С каждым годом в США и больших городах Европейских стран все сильнее разворачивается протестное движение. Российское телевидение со смаком показывает сцены «антикапиталистических протестов» – с погромами магазинов, «коктейлями Молотова», разбитыми витринами и пылающими автомобилями. В Европе оживились подзабытые идеи левого радикализма, анархизма и т. п. Устав от кризиса, люди требуют: пусть богатые делятся с бедными. Им надоело терпеть несправедливость, растет их раздражение против богачей: они, несмотря на все кризисы, не желают умерить свои аппетиты. Это протест против самой системы организации жизни.

А что в России?

Здесь тоже наблюдается острое ощущение недовольства, особенно из-за стремительного расслоения населения: всего за какие-нибудь 20 лет среди тех, кто жил в ощущении «равенства в бедности», вдруг появились такие, кто может утереть нос богатым американцам!

Еще недавно основным носителем протестных настроений у нас были пенсионеры. Да и сейчас среди них уровень недовольства высок, оно растет, причем даже быстрее, чем у других возрастных групп. И хотя только в 2011 г. пенсии были повышены чуть не в 2 раза, а их размер значительно вырос, все-таки многие пожилые люди смотрят в будущее без оптимизма. Впереди у них неизбежное повышение пенсионного возраста, вторая волна кризиса, рост выплат по ЖКХ и прочие сюрпризы.

Не согласны со своим положением и другие, самые обделенные группы: бюджетники в небольших городах, члены неполных семей, жители села и провинции. Многие страдают от хронической недооценки своего труда. По их мнению, не существует полного соответствия между их усилиями и зарплатой. Отчасти – это инерция советских представлений о том, что «все иначе там, на Западе». Отчасти – это чувство зависти, связанное с кричащим социальным неравенством, хищническим поведением «элиты». В российском обществе ощущение неравенства переживается гораздо острее, чем в других странах – такова культурная традиция.

Много недовольных и среди богатых людей и даже «элиты»: их имущественное положение, как и приватизация 1990-х годов, нелегитимно, поэтому у них нет полной уверенности, что «добытое непосильным трудом» богатство так и останется в их руках.

Есть и еще одна причина недовольства. В последние годы Россия столкнулась с признаками очень сильного торможения роста реальных доходов, замедления роста экономики. А общество уже вошло во вкус развития и не хочет останавливаться, смириться с отказом от потребительского бума.

Неудовлетворенность русских не всегда связана с их состоятельностью или бедностью, достатком или заработками. При советской власти общество было приучено «как бы к равенству». Сегодняшние обиды, недовольство, ощущение откровенной несправедливости особо болезненны. Просто таково социальное самочувствие людей, у которых реальная жизнь не совпадает с их ожиданиями.

Так что недовольны очень многие. Тем не менее, для социального взрыва одного недовольства явно недостаточно. Настроения тревожности, неудовлетворенность – это одно, а конкретные действия – совсем другое.

Интересный вопрос: как получилось, что бо́льшая часть общества недовольна властью? Ведь нынешний президент победил на выборах подавляющим большинством голосов? Значит, большинство населения его поддерживает? Тогда кто же недоволен?

Парадокс, но подавляющее большинство жителей России в принципе недовольны нынешней властью. Однако участвуют в протестных митингах люди с высшим образованием, т. е. не такая уж большая группа. Даже в столицах (вопреки мифу об их поголовно либеральных жителях) их только 40 %.

Почему же самые образованные, небедные люди, разбирающиеся в экономике и политике, живущие в крупных городах и имеющие доступ к любой информации, – почему они в оппозиции к власти и требуют перемен? И почему люди с низким уровнем образования из российской глубинки эту самую власть любят, голосуют за нее? И таких в стране – большинство, судя по итогам последних выборов (больше 60 %).

Народ боится погружения в смуту. В Интернете есть объяснения, почему не все согласны с «болотными» митингами: «Мы те, кто не хочет радикальных перемен в стране. Те, кто уже один раз ошибся в 91-м году. Потому что такие, как мы, стояли тогда на площадях Москвы и городов СССР. Мы те, кого тогда называли интеллигенцией и кого тогда еще уважали, чье доверие обманули, ввергнув страну в такой хаос, из которого придется еще выбираться много лет. Те, кого, как сейчас говорят, „оседлали“, на чьих плечах устроили переворот и последовавший за ним беспредел. У нас много претензий к Путину. Но мы проголосовали за него по той причине, что в нашей стране не один раз лечили головную боль гильотиной. И повторения не хочется».

