У любого народа смысл бытия зашифрован в его культуре. И у каждого народа он свой, особенный, связанный с его генной памятью, ментальностью, историей. Африканцев трудно превзойти в искусстве музыкальной импровизации, немцев – в систематизации знаний, японцев – в развитии новейших технологий, англосаксов – в практицизме и уважении к законам. И у русских есть своя культурная ниша, делающая их не похожими на другие народы. Русские с их образным восприятием мира, любовью к самовыражению (в самых разных формах) и развитой интуицией очень способны во многих видах искусства, в литературе и изучении языков.
Национальная культура – не просто сумма культур отдельных ее членов, это – общие ценности, творческие достижения и стандарты поведения в обществе. Система ценностей – внутренний стержень каждой культуры, показатель качества жизни народа, вектор его энергии. Сохранение самобытности народа впрямую зависит от его внутренней энергии и, значит, от культуры.
Что же происходит с русской культурой в тот драматический момент, когда на российских пространствах одновременно суммировались два процесса: глобализация и смена системы жизнеустройства (рыночные отношения)? Какие это дает последствия для культуры?
Начнем с глобализации. Ее воздействие на культуру можно сравнить с бульдозером, который неодолимо движется в заданном ему направлении, все перемалывая и круша, ровняя на своем пути.
Первый плохой результат глобализации – технократизация общества, когда гуманитарная сфера теряет свою ценность и деградирует. К чему это ведет? Каждый это чувствует на себе. Например, большинство чиновников России гуманитарно не развиты. Со своими дипломами экономистов-юристов им не приходит в голову задаться вопросом «Почему даже в XXI в. России нужны хорошие философы, филологи, историки и т. п.?» Не случайно именно эти отрасли науки у нас в загоне. А вот в Японии, например, выпускников филологических факультетов часто берут менеджерами, даже в машиностроении. Потому что технологиям научить несложно, а вот видению мира в целом, которое может дать только гуманитарное образование, не научишь на краткосрочных курсах. По прогнозам, уже в нынешнем веке повсюду в мире будет править технократия. Уже сегодня, например, в Японии 80 % всей собственности в руках технократов, менеджеров различных фирм. Но, может, это не так страшно?
Все бы ничего, только технократы с их идеализацией науки и технических новинок уверены, что для регулирования общества достаточно принципов технической рациональности. Для них все иное, в том числе нравственность, язык, философия, культура – от лукавого, т. е. избыточно, как избыточно и само гуманитарное образование. По их логике все очень просто: нужна высокотехнологичная экономика. Значит, в образовании и сделаем упор на математику и компьютер, а литературу и прочие «излишества» – урежем. И вообще, больше внимания к технике! Так и случилось, что из 28 НИИ, оставшихся в России от прежних времен, почти все технические. НИИ гуманитарного профиля практически исчезли.
Думающие люди категорически против такого подхода. Коряво говорящий и пишущий с ошибками человек не способен самостоятельно мыслить и, тем более, модернизировать что-то! Гуманитарно необразованный человек просто неконкурентоспособен даже в менеджменте: что он может знать и понимать в лю дях, не зная истории и литературы своей страны? Отрицание значения гуманитарных знаний и фокусирование на чисто экономических задачах воспитывает потребительскую философию и закрепляет соответствующий стиль жизни. Без гуманитарных знаний невозможна гуманизация общества, смягчение нравов, воспитание гражданственности в человеке.
Таким образом, узкое мышление технократов уничтожает русский культурный код, который всегда отличал русских от других народов.
В России разразился скандал, когда в печати появилось заявление Ученого совета филологического факультета МГУ (22.11.2012), где с болью говорится о «разгроме гуманитарного образования в России», которое проводит Минобрнауки. Ученые выразили недоверие чиновникам всех уровней, которые разрабатывают такую образовательную политику, которая грозит прерыванием преемственности традиций национальной культуры, деградацией системы образования и «дебилизацией» населения. Ученые филологи обвинили российские власти в том, что эта катастрофа подготавливалась сознательно и целенаправленно, поскольку общественным сознанием людей с низким уровнем образования легче управлять.
Это очень жесткое обвинение, но в справедливости ему не откажешь.
