Религия – ключ к разгадке ментальности любого народа и его судьбы. Поэтому, говоря о русской ментальности, невозможно обойти тему православия. Ведь его тысячелетняя история сказалась на всех аспектах русской жизни, затронула сам нерв ментальности: тип мышления русских, особенности восприятия жизни вообще, не говоря уже о формах культурной жизни.

Русское православие не было простым заимствованием из Византии, оно имеет свои национальные черты, что отличает его от православной веры, скажем, в Болгарии, Сербии, Румынии и т. д. Церковные правила в России гораздо более аскетичны: здесь строже правила относительно внешнего вида прихожан, меньше терпимости к образу жизни священников. Например, в Греции священник может играть в футбол и служить службу вместе с католическим священником, что невозможно даже представить в России.

Русская церковь вообще отличается строгостью, ее даже обвиняют в излишнем консерватизме, нежелании осовременить обряды и язык молитв. Судя по опросам, 36 % прихожан уверены: язык церковной литургии давно пора перевести на современный русский язык. Зато почти столько же с ними не согласны. По их мнению, вера не сводится к рассудочному пониманию религиозной истины, в ней очень важно мистическое, эмоциональное прикосновение к тайнам откровения. Есть опасения, что радикальные обрядовые нововведения неизбежно приведут к ревизии догматов. Вопрос о языке богослужения – вовсе не только богословская проблема, но и проблема эстетики, культуры, даже культурного кода русской цивилизации. Не опасно ли менять этот код? Тысячу лет молились русские на церковно-славянском языке, зачем же сейчас все менять? А споры все не утихают, обвинения в адрес церкви становятся все более жесткими…

Русскую церковь отличает и то, что в ней соединились византийская вера и славянское язычество, а также и своеобразная психология восточных славян, что и породило специфически русский феномен – двоеверие, суть которого: почитание Христа и таинства богослужения – и одновременно вера в мистику, в контакт с «высшими силами». Двоеверие – не поклонение двум разным богам, а выражение определенного отношения к разным стихиям (небесным – и темным, природным). Русская вера настолько специфична, что ей можно дать название «народное христианство». Не случайно половина русских верит в религиозные чудеса (53 %), но еще больше верит в «сглаз» (61 %), порчу, астрологию, магическую силу «бабушек» («Левада-центр», 2010).

Двоеверие объясняет сильные и слабые стороны русского характера, его «неровности». Так, человек может быть мягким, добрым, доверчивым и отзывчивым, и в то же время ему недостает силы воли, ответственности, самодисциплины для принятия разумных решений, чтобы довести действие до конца. И дело не в нехватке рационализма или лени, а в том, что у русских эмоции обычно опережают мышление и логику.

Относительно роли Православной церкви в создании Российского государства в общественном сознании нет единства. По этому вопросу (как и по многим другим) общество расколото.

Напомним, что существуют две противоположные точки зрения.

Согласно первой, православие – это разрушительное явление, которое уничтожило истинный «дух» славянской культуры, затормозило развитие русского общества, отделило его от процесса развития мировой цивилизации, что и стало причиной постоянного экономического и технического отставания России. В русское общественное сознание сейчас активно вбрасывается идея, согласно которой православие – главная причина всех наших бед, тормоз на пути развития России, отбросивший ее от магистрального развития Запада (В. В. Познер, режиссер А. С. Кончаловский в публикациях в «Российской газете», в блогосфере, на радио «Эхо Москвы»).

Рассуждая на эту тему в своем блоге, режиссер говорит, что православие законсервировало у русских «крестьянский тип сознания», оно притупило их личную ответственность, воспитало нетерпимость к инакомыслию и враждебность по отношению ко всему новому. А. Кончаловский задался вопросом: случаен ли тот факт, что Греция, самая неудачливая и проблемная страна евросоюза, принадлежит к православной христианской традиции? Случайно ли, что крестьянское сознание особенно сильно в Юго-Восточной Европе и России, где было сильное византийское влияние? Случайно ли, что именно в этих странах развитие капитализма началось на 500 лет позже, чем в иных странах? И случайно ли, что самый низкий индекс человеческого развития ООН отмечает в православных странах, а самый высокий – в протестантских? Вопросы поставлены жесткие, от них трудно уклониться.

