1

Мишу с утра колотило и знобило. Вчерашняя гулянка с друзьями перетекла в сильное похмелье и обещала долгую головную боль со всеми последствиями.

Проснувшись в пять часов, мужчина умылся, вывернул карманы в пиджаке и брюках, но мелочи набралось ровно два рубля. Ни на пиво, ни на чекушку не хватит. Выругавшись, Миша распечатал пачку «Примы», зажёг спичкой сигарету, взял метлу и вышел из дворницкой на улицу.

Первый день ноября принёс в город двадцатиградусный мороз. Мужчина поёжился, представив, как в такую погоду мести целый квартал, но деваться было некуда. Второй раз работу ему предлагать никто не станет. И останется он без денег (пусть и скромных, которых едва-едва хватает, чтобы сводить концы с концами), без теплой дворницкой с импортным спиральным обогревателем, спасающим в лютые морозы, и без пропитания. И даже (страшно представить) без горячительного! Нет, бомжевать он был не готов. Что угодно, но только не обратно на улицу!

Посмотрев на выпавший снег, мужчина вернулся в дворницкую, сменил метлу на совковую лопату и взялся за работу.

Работать не хотелось. Голова трещала, а организм требовал пива или водки. Миша хватал горсть снега, прикладывал ко лбу, а вторую горсть отправлял в рот, и спустя пару часов головная боль отступила. Осталось лишь неприятное жжение в желудке.

Мужчина очистил от снега и мусора небольшую, в несколько домов улицу Ленина, перекурил, наблюдая за просыпающимся городом и продолжил.

Время с семи до девяти Миша не любил больше всего. Проснувшиеся горожане спешили на работу, материли попадавшегося под ноги дворника и загрязняли тротуар. Мужчина вздыхал, убирал за ними, но через секунду неблагодарные новоуральцы портили его труды шаловливыми ботинками, и все приходилось начинать сначала.

Особенно досаждали Мише школьники. Вот уж народ, который розгами надо пороть! Увидят, что дворник листья или снег в кучу собрал, разбегутся и всю её разбросают в разные стороны. Кричи, не кричи – бесполезно. Воспитания никакого.

За углом последнего дома Миша свернул на Московскую улицу. Московская была больше Ленинской, здесь гордо возвышались двенадцать новых коттеджей, построенных совсем недавно, около года назад. Жили здесь люди обеспеченные, с деньгами и большими чёрными машинами, и дворник часто засматривался на дома и автомобили, представляя себя на месте богачей. Вот он за рулём джипа заезжает во двор, пикает сигнализацией, идёт с огромными пакетами еды и подарков, целует жену, фигуристую топ-модель, обнимает маленьких ребятишек, и они вместе заходят в дом. В доме его ждёт вкусный ужин, тёплый камин, кресло-качалка, любимая курительная трубка с кубинским табаком и тёплая постель с шёлковыми простынями.

Дворник встрепенулся, отгоняя мысли прочь. Он понимал, что богатства ему не видать, как свистящего рака на горе. Деньги – это не для него, лишь бы с работы не уволили. А деньги… Что эти деньги…

К обеду полегчало и отпустило. То ли снег подействовал, то ли организм бороться начал. Дворник, с гордостью оглядев проделанную работу, весело присвистнул и бодрым шагом направился домой.

В дворницкой Миша поставил чайник и кастрюлю с водой на плиту, почистил три картошки и бросил их в кипяток. Картошка, порезанная пополам, варилась быстро: он едва успевал отогреться чаем и нарезать бочковых солёных огурцов, да пару ломтей чёрного бородинского. Облизываясь, он выкладывал картошку в тарелку, мял ложкой, солил и поливал растительным маслом. Обычно к обеду Миша выпивал рюмочку-другую, но вчера они просадили последние деньги, и выпивку купить было не на что. Зарплата же ожидалась не раньше, чем через неделю.

Пообедав и выпив ещё чашку чая, дворник ополоснул лицо водой и прикинул в уме, сколько осталось улиц. Мясницкая, Гоголя, Новый переулок и Старый. Не так уж и много, до вечера легко управиться.

