Глава 2
Душа и космос
После взрыва второго вертолета Вера с тревогой и надеждой смотрела на солнце. Оно теперь казалось живым, все понимающим и каким-то странным существом, постоянно плывущим и проникающим во все людские души и земные щели. «Наверно, оно изучает людей, выкачивающих его энергию, – подумала она, – которой, может быть, равных нет». «Ну что ж, качайте, качайте из него все, что можно! – размышляла она. – До самого дна качайте на роскошную безоблачную жизнь. Создавайте еще одну безумную цивилизацию. Стройте грандиозные планы животного процветания. Только не думайте, что солнце и его спутники – кусок дармовой и бесчувственной природы. Вы еще не знаете, сколько горя, сколько непонятной мести может преподнести этот жизнерадостный огненный шарик!»
– Хэлоу, мадам! – вдруг кто-то оборвал ее мысли. Вера вздрогнула, хотела сразу закричать, но, переборов страх, дотянулась до цевья ружья и, взведя курки, приготовилась к выстрелу.
Примерно в тридцати шагах перед ней стоял Майкл Сорез. На плече у него висел карабин, в руках он держал недокуренную сигарету. Вид у него был удручающий. Головной убор, которым он все время протирал свою огромную лысину, превратился в кусок обгорелой тряпки. Его красивые арийские глаза сильно впали, и под ними появились крупные подглазники земляного цвета. Шаловливые руки тряслись, как в лихорадке.
– Веро, моя пришел каяться, – пытаясь улыбнуться, вкрадчиво сказал он и безумно огляделся по сторонам. – Моя хочет жить, очень хочет, но плохо может… кошмар… русский земля кошмар. болото, болото, болото. Моя хочет ту-ту. Америка.
– А больше ты ничего не хочешь?! – почти шепотом выдавила из себя Вера и неожиданно тихо заплакала. – Неужели ты и в самом деле животное?! Ведь мы спасли тебя, заморская крыса!
– У-у-у! – неожиданно застонал спецназовец. – У-у-у!..
– Слышишь, Веро, русскому десанту не нравится твои слова.
– А ты откуда знаешь?!
– Моя его клуб была. Он мастер русского дзюдо. Мне с ним говорить надо.
– Не может он говорить сейчас.
– Моя потом говорить будет..
– Придет Иван и прогонит тебя.
– В чем дело, Майкл? – Иван, как всегда, появился внезапно и совсем с другой стороны заболоченного леса. В руках его была охапка елового сухарника и охотничий топор. – Кто вам разрешил, господин этолог, взять из повозки родниковую воду и мой карабин? – строго спросил он и положил охапку дров у поваленного валежника. – Вера, дай мне ружье и забери у него карабин. – Иван взял ружье, перезарядил другими патронами и, соорудив костер, повесил на ботоган котелок с подкопной водой. – Почему вы молчите, господин этолог? Вас сильно обожгло наше солнце? Или русские черные дыры вас плохо встретили? Где родниковая вода? Идите к нам, не бойтесь, костер всех греет… В конце-то концов, не этот спецназовец сумел спасти вас, а мы с Верой.
Майкл потоптался на одном месте, огляделся по сторонам и вдруг, смяв сигарету, бросился бежать.
– Стой, стрелять буду! – закричал Иван и, вскинув ружье, выстрелил. Майкл остановился на мгновение, словно его ударили в грудь, а потом побежал еще быстрее.
– Ваня, стреляй снова, уйдет!
– Никуда не уйдет. Еще метров сто – и он уснет так же, как спецназовец. Эти снотворные патроны изобрели умные люди. Каждый убегающий думает, что его подкосили насмерть, а потом он вдруг оживает, словно рождается еще раз. Такая процедура заставляет переосмыслить многое и другими глазами взглянуть на жизнь. Об этом писал Достоевский, а потом, когда я общался с его духом, он рассказал еще кое-что.
– Где общался?
– У родника. Мой таежный родник – изумительная штука. Им заканчивается обитель человеческих душ, живших когда-то на земле. Они слетаются сюда каждое полнолунье, а потом устремляются на материки всей Земли.
– Интересно. Хотя трудно в это поверить.
– Когда человек получил из руды железо, он тоже не верил в его силу, пока люди не стали рубить и убивать друг друга этим самым железом. С каждым годом они это делают все лучше и лучше. Кстати, энергия орбиты людских душ связана с энергией солнца и другими Вселенными. Так что поведение солнца и звезд очень зависит от орбиты человеческих душ.
– А поведение спецназовца от кого зависит? – неожиданно поинтересовалась Вера.
– От завоевателей. Я не думаю, что они только меня ищут. Я для отвода глаз. Они хотят присвоить себе то, что нельзя присвоить, а если каким-то образом присвоишь, то на свою голову. Нельзя реки поворачивать вспять, а луну превращать в скважину для добычи. Нельзя лезть в то, от чего ты временно разбогатеешь, а люди от алчности твоей будут страдать и гибнуть, потому что ты лишаешь их необходимого. Ну что, пойдем за иностранцем?
– Ваня, вопрос неуместен.
Иван спрятал патроны спецназовца в кустах багульника, связал парню руки и проверил ружье. Вера тоже повесила карабин на плечо.
– Оставь карабин, – с улыбкой сказал Иван. – Ты с ним как профессиональная снайперша. Или тебе это нравится?
– А я и так профессиональная и тоже снайперша, только бывшая, по отбору штучных клиентов.
– Скажи, как попасть в десятку, чтобы клиента до ушей обуть? – поинтересовался Иван.
– Во-первых, он должен любить символы.
– Какие?
– Разные. В зависимости от его бизнеса или профессиональных интересов.
– Например?
– Например, если он из телешоу или еще какого-то другого шоу, то у него, как правило, свои заморочки, свои сексуально-эстетические кумиры типа Аллы Богачевой или Маши Разбойниковой.
– Ну и что?
– Тогда надо знать их репертуар и петь не хуже их. Это возбуждает… Особенно фанатов попсы. Для них что слушать ее, что переспать с ее исполнителями – одно и то же. Хотя на практике они обожают и то и другое. Есть еще фанаты футбола. Это новое социальное явление, для них секс – это физкультура, порой самая примитивная, но физкультура. Любовь для них глупое развлечение, которого они боятся и плохо понимают, потому что оно требует много времени и переживаний и заложить его в личный бюджет нельзя.
– Бог с ними, Вера. Когда-нибудь они поймут, что к прекрасному, созданному Богом, нельзя прикасаться, тем более осуждать его, закладывать в бюджет, или щупать, или тащить в постель. Прекрасное достойно только внимания, доверия и самых добрых напутствий. Оно само разберется, с кем спать и какому богу молиться.
– Ты так считаешь?
– Иначе оно исчезнет. и, может быть, совсем.
– Почему? – допытывалась Вера.
– Его уничтожат… Смотри, красота какая! Солнце уходит за горизонт. Над лесом красный, до одури красивый, почти хрустальный закат. Ведь это настоящий шедевр природы. Как хорошо, что его создал не человек.
– Почему, Ваня?
– Потому что этот шедевр вечен, как сама жизнь. В отличие от наших людских шедевров, которые меняются, словно перчатки капризных дам. Этот шедевр не подвержен господству богатых и сильно переменчивым нравам политиков. В том-то и сила, и неизбывная красота этого шедевра, что он вечен. И завтра, несмотря ни на какие людские потрясения, кризисы, дефолты или революции, этот закат вновь очарует нас. Это здорово!
Майкл лежал, уткнувшись лицом в кочку, и тяжело дышал. Вера испытывала к нему странное чувство. С одной стороны, она понимала, что он, безусловно, имеет влияние или хотя бы знает тех людей, от которых может зависеть судьба Ивана. В этом она не сомневалась. Она по запаху чувствовала, какого «гиппопотама» им удалось вытащить из болота. Она даже догадывалась о его сексуальных отклонениях, потому что так сосать мизинец, которым она обычно царапала гениталии самых престижных бизнесменов, мог только мужчина, имеющий большую интимную практику, и не только с партнерами женского пола. С другой стороны, она прекрасно понимала, что этот «гиппопотам», может быть, не очень большого ума. Ибо только идиот может предложить с первых минут знакомства и абсолютно не зная человека, быть сообщником запланированного убийства.
– Ваня, он спит прямо на кочке. Не простудился бы. – тихо сказала Вера и, впервые дотронувшись до головы иностранца, вздрогнула. Голова Майкла была холодной, мокрой, как булыжник на заброшенном кладбище. Вера хотела надеть на нее бейсболку, которая лежала рядом, но, коснувшись головы другой рукой, вдруг почувствовала ее смертельный леденящий душу холод, а потом абсолютную пустоту, напоминающую пустоту консервной банки.
– Ваня, он мертвый, – с ужасом выдавила она и брезгливо отвернулась.
– Не может быть! Ты что, не видишь, как он дышит? – Иван взял руку Майкла, проверил пульс, но в этот момент Вера коснулась головы иностранца бейсбольной застежкой и вдруг услышала металлический щелчок.
– Ваня, – почти прошептала она. – Потрогай его лысину. По-моему, она…
Вера не договорила.
Майкл неожиданно открыл глаза и, увидев Ивана, судорожно замахал руками.
– Моя. я. хочу жить. Моя самый богатый этолог штата Аризона. Моя имеет много бакс и редкий ценный бумага. хочу жить.
– А мы тебя не убиваем! – удивился Иван. – Ты что так кричишь?! Как будто черти тебя за пятку укусили. А ну, поднимайся. Вера, что с ним?
– Потрогай его голову. Она холодная и гудит, как пустая канистра.
– Не надо трогать моя большой и очень ценный голова. Моя ее хозяин. – Майкл поднялся сам.
– А если мы тебя оставим здесь, то чья она будет, твоя голова? – вспылила Вера. – Ву компроне?
Когда они пошли обратно, Вера обратила внимание, что в поведении иностранца произошли перемены, которые сразу бросились в глаза.
То, что он сильно сдал, помотавшись несколько часов по труднопроходимым местам, это было понятно.
Но то, что теперь он стал постоянно дотрагиваться до своей лысины, которая блестела на солнце, было странным и подозрительным.
– Ваня, может, ему руки завязать? Убежит опять, – посоветовала она.
– Ему язык надо завязать и ширинку зашить, которая все время расстегнута.
– Ты слышишь, этолог? Иван с тобой шутить не собирается.
– Она права, Майкл. Если ты не покажешь, куда спрятал четверть с водой, придется тебя связать так же, как десантника. Подойди к нему поближе. Ты его знаешь?
– Да, да! Мастер дзюдо. Моя клуб его была. Горячий точка его работа.
– Вот как?! Значит, Верушка, наши болотины и черные дыры у них считаются горячими точками?!
– Наверное, Ваня, – согласилась Вера.
Вглядываясь в лицо Майкла, Иван пытался понять, откуда дует ветер и почему в спасательном вертолете оказался заморский этолог, так сразу вцепившийся в родниковую воду. «Если он коммерсант, – размышлял Иван, – а это сразу видно по его ювелирным зубам-трансплантатам, и в то же время этолог, тогда почему он не самостоятельно ищет родник, а липнет к вертолету правоохранительных органов? Может, его пригласили как независимого эксперта, чтобы на месте убедиться, что представляет собой Иван Петрович Кузнецов в естественных условиях. И если на основе компонентов поведения этолог решит, что Иван Петрович Кузнецов, сбежавший из зоны зэк, обладает феноменальной способностью заговаривать и увлекать людей на непристойные поступки и тем самым подрывать законы общества, то обратно вернуть его уже не в зону, а в другое, более закрытое учреждение».
– Майкл, что привело вас в эти места? Только честно, – оборвав свои размышления, строго спросил Иван. – Может, вы независимый наблюдатель за животными? Тогда зачем вам моя родниковая вода? Что вы молчите? Или вы хотите, чтобы мы оставили вас вместе с этим пацаном на съедение таежным шатунам?
– Ваня, успокойся. Я знаю, что ему нужно. Я тебе уже говорила… Повторить?
– Не надо.
– И все равно, как только солнце спрячется за лес, – вдруг строго сказала Вера, – Майкла на этом свете не должно быть.
– И, судя по всему, не будет, – уточнил Иван.
– Моя вас не понял, – оборвал Ивана Майкл. – Как это не будет?! – Он так оторопел, что стал не только неправильно произносить слова, но и заикаться. – Моя профессор. Моя международный наблюдатель.
– Что тебе надо на нашей земле? – опять строго, даже зло спросил Иван. – Говори как на духу., и не вздумай врать! Ты знаешь, что Россия переживает очередную беду?!
– Моя гарвардский школа был. много знает. Горбачев, Ельцин, Чубайс. моя диссертация писал.
– О чем?
– Русский душа от Распутина до Путина.
– Вечная тема. Только зря ты русской душой интересуешься. Она всегда была тайной даже для тех, кто любил ее, как мать родную, жизнь ради нее ломал. И какие же выводы следуют из твоей диссертации?
– Моя любит Россия. Но она – кошмар. Как по-русски сказать. слов нету. Глобальный кошмар, терпения на такой кошмар нету.
– А у меня нет терпения смотреть на твою наглую харю с огромной лысиной и думать о том, что бандиты бессмертны!
– Ваня!
– Верушка, у него не хватает слов, как у многих космополитов. Но они лезут, лезут к нам, как одуревшие крысы, почуяв запах только что подстреленного медведя. Ну что, лысый гений, скажи что-нибудь про Россию! Рожай! Умные люди всегда нужны. Особенно в России, где преступный бизнес, словно саранча, истребляет все живое, и в первую очередь – человеческий разум! – Иван поднял кулак с глубокими ссадинами и порезами, и Вера вдруг заметила, что кулак его дрожит и светится, как разгневанное солнце, охваченное бурями и потрясениями. Это был кулак, не вышколенный макиварами и силовыми упражнениями, а также различными бойцовскими приемами, – кулак, желавший отличиться и что-то отстоять или завоевать, используя определенные правила рыночной игры. (Таких силовых кулаков сейчас в России тьма. Они лезут, как ненасытные шакалы, во все дыры и щели России и особенно в любую вертикаль власти, имеющей капитал и покровительство тех людей, которые считают, что деньги – основа существования земной жизни.) Это был совсем другой кулак. С абсолютно другой кровью. С кровью совсем иного народа, который трудно теперь встретить на улицах мегаполисов, в сияющих от золота эксклюзивных помещениях и богатых офисах. Это был кулак, за которым стояла правда совсем других людей, совсем другого духа, отдавшего себя бескорыстному служению России и ее земле. Кулак с немеркнущими законами чести и долга, благодаря которым русская земля еще не погибла и живет неустрашимыми надеждами.
– Ваня! – попыталась остановить его Вера.
– Замолчи! – вдруг резко сказал Иван. – Самое страшное, гарвардский профессор, – немного сдержанней продолжил Иван, с трудом опустив кулак, – этому преступному рыночному разрушению не может противостоять никакая религия, никакие информационно-лозунговые внушения, никакие законы, потому что они тоже попали в «райские» сети денежных метастаз. Поэтому космос сам стал вмешиваться в преступную деятельность земных людей. И, может быть, он ускорит их досрочную необыкновенную гибель.
– Глобальный катастрова! Вот что такой русский земля! – неожиданно громко почти выкрикнул Майкл, видимо найдя подходящее слово.
– Молодец, лысый черт! – с улыбкой подхватил Иван. – Ты умный, как Сократ или как Ломоносов. Только Ломоносов не воровал из космического источника разума. Он сам был источником его. А ты вор! Хорошо упакованный и очень хитрый вор. Говори, куда спрятал четверть?!
Майкл молчал.
Он растерянно смотрел на Ивана уставшими воспаленными глазами, но в них сейчас, в отличие от глаз спецназовца, не было ни капли злобы, недоверия. Побродив по болоту и что-то вероятно переосмыслив, он другими глазами смотрел на Ивана и теперь следил за каждым его движением, особенно когда тот говорил о связи разума с космосом, размахивая своими длинными руками, словно крыльями подстреленный альбатрос.
Иван чувствовал пристальное внимание иностранца, но значения этому не придавал.
– Ну что, Майкл, – с досадой сказал он после долгого молчания. – Ты пока созревай, а мы спецназовцем займемся. Вера, завяжи нашему комараду руки, а то он еще чего-нибудь утащит…
И удивительно, иностранец сам протянул руки и попросил завязать их как можно туже. А когда она решила остановить кровотечение на голове спецназовца, он вдруг радостно заулыбался и, вытаращив умиленные арийские глаза, замотал головой:
– Сфагнум, Веро, сфагнум. это хороший лекарство. тайга.
– Ну вот, еще один лекарь проклюнулся! – улыбнулся Иван. – Он прав, Вера. Сфагнум – это торфяной мох. Он хороший антисептик, а жидкости он впитывает в четыре раза больше, чем вата. Надо нарвать его.
– Ваня, не уходи. Мне страшно оставаться одной с этими бандитами. Десантник может проснуться. А этолог, по-моему, «ку-ку».
– А кто за дровами пойдет?
– Костер уже разгорелся. Дров пока хватит. Давай я схожу за дровами.
– Но я хотел косача или рябчика подстрелить для супа.
– Я и косача и рябчика подстрелю, и дров могу нарубить, если надо.
– Конечно надо. Одни сухари да медвежье сало в горле комом встанут. Возьми компас на всякий случай. – Иван протянул компас, но, оглядев сумрачные перелески, взял невесту за руку и прижал ее крохотный замерзший кулачок к щеке. – Нет, Верушка, я тебя не отпущу. К вечеру так сыро, промозгло стало. Тем более сейчас весна, и каждая тварь пару себе ищет. Давай сначала спецназовца до ума доведем.
