Душ приняли вместе, но не отмылись. Кажется, им теперь вовек друг от друга не отмыться.

Неважно, что вместе они недавно, важно, как прошло у них это время.

Каждая минута рядом. Бок о бок, кожа к коже. Продолжая мысли друг друга. Порой, угадывая.

В комнате до сих пор стоял тяжелый запах секса. Забавно… Похожий на запах жженых спичек. Серы. Оттого, наверное, он такой въедливый. Всё им пропиталось. Постель. Разбросанная по полу одежда. Воздух. Еще звенящий и вибрирующий от их вскриков и стонов.

Они улеглись, сплелись, обнялись. Не прикрываясь одеялом. Маринка уткнулась Сергею в грудь и вдохнула. Ей очень нравилось, как от него пахнет. Все женщины на запах реагируют, она не исключение. Еще при первой встрече оценила его парфюм. Аромат туалетной воды, раскрывающийся на теплой коже, становящийся живым… Что-то невообразимо вкусное, сводящее с ума. Парфюм у Мажарина дорогой. Большие деньги он мог вбухать за три вещи: парфюм, обувь, кожаная куртка. Остальное по потребности.

Очень много она узнала о Мажарине за короткое время. Больше, чем о некоторых и за годы общения. Они же жили вместе. Каждую минуту проводили вместе. Разговаривали, делились чем-то. Обсуждали что-то. Всё подряд. Обычно и буднично, без давления друг другу на мозги. Она тоже делилась с ним своими мыслями. Чем могла… Хотя совсем от этого отвыкла. Ее мысли и переживания давно уже никого не интересовали. Но то, что ему можно услышать, он услышал.

Заснули быстро. Без разговоров и перешептываний. Уставшие, пресыщенные, утомленные.

Проснулась Марина от поглаживаний по спине. По уверенности прикосновений, поняла, что Серёжа не спит.

Интересно, сколько они проспали? Недолго, видимо. Потому что даже лежали в том положении, в каком заснули: на боку, лицом друг к другу.

Маринка, чуть выше на подушке, обняв Мажарина за плечи и прижав к себе его голову.

— Мажарин, ты когда-нибудь будешь нормально спать? — проговорила тихо, с хрипотцой после сна.

Сергей поцеловал ее в ложбинку между грудей.

— Никогда. Я уже выспался.

— А который час?

— Часа четыре.

— А-а, ну тогда понятно. Твое время. Был бы дома, побежал к ноуту сводки свои смотреть.

— Это у Витьки сводки, а у меня статистика. И я, кстати, ее уже проспал. Она по часам выходит.

— Ну и слава богу, — вздохнула Марина.

— Пошли гулять.

— Чего? — засмеялась, невольно взбодрившись от собственного смеха.

— Я выспался и хочу гулять. А иначе зачем мы сюда приехали? С таким же успехом можно было дома валяться.

— Не повторяй за мной.

— Это же не гадости, можно повторять.

Марина беззвучно засмеялась, вздрогнув в его руках всем телом. Пошевелилась, разминая затекшие суставы.

— Ладно. Пойду один. И пусть тебя совесть замучает.

— Куда ты собрался?

— На улицу, подышать. И вообще я есть хочу.

— С этого и надо было начинать. Вот ты беспокойный…

— Я не беспокойный, я активный. У меня свой ритм жизни, говорил же, не удивляйся. — И правда потянулся, встал с кровати и стал собирать свои разбросанные по комнате вещи.

Марина включила ночник и проворчала:

— Я и не удивляюсь. Мне бы теперь тоже шмотки свои найти. А то как ты без меня гулять пойдешь?

— Никак. Руки сюда. — Натянул на Маринку свою толстовку. На себя — водолазку. Закинув на плечо плед, подождал, пока Стэльмах влезет в джинсы.

Они, заговорщицки перешептываясь, вышли из комнаты, спустились на первый этаж и свернули в кухню.

— Ты правда хочешь есть? — спросила Марина, включая свет.

— Угу.

— Сейчас я чего-нибудь найду, — заглянула в холодильник. — Есть еще мясо и рыба. Что будешь?

