В конце 1991 г. распался СССР, и в России полностью изменилась система политико-экономических отношений. Победила идея всевластия капитала, который взял на себя функции тотальной регуляции в обществе, а государству осталась роль «ночного сторожа».

Картина жизни в России разительно поменялась. Да, возникли новые классы, зияющие контрасты между бедными и сверхбогатыми, большинство населения живет в бедности, не имея надежды пробиться в лучшую жизнь. Зато теперь не преследуют ни за спекуляцию, ни за убеждения, ни за нетрадиционные сексуальные отношения. Исчезло понятие нежелательной литературы, свободно продается иностранная пресса, принимаются западные радиостанции и спутниковые телепрограммы, россияне свободно могут выехать за границу и выражать свое мнение по любому поводу. А главное, победила вера, что именно деньги (а не сила) – теперь главный, универсальный регулятор любых человеческих отношений. Победа либеральной теории laisser passer, laisser faire (букв. позволить пройти, сделать) для каждого человека означает: не стоит сопротивляться и вмешиваться в жизнь, менять порядок вещей, пусть все идет, как идет, «деньги все сами поставят на свое место».

А они и вправду «ставят все на свое место». Для каждого очевидно: налицо экономическая деградация страны, потеря целых отраслей индустрии, изношенность до дыр всего и вся. Чтобы стремительно разбогатеть, теперь не стоит тратить усилий – создавать, внедрять, строить, мастерить что-то новое, поскольку богатство в наше время зарабатывается по-иному. У многих зреет мысль: Россия – заброшенная страна, где власть занимается чем угодно, только не созиданием, развитием, реальными проблемами, и разбогатеть проще всего на спекуляциях.

А начиналось все прекрасно. Основной целью новой России было объявлено построение нового демократического общества, опирающегося на рыночную экономику и соблюдение прав человека. «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства», – гласит вторая статья Конституции РФ. Благородная программа, высокие цели, сияющие дали!

Чем же они обернулись в реальности?

Знаменитый режиссер А. Кончаловский развязал в СМИ дискуссию по вопросу: насколько русская ментальность связана с экономической и политической системой нашей страны, с ее прогрессом или деградацией? Как наша ментальность влияет на него? Можно ли ее поменять в лучшую сторону? А если да, то каким образом? (АИФ. 2012. № 2.)

Рисуя портрет русских, он предъявляет им серьезные обвинения: русские – народ с рабской психологией, он сопротивляется модернизации, потому что «рабство – это легко, а свобода трудно, потому что у нас ответственных людей – с гулькин нос. В России мало граждан, в основном они – население». Он даже пытается определить суть русского менталитета, назвав его – «крестьянское сознание, суть которого – зависть». Такую особенность русских он объясняет тем, что «буржуазии у нас так и не появилось».

Не в силах сдержать раздражения против русских несовершенств, он предлагает: «…чтобы обратить процесс деградации России вспять, нужна модернизация русского менталитета , а не экономики ». Для движения в сторону прогресса, по его мнению, требуется, чтобы государство предприняло усилия к изменению русского менталитета, «иначе общество начнет двигаться в сторону деградации».

Можно соглашаться или не соглашаться с известным режиссером. Похоже, он ставит проблему с ног на голову, и получается, что «хвост вертит собакой». Тем не менее вопросы поставлены очень интересно и остро. Можно ли поменять русскую ментальность насильственно, «модернизировать» ее? Как новые рыночные отношения вместе с грянувшей глобализацией поменяли «русский характер», «русский тип человека»?

Бесспорно, режиссер прав в своем интересе к национальной ментальности. Есть мнение, что вообще все реформы и модернизация в нашей стране буксуют который век подряд именно потому, что не уделяется должного внимания к особенностям сознания русских.

Давайте посмотрим, как типичные русские качества характера работают в рыночную эпоху: помогают ли адаптироваться в новой жизни? Или, наоборот, мешают? Или же под напором внешних изменений они уходят, стираются, заменяются иными? Интересно сравнить русского православного человека лет 200 тому назад с советским человеком и современным русским. Если ли между ними что-то общее?

Психологические и ментальные особенности русских подробно описаны в специальной литературе. В ней утверждается, что главная особенность русских в том, что они – «интуитивно-этические интроверты» (К. Г. Юнг). То есть для них очень важны эмоции, интуиция, идеи – при явном дефиците практической хватки и гибкости в деловых контактах, почему они нередко терпят неудачи в конкурентной борьбе. Очень часто они – люди гуманитарного плана. По крайней мере, именно в этом плане они представлены особенно ярко. Развитая интуиция и обратная связь с людьми (что в дефиците у многих народов) объясняет, почему многие из них имеют художественные таланты, в том числе и дар импровизации, а также особое умение строить отношения с людьми. Их особый талант – общительность. Более того, они просто физически нуждаются во взаимопонимании и личном общении, крайне зависимы от окружения.