Возможно, экономическая и деловая нерасторопность населения этих стран связана с особым отношением к проблеме бедности в отличие от тех стран, где распространены протестантство и католичество. Протестанты в материальном неравенстве видят Божий промысел, волю Провидения, и для них бедный означает «плохой», наказанный Богом в этой жизни за что-то. У католиков более сложное отношение к бедности. Сама по себе бедность рассматривается не как порок, а как некое состояние определенного типа людей, которым предлагается с этой бедностью смириться и достойно ее переносить. В православной же традиции, которая ближе к изначальному духу христианства, бедность – это чуть ли не добродетель, бедный – значит честный человек, заслуживающий внимания, сострадания и любви, нравственный укор обществу. А раз бедность не грех и не Божья кара, а наоборот – свидетельство чистой совести и нестяжательства, то стоит ли выбиваться из сил в борьбе с нею?

В поисках ответа на вопросы А. Кончаловского не стоит забывать и о такой особенности православия, как нежесткий этический код. Например, совершенный грех в православии искупается раскаянием, исповедью в храме. Православный Бог добр: он может многое простить человеку, если тот искренне раскаялся. Кстати, еще 100 лет назад Лев Толстой возмущался, видя в прощении грехов на исповеди только «вредный обман, поощряющий безнравственность и уничтожающий опасение перед согрешением». Не в этой ли легкой возможности замолить грех коренится и наше легкое отношение к закону, который можно легко преступить, поскольку это совсем не обязательно приводит православного человека к Божьей каре?

Вот что по этому поводу пишет выдающийся русский историк Ключевский: «Вместе с великими благами, которые принесло нам византийское влияние, мы вынесли из него и один большой недостаток. Источником этого недостатка было одно – излишество самого влияния. Целые века греческие, а вслед за ними и русские пастыри приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать. Это было очень хорошо… Но не хорошо было то, что при этом нам запрещали размышлять, – и это было нехорошо потому, что мы и без того не имели охоты к этому занятию… Нам твердили: веруй, но не умствуй! Мы стали бояться мысли как греха раньше, чем умели мыслить… Потому, когда мы встретились с чужой мыслью, мы принимали ее на веру. Вышло, что научные мысли мы превращали в догматы, научные авторитеты становились для нас фетишами… Менялось содержание мысли. Но метод мышления оставался прежний. Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским – мы стали холопами чужой мысли…»

Великий Ключевский! Здесь он коснулся самого нерва русской ментальности – метода мышления . Вера, исключающая размышления, может вести к нетерпимости, к инакомыслию, категоричности, к страху перед всем новым. Многочисленные примеры из истории России подтверждают, что консерватизм коренится в самой ментальности русских. Русское общество, традиционное по сути, меняется очень медленно, несмотря на все катаклизмы.

Все сказанное Ключевским никоим образом не отрицает великой ценности русского православия. Да и сам Ключевский был верующим человеком. Но как мыслитель он пытался объяснить те стороны русской ментальности, которые ему казались недостатком, и он искал истоки этого.

Кончаловский же поставил вопросы интересные, но ответы его доверия не внушают. Можно сказать, что первая точка зрения, согласно которой причина всех современных проблем в России – православие, не представляется корректной. По мнению ученого А. В. Бадаевой, при всех своих особенностях православие, «развиваясь как синтез христианства и язычества, создало неповторимую систему мировосприятия русского человека…» И это, вероятно, самое главное: без православия русские были бы совсем другими, не похожими на себя, не русскими.

Скорее всего, нельзя однозначно рассматривать роль православия в развитии России в общем русле процессов разных цивилизаций и разных эпох, да еще скороговоркой, выискивая в нем причины всех наших бед. Несомненно одно: разве у кого-нибудь вызывает сомнение тот факт, что, несмотря на все сложности, противоречия, падения и катаклизмы, в конечном счете Россия стала одной из великих держав мира?