По всей видимости, картечина, попавшая десантнику в лобовую кость, повредила только наружную сторону. Иван привычно вытащил картечину походными пассатижами так легко, что десантник даже не вздрогнул.
Со второй картечиной пришлось повозиться. Пацан бредил во сне, все время шевелил ртом и просил пить.
– Надо успеть прочистить обе раны, пока наш трюкач не проснулся, – торопился Иван. – Потом с ним замучаешься. Как ты считаешь, Майкл? – неожиданно обратился он к иностранцу.
– Моя опричник твоя… Моя теперь знает, что Ивана Грозный мудрый покровитель солнца. Десант надо чистить, давать водка, багульника, а потом. пуля ему в голова.
– Да ты, я вижу, не только в Гарварде учился – пулями все вопросы решаешь, – удивился Иван. – А от простуды что посоветуешь? У парня горло красное, как у рака вареного, и, по-моему, не от картечи.
– Ветка калина варить надо и пить у костра весь день. А самый лучший лекарства десанту… пуля Майер двенадцатый калибр твоего ружья.
– Слышишь, Вера?! Это он связанный такой умный, а если руки ему развязать?! Держись, Россия!
– Развяжи! Развяжи, Ивана. – Майкл неожиданно расхохотался и застучал своей широкой ладонью по темной лысине. – Моя тоже мудрый, очень опытный ученый. Моя великий комбинатор-коммерсант, умный, как Ленин. Вся Россия, весь народ любит Майкл Сорез и ждет от него.
– Бабло?!
– Перемен! – Он опять постучал ладонью по лысой голове. – Моя голова – дом советов.
– Вот как?! – удивился, а потом усмехнулся Иван.
– Мне с тобой, Ивана Грозный, сердечно говорить надо!
– А мы сейчас что делаем?
– Говорим. Только моя видит большой опасность!
– Какая опасность? Моли Бога, что живой остался! Твоя опасность уже позади.
– Неправда, Ивана. Моя опасность и твоя совсем рядом.
Иван насторожился, глянул на отблески солнца, скользящие по низким тучам, и прислушался к тишине леса.
– Наш общий опасность лежит рядом, – вдруг мрачно, шепотом сказал иностранец и покосился на десантника.
– Спецназовец, что ли?
– Правильно твоя понял. Он очень страшный русский дзюдо. Его надо… Бах! Бах! И прямо сейчас, или как по-русски сказать – мочить сатира.
– Не сатира, а в сортире, – поправил его Иван. – Так нас учил один из русских политиков.
– Ну, да. мочить в сартира. Потом поздно будет.
– О чем он, Вера?! У меня голова загудела от его предложений.
– Он хочет, чтобы ты убил пацана. Прямо сейчас из своего охотничьего ружья, настаивает на этом, потом, говорит, поздно будет.
– Поздно будет! Поздно! – словно сорвавшись с цепи, заорал иностранец. – Сейчас надо! Великий Ивана Грозный всегда так поступал со своим пацан.
Иван ничего не ответил, еще раз внимательно оглядел иностранца и, помолчав, тихо спросил:
– Зачем тебе это надо, господин Майкл? Ведь он такое же творение космоса, как и ты.
– Моя это не надо, – опять словно взбесился Майкл. – Это надо твоя! Чтобы никто не знал родниковый вода, – снова еле слышно заговорил Майкл. – Десант надо убрать. Иначе он будет мочить твоя и моя, а потом моя отведет твоя туда.
– Куда туда?
– Туда, где четверть спрятан. с водой космического разума.
Вера смотрела на иностранца уставшими печальными глазами. Она уже догадывалась, что Майкл задумал очередную аферу.
– Мочить надо, – никак не унимался иностранец. – Развяжите руки, и моя сам убьет спецназ.
– А больше ты ничего не хочешь? – не выдержала Вера. – Ваня, он совсем спятил.
– По-моему, Верушка, он что-то хочет сказать, но боится.
– По-моему, он ничего не боится.
– Ты прав, Джоконда. Моя хочет жить и твоя хочет жить! А Ивана Грозный еще больше надо жить, потому что он эксклюзив, супер-гоминид планета Земля. Поэтому надо искать четверть родниковый вода, а потом идти к самому роднику и спрятать его от других ужасных гоминидов планета Земля. – Майкл неожиданно поднялся и, не обращая внимания на связанные руки, быстро пошел в ту сторону, где росло много можжевельника и молодых осин.
– Майкл, подожди! Я тебе руки развяжу! Стой! – пытался остановить его Иван.
– Ваня! Не оставляй меня! Ради бога, прошу, не оставляй! – сразу запричитала Вера. – Мне страшно одной.
– Вернись, Ивана Грозный. Моя скоро будет иметь с тобой беседа. Очень важный большой беседа! – не замедляя шага, отозвался Майкл и быстро скрылся за можжевельником.
– Куда же он, гарвардский баламут?! Ведь он весь в ожогах, а бегает, как лось! Надо, Верушка, хотя бы поужинать по-человечески. Спецназовец еще долго спать будет, а этот заморский «гений» никуда не денется. Пойдем, радость моя, хоть птичку для супа стрельнем. Если я не поужинаю до ущербной луны, – тоже упаду в обморок.
Иван взял ружье.
Вера машинально потянулась за карабином и была счастлива, что любимый ее рядом и, несмотря на жуткую усталость, согревает ее ласковым взглядом и порывисто дышит в ее светлую косу, как будто при первой встрече.
– Верушка, неужели мы с тобой самые счастливые и до слез неразлучные влюбленные… – зашептал он в ее обветренные губы.
– Да, Ваня.
– Дай Бог, чтобы эти чувства, которые я испытываю сейчас, всегда грели наши души.
– Дай Бог.
– Весна и солнце теперь наши самые надежные друзья.
– Конечно, Ваня.
– Пусть люди завидуют нам. Где свет солнца, там никогда не прекращается жизнь и любовь, солнце движет их по мудрой орбите.
– По какой орбите? – перебила его Вера.
– По орбите солнечного разума, которую создал космос. Мы должны облагораживать и доверяться ему, как люди с планет Одиссея, Ватара, как люди других галактик. Они собирают опыт со всех Вселенных и помогают жизни космоса. Ты видишь, какое вокруг цветение?
– Да, Ваня.
– Я уверен, что люди с других планет помогли космосу создать на Земле такую редкую природу. Может, даже семена завезли. Ты только посмотри, какая красота вокруг. Ведь это наша родная земля, которую веками лелеяли не только инопланетяне, но и наши деды, прадеды. Этот путь, по которому мы идем, торили не проходимцы, не бандиты, не бездушные люди, а люди, которым хотелось как можно бережней нежить и хранить тайны безлюдного заволочья.
– Это заволочье? – удивилась Вера.
– Да. Северное Заволочье. По этому пути ходили и Саватий, и Зосима – основатели Соловецкого монастыря, и мудрый Нил Сорский.
– Мне когда-то бабушка про них рассказывала.
– Весной здесь бескрайние глухариные тока и повсюду тетеревиные драки.
– Что это такое?
– Это драки лесных петухов. Они дерутся так, что пух летит до самого брусничного суземья. Тихо, Вера, не шевелись… – Иван вскинул ружье и припал к ветвистому ярко-зеленому можжевельнику. – Нынче косачи даже ночью не дают покоя друг другу. Слышишь, сучья трещат?
– Нет, не слышу.
– Почувствуй, откуда дует ветер, и прислушайся еще раз.
– Теперь слышу. Мне хочется увидеть хоть одного косача.
– Здесь их сотни. Но дерутся они, главным образом, рано утром, с первым появлением солнца. – Иван положил ружье на ветку старого можжевельника и осторожно раздвинул колючие кусты.
– Смотри, Вера. Вот они, сизокрылые голубчики. Больше десяти штук, а на самой вершине березы сидит тетерка.
Вера пригляделась и действительно увидела на фоне светло-синего неба черных, как уголь, птиц. Их было много, но все они сидели на одной березе и, сильно вытянув шеи, прислушивались к тишине.
– Сколько их тебе надо, моя королева? Разумеется, для одного ужина, – тихо спросил Иван.
– Не знаю, Ваня, мне жалко их.
– Сервелата у меня нет, доширака тоже. – Он улыбнулся, но на этот раз Вера не ответила на улыбку.
– Хватит двух штук. Тебе и мне… – так же тихо ответила она, так и не улыбнувшись.
– Мало! – возразил Иван. – А чем заморского гостя кормить будем? Да и десантник, по-моему, не только злой, но и голодный.
– Тогда четыре штуки.
Иван долго прицеливался и, когда раздался выстрел, сразу же спустил курок второго ствола. Последовал еще один выстрел, после которого не задетые дробью косачи взлетели, а тетерка продолжала наблюдать за подстреленными птицами.
– Любопытная дамочка, – подметил Иван. – У такой хороший приплод будет.
– Почему?
– Потому что ее даже подранки интересуют.
– Ваня, ведь ты тоже подранок, – неожиданно сказала Вера и задумалась.
Иван повесил ружье на можжевельник и с грустью посмотрел на выплывающую из-за леса луну. И Вера неожиданно заметила какую-то паническую, ни с чем не сравнимую тревогу в его глазах.
– Зачем ты говоришь об этом? – вдруг с болью сказал он. – Зачем теребишь мою душу? Я не подранок!
– А кто ты?
– Мое положение гораздо хуже и невыносимее любого подранка. – Иван перезарядил ружье другими патронами и, стукнув прикладом по стволу можжевельника, спугнул тетерку. – Я изгой, живой труп. Единственная моя отдушина – это родник, а теперь еще ты, моя весенняя ласточка. – Он грузно сел на лежавшую рядом валежину и, обхватив голову обеими руками, закрыл глаза. – Верушка, я не знаю, что происходит со мной… Обними меня, иначе я сейчас разревусь…
– Что с тобой, Ваня? – Вера отложила в сторону карабин и, присев рядом, обняла Ивана за шею тонкими и очень цепкими руками. Она сделала это с такой лаской, с такой необъяснимой нежностью, что он сразу открыл глаза и, ощутив ее прерывистое дыхание, крепко обнял невесту. Вера слышала, что он сразу зашептал какую-то языческую молитву, и глаза его постепенно становились влажными.
– Миленький мой, Ванечка, крепись, – шептала она прямо ему в губы. – Доберемся до капища, сделаю тебе тибетский массаж, успокою твое сердце.
– Верушка, в моей душе живет невыносимая боль.
– Какая, Ваня?
– Я устал находиться среди людей, напоминающих мне отвратительных безмозглых животных, живущих одними деньгами и физическими ощущениями. Я ушел от них в эти дремучие леса, но даже здесь от них нет покоя. Они лезут в мою душу, к моему космическому богатству, к моей вечности. – Он смахнул с лица слезы и, обнажив ее грудь, уткнулся в нее воспаленными губами. – Им богатство солнце не подарило, потому что они бездушные разрушители. Они еще до новой эры начали создавать демократию. Демосфен, Софокл, Еврипид, Пифагор! Где она?! Наверно, это была всего лишь мечта. Демократии никакой не было и никогда не будет. Тем более сейчас, в цифровой компьютерный век, где все, даже переживания и наличие адреналина в крови, измеряется цифрами. Где та цифра, которой можно измерить демократию?! Неужели она измеряется только «баблом»? Жулье губит планету. Оно умудряется русского православного человека учить при помощи якобы демократического искусства воровству и убийству. Люди с определенными взглядами создали веру, которая целиком опирается на волю Божию. Таким образом, они сняли с себя ответственность за все происходящее. В результате они оторвались от матушки-Земли, Солнца, человеческого разума. Они надеются, что Бог все простит.
– Конечно, простит. Он должен простить, – перебила его Вера.
– Это заблуждение. Он простит только тех, кто помогает расцвету фауны и флоры! Кто создает условия для незыблемых земных законов. – Он поднялся с валежины и, подойдя к ружью, повесил его на плечо. – У многих людей теперь нет души.
– Почему?
– Космическая орбита человеческих душ не успевает обеспечить душами быструю рождаемость людей. Ты знаешь, что каждый ушедший из жизни человеческий дух проходит длительную обработку в космосе?
– Ты что-то говорил спецназовцу, но я не врубилась.
– Иногда обработка длится не одну тысячу и даже миллионы лет.
– Ничего себе!
– Слишком гнилые и мерзкие души все чаще и чаще попадают на орбиту космоса. Иногда с такими приобретенными на Земле комплексами, скажем, комплекс клептомании в больших размерах, космическая плазма начинает нагреваться до температуры солнца, и тут происходят сильные магнитные колебания, а потом смещение полета небесных тел. От этого там, на орбите человеческих душ, тоже становится тесно, как в московской коммуналке в тридцатые годы.
– Это ужасно. Неужто человеческому духу тесно даже в космосе?
– Может быть поэтому и душ на Земле не хватает. А люди не понимают этого и плодятся кто как может. Они думают, что их потенция, их сладкая страсть создает человека, поэтому прославляют секс и физическую силу плотского влечения, забыв о том, что человек – не животное и поддерживает жизнь на Земле вовсе не секс и не плотский снобизм, а душа, наделенная плазмой космоса, пропитанная состраданием и любовью к Земле, к людям. – Иван взял ружье в руки и вдруг с жалостью посмотрел на Веру. – Современная цивилизация разрушила разум людей, – твердо сказал он. – Интимная страсть стала у них физическим развлечением, уничтожившим ни с чем не сравнимое движение человеческих чувств. Они лишили себя ответственности перед Вселенной, космической первоначальной сути, создающей духовную жизнь людей.
– Это уж точно, – затаив дыхание согласилась Вера. – Видно поэтому, когда продвинутый «жук» разглядывает мое смазливое личико и хочет заполучить его, то молчанию его нет предела. Он никогда не скажет, что я ему нравлюсь. Он словом не обмолвится о моих глазах, которые я довожу до художественного совершенства. Он ничего не скажет о моих всегда красивых губах, хотя я трачу на них самый дорогой силикон. Он боится, что, делая мне комплименты, придется платить еще дороже, и тупо смотрит на мои загорелые ноги. Он даже не хочет знать, что я не только штучная женщина, но и человек, который пытается найти себя в этой ошалевшей действительности. Его страсть бездушна и мерзопакостна, как исповедь пьяного мужика или академика, который утверждает, что на Земле нет духовной жизни!
– Она есть, Верушка, есть! – вдруг подхватил Иван. – Многие люди не понимают этого, или, может быть, не хотят понять, потому что это им невыгодно! Им трудно представить, что над их властью, над их господством, над их черным по белому написанными законами есть еще власть и господство еще более разумное и активное, так же как и законы, дающие энергию жизни. Не мудрая книга великих святых под названием «Новый Завет», которая очень очеловечена и удобна для утверждения любого православного государства, а что-то совсем другое, идущее из обители космического пространства, регулирующего жизнь на Земле. Поэтому для них я живой труп, и мое пребывание здесь, да и на всей Земле, их раздражает. И особенно тех, кто разрушает Землю, используя ее в качестве сундука с деньгами.
– Ваня, прости… Назвав тебя подранком, я не хотела тебя обидеть, – неожиданно оборвала его Вера, извиняясь за неудачное сравнение.
– Ничего, Верушка, ничего. Я все стерплю, все… Поможет мне Солнце. А сейчас я очень хочу есть. – Иван раздвинул кусты можжевельника и, подойдя к подстреленным косачам, которые уже перестали порхаться и притихли, посмотрел на небо. Звезды загорались и таяли над почерневшим от сумерек лесом. Неподстреленные косачи взлетели высоко над соснами, и в густом, ароматном до одури воздухе повисла какая-то душераздирающая таинственная тишина, похожая на тишину лунного затмения, когда все наблюдают и задумчиво молчат, понимая, что космос показывает свою неуправляемую силу, независимую от людей.
– По всем приметам природа опять готовит беду, – тихо сказал Иван. – И виной этих потрясений все тот же человек. Ты посмотри на ржавые, словно выгоревшие кусты морошки! Это натворили кислотные, а может быть, и радиационные осадки. Сейчас еще плохо видно, а завтра ты поймешь, сколько гадости делает человек. Он забыл, что в первую очередь надо привести в порядок озоновый слой и только потом брать от Земли то, что она дает. Нельзя вытряхивать из нее душу.
– Значит, у нашей земной природы, так же как и у солнца, тоже есть душа?
– Конечно есть! И доверяет она, по всей видимости, больше солнцу, чем человеку. Потому что разум человека порой как мыльный пузырь – сегодня он летит неизвестно куда, обещая нам космические перемены, а завтра лопается, оставляя после себя какую-нибудь дрянь.
Иван собирал подстреленных косачей за клюв, потряхивая тушку каждого и определяя тем самым возраст птицы.
– Самому старшему семь лет, – строго сказал он. – Здесь они живут дольше, чем в других местах, потому что море ягод, почек, цветов.
– Как ты определяешь их возраст? – поинтересовалась Вера.
– У старой птицы клюв плотный. Он хорошо держит тушку, когда птицу возьмешь за клюв, даже не трещит внутри. А у молодой потрескивает и ломается – со знанием дела пояснил Иван. – Пойдем ужинать. Меня уже качает от голода.
– Меня тоже.
Хотя отец Веры был охотником и не раз водил ее в лес еще пацанкой, но такой вкусный суп из боровой дичи она ела впервые. От мяса шел запах, похожий на запах земляники, а бульон напоминал дурманное дыхание сосны в пору цветения.