По К. Г. Юнгу, они упрямы: если в их голове родилась идея, то, преследуя ее, они упорны, с трудом меняют свою позицию, их сложно переубедить. Внешне они производят впечатление властных и самоуверенных людей, и в то же время они легко внушаемы, подвержены чужому влиянию, доверчивы, открыты, восприимчивы – вплоть до некритического отношения к чужим идеям. Рассчитывая на добрые отношения и доверяя, они ведут себя часто по-детски наивно и беспечно: могут долго не замечать, что их обманывают, используют в корыстных целях, вредят. Отсюда впечатление об их терпеливости.

Русские – талантливый народ, но их таланты носят скорее не экономический, а артистический характер. Им легко дается все, что помогает выразить себя – в слове, музыке, красках, линии, танце… Традиционные точки приложения русской силы – наука, музыка, театр, искусство и литература, культура, военная служба. А эти сферы в России сейчас – в загоне.

А во всем том, что связано с материальной жизнью, с техническим или экономическим прогрессом, созданием строгой ранжированной демократической системы, т. е. во всем, где нужны педантизм и механическая точность, они уступают другим народам. Они с трудом переносят рутину, излишнюю размеренность жизни и «мелочность». Зато для них очень важна внутренняя (эмоциональная, душевная, духовная) сторона жизни.

Их чувственное отношение к жизни проявляется в крайних формах. Отсюда – их максимализм, который выражается в принципе «все или ничего», в стремлении во всем дойти до предела, не признавая Горациеву «золотую середину».

Их недостатки – продолжение их достоинств: открытость может проявиться в некритическом отношении к чужим идеям; художественные таланты и дар импровизации могут переходить – в самонадеянность, в надежду на авось, мечтательность, даже в «маниловщину», в неумение довести дело до конца. Их безмерная щедрость, доведенная до абсурда, оборачивается расточительством – и в отношении природы, и в отношении любого богатства. Даже бытовая скромность, которая всегда помогала русским выжить при любых обстоятельствах, порой оборачивается неприятностями: она может стать тормозом в освоении новых технологий, не заставляет искать эффективные способы хозяйствования. И правда, зачем рваться к новому, если можно обойтись привычным минимумом?

Словом, внешне русские часто производят противоречивое впечатление. Вообще, они – «яркие» люди, в которых могут сочетаться самые разные, даже противоречивые качества. Вот эта «яркоокрашенность», неумение идти срединным путем, выбирая «золотую середину» по правилам логики и здравого смысла, часто толкает их на крайние, не вполне продуманные действия.

Неоднозначность, широта и противоречивость русского характера могли бы льстить нашему национальному самосознанию. Однако умными людьми подмечено: чем богаче характер, тем больше в нем черт, взаимно отрицающих друг друга, тем меньше человек приспособлен к практической жизни.

А теперь зададимся вопросом: легко ли человеку с такими качествами выживать в условиях свободного рынка ?

Совершенно изменившиеся условия жизни и труда бьют по рукам тех, у кого нет практической хватки, кто не умеет быть гибким, кто слишком открыт и доверчив, кто не может «на благо дела» менять свои убеждения и рисковать, не умеет быть расчетливым, педантичным, пунктуальным, экономным и деловым. Легко ли, если у тебя от природы не вполне «экономический тип мышления», открыть «свое дело», а потом развивать и защищать его, уворачиваясь от набегов чиновников и полицейских, от зависти соседей?

Легко ли, если ты человек открытый и доверчивый, разбираться в лавине противоречивой информации, которая льется на тебя отовсюду – из радио, из всех средств СМИ, Интернета и даже из мобильника?

А то, что твой вчерашний одноклассник (кстати, троечник) вдруг стал олигархом и «сидит» с семьей в Лондоне, разве не повлияет на твою открытость, доверчивость и общительность?

Сейчас победила жизненная философия: «Сытый голодному не товарищ». И даже если тебя не тошнит от скромного быта, даже если ты не экстремист и не истерик по натуре, долго ли тебе удастся держаться «золотой середины» и правил здравого смысла, не послав все к черту, не наломав дров?

Словом, многие черты характера русских вошли в противоречие с новыми условиями жизни . Они не помогают, а, скорее, мешают человеку адаптироваться к новой жизни, вообще понижают конкурентоспособность русских в жестких условиях рынка труда.