Еще одно культурное эхо глобализации – падение культуры речи, наше общее косноязычие, неумение выразить свои идеи и чувства, неспособность убедить собеседника, и тогда остается одно – орать или воздействовать телесно. Человеческая речь строится по линейному принципу, а набор кусков электронных текстов (полуфабрикатов) не помогает построить логически оформленную речь, линейный текст. Признак нашей культурной деградации – широкое распространение мата, и не только в бытовой речи, но и в литературе, на сцене, на ТВ. Не отсюда ли наше косноязычие в общении? Не отсюда ли наша низкая культура речи, ее бессвязность, беспомощность в попытке убедить кого-то, иными словами, падение культуры общения?
Еще одно негативное последствие глобализации – унификация культур. Это глобальная проблема, в ней таится угроза для всех оригинальных культур. Мир, в котором нам предстоит жить дальше, становится не таким ярким и разнообразным, как прежде, все меньше он окрашен местным колоритом.
Например, встает проблема с языками. Ведь культура существует в языке, а язык – способ существования культуры. Языки умирают, на них все меньше говорят. Для технократов же главное – обмен информацией, а для этого хватит и одного языка – английского. По оценкам специалистов, сегодня в опасности находится почти половина из 6 тыс. языков мира , в том числе и те 120 языков, на которых говорят граждане России. Каждые две недели навсегда исчезает один живой язык , на котором говорят люди нашей планеты. Причины – в демографической ситуации, миграции и, конечно, глобализации. Нарушается естественная передача языка детям, когда родители, желая им помочь поскорее адаптироваться, отказываются от родного языка и говорят с ними дома на иностранном языке. По некоторым прогнозам, к концу XXI века 90 % живых языков Земли могут исчезнуть навсегда.
Почему это опасно? Ведь язык – не только средство обмена информацией, но и форма мироощущения народа: в нем записана его биография и история, родной язык для него – это модель мира. Более того, язык – это признак нации: нет языка – нет и нации. Утрата языка – это стирание коллективной памяти, в которой хранятся события, уклад жизни, духовный опыт, модели поведения и т. д. Общество без памяти (как и человек, потерявший память) теряет свою историю, свое «я», свое прошлое, настоящее, а значит, и будущее. Ведь у манкурта нет будущего. А многим народам грозит именно такая участь.
Каток глобализации проходится по культурному ландшафту разных стран, делая его все более однообразным. Национальные автохтонные языки, обычаи, ритуалы, разные формы поведения, церемонии, традиции постепенно заменяются стандартными формами жизни. В культурном плане глобализация проявляется в масскультуре с ее стандартностью. Сегодня скроенные по американскому шаблону кинобоевики, телесериалы, поп-музыка и т. п. идут по планете, стирая национальные и культурные традиции и различия. Причем не только на английском, но и на всех ведущих языках мира.
Такая стандартизация культуры опасна, и не только из-за очевидной деградации и упрощения. Она таит в себе опасность и для психического здоровья каждого человека. Когда чуждые малохудожественные образы проникают в складывавшееся веками ядро национальной культуры, они неизбежно изменяют жизненно важные картины мира, человек теряет морально-нравственные ориентиры и ценности. Меняется культура – меняется нравственность и представления о добре и зле – меняются люди и стиль их поведения.
Отказываясь от родной культуры, забывая о своих корнях, любой человек неизбежно теряет психологическую ориентацию, привычные ценности, изменяются его поведение и внутренняя этика. И если бы человек просто менял одни правила на другие! Но часто внутренняя этика и нравственные принципы просто разрушаются, на их месте остается дикий бурьян, что и объясняет рост немотивированной агрессии и правовой нигилизм человека «без корней». Особенно это губительно для детей и подростков. Если с детства человек не впитал основы своей родной культуры, значит, он не врос в нее своими корнями. А отсутствие корней, нелюбовь к «своему» – одна из сегодняшних проблем российского общества.
Итак, главный порок глобализации – угроза традиционным культурам. Под лозунгом культурных связей происходит наступление одной-единственной – западной культурной модели. Ведь именно внутри западной цивилизации и выросли «материальные носители» этого процесса: глобальный мировой рынок и системы телекоммуникаций.
Разве в обаятельной западной культуре заложено что-то опасное? Ведь мы до сих пор искренне восхищаемся многими ее шедеврами. Так, может, не стоит ее бояться? Дело в том, что сегодня мы сталкиваемся с западной культурой не в ее чистом, изначальном виде, а с ее мутацией – массовой культурой, построенной исключительно на коммерческой основе.
