Глава 1
Снайпер лежал на земле уже третий день. Зеленый комбинезон надежно скрывал его в траве от чужих глаз, перчатки добросовестно согревали руки, а высокие резиновые сапоги не давали промокнуть ногам. Мешали только не прекращавшийся сутки дождь и грязь, в которой он вынужден был находиться столь длительное время. Однако все это являлось для него сущими пустяками, ведь, ему приходилось бывать и не в таких переделках.
Так, в далеком 1975-ом, его, в виду срочной необходимости, перебросили из Финляндии в Конго, где в течение месяца он, изнывая от жары, вынужден был ползать в ватных штанах и кожаном плаще по джунглям, разыскивая скрывавшегося там принца соседней республики. Избавиться от штанов снайпер не мог, это был подарок деда — старого чекиста, а оставленный где-то, пусть даже закопанный либо сожженный плащ, мог просто на просто выдать его, ведь в американской разведке, как известно, работали далеко не дети.
Так что сейчас, лежа в прохладном псковском лесу, ему, в общем то было не на что жаловаться, он просто лежал и наблюдал за дряхлой деревянной лачугой. Только наблюдение было ответственным: в доме укрывался тот, которого нельзя было назвать человеком. Там сидело чудовище, поглотившее жизни сотни людей, не желающее прекращать своего кровавого дела. Кровь пеленой застилала его безумные глаза, жажда обогащения затуманила мозги, и остановить этого урода теперь мог только меткий выстрел…
…Дверь лачуги внезапно распахнулась, Он сжал винтовку крепче, но тут же расслабился, на опушку выскочили две обнаженные девушки и, хохоча, бросились к озеру.
«Какой ужас, — возмущенно подумал снайпер, — куда катится Россия? Как за столь короткий срок можно было развратить целое поколение?».
Сгорая от ярости, он ударил кулаком по земле, но тут же взял себя в руки: из лачуги вышел бородатый человек в тельняшке. Это был ОН….
Это что ж за эстет у нас такие произведения почитывает?
Коля отложил в сторону книжку с высокоинтеллектуальным названием «Снайперский забой» и стал ждать появления остальных участников собрания.
Признаться честно, собраний Коля не любил. Причем не любил еще с тех времен, когда работал преподавателем в университете: мероприятия подобного рода в деканате носили характер кровавого воскресенья, несмотря на то, что проходили по средам. Когда все собирались, декан, Иван Сергеевич Баранов, в прошлом командир танкового полка, закрывал окна и двери, садился за массивный стол и, не стесняясь в выражениях, начинал глумиться над преподавательским составом. Строевых занятий, правда, не устраивал, однако и этих бесед было достаточно, чтобы люди приступали к своим профессиональным обязанностям, пребывая в состоянии, приближенному к обморочному.
— Кто пускает таких остолопов в учебный процесс? — регулярно возмущалась на перекурах Капитолина Макаровна Царева, женщина, отдавшая университету лучшие годы своей жизни.
— Черт его знает, — неизменно отвечал Коля, хотя, помимо черта, знали абсолютно все, что попавшего под сокращение танкиста пустил в учебный процесс ректор института, являвшийся его двоюродным братом.
Второй вид собраний, также не нравившихся Николаю носил менее агрессивный, но более массовый характер. Это были научные конференции, которые длились часами, на них выступали по большей части какие-то старые маразматики, несли черт знает что, им аплодировали, потом выходили новые ораторы, благодарили старых и продолжали бредить, тихо мурлыча всякие слова себе под нос, от чего страшно хотелось спать. Галиматья, одетая во фрак науки, как в свое время метко выразился Павел Крусанов. На одной из таких конференций, посвященной предвыборной программе первого российского президента «Голосуй, а то проиграешь», продолжавшейся четыре с половиной часа, Коля так занемог от духоты и мутоты речей выступавших, что не только заснул, но и захрапел, чем вызвал гнев Баранова, выразившийся в грубых оскорблениях и лишении премиальных…
… C еще большим содроганием вспоминались собрания в российской милиции, куда Коля переметнулся после бесперспективного преподавательства, наивно преследуя цель финансовой наживы.
Собрания там именовались то совещаниями, то подведениями итогов.
Итоги подводились раз в три месяца. Председательствовал на них начальник районного управления — Виктор Алексеевич Бирюков, мужчина подтянутый, холеный и внешне спокойный. Спокойствие зачастую и наводило на подчиненных дикий ужас.
Как-то ранним летним утром он нагрянул в дежурную часть. Обычно он заглядывал туда в 7.30, просматривал материалы, давал ценные указания и поднимался к себе в кабинет. Естественно, к указанному выше времени, работники «дежурки» все приводили в порядок, выключали телевизор, надевали кителя и психологически готовились к докладу.
Однако в этот раз Бирюков заявился в 5 утра и застал тянувших службу врасплох. Кто-то играл в карты, кто-то трепался по телефону, а особо наглый сержант Пупков вызывающе обнимался с какой-то размалеванной малолеткой.
— Здравствуйте, товарищи, — мягко молвил Виктор Алексеевич в результате чего, товарищи успели только разинуть рты, а растерявшийся Пупков промямлил что-то невразумительное и, потупив взор, почему-то вышел в открытое окно.
Начальник вообще никогда ни на кого не кричал. Достаточно было одного взгляда или едкого замечания, чтобы человек всерьез задумался о целесообразности своего пребывания в органах внутренних дел. Поэтому сотрудники, имевшие какие-то проколы в работе, шли на подведение итогов как на эшафот. Поднявшись на трибуну, сбивчиво, чуть ли не плача, они пытались объяснить причины чудовищных недоработок и обещали, что в следующем квартале обязательно исправятся. Бирюков в свою очередь намекал, что их потуги всегда будут находиться под его пристальным контролем, от чего выступавшим хотелось откровенно провалиться сквозь землю.
Помимо вышеперечисленного, иные шоу-элементы (за исключением некоторых импровизационных вкраплений полковника Бирюкова) на подведении итогов отсутствовали: в течение трех-четырех часов один за другим на трибуну восходили руководители служб и заунывными голосами докладывали о результатах работы. Присутствующим на данных сборищах, естественно, хотелось уснуть, но сделать это было проблематично: зал был небольшим, и Виктор Алексеевич мог легко выдернуть цепким взглядом из толпы любого нарушителя.
Колю, кстати, всегда удивляло: как сам начальник может столь долго выдерживать все эти заседания, находясь в достаточно бодром состоянии духа и тела на виду у зрительного зала…
….На новом месте Николаевого трудового поприща, слава Богу, эти недоразумения отсутствовали. Именовалось поприще Радио БУМ.