Впрочем, еще К. Г. Юнг, рассуждая о людях с сознанием интуитивных интровертов, предупреждал о неминуемых трудностях для людей такого типа: «Сама судьба готовит им – может быть, даже чаще, чем другим людям – непреодолимые внешние преграды, способные отрезвить их от упоений внутренним созерцанием». При этом он не имел в виду ни глобализацию, ни тектонические рыночные сдвиги в России. Просто от века так устроена жизнь: экономическая реальность порождает повсюду, в том числе и в России, людей с материальными практическими интересами, которые всегда и всюду побеждают, вытесняя интровертов.

Переход России в рыночную экономику, повергший население в шоковое состояние, заставил русских измениться: иначе невозможно выжить. К примеру, у них изменились базовые ценности .

Например, отношение к деньгам и богатству.

«Русские любят сорить деньгами. Они не умеют их экономить и тратить рационально», – таково было одно из распространенных стереотипных мнений о русских (особенно в протестантских странах). Что не так уж далеко от истины.

На Западе мотор развития общества и личного продвижения – это «бесконечное» накопление капитала. Отношение американцев к деньгам описывает К. Клакхон: «…остается правдой, что мы не только самая состоятельная нация в мире, но и что деньги, в качестве универсального денежного стандарта, важнее для нас, чем для любых других людей…» Человек, чтобы прослыть порядочным, должен придерживаться принципов: «Жить, чтобы работать», «Иметь больше – тратить меньше».

Для русских это – поразительные откровения, настолько они не вписываются в их представления о жизни. Ведь богатство трактовалось в православии как испытание, а не как знак избранности (но так в протестантизме). На Руси деньги никогда не абсолютизировались, а умеренность и экономность неотделимы в сознании русских от жадности (осуждаемого качества). Такая философия жизни позволяет русским смотреть на протестантские добродетели снисходительно. Заплатить за кого-то в транспорте или кафе, пригласить спутницу в кино или театр, отказаться от денег за книгу, купленную по просьбе друга, – действия, совершенно естественные для русских. «Ну, мы же русские люди», – могут сказать они в ответ на попытку вернуть деньги. А вот другим такие манеры могут показаться расточительством и мотовством.

Веками русские привыкли довольствоваться малым, что закреплено на ментальном уровне как установка национальной культуры. Это отразилось в их фольклоре, обычаях, обрядах. Главные причины русской непритязательности – географические и климатические условия страны, где суровые условия для земледелия превращали жизнь в постоянную борьбу за выживание. Одно дело, образно говоря, воткнуть палку в тучных землях теплой Европы и осенью собрать урожай, а другое – после долгой суровой зимы получить этот урожай, когда подстегивает короткое лето, и все работы надо окончить раза в три быстрее. Такое неравенство русские всегда преодолевали благодаря умению стойко переносить материальные лишения, их привычке к скромному быту и непритязательности.

В сознании русских сложилось отношение к накопительству и ростовщичеству как к неправедному делу. «Я как понимаю, – говорит один из героев А. Чехова, – ежели простой человек или господин берет даже самый малый процент, тот уже есть злодей. В таком человеке правда не может существовать».

Подобные убеждения раньше подавляли у русских стремление к богатству, к накоплению. Деньги никогда не были стимулом жизни, а богатство – целью. Если же раньше (до революции) человек был состоятельным, то он искал «извиняющие причины» и принимал участие в благотворительности, становился меценатом.

Да и советская система усиливала негативное отношение к накоплению денег. Все были равны в одинаковой бедности, частной собственности не существовало. Да и особые искушения потратить деньги не мучили: не на что. А за последние 25 лет Россия пережила множество денежных реформ, два периода гиперинфляции и кризис 1998 г. Эти жестокие уроки отучили россиян копить деньги в банках: они могут в любую минуту лопнуть и раствориться в заокеанских просторах. Жизненный опыт постоянно показывал русским: быть экономным – глупо. Не дожидаясь старости или очередного кризиса, надо быстрее истратить деньги – избавиться от них, не дожидаясь очередного обмана, реформы, дефолта.

А сейчас роль денег неизмеримо выросла. Половина жителей столицы (не самого бедного города) испытывают постоянную тревогу по поводу своего финансового положения. А в отношении к зарабатыванию и трате денег – все зависит от возраста. Те, кому за 35, предпочитают зарабатывать больше, тратить – меньше. Кто помоложе – выбирает модель западного потребления: много зарабатывать – много тратить. А тинэйджеры настроены много тратить, а о заработке – думать еще рано. Зато они экономически грамотны: могут деду четко объяснить, что такое дефолт, МВФ и НДС, знают курс доллара и евро.