– Самого крупного косача оставим спецназовцу. Парню надо поскорей поправляться, впереди у него…
– Что у него впереди? – перебила его Вера.
– Не знаю, – тяжело вздохнул Иван, опуская ржаные сухари в алюминиевую кружку с бульоном. – Что с ним будет дальше?.. Не знаю. Может, появится еще один вертолет. Не знаю. Но в брусничное суземье я его не возьму..
– Почему?
– Он не созрел для солнечной неоскверненной обители, в которую я веду тебя, мое маленькое счастье.
– Ваня, повтори эти слова еще раз.
– Ты мое маленькое счастье, которое очень трудно поменять на большое.
– А большое счастье кто?
– Большое счастье это мое солнце, которое подарило мне родник вечности и общение с духами людей всех Вселенных. Среди них есть такие, о которых я мечтал только в детстве, когда учился в школе. От их идей у меня и сейчас мурашки по коже. Особенно от рассуждений греческих философов.
– Интересно, от каких?
– Однажды у родника я услышал голос Платона.
– Кого?
– Платона, древнегреческого философа.
– Боже мой!
– Я был счастлив.
– Чему?
– Он поделился со мной своими сокровенными мыслями.
– Какими?
– О том, что познание окружающего нас мира – это просто воспоминания души об идеях, которые она уже знала до соединения со своим телом.
– Ну и что?
– Ничего. Но благодаря мыслям Платона я стал доверяться своей интуиции, которая мне подсказывает, как жить и в какую сторону идти дальше.
– Я не общалась с Платоном, но поступаю так же.
– Потому что в душе твоей уже заложено такое желание.
– Может быть.
– Верушка! В нас заложено столько… Уму непостижимо! Разве я когда-то думал, что откажусь от карьеры менеджера и займусь звездами. Разве я предполагал, что солнце поставит передо мной такую сверхзадачу, которая будет преследовать меня днем и ночью.
– Какую сверхзадачу?
– Почти мистическую, но очень нужную, необходимую…
– Какую, Ваня?
– Как разрушить частный эгоизм людей и соединить их дух в общие идеалы всего человечества.
– Ваня, это фантастика.
– Но я увлечен этой идеей бескорыстно, преданно. Я готов многим пожертвовать ради выполнения этой задачи, вплоть до нищеты и потери всяческих благ. А ведь магазин, куда меня зовет депутатка, имеет большой оборот и выход на европейский рынок. Деньги там растут, как грибы в брусничном суземье. Она и сейчас шлет мне письма, надеясь, что я живой.
– Как так? – удивилась Вера. – Она посадила тебя в тюрьму, а потом пишет письма?!
– Ей нужны мои мысли, моя харизма. Судя по письмам, после того, как она оставила депутатство и занялась бизнесом, дела у нее обстоят неважно. Ненависть к людям и мудрость взаимоисключают друг друга. Она и в зону мне писала, советуясь по некоторым интимным вопросам, когда вышла замуж за крутого бизнесмена.
– И куда она сейчас пишет?
– На почту, до востребования, по месту прописки моей покойной матушки. Ей кто-то сообщил, что я жив-здоров. Вот она и пишет по одному письму в два месяца.
– Ты что, на почту ходишь?
– Нет, на почте я уже не был около десяти лет. Твоя матушка приносит письма.
– Моя мама?! – удивилась Вера.
– Да. Твоя Марья Лиственница.
– И куда она приносит их?
– На кладбище. Я их читаю и отдаю обратно. Ее родная сестра работает на почте. Я не отвечаю на письма, но бывшая депутатка все равно пишет. По-моему, ей что-то надо от меня.
– Ты ей рассказывал про свой родник?
– Постой… постой… Рассказывал… – Иван задумался. – Какая ты умница, что спросила об этом. Теперь я понял, почему она не перестает писать. До встречи с ней я познакомился с «Айвазовским», и мы поехали с ним на Север, к моей бабушке. Очень старой, но очень мудрой женщине, которая с детских лет жалела и любила меня. Она была единственным в нашей деревне ангелом, знавшим путь до брусничного суземья. И вот. Я сказал ей: «Бабушка моя родная, сосенка скрипучая, я пропадаю. Не подскажешь, как дальше жить, помру».
– Отчего? – с нежностью спросила она и усмехнулась. – У тебя, – говорит, – руки, как у мастерового кузнеца, да и личико шире хари любого олигарха, а ты помирать хочешь. Что случилось?
– Влюбился, – отвечаю, – а эта девушка не любит меня. Только жалеет да хвост мне крутит совсем в другую сторону.
– Какой хвост? – спрашивает она.
– Не скажу, бабушка.
А она мне:
– Я все знаю и так, потому как хвостов этих я перевидала за свою жизнь больше, чем весенних одуванчиков. Запах у них один, а устойчивость разная. Но я постараюсь тебе помочь, мальчик мой. Какой, – говорит, – сегодня день?
– Помню, четверг был.
Она в окно глянула и шепчет мне:
– Вот что, родной мой внучек, у тебя вся жизнь впереди, и я, старая карга, волнуюсь за тебя. Есть на нашей земле одно местечко – брусничным суземьем зовется. Там находится главная диспетчерская всех земных душ. Запрягай нашу ездовую кобылу и поезжай туда. Кобылка сама дорогу найдет. Только скажи ей: «Ступай, кобылка, туда, где морошки море, а духи не знают горя». Остановится, опять повтори: «Ступай туда, где морошки море, а духи не знают горя». Там у огромной лиственницы вода из-под земли хлещет, а рядом река с красной рыбой булькает. Воду эту не пей. Ею никогда не напьешься.
– Почему? – удивился я.
– Потому что она небесного происхождения. В ней духи живут, разумные духи. Со всех вселенных и других планет, таких же, как наша. А тебе, мальчик мой, нужен тот, который в женщинах разбирается и по-русски говорить умеет. Ты его слезами подмани. Поплачь над родником, чтобы твои слезы прямо в воду падали, а потом, когда солнце покажется в воде, расскажи ему про свою безответную любовь. Все расскажи, подробно, все как есть, и не вздумай преувеличивать или врать, а потом жди.
– Чего ждать? – не понял я.
– Совета небесного… Жди, пока шепот духа не забродит в воде, да слова не зашумят, словно листья осины. Может, не один день придется ждать до полной луны. А после полной луны, если дух не забродит, опять заплачь и повтори исповедь.
– Мы с «Айвазовским» сначала обалдели от такого предложения, а потом, поразмыслив, запрягли лошадь – и в путь.
– И ты обо всем этом рассказал депутатке?
– Рассказал. Не удержался. Вскружила она мне голову, и я «поплыл». Даже о том рассказал, какой дух самым первым откликнулся на мою исповедь.
– Какой? – взволнованно поинтересовалась Вера, все время поглядывая на спецназовца, который ворочался во сне и что-то бормотал.
– Самым первым был дух моей покойной матушки.
– А потом?
– Потом откликнулись такие личности, что я чуть в воду не свалился.
– Что за личности такие? – удивилась Вера, с трудом представляя голоса человеческих душ, доносящиеся неизвестно откуда.
– Личности самых разных ипостасей. Тебе это интересно?
– Очень.
– Тогда ешь тушку спецназовского косача – я ему еще подстрелю, и слушай внимательно. Этого я депутатке не рассказывал, потому что она знала этих людей и могла разболтать.
– Каких людей, Ваня?
– С духами которых я разговаривал.
– Подожди. Как я поняла, в космосе находятся души только умерших людей?
– Конечно… Которые имеют статус разумного человека. С животными мозгами там никого нет. Даже очень богатых людей нет, потому что в обители космической таких понятий, как «взятка» или «окучить клиента», «арестовать», «лишить пособий», «убить», не существует.
– Я не о том, Ваня. Разъясни мне, как она, твоя депутатка, может знать людей и общаться с ними, если они уже покойники и души их в космосе?
– Их нет, Вера, этих людей нет! – неожиданно громко возразил Иван. – Тела тех духов, с которыми я разговаривал у родника вечности, дали дуба, и на земле их уже нет! Я тоже сначала удивился, задав тот же самый вопрос Меченому. Надеюсь, ты знаешь кто это?
– Конечно, знаю. Халявщик с мозгами демагога. Виртуальный чиновник. Несколько лет назад он приставал ко мне и все время подсовывал какие-то бумажки под названием «ваучеры», а потом клялся, что увезет меня на Гавайи. И что его дух нашептал тебе?
– Он сказал, что отошел от тела несколько лет назад – сразу же после перераспределения собственности новой властью.
– Значит, он давно ушел от земной жизни, а его продолжают показывать по телевизору.
– Ну да. Ушел сразу после разделения Союза и общества на лохматые куски. А вместо него – сельсовет, который теперь называется фондом, и возглавляет этот фонд его двойник – тоже меченый. И таких двойников сейчас в России больше, чем настоящих людей.
– Ты серьезно? – с удивлением спросила Вера и перекрестилась.
– Верушка, иначе и быть не может. Духу человека надо доверяться больше, чем разуму, потому что он более стойкий. Сильный духом попадает не только в космическую обитель, но и на земле его долго помнят. Сильный духом человек – это всегда талантливая, дающая людям новые открытия личность. Разум оставляет нас при первом ощутимом потрясении, а дух долго борется за оболочку и каждую часть тела, в том числе и за мозги.
– Значит, двойников сейчас в России больше, чем настоящих людей? Уму непостижимо!
У Веры разыгрывался аппетит от диковинных косачей, и запах смолы от костра грел душу.
– Куда же они делись, настоящие земляне, влюбленные в свою планету, в ее людей, природу? – удивлялась она.
– Наверно, все та же борьба за власть угробила их и, конечно, деньги. Теперь они изо всех сил стараются выжить, а за счет чего, я не знаю. Для высшего космического разума деньги – катастрофа, и потом, разрушителей земной природы деньги не спасут. Их может спасти только смерть и выход их мерзкого монадо на орбиту человеческих душ. Только космос может исправить их духовную суть. И только на электронном уровне. Встреча с духом Меченого сильно потрясла меня. Но еще больше с духом Беспалого…
– А это кто такой?
– Еще один экземпляр – доморощенный номенклатурный политик с лицом умалишенного камикадзе. Знаешь такого?
– Кто его не знает? Он такой же демагог, как и Меченый, только наглости больше, но тоже из нашего сельсовета, и такой же дурак. Он даже Белый дом спалить ухитрился, который был самым красивым в нашем селе. А сколько скота пало! Сколько скотных дворов он угробил своими новациями, распутством! А ведь он, как мне известно, даже Пушкина не читал. А если и читал, то ничего не понял. Но к власти рвался.
– Как конь на кобылу..
– И получил ее.
– Бедные, бедные русские люди, – с глубоким вздохом вдруг почти прошептал Иван. – Сколько шизофрении, сколько политического мракобесия, сколько вандализма пережили мы за годы его клоунады. Все перевернулось вверх дном: преступники стали свободными, а честные бескорыстные люди оказались в рабстве у болтунов и верхоглядов. Это не мои слова, Вера. Так мне сказал дух Эммануила Канта, который не желал опускаться в родник вечности лишь только потому, что он находится на территории России.
– Но ты уговорил его?
– С большим трудом. Такой мудрый дух нужен не только нам с тобой, но и всей Земле. Вот бы узнать, в какую оболочку вселится его душа после космической обработки?
– Ваня, ты меня заинтриговал полетом космических душ. Расскажи подробнее, что это такое.
– Я только могу догадываться, но я уверен, что души наши, попав в магнитосферу (после смерти, конечно), встречаются с ветрами солнца и под их воздействием попадают в обитель человеческих душ. Не все конечно. Некоторые, так же как и души животных, теснятся в пределах атмосферы и выхода в космос не имеют. – Иван опять посмотрел на выплывающую из-за леса луну, потом на спящего спецназовца. – В космосе каждая душа подвергается большим изменениям.
– Каким?
– Я уже говорил. На электронном уровне. Только потом она возвращается на Землю. Космос как бы подпитывает ее для новой жизни, лечит и выправляет анамнез человеческой души, ее возможных болезней.
– Зачем это ему, Ваня?
– Как зачем? Человек – творение космоса! Его дитя! Его мыслящая энергия, возможности которой могут сравниться в будущем только с возможностями самого космоса! Посмотри на Луну. Мы видим, что она вращается вокруг Земли, словно оберегая ее покой, – оазис ее мыслительно-чувствительной энергии. Я не знаю, кто это сделал. Может, дух человеческий, подпитанный звездным разумом, может, Солнце или энергия других галактик, но в обозримом пространстве появилась такая сила, которая может обеспечить вечную жизнь Вселенных! Более того, дать им ту чувствительную гармонию, которая есть на Земле.
– Что за сила такая?
– Силе этой, так же как и роднику вечности, нет цены. Это наша ни с чем несравнимая энергия любви.
– Клево и прикольно…
– Только эта жемчужина может соединиться с космическим пространством и дать ему более насыщенную и, может быть, счастливую судьбу.
Иван говорил эти сокровенные слова и вглядывался в глаза Веры с такой любовью, с таким глубоким проникновением, что она вдруг почувствовала в них ту ненасытную жажду жизни, которую она черпала чаще всего из стихов и романов русских классиков, которые она читала в перерывах сначала в театральной академии, а потом в «элитном» доме, между сеансами с богатой клиентурой, от которой иногда хотелось лезть на стенку. На небе уже стали загораться звезды, и огонь костра словно притягивал их свечение к взволнованным словам и к блеску воспаленных глаз таежного философа. Ароматный суп Иван ел маленькой деревянной ложкой, сделанной из ветки изогнутого можжевельника, и после каждого глотка добродушно улыбался. Пережевывая боровую птицу и вглядываясь в глаза невесты, он в то же время ухитрялся оглянуться на звезды, словно благодаря их за вкусную добычу и теплый весенний вечер.
– Если б не было Луны, нас бы тоже не было. – тихо сказал он, когда Вера неожиданно коснулась его обветренных потрескавшихся губ своими воспаленными губами. – Луна, как и мы с тобой, радуется жизни на Земле, и особенно людям, которые умеют любить окружающий мир и неистовое обилие чувств, порождающих оболочку для новых людей. Поэтому она, как мать, пасет духов, покидающих Землю. Без Луны нас бы не было.
– Почему? – задумчиво спросила Вера.
– Луна сдерживает земных духов своим устойчивым полем и не пускает их дальше в космос, откуда они могут не вернуться. Она, как пчелка нектар, скапливает духов, летящих от Земли в космос, и, обработав их, возвращает обратно на Землю.
– Скажи мне, Ваня, – неожиданно спросила Вера, – а знают ли духи, в чью оболочку они влетят потом, после смерти человека, в котором они жили?
– Наверно, нет… После космической обработки на Земле их ждет родник вечности, а духов, по всей видимости, распределяет прежде всего Солнце. Энергия его ветра. Как это происходит, я не знаю. Меня этот вопрос тоже интересует. – Иван внимательно оглядел небо, на котором стали появляться все новые и новые звезды, и, положив в костер две сухих кокоры, достал сигареты. – Какая несправедливая мерзость получится, если мой дух окажется в оболочке новорожденного сына какого-нибудь кровавого политика или олигарха, потерявшего от власти разум и стыд. Или в оболочке бомжа, пропившего свою печень и почки. Кошмар! – Он закурил и, взяв в руки Верину косу, стал медленно и осторожно расплетать. – А если мой дух окажется в утробе женщины, которую продали в рабство и превратили в станок для выделения семени у неполноценных мужей?! Я этого не переживу.
– Ваня, зачем ты расплетаешь мою косу? – вкрадчиво спросила Вера, чувствуя, как дрожат его руки при соприкосновении с ее телом. – Ты хочешь меня?
– Я тебя всегда хочу. Но сейчас я бы хотел вплести в твои косы тюльпаны, розы незабудки, лилии. Сегодня, к сожалению, я смогу только листья морошки и багульника.
– Зачем?
– Чтобы твой сон был глубоким, бездонным, как это небо.
– Я не хочу спать.
– Почему?
– Потому что в моей душе страх.
– Отчего?
– Я боюсь спецназовца, Майкла, света звезд, Луны и даже теней, которые падают от высоких сосен и елей. Пойми, Ваня, я грешная женщина. После раскаяния чувство страха не покидает меня.
– Но я рядом с тобой.
– Рядом-то рядом. Но. Милый мой, обними меня, мне плохо. – тихо сказала Вера и вдруг расплакалась.
– Что случилось?! Ты устала. Хочешь, я налью тебе самогона?
– Нет, нет… Потом, спасибо. Я поела очень вкусного супа. Голова больше не кружится, но мне почему-то очень, очень плохо. Знаешь что, Ваня, после встречи с солнцем я прокручивала в мыслях свою распутную жизнь, построенную на деньгах и обмане, и мне стало жутко. Деньги развратили меня, озлобили. Сделали бесчувственной женщиной, только внешне похожей на человека. Ты понимаешь, что это такое?
– Догадываюсь.
– Это когда ты касаешься моей накаченной груди, а я абсолютно не ощущаю твоего прикосновения. Я словно игровой автомат: пока не определюсь, сколько в него вложили денег, мизинцем не пошевелю, слова ласкового из меня не выдавишь. И душа ледяная, и грудь, и в сердце камень. Ведь это чудовищно! Раньше я не была такой, и на любой прикол или улыбку реагировала сразу, от всей души. Ты понимаешь меня?
– Мне трудно понять, потому что деньги для меня не панацея. Да у меня их никогда и не было.
– Обними меня, Ваня. Ты спасение мое. Иди ко мне.
