Глава 11

Февральская позёмка мела мусор вместо снега, забрасывая встречным прохожим в лицо песок и земляную пыль. Больной без головного убора в тёмно-коричневом байковом халате, но с зелёными манжетами и воротником, в коротких штанишках, такого же покроя, из которых выглядывали синие от холода голени и в тапочках на босу ногу, замаскированных под уличную обувь светло-синими полиэтиленовыми бахилами, никак не мог определиться с выбором для чтения у газетного киоска. А настырный ветер всё взбивал и лохматил волосы, рвал полы халата, стараясь забраться под них.

Уже образовалась очередь из трёх человек, одетых по сезону, а любитель чтения в халате, не обращая внимания на злой ветер и их ворчание, просматривал журнальные развалы, попутно задавая вопросы киоскёрше. Наконец, получив в окошке толстую газету, без цветной рекламной передовицы, наверное, ту, которую ещё не читал, он, расплатившись, эквилибристическими движениями, но достаточно быстро, двинулся к больничному КПП. Неожиданно для него правая нога высвободилась из обуви, подвернулась, и он чуть не упал. Нагнувшись, он начал поправлять тапок в бахиле и выронил газету на асфальт.

"Ну, прямо Пасько в молодые годы", — подумалось Хрусталёву, наблюдая из тёплого салона автомобиля за мытарством человека в бахилах. Пасько — это капитан Пасько, его сослуживец по Дальнему Востоку.

Холостяк Пасько пришёл в двадцатиградусный мороз на строевой смотр части в летних армейских полуботинках коричневого цвета. На утреннем предварительном построении перед смотром командир звена, проверяя внешний вид подчинённых, обнаружил у него несоответствие обуви сезону, то ли на смех, то ли в наказание попросил поднять брюки и продемонстрировать носки, которые должны соответствовать зелёной цветовой гамме. Каково было удивление его и окружающих в строю, когда обнаружилось, что носок вообще нет, и только в районе щиколоток торчали кусочки газеты.

"Пасько! Что это?" — изумлённый проверяющий преднамеренно проигнорировал субординацию. "Так это, ноги потеют, командир, носки не успеваю стирать", — брякнул в оправдание Пасько. Грохот хохота стоящих в строю привлёк внимание лётчиков соседнего звена, те с любопытством выворачивали шеи, пытаясь оторвать и для себя лоскуты веселья.

"Когда это было, — вспоминал Андрей, — а теперь я, бывший военный лётчик, на службе у гадалки. Да, пути господни неисповедимы". В этот момент ассоциативный больной справился со своими проблемами и, подбежав к полосатому шлагбауму, встретился там с клиентом Хрусталёва, выходившим из двора больницы на улицу.

Вот уже второй час Андрей передвигался за ним в ожидании, что тот наконец-то соизволит прочесть тестовый вопросник. "Нужно условия поменять, пусть отвечают на вопросы прямо в кабинете, чтобы вот так не мотаться по всему городу за ними".

Клиент — индивидуальный предприниматель Мошкаренов, претендующий на кругленькую сумму кредита в банке, чьи интересы в настоящий момент Хрусталёв и пытался защитить.

Прокачка потенциального заёмщика возникла у службы безопасности неслучайно. Бизнес, которым занимался Егор Мошкаренов, ковылял не шибко и не валко, но ведь и кредиты берут, чтобы расширить дело или выправить положение в лучшую сторону. Всё бы ничего, но у бывших сыскарей в СБ возникли подозрения, что, таким образом, клиент хочет просто продать свой бизнес банку, хотя и явных фактов, подтверждающих их домыслы, обнаружить не удалось.

Если реально подойти к этому вопросу, то они в чём-то правы, помещение, оборудование стоят таких денег, но пойди, найди заинтересованного покупателя. С другой стороны, Мошкаренов такими действиями может подпортить себе кредитную историю на всю оставшуюся жизнь, хотя одному богу известно, кому и сколько осталось.

Собственно, и наш народ-то не привык ещё строить длительные рыночные перспективы, регулярные кидки государством в конце восьмидесятых и в девяностых годах своих граждан воспитали в их сознании постоянную настороженность и ответную агрессию такого же плана.

Мошкаренов забрался в джип и запустил двигатель, но отъезжать от больничной оградки не собирался, а в ожидании кого-то достал с заднего сиденья пластиковый конверт с банковскими документами. "Так, это уже лучше", — промурлыкал Андрей и начал подстраиваться, отыскивая нужные сканы.

"Что-то много бумажек насовали, — размышлял Мошкаренов, перебирая анкеты, экземпляры договоров, всевозможные приложения и прочую муру в таких случаях, — что-то говорили про "заполнить в первую очередь", так реквизиты потом, а вот тестовая анкета. Чего тут от меня хотят? Почему выбрали наш банк? А вы как думаете? Надёжность, условия по кредиту, доступность или другое. Всё вместе, значит, получается другое".

Хрусталёва не интересовали эти нудные размышления, он ждал, когда клиент подойдёт к пункту номер шесть. И вот, наконец, момент истины. "Собираетесь ли возвращать кредит? Ха — это, что прикол такой, да кто же вам напишет, что нет, где таких дураков отыскать. Собираюсь: согласно графику погашений, по мере возможности, в любом случае. А "нет" и нет здесь, вот те раз, а мы и не собирались отдавать. Ну, у них и клоуны психологи, повеселили. Придётся выбирать то, что их порадует: "Собираюсь, согласно графику погашений".

"Сам ты клоун, — прокомментировал Андрей размышления Мошкаренова, — получишь теперь кредит, жди у моря погоды, отказать не откажут, но будут мурыжить до морковной заговони, пока сам не откажешься".

Удовлетворённый Хрусталёв не стал дожидаться конца анкеты и снял браслет. Включив передачу и, помедлив несколько секунд, тронулся с места, определившись, что поедет на доклад к Марии. Комиссионные от банка будут меньше, чем при выданном кредите, но в перспективе возможны приличные премиальные, если их наработанная база клиентов будет осуществлять регулярные платежи.

Конечно, Андрей вредничал, можно было позвонить или обменяться информацией телепатически, а он выбрал очное общение. На то были причины, так как на последнем "семинарском" занятии у него проявилась неопределённость, связанная с интуитивным обменом. Он не понимал, как у них совершенно разных людей, не связанных родственными узами, может возникать тонкое понимание друг друга, так сказать чутьё.

А у него созрел альтернативный вариант применения телепатии и желание обсудить его немедленно. Возможно, в данный момент гадалка будет занята своим непосредственным делом, но ничего подождём, а по-другому придётся согласовывать или ждать следующего дня занятий.

Как заноза в пальце, в его голове сидел вопрос Марии о том, для чего именно их наделили браслетами. Время от времени он всплывал в его сознании откуда-то из глубины и заставлял размышлять на эту тему вновь и вновь.

"Что нас объединяет? Мы романтики и оптимисты, мы находим силы и мотивы, чтобы верить, когда верить уже нельзя, нет смысла. Ну, почему именно нам надели браслеты?"

"Тук-тук", — звучно отстучало сердце, прервав его размышления, и он услышал его. "Странно это, чего вдруг оно слышным стало?"

Словно морская волна подхватила камень и, стараясь выбросить его на берег, разбилась о препятствие сама и ударила с силой им, так и холодное сердце, выталкиваемое горячим потоком, не хотело быть растопленным, делало попытки вырваться наружу.

Не сознавая себя, на автопилоте, нажав кнопку аварийной сигнализации, прижался к обочине и выключил зажигание. Он слушал самого себя. Мысль исходила изнутри, она словно поднималась от сердца.

"Она верит в любовь. Но, что питает её силу, любовь или романтизм, захваченный из детства, или это было заложено в генах ещё раньше".

Тепло растекалось по груди и заставляло, с одной стороны, обратить на себя внимание, а с другой, забыться. "Тук, тук-тук", — бухало сердце, и оно было реально ощутимым. Поток иного сознания всплывал и заполнял её голову новыми мыслями. Это не было ничьими сканами и даже не её, это — другое.

"Он романтик, до сих пор верующий в чудеса. Верит и в справедливость, что она есть, не здесь, так в другом месте, но верит. Откуда вера, оптимизм и наивность. Детство или наследственность?

Так, что же даёт возможность исправить ошибки, выправить линию судьбы, романтизм или страх?

Они ищут романтиков и оптимистов, а не тех, кто боится, т. е. бесстрашных романтиков".

Не выключенная аварийная сигнализация щёлкала и мигала. Он продолжал слушать самого себя.

"Уныние — грех. Прописная истина и заповедь. А если не уныние, а апатия. Жизнь, в которой, с материальной точки зрения, всё решено, и решать уже почти нечего, что тогда? Исчезает вера? Не во что верить и всё начинает рушиться. Двойной стандарт — это искривление пространства? Или искривлённое пространство, или искривлённое сознание?"

"Они хотят объединить Марию и Андрея, но не получается, нет любви.

Энергетическая субстанция, искра, душа имеет связь с Космосом. Преодоление тёмной и иной энергии вокруг требует энергетических затрат. При этом образуется свечение, аура, чем чище аура, тем меньше расхода на преодоление негатива, тем устойчивей связь и качественней подзарядка. Что нарушает связь? Тёмная энергия, плохие мысли, уныние! Уныние стоит в особой череде грехов, а порой самый большой грех. Почему? Наверное, психическое состояние при унынии прерывает или ограничивает связь с Абсолютом, причём неосознанно. Человек верит, но исполнить свою веру, довести до Абсолюта из-за уныния не может".

"Марья Анатольевна, клиентка спрашивает, можете ли вы её принять сегодня?" — удивлённо и с опаской спрашивала Инна, наблюдая за неподвижным лицом и не моргающим взглядом, направленным в никуда, гадалки.

Холодок пробежал внутри и, подобрав теплоту, растворился.

"Что это было?" — опомнившись, спросила вслух Мария.

"Я не понимаю, вас, вы о чём?" — вопросом на вопрос ответила Инна.

"Да это я так, задумалась", — оправдалась она.

"Что со мной?" — удивлённо спросил Хрусталёв самого себя, выключая аварийку.

"Скажите, что сегодня принять нет возможности, и назначьте время сами" — уже по делу ответила она Инне.

"Но, у вас же сейчас полуторачасовое окно", — упорствовала секретарь.

"Хрусталёв не звонит и не сообщает, значит сейчас подъедет", — ответила Мария Анатольевна.

Включив зажигание и наблюдая, как стрелки приборов, сделав полный оборот на максимум, вернулись к нулю, Андрей запустил двигатель.

"А ведь не звонит и телепатически не связывается, значит, ждёт, что приеду и доложу вербально, — размышлял он, двигаясь уже в транспортном потоке, — что за наваждение, полуобморок, полусознание, сердце дало сбой, а ударило в голову. Странно. Врачу рассказать и то нечего".

"Я ожидала, что вы приедете", — такими словами Мария встретила Хрусталёва, стоя в прихожей и наблюдая за тем, как он снимает верхнюю одежду и прячет её в шкаф.

"Я знал, — спокойно ответил он, — куда?"

"Проходите на кухню", — прекратив пикироваться, на правах хозяйки пригласила она.

"Чаю? — предложила она, пропуская его дальше вглубь кухни, сама оставаясь на входе, — или кофе?"

"Потом, — ответил он, бросив на стол полиэтиленовый файл с листком бумаги внутри, — это отчёт о проделанной работе".

"Я слушаю", — произнесла она и, отодвинув стул, села за стол.

"Нет у него планов по возврату", — он постучал указательным и безымянным пальцами правой руки по пакету и тоже сел за стол напротив.

"Я не об этом", — произнося фразу, она пристально посмотрела ему в глаза, но читать мысли не собиралась. Она ждала.

"Тогда кофе, — оттягивая начало разговора о другом, добавил он — если можно, то с коньяком".

Фраза о коньяке её застала в момент открытия дверок навесного шкафа, чтобы достать чашки, и она слегка замедлилась. "Инна", — позвала Марья Анатольевна, выставляя чашки на стол.

На входе в кухню показалась Инна.

"Организуй нам, пожалуйста, кофе с коньяком", — попросила она её и, потрогав рукой электрический чайник, опустила красный рычажок вниз.

"Марья Анатольевна, — переспросила племянница, — дагестанский или армянский?"

"Тот, который открыт", — не рекламируя производителя, ответила она.

"Марья! Странно звучит. А действительно Маша, Мария, Марья", — зациклился на имени Хрусталёв.

Вернулась Инна со шкаликом коньяка. Она насыпала в чашки по ложке чёрного растворимого кофе, разложила по два кусочка сахара, и стала ждать, когда закипит чайник. Чайник проник в ситуацию и, выпустив из белого носика пар, щёлкнул автоматикой, отключился от сети. Инна, сняв его с подставки, разлила кипяток и вернула на место. Отвинтив пробку, налила в неё мерку коньяка, вылила её в чашку Хрусталёва, затем проделала аналогичную процедуру и с чашкой хозяйки. Закрыв бутылочку, она оставила её на столе и достала чайные ложки, положив их у каждой чашки. Затем, взглянув на Марию, вышла без слов.

"Я не знала, что вы кофеман, — слегка оправдывалась Мария, — не могу предложить ни "Суматру" и ни "Йемен", только растворимый по студенческому рецепту".

"Старая крепость", — прошамкал Андрей, помешивая ложечкой в чашке и всматриваясь в этикетку.

"Не переживайте, настоящий, клиенты с Дагестана угостили", — пояснила Мария и вдохнула запах, стараясь уловить аромат.

Хрусталёв наклонился, делая вид, что принюхивается, хотя думал совершенно не о том: "Может просто рюмочку? Полезно для сосудов и сердца. Нет нельзя, за рулём".

"Пробуйте, — предложили ему, — слишком долго мешаете, так и выхоластите весь эффект".

"Да уж, действительно, что-то я рассеян", — поймал свой же скан, Андрей отхлебнул по-домашнему кофе, не стесняясь, что звук причмокивания может раздражать присутствующих. Горячий напиток приятно провалился внутрь и вызвал лёгкое наслаждение. Хрусталёв расслабился, как пред прыжком с парашютом, и, сделав выдох, наконец, произнёс:

— Я, возможно, не понимаю, что такое интуитивный обмен, но у меня есть другой план. План телепатического взаимодействия. Я слышал где-то, вот только вспомнить где и когда не удаётся, что существует закон аналогии. Закон трактует подобие вещей и понятий как в большом, так и в малом. Одно аналогично другому, необходимо только правильно настроить ассоциативную цепочку. Мне вспомнилась авиация, пара ведущий — ведомый. Это — одно целое, хотя и пара. Ведомый следует за ведущим, повторяет его манёвр. Их радиообмен лаконичен и осуществляется только ведущим.

Наступила пауза. Мария короткими движениями поднимала и опускала чашку, мелкими глотками отпивая кофе. Она думала.

— В этом что-то есть, но главная суть ускользает, и вы её не донесли или тоже не постигли, — произнесла она и поставила чашку на стол.

— Наверное, вы правы, но я рад, что вас заинтересовало, и я надеюсь, что совместно мы выковыряем изюминку на поверхность, — облегчённо, потому и несколько пафосно, высказался он.

— Вы ассоциации с аллегориями не перепутали, — опустила его на землю гадалка. Выражение про ковыряние изюминки ей явно не понравилось.

— Не судите строго — это от переизбытка чувств, — он простецки вывел себя из неудобного положения.

— Один наблюдает и думает, как акын, что видит, то поёт, другой снимает информацию, а если петь придётся под чужую дудку или, вообще, запретят, — она размышляла вслух, тем самым дав понять, что процесс мозговой атаки открыт.

— Что будет там, одному богу известно, а вот здесь я престану повторяться при телепатии, что уже само по себе неплохо, — не сдавался он, — да и как можно запретить мыслить, даже во сне человек прокручивает образы.

— Это уже не сознание, а подсознание, реальной объективной картины-то нет. Так вы из-за этого и приехали?

— Лично мне сложно объясняться на такую тему виртуально, потому и приехал.

— Энергия мысли имеет силу и информационное содержание. Мысль, подготовленная к произнесению речи, — это уже язык общения, остаётся только озвучить его. Есть вероятность перехвата мысли на этапе до перевода её в язык общения. Пример: Ванга, она не знала языков, но мысли людей различных языковых культур читала и понимала их просьбы. Значит, этот процесс происходит на границе сознания и подсознания, но управление исходит от сознания. Отключи сознание и процесс становится хаотичным.

— По поводу Ванги не соглашусь, у неё по описанию очевидцев качественно проводилась подготовительная работа с жаждущими, как у некоторых. Меня интересует другое, а как это происходит при медитации? Они, что, впадая в транс, отключают сознание или происходит перестроение, уже сознание становится ведомым?

— А вот это снова занимательная идея. Как вы сказали "перестроение"? Перестраиваться, что мы будем от этого иметь? Пока непонятно. Возможно, здесь и зарождается двойной стандарт, двойное сознание, — создалось впечатление, что Мария искусственно поддержала интерес к последним рассуждениям Андрея, пропустив при этом колкое замечание про предсказательницу.

— Удивительно, с каких это пор выражение "двойной стандарт" стало объектом обсуждения в наших разговорах?

— А что удивляет?

— Ну, просто я размышлял об этом, и вот теперь о том же услышал от вас.

— Последнее время выражение постоянно присутствует в средствах массовой информации, так что мы слегка зомбированы данной темой. Кстати, а в каком контексте размышляли и связанно ли это со мной.

— Да знаете в разных, — смутился Хрусталёв и понял, что его слегка подловили, решил рубить правду-матку, — и так же о вашей теории правильного мышления.

— Вот, вот интересно, а здесь где двойное дно обнаружили? — живо вступила на новую стезю разговора.

— "Половина правды!?" Вы призываете не говорить ложь, а молчать. А это что такое?

— Молчание — это не есть правда или ложь, это — ожидание. Возможно, оно длительно, но за ним следуют разочарование или удовлетворение, или, то и другое вместе. Ожидание — это напряжение, которое всё равно нужно снимать, если оно само не иссякнет. Но это — не полуправда, это — пятидесяти процентный результат. Это сохранение надежд и чаяний, вера в лучшее.

— Странный перевёртыш, туда-сюда.

— Ничего странного. У оптимиста реальные шансы, у пессимиста отсрочка несчастья.

Динамичный разговор слегка затормозился потому, что оба подумали о смене его русла, т. к. изначальные истоки были совершенно иными. Хотя Мария и не была инициатором, но чувство ответственности руководителя не позволило ей затягивать паузу слишком:

— Я так понимаю, что чётких понятий и мыслей по тезису ведомый-ведущий у вас так и нет?

— Ну почему, возможно, я просто их ещё не озвучил. И потом по аналогии ведущий всегда уверен, что ведомый у него на хвосте, так и здесь, испускающий сканы знает, что ими воспользуются.

— А перестроение?

— Подаёт команду или знак, затем всё наоборот, тот, кто излучал, слушает, другой диктует.

— А что это им даёт? Они и без того обменивались мыслями.

— Я думаю, это осложняет третьему контролировать того, кто находится на расстоянии, т. е. вне его зоны. То он есть, то его нет. Мы расшатываем и тем самым лишаем концентрации, ну не боги же они, в конце концов, а машины.

— А если команда на перестроение постигается интуитивно, тогда это становится продвинуто, — Мария фактически разговаривала сама с собой.

— Совместный полёт пары — долгий и упорный труд одиночек, — продолжал Андрей.

— Значит, будем тренироваться и искать нужные команды, — возвратившись к теме, она тут же её и закрыла.

"От чего уходил, к тому и вернулся. Опять намёки на интуицию", — реактивный сквози подытожил разочарование Андрея. Он приподнял и наклонил чашку, чтобы заглянуть внутрь, там было пусто. Кофе был выпит до дна и давно. Хрусталёв знал об этом, а осмотр осуществил неосознанно и, чтобы его поняли правильно, отодвинув чашку, встал из-за стола.

 

Глава 12

Когда праздники проходят, остаётся ощущение, что их не было вообще, т. к. суровая реальность будней перечёркивает любые приятные воспоминания.

После новогодних и рождественских празднеств дела Ухваткина не удались. Предчувствие, вынесённое им из сна, оправдалось, он действительно не успел. Волокита вокруг лакомого земельного участка в центре города разожгла аппетиты многих. Все поняли, что они тоже опоздали и поэтому резко начали заботиться о народе. Вопрос о сносе домов и расширении участка повис в воздухе. В областной Думе провалили закон о расселении, ну не совсем, а всего лишь на пять ближайших лет.

Помпеев помочь ничем уже не мог, это не его епархия, к тому же творчество Брюлова даже в виде картинной заставки в компьютере стало пророческим по отношению к фамилии мера, а оптимистический лозунг Ухваткина оказался несостоятельным. Помпей досиживал последние деньки в кресле мэра, а Алексей, каждый раз включая компьютер, думал поменять не только заставку, но и своё лобби во властных структурах.

По поводу заставки он уже делал несколько подходов. Сначала попробовал "Чёрный квадрат" Малевича, с надеждой рассмотреть там то, что не видят другие, потом Сурикова "Переход Суворова через Альпы" то, что от него никто не ждёт, но не получалось два в одном, смысл подходил с натяжкой, а картинка в электронном виде вообще проигрывала. В качестве временной, так сказать применительно к сложившейся ситуации, рассматривал Васнецова "Витязь на распутье", но не хотелось быть циничным и обижать народный эпос, потому и оставил старую привычную, да и Помпея пока ещё не затоптали совсем.

Если бы не сон, Ухваткин рвал и метал, а так, подчинившись фатализму, отстранёно наблюдал, когда страсти улягутся, лишь всё фиксировал по привычке и вычислял главную фигуру в игре.

Но накапливалась не только информация, а и отрицательная энергия, и если информация требовала неспешного анализа, то энергия простого выхода. Ухваткин умело находил места, где он без последствий мог производить сброс негатива, и очень часто таким местом становилась его малая родина, двор на Сакко и Ванцетти.

Все новогодние и рождественские каникулы, пока дочка Катя гостила у бабушки, его джип фактически прописался во дворе. Он, как и подобает любящему отцу и сыну, лично развозил их по всевозможным праздникам и утренникам, на ёлочные представления и концерты, в театры и на закрытые корпоративные веселья для детей. Малая семейная идиллия благоприятно сказывалась на самочувствии всей троицы, а конфликты с автомобилистами двора, на почве создаваемых его джипом неудобств, играли для него роль громоотвода.

Обстановка накалялась, и он, предчувствуя выходы народного гнева, продолжал оставлять записывающие устройства в машине. Однажды, после очередной стычки, он обнаружил глубокую, до металла, царапину на кузове "лексуса", с правой стороны от переднего крыла через обе двери к заднему. Царапина, очевидно, была произведена вручную каким-то острым предметом, по всей вероятности ножом, возможно отверткой или гвоздём. Ухваткин взревел, у него, конечно, была страховка "Автокаско", но кому это понравится, когда новая вещь и сразу в ремонт, да ещё длительный. По его понятиям — это уже не комильфо.

Просмотр видеонаблюдения конкретного виновника не дал. Так вертелся вокруг джипа, заглядывал сквозь тонированные окна в салон какой-то мальчишка лет семи-восьми. В руках у него ничего не было, и было видно, что проделывал он это ради любопытства. Мать опознала в нём Мишку, Тонькиного сына, соседки по подъезду.

Лет-то ему оказалось двенадцать, семейка неблагополучная. Двое детей, у него ещё была старшая сестра Надежда, были предоставлены сами себе. За квартирой числились: в местном ТСЖ — должок за прошлые годы в размере двадцати семи тысяч, а у соседей — нехорошая репутация. Они постоянно писали письма по поводу детей, так как к тем часто ходили хулиганы, но детки росли, и в перспективе к ним могли наведываться уже бандиты, а квартира вообще превратиться в притон. Инспектора по делам несовершеннолетних грозились Антонине лишением родительских прав, а работники ТСЖ выселением, но дальше угроз дело не двигалось. В суде не выносили решение по выселению без предоставления жилплощади, а инспектора не очень усердствовали.

Обо всём этом Ухваткину поведала мать, и он, вымещая зло на Мишке, позвонил куда нужно, и того определили в детский дом. Может быть, для мальчишки и хорошо получилось, по крайней мере, сыт будет и одет, возможно, догонит сверстников в физическом развитии, так как от постоянного недоедания он был мал не по годам, но во дворе потихоньку роптали, получалось, что мальца бизнесмен чуть ли ни в каталажку запрятал.

Январские неприятности во дворе с джипом этим происшествием не закончились, за ним последовало новое, двойной прокол шин. Опять получалось, что нет виновных.

С левой стороны при въезде во двор, рядом с мусорными баками, имелась небольшая площадка, приблизительно два на два метра, для крупногабаритного и строительного мусора. В квартирах иногда делали ремонт, меняли окна и двери, выбрасывали старую мебель, покупали холодильники и телевизоры, а упаковку от них складывали на этой площадке, так как в мусорные контейнеры всё это просто не помещалось. По мере накопления мусора спец-АТХ присылала самосвал и рабочих для погрузки. В этот раз, возможно, из-за длительных праздников гора из различного хлама достигла неимоверных размеров. Жители уже начали выносить ёлки, не все, конечно, многие это делали после старого Нового года, но некоторые, и свалка продолжала расти и ввысь и вширь.

Ухваткин, проезжая по мелкому мусору, особо не придал этому большого внимания, но однажды, подавая задним ходом, наехал на деревянный плинтус с двумя огромными гвоздями. Сам, конечно, виноват, но коммунальщикам досталось крепко, и гора на следующее утро исчезла.

Но эти два происшествия цветочки, ягодками оказалось третье в последнюю субботу января.

Хрусталёв, досрочно освободившись от работы и оставив машину на стоянке, поднимался по подъездной лестнице. Браслет был на руке, он тренировался, делая различные предметы прозрачными. Сверху где-то открылась дверь, и послышались голоса. Один голос был неразборчив, так как исходил из помещения, а второй чёткий мужской отвечал ему: "Мама, вернусь минут через сорок, заеду в один магазин и вернусь". Второй голос что-то бубнил, мужской слегка раздражённо: "Нет там никаких очередей, это техномаркет, я быстро". Андрей помимо воли начал перестраиваться на прослушивание, но разговор закончился, дверь щёлкнула замками, а по лестнице послышались шаги спускающего человека.

Они сошлись на площадке второго этажа Хрусталёв и Ухваткин. Впервые за всё время, когда Механизатор стал для Андрея узнаваемой и неприятной фигурой, они встретились в подъезде.

Ухваткин даже не взглянул на поднимающегося мужчину, это не стоило его внимания, которое уже занято размышлениями о походе в техномаркет.

А Хрусталёв, испытывая неприятный холодок от встречи, прочёл эти мысли: "Пока есть время, базу отсортировать, перевести на флэш-память, с диском может произойти также как и с дискетами, возьмёт и не откроется".

Они разошлись. Андрей приостановился и посмотрел вслед спускающемуся Механизатору. Ухваткин почувствовал, что смотрят в спину, но ему не привыкать, вот только ощущение дежа вю.

Дома Хрусталёва ждала ёлка, которую нужно было разобрать. Разобрать — это значит сложить игрушки, гирлянды с лампочками и прочую мишуру в коробки, а ёлку извлечь из подставки и отнести к мусорным контейнерам. "За час должен обернуться, успею", — подумал он и приступил к делу.

Закончил с разборкой даже раньше, помогала Ленка. Неся колючую и осыпающую сосёнку по двору, оставляя кое-где след из иголок, он у въезда во двор повстречался с "лексусом" Механизатора. Слегка посторонился, но церемониться с пропуском, как обычно делают пешеходы при встрече на тротуарах с транспортом, не стал, а шёл демонстративно и целенаправленно по своим делам.

Механизатор прочувствовал ситуацию, слегка прижался вправо к палисаднику и прокатил дальше во двор.