А раз так, то стоит ли упрощать сравнением такие сложно развивающиеся системы, как русское и западное общество? Можно ли сводить влияние всего многообразия факторов к одной причине – форме вероучения? Можно ли, следуя логике современных менеджеров, обвинять современную Россию в том, что она 1000 лет назад она выбрала не самую «эффективную» религию?

В любом случае православие как основа русской культуры было и остается главным источником российского миропонимания, и никакие силы не искоренят его из русского сознания. Поэтому более справедливой представляется вторая точка зрения относительно роли православия. Согласно ей, все, что было создано в России, – благотворный результат воздействия православия. Именно православие на протяжении столетий было стержнем русской идентичности, русского культурного кода, служило русским основой для познания мира – философского, художественного, научного.

О том, что привнесло с собой православие в русскую жизнь за тысячу лет, написаны горы литературы – богословской, философской, исторической, научной, художественной и пр. Для нас же главным остается факт: православие в России содержит не только церковный, но и культурный смысл. Русская церковь – это единственный институт старой (дореволюционной) России, переживший (с трудом) ломку советского периода. Русская православная церковь Московского патриархата в силу исторических обстоятельств выполняет в России не только религиозную и морально-организующую функцию, как и в остальной Европе, но и роль хранителя исторической традиции. И не только церковной. Она всегда была нравственным камертоном в обществе.

Само название «православный» в России означает, что это не только религиозный, но главным образом – русский человек, представитель русской культуры, пропитанной православием. Услышав от кого-то признание, что он православный, надо понимать, что он прежде всего представитель русской культуры, и только потом можно домыслить, что он еще только начал свое движение к Церкви. Скорее всего, десятилетия официального атеизма в СССР не позволили ему это сделать раньше.

Сейчас православными называют себя 76 % наших сограждан, а треть – атеисты. До краха советской системы было наоборот: 60 % считали себя атеистами. Так что после краха СССР число тех, кто называет себя православным, увеличилось в 2,5 раза, – с того момента усилилось самосознание русских, их стремление к самоидентификации.

И в отношении к православию русские очень изменились. С одной стороны, статус религии и Русской церкви, доверие к ним в последние годы повысились. На вопрос «Согласны ли вы, что только в обращении к религии, к церкви общество сможет найти силу для духовного возрождения страны?» в 1997 г. «да» ответили – 33 %, а в 2012 г. – 48 % («Левада-центр»), т. е. почти половина ! В раздерганном и дезориентированном обществе такой высокий процент доверия дорогого стоит!

С другой стороны, в СМИ участились нападки на Русскую церковь и ее иерархов, на их образ жизни и поведение, что еще несколько лет назад невозможно было себе представить.

И дело тут даже не в советской власти, которая давила эту сферу духовной жизни, выкорчевывала память о ней, преследуя верующих. «Дикий капитализм» и глобализация произвели не меньший разрушительный эффект. Огромный многотысячный приток паствы в Русскую церковь на рубеже 1980—1990-х годов был связан не только с перестроечной либерализацией, но и с ожиданием, если можно так выразиться, некой святости, которую искали наши заблудшие души. Сегодня эти ожидания тают. Как остроумно подметил один социолог, верующие в России отличаются теперь не тем, в какие храмы они ходят, а тем, в какие храмы они не ходят.

И правда, 82 % населения России – этнически русские люди, большинство из них (76 %) считают себя православными и признались, что они крещены. Казалось бы, можно говорить о возрождении православия в России. Но анализ того, насколько глубоко россияне входят в православие, сколько среди них истинно верующих, т. е. тех, кто признает влияние Церкви на свой образ мысли и жизни, знает ее устав и обряды, не подкрепляет подобного мнения.

Число тех, кто посещает храмы регулярно, как и раньше, – не более 4 %. Многие русские ходят в храм раз в год (на Пасху), половина из них никогда не читала евангелие, многие не знают молитв, с трудом осваивают церковные обряды, а посты соблюдает только 1 % верующих. Большинство русских, желая «жить по совести», еще только делают попытки приблизиться к Церкви. Получается у всех по-разному.