Мажарин подумал.

— Рыбу. Мутит уже от шашлыков. Только не разогревай, холодную хочу.

— Ладно. На веранду пойдем?

— Да.

— Тогда чай возьмем и конфеток.

— Зачем чай? Давай вина возьмем.

Марину разобрал смех:

— Пошли гулять, говорит. Сам на кухню и пьянствовать. В пятом часу утра. Скоро эти встанут, а тут всё сожрато и выпито.

— А кто им виноват, — усмехнулся Мажарин.

С конфетами, яблоками, вином и рыбой, запеченной на мангале, устроились на открытой веранде. Маринка сразу продрогла от влажной свежести.

Сделала несколько больших глотков вина и уселась Мажарину на колени, он накинул ей на плечи плед и прижал к груди, согревая.

— Серёжа, иди за курткой, замерзнешь в одной водолазке.

— Нет, мне не холодно.

— Слушай…

— Чего?

— А что это за статистика? Чего ты там смотришь?

— События ловлю. Если в Европе ничего важного не происходит, иду на азиатские рынки. И наоборот. В 02.30 Новая Зеландия приходит.

— Зачем она тебе?

— Новая Зеландия металлами рулит. И Австралия. А я на товарняке сижу. Сырье и металлы.

Это когда только начинал, ночами сессии отлеживал, разбирался что и как. Сейчас уже нет. Если цифры выходят по ожиданиям, то спокойно спать иду. Если есть что интересное, запускаю свои варианты.

— А-а-а… — понимающе протянула она.

Он усмехнулся:

— Есть дебилы, которые сидят и пялятся часами, не решаются в сделку войти. Особенно когда онлайн-котировки начинают меняться. Сразу шлют свои планы в задницу. Я не сижу, не пялюсь. Ордера по лосту и профиту ставлю, полчаса мониторю и ухожу. Утром котировки с телефона смотрю.

Всё.

— Это ж столько всего проанализировать надо…

— Аналитикой другие занимаются. Мы не анализируем. И аналитиков этих мы не перевариваем.

— Почему? — удивилась Марина.

— Падлы. Как наанализируют, блин, кучу вариантов, мучайся потом: то ли «мишек» нагибать, то ли «бычков» на мясо резать, — посмеялся.

— Я думала у тебя акции какие-нибудь, валюта…

— На этом много не поднимешь. Можно закинуть, конечно, часть прибыли в «бумаги», если инсайдеры сольют, что они стрельнут через год-два.

Бонусом. А так, нет. Обороты на этом не увеличишь. Капитал особо не нарастишь.

— А тебя план капитал нарастить? — оттолкнувшись от его груди, улыбнулась.

Мажарин улыбнулся тоже. Знающе, таинственно.

— У меня план войти в сделку века.

— Чтобы за раз много хапнуть?

— Нет. За раз хапнуть так, чтобы всю оставшуюся жизнь ничего не делать.

— А так можно? — спросила с заметным удивлением.

— Можно, — снова улыбнулся, — если капитал есть. Как сольют мне важную инфу про какое-нибудь эмбарго, как влуплю… Главное уйти вовремя.

Марина слезла с Мажарина и уселась рядом, чтобы позволить ему поесть. Сама раскусила шоколадную конфету с тягучей фруктовой начинкой и запила ее белым вином. Тепло уже стало внутри. Горячо. От вина и от Серёжкиных рук. Она окончательно проснулась, надышавшись Мажариным — его энергией, силой, внутренним настроем. Заразившись всем этим, как всегда.

— Блин, я даже не причесалась… — Тронула спутанные волосы. Убрала их на одно плечо, заплела в косу.

— Беда какая. А то я тебя лохматой не видел. — Заправил за ухо выбившийся локон.

Маринке внутри стало еще горячее от этого простого жеста. В нем было больше тепла, чем в любых словах. Для нее. Серёжка всегда так делал, наверное, сам не замечая. Все время трогал ее. То волосы поправлял, перебирал, то просто касался, гладил, брал за руку. Она уже не могла без этого жить, сама все время тянулась к нему.

