!

Сверху донеся шорох. Под сводом залы маячили то ли окна, то ли отдушины, и их на секунду заслонила мелькнувшая тень. Слишком высоко, отсюда не разглядеть, кто там мог быть. Вскользь глянув еще раз на браслет, я подавил инстинктивный порыв просто раздавить его и сунул в карман. Разберемся. Кругу Черных понадобятся доказательства. Мы еще поговорим о доверии.

Я криво ухмыльнулся.

Злость, дремавшая где-то под утомлением и болью, наконец пробудилась и толчками, как кровь из разорванной артерии, принялась выплескиваться наружу. Нет! Подумать только – меня, взрослого человека, не последнего мага, как какую-то жертвенную овцу принесли на заклание! И кому? Второсортному демону! Пожирателю!

В центре зала все еще сохранялся смутный контур нарисованной мелом фигуры на полу. У одного из ее углов лежал полуобгоревший том. На черной кожаной обложке надпись, стилизованная под старинный шрифт: «Овладение силой».

В древности был такой ритуал Передачи Могущества. Когда вызывали демона – Пожирателя. Тот высасывал силу и кровь у мага и передавал ее немагу. Если мне не изменяет память, во всех книгах утверждается, что первая часть ритуала обычно проходит без затруднений. Пожиратели всегда голодны и откликаются даже на безграмотно проведенные вызовы. А вот расставаться с только что поглощенным могуществом они не спешат… Чаще всего ритуалы завершались чудовищными пожарами. А о том, что кому-то удавалось получить силу подобным образом, ходят только легенды.

Но для магов это всегда заканчивается смертью. Сила магов настолько переплетена с их сутью, что после нападения Пожирателя личность мага полностью разрушается.

Проклятие!

Или везение? Ленка, лишившая меня магической силы, случайно спасла мне жизнь. Пожиратель не учуял во мне мага, а простые люди ему безразличны.

Я стиснул зубы, переживая горячую вспышку внутри. Эх, Ленка, что же ты наделала… Знала, что творишь?

Гнев ушел, впитавшись в усталость, как вода в песок. Губы еще горчили, храня привкус зелья, и только. И раздражало ощущение дыры внутри. Тянущей пустоты. Но оно пройдет… Надеюсь.

А вот кто были эти уроды в плащах? Впрочем, предположить нетрудно. Пусть полиция Белых этим занимается. Мне лично домой пора.

Стуча зубами от, казалось, все усиливающегося холода, я побрел к выходу. Хорошо, хоть догола не раздели. Одежда прежняя, только куртка осталась в Галерее. Но все равно зябко.

Остаточная чужая магия все еще висела в пространстве, как висит в воздухе сигаретный дым в тесной комнате. Я «принюхался», пытаясь угадать обладателя силы, но за ночь характерные метки уже успели улетучиться, а то, что осталось, было безликим и аморфным. Наверное, среди этих безмозглых олухов, позарившихся на чужую силу, нашелся настоящий маг, который вмешался, пока не стало поздно. Или пока Пожиратель вместо меня не отыскал его самого…

За проломом в стене колыхалась нефтяная темнота. Пришлось ориентироваться на ощупь, угадывая направление. Шершавые поверхности, углы… Только бы не какие-нибудь провалы!

Простенькое заклинание может разжечь огонь без спичек. Им владеют даже младенцы, нервируя мамаш. И сейчас, увы, совершенно не владею я. Не говоря уже про ночное зрение…

Вроде пустая комната. Ага, вот, кажется, проход.

Кто-то не поленился забаррикадировать его снаружи, но в спешке преграду соорудил хлипкую, и я почти без усилий опрокинул ее. Тьма слегка разредилась. Обозначился коридор, дальний конец которого был отчетливо светлее.

Я вздрогнул, услышав посторонний и неуместный в этих развалинах звук. Звук повторился. Я сбавил шаг, поколебавшись, вернулся назад и дернул ручку утопленной в нише двери.

Дверь послушно поддалась, и звук усилился. Вне всякого сомнения, это трезвонил мобильный телефон.

Помещение оказалось достаточно обширным и, как и водится в здешних традициях, неосвещенным. Скудного света из коридора хватило, чтобы различить некие растопыренные конструкции, напоминающие вешалки в гардеробе. Собственно, это они и были. Часть повалена, а на тех, что еще стояли, потерянно поникли пальто и плащи. Их владельцы бежали так быстро, что не успели захватить барахло. И не рискнули вернуться позднее.

Понятно. Мне здесь делать нечего, поэтому… Хотя постойте. А не одолжить ли мне у одного из этих идиотов верхнюю одежду? И заодно телефон.

Как раз в этот момент назойливо голосивший мобильник наконец умолк. Вот и ищи его теперь по чужим карманам!

Звук доносился слева, и я, чертыхнувшись, снова погрузился в темноту, спотыкаясь о поваленные вешалки. И тут же почуял присутствие.

Пусть колдовать я пока не могу, но нюх не потерял. Что-то жило там, во мраке. Давнее, но не древнее. Голодное, как все они, но не опасное. Правее… Нет, левее… Дальше… Пальцы наткнулись на шершавую стену – и сразу же кончики обожгло льдом.

Ну надо же! Призрак в гардеробе! Не иначе как слуга, придавленный ворохом шуб, не найдет себе покоя…

Телефон заверещал совсем рядом и так внезапно, что я вздрогнул, ругнулся и сунул руку в карман ближайшего пальто. И попал. Вместе с телефоном посыпалась на пол всякая мелочь.

– Слушаю!!! – рявкнул я, не сдержавшись. На том конце стихло даже дыхание. Кто-то помолчал несколько секунд, затем аккуратно отключился, так и не издав ни звука. Ну и пропади пропадом. Мне все равно не до бесед с посторонними.

Сделав шаг к выходу, я наступил на нечто маленькое и твердое. Подобрал, не задумываясь, и приятно удивился, рассмотрев в ладони массивную и дорогую с виду зажигалку. Ага! Очень кстати…

Огонек послушно затрепетал, согревая ладони. Помещение, казавшееся таинственным, сразу же сузилось и упростилось. Вычурные вешалки, замусоренный пол, мебельные углы… На уголке старинного, изгрызенного жучком столика косо стоит медный подсвечник на пять свечей. Свечи сгорели наполовину, но и того, что осталось, мне хватит.

От света пяти свечей пространство снова расширилось. Из темноты выступили дальние стены, обитые все еще целыми дубовыми панелями, и потолок, затянутый паутиной. На одной из стен сохранилось резное деревянное панно, потемневшее от времени. Как раз там и сгустилась тень.

В общем-то мне и дела не было до призрака. Тем более что и не призрак это был вовсе, а заурядная Тень-на-стене. Беспокойная, но безобидная. Однако сказалась привычка последних дней. Разобрав нагромождения мебели перед панно и раскидав ногами тряпье, я подобрался поближе, принюхиваясь и подслеповато присматриваясь, как крот на грядке. Пустота внутри меня ныла, как лунка от выдернутого зуба, но все равно кое-что я почуял. Пожалуй, даже острее, чем обычно.

Тень шевельнулась и растеклась, обретая человеческие очертания. Трещинки на дереве становились отчетливее и глубже по его контуру. Будто художник небрежными и грубыми штрихами наметил силуэт – некто среднего роста, в непривычной одежде…

Я раскрыл ладонь и осторожно прикоснулся. Будто руку в прорубь опустил. Пальцы сразу же онемели, и восприятие наполнила круговерть чужого воспоминания.

«Кто? – жадно вопрошала тень. – Кто? Кто?! Кто?!!!»