История столь звучного названия выглядела следующим образом. В 1992 году на частоте 105, 9 фм в Москве, бывшие комсомольские функционеры Вася и Петя открыли довольно миленькую станцию, где звучал исключительно классический рок и работали веселые ди-джеи. В те времена, вообще эфэмовские станции только-только появлялись и слушать их было, можно сказать, модно. Людей просто на просто возбуждало все, что нес неведомый им парень, либо девушка из эфирной бездны. Достаточно было сказать что-то типа: «А вот сейчас я поставлю вам офигительную песенку 1963 года, которая называется…которая называется … Да и хрен с тем, как она называется, битлы в эфире, дорогие друзья!». Подобные «косяки» воспринимались слушателями как оригинальные импровизационные остроты и с упоением пересказывались друг другу при встрече.
Однако шло время, появлялись все новые и новые станции, соответственно с новым форматом, и честное, замечательное, но, к сожалению, неконкурентоспособное радио 105,9 фм потихоньку стало загибаться. Ди-джеи придумывали новые программы, в студию приходили интересные гости, появилось забойное утреннее шоу, но, увы, рейтинг понизился, количество рекламы резко сократилось, то же самое произошло с зарплатами, и, соответственно, с коллективом: отечественные шансон и попса, были гораздо более востребованы российским народом, чем старый добрый рок.
И все бы брякнулось окончательно, если не появление веселого розовощекого дяденьки по имени Бад Паркер, примчавшегося на российские просторы из далеких североамериканских прерий.
Бад был родом из древней ковбойской семьи, имел два поместья в Аризоне и являлся представителем крупного медиа-холдинга, пожелавшего захватить несколько частот в московском эфире.
Провернули все быстро: за какие-то два часа американец получил офис, оборудование и необходимые документы, Вася и Петя по семь штук баксов каждый, а сотрудники — полную свободу действий в армии российских безработных и нищих.
Обмывали сделку резво, заехав в ресторан «Прага» в обществе трех очаровательных украинок. Оплачивал все расходы щедрый мистер Паркер. Пили за красоту, демократию и процветание радиобизнеса в России, тосты в основном толкал словоохотливый Вася, напоминавший порой своим красноречием и витиеватостью выражений первого советского президента. Начав уставать на втором часу выступления, он, незаметно для Бада, толкнул захмелевшего Петю в бок и зло шепнул ему на ухо:
— Давай, тоже вякни чего-нибудь! Осрамимся же перед иностранцем!
— Понял, — Петро кивнул, разлил водку по рюмкам, поднялся и многообещающе протянув, — Ну-у…, — быстро закончил, — бум!- и опрокинул содержимое рюмки в белозубый рот.
— А что есть «бум»? — уточнил не прекращающий улыбаться мистер Паркер.
Петя откровенно захрапел, и Василий в очередной раз поднял брошенное знамя.
— «Бум», — значит «будем»! — пояснил он, — Будем здоровы, будем счастливы! Так у нас, русских говорят. Сокращенно, чтобы не утруждать себя длинными выражениями в состоянии алкогольного опьянения!
— О! Бум! Бьютефул! — заорал, пьяный Бад и через день станция с точно таким же названием появилась в московском эфире на частоте 105,9 ФМ….
А через пять лет, уже на станции, появился Коля Жданов, устроившись туда не то чтобы по блату, но по протекции.
В октябре 2001 года ему позвонил однокашник по институту Серега Птицын, с которым они вместе «зажигали» в КВН-е. Сразу же после окончания ВУЗа, Серый забросил диплом историка на антресоли и с головой окунулся в бизнес: торговал краской, полиэтиленом, сникерсами и прочими товарами, однако существенной прибыли со всего этого не поимел, мигом вспомнил о других своих талантах и окунулся в отечественный радиобизнес. Подобно колобку, он перекатился с М-радио на «Европу», а затем очутился на «БУМе». Его всегда отличала решительность и уверенность в себе: он без всяких тяжких раздумий менял места работы, спорил с начальством и никогда ни у кого не просил прощения, даже если был не прав. Объяснялось данные особенности характера наличием врожденной наглости и папы-банкира, который в силу известных всем причин, всегда был готов протянуть сыну руку помощи с зажатой в ней крупной денежной купюрой.
Причина звонка институтского дружка была в сущности плевой. Он покупал квартиру и очень просил узнать: не состоят ли в близких родственных связях с хозяином лица, отдыхающие в местах не столь отдаленных, либо проходящие курс лечения в психиатрических лечебницах. Иными словами: есть ли другие граждане, обладающие правом собственности на эту квартиру, помимо гражданина продавца? — хотелось узнать Сереге.
Коля адресовал эту просьбу участковому, на чьей территории находилась сия жилплощадь, и через два дня тот торжественно сообщил, что квартира «чистая», за что был награжден ценным подарком в виде пятилитровой бутылки виски.
Друзья же отметили это событие в раскинувшемся под открытым небом кафе «Утес» расположенном напротив метро «Бауманская». В центре террасы, на которой размещались столики, бил небольшой эстетичный фонтан, вокруг сидели жизнерадостные люди разных полов и благосостояния, а на эстраде возвышался, словно шарик мороженного в высоком блюдце, толстенький кавказец в десятый раз на бис исполняющий хит Ефрема Амирамова — «Молодая». Порой ему даже подпевали сидящие у метро бомжи.
И когда, выпив вторую кружку пива, Коля стал жаловаться Сереге на черную неблагодарность начальства, на долбанную «палочную» систему, на постоянные нападки со стороны прокуратуры и прочие тяготы милицейской жизни, презирающий излишнюю сентиментальность Птицын, со свойственной ему прямотой рубанул:
— Ну и чего ты булки мнешь? На что надеешься? На то, что тебе в ментовке медаль дадут или грамоту почетную?!
Коля смущенно ответствовал:
— Серег, ну…как тебе сказать. Привык уже, что ли. Вроде вот в очередь обещают поставить на жилье. Пенсия опять же у нас раньше…
— До пенсии еще дожить надо, Коля! А ты как живешь? Вон — ботинки одни и те же третий год носишь! А куртку эту дряхлую … в сэконд-хенде купил, наверное?
— В нем, — признался Коля.
— Вот то-то … Так что нечего фигней страдать, нам как раз ночной ди-джей нужен. Поработаешь, какое то время, а потом — на другой сегмент перейдешь! Там, глядишь, утреннее шоу замутим, а? Задумайся, Колюнь!
Колюня задумался. Работа в милиции начинала его тяготить. Не потому, что она ему не нравилась, нет. Работу как таковую Коля любил, просто очень часто его выводили из себя мероприятия ей сопутствующие, либо вынуждено идущие с ней бок о бок: строевые смотры, частые сборы по тревоге, в связи с грядущей проверкой из министерства внутренних дел, необходимость укрытия мелких, а порой и тяжких преступлений по причине сохранения хорошей картины отчетности, и, естественно, тяжелое материальное положение.
На четвертом году работы многие его знакомые, которые пришли в милицию вместе с ним, а то даже и раньше, обзавелись машинами, заделавшись крышами, либо докучливыми взятковымогателями.