Дворами он сократил путь до Мясницкой, вдохнул полную грудь свежего морозного воздуха и взялся за лопату. Откуда появилось огромное желание трудиться, дворник не понял, но противиться не стал и с удовольствием расчищал дорогу, улыбался редким прохожим и удивлялся, с какой лёгкостью его немолодые руки тягают полную лопату снега.

До вечера время пролетело незаметно. Вроде только-только смеркаться начало, а глядишь, уже и первые счастливчики с работы идут. Дворник шмыгнул носом, поплевал на ладони, и через полчаса Старый переулок очистился от снега.

Миша, отсалютовав небу, перекурил, положил лопату на плечо и пошёл отчитываться начальству. Обдумывая про себя доклад, он не спеша прогулялся до здания ЖЭКа, поднялся на второй этаж и постучался в дверь с табличкой «Павел Немцов».

– Пал Андреич. – Дворник заглянул в комнату, приветственно кивнул молодому человеку, сидящему за столом. – Маршрут закрыт. Улицы чистые. Разрешите идти?

– Подождите секундочку, – сказал начальник, и Миша, уже напрягшийся для того, чтобы закрыть дверь и умчаться к себе, застыл на месте и опустил руки.

Неужели все, подумалось ему. Неужели уволят и выбросят на улицу в ноябрьские морозы? Эх, чёрт, плохо он всё-таки работал, плохо…

– Проходите, садитесь, – пригласил Павел Андреевич. – У меня к вам предложение есть. Сейчас письмо отправлю, и поговорим.

Начальник уставился в монитор, а дворник сел на стул и сложил руки на колени, терпеливо ожидая, пока старший доделает дела.

– Вот и всё. – Павел Андреевич повернулся к Мише. – Поговорим с вами. Михаил, как вам работается в нашей компании? Есть ли претензии, или всё устраивает?

– Нету никаких претензий… Всё хорошо. И работа хорошая, и в дворницкой тепло и уютно… В моём положении вообще грех жаловаться.

– Радует, что вам нравится. Теперь о деле. Менеджер по качеству высоко оценил работу на вашем маршруте. Чистые улицы, отличные отзывы жителей района. В общем, вы молодец. Не желаете перейти на более серьёзную должность?

– Я? – удивился дворник.

– Компания со следующей недели запускает столярный цех. Туда нужны люди со знанием дела. У вас, как я знаю, образование столяра.

– Да это сколько лет назад-то было… Я уж и не помню ничего. Пусть я лучше дворником останусь. Привык уже.

– Если вы за жильё переживаете, то зря. Компания выделит вам комнату в общежитии. Работа интереснее, да и зарплата больше. Подумайте до завтра, взвесьте за и против. Вам всё-таки не двадцать лет по морозу целыми днями гулять…

В дворницкую Миша шёл со смешанными чувствами. Покидать место дворника, к которому он за год привык, желания особого не было, но спорить с начальством не хотелось. Предложение достойное, столяр – не царь метлы, в мороз и дождь в цехе сидит, чайком балуется и древесной пылью дышит. Тем более, что училище Миша закончил лет двадцать, правда, назад, и по профессии работал мало, месяца два или три, но корочка и стаж в трудовой остались. Выходило, что стоило соглашаться. Но как покинуть любимую дворницкую, обжитую, уютную, где он чувствует себя как дома? Терзали дворника сомнения: боялся мужчина очередного похода в неизвестность. Сколько их было уже, таких походов.

Скрипнув дверью, мужчина вошёл в дом, повесил куртку на вешалку, поставил чайник греться и улёгся отдохнуть. Пока вода закипала, размышлял над ближайшим переездом, представлял новых соседей: по комнате, по коридору, осознавал, что одинокий образ жизни закончится, и мечтал, чтобы люди попались хорошие и добрые, чтобы не пили много, и он сам смог бы справиться с пагубной привычкой и завязал с пьянством окончательно.

Услышав свист, дворник нехотя поднялся, выключил плиту, налил себе чая и, осторожно хлебая горячий напиток, уселся у настольной лампы со свежей бесплатной газетой, захваченной в ЖЭКе.