Марина, привстав, оперлась коленом на мажаринское бедро и обняла Сергея за плечи.

Навалилась. Крепко прижалась губами к щеке.

— Мажарка мой… небритый…

Он придушенно засмеялся:

— Дома побреюсь. Тут мне лень.

Со вздохом Мариша отстранилась, присела рядом, хрустнула красным яблоком. Любила их больше, чем зеленые. Совсем другой у них вкус и аромат.

— Серёжа?

— Что? — Устроился на плетеном диване удобнее, откинулся на спинку и взял тарелку с рыбой.

— А вот эта Олеся… Они с Витей встречаются или что у них? Я что-то не поняла.

— Он уже год по ней сохнет. Это всё, что я понимаю.

— Сколько? — чуть не подавилась яблоком. — Зачем?

— Не знаю зачем, — усмехнулся Мажарин.

— Серёжа, представь, ты бы по мне год сох. До первого секса. — Весело рассмеялась.

— Угу, — кивнул, жуя, — два с половиной. Аж самой смешно, да? — Тоже глянул на нее с неприкрытым весельем. — Я вообще не знаю, зачем он ее сюда привез и как она на это согласилась. Ты ж ее видела. Там, как ты говоришь, интеллиго.

— Знаешь, Витя тоже далеко не гопник.

— Не, там совсем интеллиго. Витьке надо поживее девочку. Хотя кто знает… Раскрутит ее, может быть.

— Нет, — уверенно заявила Стэльмах. — Она не будет с ним. Это точно.

— Почему?

Марина помедлила. Вчера поймала брошенный Олеськой на Савина взгляд, и этот случайный взгляд сказал ей всё. Когда парень нравится, не так на него смотришь. Когда нравится — смотришь и горишь. Глаза блестят. А Олеся на Витьку тускло смотрела, с пренебрежением.

— Она на него смотрит… как на мусор. Не будет она с ним.

— Сам разберется.

Марина вздохнула. Снова съела конфету и сделала глоток кисловатого вина. Вроде бы нужно быть спокойной, но какая-то безвольная радость прорывалась из груди. Отдавалась жаром в руках, заливала краской лицо. Наружу рвалась.

Будто в груди ей было места мало.

— Ого у вас тут праздник, — сонно пробасил Витька, выходя из дома и потягиваясь.

— Тебе чего не спится? — спросил Мажарин.

— Того, — хмуро отозвался Савин.

— Витёк, не грусти, купи себе «Алёнку», — поддел друг.

Савин замер на Мажарине непонимающим взглядом.

— Я про шоколадку, — уточнил Сергей.

— А я думал, ты про проститутку.

— Я тоже так подумала, — сдержанно усмехнулась Марина.

— Или проститутку. Тоже вариант.

— Иди ты нахрен, — бросил Витя.

— Тащи стакан, — посмеялся Сергей. — Будем тебе настроение поднимать.

* * *

— Всё, я плыву, — сказал Мажарин, закрыл крышку ноутбука и поднялся из-за стола.

— Меня тоже валяет и валяет.

Маринка лежала на диване и смотрела телевизор. Щелкала каналы туда-сюда, иногда находя что-нибудь интересное. Сергей уселся сверху, просунул руки ей под спину, обнял и положил голову на грудь.

— Разбуди меня через полчаса.

— Ты так будешь спать? На мне? — Погладила его голую спину.

— Я бы с удовольствием. Но, боюсь, засну, расслаблюсь и раздавлю тебя. — Соскользнув с нее на бок, устроился рядом.

— Чего полчаса? Поспи нормально.

— Нет. Полчаса. А то высплюсь и буду потом снова всю ночь из угла в угол ходить.

— Ой, то есть, мы сегодня спать ляжем, как нормальные люди?

— Вроде того.

Улегся удобнее. Марина приподнялась выше на подушке, обняла его за плечи и уткнулась губами в волосы. Мажарин заснул сразу, минуты, наверное, не прошло. Вырубился, как по команде.