Ни того, ни другого Коля делать и не умел и не хотел.
Как это не покажется смешным в наше время, но он был порядочным милиционером, и вообще, отличался от многих коллег кардинально. Если большинство оперов его отдела расслаблялось под Мишу Шуфутинского и отдыхало в обществе дешевеньких дам легкого поведения (точнее не дешевых, а бесплатных, ибо пойманные на компромате, те вынуждены были «отрабатывать натурой»), то он слушал хорошую рок-музыку, старался читать хорошие книги, пытался даже посещать театральные премьеры, встречался с относительно интеллигентными девушками, что соответственно накладывало определенный интеллектуальный опечаток на его работу. Подозреваемых он (в большинстве случаев) не бил, а прежде чем ударить, старательно разбирался, отвечая на вопрос: а есть ли за, что. Раскалывая преступников, он выстраивал всевозможные комбинации, подлавливал собеседника на словах, ошарашивал их собранными уликами, извлекая неожиданно, подобно козырь из под манжета, блефовал, демонстрируя якобы осведомленность, прибегал (с помощью сочувствующих коллег) к тактике «добрый — злой», иными словами — любил работу, упивался ею, зачастую забывая о материальной составляющей.
Когда же он вспоминал о ней, то ему становилось либо жутко стыдно, либо тошно. Стыдно от того, что он ни хрена не умеет «мутить» в этой жизни, и тошно потому, что он задумывается над этим.
Продаваться — это самое последнее и гнусное дело, — говорил ему отец, — возьмешь раз, возьмешь два — и все. Тебя нет. Есть чиновник, продажный мусор, который и нужен кому-то до теп пор, пока он мусор, а вот ТЕБЯ то уже и нет…
Таким образом, тошнота часто перевешивала стыдливость, и наш герой обретал душевный покой (тем более что взятки ему предлагались редко, да и крышевать ему было по большему счету не кого — он обслуживал райончик, густо заселенный пьяницами и прочим деградирующим элементом). Кроме этого, лично ему, по крайней мере, охота к незаконному обогащению была отбита еще и после того, как якобы благодарные родители одного обвиняемого подарили следователю Юдицкому пачку зеленых денег. Как только купюры оказались у Юдицкого в руках, в кабинет влетели орлы из управления собственной безопасности и, скрутив оборотня, зашвырнули его на нары.
И все же, несмотря на все эти коллизии, душевный покой Николая длился не долго. На четвертом году службы Коля женился, и потребность в дополнительных финансах обозначилась более явно как никогда. Нужно было что-то делать: или менять подходы, или…
… Пришлось задуматься над Серегиным предложением всерьез, и вскоре жизнь сама подтолкнула его на принятие окончательного решения.
В ночь с 5-го на 6-е ноября 2001-го года оперуполномоченный Жданов сидел в засаде, поджидая злодея по кличке Сова, сбежавшего на днях из мест лишения свободы, где мотал срок за два разбойное нападение на валютчик. Засада была организована в квартире у любовницы беглеца: по информации, поступившей из колонии, преступник должен был посетить ее обязательно. Коле повидаться с ним не посчастливилось, на утро он сдал пост и, как человек болеющий душей за общее дело борьбы с преступностью, не пошел отсыпаться домой, а направился в райотдел, где столкнулся с начальником штаба Владимиром Михайловичем Мухиным — бывшим работником боевых хозяйственных подразделений российской армии. Владимир Михайлович носил погоны полковника, начищенные до блеска сапоги и бравую папаху.
— Ну, здравствуй, Николай Жданов! — поприветствовал он Колю с порога.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — незамедлительно отозвался подчиненный.
— Пиши объяснение, в рот компот!
В отделе поговаривали, что во время службы вооруженных силах, Мухин не просто был хозяйственником, а отвечал за обеспечение служивых продуктами питания. Документальным подтверждением данного факта обладатели этой информации не располагали, однако выражения начальника штаба, типа «в рот компот», «салом по сусалам», «батоном в рот» и т.д. накладывали на слухи отпечаток достоверности.
— О чем?
— Как это о чем? О том, по какой причине ты не явился сегодня на тревогу, мой дорогой!
— На тревогу? Владимир Михайлович, но мне не сообщили!
— А я на совещании всем говорил, дома нужно ночевать, а не у баб, батоном в рот, тем более в такие ответственные моменты, когда весь гарнизон готовиться к министерской проверке!
— Да какие бабы, товарищ полковник! Я же в засаде ночью был!
— Жене своей про засады заливай! Ты бессовестный человек, Жданов, а еще квартиру за счет государства получить хочешь! Никакой сознательности, одни только материальные запросы! Дайте мне то, дайте мне это, а сам по тревоге во время явиться не можешь! Это не шутки, товарищ капитан! Это строгим выговором попахивает, вы в своем уголовном розыске вообще распустились, скоро отдел в кабак или, того глядишь, в публичный дом превратите! Короче, будь любезен….
Выслушивать этот бред дальше было выше Колиных сил. Пробормотав что-то вроде «подобрали п..асов в Красную армию» он не то чтобы прошел, а ворвался в здание, чуть было не сбив ошалевшего от подобной наглости папахоносителя с ног.
…Когда он заявился на собеседование к программному директору «Бума» Даше Поповой, отрекомендованный как супер-артистичный парень, имеющий двухлетний опыт работы на институтской радио-точке и кучу гениальных идей, она оценивающе оглядела его с ног до головы, угостила кофе и прочла вводную лекцию:
— Значит так, Коль. Во-первых, предлагаю сразу же перейти на «ты». Лично мне так общаться легче. Во- вторых, коротко хочу сказать о формате и аудитории. В основном у нас делается упор на музыку прошлых лет, если говорить о стиле, то его как такового нет. Полный калейдоскоп: рок-н-ролл, диско, попса 80-х — 90-х, арт-рок, отечественные хиты различных жанров и многое другое. Разброс огромен. Например, могут заиграть «Доорз», а следом за ними «Модерн Токинг», Высоцкий, а потом Мадонна. Как ни странно, но этот разносол народ не отпугивает, а наоборот…Последние исследования показали, что нас любят именно из-за музыки, — здесь Попова как-то грустно вздохнула, — а хотелось бы, чтобы и из-за личностей. Но, пока не будем об этом…Коротко об аудитории. Ее примерный возраст 30-45. Это люди, как правило, семейные, имеющие высшее образование, обладающие достатком выше среднего. Типичные офисные работники, так что шутки типа «сиськи-пиписьки» тут не пройдут. В то же время, я не хочу, чтобы ты был диктором, скупо подающим информацию. Нужен креатив, нужен драйв, нужен позитив….
Слушая слова потенциального начальника, все эти «целевые», «эй-кью-аши», «креативы» и прочее, Коля не вольно представил, как теме же словами можно было характеризовать целевую аудиторию на его прежней работе.
