Писарев уже спал, не подозревая, что ему опять предстояло решать этой ночью сложнейшую задачу. Речь шла о познании Матрицы. Я много времени думал о Матрице и пришел к выводу, что ее придумала долгая эволюция жизни и Божественное начало, увенчанное сотворением человека. После долгожданной встречи с Верочкой Клюге я вновь был готов к мозговому штурму. И когда передо мной появился светящийся силуэт Сергея, потекла, словно небесная звездная река, наша беседа.

– Ты удивляешься, что я не задавал тебе днем никаких вопросов, так это оттого, что ты стал больно самостоятельным, а потом укатил куда-то.

– Я ездил в Питер. Хотел повидаться со своей бывшей женой.

– Ну и как ты нашел Верочку Клюге? – и откуда Писарев все знает, если такой простой? А он в ответ:

– Я – часть Вселенной. Твой верный помощник. Я также верен тебе, как твое отражение в зеркале. – Выслушав его, мне пришлось выкинуть все свои необоснованные подозрения.

– Ладно, не будем не доверять друг другу. У нас и так мало времени. Слишком мало, чтобы его попусту тратить, – согласился я с Сергеем.

– А ты строй из своих фраз объемные фигуры в поднебесье.

– Я так и делаю. Но от этого тебе не легче. Я исчерпал всего себя. Моя фантазия ничего нового предложить не может.

– Попробуй начать с того, на чем остановился вчера, и ищи новое продолжение.

– А что это даст?

– Увидим. Только не сделай из меня, пожалуйста, отбивную. И запомни: у тебя этой ночью будет сколько угодно попыток и всего лишь три последней ночью.

– Ты меня без ножа зарезал! Я очень рассчитывал на последнюю ночь.

– Ничего не поделаешь. Я оказался значительно уязвимее, чем думал.

– Кто думал?

– Три ночи предложил тебе я. Отбивную котлету ты сделал из меня. Так что, поверь – это мое решение.

– Я хочу сделать Свету счастливой, – мысленно произнес я и снова поразил этой объемной фразой Сергея прямо в сердце. Он застонал во сне. А мысленный голос его продолжал поддерживать меня, не умолкая ни на минуту.

– А разве ты не сделал эту девственницу счастливой? – Тут же начал допытываться Сергей.

– Не знаю. Мы о чувствах совсем не говорили.

– Понимаю. Ты любишь больше действовать, чем говорить.

– Я знаю лишь одно, что она очень помогла мне.

– Так скажи ей об этом. И запомни, подготовить тебя к мозговому штурму могла лишь девственница.

– Даже так. Значит, теперь я должен на ней жениться.

– Ничего у тебя не получиться. Это моя девушка. И свою девственность она отдала тебе с моего согласия.

– Но отчего ты готов пожертвовать ради меня всем? Неужели ты думаешь, что у нас что-то получится с этой задачей?

– Должен сразу поставить тебя на место, – живо заговорил Сергей, – эта жертва сделана не ради тебя. Мы пошли со Светой на эту жертву ради задачи. Я знаю, что ты очень талантлив и многого еще добьешься в жизни. И поверь, этот мозговой штурм был необходим и для тебя, и для нас. В любом исходе мы останемся победителями, хотя бы потому, что подготовим тебя к познанию Матрицы. А теперь за дело!

Меня поразили бойцовские качества Писарева. А благородство этого молодого человека достойно было подражания. Ради познания Вселенской гармонии он подарил мне право первой брачной ночи со своей девушкой, которая, как я знаю, была девственницей. И хотя Света подарила мне свою любовь в лесу на укромной лужайке, это не меняло смысла содеянного ею поступка. Размышляя о благородстве этой молодой пары, я продолжал познавать Матрицу. Только под утро, когда запели первые петухи, Писарев надолго замолчал. А мне показалось, что на кровати Сергея лежит покойник. С этими тревожными мыслями я забылся мертвым сном, позабыв обо всем на свете. Просто не верилось, что бригадиру удалось разбудить меня.