И все-таки стереотипы национального самосознания устойчивы. Как ни странно, современные представления россиян о богатстве и его приобретении не намного изменились после проведенных реформ. Да, победила вера во всесилие денег, и для очень многих они стали важнейшей ценностью. Однако исследования показывают, что не все абсолютно хотели бы быть на месте самых богатых и влиятельных людей России. И сейчас, как ни странно, есть и те, кто предпочитает жизнь без особых материальных притязаний. Они убеждены в том, что богатым можно стать только за счет воровства, разграбления страны (41 %), или злоупотребления своим положением, или за счет взяток и коррупции, или жульничества и обмана других, или другими нечестными путями. Далеко не все готовы идти на такое.

Очень немногие с трудом согласны верить, что бывают «талантливые, праведные и удачливые» российские богачи. Верят в это только 9 % опрошенных («Левада-центр»).

Однако жизнь в условиях рынка ежедневно вдалбливает всем в головы установку на благополучие – «здесь и сейчас», а прагматическая ориентация людей все чаще развивает их эгоистические потребности, желание иметь как можно больше денег и вещей. Невозможность быстро осуществить это желание у многих порождает апатию, депрессию, неудовлетворенность жизнью.

Интересны изменения и в отношении к потреблению .

Экономическая система на Западе устроена так, что провоцирует бесконечное потребление. А у русских способность довольствоваться малым была закреплена на ментальном уровне как установка русской культуры. Но сейчас в России победил рынок, при котором целью и смыслом человеческой жизни стало безудержное потребление: «Красиво жить не запретишь!» И если чего-то теперь стоит стесняться, то это – бедности. Она все реже вызывает сочувствие окружающих, из русского лексикона уходит сочетание «благородная бедность».

Но одно только обеднение русского лексикона было бы еще полбеды. Печальнее, что у русских утверждается новый тип поведения: естественное для каждого желание самоутвердиться теперь происходит чаще именно через потребление, а по сути – через энтропию, т. е. рассеивание человеческой энергии .

Изменилось и отношение к труду , причем разительно.

Наиболее важными для русских теперь стали четыре ценности: «хороший заработок» (96 %), «надежность работы» (80 %), ее «интересность», а также «возможность чего-то достичь», т. е. повысить свой статус. Зато в 2 раза меньше стал цениться большой отпуск и возможность проявить инициативу.

Кое-что все-таки не изменилось: мы по-прежнему хотим, чтобы наша работа была уважаемая (36 %), не любим и не готовы к ответственности (20 %), но всегда готовы к напряженной работе за хорошие деньги.

Почти утратили свое значение общественное признание, фотографии на Доске Почета, грамоты за трудовые достижения, возможности творчества и самовыражения. Эти изменения неудивительны. Настроившись на материальное потребление, люди ради заработка готовы пожертвовать своими отпусками, общественным признанием и даже возможностью проявить инициативу, творчество. А ведь еще не так давно К. Г. Юнг называл русских «мечтателями, фантазерами, художниками с чувственным восприятием жизни».

Зато теперь для них очень важен шанс реализовать свое честолюбие, стремление к успеху, важны безопасность и стабильность работы и, как всегда, неувядающая ценность социальной справедливости, которая им кажется важнее, чем, например, даже свобода.

Можно сказать, что теперь трудовые ценности россиян практически неотличимы от ценностей граждан развитых стран в том, что касается заработка, надежности работы и удобного графика.

Однако есть и серьезные отличия. Так, возможность проявить инициативу ценят только 24 % россиян, зато среди Европейцев – 54 %; ответственную работу ценят 20 % в России – и 53 % там; возможность чего-либо достичь ценят только 44 % россиян, что гораздо меньше, чем в Европе (67 %), – честолюбие в России почему-то стало непопулярным. Даже в Корее шанс сделать карьеру важен практически для всех (91,8 %), а в исламских странах – не меньше 50 %. И при этом россияне готовы много трудиться. Правда, не славы ради… Главное – чтобы платили.

Получается, что трудовая этика в разных странах сегодня неодинакова. На Западе она основана на личной инициативе и ответственности, на Востоке – на стремлении приобрести вес в обществе, сделав карьеру. В России же преобладает стремление много и упорно трудиться – ради высокого заработка. А самореализация, инициатива, ответственность, тем более общественное признание в обществе, почет и уважение – не так уж и важны. Это очень не похоже на отношение русских к труду 20 лет назад.

