После возвращения лодки с моря прошла всего неделя, которая была заполнена сначала суетой с ремонтом цистерн (и разлитием солярки по Пала-губе), списанием злосчастных резиновых мешков, но в основном подготовкой лодки к новому боевому походу. В Советский Союз шли из Англии караваны судов (или, как тогда говорили, конвои), которые нужно было прикрыть от возможного нападения немецко-фашистских кораблей, базировавшихся в портах Северной Норвегии. Нашей «катюше» было приказано вместе с другими лодками расположиться в дозоре на меридиане мыса Нордкап (самая северная точка побережья Северной Норвегии) и атаковать корабли противника, выходившие из проливов между шхерами у побережья. На этот раз в СССР шел конвой РQ-13 и возвращался из Архангельска и Мурманска конвой QР-9.

Лодка вышла из Полярного в 00.27 21 марта и шла на позицию в надводном положении сквозь 7-балльный шторм, отрываясь от берега в темноте. К утру лодка продолжала идти полным ходом в надводном положении. Встреч с противником не было и 22 марта ПЛ прибыла на позицию. Приняв решение погрузиться и следить за обстановкой из подводного положения, Лунин скомандовал: «Все вниз, стоп дизеля, срочное погружение!» и верхняя вахта скользнула вниз в люк. Наверху остался один командир, ожидавший начала погружения лодки, чтобы также уйти вниз в боевую рубку и закрыть за собой входной люк. Однако лодка под воду не пошла, хотя кингстоны и клапаны вентиляции цистерн главного балласта открылись.

Видя, что лодка не погружается, в центральном посту запаниковал Синяков. Ведь лодка была удифферентована еще в базе. Не понимая, в чем дело, он скомандовал заполнить подряд все цистерны маневренного балласта — уравнительные и дифферентные.

Цистерна быстрого погружения была заполнена еще раньше, перед выходом на позицию. Но лодка упорно не шла под воду, хотя весь маневренный балласт был уже полностью принят…

Положение стало очень опасным. Лунин на мостике один не мог уследить сразу за всей обстановкой на поверхности моря и в воздухе. Кроме ПЛ противника, могли в любую минуту нагрянуть надводные корабли. Управление лодкой в такой обстановке было практически невозможным. Поэтому Лунин все время спрашивал, что делается внизу, то есть в центральном посту.

Синяков, наконец, доложил ему, что весь главный балласт принят, полностью заполнены уравнительные и дифферентные цистерны, а также цистерна быстрого погружения, воду принимать больше некуда, но лодка под воду не идет. Лунин в бешенстве скомандовал: «Ну, тогда принимайте воду в центральный пост!» Организованная на скорую руку элементарная проверка показала, что не заполнена водой цистерна № 3 главного балласта. Командир II отсека лейтенант М., полагая, что в эту цистерну принято топливо, никому ничего не сказав, самовольно закрыл аварийные клинкеты на ее вентиляционных трубах с обоих бортов. Поэтому вода и не шла в цистерну, несмотря на открытые кингстоны и клапаны вентиляции, и лодка, естественно, не уходила на глубину, имея такой воздушный «пузырь»… Синяков же перед самым выходом лодки в море не проверил готовность системы погружения и всплытия и, в частности, положение аварийных захлопок и клинкетов, несмотря на то, что обязан был это сделать лично и собственноручно.

Но даже после выяснения причины ЧП положение оставалось опасным. Погружение лодки оттягивалось, поскольку уже нельзя было просто открыть аварийные клинкеты у цистерны № 3. Лодка после заполнения всего маневренного балласта была очень «перетяжелена» и могла при погружении «провалиться» за предельную глубину, чего доброго, удариться о грунт и сорвать боевой поход, а то и погибнуть. Пришлось сначала продувать среднюю группу цистерн главного балласта, восстанавливать расчетную дифферентовку, то есть откачивать воду из уравнительных и дифферентных цистерн. Только после этого лодка смогла нормально погрузиться.

Все это время командир в одиночестве, без вахты, стоял наверху на мостике и ждал внезапного нападения с любой стороны, с моря или воздуха. Именно в эти моменты была окончательно решена судьба Синякова. Его личная преступная халатность, а также самовольство лейтенанта М. поставили лодку и экипаж в исключительно опасное положение и могли привести к их гибели. Такие поступки нельзя было оставить без последствий. А пока нужно было плавать и воевать.