– Не торопись Вера. Впереди у нас вечность. Я уверен в этом. Мой родник подскажет нам, как это сделать. – Иван бросил сигарету в костер и, достав из-за голенища охотничий нож, отрезал от своей солнечной рубашки полоску материи. – Пусть эта лента, так же как и безрукавка, поможет тебе наладить связь с космосом. Сейчас это просто необходимо, потому что со стороны солнца идет самая настоящая месть.
– За что?
– За все, что натворил человек.
Тихо было вокруг, безветренно. Только костер изредка потрескивал догорающими углями да в глубине леса лениво стучал сонный дятел. Вера слышала, как бьется сердце Ивана, когда он выпрямлял пряди ее свалявшихся волос, вплетая в них золотистую ленту. Она видела его блаженное и ласковое от счастья лицо, и душа ее начинала забывать страх и тянуться к свету, к мудрости его воспаленных и очень добрых глаз, похожих на глаза актера Василия Шукшина, которого она любила с детства. «Где он был раньше, этот нежный до боли, ласковый философ? Рассудительный до мистики, до слез, до радости, восхищения… – размышляла она. – Рядом с ним жизнь становится совсем другой. Какой-то неразгаданной, зовущей к доброте. И ради Христа, пусть эта тайна живет не только в его сердце, но и в моем. Может, она изменит меня и мою расхристанную жизнь. Может быть, я больше никогда не вернусь в „элитный“ дом, к людям, обратившим меня в сексуальное рабство».
– Обними меня, Ваня, – опять тихо, почти шепотом сказала она. И на этот раз он не удержался и обнял ее своими таежными ручищами, похожими на крылья потревоженного токующего глухаря.
Несказанное, синее, нежное.
Тих мой край после бурь, после гроз.
И душа моя – поле безбрежное,
Дышит золотом меда и роз.
– неожиданно продекламировал он прямо ей в губы, и руки его еще больше задрожали от ощущения ее гибкого тела, от какой-то удивительной неги ее взволнованных заплаканных глаз и близости совсем еще школьной подростковой косы, в которую он с такой любовью вплел солнечную ленту.
– Ты вечность моя, так же как и солнце, и луна, и звезды. – тихо сказал он и, еще крепче обняв Веру, тоже вдруг прослезился. – Верушка, ты должна очистить свою душу здесь, на земле, и, по-моему, место, куда мы идем с тобой, самое благоприятное для твоего очищения. Очиститься тебе просто необходимо. Иначе чувство страха начнет расти. И если с тобой что-нибудь случится, то ты попадешь обратно на землю только через миллионы лет и совсем к другим людям. Возможно, эти люди будут намного опаснее и страшнее тех людей, с которыми тебе пришлось встретиться в этой жизни. Поэтому, радость моя, наслаждайся тем, что дал нам Создатель сию минуту. Это я понял еще в тюрьме, в специзоляторе, когда в мою камеру подселили умалишенных и очень богатых людей, у которых вместо сердца были вшиты электронные заменители. Тогда я понял, что такое свобода и улыбка человека, протягивающего тебе надежную дружескую руку, а не руку сумасшедшего, в путаных словах которого всегда присутствуют разукрашенная ложь и беда. Я и взаимность людей стал понимать только в тюрьме, и совесть их, и честь, и сострадание, а главное – красоту природы, которая в зоне отсутствует.
Вера слушала Ивана и была потрясена тем, что обо всем этом ей говорит не какой-то психолог, продвинутый или просвещенный профессор астрономии, а изнуренный российскими тюрьмами зэк с большим стажем, по невероятной иронии судьбы ставший изгоем на той земле, где родился, вырос, и которую любит искренне, самозабвенно.
– Ваня, где ты был раньше? – вдруг тихо спросила Вера и опять заплакала. – Если б я встретилась с тобой до «элитного» дома, все было бы иначе. Ведь я хоть и похожа на пацанку, но уже зрелая, опытная женщина, и плачу от того, что для любви в моем сердце осталось совсем мало места.
– Мне много не надо, Верушка. Главное, чтобы ты чувствовала меня или хотя бы какую-нибудь часть моего тела и знала, что я тебя никогда не кину. И солнце тебя не должно кинуть… и мой друг «Айвазовский», и люди с планеты Одиссея.
– И моя тебя не кинет! – неожиданно оборвал таежную тишину голос Майкла. – Ты Джоконда Ивана Грозный, а моя ваш опричник.
Сорез появился со стороны леса, откуда доносился стук дятла и весенние напевы пролетных птиц.
– Моя несет родниковый вода и много информация, – радостно сообщил он.
– Информацию потом дашь, сначала иди поешь. – Иван помыл свою миску, протер мхом и положил в нее вареного косача. – Ешь, мужик, и не имей зла на Россию. Тем более что Россия – это такая территория, где что ни село или деревня, то новое государство. О городе и говорить не приходится. В каждом городе свои звезды, свои галактики.
– Моя полюбила Россия, когда узнала, что в ней живет Ивана Грозный.
– Час назад ты ругал ее за топкое болото и называл кошмаром.
– Не трогай его, Вера. Ты видишь, он еле на ногах стоит. Садись, Майкл, у костра и ешь досыта.
– Моя сильно проголодалась. Каждая рука болит от веревка Ивана Грозный.
– Не воруй в следующий раз… Ешь, ешь, не стесняйся. Съешь петуха, сразу настроение поднимется. Потом расскажешь, какая у тебя информация. – Иван положил свою порцию иностранцу и, вглядываясь в лицо Майкла, вдруг обнаружил на его правом виске гайку, она была такого же цвета, как и лицо этолога. Но кожа на лице обветрилась и покрылась красными царапинами, а на виске вместо царапины возникла откуда-то взявшаяся бежевая краска и половина алюминиевого болта. Иван сделал вид, что не заметил, но сердце его сжалось. Он сразу пересел на другую сторону костра и достал сигарету. Теперь он понял, почему Майкл не давал дотронуться до его головы. На левом виске этолога болта не было видно, но камуфляжная краска под цвет его кожи тоже потрескалась, и нетрудно было догадаться, что верхняя часть головы заморского гостя была искусственной.
«Если там вмонтирована электроника, – подумал Иван, – то все мои разговоры о роднике, солнце и орбите человеческих душ наверняка записаны и, может быть, направлены куда следует». Иван подбросил в костер побольше сушняка и, когда огонь осветил иностранца, еще раз вгляделся в его лицо. Он заметил, что оно сильно изменилось, и в нем появилась какая-то заискивающая одухотворенность. Не то что снисходительность арийского интеллектуального монстра, а какая-то рабская суетливость. Одним словом, высокомерие растаяло, словно лед, превратившись в теплое жидкое желе улыбающегося льстеца.
– Ешь, Майкл, ешь. Россия многих прокормит, кроме себя самой, – подготавливал он к разговору этолога.
– Как это так? – не понял Майкл.
– Потому что мозги ее совсем в другом месте.
– Моя опять не понял!
– Потом поймешь.
Когда Майкл съел вареного косача и добавку, у костра возникло молчание. Иностранец не знал, с чего начать. Он испуганно таращил воспаленные заискивающие глаза, косился по сторонам и, чувствуя настороженный взгляд Ивана, все время посматривал на спецназовца. Десантник словно мешал ему. Только поняв, что он и в самом деле спит, Майкл расплылся в широкой улыбке и заговорил почти шепотом:
– Моя большой ученый и очень порядочный человек. Моя совсем не думает, что русский гоминид похож на свинью. Это они думают, – он ткнул пальцем на десантника. – Они думают, что Ивана Грозный – преступник, бежавший от наказания! Глупо так думать. Ивана Грозный – друг космоса. Друг совсем других миров… Иначе понимает прогресс… цивилизация… – Майкл помолчал и опять пугливо посмотрел на спящего десантника. – Убей пацана. У него в зубах скрыт радиостанция. Каждая твоя слово уже там, где все куплено и продано. Не убьешь десант, новый десант жди.
Иван молчал. Он изучал лицо иностранца как живое современное пугало среди топких лыв и непроходимых зарослей тайги. Он понимал, что в лысине Майкла может быть вмонтирована не одна радиостанция, а целая система «Глонасс», готовая вытянуть из России все до последнего литра нефти или до последней капли крови русского национального духа. Но сейчас Иван смотрел на луну, на вспыхивающие над головой яркие звезды, на горячие искры таежного костра и ему не было страшно. Он был уверен, что весь окружающий его многомерный и еще абсолютно непознанный мир сопереживает и помогает ему.
– Ты, Майкл, тоже жалкий завоеватель того, что никогда тебе не принадлежало и не будет принадлежать, – вдруг строго, но с какой-то дружеской нотой в голосе сказал Иван. – Потому что ты раб денег и, кроме того, яростный пожиратель дармовых природных запасов, из которых ты и твои друзья выкачиваете все! И не во имя земных благ и людей планеты, а ради своего личного обогащения. Ради своей алчности и болезненного стремления к превосходству над людьми, которые намного талантливее и честнее вас. Но пойми, виртуал, простую истину, что ни луну, ни солнце, ни звезды вы никогда не сможете купить, а тем более завоевать.
– Почему? – неожиданно перебил Майкл. – Моя проект покупку недр космоса одобряет.
– Может и одобряет, но космос принадлежит не разуму людей, а совсем другому разуму, который пока не имеет таких мерзопакостных извилин, как у вас. Такого почти сумасшедшего желания личного превосходства над всем существующим!
– Моя этого не понимает…
– От вас, гарвардский этолог, прет ворванью высокомерия и нескрываемым господским амбре! По количеству этой гадости вам мог бы позавидовать любой фараон и даже один русский президент, пропивший и разум, и целое государство.
– Вот это моя понимает.
– Может, после вареного косача, уважаемый заморский гость, вы медвежьей желчи отведаете? Она сильно поднимает аппетит и стимулирует демократическую потенцию.
– Моя поклонник демократии. Где твоя желчь? Моя будет пить ее.
– Но сексуальной потенции ты еще больший поклонник, – вдруг резко сказала Вера.
– Моя сильный потенция обожает. Особенно с русской женщина, у которой много-много веснушка.
– Вот ты какой, гарвардский полиглот..
– Кашалот! – поправила Вера. – У которого большие зубы, но, к счастью, искусственные и потому не очень опасные.
– Моя никогда опасным не был.
– Тогда почему на твоей лысине есть металлические болты? – неожиданно, словно топором, отрубил Иван.
Майкл опешил. К такому вопросу он явно был не готов. А если учесть, что искусственную лысину ему делали умные люди, виртуозно владеющие своей профессией, то у него и в мыслях не было, что его могут разоблачить. И вдруг! Его искусственный лоб, неоднократно миновавший проверки и самые различные досмотры не только в Америке, но и в Европе, внезапно обнаруживает зэк, без всяких приборов и профессиональных навыков сыщика.
– Ивана Грозный, – тихо, почти шепотом выдавил иностранец после долгого молчания. – Моя ценит вашу наблюдательность. Но в данный момент ваша должна хранить тайну.
– Почему, господин Сорез? – удивился Иван.
– Потому что я прибыл к вам по специальному заданию. – Майкл неожиданно поднялся и, подойдя к спящему десантнику, взял его за шиворот и оттащил еще дальше от костра. – Разговор моя имеет очень важный и эксклюзивный…
– Постой. Постой. Сначала скажи по заданию кого ты оказался в рухнувшем вертолете? – перебил его Иван.
– По заданию. Пардон, Ивана Грозный, Джоконда тоже не должна знать об этом.
– Верушка, уважь заморского гостя, закрой уши.
– Так делать плохо. Моя не сможет тогда говорить. Надо идти туда, к лесу. Всего пять минут, а потом идти обратно.
– Вера, оставь нас одних на пять минут.
Вера отошла к спецназовцу и, прислушиваясь к тишине сумрачного леса, затаилась среди низкорослых осин. Ей очень хотелось знать, о чем будет говорить Майкл, но резкие порывы ветра относили его голос в сторону болота и до нее доносились только обрывки фраз.
Оставшись наедине с Иваном, Майкл заметно оживился и попросил дать ему водки. Иван налил иностранцу четверть кружки самогона и плеснул несколько глотков себе.
– Будь здоров, Майкл, – строго сказал он. – И постарайся говорить как можно короче и яснее. У нас впереди трудный путь и надо обязательно выспаться.
Они выпили, и лицо Майкла сразу вспыхнуло и глаза заблестели.
– Моя сделает тебя самым счастливым гоминида наша планета, – возбужденно сказал иностранец и попросил налить еще. – Моя искал твоя три года… Доставай пасатижа и откручивай моя голова. Осторожно откручивай. Там для тебя много доллар и длинный послание.
– От кого? – удивленно спросил Иван и, стряхнув пот с лица, плеснул в свою кружку еще самогона.
– От солнечных гоминида.
– От кого?
– От солнечных гоминидов.
– От каких гоминидов, мать твою за ноги! Говори по-русски. Чего молчишь?
– Моя должен знать, что информация такой никто не слышит, иначе нам будет очень, очень плохо, а если дойдет до Кара-Мурза, то об этом узнает вся земля, и нам с тобой. кердык.
– Кто такой Кара-Мурза?
– О, Кара-Мурза – это акула информация. Налей еще, Ивана Грозный, и моя расскажет тебе все подробно. Кара-Мурза – это ведущий журналист радио «Свобода». Если он узнает про твой родник, то твоя не увидит его как своих ушей.
– Понятно, – с грустью в голосе сказал Иван и плеснул заморскому гостю еще полкружки. – Сейчас я достану пассатижи и постараюсь поскорей открутить твою голову.
– Аккуратней, голова моя алюминиевый, резьба хрупкий.
– Может, без пассатижей – руками?
– Если твоя рука железный, можно.
Иван попробовал открутить гайку руками, но она была прикручена плотно.
– Давай пассатижи, – посоветовал Майкл. – Моя голова – очень известный фирма.
– А вот где пассатижи искать, теперь я не знаю. – Иван проверил все карманы, заглянул в рюкзак, но, кроме старого напильника, ничего не нашел. – Придется твою голову напильником вскрывать. Повтори, что там?
– Там восемьдесят тысяч долларов и послание с планеты Одиссея.
– С планеты Одиссея?! – удивился Иван. – Ты меня не обманываешь?
– Моя с ними встречалась в пустыне Сахара. Они дали работа. Отыскать твоя и передать восемьдесят тысяч. Правда, про письмо я потом узнал.
– Значит, они не забыли меня. Это очень здорово. Ты молодчина! Ты правильно сделал, что, несмотря ни на что, разыскал меня! – Иван от неожиданной вести вдруг заревел, словно потревоженный медведь, а потом, помолчав немного, заплакал как ребенок. Радости его не было предела. Он щелкнул пальцем по металлической лысине Майкла и позвал невесту.
– Верушка, иди к нам. У меня хорошая весть. Меня разыскали!
– Кто?
– Инопланетяне…
– Не надо кричать так громко, десант может проснуться, – пытался успокоить его Майкл.
Но Ивана трудно было остановить. От счастья он крепко обнял своего нежданного курьера, потом поцеловал в искусственный лоб и еще раз, только уже обеими руками, щелкнул по голове.
– Теперь ты будешь моим настоящим комрадо. Теперь я возьму тебя хоть на край света!
– А меня?! – удивилась Вера, оказавшись у костра.
– И тебя возьму! Только сделай что-нибудь со своей красотой. Иначе тебя могут увести не только земные люди, но и те, кто вспомнил обо мне. – Ошалевший от головокружительного сообщения, Иван вдруг схватил сначала карабин, потом двустволку и начал палить в звездное и уже сильно посветлевшее от Млечного Пути небо. – Верушка, вот напильник, вот топор. Надо распилить или проломить лысину этого упрямого черта, который все-таки нашел меня. На, Майкл, держи. – Иван вытащил из голенища нож, отрезал еще одну полоску своей солнечной рубашки и протянул Сорезу.
– Что это?! Зачем тряпка профессору?
– Бери, бери, не ломайся. Эта золотистая тряпка имеет активную энергию солнца. Она пропитана самыми редкими частицами. Они, словно ласточки, летят навстречу светилу.
– Ну и что?!
– В таком случае ты не гарвардский профессор, а гарвардский дурак!
Майкл растерянно развел руками и удивленно поинтересовался:
– Почему?
– Потому что у тебя ширинка расстегнута!
Майкл настолько был удивлен сердечным теплом Ивана, ошалевшего от полученной информации, что доверительно глянул на свою американскую ширинку, которая и в самом деле была расстегнута.
– Дорогой мой курьер, – строго сказал Иван, – слушай меня внимательно! Да не отвлекайся ты! Потом будешь изучать мой ценный подарок. Дело в том, что Солнце породило Землю пять миллиардов лет назад. Вероятно, оно ждало от Земли какой-то благодарности или хотя бы участия в его солнечных процессах. Ведь пять миллиардов – это немалый срок. Понимаешь?
– Моя все понимает.
– Ты настоящий америкашка… но солнце от земли ничего не получило, кроме неприятностей. И оно стало обижаться, а порой мстить. И, конечно, в первую очередь людям. Так вот, активные частицы этой ткани летят навстречу солнцу и напоминают ему о том, что они его продолжение, его родня, и трогать или уничтожать их не следует. Обвяжи этой тряпкой свою искусственную лысину и живи хоть двести лет. Самые опасные лучи солнца, никакая радиация не скрутят тебя. И не тяни резину. Сделай это сразу, как только мы раскупорим твою голову. – Он положил огнестрельное оружие подальше от гостя и показал Вере, где надо пилить лысину.
– Зачем ее пилить? – никак не могла понять Вера.