…Свет и голоса. Яркие огни – электрические, не свечи, значит, было это совсем недавно. Послышался смех – не веселый, нет. Какой-то неестественный, слишком взвинченный, нервный. Замелькали лица – искаженные, карикатурные… Костюмы полувековой давности…

Его наняли относить вещи. Только носить вещи. И вовремя уйти, получив хорошие деньги. Для бедного студента это были очень приличные деньги. Так уже случалось раньше. Но на этот раз он, дурак, не ушел, как было велено. Он спрятался за вешалками…

Говорили, что ночами здесь проходят оргии и развлечения не для чужих глаз. Он охотно верил в это, потому что иногда, возвращаясь по утрам, чтобы прибраться, находил под старыми вешалками предметы пикантные и неожиданные. Ему-то и хотелось всего лишь посмотреть…

Но даже это не удалось.

Они появились внезапно. Выросли над ним в этих своих черных плащах, длинные и одинаковые, как персты судьбы. Сомкнули кольцо, уже не скрывая своих лиц – возбужденные тем, что творилось за стенами гардеробной, и встревоженные тем, что он мог увидеть. А он узнавал их – сокурсников из богатых семей. Своего преподавателя. Его голубоглазую дочь-скромницу. Под распустившимися завязками плаща ее нежная, молочная кожа шла багровыми пятнами…

Шнурок захлестнул горло, и сверкающие огни стали пурпурными, а затем черными…

…Я шарахнулся назад, со всхлипом втягивая воздух. Глотку свело конвульсией. Перед глазами плыли радужные и черные круги. Вот почему близкий контакт с призраками опасен для впечатлительных натур.

Не повезло тебе, парень. Оказался некстати в ненужном месте. Похоже, в здешнем доме уже не первый десяток лет развлекаются по ночам.

– Но почему Тень-на-стене? – подумал я вслух. – Его же задушили…

«Замуровали в стену, – внезапно отозвался он. – Здесь, в камни, за дерево…»

Я прищурился, рассматривая панно на стене. Контур с обозначенными древесными трещинками шевельнулся и повернулся в профиль. На месте глаза сидел здоровенный паук.

Обычно тени не говорят. Собственно, даже призраки обычно не говорят. Они не люди, при всей их внешней пугающей схожести. Иногда они, как заведенные пластинки, повторяют некие фразы. Иногда люди слышат нечто маловразумительное и сами мысленно достраивают осмысленные предложения, не осознавая того. И сейчас я слышал не голос. Просто ощущение. Но и этого для тени было слишком много.

– Свое имя помнишь? – осторожно спросил я.

«Ноилл».

– Хочешь уйти?

«Да… Нет… Не знаю…»

Жаль бедолагу. Столько лет промаяться в гардеробе…

– Извини, Ноилл. Я сейчас немного занят, но потом вернусь или пришлю кого-нибудь…

Тень понуро колыхалась, переливаясь по трещинкам.

Встряхнувшись, словно пес, и почти воочию увидев, как слетают с меня черные маслянистые брызги, я зашагал к выходу. От холода зуб на зуб не попадал, однако чужое пальто я решился надеть, только когда стало совсем невыносимо. Теплее стало, но комфортнее – нет. Скорее напротив, стало неприятно и неловко.

Давненько мне не приходилось носить чужих вещей. С тех пор как я перестал быть беспризорником…

Впрочем, чем выше я поднимался и чем дальше уходил от жертвенного зала, тем быстрее мороз отступал. А выбравшись наружу, в обычный осенний день, я буквально задохнулся теплым, сырым воздухом. Сияло прямо-таки ослепительное солнце, вызолотившее ветви деревьев, тусклую опавшую листву на земле, каменные стены старого дома…

Нет, с некоторым замешательством констатировал я, узрев серый клочок уцелевшего в тени снега. Это не весна пришла, пока я валялся там, внизу. Это просто по сравнению с магической стужей, воцарившейся в недрах домины, даже холодный ветерок наверху кажется жарким, пустынным суховеем.

Судя по солнцу, едва перевалило за полдень.

Осмотревшись, я убедился, во-первых, что дом стоит в центре довольно обширного, но, судя по всему, давно брошенного владения. А во-вторых, что выбираться отсюда мне придется пешком, поскольку никаких транспортных средств не наблюдалось. Как и вообще людей.

Может, мне померещилось там, внизу, что я видел тень в окошке? Или зверь какой-нибудь пробежал…

Покинутый дом высился за спиной стылой громадиной, и даже солнечный свет не прибавил его серым стенам привлекательности. Кладка потемнела от времени и позеленела от мха. Прямо над створками парадного входа выпучился потрескавшийся каменный вензель. Приглядевшись, можно было разобрать некие геральдические фигуры – что-то с крыльями…

Кофе бы, тоскливо подумал я. И бутерброд величиной с этот дом.

Есть хотелось неимоверно.

Вздохнув, я снова вытащил телефон. Инстинктивный порыв горожанина вызвать такси я тут же подавил. Куда это, интересно, я намерен вызвать машину, если понятия не имею, где нахожусь? Поэтому я набрал другой номер. Своего собственного мобильника.

Связь держалась вполне прилично, значит, владение располагалось не на краю цивилизации. И то хорошо. А вот то, что аккумулятор у телефона практически разрядился, – это плохо. Крошечные элементали в кристалле еле мерцали. Может, поискать еще один среди брошенных вещей?.. Нет, пожалуй. Туда я больше не вернусь.

Абонент среагировал мгновенно. В руках телефон постоянно держал, что ли? Гудок прервался, но ответом мне было выжидательное молчание. А чего еще ожидать, если звонишь сам себе?

– Лук, – позвал я, – у меня проблемы?

– Еще какие, – немедленно отозвался знакомый голос. – Где ты?

– Понятия не имею, – честно сознался я. – Где-то за городом…

– Ты цел? Помощь нужна? Я приеду:

– Я действительно не знаю, где нахожусь. Тут только старинный дом. И никого, чтобы спросить дорогу.

– Подробнее.

– Это при личной встрече. Долгая история.

– Советую появиться как можно быстрее. Иначе эту историю тебе придется рассказывать другим… Если вообще успеешь сказать хоть слово.

– Погоди… Так серьезно?

– Попробуй поиграть, если хочешь.

Я мысленно представил, как он пожимает плечами с самым постным выражением физиономии.

– Значит, можно считать, что наш контракт расторгнут, к взаимному удовольствию. Что ж, тогда возвращаться не имеет смысла… – Я покусал губы в раздумье и спросил: – Ты уйти можешь?

– Я им безразличен.

– Тогда забери меня отсюда. Поищи через мой компьютер… – я прищурился на солнце, прикидывая, – где-то к западу от города, вряд ли далеко. Скорее всего, частное владение. Очень старый дом. На фасаде герб, похоже на змею с крыльями. Да, и еще телефон проследи, я выключать его не буду, но он скоро выдохнется. Разберешься?

– Я сообразительный. Но зачем такие сложности, если тебе достаточно просто послать мне вестника или поставить огонек?

– А вот это совсем непросто, – возразил я мрачно. – Все, жду.

Огонек ему. Или вестника. Ха! Если бы я был в привычной форме, мне бы никакие вестники не понадобились.

Беспокойство, заглушённое решением насущных проблем, снова закопошилось. Пустота, поселившаяся во мне, болезненно тянула. А вдруг это навсегда? А вдруг снадобье оказалось неправильным или слишком сильным и покалечило меня на всю оставшуюся жизнь… Она мне нужна, такая жизнь?

Глупости, громыхнул металлом голос рассудка. Если бы это навсегда, ты был бы уже мертв. Еще никому не удавалось разделить мага и его силу.

Слабое утешение, но…

Припекало. Солнце высушило камни, и из свинцово-серых они стали белесыми. Я неспешно озирался, предполагая, что времени у меня вдосталь, пока Лука и иже с ним разбираются с предоставленной скудной информацией, а значит, можно прогуляться. Телефон я оставил в одной из каменных чаш возле лестницы. На всякий случай.

Парк, окружавший старый дом, давно одичал и зарос до непроходимости. Воздух пах сыростью и тлением. И что-то еще висело в нем – неприятное, горьковатое, неживое…

На ступенях валялась одинокая перчатка из дорогой кожи. Я наступил на нее, спускаясь. Затем, не особенно торопясь, обошел дом по периметру, пытаясь сверху вычислить расположение приснопамятного подземелья. Фундамент дома явно был больше внешних построек.