Так что налицо огромный разрыв между числом номинально крещеных и реально воцерковленных людей. По частоте посещения храмов, по включенности в жизнь церкви Россия занимает чуть не последнее место среди других христианских стран. К примеру, в Германии и Словакии не включены в церковную жизнь только 20 % населения, в США – 30 %, во Франции – 40 %. А в России – почти 80 %.

Не случайно аналитики часто говорят о формальной религиозности русских. В их головах ход мысли таков: представить себя как православного – «да», участвовать в жизни церкви – «нет», креститься – «да», а отвечать за свои действия и помогать другим – «нет». И дело тут даже не в православии: точно такое же отношение у русских и к государству, и к гражданскому обществу.

Только 15 % православных считают себя воцерковленными и знают каноны православного образа жизни. Но таких немного в любой стране и в любой религии: это люди с развитой духовной потребностью, они более образованны и привязаны к родным местам, к своей стране. У них имеются библиотеки с исторической, религиозной и философской литературой. Живут они в основном в крупных городах. Среди них пожилых немного, зато растет число людей среднего возраста. Доля верующих среди женщин гораздо выше, чем среди мужчин. Правда, у молодежи такого перекоса уже нет: в храмах все больше образованной молодежи, юношей и девушек в равной степени, особенно в крупных городах.

Религиозная непросвещенность естественна для жителей поселков, маленьких городков (здесь и сами-то храмы – редкость), рабочих, мелких фермеров и служащих с неполным средним образованием. Часто это пожилые люди, тяжелые на подъем, воспитанные в советской системе. В церковь они почти не ходят: ведь при советской власти большинство церквей были разрушены, и путь до ближайшего храма может занять много часов, а то и дней. Эти люди далеки от Церкви, однако их трудно считать абсолютными атеистами: они празднуют церковные праздники «русским застольем», глубоко укоренены в русской культуре, пропитанной православием.

Интересно соотношение богатых и бедных верующих. По мнению экспертов, нет прямой связи между состоятельностью людей и их конфессиональной ориентацией. Ошибочно мнение, будто вера – удел исключительно бедных людей. Правда и то, что богатые более склонны отходить от традиционных конфессий, искать новые религиозные формы (например, буддизм). Однако богатые православные чаще, чем бедные, посещают духовные богослужения, ориентированы на публичное проявление религиозности, на внешнюю благопристойность. Зато бедные проявляют больший интерес к чтению духовной литературы.

Еще несколько лет тому назад Русская церковь была в общественном сознании непререкаемым авторитетом, пользуясь уважением и доверием. Покорность – важный принцип русского православия, внедренный в русское сознание на генетическом уровне веками – отучала население от критики чего бы то ни было (тем более Церкви), от активного поведения. Но в прошедшие годы произошло так много событий, что общественное сознание изменилось: изменились человеческие характеры, изменились отношения между людьми и, значит, начались изменения в образе жизни, ментальности, религии…

Что же изменилось?

Первоначально после крушения коммунистической системы Церковь, потерявшая много крови за 70 лет атеистической диктатуры, пользовалась огромной симпатией среди населения. Отправив партбилеты в мусорное ведро, россияне лишились прошлой идеологической опоры и повернулись в сторону православных традиций. Множество людей прошли крещение. Так что 15–20 лет назад Российская Православная Церковь (РПЦ) быстро стала одной из самых влиятельных и уважаемых организаций в стране.

Однако наивная надежда, что бывшие пионеры, комсомольцы и коммунисты, воспитанные в атеизме, по мановению волшебной палочки тут же станут истинно верующими – все-таки заблуждение, ускользнувшее от внимания и забот Церкви. Вернув свое влияние и уважение, Церковь активно занялась возвращением конфискованного при советской власти имущества, получением налоговых льгот, отложив в долгий ящик и обучение новых священников, и проповеди среди новообращенных верующих. Однако несмотря на эти промахи, церковь все-таки оставалась самым уважаемым институтом в стране. Доказательство тому хотя бы то, что за прошедшие 20 лет пресса не опубликовала ни одной карикатуры на священников, хотя всячески упражнялась в высмеивании политического истеблишмента.

