Небо в начале апреля странного цвета: смесь белого, серого и тёмно-серого. Солнца не видно, выглядывает из-за облаков оно редко, улыбнётся разок-другой и спрячется обратно.

Глебу нравилось апрельское небо. Вставая утром и открывая окно, парень глядел вверх и ощущал одиночество каждой клеточкой тела.

После неизменного утреннего ритуала – душ, яичница или омлет, пара гренок и кофе с молоком. Щелчок дверного замка, щелчок зажигалкой, сигарета синего «Винстона» – и пешком до метро.

Глеб снимал комнату у одинокой пожилой женщины. Снимал около года, платил за аренду без пропусков, и хозяйка не выгоняла. Привыкла к молчаливому квартиранту и предложила продлить срок договора. Глеб против не был. Квартира удобная, чистая, в десяти минутах от станции Медведково – что ещё надо?

Метро в час пик – отдельная тема для разговора. Душное, набитое людьми, пахнущее терпким потом и ядреными духами. Втискиваешься в вагон, толкаешься, получаешь локтями в спину и по бокам, задыхаешься, но иной альтернативы у тебя нет. По московским пробкам не накатаешься.

Глеб не любил подземку. Ежедневно он попадал в страшные часы, когда окружающая действительность напоминала ад. Выносить подобное означало гробить организм, но парень терпел, хотя голова порой напоминала набат, а уши закладывало от перепадов давления.

На Лубянке, помнящей теракты 31 марта, Глеб выходил, шёл к офису, выкуривая последнюю до обеда сигарету, разговаривал с коллегами, пока поднимался по лестнице, садился за рабочее место и до трёх часов забывал обо всём на свете. С девяти до трёх существовали только он и добрый десяток заявлений от недовольных клиентов. Кому-то причинили вред в аварии, кто-то погорел на сделке, кому-то впарили страховку при кредите, – люди попадались разные, но всех их объединяло одно: проблемы, с которыми юрист Глеб должен был справиться. Быстро, качественно и надёжно, как в рекламе, что висела на щите перед офисом.

Рабочий день проходил быстро. Разговаривая с людьми, парень не замечал, как проходит время. В три часа они прерывались на обед, спускались в столовую, тридцать минут отдыхали, а потом возвращались к чужим проблемам, и все становилось на круги своя. Без пятнадцати шесть главный адвокат, а по совместительству директор фирмы покидал кабинет, прощался со всеми, и когда дверь за ним закрывалась, начиналась всеобщая эвакуация. Дела оставляли на завтра, одевались и уходили.

После работы Глеб гулял по Москве. Шёл к Охотному ряду или в район Китай-города, изучал столичные красоты, изредка мечтал, глядя на элитные квартиры по Тверской, что и он когда-нибудь будет жить на самой дорогой улице мира, улыбаться богатым туристам из открытого окна и стряхивать вниз пепел кубинской сигары.

Через час парень заходил в «Му-му» на Мясницкой улице, набирал еды и садился у окна. Ему нравилось уютное, тёплое и недорогое кафе. Порой он задерживался допоздна, до закрытия, втайне надеясь познакомиться с симпатичной девушкой, или увлекшись игрой в ноутбуке, улыбался официантке, которая равнодушно просила его приходить завтра.

Месяц-полтора он жил так. Работал, гулял, дышал полной грудью, но вскоре надоело. От Москвы несло безразличием, всех интересовали деньги, либо где их больше урвать, девушки смотрели мимо – на дорогу, на чёрные внедорожники с номерами «197». Молодой неудачник в костюме, горбатящийся на чужого дядю, не походил на идеального мужчину. Он был просто никем, лучшие мчались по Кутузовскому проспекту, сверкая синими мигалками.

Постепенно опостылело. Офис на Лубянке с сотней галдящих ртов раздражал, улицы с толпами приезжих и туристов потеснили, а еда из «Му-му» приелась однообразием меню. Глеб, не видя перспектив, прятался в четырёх стенах. Готовил ужин, ел и закрывался в комнате. Бродил по просторам Интернета, читал статьи в Википедии и не понимал, зачем приехал покорять столицу.

Тогда, год назад, он считал Москву идеалом с баснословными зарплатами, красивыми девушками и огромными перспективами. Позже, столкнувшись с реальностью, начал замечать, что становится, как все. Пашет за двадцать тысяч, десять из которых отдаёт за аренду, стоит в метро с суровым видом, не встречаясь ни с кем взглядом, теряет индивидуальность. Пытаясь встряхнуться, Глеб записал песню, но за неделю её скачали всего пару человек. В итоге парень впал в депрессию.