«Нашу целевую аудиторию представляют люди разных полов и возрастов и интересов. Это уголовники, проститутки, бомжи, наркоманы, и иные лица, склонные к совершению преступлений, поэтому некоторые мыслят зачастую довольно креативно. Доходы у представителей данной целевой аудитории не стабильное, образование — среднее, а порой даже среднее незаконченное, поэтому обращения типа «милостивый государь», «сударыня» и так далее им не пройдут…»
— Вот собственно и все, что я тебе хотела сказать. В дальнейшем мы еще не раз коснемся подробностей этого вопроса, а сейчас, — Даша достала из принтера лист бумаги и протянула ему, — это примерная схема часа. Новости, погода, три песни, выход ди-джея, потом снова три песни, опять выход, рекламный блок, прогноз погоды, еще три песни и последний выход. В начале часа, естественно делаешь его анонс, погоду тоже читаешь ты…
— А новости?
— На это есть специально обученные люди. …Сейчас пойдешь прямо по коридору, потом повернешь на право, там студия. Звукорежиссеры тебя ждут. Сначала подготовься, затем записывайся. Через сорок минут послушаю, что ты наговорил. Успехов.
….Сочинил и записал свои спитчи, Коля за двадцать минут, после чего обратился к звукорежиссеру Баблуну, чтобы тот показал ему, как нужно работать с пультом.
— А на твоей прежней работе, что, пульта не было? — удивился Саша Баблун, звукорежиссер-динозавр, отработавший на «Буме» уже лет десять.
— Был, но другой совсем. Да и времени уже прошло многовато — подзабыл, — соврал оперативный работник.
— Ну, смотри, — удивленно пожал плечами Александр, — показываю…
…Попова пришла через два часа. За это время ребята успели поговорить о пульте, о жизни, три раза покурить и посмотреть концерт Брайана Сэтсэра на DVD.
Внимательно прослушав первую пробу, она в двух местах улыбнулась, в трех нахмурилась, потом сказало «ОК» и ошарашила его следующим заданием:
— Ну, а теперь, Коля, проверим тебя, как говориться, в бою.
Попова сделала паузу и посмотрела ему в глаза. У видавшего виды опера похолодело внутри. Внеочередные, совсем неожиданные задания он не любил еще со студенческой скамьи.
Как-то, на втором курсе института, ему, Птицыну и еще двум студентам предложили съездить в подсобное хозяйство, в случае согласия, завхоз поклялся, что вся летняя сессия будет проставлена автоматом.
— А что за работу делать будем? — спросил его Коля, уже тогда излишне склонный к подозрительности.
— Да ничего страшного, — успокоил его завхоз, — мелочь какая-то. Часа на два работы. Людей просто не хватает — руки рабочие нужны.
Николай хотел было спросить что-то еще, но двоечник Птицын предупредительно и не заметно для завхоза наступил другу на ногу:
— Совсем офанарел? — цыкнул он — Вся сессия на халяву!
Так и подвела в очередной раз сладкое слово «халява» склонного к лени и падкого на удовольствия взамен скучного сидения за учебниками, брата-студента. Ребята согласились, сели на следующий день в автобус и в компании веселого завхоза отправились в Одинцовский район.
Поначалу беды ничто не предвещало: за окном светило солнце, яркие осенние листья усеивали дороги и тротуары, да и вообще сентябрьская погодка отчаянно шептала, прямо манила теплом, приятным ветерком впечатляющими красками и косвенно — девушками и пивом, естественно, после «часов двух работы».
Первый тревожный сигнал поступил, когда они остановились в районе Моховой, и в автобус заскочил сухощавый мужчина с лысиной в белом халате.
«На фига нам он? — подумал Коля. — Хозработы и доктор. Какого хрена?».
И тут его поразила страшная догадка — наверняка хозработы будут связаны с каким-нибудь строительством или опасной переноской чего-либо, в общем чем-то что связано с возможным получением травм! Ну, завхоз! Ну, жучара!
Жучара оказался жучарой в кубе.
Когда ребята, доехав до подсобного хозяйства, вылезли из автобуса, к ним подошел бодренький кудрявый мужичок в тужурке и кирзовых сапогах и, без лишних прелюдий, изложил программу действий:
— Ребятки, перед вами, значить, стоит ответственейшая задача — кастрация наших свинюшек, точнее свинюшек мужского полу, именуемых кабанчиками. Задача эта, повторюсь, ответственная, требует она глубокой психологической выдержки, терпения, внимания, а также, не побоюсь этих слов, ловкости и силы! Прямо сейчас, ребятки, зайдем вон туда, — мужичек указал на длинную постройку, напоминающую ангар, вы разделитесь на группы и будете ловить тех кабанчиков, которых я вам укажу. Будете ловить, значить, и относить нашему многоуважаемому Викентию Марковичу Кочубею, — человек в белом халате, подобранный на Моховой вежливо кивнул, — после чего милости прошу следовать его инструкциям. Ну, ребятки, — инструктор выдохнул, — погнали…
То, что происходило далее, лучше не описывать. Ограничусь лишь тем, что в ходе благородной с точки зрения животноводства операции, студенты чуть не оглохли от жуткого свинячьего ора (не хрюканья, визга, а именно ора), а одежда их полностью была запачкана грязью, сеном, и иными продуктами опять же свинячьей жизнедеятельности.
Через два часа, ребята — потные, разбитые, холодными и грязными руками до кончиков ногтей, не способными ни пот со лба вытереть, ни сигаретку из пачки достать, лежали на траве.
— Ну и сука этот завхоз! — шептал банковский сынок Птицын, — Так наколоть, а?
— А ты говорил — халява-халява, вот и дохалявились, — еле шевеля губами, отвечал Коля.
— Имэнно, — согласился выходец из Дагестана — Расул Махаев, чьи религиозные убеждения в ходе сегодняшней операции были страшно оскорблены, — если он нам сессию не поставит, я его самого кастрирую, шакала паршивого…
Как только была произнесена эта клятва, из кустов вынырнул паршивый шакал завхоз и предложил, а точнее потребовал быстренько разгрузить грузовик с мешками цемента.
Шипя и матерясь, студенты выполни ли это поручение и незамедлительно были отправлены в Москву, в одежде грязной и затвердевшей.
С тех пор у Коли появился очередной комплекс: если старший обещает, что ты выполнишь только одно поручение, а потом неожиданно предлагает сделать другое, то ничего кроме испорченного настроения тебя сегодня не ожидает.