Получив власть и авторитет (впервые после долгих гонений и официального атеизма), Русская церковь вдруг оказалась полностью на виду. А тут еще подоспела безудержная свобода в СМИ с ее пристальным интересом ко всем ошибкам и просчетам людей во власти, в том числе и церковной. Обществом очень болезненно была воспринята скандальная информация в СМИ о часах предстоятеля, бронированных «Мерседесах» Московской патриархии, чартерных самолетах, православных мотопробегах и прочем, что гасило «дух святости» РПЦ. Психологический эффект от таких публикаций оказался невероятно сильным. Прежде гонимая, страдающая, искупающая чужие грехи, Русская церковь теперь рисуется в образе некоего хозяйственника в рясе, обладающего мощным административным ресурсом. Эта сила наступает, претендуя на особые привилегии и даже на особые функции, которые все больше берет на себя.

В последние годы РПЦ стала играть все более активную роль в жизни страны. Новый Патриарх, признав, что «все мы живем сейчас в жестком постхристианском обществе», выступил за усиление роли Церкви, за «новую христианизацию России», за создание военных часовен в армии, за введение религиозного образования в школах, за строительство 200 модульных храмов в Москве и т. д. Он, к тому же, выступил в поддержку Президента и против оппозиционных митингов, нажив себе врагов.

Интересно, что за консолидацию всех политических сил и в поддержку Президента (точно так же, как и Патриарх) выступили представители и других монотеистических религий в России (раввины, муфтии). Но гнев либеральной прессы и обвинение в сращивании Русской церкви с государством вызвала только одна фигура – предстоятель Русской Православной Церкви. Сам он воспринял эту критику в свой адрес как агрессию против Русской Православной Церкви, агрессию против христианизации общества. 22 апреля 2012 г. РПЦ даже провела во всех кафедральных соборах молебен в защиту ее святого имени, в защиту поруганных святынь Церкви.

В связи с этими событиями можно задать простой вопрос: почему никто в либеральных СМИ не нападает на евреев или мусульман, хотя и раввины, и муфтии тоже дружно поддержали нового Президента? Почему никому не придет в голову даже вообразить себе пляски шалых девок в синагоге или мечети? Но почему это стало возможным в главном православном храме страны? И почему в ответ на гнев оскорбленных верующих начался «крестоповал» и истерика «из-за жестокости РПЦ», преследующей хулиганок?

Объяснить эту явную несправедливость по отношению к РПЦ можно только одним: ее слабостью, а также полным отсутствием иммунитета к нападкам и пересудам.

Но как Православной Русской Церкви было не ослабеть после стольких испытаний? Ни одна религия не пострадала так тяжко, как русское православие. При том, что гонения на него начались не сегодня и даже не вчера. 300 лет назад его пытался уничтожить Петр Великий, запретив выборы Патриарха, превратив православие в такую хитрую форму верования, которая управляется Синодом и обер-прокурором, а главой Церкви провозгласил самого себя, императора. Разве это не противоречило русской православной традиции, не убивало веру русских, не ослабляло Русскую церковь?

Не успели вернуться старые православные традиции, как к власти пришли большевики. А уж эти-то каленым железом выжигали веру, грабили церкви, направо и налево торговали церковным имуществом, преследовали верующих, убивали тысячами священников, превращали церкви в склады или приюты для малолетних преступников. Малиновый звон и «сорок сороков» в Москве остались только в книгах. Еще разрушительнее была навязанная квазивера – учение о коммунизме. Десятилетиями делалось все, чтобы разрушить представление русского человека о душе, его веру в Бога. Да и в новые времена государство ведет себя непоследовательно по отношению к Православной церкви. Известно, что в отдельных регионах государством поддерживаются мусульманские учебные заведения, а на другие веры (православие, иудаизм, буддизм) такая поддержка не распространяется. Как можно объяснить такую избирательность?