Это – культура рынка. В ментальности западных людей отныне уравнялись понятия «цена» и «ценность». Те вещи, которые раньше не имели стоимости (можно ли оценить стоимость Парфенона?), теперь получили эквивалент цены и могут стать предметом торговли. Теперь можно купить все: и раритеты древних культур и верований, и идеи, и концепции, и СМИ, и таланты, и даже их поклонников. Все стало рыночным товаром, все имеет свою цену. Правда, цена эта кажется порой произвольной, конъюнктурной: она нацелена чаще на звучность имени создателя, оригинальность, престиж и моду, и совсем не обязательно в ней учитывается главное – степень талантливости создателя. Словом, глобализация и рынок разрушают культурные традиции, в том числе и русские.
Разрушение русской культуры началось, однако задолго до глобализации, которая стала только катализатором, усилив все процессы. «Невидимая рука рынка», перенятая у Запада два десятка лет назад, сработала сильнее всего именно в русской культуре. Рынок и вправду, как мечталось 20 лет назад, «все расставил на свои места».
А ведь так хорошо начиналось, когда мы впервые на нашей памяти вступили в мир рынка и потребления! Но очень скоро все стало производиться в массовых масштабах и по единым лекалам – чтобы хватило на всех и на все вкусы. А раз все стало массовым, то соответственно упростилось. Содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг, спектаклей снизилось до стандарта универсальной жвачки. Аналитические статьи свелись к одной-двум колонкам с броским названием. Впервые для взрослых русских появились книги с картинками и комиксы! И вот парадокс – их покупают! Все остальное, серьезное и сложное, центробежной силой выталкивается как ненужное, лишнее, в общем, как «неформат». Как будто для того, чтобы люди отвыкали думать.
В современной России создалась особая субкультура правящей «элиты» и круг «творцов», которые обслуживают ее. Эта субкультура постепенно теряет связи с традиционной культурой и мироощущением большинства сограждан. Без исторической памяти, без размышлений о будущем «творцы» новой культуры отходят от естественного языка в выражении своих мыслей, от традиционных норм нравственности и красоты.
Конечно, по этому пути пошли не все. Однако экраны и иные средства СМИ оказались заполнены продукцией именно этой новой субкультуры: кто платит, тот и заказывает музыку.
Появляются новые культурные товары для финансовой элиты – стриптизы, клубы для миллионеров, дорогие эротические журналы («Андрей»), элитные издания (журнал «Золотой век», привлекающий не качеством публикаций, а качеством полиграфии и ценой). Впервые в России возникает рынок картин и антиквариата западного типа. Культура преодолевает тотальное однообразие советского типа. В ней столько всего разного, что глаз радуется. Заодно она получает значение канала, по которому циркулируют социальные знаки (ты богат? – или лузер?).
Современный культурный пейзаж в России многоцветен и ярок, но не радует. На первый план (как и на Западе) уверенно вышла многие годы презираемая массовая культура, «попса», впервые откровенно и нагло вошло понятие «потребление». Теперь эквивалент ценности культурного объекта – его стоимость. Теперь на все можно ставить ценник: на талант, на оригинальность, на новизну.
В основном новая русская субкультура сосредоточена на телевидении. Именно оно как опора новой «элиты» играет главную роль в ее идеологической и эстетической гегемонии, потворствует вкусам богатых выскочек. Здесь свобода личности сводится к свободе от нравственных норм, от десяти заповедей. Главный удар – по семье и домашнему очагу. Главное оружие – банализация секса, снятие табу с эротики и жестокости. Все это «бархатными ручками» толерантности вживляется в сознание людей, разрушая привычные традиционные ценности, представления о добре и зле. Старшие возмущаются примитивностью и жестокостью демонстрируемого ТВ, а молодые пожимают плечами: «А что тут такого?» Они выросли с этим, это для них норма.
С. Минкин посвятил феномену нового русского телевидения интересное исследование. Он попытался определить, на чем основана его могущественная сила, заменяющая миллионам наших современников все остальные средства информации и даже человеческое общение. Корень могущества ТВ – миллиарды долларов, которое оно получает за рекламу, не отказываясь при этом от субсидий государства (денег налогоплательщиков). Оно щедро делится с депутатами, чтобы они, не дай Бог, не приняли антирекламных законов или запрета на ужасы, насилие или порнографию. И получает оно тем больше денег, чем больше людей сидит перед экраном.
Показатель успешности любой программы теперь – только рейтинг, который учитывает поголовье телезрителей. Выше рейтинг – больше денег от рекламодателя. Нравственность? С ней не считаются. Считаются только деньги.