Андрей подошёл к штабелю из выброшенных ёлок и аккуратно пристроил свою ношу на самый верх, чтобы не скатилась на проезжую часть, повернулся и отправился обратно. Проходя мимо джипа, он увидел Механизатора, прилаживающего в салоне видеосистему, обе двери были раскрыты, а на заднем сиденье лежала сумка-кейс от ноутбука и из неё выглядывала прозрачная коробка с CD диском внутри.

Уже в комнате Хрусталёв подошёл к окну и глянул вниз. Двери автомобиля закрыты, Механизатора во дворе нет. "Ну, что, приступим", — подумал он и надвинул на запястье браслет.

Джип приблизился и пропустил его внутрь. Из разъёма ноутбука выдернулась гребёнка с четырьмя проводами от видеокамер, взгляд затормозился на футляре с диском. Футляр зашевелился, выполз из сумки и замер на сиденье. Общая картинка сжалась, как шагреневая кожа, фокус сконцентрирован на диске. Чёрные мошки закружились в хаосе, диск исчез.

Стол, монитор, клавиатура, блокнот, ручки — свободная от предметов светло-коричневая поверхность с лёгкими отблесками света затуманилась, пропали отблески, снова чёрные быстрые мошки, диск в футляре.

Андрей удовлетворённо выдохнул, опустил правую руку и пальцами подхватил скользящий по кисти браслет, перехватил его и демонстративно швырнул в сторону монитора. Раздался лёгкий шлепок, браслет залип на мониторе, ему полюбился этот трюк, и он время от времени повторял броски.

Из лобной части головы через стучащие виски к затылку стекала неприятная тяжесть, но руки извлекали диск из футляра, и всё внимание было уже на нём.

Диск как диск, обыкновенный CD-RW. На раскрытой стороне футляра вставка для надписей с пометкой: "Мой диск — записки охотника".

"Оценим трофеи", — с таким ехидным сканом Хрусталёв вставил диск в дисковод. Жёлтая папка "База" раскрылась мгновенно, в ней несколько файлов с различными расширениями. Андрей щёлкнул "Ecxel" с названием "Автотранспорт", запустился редактор электронных таблиц и тут же потребовал пароль на допуск. Он набрал на удачу "Хват", файл раскрылся.

Корешки электронных табличек с оглавлениями: "Автобусные маршруты", "Маршрутные такси", "Такси и таксопарки", "Междугородка", "Грузоперевозки" и другие. Внутри неизвестные фамилии под графой "Контроль", несколько непонятных позиций, интересный последний столбец "Компромат", разделённый на три: "Видео", "Аудио" и "Бумажные". "Мура какая-то", — разочарованно подумал Хрусталёв и закрыл файл.

Открыл аналогичным образом второй — "Медицина". Снова оглавления на корешках: "Аптеки", "Клиники", "Санатории", "Дома отдыха и турбазы". Активировал "Аптеки", здесь проще, всего три сети аптек: "Здравница", "Волжский лекарь" и "Айболит и К". В графе "Контроль" две фамилии Малюгин и Коростылёв. "Малюгин, знакомое что-то, но убей, не помню", — пронеслось в голове Хрусталёва. Малюгин стояла напротив "Здравницы" и "Волжский лекарь". Дальше шли адреса аптек в сетях, даты открытия и прочая информация.

"Ничё не понимаю", — интонацией героев из мультсериала "Следствие ведут колобки" процитировал Хрусталёв.

— С кем ты тут разговариваешь? — удивлёно спросила вошедшая в комнату супруга.

— Лен, тебе фамилия Малюгин о чём-нибудь говорит? — не отвечая на её вопрос, задал свой Андрей.

— Говорит. Это же зам губернатора.

— А инициалы не знаешь случайно?

— Случайно знаю. Евгений Иванович, а тебе зачем?

— Да, так, а Коростылёв?

— Это какой-то чиновник из министерства здравоохранения.

— Спасибо. И откуда ты всё знаешь?

— Мам, ну я пошёл? — Алексей вопросительно вглядывался в лицо матери, стараясь по мимике понять её настроение.

— Может, останешься? Завтра ведь воскресенье, — без всякой надежды на положительный исход спросила Вера Васильевна сына.

— Не могу, мать. Завтра день здоровья, еду кататься на лыжах, да и машину во дворе на ночь не оставишь, — возражая, Алесей уже обувался в прихожей.

— Что-то не припоминаю твоей любви к лыжам и конькам, ну велосипед, а тут лыжи.

— Ты знаешь, мам, хорошая подзарядка на всю неделю, потом встреча там с одним нужным человечком запланирована, — надевая куртку, пояснял он.

— А, теперь понятно, а то лыжи, лыжи. Я уже и взаправду в лыжники тебя записала, — иронично призналась мать.

— Ну, всё давай, — поцеловав мать в щёку, Алексей начал открывать дверь, — позвоню завтра, когда вернусь в город.

Выйдя из подъезда, набрал полную грудь холодного воздуха, взбодрился. Узкая полоса малинового света пробивалась из-за дома напротив. Вечерело и подмораживало. "Для лыж хорошо", — размышляя, он направлялся к своему авто. Не доходя шагов пять, по привычке нажал на кнопку снятия сигнализации, та ответила утвердительно и успокоила хозяина.

Алексей как-то сразу не обратил своего внимания на отключение от компьютера видеокамер, лишь просматривая записи видеонаблюдений, обнаружил, что они прерываются через три минуты после начала. "Странно", — анализируя причину сбоя, он держал в руке разъём и одновременно старался вспомнить, как закрывал дверь джипа.

Не найдя подходящей версии случившемуся, Ухваткин начал осмотр салона. "Диск!?", — мощный электрический разряд мгновенно выдернул его из болота неспешных рассуждений. Мысли искрились и, не успевая гаснуть, наслаивались одна на другую: "Упал на пол…. Повезло, что всё переписал на флешку…. Оставил? Где? Вытащили у магазина…. Кто выдернул разъём?"

Он стоял у открытой двери "лексуса" и оглядывался по сторонам. Двор пуст, поднял глаза и скользнул взглядом по оконным проёмам, непроизвольно остановился на окне четвёртого этажа того подъезда, из которого он недавно вышел сам, — никого.

Повернулся, с улицы из-за торца дома во двор входила бабушка с пакетом в руках. Неспешным шагом она направлялась вдоль стены к нужному подъезду. "Тишь и благодать, и почему двор меня так не любит? — обескуражено предавался Ухваткин самобичеванию, — за предательство? Тогда — это зеркало".

Неожиданно что-то шлёпнулось сбоку за его спиной, и одновременно с этим брызги чего-то липкого достигли мочки левого уха. Он повернулся, на стекле джипа застывало птичье дерьмо. Доставая платочек из кармана, он поднял голову. На высоте трёх метров на ответвлении от старого вяза сидела городская галка и крутила хвостом. "И ты туда же", — вырвалось зло у Алексея, вытирающего мочку уха. Галка как-то неестественно крякнула, словно почувствовала скорую расплату за свой промах, взмахнула крыльями и перелетела на высокий раскидистый тополь во двор детского садика за красную кирпичную стену.

Тополь был огромный, выше пятого этажа, и напоминал своими исполинскими размерами дуб. "Тварь знает, где скрываться", — раздражённо удаляя пятно со стекла платочком, оценил манёвр птицы Ухваткин. Остановившись на мгновенье, поразмыслив о том, что делать с платочком, он демонстративно пренебрежительно швырнул его на снег за палисадник, прямо к стволу дерева, под которым и стояла машина. Энергично хлопнул дверью и без промедления завёл мотор.

Сзади из-за ёлочной горки показалась "девятка". Водитель, увидев белые огни заднего хода, остановился и, подав назад, выпустил Ухваткина в переулок. Освободив двор и разъехавшись с "девяткой", Алексей газанул, но перед тем, как выкатить на проезжую часть улицы, тормознул и задержался, хотя можно было беспрепятственно продолжать движение.

Остыв от инцидента с галкой, он воспламенился вновь, вспомнив о главном, но теперь это не было пожаром, скорей уж тлеющим пожарищем. "Так, надо ментов напрячь, пусть осторожненько и без шума опросят оба дома, кто-нибудь и что-нибудь да видел. Зря на мальчишку грешил, гнида — профи и обитает где-то рядом. А может и чёрт с ним, с этим диском, какой от него прок и кому? Вот если…?" — и ему сразу расхотелось выстраивать цепочку дальше после "если".

"Бог не выдаст, свинья не съест", — произнёс он вслух и со знакомым ощущением адреналина в крови рванул по улице так, что даже сам слегка испугался стремительно приближающихся к нему красных стоп-огней.

Проштудировав диск вдоль и поперёк, Хрусталёв изрёк самому себе: "Ну и зачем мне это всё нужно?" Информация, извлечённая из-под пароля, секрет полишинеля. Всё городское население и так знает, кто контролирует бизнес, знает и милиция, и прокуратура, и ФСБ. Все знают и ничего сделать не могут. Получается, что не знают только сами власти, что все знают. Новое лицо капитализма, у руля власти одни, в горниле бизнеса другие — члены семьи и родственники первых.

Сам компромат хранился в другом месте, здесь только его каталог, оригинально выстроенный. "Выбросить или вернуть при случае?" — так и не придя к точному ответу, Андрей задвинул прозрачный прямоугольник в середину стопки аналогичных коробочек, хранящихся под столом, на столе в контейнере уже давно нет места.

Поднялся и подошёл к окну, отодвинул в сторону штору, глянул вниз. Джипа Механизатора на прежнем месте не было. На ночлежку уже пристроились знакомые машины, но двор ещё наполовину был свободен.

"Заметил ли пропажу или нет?" — вопрос возник как само собой разумеющееся. В этом контексте он вспомнил гадалку, то, как она прочитала информационное поле угона его авто. "Жаль я не умею так же, сейчас по горячим следам взглянуть бы, как он садился в свой "лексус", — с такими мыслями он встал перед столом и отлепил браслет от монитора. "Да, многому ещё придётся обучиться", — и Андрей нацепил браслет на запястье.

Казалось, что история с диском закончилась, и Хрусталёв начал забывать об этом, как вдруг во вторник вечером раздался звонок в дверь. Андрей пошёл открывать, с надеждой увидеть кого-то из соседей, так как с посторонними происходит предварительное общение через домофон.

Не заглядывая в дверной глазок, который уже считался анахронизмом, он открыл дверь. За дверью оказался не кто иной, как старый знакомый участковый инспектор Гарёв. Иван Сергеевич выглядел так же молодо, как и три месяца назад, "постарело" только звание на погонах. Он стал старшим лейтенантом.

Гарёв узнал Хрусталёва и вспомнил те обстоятельства, которые их познакомили. Вместо дежурной фразы "здравствуйте, я ваш участковый" он шутливо произнёс:

— Добрый вечер, как здоровье ваше и вашей машины?

— Здравствуйте, Иван Сергеевич, а бандиты живут этажом выше, — отшутился Андрей.

— Что же соседей так сразу и сдаёте? — продолжил игру Гарёв, но потом, помня о долге служебном, спросил, — можно войти?

— Прошу, — произнёс хозяин и сделал жест приглашения рукой, посторонился, пропуская в квартиру милиционера.

Уже в прихожей они обменялись рукопожатиями, а Андрей, как и подобает гражданам в таких случаях, спросил: "Чем обязан такому посещению?" И поймал свой же скан: "Да ничем", — но вербальный ответ гостя был иным.

— Да вот воочию знакомлюсь с участком, — начал излагать версию визита Гарёв, открывая тем временем кожаную папку, но почувствовал, что аргументы малоубедительны, продолжил, — второй день уже хожу, но днём малоэффективно, ведь все в основном на работе, а пенсионеров не так уж и много.

— Проходите на кухню, здесь не очень удобно, а я смотрю, вы что-то собираетесь писать, — зазывал Ивана Андрей дальше в квартиру, стараясь быстрей избавиться от чувства неловкости и вины, которые испытывают всю жизнь хозяева в прихожей хрущёвки из-за столь малых её размеров.

— Да уж в наших квартирах не развернёшься, — поддержал его милиционер, и, сняв обувь, прошёл в помещение, слегка просторнее и имеющее стол и табуретки.

— Конечно, и здесь не очень, но уж не как там, — заканчивал свои оправдания Хрусталёв, усаживаясь сам и предлагая сесть нежданному гостю, выдвигая из-под стола для него табурет.

Участковый положил на стол раскрытую папку, с отпечатанными листками бумаги и с пометками от авторучки, снял форменную шапку и, поискав глазами, куда можно пристроить головной убор, не нашёл подходящего места, уселся и положил его на колени.

Обычная процедура опроса, кто проживает по данному адресу и жалобы или замечания на общественный порядок, проскочила очень быстро. Андрей, не знакомясь с мыслями гостя, и так уже знал, что словесная прелюдия закончилась, и сейчас последует главная часть.

Гарёв не стал томить хозяина и затягивать своё рабочее время, и дружелюбным тоном, но по имени и отчеству, обратился с вопросом:

— Скажите, Андрей Викторович, вы в субботу были дома?

— В каком смысле? — вопросом на вопрос ответил Хрусталёв.

— Я имею в виду, не выезжали ли за город, на природу, на лыжах покататься, — пояснил Гарёв суть вопроса.

— А в этом смысле нет, суббота оказалось рабочей, под вечер в магазин сходил, ёлку вынес. А что случилось что-то? — проявляя живую заинтересованность и тем самым облегчая задачу построения диалога милиционеру, изъяснялся Андрей.

— Тут заявление поступило от сына Веры Васильевны, вашей соседки, гражданина Ухваткина, средь бела дня вскрыли его машину, стоящую во дворе, ущерба технике не причинили, но выкрали компьютерный диск с ценной для него информацией, хотя в салоне был ноутбук, его не взяли. Вы можете что-нибудь дополнить или пояснить по этому случаю? — быстро и без запинки излагал старший лейтенант, конечно, твердя в каждой квартире одно и то же, вызубришь спич, как семинарист отче наш.

— Хм…, - хмыкнул Хрусталёв и осёкся, едва не выдав компрометирующие сведения о себе, сказался тренинг правды с гадалкой.

Иван Сергеевич понял это по своему, списывая всё на некорректность вопроса и не информированность гражданина в сути изложенных им вещей, поэтому принялся ещё подробней излагать случившееся:

— Гражданин вообще жалуется на нездоровую обстановку во дворе, в плане хулиганствующих элементов. Выражается это в порче его имущества. Летом на его автомобиле спускали и прокалывали шины, зимой испортили лакокрасочное покрытие кузова, подложили под колёса доски с гвоздями, и вот последний случай — кража.

— Я рад, что органы обратили внимание на безобразие такого характера, огорчает лишь одно, что когда простые граждане обращаются с аналогичными случаями, как бы это помягче выразиться, их отфутболивают куда подальше, — высказал наболевшее Андрей.

— Что вы имеете в виду под аналогичными случаями? — заинтересовался высказываниями хозяина гость.

— Ну, к делу это, конечно, не относится, да и было уже давно и, как говорят, неправда. Бомбили тут несколько лет назад наши машины, оно, конечно, не только здесь, по всему городу, в частности, вынудили меня ставить своё авто на стоянку. Вот тогда власти мер по стабилизации обстановки не проявляли, — прояснил свою позицию Андрей.

— Я пониманию вашу иронию, тем более есть в этом нездоровая подоплёка. Ухваткин — помощник мера, успешный бизнесмен. Поверьте, мне так же неприятно обслуживать прихоти власть имущих, но, с другой стороны, противозаконный акт всё же произошёл, и я обязан реагировать, — вынуждено оправдывался участковый и, судя по быстроте реакции, не первый раз и не только в этом месте.

— Тогда по поводу "акта" ничего сказать не могу, — процитировал выражение Ивана Сергеевича Хрусталёв.

— А ваша супруга?

— Вот давайте у неё и спросим, — и с этими словами он отправился в дальнюю комнату, где супруга вот уже около часа по телефону обсуждала житейские проблемы со старшей дочерью. По пути подумал, что неплохо и браслетом воспользоваться.

— Добрый вечер, Елена Дмитриевна, — стоя поприветствовал хозяйку участковый.

— Здравствуйте, э…, - запнулась Елена, прижимая чёрную трубку радиотелефона к воротнику атласного халата.

— Иван Сергеевич, — представил Андрей старлея и лёгонько пошутил, — но не Тургенев, а Гарёв — наш участковый инспектор.

— Вы меня уже второй раз к классику прикрепляете, так ненароком и писать начну, — отшутился участковый.

— Согласитесь, сочетание Иван и Сергеевич благозвучно и фамилия Гарёв к нему подходит не хуже, чем Тургенев, — продолжал каламбурить Хрусталёв.

— Что же ты человека байками развлекаешь, мог бы и чаем угостить, — пришла на помощь молодому офицеру супруга Хрусталёва.

— Спасибо, не откажусь, знаете, вы первые в этом доме, кто предлагает мне чай, — легко согласился Иван.

Елена промолчала, но целенаправленно стала исправлять ситуацию с чаем: долила из кувшинчика воды в чайник, поставила его на огонь, приготовила чашки, достала из ниши-холодильника под окном банку черничного варенья и наполнила неглубокую розетку. Во время всех этих приготовлений они выяснили с участковым, что она ничего не знает о происшествии, а также семейное положение Ивана и хобби его родителей.

Андрей стоял в дверях кухни, прямо за спиной милиционера и сканировал его мысли. Получалось, что Гарёву эта миссия не нравилась самому, но ничего не поделаешь — служба. Версий и конкретных подозрений в голове Пинкертона не существовало, вся процедура для галочки и заодно с участком познакомиться ближе.

Закипел чайник, и зазвонил телефон. Андрей снял трубку и услышал голос старшей дочери Натальи: "Пап, куда там мама подевалась?" "Сейчас передам", — ответил он ей и понёс трубку на кухню с надеждой, что Елена покинет её для разговора.

Чай уже был разлит по чашкам. Иван Сергеевич сложил папку и поместил её на колени под шапку, пил чай с вареньем и баранками. Хрусталёв протянул трубку жене и произнёс:

— Тебя.

— Извините, — она взяла телефон и вышла для разговора в комнату.

— Иван Сергеевич, а что за декабрьскую облаву в нашем квартале устроили на мальчишек, говорят, что у дочери подполковника милиции сотовый телефон отобрали, — обратился с неожиданным вопросом к участковому Хрусталёв.

— Было дело, — смущённо ответил Гарёв, и стало заметно, что ему неприятно обсуждать данную тему, сказывалась корпоративная этика.

— Когда у простых мальчишек и девчонок рвут телефоны, власти только руками разводят и лишь предлагают написать заявление, — продолжал наседать Андрей.

— Ну почему, по горячим следам проводим поиски, патрулям информация передаётся, — всё-таки разоткровенничался милиционер, — на ваш угон опергруппа выезжала, работаем.

— Сравнили угон и сотовый, — не согласился Хрусталёв.

— Конечно, ущерб имеет существенную разницу, но это я так для примера, — неубедительно и не скрывая этого, пояснял участковый.

— Так может Ухваткина и никто не обкрадывал, просто обронил или оставил где-то, — вернул разговор к его самым первым истокам.

— Всё может быть, — согласился Иван и добавил, — мы уже предложили ему написать объявление на возврат диска с обещанием нашедшим — вознаграждение.

"Это вы мастера со стороны предлагать варианты помощи, сам знаю", — усмехнулся про себя Хрусталёв. Тем временем Гарёв допил чай и, демонстративно посмотрев на часы, начал осуществлять операцию "ухода из гостей". Он поднялся, поблагодарил за чай, извинился и сказал, что ему ещё осталось обойти порядка двадцати квартир, а покидал гостеприимную квартиру уже со словами:

— Обращайтесь, если что, пункт почти всегда открыт.

— Нет уж, не программируйте нас на "если что", — полушутя полусерьёзно ответил Андрей, закрывая за ним дверь.

"Значит, Механизатор обнаружил пропажу, а что так забеспокоился, непонятно", — подытожил мысленно сам себя Хрусталёв.

 

Глава 13

"С Новым годом, с новым счастьем", — на прикроватной тумбочке лежала поздравительная открытка и раздражала Марию своими броскими пожеланиями, больше похожими на лозунги, особенно последнее. В её понимании счастье — это продолжительное человеческое чувство, а не сиюминутный успех, удача в делах, что и имелось в виду в данном случае, хотя по большому счёту успех, удача и приводят к человеческому счастью. "Чушь и парадокс, существует слово с двумя понятиями, одно из которых приводит к другому", — размышляла она, но подсознательно догадывалась, что вот ей удачи как раз и недостаёт для счастья.

Последнее время побыть наедине с собой ей удавалось всё реже и реже, и не из-за большой загруженности в делах, а из-за боязни предаваться воспоминаниям, которые всегда приводили к одному и тому же результату, повторяющемуся желанию бросить всё и уехать куда-нибудь подальше за границу, или поближе — в монастырь. Постараться начать новую жизнь, но она догадывалась, что нового без прошлого не получится. Её будущее осталось в прошлом, а настоящее зациклилось между рабочей квартирой и квартирой для отдыха и сна.

В этой квартире они начинали совместную жизнь с Черниковым, отсюда его ввергли в бездну забытья. Она впоследствии выкупила эту квартиру у хозяев, когда случайно узнала из объявления о её продаже. Вот уже более десяти лет она стремится к одной цели, вернуть память любимому.

"В его мыслях и стремлениях было лидерство, жажда превосходства. За это он и был наказан. Не учтён тот фактор, что он любил и был любимым. Любовь смогла бы спрямить искривление, вызванное энергий лидерства, но чтобы это понять, нужно испытать такое чувство. Машина ошиблась, а ошибка должна быть исправлена".

Так или почти так она мысленно говорила с теми, кто лишил её счастья, каждый раз, когда её взгляд не мимолётно перед сном в процессе выключения ночника, а целенаправленно встречался с фотографией на тумбочке.

Вот и в этот раз, переодеваясь ко сну, она увидела своё нагое отображение в большом зеркале на стене, и взгляд самопроизвольно дёрнулся к фотографии, проверить наблюдает ли Витя за ней, но неожиданно зацепился за новогоднюю открытку, уже как месяц прописавшуюся в спальне.

Открытка — ещё одна связь с прошлым, её прислала школьная подружка Надька Кудрина, теперь уже Саблина, мать двоих детей. Раз в год они встречались, преимущественно летом в деревне, а так к праздникам обменивались вот такими поздравлениями. Их девичья дружба пошла на убыль, когда, специально приехав на крестины второго ребёнка, чудного богатыря Ромки, она услышала наставление из уст лучшей подруги, поскорей найти себе подходящего мужика и обзавестись семейным счастьем.

С родственниками Черникова отношений не поддерживала, лишь иногда перезванивалась с его младшей сестрой Ольгой и встречалась, когда та приезжала навещать Виктора в областной психиатрической больнице. Два раза сопровождала брата и сестру при направлении Виктора на дополнительные обследования в институт психиатрии в Москве. Имея хорошие контакты с врачами, она все эти обследования и финансировала, украдкой наблюдала за ним, чтобы не раздражать и не провоцировать его воочию.

"Тук, тук-тук…", — отстучало сердце, и Мария присела на краю кровати, так и не успев надеть шёлковую ночную рубашку, держа её в руке и не понимая, что с ней происходит. От сердца, из глубины поднимались и заполняли сознание иные мысли, не связанные с реальностью непосредственно, но чистые и правильные. Ей стало спокойно и светло, как в детстве, и она сидела и слушала сама себя.

"В чём суть жизни, её смысл для меня? Как вообще рассматривать такой вопрос и возможно ли? А если в ракурсе взгляда человека со стороны Абсолюта?

Абсолют желает, чтобы человек всегда любил его, был с ним в сердце своём, не отвлекался слишком глубоко в материалистическую пучину жизни. Для того созданы заповеди, соблюдай их, и это не позволит тебе отдалиться от Абсолюта.

Так в чём же тогда смысл жизни? Смысл в постоянном любовном контакте человека с Абсолютом, его неустанном приближении к Абсолюту, святости, огненности. Задача проста и состоит в том, чтобы человек за короткий промежуток физической жизни обретал такие магические свойства, которые при её окончании, позволят уйти в иной мир единым целым, святой душой, чистым огненным телом, правильным божественным сознанием.

Но Абсолюту и человеку всегда мешают и отдаляют такое преображение цикла. Любовь и стремление к Абсолюту, в конце концов, победят смерть. Искоренится болезненный переход из одного мира в другой, болезненный для сознания и разрушительный для физического тела".

"Что это было?" — спросила сама себя Мария, рассматривая непонятные узоры шёлка на голубом фоне ночной рубашки.

"Так получается, что мир создан для совершенствования человека, для облегчения ему счастливой жизни не на земле, а в другом мире", — продолжала она размышлять об ином, примеряя его на действительность.

Наконец, осознав, что за предмет у неё в руках, она надела его. Поправляя тонкую бретельку на плече, вспомнила, что такое уже однажды было в офисе. Она старалась пропустить через своё сознание то, что пришло ниоткуда, и получалось, что в её сердце поселилась любовь — к человеку, и об этом она знала давно, но лишь теперь она перестала понимать хорошо это или плохо.

"Тук, тук", — снова оно напомнило о себе. В этот раз Хрусталёв не испугался, ведь не было больно, просто сбой, возможно аритмия. Но почему он остановился и перестал чистить зубы, что-то наплывало, как тогда в машине и вытесняло обыденные мысли о прошедшем дне и дне грядущем.

"Большая душа широка. Аура чиста, связь постоянна. Свечение ярко, ослепительно. Затрат почти нет и лишь постоянная подпитка. Если мысли — энергетическая субстанция, то она оставляет след в информационном поле и в ауре человека. Возможно, для людей аура и есть информационное поле, а не только отражение его психофизического состояния.

Тогда должен существовать антисвет, который вторгаясь в ауру, окутывает и не даёт излучаться свету. Чёрные и грязные мысли его стихия. Если есть мысль, то будет и поступок. Мотив — это ранее продуманная мысль.

Все светлые и чистые мысли даны Абсолютом. Тёмные и грязные — антиабсолютом. Кто пишет правила, тот и диктует нормы. Кто первый? Почему борьба? Один создал — он творец. Второй бездарность — потребитель. Он может только отбирать и воровать, творить нет способностей. На всякое доброе начинание есть злое. Не надо ничего придумывать, смотри и делай наоборот.

Построили — разрушь. Нашли — укради, отними. Если цель маскируется красивыми лозунгами, а по своей сути есть обыкновенное, тривиальное нарушение заповедей, то это — двойной стандарт. Сами создают законы, под законы — несознательных нарушителей закона — затем следует наказание по чужим и несправедливым законам. Это — чистой воды двойной стандарт, его суть отними, убей, захвати и заставь жить в рабстве. Во имя чего это делается? Во имя господства, ну никак не света, а тьмы. Если господь у нас один — Абсолют, а они ничего не боятся. Почему? Потому, что не верят в наказание, не верят в Абсолют, и силы черпают у антиабсолюта? Нет, они любят только своё "Я", а которое из многих, не знают и сами".

"Что вообще происходит?" — Андрей изумлёно смотрел на своё отражение в зеркале и видел лишь белую зубную пасту на губах. Он перевёл взгляд на правую руку, которая, застыв в воздухе, держала зубную щётку. Было такое ощущение, что его в неестественной позе прихватил приступ радикулита, а боязнь пошевелиться, из-за возможности появления резкой боли в позвоночнике, парализовала все остальные конечности тела. Он с опаской опустил руку и подумал: "Радикулит в сердечно-мозговых нервных окончаниях, возможно, опасней шейно-спинного".

"Да ерунда — это всё", — и он, дочистив зубы, умылся и вновь посмотрел на своё отражение. Лицо и губы были чисты и влажны. "Что доигрался я с браслетом, мысли в голову приходят какие-то правильные? Или, наоборот, топчусь на одном месте, завяз в быту, и движения вперёд нет", — и он, выключив свет в ванной, отправился спать.

"Кнопки лучше осваивать под контролем, завтра и приступим, пока он сам их не начал изучать", — и, погасив ночник, она забралась под одеяло.