С 23 по 27 марта плавание лодки проходило при очень сильном шторме. Сила ветра доходила до 9 баллов при волне до 8 баллов. Лодку качало, трепало, било, верхняя вахта никого не обнаружила, да в таких условиях и наблюдать было нелегко. Но будущие события показали, что обнаруживать не только нужно, но и можно, и наша верхняя вахта это доказала. 27-го радисты приняли приказ штаба СФ покинуть занимаемую позицию и следовать на другую, для защиты другого конвоя. В 00.30 28 марта лодка уже шла надводным ходом по бурному морю, чтобы занять побыстрее новую позицию. Как сигнальщик Григорий Ашурко сумел увидеть в темноте плавающую мину по курсу лодки — до сих пор не ясно никому. Но он увидел, лодка вовремя уклонилась от верной гибели и помчалась дальше. Но ее вдруг постигла другая беда — Синяков доложил Лунину: «Лодка не может погрузиться!»…

Большая крутая волна периодически захлестывает верхнюю палубу ПЛ, идущей полным ходом; вода сквозь шпигаты попадает под палубу в надстройку на сильно нагретые выхлопными газами приводы герметичных захлопок, закрывающих газоотводы главных дизелей. Из мгновенно закипающей воды на червячных передачах приводов высаживается морская соль, которая тут же спекается в камень. Приводы захлопок заклинивает и лодка не может погружаться — забортная вода через открытые газоотводы хлынет в дизели, а оттуда — в отсек. Чтобы погрузиться, необходимо очистить приводы от спекшейся соли.

Конструкторам дизелей, да и конструкторам ПЛ возможность такой беды, по-видимому, не пришла в голову. Да и не было ранее условий для обнаружения этого существенного и даже опасного конструктивного недостатка. Испытания лодок ХIV серии (типа «К») проходили в Финском заливе с очень малой соленостью воды (5-7 °/°°) и при небольшой волне. Полным ходом лодки ходили только пару галсов на мерной миле для подтверждения величины максимальной скорости при сдаче лодки Военно-Морскому Флоту.

Зато здесь, в Баренцевом море, при солености воды в 5-6 раз большей, чем в Финском заливе, при значительно большей высоте волн, на достаточно длительных в боевой обстановке полных ходах спекание морской соли на приводах захлопок неизбежно, вынуждая экипаж лодки совершать «героические поступки». Вот уж чего мы дружно не любим, так это «героических поступков», о которых так часто с восторгом пишет пресса! В самом деле, что значит очистить приводы захлопок от спекшейся в камень соли?

Представьте себе страшную картину бурного Баренцева моря: в марте, жуткий холод, пронизывающий морозный ветер, грохот огромных волн, бьющих в корпус лодки, рев мощных дизелей и две человеческие фигурки, пробирающиеся по качающейся обледеневшей палубе лодки, идущей полным ходом.

Поддерживая друг друга, они находят и открывают лючок в палубе; проползают в тесной надстройке среди баллонов, обжигая руки, сбивают с приводов закаменевшую соль, а ледяная вода поминутно окатывает их с головы до ног. А ведь после того, когда соль будет сбита, нужно снова вылезти на палубу, задраить лючок, пройти по палубе (35 метров!) до мостика, взобраться на него и, когда руки уже почти не держат, спуститься вниз в отсек и только там немного отдышаться, согреться и снять промокшую одежду. Товарищи смотрят на них с уважением и одобрением — ведь проклятая соль сбита, и лодка может погружаться.

Конечно, каждый из краснофлотцев, посылаемых на это опасное дело, был обвязан по поясу прочным страховочным шкертом. Вторые концы этих шкертов были в руках вахтенного на мостике. Предполагалось, что в случае опасности вахтенный должен был дернуть за шкерт и дать знак работавшим о необходимости срочного возвращения в лодку. Однако все, и лучше всех эти два храбреца, понимали, что если обстановка заставит срочно погружаться, они никак не успеют выбраться из надстройки и добежать до мостика и лодка уйдет под воду, оставив их наверху на верную гибель. Так что они были героями, но героями поневоле, поскольку исправляли чужие грехи. Их геройство заключалось в том, что они, рискуя своей жизнью, спасали от возможной гибели корабль и своих боевых товарищей. Это были Михаил Свистунов и Иван Мац, старшие краснофлотцы, мотористы.

Только сойдя вниз в центральный пост, они узнали, насколько были близки к гибели. В то время, когда они отбивали соль в надстройке, необыкновенно зоркие глаза старшего лейтенанта Владимира Ужаровского, стоявшего на вахте, в 20.05 углядели сквозь снежные заряды силуэты кораблей на дистанции 25-30 каб. Через одну-две минуты он опознал в них немецкие ЭМ — три эсминца шли строем кильватера курсом норд-вест со скоростью 25-30 узлов. Он сразу дал сигнал тревоги шкертом, герои уже фактически закончили работу, успели прибежать и нырнуть в люк. В 20.08 Ужаровский увидел, как хвостовой эсминец поворачивает на лодку. Но она уже погружалась. Эсминцы преследовали лодку до 23.14, сбросили на нее 14 глубинных бомб. Дважды Лунин всплывал на перископную глубину с целью атаки эсминцев, но напрасно. При первом подвсплытии из-за снежного заряда ничего не было видно, а при втором — уже наступили сумерки. В 23.43 Лунин скомандовал всплытие и приказал передать на флагманский командный пункт флота донесение о факте встречи с эсминцами.

Три фашистских эсминца атакуют ПЛ «К-21». 8 марта 1942 года  

Оперативное донесение командира о факте встречи с миноносцами позволило ФКП флота предупредить об опасности конвой союзников, следовавший в Мурманск, и наших миноносцев, вышедших его встречать.

