В верховьях Днепра прошли щедрые теплые дожди. Вода в реке пожелтела и, раздвинув берега, ринулась на цветущую разнотравьем пойму. Вспененные волны накатывались на причалы, лодки звенели ржавыми цепями, метались на привязи, не находя места...

Душа Демидова, попавшая в стремительный водоворот событий, была похожа на любую из этих лодок, застигнутых неожиданным половодьем. Демидов засиживался в своем служебном кабинете на опытной станции до полуночи, ожидая вестей от Дика. За последнее время он дважды выводил моторный катер через лиман в открытое море, описывая, словно ястреб в небе, большие круги, вглядываясь в засоренную наносами поверхность воды, словно искал ответа: куда девался катер с Фан дер Флитом? Почему до сих пор резидент-инспектор с румынского берега выстукивает на радиоключе неизменную и отвратительную фразу: «Дик не вернулся с охоты, посылка затерялась...» Неужели этот психопат Дик сболтнул профессору лишнее, и в дороге между ними произошла драка? А может он просто пристукнул старика, чтобы воспользоваться его личными документами и удрать без свидетелей на Кавказ?..

Демидов сетовал на трудные времена. Ему подсовывали сплошь негодных, необученных агентов. Моторист Дик, бывший грузинский князь Додиани, высадился на Черноморском побережье три недели назад с французской подводной лодки. Князь оказался неуживчивым с рабочими, плохо скрывал свои барские привычки. Однажды он набросился с кулаками на пограничника. Еле удалось замять дело.

Ко всему Дик страшно трусил перед чекистами, никогда не ночевал дома.

Демидов облегченно вздохнул, получив разрешение на отправку катера с профессором и этим Диком в Румынию.

Но радость его от удачного выхода катера в открытое море была непродолжительной: «Посылка затерялась в дороге...»

Демидов гнал от себя мысль о возможном перехвате катера пограничниками. Ему были хорошо известны ходовые качества утлых посудин береговой охраны. Демидов знал маршруты катеров и время их патрулирования. Здесь не могло быть ошибки, все рассчитано точно с учетом сведений метеостанции о погоде на море. Так отправлялись в море все предыдущие катера.

Новенький мотор «Фиат» на катере беглецов был, по выражению князя, силен «как зверь» и развивал скорость до двадцати миль — такому не страшна никакая погоня. И вдруг: «Дик не вернулся с охоты...»

Предполагая самое худшее — поимку Дика пограничниками — Демидов уже сейчас намечал себе путь к отступлению. Конечно, князь не выдаст Демидова. Он скорее сам себе перережет горло от ярости, чем отдаст в руки комиссаров шифровку. Хорошо, если князь догадается уничтожить профессора в минуту опасности. Ну, а если Фан дер Флит сейчас сидит в камере предварительного заключения у чекистов?

Демидов не мог представить, как поведет себя этот подслеповатый химик на допросе и во имя чего, собственно Фан дер Флиту надо умалчивать о своих связях с Демидовым.

Демидову внезапно захотелось во что бы то ни стало, любыми путями разведать: знает ли что-либо нового об исчезнувшем катере Бородин. Таких путей было только два. Либо ему скажет об этом дочь Любочка, либо он, Демидов, выведает все... из разговора с самим Бородиным.

Хорошенько поразмыслив, Демидов решил начать с визита к Бородину; даже очень любопытная секретарша может лишь случайно знать о самых важных сообщениях, касающихся руководителя разведки.

Настороженное выражение глаз Бородина может дать больше, чем ничего не значащее слово восемнадцатилетней девушки, будь она даже родной дочерью. К тому же, если Бородин проговорится о поимке диверсантов, Демидову нечего засиживаться здесь.

* * *

Начальник Особого отдела смог принять Демидова лишь во второй половине дня. Секретарши в приемной не было — это тоже к лучшему. Встреча была вымученной в воображении Демидова. Готовясь к ней, полковник рассчитал каждое свое движение, каждое слово. И не только свое — отцу Николаю он передал в монастырь срочную депешу для резидента. С дочерью еще утром условился о свидании там же. Катер по его указанию заправили горючим из неприкосновенных запасов.

Бородин встретил его приветливо.

Пока «хозяин» открывал балкон, посетитель успел довольно подробно, не скрывая своего удивления, рассмотреть небогатый красками, но свежий букет полевых цветов на столе начальника Особого отдела. Кроме букета, опущенного неровно обрезанными стебельками прямо в граненый стакан, да телефона на столе ничего не было.