Утром состоялась их встреча в рабочем офисе-квартире. Всё так и не так, дежа вю наоборот, старые впечатления на новый лад. Инна, которая ночевала здесь, Хрусталёв знал теперь назначение третьей комнаты, напомнила дневные планы, и, казалось, пора приступать к их выполнению, но он всё тянул время и старался заглянуть в глаза Марии.

— Вы что-то хотите спросить, Андрей Викторович? — неожиданно истолковала его мятежность гадалка.

— А у меня другое ощущение, что это вы что-то хотите сказать мне, — ответил Хрусталёв, и у него прибавилось уверенности, что он прав.

— Вам ни кажется, что в наших отношениях появилось чувство новизны? — спросила она его, пропустив его приглашение к откровенности.

— Кажется то, кажется, но вот, что именно, не понятно.

— Ну, вот и у меня также, а по поводу "сказать" вы угадали, собиралась, но по формату обучения, — пояснила она и добавила, — хочется думать, что я не ошибаюсь, предлагая вам новую ступеньку, непосредственное взаимодействие с кнопками.

— До того как или после? — образно выразился Андрей.

— Конечно потом, про контракт забывать не следует.

Раскручивая очередного клиента, Хрусталёв изредка посматривал на часы с надеждой, что времени останется немного больше для тренинга, но клиент попался вредный и никак не хотел работать. В результате Андрей потратил на него времени больше, чем обычно: "Вот так всегда, по закону бутерброда — маслом вниз". Наконец, покончив с банковскими делами, составив отчёт, он, в предвкушении новизны и чувства, что это главное и итоговое в обучении, направился в офис.

Мария не изменяла своим принципам и ждала Хрусталёва в большой комнате за столом и ноутбуком. Аскетическая обстановка помещения, по её понятиям, способствовала созданию рабочего настроя, не отвлекала и в то же время не создавала ощущения ограниченности пространством, как кухня, например, что должно было придавать процессу обучения ещё и творческий характер.

Чтобы чувствовать себя более раскованным, Хрусталёв снял пиджак и повесил его на спинку стула, перед этим предварительно выложил браслет на центр стола. Все приготовления происходили неспешно и в полнейшей тишине, и иногда было слышно, как срабатывал кулер в ноутбуке, периодически набирая обороты для охлаждения процессора.

Мария оторвала взгляд от экрана лишь в тот момент, когда Андрей закончил ёрзанье на стуле, с вопросом:

— Готовы?

— Как пионер.

— Тогда приступим. Вначале краткий экскурс по знаниям, что вам известно о кнопках?

— Лишь то, что вы мне поведали, излагая историю Черникова.

— Что так? На вас это не похоже, я предполагала, что вы уже что-то и попробовали, обогатились опытом применения в быту, — не без иронии высказалась она.

— Да не сложилось как-то, и пример назидательный, — спокойно и рассудительно, не обращая никакого внимания на тональность вопроса, отвечал он, — я даже овальной кнопкой перестал пользоваться, освоив ментальное управление.

— По аналогии с первой кнопкой у двух других также возможно ментальное управление, но, чтобы научиться этому, необходимо частое и последовательное применение, но мы пока имеем слабую теоретическую подготовку в данном вопросе, основанную не на исследованиях, а на предположениях. Итак, что же мы имеем.

"Словно лекцию читает", — пронеслось у Хрусталёва. Он откинулся на спинку стула и продолжал слушать. Поток информации из уст Марии по крупицам формировал представление о сути вопроса и расширял кругозор Андрея о кнопках.

Их геометрические формы, оказалось, характеризовали рабочее состояние браслета. Овал — выключенное, и действительно, если его положить не на ребро, а на плоскость, то верхняя часть провиснет под своей тяжестью, хотя он и необычайно лёгкий, и получается слегка приплюснутый круг.

Треугольник — работа в качестве усилителя в трёхмерном пространстве, когда ментальной энергии хозяина не хватает для исполнения задуманного. Усиление происходит из-за трансформации свободной энергии пространства, находящейся рядом с браслетом, в энергию нужного формата.

"Как это?" — моментально возник вопрос у Хрусталёва, но задать его ему не пришлось. Дальше следовал комментарий с примерами и рассказ о курьёзном случае, способствующем обнаружению такого феномена.

Рогалёв принципиально не надевал браслет на руку, и поэтому для него тот был невидим. Специально для такого случая в браслет вставлялся подходящий по размеру предмет, и тогда он мог визуально определить, где тот находится, по парящему над поверхностью предмету. Это делалось для того, чтобы в период мозгового штурма его размышления не сканировались при помощи браслета, а развивались свои, ведь как в народе говорится: "Ум хорошо, а два лучше".

Однажды таким предметом стал сотовый телефон. Телефон опирался одним концом о плоскость стола, а другой просто висел в воздухе. На его дисплее отображалось, что нет сигнала оператора, и первым это заметил Виктор. Он достал свой сотовый и проверил уровень сигнала, он был полный, тогда он поменял мобильники местами, и сигнал пропал уже в его аппарате.

Из этого они сделали вывод, что поле, создаваемое браслетом, непроницаемо для радиосигнала. Затем они, уже подкладывая телефон во всех других экспериментах, обнаружили, что энергия аккумулятора быстро испаряется куда-то, словно её высасывает браслет для своих нужд. И это оказалось действительно так.

"Странно, какие продвинутые студенты", — подумалось Хрусталёву. "Ваш скептицизм оправдан, действительно в то время сотовые редкость, тем более у студентов, мы получили их на кафедре для связи в экспедиции", — в возникшей паузе, инспирированной сканом Андрея, пояснение было к месту.

Ромб — другое, если хотите, четвёртое измерение. Предположительно, туда можно попасть только ментально. Черников несколько раз проделывал такое, но вот последний раз неудачно, и, похоже, его сознание трансформировали туда вместе с телом.

Вывод напрашивался сам, без ментального управления браслетом, пользоваться третьей кнопкой нежелательно, а ментальное управление возможно только при полном единении с браслетом, которое достигается упорными тренировками.

"Займёмся практикой", — произнесла Мария и, не давая передохнуть Хрусталёву, нацепила браслет на свою правую руку.

"Вот вам пример, провесить ноутбук над столом одними усилиями мысли почти невозможно, — в этот момент компьютер ожил, зашевелился и его лёгкая сторона, та, на которой нет монитора, приподнялась над скатертью, — а теперь совмещаем метку с треугольной кнопкой и нажмём её, и вот результат". Компьютер выровнялся и завис над поверхностью стола. Тяжёлый предмет без особых усилий и напряжений лежал на невидимой подставке.

— И откуда же он теперь энергию берёт? — с сарказмом скептика спросил неожиданно Андрей.

— Я предполагаю, что прямо из компьютера, — не задумываясь, ответила Мария.

— Тем тяжелее предмет, тем больше энергии, а предел существует?

— Это нам неведомо, не успели выяснить, — ответила она и приземлила ноутбук на место.

— Вот вы мне как физик ответьте, если он поглощает высокочастотный радиосигнал, то и другие излучения, близкие по частоте, тоже должен, — нескладно сформулированный вопрос слегка смутил Хрусталёва, и он, стушевавшись, замолк, не высказав до конца свою мысль.

— Наверное, да, а почему это вас так интересует? — стала уточнять гадалка и, не нажимая кнопки, сняла браслет и положила его на прежнее место.

— Вот если он поглощает световое излучение, тогда мне кажется, что я разгадал феномен его невидимости для окружающих, — возбуждённо высказался Андрей.

— Может быть, а как это проверить, есть идеи? — в голосе чувствовалось, что и она начинала заводиться.

— Ваш компьютер оборудован веб-камерой?

— Да, и что?

— Настройте её, сейчас поэкспериментируем, если изображение пропадёт, мои догадки подтвердятся.

Мария удивлёно посмотрела на Хрусталёва, но слов больше не произносила, а комбинациями клавиш и манипулятора включила камеру и энергичным движением правой руки развернула ноутбук дисплеем в сторону Андрея.

Он увидел своё изображение на экране монитора и в первый момент растерялся, но лишь на секунду, на мгновение. Затем поднял правой рукой со стола браслет и потянулся им к середине верхнего обреза дисплея, туда, где была вмонтирована камера. На мониторе изображение руки с расставленным большим пальцем приближалось к камере, увеличивалось в размере. Он не рассчитал длину стола, и рука не достала компьютера, пришлось привстать со стула и дотянуться. В этот самый момент он потерял зрительный контакт с монитором, а восстановил лишь тогда, когда внутреннее пространство браслета накрыло глазок камеры, изображения на экране не было. Был тёмный прямоугольник на месте картинки. Он убрал браслет, индикатор включения веб-камеры светился голубым огоньком, сигнализируя о её работе, изображение снова появилось.

"Прошу, полюбуйтесь", — предложил он Марии и протянул ей браслет. Она взяла браслет и развернула в свою сторону ноутбук. Андрей, возбуждённый открытием, встал из-за стола и, засунув руки в карманы чёрных брюк, стал бесцельно расхаживать за своим стулом. Он не пытался наблюдать за манипуляциями гадалки, а ожидал её реакции на словах.

Ждать пришлось недолго. Он не сделал и пару ходок туда-сюда, как она произнесла:

— Ну и что это даёт нам?

— Как что? Мы теперь знаем, что он поглощает свет и…, - Андрей осёкся на полуслове и замолчал. "Действительно, что это даёт", — подумал он уже про себя.

— Где вы думаете применить новые свойства? — настойчиво продолжала наступать Мария.

— Сделаю из него антирадар и буду гонять на повышенных скоростях перед носом у гаишников, — просто без затей отчеканил Хрусталёв.

— Действительно, нужная вещь в быту, — без сарказма в голосе согласилась она, и потом более вдохновенно добавила, — а вы изобретательны.

Он насторожился, последнюю реплику не знал, в каком смысле воспринимать, как похвалу или как прелюдию к чему-то другому.

— А что-то вы говорили о феномене невидимости?

— Ну, это просто. Он ведь реагирует на биоэнергетику и не допускает отражение света в ту сторону, откуда идёт излучение. А с владельцем — контакт и полная гармония, — спонтанно и не совсем внятно изъяснялся Хрусталёв. Но удивительно, Мария поняла его сумбурное объяснение.

— Да, действительно просто, — спокойно и без восторга произнесла она, — вы за сегодняшнее занятие поразили меня второй раз.

— Я, пожалуй, ещё опубликую одно замечание, — ободрённый Андрей, продолжал осваивать роль удачного исследователя, — вы, Марья Анатольевна, своеобразно выражаете восторг и удивление.

— Насколько своеобразно?

— Вы становитесь тихой и… "пришибленной", — вывернулось просторечное словечко, но он нашёлся и произнёс другое, — задумчивой.

— Раз вы так разоткровенничались, может быть, поясните, чем вы хотели поделиться сегодня утром.

"Чем я хотел поделиться? Историей с механизаторским диском? Нет. Ах, да что-то было, что-то интуитивно чувствовал".

— Сейчас я уже не могу вспомнить, — с лёгким раздражением в голосе изъяснился он.

— Вот и я "что-то интуитивно чувствовала", — озвучила она его мысль и добавила свою, — возможно, вот так и начинается интуитивный обмен.

— Марья Анатольевна, ну не понимаю я этого пока, не дозрел, — раздражаясь уже сильнее, воскликнул Хрусталёв, — вот умеете же вы сбивать пафосное настроение.

— Хорошо, оставим это до лучших времён и подведём итог нашему занятию. Тренируйтесь с треугольной кнопкой, только без экзотики, пожалуйста, прошу вас.

— Под экзотикой, что вы имели в виду?

— Вы же интересовались поднятием тяжестей, передвинете что-нибудь тяжёлое и обесточите целый дом.

— Занимательное предложение, я подумаю над ним, — отшутился он, пряча в карман пиджака браслет.

— Вот-вот, — поддакивала она ему, вставая из-за стола, а про себя подумала, — "мальчишкой в душе так и остался, а уже под пятьдесят".

 

Глава 14

Связи делают деньги, а деньги меняют связи. Связи с совестью, с нравственностью. Вот он круговорот взлётов и падений, всё как в природе, чтобы упасть на землю, нужно сначала подняться над ней.

Ухваткину неожиданно захотелось наверх, во власть. Он слушал "плач Ярославны" в исполнении Помпея, и ему снова пришла мысль поменять своё амплуа, но теперь не частично, а полностью.

Помпей досиживал последний месяц в кресле мэра, уже назначены выборы в городскую думу на март, и депутаты из своего состава назначат нового главу города. Помпееву предложили не участвовать в выборах, отсидеться годок другой в тени, а потом его опять поднимут. "Или закопают, — подумал про себя Алексей, — что более вероятно".

— Что у них на Западе — полная свобода от морали и нравственности. Что в Америке? Культ Свободы и Демократии задавил саму Свободу и Демократию, — ругал заграницу захмелевший Помпей в офисе Ухваткина, разливая очередную бутылку водки по рюмкам.

Он со своим помощником завалился в офис к Ухваткину во второй половине дня, чтобы излить душу. Изливание продолжалось больше четырёх часов. "Хорошо Помпею, есть, кому поплакаться, а мне и поделиться не с кем", — размышлял Алексей, наблюдая как его зам, закуривая сигарету, обнимал другой рукой Помпея.

В стихийно возникшей пьянке был один положительный момент, Ухваткину сделалось откровение: в этой суровой жизни он не имел друзей, настоящих друзей. Ему некому было пожалиться, кроме матери, конечно. Ко всему прочему, у него не было преданных соратников по бизнесу. Он знал, помани их длинным рублём, и они все его бросят и забудут, поэтому ему срочно нужно найти, как там говорят на Западе, промоушен.

Весь вопрос состоял в цене, способен ли он дать ту цену, которую запросят? "Чем я интересен? Что я могу предложить такое, чего нет у других? Доля в фирме? Права на участки? Да их и так отнимут, если захотят. Думай голова, думай — шапка будет".

— Алексей, ну ты где витаешь, иди к нам, — позвал его Помпей, держа в руке полную рюмку водки, — выпьем за нас, за нашу дружбу.

Ухваткин отлип от книжного шкафа и приблизился к столу для заседаний. Он сдвинул в сторону дымящуюся пепельницу, взял наполненную рюмку и потянул её рукой в сторону троицы, чтобы в очередной раз чокнуться с ними.

— Вот это другое дело, вот это другой разговор, — бормотал Помпей, стукая рюмкой о другие рюмки и выплескивая содержимое на лакированное покрытие стола.

Они выпили по инерции без надобности, просто так, не ощущая уже ни вкуса, ни крепости водки. Его зам, Евгений Иванович, начал закусывать, подцепив вилкой кусочек нарезки с тарелки. Помпей захрустел корнишоном, достав его прямо голой рукой из банки. Ухваткин закусил сыром, а помощник Помпея, Игорь Селедков, запил соком.

— Пора заканчивать, — неожиданно изрёк Помпей почти трезвым голосом, — а то водка уже как вода. Он встал и посмотрел на Игоря.

— Машину, Владимир Петрович? — понял его взгляд помощник. Шеф молча кивнул в ответ. Игорь поднялся и удалился организовывать транспорт. Ухваткин переглянулся с Евгением и произнёс:

— Домой?

— Не угадал, проветриться, — ответил Помпеев, — поднакурили тут, да и скучно.

"Не провожай", — твёрдо и сердито отчеканил Помпеев и направился к двери. "Полине Сергеевне от меня привет", — вслед уходящему мэру почти прокричал Ухваткин. "Угу, обязательно", — буркнул тот, уже выходя из кабинета.

Алексей подошёл к столу и хотел позвонить матери. Он взялся за трубку телефона и готов был уже снять её, но перед этим посмотрел на часы и передумал. Было уже половина десятого, ни туда, ни сюда. Он уселся в своё кресло, кресло руководителя. Возможно, после отставки Помпеева придётся им поделиться. Он представил это, и ему снова стало нехорошо.

Планы рушились, а неприятности не рассасывались, чёрная полоса затянулась. В чём причина, он не знал, а когда не знаешь — трудно противостоять негативу. Его не так расстраивала затяжка оформления земли на Сакко и Ванцетти, сколько утрата диска. Интуитивно, где-то внутри, он чувствовал холод и тревогу. Милиция опросила жителей обоих домов, результат — ноль. Никаких намёков, никаких зацепок. Только советы. "Блин, кем были, тем и остались, советская милиция — советы раздают", — усмехнулся он занятной тавтологии в своих размышлениях.

Ему ничего не оставалось, как воспользоваться их советами. Объявление с обещанием достойного вознаграждения нашедшему диск уже два дня отсвечивало у подъездов домов. Ни одного звонка. Второе, обратиться к смотрящему района за помощью, находилось в стадии обдумывания.

— Алексей Иванович, — прервал его размышления зам, — ну, что разбегаемся? Я тут немного прибрал, остальное завтра секретарша руками уборщицы доведёт до нужного порядка. Он держал в руках два пакета, в одном — пустые бутылки, в другом, наверное, остальной мусор.

— Вы как, сами доберётесь, или вам машину вызвать? — озадаченный задумчивостью Ухваткина продолжал Евгений Иванович, стоя в дверях.

— Сам доберусь, не решил вот, только куда, — наконец выдавил Ухваткин, — Евгений Иванович, вы тут закройте всё, пожалуйста, и под охрану сдайте.

Странное дело, после стольких пустых бутылок и разговора ни о чём, компания расходилась фактически протрезвевшей. Он садился в свой джин и не боялся, что его остановят гаишники и попросят дыхнуть в трубочку. "Смешно", — представил он себе данную ситуацию. Совсем уж пьяный он и сам не позволял себе, а навеселе и даже немного более — святое дело. "Двойной стандарт", — усмехнулся он, вспомнив любимую фразу Помпеева.

Номер его машины, конечно, не был таким, как у простого смертного, но это не главное, он в любой момент мог предъявить удостоверение помощника депутата или позвонить, куда следует. Стёкла, естественно, тоже затонированы в нарушение технических норм, но не сильно, сквозь них ещё что-то просматривалось, и так настоял он сам, ночью всё-таки действительно сложно пользоваться задним ходом, не видно мелких препятствий.

Он без приключений добрался до дома. Оставил машину на стоянке и поднялся в квартиру. Включил почти везде свет и телевизор на полную громкость, но технические средства не осветили его душу и не задавили звуками пустоту там. Кто сказал, что только женщины стонут от одиночества, мужчины тоже иногда готовы выть на луну.

Единственное отличие его от других — это то, что он не бегал от одиночества, а погружался в него. Он не уходил в запой, как многие, не ударялся в разгульное веселье с женщинами, а сидел дома, тосковал и злился. Он в такие дни старался и матери избегать, чтобы своё состояние не передать ей, не навещал и свой загородный дом, там всё напоминало о разрушенной семье.

Он не понимал своего истинного отношения к разводу с бывшей женой. В момент депрессии он часто вспоминал о ней. Иногда ему хотелось, чтобы она вернулась, но затем, почти всегда поразмыслив немного, он вслух злобно произносил: "Сука!" И каждый раз, произнося это слово, точно не мог определить, кому или чему оно предназначалось: бывшей жене, сложившейся ситуации, или так он просто выпускал пар.

Правда, думая о жене, хотелось, чтобы у неё всё было плохо, чтобы не сложились отношения в новой семье, и тогда она позвонит ему, чтобы поплакаться, а он пошлёт её куда подальше. Но плохо было ему, а звонить ей и плакаться, он считал, что это ниже его достоинства. А хотя где оно достоинство, и каково? Он не представлял.

Да и вообще, жизнь свернула на какую-то дорогу, двигаясь по которой не ощущаешь азарта пути. Как говорится по-русски, "опостылело", а ещё сочнее — "обрыдла".

Его же бизнес ему стал не интересен. Он не мог самому себе дать ответ, зачем ему этот отель. "Зачем пыжиться, — думал он, — ведь, всё равно, олигархом не стану, вот если…" Он шагал по комнате, разбрасывая вещи раздеваясь, и почти вслух разговаривал сам с собой.

"Зацепил, кажется, зацепил. А-а, всё-таки есть червячок, будут ему вслед говорить, вон мол, пошёл владелец гостиницы". Понятно дело, на периферии хороший отель — это бзик, ну построят, но пройдёт время, все привыкнут и забудут. "Тогда появится новый бзик, и я в него влезу".

Вдруг его будто ударило током: "Тщеславие?!" Он остановился и замер, это нехорошее шипящее слово оказалось для него лекарством. Нет, он не излечился полностью от своих тревог, но просто ему стало чуть легче. Он увидел, что в комнате светло, что в телевизоре звучит приятная музыка, и в унисон с ней меняются кадры, и он знает, что это называется видеоклипом. Он почувствовал, теперь он знает и другое, что ему делать.

"Точно, уйду в депутаты. Диск — товар, пропажа — повод". Он прошёл в ванную комнату и начал делать то, что делал всегда перед сном, умываться и чистить зубы. В этот раз одиночество излечило его быстро.

Андрей проснулся мягко, словно вывалился из сна, прижался к чему-то, а оно не хотело держать его тяжесть. "Странно, вот почему я не помню снов?" — мысленно спрашивал он себя, лёжа на боку и рассматривая на тёмном экране телевизора в стенке напротив отблески изображений своего и спящей жены.

"Ладно, не помню, так не помню, а что у нас по плану сегодня?" — но тут его память озарилась другим воспоминанием, и его лёгкое утреннее блаженство испарилось. Вот уже третий день, после появления у подъездной двери объявления, он не знал, как ему поступить с диском. Позвонить, просто подбросить или забыть обо всём и ничего не делать?

"Если не знаете, что делать, не делайте ничего, — эфирный афоризм, всплывший в сознании, решил все его сомнения, — действительно, пусть так и будет". Он встал, прикрыв своё место и спину супруги одеялом, и неожиданно ощутил, что утро ему приготовило ещё один сюрприз. "Интересно, что меня ещё ждёт, — общался он сам с собой, чистя зубы, — и в какой области, приятный или нет?"

Он прошёл на кухню и поставил чайник на огонь. До ухода на работу ещё было полно времени. "Зарядку для браслета, — а захотелось скаламбурить, — хвоста…" Нацепил браслет, окинул кухню взглядом, ища предмет, который подойдёт на роль тренажёра. Утвари полно, но двигать почему-то ничего не хотелось.

"А зачем понапрасну беспокоить? В чём смысл? — спрашивал он сам себя и неожиданно уставился на браслет, — а что если…?" Андрей присел на табуретку и начал мысленно прокручивать внешнее кольцо на браслете. Оно бесшумно двигалось, выполняя его волю. Вот совместились треугольная метка с такой же кнопкой, взгляд утопил её в серебристом теле браслета, как иголку в шарике ртути. Ему показалось, что вибрацию он больше слышал, чем осязал.

Чайник засвистел, выпуская пар через чёрный пластмассовый носик.

"Вот так всегда, на самом интересном месте, — слегка расстроился Андрей и раздражённо добавил, обращаясь к чайнику, — помолчи и остынь". Свист прекратился, а пар исчез. Удивлённый Хрусталёв сделал шаг и приблизился к плите, вместо того чтобы выключить газ и погасить горелку, он потрогал никелированный бок чайника. Металл был чуть тёплый.

"Вот он сюрприз — чая сегодня не будет", — озорно подумал Андрей, снял браслет и выключил газ.

Пришла весна. После малоснежной и тёплой зимы все как-то не заметили её прихода. Всем, даже деревьям и кустарникам, думалось, что это просто затянулась зимняя оттепель, почки никак не хотели набухать и раскрываться, боялись повторного обмана как в декабре. А сейчас середина марта, необычайно тепло для такой поры.

Хрусталёву вспомнился прошлогодний март, грязный и мокрый. Он улыбнулся, этот нравился больше. Тротуары открыты, а улицы кажутся шире и от того просторней. Его обогнала и подрезала синяя "шестёрка". Трое молодых бритоголовых юношей упивались скоростной ездой. Он не обратил бы на них внимание, если они не мелькнули перед ним второй раз подряд.

Коротко стриженые под ёжик, угловатые, ещё мальчиковые черепа покачивались в такт движения автомобиля. Старенькая машина, с оторванным молдингом на левой передней двери и выступившими болячками ржавчины на порогах и краях крыльев, двигалась довольно-таки резво.

Сквозь стекло Хрусталёв рассмотрел салон и пассажиров. На заднем сиденье, покрытом белым матерчатым чехлом, полулежал на правом боку один из них. Левой рукой он жестикулировал в воздухе, то ли в такт музыки, то ли что-то рассказывая впереди сидящим. Справа от водителя пассажир в джинсовой куртке постоянно оглядывался назад в открытое окно, видимо снабжал информацией рулевого о помехах в своем секторе, т. к. зеркало заднего обзора было всего только одно слева.

"Где же вы такие вирус-то успели подцепить", — иронично подумал о них Хрусталёв. Вирус автомобильного щегольства поразил современную молодежь. Это они, любители голливудских боевиков, визжа покрышками и сжигая резину на перекрёстах, заставляют пешеходов на тротуарах вздрагивать и оборачиваться. Это они разбивают отцовские новые "Лады" и иномарки в хлам и не жалеют о них. Это они хотят быть крутыми, как в кино, но жизнь не кино, и украшенные траурными венками фонарные столбы напоминают об этом.

Андрей перестроился во второй ряд справа, чтобы не быть эскортом у потенциального чепе. Перед ним было свободное пространство, и он выбрал его, почти поравнявшись с "шестёркой". Весь трёхполосный поток двигался в одном ритме, приблизительно со скоростью семьдесят километров в час.

Впереди поворот и сужение дороги на одну левую полосу. "Шестёрка" вместо того, чтобы замедлиться и пропустить помеху справа, стала резко занимать его ряд, вытесняя его. Чтобы избежать столкновения, Хрусталёв притормозил и обиженно посигналил. Пацаны в машине вздрогнули и засмеялись, а пассажир на заднем сиденье, не оборачиваясь, поднял левую руку с одним средним пальцем, демонстрируя своё пренебрежение к сигналящему.

Благополучно миновали поворот, потеряв скорость, справа разгонялись иномарки одна за другой, не давая ни Хрусталёву, ни впереди идущей "шестёрке" покинуть свой ряд и обойти включившего левый поворот "Бычка". "Куда это он собрался сворачивать?" — недоуменно отслеживал ситуацию Хрусталёв, ведь до светофора ёще далеко.

Тандем иномарок динамично перестроился влево перед грузовичком, освободив для Хрусталёва пространство. Он продвинулся вперёд и поравнялся с "Бычком", дальнейшее движение ограничивалось маршрутным автобусом. Сзади поддавливала иномарка, не давая "шестёрке" перестроиться. "Достали уже всех", — подумал Андрей о мальчишках, наблюдая в зеркало заднего вида их тщетные попытки, добиться от "форда фокуса" уступить им место. Переведя взгляд на пространство перед "Бычком", он усмехнулся, там было свободно до самого перекрёстка, но занять его не было никакой возможности: спереди не позволял совершить опережение автобус, сбоку сам грузовичок.

"Зилок" планомерно набирал скорость и вот уже поравнялся с автобусом, теперь уже Хрусталёв был наравне с "шестёркой". Автобус тоже прибавил, и в таком положении они, ускоряясь, приближались к светофору.

Загорелись стоп-сигналы у автобуса, и все начинали притормаживать, но у "Бычка" ещё полоса была сводной, и его водитель не спешил жать на тормоза. И так они вместе с "шестёркой" провалились вперёд.

"А что, хорошая позиция, убьём двух зайцев одним выстрелом, воспитаем и потренируемся", — Андрей даже слегка вздрогнул от такой мысли, но всё же опустил правую руку в карман пиджака и заставил браслет оседлать запястье.

Тем временем грузовик опередил автобус и приблизился к стоящим автомобилям на перекрёстке, начал торможение. За ним, как по команде, у всей колонны загорелись красные огни.

Машина Хрусталёва почти остановилась, а он продолжал с прежними усилиями тормозить, хотя можно было уже и ослабить давление на педаль тормоза. Он занят был другим. Концентрируюсь, Андрей пытался облегчить "шестёрку", приподнять её немного вверх и ослабить сцепление колёс с асфальтовым покрытием. Ему сначала показалось, что удалось осуществить задуманное, автомобиль слегка качнулся и ослабил давление корпуса на амортизаторы, увеличив пространство между крыльями кузова и колёсами, но дальнейшего подъёма не происходило.

