Сперва никто никого не видел.
Хлопали крышки парт, невидимая тряпка стирала тему сочинения на доске, и вдруг появлялись кривые рожицы и подписи под ними. На доске резвилось сразу несколько мелков, но тех, кто водил ими по черному полю, разглядеть было невозможно. Кто-то стукнул Димку по затылку и сказал голосом Веры Сокольниковой: «Ой, кажется, я кого-то задела». На парте Паши Кашкина появился пирожок — пирожки вообще были его страстью. Ребята обычно тратили деньги, которые заботливые родители выдавали им на завтрак, на книги, копили, чтобы купить голубя или марок для коллекции. Паша все тратил на пирожки. Пирожок сперва лежал на парте Паши, а потом вдруг куда-то исчез. И только по воплю, который издал Кашкин, было ясно, что съел пирожок не он.
Но вот постепенно стали прорезаться неясные контуры, туманные и расплывчатые. Они становились все четче и четче. И когда прозвенел звонок на большую перемену, все уже были «видимками».
«Стоило затевать все это на десять минут!» — подумал Димка, но, увидев, каким восторгом горят глаза у ребят, промолчал.
Пятиклассники высыпали в коридор, но тут же их стали сбивать ребята, бежавшие в буфет. Их толкали, на них налетали, как на невидимое препятствие, падали, после чего даже самые стремительные уже шли тихо-тихо, на ощупь. И когда Анатолий Петрович снова решился выглянуть из учительской, школьный, обычно шумный коридор представлял забавную и какую-то зловещую картину; вдоль стен, прижавшись к ним спинами, испуганно стояли школьники. Некоторые ходили, странно расставив ноги и растопырив руки, как обычно играют в пятнашки с завязанными глазами. И тишину нарушал только хохот, который несся откуда-то с подоконников, с совершенно пустых — в этом он был убежден! — подоконников…
— Мистика! — прошептал Анатолий Петрович и упал на руки вожатому Сене, помутненными глазами посмотрел на него, не увидел на месте головы и потерял сознание.
«Наверно, мы все-таки остались невидимками, — подумал Димка. — Только мы видим друг друга, а они нас — нет».
В школе было объявлено ЧП, ученики отпущены домой, учителя собрались на педсовет, чтобы обсудить невероятные события дня. Все как-то боялись смотреть на Анатолия Петровича, который странно изменился. Сперва не могли понять, в чем дело, взволнованные сегодняшним происшествием, потом поняли, — у Анатолия Петровича исчезли усы. Рядом с ним сидел Сеня. На него тоже боялись глядеть: вожатый был без головы!
Но хотя Сеня и был «без головы», но голова-то у него на плечах была. И он начал первым:
— Двадцатый век — век, полный загадок. Все новые и новые проблемы ставит перед человеком природа, и мы их отгадываем. Еще недавно нам казалась мистикой кибернетика, а теперь мы строим считающие машины, они же, машины, разгадывают тайны древних языков, и так далее. Еще недавно мы считали мистикой науку телепатию — о передаче мыслей на расстояние. А теперь?.. А теперь даже я знаю, о чем вы думаете.
— О чем? — робко спросила математичка Гипотенуза Сергеевна.
— О том, что у меня нет головы. А вы пощупайте.
Гипотенуза Сергеевна протянула дрожащую руку и погладила Сеню по голове.
— Вы подумайте! — обрадовалась она. — А в самом деле есть!
— А что это значит? — продолжал Сеня — Это значит, что мы стали участниками какого-то необычного эксперимента, возможно, даже случайного, ибо нельзя же превращать людей в невидимок без их согласия. Поэтому предлагаю обратиться в Академию наук, выяснить, не занимается ли кто-либо из наших ученых этими проблемами.
С ним согласились все.
А Димка и Паша гуляли в это время по городу, впервые наслаждаясь полной свободой. Они полакомились мороженым в кафе «Снежинка», с удовольствием наблюдая, какое выражение лица было у официантки, когда с подноса прямо на ее глазах исчезала порция и вдруг оказывалась на столе. Дрожа от холода после семнадцатого пломбира, они снова вышли на улицу.
— Ты знаешь, — сказал Паша. — По-моему, все, что попадает к нам в руки, становится невидимым. А как только мы выпускаем предмет из рук, он становится нормальным.
— Проверим?
— Проверим.
У киоска с пирожками Паша остановил Димку.
— Гляди. Я беру пирожок…
— Гражданин! — зашумела продавщица на длинного тощего человека в очках. — Здесь же только что лежал пирожок!
— Спросите у товарищей, — ответил покупатель, — я не брал.
— Не брали! А куда же скажите, он девался? А?
— Не знаю…
— Не знаете? Съели вы его, вот что! А у меня еще один просите. Нехорошо! А еще очки надел!
— Послушайте!… Как вы смеете!
И тут же на прилавке появился пирожок.
— Теперь вы убедились, что я не брал?!
— «Не брал»! Откуда же он появился?.
И тогда на глазах у всего честного народа пирожок исчез. И уже навсегда.
— Не мог удержаться, понимаешь… Это, конечно, нехорошо. Но если бы ты так же любил пирожки, как я, ты бы меня понял, — сказал Паша.