Вроде бы где-то здесь… Над землей сохранились остатки постройки, но они настолько заросли колючим кустарником, что лезть и уточнять, есть ли там окошки или проломы, не хотелось. Зато измятый кустарник еще не успел распрямить ветки. Как будто некто протискивался через него совсем недавно. И даже оставил на колючках нитки из одежды.

Тишина вокруг немедленно превратилась в подозрительную…

Нет, все спокойно – я усиленно вертел головой, прислушиваясь к чириканью птах, – похоже, любитель рыскать по кустам давно ушел по своим неотложным делам. И мне здесь нечего делать.

Аллея вывела к воротам из чугунного ажура. Справа от ворот землю буквально вспахали колеса машин. Серебристый «глеар» уныло уперся в дерево искореженным капотом. По старому дорожному покрытию гулял сквозняк и самоуверенно прыгали воробьи.

Ну догадываюсь, что ждать здесь автобус бессмысленно. Вздохнув, я поплелся обратно.

До чего все же угрюмое место… Неприветливый парк подступил вплотную к дорожке, словно вознамерившись сдавить в колючих длинных ладонях. По камням, сухо шурша и скрежеща, переползали стайки заскорузлых листьев.

Гляди-ка, а что это там такое яркое?

Ветви разошлись, и взору предстал тихий уголок. Стойкие осенние цветы пылали оранжевым и пунцовым оттенками, как холодный огонь. И пахло здесь… Смертью. Земля сочилась мертвящими струйками. Поздние цветы словно окутало темноватой дымкой. А парой глотков воздуха можно было отравиться как угарным газом. Среди цветов торчала каменная глыба, покосившаяся под собственной тяжестью. «Гасан Глов, алхимик и маг, великий созидатель, вершитель судеб и…» – сообщали выбитые буквы. Дальше неразборчиво.

Любопытно. Такой громадный валун неутешные родственники на могилу водрузили в знак уважения или чтобы придавить покойника как следует?

Я попятился, выбираясь со всей возможной поспешностью и стараясь задерживать дыхание, хотя понимал, что не в воздухе дело. Ну и местечко. И где? В самом сердце владений Белых!

Поглощенный только что виденным, я не сразу осознал, что уже некоторое время слышу посторонний и неуместный в этих сельских пасторалях звук. Очень похожий на… Собственно, почему похожий? Это и есть стрекотание вертолета. Оно нарастало, приближаясь.

Я ускорил шаги, намереваясь выбраться из-под покрова деревьев. Кого это несет? Неужто Лука успел раздобыть вертолет? Весьма сомнительно…

Между тем стрекот становился все громче. Листва с крон местами почти облетела, поэтому я смог разглядеть все увеличивающуюся толстобрюхую и короткохвостую стрекозу. Ее сопровождал рой мелких золотистых искр, бликующих на солнце.

Ух ты, а позади маячит еще один вертолет… Нет, это определенно не ко мне. С чего бы такая честь?

Первый вертолет, зависший было над крышей дома, стал дрейфовать в сторону дороги. Золотистые искры рассыпались и принялись барражировать пространство над ней. Однако второй вертолет взял влево, к особняку, завис над проломленной крышей. Винт над пузатой стеклянноглазой кабиной месил воздух в мерцающую кашу.

Я морщился, наблюдая за железными стрекозами. При всех достоинствах техники Белых шуму от нее всегда в избытке.

Желание объявить о своем присутствии испарилось. У них свои дела, у меня – свои. Подождем чего-нибудь менее громоздкого и оглушительного.

Второй вертолет вдруг беззвучно плюнул черно-красным сгустком на крышу особняка и резко взмыл. Следом, почти достав вертолет, вверх плеснулись багровые языки, затрепетали и опали вниз, неровной чернотой расползаясь по стенам постройки, стремительно, как муравьиные стаи. Каменная кладка оплывала, словно сахарная. От дома накатила волна тресков и шорохов. Стены рассыпались на глазах. Этажи проваливались друг в друга. Через минуту вместо внушительного особняка высилась лишь бесформенная груда пыли, покрытая черным налетом, как копотью… Мертвый Огонь!

Я обалдело моргнул, не веря своим глазам.

Вертолет повисел еще несколько секунд и, потеряв интерес к происходящему, лениво двинулся за своим собратом – к дороге.

Если раньше у меня и были сомнения, теперь они разом улетучились. Коли эти пришельцы оперируют Мертвым Огнем, даже не поинтересовавшись, есть ли кто живой внутри дома, значит, они получили ясные и недвусмысленные инструкции.

Пора уносить ноги…

Слева сверкнуло, и ветка вяза легко качнулась. Повернув голову, я обнаружил крошечную остроклювую птичку в огненно-золотом оперении, присевшую на ветку. Птичка одним глазом внимательно смотрела на меня. Хохолок на ее головке свесился набок. Ветка справа тоже колыхнулась, принимая вес сверкающей хохлатой птички. И вторая птаха уставилась на меня с подозрительной прицельностью.

Я встревожился, шагнул назад и, словно по сигналу, деревья вокруг будто обсыпало золотой крошкой. Куда ни глянешь, везде маленькие глазки таращатся со снайперским равнодушием. И затухающий было гул вертолетов стал снова нарастать.

Я двинулся влево, птичий рой снялся с веток и последовал за мной. Молча и целеустремленно перепархивая с ветки на ветку. Я попытался углубиться в парк – воздух перед моими глазами сразу же наполнился сверканием маленьких крылышек, а в ладонь, которой я попытался прикрыть лицо, немедленно впились десятки тонких и острых, как иглы, клювиков. Я разозлился и попытался перехватить наглых тварей, но схватил лишь воздух и пару пушинок. В уголок глаза впилась иголка. Я шарахнулся назад, крепко треснувшись затылком о ствол дерева. Ситуация перестала быть забавной. Эти остроклювая мелочь выгоняла меня из укрытия, как осы гонят медведя. И ничего не оставалось, как уступить.

Чертыхаясь, я ринулся в сторону дома, с трудом различая, куда ставлю ноги. Перед глазами мельтешил безумный огненный рой, в глаза, нос, губы и уши впивались иголки, проникающие даже между пальцами или забирающиеся под пальто, которым я пытался прикрыть голову. Не столько больно, сколько с ума сводит.

Стрекот вертолетов стал оглушительным, и воздух наполнился ветром, который снес часть мелких гаденышей. Вязы всполошенно заплескали ветвями, а я, по инерции вылетев на открытое пространство, в ужасе увидел, что один из вертолетов завис над аллеей и из его открытой дверцы высовывается человек с длинным и массивным предметом в руках.

От неожиданности я запнулся и полетел носом в землю. И как раз в этот момент что-то глухо ухнуло, и макушку и спину обдало жаром. Золотой рой прыснул в стороны, а часть пташек с легким звоном посыпалась на землю, как монетки из дырявого кармана.

Я упал на руки, и боль в запястье мгновенно привела в чувство. Даже не задумываясь, что делаю, я бросился обратно под покров вязов. Тянуло дымом. А деревья там, где я был несколько секунд назад, уже трещали от огня. Новый огненный столб вспух практически за спиной, швырнув ударной волной в гущу кустов. Я покатился через голову, снова упал на все четыре конечности, как ошалелая кошка, и опрометью бросился прочь…

«Огне… Огнемет!» – тупо пульсировало в сознании. Они притащили с собой огнемет. И проклятых птиц. Чтобы выследить и сжечь, не разговаривая. Ослепить, ошеломить и убить, не позволив огрызнуться…

Каменная глыба словно выпрыгнула навстречу, глотку обожгло мертвым воздухом над могилой алхимика, по которой я с топотом пронесся, едва заметив. Зато уцелевшие птахи посыпались почти мгновенно, одурманенные некрополем над ней.