Так настроена необъятная русская провинция – те, у кого нет ни миллионов, ни элитного образования, ни особых талантов. Они воочию показали всем образец социального поведения людей с той самой русской ментальностью, когда не приходит в голову искать источник развития и порядка внутри себя и все права добровольно сдаются власти. Они тоже недовольны ею, но не идут на конфронтацию, надеясь, что она «одумается», подобреет и повернется к ним «человеческим лицом». Их просто пугает уличная стихия, резкие антиправительственные лозунги хорошо одетых и сытых людей.

А кого слушает власть, на кого опирается и кому идет якобы навстречу? ее поддерживают в основном жители средних и малых городов, где сохранились остатки советской экономики, индустриальные производства прошлого века. Бюджетные зарплаты там соразмерны пособию по безработице. Из 1098 русских городов таких большинство (чуть не 1000) – это русская «малая провинция». У жителей подобных городков, как правило, низкий уровень образования и квалификации, работают они на устаревшем оборудовании, с преобладанием физического труда. Они могут существовать лишь при одном условии – при поддержке нынешней власти. Сменится власть – рухнет старое производство, и они окажутся на улице без средств для существования. Это консервативно настроенное население искренне поддерживает авторитарный режим и готово простить ему и коррупцию, и административный произвол, и нарушение прав человека.

Глубинка, периферия есть в любой стране, и везде она обладает одними и теми же родовыми чертами: она более консервативна, менее информирована, ориентирована на устаревшие стандарты, сопротивляется новому, экономически инертна. Так происходит везде.

Но в России главная новость сегодняшнего дня – то, что представления и запросы глубинки стали приоритетными в политической жизни. Такого никогда не было. События лета 2012 г. (обыски, аресты, допросы, жесткие законы, шельмование неугодных в СМИ) говорят: власть идет навстречу именно этому типу людей, а образованных людей откровенно не принимает в расчет.

Иными словами, власть, которая так много говорит о «России будущего» и будто бы идет навстречу народным чаяниям, на деле – продукт вчерашнего дня. Зачем ей модернизация, если та ведет к росту класса, который раздражает власть? Легче поддерживать и поощрять национальную архаику. Поэтому власть опирается на ту Россию, которая не видит сегодня своего места в будущем, – Россию вчерашнего дня. И она держится за этот вчерашний день, чтобы продлить свое настоящее.

Это начинают понимать многие, что не придает им оптимизма. Почти половина опрошенных полагает, что сложившаяся политическая система власти в России установилась надолго и в ближайшее время едва ли будет существенно меняться. Протестуй не протестуй – все будет то же самое. Существующий порядок – надолго. Такого мнения придерживаются в основном москвичи и продвинутые жители городов-«миллионников», которых в России всего 11 (из 1098). Их немного: только 12,3 % всего городского населения России, а активных – и того меньше (половина). Значит, несмотря на информационный шум, не больше 5 % всех россиян настроены оппозиционно .

«Продвинутые» россияне ментально очень отличаются от провинциалов. Если в провинции интерес к информации удовлетворяется российским ТВ или чтением газет, то в больших городах помимо этого читают иностранную прессу, смотрят спутниковые каналы и пользуются зарубежными информационными сайтами. Обладание более полной информацией этих людей не обнадеживает. У них скорее наоборот, растет чувство безнадежности, отсутствия перспектив, что в конечном счете выливается в их «чемоданные настроения».

А молодые горожане из провинции, наоборот, считают, что нынешнее положение дел в стране – неустойчиво, что через несколько лет оно может существенно измениться. Они полагают, что неэффективность режима, нагнетание отрицательных последствий политики нынешних хозяев страны, их неспособность эффективно решать экономические и социальные проблемы, словом, весь этот перечень негативов настолько явный, что сам по себе гарантирует будущие изменения в политической системе страны. В этом их оптимизм. Но таких немного.

Сомнительно, что однажды в России под лозунгом «Бей богатых» (как это происходит «там») люди выйдут на улицы. Скорее всего, они под таким лозунгом на улицы и не выйдут. Поводом для общественных волнений могут быть совсем другие события или идеи. И главной их причиной будет традиционная русская жажда равенства и справедливости – яркое качество русского культурного кода. Стремительность расслоения, жажда справедливости и обманутые надежды – три причины в сумме – очень опасное сочетание, которое может в любую минуту стать детонатором взрыва. Это вызывает напряженность в обществе, желание перемен, сдвигов к лучшему.