Через полчаса Марина обняла его крепче, прижалась щекой к щеке. Жалко будить, но сказал надо.

Сергей зашевелился, сжал ее запястье. Вздохнул.

— Всё?

— Угу. Полчаса прошло.

— Блинов хочу. Нажарь блинов.

— Тебе блины приснились?

— Нет. Просто захотелось. И лапшу куриную хочу. Домашнюю.

Маринка откинулась на подушку и уставилась в потолок.

— Чё мозг рухнул? — посмотрел на нее сонным смеющимся взглядом.

— Ага. Я блины-то не умею печь, он лапшу требует.

— Ладно, тогда поеду к той, которая умеет варить куриную лапшу. — Соскочил с дивана и схватил со стола телефон. Позвонил кому-то. Миленько поговорил, сказав, что вечером заедет.

Маринка немного опешила. Замолчала. Еще не собралась с мыслями, не решила, как реагировать, но быстрой горячей волной затопило неприятное чувство. Такое острое и болезненное, что она не сразу смогла с ним справиться.

Наверное, в ее лице тоже что-то изменилось, потому что Мажарин сначала весело глянул на нее, потом уставился более сосредоточенно.

— Ты чего?

— Ничего, — проворчала и сползла с дивана. Собралась выйти из комнаты, но Сергей перехватил. — Пусти!

— Не пущу. Я ж пошутил. Бабуле позвонил. Поедем вечером поужинаем, не будем ничего готовить.

— Шуточки у него, — возмутилась Маринка, уже не вырываясь. — Я тоже сейчас чего-нибудь захочу и пойду мужику какому-нибудь позвоню.

Скажу, что приеду. Посмотрим, как тебе приятно будет.

— Тебе нельзя так делать.

— Почему это?

— Потому что я сразу кого-нибудь на*бну. — Прижав ее к себе, поднял над полом.

— Интеллиго, блин.

— Вот именно, что блин. Ладно, пошли блины жарить. Я тебя научу. Там ничего сложного.

Сваливаешь всё в одну миску и взбиваешь миксером.

— Хороший рецепт.

— Отличный просто.

— Пойдем. Свалишь мне всё в одну кучу, что там нужно для блинов, а я взобью миксером.

Это я умею.

В общем, так они и сделали. Мажарин смешал все ингредиенты в глубокой стеклянной миске, вручил Маринке миксер и отвлекся на телефонный звонок. Когда через пару минут вернулся, увидел, что вся кухня в муке, Маринка тоже.

— Вот ты у меня рукодельница, — хохотнул он. — С миксером тоже нелады?

— Я сейчас всё уберу и сделаю как надо.

— Иди отсюда. Тебя на кухню можно приводить, только чтобы на столе отлямурить. Больше тебе тут нечего делать. С твоими кулинарными способностями.

— Нет! — захохотала она. — Это дело чести!

Блины они спекли, конечно. Правда сожгли парочку, пока целовались. Потом ели их с абрикосовым вареньем.

И только чуть позже до Марины дошел смысл сказанного: что к бабушке они поедут вдвоем.

От этой мысли она сразу разволновалась, сама не зная почему.

— Серёжа, а ты сказал, что со мной придешь?

— Нет.

— Надо сказать.

— Не надо.

— Неудобно будет, неловко.

— Мне лучше знать, как удобно.

Стэльмах вздохнула:

— И ей и мне будет неудобно.

— Зато мне удобно.

— Блин! — возмутилась его непробиваемости. Но уже знала точно, что, если Мажарин что-то решил, так и будет.

— Блин у тебя в тарелке. Намазывай вареньем и не спорь со мной, я лучше знаю, — оборвал пререкания.

Маринка смирилась. Что ей еще оставалось?

* * *

— Надо было успокоительного тебе накапать.

— Зачем? — невозмутимо спросила Марина, готовясь выйти из машины. Они подъехали к дому и остановились у подъезда. — Я не нервничаю.

— Не рассказывай мне. — Видел, что нервничала. Терла запястье, будто ей часы мешали.

Она всегда так делала, когда сильно волновалась.