Парк незаметно перетек в лес. В какой-то момент я понял, что бешеный вой и хрип в ушах – это всего лишь мое дыхание и биение крови. Тогда ноги подкосились, и я повалился на шуршащие и остро пахнущие землей листья. И тишина навалилась сверху.

…Вот теперь все ясно. Хотя о расторжении контракта можно было сообщить и в менее агрессивной форме. С ума они там посходили, что ли? Или решили, что это я спятил и, значит, требую немедленного уничтожения? Но почему?!! Только потому, что исчез, не спросив разрешения?..

Пока я возился во влажном дерне, отряхиваясь и отплевываясь, лес возвращался к обычной жизни, наполняясь раздраженным стрекотом потревоженных птиц, ленивым плеском недалекой речки, шуршанием в ветвях сквозняков, пахнущих дымом и рыбой, да недовольным лепетом земляных гномов, ковырявшихся в корягах: «Разлегся… Разлегся, дылда длинноногая! Ферму истоптал, червей потревожил… От этих громил всегда одни убытки… убытки… громила!..»

Ветер донес тоскливый потусторонний вой. Баньши?.. Электричка!

Ага! Я встрепенулся. Наличие цивилизации в пределах досягаемости внушало оптимизм и надежду выбраться из этой истории с минимальными потерями. А то шарахнулся в лес с перепугу. Не хватало еще заблудиться.

Я отряхнулся, тщетно пытаясь стереть с дорогой ткани чужого пальто безобразные грязные разводы. Ужаленное птичьими клювиками лицо горело. Если буду выглядеть как опухший и грязный бродяга, в попутчики меня не возьмут и до телефона не дадут добраться.

Мысль о телефоне внушила беспокойство. Один раз я уже пытался позвонить. И что из этого вышло? От телефона, оставленного (по наитию, не иначе) в каменной вазе перед особняком, осталась груда тлена. А если бы он лежал у меня в кармане? Техника Белых всегда предает своих владельцев создателям. Что же тут удивительного?

Но позвонить все-таки придется…

Дачные выселки утопали в золоте листвы и сизом дыме костров, в которых это золото плавили рачительные владельцы коттеджей. Большинство домов пустовало, шаткие заборы обозначали границы владений, а находившиеся внутри периметров редкие аборигены взирали на прохожих неприязненно. Словно и впрямь стерегли сокровища в своих мусорных ямах.

Добравшись до единственного в поселке магазинчика, торговавшего садовой утварью и всякой мелочью, я побеседовал с его хозяином – толстым, лысым и страдающим одышкой типом – на предмет пользования хозяйским телефоном. И встретил полное непонимание.

– На улице автомат, там и звони, – свирепо рявкнул толстяк, вопреки устоявшемуся мнению о добродушии тучных людей. – Шляются тут всякие некроманы! У меня тут не благотворительный притон для бродяг…

Наличие связи между некроманами и телефоном я не усмотрел, но понял, что без боя телефон толстяк не сдаст. А мелочи для разбитого таксофона, косо висевшего на внешней стене магазинчика, у меня, естественно, не имелось. Обратиться к добросердечию аборигенов? Сдается мне, что тут все такие же щедрые…

Напротив магазина, возле водяной колонки, на корточках сидел растрепанный рыжий пацан лет семи, вооруженный палкой. Встретив мой взгляд, он высунул язык и скривил рожу.

Ну вот! Что я говорил?

Из магазинчика, перетряхивая, многочисленные покупки, вышла среднего возраста женщина. Покосилась неодобрительно и поспешила отойти подальше. При этом так торопилась, что оступилась и рассыпала свои сумки.

Рыжий пацан ухмыльнулся и принялся с воодушевлением лупить палкой по грязной луже.

– Нет-нет, – суетливо забормотала женщина, когда я наклонился, чтобы помочь. – Я сама, сама! Не надо… Я сама! – И только что не отпихивала меня прочь от себя, боязливо косясь.

Я отступил.

Женщина, кряхтя, подобрала свои пожитки и засеменила по улице, пугливо обернувшись пару раз. Я равнодушно шагнул было в сторону, но заметил, что на ступеньках металлически блеснуло нечто. Рассыпавшаяся из кармана мелочь. Позвать тетку? Похоже, если я ее сейчас окликну, она побросает свои сумки и припустит рысью. Да и монеток всего две. Как раз на телефон. Просто подарок небес!

Я колебался-то всего пару секунд, преодолевая приобретенное за годы сытой жизни сопротивление. Однако рыжий наглец успел первым. Метнулся мне под ноги, сцапал мелочь и сиганул на ближайший забор, звучно крякнувший под его весом.

Вот тут я среагировал мгновенно, выплескивая скопившееся напряжение. Пальцы привычно сомкнули контур, готовясь направить сгусток энергии…

…и я подался назад, стиснув кулак, зажимая так и не родившуюся молнию.

Пацан замер на кренящемся заборе. Оглянулся через плечо, прежде чем скользнуть вниз. В прищуренных глазах вместо злорадства стыло изумление.

Впрочем, может, мне и показалось. Чего не померещится в таком состоянии? За весь сегодняшний день с его приключениями не пришлось испытать такого ужаса вперемешку со стыдом. Я едва не убил мальчишку за пару монет. Плазменный шарик прожег бы дыру в рыжем затылке. И спасло пацана не то, что я вовремя спохватился, а то, что резервуар магической силы был вычерпан до дна.

Сунув руки для верности в карманы, но продолжая ощущать, как пальцы жжет фантомный огонь, я зашагал к станции, выдерживая направление по звуку. Надо вернуться домой как можно быстрее, пока…

Что?

Собственно, станции как таковой не было. Лишь бетонная платформа, билетная касса в будке и навес для пассажиров. Но, судя по потрепанному расписанию, электрички тут тормозили регулярно, собирая дачников. Поэтому, поджидая очередную, я устроился на скамейке вместе с одиноким пенсионером, вооруженным устрашающего вида граблями.

На платформе выяснилось, что дачный поселок зовется Яблоневый-4. И, если верить схеме движения поездов, от города меня отделяет всего восемь остановок. Расписание не подкачало – электропоезд опоздал на какие-нибудь полчаса. Денег на билет у меня, разумеется, не имелось, поэтому я скромно устроился возле дверей. Впрочем, старался напрасно: вагон почти пустовал. Рыбак с букетом удочек, четыре разнополых дачника в обнимку с лопатами и сумками и юная парочка в обнимку друг с другом. Парочка вдохновенно целовалась на сиденье в начале вагона, остальные пассажиры с разной степенью интереса наблюдали за ними.

Я тоже понаблюдал со смутной завистью, а затем задремал, пригревшись на солнце.

Но поспать мне не дали. Двери разъехались с тем уверенным грохотом, который сопровождает только появление лиц при исполнении.

«Контролеры!» – спросонья всполошился я.

– Служба очистки! Приносим извинения за беспокойство, – невнятно и скучно проговорил первый из вошедших – худощавый человек в форменном облачении, принадлежность которого я не определил. Комбинезон мусорщика?

За первым протиснулись еще трое в таких же комбинезонах. У двоих в руках длинные шесты с рогатинами на концах, третий катит небольшой юркий контейнер. От контейнера, как вонью от мусорного бака, шибает волшбой.

Пассажиры явно знали, что это за служба очистки такая, и лениво уткнулись в свои газеты, в окна или вновь задремали. Четверка неспешно двинулась по проходу; время от времени то один, то другой служитель тыкал своей рогатиной куда-нибудь под потолок или между сиденьями, будто собирая пауков или накалывая валявшиеся конфетные фантики.

Да только это были не фантики. У меня скулы свело от поднявшегося нестерпимого визга. И как это я сразу не обратил внимание, что уши вошедших закрыты наушниками да еще и запечатаны «непроницаемым клеймом»?

Все места массового скопления людей периодически подвергаются санитарной обработке. И не только от крыс и тараканов, но еще и от инфернальной нечисти. Стоит ей расплодиться, как люди начинают ругаться, лампочки в момент перегорают, механизмы ломаются… Так что чистка – обычная практика для общественных мест.