Словом, в стране накопилась огромная энергия обновления, и она отчаянно ищет формы воплощения. Сталкиваясь с медлительностью и глупостью власти, эта энергия принимает порой шутовские или истерические формы.

Действительно, СМИ муссируют скандальные подробности водружения пиратского флага на крейсере «Аврора», фотографии огромного члена на мосту в Питере напротив здания ФСБ, похабное выступление бесшабашных девиц в главном православном храме, едкие стихи из серии «Гражданин поэт». Публика порой приходит в восторг от таких актов «протеста».

Почему слово «протест» закавычено? Почему эти акции трудно воспринимать серьезно? Почему они отдают архаикой? В советские времена не было возможности воздействовать на власть. Тогда протесты приняли форму не политического, а культурного, скорее, даже эстетического эпатажа. Из тех времен идет любовь русских к «андеграунду», подпольным концертам, эпатажным перфомансам, к обсуждению политики в виде «разговоров на кухне» и т. д. Тогда в СССР даже и за пустяки можно было «схлопотать статью» и тюремный срок. Так в русской культуре укоренилась традиция «фиги в кармане», которая и в новые времена вполне сохранилась и даже усилилась, переместившись в Интернет. В последнее время на волне протеста против самодовольной и самоуверенной власти стали популярными саркастические стихи Д. Быкова, ролики «про тандем», язвительные песенки, масса анекдотов и смешных сценок, задирающих первых лиц государства.

Но протест ли это? Сопоставимы ли эти «хохмы» с усиливающимся протестным движением на Западе? Вряд ли.

Когда в 2009 г. разразился кризис и сразу упал уровень жизни населения, началось наступление на свободу, но только 23 % граждан выразили готовность выйти на улицу с акциями протеста. Это не значит, что 3/4 населения не хотели протестовать, что им было все равно. Нет, многие отнеслись к акциям протеста «с пониманием и сочувствием», и их было в 3 раза больше , чем тех, кто возмущался открыто. Ни один человек не выразил своего несогласия или возмущения из-за «общественных беспорядков».

Другое дело, что вплоть до декабря 2011 г., когда ситуация была взорвана откровенной несправедливостью, мало кто на деле был готов идти на открытый протест. Десятилетиями страна пребывала в политическом сне.

Откуда эта пассивность? Почему люди не пытаются изменить свою жизнь?

В ходе расследования «Левада-центра» в 2010 г. на вопрос «Что, по вашему мнению, мешает людям самостоятельно, без участия властей объединить усилия для решения своих проблем и общественно важных задач?» был дан целый букет ответов и объяснений.

Ответы были такими: «Большинство людей неспособны объединиться, прийти к общему мнению»; «Люди устали, замотаны, у них нет сил и свободного времени»; «У простых людей нет сил (веса, влияния) для решения практических задач»; «Люди ленивы, апатичны и безынициативны, их не волнуют проблемы других людей, большинство живет по принципу «моя хата с краю». Порой откровенно говорили, что «народ не верит социально активным людям, будто те действуют бескорыстно». Реже: «Людям часто не хватает организационных навыков». Нередко выражалось опасение преследования со стороны властей.

Похоже, россияне утратили то, что Лев Гумилев называл «пассионарностью». Здесь привыкли выживать в одиночку, приспосабливаясь к обстоятельствам. Люди не верят, что можно изменить реальность, если они начнут протестовать. В обществе нет солидарности. В душе каждого таится генетический страх, заложенный в советское время. Равнодушны и пассивны даже те, кому меньше 40 лет и кто никаких репрессий не видел в глаза и не пережил их. На уровне подсознания в каждом таится идея «Не высовывайся – целее будешь».

Есть и ощущение коллективного заложничества: каждый боится, что пострадает не только он сам, но и его близкие, друзья, партнеры. Слишком много есть примеров административного произвола, путаницы в законах и избирательного правоприменения (ЮКОС, Чичваркин, Магницкий и т. п.). Все это рождает у людей чувство незащищенности.

В поисках ответа на вопрос «Почему русские не идут на баррикады?» стоит принимать во внимание и еще одну особенность нашей общественно-политической культуры, сохранившуюся с советских времен: для русских проще приспособиться к несправедливости, пассивно адаптироваться, ничего не меняя. Писательница и острослов М. Чудакова назвала эту особенность «комфорт насилия». Она имела в виду пассивную адаптацию разобщенных и слабых людей, не верящих в консолидацию, в возможность изменить положение вещей.