В своей книге «Вместе с флотом» А. Г. Головко пишет, что охранение конвоя, предупрежденное по радио, из-за снежных зарядов увидело фашистские ЭМ только тогда, когда они уже вышли на дистанцию торпедного залпа. Английский крейсер «Тринидад» не успел уклониться от торпед и получил серьезное повреждение. Но своими башенными залпами он утопил один ЭМ и зажег пожар на втором. Третий ЭМ, убегая, попал под огонь нашего ЭМ «Сокрушительнный», получил прямое попадание в машину, сильно запарил и скрылся в снежном заряде.

После передачи донесения Лунин скомандовал срочное погружение. И снова плохая организация службы чуть не сыграла с кораблем очередную злую шутку. Застопорены дизели, верхняя вахта посыпалась по трапу вниз, захлопали пневматические машинки приводов открывания кингстонов и клапанов вентиляции; командир захлопнул крышку трубочного люка, лодка начала погружаться. Но уже через 5-6 секунд внезапно начал резко нарастать дифферент на нос. Через 15-20 секунд он уже достиг 20°.

При дальнейшем нарастании дифферента мог пролиться электролит из аккумуляторной батареи, да и вообще трудно представить, что еще могло случиться с лодкой. Положение спасли два человека. Командир среагировал первым и тут же скомандовал задний ход электромоторам. Иван Липатов, бывший вахтенным инженер-механиком, тоже почти сразу понял, в чем дело, и когда увидел на сигнальной панели, что не открылись клапаны вентиляции цистерн № 12 и 13 главного балласта, расположенных в самой кормовой части лодки, тут же скомандовал трюмному Матвею Карасеву — «пузырь в нос!» Из-за большой инерции лодки дифферент еще некоторое время увеличивался и дошел до 25°, но затем быстро стал уменьшаться и лодка всплыла.

После краткого разбора выяснилось, что действительно не открылись клапаны вентиляции самой кормовой группы цистерн главного балласта и «пузырь» в них удерживал корму лодки. Все остальные цистерны главного балласта заполнились водой. Была также заполнена цистерна быстрого погружения — это была «гиря», которая быстро тянула весь корпус в воду, а корма оставалась на плаву. Поэтому так стремительно нарастал дифферент.

Виноватыми оказались вахтенные в VII отсеке, краснофлотцы Иван Жуков и Григорий Вовк, которые были обязаны наблюдать за открытием клапанов. Если пневматика не сработала, они должны были специальным рычагом открыть клапаны вентиляции вручную. Они же растерялись, промедлили и поставили лодку в очень опасное положение. Только быстрая реакция и уверенные команды Лунина и Липатова предотвратили беду. После короткой проверки командир убедился в исправности лодки и скомандовал погружение, которое на этот раз прошло как полагается.

Март 1942 г. Четвертый боевой поход ПЛ. На вахте в центральном посту слева — рулевой-горизонтальщик Петр Погорелов, в центре — вахтенный инженер-механик старший инженер-лейтенант Иван Липатов, справа — трюмный Виктор Парфенов.

29 марта в районе Перс-фиорда были замечены четыре мотобота, шедших в строю фронта и сбрасывающих глубинные бомбы. С 12.00 до 16.00 ими было сброшено 36 бомб несмотря на 8-балльный шторм.

30 марта также обнаружили несколько мотоботов и были слышны разрывы глубинных бомб.

«К-21» утопила транспорт 31 марта 1942 года.

31 марта в 09.53, находясь в 8 милях на норд-ост от Вардэ и следуя курсом 130°, на дистанции 40 каб. вахта обнаружила транспорт противника водоизмещением около 7000 т, а за ним мачты и трубу сторожевика или малого транспорта, опознать который не удалось. В 10.03 лодка, лежа на боевом курсе 235°, произвела шеститорпедный залп с дистанции около 22 каб. с временным интервалом 7 секунд. Приблизительно через 3 минуты слышали два последовательных глухих взрыва. После залпа удержать лодку на глубине не удалось, пришлось заполнять цистерну быстрого погружения, а также принимать воду в уравнительную цистерну. Поэтому осмотр горизонта удалось провести только в 10.50; увидеть никого не удалось. Видимость не превышала в этот момент 30 каб. С 10.06 до 10.13 в районе атакованного транспорта были слышны глухие взрывы.

Торпеды из носовых торпедных аппаратов были израсходованы, лодка отошла от берегов на норд и занялась перезарядкой торпедных аппаратов. Во время отхода в 13.30 на сравнительно большом расстоянии были слышны два разрыва глубинных бомб, а затем шум винтов катера, однако при осмотре горизонта никого не было видно. Перезарядка торпедных аппаратов заняла 5 ч 20 мин.

1 апреля было отмечено 25 взрывов глубинных бомб, однако в перископ опять не было видно никого. 2 апреля также были отмечены отдаленные взрывы глубинных бомб. Встреч с кораблями противника не было. В 08.42 лодка получила команду на возвращение и 3 апреля пришвартовалась к пирсу бригады.