И как Русской Православной Церкви не ослабнуть, если у нее нет реальной защиты – ни внутри страны, ни за ее рубежами? Внутри страны защиты нет, как нет и единства в разодранном противоречиями обществе. А за пределами страны защиты православия тем более ждать не приходится. Потому что – в отличие от других религий – православие коренится именно в России. Другие монотеистические религии (буддизм, иудаизм, мусульманство) имеют за рубежом сильные религиозные центры, мощное международное влияние и лоббистские сети, и именно оттуда идет их денежная подпитка и защита. А русское православие связано преимущественно с Россией, и помощи извне ему ждать не приходится. Поэтому нападать на него легко и безопасно.

Есть статистика, по которой количество религиозных учреждений на душу населения меньше всего у христиан, у православных. Это касается и Москвы, бывшей городом «сорока сороков», где церквей осталось не больше пары сотен, тогда как население удесятерилось. Была принята программа строительства еще двух сотен модульных церквей, но она встретила огромное сопротивление в СМИ и даже среди населения.

Очень сильно влияет на отношение к православию и глобализация, затронувшая все сферы жизни в России. Может быть, как раз в религиозной области и находится одна из самых болезненных точек соприкосновения русской культуры (созданной в лоне православия) и глобализации. Ведь глобализация, вторгаясь в духовную сферу, затрагивает каждого человека. Сейчас появился новый тип личности – игровой, виртуальной. Он легко меняет социальные маски: сегодня он может быть коммунистом, завтра – буддистом, православным, либералом, патриотом и т. д. Смена ролей и стилей, игра в бисер с ценностями и масками увлекает, особенно молодых. Им, как правило, нравится тотальная ирония, игровой маскарад, пляски на амвоне, виртуализация жизни, культурный и религиозный плюрализм. И как это соотнести с православием и его строгими правилами?

Православие для русских никогда не было одним из многих религиозных вероучений, а было всегда самым важным и единственным. Но в последние 20 лет в России имели место многочисленные попытки внедрить чужие секты и религии, даже псевдохристианские. Сейчас в России религиозное пространство многолико и неоднородно. Кроме традиционных конфессий здесь можно встретить дохристианские верования (шаманизм и язычество), а также религиозные учения, нетрадиционные для российского общества. Множественность таких вероучений – и есть результат того, что Россия, как и другие страны, находится в пространстве современного постмодернизма, когда рушатся устоявшиеся религиозные и культурные системы, меняются духовные ценности. Такая искусственная множественность усиливает в обществе различия, и оно еще больше теряет способность быть солидарным и единым, а значит – не может сопротивляться никакой тирании, из него испаряется любая демократия.

Результат ослабления Русской церкви таков: в России больше нет единого смыслового центра, который упорядочивал бы окружающий мир, помогал бы людям иметь одну и ту же точку зрения, хотя бы по отношению к пониманию «добра» и зла»: вот это – то, что надо, а вот это – табу. А без единого смыслового центра не может быть и гражданского общества – есть только аморфная толпа. И нравственность в таком обществе неминуемо падает, раз слабеет ее камертон – вера.

Отсюда и иное отношение к вере – чисто потребительское, что, впрочем, естественно в обществе массового шопинга. Люди идут в церковь, как в супермаркет, рассчитывая с помощью иконки в машине или зажженной свечки в храме избавиться от напастей, выпросить себе повышение по службе и т. п. Вера, православные обычаи – теперь уже не столько вера в Христа, а скорее средство самоидентификации, традиция, ритуал, о котором вспоминают от случая к случаю. Похоже, что и в будущем православию вряд ли удастся занять роль единого религиозно-идеологического центра, как это было в старой России.

