Марина вышла на улицу. Надевая варежки, остановилась и глубоко вздохнула — в носу холодно и приятно защипало. Дети играли во дворе, их смех, крики, и без того пронзительные, звенели на морозе хрустально. Митька, старший племянник Мажарина, помогал маленькой Веронике лепить снеговика. Тимошка барахтался в сугробе вместе с собакой, будто купался.

— Серёж, загоняй этот табор домой, ужинать пора.

— Не хотят, — засмеялся муж, вытряхивая снег из капюшона семилетнего сына.

— Мам, ну еще немного! На улице так классно! — заголосил Сашка, протестуя.

— Угу, классно… Вы все мокрые, не дай бог простудитесь.

— Не простудимся! — обещал сын, словно простудится он или нет, зависело только от его обещания.

— Ладно, — улыбнулась Марина, пригнувшись. — Целуй маму.

Саша звонко чмокнул ее в щеку.

— Спасибо, мамочка! — счастливо крикнул он и побежал к двоюродным братьям.

Димку и Тимошку отправили к ним погостить. Жаль только, что зимние каникулы такие короткие, и на днях племянников уже заберут обратно в Питер. Они были очень дружны с их сыном, относились к нему, будто он им брат родной, и просто обожали крошку Веронику. Хорошо бы вот так на всю жизнь. Чтобы они, будучи взрослыми, чувствовали друг к другу такое же родство.

Марина понимала нежелание детей заходить в дом. Зима не так часто балует погожими для долгих прогулок деньками, а сегодня погода и правда выдалась чудесная.

Снег валил хлопьями, пышно нависая на еловых ветках. Он золотился под мягким светом фонарей и темнел до глубокой синевы в тени. Влажный, липкий, хрустящий, он так и просился в руки. Марина сгребла полные пригоршни, скатала снежок и бросила в мужа.

Получив удар в грудь, Сергей тут же призвал на помощь сына:

— Шурик! Нас атакуют!

— Тима, помогай! — крикнула Марина, отбегая подальше и комкая в руках новый снежный снаряд.

Завязалась нешуточная перестрелка, в которой уже через минуту не было понятно, кто нападал, а кто оборонялся. Проигравших в этой битве не случилось, выигравших тоже. Все довольные и усталые поплелись в дом, по пути стряхивая налипшие подтаявшие комья с рукавиц и вытряхивая снег из капюшонов курток.

— Дима, только одежду в шкаф не убирайте, все сушить.

— Хорошо, — откликнулся Дима, обещая проконтролировать малышню.

— Кошмар, Димка басит как — голос уже ломается.

— Тринадцать лет пацану, что ты хочешь. Скоро и наш басить начнет.

— Ой, скоро… — отмахнулась Марина, а потом подумала: и правда — скоро. Семь лет их сыну.

Четыре — дочери. Пролетели годы, не боясь можно сказать, как один день. Не успеют оглянуться — совсем дети вырастут.

Мажарин остановил жену на пороге. Ему вдруг захотелось поцеловать ее такую.

Раскрасневшуюся, с блестящими глазами и запутавшимися в волосах снежинками. Он скинул перчатки и схватил ее лицо в ладони. Марина засмеялась за мгновение до поцелуя, и ее смешок, будто снежинка, растаял от касаний его горячих губ.

Они зашли в теплый дом. Дети уже разделись и, побросав вещи в просторном холле, бесились в игровой комнате. Стоя на пороге, чему-то возмущалась маленькая Вероника. Домашний питомец Мажариных, видимо, во всем поддерживая девочку, активно ей подтявкивал.

Сергей подхватил дочурку на руки:

— Опять пацанов строишь, да?

Ника весело засмеялась, рассыпая вокруг искры задора, которые неизменно заражали всех безудержным смехом.

— А чего они так громко говорят?

— Когда ты громко говоришь, тебе можно, да? — с улыбкой глядя на свое чадо, спросил отец.

— У меня от них слух режет, — закрыла ладонями уши.

— Ничего, это скоро пройдет. Сейчас поужинаем, и все успокоятся.

— Я хочу омлет с сосисками.

— Омлета нет, есть суп.

— А я не хочу суп, я хочу омлет с сосисками.

— Надо кушать суп, а то у тебя будет болеть животик. Как у Блохастика. Он не кушал суп, поэтому у него гастрит.