— Потому что! — воскликнула Марина и, ничего больше не добавив к выразительному высказыванию, вышла из авто. Поправила платье на бедрах, достала с заднего сиденья торт.

— Пойдем, — обхватив Маринку за талию, Сергей быстро ввел ее в подъезд. — Я не давлю на тебя и ни к чему не обязываю. Не могу же я сказать: Мариш, ты дома посиди, а я сгоняю к бабуле лапшу пожрать. Как-то некрасиво это, мне кажется. Так нельзя. А вот съездить в гости вместе — можно. Познакомимся, поужинаем, поговорим. В этом ничего такого нет. Бабуля-мамуля у меня понимающая.

— А чего ты тогда ее не предупредил?

— Она разволнуется. Незачем это.

— А-а, и ты решил ее просто огорошить.

— Угу, быстрее в себя придет, — улыбнулся Мажарин. Они поднялись на второй этаж. — А то будете сидеть весь вечер, как две неврастенички.

— Я-то конченная неврастеничка, мне уже ничего не поможет, а бабулю-мамулю надо поберечь, это точно, — поиронизировала над собой Стэльмах.

— Люблю твой юмор, — кивнул и вдавил кнопку звонка. — И она знает, что ты живешь со мной. Я не могу делать вид, что тебя в моей жизни не существует…

С той стороны послышалась протяжная трель, и дверь сразу открылась. Сергей, кажется, продолжил бы фразу, но оборвался.

Конечно, бабушка знала, что они живут вместе. Марина поняла, что отношения у Серёжи с ней близкие и доверительные. Он звонил по нескольку раз на дню, спрашивал, как у нее дела, чем занималась, куда ходила, как самочувствие. И сам отчитывался: куда съездил, что сделал.

— Привет, — улыбнулся и мягко втолкнул Маринку в квартиру.

Пожилая женщина немного растерялась, но быстро стерла с лица следы волнения и улыбнулась по-доброму:

— Здравствуйте, милые, здравствуйте 0e501f. Сынок, а что ж ты не предупредил. Я же… у меня всё по-простому…

— Нам так и надо, мы просто поужинать.

— Добрый вечер, — краснея от неловкости, поздоровалась Стэльмах и представилась. — Марина. Это к чаю. — Вручила бабушке Мажарина торт.

— Спасибо, чайку обязательно попьем. Ну, меня можешь звать баба Шура или тётя Шура, как тебе будет удобно.

— Хорошо, — улыбнулась Маринка, решив остановиться на варианте «баба Шура».

— Тогда мойте руки, и за стол.

Сергей, взяв Марину за талию, подтолкнул вперед по коридору и провел в ванную. Они вымыли руки. Первые волнительные минуты прошли, и Марина вздохнула свободней. Раз Мажарин спокоен, чего ей волноваться. И бабуля-мамуля с первого взгляда ей понравилась.

Прошли на кухню и уселись за круглый стол, накрытый клетчатой красно-белой скатертью.

— Рассказывайте. Как дела? — спросила баба Шура, расставляя тарелки.

— Хорошо. Маринка лапшу не умеет готовить, поэтому сегодня мы ужинаем у тебя.

Хорошее начало, усмехнулась Стэльмах его словам. Сразу сдал ее с потрохами.

— Это не страшно. Я тоже когда-то ничего не умела готовить, — невозмутимо откликнулась женщина.

Марина думала, что Сергей будет еще что-то объяснять, рассказывать, но нет. И бабулю, видимо, этот ответ удовлетворил. Прежде чем занять место за столом, она чуть сжала его плечи, погладила по голове и быстро поцеловала в макушку.

— Соскучилась, — сказала, словно извиняясь за несдержанность. Села, не торопясь браться за ложку и есть. Всё смотрела на него с нежностью и неприкрытой любовью. — Давно не заезжал.

— Некогда.

— Ну да. — Баба Шура перевела взгляд с него на Марину и улыбнулась понимающей улыбкой. — Вы ешьте, ешьте! Вот перец, если нужно. Я заранее извиняюсь, вдруг пересолила, я могу, Серёжа знает.