Только прежде я никогда не видел, как это делается у Белых. И предпочел бы не знать этого впредь…

Служители приближались.

У двоих, что шли первыми, сердцевины рогатин распускались пучком силовых разноцветных усов, коими они мели пространство, цепляя всю инородную мелочь. Экземпляры покрупнее прижимались развилкой рогов. Самых крупных третий чистильщик пронзал незримой, но вполне реальной иглой длиной в локоть. И насаженная на эту иглу нечисть отчаянно верещала, корчась.

Я и сам едва не корчился, чувствуя, как взмокли ладони, стискивающие край скамьи.

Бесполезно затыкать уши. Тут поможет только магическая защита, а ее поставить мне пока не под силу. Зато для всех остальных пассажиров чистка проходит незаметно и беззвучно. Разве что парень на переднем сиденье оторвался от своей подружки и взглянул вслед чистильщикам, хмурясь недоуменно. Вряд ли он что-то услышал. Скорее почувствовал.

Первый чистильщик сбавил шаг возле меня. Всмотрелся с умеренным интересом. Наверное, выглядел я весьма выразительно. Нестерпимый визг, словно сверло, вонзался куда-то в переносицу.

Пропади они пропадом, эти Белые гуманисты. В их мире все чисто и свежо. Только какой ценой!

– Маг? – осведомился чистильщик негромко. – Ученик небось? С защитой не сладил, эк тебя перекосило. Ладно, сейчас уже уходим… – Он ухмыльнулся понимающе.

Надеюсь, выражение моего лица сошло за мученическую гримасу. Иначе не миновать конфликта, как и положено в замусоренной зоне. Нет, я, в общем, не против очисток. Нечисть, как крысы, разносит заразу. Но отчего Белые с их хваленой техникой и старательно пропагандируемым милосердием все еще пользуются средневековыми и лишь слегка стилизованными под современность методами борьбы с паразитами?

Чистильщики удалялись, воцарялся покой, но мне все равно хотелось выбраться из вагона как можно быстрее. Остаток пути я провел в тамбуре.

Хорошо бы купить карту. Или нанять экскурсовода. За умеренную плату. А еще лучше чичероне-альтруиста, чтобы работал ради искусства и наградой ему служила искренняя признательность клиентов. Особенно тех, у кого ни гроша в кармане.

Размышляя о насущном, я вышагивал по вечерним улицам.

Город давил. Магическая сеть защитных, сторожевых, наблюдающих и прочих заклинаний опутала его, будто пыльная паутина старую пещеру. Раньше я не замечал ее. Или не так… Раньше меня не беспокоило ее присутствие, но сейчас каждая нить, каждое волокно чужой волшбы било, словно провод под током.

Впрочем, для горожан это было неочевидным. Они жили в городе, пронизанном магией насквозь, но не замечали ее. И не хотели замечать. Вряд ли что-то изменилось бы в жизни большинства горожан, исчезни маги с лица земли навсегда. Они бы заново отстроили новые дома и мосты взамен тех, что обрушились. И починили бы технику. И сделали бы еще множество всяких дел, заполняя пустоту.

«Вот звону будет!..» – как сказал тот тип с рюкзаком. Забавно, но теперь это не кажется мне невозможным. Что-то сместилось в моем мировоззрении… Покалечилось.

Стало зябко. Я передернул плечами, засовывая руки поглубже в карманы, и краем глаза заметил, что тень на кирпичной стене слева шевельнулась как-то невпопад. Я повернул голову.

Эй, это не моя тень!

«Здесь… я здесь… здесь…»

Ну только этого не хватало. Еще одна Тень-на-стене!

«Ноилл… Ноилл… Ноилл…» – торопливо заныл призрак.

Гм, никак старый знакомый. И чего хочет?

«Дом… Огонь… Пепел, пепел… Обещал покой… Кровью связаны…»

От обилия зыбких образов, которыми сыпал призрак, заломило виски. Да еще и температура воздуха в зоне контакта упала градусов на десять. У меня замерзли щеки и кончик носа.

– Прекрати! – рявкнул я, спугнув случайного прохожего.

Тень беспокойно колыхалась. Кирпичи стены, тронутые ее прикосновением, темнели и старели практически на глазах. Призраки разрушают все, к чему прикасаются. Даже камни. А люди сгорают в считанные часы, если призраки занимают их тела. Единственное, что призраки или тени не могут уничтожить, это место своего заточения. Замок ли, склеп ли…

Так, так. А ведь дом, где убили Ноилла, превращен в груду тлена. Вот призрак и освободился, но покоя, понятно, все равно не получил. Отныне это дрейфующая Тень-на-стене. Любая вертикальная каменная поверхность служит ему заменой былого места постоянной прописки. Только отчего он привязался ко мне?

«Кровь! – настойчиво внушал призрак. – Обещание на крови…»

– Не давал я никаких кровных обещаний! – раздраженно возмутился я, и тут же перед глазами встала картинка, то ли вынутая из памяти, то ли навеянная дотошным призраком: моя ладонь, прижатая к камням стены… Резкий, обжигающий холод соприкосновения… На кладке остается едва различимый, темный мазок.

Развернув свою кисть, я увидел длинную и уже не кровоточащую царапину на пальце.

Просто великолепно! Теперь еще и призрак прицепился. Мало мне было проблем! Случайно я сам связал себя с призраком, пообещав ему покой и ненароком подтвердив слова кровью. И теперь настырная тень будет таскаться за мной следом до тех пор, пока я не выполню обещание. Кровь сковывает крепче железа.

Позвонить удалось из крошечного кафе на углу улицы. В круглом зальчике на три столика крепко пахло ванилью и корицей. Пропитанный пряностями плотный воздух можно было нарезать на пирожные и уносить с собой в кармане.

Ответили сразу же. Как и в прошлый раз.

– Лука, привет! – сказал я жизнерадостно в выжидательное молчание.

– Живой, – констатировали на том конце оскорбительно спокойно. – Я так и предполагал. Белым никогда не удается справиться с ситуацией.

– Значит, ты уже в курсе?

– Вместо указанного тобой дома я нашел большую груду трухи. И обгоревшие деревья. Выводы сделать было нетрудно. Как и догадаться, что искать тебя под этой грудой бессмысленно. И уж тем более немыслимо было искать твои следы в потревоженном лесу. Поэтому я стал ждать у телефона, когда ты объявишься.

– Что ж, попытка номер два.

– Только не по телефону!

– А иначе никак, – хмыкнул я. – Встречаемся в сквере возле Четыреждыженатого. Через два часа.

На другом конце повисла секундная пауза.

– Через два часа, – подтвердил Лука наконец и отключился.

Два часа я выветривал аромат ванили и корицы, перескакивая с автобуса на автобус, как только кондукторы проявляли интерес к моей персоне. Это было смешно и унизительно, но к месту назначения я успел вовремя, а все остальное не имело значения.

Собственно, сквером это можно было назвать с натяжкой. Центр города был не так далеко, землю экономили, поэтому высадили на клочке незамощенной земли десяток-другой чахлых осин и рябинок и воткнули пару лавочек. Справа от дорожки, в окружении больных с виду георгинов, тускло мерцала памятная плита из меди, положенная прямо на землю. Надпись на плите была выполнена мелкими и замысловатыми буквами, а цветочные тени их смазали до нечитаемости.

День еще только становился дымчатым в преддверии сумерек, однако сквер пустовал. То ли не любили его аборигены, то ли нашли дела поважнее, чем выгуливать отпрысков среди неказистых деревцев. Компанию мне составила мрачная полосатая кошка, явившаяся невесть откуда и методично потрошившая бумажный кулек, добытый из урны. Едва сдерживаемая брезгливость читалась в каждом кошачьем движении, но свою миссию маленький зверь намеревался исполнить до конца любой ценой.

Сколько Луке нужно времени, чтобы разгадать простую загадку?

Я нетерпеливо мерил шагами дорожку.