Минут пятнадцать он пытался вникнуть в статью, но буквы и строчки предательски бегали, и мужчина отбросил газету и долгое время смотрел в окно, разглядывая сумеречный Новый Уральск и мечтая о нормальной жизни.

В дверь четыре раза позвонили: условный сигнал Витька и Толика, двух его дружков-собутыльников. Миша поднялся, сделал шаг и остановился. Друзья позвонили снова, намекая на то, что у них есть выпивка, но у дворника желание отмечать переход на новую должность пропало, так и не появившись. Миша услышал удаляющиеся шаги, облегченно вздохнул и снова сел у окна. Единственное, что хотелось делать сегодняшним вечером – это сидеть на кривоногой табуретке, курить, пить чай и разглядывать мрачные очертания города.

2

С будущей должностью столяра дворник Миша смирился на следующий день. Осознание пришло утром: мужчина понял, что это реальный шанс свернуть с кривой дороги неудачника, алкоголика и прожигателя жизни, и решил сворачивать, пока не поздно.

Снега за ночь навалило по колено, и день выдался трудовым и тяжёлым. Перекуривал дворник мало, раз в час – не чаще, а лопатой упирал на полную мощность. Помнил, что вечером отчёт у Павла Андреевича, и лучше не сачковать в последний день. Завтра можно, в субботу начальства днём с огнём не сыщешь: кто с семьёй в аквапарк уезжает, кто к родственникам в гости, а кто и спит после пятничной бурной ночи в клубе. А сейчас надо поддать жару, чтобы Пал Андреич не передумал и не взял какого-нибудь бездаря криворукого на его законное место.

Около полудня Миша заметил в конце улицы знакомую фигурку менеджера по качеству Димы Филимонова. Филимонов бегло оглядел улочку, записал что-то в тетрадке, а у дворника гора свалилась с плеч.

– Проверяли всё-таки, – сказал он сам себе. – Вот бы подловили, если б выпил вчера. И не справился с сегодняшним снегом, не справился. – Мужчина покачал головой, соглашаясь с родными мыслями…

Столярный цех напоминал трассу для дрэг-рейсинга. Длинный зал со столами и деревообрабатывающими станками, с полками, полными напильников, наждачной и нулевой бумаги, с тисками и разного калибра гвоздями больше походил для скоростных гонок на автомобилях, чем для работы. Миша, шагая по цеху, с восторгом осматривал каждый станок и инструмент и ощущал, как радостно бьётся сердце в груди. Вспомнились годы в училище, когда он, неопытный юнец с первыми признаками щетины, слушал советы бывалого мастера и пробовал выточить скалку. Сначала подбирал подходящий брусок, намечал с двух сторон центр, делал небольшое углубление и закреплял на станке. Запускал мотор, крутил ручку, и резец снимал с дерева слой за слоем, пока не получалась идеальная фигура. Далее обработка наждачкой, чтобы убрать шероховатости, и вот она, скалка готова!

– На бейсбольную биту похожа, – смеялся бывалый мастер. – Как в американских фильмах.

Мужчина улыбнулся и погладил станок рукой. За двадцать лет, что минуло со времён училища, техника поменялась мало, а некоторые автоматы остались такими же доисторическими и простыми в обращении. Кнопка «Пуск», кнопка «Стоп», ручки регулирования резца, – вот, пожалуй, и вся основа. День-другой, и Миша восстановит в памяти знания, кое-что подучит, кое-что повторит, и прощай. Прощай холодная улица, совковая лопата и чилижная метла! Начинается новая жизнь, жизнь в тепле и уюте, а про старое лучше забыть. Раз и навсегда.

Пытаясь покончить с прошлым, бывший дворник даже переезжал втихую. Чтобы дружки-собутыльники не узнали новое место жительства, он занял у Павла Андреевича денег, нанял грузчиков и ранним утром, пока город нежился в дрёме, перевёз вещи к общежитию. Вещей было немного: одежду и прочую мелочь Миша перетащил заранее.