…. Поэтому, услышав очередное Дашино предложение, он напрягся и наверняка показался внешне неприветливым, но Попова этому никакого значения не предала:
— Теперь сделаем имитацию программы по заявкам с двумя-тремя звонками. Программа называется «Счастливый вечер»: люди, обращаясь к нам, делятся своим счастьем, рассказывают об интересных, приятных для них событиях, которые произошли сегодня и заказывают музыку. В идеале, в начале часа ты объявляешь телефон студии, и предлагаешь звонить. Пока идут новости и прогноз погоды, ты принимаешь звонки. Того с кем будешь говорить, «завешиваешь» на телефоне. За это время ищешь заказанную композицию и ставишь вот сюда, — Даша ткнула пальцем в монитор, на экране которого красовался «плей-лист» программы «Наутилус», — новости, погода и первая песня проигрывают — выводишь слушателя в эфир. Поговорил, поставил заявку. Пока она звучит, принимаешь другой звонок и так далее…Со слушателями разговаривай приветливо, с юмором, но никогда не хами, даже в том случае, если звонящий — законченный дебил. Сейчас, правда, будем звонить мы. Попробуем?
— Попробуем, — согласился он, отметив про себя, что программный директор (возможно даже и умышленно) проинформировала его не обо всем. В частности она не сказала ему, что могут позвонить какие-нибудь мудаки и, оказавшись уже в прямом эфире, начать ругаться матом, оскорблять ди-джея, или, того хуже, — выкрикивать антиправительственные лозунги. В этом случае, следует, как посоветовал ему Птицын, «убрать мудака из эфира, опустив микшер, имитировать обрыв телефонной связи и отбить его бред своей фразой, ни в коем случае не показав при этом, что происшедшее тебя как-то взволновало и выбило из колеи»…
…Мысленно перекрестившись, Коля снова сел за пульт, надел наушники и, по сигналу Баблуна, включил кнопку микрофона.
— Вечер добрый, 19 часов в столице, в эфире радио Бум я — Николай Жданов. Если вы помните, дорогие друзья, буквально пять-десять лет назад в своем почтовом ящике можно было найти письмо следующего содержания: «Здравствуй, дорогой друг! Перепиши это письмо двадцать шесть раз, отправь своим друзьям и будет тебе счастье!». Сейчас, чтобы поделиться своим счастьем, заниматься подобной ерундой смысла не имеет. Достаточно просто позвонить нам по телефону 971-105 и 9 или написать по электронному адресу ди-джей-собака-радио-бум-точка-ру, рассказать о событиях, которые вас порадовали и послушать хорошую музыку! ...
….То, о чем говорил Птицын, случилось на третьем звонке. Выйдя в «прямой эфир», мужчина, вне эфира вежливым низким голосом просящий поставить для его дочки Машу, песенку в исполнении Аллы Пугачевой «Коралловые бусы», в связи с дочуркиным днем рождения, резко повысил голос и заверещал:
— Жиды-суки! Бей жидов — спасай Россию! Все посты, понимали, сволочи, козлы драные…….
— Да-а-а, — протянул Коля, одновременно соображая как бы достойнее ответить вероломному наглецу, и вспоминая, а что еще он должен сделать в этой ситуации.
— А кто такие козлы? — продолжал надрываться таинственный незнакомец, — это ведь….
Стажера прошиб холодный пот. Несмотря на его «да», возможные шутки и репризы, радио-хулиган по-прежнему был в эфире!
Чуть не вырвав микшер с корнем, Коля увел его вниз, для пущей безопасности выключил кнопку и, внутренне сгорая от стыда, но, стараясь вести себя вальяжно, понес в эфир примерно следующее:
— Увы, но мы так и не узнаем, кто такие козлы, дорогие друзья, зато, как и то в каком именно следственном изоляторе будет сидеть господин, только что между делам, совершивший преступления,…- здесь Коля запнулся, так как забыл номер статьи уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за разжигание межнациональной розни, — которые…, — он снова напряг память, но, осознав, что номер ему не вспомнить, вынырнул из дебрей юриспруденции, — …, можно было и не совершать, будь он поумнее. За ним уже выехали, так, что пожелаем ему исправления и досрочного освобождения из мест лишения свободы! Ну, а наша программа продолжается….
Когда Коля снял наушники, то он почувствовал себя весьма и весьма некомфортно, скорее даже отвратительно. Ему показалось, что звучал он не то, чтобы неуверенно, а просто ужасно. Уши пылали, пальцы поразила мелкая дрожь, ему хотелось уйти со станции и не появляться здесь больше никогда, он просто тонул в этом глубоком море позора.
Но, на поверку, оказывается, все было не так уж и страшно.
— Для первого раза — просто супер! — заявила Попова, — Правда вот не стоило делать упор на то, кто такие козлы, а так, молодчина! Предлагаю еще поработать над подачей, берешь шесть ночей на выбор, и если за это время ты подтвердишь сегодняшние успех и сумеешь учесть мои замечания — будем заключать контракт.
Коля согласился. Распрощавшись с родной милицией, он относительно успешно прошел стажировку, был зачислен в ночные ди-джеи, а через четыре месяца стал работать по выходным.
Утреннего шоу, правда, к огромному сожалению, не получилось: благодетель Серега, спустя две недели после Колиного прихода, уволился с радиостанции, назвав свое дальнейшее нахождение здесь полнейшим творческим бесперспективняком.
— Дерьмо это, а не работа! — с той же решительность заявил он, — Раскрутки — ноль, бабки смешные, пошли они к чертовой матери, умники! Лучше на телек пойду! Там тоже кой-какие подвязки имеются. Может вместе сунемся, а Колюнь?…
«Соваться» Колюня временно отказался. Во-первых, Серый уходил в «никуда», практически без гарантий, а у Коли не было папы-банкира и в случае фиаско данного предприятия, можно было остаться без работы и умереть с голоду. Во-вторых, Коле, несмотря на некоторые мелочи, о которых будет сказано ниже, действительно нравилась эта работа.
По сути, была обретена новая профессия, хотя поначалу казалось, что ничего кардинально нового не произойдет. Ведь еще до работы в милиции он активно участвовал в КВН-овских баталиях, являлся одним из ведущих артистов институтского Стэма, снимался в любительских, но все же видеофильмах! Играй себе, как играл раньше, ан нет! Эфир оказался делом несколько другим.
Выступая на сцене, например, можно было легче контролировать ситуацию, потому что он получал так или иначе ответную реакцию из зала, здесь же ее получать было не откуда: ди-джей всегда говорит в пустоту.
Кроме этого, некоторое время мешала комплекс репетиций. Перед тем, как выступить с каким либо информационно насыщенным спичем, Коля придумывал его, записывал на бумажке, проигрывал в слух, а затем уже выходил в эфир. Иногда подобная схема работала безотказно, а иногда — нет.
Могла, к примеру, войти уборщица и начать энергично орудовать шваброй, забегала программный директор и начинала развешивать важные обвинения, или еще хуже, — вваливался словоохотливый охранник Женя, плюхался в кресло и доверительно сообщал:
— Надоело там сидеть (там — это на вахте, именуемой на западный манер «ресепшн»), у вас все-таки поинтереснее будет.
