Высокие гости из двадцатого века знакомились со школой. В четвертом классе шел урок космонавтики.

Марина Светова рассказывала о планетах и звездах солнечной системы, а экран, заменяющий в классе доску, оживал. Ребята видели первый виток, сделанный вокруг Земли человеком, чье имя первым вписано на памятнике покорителям космоса — Юрий Гагарин. Они видели, как приземлился в Москве самолет и по красной ковровой дорожке четко и спокойно прошел этот человек, первым заглянувший в глаза вечности. Вместе с Германом Титовым ребята пережили семнадцать космических зорь, полюбили красивую мужественную Чайку — Валентину Терешкову, первую женщину-космонавта Земли. Они видели полеты в дальний космос русских и американцев, и космонавтов других стран, колонии землян на Луне, на Венере…

— Все это — история, — сказала учительница Марина Светова. — А теперь вернемся в наши дни. — Она нажала кнопку на учительском столе, скорее напоминавшем пульт управления, чем привычное сооружение на четырех ножках, киноаппарат ушел в нишу, вместо него выехал миниатюрный телевизор, полоска света ударила в экран, и перед глазами школьников возник Марс. Круглое оранжевое пятнышко посреди экрана. Оно все приближалось, все вырастало и вот уже заняло весь экран, но не переставало увеличиваться. Космическое телевидение вело очередной урок о Вселенной. Заранее была известна программа, но каждый учитель в то же время мог использовать ее так, как ему было удобно и необходимо, мог вступать также в непосредственную связь с планетами и Летающими Городами. Именно поэтому обычный учительский стол был заменен в классе пультом со многими приборами, рычагами, рукоятками, кнопками настройки, пуска и выключения.

Голубовато-зеленые пятна расплылись, приблизились и стали голубыми низкорослыми кустами, прижатыми к желтой бугристой почве. Стало слышно, как беснуется над планетой ветер, на экране возникли столбы рыжей пыли, скрученной в смерчевые жгуты.

Среди кустов, листья которых варьировали все оттенки от синего до серовато-зеленого цветов, ютилась колония землян — ломики из сверхпрочного материала, недавно синтезированного из новых химических веществ, найденных космонавтами на дальних планетах. Сатурнель — так назвали новый металл — не пропускал космических лучей, губительными потоками рвущихся из космического пространства, он не был подвержен влиянию атмосферы другой планеты, он не ржавел и был равнодушен к действию самых сильных кислот и щелочей.

Домики походили на большие белые коконы с цветными точками иллюминаторов.

Из одного такого кокона вышли люди в скафандрах, ведь, как известно даже первокласснику, воздух на Марсе хоть и есть, но он очень разрежен, как у нас на высоте двадцати тысяч метров, и содержание кислорода в нем мизерное. Вот и, приходится запасать кислород в специальных баллонах из прозрачной, упругой, как резина, и крепкой, как сталь, пленки.

Ребята разговаривали с космонавтами и учеными, задавали им вопросы.

— Смотрите! Смотрите! Милочкин папа! — заволновались четвероклассники. На экране появился космонавт, и Колька чуть не закричал:

«Папа!», но вовремя спохватился, памятуя, какой конфуз уже был у него с двумя Милочками. А космонавт и впрямь был точной копией, двойником Петра Васильевича Спиридонова.

— А у нас теперь две Милочки! — закричали ему ребята. И верно, перед экраном встали две одинаковые девочки.

— Интересно! — изумился космонавт. — Откуда же вторая?

— Она из двадцатого века! — сказала Милочка-дочка.

— Да, мы с Колькой — это мой брат — из двадцатого века. Из Прибайкальска мы.

— Из Прибайкальска? Вот интересно! Там жили наши далекие предки. Профессор многих наук Николай Тимофеевич Спиридонов. Интереснейший человек был, гениальный, хотя и со странностями. У нас дома есть фотокопия его дневника. Когда в Прибайкальске во второй половине вашего века сносили старинные деревянные дома, дневник этот нашли в тайничке. Одно из бревен дома было выдолблено, в нем устроено дупло, сверху закрытое так ловко, что бревно казалось целым. Обязательно прочитайте. А потом там, в вашем Прибайкальске, жил кандидат технических наук Петр Васильевич Спиридонов. Он оставил замечательные расчеты по ракетостроению. Только рано умер.

— Почему умер? Он ведь несколько дней назад был живым! — заплакала Милочка.