Сквозь жидкое сплетение полуоблетевших рябиновых крон можно было без труда различить памятник в центре перекрестка – Кай Победитель, гроза кочевников, торжествующе вонзал в хмурые небеса занесенный меч. Конь страдальчески закатил глаза, тщетно пытаясь опуститься на данные природой четыре ноги. Разноцветные, сверкающие огнями машины безразлично обтекали скульптурную композицию.

Шуршание кошкиного пакета выводило из равновесия.

– Брысь! – раздраженно велел я кошке.

Зверек взглянул в мою сторону с царственным презрением и, как мне показалось, демонстративно отодрал когтями очередной клок от кулька. Из прорехи вывалилась хлебная корка. Кошка обстоятельно принюхалась.

Вместо того чтобы окончательно разозлиться, я вдруг успокоился. Сделал несколько шагов к медной плите и с преувеличенным усердием принялся разбирать вязь вырезанных строк: «…Хранителю Крепости и последнему ее защитнику… уберегшему население от Мора и Злого Ветра Степей… магистру…»

Так-так. Я что-то припоминаю из курса лекций по истории. Маг Агвастен Крепостной, защитивший горожан от шквала смертоносных поветрий из степей, наколдованных шаманами кочевников. Мор и безумие выкашивали основных защитников городов, а затем приходили воины и добивали уцелевших. Агвастен собрал людей в крепости и ценой своей жизни удерживал щит. Для него это означало полное истощение и развоплощение.

Как мило со стороны горожан удостоить его целой медной плиты! Вместо того чтобы отдать на заклание любимых родичей, как это водилось у здешних повелителей, бедняга маг пожертвовал всего лишь собственной жизнью. Вместо памятника – кусок медяшки.

Я опустился на корточки и провел рукой над холодным и влажным металлом. Мощь здесь все еще угадывалась, но обращенная внутрь, в себя. Провал в никуда.

– Изучаешь достопримечательности? Самое время.

– А я уж начал было сомневаться в твоей сообразительности, – не оборачиваясь, ответил я. Не хотелось, чтобы Лука заметил мое замешательство. Еще ни разу и никому не удавалось подойти ко мне незаметно.

Мелочь вроде бы, но стало не по себе. Пару минут назад думалось, что с появлением Луки все придет в привычную норму, но градус тревожности прыгнул вверх еще на несколько делений.

– Догадаться было несложно, – хмыкнул Лука. – Сложнее было избавиться от любопытных.

Желтые его глаза собирали свет, словно вогнутые зеркала, и мерцали, как у кошки.

– Избавился?

– Надеюсь.

Как-то не так это прозвучало. Слишком бескомпромиссно, что ли. Мне даже захотелось уточнить смысл услышанного.

– Они, надеюсь, живы? – Смешок слетел с губ и неловко замер.

– Что ты натворил? – вместо ответа осведомился Лука, приближаясь. Я машинально сделал шаг назад. Лука двигался неуловимо неправильно. Прихрамывал?

– Так сразу и не расскажешь, – не сводя с него взгляда, ответил я. – Поищем местечко поудобнее? Я думаю, стоит вернуться домой, и тогда…

Он остановился напротив. Такой же, как всегда, – рослый, черный, желтоглазый. Слегка склонил голову, прислушиваясь, и вдруг спросил с легким недоумением:

– Что с тобой такое? Я будто не слышу тебя.

– Я встретился с Пожирателем лицом к лицу.

– Ах вот оно что… Так ты, значит…

– Пуст, – по привычке беспечно сознался я.

– Это хорошо. Все становится гораздо проще и избавляет от лишних хлопот… – словно чужой, произнес это. Тембр тот же, но манера произносить слова была совсем другой. Поэтому я не сразу вник в смысл фразы.

– О чем ты?

– Ты нарушил правила. – Слова падали в сгущающиеся сумерки и вязли как в вате. – Все сложнее, чем ты думаешь. Пресловутое равновесие между Белыми и Черными может быть нарушено неосторожным словом, не то что поступком.

– Откуда тебе знать? Ты же всего лишь охранник.

– Я посредник, – глухо поправил чужак. – Я не знаю многого, но мне это и не нужно. Я всего лишь должен выполнять волю тех, кто знает. А решение принято. Тебе предстоит узнать о нем прямо сейчас…

Лука вынул из кармана телефон. Кошка на скамейке вдруг зашипела и выгнулась крутой дугой. Шерсть на ее загривке взъерошилась, словно наэлектризованная. Маленькие зубки оскалились. Кошки всегда чуют магию. Лучше, чем люди. И быстрее, чем покалеченные маги.

Телефон в ладонях Луки оказался боевым жезлом. Если бы он был в рабочем состоянии, у меня не было бы шанса уйти, но тех секунд, что понадобились Луке для активизации оружия, хватило, чтобы впасть в ужас и инстинктивно броситься в сторону. Второй раз за день спасая свою шкуру.

Надо было хоть гороскоп прочитать на сегодня…

Вслед ударила лиловая молния. Листья на деревьях сразу же свернулись в сухие трубочки, а грязь под ногами запеклась струпьями. От жара затрещала трава. Кошка с мявом метнулась прочь.

Всего молний такой силы жезл может удерживать три.

Не уйти…

Я споткнулся, и ладонь скользнула по ледяному металлу надгробной плиты, оставляя блестящую полосу на матовой от конденсированной влаги поверхности.

– Эй! – закричал я. – Ты с ума сошел?! Да что случилось– то?!

Вторая молния воткнулась прямо в медяшку и полыхнула так близко, что я мгновенно ослеп. Не хватало воздуха даже на один глоток, зато ноздри забил щекочущий запах озона.

– Что за… – невнятно проговорил Лука откуда-то со стороны.

Сверкание в глазах поутихло, и зрение неохотно восстанавливалось.

Третьей вспышки не последовало. Медная плита, поглотившая предыдущую молнию без остатка, вдруг дрогнула и потекла, оплавляясь по краям, словно восковая. Золотистые ручейки устремились в пожухлую траву. Один из них коснулся моих пальцев, и я взвыл, обжегшись.

В черном провале под плитой оживало нечто разбуженное огнем жезла. И это нечто внезапно вырвалось наружу, взметнувшись к пробоине в облаках. Со всех деревьев вокруг разом сдернуло и затянуло вихрем листву.

Нас расшвыряло в стороны.

Оглушенный, я кое-как поднялся на четвереньки и замер. Слева, косо воткнувшись во всклокоченные цветы, торчал жезл. Его обладатель, надсадно кашляя, возился поодаль. Не раздумывая, я сцапал еще теплый от рук Луки жезл, обрадованно ощутив легкое пощипывание. Кажется, Лука заметил движение, потому что, взревев, шустро выпрямился и кинулся на меня.

Ударила последняя, лиловая молния. Мимо!!

Но Луку все равно отбросило на остатки искореженной медной плиты. Я ухватил жезл обеими руками, как дубинку, наперевес. Устремился к противнику и… Проклятие!

Я застыл, вцепившись в жезл разом одеревеневшими ладонями.

Лука повернул голову. Глаза у него были больные и бессмысленные. Незнакомые совсем. Из уголка рта стекала струйка крови.

Было так легко швырнуть молнию в противника. Пусть даже случайно, с перепугу… И невозможно опустить металлический штырь на его затылок. Тем более что никакой он мне не противник… Это же Лука!

Беззвучно ругнувшись, я изо всех сил закинул и без того бесполезный жезл как можно дальше, в сторону дороги. Мельком глянул на растревоженное небо (померещилось, что облака свились в насмешливую бородатую физиономию) и побежал прочь.

Нет, ну что это, в самом деле, такое?

Или я чего-то не понимаю? Или переворот там, наверху, произошел, пока я отлучился не по своей воле? Белые, например, захватили власть в Трибунале… Гм. И первым делом стали охотиться за мной. Делать им больше нечего.

Возбуждение схлынуло, сменившись ознобной усталостью. Хотелось лечь. И очень хотелось есть. Последний мой завтрак остался где-то в далеком пошлом, когда мир еще относился ко мне более-менее снисходительно и окружающие не пытались прикончить без объяснений.