Неудивительно, что современное общество в России представляет собой разобщенный, слабо объединенный коммуникациями социум. Судя по опросам, для 80 % россиян достаточно общения с друзьями, ближайшими родственниками и одноклассниками. Всех, кто выходит за рамки данного круга, они не считают возможным контролировать и, значит, не могут доверять им, общаться с ними. Для них важно деление всех окружающих на «мы», «наши» – и «они». «Они» – это чиновники, депутаты, бизнесмены, т. е. все те, с кем ассоциируются воровство и коррупция.

Откуда эта разъединенность людей в современной России? Ведь издавна был известен миф о русском коллективизме как самом ярком и характерном качестве русского народа. Он настойчиво повторяется во всех исследованиях и книгах о русских. И правда, коллективизм – древняя черта русского архетипа, имеющая истоки еще в язычестве. Дух братства в русском сознании со временем стерся, трансформировался. Приписывать это качество современным русским – глубокое заблуждение.

Русские, правда, еще не утратили свои коллективистские стереотипы поведения в бытовой жизни, особенно в провинции: общительность, высокая ценность дружбы, любовь к народным гуляниям, широким застольям, тусовкам и пр. Однако открытая нелюбовь русских к одиночеству, индивидуализму и эгоизму – это еще не коллективизм. От этой черты русских остались только бытовые традиции поведения, их «публичность». Наоборот, в последние годы у русских стал проявляться, по определению философа И. Ильина, инстинкт индивидуализма, «склонность быть самому по себе, стоять на своих ногах, иметь обо всем свое мнение».

Новые условия (глобализация и рынок) этот инстинкт индивидуализма только усилили. Даже традиционные модели поведения русских, их тяга друг к другу, их пресловутое «чувство локтя», их нелюбовь выделяться в толпе и оригинальничать, их традиции щедрого гостеприимства, как и многое другое, – исчезают, уходят, заменяются другими моделями поведения. Им на смену пришли идеология приоритета частной жизни и индивидуализм. Для русского уха это звучит осуждающе, как приговор. С другой стороны, в этом есть и положительная сторона: впервые в русском сознании возникли условия, когда может расти индивидуальное самосознание, осознание себя как личности со своей программой жизни и, главное, личная ответственность, без чего нельзя создать более свободное общество.

Но возможно ли без доверия людей друг к другу создание представительской демократии? Или формирование качественной элиты? Да, в Конституции формально декларируются права и свободы, демократическое устройство и т. д. Но могут ли они быть реализованы без взаимного доверия, чувства локтя и поддержки ближнего, без общего интереса? А все это – в дефиците.

Так и получилось, что в раздерганном обществе низок уровень защиты прав человека, очевидно неверие в собственные силы, в возможность повлиять на ход событий. И дело не в том, что люди чего-то не знают или плохо информированы, а в том, что они признают свое бессилие. Ощущение бессилия компенсируется иллюзией о лидере, вожде, твердой рук, спасителе, который вывел бы общество из кризиса. Такой ориентир – результат растерянности, неорганизованности людей, отсутствия солидарности и возможности выбора.

Судите сами. В 2010 г. подавляющее большинство людей (70 %) выразили уверенность в том, что их личное участие в митингах, демонстрациях, забастовках не может оказать влияния на изменение ситуации в стране. С ними не согласились лишь несколько (!) человек из полутора тысяч опрошенных! еще больше людей вообще напрочь отказались участвовать в любых манифестациях – и в знак протеста против политики власти, и в ее поддержку («Левада-Центр»). Так обстоят дела с общественным сознанием.

Социологи из Центра академических социально-когнитивных исследований при Политехническом институте Ренсселира в США на основе компьютерного моделирования выяснили любопытные закономерности формирования общественного мнения. Оказалось, что большинству людей психологически трудно вынести тяжесть собственных идей, и они ищут, с чем бы согласиться. Однако позиция согласия может длиться только до тех пор, пока число свободомыслящих не приблизится к отметке 10 % . Как только количество несогласных превышает эту отметку, соглашательство становится невозможным, и общество начинает бурлить. И совсем не обязательно, чтобы людей на борьбу поднимала общая идеология. Причины «бурления» и несогласия – не идеология, не порыв к свободе и демократии, даже не идеи или программы, а просто количество людей с независимой позицией .