Создается впечатление, будто телевидение производит зачистку населения от умственных усилий, нравственности, добрых чувств. Умные – не нужны, глупые – пусть больше пьют, покупают тряпки, косметику и SPA-процедуры в соответствии с рекламой. И добрые не нужны: им ведь не покажешь садиста или педофила в действии. А вот невротики полезны: они отслеживают и покупают новые лекарства. И дебилы хороши: они любят дешевые «стрелялки» и слезливую истерику под названием «русский шансон». Хотите притянуть зрителей к экрану? Очень просто: надо создать что-то шокирующее, невиданное, даже отвратительное. Сделать хорошее трудно, а плохое – легко. Талант – это редкость, а вот грязно ругаться, снять горы трупов или издевательства над ребенком может любой. И получается абсурд: товар (телепередача) в результате конкуренции ухудшается. Это и есть новое достижение рынка, по мысли С. Минкина. Причем это – глобальная проблема, а не только чисто русская. Просто у нас все проявляется более ярко, цинично и откровенно.
Программы русского телевидения, особенно «РЕН ТВ», создают образ безнравственной и жестокой страны, которая не думает о детях, воспитывая в них привычку к жестокости и бесчувствие. К трехлетнему возрасту ребенок в России уже тысячи раз может увидеть убийства и порно. Подсчитано, что сейчас в России уже подросло новое поколение, воспитанное рейтинговым ТВ: эти дети к 18 годам увидели уже свыше 20 тыс. убийств (Минкин).
Развращая юных, ТВ губит и их здоровье: недостаток движения, нарушения речи, отставание в развитии головного мозга, отсутствие воображения, остановка аккомодации глаз – вот только некоторые итоги его воздействия.
Да и для взрослых общение с «ящиком» небезопасно: с ним они проходят курс обучения новым прическам, разным словечкам и приемчикам, учатся, что есть, чем бриться, чем намазаться, попудриться, намылиться. А главное – как стать «крутым». Этому помогают, например, программы НТВ: «Максимум», «Главный герой», «Профессия – репортер», «Чистосердечное признание». Они – лидеры проката. Политические дебаты и ток-шоу по серьезным проблемам, где реально они просто забалтываются, такого высокого рейтинга (т. е. прибыли) не дают.
Замечено, что те, кто регулярно смотрят ТВ, значительно быстрее глупеет. Ящик смотрят почти все, и люди глупеют на глазах: они смотрят, слушают, нажимают кнопки, человеческое общение заменяется телевизором. Они уже разучились связно говорить и читать, т. е. теряют качества, отличающие их от машины или животного.
Рынок все «расставил на свои места» не только в телевидении. Резкое социальное расслоение на богатых и бедных поставило в особые условия и интеллигенцию, образованных людей, связанных с культурой. Они потеряли былой ореол духовной и нравственной элиты. Чтобы выжить в жестких условиях конкуренции, они вынуждены идти на поводу у покупателей своей продукции, угождать вкусам тех, кого они раньше презирали. Значительная часть творческих людей превратилась в персонал по обслуживанию «художественных вкусов» верхушки. И платят им недурно. Власть и «элита» хорошо поняли, что самым верным защитником и охранником режима будет не тот, кто сидит на крепкой цепи, а тот, кто служит от души, за вкусную подачку. Теперь власть, приблизив «конкурентоспособных» творцов, контролирует их с помощью высоких гонораров, бонусов и пр. И в итоге получается следующее: человек, у которого доход несоизмерим с доходами большинства его сограждан, через некоторое время перестает понимать: о чем, собственно, те кричат, выходя на улицы с манифестациями протеста? Чем это они недовольны?
Такая же оторванность от реальности бросается в глаза при просмотре очередных «шедевров» российского кино, созданных большей частью отпрысками талантливой плеяды режиссеров и актеров. Они творят фильмы с большим бюджетом, широким прокатом и рекламой. Однако, когда их смотришь, появляется стойкое ощущение: этот фильм – не про Россию, а про какую-то другую страну. Хотя, казалось бы, имена русские, герои говорят по-русски, даже пейзажи и виды городов вроде бы русские. А вот все остальное не похоже: кислотные краски, хай-тековские апартаменты, стильная одежда, невнятные до глупости разговоры и реплики, надуманные сюжетные ходы, нерусские жесты, мимика и восклицания типа «вау»… Особенно неубедительными получаются персонажи, занятые трудом. Живыми и достоверными кажутся лишь те сюжеты, которые связаны с жизнью в офисах, на курортах, в клубах и на тусовках. Эта сторона жизни, по всей видимости, лучше знакома создателям фильмов.