Совершенно озадачивает отношение к труду у современных крестьян. Веками особенностью культуры труда в России был ее экстремальный, нерегулярный характер. Короткий интенсивный труд во время сбора урожая сменялся долгим межсезоньем, когда можно было «расслабиться». Обычно у русских много времени уходило на раскачку, а потом следовал взрыв активности. Недаром Бисмарку приписывается изречение «Русские долго запрягают, да быстро едут». Это выражалось в особом стиле работы, где могли сочетаться порыв, энтузиазм – и равнодушие к результату, неумение доводить дело до конца, педантично занимаясь деталями. Но откровенной лени все-таки никогда не подмечалось в русских.

Недавно журнал «Эксперт» проанализировал крестьянский труд в Белгородской области и сделал вывод: там «превалирует пассивность, мечтательность, минимизация потребностей и соответственно усилий, да и просто лень». Треть опрошенных крестьян выразили полное смирение со своим положением и покорность. Более того, теперь они вообще склонны снимать ответственность с себя за свою жизнь. Отмечено: чем беднее человек, тем глубже его пассивность, уклонение от активности. Бедного трудно мотивировать, толкать на действия, его непритязательность порой ставит в тупик. Например, каждый второй крестьянин сказал, что «ему не нужен туалет в доме». Каждый третий отказался от идеи иметь в доме душ, а 60 % ответили, что не стали бы расширять личное подсобное хозяйство, даже если бы представилась такая возможность. Зачем? И так прожить можно.

Столько же (больше половины!) призналось, что не считают воровство зазорным. И в СССР были «несуны», ворующие на работе. Но они все же не были так откровенны в признаниях. А теперь об этом говорится спокойно и открыто. Это значит, что воровство теперь признается социальной нормой.

Словом, отношение русских к труду под влиянием рыночных отношений разительно изменилось. Они не стали более ленивыми, готовы много трудиться, но – только за хорошие деньги. Сочетание «трудовой энтузиазм» теперь может вызвать саркастическую улыбку.

Под влиянием рынка поразительно изменилось отношение к культуре . Если раньше аналитики отмечали особый артистический, творческий дар русских, их таланты в искусстве, гуманитарный склад русской культуры, то теперь эта сфера приложения русских сил – в загоне. Великая культура существует теперь для многих русских чаще как парадная ценность, как часть их истории.

Особенно неактуальна она для молодых: она не служит им ориентиром нравственности, не задает им модели поведения, не говоря уже о том, что многим она просто неизвестна или известна понаслышке. Социолог Л. Бызов сравнивает отношение русских к своей культуре с греками, которые спокойно смотрят на развалины античных Афин, подсчитывая прибыли от туризма.

Откуда это равнодушие к истории и родной культуре? Подавляющее население России живет в современной урбанистической культуре. Этнологи определяют ее как «периферийный вариант стандарта» общеЕвропейской культуры: в ней мало собственно русского, национального, традиционного. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на архитектурный облик русских городов, в том числе и столицы: ничего специфически русского. Традиционная русская культура сохранилась только в особых резервациях для туристов. Причем ее влияние в России гораздо меньше, чем в любой другой Европейской стране.

Неудивительны и другие изменения в русской ментальности – не всегда к лучшему. Полвека назад К. Г. Юнг, анализируя психологический тип русских, подчеркивал, что они, обладая особыми способностями к предчувствию и развитой интуицией, воспринимают жизнь чувственно и для них очень важна внутренняя (душевная, духовная) сторона жизни. Не случайно в русском языке важную роль играли такие понятия, как «душа» и «совесть» (моральный регулятор и внутренний судья человека). Теперь эти понятия все менее употребительны. В недалеком будущем мы можем столкнуться с полным исчезновением и этих понятий.

Уходят в прошлое такие русские традиционные ценности, как отзывчивость, общительность, чувство братства, «милость к падшим» и другие, которые русские очень охотно приписывают сами себе, не находя в других народах. Дело обстоит как раз наоборот. Социологи хором утверждают, что современная Россия – наиболее индивидуалистическая и социально жесткая страна Европы. Иностранцы отмечают, что на улице здесь редко дождешься даже механической улыбки из вежливости, не говоря уже просто о приветливости.

С другой стороны, наблюдатели признались, что и сегодня в российской провинции русские проявляют общительность, искренность, открытость, высокий уровень эмоционально-чувственного восприятия. То есть в российской провинции больше проявляется «русскости», там сохраняются традиционный образ жизни и привычки. Там по-прежнему порицают эгоизм и индивидуализм.

Но стоит ли этому так радоваться? Можно ли найти прок от психологии индивидуализма, который победительно ширится в крупных городах России?