В подобных случаях ди-джей успевал только раскрыть рот, а Евгений уверенно подносил указательный палец к губам и «успокаивал»:
— Я тут тихонько побуду.
Репетировать в таких случаях было как-то нелепо, выгонять — неудобно, и поэтому, выходя в эфир, Коля откровенно «лажал», или банально запинаясь, или позорно забыв включить микрофон.
И только спустя три месяца он научился культурно выпроваживать посетителей, говорить без бумажки и получать от работы большое человеческое удовольствие.
Абсолютно нормально, кстати, он и общался с непосредственным начальством, которым являлась, как Вы поняли, Даша Попова, — человек, стоявший у истоков радио «Бум», десять лет проработавшая на нем ди-джеем и три года — программным директором. С ней можно было запросто поболтать, покурить, выпить и закусить, и помимо замечательных качеств человеческих, она обладала не менее замечательными качествами профессиональными. Именно Даша сделала из него ди-джея, научив не только миксовать песни, вовремя наживая кнопки и опуская-поднимая микшеры, она еще и вдолбила в его бедовую голову необходимые «мелочи», о которых, между нами говоря, до сих пор многие «передовики эфира» и слыхом не слыхивали, а именно:
1. Выходя в эфир, следует знать с чего начать и чем закончить.
2. Категорически избегать таких обращений как «Дорогие друзья», «Дамы и господа» и т.д., ибо радио — продукт индивидуального слушания, а не коллективного.
3. Говорить в эфире, всегда улыбаясь, — это меняет голос в лучшую сторону.
4. Если нечего сказать — говори о погоде, это интересно всегда особенно утром
Этими и другими премудростями Коля овладел в совершенстве, и Дашка этим гордилась всегда, ведь он, по сути, являлся первым ее учеником (остальные ведущие начали свой трудовой путь, когда та еще работала ди-джеем). Последнее обстоятельство давало право коллегам пропускать ее нравоучения мимо ушей, но не позволяло садиться на шею, и баланс «друг-начальник» Поповой удавалось сохранять идеально.
Она и собрания проводила, не совсем по-деловому, и отчитывала провинившихся своеобразно: категорически осуждала те или иные проступки, однако никогда не опускалась до унижений, оскорблений и штрафных санкций. Как-то раз, например, вечерний ди-джей Боря Бычковский, любивший окунуться в мир чудодейственных трав, именуемых в медицине марихуаной и анашой, во время своего эфира, вышел на улицу, выкурил косячок и, удобно, как казалось ему, устроившись на лавочке, стал наслаждаться жизнью, периодически похохатывая. Так он просидел тридцать минут и ровно столько же поклонники радио БУМ слышали из своих приемников отвратительный шум вместо нежно-любимых композиций: уходя, Боря забыл поставить эфирный компьютер на «автомат», что повлекло за собой не только безобразный невыход музыки (да хрен с ней — с музыкой), но и рекламных блоков!
— Конечно же, я виноват, — объяснял Боря свой жуткий прокол, при этом внешне выглядя вполне спокойно, будто бы прервал эфир всего лишь секунды на три, — со мной это впервые, и я сам в шоке, но все-таки! — здесь в его голоске стали слышаться не то, чтобы решительные, но даже агрессивные нотки, — Я ведь просто вышел покурить! Это же здесь никому не запрещается, верно?
— Не запрещается, — подтвердила Попова, не подозревающая, о каком именно курении идет речь.
— Ну вот! Вышел я курнуть, дверь оставил приоткрытой, потому что карточку потерял, а мне ее никак не восстановят, хотя и обещали! — здесь Боря покосился в сторону технического директора, который смущенно потупил взор (своевременное обеспечение сотрудников карточками было его прямой обязанностью) — Когда же поднимался обратно, дверь оказалась кем-то закрыта!
В этот момент, возможно даже и не преследуя прямого умысла, провинившийся быстро увел тему разговора совсем в другую сторону.
— Я вообще считаю, что двери в студию должны быть открытыми всегда! — бойко заявил он, и тут же был торпедирован генеральным директором:
— Минуточку! — директор поднял вверх указательный палец, безвкусно охваченный печаткой внушительных размеров, — А вот этого делать не надо.
— Почему? — преданно спросили присутствующие.
— Потому, — откинувшись на спинку стула, ответствовал генеральный, довольный тем, что ему представилась возможность поговорить, а дело это он любил безумно, — потому, что мы живем в не простое время. В очень не простое, я бы даже сказал — сложное. Рядом с нами сосуществуют сотни придурков. Самые безобидные для нас — это те, которые дозваниваются в эфир и кричат какие-нибудь скабрезности. Их Вы можете легко нейтрализовать: что-то поговорили, увели их из эфира — и все. Но есть и другие, желающие каких то новых ощущений стихийного характера: скандала, бунта, переворота. Эти идиоты не просто блуждают по улицам. Они ждут. Ждут терпеливо и долго. Этим то такие типы и сильны. И как только им представится возможность реализовать свои грязные планы, они ворвутся сюда, включат микрофон (а они умеют это делать, поверьте) и начнут нести в эфир такое….
В итоге, дело было сделано. Босс увлекся своим монологом, который продолжался ровно двадцать пять минут, участники собрания согласились, что любая радиостанция от вторжения психически больных лиц не застрахована и решили более активно использовать карточки, а двери исправно закрывать. Потом перешли к обсуждению другого вопроса, про Борину провинность просто-напросто забыли, и именно тогда, кстати, Коля пришел к неожиданному выводу — милицейские и радийные собрания похожи!
Поначалу, конечно же, этот вывод можно было считать нелепым. Ведь милицейские собрания, как было сказано выше, зачастую носили характер внезапного налета отряда диких кочевников на заставу, хоть и предупрежденную о нападении, но все-таки неспособную дать достойный отпор. Провинившегося можно было сравнить с мышкой, попавшей в лапы как минимум трех оголодавших котов, которые по очереди пасовали ее друг другу, пожевывали, но не давали ей, истекающей кровью, умереть.
Здесь, конечно же, ничего подобного и быть не могло, однако схожесть имелась, и заключалось в одном маленьком, но все же существенном моменте: и на тех и на других собраниях жестоко уничтожалось почти самое дорогое достояние человека — время! Причем уничтожалось по-глупому, вовсе не из хулиганских, а из каких-то маразматических побуждений.
Буквально полгода назад на очередном таком же собрании совершенно серьезно обсуждался вопрос: как, что и где есть ди-джею во время во время эфира.
Началось все из-за того, что технический директор — Дима Митин, обычно на собраниях не бывавший, случайно забежал в переговорную и выпалил:
— Ребята, большая просьба — не ешьте над пультом! Ок?
По-клоунски кивнув, он собрался было покинуть зал, но сделать этого не смог: на собрании присутствовал генеральный директор, о котором теперь уже следует сказать особо.