Так в России за два десятилетия была создана новая культура – поп-культура. Людям с нормальным развитием очевидно ее уродство.
Результат? Резко упал общий уровень культуры. И даже интерес к ней. Стоит ли удивляться тому, что 70 % россиян не ходят в кино практически никогда («Левада-центр»)? А половина тех, кто стоит в очереди в билетную кассу, категорически отказывается от просмотра фильма, если узнают, что он – отечественный, свой. Читают мало. Количество концертов симфонической музыки сократилось в 8 раз. Практически исчезло народное творчество и народные хоры, художественная самодеятельность. В живописи теперь предпочтительна декоративность для украшения интерьера: чтобы было ярко, броско, как «еще не было ни у кого», «круто».
Культура, не способная ответить на вызовы времени и оторванная от своих корней, обречена заниматься имитацией. Жизнь творцов теперь поменялась: раньше – они страдали от цензуры, бесталанности, безденежья или запоев. Однако на фоне общей рутины они выглядели «как бы элитой». А теперь, в эпоху стандартизации, отпала нужда в поисках и творчестве, и автор стал «инструментом» по переработке одних образов в другие. А запас образов, символов, как и идей, истощился. Но зарабатывать надо.
Вот и гуляют по экранам многочисленные римейки, переделки, перекраски, повторные съемки кинофильмов по старым сценариям: «Джентльмены, удачи!», «Идиот», «Ирония судьбы-2», «Анна Каренина» и др. Или перепевы одних и тех же песен разными исполнителями («Один в один» на ТВ), варианты театральных постановок одной и той же пьесы, где режиссеры как бы соревнуются: кто из них сумеет больше поразить зрителей неожиданным толкованием известного всем наизусть еще со школы текста?
И в литературе тоже используется переписывание (транскодирование) давно знакомых сюжетов – по-новому, иными словами и вариантами. Это называется «постмодерн». В нем форма неоправданно усложняется, хотя смысл остается примитивным. Для усиления привлекательности постмодерн орудует с сексом, не боится нецензурной лексики, идиотского смеха, «винегрета» жанров, идей, стилей.
Современный «культурный продукт», таким образом, как бы замыкается в самом себе, не нуждаясь даже в зрителях. Отсюда комедийные сериалы с «американским» смехом за кадром, «смехопанорамы» с назойливыми плоскими шутками. Все это вызывает у понимающего зрителя скуку и раздражение, но с экрана не исчезает.
Еще одно проявление совмещения двух процессов (глобализации и рыночных отношений) – новая беда для русских – «языковая болезнь». Ее симптомы: низкая культура речи, падение авторитета грамотного языка, резкое снижение коммуникативной компетенции. Раньше образцом для подражания была идеально вычищенная речь дикторов. Тогда за ошибку не просто корили, а гнали с работы. Основным источником красивой речи была классическая литература. Теперь образец для подражания переместился в СМИ. Но речь, льющаяся с телеэкрана или по радио, от образцовой невероятно далека. Сотрудники молодежных каналов не стесняются безграмотности, щеголяют друг перед другом в использовании сленга, американизмов, не боятся и брани (видимо, чтобы быть «ближе к народу»?).
А есть такие ТВ-программы, которые пытаются доказать, что без брани обойтись невозможно. Инициатором одной такой передачи был даже министр (бывший) культуры. Там известный кинопродюсер горячо доказывал, что когда снимаешь фильмы о войне, то просто невозможно обойтись без мата. Иначе будет нехудожественно, недостоверно, неправдоподобно. И никому не пришло в голову усомниться в художественности и правдоподобии писателей, которые не понаслышке знали, что говорят солдаты и офицеры на поле боя, написав «Севастопольские рассказы», «Войну и мир», «Тихий Дон», «Белую гвардию» и другие шедевры русской литературы.
Впрочем, падение грамотности русских неоспоримо, и не это главная беда. Главная проблема – заметное снижение речевой компетенции большинства населения вообще, но особенно – молодежи.
Преподаватели отмечают небывалое: нынешние дети не способны понять тексты классической литературы из школьной программы, элементарно, пусть в примитивной форме пересказывать их, написать связный текст на 3–4 страницы на самую простую тему («Как я провел лето»). Интернет переполнен анекдотами – выдержками из школьных сочинений. Примеры дремучего невежества и косноязычия может привести каждый учитель. И в вузе то же самое: студенты пишут неграмотно, а главное – не способны создавать грамотные развернутые тексты.