Есть ли у нас внутренне независимые люди? Много ли их? Таким в России всегда приходилось нелегко, государство их преследовало, старалось изолировать. Однако и сейчас они не перевелись.

Бросается в глаза независимая позиция молодых москвичей: только 20 % из них согласны с работой партии власти «единая Россия», а остальные – нет. В провинции (даже в Петербурге) согласных с властью гораздо больше (32–35 %). К слову сказать, и другие партии (ЛДПР, КПРФ, «Справедливая России», «Яблоко» и др.) точно так же не пользуются доверием и поддержкой молодых россиян, не рассматриваются как достойные оппоненты власти.

Это значит, что в сознании молодых россиян среднего класса нет достойной альтернативы действующему режиму? У них уже есть независимая позиция, но еще нет идеологии и прочего. Из-за этого неустойчивого положения в богатой Москве интерес к политике, общее состояние тревожности и неудовлетворенности положением дел в стране гораздо выше, чем в других городах.

Так есть ли у нас сейчас признаки революционного подъема?

Зимой 2011–2012 гг. возникла уверенность, что да, есть. По стране прокатилась волна мощных манифестаций, публичных акций, флэшмобов, дискуссий в СМИ. Митинги оппозиции в Москве собирали стотысячные толпы. Это были представители образованной России, студенты и выпускники вузов, предприниматели и управленцы, менеджеры среднего ранга – «белые воротнички», которые не вылезают из Сети. Недаром эти акции называли протестом «рассерженных образованных горожан», в просторечье – «Ро́Гов». Среди них были «продвинутые» представители среднего класса, люди умственного труда, отнюдь не бедствующие, а мыслящие и хорошо информированные.

Так вот, этих людей объединяли не идеология или программы, а только независимая позиция , свой взгляд на вещи, что, по теории американцев, и становится причиной бурления в обществе. Толчком для их протеста стало несогласие с итогами выборов в Думу. Однако организаторы пошли дальше, и впервые за 20 лет на улице зазвучали политические лозунги.

Однако, по сути, толпа на площади и ораторы на трибуне – были людьми из разных миров. Их собрали Интернет и любопытство. И шли они не на штурм Зимнего, а на встречу близких по духу людей. Они выдвигали только моральные требования к власти: «жить не по лжи», соблюдать законы страны.

Не желая быть объектом политических манипуляций, они отказались от экстремизма, от агрессивных акций и баррикад. Митинги прошли без столкновений – как знак некоего демократизма власти и интеллигентской лояльности митингующих.

Это пример того, насколько стереотипное мнение, что русские понимают свободу как вседозволенность, несправедливо. Сторонников анархии в стране, судя по опросам, не очень много. Большинство боится нарушить хрупкое равновесие своим активным протестом.

Аналитики оживились, заговорили, что Россия «просыпается», и впереди много интересного. На поверку же ситуация показала, что симпатии протестующих – неопределенны и разнонаправленны, что оппозиция дезорганизована, у нее нет ни четкой программы, ни яркого лидера, с которым бы власти предстояло вести диалог.

И все же, почему сошли на нет массовые протесты? Снова апатия? Или чисто русская пресловутая традиция «никогда не протестовать»?

Некорректна сама мысль, что «русские никогда не протестуют». Проще вспомнить моменты русской истории, когда «диссидентов» (инакомыслящих) в России не было, чем перечислять те, когда «в едином порыве» люди бы соотносили свои чаяния в первую очередь с нуждами государственной власти. Всегда, во все периоды истории (даже при Иване Грозном) инакомыслие существовало. Если оно становилось более заметным, то это скорее говорило об ослаблении авторитарного гнета и появлении новых средств коммуникации. Теперь такое средство есть – Интернет.

Подтвердилась американская модель «социальных бурлений», согласно которой количество независимых людей в России пока еще не превысило отметки в 10 %. Количество образованных людей среднего класса по России сейчас около 12 %, а рассерженных Ро́Гов – вполовину меньше. Возможно, критическая масса таких «модернистов» созреет к 2025 г., когда (по прогнозам) образованные горожане (средний класс) будут составлять чуть не половину всего населения России. Вот тогда эти образованные горожане приобретут независимость духа, вот тогда и появятся идеология, программы, партии, лидеры, идеи и умение вести диалог с системой. Поживем – увидим.