– Там письмо с планеты Одиссея. Пили, пили, радость моя, а я буду пассатижи искать. Видишь, с левой стороны болтик. Если найду пассатижи, гайку сразу открутим, а не найду – придется помучиться и вскрывать лысину чем попало.
Иван был счастлив. Он даже забыл, что опасность его подстерегает по-прежнему, и со стороны райцентра в любую минуту и на чем угодно могут появиться люди и вновь надеть на него наручники. Когда Вера уже отпилила иностранцу четверть алюминиевого лба, Иван все-таки нашел пассатижи и, сгорая от любопытства, отвинтил «лысину». Она прикреплялась спереди двумя короткими болтами, а сзади, там, где искусственные волосы соединялись с натуральными, была крохотная и тоже металлическая петля. Она позволяла открывать и закрывать лысину, основание которой было вживлено в кость головы при помощи серебряных трансплантатов.
– Сколько здесь зеленых, и все новенькие! – удивилась Вера, когда Иван осторожно приоткрыл искусственную часть головы.
– Там тысячи долларов, – кряхтел Майкл.
– Но где письмо? Я вижу только деньги. – Иван вытащил доллары из металлического тайника и положил в рюкзак.
– Моя тоже не сразу его нашла. Оно внизу, – пояснил иностранец.
– Тогда присядь. – Иван начинал нервничать. Он провел рукой по дну тайника, но там ничего не было. Металлический сейф, вмонтированный в лысину, представлял собой круглую коробку с ярким зеркальным покрытием.
– Может, моя в доллары письмо сунула. Люди планета Одиссея просили передать деньги и сказали, чтобы Иван Петрович Кузнецов уничтожил земной родник, связанный с космосом. Сказали, что такой источник земным людям не нужен. Передай, сказали, ему по-русски, что подобный родник для земных людей все равно, что горчичник для тамбовского волка.
– Вот как! Теперь я понял, почему ты хотел убить меня. Ты увидел у меня родниковую воду, – сразу словно взмолился Иван. – Решил украсть ее и скрыться с деньгами. Так ты и сделал. Но вдруг обнаружил письмо и не стал брать греха на душу. Не так ли?! Надеялся, видимо, прочитав письмо, что я тебе еще пригожусь. Ну ладно, не переживай. Поздравь меня лучше со вторым днем рождения и запомни на всю жизнь – Иван Петрович незлопамятный человек. У него чуткое сердце и он тебе все простил. Только, ради бога, найди мне письмо. Я хочу прочесть, о чем они написали, и сам решить, что делать с моим источником. Где письмо?
– Моя не знает.
Иван раскрыл рюкзак, в котором красовались пачки абсолютно новых купюр.
– Возьми обратно эти американские бумажки, но отдай мне письмо! – с тревогой сказал он.
– Моя не может сказать, где оно… моя очень хочет помочь Ивана, но не знает как.
– Ну что ж. надо искать. – Иван вытряхнул из рюкзака доллары на почерневший от костра мох и вдруг среди разбросанных купюр увидел письмо. – Вот оно! – почти выкрикнул он и неожиданно разревелся. – Вот оно! Моя долгожданная радость! Ты слишком нервничал, Майкл, вероятно, был очень рассеян, раздумывая, убивать меня или нет, потому и сунул письмо в середину пачки. Сейчас я прочту его вслух, и, может быть, мы не будем здесь ночевать, а сразу двинемся к роднику.
Письмо было свернуто в несколько раз, но когда отшельник расправил его, то ни одной складки на нем не оказалось. Но еще больше удивило философа, что каждая буква излучала сразу несколько цветов, походивших на гамму красок утренней радуги.
– Какое большое письмо! – взволнованно сказал Иван, стряхнув с лица слезы. – Я ждал его не один год. Вера, подвинься ко мне ближе. Я хочу, чтобы ты знала, о чем пишут люди, которые спасли меня на Баренцевом море. Они не бросили меня в жуткий шторм. Вытащили из ада.
– Они не люди, – перебил его Майкл. – Они инопланетяне, они с другой планеты.
– Для меня они люди. Самые настоящие отзывчивые люди, где бы они ни жили. Благодаря им я сейчас сижу с вами у костра и любуюсь звездами.
– Моя понял, – согласился Майкл.
– Моя тоже понял, – передразнила его Вера. – Читай, Иван. Мне очень хочется знать, как инопланетяне относятся к нашей Земле, к тебе, к нашим одуревшим от Интернета и бизнеса людям.
– Сейчас, Вера, сейчас. – Иван никак не мог успокоиться, разглядывая красивые радужные буквы, отпечатанные неизвестным способом и неизвестно на чем. – Я очень волнуюсь… и надо сначала закурить. – Он достал сигарету из тонкой коробочки, сделанной из бересты, и наклонился над костром, чтобы прикурить от головешки. Как раз в этот момент головешка вспыхнула, но почему-то, коснувшись письма, сразу погасла.
– Что за чертовщина! Я испугался, думал письмо спалю, а от него, наоборот, головешка погасла. – Он взял другую горящую сухару, осторожно коснулся тлеющим концом письма, и она тоже перестала гореть. – Ничего себе письмецо! Одним касанием пламя съедает. А если над костром его подержать?..
– Доиграешься, Ваня, – остановила его Вера, тоже не веря своим глазам. – Смотри, без письма останешься.
– Не бойся, я письмом только сверху костра проведу.
– Смотри не вырони.
Иван коснулся пламени и вздрогнул.
– Боже мой! – удивился он. – Уму непостижимо. Даже смолистые дровины погасли. Булгаков говорил, что рукописи не горят, а эти рукописи сами огонь сжигают. Сигарету пришлось прикуривать спичкой, а костер разжигать заново.
После процедур с письмом остатки натуральных волос Майкла встали дыбом, все замолчали и долго смотрели на новый огонь костра.
– Теперь моя понял, почему остался жив, – почти шепотом выдавил из себя Майкл после долгого молчания.
– Почему? – вкрадчиво поинтересовалась Вера.
– Потому что моя голова имела письмо, и огонь вертолета не сжег ее. Все сгорели, а у меня обожгло только нижнюю часть моего хрупкого тела.
Вера прыснула от смеха.
– Что с тобой, Вера? – вздрогнул Иван.
– Над американцем смеюсь. Над его хрупким телом. Мы его вдвоем кое-как на розвальни затащили. И храпит он как необъезженная лошадь! Кашалот ты, Майкл, – неожиданно обрушилась она на иностранца. – Бесчувственный жирный кашалот! Хрупкое тело тебе, наверно, по ночам снится.
– Вера, успокойся. Сейчас будем читать письмо, и все твои эмоции не по делу, – строго сказал Иван, удивленно разглядывая немнущийся и негорящий материал, на котором были напечатаны длинные разноцветные предложения.
– Тихо, Вера, не подкладывай в костер ельник – он сильно трещит, – с тревогой сказал Иван, изучая письмо. – Я не хочу читать громко.
– Почему?! Пусть его слышат те, кто никогда не получал подобных писем! – возмутилась Вера, озираясь на призрачный почерневший лес, на спящего спецназовца и Сореза. После встречи с иностранцем и парашютистом чувство страха еще больше тревожило ее воображение. Ей все время казалось, что их продолжают преследовать, и она постоянно оглядывалась по сторонам.
– Успокойся, Вера, письмо наверняка исповедальное и с космическими тайнами. Если хочешь, чтобы я читал всем, подкладывай в костер только осину – она не трещит.
«Дорогой Иван Петрович, – тихо, почти шепотом начал Иван, не выпуская из рук сигарету, которая сразу потухла при соприкосновении с письмом. – К Вам обращается не частное лицо. И не какой-то корпоративный синдикат, озабоченный только своей абсурдной прибылью. К Вам обращается народом избранное единое правительство планеты Хорди. На Ваш язык она переводится как планета Одиссея. Мы находимся на расстоянии двадцати шести миллиардов километров от Вас, но Вы не пугайтесь этой цифры. Мы живем в одной Галактике с Вами и долго были повязаны одинаковыми проблемами.
Наша планета внимательно следит за развитием Вашей планеты со дня ее возникновения. За это время мы неоднократно посещали Землю и даже оставляли для проживания своих людей и лекарственные растения. Высаживались мы в районе Северного полушария, на территории нынешней России. Наши люди, поселившись там, пытались создать такую же цивилизацию, как на планете Одиссея, но вследствие потери Вашей Землей магнитного поля, они теряли память, а попав на орбиту околоземных человеческих душ, оказались под влиянием солнечного радиоактивного ветра. Они стали такими же слаборазвитыми существами с ограниченной ответственностью, как и земляне. Мы предполагаем, что жесткая энергия солнца и пропитанная ею вся солнечная система способствует такому слабоумному и малодуховному процессу. Наши люди, так же как и земляне, стали жалкими пожирателями того, что нельзя есть, и стали верить тому, во что очень опасно и не нужно верить. Они стали водку пить как воду или прохладительный напиток. Заниматься мерзким и, с нашей точки зрения, очень губительным бизнесом, заворачивая испражнения помоечных животных в красивые блестящие бумажки и, подсластив их, называя суперконфетами нового поколения. Они научились играть в такие игры, от которых серое вещество головного мозга, состоящее из самых сложных атомов, перерождается в другую структуру и теряет энергию своего первоначального монадо. В результате люди стали манипулировать не только акциями и ценными бумагами, но и человеческими органами, и даже телами, заменяя их одно на другое, а иногда клонируя. В результате мозг становится черным и полностью теряется ориентация, данная космосом, – женщина становится мужчиной, а мужчина – женщиной. Ваша цивилизация очень сильно поддалась цифровому влиянию и заметным нарушениям баланса между существующим духовным развитием земной жизни, материальным и придуманным – виртуальным. В результате произошел расцвет различных миллиардных картелей, живущих информационными измерениями ценных бумаг, неподкрепленных реальными процессами и фактами. Ваши земляне даже пришельцев с далеких планет сумели заразить другими измерениями жизни и ее ужасающими последствиями. Труд у вас оплачивается только деньгами. Продовольствие, промышленные товары и даже энергия души измеряется тем же самым. И все это в разных точках Земли колеблется на десятки, сотни, а иногда и тысячи единиц. Поэтому возникла огромная бездна между бедными и богатыми, которая уже измеряется не цифрами, а совсем другими категориями: неверием в прогресс, в демократию, в идеалы, которые земной человек создавал тысячелетиями, и, самое страшное, решение многих проблем происходит с помощью насилия. В результате мощный расцвет киллерства, экстремизма, пиратства, русофобии. Но ваши люди не обращают на это внимания. Они просто затыкают рот друг другу, используя в этой цифровой чуме не разум, а силу. Поэтому у вас даже к детям применяется цифровой подход: эти – двоечники, тут – троечники, а там – пятерочники. Цифровая индустрия заставляет ваших людей просыпаться и ложиться спать не с музыкой Моцарта или Стравинского, а с цифрами, которые бьют по мозгам, словно раскаты грома в жуткую бурю. Сколько стоит литр бензина?! Насколько возросла инфляция?! Какой радиационный фон?! И т. д. Это все, поверьте нам, – продукт отцифровывания существующей на Земле жизни. В результате вместо небесных символов, которые нам дают пространное восприятие жизни и энергию прогрессирующего разума, люди вашей планеты начали обвешиваться и украшать свои офисы всякими глупыми обезьяноподобными существами, а также образами людей, даже от портретов которых разит наркотиками и перегаром. Мы обеспокоены бездуховным развитием цивилизации на планете Земля. И особенно в той ее части, в которой были люди с далекой планеты Джу, что означает на Вашем языке „планета Ватара“. Они тоже попали под влияние жесткого солнечного ветра и магнитного поля Земли, и вместо того, чтобы создать на Земле новую цивилизацию, ведущую к процветанию великого космоса, они оказались в жуткой зависимости от земных слабоумцев. Но вы, Иван Петрович, почему-то преклоняетесь перед ними и называете их благозвучным словом „люди“. Это большое заблуждение».
– Да! Да! Это большой и страшный заблуждение! – неожиданно почти прорычал Майкл и дрожащими от волнения руками сам себе налил самогона. – Разве можно назвать человеками тех коррумпированных чиновников, законопослушников в кавычках, которые упекли Ивана Петровича Кузнецова, Варлаама Исаевича Шаламова и Ивана Исаевича Солженицына не куда-то в благородное место, а в паршивый кутузка?! За что, спрашивается? А когда они бежали – повсюду шпион и розыск.
– Ты прав. Только они не меня ищут, а мой родник – родник небесного разума. Я лишь зацепка. Причина в другом… Но пока я жив и счастлив тем, что люди с далекой планеты пишут мне. По всей видимости, эти люди еще не потеряли рассудок и космическую харизму людской жизни. Ради этого стоит жить и непременно выпить таежного первача. Как ты считаешь?
– Конечно надо! Еще как надо! Моя Ивана Грозный теперь верный друг. Давай выпьем, как говорится.
– На посошок! – взволнованно почему-то почти выкрикнула Вера и, не имея кружки, подняла баклажку с первачом. – На посошок!
– Пьем! Пьем! Ты тоже счастливый, Джоконда. Тебя ждет другая планета, – тут же поддержал ее Майкл и тоже высоко поднял кружку. – Планета Одиссея – наше спасение. Там нет рабства бизнеса, сексофобии, русофобии и человеков, которые намного страшнее динозавров и трехглавых змей!
– Давайте выпьем вместе, – согласился с ними Иван. – Я всегда думал, что для звездных людских сердец двадцать шесть миллиардов километров – не расстояние.
– Моя тоже стал думать так! Ивана Грозный, хочешь, я подарю свой немного искусственный голова. Твоя будет хранить там дорогие письма и родниковый вода.
– Спасибо, спасибо, дружище! Будьте здоровы!
Они выпили все разом, как будто сделали один глоток таежного озона, и опять принялись за письмо.
«Дорогой землянин. Мы не зря заговорили о людях. Дело в том, что мы, пришельцы с других планет, совершили большую ошибку, которую, по всей видимости, исправить уже невозможно. А если все-таки удастся исправить, то только Вашими земными усилиями. Мы помочь ничем не можем. Более того, мы считаем, что надежды на исправление ошибки почти нет и люди Вашей планеты обречены.»
Неожиданные порывы ветра заглушили его тихий голос, и звезды, казалось, качнулись перед глазами озадаченных людей, а Иван Петрович с трудом зажег потухшую сигарету и глубоко затянулся.
«Дело в том, – с нескрываемым волнением продолжал читать он, – что, кроме инопланетян с Одиссеи, на Землю прилетали люди с других планет и оставили на разных материках своих посланцев. Например, в Азии были пришельцы с планеты Конфуц. У Вас она называется Урду. А в Африке обосновались люди совсем из другой галактики. Такого скопления людей с различными мироощущениями и с разнополярными менталитетами нет ни на одной планете! В результате у вас огромное количество вероисповеданий и религий, ведущих к расколу и безрассудной ненависти между людьми разных конфессий. Войны и пожары охватывают землю не одну тысячу лет в борьбе за власть и бездуховное богатство. Обратите внимание, что богатство ваших людей, может, и способствует развитию цивилизации и продлению рода, но никак не укрепляет дух, данный космосом, дух той энергии, которая миллиардами лет создавала высокоразвитых людей на благоприятных планетах. Тем не менее погоня за бездуховным богатством стала основным занятием ваших слабо развитых гоминидов, совершенно не похожих на людей других планет. Мы очень сожалеем об этом и шлем искреннее соболезнование».
Иван неторопливо отложил письмо подальше от костра и, тяжело вздохнув, посмотрел на небо.
– Верушка, – тихо, почти шепотом сказал он, и слезы печали и раскаяния сделали его глаза воспаленными и влажными. – Обними меня, и я тебя обниму как можно крепче. И ты Майкл сядь ко мне поближе. Я тебя тоже хочу обнять, дорогой мой ученый, мыслям которого никто теперь не верит, потому что они нематериальны, а значит, не востребованы.
– Откуда твоя столько понимает? – удивился иностранец.
– Многим понятиям меня научило солнце, подарившее мне родник. Это мудрое письмо подтверждает мои мысли. То, о чем они пишут, я уже знал много лет назад и, может, поэтому решил помочь им и найти на Земле родник, связанный с орбитой человеческих душ.
Иван вытер слезы.
Безнадежно бросил сигарету в костер.
– Я знаю, что жуткая война земных людей «всех против всех» довела их до нечеловеческого состояния, до такой жизни, когда рождаются умалишенные дети, а солнце, несмотря ни на что несущее свет, энергию тепла, равновесие, стало для них обычной канистрой горючего, которое можно скачать, слить, одним словом – богатейшим дармовым продуктом. Они в очередной раз забыли, что космос имеет свои законы, свою, совсем еще не изученную жизнь, творящую мудрость. Беда ждет того, кто не найдет с ним общего языка. Это может сделать только безумец, потерявший землю, на которой растет его пища… Но, по всем признакам, они уже сделали это… Они потеряли землю. И, по всем приметам, потеряют связь с космосом.
– Ваня, читай письмо дальше. Может, инопланетянам нужна твоя родниковая вода?
– Может быть. Тем более они прислали деньги и такого редкого, я бы сказал бесстрашного, почтальона.
– Ему не позавидуешь. Он сразу попал не на прием в Кремлевский дворец, – поддержала его Вера. – Не к ананасам с шампанским, а во власть реальной силы природы. Силы, которая не зависит от интриг, коррупции и прочих людских факторов. Наш гарвардский следопыт попал сразу в медвежий угол России, где жизнь творит разум природы, которая сама себя регулирует.