Некоторые пытаются защищать новое косноязычие. Дескать, линейно-текстовое мышление сейчас теряет свои позиции, мол, молодые и сейчас мыслят, только как-то иначе… Впрочем, о причинах «языковой болезни» можно спорить, что не отменяет сам факт болезни.
Но возможны ли без знания языка развитие интеллекта, социализация личности? Можно ли без языка наладить общение с себе подобными? Не означает ли отказ от линейно-текстового мышления деградацию человеческого мышления вообще? О таком и думать не хочется.
Главная же причина культурной (и речевой) деградации русских видится в том, что перед нами тотальный, насаждаемый, пропагандируемый отказ от интеллектуального усилия, от умственного напряжения – во всех областях жизни, в любом виде деятельности, во всех социальных группах. В обществе, где презирается гуманитарное образование, а первые лица государства твердят о необходимости научить молодежь практике, а не всяким там умствованиям, другого и быть не может. Так что проблемы русского языка – не в нем самом, а в нашей реальности: она самым печальным образом влияет на нашу речь, культуру и сознание.
Вот так, медленно, но неуклонно, год за годом в России происходят мощные культурно-цивилизационные сдвиги. Из культуры вымывается главное – культурный аспект. Теперь она воспринимается или как бизнес, или как средство пропаганды, или как символ благосостояния, но не как главная ценность – то, благодаря чему скопище людей превращается в единый народ.
Повсюду ли победила культурная глобализация? И можно ли ей как-то сопротивляться?
В странах Запада из-за страха перед стандартизацией культуры с 70-х годов прошлого века возникла мода на «мультикультурализм», т. е. поощрение культурного разнообразия в пределах этнических групп. Этот принцип даже был включен в конституции многих стран (Канады, Австралии, Швеции и др.), став их политическим кредо. Но за 30 лет пришло понимание, что эта идея, решая одни проблемы (культурное разнообразие), порождает другие: усиливает замкнутость этнических групп, порождает культурные гетто, усиливает гражданскую дезинтеграцию, этнические конфликты. В итоге от этого принципа отказались даже те страны, где он был зафиксирован в конституции. Об этом открыто сказано в «Белой книге» Совета Европы (2009 г.). Новая формула культурной политики в ЕС настаивает на примате культурной однородности страны.
Культурная глобализация не нашла сочувствия в мусульманских странах: там очень сильна национальная традиция, и мусульмане сопротивляются глобализации чуть не с оружием в руках.
И китайская, и индийская культуры на свой манер стараются противостоять ее влиянию. А японцы пытаются ее «фильтровать» и использовать, чтобы укрепить свои национальные традиции.
Все это имеет лишь частичный эффект: восточные способы сопротивления могут лишь чуть-чуть откорректировать ее курс и немного замедлить, но не остановить.
Конечно, еще есть места и в России, где традиционная культура сохранилась и впитывается с молоком матери: это труднодоступные Сибирь или глухая провинция. Но никаких препятствий для глобализации здесь нет, кроме природных, а это – вопрос техники, денег и времени. Эти очаги изолированной культуры вызывают сочувствие своей наивностью и беззащитностью, которая завораживает, чарует. Но она обречена: процесс глобализации остановить невозможно. Остатки национальных традиций в России сохранились только в особых культурных резервациях – для туристов и иностранцев.
Так есть ли смысл сопротивляться глобализации?
Есть мнение, что сопротивляться культурной глобализации вообще невозможно.
Правда, на Западе некоторые правительства и международные институты (например, объединенной Европы) пытаются защищать культуру своих стран. Там создаются особые системы субсидирования: например, деньги, полученные от показа иностранного фильма, направляются на поддержку своей киноиндустрии. Там пытаются ввести общественный контроль нравственных и культурных аспектов содержания любой художественной продукции. Там есть запрет на использование иностранного языка в ущерб родному. Там жестко контролируется скачивание книг, фильмов, музыки и т. п. из Интернета. Уважение к авторским правам и жесткое соблюдение законов дает возможность творцам какое-то время держаться на плаву, не разорять целые индустрии искусства и книгоиздательства, как это происходит у нас.
А что в России?