Подкралась незаметно осень, окрасила летние краски в жёлтое и добавила горечи. Старые песни, выложенные в социальной сети, раскритиковали и облили грязью. Комментарии Глеб удалить не смог и, разозлившись, избавился от страницы целиком.

Сентябрь и октябрь были тяжёлыми месяцами, поисками себя самого в нелепой игре под названием «Жизнь». Неудачей закончилась попытка завести роман с коллегой – кареглазой стильной брюнеткой Жанной. Жанна на предложение Глеба встретиться посоветовала подыскать девушку «ближе по статусу». Вечером парень увидел её, садящуюся в дорогой красный кроссовер, и понял, что ошибся.

Закончив институт, двадцатидвухлетний Глеб, помыкавшись по сомнительным заведениям и не имея за спиной положенного опыта, посоветовался с родителями, и те благословили на переезд в столицу. Отсидев сутки в поезде, парень спустился на перрон Казанского вокзала и пошёл в люди. Неделю искал работу и жилье, ночуя в дешёвом общежитии, отбрасывал никчемные варианты с оформлением без трудовой книжки и выбрал крепкую стабильную фирму «Юристъ», пережившую экономический кризис, когда компании летели в тартарары, а банки не выдавали кредиты. Получив первую зарплату, парень наткнулся в газете на объявление о сдаче в аренду комнаты, позвонил, познакомился с хозяйкой и на следующий день перевёз вещи на Медведково.

Теперь позади маячил прожитый год в Москве. Год тягостный и непонятный, но стабильный и удачный. Многих столица перемалывает и выплёвывает на обочину, многие не выдерживают, остаются только сильные духом. В целом, считал Глеб, ему повезло: не потратил ни копейки на агентства, удачно попал на добрую хозяйку. Однако он не мог сказать, что Москва – его город. Не получилось – уехал и не пожалел бы. Но переломный момент, настигнувший в сентябре-октябре и заставший врасплох, Глеб пережил. Переселил себя и остался. И вот – апрель. Что-то ожидало впереди.

* * *

Накинуть капюшон – и прочь.

Глеб уходил дворами. Вдалеке лаяли собаки, кричали люди – испуганно, панически. Парень оглядывался, застывал на секунду, втягивая ноздрями теплый июньский воздух и прятался под тенью деревьев. Мелькали таблички домов – «9 корпус 1», «улица Островитянова», «улица Академика Опарина», – Глеб замечал их автоматически. Потеряться не боялся, маршрут был выучен заранее.

На Академика Волгина поймал таксиста. Сторговались за шестьсот до севера. Парень прислонился лбом к холодному стеклу и отдыхал. Зрачки обжигали яркие неоновые вывески, столица пестрела рекламой. В Москве всё продавалось и всё покупалось.

У Медведково таксист высадил Глеба. Парень проводил бомбилу взглядом, нырнул рукой в карман, вытащив из закромов спички и сигареты. Прикурив, он долгое время заворожено смотрел на тлеющую спичку и отпустил, когда огонь обжёг пальцы.

Ночью спалось плохо. Глаза закрывались, а мозг протестовал. Приходилось отшвыривать пододеяльник, вставать и выходить на балкон. «Что ты сидишь дома? – спрашивал внутренний голос. – Сходи куда-нибудь, познакомься с девчонкой, чего ты тухнешь?». Но Глеб никуда не шел, игнорируя выдумщика, а когда тот притих, улыбнулся восходящему солнцу и отправился завтракать.

Новый день начался с восторженных реплик. Отдел гудел о страшном ночном пожаре, в котором пострадали десять эксклюзивных автомобилей общей стоимостью сорок миллионов российских рубликов. Коллеги обсуждали сгоревшие «Бентли» и «Порше», смеялись над неудачниками-охранниками и ни капельки не сочувствовали владельцам.

Глеб воспринял неожиданную новость без эмоций: сгорели эти чёртовы машины, ещё купят, подумаешь. Богатые на то и богатые, чтобы себя баловать. Высосут у народа последние деньги, затарятся и плевать им на всех с высокой колокольни. Поэтому парень в полемику не полез, приступил к делам и сразу, почти мгновенно решил запутанный клубок махинаций одного адвоката. На радостях он сорвался к шефу, выпалил с порога, что знает, как поймать Никифорова за хвост, и вкратце обрисовал картину.