Хрусталёв продолжал своё действие, но сомнение в успехе уже оформилось в лёгкий сквози. Он не собирался слишком концентрироваться, боясь потери полного контроля над своим сознанием. "Бычок" качнулся и встал как вкопанный, и в тот же миг в его заднюю часть ударила шестёрка. Андрей не услышал визга тормозов, а лишь глухой удар столкновения. Брызги мелких стекол фар посыпались на асфальт и дополнили аварию соответствующими звучаниями.

Было такое впечатление, что все с облегчением вздохнули, и наступила полная тишина, в период которой не было слышно, как работают двигатели машин на холостом ходу. Включилась и заморгала аварийная сигнализация у "Бычка", водитель и пассажиры "шестёрки" пребывали в лёгком ступоре. Наконец опомнился тот, кто сидел справа от водителя, он открыл свою дверь, пытаясь выйти из салона на улицу, но его действия были нескоординированными и от того неловкими, потому чувствовалась медлительность и непоследовательность. Но его возня повлияла на водителя, и тот всё-таки пришёл в себя и опередил своего товарища, покинув машину первым и первым начав осмотр последствий аварии.

Последствия не были такими катастрофическими, разбиты обе фары, решётка радиатора, вмятины на крыльях, охлаждающая жидкость не смачивала асфальт под колёсами, значит, радиатор не пострадал.

Подошёл водитель "Бычка" и стал оценивать повреждения своей машины. В этот момент наконец-то остальные пассажиры "шестёрки" покинули салон и с криками: "Ты чё, козёл, ездить не умеешь, кто так тормозит?" — подступили к водителю грузовика.

В светофоре поменялся цвет, автобус начал движение, а за ним и Хрусталёв, проезжая мимо аварии и слыша обрывки фраз ругани, подумал: "Переживёте, наукой будет, возможно впредь по-джентельменски вести себя станете". Но подсознательно он искал другое, сканируя пространство, и вот, когда авария уже осталась позади, а поток набирал ритм и скорость, до него дотянулся тягучий и полный удивления и непонимания кван: "… проверял. Я же тормозил, тормозил, но почему как на льду зимой? Педаль тугая. Точно, "Бычок" — гад, специально зад подставил, пидер!"

Теперь Андрей дивился уже вместе с мальчишками. "Однако воспитания не получилось, более того, процесс регрессировал. Ну, дела!" Ему стало не по себе, не то чтобы совестно, а скорей даже горестно, оттого, что он ощутил себя мальчишкой, в плохом смысле, в смысле не проявил мудрость. "А может, не приобрёл? И возраст неожиданно пришёл один?"

Тем временем дорога совершила ещё один поворот, показался гаишник с радаром. "Знакомая ситуация. Ах, да! Три семёрки в прошлом году, и затем мой семейный отпуск накрылся медным тазом". Он благополучно миновал инспектора, скучающего на обочине и остановился на красный у светофора. "Всё так и не так. Прошлый раз ехидничал с семёрками, в этот раз предотвращал, щёлкая лишь по носу. Всё равно не по-христиански". "Тогда где грань между воспитанием и наказанием? Преподнести маленький урок, синтезируя ситуацию из возможного будущего? Это как квалифицировать? Как заботу о ближнем? Или уже как наказание за неправильное поведение в настоящем?"

Машины покатили, и его "Лада" вместе со всеми. "Тук-тук", — постучалось оно, но это уже не пугало, а наоборот заставляло быть более внимательным. И он слушал, слушал самого себя.

"Новое оружие, сверхмощное, обладающее огромной разрушительной силой. Основным поражающим фактором является голубой огонь, энергия распада. Всё то, что создано искусственно человеком, и не имеет связи с Абсолютом, что не способно вбирать в себя, впитывать и аккумулировать электромагнитные силы вселенной, энергию космоса, распадается на молекулы и атомы, т. к. межмолекулярное и атомное притяжение изымается из их структуры. Распадается металл, текстиль, пластмасса, стекло. Свободная энергия собирается в огромный шар на месте, достигает критической плотности и возвращается обратно туда, откуда пришла. На месте распада объектов образуется новая материя — песок, и поглощает энергию, энергия уходит в песок, кучи песка, горы песка.

Поле боя. Наступают танки, бронетранспортёры, другая техника, солдаты в полной выкладке, авиация. Яркая голубая вспышка, буря. Голубой шар энергии растёт, выбрасывая в разные стороны голубые молнии, и высасывает на многие километры энергию покоя неживой материи. Техника начинает таять, как снег на солнце, обмундирование, оружие и снаряжение военных исчезает, распадается. Солдаты остаются голыми, ну прямо совсем, в том, в чём родила их мать. Они не могут понять, что произошло, осматривают себя и друг друга непонимающими и удивлёнными глазами и руками прикрывают свой срам. Нарастает оглушительный шорох, шар тает, вокруг сыпется песок. Гуманное оружие, направленное на обуздание агрессоров и захватчиков. Оружие защиты и воспитания, но не наказания и возмездия. Умное оружие, нет, скорее мудрое, и мы до него ещё не доросли".

"Однако странные фантазии, — оценил Андрей свои новые мыслеформы, — странные в утопической правильности. А возможно и нет, доктрина сдерживания — доктрина двойного стандарта. Изживём в своём сознании двойной стандарт, и придёт новая доктрина, доктрина воспитания, воспитания веры, любви и чистой правды". От такого анализа ему стало непривычно хорошо, и горечь разочарования, как неприятный осадок от той воспитательной аварии, неожиданно превратилась в тепло, мягко, волна за волной, растекаясь от сердца по всему организму.

Тем временем он покинул Пролетарский район и катил по широкой улице вдоль Волги. В проулках и тупиках, спускавшихся к берегу, между домами и строениями виднелась сама река, ещё скованная льдом, но уже потемневшим и местами покрытым огромными лужами и целыми озёрами живой воды. На их глади весенний ветер играл рябью и тосковал по хорошей волне. "Похоже, скоро загремит, — почувствовав речную свежесть в слегка приоткрытое правое окно, перенёсся в своих размышлениях Хрусталёв, — и я, как всегда, пропущу ледоход".

Действительно, проживая в городе на крупной реке уже более десяти лет, он всего один раз застал это удивительное явление. Каждый раз поражаясь, вот она подо льдом и подо льдом, и вдруг — открытая вода.

Он выполнил правый поворот и теперь уже спускался к набережной. Припарковался у дома Марии, выключил двигатель, но не спешил покидать салон. Через лобовое стекло и далее свободное пространство улицы виднелся бетонный парапет набережной, у стенки которого наблюдали за спящей рекой несколько человек. "Эти точно не пропустят, да и эти тоже, — и он поднял глаза на девятиэтажку, стоящую на другой стороне улицы, — не увидят, так услышат наверняка".

Андрей уже собирался открыть дверь, уже взялся левой рукой за ручку, но что-то остановило его, и это что-то он впервые охарактеризовал как мыслительный канал.

" Если вдруг человек ослепнет, то перестанет получать готовые образы, чужие и чуждые, знакомые и близкие, ласковые и греховные, но не перестанет думать. Он научится читать пальцами на ощупь или слушать тексты через аудиосистемы. Его размышления рождают образы в его сознании, и он их выпускает в мир для других. Искры бесчисленных монад проходят через него и преобразуются в цивильные и доступные образы, в коня корм, он не зря коптит землю. Он творец, он сподобится богу, маленький божок, берёт пример с Всевышнего, работает и создаёт, а не потребляет, смешивая хорошее и плохое, превращая всё в иное — дерьмо и спуская в преисподнюю, т. е. в унитаз.

Книга умрёт? Глупцы. Интернет — это открытая книга. Это книга на новом уровне, но и классический вариант никогда не умрёт — это интим, это закрытое твоё. Там, над страницами, должно зарождаться то, что хочет твоя душа. И не мозг, глаза, уши, руки, желудок диктуют правильные мысли, а душа".

"Странно, хоть записывай, слушаешь мыслетрансляцию, словно подключился к специальному каналу, — и он перевёл взгляд на запястье правой руки, браслет не был снят, — так это ты?!" Он открыл дверь и покинул салон, пристально рассматривая браслет, ожидая почему-то чуда, вдруг предмет заговорит.

Браслет естественно молчал, сверкая и переливаясь яркими отблесками, но и поток иных мыслей прекратился, а сердце радостно забилось, будто бы подтверждая: "Да, это так, ты угадал, ты понял, ты, наконец, постиг, что и вещи могут говорить, только нужно уметь их слушать".

"Залазь в карман — говорилка", — ласково и вслух произнёс Хрусталёв, опуская браслет в карман пиджака, и в тот же миг, устыдившись своих слов, посмотрел вокруг, пытаясь рассмотреть тех, кто мог услышать его слова. Но, не обнаружив никого, успокоился, захлопнув дверцу автомобиля и нажав на брелок сигнализации, двинулся к углу дома Марии.

 

Глава 15

Хрусталёв поднимался по лестнице вдоль розовых подъездных стен, в этом доме он лифтом не пользовался преднамеренно, желая каждый раз насытиться чистотой и порядком общественного помещения, чего не часто встретишь в других подобных местах. Вот только сейчас и здесь он начал составлять мысленный отчёт о проделанной работе, потому остановился между этажами у окна и, размышляя, залюбовался огромным кустом кротона в светлом пластиковом горшке под серый мрамор.

Куст не был стройным и высоким, как в цветочном магазине, а наоборот — раскидистым и шарообразным. Большие листья завораживали взгляд не только причудливой вытянутой формой, но и разной цветовой гаммой, вверху светло-зелёные с жёлтыми прожилками и крапинками, в средине уже темнее и сочнее, а внизу вообще тёмно-яркие и уже преимущественно бордового окраса.

Неожиданно для самого себя он просунул руку под листья и потрогал землю в горшке. Она была влажной. И тут он заметил мощный древовидный ствол, отпиленный на высоте приблизительно сорока сантиметров. От его основы по всей высоте отходили такие же древовидные отростки, но тоньше и чаще покрыты листьями, которые в своих окончаниях уже превращались в молодые и зелёные побеги. Вот они и создавали пышную кустистость.

"Да брат тебе досталось, — почти вслух сказал он про себя, трогая пальцами правой руки аккуратный чёрный спил ствола, — красота требует жертв".

"Всё-таки ощущается некая двойственность этого утверждения, почему мы подстраиваем мир под себя? почему не видим и не ощущаем его естественной красоты? И понятие Варева, вор — антивор — сторож, сторож — антисторож — вор, антивор и антисторож — это один и тот же человек, неверно. Между вором и сторожем не прослойка, а другое измерение, где антивор противостоит антисторожу. И мы стоим на пороге этого измерения, но смотрим сквозь него, наблюдая всё, что находится за ним".

Странный поворот в рассуждениях не отдалил его от реальности, а наоборот вернул в неё и заставил, наконец, прекратить созерцание красоты и порядка. Он двинулся дальше и уже остановился у приоткрытой по звонку с домофона металлической двери. Рассматривая светло-коричневый узор под дерево на пластике, он медлил, но понять, почему не мог и, толкнув дверь, услышал голос Инны:

— Андрей Викторович, а я уже подумала, что вы просто не вошли в подъезд, лифт не щелкает, и шагов не слышно, за такой промежуток времени можно и до девятого этажа подняться, а не только до второго.

— Как всегда любовался вашими цветами, вот и задержался, — просто и без затей ответил Хрусталёв.

— А мы и не знали, что вы флорист? — вступила в разговор Мария.

— Вот теперь знайте, — полушутя, полусерьёзно ответил он, снимая верхнюю одежду, и тут же почувствовал вторжение, но ставить блокировку не стал, а наоборот помог и подбросил лёгкий скан-вопрос.

"Вам приходят иные мысли? Мне всё чаще и чаще. Я связываю это с браслетом. Он открывает чужой канал мышления или притягивает поток чужих мыслей".

"Продолжайте. Я понимаю вас".

"Что продолжать? Если действительно понимаете".

"Я вижу ваше психическое напряжение, но считаю вредно форсировать события".

"Никто не собирается ничего форсировать, наоборот, пробные кратковременные включения только способствуют дальнейшему продвижению и устраняют ощущение топтания на месте".

"Мы не топчемся, мы обретаем качество, совершенствуемся".

"Мир вокруг нас меняется, и мы должны идти впереди, а не следовать в кильватере изменений".

"Суждение не развито. Поясните".

"У нас могут возникнуть проблемы раньше, чем мы ожидаем".

"Что вас так напугало, подумаешь, с браслетом поговорили, ну и что?"

"Проблемы и в бизнесе, бывшим ментам из службы безопасности банка не нравится, что мы наступаем им на пятки".

"Рынок, конкуренция".

Обмен осуществлялся на ходу, он следовал за ней. Она, не произнося ни слова, завела его в большую комнату и остановилась у своего привычного места. Повернувшись, она перестала общаться телепатически, посмотрев прямо в глаза, пригласила его:

— Присаживайтесь, сейчас мы постараемся разобраться в ваших опасениях.

Он послушался и уселся за стол, выложив на его середину, по негласной новой традиции, браслет. Вещица преломила свет из окна и блеснула двумя лучами в противоположные стороны. Один в его направление, другой, естественно, Марии.

"Вот оно связующее звено, — пронеслось у него, и тут же обратно, — это становится наваждением каким-то, если не грубее — манией".

— Разговаривать с предметами и самим собой для вас не является странностью? а ведь в народе таких людей называют чудаковатыми. Чудак рифмуется с нехорошим и неблагозвучным словом, да и смысл стоит где-то рядом.

— Это предвзятое суждение, ведь многие люди разговаривают с предметами и не считают это зазорным, хотя, возможно, не видят в этом никакой пользы. Это происходит непроизвольно, стремление поговорить прорывается из-под сознания и выглядит естественно. В такой момент, чем бы человек ни занимался, он подходит творчески к делу и слегка углубляется в себя, отстраняясь от окружающей действительности. Так поступают водители, ремонтирующие машины, компьютерщики, чинящие железо, программисты, устраняющие сбои в программах, и даже сантехники, ликвидирующие течь в кранах. Вы вспомните о похожих случаях в своей жизни, наверняка найдётся и у вас личный пример.

Лёгкость и простота рассуждений Марии, обескуражили Хрусталёва и заставили посчитать её доводы правильными и близкими к истине. И он действительно вспомнил забавный случай с компьютером, подрабатывая на заре массовой компьютеризации, он устанавливал одному предпринимателю складскую программу. Программа установилась нормально и работала, как и полагалось, но случались непонятные сбои. Девушка, которой предстояло с ней общаться, садилась под наблюдением Хрусталёва за клавиатуру, нажимала те же клавиши, что и он, и программа зависала. Андрей садился следом и, не перегружая систему, а шутливо говоря с ней, заставлял её работать. Окружающие посмеялись и отнесли такой курьёзный случай к негативной энергетике девушки, что недалеко от правды, но вот, что заставляло программу функционировать потом, никто тогда не обратил внимания, и лишь только сейчас Андрей постиг, что в этом что-то есть.

— Ну, так что там затеяли наши конкуренты, — прервала она его копания в самом себе.

— Я же сказал, что мы опаздываем, они уже почувствовали опасность с нашей стороны и потихоньку начинают подтачивать нашу ещё только формирующуюся репутацию всеми возможными способами, — переключился и он на рабочую волну.

Она молчала и ждала продолжения. Хрусталёв понял это и начал чётко по-военному излагать существо вопроса:

— Руководство банков в службу экономической безопасности набирает бывших милиционеров, в основном оперативников. Понятно, что они доступнее, чем фсбешники, но и методы их работы значительно проще, потому что они ближе к народу. Их навыки по выжиманию правды из подозреваемых более подходят для выбивания денег из неплательщиков по кредитам. В борьбе за показатели и из-за неопытности кредитных инспекторов невозвратные кредиты растут, как снежный ком, что портит уже другие показатели отчётности. Вся надежда на службу безопасности. Они потихоньку возвращали выданное, за что получали хорошую зарплату и неплохие премиальные. Но тут появились мы, показывая иные методы и иные результаты, оставляя без работы оперативников. Скажите, кому это понравится?

— Так что они предприняли? — не выдержала Мария.

— Они занимаются нашей клиентурой, создавая у них искусственные и неплановые финансовые трудности, выход из которых возможен, только если не платить кредитов. Вы знаете, и в этом они мастера, из пяти клиентов один следует обязательно по этому пути. У нас появляется процент брака, сопоставимый с прежними данными.

— Что предлагаете?

— Пока не знаю, но если мы втянемся в эту борьбу, то основная цель нашего сотрудничества отодвигается на второй план, а в перспективе на неё просто не станет хватать времени.

— Ну и?

— Пока рабочая обстановка позволяет, необходимо приступить к экспериментам с кнопкой.

— Хорошо, я согласна, вот сейчас прямо и начнём.

Быстрое и лёгкое согласие гадалки, озадачило Андрея, он явно был не готов к такой ситуации. Хрусталёв привстал со своего стула и, глядя Марии прямо в глаза, потянулся рукой за браслетом. Во встречном взгляде он не прочёл ничего, да и не мог. Андрею показалось, что мир вокруг сузился до неимоверно малых размеров и поместился у него в голове между правым и левым висками, отстукивая ритм: "Сейчас начнём, сейчас начнём, сей-час нач-нём…"

— Перемещайтесь в кресло к окну и будьте смелее и решительнее, — подбодрила его гадалка, — небольшая подготовка, и мы начнём.

Ночные плотные шторы поехали друг другу навстречу, делая полоску света всё тоньше и меньше, и когда та исчезла совсем, начало разгораться искусственное освещение, постепенно набирая силу. Андрей, наконец, взял себя в руки и, отодвинув стул, сделал первый шаг в направлении кресла. Ощущение, которое он начинал испытывать, показалось до боли знакомым. Ватные ноги, сухость во рту и тошнота, но мозг уже начал борьбу с ниоткуда взявшимся страхом и давал совершенно чёткие и понятные команды.

"Так, пиджак будет мешать", — и Хрусталёв снял его, повернувшись и водрузив на спинку стула.

"Рукав рубашки расстегнуть, так удобней", — и он расстегнул пуговицу на правом рукаве бледно-фиолетовой рубашки.

"А теперь вперёд в кресло", — и Андрей пошёл к креслу, с трудом переставляя, словно не свои, а чужие ноги.

— Подождите, — остановила его Мария, — я переставлю кресло по-другому.

И она, проявляя расторопность, опередила его, первой оказавшись у надувного чёрного кресла, развернула его спинкой к окну и слегка отодвинула от стены. Теперь правая сторона оказалась свободной, и она, вернувшись к столу, принесла свой стул и поставила у этой стороны.

— Теперь можно, — пригласила она Хрусталёва.

Он, сделав несколько шагов, плюхнулся на сидение и, отпружинив, прижался к спинке. Поискал глазами взгляд гадалки, стал надевать браслет. Она, встретившись с ним взглядом, оценила его состояние, произнесла:

— Не торопитесь, успокойтесь. Сейчас я включу музыку, послушайте и, когда ваши эмоции улягутся, приступите.

Он закрыл глаза и постарался расслабиться. Лёгкая музыка с шумом дождя наполняла комнату и заглушала другие звуки, стук в висках и шипение, со звонким потрескиванием в ушах.

"Точно, как первый прыжок с парашютом", — подумал он и вспомнил то состояние. Боязнь, страх, тошнота, закладывание ушей, то ли от постоянного проваливания Ан-2 в воздушные ямы, то ли от страха. Вспомнив, он успокоился и, не открывая глаз, позвал мысленно:

"Вы где?"

"Рядом. Почему, вспомнив первый прыжок, успокоились?"

"После прыжка наступает блаженство и эйфория, и хочется прыгать снова и снова".

Мария сидела рядом на стуле и смотрела ему прямо в лицо. На её глазах выражение мимики Андрея менялось, от напряжённого с обострёнными чертами до расслабленного со счастливой, еле заметной улыбкой. Рука с браслетом лежала рядом на подлокотнике кресла и своей тяжестью слегка продавливала обшивку, создавая для себя нишу. Почему взгляд остановился на браслете, она не могла объяснить, просто интуитивно почувствовала, что так надо.

И в тот же миг увидела, как браслет пришёл в движение. Андрей мысленно управлял им, но происходила необычная вещь, верхнее кольцо, зажатое между креслом и рукой, оставалось неподвижным, а подстраивалось внутреннее. Треугольная метка вынырнула из-под руки, продвинувшись к ромбу, остановилась. Кнопка потонула в теле браслета.

Она перевела взгляд на лицо, выражение оставалось спокойным и умиротворённым.

"Что чувствуешь?"

"Пока ничего".

Хрусталёв действительно не ощутил никакого изменения, лишь слабые вибрации браслета известили о том, что его мысленное пожелание исполнено. Спокойствие и лёгкое блаженство продолжало владеть его внутренним состоянием. Андрею захотелось спугнуть его, и он открыл глаза.

Комната потеряла углы, посредине стол с одним стулом и ноутбуком, справа Мария. Изображение лениво и не подаётся концентрации. Веки опустились, и пропал дискомфорт.

"Я засыпаю. Руки и ноги холодеют, а внутри разгорается тепло".

Темнота перед глазами становилась привычней, лишь некоторые проблески светлых пятен проявлялись иногда то тут, то там, но их можно было списать на проникающий свет сквозь слабо прикрытые веки. Но изменения проявлялись незримо, звуки музыки удалялись, и появился сначала шелест несвязанных между собой слов, а затем и отчётливый шепот.

— "… помоги ему".

— "Кому? Черникову?"

— "И ему тоже".

— "Так кому ещё?"

— "Механизатору".

— "Механизатору?"

— "Ты слышала?"

— "Как ты сам с собой беседуешь?"

— "Значит, нет. А сколько прошло времени?"

— "Меньше минуты".

— "Так мало?" — удивился Андрей и представил себе, как выглядит на часах минута. Неожиданно в темноте перед глазами возникли стрелки часов. Чёрные, одна короче другой, на светлом фоне циферблата с чёрными делениями и между стрелками одно деление, одна минута.

"Вот она какая, минута". Светлый циферблат перевернулся и исчез в темноте, появились другие часы — электронные. Зелёные циферки ярко светились, последняя цифра восемь моргнула и сменилась другой — девяткой. "А вот другая минута".

"Так это я сам создаю и меняю образы. Нужно правильно захотеть. Захотеть того, чего хочется. Вот они откуда сказки: "Пойди туда, не зная куда, принеси то, не зная что".

"Куда же я хочу попасть и что хочу там увидеть?"

Он перестал слышать посторонние звуки, но обратил внимание на это лишь тогда, когда темнота перед глазами потеряла статику. Она двигалась! Нет, это он двигался в ней. Поначалу свет сквозь веки переместился вниз, а затем он перешёл через него, и тот исчез. Как при полёте в облаках он рвал тёмно-серые клубы тумана и всасывался чёрным пятном почти круглой формы. Динамика полёта усилилась, туман разорвался, но пятно в центре оставалось прежних размеров и продолжало притягивать его. Появились светлые короткие искорки, которые стремительно возникали из-за пятна и, не задевая его, двигались по внешней поверхности конуса, в котором, как ему казалось, он летел. Ему стало необычайно спокойно и хорошо, даже радостно, он летел в неизвестность, но нет ни страха, ни испуга, и это отличалось от сонных падений в детстве, когда всё тело сковывал ужас. Сейчас он свободен, и видит, что за бездной — свет.

"Ты где?", — его догнал знакомый скан.

"Между тут и там", — вырвался одиозный и раздражительный ответ.

"Пора заканчивать, уже больше двух минут".

Движение замедлилось, блаженство начало таять, и вместе со всем этим росло раздражение. Он отвлёкся, не зная, что предпринять и в тот же миг ощутил сначала правую руку и вибрацию на её запястье, а затем остальные конечности и всё тело. Не спешил открывать глаза, раздвигать светлую полоску, появившуюся вновь на прежнем месте. Ему не верилось, что всё закончилось, а хотелось туда, в полёт.

Послышалась лёгкая музыка, её тихое звучание нарастало, но теперь оно не было таким приятным и расслабляющим. Оно проигрывало безмолвию. Он открыл глаза, Мария отдёрнула свою руку от его запястья и спросила:

— Ну как первая тренировка?

— Потрясающе, — отвечал он, находясь всё ещё в лёгкой прострации, — я наблюдал только чёрно-белые тона, но у меня нет слов, чтобы передать это тебе.

— Вот этого я и боялась, ты станешь одержим, как Виктор в своё время, — произнося это, она встала и, взяв свой стул, понесла его к столу.

Он ощущал приятную тяжесть в межвисочном пространстве головы, слабые отголоски того блаженства, поэтому продолжал сидеть не двигаясь и молчать.

Мария поставила стул напротив ноутбука и, повернувшись к нему лицом, присела на сиденье сбоку, положив левую руку на спинку. Отображение комнаты и гадалки было неустойчивым по дальности. Мария то приближалась к нему, то удалялась. Неожиданно чёрная юбка и бежевая кофта начали фрагментами становиться невидимыми, и он понял, что просто не контролирует себя.

Осознав это, Хрусталёв подал браслету первую разумную команду, и тот ослабил хватку, но сняться с руки не мог, так как ей же был и блокирован, придавлен к подлокотнику кресла. Андрей переместил руку на бедро и поймал браслет. Видения прекратились, блаженная расслабленность улетучилась, и осталось лишь одно утомление. Захотелось прилечь и отдохнуть.

— С вами всё в порядке, — наблюдая за ним, спросила Мария.

— Наверное, просто устал, — оправдывался он.

— Вы в состоянии поделиться или перенесём на потом? — продолжала она искать рабочий контакт с ним.

— Чем делиться? — вопросом на вопрос ответил он.

— Ну, хотя бы своим начальным диалогом с собой.

Он помолчал немного, поморщился и неожиданно потребовал:

— Да выключите эту музыку, она меня, наоборот, раздражает.

— Однако, — и она повернулась к компьютеру и указательным пальчиком правой руки нажала нужное, и музыка закончилась.

— Какие ещё будут пожелания? — возвратившись в исходное положение лицом к нему, полушутя — полусерьёзно продолжила диалог она.

— Никаких. А по поводу разговора…, кстати, этот диалог-то мысленный был, — продолжал сбивчиво вспоминать он, — потому, вы, и не слышали шёпота.

— Что за шёпот и о чём?

— Что за шёпот, не скажу, а вот о чём, — и он задумался на мгновенье и продолжил, — странно, меня просили помочь Механизатору.

— Я правильно вас понимаю — это ваш злой гений и дворовой террорист? — с лёгкой иронией произнесла вопрос гадалка.

— Да вы всё поняли правильно — это он.

— Между ним и вами существует психическая напряжённость, а на простой неприязни ей не сформироваться, значит, в ваших отношениях произошло что-то более значимое, что не даёт вам покоя, — уже более серьёзно и с тональностью врача-психолога прокомментировала Маша.

— А вы что и медицинский закончили, чтобы вот так раскладывать всё по полочкам?

— Мне кажется, что и закончила, общаясь и с врачами, и в интернете лет пять подряд, пытаясь поднять Виктора из провала, — уже без иронии отвечала она.

— Есть у меня кое-какие проблемы с хозяином джипа, но я пока не готов ими поделиться, — обрубил он доверительную ниточку разговора и, встав с кресла, произнёс, — вы попытайтесь в банке разрешить выявленную проблему, а меня отпустите, пожалуйста, домой, мне кажется, что моё сознание утомилось и требует отдыха.

— Да, конечно, на сегодня достаточно работы. Мы продолжим, когда вы ощутите в этом потребность.

Уже сидя в машине, Хрусталёв, прежде чем запустить двигатель, посмотрел на часы. Визит к начальству длился не более сорока минут.

"Как по-разному бежит время там и здесь". И он поневоле стал опять прокручивать всё заново.