– Моя любит Россия и природа ее тоже любит, – согласился с ней Майкл. – И Ивана тоже любит, и Пушкина любит.
Выпьем, добрая старушка!
Что ты киснешь у окна?
Выпьем с горя, где же кружка?
Бардачок наш без вина,
– неожиданно продекламировал он и вдруг обнял Ивана. – Ивана Грозный, возьми меня с собой. – с дрожью в голосе прошептал он, и слезы тоже навернулись на его измученные глаза. – Я твоя друг… моя умоляет, не оставь. Моя будет там человеком большой буква.
– Где там? В брусничном суземье? – не сразу понял Иван. – Я что, гоню тебя?! Или ты хочешь перебраться в мое капище всей семьей? Если хочешь, добро пожаловать. Только в моем суземье нет канализации, джакузи, и туалет не гидравлический, а свободно падающего тела.
– Ты не понял. Моя хочет туда… – перебил его Майкл и, указав на звезды, неожиданно поцеловал письмо.
– Куда туда?! – насторожился Иван. – На тот свет, что ли? Окстись, заморский гусь. Теперь мы станем беречь тебя как таежного волка, который будет помогать наводить порядок в наших запущенных лесах.
– Ты опять не понял меня, моя хочет космос. – И он вновь указал на звезды. – Моя хочет другая планета. Они ее зовут Хорди, а моя и твоя – Одиссея. Это мечта Майкла. Самый счастливый мечта!
– Дорогой мой, прости, что я не сразу догадался о твоем желании. Меня, как ни странно, посещает такая же мечта. А когда я нашел родник, она стала каждый вечер беспокоить меня. Как назойливая дама беспокоить. но, по-моему, все старания ее напрасны. Как бы не было трудно, порой страшно бороться за пропащую жизнь, но я никогда не брошу мое капище, мой брусничный очаг. И потом, дорогой профессор, мечтать, конечно, невредно, но кто тебя звал туда, за двадцать шесть миллиардов километров?
– Инопланетянин по имени Круз – вдруг почти отчеканил Майкл. – Его персона давала задание отыскать твоя, который должен иметь редкий родниковый вода. Круз и его партнеры с планеты Одиссея обещали за такой проект взять Майкл Сорез на свой планета.
– Что ж, я рад за тебя, – обрадовался Иван. – Ты справился со своей задачей.
– Погоди, Ивана Грозный! Здесь маленький нюанс.
– Какой нюанс?
– Они могут взять только одного человека, с подругой конечно. Этот человек – Иван Петрович Кузнецов. Так сказали они. Но если твоя откажется – принципиально откажется, то моя персона – одна из первых кандидатов на этот полет.
– Неужели ты собираешься жить там?
– Да, мой дорогой следопыт. Там нет бизнес, информация, кризис, конкуренция и таких слаборазвитых гоминидов, как на Земле, а если появляются, то их отправляют к нам. На планете Одиссея каждый человека занимается тем, чем наделил его Создатель. Поэт пишет стихи, а конструктор творит проекты. Там нет цветов, которые пахнут ка-ка. И политиков нет, которые увлечены только политикой и своей персона. Они тоже пахнут ка-ка. Там нет такой ужасный слов как брак, развод, сексофобия, рабство, эксплуатация, обман, алчность. Там если есть взаимность между партнер, любовное чувство, то динь-динь – не самое главное, и ням-ням – тоже…
– А что же там самое главное, когда есть взаимность? – неожиданно перебил его Иван.
– Дружба, любовь, сострадание, доходящее до радости.
– А потом все-таки динь-динь? – не без любопытства поинтересовался Иван.
– Об этом, Ивана Петрович, знает только космос и его всюду живущий электронный дух.
– Я не знал, что тебе столько известно о планете Одиссея.
– Эта планета, Ивана Петрович, моя лебединая песня, моя фишка! Потому смилуйся, отправь моя туда.
– А как же семья твоя, дети?! Двадцать шесть миллиардов километров – не закусочная за углом.
– Моя половина уже год нету… И беби тоже нету..
– Что случилось?!
– Проделки страшный пират.
– Каких пират?!
– У берегов Сомали. Давай не будем про это. Очень больной тема.
– Значит, ты одинокий бедолага.
– Пока моя одинокая. Но если твоя захочет, моя будет самым счастливым мужик на планета Одиссея. Там нет брак, свадьба, развод, но там много бесплатный гарем, который обслуживает вся планета. Я хочу наслождаться гарем, и знать много подруга. Бесплатный подруга, влюбленный в мой тонкий душа.
Иван тяжело вздохнул.
Долго смотрел на костер.
– Ну что же, крепись, мудрец… После такой потери многие меняют географию. Но как же твои родственники, друзья, кафедра этологии? В конце концов, земля, на которой ты родился?
– Мой земля, это любовь. Любишь, значит, есть хороший райский земля. Не любишь, нет земля. Там, где жила моя предка, все куплено и много раз перекуплено, а потом взорвано. Моя земля – Ман-Хетон. Он рухнул одиннадцатого сентября две тысяча первый год. А пятнадцатый октября прошлый год пропал мой сладкий Лола и беби Джони. Без выкупа пропал, без вести. Как говорит русский мужик, «словно в воду канул». А вода называется «Океан».
– Будешь еще пить?
– Буду, буду, дорогой Иван.
Иван налил еще таежной самогонки и теперь совсем другими глазами смотрел на своего нового знакомого.
– Со мной ты можешь пить, пока черти тебе не померещатся. – с улыбкой сказал он, – потому что я не брошу тебя. Я не бросаю тех, у кого душа и сознание омрачены непоправимым горем. Тем более бедой, полученной от людей. Об этом знает солнце и помогает мне. Но если тебя тряхнет стихия или магнитный ветер, тут я не помощник. Расскажи мне еще что-нибудь о планете Одиссея. Она заинтересовала меня.
– Об этой планета моя может говорить долго-долго. Там связь с космос астрономический.
– С первого взгляда видно, – согласился с ним Иван. – Но почему в ней столько загадок, от которых с ума сойти можно?! Особенно в людях, так сильно похожих на библейских святых. Почему они так неравнодушны к нашей Земле. Как ты думаешь?
– Планета Одиссея – это Рай взаимности человеков, клад эзотерических состраданий и духовно насыщенного телесного удовольствия. Там процветает вечный любовь, страсть познаний мира. Наливай еще таежный виска! Я хочу много пить и говорить про рай, любовь, взаимность.
– Может быть, пока хватит наливать?.. В этой баклажке больше пятидесяти градусов. Мне не жалко, но я хочу серьезно поговорить с тобой.
– Моя хочет выпить за здоровье всех женщин и всех мужчин планета Одиссея, – настаивал на своем Майкл. – Не желей водка, Ивана! Наливай полный кружка и знай, что люди планета Одиссея твой друзья. Хотя после открытия нашей атомный бомба они стали думать про нас очень и очень плохо…
Иван налил иностранцу четверть кружки и слушал его, не пропуская ни одного слова.
– Так очень плохо, – продолжал Майкл, пригубив несколько капель, – что каждый гоминида, который отправляется на планета Одиссея, теперь берут скрупулезный анализ печень, голова, почка и даже кожный грибок.
Иван налил Майклу еще самогона, потом плеснул себе и с досадой обнаружил, что закуска закончилась.
– Придется клюквой закусывать, – с дружеской улыбкой предложил он и вдруг почувствовал теплое чистосердечное отношение Майкла к теме разговора и какую-то дремавшую до этого искренность.
– Клюква моя любит, – сразу подметил иностранец. – Косач – птица земной происхождения, а клюква – это привозной ягода.
– Откуда? – удивился Иван.
– Планета Одиссея. Это люди изумительный планета завезли много тысяча лет назад клюква, картошка и виноград. Клюква – лекарство, картошка – посный пища, а виноград – женский вино для всех гарем многих планета. Клюква – лучший ягода. – Подняв кружку, Майкл тут же сгреб прямо из мха несколько ягодин и, раздавив их, бросил в самогонку. – Вся наша галактика клюкву ням-ням. Потому даже в гарем нет болезнь и мерский вирус. И на всей планета Одиссея его нет.
– А СПИД там есть? – поинтересовался Иван.
– СПИД как страшный пакость. Вич-инфекций там полностью отсутствует. Каждый обезьяна – источник болезнь, отправлен на другой планета.
– На какую планету?
– Планета Джу и планета Земля. На Джу поселили много макака, а на Землю – шимпанзе.
– Майкл, ты не просто гарвардский профессор, – с нескрываемым удивлением подметил Иван. – Ты астрономический энциклопедист! Твои подробности меня поражают, а порой восхищают, как школьника.
– А меня восхищают твой таежный водка. Это какой-то райский наслаждений!
– Скажи, Майкл, а гаремов на планете Одиссея много?
– Моя понял, что они твоя тоже интересует. Очень много… как Ваша Россия деревенских бань. Там перед каждый гарем свой помещения, похожий на ваша часовня. Мужчина заходит туда и зовет к себе духов той женщина, которая нравится ему. Пока только в мечтах нравится. Он описывает в часовне ее внешность, чувственность, страсть. и просит Создателя, чтобы мечты его сбылись.
– А потом?
– Потом идет в гарем. – Майкл принял еще несколько капель и, положив руку на сердце, посмотрел на звезды. – Самое удивительное. Как это происходит, моя пока не знает. Но мечты мужчин сбываются. В гареме они, словно в зеркале, воплощаются в жизнь.
– Как?
– А вот так! Полный метаморфоза! – воскликнул Майкл и неожиданно почесал свой металлический затылок. – И все бесплатно! В отличие от ваших церквей и часовен. Единое правительство планеты ведет тщательный контроль над каждый гарем и обеспечивает его вся планета. Это большой жизненный структур, где тело, дух и, конечно, мысли человека собраны в одно его желание.
– Какое?
– Сделать человека планеты мудрым, как сам космос.
– И это им удается?
– Еще как! Там появляются на свет такие «беби», что вся галактика приходит в движение и ускоряет свой процесс.
– Какие «беби»?
– Наподобие наших великих людей. Сократ, Иисус Христос, Сенека, Николай Коперник, Джордано Бруно, Галилео Галилей, Михаил Ломоносов, Александр Пушкин, Федор Достоевский и много, много еще. Моя всех их любит.
– Так это не гарем, дорогой мой, а родильный дом.
– Может быть… только добровольный. Ты как хочешь называй… но, чтобы появиться такой мудрый «беби», надо проделать большую работу. Во-первых, сдать анализы и сложный тесты. Во-вторых, и это самое главное, настроиться на определенные конкретные мечты, на один-единственный биологическо-духовный предмет.
– Какой предмет?
– Самый главный. А самый главный предмет у них – женщина, с ее чутким для последующих человеческих жизней аппаратом зачатия. Именно он решает судьбы людей. Интересно?
– Интересно.
– Ни богатство, ни заслуги перед планета, а орган решает судьбы людей. Он у них, как женский, так и мужской, имеет тоже связь с космос. Как бы тебе объяснить?! У него свой подход к противоположному полу, свои ощущения, свой безошибочный интуиция. Твоя и моя орган, от которого рождаются «беби», связь с космос не имеет, и потому вялый, слабоустойчивый, часто ошибается в подруга. А у них на электронно-биологическом уровне. Именно состояние этого самого важного органа на их планета Одиссея решает много проблем.
– Каких, к примеру?
– Во-первых, выбор подруга. Во-вторых, каким будет «беби». А в-третьих, получение виза на другой планета.
– Понятно. – Иван с грустью посмотрел на Веру и почему-то подумал, что в подобном гареме Вере было бы работать намного легче, чем в «элитном» доме. – А чем они занимаются там помимо того, что их обхаживают мечтательные посетители?
– Кормят грудных детей до годовалого возраста. Потом отдают в совет единое правительство планеты, так называемый ЕПП. А потом опять ждут своего мужчину.
– А если он долго не появляется?
– Шьют наряды, вяжут, ухаживают за плантациями, разводят птицу, скот и много еще чего. Но ням-ням у них не является культом. Они знают, что от ням-ням гоминида тупеет и превращается в животный – австралопитека. Женщина на планета Одиссея свободна от большой физический нагрузка. Ведро, чемодан, лопата, тележка, авоська – принадлежность мужчин. Даже утюг, который весит на планета Одиссея двести грамм (как моя кружка с водка), они поднимают редко. Поэтому всякий спорт, связанный с тяжесть, у женщин запрещен. Но они поднимают самый важный орган у любого мужчина, каким бы он не был. На планете Одиссея это умеют делать каждый женщина. И учится она этой специальности всю жизнь…
– Но, Майкл.
– Подожди, Ивана, дай договорить. В этом умении есть великий мудрость, потому что от состояний мужского органа зависит качество и энергетический потенциал «беби».
– Но, Майкл, у нас в России такими способностями обладают почти все женщины.
– Неправда, Ивана Грозный. Моя на опыте знает, что это не так. Они цену себе хорошо могут поднять или кошелек, который моя выронил. Но поднять настроение или растревожить душу, с которой связан мой чувства, для них – фантастика.
– Ну ладно, оставим эту тему. Я не разбираюсь в этом.
– Напрасно. От этого зависит будущий планета Земля.
– Скажи мне, астральный философ, а компьютеры у них есть?
– Зачем им компьютер?! Тем более Интернет. Для них это гранитный топор или каменная чашка. атавизм дремучий. Вся информационный паутина планета у них в голове уже с пеленка. Они получают ее с орбиты человеческих душ перед самым рождения. Это особый менталитет Одиссея. Закрой глаза и смотри внутрь подсознаний! Там есть все, что люди придумали за время существования своей планета. У них полный гармоний между их разум и разум космос. Но их интересует жизнь других галактик. Поэтому они разработали цифровой натур-пушка, которая обладает как физической, так и биологической энергией. Кроме того, скорость полета ее биологическо-цифровой информации огромна. Это все равно, что наш телескоп. Но телескоп дает только картинка, а там полный физический и биологический расклад всего видимого.
– Редкая планета, – наконец согласился Иван. – Об этом я еще тогда подумал, когда увидел этих долговязых пришельцев, обвешанных не антеннами, а стрекозами и бабочками. Они, как призраки, летали от Баренцева до Карского моря и никакого шума от их техники. Наверно, их цивилизация, да и разум, намного совершеннее нашего.
– На много тысячелетий, – согласился Майкл. – У них литература связана с духом эзотерики, плазмой космоса. А наш литература, особенно Америка, с ценный бумага и кто кого обул, с оглядкой на Доу-Джонс. Женщина у нас – раб бытавуха, авосконоситель. А у них – божество, первоисточник процветания. У нас переиздается «Закон Божий» Новый и Ветхий Завет. А у них все, что написал человек планета Одиссея. Потом у них совсем другой цифра – цифра, превращенная в биологический структур. В основе ее – электроника души космического пространства со всеми ее равновесиями, гармониями и влиянием на дух человека. Это на нашей планет отсутствует, и, может быть, в этом причина моя и твоя беда.
– Может быть, – задумчиво согласился Иван.
– Читай письмо дальше. Инопланетяне – мудрый народ. У них нет ценный бумага, но у них есть великий гармоний женский и мужской тепла. Их богатство не зеленый, не красный, не рыжий бумага и не сеть картель. Их богатство – бескорыстный каждодневный работа во имя развития той жизни, которую создал космос, его мудрость. А деньги, как это ни странно размышлять, и наживать таким образом себе врагов, ускоряют процесс гибели. И не только человека – всей Вселенной.
– Каким образом?!
– Создав большой капитал и зарывшись в нем как свинья в апельсинах. Человек тормозит сам себя, превращается в маленького божка и думает, что ему стало все подвластно. А те препятствия, которые не преодолены, он все равно сумеет преодолеть с помощью денег. Но это самое великое заблуждений наша планета. Деньгами можно исправить то, что держится на деньгах и ценных бумагах, и то, смотря с какой стороны глядеть на это. Но космос не на зеленых и не на красных держится… И если гоминида теряет ту энергию, которую ему дал дух Вселенной, то полный кердык не за горами. Читай дальше письмо и решай твоя и моя проблема.
И, казалось, после его слов звезды на небе разгорелись еще ярче, и сильно ущербная луна вспыхнула своим неповторимым светом, обняв леса и болотины теплом радости и печали.
Вера разглядывала лицо Майкла настороженно и пристально, и где-то в глубине души начинала понимать, что он совсем другой на самом деле и, в отличие от многих людей, способен говорить правду и быть откровенным.
– Ваня, читай дальше, – тихо сказала она. И в ее голосе чувствовалась сильная тревога и боль за все, что было написано в письме, и за откровенное признание Майклом райской планеты, на которой хоть и жили люди, но жили совсем иначе. – И прошу тебя, Ваня, не торопись. Я хочу понять этих людей и что им надо от тебя.
Иван смотрел Вере прямо в глаза, чувствуя ее дыхание и теплоту удивленной улыбки.
Когда костер разгорелся, он вдруг заметил, что глаза ее светятся, как у лесной кошки, и она все ближе и ближе подвигается к нему.
– Да, да. Ты права, Вера. Это письмо надо читать очень внимательно, – прошептал он, чувствуя ее взгляд, наполненный светом ожидания и предвкушения новой жизни. – В нем есть такие мысли, от которых начинает кружиться голова и хочется смотреть на звезды и ни о чем не думать.
– Так делает каждый, кто силится понять душу и неизбывный поток космический энергия, – сразу подметил Майкл.
Иван согласился с ним.
Взяв послание в руки, долго смотрел на письмо, словно на подраненную птицу, которую видел первый раз в жизни и не знал, что с ней делать.