– Ты меня радуешь активностью. Мы полгода бьемся с Никифоровым, но так и не смогли схватить его за яйца, а ты нашёл-таки лазейку. Ну, молодец, Глебыч! Растёшь! Еще парочка таких бомб, и возглавишь отдел. Это я тебе гарантирую.

Шеф заливался, а парень сидел, не шелохнувшись. Ему нравились похвалы начальника, но радости не доставляли, и веры в то, что он станет в скором будущем старшим по отделу, не было. Здесь работали по пять-шесть лет, и немногие удостаивались чести возглавить часть юридического флота.

– Вижу, ты мне не веришь. – Глава компании оперся на краешек стола и прикурил сигару. – Давай тогда заключим договор, настоящий, с твоей и моей подписью, мы же всё-таки юристы, – хихикнул он. – Утрёшь нос этим задавакам – я назначу тебя начальником. Мне нужны люди с хорошей хваткой. Ну, так что? Подписываем?

Сигара дымила, щекоча ароматом нос. Глеб согласно кивнул – отказываться было глупо.

Договор подписали, а дело нашлось практически сразу. Шеф перекинул на парня запутанное и странное происшествие на Моховой улице, где ограбили ювелирный магазин путём махинаций и гипноза. Грабителей взяли, но доказательств накапливалось с бору по сосенке, что означало рано или поздно закрытие уголовного дела. Сроки поджимали – будущего начальника отдела ожидала горячая неделя.

Отужинав в «Му-му», чего не делал давным-давно, парень прошёлся по центру. Толкаясь в толпе туристов, потянул время на Красной площади. Глядя на афишу, думал рвануть на концерт Басты – успевал и по времени, и цена не кусалась, но, нащупав в кармане коробок спичек, успокоился. Сегодня он отожжёт покруче известного рэпера, вот будет «Моя игра», как в его бессмертном хите.

Съездил домой, переоделся, дождался одиннадцати и в бодром настроении отправился на Новый Арбат. Там, среди высотных исполинов и стареньких переулочных домишек стояли «Мерседесы» и «БМВ», «Ауди» и «Лэнд-Роверы», охраняемые одной сигнализацией. А может ли электронная безделушка сопротивляться человеку? Особенно если он вооружён канистрой бензина, дожидающейся своего часа в тайнике в Хлебном переулке, и маленькими палочками с серной головкой. Здесь ни один металл не устоит, что говорить об «умной пищалке».

Выбравшись из метро, Глеб побродил по Старому Арбату, вспоминая рассказы родителей о поездках к легендарному поэту Окуджаве, но Арбат стал не таким, каким помнили отец и мать: сборище рокеров у стены Цоя, разноцветная шантрапа с рекламными листовками, нищие художники, сворачивающие в чемоданы портреты и картины, музыканты-барды, собирающие мелочь, – люди искали здесь наживы, и такой Арбат раздражал парня, он не замечал в нём искренности и таланта. Улица прогнила вдоль и поперёк, и даже Синий Троллейбус вызывал отвращение.

А когда-то, в далёком девяносто шестом Старый Арбат был другим. С матерью под руку, шагая по брусчатке, Глеб, тогда ещё ребенок, с интересом взирал на толпу странных подростков, одетых в яркие балахоны и широкие штаны, и на другую толпу – бритоголовых, крепких, прячущих мускулистые тела под чёрные куртки. Они шли навстречу друг другу, бритые скандировали лозунги, настраивая боевой дух, а подростки шли молча, с серьёзными лицами, и лица их – молодые, совсем зелёные – не боялись встречной силы. Подростки сами источали силу. Мама прижалась к стене магазина, закрыла Глеба собой, а бритоголовые бежали в наступление. Спустя минуту половина лысых голов лежала на брусчатке, а другая половина готовилась это сделать. Подростки справились с ними легко, работая слаженно кулаками и ногами, буквально раздавили. Прошлись по рокерам и металлистам, тусующимся неподалеку, заставили тех припустить вниз по улице, а сами забрались на памятник и скандировали «Вайт Смок Клан! Вайт Смок Клан! Мы за рэп!». Ребят не интересовали деньги, они боролись за музыку, за рэп, отстаивали права нового течения. Сейчас жажда наживы съела чувства.