Она процессам глобализации не сопротивляется. У нее нет для этого пока ни сильного национального государства, ни воли ее властителей, ни национальной идеи. Нынче русским, как и французам, грекам или немцам, остается только вздыхать об уходящей национальной культуре и традициях. Все вопли и дискуссии о гибели русской культуры тонут в трясине обывательского конформизма и пассивного принятия глобализации.
Более того, создается впечатление, что по русскому народу глобализация ударила гораздо сильнее, чем по другим. Причины такой ее сокрушительной силы заключены в ослаблении русской культуры, в том, что происходило в истории нашей страны.
С 1917 г. официальная идеология коммунизма открыто враждовала с русской культурой. Тогда «железной метлой» вымели из России главный интеллектуальный генофонд нации – русское дворянство и интеллигенцию. Закрывались храмы, уничтожались предметы религиозного искусства или, что еще хуже, продавались за границу.
Это имело страшные последствия, не до конца еще осмысленные. Ведь русская культура была единственной развитой культурой на огромном пространстве 1/6 Земли. Русский язык и культура, постоянно находясь под влиянием других народов, всегда преобладали и по распространенности, и по уровню развития. Более того, другой такой высокой культуры мирового уровня, кроме русской, для интеграции разных народов в России не было, как нет и поныне. И вот ее-то, русскую культуру, на протяжении всей советской системы несколько десятилетий уничтожали, грабили и вывозили на продажу, выхолащивали, стерилизовали, «советизировали».
Были задавлены все ростки новых художественных поисков и форм. Рассеянные по миру, они смогли пробиться и расцвести (как, например, русский авангард) на почве других культур, обогатив и продвинув их. Русская же культура, подвластная партии, развивалась в сторону академического классицизма: в живописи приветствовалась – имитация передвижников, в музыке – Глинки и Чайковского, а в театре – Малого театра и МХАТа. В этом были повинны не только школьные вкусы вождей, но и общая установка на создание единой и однородной по форме «советской культуры». Достигалось это – все тем же бульдозером по русской культуре и одновременно интенсивным развитием периферийных культур, у которых подчас не было даже своей письменности. В итоге русская культура шла на понижение, а культуры малых народов интенсивно развивались.
Конечно, ослабленная советская культура не могла составить конкуренцию обаянию Запада, который прорывался через «железный занавес». Она была обречена на поражение. Так и случилось, что русская культура, жестоко пострадавшая от коммунизма, к приходу глобализации оказалась ослабленной.
Особая разрушительность культурной глобализации в России, вероятно, связана еще и с особым ментальным свойством русских людей, пока не вполне достаточно изученным и описанным, – их любовью и умением вживаться в роль другого народа, играть эту роль, доводя характерные черты до гротеска. Эту русскую особенность подметил еще в XVII веке славянский мыслитель Юрий Крижанич. Он и дал название этому явлению – «чужебесие », или по-другому: «бешеная любовь к чужим вещам и народам, присвоение чужих порядков и чужого языка, желание стать другим народом» или хотя бы стать похожим на него. Из-за «чужебесия» русская народная культура вытеснялась – как отсталая и отжившая – и несколько веков была Золушкой в родном доме. Уже тогда Крижанич предвидел главную причину крушения русской цивилизации.
Как бы он назвал то, что происходит сейчас?
Сейчас русские вживаются в роль продвинутого западного человека – самозабвенно, отбросив все самоограничения, налагаемые родной культурой. Теперь модно изображать из себя космополита, «настоящего Европейца», устраивать и посещать «перфомансы» с животными, с размазанными экскрементами, изуродованными иконами. Причем «перфомансы» теперь организуются не только в подвалах или заброшенных промзонах, но и в музеях, и даже в православных храмах. На такие игры спокойно, не одергивая, смотрит власть. Более того, эти игры становятся престижными, там резвится новая элита и «продвинутая» молодежь.
Может быть, не стоит так уж печалиться о гибели русской культуры? Ну, была русская культура, а дальше будет еще какая-нибудь… Да нет, часто простые причины дают очень непростые последствия. И в данном случае речь идет о существовании нашей страны. И это не просто высокие слова.
Вы никогда не задавались вопросом: что такое «русскость» для русского человека? Это что – государство? География страны? Или национальные традиции? Государство наше – скорее отталкивает, чем привлекает. А география – лоскутное одеяло карты России с множеством национальных образований (собственно и составляющих Россию) – тоже слабая почва для самоидентификации. Да и традиции постепенно уходят в прошлое.