"Действительно, как перед первым прыжком с парашютом, сначала страшно, а потом хочется ещё и ещё".

И тут он вспомнил про Механизатора, и капля дёгтя в ложке мёда начала делать своё чёрное дело.

"Да всё-таки придётся разобраться с ним окончательно, иначе так и буду каждый раз возвращаться к этому вопросу и портить не только настроение, но и сознание, как вещает Мария. Но как это сделать?"

"Может позвонить ему по тому телефону, и всё само решится. Нет, наверное, так просто это не закончится".

Он запустил двигатель и стал выруливать с тротуара на проезжую часть, хорошо не было никакого движения потому, что делал он это неосмотрительно и неосторожно. Постепенно поднимаясь по склону вверх от Волги, Андрей обретал собранность и осмысленность в вождении автомобиля, встреча с загруженной городской магистралью окончательно вернула его в обычное русло.

Дома в рабочее время буднего дня, естественно, никого нет, и он повалился на диван, подмяв под себя мягкую подушку. Уснул почти сразу, только голова коснулась наволочки, единственное, что засыпая, он запомнил — это всё тоже тёмное пятно, к которому он стремился тогда и там. Оно быстро выросло из малого круга в огромную чёрную бездну и поглотило его, растворив сознание. Андрей не пытался сопротивляться и погрузился в него. "Это всёго лишь сон, — успокаивал он себя мысленно, — а сон — это хорошо, это отдых для меня. Всё, спать".

 

Глава 16

Выборы, как обычно, прошли грязно и склочно, но для Ухваткина незаметно потому, что впервые в этих выборах у него не было никакого интереса. Городская дума его больше не привлекала и губернская тоже. Все устремления были направлены в Государственную, чтобы приезжать из Москвы и давать ценные указания, чтобы местная раздробленная элита, больше похожая на несговорчивых феодалов, заискивала перед ним и искала негласной поддержки, наперебой предлагая выгодные проекты, которые не могут осуществиться без его участия.

Дело оставалось за малым, выбрать партию, которая продвинет его наверх. Это оказалось не так просто. Чем меньше партия, тем амбициозней её представители в регионах, и тем выше их аппетиты. Предлагалась роль второго или третьего лидера за весьма существенные средства, но не было гарантий, что данная партия преодолеет семи процентный барьер. Партии крупней и солидней, которые по всем опросам проходили в думу, имели уже свой устойчивый список, и их руководители соглашались поставить его в некоторое выгодное положение в самом конце, естественно за такие же солидные взносы, но гарантировать, что весь список пройдёт целиком или его кандидатура окажется удачной, не могли.

Алексей стоял перед дилеммой и пока не видел путей её разрешения. Ему подсказали, что ларчик открывается совершенно просто, надо было лишь начать всё заблаговременно, двигаясь постепенно вверх по списку, отстёгивая ещё большие суммы и не только в партийную казну.

Но от такой народной правды, Ухваткин не поменял своих целей, у него по-прежнему оставались желание, против которого цейтнот и нехватка средств, и смутная надежда на раскрутку диска или на его продажу. Чтобы плыть в революцию чище, он продал загородный коттедж за восемь с половиной миллионов рублей. Деньги по его делам небольшие, но на мелкие расходы пригодятся, собственно и дом-то ему давно не нужен, не в деньгах дело, не было случая заняться им, а вот теперь представился.

Ухваткин всё же последовал совету милиции и провёл предварительную встречу со смотрящим Варевом Глебом Викторовичем. Глеб Викторович оказался приятным собеседником, но совершенно закрытым человеком. Он не сказал ни да, ни нет, а лишь только выспрашивал всё больше об информации на диске, а если высказывался, то только иносказательно.

Алексей не мог пока выложить, что значит для него диск, но пообещал Вареву крупное вознаграждение и возможность сотрудничества по данному вопросу, если появится заинтересованность.

Не прошло и трёх дней, как Варев позвонил и попросил о встрече. Это случилось накануне вечером, Ухваткин вернулся в свою холостяцкую квартиру после очередного бессмысленного рабочего дня.

Он только устроился у телевизора, начинался чемпионат по футболу, открыл бутылочку холодного пива, но после нескольких глотков напитка понял, что привычного комфорта не получится. Разведённого холостяка бывшие привычки больше раздражали, чем вели к спокойствию. И в этот момент раздался звонок.

— Алексей Иванович? — спросил незнакомый голос в телефонной трубке.

— Да. А с кем имею честь говорить? — слегка удивлённо отвечал Ухваткин.

— Это хорошо, что вы меня не узнали, богатым буду — шутка. Варев Глеб Викторович вас беспокоит, как вы выразились: "Ваша спасительная соломинка".

— Рад вас слышать, Глеб Викторович, что уже появились результаты? — с надеждой в голосе оживился Алексей.

— К сожалению, это не телефонный разговор, мы можем с вами встретиться? — вопрос звучал неестественно вежливо, ведь и так было ясно, что человек, кому и предназначался такой вопрос, искал и жаждал такой встречи.

— Да, конечно, можно прямо сейчас. Вы назовите место, — торопился с ответом Ухваткин, потеряв на секунду свою деловую выдержку и хватку умелого переговорщика и интригана.

— К сожалению, сейчас я занят, а вот завтра, если возможно, давайте, — растягивая слова и тем самым подчёркивая своё превосходство, отвечали в трубке.

— Назовите время и место, — уже более спокойно продолжил диалог Алексей, и в возникшей паузе он услышал в трубке вторящее эхо. Это был голос из телевизора комментатора футбольного матча.

— Завтра в четырнадцать тридцать на набережной в районе ротонды, весенним воздухом подышим, посмотрим, как ломается зимняя крепь. Устраивает? — опять вопросом, не требующего иного ответа, как лишь утвердительного, провозгласили в трубке.

— Да, вполне, — согласился Ухваткин.

— Тогда до встречи, — закончил беседу Варев и отключился.

— До свидания, — эту фразу Алексей произнёс по инерции, слыша уже короткие телефонные гудки.

Он нажал на отключение и, слегка недовольный собой, легонько бросил трубку радиотелефона на диван рядом. Поднял с пола бутылку пива, поставленную туда в начале разговора, сделал пару небольших глотков. В этот раз пиво пришлось кстати, увлажнив собой пересохшее слегка горло, да и вкус его оказался приятным.

"Дело сдвинулось с мёртвой точки, завтра посмотрим, в какую сторону", — оптимистически помыслил Ухваткин и уже с воодушевлением переключился на весенний футбол.

Но, уже сегодня двигаясь в потоке автомобилей в сторону набережной, он подрастерял свой вчерашний оптимизм.

"Знать бы по-настоящему, о чём они думают, что за ловушку мне готовят. Хорошо, наверное, быть каким-нибудь телепатом или магом, Джеймс Бондом мне не подойдёт, нет команды. А вот способности забираться в чужую голову и читать там истинные мысли мне бы пригодились. Интересно среди колдунов и магов есть богатые люди? Говорят, такие способности несовместимы с богатством. Почему? Меняется сознание или ещё там что-то и отнимает способности? А возможно они боятся потерять способности и не стремятся к богатству. Круче богатства только власть, значит у них власть. Но над чем, над душами или сознанием? Бред какой-то. Были бы у меня такие способности, зачем мне чьи-то души? Я бы их использовал по прямому назначению, и тогда бы не делал слепого выбора, не делал ошибок. А, возможно, это и есть самая главная ошибка. Опять бред какой-то".

Он вырвался из потока и начал спускаться по тихой улочке, ведущей к набережной. Здесь почти не было движения из-за запрещающего знака, и это для жителя даже небольшого мегаполиса казалось неестественным. Он прервался в своих размышлениях и стал выискивать место будущей парковки. Увидев свободное место между "ландкрузером" и ступенями к ротонде, он занял его.

Водительская дверь тёмно-зелёной "тайоты" открылась, и показался тот, с кем и предстояло встретиться Алексею.

Ухваткин теперь уже не спешил, делал всё обстоятельно, выключил двигатель, на заднее сиденье перебросил кейс, так на всякий случай, взглянул на показания табло климат-контроля. "Плюс пять". Посмотрел на своего будущего собеседника, тот был в черных пальто и кепке. Пальто не было застёгнуто, а пояс заправлен в карманы. Алексей оглядел себя в зеркало, поправил чёлку и, взяв кепку, открыл дверь.

Свежий ветер рванул с силой и показал свой совершенно не весенний нрав. "Это совсем не плюс, а, пожалуй, минус", — поёжился Ухваткин, и уже не стесняясь, нахлобучил кепку на голову. Щёлкнув дверью и сигнализацией, он повернулся и вышел из-за машины к Вареву.

Глеб Викторович застёгивал пуговицы пальто, кутаясь от ветра, потому не сразу подал руки для приветствия.

— Извините, не ожидал, что здесь так свежо, — пояснил он свою затяжку с рукопожатием.

— Ветер с реки, а лёд как холодильник, — поддержал его сетования на погоду Ухваткин.

— Ну да ладно, пройдёмте уж к реке, коль выбрались сюда, — предложил Варев и показал рукой в сторону облупившегося парапета, который и обрамлял набережную.

Алексей кивнул и стал спускаться по ступенькам вниз.

Зевак на набережной было немного. Ледоход ещё не начался, хотя первые весточки к такому действу уже налицо. Лёд отошёл от берега метров на десять, изрядно потемнел, и был похож на крошево, но ещё не взбугрился и оставался плоским по-зимнему.

Они подошли к самому краю и взглянули на воду. На самом деле отставание передней кромки от берега было два-три метра, остальное расстояние ледяного полотна покрывала талая вода. К бетонной опалубке прибило мусор, который состоял не только из природных частиц: деревянных обломков, веток, прошлогодней травы и шелухи, но и отбросов цивилизации: пэт-бутылок, пивных алюминиевых банок, кусочков полиэтилена и бумаги, всевозможных лоскутков тканей и пластмасс.

— Представляю, что там на дне отложилось, — разочарованно произнёс Варев, перегнувшись через парапет и заглядывая под его основания.

— Вот это всё плывёт в Каспийское море, — поддержал сетование собеседника Ухваткин.

— Загадили природу, замутнили сознание, теперь взялись за души, — продолжал Глеб Викторович и повернулся спиной к реке.

— Это вы сейчас о чём? — поинтересовался боязливо Алексей и также отвернулся от реки.

Ему почему-то подумалось, что его недавние мысли стали известны собеседнику, а он, как и все суеверные люди, к которым никак не хотел себя относить, старался отталкивать всевозможный негатив любым доступным способом. С религией Ухваткин не дружил с самого детства, молитв не знал, потому и выдумал себе несколько фраз, которые, как ему казалось, оберегали его в таких случаях. Вот и сейчас он про себя произнёс: "Бред и чушь!" Всплеск беспокойства удалось погасить.

— Да всё о том же, — невозмутимо ответил смотрящий, — давайте-ка лучше обсудим вашу проблему ещё раз.

Варев пристально взглянул в лицо Ухваткину. Оно казалось невозмутимым.

"Да вы мнительны или просто опасаетесь, значит, диск — мина? Не подорвать бы раньше, чем можно", — сделал он для себя неожиданный вывод, основанный на фальшивой интонации голоса Алексея.

— Что есть какие-то результаты? — всё-таки остатки волнения не удалось загасить.

— Есть. Я могу с уверенностью сказать, что вашу машину никто не вскрывал и, следовательно, диск не похищал, — твёрдо и без колебаний отчеканил Варев.

— С Никто понятно, а другие?

— За других судить не берусь, могу лишь посоветовать вам, найти настоящего экстрасенса или, как модно сегодня говорить, медиума и попытаться с ним добыть истину.

— Это становится наваждением, — усмехнулся Алексей, — что же мне посоветует медиум?

— К вопросу о сотрудничестве, — невозмутимо вытягивал нить беседы на свои интересы Варев, и снова посмотрел в лицо Ухваткина, — вы можете добыть информацию о некоторых людях?

— Смотря каких?

— Я вам сейчас покажу список, и вы оцените свои возможности, — он достал из внутреннего кармана пальто листок бумаги, сложенный вчетверо.

Алексей взял листок, развернул и прошёлся взглядом по трём фамилиям. Внутри пробежал холодок, но он держал паузу и старался оставаться невозмутимым. Варев ждал и не торопил с ответом.

— Мне нужно время на осмысление, — возвращая листок, как можно спокойнее выдавливал из себя фразу Ухваткин.

— Подумайте, подумайте, решение данного вопроса приблизит вашу цель, — пряча листок обратно в карман, мягко, словно мурлыча, вторил Глеб Викторович, — а вариант с медиумом проработайте серьёзно, вам же нужен скорый результат, а такой могут дать только они. Возможно, ответ не будет прямым, но они наведут вас на иной подход к проблеме, на иное мышление, которое позволит вам по-другому оценить ваше окружение и все те события, которые предшествовали потере диска.

Алексей молчал, подпирая спиной холодный бетон. Замолчал и Варев, поправив очки в золотой оправе и устремив свой взор куда-то вверх, в сторону многоярусной набережной, нереспектабельный вид которой после схода снега характеризовался одним ёмким словом "видок". Каждый думал о своём, а возможно об одном и том же, и каждый, наверное, желал бы прочесть мысли другого, испытывая при этом неприязнь, друг к другу. В этот момент их желания просканировал ветер и налетел с такой силой, что они дружно взялись за свои головные уборы.

— Однако, — поправляя кепку, пробормотал Глеб Викторович, — нас, кажется, прогоняют.

— Согласен, нам пора покинуть эту аэродинамическую трубу и заняться другими делами в более гостеприимных местах, — обрадовался намёку на расставание Ухваткин.

— Вы поезжайте, будут результаты, созвонимся, — провожал Алексея Глеб Викторович, — у меня есть свободное время, я подышу стихией.

Ухваткин распрощался и с облегчением, подгоняемый ветром, стал подниматься по ступеням на первую террасу набережной к машине. Ему казалось, что толкал в спину его не только ветер.

"Что за парадоксальный список? Это просто провокация, подвох", — размышлял Алексей, поднимаясь по ступенькам. Список действительно странный: два местных высокопоставленных чиновника плюс депутат Госдумы от губернии. Все трое находились в непримиримой и давней вражде друг к другу. Вот этот факт очень сильно смущал Ухваткина.

"Странный субъект, каким образом сблизились они с Помпеевым? Кличка "Бульдозер" совершенно не подходит, очень осторожный, боится, но в пасть лезет. Помощник мэра, а вот мы мэра в помощники и возьмём", — и Варев достал из кармана сотовый. Поискав в электронной памяти нужный номер, он нажал на кнопку соединения.

Гудок вызова не томил в ожидании хозяина телефона, и в трубке послышался грубоватый мужской бас с элементами барства:

— Слушаю, Помпеев.

— Чувствуется вальяжность крупного начальника, хоть и бывшего, — вступил в разговор Варев, — приветствую вас, Владимир Петрович.

— Что-то не узнаю, кто вы? — по-хамски ответил Помпеев.

— Да бросьте, вы же не в мэрии, а я не проситель, — демонстративно пренебрежительно продолжил диалог Варев.

— Вот теперь узнаю, богатым будете, Глеб Викторович, здравствуйте, — издевательски поприветствовали на другом конце.

— Видимо мерзавцы одинаково шутят, — осадил его смотрящий.

— Это вы о чём сейчас? — изумлённо и настороженно спросил бывший мэр.

— Да всё о том же, — не прекращая пикировки, продолжал Варев, — как проводы на пенсию без пенсии прошли, весело и с размахом?

— Вас интересуют пикантные подробности или вы от безделья по делу звоните? — вопросом на вопрос ответил Помпеев.

— Да вот долги с неплательщиков собираю, забочусь о ваших процентах, чтобы не росли до критической массы, — не прекращал язвить Глеб Викторович, постепенно доводя собеседника до нужного состояния.

— Говорите прямо, что хотите, мы же не в мэрии, — примирительно запросил пощады Помпеев.

— Хорошо, тогда внимательно слушайте и запоминайте, чтобы не перепутать потом, кому цветы, а кому мороженое, — уже сухо и по-деловому быстро начал излагать суть звонка смотрящий.

Ветер забирался в мобильник, завывая и шурша, приглушал звучание слов и фраз, отнимая часть их энергии, и уже усиленный этим, сформировав очередной порыв, метнулся вверх по склону набережной. Там, встретив попутчика светло-бежевый джип, подтолкнул его, вложив часть энергии не только слов, но и уже своей, и понёсся дальше в город, чтобы окончательно потерять силу и завязнуть где-то в густых кварталах.

Удар воздушной стихии лишь слегка качнул тяжёлый джип. "Странно, ведь не боковой", — прокомментировал сам себе Ухваткин и вспомнил окончание фразы Варева, — "стихия…"

Недолго поколесив по городу, Ухваткин прибился к офису собственной фирмы, не представляя, чем он сейчас займётся, вошёл в здание и в этот момент услышал мобильник. На дисплее высветился номер Помпеева.

— Да, — ответил на звонок Алексей и остановился на вахте у охранника. Тот встал со своего места и поздоровался с начальством. Ухваткин небрежно кивнул в ответ.

— Здравствуй, Алексей, ты где? — в молодёжном, но не свойственном ему стиле, вступил в разговор Помпей.

— Привет, Володя, что соскучился? — с надеждой, что не придётся забивать стрелку с бывшим мэром, спросил Ухваткин.

— Если только самую малость, так сказать, ностальгирую по былым временам.

— Если мальчишник, то нет. Дел по горло, — лукавил Алексей, стараясь как можно быстрей избавиться от назойливого Помпея. Но тот был настойчив.

— Да, я собирался встретиться с тобой и обсудить варианты своего временного трудоустройства.

— Что-то ты рановато по работе загрустил, отдыхай, ещё наработаешься, — уговаривал его Ухваткин.

— Ты в офисе сегодня будешь?

— Так я уже здесь.

— Странно, а мне секретарша ответила, что тебя нет на месте.

— Странно другое, издалека заходишь, справки наводишь, а потом вдруг на сотовый звонишь, что так?

— Ну, извини, хотел приехать, в офисе пообщаться.

— Подъезжай, я буду здесь некоторое время, но без всего этого, ты знаешь без чего, — сдался Ухваткин.

— Буду минут через двадцать.

— Хорошо, жду.

Он поднялся на второй этаж, прошёл коридором до приёмной. Секретарша, предупреждённая охраной, встретила его во всеоружии, с папкой и конвертами в руках.

— Оксана, привет, на подпись к заму, почту просмотрю потом, меня нет ни для кого, кроме Помпеева, — на ходу скороговоркой выдал Алексей и скрылся за дверью кабинета.

Оставив кейс у боковой стойки стола, он уселся в кресло и включил кабинетный компьютер. Пока тот запускался, он похлопал по карманам, словно искал что-то, хотя знал, что ему нужно, и где оно лежит. Затем достал флеш-карту, повертел нетерпеливо в руке, снял с разъёма предохранительный колпачок и, убедившись, что машина ещё не готова, положил накопитель рядом с клавиатурой.

Время тянулось медленно, и казалось, что система слишком долго грузится. "Сука, давно нужно было поменять это старьё, — нервно злился Алексей, но вспомнив про Помпея, улыбнулся, — тому сойдёт, кроме карт, один чёрт, ничем не занимается". Но улыбка тут же улетучилась, мысль о предстоящей встрече загасила её.

Отзвучало приветствие Windows, компьютер пригласил к работе. Ухваткин вставил флешку в разъём USB клавиатуры. Используя пароль, он раскрыл базу и стал просматривать её содержимое.

"Ничего толкового, это и всем известно, — комментировал он информацию сам для себя, — единственное то, что рядом с ними стояли люди, которых в свою очередь можно проверить и если что прижать". Он начал перебирать окружение нужных персон и сравнивать со своей картотекой результаты поиска. Кое-что вырисовывалось, появились контуры возможных комбинаций. Алексей уже начал чертить квадратики алгоритмов, когда секретарша доложила по громкой связи, что прибыл Помпеев.

Алексей выругался про себя и начал всё сворачивать и прятать. Достал документы фирмы, разложил по столу, создавая видимость корпоративной работы.

Помпеев вошёл неторопливо, озираясь вокруг, словно он здесь был впервые и ожидал увидеть совещание в лицах. Красноватое, немного заспанное лицо наконец-то повернулось в сторону Ухваткина и расплылось почти в дружеской улыбке.

— Рад, искренне рад, — хрипловатым басом прогудел он.

— Приветствуем начальство, проходи, присаживайся, — вставая из-за стола и делая шаг навстречу для рукопожатия, отвечал Ухваткин, — чай, кофе или рюмочку?

— Я за рулём, — оживился бывший мэр, при слове "рюмочка", — но от кофе с коньяком не откажусь.

Он уселся справа в гостевое кресло, оглядывая рабочий беспорядок на столе Алексея.

Алексей, нажав на кнопку, произнёс секретарше:

— Оксана, пожалуйста, два кофе с коньяком, так как любит Владимир Петрович.

— Хорошо, Алексей Иванович, сейчас сделаю, — ответил динамик услужливым женским голосом.

— Уважаешь бывшее начальство — это хорошо, — откинулся самодовольно на спинку стула Помпей и достал пачку сигарет.

Ухваткин хотя сам и не курил, но держал в кабинете пепельницу для высоких персон, поэтому сразу пододвинул её по диагонали стола к Помпею, а сам встал и, подойдя к окну, приоткрыл его. Вернувшись на место, он повёл неспешную светскую беседу, как обычно ни о чём и обо всём.

Вошла секретарша, расставила чашки с дымящимся и ароматным кофе и удалилась, виляя бёдрами. Помпеев проводил эти движения похотливым взглядом. Разговор продолжился, в процессе которого выяснилось, что Помпей планирует начать работу в фирме только под осень к выборам и останется лишь в том случае, если Ухваткин пройдёт в Думу. Попросил немного денег на летний отдых, обещал помощь по мере своей сегодняшней возможности.

— Чем сейчас ты сможешь помочь, разве только информацией, — посетовал Ухваткин, подводя беседу к финальному концу.

— Не скажи, Алексей, круг моих знакомств настолько обширный, начиная от науки и артистов и заканчивая всякими колдунами и экстрасенсами, может что-то из бывших связей тебе пригодится, — возразил бывший мэр.

— Вот кстати, а знакомого медиума у тебя случайно нет? — подхватил идею о связях Алексей.

— Медиума? — удивлённо поднял брови Помпей, — да я не знаю даже, кто это, а тебе зачем?

— Да морока с диском, ну помнишь, я рассказывал тебе, — нехотя пояснял Ухваткин.

— Слушай, давай у моего знакомого экстрасенса спросим про медиума, — неестественно участливо предлагал свои услуги Помпей.

Он достал свой мобильный и начал поспешно перебирать записи в электронной памяти аппарата, беззвучно шевеля губами и бровями одновременно. Наконец отыскав нужную запись, Помпей с удовлетворением нажал на кнопку соединения. Ожидая ответа абонента, он заговорщицки и дружественно подмигивал Ухваткину. В телефоне что-то ответили, и Владимир Петрович, прекратив ужимки, сделав выражение более серьёзным, начал общение с человеком при помощи достижений технического прогресса.

— Здравствуйте, Даниил Маркович, — протяжно басил он, — с вами говорит Помпеев, не забыли ещё?

— Вот и ладненько, как ваше ничего?

— Хорошо, когда хорошо.

— Что звоню, да вот такой странный вопрос возник и думаю, вы по старой памяти сможете мне помочь.

— Какие деньги? — в этот самый момент Помпеев густо покраснел, — пустяки, вы мне лучше поясните, кто такой медиум и с чем его едят?

На другом конце эфира возникла пауза, которую ощутил даже и Ухваткин, но затем речь и комментарии Помпея возобновились.

— Даже так, одно и то же. Тогда выходит, что ты мне и нужен.

— Ну, не совсем мне, другу моему, помощнику бывшему.

— Да диск у него пропал компьютерный, не знает, куда он делся.

— Конечно нужный, все ищут и не могут найти. Можешь пособить?

— Ухваткин Алексей Иванович, хорошо, перезвонит.

— Лады и я рад. Всего хорошего.

Удовлетворённый Помпеев нажал на кнопку прекращения связи и спрятал телефон.

— Ну, вот позвонишь Даниилу Марковичу и договоришься о встрече, — обратился он к Ухваткину, вырисовывая номер телефона на жёлтом квадратном листочке.

— Кто такой твой протеже и почему у него такие странные инициалы? — Алексей заинтересовался происходящим и стал рассматривать записи на листке после передачи ему Помпеем.

— Инициалы похоже надуманный псевдоним, а на самом деле психотерапевт, плюс ко всему парапсихолог и дипломированный экстрасенс. Говорит, что медиум — это его устаревшее название, больше ироничное, — пояснил Помпеев.

— Хорошо, я оставлю телефон и подумаю, — согласился Ухваткин, вклеивая листок в свой ежедневник.

— Ну, естественно, для этого я и писал, — удовлетворённо пояснял Помпеев.

 

Глава 17

"Писать грамотно, говорить грамотно и культурно, конечно, важно и нужно. Так должен поступать любой современный молодой человек. Но, с другой стороны, правила русского языка, словарный запас находятся в постоянном движении, видоизменяются, подстраиваются под новые условия, а мысль как была, так и осталась на прежнем уровне. Неважно, какими словами и по каким правилам она доводится, главное здесь соль — то, что в ней ценное и новое, что подвинет общество или того же молодого человека к своему новому мышлению, что побудит его стать лучше и качественней как человека, настоящего человека, человека, понимающего любовь и исторгающего доброту".

На такие мысли Хрусталёва навела передача по каналу "Культура". Блуждая по каналам в выходной день, отказавшись от шопинга с супругой, он натолкнулся на интервью с ректором одного регионального педагогического университета. Ректор, инициатор проекта и разработчик программы всеобуча для жителей региона, поддержал своего губернатора, издавшего указ о борьбе со сквернословием, и открыл службу скорой лингвистической помощи, оптимистически докладывал, что телефон лингвистической "неотложки" раскалывается от звонков.

"Всеобуч и борьбу с безграмотностью мы уже однажды проходили и куда вырулили, опять туда же, — продолжал размышлять он, — хороший словарь Даля, но опять говорят, устарел и интересен только для специалистов, выражаясь по Задорнову: "… узкому кругу ограниченных людей".

"Ходим по кругу и не можем никак его разорвать, вот и с Марией всё не так, говорим о правильном мышлении, стараемся очистить сознание от лишнего, а сами придумываем варианты обмана, как скрыть истинные намерения от других. "Интуиция, ведомый и ведущий", к чему всё это ведёт? Возможно, честность и открытость позволит нам преодолеть непонимание между мирами. Или опять вариант Черникова, получается: "… только бледнолицый брат может вторично наступить на грабли".

"Не хочу быть бледнолицым, — Андрей неожиданно остановился посреди комнаты, всё это время он расхаживал взад вперёд, не замечая и не обращая внимания на то, что он делает, — вот ещё в школе учат: будь честным, добрым, отзывчивым, терпеливым и толерантным. И тут же говорят, какой плохой мальчик, с ним не стоит водиться, дружить. Вот те раз, где же те правильные понятия — испарились. Значит всё в нашем сознании, которое формируется мышлением или наоборот. Похоже, я запутался".

Он присел на диван, телевизор что-то демонстрировал, но его это не трогало. Ему захотелось, чтобы открылся тот канал с иными, как казалось, правильными мыслями, но канал молчал.

"Вот сейчас к месту, а его нет, почему? Не согласен? Или нечего добавить?"

Он снова встал и начал ходить по комнате, накручивая круги и заодно своё психическое состояние новыми мыслями. Опять остановился:

"Браслет! Заведу будильник на две минуты, нет на четыре, и войду. Страшно? Нет. Опасаюсь неизвестности? Нет, жажду расколоть орешек. Тогда вперёд, всё получится".

Он решительно прошёл в соседнюю комнату, отлепил от монитора браслет и вернулся обратно. Выключил телевизор, поставил в электронных часах будильник на сигнал через пять минут, надел браслет и уселся на диван.