Звался директор Ильей Альбертовичем Пичугиным, был он человеком активным и жизнерадостным, поскольку обладал официальной зарплатой в размере двенадцать тысяч долларов и периодически принимал откаты.
Что такое откаты Вы, наверное, знаете, или, по крайней мере, слышали. А вот что такое откаты радийно-рекламные, Вам вероятно не известно, поэтому вынужден еще раз отвлечься. Надеюсь, не надолго.
Когда Коля узнал, что вышеозначенное понятие существует не только в милиции, но и на радио, он как-то даже повеселел. Воистину, ничего не исчезает. Это не значит, что он когда-либо занимался темными делишками, связанными с незаконными путями обогащения. Напротив, Николай, в силу природной скромности, не занимался этим никогда, но вот с отдельными схемами пресловутых откатов был знаком хорошо. И какого было его удивление, когда открылось ему, что схемы эти зачастую похожи как близнецы-братья!
Откат 1. Милицейский.
Один Колин товарищ по имени Сережа работал следователем в городе Тамбове. Приехав как-то в столицу, Сергей, где-то за пятой бутылкой пива, разоткровенничался и рассказал ему о том, какие дикие нравы царят в одном из тамбовских следственных отделов.
Получил раз Сережа из рук дорогого начальника очередное уголовное дело. Дело, скажем прямо, плевое: сотрудники ППС задержали на дискотеке подростка по фамилии Копейкин, который разбил головой охранника зеркало в дискотечном зале. При досмотре, в кармане у задержанного нашли пакетик с героином. Доказывать особо было нечего, несмотря на то, что вину свою парень отрицал: никого, мол, не бил, героин подкинули. Факт избиения охранника прямо подтверждался показаниями свидетелей, а на хранение наркотиков косвенно, все же указывала справка из наркодиспансера о том, что он, Копейкин Иван Самуилович, 1982-го года рождения, состоит на учете в этом милом заведении с диагнозами «токсикомания» и «полинаркомания».
Сережа резво допросил свидетелей, запросил все нужные и не нужные справки и характеристики, назначил экспертизы, предъявил бандиту обвинение, но вдруг, в момент выхода на финишную прямую, с уголовным делом решил ознакомиться начальник.
Не ощущая ни малейшего подвоха, следователь выполнил приказ и провел остаток дня в шатаниях по кабинетам коллег. Точно также прошел второй день, потом третий, и когда Сереге надоело маяться дурью, он набрался таки наглости и решил напомнить руководству о своих прямых обязанностях.
— Михаил Иванович, а когда Вы дело вернете? — спросил Сергей, заглянув к шефу утром дня четвертого, — Мне же работать надо!
Михаил Иванович, грузный, лысый мужчина, внимательно разгадывающий кроссворд, сидя за столом, снял очки, положил их на стол, достал из пачки «Марльборо» сигарету, прикурил ее и сообщил:
— Я это дело, Сережка, Мещерякову отдал. Он следователь более опытный, быстро его (дело) до суда доведет.
— А я?
— Можешь не справиться!
— Почему?
— Потому, что там есть некоторые подводные камни. Политика, Сергей, понимаешь? — шеф поднялся из-за стола и, пыхтя сигаретой, стал заправлять рубашку (заправилась она частично в брюки, частично — непосредственно в трусы), — Тут осторожнее нужно быть, а тебе пока еще рано в это лезть, тебе учиться еще нужно. Ты же еще только осваиваешь профессию, ты в самом начале пути, так что на, возьми другое дело…Группа лиц, несовершеннолетние, пять разбоев, два изнасилования….Занимайся….
В чем заключалась эта самая «политика» стало понятно позже. Оказывается, к Михаилу Ивановичу пришла мама Копейкина, работающая заведующей трестом столовых и ресторанов, и со слезами на глазах попросила как-то помочь оступившемуся сыну. Естественно не безвозмездно, хотя об этом не было сказано ни слова. Это нужно чувствовать. Михаил Иванович это чувствовать умел.
Он передал дело Мещерякову, который за неделю дело прекратил, получив от мамы оступившегося поощрительный денежный приз, 60 % от которого ушло дорогому и любимому начальнику.
Вот так и выглядел один из милицейских откатов: напрямую Михаил Иванович взяток не брал, он просто раздавал «перспективные» дела опытным проверенным сотрудникам (их у него было трое), дела быстренько прекращались, деньги делились «по справедливости».
Откат 2. Радийный
Эту ужасную историю Коле поведала Оля Иванова, девушка двадцати лет, пол года проработавшая на станции рекламным агентом.
Однажды она вышла на один солидный банк, который согласился разместить свою рекламу на радиостанции «Бум», заплатив при этом, естественно, неплохие деньги. Восемь процентов от сделки (в данном случае две тысячи долларов каждый месяц, пока не закончится срок договора), по существующим правилам доставалось рекламному агенту, работающему с клиентом, то есть — Оле.
— Молодец! — похвалил ее Илья Альбертович, — для первого раза это очень! Очень даже не плохо! Так держать!
Но держать оказалось нечего. Через два дня Ольга с удивлением узнала, что с банком будет работать не она, а другой менеджер — Оксана Веселовская.
— Как это объяснить, Илья Альбертович?! — чуть ли не плача спросила Иванова у генерального директора, без стука врываясь в кабинет.
Начальник посмотрел на нее так, будто видит впервые, нахмурил брови, потом вымолвил «ой», глупо улыбнулся и, приобняв ее за плечи, стал успокаивать:
— Понимаешь, Ольга, у тебя еще очень мало опыта. А ведь с клиентом нужно уметь работать, тем более с таким солидным клиентом, как банк. Его нужно уметь удержать, не дать сорваться, так сказать. Как рыбе! Ты ведь была когда-нибудь на рыбалке, да?... Видишь, даже не была. А Оксана у нас сотрудник опытный, она все сделает как надо….
Оксана действительно была опытным сотрудником и всегда все делала «как надо». Ее процент «менеджерских» был выше Олиного, она получала от сделки 15 %, и каждый месяц половину отстегивала Илье, за то, что тот «подгонял» ей клиента.
Так выглядел один из радийных откатов. Илья Альбертович брал клиентов у молодых рекламных агентов и передавал агентам своим, «проверенным». Их у него было трое….
Не правда ли, есть определенное сходство?
Можно было бы посмаковать эту привлекательную темку и дальше, но все же, предлагаю этого не делать, а вернуться к теме заявленной ранее, то есть к собраниям.
Илья Альбертович был не только персонажем состоятельным, но еще и словоохотливым, поскольку вел отшельнический образ жизни в пятикомнатной квартире, сожительствуя с котом Кокой, человеческой речью не владеющим. Именно поэтому, дефицит общения с лихвой возмещался на собраниях, которые, с его участием, затягивались часа на три-четыре, потому что господин Пичугин с упоением рассказывал то о достоинствах отечественных баллистических ракет (в прошлом он был ракетчиком), то о визите в его жилище доску пьяного участкового врача.