Когда я пришел на картофельное поле, студенты уже работали. Я плюхнулся за пустыми ящиками и надолго забылся сладким сном. Мне снились горы картофеля. Сиреневого, фиолетового и белого. Их вершины напоминали пятиконечные звезды, а звезды эти с высоты птичьего полета напоминали американский флаг, который диктовал всему миру свои условия. И нигде не было видно родного красного флага.

Проснулся я внезапно, ощутив вечернюю прохладу. Пронзительный ветер, покачав штабеля пустых ящиков, закружился волчком. Опустевшее поле, из которого вынули внутренности, подарило людям столько изобилия, что напоминало собой великую русскую женщину, дремавшую после кесарева сечения. И, однако, освобожденная мать-земля дышала глубоко и свободно. Она дарила тем, кто на ней работал, здоровье и долголетие. Силу и свежесть этого легкого дыхания я чувствовал на своем лице. Дыхание земли дало мне понимание, что только освобожденный труд нес избавление от мучительных страданий, бедности и пороков, из которых вечное пьянство было наистрашнейшим.

Подкинув сломанный ящик, чудом убереженный от сожжения, я сел на него, когда ящик стал похож на покладистого пони. Недалеко от меня стояли аккуратно уложенные штабелями ящики, наполненные отборным картофелем. Содержание их указывало на сизифов труд, потому что бессмысленно было собирать эту мировую картошку и отправлять ее на хранение в город, где она подвергалась значительному гниению, чтобы затем попасть к нам на стол, почти непригодной в пищу.

Причудливые картофелины изображали собой довольно смелые сюжеты из провинциальной жизни. И, глядя на них, мне показалось странным, что обо мне ни разу не вспомнили за целый день. Не отвели душу, обругав меня последними словами; не ткнули в мою сторону указательным пальцем, когда я безмятежно спал за ящиками мертвым сном; не начали подбивать клинья к Свете после нашего свидания с ней на зеленой лужайке, а что, собственно, было вчера, я так толком и не узнал.

Я все ждал ответа на свои вопросы, обращенные скорее к убранному картофельному полю, чем к Свете или Сергею Писареву. Бескрайнее поле, по моему глубокому убеждению, впитало в себя все вопросы русской земли, становясь напряженным, упругим и зрелым. Долго глядел я на поле, но взаимопонимания между собой, убранным картофелем и сломанным ящиком, похожим на пони, – не находил. И тут ко мне подошла Света, румяная, как яблоко наливное. Должно быть, она испытывала сильное внутреннее волнение, которое было написано у нее на лице. Она спросила, чему я так радуюсь. Но я не радовался вовсе. И, как можно радоваться, после того, как из своего верного помощника сделал отбивную.

– Это не радость, Света. Так выглядит человеческое горе. А почему я улыбаюсь? Да, потому что я приучил себя улыбаться, когда на сердце хуже некуда, и кошки бездомные скребут.

– Тогда расскажи, что с тобой приключилось.

– Вначале понять надо. А я не могу понять, что между нами произошло. Поцелуй твой запомнил на всю жизнь.

– Ну, хоть поцелуй запомнил и то хорошо!

– Извини, Светочка, но нам пора заканчивать беседу, которая неизвестно, куда может завести. Мне отпущено всего два дня для решения очень непростой задачи, и они уже на исходе. Я бы поговорил с тобой и, поверь, нашел бы ласковые слова.

– Вот и поговорил бы со мной. А то махнул в Питер к своей бывшей женушке.

– Ах, Света, зря ты так! Понимаешь, для любви не осталось времени, даже к бывшей жене, – с горечью заключил я, зачем-то отталкивая от себя девушку, вместо того, чтобы обнять и прижать к своей горячей груди, на зависть Кондакову, бригадиру и трактористу, единому в трех лицах.

– Ты бы хотел снова со мной встретиться? – просто сказала Света.

– Неужели, так сразу?

– Я необходима тебе сейчас, даже больше, чем стакан водки.

– Может быть, ты и права, – согласился я с ней.

– Ты ведь за этим в Питер ездил? – стала допытываться девушка.

– Может быть! – уклончиво ответил я.

– Не думай о жене своей бывшей. Она забыла тебя. Теперь у нее новая жизнь, и скоро она полнеть начнет.