Закрыл глаза и приказал браслету совместить метку с кнопкой. Тишина. Вибрация. Возбуждение жжёт огнём изнутри и не даёт почувствовать и услышать самого себя. Но вот жжение вытесняет приятная теплота. Он понимает, что успокаивается и вместе с покоем приходит то, что видел и пережил однажды.

Снова тёмное пятно мешает увидеть, что там впереди, и полёт уже не полёт. Пятно раздражает и препятствует наслаждению полётом.

"Как в детстве, чёрная бездна отвлекает от падения. Да, так, как в детстве".

Неожиданно движение прекратилось, темнота обняла сознание, посерела, а затем, вообще растаяла. Появилась картинка, мальчик семи-восьми лет подходит к двери зелёного деревенского домика, с раскрытыми ставнями и большим фанерным прямоугольником над входом, имеющим деревянное обрамление и надпись жёлтой краской посредине. Надпись состоит из двух частей: отчётливой и читаемой "Магазин", и второй, трудновоспроизводимой, сливающейся в еле заметные, скорее начертания, чем прописные буквы.

Открывается дверь, и он входит в наполовину застеклённый тамбур домика, сквозь стёкла и защитную панцирную сетку просматривается помещение магазина. Он с усилием оттягивает тамбурную дверь с пружиной и проскальзывает внутрь. Дверь хлопает негромко, но стёкла тамбура предательски звенят, чем вводят мальчика в явное смущение, и посетители разом оборачиваются и осматривают вошедшего. Белокурый мальчишка, слегка втянув голову в плечи, пристроился в конец очереди из двух человек и натужено выдавил из себя: "Здрась-те".

Женщина, лет тридцати, за которой встал мальчик, приветливо кивнула, продавщица, с одутловатым лицом и заретушированным пудрой кровоподтёком под левым глазом, сурово промолчала.

"Здравствуй, сынок", — за всех ответила добродушная и разговорчивая бабушка в тёмном цветастом платке, синей шерстяной кофте и чёрной длинной юбке по самый низ щиколоток ног, обутых в запылённые летние сандалии.

"Ты, чей будешь?" — спросила она, достав из небольшого кулька карамельку, и протянула мальчишке. По лицу скромняги пробежал румянец, но он всё же взял угощение, ответив при этом "Спасибо", а вопрос оставил без ответа.

Бабуля повернулась к продавщице, которая в этот момент отвешивала на весах манную крупу. В руках она держала большой алюминиевый совок с деревянными ручкой и тыльной стороной, из которого небольшими порциями добавляла манку в холщёвый мешочек, стоявший на весах.

"Вальк, это чей?" — обратилась уже к ней с повторным вопросом бабушка.

"Витьки Хрусталёва", — пробурчала та и, закончив взвешивать, воткнула во что-то под прилавком совок.

"Что ещё?" — спросила она, не поднимая глаз, сняв с весов мешочек и поставив его перед покупательницей.

"Так это же я, так это же обо мне говорят", — донеслось где-то, в удалённом сознании Андрея.

"Как это может быть?" — возник сам собой вопрос. Он наблюдал всю эту картину со стороны, даже не со стороны, а откуда-то сверху. Видел самого себя из детства, белобрысого мальчугана в цветастой рубашке с закатанными рукавами, летних выцветших тянучках, коричневых плетёнках с чёрными носками на ногах и зажатыми в кулачке бумажными деньгами.

Неожиданно ощутил и запах. Запах пряностей от селёдочного маринада, халвы, подсолнечного масла, мятных пряников и драже, керосина, резины новой обуви и велосипедных покрышек. Запах сельпо.

Он обозревал всё вокруг откуда-то из-под потолка помещения, и ему казалось, что приложи сейчас какое-то усилие, и он перевернётся и увидит сам дощатый, крашеный серой краской, потолок. Но как это осуществить он не представлял и продолжал видеть только то, что было под ним.

На длинном и широком прилавке коробки с пряниками, печеньем развесным, карамельными и шоколадными конфетами, поднос с оплавившейся халвой, укрытой пропитанной холщёвой бумагой, нож с деревянной ручкой и длинным, широким, тёмным лезвием, с прилипшими к нему кусочками халвы, синие весы с красной стрелкой посредине.

За прилавком проход и полки вдоль стены для товара. На полу прямо под полками размещены: ящики, деревянный с сухарями и большой фанерный, наполовину заполненный спичками; мешки, бумажный с макаронами и холстинные с мукой, сахаром, пшёнкой и гречкой. К внутренней стороне прилавка, ближе к глухой стене, прижаты две деревянные бочки, одна с маринованной сельдью, другая — килькой.

На нижней полке сразу за продавщицей ряд картонных коробок. В первых двух коробках драже "Мятное" и "Морские камушки". Далее две с сигаретами "Прима" и "Астра". В оставшихся — папиросы "Волга", "Волна" и "Беломорканал".

На средней полке штучный товар. Консервы — "Бычки в томате" и "Морская капуста". Сырки — "Плавленый" и "Дружба". Соль, сахар "Рафинад", печенье "Привет" и вафли в пачках. Сигареты с фильтром "Ява 100" и без — "Солнце" и "Шипка".

Выше консервация и спиртное. Трёхлитровые банки с маринованными зелёными помидорами, берёзовым соком и консервированными яблоками в сладком прозрачном сиропе. Бутылки по 0,7 литра с тёмными вермутом и портвейном и по 0,5 прозрачные, одна с высоким горлышком "Экстра", другая с низким, но зелёноватым стеклом и надписью "Водка".

Полки разрывались входом в подсобное помещение, которое было полутёмным, но проникающий из зала свет вырисовывал ящики с бутылками, какие-то мешки и коробки. Собственно вход в подсобку разделял магазин на два отдела, продовольственный и промтоварный. Прилавок перед входом, оснащённый перекидным щитом на петлях, при его поднятии, позволял из зала пройти в подсобку и в заприлавочное пространство.

Вторая половина магазина по своей структуре была зеркальным отражением первой и отличилась лишь товарным ассортиментом. Здесь на прилавке лежали два рулона с клеёнкой и один с непонятным тёмным материалом, то ли шерстяным, то ли суконным, определить который более точно визуально из-за скудности освещения невозможно, разве лишь только на ощупь. Между рулонами затерялись деревянный метр, ножницы огромного размера и кусочек мела.

На полках, сразу от проёма в подсобку — парфюмерная секция. Одеколоны "Тройной" и "Шипр", лосьоны "Огуречный" и "Розовый", духи "Ландыш" и "Красная Москва", а также мыло "Цветочное" в пачках, "Банное" и "Хвойное" без упаковки, вазелин в маленьких круглых баночках зелёного цвета, зубные щётки и паста в тюбике и прочий не очень нужный, но всё же раскупаемый населением товар — шпильки, булавки, иголки и нитки.

Далее всё вперемешку: обувь, одежда и головные уборы. Красные и белые кеды невероятных размеров, чёрные блестящие галоши, женские туфли и тапочки, мужские летние сандалии, платки, косынки, чёрные мужские трусы и синие майки, полотенца, сложенные стопочкой, светлые шляпы в дырочку. Зацепившись крючками прямо за край полки, на плечиках висели женские кружевная синтетическая комбинация и два ситцевых домашних халата, непонятной и неприятной расцветки.

Со стороны зала, прислонённые к прилавку два велосипеда: чёрный большой "Сура" и подростковый поменьше, зеленоватой покраски "Салют".

Бабуля достала из красной авоськи белую пластмассовую литровую бутыль, с выдавленными буквами на лицевой стороне "Белизна" и, протянув её Валентине, произнесла: "Мне бы маслица постного с литр". Продавщица, взяв бутылку, удивлённо произнесла: "Так она из-под хлорки! Тёть Маш, ты её хоть мыла?"

"А как же, несколько раз, даже кипятком обдавала, да ты не беспокойся, я уже второй раз в неё масло наливаю", — засуетилась баба Маша, испугавшись, что продавщица не станет в такую тару отпускать масло.

Валентина подняла перекидной прилавок и вышла в зал, проходя мимо мальчишки, бросила на ходу: "Андрюш, если опять за водкой для отца — не дам, я предупреждала". Лицо мальчишки покрылось пунцовыми пятнами, но он оставался стоять на своём месте.

За него вступилась молодая женщина: "Пацан — то в чём виноват? Что его попусту гонять? Ты вот Витьке самому и говори".

"Да говорила уже и не один раз", — отвечала Валентина, пристраиваясь к деревянной бочке с подсолнечным маслом, стоящей в углу, образованного тамбуром и капитальной стеной. Каким образом происходил разлив масла по мелким тарам, для многих всегда оставалось загадкой. Механизм казался простым, кран внизу бочки, глубокий поднос на полу с ковшиком. Сверху в крышке бочки проделана дырка, и в неё вставлена длинная ровная палка. Продавщица, облачённая в синий рабочий халат, начала поднимать и опускать палку, и из крана полилось подсолнечное масло, подставив горлышко бутылки из-под хлорки, она наполняла её вязкой янтарной жидкостью.

В этот момент открылась входная дверь и, в тамбуре оказался мужчина в пиджаке и фуражке. Он распахнул вторую остеклённую дверь и вошёл внутрь магазина. Дверь, получившая большой размах, очень сильно хлопнула, стёкла тамбура загремели и задребезжали. Звук усиливался и приобретал новую тональность, больше похожую на электронный зуммер.

"Будильник!" — молнией пробежала догадка, где-то рядом, чуть в стороне.

"Браслет!" — вторила ей другая.

Изображение пропало, словно кто-то задёрнул штору, серую, состоящую из плотного сумеречного тумана. На правой руке почувствовалась вибрация, и штора тоже исчезла, осталась только темнота прикрытых век.

Андрей нехотя открыл глаза. Что он испытывал в это миг? Какие эмоции и мысли бурлили в его голове? Сам он не мог их квалифицировать, хотя нет, есть такое определение — хаос.

Он продолжал сидеть на диване некоторое время, потерявшее измерение и, не осознавая, где он и что перед ним, направлял свой невидящий взгляд вперёд и вниз, как там.

— "Что случилось?" — неожиданно знакомый скан начал выводить его из лёгкого ступора.

— "Что случилось?" — повторил вопрос он сам себе.

— "Да, что-то произошло такое, что интуитивно заставило меня прочувствовать и встревожиться", — не сдавалась Мария.

— "Я побывал в детстве" — скорее для себя, чем для кого-то пояснял Хрусталёв.

— "Вам приснилось? Вы спали? Или…?"

— "Да то, что ты подумала".

— "Чем же ты там занимался?" — Мария так же перешла на "ты".

— "Ходил отцу за водкой".

— "Откровенно правдиво. Это бывало на самом деле?"

— "Да. И не один раз. Просто я об этом почти забыл".

— "Хотите ещё чем-то поделиться?"

— "Если самую малость…".

— "Внимаю".

— "Нам с ними нужно быть предельно честными и откровенными, тогда всё получится".

— "Ты уверен?"

— "Абсолютно".

— "Какие откровения ещё готовы получить свободу?"

— "С остальным я ещё не разобрался. Как только, так сразу".

— "Надеюсь и жду".

Последовала пауза и уже казалось, что обмен прекратился, но Хрусталёв не выдержал и продолжал:

— "Мне нужно очистить моё сознание от тёмного пятна".

— "Это уже что-то новенькое".

— "Да, неприязнь и вражда с Механизатором, мешают моему сознанию".

— "Так что же произошло между вами?"

— "Я позаимствовал из его авто компьютерный диск, и теперь этот диск все ищут, в том числе и милиция. В настоящий момент не знаю, как вернуть".

— "Что на диске?"

— "Электронная картотека компромата".

— "Давно это было?"

— "Третий месяц уже пошёл".

— "Ничего не делайте, завтра при встрече более подробно обсудим и примем правильное решение".

Хрусталёв остался со своими мыслями в одиночестве, т. к. обмен с Марией закончился, а проблема давила.

"Как вернуть? — продолжал он рассуждать, — просто позвонить по тому телефону, что до сих пор болтается на кусочке бумаги у входа в подъезд. Попросить вознаграждения. Как я объясню, что диск его. Что все ходят по улицам и дворам и поднимают диски, которые лежат без присмотра, суют их в свои компьютеры, взламывают пароли и определяют по содержанию, кому принадлежит диск. Вот попал. Взять оказалось намного проще. Может позвонить, встретиться, объяснить правдиво, извиниться и вернуть. Механизатор — человек неподготовленный, скорее всего, пригласит специалиста, а уж тот — санитаров. Смешно. Вот и говори правду, врать нельзя — молчи. Молчать нельзя. "Чтобы ни говорили — правду не скажут". Это входит не только в искусство дипломатии, но и в жизнь простых людей, коль об этом складывают афоризмы. Многие иное считают пустотой, мракобесием и сами остаются пустыми во мраке".

Зазвонил телефон и прервал копание Андрея в себе. Елена спрашивала в который раз, какие лезвия покупать. Ответив ей, он уже не вернулся на прежний ход мысли, а переключился на то, что видел в этом удивительном путешествии.

"Да всё так и было. И магазин, и эти походы за водкой, которые я так ненавидел. Тётю Валю помню, остальных нет. Почему всё, в том числе и себя, видел сверху, а не со спины? Ведь это просто моя память, усиленная браслетом. Возможно, я ошибаюсь. Шёл за одним, а пришёл к другому. "Чаще всего сбывается неожиданное". Опять афоризм, вот выражение засело в голове, а фамилии автора нет. Наверное, эти мысли просто не его, человек занимается собирательством народных мудростей. Возможно, опять ошибаюсь".

Он встал с дивана, включил зачем-то телевизор, ведь смотреть не собирался. Покрутил в руке браслет и отнёс его в другую комнату на привычное место. Там достал из стопки диск, осмотрел внимательно поверхность, словно ища какие-то незамеченные раньше знаки и, не обнаружив ничего нового, оставил на столе у клавиатуры на видном месте, чтобы завтра, уходя на работу, не забыть прихватить его с собой.

 

Глава 18

Ухваткин, поднимаясь по лестнице в свою квартиру, на площадке второго этажа захватил из почтового ящика бесплатные газеты и различные по размеру и полиграфии рекламные буклеты, которыми так часто засоряют места общего пользования фирмы и предприниматели, все жаждущие оказать недорогие и нужные, по их мнению, услуги населению. Это одно из различий домов обычного и элитного, когда твой почтовый ящик используют как обычную мусорную корзину. Не защищает от вторжения курьеров и рекламных агентов ни железная дверь с кодовым замком, ни подъездный домофон, то ли дело консьержка за стеклом в просторном холле.

Непроизвольно рассматривая приглашения на открытие супермаркета, на посещение распродажи изделий из камня, несколько вариантов досуга с женскими именами, услуг саун и казино, он так увлёкся всей этой белибердой, что и не заметил, как перешёл к чтению бесплатной газеты с телевизионной программой и массой разнородной рекламы. И первое, что ему бросилось в глаза, колонка с предсказательницами, как потомственными, так и дипломированными, гадалками, ясновидящими и прорицательницами, которые, кроме как заглядывать в прошлое, предсказания будущего и помощи в настоящем, обещали со сто процентной гарантией настроить на удачу, устранить соперников и врагов и преодолеть полосу невезения.

"Да хорошо бы было решать все проблемы таким образом, — мысленно обсуждал он прочитанное, — не понятно лишь одно, кто умудряется давать им лицензии, формирует их модули, как проверяется сто процентная гарантия, и насколько такие услуги реальны и востребованы, а не абсурдны". Он оставил весь этот хлам на столике в прихожей вместе с ключами от квартиры и, бросив последний взгляд, задержался на рекламе от потомственной гадалки Марии, обещавшей кроме всего стандартного, но и нечто своё — помощь в отыскании пропавших вещей.

"А вот это уже может быть и интересно посмотреть, да и послушать".

"Хорошо, сходим к хвалёному экстрасенсу, а потом к ней и сравним результаты, по крайней мере, развлечёмся, если всё окажется чепухой".

Он извлёк из кейса ежедневник, отыскал страницу с вклеенным жёлтым листком. Набрав нужный номер, стал ждать соединения, но услышал лишь короткие гудки, абонент был занят.

"Не очень приятный знак для начала, но с другой стороны — работает, пользуется популярностью. Хм, а может просто болтает от безделья. Подождём".

Он прошёл в комнату, включил телевизор, хотел снять галстук, но мешал телефон, посмотрел, куда его пристроить, но так как собирался им воспользоваться в ближайшее время и, не найдя подходящего места для такого момента, просто бросил на сиденье дивана.

Переодевшись в домашнее, прошёл на кухню, открыл холодильник, привычного пива не оказалось.

"Чёрт", — выругался он про себя, вспомнив, что собирался заехать в супермаркет за продуктами. Алексей отправился в прихожую, снял трубку стационарного телефона, отыскал в базе номер пиццерии, заказал доставку и за дополнительный бонус, как постоянному клиенту, пива и креветок. О такой услуге он договорился лично с хозяином ещё полгода назад, когда вот также попал в патовую ситуацию. Что не говори, а прогресс двигают лень и холостяки.

Он вернулся в комнату и, усаживаясь на диван, поднял с сиденья сотовый телефон. Повторный звонок психотерапевту оказался более удачным.

— Даниил Маркович? — по странной привычке начинать телефонной разговор, произнёс Ухваткин, словно он звонил не по индивидуальному номеру, а в какое-нибудь общежитие или хуже того, в коммунальную квартиру с общим телефоном и вечно враждующими соседями.

— Добрый вечер. Это Ухваткин, если помните — протеже Помпеева, — представлялся Алексей.

— Я хотел бы встретиться с вами, — пояснял он цель своего звонка.

— Завтра в одиннадцать? Устроит. А где? — уточнял он место встречи.

— Седьмая поликлиника? Ни о чём не говорит.

— Налоговая Кировского района? Знаю, конечно.

— Я и не подозревал, что в одном здании. Хорошо, двести седьмой кабинет. До встречи.

Закончив телефонный диалог и отключившись, он встал и поменял местами телефон с пультом управления, последний пришлось извлечь из ниши стенки рядом с телевизором. В ожидании доставки заказа он бесцельно менял кабельные каналы, стараясь подыскать что-то, что соответствовало его сиюминутному настроению, но психическая деятельность его мозга, сформировавшая настроение, и не прекращающееся мышление уже не давали возможности сосредоточиться на чём-то конкретном.

Из его подсознания непроизвольно всплывал яд рекламы и продолжал отравлять сознание. Мысленно он возвращался к прочитанному: "Мария — отыскание пропавших вещей". Наконец, не выдержав гнёта нарастающего любопытства, Алексей снова взялся за телефон и позвонил.

Разговор с секретаршей гадалки длился утомительно долго, хотя каждый раз, когда Ухваткин, готовый уже было вспылить и прекратить общение, та меняла тему расспроса и умело уводила его от психического срыва. Наконец, закончив анкетирование, она по его просьбе назначила ему встречу на завтра после обеда.

"Блин, что уже за обучение секретарш ФСБ взялось", — подумал он после окончания разговора, но развить тему не успел, раздался перезвон домофона.

"Вот и пивко приспело, молодцы, хвалю", — вставая с дивана, он поспешил к входной двери.

Он не любил беспорядка, и почти всегда не отходил от своих принципов, но в этот раз допустил слабость и устроился с пиццей и пивом прямо в комнате на журнальном столике перед телевизором. Утолив жажду и голод, но, так и не изменив линию мышления, а лишь добавив в свои рассуждения абстрактности, он продолжал терзать своё сознание:

"Почему некоторым всё, а другим ничего? Ну, почему? Двойной стандарт? Бог, если ты есть, помоги мне! Чушь! Нет тебя, и не было. Не пью, не курю, веду приличный образ жизни, а счастья нет. Одержим идеями, женат на них? Да, это есть, но что в том плохого. Просто у тебя любимчики и забытые напрочь, заброшенные. Да, везде двойной стандарт. Весь мир так устроен. А попросту нет тебя, нет в этом мире. Люди выдумали миф о тебе, чтобы несчастных утешить, чтобы ловким удобней толкаться локтями, продираясь к своим целям.

А может в церковь сходить? Попросить у батюшки благословения на… разбой. А ведь ходят и просят, и благословляют. Скрывают правильными словами свои мелкие делишки, а мелкими положительными делами — большие отрицательные дела.

Те, у которых всё есть, одаривают церковь и детские дома, пиарясь и раскручивая себя, когда о них начинают забывать, а ведь признания хочется, значит, опять чего-то не хватает.

Да, я верю в светлое будущее, в технический прогресс, в автомат Калашникова, в "BMW", в конце концов.

Однокурсник Колька Кулагин тоже верил в светлое будущее, хотя жил настоящим. Говорил в своё время: "Жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, чтобы, оглянувшись назад, увидеть горы пустых бутылок, толпу женщин, одёргивающих юбки, и никогда и ни о чём не жалеть".

Интересно, думает ли он сейчас так, сидя уже второй год на нарах? Из замминистров в ЗК. Не усвоил правила двойного стандарта, развернул критику не в ту сторону, и вот результат.

Что не говори, Помпей прав: "Кесарево кесарю, а кесарево сечение лоху". В народе проще трактуют: "Каждый сверчок — знай свой шесток".

Я не лох, а шест мой выше. Всё у меня будет, когда достигну намеченного. Сами прибегут".

Утром вечерний оптимизм не испарился, как это происходит обычно, а даже немного возрос. Ухваткин старался не думать о предстоящих встречах, но это, как всегда бывает, сложно подавить, и ему ничто уже не казалось важнее, чем то, что ранее считалось необычным и абсурдным, а теперь, возможно, принесёт облегчение и сдвиг в его стремлениях и хлопотах последних дней. Конечно, иллюзорный шажок, но всё же движение вперёд, а не топтание на месте, по крайней мере, так ему представлялось.

Время тянулось медленно. Алексей, не дождавшись и десяти часов, отъехал от офиса, оправдывая для себя ранний старт возможными пробками, хотя самой езды до места назначения не было и пятнадцати минут.

Поток машин иногда выводит из себя, а бывает и, наоборот, успокаивает. Водитель со своим авто как бы вливается в артерии города и уже живёт не своими заботами, а общими стремлениями достичь какой-то мифической дельты, и вот там он вместе со всеми обретёт покой и уверенность в том, что двигался в правильном направлении.

Наконец томительное ожидание осталось позади, и он без пяти одиннадцать уже держался за ручку двери с табличкой за номером двести семь. Стучаться он не привык, так как считал для себя это действие унизительным, присущим чем-то сродни прислуге, потому и не ассоциирующимся с вежливостью и тактичностью.

Человек в белом халате, сидящий за столом в конце комнаты у окна, что-то писал, как и подобает врачу на приёме, даже не повернулся в сторону Ухваткина.

— Здравствуйте, — первым вступил в диалог Алексей, — вы Даниил Маркович?

— Здравствуйте, — ответил врач, продолжая писать, — а вы Ухваткин?

Алексей кивнул и сделал шаг вовнутрь, пересекая незримый порог между кабинетом и коридором.

— Проходите, — поддержал его Даниил Маркович, — присаживайтесь в кресло, так как вы пришли чуть ранее обусловленного срока, я позволю себе закончить начатое. А вы пока осмотритесь, попривыкните. Это недолго, буквально две-три минуты.

Сбоку справа у стены стояли два кожаных кресла, неприятного и непонятного цвета, какого-то оливково-бирюзового. Ухваткин присел на второе, которое ближе к незанятому стулу, напротив доктора. Кресло оказалось мягким и удобным. Непроизвольно он начал осматривать содержимое кабинета.

Отличительной чертой данного помещения являлись белизна и чистота. Всё вокруг было светлым и белым, за исключением двух элементом мягкой мебели, на одном из которых Ухваткин и сидел.

"Скорей всего спонсорская помощь от благодарного клиента, — сформировался лёгкий ироничный тезис в голове у Алексея по первому впечатлению от увиденного, — на, боже, что нам не гоже".

Белый навесной потолок с трёмя вставленными в него светильниками дневного света представлял собой, так называемый евроремонт казённого типа, пористые стены с накатом подтверждали это. Слева от двери, между стеной и высокой раздвижной ширмой, обтянутой стерильно белым материалом, раковина тюльпанчиком с поворотным краном, пластиковый мусорный контейнер рядом. Небольшое и аккуратное зеркало, вделанное в стену и обрамлённое кафельной плиткой, ниже полочка для мыла, сбоку полотенцедержатель с вставленным бумажным рулоном.

Ширма фактически разделяла кабинет на две половины. Плотный материал не позволял рассмотреть, что там за ней. Вход располагался прямо сбоку от доктора, тому не составляло труда встать и, сделав пару шагов, оказаться в закрытом пространстве.

За спиной Даниила Марковича — белая дверь с вставленной в замок связкой ключей.

"Личные апартаменты", — иронизировал про себя Ухваткин. Действительно, догадка казалась верной, так как личных вещей доктора нигде не наблюдалось.

Офисный функциональный стол стоял прямо у окна, с широким из белого пластика подоконником, на котором за продольными жалюзи прятались цветущие фиалки в трёх небольших керамических горшочках.

На стене, за стулом клиента, ещё один цветок с густыми и узкими зелёными листьями и свисающими гроздями, детками.

— Ну, вот теперь я весь в вашем распоряжении, — произнёс Даниил Маркович, закончив заполнять какую-то медицинскую форму и закрыв её.

— Вам, наверное, вкратце обрисовал суть проблемы Помпеев, — как-то нехотя начал Ухваткин, но его тут же перебили.

— Что мы будем играть в детскую игру — испорченный телефон, рассказывайте как на духу.

Алексею пришлось изложить всё с самого начала. Он старался делать свой рассказ более подробным, не упускать мелких деталей. Наверное, повествование ему удавалось, потому что Даниил Маркович внимательно слушал его, не перебивал. В момент монолога они рассматривали друг друга, Ухваткин даже попробовал помериться взглядом, но не выдержал и больше попыток не повторял.

Перед Алексеем сидел черноволосый мужчина не старше сорока лет, с карими живыми глазами. Лицо по форме представляло собой овал, слишком вытянутый по вертикали и ссуженный по горизонтали, но имело правильные черты, которые делали его приятным.

Алексей почувствовал, что его тоже рассматривают, и от этого ему сделалось неуютно и неприятно, потому концовка изложения получилась скомканной, и, как казалось, ему не удалось чётко сформулировать собеседнику цель своего визита.

Ухваткин замолчал и опустил взгляд.

— Да не переживайте так, — вник в ситуацию Даниил Маркович, — дело, как говорится житейское, чем можем — поможем. Я погружу вас в лёгкий транс, попытаюсь высвободить ваше подсознание и пообщаться с ним. Пообщаюсь со знакомым духом по вашему вопросу, а потом подведём итог.

При слове "дух" Алексей не сдержался и натянуто улыбнулся.

— Напрасно, напрасно, я спиритических сеансов не провожу, в своей лечебной практике этим тоже не балуюсь, но кто меня хорошо знает, не сомневается в моих способностях, — пояснил экстрасенс, заметив улыбку на губах Ухваткина.

— Вы извините меня, я просто никогда не сталкивался ни с гипнозом, ни с людьми, которые разговаривают с духами, — оправдывался Алексей, — отсюда и мой скептицизм.

— Хорошо, давайте переместимся на кушетку и займёмся делом, а по окончании всё обсудим более обстоятельно, — предложил Даниил Маркович, поднимаясь со стула.

Ухваткин встал с кресла и прошёл за ширму. Там стояла высокая медицинская кушетка, с трансформируемой по вертикали ложей, поднятой так, что, заняв её, можно было находиться в полусидящем положении. Покрыта она была кипенно белой простынёй, а там, где у пациента должны оказаться ноги, её поверхность обтягивал прозрачный полиэтилен. В углу у изголовья стояла треножная штанга с крюками вверху, то ли вешалка для лёгкой одежды, то ли приспособление для постановки больным капельницы.

Ухваткин снял пиджак и повесил на один из крюков треноги. Помедлив немного, он ослабил узел галстука и присел на кушетку, ожидая от доктора дальнейших указаний.

