Петр Васильевич Спиридонов проснулся внезапно. Ему чудились какие-то голоса, негромкий скрип — точно кто-то осторожно открывает окно, чудился еще какой-то звук-тонкий, противный, похожий на вой сирены. Говорят, что комары — существа совершенно безобидные, а все дело в комарихах — их кровожадности нет предела. Петр Васильевич стукнул себя по носу — и вой сирены смолк. «Так тебе и надо, кусучка проклятая!» — подумал Петр Васильевич, нащупал на тумбочке пачку сигарет, зажигалку. Посыпались искры, вспыхнул огонек, неярко осветив комнату — темные бревенчатые стены, покрашенный белой масляной краской потолок, кровати детей — Кольки и Милочки. И тут-то папа Спиридонов удивился: постели были пустые.

— Хо-хо! — сказал Петр Васильевич и поднял зажигалку повыше. — Это уже становится интересным!

Он сунул ноги в шлепанцы, подошел к постелям детей, еще не веря себе, пощупал одеяла, взглянул на часы — они показывали пять минут четвертого — и забеспокоился не на шутку. Тут увидел он, что окно распахнуто, подбежал и посмотрел растерянно на тайгу, черными зубцами уходящую в небо. Роса со звоном скатывалась с листьев, где-то пробовала охрипший заспанный голос птица, лес, казалось, разминал затекшие за ночь плечи — шорохи, хруст, потрескивание.

Испуганный папа Спиридонов стал будить жену:

— Аня, — говорит он, — Аннушка, да проснись же!

— Что тебе не спится? — рассердилась жена. — Ночь-полночь, а все тебе покоя нет.

— Понимаешь, Аннушка, они это самое…

— Кто? Что? Ты уж говори пояснее.

— Исчезли они, Аннушка, сбежали, пропали!

— Ой, господи! Да кто пропал-то? Можешь ты мне сказать, в чем дело?

— Дети пропали!

— Послушай, Петр Васильевич, тебя вчера, случаем, никто чайком покрепче не угостил? Или, может, приболел, а? Дай-ка я лоб пощупаю.

— Ну что ты, Аннушка, право. Дети, говорю, пропали, а ты со всякими пустяками.

— Какие дети?

— Она еще спрашивает, какие! Да наши же — Коля и Милочка!

Жена все же пощупала лоб Петра Васильевича, взглянула на него сочувственно, как на тяжелобольного.

— Не мели чепухи, Петя, — сказала она, покачивая головой. — Вон же они спят.

Петр Васильевич повернулся к постелям детей, и его глаза округлились от удивления. Он даже ущипнул себя на всякий случай: дети и в самом деле мирно спали. Тут папа Спиридонов почувствовал боль в пальцах — зажигалка, которую он все еще продолжал держать в высоко поднятой руке, раскалилась, бензин в ней догорал.

Прошел час и второй, а папа Спиридонов все не мог прийти в себя. Недоуменно пожимая плечами, он поставил на тумбочку будильник, который ненароком уронил на пол, и закурил.

Отвернувшись к стене, новый сон рассматривала жена. Спал, уткнувшись носом в подушку, Колька, Милочка причмокивала губами.

«Окно! — вдруг подумал Петр Васильевич. — Окно! Оно-то оказалось раскрытым, а я сам с вечера его запирал, чтоб комары не налетели».

Он нашарил в темноте шлепанцы, подбежал к окну. Оно было добросовестно закрыто на все запоры.

Петр Васильевич рассеянно сунул сигарету горящим концом в рот, вскрикнул.

— Что? — сквозь сон проворчала мама. — Опять исчезли?

— Да здесь они, здесь… Спи.

Петр Васильевич, стараясь не шуметь, добрался до кровати, улегся и подумал: «Пожалуй, завтра надо зайти к врачу».