Представители русского духовенства относятся к глобализации настороженно, даже отрицательно. Они не принимают такие ее проявления, как экуменизм (объединение церквей и конфессий). С позиции православной церкви экуменизм – ересь, лжеучение, с которым нужно бороться. Сама псевдодемократическая идея равноправия всех конфессий ставит знак равенства между поклонением языческим богам и Христу, что недопустимо и для православного, и вообще для христианина. Представители русского духовенства считают, что это очень опасно, поскольку рано или поздно может привести к нарушению христианской морали, к созданию на земле унитарного наднационального сообщества. В таком обществе постепенно будут сокращаться свободы и вводиться жесткий контроль, а личность человека будет унифицироваться путем цифровой кодификации (код ИНН), и на каждого человека будет создано электронное досье. Как протест против «электронного концлагеря» было даже создано протестное движение «За право жить без ИНН». К тому же компьютерная зависимость сравнима с попаданием в тоталитарную секту: эти люди перестают ценить жизнь как Божий дар.

Вездесущий рынок, перевернувший мозги россиян, нападки на РПЦ, тяжелая поступь глобализации и проявления экуменизма, конечно, не облегчают жизнь верующих в России, не укрепляют их веру. Но даже не это главная беда.

Самое тяжелое то, что реальная жизнь в России противоречит, даже враждебна духу христианства. В стране, где есть тысячи сирот при живых родителях, где матери убивают своих детей, а старики подвергаются насилию из-за орденов или денег, – в такой стране попираются сами основы христианства при всеобщем непротивлении. Удивительны крайности и непоследовательность в поведении людей: они часами и даже днями могут стоять в очереди, чтобы приложиться к святой реликвии или окропиться святой водой. А вот с заповедью «Возлюби своего ближнего» как-то не очень получается. Даже советская мораль, при всей ее ущербности, была в чем-то ближе к христианской.

Пытаясь играть роль морального камертона и скрепы в обществе, Русская церковь поддержала введение курса «Основ религиозной культуры и светской этики народов России», а также введение института военных священников в армии. Знание своей культуры – вот цель этого курса. А если человек не хочет знать религиозную культуру своей страны, то ему на выбор предлагается получить хотя бы общие представления об этике отношений между людьми. Разве это – «навязывание церковных канонов» (из СМИ)?

Казалось бы, о чем тут спорить? Любое знание – благо, а знание основ этики и морали – двойное благо в деморализованной стране. Но нет! И здесь не получилось единодушия. Ровно пополам разделились мнения о том, нужно ли вводить в школе изучение основ религии: 44 % (за) и 43 % (против). Любопытно, что в начале 2000-х годов эта идея имела бо́льшую поддержку, чем сейчас. Сам Патриарх признал, что «основы православия» в школе не пользуются популярностью у родителей школьников: в Петербурге его выбрали только 9 %, в Москве – 23 %, в среднем по России – 32 %. Значит, большинство населения категорически не желает изучать основы религии и светскую этику? Откуда такое?

Как видим, интерес к религии в России есть. Однако население настороженно относится к претензиям Церкви на возрастание ее роли, в том числе и политической. В ответах на вопрос «Должна ли Церковь оказывать влияние на принятие государственных решений?» наблюдается выразительная динамика. Так, в 2005 г. «да» ответили 45 % , (остальные были «против»), в 2007-м – 29 % , а в 2012-м доля сторонников политического влияния Церкви (на фоне ее проповеди) сократилась до 26 % . Треть граждан считает, что политическое влияние Церкви сейчас слишком велико.

Откуда эта боязнь усиления роли Церкви? Разве Русская церковь борется за политическую власть в стране? есть ли основания так думать?

В этом страхе видится не просто антицерковный протест. Здесь слышатся отголоски протеста вообще – против системы «русской жизни», против власти, когда любое начинание, план или действие, поддержанное совместно Церковью и властью, бросает тень прежде всего на саму Церковь. Так косвенно выражаются массовые протестные настроения в обществе.

В начале 2000-х годов доверяли Церкви как институту – 40 %, а через 10 лет доверие к ней подскочило до 50 %. Казалось бы, можно радоваться такому доверию. Однако за последние годы выросло и число тех, кто не доверяет Церкви (полностью или частично). А это весьма немало, когда претендуешь на консолидирующую роль в обществе. Кстати, доверие к самому Патриарху, включенному социологами в список политиков, которым доверяют, опустилось с 10 % (2010 г.) до 5 % (2012 г.).