— Всё нормально, — сказал он.

— Да-да, всё вкусно, — подтвердила Марина.

Дальше разговор потек спокойно и обыденно. О разном. О мелочах, о делах и мелких планах.

Марина так и не дождалась к себе каких-то вопросов.

Ничего такого баба Шура не спрашивала, будто уже всё про нее знала и видела не в первый раз. На редкость деликатной женщиной она оказалась.

И совсем расслабилась Мариша, успокоилась. Необходимость что-то о себе рассказать всегда вызывала в ней напряжение. Не потому, что у нее куча секретов, а потому что делиться чем-то личным не привыкла. Трудно ей это давалось.

Очень. Отвыкла от подобных откровений. Говорила с душой, но не по душам…

Задержавшись в гостях, приехали домой поздно и сразу улеглись спать. Проснулась Марина первая. Резко, словно от толчка в грудь. И не потому, что кто-то разбудил ее, нет. От внутреннего толчка проснулась, от какого-то эха. С ощущением тревоги и беспокойства.

Не только любимых и близких чувствуешь кожей. Сердцем предчувствуешь. Врагов тоже.

Может быть, даже сильнее. Всей кожей! Спинным мозгом!

Вот и Маринка сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем, ощущая, как холодные колкие мурашки табуном бегут по позвоночнику.

Мажарин спокойно спал. Она осторожно взяла его за руку. Просунула свою ладонь под его, еле сдерживаясь, чтобы не сжать крепко. Разбудит же…

Но хотелось вцепиться в эту сильную руку (и в него самого, в Серёжку!), чтобы почувствовать себя в безопасности. Так хорошо с ним, словами не высказать.

И никто не запретит ей думать, что это любовь!

Хотела думать, хотела так чувствовать! Что это любовь! И говорила себе, что любит его!

Страшно, боже, как страшно всё это потерять.

Кажется, она без него уже не сможет. Точно не сможет.

Все-таки сжала его руку, сама не заметила. Сергей, проснувшись, пошевелился. Приподнял голову.

— Мариш… Ты чего сидишь, как привидение?

Маринка не сразу нашлась с ответом. Да и ком в горле мешал выдать хоть звук.

— Сон тревожный приснился. Заснуть теперь не могу. — Это практически правда. Вся ее жизнь до Мажарина — дурной сон, страшный кошмар.

— Ложись. — Потянул ее к себе.

Она послушно улеглась, вжавшись в него спиной. Он плотно и тепло обнял ее за плечи.

— Серёж, — несмело позвала.

— Что?

— Поехали куда-нибудь.

— Поехали.

— Давай уедем куда-нибудь, — громче сказала Марина, подумав, что ослышалась.

Или Мажарин ее не слышал. Не мог же он просто так согласиться. Она не верила.

— Давай уедем, — повторил.

Марина резко повернулась к нему, потом, снова вскочив, села на кровати.

— Я серьезно! — сказала так громко, что Мажарин зажмурился.

— Чего ты орешь? Понял я.

— Серёжа, проснись! — все еще не веря, тряхнула за плечо.

— Что? — выдохнул раздраженно. — Легли спать, как нормальные люди. Теперь я сплю, ты не спишь.

— Я говорю, что хочу уехать куда-нибудь. Поехали вместе.

— Ты прямо сейчас хочешь это решить?

— А когда? Сейчас.

— Действительно, — усмехнулся он и потер лицо. Глубоко вздохнул и произнес тверже, убедительнее для Марины: — Поехали, я же сказал. Я в этом году никуда не ездил, не до того было. Даже в Питер к своим. А они обижаются. У меня там тётка с дядей, брат двоюродный. Хочешь, через Питер поедем? Весело будет.

— Хочу, — счастливо выдохнула Маришка. — А потом можно в Хельсинки. Или на пароме, или на поезде. По Скандинавии помотаться.

— Будем пить финскую водку и закусывать норвежской селедкой.

— Будем, — довольно кивнула Стэльмах.

— Всё? Теперь можно спать?

— Можно. — Снова улеглась, скрывая свою огромную радость.