Глеб спустился в переход, выбрался на другую сторону и отправился к Хлебному переулку. По пути присматривался к машинам и остался доволен: в ближайшем дворе ютились четыре чёрных «Мерседеса» последней модели. Найдя канистру, он возвратился к немцам, облил авто бензином и осторожно, словно совершая обряд, достал спичечный коробок. Шшших! В ночи загорелся огонёк, упал под ноги, вспыхнул, поедая топливо, и помчался по маршруту.

Парень, прикрытый шлемом капюшона, спешил к переходу. Сердце колотилось в радостном бите, а «Мерседесы» звучно потрескивали. Глеб слышал треск, слышал отчётливо, даже когда был на безопасном расстоянии, в родном Медведково на Широкой улице. Засыпал в уютной постели, а звук в ушах не прекращался, нарастая и приобретая опасные очертания. Сегодняшней ночью горевшие немцы напоминали победный марш под Берлином в сорок пятом и крики подростков в девяносто шестом.

Утром Глеб знал, как прижать к стенке грабителей с Моховой. Сверив догадку на правовом портале, уточнив детали в «Консультанте Плюс» и распечатав бумаги, Глеб, минуя шумных коллег, судачащих об очередном нападении «машиноманьяка», устроившего пожар на Арбате, зашёл в кабинет шефа и положил документы на стол. Глава компании, ожидая подвоха, пролистал доклад и показал большой палец. После обеда дело передали обвинителю, и тот на ближайшем судебном заседании усадил воришек на десять лет. Глеба в конце недели официально назначили начальником отдела. Договор вступил в силу.

Парень на кураже сжёг семь машин на Дмитровке, шесть в гараже на Рублёвке и спалил дотла дорогущий эксклюзивный «Бентли» восьмидесятого года, принадлежащий нефтяному олигарху. Олигарх в интервью телевидению пообещал расправиться с поджигателем собственноручно, но Глеб, мелькающий то и дело на заднем плане в новостном сюжете, исполнения угроз не дождался и отбыл на студию, где начал записывать альбом.

Лето обещало быть жарким во всех смыслах.

* * *

В начале июля фантастически повезло.

Убегая от быкообразных охранников подземного паркинга, Глеб зацепился ногой за торчащий из асфальта штырь, и растянулся во весь рост. Тут же сверху приземлилась туша преследователя.

– Гриня! – закричала туша. – Я таки его поймал! Теперь буду убивать!

– Вася! – ответил Гриня. – Не убивай пока! Я уже иду, вместе убьём!

Вася истерически захохотал, представляя расправу над неудачником, спалившим у хозяина любимые «Порше» 911 модели. Глеб воспользовался замешательством, напрягся всем телом, сбросил габаритного охранника и, предвидя погоню, врезал ему ботинком в лицо. Вася стукнулся затылком, Гриня закричал, а парень, отцепив проклятую штанину, припустил дальше.

Когда охрана отстала, Глеб остановился и отдышался. В этот раз он приблизился к провалу, позволив минуту полюбоваться огнём, и очнулся, получив дубинкой по виску. Косяк, большой косяк. Так недолго в тюрьму залететь: у полиции порядком висяков со сгоревшими иномарками лежит, запросто пристроят с десяток.

Оглянувшись, парень углубился во дворы. Он не знал, в каком районе находится, – бежал долго и вряд ли в нужную сторону. Плевать. Главное – оторвался. Можно расслабиться, придумать пару строк для куплета, а то и куплет целиком. Душа поёт, ей весело от полученной порции адреналина, хочется сжечь чёртов мир до пепла, оторваться на полную катушку, а утром блеснуть умом в очередном трудном, без зацепок деле. Глебу последние разы удавалось щёлкать их, как молоток неподатливую скорлупу грецких орехов. Мозг после ночных акций переваривал тонны информации и всегда находил нужные строку, слово и даже букву, которые могли решить исход в пользу компании «Юристъ». Шеф не мог нарадоваться.

Успешно продвигалась и запись альбома. Для трёх дебютных песен Глеб пригласил крепких рэп-звезд, и треки получились взрывными и яркими, запомнились и гостям, и хозяину студии – бородатому Саше. Он бодро качал головой под рваный мелодичный ритм и услышанным остался доволен. Оставшиеся тринадцать песен Глеб решил сделать сольными, выложить в них наболевшие вопросы религии, расизма и коррупции и рассказать историю о молодом человеке, любящем огонь.