— Вы, если не изменяет мне память, Алексей Иванович, разрешите мне для простоты общения называть вас по имени, — спросил тот.

— Пожалуйста, если так необходимо, — неожиданно для себя согласился Алексей.

— Вот и прекрасно, Алексей, ложитесь, а если туфли вам мешают, можете их снять, — предложил Даниил Маркович.

Ухваткин сначала сделал наклон корпуса и руки вниз, но потом передумал и улёгся на кушетку в обуви.

— Займите удобное положение, расслабьтесь и смотрите в мою сторону, можно поверх меня, если стесняетесь моего взгляда.

"А я не стесняюсь", — подумал Алексей, взглянув экстрасенсу прямо в глаза, и отключился.

Даниил Маркович повернулся и, сделав пару шагов к двери, открыл её.

— Выходите, — произнёс он тому, кто находился за дверью, — у нас есть несколько минут, оглашайте свои вопросы.

Из дверного проёма показался Глеб Викторович Варев собственной персоной.

— Узнайте у него, что за информация на диске, — тихо озвучил он свой первый вопрос.

Доктор взял пациента за запястье и спросил:

— Алексей, ты слышишь меня?

— Да.

— Ты будешь говорить со мной?

— Да.

— Что за информация на диске?

— Картотека.

— Что в картотеке?

— Компромат.

— На кого?

— На многих.

— Спросите, где сами документы, — вполголоса вклинился в опрос Варев.

— А где сами документы? — продолжил доктор.

— Там указано.

— Спросите, есть ли компромат на губернатора и прокурора, — поспешно поправил линию допроса Глеб Викторович.

— В картотеке есть данные на губернатора?

— Нет.

— На прокурора?

— Нет.

— На их родных и близких?

— Да, — последовало после небольшого замешательства.

— Ты знаешь, где сейчас диск?

— Нет.

— Ты потерял его?

— Нет.

— Оставил в машине?

— Да.

— Вернулся, а его нет?

— Да.

— Спросите, есть ли резервная копия? — снова проявил своё участие Варев.

— У тебя есть резервная копия?

— Да.

— Ты боишься, что диск попал в нехорошие руки?

— Да.

— Ты хочешь продать резервную копию?

— Да.

— Кому?

— Не знаю.

— Предлагал кому-нибудь?

— Нет.

— Кому хочешь предложить?

— Не знаю.

Даниил Маркович развернулся в сторону Варева и махнул ему свободной рукой. Глеб Викторович понятливо кивнул и двинулся в укрытие. Когда за ним закрылась дверь, гипнотизёр ровным и спокойным голосом обратился к пациенту:

— Алексей, я сейчас досчитаю до трёх, и ты откроешь глаза.

На слове "три" Ухваткин очнулся и поднял веки. Даниил Маркович стоял рядом с ним и держал запястье его правой руки. "Пульс измеряет", — подумал Алексей.

— Как себя чувствуете? — спросил доктор.

— Нормально, — ответил пациент.

— Ну и славно, если хотите, то переместитесь в кресло, — произнеся это, экстрасенс отпустил его руку и, подойдя к столу, уселся на своё место.

Алексей поднялся и, развернувшись, спустил с кушетки ноги. Почувствовав опору, он встал в полный рост и поправил галстук, затем снял пиджак с треноги и просунул руки в рукава, но застёгиваться не стал. Выйдя из-за ширмы и двигаясь в сторону кресла, он вопросительно посмотрел в сторону доктора.

Даниил Маркович понял, что от него ждут и первым нарушил паузу:

— Отрицательный результат — тоже результат. Сеанс прошёл успешно, диск вы действительно утратили тем способом, о котором и рассказали, — прокомментировал экстрасенс результаты гипноза.

— А что сказал ваш дух? — слегка иронично поинтересовался Ухваткин, усаживаясь в кресло.

— Вы присядьте и попытайтесь мысленно сконцентрироваться на дне пропажи. Что тогда происходило? Какие действия вы производили с диском? Если даже ничего не вспомните, просто прикройте глаза и посидите молча минут пять, не отвлекая меня от медитации, — произнёс экстрасенс.

Алексей откинулся в кресле, опустил веки и стал вспоминать тот зимний день. Целостной картины не получалось, так обрывки: магазин, флэшка, диск, компьютер, двор, джип, птичье дерьмо. Сделав небольшую щелочку, он подсмотрел, чем занят доктор. Тот сидел за столом с закрытыми глазами и слегка запрокинутой назад головой. Спина была ровной, плечи расправлены, руки ладонями опирались о поверхность стола. Никакого движения во всём теле, лишь только губы, казалось, шевелились.

"Йог медитирует, — иронизировал про себя Алексей, но мешать не стал". Он снова закрыл глаза, но концентрации не получалось, голова была пуста как барабан, и нужно было какое-нибудь внешнее воздействие, чтобы она загудела и выдала что-нибудь путное.

Так прошло несколько минут тишины.

"А, что я, собственно, желаю знать? Ну, естественно, кроме диска. Я желаю знать, есть ли жизнь после смерти. Я умру, и моё желание исполнится. Так просто. Чушь", — последнее слово прозвучало резко, как выстрел, и он открыл глаза.

Даниил Маркович, скрестив руки на груди, без проявления эмоций, наблюдал за ним.

Ухваткин дёрнулся, оторвался от спинки кресла, тем самым придал туловищу вертикальное положение, но нарушать тишины первым не решился.

— Должен вас вторично огорчить, — отозвался на его приглашение к диалогу экстрасенс.

— Что так? Дух не пришёл? — разочарованно спросил Алексей.

— Да нет, сеанс состоялся, только вот ясности не прибавилось, — ответили ему.

— Что он сказал? — продолжал расспрашивать Ухваткин.

— Сказал, что диск растворили силы из бестеневого мира, и что он не имеет туда доступа, — несколько сконфуженно оправдывался Даниил Маркович.

— Что означает "бестеневой мир".

— То и означает — мир без теней.

— Всё понятно. Тогда конкретный вопрос — сколько я вам должен? — Ухваткин поднялся и потянулся рукой во внутренний карман за бумажником.

— Нисколько. Я сожалею, что не сумел вам помочь, но так иногда бывает, — произнеся это, Даниил Маркович в свою очередь встал из-за стола с явным намерением распрощаться с клиентом.

Алексей всё правильно понял и задерживаться в кабинете не стал. Пожав на прощание руку, он направился к двери, но та была закрыта, и ему слегка пришлось повозиться с внутренним замком, прежде чем открыть её, недоумевая при этом, когда и кто успел поработать с механизмом.

Как только замок защёлкнулся вновь, открылась другая дверь, и из внутренней комнаты вышел Варев. Хозяину кабинета пришлось посторониться, чтобы пропустить потаённого гостя к креслам. Но Глеб Викторович садиться не стал, а повернувшись лицом к доктору, спросил:

— Это вы его так развели?

— Что значит развёл? — недоумённо переспросил экстрасенс.

— Не придирайтесь к словам, вы прекрасно знаете значение выражения, — настаивал на своём смотрящий.

— Ну, хорошо, если вам так нравится, — согласился с ним доктор, но всё же добавил, — только ему я сказал правду.

— Что действительно существует "бестеневой мир"?

— Да. Над нами мир духов, над ними — мир мысли.

— Так ладно, тогда перейдём к мёртвым американским президентам, — неожиданно сменил тему Варев.

— Простите, к каким президентам? — удивлённо переспросил Даниил Маркович.

— Мёртвым. Сколько долларов вы мне задолжали?

— А вот вы о чём. По-моему, около трёх тысяч.

— Долг ваш списывается. А вот это за хлопоты и молчание, — и он выложил на стол сто евро, — мог бы и больше, но номер за вашей спиной не люксовый.

Они распрощались, и Даниил Маркович облегчённо вздохнул, когда входная дверь закрылась во второй раз, достал сотовый телефон, активировал нужный номер и стал ждать соединения. Абонент упорствовал, долго не отвечал, но экстрасенс был настойчив, он как будто знал, что так и должно быть. Наконец соединение произошло, и у сторонних наблюдателей могло создаться впечатление, что разговор происходит в странной форме, словно абонент общается с автоответчиком:

— Это — Медиум. У меня есть информация по проекту "три".

Произнеся эту фразу, Даниил Маркович нажал кнопку прекращения соединения и вздохнул второй раз, но уже по-другому, ему было стыдно и противно.

Вздохнул и Ухваткин: "Одну пустышку облизали, выглядит это маниакально, но я пойду до конца". Он запустил двигатель джипа, включил радио и отъехал от поликлиники ко второй намеченной цели, на встречу с гадалкой.

"Через полчаса он будет здесь. Как только поставит машину, припаркуетесь рядом и выложите диск тем же способом, что и извлекали, ну, например, в вещевой ящик, так называемый в народе, бардачок. Дадите мне картинку вещей, и я ему подробно их опишу. Пусть потом думает, что у него склероз начался", — инструктировала Мария Хрусталёва по поводу Механизатора.

"Действительно, необычайно просто, как пропал, так и появился", — скан одобрения сформировался сам собой.

Андрей вышел из подъезда гадалки со злополучным диском в руках вовремя, так как серебристо-бежевый джип уже припарковался в неудобном и тесном дворике, ещё немного и они с Механизатором могли столкнуться лицом к лицу.

"Однако его сжигает нетерпение, коль так спешит. А машину поставил неудобно для меня", — отметил Хрусталёв про себя, удаляясь к противоположному дальнему торцу дома, чтобы не встретиться с Ухваткиным. Заворачивая за угол, он боковым зрением увидел, как Механизатор вышел из джипа и поднял голову вверх, словно рассматривая крышу девятиэтажки.

— "Он прибыл", — передал он Марии без надежды, что ему ответят.

— "Спасибо, я поняла, — неожиданно его отблагодарили, — ждите, сообщу, когда можно приступать".

Усевшись в салон своего авто, он нацепил браслет и не стал дожидаться команды, а решил проверить содержимое джипа.

Корма джипа возникла сразу из стены. В салоне на заднем сиденье кейс, но не от ноутбука. Переднее правое кресло, выпуклая крышка ящика для вещей. Темновато, но приспособившись, Андрей наблюдает знакомый полиэтиленовый файл со страховым полюсом, у него, наверное, такой же, четыре футляра, каждый с CD диском внутри.

"Вот и славно, где четыре, там и пять, — пронеслось само в голове". Покинул джип, стал дожидаться команды, выложив на панель прозрачную коробочку.

"Он занят, можно начинать".

Прикрыв глаза, он утопил треугольную кнопку на браслете. Лёгкая привычная вибрация. Сквозь веки он видит на панели коробочку с диском. Она закружилась в тёмном вихре и, распавшись на мелкие точки, исчезла. Теперь ящик, вот он, такие же прозрачные коробочки, раздвигаем, и снова тёмные точки, диск на месте.

"Вот смотри где, — передал он Марии картинку".

Выдохнул, словно гора свалилась с плеч. Он несколько минут сидел отрешённый от всего, ему не было интересно, как быстро спускался Механизатор по подъездной лестнице, как рылся в бардачке и как застыл изумлённый, найдя нужный диск, а затем, держа его в руке, пошёл обратно к гадалке.

"Он вернулся, — выдернул его из лёгкого забытья знакомый скан".

"Я не люблю оставаться в должниках, — оправдывал свой повторный быстрый визит Ухваткин, — у вас оплата по факту, а факт вот он в руках, и почему я его раньше не заметил, словно, кто глаза отводил". Он достал бумажник и, подумав, вытащил сто евро и положил на стол перед Марией.

— Спасибо, — поблагодарила она его.

— Это вам спасибо, а ведь в душе насмехался, не верил, идя сюда, — искренно говорил Ухваткин, — а потерянную удачу сможете вернуть?

— А вы про меня из объявления узнали? — вопросом на вопрос ответила Маша.

— Да.

— Ну, тогда там должны быть и другие, вот они такими вещами и занимаются, я только реальными. Настроить на удачу сможет и хороший психолог, вы обратитесь к медицине, — посоветовала она.

— Что ж, совет ваш дельный, возможно, я им и воспользуюсь, — вполне серьёзно произнёс Механизатор.

И он, смущённый, лишённый лоска и презентабельности, засуетился и, торопливо распрощавшись, вышел.

 

Глава 19

Весна вступала в свои права, природа поверила в её приход, и перемены не заставили себя ждать. Каждый день приносил обновление, стало больше солнца, зелени и цветов, но люди всегда в хорошем отыщут плохое. Можно подумать, что каждый в своём кармане носит пипетку, заполненную жидким дёгтем, в надежде, что когда-нибудь представится такая возможность накапать в мёд.

"Началось", — сердито мыслил Андрей, разочарованно освобождая поверхность автомобиля от липких и пахучих почковых оболочек тополя. Само дерево было в стороне, но умудрялось одарять округу весенним мусором не только под собой, но и в радиусе трёх-четырёх метров. Всё бы ничего, но жёлтая смола, выделяемая почками, застывала на лакокрасочном покрытии и удалялась только лишь специальным составом, не повреждающим лак, но растворяющим её основу.

"Закончатся липучки, полетит пух", — продолжал он сетовать самому себе на естество природы, освобождая подошвы обуви от липких наслоений, прежде чем забраться в салон. Пока он вытирал об асфальт кроссовки, две новые оболочки появились на лобовом стекле и капоте.

"Нет, нужно бежать отсюда, умные люди здесь машин не ставят", — накручивал он сам себя. В подтверждение своих слов оглядел двор, машин, можно сказать, не было, за исключением его и незнакомой "шестёрки".

"По дачам разъехались, и Механизатор не показывается". Он спешно покидал двор, с чувством досады от явного проигрыша борьбы с деревом. "Потом уберу", — успокаивал себя, наблюдая уже три новых куколки, две на капоте и одну на стекле.

"Механизатору не помешало бы свой джип здесь поставить, потом на мойку, во двор и опять на мойку, так и катался бы. Нет, он потом поехал бы к гадалке и спросил, кто это из его джипа кулич хочет сделать, а узнав, что тополь, — спилить и нет проблем".

Андрей мысленно переключился на своих соседей по балкону, лет пять назад заехавших в средний подъезд. С их приездом исчезли черёмуха, берёза и ива. Солнца им не хватало, и деревья неожиданно засохли. Теперь солнца слишком много, жарко, пришлось кондиционер ставить. Под шум кондиционера отдых проходит комфортней, чем в тени под шелест листьев.

"Что же получается, нам и так плохо и по-другому нехорошо. Капризничаем, кто виноват? Никто. Прогресс виноват. Тополь с машиной борется, не нравится, что дымит. Точно, если бы не машина, внимания не обратил на эти почки. Падают и падают раз в год веками, и вот те раз, не туда падают. Сразу обоснование готово, тополь — мёртвое дерево, древесина ни к чему не пригодна, пух мешает аллергикам, всё, — пилим тополя".

"Вы где пропали?" — настойчивый скан, заставил отвлечься от ироничного мышления.

"Да еду, еду", — ответил он.

"На нервах тоже", — подытожил Хрусталёв краткое общение с гадалкой.

Дело в том, что пришло время "ч", к которому они так долго готовились. На стыке двух майских праздников, они приняли решение начать поход в "Никуда". Отсюда легкое волнение и острота восприятия, а вдруг не получится.

Андрей оставил машину на привычном месте, у тротуара с торца дома. Поднявшись в офисную квартиру, он обнаружил, что Мария одна.

— Инна на праздники уехала к родным, — объяснила она Андрею своё одиночество.

— Как же вы обходитесь без секретаря? — не без иронии, но и без надежды на ответ, спросил Хрусталёв.

— Это вас тревожит больше всего в настоящий момент? — посмотрела ему в глаза Маша, стараясь уловить взглядом всё малозаметное и затаённое.

— Ну как, нашли, что искали, — продолжал он защищаться словесно, чтобы скрыть волнение.

Она промолчала и, повернувшись, прошла в комнату, не приглашая, но зная, что он последует за ней.

"Что-то не так", — показалось ему.

"Ах, да", — и он понял, что не так. Одежда. Просторный спортивный костюм и мягкие полукеды. В таком наряде своего босса он не видел никогда. Значит, сегодня приёма не будет.

"Наверное, так удобней", — подумал он, входя в привычный кабинет.

Кресло со стулом стояли на том же месте, как и при первом сеансе. Ноутбук сиротливо отсвечивал на столе, повёрнутый экраном в сторону окна. Проходя мимо своего стула, Андрей, как и прошлый раз, снял и повесил на спинку пиджак. Браслет пока не надевал, а просто держал в руке.

Мария остановилась на полпути между столом и креслом и наблюдала за ним.

"Что так прямо с наскока и начнём?" — задал вопрос сам себе Хрусталёв, направляясь в сторону кресла.

"Хотя, что тянуть, и так уже в цейтноте, не перегореть бы", — размышлял он, усаживаясь в кресло и не пряча своих мыслей.

"Да, да усаживаюсь поудобней, постараюсь расслабиться", — Андрей закрыл глаза и нацепил на запястье браслет.

"Где звуки чистой природы, музыка дождя и прочее? Где?" — спрашивал он сам себя.

Послышались шаги, щелчок по клавиатуре и, со стороны окна, сквозь шторы донёсся нарастающий шум дождя.

"Колонки на подоконнике", — прокомментировал он для себя ситуацию.

Лёгкая вибрация, браслет послушно исполнил волю хозяина. Время пошло.

Тёмное пятно статично, но он движется. Длинные искры летят навстречу и сверху, и снизу, и с боков. Сердце замирает, словно готовится к прыжку. Он не управляет уже собой, он не хозяин браслету. Сначала холодеют ноги, и он перестаёт их чувствовать.

— "Ты где?" — знакомый скан отвлекает.

— "Не знаю", — искренне ответил он.

"Я хочу туда за пятно, я хочу больше света. Я люблю…", — он не успел домыслить, чего он хочет и любит, пятно расступилось и яркий, ослепительный свет с лёгкой синевой поглотил его. Адреналин всколыхнул сердце, и оно завибрировало в бешеном ритме. Если бы не изначальное состояние покоя, оно достигло бы невероятных высот вибрации и наверняка не выдержало.

И вдруг — покой. Ровный мягкий свет, как вата окутал всё, струился вокруг и успокаивал его. Он ощущает всего себя самого. Странное знакомое видение заполняет его сознание: он лежит на спине, сверху над ним мощный светильник прямоугольной формы, поделённый внутри ещё на девять таких же. Свет очень яркий, но спокойный и не слепит. За светильником другие светильники на фоне голубого купола. Встроенные в них прямоугольники отделены друг от друга тусклыми мерцающими линиями. В каждом прямоугольнике — фигурка, также выделена мерцающим светом. Девять пиктографий человечков с расставленными руками и ногами занимают весь светильник.

"Всё было", — он вспомнил. Нет, ему разрешили вспомнить. То, что было внутри, оказалось на поверхности. Он всё знает — это материнский корабль, почти другое измерение, но не другое и не измерение. Иначе оттуда не вернуться. Он помнит, зачем он здесь, и они знают.

"Время выходит", — кто-то торопит.

"Да, они сейчас отпустят", — уверенно мыслит он.

Свет снова усилился, и сознание померкло.

Он очнулся. Сидит в кресле. Перед ним стоит Маша. Лицо её не естественно бело. Она напряжена. Она боится и ждёт.

— Всё хорошо, — успокоил её Хрусталёв, а затем спросил, — ты читала мои мысли?

— Да.

— Тебе всё понятно?

— Нет, т. е. мне вообще ничего не ясно, — скороговоркой ответила она.

Он осмотрел себя, как будто бы первый раз видел. Браслет на месте, но в каждой руке по браслету.

— Ах, да. Это тебе, — и он протянул совершенно гладкий браслет Марии.

Она взяла его боязливо и начала рассматривать.

— Так он же без кнопок, — удивлённо воскликнула она.

— Они тебе не нужны, мой браслет тоже без кнопок, — вяло пояснил он.

— Что будет с Виктором? — спросила она с надеждой.

— Это его память, — и он протянул ей другой браслет, но только с двумя знакомыми кнопками, ромбик отсутствовал.

Она не выдержала напряжения, сделала шаг и присела на стуле рядом. Вопросов больше не задавала, рассматривала браслеты и думала. Они оба были уставшими и опустошенными.

— Нам нужно немножко отдохнуть, — он, произнося ожидаемую фразу, снял браслет и прикрыл глаза.

Из колонок доносился шум моря и крик чаек.

"Не хочу море, хочу лес", — просканировал он свои желания, в отличие от прошлого раза раздражительной реакции на музыку не было.

В динамиках сменилась тема, сначала послышалось лесное эхо, создаваемое дроздом, затем разноголосое щебетанье птиц и журчание ручья. Андрею действительно почудилось, что он в лесу, и летний зной касается щёк. Природа щедро делилась, и силы восстанавливались, усталость, концентрируясь в верхней части головы в районе глазниц и висков, испарялась, истекая куда-то вверх в виртуальные кроны деревьев.

Так они просидели несколько минут, до тех пор, пока в проигрывателе Windows не закончился музыкальный файл. Хрусталёв снова открыл глаза, и оказалось, что в комнате он один. Когда и куда удалилась Мария, он это пропустил.

Вместе с усталостью исчезло ощущение, что он постиг что-то важное. Это важное и необычное снова становилось неуловимым и непознанным, ускользало, отодвигалось, но манило и звало за собой. Хотя, конечно, чем-то он и мог поделиться с Марией, тем, о чём они догадывались, но не решались сказать вслух и не предполагали, что, по сути, такое возможно. Увидеть чудо и остаться в живых — это и есть чудо.

Он попытался разбить событие на части, но оно казалось монолитным, и потому анализа как такового не получалось. "Пусть лучше она спрашивает, а я отвечу", — пришёл он к выводу.

Он нехотя поднялся с кресла и переместился к столу, снимать пиджак со спинки стула и одевать не стал, а лишь положил в карман браслет. Присел на стул и стал заново осматривать комнату, как будто бы его отсутствие в помещении было длительным, и здесь могли произойти значительные перемены.

Но всё было прежним, и к тому же, теперь это для него имело малое значение. Спиной почувствовал, как в комнату вошла Мария. Она прошла к креслу и взяла стул, чтобы переместить его на прежнее место за столом. Проделав это — она села напротив.

Руки её были свободны от чего либо, цвет лица восстановился и имел обычный оттенок, но мимика скована, а в выражении проявлялись напряжение и озабоченность.

"Браслеты прятала", — подумал Хрусталёв.

"Странно, почему я не подвергаюсь вторжению?" — задал сам себе он вопрос.

— Потому, что у вас в голове сейчас сумбур, вы сами не можете разобраться в себе, — ответили ему вслух.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Андрей у Марии, тоже перейдя на вы, — ведь на вас лица не было.

— Я уже второй раз наблюдаю такие вещи, а привыкнуть к ним не могу, — пояснила она.

— Что так страшно? — спросил Андрей и остановил взгляд на уровне её глаз.

— Ужасно. Моя психика подверглась сильнейшему стрессу, — отвечая, она прятала взгляд, отводя его в сторону.

— А у меня закрадывается сомнение, что всё это происходит в нашей голове и не более. Голова человека — это и есть иной мир, — произнося это, Хрусталёв невольно посмотрел на тёмный силуэт кресла у окна.

— А браслеты? — возразила гадалка.

— Но их наблюдаем только мы. Видения и перемещения — это всего лишь наши вожделения, многократно усиленные и превращённые в голограммы, которые мы ожидаем увидеть, вот они и мерещатся нам, — Андрей излагал опровержения, не веря в их убедительность, оттого и смотрел прямо перед собой на поверхность стола, будто пытаясь именно там отыскать подтверждение своим доводам.

— А что такое материнский корабль? — стараясь не вступать в полемику, продолжала расспрос Маша.

— Это искусственное сооружение, специально сконструированное для исследований и контактов, — Хрусталёв озвучил ответ так, словно отчеканил зазубренный текст.

— Ты видел их? — неожиданно переключилась она на новую тему и перешла на ты.

— Их невозможно увидеть, они не имеют физических тел, но для эффективности общения с нами на техническом уровне созданы машины, подобные человеку и с человеческим мышлением — это биороботы, — невозмутимо пояснил Андрей.

— С коровьими глазами? — живо по-детски поинтересовалась она.

— Возможно, — слегка запнувшись, ответил Хрусталёв.

— Так кто и откуда управляет роботами? — логичная постановка вопроса с прямолинейной формулировкой заставила ответчика призадуматься.

Повисла пауза, во время которой Андрей лихорадочно искал нужные слова и подбирал фразы, всем своим видом показывая, что он знает ответ, но не может выразить его вербально. Он даже хотел пошутить, мол, как собака — всё пониманию, а сказать не могу, но передумал и ринулся напролом:

— Они пришли из нашего прошлого и будущего в наше настоящее, чтобы предостеречь нас от ошибочного пути. Мы уже так далеки, и нам так тяжело подняться, что они решили спуститься к нам. Они — наши мысли.

Говорил он сбивчиво и отвлечёно, ответ получился расплывчатым и не содержал конкретики.

— А как же другие планеты и цивилизации? — продолжала гадалка сыпать ему новые вопросы.

— Существуют. Но какой смысл взаимодействия, если мы будем изучать их, а они нас. Этим самым ещё дальше отдалимся от главной цели, мы не станем ближе к Абсолюту, — декламировал он, будто читал невидимые субтитры, — и потом, как в народе говорят: "Если слепой поведёт слепого, то оба упадут в яму".

— Странно, я действительно думала, что они изучают наши души, — возглас Маши прозвучал разочаровано, с явным обращением к себе.

— Они изучают, стараются создать её аналог, психосублимированную субстанцию для биороботов, которая стала бы совестью машин, — высказывая гипотезу как уже подтвержденную, Андрей торопился, ему казалось, что он может потерять новые познания или просто не успеет их озвучить, его перестанут слушать.

— О господи! Откуда у вас такие понятия? Где вы их нахватались, — воскликнула удивлённо Мария.

— Не могу сказать, наверное, где-то и когда-то слышал, а теперь вот выплыло, — искренне ответил он.

— Я всегда думала и представляла, что душа — это жизненная энергия, которая действительно одушевляет и оживляет всё неживое, изыми её, и неминуемо наступит смерть, всё живое вернётся на круги свои, станет неживым, а тут такое наговорили, — пояснила она своё изумление.

— Так оно и есть, но она обладает ещё и психофизическими свойствами, которые могут меняться, улучшаться или ухудшаться, или становиться антиподными, — дополнил её суждения Андрей.

— Давайте оставим недоказуемое в покое, пусть метафизики с диалектиками спорят, — как можно мягче, чтобы не обидеть, но и не оттолкнуть, подвела черту под темой Мария.

— Принимайте это на веру, как аксиому, — не сдавался Хрусталёв.

Она промолчала и не стала возражать, сделала вид, что занята чем-то в компьютере. Андрей почувствовал умиротворение оттого, что ему удалось поделиться своими новыми мыслями без последствий, хотя недосказанного было ещё предостаточно. Он ожидал новой возможности высказаться, но первым начинать не хотел, чтобы не стать навязчивым и не перечеркнуть достигнутый результат. Однако он подметил в своих мыслях, что о Черникове обмолвились лишь незначительной фразой, значит разговор ещё впереди.

— Для чего они это делают? Я имею в виду: строят роботов, изучают наши души, а нельзя ли непосредственно воздействовать на наше психофизическое состояние, — то ли спрашивала, то ли рассуждала вслух гадалка.

— Нет у них такой возможности воздействовать на целую цивилизацию. Только через диалог, а чтобы диалог состоялся и был более убедительным, вот для того и нужны роботы, ведь мы верим только в машины, а доверяем лишь органам чувств, — оживился Хрусталёв.

— Не все же верят только в прогресс, многие и в бога, — ведя беседу, Маша продолжала держать свой взгляд на мониторе.

— Из тех, кто говорит, что верит в бога, очень мало любящих и верящих в него. Они скрывают словами свои дела, их нужно судить по делам их, — нараспев произнёс Андрей.