Главную же причину неудачи протестного движения 2011–2012 гг. можно обозначить так. Это – бедная, необъятная по просторам русская провинция, закосневшая в апатии и иждивенчестве, где люди десятилетиями живут в аду нищеты, уже не веря, что могут вырваться из нее. Здесь скрестились, усиливая друг друга, три русские беды: география («До Бога высоко, до царя далеко»), русская ментальность с ее верой «в царя» и верховенство власти, а также особенность русской власти, избалованной покорностью населения.

И еще одна причина: в России невероятно низка рефлексивность, преобладает «узкое сознание». Горячие события выкрикиваются пару-тройку дней, затем забалтываются и тут же забываются. По следам свежих событий не создаются фильмы, спектакли или книги. Зато высока самоцензура – когда «креативные люди» отказываются от прямого высказывания и комментирования. Это трудно объяснить: то ли это нежелание «творца» впасть в пошлость в разговоре о серьезном, то ли его страх и осторожность. Низкая рефлексивность и осторожная боязливость – тоже в нашей ментальности.

Итак, политическое движение пошло на спад. Временно, конечно. Разве что-то реально поменялось в системе нашего жизнеустройства? Разве политические страсти, отвращение к несправедливости и цинизму богатеев, дурные предчувствия в головах людей ушли в небытие? Тем более что реакция власти на оживление политической жизни была крайне жесткой. Были срочно приняты законы о подавлении политической оппозиции: драконовские штрафы за нарушение закона о митингах, контроль за интернет-ресурсами (под видом борьбы против педофилии), закон о клевете (читай – «запрет на критику»), закон об «иностранных агентах влияния» (читай – о «шпионах»).

Однако сила действия равна силе противодействия. Подавление оппозиции просто породит будущих радикалов, «народовольцев», которые уже ничего не будут бояться. На политическую арену могут выйти молодые мальчики, которым просто скучно и хочется подраться, пострадать за идею. Радикально задавить протест можно только с помощью военной силы. Но разве власть к этому готова? У нее нет ни моральной готовности убивать, ни сил, готовых участвовать в бойне.

Так что пользу от этих митингов нельзя умалять. В любом случае, вольно или невольно они заставляют власть делать какие-то, пусть даже и непоследовательные, шаги. Они создали прелюдию гражданского общества. Помимо нашей разобщенности, общего страха смуты и неправедной политики власти, задавившей протесты, есть и еще одна причина того, почему недовольные люди не протестуют. Дело и в нас самих – в отношениях между людьми, в том, что творится в наших головах.

В России, где разрушена традиционная культура, царит психология безнадежности и недоверия. Это парализует социальную активность населения. А можно ли ждать активности от людей, если им постоянно внушают, что их ментальность, их культура и история так устроены, что не дают надежд на улучшение жизни? Зачем тратить усилия, если какая-то идея абсолютно безнадежна? И в этом смысле очень поучителен опыт Польши.

Один из лидеров польской оппозиции во времена коммунизма Адам Михник рассказал в одном интервью, что когда восстали польские рабочие Побережья в 1970 г., то к ним польская интеллигенция и студенты долго оставались безучастными. Только через несколько лет они пошли навстречу друг другу. Чтобы сломать взаимное недоверие, потребовалась долгая и кропотливая работа. Именно интеллигенция тогда пошла навстречу рабочим, соединив интеллектуальную критику и социальный протест в одну силу – в единую тактику гражданского сопротивления. И они победили. Это был путь к демократии – через компромисс, через национальное примирение. Конечно, в Польше сыграла свою объединительную роль и католическая церковь.

Несчастье России – это не только неправедная власть и алчная элита, но и качество образованных людей, неспособных объединиться, умерить свои амбиции, пойти навстречу низовому протесту. Значит, само общество еще не готово объединиться и, значит, не готово принять свободу. Потому что продвинутые Ро́Ги и остальное население слишком по-разному смотрят на будущее страны. Причем до такой степени по-разному, что можно говорить о цивилизационном несовпадении . Продвинутые жители городов ощущают себя «настоящими Европейцами», частью «мировой цивилизации», которой приходится жить в окружении «совков», «отсталых консерваторов», «азиатов», «быдла».

Но политическая стабильность и тем более развитие невозможны без устойчивого центра. Во всех бывших социалистических странах такой центр создавала именно национально ориентированная интеллигенция. Например, в той же Польше или Чехословакии.