Лето продолжалось. Брюнетка Жанна, когда очередной жених-ухажер лишился дорогой машины, сменила стратегию и обратила перышки в сторону нового начальника отдела, но здесь её ожидало фиаско: Глеб, навсегда запомнивший слова о разнице в статусе, дал девушке от ворот поворот. Гуляй, милая! И добил окончательно, предложив шефу уволить из компании слабое звено. Глава особо не сопротивлялся – выписал расчёт, отправил восвояси, а на место Жанны пригласил студентку-третьекурсницу из Юридической академии. Ему было непринципиально, кому платить зарплату – лишь бы дела раскрывались.

Так счет сравнялся -1:1.

По новостям передавали, что в Москве появился маньяк-вредитель, и толстые лица милиции и прокуратуры, брызгая в камеру слюной, вещали, что беспредельщика нужно изловить и впаять пожизненный срок, что в Китае ему пообрубали бы руки, а наше лояльное государство пригревает и жалеет неблагодарных иждивенцев. Затем по телевизору показали фотопортрет, составленный по словам очевидцев: парень с длинным носом, бородой, с раскосыми глазами. Глеб, сравнивая оригинал с копией, посмеивался над выдумками свидетелей, видевших в нём моджахеда-террориста. Парень оказался вредным насекомым, саранчой, которую нужно вытравить или раздавить. Себя они к вредителям не относили: майские жуки, вальяжно отбирающие у народа оставшиеся соринки от каравая, считались богами в московском мире. Ещё бы! Ведь им открыта дорога в Госдуму, в Совет Федерации, Президент печётся, чтобы выделялись квартиры, повышает зарплату. А кто он? Сжигатель машин, пытающийся кому-то что-то доказать. Да плевать этим ребятам по сути. Погоны разглагольствуют только на экране перед широкой аудиторией, напрягаться и работать они не любят. Поймать Глеба им не удастся, кишка тонка схватить на крючок человека, знающего закон. Человека, который умеет напрягать мозг в критических ситуациях.

Разозлившись, парень пнул телевизор. Тот покачнулся, выдернув шнур из розетки, и рухнул на пол.

В августе неожиданно наступила чёрная полоса. Глеб завалил важное дело, выбрав неправильную тактику, чем удивил и шефа, и коллег, неделю корил себя, а потом решил покуролесить глобально. Долго готовился, изучал расположение элитных стоянок, график работы, ездил на осмотр, не забывая периодически появляться вспышками в разных районах Москвы и наращивая людскую злость в средствах массовой информации. Богатые москвичи, лишённые песчинки из горы песка, ругались и матерились на страницах Живого журнала, организовали «В контакте» группу по поимке маньяка-поджигателя и платили любые деньги за любую информацию. Глеб стал мнительным, видел в каждом человеке тайного агента или нанятого киллера, волновался при проверке документов и не узнавал прежнего бесстрашного рубаху-парня.

Его поймали в ловушку на подземном паркинге на Щёлковском шоссе. Секьюрити, заметив на камерах подозрительного молодого человека с канистрой, вооружились, спустились вниз и застали Глеба за пикантным занятием. Пахло бензином, а в руке у парня разгоралась спичка.

– Я бы на твоём месте этого не делал, – предупредил один из охранников. – Нервы у меня ни к чёрту, могу выстрелить.

– Тогда всё взорвётся, я облил машины бензином.

– Затуши спичку и уходи. Мы тебя не тронем, – встрял второй.

– Ты веришь себе? – усмехнулся Глеб.

– Я тебе обещаю. Нам не нужно проблем, у нас семьи и дети. Уходи.

– Твой друг говорит иначе.

Воздух трещал электричеством. Секундная стрелка щелкала, по щекам охранников стекали капельки пота. Никто не мог решиться.

Спичка потухла. Раздался выстрел. Следом взрыв. Нервы не выдержали.

Газеты пестрели сенсациями.

…О смерти сына родители узнали из местной прессы. «Вестник» рассказывал о семнадцати поджогах, ста пятидесяти уничтоженных машинах и шести жертвах. Глеб в статье предстал страшным преступником, сволочью и завистником. Из-за него в Москве умерли люди, жители боялись оставлять авто на стоянках, а сам парень жаждал власти, шагая по головам в юридической компании.

Для мамы и папы он остался любимым сыном.

Для друзей – другом.