– Что ты этим хочешь сказать?

– То, что она беременная.

– От кого?

– Поверь мне – ребенок не от тебя.

– Ладно, Света, давай забудем о Верочке Клюге. Мне не верится, что ты сказала правду.

Но Света лишь улыбнулась в ответ. Она была гораздо моложе Верочки и очень хороша собой. Поэтому я обнял ее и нежно поцеловал. Меня охватила дикая страсть к забавной девчонке. В Сырковицах в каждом доме был сеновал. Забрались мы наверх по деревянной ветхой лестнице кирпичного полуразвалившегося дома. А наверху я просто опьянел от ароматов сухого клевера, душицы и зверобоя. Света, не стесняясь меня, разделась и встала передо мной в восхитительной позе, словно жрица любви. Во мне давно уже пробудилась мужская сила. Я вошел в нее, и мне было так же сладко, как когда-то с моей бывшей женой. А может, еще слаще. Красива, хороша и женственна была Света. А шея была у нее лебединая.

О Сергее я думал с надеждой. С его помощью я моделировал все лучше и лучше объемные фразы, хотя общая картина в стройную законченную мозаику не складывалась. К известным двум точкам, расположенным на корне и кончике языка, мне не удалось добавить ни одной новой точки. Поэтому было очень опасно строить объемные колебательные системы, выходящие за рамки двух точек.

В душе я надеялся, что Писарев после прошедшей бессонной ночи не выйдет на связь. Но Сергей был настырен. И, хотя он не смог дойти до картофельного поля, это ни о чем не говорило.

Я приблизился к бараку, когда все созвездия наконец-то вспыхнули в вышине, не оставив молодому ершистому месяцу никаких шансов в состязании с ними. Я был возбужден и бледен. Любовное свидание со Светой настроило меня на победу. Я начал замечать восхитительные мелочи, на которые раньше не обращал внимания. Отчего мне казалось, что звезды то прыгали на серебряные рожки месяца, то съезжали с них, как с горки. Но звезд было много на небе, ярких и дерзких, чтобы отполировать своим сиянием ненасытные рога месяца. Неудивительно, что месяц не выдержал их волшебного блеска и спасовал. И когда Млечный путь засиял особенно ярко, спрятался за набежавшую тучу и так долго не показывался, что ласковые звезды о нем забыли. Секс и оргазм управляли миром, особенно творческим.

Восхитительная ночь не могла ничего изменить в познании Матрицы, несмотря на жертвы, на которые пошли ради меня Света и Сергей Писарев. Вдохнув глубоко свежий деревенский воздух, я вошел в барак, где увидел Кондакова, который при тусклом свете настольной лампы пытался растормошить Сергея.

– Что с ним? – с тревогой спросил я.

– Мне никак не разбудить его, – ответил прораб, – утром сослался на болезнь, но температуру мерить отказался. Если завтра ему не станет легче, придется отправить его в город.

– Может, у него грипп? При гриппе не такое бывает, – предположил я, чтобы заступиться за Сергея. Кондаков недоверчиво посмотрел на меня и вышел на улицу. А в четырех стенах барака еще долго витала не высказанная им досада. Но она совершенно не трогала меня, потому что я не сомневался более в успехе.

Погасив свет, я прилег в кромешной темноте на кровать. Я лежал с открытыми глазами и мысленно готовился к мозговому штурму. В комнату заглянул ненадолго месяц. Он светил, казалось, мне одному.

Я любовался месяцем, радуясь затянувшемуся безмолвию. И в этой харизматической тишине услышал, как мышь скребется в дальнем углу, как вращается на крыше из-за сильного ветра флюгер и как вертится и не может заснуть за стеной бригадир. А потом пробудилось на свет живое искрометное слово. И вместе со словом появился светящийся силуэт Сергея.

