Константинополь. Сентябрь 6861 года.

Гречину пришлось работать осторожно. Под чуткими носами литовского посла и его ордынского приятеля, он не мог напрямую обстряпывать такие дела. Не потому, что мздоимство как-то преследовалось или осуждалось – во дворе логофета мальков покупали гуртом и в розницу на каждом шагу. Но Алексий предпочитал держать врагов в неведении как можно дольше. Литвин с ордынцем вполне могли сорвать игру в самом начале.

Потому Щербатый, гуляя по двору, избегал долгих бесед с чиновниками. Выбрав жертву, он оказывался на миг рядом и успевал произнести шёпотом несколько слов.

– Сегодня вечером, – обычно говорил он. После чего добавлял название корчмы из тех, что стоят подальше от Месы.

Чиновники народ большей частью сообразительный. Намёк на доходное дело понимали верно.

В назначенном месте Гречин передавал мальков кому-нибудь из монахов викария. Алексий бросил в бой своих лучших людей из первого набора: Кантаря, Зуба, Хлыста. У каждого за плечами многие годы исподтишковой работы.

Применение чиновникам находили самое разнообразное. Монахи намётанным глазом оценивали, кто из мальков на что способен. Одним предлагали всего лишь поддержать русское посольство благожелательными разговорами среди собратьев; других, не упоминая Москвы, просили содействовать в, казалось бы, посторонних делах. Но такие просьбы вязали мальков по рукам, и они становились надёжными союзниками, которых Алексий берёг для решающего приступа. Из кого-то только выуживали сведения о дворцовом раскладе, а через самых многообещающих монахи пытались забраться выше.

Щербатый каждый день таскал из пруда логофета мелочь, монахи же удили рыбёшку покрупней.

– Может быть, господин посодействует, чтобы меня принял человек, что стоит ближе к императору и способен рассмотреть мой вопрос, – говорил кто-нибудь из монахов. – Пусть уважаемый друг не беспокоится на счёт расходов за труды. Наши скромные средства позволяют…

С этими словами он клал на столик слиток серебра или какую-нибудь вещицу потяжелей. В Константинополе трудно было удивить изяществом и искусностью подарка, поэтому Алексий сделал ставку на вес. Серебро исчезало в складках чиновничьего платья, а собеседник вскоре получал доступ к телу, стоящему на следующей ступеньке дворцовой иерархии.

Подарки поглощались сановниками, словно пирожки на Масленицу. Русское серебро для многих оказалось той соломинкой, за которую хватается утопающий, и одновременно той самой, что ломает хребет верблюду. Мздоимство процветало в Византии всегда, но только теперь, когда империя испускала последние вздохи, оно превратилось в основную статью дохода. Суровые времена сделали государевых людей сговорчивыми.

Однако всему есть предел. Настал час, когда никакое серебро больше не помогало. Запасы Алексия таяли, а продвижение наверх завязло в пустых обещаниях. Подарки по-прежнему продолжали исчезать в одеждах, но чиновники откровенно глумились над просителем, не забывая выпрашивать новые подношения.

Не желая лишаться поживы, они выдвигали всяческие предлоги для новых даров, и обнадёживали монахов выдумками.

– Василевсу доложили о вашем деле… Он готов поддержать. Не далее как вчера Иоанн встречался с епископами. Многие из них недовольны патриархом.

– Поговаривают, что император меняет отношение к Каллисту. Он готов поставить вопрос ребром. Со дня на день ваше дело должно решиться.

– Император склонен встать на сторону противников патриарха, если тот и дальше будет упорствовать.

Ещё серебра! Ещё!

Литвин с ордынцем по-прежнему поглядывали на русское посольство точно два разбойника, что разыгрывают в кости блудницу. Прознав, наконец, о предпринимаемых викарием интригах, Янис всякий раз с издёвкой встречал Щербатого. Потуги московского посольства он считал тщетными. Ему было доподлинно известно, что чиновники нагло врали, обещая содействие. Они старались вытащить из простаков побольше средств, чтобы затем рассмеяться в лицо.

Но приняв священника из далёкой северной страны за простака и послы, и государевы слуги глубоко ошибались.

Когда Василий с Щербатым пожаловались Алексию на очередную заминку и поделились догадками, что их водят за нос, викарий задумался. Рассчитывать, что император когда-нибудь всерьёз надавит на Каллиста, больше не стоило. Их отношения и без русского вопроса портились на глазах. Значит ли это, что священник зря угрохал горы серебра на подкуп? Отнюдь. Он умел извлекать пользу даже из поражений. Нужно лишь изменить замысел, чуть-чуть подправить направление усилий.

– Постарайся сделать так, чтобы ответы, которыми кормят монахов продажные чиновники, получили огласку, – распорядился Алексий. – Подсаживай к ним кого-нибудь из горожан, пусть разнесут это дальше.

Он повернулся к Щербатому.

– А ты больше не скрывай наших намерений. Напротив, говори со всеми в открытую, что де вот-вот патриарху придётся туго. Да так, чтобы и послы слышали, и те из мальков, кого ещё не купили. Короче говоря, шуми без оглядки и держись наглее.

– Зачем?! – удивились разом Василий с Гречином.

– Есть у меня одна мысль.

Он вызвал Пересвета.

– Ты вышел на зачинщиков этих самых сумконош?

– Да. На самую верхушку. Все сведения, что удалось вытянуть из них, я передал Василию. Но пока не вижу от этих бродяг особой пользы.

– Зато вижу я. Мне нужно, чтобы ты связался с ними и кое-что предложил. Вместе с серебром, разумеется.