Социологи утверждают, что в стране, где по традиции индивидуализм не приветствуется, где он считается одним из непростительных качеств человека, – в такой стране не может быстро выработаться важный стержень в человеке: устойчивая позитивная индивидуальная мотивация .

Оказывается, что индивидуализм – не всегда так уж плох. Он крайне необходим в условиях рынка. Человек обязан сам для себя (индивидуально) сделать выбор, независимо от других иметь позитивную мотивацию, т. е. Желание что-то создать, чего-то достичь, продвинуться и т. п. – и действовать, что-то сделать для реализации такого желания так, чтобы не затолкали в угол конкуренты. Но если русские порицают индивидуализм, если в них еще редка позитивная индивидуальная мотивация, то по этой причине, вероятно, не очень скоро сложится приоритет личной инициативы и активности. Русское порицание индивидуализма отчасти объясняет нашу пассивность: оно снижает конкурентоспособность человека. Иными словами, тем, кто не до конца изжил свою «русскость», в условиях рынка приходится туго.

Словом, рынок повлиял на систему ценностей в сознании русских : советские ценности неумолимо вытесняются новыми. Их главный носитель – новый «средний класс», состоящий преимущественно из молодых и образованных людей. И надо сказать, что некоторых социологов тревожат черты этих представителей «новой России» или «новорусской нации» (Л. Г. Бызов).

Речь идет о некоем новейшем «среднем классе». Это – «житель мегаполиса, абсолютно оторванный от своих национальных корней, природы и традиции, не интересуется ни своими предками, ни историей страны, ни национальной культурой». По мнению профессора Института социологии РАН Л. Бызова, эти черты характерны в большей степени для современной молодежи. Впрочем, ее трудно осуждать: ведь она вынуждена добиваться места под солнцем, не зная фактически ни истории России, ни ее религии, ни культуры. «Эта новорусская нация имеет совершенно иную социальную и идейную основу – идеологию массового потребления, она не желает нести бремя ответственности за судьбу русской цивилизации, за наследие русского суперэтноса вообще» (Ю. С. Пивоваров).

По исследованиям журнала «Эксперт», молодые меняются особенно быстро. У них принята установка на независимость, предприимчивость и материальную обеспеченность. Эти качества приобретаются постепенно и также постепенно нарастают, поскольку российское общество уже прошло стадию перелома, оно стабилизируется как общество посткоммунистическое. Но, как показывает анализ, молодые предприимчивые менеджеры перестают понимать своих отцов и дедов – настолько они отличаются по типу сознания.

Это трагический момент, поскольку затрагивает смысл бытия. Когда человек подчиняет свою жизнь сугубо экономическим целям (разбогатеть), то он рискует пригасить в себе гуманистические ценности, а их дефицит и так очевиден в наше время. Раньше путь накопительства для русского означал тупик, а теперь стал целью. Молодым трудно найти правильное соотношение между воспитанием новых черт характера (рационализм, практицизм, умение во всем найти «золотую середину» и пр.) и сохранением старых традиционных ценностей, когда смысл жизни – не деньги. Перед ними задача немыслимой сложности: им нужно научиться таким образом зарабатывать, чтобы создать «такое бытие», которое дало бы возможность быть независимым от «этого бытия», стать свободным творцом.

Изменились и традиционные политические ценности . Для многих русских утратило свою ценность значение большого пространства, большого государства, собирающего под своим крылом разные народы и территории. Теперь ради этого никто не согласен идти ни на какие жертвы, в том числе и в цене на газ. Русские считают себя патриотами, но при условии, что патриотизм не затрагивает их «чисто конкретные интересы».

По мнению социолога Н. Е. Покровского, современного россиянина отличают, во-первых, ориентированность на материальное потребление и постоянное сужение поля социального интереса – вплоть до полной одномерности. Во-вторых, его невероятная пластичность, т. е. способность адаптироваться к любым социальным изменениям, а также снятие любых нравственных вопросов. Более того, вообще – отсутствие регулирующих функций нравственного сознания, готовность спускаться по лестнице архаизации и примитивизации, но выжить – в любом варианте. «Население России может выдержать практически все», – сурово заключает Покровский.

Эта мысль автора заставляет задуматься о такой известной особенности русских, как их долготерпение. Если раньше в годы испытаний способность человека «выдержать все» считалась достоинством, то сегодня этому качеству социологи приписывают знак минуса. Почему так?

