За семь лет до начала описываемых событий.

— Маринка, выпей с нами? — предложил Аркадий, хватанув девушку сзади за талию.

— Руки убери! — рыкнула Марина и брезгливо одернула от себя его руки.

— Да ладно тебе, — чуть обиженный ее реакцией парень отступил и уселся на барный стул.

Маленький, плотный, лобастый, какой-то не в меру энергичный этот Аркашка. Отвратный, одним словом. С ним разговаривать противно, не то что терпеть его хлипкие прикосновения.

— Аркаша, не лезь, а то сестричка у меня нервная. Лучше вообще не подходи, когда у нее нож. Пырнет еще, — усмехнулся Егор и достал бокалы под виски.

— А я таких строптивых люблю, — сально посмотрел Аркадий на Маринку.

— Смотри, чтобы любилка не отвалилась. — Снова взялась за нож и стала резать сыр, давя с ненужной силой, словно вымещая на нем злость, которую не высказала словами.

Аркаша почти спокойно взялся за бокал с виски и сделал аккуратный глоток.

— Куда собралась опять? — спросил Егор.

— Не твое собачье дело, — огрызнулась, жуя бутерброд и набирая подруге сообщение.

— Кончай шляться.

— За собой смотри. — Спешно дожевав бутерброд, схватила с соседнего стула сумочку и джинсовую куртку.

— Ты чё охерела?! — заорал на нее брат, а она, не отвечая, выбежала из дома на улицу, где ее уже ждало такси.

Сев в машину, подтвердила адрес. Автомобиль мягко тронулся, и Марине вдруг захотелось, чтобы он больше не останавливался — ехал и ехал, никуда не прибывая. Захотелось от бессилья и ощущения собственной никчемности, когда уже не знаешь, где себя искать и чего бояться, когда готов просто нестись куда глаза глядят…

Через сорок минут Стэльмах вошла в бар. За дверью обдало теплом, запахом сигарет и громкой музыкой, которые тут же взвинтили ее азартным напряжением и заставили забыть и о брате-ублюдке, и о его мерзком приятеле.

Она огляделась, пробежав взглядом по занятым столикам, шагнула вперед и впечаталась в цветную футболку, вернее в того, на ком была надета эта цветная футболка.

— Осторожнее, — прозвучал над ухом ровный голос и крепкие руки стиснули плечи.

Марина уставилась на гладко выбритый подбородок с небольшой ямочкой; потом оглядела чистое, спокойное лицо; столкнулась с умными бледно-голубыми глазами и слегка растерялась.

Руки стиснули ее крепче и сдвинули в сторону, освобождая проход входящим внутрь бара людям.

— Мажарин, привет! — взвизгнула рядом Нинка Савина, хлопнула парня по плечу и схватила Маринку под локоть. — Марин, пошли! — потащила подругу за собой, ловко вырвав из рук Мажарина.

— Витя, что это за девка? — спросил Сергей у друга, усевшись за свой столик и глядя на девицу, которая влетела в него в проходе. Он запомнил ее яркие голубые глаза и подвижные чувственные губы, чуть тронутые розовым блеском. От нее насыщенно пахло дорогими духами. Так, что, вдыхая, потом чувствуешь этот запах во рту, и он становится уже не запахом, а вкусом.

— Где? — Витя повертел головой.

— Вон с Нинкой. В джинсовой куртке.

— А-а, это Маринка Стэльмах. Нинкина подружка, учатся вместе. Мажорка.

— А с каких пор у нас мажорки в Люблино отдыхают? — усмехнулся Сергей, ловя себя на том, что не может отвести от нее взгляд.

Марина, Марина… Ма-ри-на…

— Не знаю. Она вообще странная. Наверное, от родичей подальше хочет быть. Ну… чтобы не пасли… мало ли…

— Почему странная? — спросил, всмотревшись в эту Марину пристальнее. Возможно, чтобы уловить «странность», о которой говорил Виктор.

— Я сильно не вникал. Кажется, что упоротая.

— Наркоманка, что ли? — засомневался Мажарин. Кожа у нее чистая, сверкающая, у наркоманок такой не бывает.

— Не-е-е, — протянул Витя и дрогнул бровями, — просто по жизни упоротая.

— Это да. Есть такие. Не видел ее ни разу. Что за подружка такая?

— Каникулы же, вот гульки и начались. Они близко не так давно стали общаться.

— Ясно. Отдыхают, в общем, девахи.

— Отдыхают, — без радости кивнул Савин, — а мне только и смотри, чтобы их по кускам где-нибудь не собирать. Родители же на даче сейчас живут, так эти вовсю развлекаются. Свобода, блин.

— Свобода — это хорошо, — улыбнулся Сергей своим мыслям и снова бросил взгляд на соседний столик.