Ноги будто по своей воле тащили меня к каждому встречному кафе или закусочной, где довольные люди беззаботно и лениво пережевывали свои бутерброды и печенье, салаты и закуски, бифштексы и стейки, пироги и запеканки, супы, заливное и… Стоп. Так дело не пойдет.

Надо рассуждать логично. На голодный желудок, разумеется, трудно, но придется.

Итак, в ситуации я не разбираюсь. Возможно, все не так плохо, как кажется, и внезапное безумие локализовано только этим городом, а наверху знать не знают о происходящем. Маловероятно, конечно, но ведь мне вообще ничего не известно. Значит, нужна информация. Из самых надежных источников. А самый надежный источник – это Корнил и семья. Нужно найти способ связаться с ними. Это программа-максимум.

Минимум – сориентироваться в городе, отыскать ночлег и пропитание на ближайшую ночь. Всех знакомых у меня в городе (исключая бывших коллег из Белых, конечно) только один человек. Не самый разумный поступок возвращаться туда, где однажды предали. Но в конце концов, там осталась моя куртка, деньги и ответы на некоторые вопросы.

Часы на башне пробили четверть восьмого. Самый пик вечерней активности любого города. Дороги затопили огненные реки, а тротуары несли тысячи лениво фланирующих горожан.

Парадный вход в Галерею уже украшала затейливо разрисованная табличка с нехитрой надписью «Закрыто». Стеклянные витрины изнутри задрапировали темными полотнами. На каждом стекле кроме обычных присосок сигнализации угадывался сложный рисунок колдовской защиты.

Что-то уж больно плотная экипировка для художественной галереи. Никак Леанины работы так высоко ценятся?

Я двинулся по периметру здания, свернул за угол и наткнулся на служебный вход. Дверь, скрипнув, поддалась, впуская в освещенный очень тусклой лампочкой коридорчик, заставленный пустыми, пыльными рамами без холстов и холстами, свернутыми в неопрятные, разлохмаченные рулоны. Из коридорчика вели две двери, одну из которых навечно, судя по слою вездесущей пыли, замыкали крест-накрест железные прутья, а другая раскрытая дверь проваливалась в темноту. Оттуда доносились слабые голоса и тянуло запахом краски вперемешку с сигаретным дымом.

– Галерея закрыта, – послышался голос, стоило мне сделать еще один шаг.

Нечто в темноте шевельнулось, обозначился стройный силуэт, послышались легкие шаги, и в проеме, щурясь, возникла девушка в сером свитере и джинсах. В руках она держала странного вида узкогорлый металлический кувшин. Рыжеватые волосы девушки перехватывала пестрая косынка, поэтому я не сразу ее узнал.

– И вообще, это служебный вход, сюда посторонним… – Она умолкла, слегка нахмурившись и, похоже, пытаясь вспомнить, где меня видела раньше.

– Я ищу Леану, – подсказал я, и лицо девушки смягчилось.

– А, вы приходили вместе… – Она качнула своим кувшином, и тот едва слышно, но мелодично загудел.

Мы одновременно уставились на него. Хитиновый отблеск и риски на округлых боках кувшина неприятно напоминали сложенные крылья жука.

– Леаны еще нет, – наконец сообщила рыжая (ее зовут Саня, вспомнилось мимоходом). – Она звонила, что будет позже, но может вообще не прийти…

Что же, хотя бы с Ленкой все в порядке. Никуда не исчезла и живет прежней жизнью. Наверное.

– Может, мне попробовать застать ее дома?

На лице Сани мелькнуло быстрое и неопределенное выражение. И глаза она сразу же отвела.

– Она не так давно переехала куда-то за город, к своему другу, – без особой охоты сообщила девушка. – Я не знаю точно, где это. Да и вряд ли она хотела бы… – Саня поморщилась, сглатывая остаток фразы.

Невинное слово «друг», словно ледышка, скользнуло за ворот. Я тоже поморщился. Похоже, Саня это и заметила, потому что немного иным тоном добавила:

– А может, она уехала к своей тете, в другой город. Голос ее мне показался расстроенным. В таком состоянии она обычно ездит к тетке… Говорит, что там ей спокойнее. Это где-то в Академграде.

– Мне очень нужно с ней поговорить, – как можно проникновеннее проговорил я. – Срочно.

Саня пристально взглянула на меня. На лице ее явственно читалось сомнение. Выглядел я, надо полагать, не то чтобы очень располагающе. Чужое, уже испачканное пальто, осунувшаяся и опухшая физиономия, беспокойный взгляд…

– Если хотите, можете подождать ее здесь… Если она не уехала из города, то, скорее всего, вернется, – неуверенно предложила Саня, махнув своим кувшином в темноту. Кувшин жизнерадостно гукнул, выскочил из пальцев девушки и глухо зазвенел по полу, тут же канув во мраке. – Проклятие! – воскликнула Саня, впервые обнаруживая признаки явных эмоций. – Теперь его не найдешь…

– Закатился куда-нибудь, – предположил я легкомысленно. – Сейчас глянем.

– Он не закатился, – огорченно возразила девушка, морща лоб. – Он спрятался. И теперь станет таиться от нас. – Она шагнула в сумрак зала и опустилась на колени, осматриваясь вокруг.

– А свет тут есть? – Я машинально последовал ее примеру, пытаясь после освещенного коридорчика привыкнуть к темноте выставочного зала.

– Верхний свет нельзя, – сердито сказала Саня, – это же изделие Сумеречников. При ярком свете оно разрушается… У вас есть спички?

– Нет.

– Тогда подождите здесь, я сейчас… – Она легко поднялась, отряхивая пыль с коленок. – Если услышите что-нибудь, попробуйте схватить или хотя бы посмотрите, куда он двинется… только осторожней, он кусается!

Она убежала, оставив меня в изрядном изумлении, на корточках, посреди неосвещенного, гулкого зала. Я немедленно услышал всяческие звуки. Много всяких звуков. Один необычайно напоминал раздраженное змеиное шипение.

Я опасливо прислушался. Определенно рядом что-то было. Некий запах стлался в воздухе… Однако желания хватать «это» не возникло. Совсем даже напротив – захотелось залезть на что-нибудь неприступное.

Наверху приоткрылась дверь – голоса и смех зазвучали на несколько мгновений громче. Что-то резко хлопнуло, и сверху стал спускаться зыбкий оранжевый круг света. Саня несла в руках едва тлеющую керосиновую лампу.

Остановилась рядом, поставила лампу на пол и закрыла дверь в коридорчик. Мрак в Галерее сразу же сгустился до чернильно-непроницаемого и скопился в щелях и нишах как смола. Стало даже хуже, чем в полной темноте. За пределами неяркого светового пятна различить что-либо было почти невозможно.

– А огня этот ваш кувшин не боится? – с досадой поинтересовался я.

– Настоящий огонь они очень любят, – заверила девушка шепотом.

Нечто тихонько зазвенело. Мы синхронно метнулись в темноту, чудом не опрокинув лампу. Пальцы коснулись прохладного твердого и одновременно подвижного, как панцирь черепахи. В тот же момент уже мою руку накрыла Санина ладонь, и она торопливо скомандовала: «Не отпускайте!»

Ни за что! – подумал я, вдыхая аромат ее кожи. В зыбком свете оставшейся позади керосинки черты лица девушки смазались, но глаза блестели ярко и азартно. И даже в полутьме я мог различить изгиб каждой ресницы. Из-под косынки выбились волнистые пряди, и Саня машинально качнула головой, отбрасывая их.

Нечто под пальцами шевельнулось. Неприятно так. Округлый бок был слегка шершав и недостаточно холоден для металла. Словно спинка насекомого. Я, наверное, все-таки вздрогнул, потому что Саня тихонько засмеялась:

– Никогда прежде не встречали такое?

– Только слышал мельком. Они действительно живые?

