Рассказ моего приятеля

...Пистолет ему был совершенно не нужен, но он его зачем-то взял и купил. Газовый пистолет, почти на­стоящее боевое оружие. Предложили — и не смог отка­заться от игрушки. Видимо, что-то внутри пробуди­лось, потребовало заплатить честные трудовые деньги за машинку, весь смысл которой состоял в фырканьи гнусным газом, раздражавшим слизистую носа. Эта пукалка походила на настоящее оружие, и в душе ста­рика хищно взвыли древние боевые трубы, до того мир­но спавшие. Он и раньше ощущал нечто подобное, ко­гда ему в руки попадал особенно удобный нож или под­ходящий обрезок арматуры, но с пистолетом теперь все это было не сравнить.

Впервые в жизни он взял пистолет, сжал его рукоят­ку, медленно поднял и, старательно щурясь, прицелил­ся во что-то. Вдруг окружающий мир резко изменился. Мир стал сказочно прост и доступен, все его тайны рас­творились без следа. Все было можно, и все требовало присутствия человека с оружием. Первозданный, веч­ный хаос становился неожиданно упорядоченным под дулом пистолета. Человек понял, что уже никогда не сможет расстаться с ним. Все решилось мгновенно.

Тесть моего приятеля стал носить пистолет в кармане.

Старик был, что называется, упертый, он моего при­ятеля не раз удивлял своей простотой. Если чего-то не хотел, то уж готов был сдохнуть, а не делать этого. А то кобенился. Или блины ему были несладкие, или творог несвежий. Жене своей тарелку со щами на голову лю­бил иногда надеть для порядку. Бывало, полчаса не выйдет к столу, к гостям, хоть ты что. Пока его шесть раз не позовут слезно. Ну и вообще...

Про таких говорят: он страха не боится, потому у не­го и зубы редкие.

Баран, короче.

Иногда на виду у всего двора он подходил к своему древнему «Запорожцу», небрежно совал пистолет в задний карман брюк, картинно отбросив полу пид­жака, и говорил что-нибудь вроде: «Ну... поеду разбе­русь с ребятами». Такой ковбой. Дети смотрели на него восторженно. Взрослые крутили пальцем у виска. А он заводил машину, ехал куда-нибудь часа на два и воз­вращался невозмутимым героем, только что пристре­лившим парочку негодяев.

Если в первом акте пьесы на сцене висит ружье, оно когда-нибудь должно выстрелить, учит классик. Так было и с тестем моего приятеля. Пистолет, постоянно носимый в кармане, неким особым образом воздейст­вовал на психику этого человека. Старик начал искать случая применить его, может, вовсе и не отдавая себе в этом отчета. И, разумеется, нашел.

Проходя однажды вечером мимо гаражей, стоявших на отшибе, он заметил, как две подозрительные лично­сти что-то от этих гаражей волокут. Уже темнело, во­круг, разумеется, никого не было. Тесть оказался лицом к лицу с этими людьми. Почему-то он сразу решил, что они — преступники.

Силы явно неравные, и в другой ситуации старик сто бы раз подумал, прежде чем что-то предпринять. Но пистолет в кармане жег ему тело, просился наружу. Тесть, надо сказать, никогда не считал себя особо зако­нопослушным человеком, он и сам при случае не стес­нялся увести то, что плохо лежало, туда, где оно будет лежать лучше. В общем, он был совершенно нормаль­ным человеком, совсем как мы с вами. Просто так слу­чилось: в кармане у него лежал пистолет, а на ловца бе­жал крупный зверь.

Тесть моего приятеля решил изобразить из себя по­луночного борца с преступностью. Он вытащил писто­лет из кармана и скомандовал подозрительным лично­стям поднять руки вверх.

Тесть моего приятеля, хотя и плохо понимал, что де­лает, однако если уж что-то начинал, обычно старался довести это до конца, пусть даже вопреки здравому смыслу. «Мое слово крепко!» — любил, бывало, повто­рять он. И, размахивая пистолетом, начал стыдить гад­ское ворье, которое тащит все подряд. Он волновался, брызгал слюной, слишком близко подступал к своим задержанным и тут же отскакивал от них, опасаясь от­ветных действий. Опасался он не зря. Майор слу­шал-слушал, утирал с лица чужую слюну, орал что-то в ответ, закрывая грудью своего отпрыска, а потом вдруг мгновенным движением выхватил пистолет из руки тестя моего приятеля.

Тот изумленно уставился в свою пустую ладонь, не веря, что мог вот так легко попасться. Клюнул на ста­рый прием — переговоры затягиваются, после чего следует быстрая силовая акция. И тут задержанный предъявил ему удостоверение компетентного сотруд­ника и потребовал документы и разрешение на пис­толет.

Разрешения, понятно, у тестя не было. Но был пас­порт законопослушного гражданина России. И этот паспорт представитель органов у него конфисковал. А перед этим вместе с сынком, который был едва ли не здоровее своего кругловатого, литого папаши, хоро­шенько намял бока тестю моего приятеля, дабы непо­вадно было ему впредь разгуливать по ночам с оружием и задерживать не тех, кого надо.