Ахиллесова пята современной России в том, что у нее нет центристской интеллигенции , которая могла бы найти общий язык между демократами и русской глубинкой. Все последние 20 лет либеральная, «западническая» и национально ориентированная интеллигенция – были по разные стороны баррикад. У нас очень мало тех, кто превыше всего ценит свободу и ценность личности (как настоящий Европеец), но при этом не страдает национальным, государственным и религиозным отщепенством, высокомерием, характерным для столичных образованных горожан.

И в самой среде образованных людей нет взаимопонимания и доверия. Например, те, кто близок к православной церкви, подозрительно относятся к дискуссиям о развитии демократии в России. А либералы сплошь и рядом атеисты и стоят на том, что русскую ментальность надо менять и даже прямо «ломать» и что якобы «русская цивилизация исчерпана» (А. Кончаловский).

Александр Аузан, экономист, президент Института национального проекта «Общественный договор», иронически рисует будущее страны:

«Будет скучная страна, в которой будут жить таджики, которые будут что-то строить; охранники, которые будут охранять объекты, принадлежащие людям, живущим в Лондоне; и менеджеры, которые будут организовывать взаимодействие охранников с таджиками. Ну, еще будут жить пенсионеры, живущие на нефтяную и газовую ренты. Талантливых детей будут срочно сбывать за границу… Перспектива не трагичная, а скучная до зевоты и стыда, потому что для страны с такой великой культурой и законной исторической амбицией это неприличный вариант».

Будут ли в будущем расти протесты и митинговые настроения? Социологи отвечают: да, это возможно. Чуть ли не 40 % населения разделяет протестные настроения – внушительный показатель. Но фокус в том, что в истории еще не было случая, чтобы социологи предсказали революцию. Никогда. Ни в Египте, ни в Тунисе, ни в Сирии, ни в Ливии аналитики даже за полгода никаких потрясений не ожидали. Там сотые доли процента населения в городах решили судьбу власти на улицах. Так что ни 40 % возмущенных, ни 60 % якобы согласных – еще ни о чем не говорят.

Однако критическая масса тех, у которых есть представления о мире, о добре и зле – и не по телекартинке федеральных каналов, постепенно нарастает. Люди понимают, что страна стоит перед выбором: или она и дальше будет гнить в нефтегазовом болоте, распадаясь на части, или остановить это смогут только реальные перемены в системе власти. Ощущение тупика нагнетается, переходит в состояние ожидания какого-то социального взрыва, кризиса, который снесет авторитарную систему, открыв путь для модернизации и демократизации страны. Случится ли это в ближайшее время? Сомнительно.

Во-первых, народ, переживший в течение столетия подряд три геополитические катастрофы, получил устойчивую прививку против радикальных революций и призывов «…до основанья, а затем…»

Во-вторых, социальный протест в России не нацелен против системы капитализма и зарвавшихся богатых, как в Европе и Америке. В памяти русских еще не окончательно стерты приметы социализма: тотальный дефицит, очереди, полное бесправие, номенклатура, железный занавес… К капитализму люди еще не вполне привыкли, еще не прошло ослепление от сверкающих витрин и реклам, прозрение только начинается.

Народный протест в России сегодня направлен не против системы капитализма, не против системы власти, но против конкретных носителей зла. А именно – против неконтролируемых городских властей, против распухших от богатства олигархов и алчных торгашей, задравших цены. Против тех, кто крышует чиновников и бандитов, обложивших данью население. Против дураков-депутатов, лукавого Избиркома. Против зарвавшейся в безнаказанности полиции. Против конкретной несправедливости.

В стране появился и растет думающий средний класс. Сейчас он не столь многочислен. Но, по прогнозам аналитиков, через 20 лет будет составлять почти половину населения России. Таким людям недостаточно иметь машину, красивую жену, деток в хорошей школе и домик за городом. Ему еще хочется – жить по совести, уважать себя. А когда все вокруг воруют, то жить по совести сложно. И тогда люди постепенно начинают задавать вопросы. Так у них возникает независимая позиция. И таких людей становится все больше. Они учатся объединяться вокруг проблем. Так рождается гражданское общество.

И остановить этот процесс – все равно, что перегородить енисей забором, т. е. невозможно.

Настроения сегодняшнего дня выразил известный правозащитник Сергей Ковалев: «Радует смена настроений людей. Раньше это были только апатия и трусость. А теперь народ начинает морщить нос».