«Дорогой Иван Петрович, теперь перейдем к самому главному, ради чего мы пишем вам это откровенное послание, – задумчиво продолжил Иван, все время поглядывая на искры костра, которые как будто хотели сжечь письмо, устремляясь в его сторону, но гасли на лету, словно снежинки, попавшие на теплое окно натопленной избы. – Раньше мы возлагали большие надежды на вашу планету и верили в лучшее, потому и посещали Землю чаще, чем другие планеты. Теперь все изменилось. Но вы, Иван Петрович, заинтересовали нас.
Во-первых, мы знаем, что вы нашли воду, в которую опускаются духи с орбиты человеческих душ космоса. Многие ученые планеты Земля пытались найти эту воду, но безуспешно, поэтому ваша практическая работа заслуживает больших поощрений и похвал.
Уважаемый Иван Петрович! При едином правительстве планеты существует постоянно действующий совет. После знакомства на Баренцевом море мы были приятно удивлены вашими биопсихическими данными. Генетические показатели вашего организма превзошли все наши ожидания. Поэтому мы предложили вашу кандидатуру нашему совету. Как вы догадываетесь, на предмет переезда к нам, на нашу планету. Мы с вами на эту тему еще не говорили и поэтому решили оповестить вас, и если вы не против, то сделать вас полнокровным жителем нашей Одиссеи. Мы надеемся, что вы отнесетесь к этому предложению положительно. Но прежде, уважаемый Иван Петрович, мы должны хоть вкратце сообщить о том, что вас ждет на нашей планете.
В нашей обители денег не существует, и ценных бумаг тоже нет. Точнее, ценные документы есть, но все они не на бумаге, а в мозговых биологических программах специальных памятных систем, связанных с космическим пространством. Вам это трудно понять, но, может быть, пока и не надо. Деньги для Вас (ниже мы укажем, зачем они Вам понадобятся) нам помог достать профессор гарвардского университета Майкл Сорез, которому мы поручили передать Вам письмо и обещали взять его на нашу планету. Но с одним условием: если Вы не сможете или откажетесь лететь к нам, разумеется, вместе со своей подругой. Но мы хотим предупредить Вас, что на планете Одиссея совсем другие условия жизни и требования к населению. Мы, как и вы, дышим тем же кислородом, но отношение к озону и другим составляющим воздуха не имеет ничего общего с вашим. Вам придется бросить курить и не употреблять крепкие напитки. Автомашин, таких как у вас, у нас нет. Они у нас все летающие. Как дорожного, так и воздушного передвижения, и пользуются только энергией звезд. Мы подарим Вам такую машину с условием, что вы овладеете ее управлением. Наш автолетательный транспорт используется не только на планете, но и в космических просторах на расстоянии, установленном единым правительством планеты.
Хотим Вас предупредить сразу, что любое нарушение правил проживания в нашей обители влечет за собой наказание. А именно – пребывание в учреждениях по развитию интеллектуально-творческого общества. На вашем языке – это гарем, а у нас – социальная структура под названием УРИТО. Там наши люди находятся на полном обеспечении, но женщин не выбирают. Наши красавицы сами их выбирают и живут с ними, сколько им заблагорассудится.
Иногда мы наказываем мужчин сроком на тридцать лет и считаем их самыми эффективными общественными производителями.
Конечно, личной жизни у них нет. Они принадлежат женщинам гарема, их темпераменту и бесконечным любовным потребностям. Но у них есть возможность дать планете новых людей. И не просто новое поколение, а строго контролируемое потомство, разумных людей, умеющих войти в контакт с космосом и обеспечить его процветание.
К селекции нашей планеты и утверждению на ее просторах талантливых людей, способных помочь и указать космической плазме дальнейший путь ее развития, мы относимся очень требовательно и строго. Поэтому мы и создали гаремы самых высоких технологий.
Наши гаремные офисы расположены между всеми мужскими и женскими жилыми строениями. И еще, чтобы вы знали. У нас свободно разгуливающих и гулящих женщин нет. Нет и одиноких, затворниц, инакомыслящих и, конечно, живущих только с одним мужчиной. Они все у нас в гаремах и заняты творческой работой. Так что Вашей подруге тоже придется находиться там».
Отодвинув от костра письмо, Иван с каким-то безнадежным отчаянием посмотрел на Веру и, взяв ее дрожащую от волнения руку, неожиданно поцеловал.
– Верушка, ненаглядная моя ласточка, разве я смогу отдать тебя в гарем! Я не смогу сделать этого, – еле слышно прошептал он. – Я очень люблю тебя за твои страдания… беды, причиненные людьми, которые в подметки тебе не годятся, мизинца твоего не стоят! Что угодно, только не гарем! Ты мое маленькое солнышко, которое стало освещать мой путь так же, как и большое солнце. Я тебя никому не отдам, даже на планете Одиссея.
– Но у нас нет выбора, Ваня, – вдруг оборвала его Вера. – Мы с тобой два жалких раба новых перемен, и не только в России. Мы с тобой бедные, никому ненужные люди, выброшенные за борт этого страшного фарса, жертвы этой безумной гонки за прибылью, участники кровососущей неразберихи. Надо несколько раз подумать, прежде чем отказаться от заманчивого предложения. Ведь ты, как я поняла, будешь уважаемым гражданином планеты. Только я не совсем врубилась, чем ты там будешь заниматься.
– Сексом! – почти выкрикнул Майкл и повесил на батаган котелок с водой. – С вечера до утра. Моя бы это делала с большим удовольствием.
– А моя нет, – вдруг твердо сказал Иван. – Я могу любить только одну женщину. А если их будет много, я не смогу любить.
– Твоя другому отдана и будет век ему верна, – неожиданно продекламировал Майкл. – А моя сможет… Лола этому научила. Она говорила: «Иди, Майкл, гуляй. Соскучишься, назад придешь». А зад у нее был, как у Пенелопы. Так моя и делала.
– Но моя так делать никогда не будет, – еще раз повторил Иван. – Я могу любить только одну женщину.
– Ваня, читай письмо. Наверняка они что-то напишут о твоей работе. Секс – это не работа. Я на практике убедилась. Это страшное превращение человека в животное.
Иван стряхнул с лица слезы и продолжил чтение необыкновенного письма.
«Надо признаться, что мы на вашей обезображенной Земле солидарны с двумя странами – с Россией и Китаем. Нам очень жаль эти страны. Особенно потенциал отдельных людей, проживающих в них. Видимо, сама удивительная природа помогла прорасти им на вашей Земле и, конечно, близкое присутствие космической родниковой воды, связанной с орбитой человеческих душ. Несколько человек мы уже привезли на нашу планету. Как правило, они с хорошей генетикой, и потомство их пользуется большим спросом на всей планете. Одному из них, Петру Монакову, уже сто сорок лет, но он из гарема уходить не собирается.
При каждом УРИТО (гареме) у нас существует отделение биорегуляции и геронтологии. Так что средняя продолжительность жизни в УРИТО – от ста тридцати до ста шестидесяти – ста восьмидесяти лет.
Самому старому ветерану УРИТО двести три года, но у него есть партнерши двадцати лет, которые очень довольны его аурой и олимпийскими телодвижениями…»
– Вот это планета! – не смог сдержать своих эмоций Майкл. – Для такого рая ничего не жалко!
– А я копейки не дам, – вдруг строго сказал Иван и посмотрел на светлое от звезд небо. – Нельзя старую максу смешивать с молодой икрой. Запах рыбы не тот будет, да и вкус не тот.
– Ваня, – остановила его Вера – человек не рыба.
– Конечно, не рыба. Но от рыбы на земле нет столько вреда, сколько от человека.
– Ты мудрый, Ивана, как утка, – с улыбкой подметил Майкл.
– Которая ест красную рыбу и морскую клюкву, – согласилась с ним Вера. – Читай, Ваня, дальше. Я хочу знать, какую, работу они тебе предлагают.
«Так что мы, уважаемый Иван Петрович, – продолжил Иван, – гарантируем вам долголетие и здоровый образ жизни».
– Вот это планета! – опять не удержался Майкл.
– Не перебивай, Майкл. Читай, Ваня. Только не торопись. Они хоть и мудрые люди, эти инопланетяне, но, по-моему, голова у них находится совсем в другом месте.
– Это и хорошо, Джоконда, у наших людей голова слишком железный стала! Полупроводниковый, страшный голова, похожий на компьютер.
– Помолчи, Майкл! – оборвал иностранца Иван. – Посмотри на звезды и постарайся понять, чего хотят эти люди от нас с тобой и от нашей Земли.
«У нас богатым быть нельзя, – тихо продолжил он чтение письма. – Частный капитал строго запрещен, хотя он и был раньше, несколько тысяч лет назад. Но после трагической гибели самого богатого капиталиста Даун Джонса, это предок вашего Доу Джонса, которого зарезала ножом собственная домашняя обезьяна, планета и ее интеллектуальные достижения стали принадлежать всем жителям Одиссеи, исходя из их творческой потребности и органической связи с космосом. Распределение всех благ и контроль над деятельностью гаремов ведет совет планеты на конкурсной основе. Жюри конкурса собирается со всех галактик нашей Вселенной. На последнем конкурсе присутствовал инопланетянин из другой Вселенной, расположенной от нас за несколько тысяч миллиардов километров. Быть богатым и иметь свои личные женские сообщества, а также свои банки, университеты и космодромы у нас нельзя. Для нас самое страшное – когда разбогатевший человек перестает использовать ту энергию, которую ему дал космос. Он отрывает себя от действующей Вселенной и становится энергетически кастрированным, и у него вырастают очень длинные и острые зубы, как у вашего Дракулы. Они начинают кусать всех подряд – от родни до прохожих. Сначала мы отпиливали зубы, потом стали выбивать на специальных публичных площадках, а потом, в конце, концов, запретили частную собственность и рост личного капитала. Теперь мы не кусаем друг друга. Хотя проблем с использованием собственности планеты предостаточно. Так что разбогатеть, Иван Петрович, вы у нас не сможете, но и в бедности тоже не будете. Сначала вы остановитесь вместе со своей подругой на искусственном спутнике планеты. Нам надо тщательно проверить изменения ваших ДНК под влиянием новых гравитационных, радиоактивных и других полей. Потом вы опуститесь на нашу планету и будете жить в комфортабельном комплексе для подготовки экспедиции по нашей галактике. Как только экспедиция будет готова, вы летите вместе с тремя членами экспедиции на одну из планет нашей системы и находите на ней точно такую же воду, которую вы нашли на планете Земля. Поэтому несколько литров земной воды, контактирующей с орбитой человеческих душ, вы все-таки сохраните, а остальную воду, вместе с родником и прилегающими к нему водоемами, надо уничтожить. До капли уничтожить, полностью».
Дальше Иван Петрович читать не смог. Его разум словно покрылся темной пеленой. Руки таежного следопыта вздрогнули, тело пошатнулось, как будто на него взвалили непосильный груз. Он выронил долгожданное письмо прямо в костер, который тут же погас, и над лесным урочищем повисла леденящая душу и жгущая до слез мысли звездная ночь.
– Еще одна беда пришла на землю, – шепотом сказал Иван, и какой-то жуткий стон вырвался из его груди. – Я этого, наверно, не вынесу. – Он опять завсхлипывал и неожиданно придавил упавшее в костер письмо обеими ногами.
– Что ты делаешь, Ваня?! – остановила его Вера. – Ты с ума сошел! Это письмо преодолело миллиарды километров! – Она бросилась к Ивану под ноги и, выдернув письмо из потухшего костра, положила на сухое место.
– Вера, ты не представляешь масштаба этого безумия… Они тоже хотят уничтожить родник вечности. Они хотят всю землю лишить человеческих душ! Еще раз повторяю, что именно отсюда все человеческие души, прилетевшие со своей орбиты, устремляются к этой живой воде, а потом спешат к материкам нашей слезной земли. Так было миллионы лет и так должно быть всегда!
– Почему?
– Еще раз повторяю: если с орбиты космоса не будут поступать души, обработанные его мудрой энергией, человечество одичает и прекратит существование. Неужели ты не видишь, что это уже происходит. Тебе ли этого не знать?! Одно из животных совсем рядом. Оно лежит в кустах! – Не находя больше слов, Иван бросился к рюкзаку, вытряхнул из него американские баксы и швырнул их в костер. – Эту гадость надо сжечь! – неистово закричал он. – И как можно скорее. – Он достал спички, но Майкл Сорез, словно ужаленный кабан бросился в костер и закрыл доллары своим тучным телом. Судя по всему, еще горячие угли обожгли его и без того обожженную грудь, но он терпел, издавая истошные звуки отчаяния, и, сгребая доллары, засовывал их сначала за пазуху, а потом в свою черепную коробку.
– Ты с ума сошел, Ивана Петрович, – ворчал он, злобно скрипя зубами. – Удача сама идет. На твоя дикий башка обратили внимание люди великий цивилизация. Твоя кровный работа будет космический следопыт, а твоя Джоконда ждет роскошный жизнь. Моя не даст жечь валюта, потому что она будет нужна.
Иван мрачно озирался то на иностранца, то на вытащенное из пепла письмо.
Из глаз его текли слезы. Но он изо всех сил старался перебороть внутреннюю боль и, уткнувшись лицом в плечо Веры, тихо стонал.
– Иисус Христос, Спаситель наш, может, Ты поможешь мне?! – неожиданно обратился он к всемогущему земному Богу и, закрыв глаза, начал судорожно креститься.
– Ваня, что с тобой? – не зная, как помочь своему любимому, тихо прошептала Вера и тоже сначала заплакала, а потом стала креститься.
– Верушка, я не хочу больше жить! – шептал Иван. – Животные в оболочке людей разрушили мое сердце, но их будет еще больше, если я уничтожу живую воду родника, его космический разум, без которого все рухнет… Они разрушат Землю, а потом и до Солнца доберутся. Что делать?!
– Успокойся, Ваня. – Вера обхватила голову Ивана и, прижав ее как можно крепче к своей груди, испуганно смотрела на Майкла, который продолжал выдергивать доллары из тлеющего костра и ругаться что есть мочи по-английски.
– Ваня, Ванечка, миленький мой, я люблю тебя, но не знаю, чем помочь, – шептала она Ивану, как можно шире раздвинув свои разгоряченные ноги и пытаясь ими опустить Ивана вниз, а потом обласкать его тело всем тем, что трепетало в ней и тянулось к нему. – Наверно, надо снова разжечь костер и дочитать письмо… – тихо сказала она, нежно прикасаясь губами к его воспаленной мочке уха и опуская все ниже и ниже его чувственную грудь к своей разгоряченной талии. – Дорогой мой человек, по-моему, инопланетянам виднее, что надо делать с нашей Землей. Они знают, как нам дальше жить!
– Но ведь ты будешь подстилкой в гареме, и у тебя будут сотни мужиков, – никак не мог успокоиться Иван.
– Ничего страшного, миленький мой, солнышко мое ненаглядное! Мне не привыкать к этому. Зато я буду знать, что мой любимый работает в межпланетной экспедиции и люди Одиссеи ждут от него новых открытий. И если ему повезет, то им скоро станет известно про еще одну орбиту человеческих душ, которую ты обязательно найдешь.
– Верушка, ты не представляешь, что такое родник вечности, наполненный живым разумом, движением великих бессмертных душ! – слова невесты заметно успокоили Ивана, и он тоже обнял Веру. – Ведь это ключ к познанию Вселенной, которая связана не с вымышленным миром, а с мудрым космосом! Космосом, который с трудом терпит паранойю современного бездуховного человека. Но терпение его не бесконечно.
– Тем более, Ванечка. – Вера еще крепче обхватила своими цепкими разгоряченными ногами его дрожащее от гнева и ненависти тело и потянула к себе изо всех сил. – Надо сгруппироваться и рвать когти, – шептала она. – Пока черные дыры не обступили твое суземье со всех сторон, пока не появились над ним озоновые дыры, которые, может быть, еще страшнее болотных дыр. Ты слышишь меня, ангел?! Надо набраться мужества и послать эту Землю вместе с одуревшими от злобы и ненависти людьми ко всем чертям!
– Ты прав, Джоконда! Со словами такими медовуху пить надо, – неожиданно пробурчал Майкл, наконец, собрав все доллары и сунув их обратно в свою черепную «кладовку». – На планета Одиссея нет такой безобразий, как наша. Там гарем для всех, а у нас только для тех, у кого есть «бабки». Ивана, читай письмо дальше. Теперь моя будет беречь твоя деньги. – Он снова разжег костер и, достав из кармана брюк коробочку с таблетками, протянул Ивану. – Выпей одна таблетка и читай дальше. Это успокоительный лекарство.
– Спасибо, Майкл, – с грустью поблагодарил Иван. – Сначала ты мне предложил деньги, которые, как я понял, все-таки понадобятся, а теперь даешь таблетку. Лучше я самогон допью.
– Я сама буду читать письмо. Хватит пить самогон, – неожиданно возмутилась Вера и, еще раз поцеловав Ивана в мокрое от слез лицо, взяла послание в руки и продолжила чтение.