Вернувшись домой без документов и пистолета, по­теряв часть заоблачного самомнения, старик долго не знал, что ему теперь делать. Без паспорта в нашей стране никуда, а мстительный майор не желал его воз­вращать.

Старик несколько раз ходил на поклон к представи­телю доблестной спецслужбы, но тот и слушать не хо­тел пенсионера. Ишь ты, завладел оружием (без всякого разрешения, регистрации, да и вообще — если у ка­ждого будет пистолет — на кой черт тогда нужны спецслужбы!!!) и тем более заарестовал его так неловко, когда арестовывать людей было обязанностью майора.

Поиздеваться над стариком, видно, было ему в кайф. В тюрьму сажать глупца вряд ли стоило. Наверное, ком­петентный сотрудник в скором времени все же отдал бы паспорт, однако терпение у старика лопнуло раньше.

Его чувства понятны. Пойманный на глупости, ли­шенный документа, он как бы перестал существовать в качестве полноценного гражданина своей страны. А ведь всю жизнь вкалывал по-черному, платил налоги, из которых немалая часть шла на содержание тех са­мых органов!..

Да и что они делали там, у гаражей — может, в са­мом деле сперли чего? Обидно, очень обидно. «Мент по­ганый! — ругался старик. — У-у, волчара!»

В один из вечеров мой приятель, придя к своему тес­тю, застал его порядочно пьяным, расхаживающим по квартире с глуповато-хитрой усмешкой и грозящим ко­му-то указательным пальцем левой руки. В правой же руке он демонстративно держал гранату «Ф-1». То бишь «лимонку».

Гость остолбенел.

— Уж не на мента ли вы собрались, папа? — Но папа не отвечал и на все уговоры спрятать или лучше совсем выбросить эту дрянь только загадочно усмехался, крепко сжимая в ладони ребристую округлость грана­ты. Пытаться отнять у него очередную игрушку было себе дороже, и мой приятель, высказав папе все, что о нем думал многие годы, плюнул, повернулся и ушел. Его терпение тоже было не бесконечным. Достал, про­сто достал старый пердун!

Дальнейшие события можно в подробностях восста­новить по милицейским и судебным протоколам. Дело в общих чертах выглядело так.

Вечером тесть в очередной раз явился на квартиру к майору и потребовал вернуть ему паспорт. Тон его был сух и деловит, а поза по-прежнему горделива. Май­ор удивился — с чего бы эта ветхозаветная шпана прет таким буром, лезет чуть ли не с ультиматумом — но сдаваться сразу не собирался, для начала послал ста­рика подальше, обещал оставить его навсегда беспаш- портным и бесштанным и хотел уже вытолкать деда за дверь, но тот неожиданно извлек из кармана грана­ту, которую давно держал там в полной готовности к действию.

— Если сейчас не отдашь паспорт — получишь вот это, — внятно пообещал старик. Рука его слегка тряс­лась от волнения и справедливой злости. Майор, как человек уже поднаторевший в общении именно с этим террористом, опять начал заговаривать ему зубы и мысленно прокачивать возможные варианты дейст­вий, но дед дальше ждать не стал. Он бросил гранату под ноги своего врага и сложил руки на груди, подоб­но Наполеону, наблюдающему маневры гвардии. На себе он, видимо, поставил крест, но ничуть об этом не жалел. Главное тут было — чтобы майор понял, как он ошибся.

Пинком ноги майор забросил гранату в маленькую комнату своей «двушки», где как раз никого не было (жена и сын сидели на кухне, пили чай), захлопнул дверь и увлек за собой старика, падая на пол. Одновре­менно он крикнул своим, чтобы ложились. Дисципли­нированная майорская семья мгновенно выполнила команду.

Грохнул взрыв. Вылетела дверь комнаты, приняв­шая на себя град осколков, остальные двери распахну­лись настежь. Вылетели все окна в квартире. Но люди не пострадали благодаря профессионализму майора.

Ну, дальше было следствие, суд...

Зачитывались характеристики на майора, на тестя. Майор выглядел в этих бумагах ангелом, тесть монст­ром, хотя сорок пять лет проработал на одном месте, не имея нареканий, а одни лишь благодарности и почет­ные грамоты...

Прокурор сказал замечательную речь. «Такие, как этот человек, не имеют права находиться среди нас...» Адвокат что-то промямлил в ответ.

Тестю дали шесть лет, под старую-то задницу.

Очень характерно было последнее его слово. Возвы­сившись над ограждением, словно герой-революцио­нер, обличающий царский произвол, он длинно обма­терил майора, ударил левой рукой по сгибу правой и непристойно помахал ею перед собой. «Понял? И так будет всегда! Мое слово крепко!» Кажется, он действи­тельно решил, что дело выгорело. Сказал все, что хо­тел, устроил демонстрацию как невинно пострадав­ший... Возможно, всю жизнь мечтал сыграть эту роль.

Майор лишь бледно улыбнулся в ответ. Плевать ему было на весь этот спектакль. Главное — закатать сво­его врага наподолыне.

Вроде бы все даже остались довольны.

Старику за мелкое хулиганство в зале суда накинули еще месяц, но он не обратил на это никакого внимания.

Теперь вот сидит, ждет. Наверняка выйдет раньше. Таких дисциплинированных трудяг — поискать...