Русская культура, литература и язык – вот то важнейшее, что объединяет русских в нацию . Русская культура – единственное, пожалуй, что позволяет нам оставаться народом, а не толпой людей без роду и племени. Русское сознание сформировано русскими классиками литературы, которые сумели выразить ощущения, чувства и мечты русских, создать русскую картину мира. Они – подлинные основатели русской национальной культуры, а следовательно, и национального самосознания. Такой крепкой связи национального сознания с литературой не наблюдается ни в одной другой стране – только в России.
И что случится, если исчезнет то единственное, что нас объединяет? Это всем понятно…
А вот понимает ли то, что понимаем все мы, наше государство? Ведь на кону стоит судьба и его существования. Но сегодня главным событием и новостью является то, что государство в России демонстративно отказывается поддерживать какую-либо культуру: и правую, и левую, и классическую, и официальную, и альтернативную, и прочие. Одержав победу, новая власть прекратила контроль над культурой и заодно ее финансирование. «Для приличия» какие-то деньги все же на культуру и кинематографию выделяются, но абсолютно мизерные: всего 1,2 % от ВВП. А с 2013 г. – их еще наполовину урезали (до 0,6 %). По мнению экспертов, денег, ранее выделяемых на поддержание (не говоря уже о развитии) культуры и кино, следовало бы субсидировать по меньшей мере в 3 раза больше ! Но их урезают.
Эффект такого финансирования с самого начала был мгновенный и ошеломительный. Сразу же для всех, кто населяет нашу страну, исчезло ощущение культурного единства. Распались почти все творческие организации, а те, что остались, сошлись в клинче из-за дележки материальных фондов. Интерес к культуре упал. Сошло на нет даже изучение культуры – одна из целей самой культуры. Все пошло на понижение.
Бывшая единая советская культура исчезает на глазах, угасает, превращаясь в субкультуру: старые фильмы, старые песни, добрые мультики из нашего детства. К ним тянутся люди старшего поколения, поскольку выросли на них.
На границах массовой культуры бурно развивается молодежная культура. Как и всюду в мире, она сочетает в себе элементы контркультуры, массовой и коммерческой культуры, не претендуя на «духовность».
Получается, что вместо традиционной русской культуры сейчас вырастает нечто новое. В сущности, это новая культура разрозненных людей, где каждый ориентирован только на себя, на свою семью и ближайший круг. В новой культуре утрачено представление об общем интересе. Причем на всех уровнях – групповом, территориальном, государственном.
Этот новый культурный феномен еще не до конца осмыслен обществом. Потому его трудно описать. Корни его – и в советском, и в досоветском прошлом. В его описании смело можно назвать только то, чего в нем нет. К примеру, в нем нет коллективизма. Поэтому понятие об общем интересе (в том числе и понятие гражданственности) в новой культуре стерто.
Исчез страх перед пошлостью. Поскольку кроме индивидуализма в новом типе культуры проглядывает такое качество, как гедонизм: практика культуры теперь все сильнее и чаще связывается с получением удовольствия. Раньше откровенный гедонизм резал слух: «почитать для кайфа», «сделать красиво», «смотреться круто» и т. п. Теперь же такие формулы уже не кажутся неприятными или унизительными: они привычны.
Угасает на глазах и объединяющая роль культуры. Теперь она скорее становится фактором разъединения, самовыражения любого творца, способом различать людей по социальному, национальному или возрастному признаку.
К сожалению, в результате глобализации Россия постепенно превращается в культурную «провинцию» – по отношению к глобальным центрам. Культурный провинциализм очень опасен для России, потому что может привести к заимствованию чужих ценностей, к отказу от родной культуры и подмене ее иной, чужой. Культурный провинциализм к тому же часто агрессивно относится к любым поискам новых форм и идей.
В любом случае главная проблема для России сегодня – сохранение самобытной русской культуры. Только культура может объединить разрозненных и задерганных людей в единый народ, у которого будет одна цель, единый смысл существования, объединенная энергия и общий вектор развития.
А это невозможно без государственного вмешательства в культурную жизнь страны, без продуманной культурной политики и финансирования не по «остаточному принципу». Пока на это остается только надеяться.
Сохранение русской самобытности в новых условиях могло бы однажды быть оценено как высшее достижение нашей цивилизации, как доказательство неодолимой силы и обаяния русской культуры. И тогда всякого рода реформаторам и властям, наделавшим столько ошибок, многое бы простилось.