Комнату мужчине выдали отличную. Чистую, с приятными голубыми обоями, маленьким телевизором и удобной односпальной кроватью. Размерами комната походила больше на клетку, но зато был маленький закуток, заменяющий кухню, где стояли газовая плита и обеденный стол. Места опять же оказалось мало, но о таких комфортных условиях Миша и не мечтал. Общежитие представлялось ему ободранной и обшарпанной забегаловкой, где обитают завсегдатаи дна общества, а не нормальные люди. На деле же всё оказалось по-другому. Старую общагу выкупила компания, сами же работники сделали ремонт и постепенно заселяли пять жилых этажей. Повезло и Мише.

Ближе к восьми в цехе зашумели. Пришли ребята, познакомились, выпили чаю с пряниками, старший объяснил план на сегодня, и неторопясь все разошлись по местам. К половине девятого работа закипела, столы и стулья один за одним отправлялись в лакокрасочный цех, и Миша старался не отставать от других. Поначалу удавалось со скрипом, лоб покрывался испариной от усердия, но к обеду мужчина приноровился и вошёл в общий ритм.

В напарники Мише достался опытный и весёлый мастер Антон. Обладатель зычного баса, знаток миллиона шуток и анекдотов имел прозвище «Золотые руки», причём оправдывал его на все сто процентов. Какую бы деталь он ни изготавливал, получалась она ладной и точной, как на чертеже. С Мишей Антон по секрету поделился, что давно должен был стать старшим, но «Петрович не ставит, потому что ржу много». Но работал Антон сильно, норму в полдня укладывал, а потом другим помогал, за это и уважали его ребята.

После смены мылись в душе. Смывали пот, пыль и стружку горячими струями, а после снова пили чай, курили в форточку и смеялись. Конфликтов и повышенного тона Миша не заметил. В цехе царили мир и дружба.

Вечером мужчина приготовил себе ужин, втиснулся за столик, поел и улегся смотреть телевизор. Хотелось налить рюмашку, снять стресс, но Миша понимал, что это шаг назад, туда, в дворницкую жизнь. В холод и мороз, в непросыхающие пьянки. Крепясь, он заливал желание горячим чаем, бегал на кухню курить и пытался вникнуть, что говорит ящик. Последний раз мужчина смотрел телевизор лет пять назад, и с той поры не видел ни одного фильма и ни одной передачи. За пятилетку ТВ шагнуло на серьёзный уровень, и Миша с интересом любовался на западные клипы, в которых танцевали полуобнажённые девушки и читали стихи бандитского вида парни. На другом канале показывали фильм о мошенниках, взламывающих через интернет целые банки, – ничего подобного мужчина не видел никогда: чтобы вот так в открытую, по телевизору – и такое…

Постепенно всё налаживалось. Пятидневная рабочая неделя сменялась двумя выходными, которые Миша проводил за книгами, обнаружив, что не только телевидение, но и литература изменилась до неузнаваемости, приобрела многое от Америки и Европы и утратила начисто русские корни. С упоением мужчина читал о похождениях футбольных фанатов в Шотландии, о драках, которые они устраивали между враждующими группировками у стадионов и в барах, причём дрались до упоения, отстаивая интересы любимого клуба; блуждал по чужим галактикам и воевал с иноземными монстрами и пришельцами, стреляя и прячась в катакомбах, заброшенных шахтах и московском метро; переживал психологические драмы, литрами пил чай и обильно потел, борясь с желанием выпить.

Когда срок алкогольного воздержания достиг двух недель, Миша начал ощущать, что болезнь отпускает. Перестали трястись руки, голова по утрам не болела, да и вообще не болела, а в зеркале впервые за несколько лет мужчина заметил не побитого жизнью ханурика, а вполне пристойного грустного человека, пусть и обросшего щетиной, но довольно симпатичного. Конечно, годы возлияний дали своё: опухшее лицо, мешки под глазами и разбитый гастритом желудок, но выглядел Миша ещё крепко, хотя недавно отпраздновал сороковник.