В одном интервью режиссер А. Кончаловский отметил такое качество русского характера: то, что на Западе считается недостатком, в русской культуре превращается в достоинство. Если бы в русском архетипе не было такой черты, как долготерпение, то теоретически в этом обществе уже давно должен был произойти взрыв. Вот в Европе по любому поводу наступает социальная реакция в виде забастовок и массовых манифестаций. А в России пресловутое долготерпение как бы консервирует сложившуюся систему, становится тормозом на пути развития.

Все так. Но вообразим на минуту, что этого качества не было бы в русском генетическом коде. Разве жизнь изменилась бы к лучшему? Ведь в России пока еще нет правовых регуляторов, как на Западе. А без них, да еще не будь этого пресловутого русского долготерпения, Россия с ее проблемами – уже давно превратилась бы в вечно воюющую страну. Разве нет?

Аналитики едины во мнении: в России бросается в глаза такая особенность, как консервативность и синдром патернализма . Русские с трудом меняют свой уклад жизни, привычки и вкусы, профессию и т. д. Для них становится драмой необходимость поменять место работы, развестись с ненавистной женой или сделать крупный ремонт в квартире. Им легче перетерпеть некоторые неудобства, чем радикально что-то менять в своей жизни, а потом привыкать к новшествам. Отсюда и народная мудрость: «Худой мир лучше доброй ссоры».

А патернализм выражается в том, что они, не очень надеясь на свои силы и возможности, часто рассчитывают на то, что государство, как отец в семье, обязано им помогать. Уже с древних времен в сознании русских жил идеал строгой, но справедливой отеческой власти, которая гарантирует порядок, защиту и справедливость в обществе. Традиционно отношение власти и населения в России понимались как патриархально-семейные: «царь-батюшка» (глава народа) – и «дети государевы» (сам народ).

Патернализм, как яркая особенность русского архетипа, кстати, не исчез в условиях рынка. Когда «Левада-центр» провел расследование, задав вопрос «Бывают ли такие ситуации в жизни страны, когда народу нужен сильный и властный руководитель, «сильная рука»?», то почти половина (!) людей ответили, что «нашему народу постоянно нужна «сильная рука».

Поразительно, но 20 лет назад – на волне демократических перемен – так считали вдвое меньше людей ! Значит, оглядка на сильную власть не исчезла с «диким рынком», а наоборот, окрепла?

Более того, давались и такие ответы: «Бывают такие ситуации (например, сейчас), когда нужно сосредоточить всю полноту власти в одних руках» (30 %). В наше время по статистике так считает каждый третий гражданин России. И лишь каждый пятый гражданин России сказал, что «ни в коем случае нельзя допускать, чтобы вся власть была отдана в руки одного человека». Это значит, только очень небольшая часть нашего населения не готова отдать свою жизнь во власть одному человеку, каким бы замечательным он ни был! И это после всего, что мы начитались об эпохе «тоталитаризма», «волюнтаризма» и прочем? Значит, мы ничему не учимся?

Более того, в массовом сознании русских с годами все сильнее проступает синдром авторитаризма . И тому есть причины: неэффективность власти, высокий уровень коррупции, бесконтрольная олигархия ведут к тому, что все больше россиян разных возрастов становятся сторонниками «жесткой руки»: вот она, дескать, и должна «все исправить». Правда, они подразумевают под этим не столько авторитарный режим в чистом виде, сколько смутно выраженное желание регулировать экономику, защищать народ от произвола и беззакония – при сохранении политических свобод.

Тоска по «жесткой руке» в современной России – опасный симптом. Такой «воле без ответственности» в новых условиях лучше бы уйти в прошлое. Современное развитие невозможно без свободного человека. Ведь только свободный человек смог бы заставить власть быть эффективной и ответственной.

Итак, в массовом сознании россиян тенденции консерватизма не стираются со временем, а только усиливаются. Возможно, это связано с потрясениями «лихих 90-х годов». Тогда авторы радикальных реформ игнорировали исторически сложившиеся традиции, ментальные особенности русского народа. Некритическое использование опыта других стран не смогло исправить тяжелую ситуацию в экономике, зато привело ее к деформации. Реформы не дали ожидаемых результатов. Из этого разочарования и возник интерес к консерватизму, опоре на традиции и преемственность. Консервативные ориентации очень сильны в сознании россиян. Понять, что человек – консерватор, можно по его убеждениям, если он считает:

– что порядок важнее свободы, а справедливость – важнее прав человека;

– надо быть верным традициям и избегать радикальных реформ;

– интересы государства выше интересов отдельного человека;

– гарант порядка и благополучия – только сильное государство.

Что касается отношения к демократии , то русские и здесь тоже наособицу. До развала СССР демократически устроенное общество считалось панацеей от всех бед, постигших страну. После рыночных реформ и приватизации 1990-х годов отношение к демократии в России усложнилось. Выросло количество тех, кто живет за чертой бедности, а конкуренции так и не появилось.