— Не плачь, девочка. Он и сейчас жив в вашем двадцатом веке. Но ведь у нас сейчас 20 августа 30 970 года. Разве может человек прожить тридцать тысяч лет? Из какого года вы к нам прикатили?

— Из тысяча девятьсот семидесятого.

— Ну так что же ты волнуешься? Когда ты вернешься в свой двадцатый век, ты увидишь отца своего живым и здоровом. Вот и передай ему, что его чертежи и расчеты очень пригодились нам на Марсе.

— Ура! — закричали все.

— Ура! — ответили космонавты на Марсе.

…Перейдя в следующий класс, Колька и Милочка попали на урок танца. Грациозно кружились мальчики и девочки, одетые в легкие одежды. Это был особый спортивный танец, он был похож на вольные упражнения гимнастов.

— Когда вы танцуете его, — сказал учитель, — все мускулы вашего тела получают нагрузку, стало быть — развиваются. Но усталости вы не почувствуете, наоборот — тело станет как бы легче, голова — светлее, уйдет накопленная в первой половине дня усталость, ваши силы обновятся.

Потом все окружили учителя, который вместе с Вилем водил гостей по школе, и попросили его подойти к инструменту. Он сел перед продолговатым ящиком, узким и плоским. Его верхняя панель была покрыта мягкой упругой пластмассой, пересеченной белыми, красными, желтыми, зелеными, синими и оранжевыми линиями. Это и был универсальный электронный мелофон, сокращенно — УЭМ.

Пригладив седые волосы, учитель задумчиво прикоснулся к переплетениям линий, и чистый, удивительно певучий, как человеческий голос, звук наполнил зал.

И хотя никто не произнес ни слова, Милочке казалось, что кто-то рассказывает ей сказку…

…Это было давно-давно. Сотни раз с тех пор отцветали деревья. А, может быть, тысячи… И самый первый человек садился в ракету, чтобы улететь не на Луну, не на Марс, а еще дальше, выше… К звездам, к золотым точкам, мерцающим так далеко.

Юноша стоял у стапелей, на бетонной площадке, и лицо его было просветленным. А девушка протянула ему цветок и сказала:

— Сбереги его там, в трудном пути. — Это — бессмертник. Он — частица меня. Он — частица твоей Земли, на которую ты вернешься. Обязательно вернешься…

И грянул стартовый гром, и молния вырвалась из дюз, и пронзила синеву безмятежного неба ракета… И ушла, навеки ушла. К звездам, к золотым точкам, мерцающим так далеко…

Когда приходило отчаяние от одиночества, от многолетних скитаний наедине с собой, юноша брал цветок бессмертника из прозрачного пенала, прикасался к жестковатым, упругим лепесткам его. И цветок словно бы стряхивал с себя оцепенение, становился прекрасной девушкой,ее улыбкой, ее голосом:

— Я — частица твоей любимой, я — частица твоей Земли, на которую ты вернешься. Обязательно вернешься…

Музыка вдруг оборвалась, а вместе с ней оборвалась сказка.

Лицо учителя было грустным.

— Вот и все… — сказал он.

— А юноша вернулся? — спросила Милочка.

— Какой юноша?

— Ну, тот, что улетел к звездам, к золотым точкам?..

— Да… да, — растерянно ответил учитель.

— А эта статуя, которую сделал Художник, оживет? — спросил Виль.

— Да… да… — задумчиво покачивая головой, сказал учитель. — Видите ли, дети… Каждый из вас видел свою сказку, они все разные, но, скажу вам по секрету, у них есть одно общее.

— А что общее-то? — спросил Колька, которому представился, пока учитель играл, деревянный дом в Прибайкальске, старый ученый, профессор многих наук Николай Тимофеевич Спиридонов прячущий в потаенное место свой дневник. А кругом стояли полицейские, готовые ворваться в дом, но их не пускала, завалив всяким хламом дверь, подперев ее старой деревянной кроватью, дочь хозяина дома, очень любившая профессора…

— Что общее? — переспросил учитель. — А самое главное у всех ваших сказок — счастливый конец… Да, кстати: а что умеют наши гости? Ты, Коля, не споешь ли нам песенку двадцатого века?

— Не… Мне медведь на ухо наступил. Как начну петь — пожарные машины приезжают, думают, что тревога, пожар… Лучше пусть сестренка споет. У нее получится.

— Милочка! Милочка! — закричали все. — Спой, пожалуйста! Мы очень рады будем услышать старинные песни!

Милочка не стала ломаться, она вышла вперед и сказала:

— Только я вам спою не старинную песенку, а самую новую, свою.