— У него гастри-и-ит? — удивленно округлила яркие голубые глаза Ника, произнося интересное слово.

— Угу. Ты же не хочешь к доктору?

— Нет-нет-нет, — замотала головой.

— Вот. Поэтому нужно слушаться маму и папу. Пойдем ручки мыть.

Сергей зашел с дочерью в ванную комнату на первом этаже, открыл кран с водой, и девочка самостоятельно вымыла руки.

— И лицо, — напомнил он, и Вероника послушно потерла щеки мокрыми руками. — Молодец, — похвалил отец, вытирая малышке руки и лицо мягким полотенцем.

— На ручки, — попросила она и потянула руки.

— А сама?

— У меня усталость.

— Тогда вопросов нет, конечно, раз усталость, — шутя, согласился он, снова подхватывая ее.

Они пришли на кухню, где Марина, снуя туда-сюда от плиты к столу, накрывала ужин.

— А я не хочу суп, я хочу омлет с сосисками! — заявила Вероника, рассчитывая повлиять на мать, раз отца убедить не удалось.

— Нет омлета, — все равно сказал Сергей.

— Так, хватит спорить, а то устроили мне тут… — погасила Марина разгорающийся спор. — Никуша, омлет ты ела на завтрак, так что не настаивай.

— Зоопарк устроили! — засмеялась Вероника, почему-то снова развеселившись.

— Вот. Лучше с папой поиграй в зоопарк. Назови, каких животных знаешь.

— Всех знаю!

— Не верю, — притворно качнула головой мама, — ой, не верю.

— Домашних или диких? — уточнила девочка.

— Ты же сказала, что знаешь всех.

— Всех, — Вероника кивнула и сосредоточенно нахмурилась, — корова… носорог… страус… корова… лиса… жираф…

Сергей погладил дочурку по голове и поцеловал в висок. Маленькая, такая упрямая, старательная… Хорошо помнил, как впервые взял на руки своего сына. Помнил то безграничное счастье, которое разлилось в душе. Он его до сих пор чувствовал. Оно в достижениях их с Маришей сына.

Оно в достижениях их дочери.

Когда Марина рожала Веронику, Мажарин тоже присутствовал при родах.

Малышка появилась на свет через три года после Сашки. Снова ожидание чуда все девять месяцев, снова мучительные переживания в родзале и горячее осознание: «У меня дочь!». Крошечная, нежная, любимая девочка, разбудившая в нем новые чувства. Растопившая остатки льда и сгладившая все рубцы.

Дети подарили им новую судьбу, прибавив к взрослым заботам свои маленькие проблемы и бесконечно умножив их общую любовь.

— Молодец, моя девочка, — Марина поцеловала дочку в щеку, — ну и пусть, что кого-то по два раза назвала.

— Животных же много в зоопарке, — довольно сказала дочь. — Например, два или четыре.

— Конечно, Никуша, — с улыбкой кивнула Марина и поставила перед дочерью тарелку с супом.

Вероника показательно сморщила нос и отвернулась. Для большей наглядности еще и руки на груди скрестила: мол, не буду я есть ваш суп.

— Мы же с тобой договорились, помнишь? — внушительно обратился к дочери Сергей. — Не будешь есть суп, будет болеть живот. Будет болеть живот, будет что?

— Гастри-и-ит? — протянула слово всё с тем же удивлением в голосе.

— Да.

— Неправда. У меня не может быть гастрита?

— Это почему?

— Папа! — засмеялась, снисходительно глянув на отца. — Какой ты глупый! Потому что я не собака!

— Логика железная, — хохотнула Марина, — мимо ты, папа, со своими аргументами.

— Не подрывай мой авторитет такими высказываниями, — рассмеялся Сергей и тихо сказал: — Если бы твой папа был глупый, он бы твою маму не завалил, и ты бы не родилась.

— Серёжа! — воскликнула Марина.

— Чего? — усмехнулся Мажарин. — Правду же говорю.

— Придержи свою правду, с ребенком же разговариваешь, — смерила его возмущенным взглядом.

— Она все равно не понимает.

— Она запомнит и будет повторять!

— Пусть повторяет. Наши дети не в сказке живут, они должны знать о жизни всё.

— Удивительно, как с таким подходом к воспитанию, они у нас еще матом не разговаривают.