Марина потягивала коктейль через трубочку и с легкой улыбкой слушала Нинкину болтовню.

Посмотри на меня. Посмотри…

Она словно услышала и посмотрела. Глазами не бегала. Как глянула на него, так спокойно и застыла. Мажарин усмехнулся и отпустил ее взгляд.

— Нин, а кто это рядом с братиком твоим? Здоровый, который в проходе меня зажал…

— А-а, это Серёга Мажарин, друган Витькин. Учились вместе. Любовь всей моей жизни.

— Правда? — переспросила Марина, вдруг почувствовав непонятное для себя самой недовольство.

— Шучу, конечно. Лет в шестнадцать я в него была страшно влюблена. Чистой и искренней любовью. А потом увидела, как он в парке лапает какую-то тёлку, и любовь прошла.

— Ну да… тёлку лапает… какая теперь любовь…

Марина затянулась сигаретой и, снова поймав на себе взгляд Мажарина, выпустила струйку дыма. Точно ему. А он это понял и, как оскалившись, чуть приподняв верхнюю губу, обнажая зубы.

Она улыбнулась. Ему.

— А сейчас у него есть кто-нибудь? — продолжала с интересом расспрашивать подругу.

— У Серёги?

— Угу.

— Нет. Ну, как… бл*дствует… как все.

— Оно и видно.

— Что видно?

— Что девки постоянной нет. Голодный.

— Он всегда голодный, — посмеялась Нина.

— Может, мне с ним побл*дствовать?

— Это вопрос, я так понимаю, риторический, — ухмыльнулась подруга. И вдруг заявила со скучным вздохом: — А я себе хочу мужика.

— Чего? — Марина посмотрела на нее с удивлением.

— Взрослого. Чтобы с деньгами.

— Дура.

— Почему это?

— Потому что. Зачем тебе мужик? Тебе двадцать один год.

— Ну, знаешь, это тебе легко говорить… — начала было разглагольствовать Нина.

Но Марина оборвала ее:

— Подожди, с братом поговорю. Задолбал уже…

— Видишь, как переживает. Где ты и что ты… Моему похрен, вон хлещет пиво с Мажарой и хоть бы хны. Все нормальные братья за сестер переживают, а моему плевать вообще.

— Угу, мой-то переживает, аж лысина потеет, — хмыкнула Маринка, вспомнив, как забавно розовеет у Егора бритая голова, когда он нервничает или злится. — Посиди, я выйду поговорю, а то этот дебил сейчас машину со зла за мной пригонит.

— Давай, конечно, — вздохнула Нина.

Марина вышла на улицу и отошла подальше от входа. Прикурила новую сигарету и крепко затянулась, прежде чем набрать номер брата. Позвонив ему, привычно выслушала порцию грязных ругательств в свою сторону, в ответ послала его туда же и отключила телефон.

— Может, нам пора познакомиться поближе? Или так и будем весь вечер в гляделки играть?

Улыбнувшись, Марина обернулась. Поднесла сигарету к губам, чуть наклонила голову и стала беззастенчиво рассматривать Мажарина.

Красив засранец. Чудовищно. И знает об этом. Привык, что девки пялятся — даже под взглядом не дергается. На такого смотришь и страшно. Глаз не можешь отвести, дыхание сбивается.

— Я тебе не по карману, мальчик.

— Откуда знаешь? — доброжелательно усмехнулся он.

— Вижу.

— А ты что спишь за деньги? И дорого берешь?

Маринка помолчав, хмыкнула:

— Нет, не за деньги.

Тогда Мажарин улыбнулся ей другой улыбкой и заговорил другим тоном:

— Вот видишь. Может, не по карману, зато явно по зубам.

— Откуда такая уверенность?

— Мама таким родила. Поэтому аккуратнее будь со словами, а то подрублю на взлете. — Резко надвинулся на нее и, взяв за талию, припечатал к стене. — Давай, скажи, что секса у нас не будет.

Она опешила, уставившись на него, но ловко скрыла свое смущение резковатым смехом:

— Ох-нихрена-себе, как нагло.

— Ты нагло, и я нагло. Сама же хочешь.

— Все хотят. Это нормально. Ненормально — не хотеть.

— Я про то же. Зачем сопротивляться здоровому желанию?

— Хотя бы потому, что это наша первая встреча, а ты даже не представился.

— А то ты не знаешь, как меня зовут, Мариша.

— Знаю, Серёжа.

Мажарин всё не отпускал, а она и не просила, не рвалась уйти. Странное и незнакомое ощущение завладело ее телом. Слишком приятное, оттого тревожное.

Зябко вздрогнув, Марина выдохнула:

— Текилы хочу.

— Пошли. — Оторвал ее от стены и подтолкнул к выходу.