И дело тут, скорее всего, не в религии и даже не в личных качествах Патриарха, а в другом – в общественном устройстве, в психологической атмосфере общества. Живя в условиях множества экономических, социальных и прочих проблем, общество дезориентировано окриками власти в виде новых репрессивных законов. Нехитрая логика: раз Церковь поддерживает власть, значит – они заодно.

Интересно, что в нападках на Русскую церковь часто делается кивок в сторону «цивилизованных» стран: там, дескать, все иначе.

Приглядимся, чтобы убедиться: нет такой абсолютно светской страны, которая могла бы стать примером для подражания тем, кто боится сильной Церкви. Ведь и в Европе, несмотря на спад интереса к христианству, существуют уроки религиозного преподавания в школах. И там это – всерьез, а не невинные «основы религии» или «основы светской этики». Еще интересно: в странах Северной Европы священники получают зарплату – из госбюджета (!). В Германии, например, тамошние прихожане гораздо чаще ходят в церковь, чем в России. Это ли – не «сращивание»? Но от немцев почему-то не слышно таких упреков.

Франция считается «атеистическим государством». Однако президент этой страны до сих пор формально назначает епископов в Эльзасе и Лотарингии, и жители этих регионов за государственный счет изучают Закон Божий, а не просто «основы католической (или другой) культуры». Большинство храмов этой страны, имеющих историческую ценность, существуют за счет государственного бюджета. И никто не впадает от этого в истерику.

Президент США – тот вообще присягает на Библии! И американские военные капелланы содержатся за счет налогоплательщиков! А английский король – тот вообще глава церкви!

Иными словами, во всех «цивилизованных» странах государство и религиозные организации не пытаются уничтожить друг друга, а открыто сотрудничают. Более того, они прямо заинтересованы во взаимной поддержке и совершенно не стесняются этого. И никто не обвиняет их в «сращивании» и «клерикализации». Наоборот, такое единство выражает волю верующих людей, которые рассчитывают на государство как на гаранта их религиозных прав, которые не ограничиваются молитвой за закрытыми дверями (чтобы их никто, не дай Бог, не увидел).

Единственный, и совсем не положительный пример атеистического общества – это Советский Союз. Этой страны давно уже нет, а идеи безбожия, идеи отделения церкви от общества, от культуры и образования, от российской истории продолжают вдохновлять людей в их нападках на Церковь. Желание создать безбожного человека уже разрушило русское общество. Неужели этого мало?

Церковь обвиняют и в желании иметь собственность. Но тут все просто: Россия присоединилась к Совету Европы (его трудно обвинить в клерикализме) в 1996 г., взяв при этом на себе международные обязательства вернуть всю реквизированную в советское время собственность религиозных организаций. Многие сопротивляются такому возвращению, обвиняя церковь во всех грехах.

В итоге можно сказать: несмотря на все трудности, сегодня Православная церковь в России, тем не менее, играет важную роль в духовной жизни общества.

И это хорошо. Без веры, духовности и нравственности любой народ безлик. Пробуждение национального самосознания, интерес к своей идентичности неминуемо рано или поздно обратит людей к вопросам веры и жизни Русской церкви как основе национальной культуры.

Русская церковь занимается не только вопросами религии, но и начинает играть важную роль при разрешении социальных, культурных и даже экономических проблем (например, проблемы бедности). Она пытается объединить общество, привлечь его внимание к проблемам семьи. Например, по ее инициативе появился новый праздник – День семьи, любви и верности, который празднуется 8 июля – в День святых Петра и Февронии.

Все это соотносится с потребностями русского общества, где все сильнее чувствуется необходимость создать некое общее поле, единый для всех нравственный камертон, единый смысловой центр, который помог бы упорядочить окружающий мир, чтобы люди могли адекватно воспринимать друг друга, и таким образом объединить раздерганное общество. Церковь могла бы помочь в этом.

Важно отметить, что в России одновременно происходит рост влияния и других традиционных религий: буддизма, ислама, иудаизма. Совместные усилия всех этих общин могли бы утвердить традиционные ценности, скрепляющие многоконфессиональный народ России, – на основе добра и справедливости.