— Потому что у нас интеллигентные и воспитанные дети.

— Угу, все в отца! Пойду мальчиков к столу позову.

Остаток вечера прошел спокойно, наконец-то на всех домочадцев навалилась усталость прожитого дня. Мальчишки играли в спокойные игры, Вероника плескалась в ванной под присмотром отца. Марина, убрав посуду, налила себе чашку чая и прислушалась: кажется, ванну берут на абордаж пираты, и больше всех по этому поводу переживает Астик, выражая свое беспокойство громким лаем.

Астик, неопределенной породы пес, маленький черный живчик на коротких лапках и с хвостом-колечком, появился в их доме случайно. Прошлым летом дети подобрали его буквально под забором. Отказать родители не смогли, оставили собаку себе. Измученного, голодного щенка отмыли и накормили. Вывели блох, свозили к ветеринару. Негласное прозвище «Блохастик» крепко привязалось к нему не только потому, что у Астика когда-то были блохи. «Блохастиком» на трейдерском сленге называют стохастик — индикатор цены. Вот и приклеил Сергей сразу — Стохастик-блохастик.

И про гастрит не шутил. Бродячий образ жизни дал о себе знать, Астик часто мучился с животом, поэтому сидел на строгой диете. Его кормили лечебными консервами и не давали ничего, что могло бы спровоцировать новый приступ.

После ванны Вероника сразу улеглась спать. Мальчишек торопить не стали, разрешив на каникулах ложиться попозже.

Сергей вернулся на кухню, Марина сидела в тихой задумчивости и листала какой-то журнал, кажется, появления мужа и не заметив.

Посмотри на меня…

Жена, оторвавшись от журнала, подняла на него яркие голубые глаза и улыбнулась.

Она всегда улыбалась. Всем. Детям. Племянникам. Даже их собаке. И ему. Ему всегда особенной улыбкой. Она ему улыбалась такой улыбкой, что Сергею завидовали мужчины. Потому что в ней счастье. И чистое неприкрытое обожание.

Он любил смотреть в ее глаза. В них столько можно прочитать, столько всего увидеть. В темных зрачках и яркой радужке, как в зеркале, отражалась вся их жизнь. Будто все пережитое заложилось образами, которые всплывали на поверхность, стоило лишь пристальней присмотреться. В них тучи прошлых сомнений и бескрайнее небо надежд, пушистые розовые облака мечтаний и слепящее солнце любви.

— Мажарина, я тебя люблю…

— И я тебя.

— Правда?

— Правда.

— Ну и на каком я месте? После собаки?

— Я нашего Блохастика, конечно, люблю, но ты важнее.

— Спасибо и на этом.

— И не называй его так. Он добрый и верный, дом охраняет, старается, а ты его Блохастиком…

— Согласен. У меня точно никто яблоки из сада не сопрет, у меня ж дома овчарка.

Марина рассмеялась, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло, и уходит легкая усталость. Отставив чашку, в которой осталась пара глотков, она потянулась через стол к мужу и поцеловала его в губы.

— Вот все улягутся, тогда и поговорим. Разберемся, кто на каком месте, посчитаемся.

— Мы точно будем разговаривать?

— Думаю, нет, — улыбнулась обещанием.

— Слава богу, — вздохнул Сергей.

— Мажарин, по-моему, ты уже сам к себе ревнуешь.

— Сам к себе иногда тоже, — честно признался муж. — Потому что люблю.

Любил всегда. Навсегда. Сейчас и тогда, много лет назад. Хотя его не спрашивали, нужна ему любовь или нет. Он, как и все мужчины, всегда относился к этому чувству с достаточной долей цинизма. Вернее, к его силе. Пока однажды в баре не встретил мажорку Марину.

Он по ней сходил с ума, потому что любил. Глотки перегрызать был готов, потому что любил. Чуть не умер, потому что любил. Выжил, потому что любил. Ненавидел, но вернулся, потому что любил.

Жизнь невозможна без любви. Она может стать огромной движущей силой, легко затмив все, что ты до этого чувствовал. Она может разрушить тебя изнутри, стереть в порошок твой годами зацементированный мир и создать его снова.

И что бы ты ни делал, как бы ни отрицал ее в поисках других ценностей, когда-нибудь любовь все равно сотрет с твоих губ циничную усмешку и поставит тебя на колени.