— Вы сейчас странно высказываетесь, как проповедник, — подметила гадалка с иронией и посмотрела собеседнику в лицо, — такое за вами раньше не водилось.

— Возможно истина одна, и ей не требуется других слов, — ответив так, он почувствовал лёгкое смущение потому, что, по сути, она была права, а ему никак не хотелось походить на проповедника, тем более религиозного, давало знать о себе старое атеистическое прошлое.

— И это всё они вам внушили за такой короткий промежуток времени? — продолжала атаковать Мария, нащупав в его психике слабое звено. Ей хотелось подавить те нравоучительные нотки, которые у неё на глазах пробивались в его новой манере полемизировать. У неё тоже было атеистическое воспитание, и желание быть паствой отсутствовало.

— Нет, конечно. Мне кажется, что мы все знали об этом раньше, но забыли, даже не так — информацию заблокировали в нас. А на материнском корабле её освободили, разрешили пользоваться. Я не говорил с ними, я прокручивал учебное кино, свою базу данных, они лишь слегка подправляли меня, — он тщательно подбирал слова, стараясь добиться не столько точности в формулировках, сколько отсутствия в них религиозного оттенка.

— Что вы о них думаете? — ей явно требовалось проверить его мышление.

— Что я думаю о них? Правы ли они? — Андрей сделал паузу, не заметив подвоха в её вопросе, и искренне высказался, — не знаю, делиться информацией в наше сегодняшнее время вредно для здоровья.

— Как же вы собираетесь дальше жить? Что делать? — гадалка продолжала тестировать партнёра на адекватность реализму.

— Как жил до этого, так и буду. Писать на уфолог точка ру точно не стану, цветных революций от меня не ждите. Революции вообще вредны, всё должно быть естественно, как в природе, но только без катаклизм, — рассудительно излагал свою позицию Хрусталёв.

— Я имела в виду, раздвоения не боитесь? — уточнила она вкрадчиво вопрос.

— Нет, не боюсь. А почему вас так заинтересовало это? — уже в свою очередь раздражённо встрепенулся он.

— Есть странность в ваших рассуждениях, — уже не скрывая своей озабоченности, ответила она.

— Вы сами уверены, что ваши мысли — это ваши мысли? — он осознал, наконец, то, что ему не доверяли.

— Как это? — искренне удивилась гадалка.

— А так. Намекаете, что меня зомбировали, вложили в мою голову чужие понятия и мысли, — всё больше и больше заводился Хрусталёв.

— Я так не говорила, я сказала о странности мышления, — оправдывалась она.

— Со стороны так и выглядит, — рассерженный, почти злой, он поднялся со стула и начал ходить взад-вперед, отчитывая её, — раздвоение, странность мышления! Я и раньше думал о том, как приходят и уходят мысли, как формируются мыслеформы, некоторые свои же мысли рождали удивление у самого себя. Заметьте, что больше всего вызывают удивление и настороженность — правильные мысли, вот это действительно странно. Не слова правильные, таких льётся вокруг вон сколько.

Он остановился и показал рукой выше головы мнимый уровень того, о чём говорил, и снова продолжил с жаром:

— А дел правильных и хороших кот наплакал. Вывод — истинных правильных мыслей столько же. Двойственность — двойной стандарт. Сознание и подсознание, внешний и внутренний. Они должны быть в гармонии. Человек должен ощущать себя как единое целое, и не как хозяин Вселенной, не как исследователь, а как песчинка, часть Вселенной. Человек, можно сказать, пыль вселенной. Тогда у него не будет башню сносить, извините за вульгарность. Но мы отдаляемся, мы строим свою Вселенную, изучаем внешний мир, агрессивно двигаем прогресс, забываем о внутреннем, о нашем неосознанном, но существующем, имеющем связь, помимо нашей воли, с Вселенной. Мы должны развиваться гармонично, как внутренне, так и внешне. Не создавать двойных стандартов: "Я — ось Вселенной, потому и первый". Нет такого понятия личный или национальный интерес во Вселенной, тогда это двойной стандарт. Первый Абсолют, мы — часть его. Он в нас, мы в нём. Мы любим его, он любит нас.

— Сядьте, успокойтесь. Я верю, что "башню у вас не снесло", — процитировала она его фразу, примирительно улыбнувшись, — но, по-вашему, получается — есть прогресс для тела, но нет прогресса для души?

— Мы повторяемся. Развиваем цивилизацию, которая, развившись, погубит себя, как Лемурия и Атлантида. Технический прогресс достигнет больших высот, появится соблазн, перед которым люди не устоят, и оборвётся связь с Вселенной через наш внутренний мир, — усаживаясь за стол, он успокаивался и говорил уже с прохладцей не столь конкретно и убедительно.

— Это просто мифы, не более, — мягко поправила она его.

— Но мифы созданы как предостережения кому-то, а эти кому-то — мы, — Хрусталёв привлёк лёгкую иронию с надеждой на примирение.

— Пусть так, но что такое внутреннее развитие? Как внешнее влияет на внутреннее? Как строить жизнь человеку, чтобы развиваться в гармонии? — Мария снова ставила сложные задачи перед Андреем.

— Самое простое — соблюдать заповеди. Не национализировать мораль и не ревизовать нравственность. Всё это делать внутри себя и для себя, и не из-за боязни или страха, — он говорил и сам начинал верить, что так должно быть и так оно и есть, — наше тело не зря наделено органами чувств, посредством которых происходит восприятие внешнего мира, а оно уже воспитывает внутренний. Пользуясь органами чувств, мы тренируем подсознание на умение различать объекты восприятия по иным признакам: излучаемой энергии и тонким вибрациям. В таком случае мы можем воспитать в своём подсознании за пройденную жизнь чувствительность к светлой энергии и к высоким вибрациям, т. е. ко всему прекрасному и изящному, к красоте, любви, но и наоборот, грубому и извращённому, ненависти, злу. Зло — это тёмная активная энергия. Человек, как и звёзды, помимо светлой энергии, излучает и нейтральную тёмную, нельзя допустить, чтобы была потеряна нейтральность. Активность, как магнит, притянет чужую, себе подобную, сгустки чёрной энергии уплотнятся, и тогда свету не пробиться через черноту. "Чёрная душа" — чёрное покрывало окутало душу и не даёт ей возможности пробиться к свету. "Сгорит в огне и очистится", но уже не здесь, не на Земле.

— Как же тогда защищаться от зла? Толстовство? Лев Николаевич снова прав?! — Мария сама удивилась своему выводу.

— Скорей всего так, если нет ещё сил держать щит обороны, заметьте не отвечать ударом на удар, а щит самообороны, то ждите, когда силы врага иссякнут, и не усиливайте их сами, не подпитывайте своей тёмной энергией. Лучи светлой энергии рассеивают тёмную, не дают ей концентрироваться и уплотняться, а ты сам не вырабатываешь чёрное излучение и не усиливаешь зло. Это сложно понять, и дано не всем, т. е. не так, не все ещё готовы воспринять такое, потому им остаётся верить и молиться, чтобы спастись.

— Клуб избранных, — сформулировала гадалка новое понятие не без иронии.

— Нет. Круг подготовленных к восприятию. Они не должны считать себя избранными, гениями или любимчиками, они должны побороть и это. Как в себе воспитать такие качества? — Хрусталёв сделал паузу, словно задумался, и продолжил, — это вопрос вопросов. Мир меняется очень быстро и по разным направлениям, нужно слушать себя и сравнивать со стандартом, с заповедями.

— Значит, движение технического прогресса должно быть направленно не на удовлетворение потребностей тела, а души? — подвела итог Мария под дискуссией о развитии.

— Нет, это снова перекос, всё должно в гармонии, — возразил Андрей её выводу.

— Так как добиться гармонии? — противилась она, — это же замкнутый круг.

— Я не знаю, буду искать. А для начала нужно побороть двойной стандарт в себе, — уходил он от дальнейшего спора.

— Понятно, значит всё останется как прежде, поиск продолжится, — произнеся это, она поднялась из-за стола, давая понять, что тоже готова закончить полемику.

— Получается, что так, — согласился с ней Хрусталёв и переключился на другую тему, — а у тебя? Ты достигла своей цели?

— Не знаю, я теперь сомневаюсь ещё больше, когда уже точно не на что надеться, — теперь Маша выражалась загадочно и непонятно.

— Как это? А браслет? — удивился Хрусталёв.

— Да я не о том. Любят сердцем, а не памятью, — с горечью в голосе пояснила она.

— Тебе придётся начать всё заново, так это здорово — есть новая жизненная цель, — воодушевлённо ободрил гадалку Андрей.

— Ладно, хватит об этом, поживём — увидим, что там получится. Вы кофе не хотите? — предложила она Хрусталёву.

— Не откажусь, — ответил он.

— Идёмте тогда на кухню, — позвала она и двинулась к выходу из комнаты.

Он поднялся и последовал за ней. На кухне сел на своё привычное место спиной к двери. Мария наполнила электрический чайник и включила его. Две чашки с сахаром и растворимым кофе стояли и дожидались кипятку.

— Я надеюсь, наше сотрудничество продолжится, пока меня не будет, пусть Инна возьмёт мои функции, ведь, как я понимаю, ты не хочешь администрировать, — в ожидании, когда закипит чайник, она присела напротив и как бы, между прочим, спросила Андрея.

— Пусть будет Инна, — согласился Хрусталёв.

— Одно мне не ясно, почему они выбрали нас, — говорила она, уже разливая кипяток по чашкам.

— У нас есть какой-то стержень, который им позволяет классифицировать нас как благонадёжных, которые не готовят гадостей внутри себя, не притягивают чёрную энергию. И если испускают её, то только в пределах допустимого. У вашего Виктора с этим было не всё в порядке, отсюда и результат, — произнося, он помешивал в чашке кофе, — стержень или ядро, которое не позволяет формироваться тёмным беспросветным сгусткам и опасным мыслям, при выходе несущим вред не только окружающим, но и их авторам.

— Вы из ученика превратились в учителя, — без иронии и без зависти позавидовала она.

— Зря вы так. Если бы у вас был учитель и браслет, то я уверен, вы достигли бы более значимых высот, — искренне произнёс он, а затем посетовал на самого себя, — я, например, до сих пор не понимаю и не умею пользоваться информационным полем.

— Спасибо за комплимент, я польщена, — поблагодарила Мария и добавила, — а что касается информационного поля — научитесь, время поможет.

Дальше они пили кофе и молчали, каждый думал о своём, не вторгаясь друг другу в процесс мышления и не подглядывая за ним. Зачем подгружать своё сознание другими проблемами, если свои новые отнимают слишком много энергии.

 

Глава 20

Хрусталёв в конце мая простудился и заболел. Сильнейший насморк мучил его целых два дня. Он взял больничный и не вышел на работу. Больничный лист, в прямом смысле данного понятия, не оформлял, к врачу не обращался, просто позвонил Инне и сказал, что подлечится. От насморка избавился на третий день, но налетела хандра, и он продолжал валяться дома на диване, симулируя болезнь по инерции. Инна, оставленная администрировать Марьей Анатольевной, не торопила его и с делами справлялась сама.

Маша уже две недели находилась в Москве, пробивала визы в Швейцарию для лечения Черникова. Его родственникам она предложила вариант оздоровления в частной клинике заграницей, хотя на самом деле всё должно было произойти иначе.

"Зачем такой сложный путь, — поначалу недоумевал Андрей, но затем, поразмыслив, пришёл к выводу, — в принципе разумно, вернётся память, отпразднуют событие и начнут медовый месяц".

Своё же состояние Андрей охарактеризовал как синдром нелинейных перемещений. В основу названия легла формулировка из рассказа Марии об их раннем опыте, тогда Черников после своего первого сеанса также выглядел отрешённым от жизни.

С гадалкой они условились, что в период постановки памяти Виктору телепатически общаться не будут, а для экстренной связи используют только технические средства. Сознание Хрусталёва переваривало случившееся и приспосабливалось к новым условиям взаимодействия с окружающим миром, но подобрать слова и объяснить вербально свои переживания у него не получалось. Проскользнула мысль позвонить Рогалёву, но потом, не получив конкретного наполнения, загасла.

Он беспрерывно смотрел телевизор, забросил компьютер, пропал интерес к любимому интернету. Новости, сериалы, шоу и огромное количество рекламы то, чем занимает современное телевидение эфир, подпитывали его сомнение, что научно-технический прогресс не только обслуживает потребности тела, но и коммерциализирует мозг и более того — душевные качества.

Так могло бы продолжаться неизвестно сколько, и поменять такое настроение ему самостоятельно не хотелось, в таких случаях, помимо лечения у специалистов, помогает стресс или какое-то неординарное событие, способное встряхнуть и перевернуть сознание. В том сословии, к которому относился Андрей, к психологам не обращались, известный лекарь — спиртное, более доступное и обычное, для него было неприемлемо.

Сюжет в местных теленовостях, так, криминальные разборки, поначалу не заинтересовал его, но продолжая оставаться перед экраном и поневоле слушая репортаж корреспондента о происшедшем, он, сначала увидел бежевый "лексус" с разорванной крышей и без стёкол, а затем и услышал фамилию пострадавшего — бизнесмена Ухваткина А. И.

Вечером гудел весь двор, приезжала скорая помощь и забрала Веру Васильевну в стационар. Жена приносила одни слухи невероятней других. В машине находились двое, оба остались живы, но Ухваткин пострадал намного больше, чем его пассажир, от мощного взрыва его сильно контузило, и он пока ничего не помнит, и никого не узнаёт. Говорили, что взорвали конкуренты по бизнесу, что устройство подложили не под днище автомобиля, а прямо на крышу над водителем, возможно намеренно, чтобы убить Ухваткина.

Первая реакция Хрусталёва — любопытство, а затем досада на самого себя, что не усвоил навыков чтения информационного поля, как его находить, по каким признакам отличать, как выделить и затем просматривать. Позвонить Марии не позволял уговор, а потом вспомнились её последние слова на данную тему: "Научитесь, придёт время".

"Что же, время пришло, — подумал он, — будем учиться самостоятельно". На следующее утро, поднявшись с дивана, он пошёл на стоянку за машиной, с одной лишь целью побывать на месте происшествия, воспользоваться общественным транспортом ему не хотелось.

Двигаясь в потоке машин, он зафиксировал для себя необычную закономерность: водители, стремящиеся всегда быть первыми, обгонявшие всех любыми способами, иногда с нарушением правил, в итоге всё равно оказывались последними на следующем светофоре, а те, кто проиграл им, первыми на предыдущем. "Тогда гонки по кругу или, например, по кольцевой дороге, делают состязание абсурдным", — усмехнулся он. "Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, а мало избранных" — неожиданно вспомнилась и цитата из библии. Разумом он понимал, конечно, смысл такого выражения малоприменим к данной ситуации, проще говоря, совершенно иной, но интуиция подсказывала, что и в таком случае оно уместно.

"Значит, — делал он вывод, — стремление многих к лидерству выглядит ошибкой, а знания большинства людей — ложью". Он так увлёкся рассуждением, что поначалу и не заметил, как вирус лидерства в нём самом взял верх и гонит его по свободной левой полосе за таким же сумасшедшим, а опомнился лишь тогда, когда стал искать светофор, чтобы по возможности проскочить перекрёсток сходу. "Они, что, не могут светофоры размещать наверху, чтобы их было видно издалека, — ругал он дорожные службы, резко тормозя, когда красный огонёк на фонарном столбе возник неожиданно между автобусом и грузовиком, а тот, который впереди, так и проскочил на красный, и что самое удивительное, все стоящие на зелёном пропустили его". "Дурной пример заразителен, — читал он собственный скан, — а с искушением тяжело бороться".

Прибыв на улицу, где, согласно репортажу, и произошла трагедия с Механизатором, он смог припарковаться лишь на противоположной стороне, только там не было запрещающих знаков. Оставаясь в машине, он некоторое время внимательно осматривал всё вокруг, особенно фасад здания, на фоне которого, как ему помнилось, у тротуара стоял джип с развороченной крышей. В данный момент всё было убрано, и не было никаких видимых следов происшествия.

Сидя за рулём, он нацепил браслет и продолжал наблюдать здание сквозь закрытые веки, но ничего не менялось. Тогда он стал вспоминать картинку из видеозаписи и делать попытки наложить её на фон наблюдаемой местности. Сначала ничего не получалось, то видеозапись, то зримое окружение, и так несколько раз, и вдруг, что-то произошло, наблюдаемое и воображаемое стали единым целым. Изображение приблизилось и увеличилось в размере, но поменяло естественные цвета на бледно-серые.

Он открыл глаза, но видение не исчезло, более того, в нём было что-то ещё необычное. И тут его осенило: "Крыша!" Крыша джипа была ещё целой.

"Лексус" стоял у тротуара напротив пятиэтажного здания под вывеской "Аптека" на первом этаже. В двух метрах сзади фонарный столб, на нём дорожный знак "Стоянка запрещена". Стёкла не были опущены, но сквозь слабую тонировку просматривалось, что в салоне находилось двое мужчин, и они о чём-то беседовали.

Мимо проплыл легковой автомобиль и встал впереди джипа, из него вышли двое, в форме милиционеров. У одного из них в руке жезл. Они подошли к передним дверям "лексуса". Тот, у которого жезл, остановился у водительской двери. Другой со стороны тротуара — у пассажирской. Опустилось стекло, милиционер отдал честь рукой, и Механизатор, да это был он, засуетился и достал что-то, похожее на удостоверение, из кармана. Проверяющий подержал книжечку в руках и вернул обратно владельцу. В этот момент второй милиционер разговаривал с пассажиром, и Ухваткин повернулся в его сторону и передал документ и ему. В тот же миг инспектор с жезлом достал прямоугольный предмет из кармана и положил на крышу джипа, затем козырнув, стал отходить к своей машины. Второй милиционер не задержался, возвратил хозяину его вещь, и так же как его напарник, отдав честь, поспешно ретировался.

Автомобиль, мигая неестественным указателем поворота, резво стартовал и растаял на глазах. Пассажирская дверь джипа открылась и, покинув салон, на тротуаре оказался собеседник Механизатора. Он, прижав к уху мобильный телефон, повернулся лицом к Хрусталёву, и Андрей опознал его — это был Варев.

Глеб Викторович слегка наклонился, словно прощаясь, что-то произнёс Ухваткину и захлопнул дверь. Механизатор, видимо недовольный окончанием разговора, засуетился, дёрнул ручку и сделал движение туловищем, чтобы поставить ноги на асфальт. В этот момент на крыше "лексуса" возник голубой шар. Ухваткина выбросило из машины, ударив о полуоткрытую дверь. В разные стороны полетели стёкла, мелкие предметы и пыль. Поток стремительно приближался к Хрусталёву, он инстинктивно поднял руки, чтобы защитить лицо от ударной волны, дёрнулся и ушиб правый локоть, к тому же нажал на выключатель звукового сигнала. Резкая боль в руке и протяжный гудок сигнала вывели его из состояния наблюдателя, всё исчезло.

Он сидит в своём авто, сигналит, и потирает ушибленный локоть. На противоположной стороне под вывеской "аптека" нет никакого джипа, по проезжей части двигаются автомобили, а прохожие на тротуаре оборачиваются и смотрят в его сторону. Он убрал с сигнала ушибленную руку и стал ещё энергичнее растирать локоть.

"Что их могло связывать? — рассуждал он, — уж не диск ли? Основываясь на собственном опыте: милиция, смотрящий, гадалка, здесь что-то есть. Двигался так же по цепочке, но дружбу завёл не в том месте, не туда свернул и не то искал". Андрей ещё раз посмотрел на то место, где по его предположению должен оказаться Механизатор после взрыва и, ничего и никого не обнаружив, лишь голый асфальт, снял браслет, повернул ключ в замке зажигания и поехал к Инне.

Инна была рада его возвращению на работу. Обычно немногословная, она щебетала и старалась за один порыв высказать всё то, что произошло за эти три дня. Он молчал, слушал, оценивал планы. Впервые он рассмотрел девушку пристально, словно не видел раньше. "За начальниками и подчиненных невидно, — оправдывал он свою близорукость". "Да, они похожи, да, они родственники, но такие разные, и дело даже не в возрасте, — продолжал он сравнивать Инну с Марией". Ему показалось, что за год знакомства Инна стало ещё выше ростом, возможно, просто всё дело в её одежде, которую она позволяет себе в момент отсутствия начальницы. "Да, скорей всего так, ведь Марья Анатольевна держит её в ежовых рукавицах, — продолжал Андрей оценивать Инну".

Всегда высокая и стройная в джинсах, сегодня она казалась долговязой и худой в коротком летнем платьице. Все черты лица миловидны и привлекательны, но улыбка портила всё. Когда Инна улыбалась, верхняя губа слишком высоко поднималась и открывала десну бледно-розовую с тонкой перемычкой посередине. Улыбка делала её некрасивой, лицо приобретало новые неприятные оттенки.

— Выглядите вы не вполне здоровым, — прервав своё повествование, обратилась к нему Инна, — вы не поторопились с выходом?

— Да нет, всё нормально, — отнекивался он, — так всегда выглядишь опустошённым после отдыха.

— Ну, вам видней, — согласилась она с ним.

— А Марья Анатольевна поддерживает с тобой связь? — поинтересовался Андрей.

— Да, мы вчера вечером говорили по телефону, — ответила девушка, — у неё пока всё идёт по плану, на следующей неделе они будут уже в Швейцарии, с ними отправляется сестра Виктора Ольга, иначе нельзя.

— По какому же плану? — возразил Хрусталёв и добавил, — это уже не по плану.

— Марья Анатольевна предполагала, что её одну с Виктором не выпустят заграницу, так что, получается, по плану, — пояснила Инна.

— Вот как! — воскликнул Андрей, а про себя отметил, что их медовый месяц накрылся.

— Чему вы так удивляетесь? — спросила секретарша.

— Какие ещё предположения высказала Марья Анатольевна при отъезде? — не замечая её вопроса, задал свой Хрусталёв.

— Она сказала, что над вашим знакомым, который приходил к ней по поводу пропажи диска, сгустились тучи, — сделав паузу и осмыслив сказанное, Инна поправилась, — ну не тучи, а тёмная энергия, а вот к чему — она не знала.

— Ничего себе к чему! Взорвали его на Пугачёвской улице вместе с его джипаном, — не без иронии произнёс Андрей.

— А вы откуда знаете? — удивилась Инна.

— Из телевизора, — ответил он, — по всем новостям трубят.

— Надо же, какое совпадение, — пояснила она, — а я вот не смотрю новостные программы, потому и подумала незнамо что.

— Какое совпадение? — недоумённо переспросил Хрусталёв.

— Ну, Марья Анатольевна говорила, что вы косвенно причастны к хлопотам этого Механизатора, — произнесла Инна и поняла, что сказала лишнего.

— Что ещё, говорила Марья Анатольевна? — настойчиво попросил Андрей.

— Да, собственно, больше ничего, она предположила, что в семье вашего знакомого, возможно, случится несчастье, — уже нехотя продолжила Инна.

— Всё обошлось, не так уж ужасно, как могло произойти, — более спокойным тоном пояснял Хрусталёв, — жив Ухваткин, не совсем здоров, правда, память потерял от контузии, но врачи говорят, со временем восстановится, а вот джипу не повезло больше, тот восстанавливать уже не будут.

"Да, далеко мне до гадалки, думал, что научился уже всему, поле информационное прочитал самостоятельно, а она оказалась действительно ясновидящей", — размышлял Андрей после общения с Инной. Ему самому почему-то не хотелось обладать такими навыками, и Хрусталёв не мог понять почему, его что-то отталкивало изнутри, кто-то словно нажимал на клавишу "пробел" и выдавал пустую строку, лишь только ход его мыслей разворачивался в том направлении.

Он стал забывать о предсказаниях, посчитав их свершившимися, как неожиданно вечером, дня через три, ему снова напомнили о них.

— Ты слышал, что у нас в подъезде случилось? — спросила его возбуждённо супруга, возвратившись со двора и не дожидаясь ответа, поспешила продолжить, — Вера Васильевна умерла в больнице, а похороны были сегодня, наши бабушки ездили прощаться к городскому моргу.

— Как так? — Андрей даже подскочил с дивана.

— Да вот так, сын ещё не вылечился, ничего и никого не помнит и не узнаёт, хоронила внучка с бывшей снохой. Хорошо ещё та согласилась, а так за счёт государства и под табличкой, — комментировала ситуацию она.

— А она ведь хотела, чтобы отсюда провожали в последний путь и обязательно с цветами на асфальте, — вспомнил он слова соседки, произнесённые ей во время последнего посещения их квартиры.

— Видно не судьба, — горестно вздохнула Елена, — жалко бабу Веру — хороший человек она была.

Хрусталёв почувствовал неприятное беспокойство внутри себя. Не понимая причин, вызвавших такое ощущение и не выдержав неизвестности, Андрей набрал номер мобильного Марии и поинтересовался, как у них обстоят дела.

— Нормально, — не совсем радостно ответила та.

— Что-то в голосе отсутствует энтузиазм, — осторожно, с надеждой на откровенность, продолжил расспрос он.

— Память вернулась, в свободное от лечения время втроём осматриваем местные достопримечательности, — нехотя рассказывала она о своём пребывании заграницей.

— Как ваши отношения с Виктором? — напрямую без дипломатии уже задал вопрос Хрусталёв.

— Пока никак, — коротко ответила Маша.

Разговор не клеился, и Хрусталёв, пожелав удачи и хорошего отдыха, отключился.

"Всё у тебя получится", — ободрил он её мысленно.

"Спасибо за поддержку", — неожиданно получил он ответный скан.

Удовлетворения от звонка не было, наоборот — беспокойство возросло.

"Не надо было звонить и лезть в чужую душу. Это память быстро восстанавливают, а с любовью такие штучки не проходят".

На следующий день, поднявшись в пять утра, под видом поездки в район по делам банка, Хрусталёв оказался у рынка на известном городском месте круглосуточной торговли цветами. Купив целое ведро красных гвоздик, он вернулся к кирпичному забору, отделяющего его двор от переулка. Во двор заезжать не стал, выключив зажигание, Андрей нацепил браслет и закрыл глаза.

Вечером этого же дня супруга Елена ещё раз попыталась удивить его:

— Представляешь, кто-то сегодня утром разбросал гвоздики от двери квартиры Веры Васильевны до выезда из двора.

— И что, никто не видел, как это было? — переспросил он, создавая видимость заинтересованности.

— Нет. Даже тётя Маша в недоумении, говорит, что вышла проводить дочь с внуком до угла, на асфальте ничего не было, вернулась буквально через пару минут — цветы, просто мистика, — продолжала недоумевать Елена.

— Это, наверное, внучка, ведь она любила бабулю, — сделал предположение Хрусталёв.

— Всё может быть, — согласилась она и повторила, — всё может быть. Сейчас такое в мире творится, не знаешь, чему удивляться.

— В таких вопросах мы не продвинулись дальше по сравнению с научно-техническим прогрессом, остались на уровне инь и янь, т. е. что дали нам древние предки, тем мы и пользуемся, хорошо ещё и то, что перестали сжигать на кострах ведьм и колдунов, — неожиданно для самого себя выдал тираду Хрусталёв.

— Это ты о чём сейчас? — недоумённо переспросила Елена.

— Да так, мысли вслух, — отшутился он.

— Странные и необычные мысли, — подвела она итог.

Он промолчал, и устный диалог закончился, но в голове его продолжали рождаться бестелесные образы биологических полей, которые излучались, расходились кванами во вне и, кто-то сумеет их уловить и отсканировать, и задумается тогда:

"Да, действительно, в нашем мире много необычного. Творец создал Мир с Человеком внутри, чтобы он — Человек совершенствовал его и себя, а не перестраивал. Ведь зачастую его передел вступает в конфликт с уже созданным. Это, своего рода, новое творение — Антимир. Двойной стандарт — это суть Антимира. Но мы живём ещё не там или пока не там? Кто способен дать нам ответ, — только тот, кто наблюдает нас со стороны".

МАРТ 2006 — ИЮЛЬ 2008

г. САРАТОВ