Сейчас, оглядываясь назад, на пятнадцать или двадцать лет, потраченные впустую и спущенные в унитаз, он скрипел зубами и хотел разрыдаться, сознавая, что не жил, а существовал. Пил в кабаках и на улицах, баловался травкой, косил от армии, но загремел и продолжил куролесить, дрался с дедами и сослуживцами, получив авторитет, зажигал по полной программе, но армия закончилась, а гражданка оказалась суровой и неприветливой и ударила по самолюбию. Россию делили на части бандиты, а ненадёжный и буйный Миша с позором был изгнан из группировки и осел в Новом Уральске. Поступил в училище на столяра, с грехом пополам закончил и снова пустился в тяжкие. Ездил на север, зарабатывал огромные деньги и просаживал их по возвращении домой, уезжал заново и не мог остановиться. Были времена, и мужчина остепенялся, клятвенно обещал бросить, выдерживал два-три дня и падал в болото. Так летели год за годом в чужих домах, в чужих постелях и с чужими людьми, пока не подвернулась неприбыльная и тяжёлая работа дворника в компании Павла Андреевича, где Миша остался на пять лет и смог взять себя в руки. Пил, но не прогуливал, да и комнатку выдали. На еду и водку хватало, а семью заводить было не с кем: никто не хотел мучиться с ничтожным пьяным мужиком, когда вокруг полно нормальных, семейных и сильных духом.

Теперь о семье Миша не задумывался. Пошёл пятый десяток, своего жилья не было, а жить с женой и детьми на съёмной квартире мужчина считал кощунством. Что за радость, когда твои отпрыски не имеют родного угла, а папка не может им его обеспечить. Если уж в молодости не получилось, то лучше и не рисковать. Проще мучиться одному, чем вот так. Миша и мучился, предпочитая одиночество.

С приходом весны бывший дворник полностью освоился с профессией столяра. Изготавливал отменные столы и стулья, начал оставаться после работы и делать частные заказы: для директора, для менеджеров. Помогал Антон Золотые руки, с февраля ставший-таки старшим мастером, они сидели в цехе допоздна, разговаривали и делили всё пополам. Заказов было много, но это помогало отвлечься от всего: от дурных мыслей, от пьянок, от стресса и депрессии, от мрачного состояния. В выходные Миша выбирался в парк, бродил по цветущему саду, дышал свежим воздухом и подолгу сидел у озера, наслаждаясь неспешным плаванием уток, кормил птиц батоном, а душа ощущала спокойствие, то потерянное двадцать лет назад спокойствие.

3

К лету заказы стали приносить ощутимый доход. Появились серьёзные деньги, которые Миша за ненадобностью откладывал на банковский счёт. За два месяца скопилась приличная сумма на отечественную машину, но прав у мужчины не было, да и авто казалось ненужным металлоломом, хотя ещё зимой он восторгался чёрными джипами и прочими иномарками. Однако время прошло, характер постальнел, и приоритеты поменялись в другую сторону. Замечтал Миша о собственной квартире, пусть и однокомнатной, но своей. На двушку он бы не набрал, а вот однушку вполне осиливал.

Как-то, проходя мимо здания администрации, знаменитого зеркальными стенами, мужчина остановился, глянул на отражение и ужаснулся: перед ним стоял пятидесятилетний старик, непричёсанный, с щетиной, в давнишних брюках и истоптанных башмаках, стоял и пытался узнать себя. Впервые в жизни Миша застыдился внешнего вида, побежал и прятал от прохожих глаза, понимая, что выглядит как пенсионер. Тем же вечером мужчина сходил в парикмахерскую, приобрёл станок с пятью лезвиями и купил стильный летний костюм, примерил обновку и почувствовал себя человеком. Такой Миша мог позволить себе мечтать о квартире.

В сентябре он познакомился с красивой женщиной Диной, вдовой военного офицера. Гуляя по парку, усыпанному жёлтой и красной листвой, Миша разговорился с приятной дамой в светлом плаще, предложил сходить в кафе и через полчаса они отогревались в «Шоколадке» горячим какао и бисквитными пирожными. Мужчина, давно забывший о женском внимании, болтал без умолку, Дина таинственно улыбалась, вставляла иногда реплики, поддерживая беседу, а после рассказала о себе. Миша узнал, что у неё десятилетний сын, в свободное время занимающийся футболом, шотландская вислоухая кошка, а муж разбился в авиакатастрофе.

– В том рейсе, помните, «Москва-Пермь», когда сто с лишним человек погибли, – сказала она. – Сопровождал кого-то в командировке. И с тех пор я одна. Ну не в смысле одна, сын-то есть, но надёжного плеча не осталось.