Так же просто и строго выглядел в новом кителе Бородин.

— Я сегодня как раз вспоминал о вас, Владимир Николаевич, — стараясь казаться беспечным, начал Бородин. Опытному разведчику Демидову, конечно, бросились в глаза признаки душевного напряжения Бородина.

— Приятно слышать...

В это мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась Любочка, сияющая, розовощекая от ходьбы и с таким же, как на столе, разве посвежее, снопиком полевых цветов в руках.

Увидев отца, Любочка вздрогнула всем телом и машинально выбросила руки вперед, будто загораживаясь от его взгляда неосознанным защитительным жестом. Цветы рассыпались по полу. Бородин, шутя и смеясь, стал собирать их вместе с девушкой. Впрочем, Любочка так и не поборола смущения. Она сразу же ушла, как только рассыпавшиеся по полу ромашки и колокольчики были собраны.

— Чудной вы человек, товарищ Бородин, — заговорил Демидов, переламывая между пальцами сочный стебелек ромашки. — Такой пост занимаете, и с цветочками возитесь.

— А что же! — с охотой ответил Бородин. — Не только цветы, но вот и девушка прижилась у нас, и неплохо себя чувствует в «большевистских застенках», как называют штаб особистов враги.

Демидов не торопился начать разговор о Фан дер Флите. Бородин продолжал говорить, напрасно пытаясь втиснуть в переполненный стакан еще горсть изумрудных стебельков.

— До чего хрупкая вещь эти полевые цветы. Не сменишь вовремя воду, и они уже вянут...

— Всему свое время, — рассеянно отозвался Демидов. И тут же, словно спохватившись, добавил: — Между прочим, если вам когда-нибудь понадобится освежить совсем увядшие цветы — опустите их стебельки в кипяток.

— Век живи, век учись! Благодарю за совет!

— Не стоит. Это к слову.

— Завидую вашей осведомленности, — продолжал Бородин. — Интересно... оживлять при помощи кипятка! А все же я предпочитаю свежие цветы!

— Завидую вашему вкусу, — произнес Демидов в тон Бородину и покосился на дверь, куда ушла Любочка. — Разрешите узнать: подтвердились ли мои прогнозы насчет маршрута беглецов?

— Мне понятен ваш интерес, но я на вашем месте не торопился бы... узнавать все до конца.

— Значит, разговор об исчезнувшем катере еще не окончен? — еле сдерживая себя от раздражения, уточнил Демидов.

— В водном хозяйстве чересчур мало катеров, чтобы мы теряли их даже с научными целями. Найдем. Катер вы получите через день-два в полной сохранности...

Это была снова игра в прятки. Бородин упрямо избегал прямых ответов. Демидова угнетали его многозначительные слова больше, чем самая страшная правда. Положение оставалось почти таким же неясным, как и до беседы. Два-три колючих, враждебных взгляда начальника отдела да эта впопыхах брошенная фраза насчет возврата злополучного катера «через день-два» — вот весь скудный результат сегодняшней встречи.

Однако настоящий разведчик не должен пренебрегать мелочами в своей работе. То, что кажется неясным сейчас, может оказаться главным и решающим после детального анализа событий.

Прежде чем расстаться с Демидовым, Сергей Петрович вольно или невольно подверг его еще одному экзамену на выдержку. Начальник охраны границ прикрыл ладонью положенный перед ним для отметки пропуск Демидова и держал так, словно пойманную мышь. Душа Демидова, в эти бесконечно долгие мгновения чувствовала себя не лучше, чем пропуск под рукой чекиста.

Демидов знал, что без отмеченного начальником пропуска ему не выйти из здания. Стоит Бородину сделать невидимый для посетителя знак — может быть, переставить этот стакан с цветами на другое место — и из-за ширмы выйдут люди, которые предложат ему вывернуть карманы. Конечно, кого-нибудь из телохранителей или самого Бородина он успеет убить, но что даст ему, Демидову, смерть еще одного врага? Таких или почти таких на своем веку он умертвил разными способами десятки. Когда-нибудь должен наступить конец — это знает любой диверсант.

«Пусть же лучше когда-нибудь, но только не сейчас, не от руки этого простоватого парня, который с деда-прадеда был «ничем», — думал Демидов.

Перед начальником охраны границ встала неразрешимая задача. Как быть?.. Наконец Бородин рывком поднял руку над столом и сам встал во весь рост. Стоя черкнул карандашом свою роспись на пропуске и подал его. Демидову.

Демидов молча поклонился, боясь в эту минуту поднять глаза.