Посему, зацепившись ухом за свежую реплику о еде, генеральный директор, прервав рассуждения сотрудников о том, как нужно поднимать рейтинг, пригласил его, директора технического, задержаться «минут на пять». Понимая, что пять минут запросто перерастут в пятьдесят пять, Дима обреченно сел за стол.
— Итак, в чем проблема? При чем тут пульт и прием пищи? — задал он достаточно уместный вопрос.
Митин почесал затылок.
— Да, в общем-то, ничего страшного, Илья Альбертович. Просто вчера я снимал с пульта крышку и внутри обнаружил хлебные крошки.
— Это может парализовать работу техники? — последовал очередной компетентный вопрос.
— Парализовать-то вряд-ли. Но все-таки, нахождение в пульте инородных тел нежелательно.
— Ну, вот и чудесно, — попыталась взять инициативу в свои руки Даша, — всем запомнить: над пультом не жрать! Теперь вернемся к рейтингу….
— Стоп, — генеральный легко ударил по столу ладонью, — это еще не решение проблемы. Что значит не есть над пультом? А если все-таки кто-то забудет и будет продолжать это делать? Может быть, вообще, запретить питаться в эфирной студии?
— Почему это запретить? — подала голос Лариса Патрикеева — большая любимица Ильи Альбертовича, единственная из ди-джеев, говорившая с ним на «ты», — Ты что, Илья? У меня пятичасовая смена, из дома я добираюсь за час, при этом порой прихожу часа за полтора до эфира, и как мне быть? Кушать то хочется!
(Здесь Лариса немного лукавила. На эфир она приходила минут за пятнадцать, а вот кушать ей действительно хотелось, причем частенько, о чем свидетельствовали круглые румяные щеки, пухлые ноги и арбузоподобный зад).
— Да, действительно. А может быть, — директора посетила очередная догадка, — может, принимать пищу у нас на кухне?
Лариса кокетливо улыбнулась.
— Не покатит.
— Почему?
— Потому что я лично за две минуты съесть обед не могу, как и выйти из студии на большее количество времени. На автоматический режим компьютер я не ставлю никогда, — с достоинством подчеркнула любимица, — и ем, соответственно, исключительно во время эфира.
— Да-а-а, — Илья Альбертович задумался пуще прежнего и даже потер в связи с этим лоб, — ситуация…
Он встал из-за стола, сунул руки в карманы брюк и стал бродить по переговорной. Воцарилось молчание, изредка прерываемое тяжелыми вздохами непосредственной диджейской предводительницы Поповой.
— О! — воскликнул Пичугин после четырехминутного размышления и живо примостился рядом с Митиным, — Димка! — приобнял он технического директора, — А что если нам в стену вмонтировать эдакое подобие стола! Широкую полку, прямо напротив пульта на расстоянии двух метров!
— А где гарантия, что есть будут именно за столом?
— Туда можно поставить миску и кружку, — неожиданно вставил доведенный маразмом ситуации до отчаяния Коля, — ложку положить. Прибить все это на цепочки и — вперед….
Илья Альбертович задумался вновь.
— Может мы вернемся к теме собрания? — вновь предложила Дашка.
— Ну, ты че, Даш! — подхалимски возмутилась Патрикеева, — Решить же все-таки надо — есть или не есть? И если есть, то где?
— А возможно даже и что, — издевательски-серьезно добавил Николай.
Присутствующие скромно посмеялись.
— Идея! — вновь проснулся генеральный директор одной из высокорейтинговых радиостанций, — Можно никакого стола не делать! Достаточно просто исключить из своего рациона….
Что именно следует исключить из рациона, участники собрания узнать так и не смогли: у Ильи Альбертовича зазвонил мобильный, директор выскочил в коридор и, громко гогоча, стал что-то кудахтать в очередное свободное ухо.
Подобные «лирические отступления» случались довольно часто, поэтому Коля вместе со своим корешком Ваней Бедняковым шли на такие мероприятия как следует «заправившись». Перед тем как засесть в переговорной, они посещали звукорежиссера Сашу Баблуна, у которого всегда была припасена бутылочка коньяка или виски. Ребята для начала просто выпивали грамм по пятьдесят, затем капали чуть-чуть в чай и с удовольствием попивали его, сидя на собрании. Так оно проходило быстрее и веселее.
Их коллега Боря поступал еще радикальнее: он выкуривал косяк, надевал затемненные очки, чтобы не было видно его покрасневших глаз, и, в зависимости от свойств употребленного продукта, либо хохотал, «поддерживая остроты» генерального директора, либо боязливо поддакивал, опасаясь каждого движения с любой стороны, либо просто блаженствовал, пребывая в своем маленьком иллюзорном домике, исполненном каннабисных чудес.
И все-таки, по сравнению с милицейскими, данные собрания имели одно преимущество: на них можно было опаздывать, поэтому Коля уже десять минут один сидел в просторной, но плохо проветриваемой переговорной комнате, ожидая коллег и, бестолково листая бестселлер «Снайперский забой»….
……Да. Это был он. Жирный, отвратительный авторитет преступного мира по кличке Бабай.
— Девчонки! — заорал он, — Айда в сарай, позабавимся!
Снайпер прищурил правый глаз.
Ну! Ну! Подойди поближе, монстр! Я хочу, чтобы ты ответил за все свои деяния и проделки твоих дружков: за издевательство над людьми, за коррупцию, охватившую весь город, за грабительскую приватизацию, за сбои электричества, за никудышное коммунальное обслуживание жилых домов, за распоясавшийся незаконный оборот наркотических средств и психотропных веществ, а также их прекурсоров, за проституцию, за грабежи и разбои, за невыплату зарплат на заводах, фабриках, в школах, а также псковском филиале формулирования….».
Внезапно он выразился нецензурно.
«Черт, теряю былую ловкость», — самокритично признался снайпер, ведь пока он, не контролируя себя, яростно вспоминал бабаевские грехи, последний скрылся в обществе девушек в сарае.
«Ничего, ничего,- успокоил себя профессионал, — я подожду. Я умею ждать, и я дождусь тебя, чтобы всадить пулю строго между твоих брежневских бровей, подонок! …».
Брежневские брови — это серьезно. Кстати, именно такими бровями обладал Алексей Лодочкин, новый программный директор радио «Бум», точнее его генеральный продюсер. И всадить между этих бровей пулю было бы не лишним, внезапно подумал Николай, в очередной раз, откладывая в сторону «Снайперский забой».
Как только книга легла на соседний стул, в дверном проеме появился Лодочкин и мило улыбнулся.
— Здравствуй, Коля! — поприветствовал он его, икнув.
— Здравствуй, Алексей, — ответил Коля и сделал выражение лица максимально приветливым.