– Да, по-своему. И обожают удирать на свободу…

Кувшин выскользнул из-под рук. Саня перехватила его поудобнее и поднесла к огню, рассматривая.

– Бедняга, – приговаривала она, оглаживая какие-то царапины и смахивая пыль со своего сокровища. – Это я виновата, не следовало его выносить сюда, здесь слишком много света…

– Как же вы их будете выставлять? – полюбопытствовал я. – В темноте? Или это не для экспозиции?

– Для них заказаны специальные светильники. Но до экспозиции еще далеко. Сейчас Галерея готовит персональную выставку Леаны. – В голосе Сани обозначился холодок.

Она провела пальцем по зубчатому узору на боку кувшина, вздохнула и закончила прежним отстраненным тоном:

– Если хотите, подождите ее. Но случается, она не появляется несколько дней, даже если обещала прийти. Или заглядывает только под утро.

– Я подожду, если вы не возражаете.

Девушка пожала плечами.

– Как хотите.

Она отвела меня в знакомую комнату, где на столе все еще стояли невымытые чашки и лежало раскрошенное печенье. Лужа пролитого тогда кофе испарилась, оставив на столешнице коричневую, липкую кляксу. А под столом валялся опрокинутый стул. И даже куртка моя по-прежнему висела на крюке.

– Тут не прибрано, – несколько виновато заметила Саня. – Лена сама сюда не заходила, а она не любит, когда кто-то хозяйничает без спросу. Но, наверное, она не станет возражать, если вы подождете здесь. В большом зале темно… Я скажу сторожу, что вы ждете Леану, – добавила она, со значением покосившись. – Если что-нибудь понадобится, то я буду в мастерской. Это самая дальняя дверь, возле служебного входа. Только не зажигайте свет. А если заскучаете, то поднимайтесь на второй этаж. Там люди всегда рады гостям и никогда не спят…

Улыбка мельком коснулась ее губ.

– Вы тут все по ночам живете?

– Днем слишком суетно.

Дверь замкнулась, и на мгновение я испытал приступ острой паники. Захотелось бежать отсюда немедленно. Но навалились тишина и тепло – и паника уступила, недовольно ворча.

Первым делом я слопал все печенье, оставшееся в пачке, и выхлебал из кофейника ледяной и смертельно невкусный напиток, имевший с кофе лишь сомнительное родство в десятом колене. В конце концов, это угощение Ленка предназначала мне.

Впрочем, голод даже не притупился.

Я снял с крючка свою куртку и обшарил карманы. Все оказалось на месте. Мои похитители не опустились до банального грабежа. Что ж, хотя бы это говорит в их пользу. Хотя, возможно, они просто очень торопились.

Закончив инвентаризацию своего имущества, я принялся изучать чужое, чтобы занять себя чем-нибудь. Часов у меня не осталось, и казалось, время тянется бесконечно. Впрочем, ничего особо занимательного я в комнатке не обнаружил: разбитый диван, стол, два стула и зеркало на стене в картинной деревянной раме с выщербленной позолотой. За гвоздик, вбитый в раму, прицеплена пара альбомных листов. На листах угольным карандашом небрежные наброски – тенями размечены незнакомые лица. Нет, одно незнакомое, а второе – мое. Только угадать его не сразу получилось. Черты мои, а выражение их… Или я давно не смотрелся в зеркало?

Пыльное зеркало отразило мою утомленную физиономию. Тусклую поверхность стекла покрывали едва заметные угловатые росчерки, смахивающие на изморозь. Я присмотрелся и повел пальцем, стирая пыль. Невероятно! Магическая защита поставлена даже на зеркалах! Да что у них в этой Галерее за тайны? Вряд ли это сотворили мои давешние похитители. Среди них не было ни одного слабенького мага, а здесь защита сделана на совесть…

Я снова провел ладонью по зеркалу, пробуя, и пальцы обожгло льдом. Да, грамотная работа. Даже слишком умело для обычных мер предосторожности.

Наверху громко хлопнуло – и донеслись развеселые голоса. Несколько человек спустились по лестнице, шумно попрощались со сторожем, и все снова утихло. Время стало вязким и постепенно каменело, как древесная смола.

* * *

…Стремительно складывались и бестолково рушились послевоенные княжества и республики. Миллионы людей перемещались по истерзанному миру в поисках лучшей доли. Бушевал Болотный мор, выкашивая целые области и превращая провинции на долгие годы в непригодные для жизни.

А в поселке жизнь потихоньку обустраивалась. Никто особенно не претендовал на это нехитрое счастье. И даже Мор ни разу не вернулся сюда. По мнению одних, это Старик защищал их. По-мнению других, выжившая девочка стала своеобразным талисманом. Почему-то никто не говорил о простом везении.

Года через три-четыре в доме Старика остановился, да так и задержался малолетний бродяга. Беспризорник, один из тех, что тысячами развеяли по ледяным дорогам война и эпидемия. Светловолосый пацан лет девяти с затравленными глазами попытался украсть связку сушеных яблок из сарая и, будучи пойман на месте преступления, продолжал исступленно набивать рот ароматными дольками…

«Жалостливый он», – с некоторым недоумением говорили поселяне, наблюдая, как разрастается семья Старика. Впрочем, возможно, это и сгладило все углы между соседями. И мало кто вспоминал уже то звенящее от мороза утро, когда осыпалось застывшее пламя. Вот разве что редкие посетители, навещавшие старика по какой-либо нужде, старались обходить старое дерево во дворе его дома по максимально широкой дуге. Утверждали, что слышат, как дерево бурчит себе под нос что-то нелицеприятное в их адрес…

…Второй парнишка пришел к дому Старика явно неслучайно. Темноволосый, потрепанный дальней дорогой подросток вовсе не выглядел, несмотря ни на что, бродягой. Скорее упрямым путником, добравшимся наконец до своей цели.

Старик, как раз возвращавшийся с пасеки в сопровождении девочки, внезапно остановился, рассматривая нового гостя, поджидавшего их возле калитки. Жестом Старик отослал девочку в дом и несколько секунд изучал взъерошенного паренька. Они оба молчали, но казалось, неслышный диалог заплетал пространство между ними.

– Возьмите меня в ученики, мастер, – наконец, словно завершая долгий обмен репликами, произнес вслух парнишка. – Я выполню любую вашу волю, чтобы заслужить это право.

– Я ничему не могу обучить тебя, – неохотно разомкнул губы Старик. – В мире еще остались владеющие даром. Попросись в ученики к ним.

– Только вы, мастер, можете обучить меня. Только вам известно то, что я хочу понять.

– Ты уверен, что хочешь обучаться именно тому, чему могу научить я?

– Убежден, – твердо отозвался гость.

Взгляд Старика изменился.

– Как ты нашел путь? Я оборвал все нити.

– Я спрашивал людей, – просто объяснил парнишка. – Не отказывайте мне, мастер. Больше мне некуда идти.

Из дома Старика за разговором наблюдали две пары глаз. Те, что принадлежали девчонке, – с любопытством. Зато бывший любитель сушеных яблок, научившийся не доверять чужакам, смотрел настороженно. И жадно ловил лоскутки приглушенного разговора. Кто знает, как много ему удалось расслышать. Во всяком случае, достаточно, чтобы внезапно принять решение. Сразу после того как Старик тяжело кивнул, соглашаясь принять в обучение новоприбывшего, светловолосый попросился в ученики тоже. Старик усмехнулся, не споря.

Так у Старика появилось два ученика – Старший, тот что пришел сам, и Младший, что прибился случайно. Разница в их возрасте едва ли в год; были они почти одного роста и сложения, только цветом волос отличались. Но почему-то настоящие имена их растворились быстро и без остатка, и даже в поселке их иначе и не звали – Старший да Младший.

– Чему вы учитесь?

– Магии.

И тот, кто присутствовал при битве у Перехолмья и мог хотя бы издалека видеть величайшего из всех магов современности, подивился бы, узнав, кого он взял в свои ученики, когда короли и князья тщетно умоляли обучать их. А может, позавидовал бы двум пацанам.

Хотя…