Миша задумался, а смог бы он стать надёжным плечом для Дины, да и для её ребёнка, но не нашёл ответа на свой вопрос. Точнее, ответ напрашивался, причём не тот, какой хотелось бы услышать, поэтому тему быстренько сменили, а потом женщина собралась домой. Миша проводил её до автобусной остановки, попрощался, понимая, что больше никогда её не увидит, и уныло побрёл в общежитие.

Две недели протянулись жвачкой. С Антоном они засиживались допоздна, и только в работе находилось успокоение. Заказы резко пошли в гору, порой приходилось работать до трёх-четырёх часов утра, и ночевали прямо в цехе, чтобы утром не проспать на смену. Золотые руки затеял дома грандиозный евроремонт и подгонял напарника, а Миша не противился, с воодушевлением налегая на сезонные предложения. В обеденные перерывы ребята мастерили новогодний подарок для Павла Андреевича – кресло-качалку из редкой породы дуба; каждый хотел отблагодарить начальника за хорошее отношение.

В октябре случилось то, о чём Миша уже и не мечтал. Они снова встретились с Диной в том парке, долго смеялись, рассматривая друг друга, а потом по сложившейся традиции пошли в «Шоколадку». В этот раз больше рассказывала женщина, а Миша с удовольствием слушал, как она радуется первым успехам сына в футбольной школе и смеётся над шутками мужчины. Женский смех Миша любил, нет приятнее зрелища, чем счастливая дама, не стесняющаяся показать улыбку.

Теперь мужчина провожал Дину не до остановки, а до дома. Они гуляли по городским улочкам, говорили, делились наболевшим. Миша поведал историю своей жизни, сказал, что почти год не употребляет спиртного, и никогда не был так счастлив, как в последнее время, когда радость приносят обычные незначительные вещи: работа, заказы, книги, прогулки. Раньше всё заменял алкоголь, каждодневно выедая всё человеческое.

Встречались они раз в неделю. Сидели в кафе, как старые друзья, общались, а Миша мечтал обнять эту красивую женщину, прижаться к ней, как маленький ребёнок к маме, и не отпускать до конца жизни. В сорок два года он влюбился, повзрослел и стал сильным.

В январе Миша переехал жить к Дине. На отложенные деньги они с Антоном Золотые руки открыли мастерскую, уволились и вплотную занялись заказами, а Дина, как бухгалтер по образованию, занималась финансами новообразованной компании и заключала сделки.

Весной Павел Андреевич на встрече в администрации удивился, обнаружив среди борцов за тендер бывших мастеров Антона и Мишу. Особенно изумил его Михаил, ещё недавно чистящий улицы от снега, а сейчас что-то активно обсуждающий с напарником. Дворника будто подменили: это был не забитый пропитый мужичонка, а вполне солидный мужчина, хотя и выглядящий старше своих лет. Тендер они выиграли.

Позже, наводя справки о новых конкурентах, Павел Андреевич читал досье на Мишу, до слёз хохотал над чудотворным исцелением алкоголика, поймавшего удачу за хвост и сделавшего головокружительную карьеру на заказах в его цехе. В течение нескольких месяцев половина сотрудников тайно изготавливала из материалов компании столы и стулья, а при непосредственном участии охраны шла продажа. Павел Андреевич покраснел, разозлился, обещая выгнать всех в хвост и в гриву, потом снова смеялся, понимая, что за доброту его облапошили, как последнего дурачка на деревне, а он и знать не знал о махинациях. К вечеру начальник успокоился, пришёл в себя и позвонил заму.

– Кость, привет, это Андреич. Слушай, я тут такие дела узнал. В общем, цацкаться не буду, завтра всех столяров на увольнение и выселить из общаги… Что натворили? Потом, всё потом. Нуты понял, да?.. Хорошо.

Он отключился, подошёл к окну, долго всматривался в горизонт, где мелькали разноцветные огоньки, покачал головой и стал собираться домой, продолжая удивляться успешному Мишиному преображению.

– А ведь и так бывает, – сказал сам себе и хлопнул дверью…