Оценивая свой уровень жизни, большая часть населения не считает Россию демократической страной. Бедное население не способно создать гражданское общество: у него есть более важная задача – выжить. Капитализм в России не оправдал больших ожиданий, демократии у нас так и не случилось.

Правда, о возврате к социализму речи тоже никто не ведет. В этих условиях особенно те, кто считает себя бедными, относятся к демократии (как и к возможности политического диалога с властью) все более скептически. Вместо слова «демократия» часто произносится созвучное ругательство.

Да и идеи либерализма в России приживаются с трудом. Они популярны только среди успешных людей, которые объясняют свои достижения либеральными взглядами. Либерализм невозможен в нашей стране, пока сохранились остатки того умственного склада, который возник в России еще в пору крепостничества. И при советской власти человек был винтиком государственной машины, своего рода крепостным политической системы. Так что непонимание сути свободы, неверие в ее возможности имеют в русской ментальности давние корни. Академик Т. И. Заславская отмечает, что «такие качества, как отсутствие гражданственности, конформизм по отношению к власти, нетребовательность и смирение, парадоксально сочетающиеся с неуважением к закону и чужой собственности, сформировались у россиян в первую очередь под влиянием многовекового рабства».

Словом, только на первый взгляд кажется, что Россия радикально изменилась, что это – совсем другая страна, нежели та, что была 25 лет назад. Нет, по своей ментальности она периодически возвращается «на круги своя», по сути оставаясь прежней .

Одна и та же матрица развития страны и ее старые проблемы неизменно повторяются. Вот и сейчас русский народ снова «у разбитого корыта». Со сменой системы жизнеустройства в России не удалось совместить два противоположных действия: усвоить некоторые западные добродетели (например, отношение к деньгам, к труду, рациональность и т. д.) и при этом сохранить свою «русскость» – свои ценности, уклад жизни, таланты.

Подводя итоги наблюдений над изменениями в русском архетипе за последние 20 лет, трудно отрицать, что такое великое потрясение, как смена политико-экономического строя, не повлияло на них.

Конечно, русские очень изменились. И тем не менее они остались русскими. Еще К. Г. Юнг говорил, что архетип любого этноса, будучи биологически врожденным, мало подвержен резким колебаниям, какие бы события в жизни народа ни происходили. Должна пройти жизнь нескольких поколений, чтобы все изменения, постепенно накапливаясь, изменили бы свойства национального характера. Чтобы ментальность народа изменилась полностью, необходимы настолько сильные потрясения, что генетическая устойчивость не выдержала бы их влияния. Это процесс настолько длительный, что он не сопоставим с жизнью одного или двух поколений.

Можно ли сказать, что в России произошли именно такие потрясения, которых не может выдержать давно сложившийся биопсихологический тип русского народа?

Пожалуй, да, с этим можно согласиться, имея в виду, что в стране одновременно случилось даже не одно, а целых два – и очень серьезных потрясения: смена общественно-экономического строя и глобализация. Эти два процесса, вызвав тектонические сдвиги в русской жизни и, значит, в ментальности, тем не менее не в равной степени затронули все слои населения: кого-то больше, а кого-то меньше.

Появился целый класс людей, которые вполне адаптировались в новых экономических условиях. Они благодаря деловой хватке и гибкости, высокому образованию и профессиональному росту стали состоятельными и независимыми, чувствуют себя хозяевами жизни и не оглядываются на помощь государства. «Им есть что терять», а потому они больше всего ценят стабильность в стране, не желая менять курс ее развития. Пожалуй, сюда может быть включена треть россиян.

Большинству же приходится тяжелее, особенно тем, кто сохранил в своем характере традиционные черты русской ментальности. Они более консервативны, негибки и упрямы, их преследует идеал строгой, но справедливой государственной власти, которая их защитит, даст работу и обеспечит порядок. Они не приемлют принципы западной демократии и либерализма, считают главным в жизни – равенство возможностей для всех и справедливость, они ориентированы на семью, здоровье, любовь, хорошую работу. Их удручает деградация страны практически по всем показателям, а потому они полагают, что курс развития страны нужно менять. В своем большинстве это небогатые жители провинциальной России, малых городов и сельской местности. А это – бо́льшая часть России с населением не менее 60 %. Хотя они и составляют бо́льшую часть населения страны, с развитием глобализации и экономического роста страны они неизбежно будут вытеснены с рынка труда более активными людьми, поскольку в конкурентной борьбе их позиции слабее.