И тогда я, восторгаясь мужеством Писарева, снова прозрел, остановившись на числе «семь». Я вдруг понял совершенно отчетливо, что число точек Матрицы не должно быть более восьми. Это исходило из того, что число независимых цветов спектра света равнялось семи плюс еще один цвет – пурпурный. Об этом утверждал еще Исаак Ньютон. А затем подтвердили и другие физики. Наверно, неспроста основных музыкальных символов было семь. Отсюда следовало почти гениальное предвиденье, что число точек Матрицы, которые я пытался найти с помощью мозгового штурма, могло быть созвучно им. И такая безумно свежая идея пришла ко мне в глубокой, почти жуткой тишине.

Мне показалось, что обнаружение координат недостающих точек Матрицы не займет у меня много времени. Я решился на более простое продолжение, поэтому первая попытка опять закончилась неудачей. Мой верный помощник оказался надолго выведенным из строя.

Пока Сергей молчал, я попытался проанализировать свою неудачу. Сколько еще оказалось не проверенных вариантов. Возможно, я готовился с юных лет к этому мозговому штурму. И, надо отдать должное моим помощникам, подготовился к нему неплохо. Во-первых, я проверил себя на выносливость и понял, что готов к новым испытаниям. Поэтому лозунг: «Теперь или никогда!» был неуместен. Придет время, и я завершу познание Матрицы. Я более не сомневался в своей избранности. Меня выбрала эволюция развития человечества, чтобы я познал Матрицу и бережно передал это знание людям.

И все-таки неугомонный Писарев нашел в себе силы и вновь начал меня подбадривать. Силуэт Сергея то светился, то угасал, пока не вспыхнул ровным сиянием. Сергей верил в успех чинимого нами дела с такой заразительной уверенностью, что я за него только порадовался. Его могучий дух, как и мой, не был сломлен. Весь пройденный жизненный путь предстал передо мною со всеми ошибками, удачами и разочарованиями. И, наверно, детский грех был тоже запрограммирован заранее в моей судьбе, потому что, если бы не было его, не было бы этого мозгового штурма. Так уж сложилась моя нелегкая жизнь, которую можно считать блистательной. Находясь на самой вершине эволюции, я попытался проверить еще одну координату. Но опять совершил непростительную ошибку. Казалось, самого малого не хватило для победы. Может быть, спортивной злости. Но ее было в избытке у Сергея. Неслучайно он играл роль первого номера в нашем сверкающем диалоге.

А потом наступило время третьей попытки, которая доконала Писарева. Он, как и я, продержался до самого конца. И его светящийся серебряный силуэт погас.

Я не мог заснуть. Вышел из барака и начал бродить по спящей деревне. А потом забрался на сеновал, где Света отдалась мне, и крепко заснул.

Разбудили меня бойкие голоса. Я прислушался к ним и узнал голос Сергея Писарева. Чтобы удостовериться в этом, я выбрался из своего уютного убежища. По грунтовой дороге шли двое. Они негромко разговаривали между собой. Я мгновенно узнал их. Светочка и Сергей Писарев шли, взявшись за руки. Я обрадовался, что дела у Сережи не так уж плохи. А они шли и шли по дороге в сторону леса. Праздное любопытство разобрало меня, и я пошел за ними следом, стараясь быть незамеченным, чему способствовали старые телеграфные столбы и поле с перезрелым горохом. Скоро я потерял их из виду, потому что они вошли в густой лес и скрылись среди деревьев. Я подумал было, что они отправились за грибами, но над лесом вдруг взмыла пара белых лебедей и, сделав прощальный круг над картофельным полем, скрылась из виду. А Светочка и Сережа так и пропали. Лишь Кондаков спросил меня вечером для порядка о них. Но я сказал ему, что их не видел. Не мог же я заявить ему, что они превратились в белых лебедей. Их никто не хватился, и скоро о них забыли. Только я несколько раз заходил в лес, искал их следы и одежду. Но так ничего не обнаружил. Я знал, что они неслучайно появились возле меня в деревне. Все это подтверждало, что мозговой штурм тщательно готовился независимо от моей воли, что сама высшая эволюция Земли приняла в нем живейшее участие. Мне была необходима помощь, и Света и Сергей Писарев эту помощь мне оказали. Я твердо верил, что они превратились в белых лебедей. Может, это и сказка, но сказка очень красивая. И все-таки за небольшими литературными изменениями, здесь проглядывает чистейшая правда.