«Дорогой Иван Петрович, конечно, мы очень обеспокоены судьбой вашей планеты. Но что поделаешь. Космическое пространство бесконечно и природа его деятельности тоже бесконечна, потому что каждая фаза его развития создает другую, более совершенную и удивительную по своей красоте и энергии фазу. Но почему ваши разговоры о демократии и необходимой экологической помощи земным процессам стали такими же бесконечными и, в отличие от космических процессов, умопомрачительными. Вашей демократии не одна тысяча лет, примерно столько же – экологическим размышлениям. В результате, как нам сообщают наши биороботы, у вас не прекращаются войны, и ядерное оружие, уничтожающее жизнь не только на Земле, но и в космосе, не утилизируется, а, наоборот, наращивает свою губительную силу. Поэтому совет нашего единого правительства решил лишить вашу планету орбиты человеческих душ, которая находится в двух третьих от Земли до Луны. Поверьте нам, ведь мы спасли Вам жизнь. Интеллектуальная и духовная деятельность ваших людей заканчивает свою ведущую роль на планете Земля. Она стремительно превращается в хаос, пожирающий жизненную энергию планеты. Такому хаосу орбита человеческих душ, фильтрующая и укрепляющая духовную и разумную деятельность человека, не нужна. Поэтому совет единого правительства планеты Одиссея убедительно просит Вас убрать с лица Земли родниковую воду, контактирующую с космосом и содержащую энергию человеческих душ. Деньги на эту работу Вам передаст Майкл Сорез. Он же поможет Вам организовать и выполнить „эту необходимую процедуру…“»
– Вера, остановись! – неожиданно почти выкрикнул Иван. – Я не могу слышать этих страшных слов. Ты понимаешь или нет, о чем они просят?!
– Догадываюсь.
– Они предлагают лишить Землю творческих, обогащенных космическим разумом интеллектуальных людей! Они хотят, чтобы я оборвал связь человеческого духа со Вселенной и лишил людей той энергии, которая способствует развитию мира. То есть, чтобы Земля стала такой же, как миллионы лет назад, без разума и необходимой цивилизации. Это жестоко, я не понимаю этого!
– А моя понимает. – неожиданно перебил Майкл. – Моя продукт великий Америка. Моя бывший бизнес-ястреб. Каждый, кто знал Майкла Сорез, Ирак, Афганистан. Скажет прямо: не трогай умного ястреба, у него острый клюв и железный душа. Он не боится русский медведь. Он любит его. Россия очень вкусный ням-ням.
– А потом необыкновенный динь-динь на русской печке, – неожиданно перебил Иван.
– Ивана Петрович, твоя глубокий знаток американский душа, – сразу заулыбался Майкл. – Поэтому твоя должен понять, где большой бизнес и крепкий картель, – космос фуфло. Идиотик, не знающий, как дешево купить, а потом дорого продать. Для американский бизнес солнце – круглая канистра с горючим. А два миллиона тонн земного урана – штука, которая может поставить на колени не одна планета. О таком мышлении наших олигархов наверняка знают люди планета Одиссея. Это бесит их. Хотя многие их предки живут на разных материках нашей планета. Они наконец-то поняли, что Земля пошла по пути самоуничтожения. Возьми, Ивана Грозный, свои баксы обратно, и будем думать, как убрать родник быстро, быстро, а потом ту-ту..
Иван долго молчал, мрачно глядя на письмо, а потом вдруг зарычал, как подраненный медведь.
– Ты с ума сошел, профессор! Мы лишим землю человеческого разума?!
– Будь она проклята, Земля! – и блеск циничных глаз Майкла, словно фосфорический взгляд озлобленного черта, вдруг вспыхнул над лесом. – Твоя и моя будет скоро свидетель шикарной цивилизация планета Одиссея. Уберем родник, и Земля сама очистится от этой интеллектуальный «ка-ка». А потом мы уговорим инопланетян взять и твоя, и моя, и Джоконда в свой планета. Читай письмо и думай, как уничтожить родник.
Иван бессмысленными глазами смотрел на возбужденное лицо Майкла и, конечно, ничего не понимая в бизнесе, не понимал и многих его слов. Он только где-то в глубине души чувствовал, что все бескорыстные люди, создающие на Земле духовную жизнь и дающие ее многим поколениям, оказались в полном дерьме.
«А потеря связи человеческих душ с космосом, – размышлял он, – еще больше перечеркнет все достижения не только Античных, золотых и серебряных культур, но и лишит людей разума. И, конечно, животный интеллект не будет двигать науку и культуру дальше». И еще Иван Петрович ясно осознавал, что теперь от него зависит не только его личная жизнь и судьба Веры, но и судьба всей планеты. Он удивленными, почти обалдевшими от ужаса глазами смотрел на заплаканное лицо Веры, потом неожиданно выругался и попросил читать письмо дальше.
«Время для уничтожения родника, связанного с подлунной орбитой, пришло, – продолжила чтение Вера. – Мы несем ответственность за опасное влияние людей Земли на орбиту человеческих душ не только около Луны, но и во всем космосе. Поэтому, Иван Петрович, поторопитесь. Если пиротехнических средств и взрывного материала будет недостаточно, постарайтесь соединить или каким-то образом перемешать остатки родниковой воды с жидкостью рек и черных дыр северных болот. Связь с вами осуществляем уже оговоренным способом. В ночь самой ущербной луны вы разжигаете три ольховых костра. Благодаря этим кострам мы уже знаем, где находится родник земной жизни, то есть ее ось, и, как только вы уничтожите земную ось, сразу, в ночь ущербной луны, разжигайте четвертый еловый костер, самый дымный, и ждите нашего появления. Мы прилетим на третьи сутки. В первую ущербную ночь вы должны увидеть только летающие тарелки наших биороботов. На вторые сутки мы будем изучать местность для благополучного приземления нашего космоплана. А на третьи сутки ждите нас во главе с командующим полетом генералом Виссарионом Крузом. Постарайтесь уничтожить родник полностью. В противном случае этим придется заняться нам, а это чревато последствиями. Дело в том, что о нашем прилете на Землю не должны знать воздушные силовики не только России, но и других стран. На этом мы заканчиваем послание и ждем встречи у родника. Еще раз благодарим за активную помощь нашей планете и ее галактике. Передаем глубокое искреннее уважение от всего единого правительства Одиссеи. До встречи».
Дочитав послание, Вера сунула письмо под золотисто-серебряную безрукавку к самому сердцу и, не помня себя, бросилась обнимать Ивана.
– Ваня, я знала, что ты принесешь мне счастье. Но я не думала, что это наступит так скоро, так неожиданно! Ну что ты как деревянный?! Надо радоваться и благодарить Бога, что ты будешь уважаемым человеком, да еще космонавтом такой цивилизованной планеты. Миленький мой! Ненаглядный мой, ты моя улетающая в поднебесье ласточка… – Она почти механически стала раздевать Ивана и, заметив любопытный взгляд Майкла, сидевшего по другую сторону костра, набросилась на него, как львица. – Уйди отсюда, лысое пугало! Прочь от костра вместе со своим баблом.
Майкл опешил. Он хотел что-то сказать, но Вера, словно рассвирепевшая лесная кошка, схватила первую попавшуюся головешку и, зашипев вместе с ней, бросила в Майкла.
– Майкл, извини, нам поговорить надо… Иди к спецназовцу, организуй свой костер и не обижайся. Нам необходимо поговорить, – тихо сказал Иван, успокаивая Веру, и, чувствуя невероятную дрожь и какую-то необъяснимо сладкую и почти девственную негу, начал сам раздеваться и помогать ей как можно ближе и скорее ощутить взаимное прикосновение обнаженных тел.
– Я с тобой, Ваня. В любом брусничном суземье, на любой планете, я с тобой, – тихо шептала она.
– Но ведь ты будешь в гареме?! – неожиданно сорвалось с его губ.
– Ты мой гарем, – продолжала шептать она в ответ, лаская его грудь. – Ты мой самый светлый, самый сильный, самый непредсказуемый и самый нежный гарем. Я хочу быть в нем, почувствовать его божественный офис, его драйв, его живительную энергию. – Она бросила золотисто-серебряную рубашку Ивана прямо в мох и, повалив на нее своего милого, припала к его обветренным губам. Вера с нетерпением ждала, когда он окажется в ней.
И когда это случилось, она вдруг подняла свои тонкие, как ветки лозы, руки и, цепляясь гибкими пальцами за болотный багульник, запела свою любимую песню:
Орленок, орленок, взлети выше Солнца
Навстречу планетам другим!
Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Любого врага победим.
– Ваня, я хочу быть брусничным цветком твоего космического суземья! – вдруг громко, словно сорвавшись с цепи, закричала она. – Я хочу, как плакучая ива, качаться над лесами и болотами и с превеликой радостью ждать прилета твоих небесных пришельцев. Теперь я свободная, ни от кого не зависящая, женщина. И только любовь может сдерживать меня. – Она еще крепче обвила своими тонкими чувствительными бедрами его длинные, гудящие от усталости ноги и не отпускала их до самых ярких солнечных лучей.
Конечно, если б не Вера Лешукова, не ее бескорыстная неудержимая любовь, перевернувшая в сознании Ивана и без того надломленный взгляд на существующий мир, то он бы не дожил до утра, настолько его потрясло дерзкое предложение инопланетян. Но ее горящие, до боли открытые глаза и неустанные, как пальцы профессионального массажиста, губы спасали Ивана от кошмарных ассоциаций и жутких снов. И все-таки между ее чувственными ласками и сердечными состраданиями Иван куда-то проваливался, и кошмарные видения одолевали его. Ему снились люди, которым с самого рождения было отказано иметь душу, потому что орбита человеческих душ потеряла связь с Землей. И перед его глазами возникали толпы опустошенных, никому не нужных людей, которые куда-то торопились и делали вид, что они очень умные и нужны не только России, но и новой власти, и что без их насущного бизнеса рухнет любое государство. Но они, к великому ужасу, еще не знали, что душ у них нет. И рано или поздно самое многочисленное общество или государство, организованное ими, все равно должно было развалиться. И самое страшное – они, в конце концов, будут, как животные, есть друг друга и терять человеческую суть. Ему снились политики в роскошных дворцах, напичканных новыми технологиями, и в богатых офисах, со статусом неприкосновенности и выдуманного ими виртуального мира. Они произносили речи, одна другой лучше, но, прислушавшись к их голосам, похожим на звон железа, он вздрагивал, словно в лихорадке, лоб его покрывался обильным потом, волосы на голове начинали топорщиться и шевелиться. «Боже мой! – кричал он во сне. – У них тоже нет души!»
– Но у тебя-то есть, Ванечка, есть, – отвечала ему Вера, чувствуя, что он бредит, и как можно крепче прижимала его к своей взволнованной груди. – Что с ними поделаешь, с этими заблудшими человекообразными. Пусть солнце и звезды разбираются в этом. А ты, Ванечка, готовь себя к другой, более духовной, творческой жизни… К работе космического следопыта. Неси Вселенной свет, радость.
Вера, в отличие от Ивана, не могла уснуть всю ночь и, когда он просыпался, тянулась к нему.
– Ты солнышко мое неутомимое. Ты мой блаженный, отчаянный мужчина, умеющий любить и ненавидеть, – шептала она сквозь боль и страдания, накопившиеся в ней за короткую, но невыносимо трудную жизнь. – Скоро взойдет твое великое солнце, и нам будет легче дышать и думать на родной земле. Но ты, Ванечка, послушай меня, радость моя неповторимая, свою любовь послушай, свою лесную пчелку. Послушай и сделай так, как я прошу. – Она прижалась к нему еще крепче и, укусив за мочку уха, заговорила вдруг совсем другим голосом.
Сначала Иван подумал, что она шепчет монолог из какой-то незнакомой пьесы. Но, прислушавшись, понял, что эти откровения адресованы ему.
– Друг мой сердечный, – тихо шептала она грудным вкрадчивым голосом. – Не будешь ты счастлив на этой земле. Никогда не будешь – слишком примитивна она для твоего бескорыстного чуткого разума. Совсем другие люди появились на планете. Они оккупировали ее, как варвары, как завоеватели, как кровопийцы. Ты – белая ворона среди них. Ни в магазине депутатки тебе не будет счастья, ни в брусничном суземье. Потому что ты – белая ворона. Но только благодаря моей «белой вороне» я поняла, что такое орбита человеческих душ.
– И что ты поняла?
– Это вечность, Ваня, которая противостоит человеку, его агрессивному заблуждению. И опыт этой вечности намного мудрее разума человека.
– Ты правильно поняла, Верушка. Это неоспоримо.
– Но разве современный человек может признать это?
– Никогда. Завоевателю нужен сам процесс, а что будет дальше, он редко задумывается. Процесс и личное богатство превыше всего. Только две эти составляющие не дают покоя его компьютерному мироощущению.
Вера неожиданно притихла.
Иван не мог этого перенести.
– Верушка, не замолкай… Я чувствую, как разгорается костер, когда ты шепчешь мне наполненные болью и до слез искренние слова.
– Мне обидно, Ваня, что современный человек такие слова как «нега», «красота», «любовь», превратил в неологизмы, и теперь они имеют самое пошлое, даже противоположное значение. Наподобие «динь-динь». Вот и все. Многие разбогатевшие люди правят миром, так и не осознав, кто его создатель. И самое страшное – не хотят осознавать. Ты видишь, Майкл разжег совсем другой костер. И у этого костра нам с тобой места нет.
– Почему?
– Потому что он рассчитан на выживание, на звериное поглощение того, что дала мать-земля. Но зверь есть зверь, и всегда зверь. Если он съедает кого-то, то, в свою очередь, его тоже съедят. Нам надо с тобой уходить, Ванечка, от этих зверей, и как можно скорее. Иначе мы погибнем. Вдвоем уходить. Подальше, подальше, как можно дальше от них! Двадцать шесть миллиардов километров – очень клевая цифра. – Вера шептала эти слова прямо в ухо Ивану, и, когда он вздрагивал от ее слов, она радовалась как ребенок. – Где твои патроны со снотворными таблетками? Или на этот раз лучше использовать пули?
От этих слов Иван сильно поморщился и, неожиданно открыв глаза, с улыбкой посмотрел на взволнованное лицо невесты.
– Пули для животных, – тихо сказал он и опять словно куда-то провалился.
– А они кто?
– Не знаю. Я не профессор Гарвардского университета, – сквозь зубы процедил он. – Патроны со снотворным в голенище левого сапога, а с пулями – в рюкзаке.
Глянув на тусклый костер, который разжег Майкл, Вера дрожащими руками нащупала рюкзак и, достав патроны, потянулась к ружью, но Иван остановил ее.
– Не надо этого делать, – тихо сказал он, и лицо его опять сморщилось, веки задергались.
– Погибнем, Ваня, – так же тихо ответила Вера. – Такие люди, как Майкл, Америку завоевали… Мы для него не то что два упертых индейца, а два диких безмозглых рябчика. Ты только посмотри на него. Он доллары опять сложил в заморскую лысину, и видит их, и пересчитывает даже во сне.
Иван безнадежно махнул рукой и, поеживаясь от холода, опять закрыл глаза. Вера застегнула пуговицы на его рубашке и, взяв ружье в руки, вложила патроны в стволы.
В этот момент затвор ружья щелкнул, и Майкл, вздрогнув, поднял голову. Но он, видимо, не успел понять что к чему, потому что она быстро достала письмо и, потушив им костер, взвела курки. Она стала целиться, но почему-то посмотрела на небо и задумалась.
Утро уже разгоралось. Лучи солнца пурпурными, скользящими по вершинам деревьев нитями шевелили небо. И, глядя на это необычное зрелище, Вера вдруг вспомнила вчерашнее раскаяние перед солнцем и строгие слова Ивана: «Если десантник умрет, то это будет твоя четвертая жертва». Глянув еще раз на солнечные нити, она вытащила из ружья пулевые заряды и полезла в сапог Ивана за снотворными патронами. Перезарядив ружье, она опять посмотрела на небо.
– Куда целиться, Ваня? – тихо, почти шепотом, спросила она, не сводя глаз с иностранца.
– Только в руку, – еле слышно пробурчал Иван и, почему-то тоже посмотрев наверх, перекрестился.
После того как Вера загасила костер, Майкл больше не дремал и постоянно курил и крутил головой, видимо, разглаживая почерневшие доллары, которые сильно подгорели и теперь в лысину не влезали.
– Сейчас ты успокоишься, – со слезами на глазах сказала Вера и стала медленно целиться в слившуюся с темнотой руку.
«Промахнуться нельзя, – шептала она сама себе. – Иначе он не отвяжется от нас и сделает все возможное, чтобы не мы отправились на другую планету, а он».
Спустив курок, Вера выстрелила еще, но на этот раз в наемного десантника. Спецназовец только простонал, а Майкл вскрикнул и, поняв, в чем дело, бросился бежать за ближайшую ель. Он, видимо, ожидал еще выстрела. Но Вера, убедившись, что снотворные таблетки достигли цели, перезарядила ружье пулями и, одевшись, сама подошла к иностранцу.
– Ты прости, Майкл, – с какой-то глубокой обидой и смятением сказала она. – Но нам с тобой не по пути. Мы оставим тебе все деньги, которые нам предложили инопланетяне, всю самогонку и ружье с дробовыми патронами. Ты не обижайся на нас, так будет лучше. Если сказать честно, мы боимся тебя, потому что ты из мира страшного бизнеса и виртуальной лапши. А мы не понимаем и не признаем этого… Но ты не пропадешь, мозговитый америкашка. Тем более с такими деньгами и с таким антикварным дробовиком.
– Да еще с навороченным автоматом, – неожиданно к разговору подключился Иван, подойдя к Вере и обняв ее за плечо. – Мы оставим вам рожок с патронами и медвежье сало. Но не вздумайте прицепить за нами «хвост» и помешать нам вылететь на другую планету. Ну что ты загрустил, тертый ястреб? Проспишься, выйдешь из тайги и будешь опять профессором. Тем более в сопровождении такого отважного десантника.
