Как судьба свела вместе четырёх ребят, Степан Тимофеевич не знал. Не знал, но догадывался. Чёрные отголоски прошлого присутствовали в памяти каждого воспитанника детского дома, и новички вряд ли отличались от других. Четыре закалённые души, привыкшие ко всему: к дракам, к воровству, к безразличию окружающих, к подлости. Четыре души, закрытые для всех чужих людей.

Они сидели на деревянных стульях, сложив мускулистые грязные руки на колени, и смотрели на директора грустными глазами пойманных хищников, запертых в клетку. Степан Тимофеевич вглядывался в лица новеньких ребят, пытался распознать в них черты бандитов, но не находил. Ему виделись обычные подростки, поколоченные жизнью, и не верилось, что несколько недель назад эта четвёрка гастролировала по спальным районам столицы, нападала на дедушек и бабушек, выхватывая у стариков сумки и кошельки со скромным содержимым. Не верилось директору, но материалы уголовного дела говорили об обратном, и счастье, что ребята попали на умного судью и отправились вместо колонии в детский дом «Пирогово», к Степану Тимофеевичу.

Мужчина не стал расспрашивать новичков о жизни: ясно было, что они прошли огонь и воду, и лишние расспросы не привели бы ни к чему хорошему. Вместо этого директор улыбнулся и поздоровался.

– Меня зовут Степан Тимофеевич, – представился он. – Я директор нашего детского дома. Здесь вы будете жить, учиться и работать. Коллектив у нас дружный, никто никого не обижает, поэтому ведите себя достойно и прилично. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас вышел отсюда преступником или натворил плохих дел. Привыкайте, теперь вы – часть нашей семьи.

Ребята переглянулись и ухмыльнулись. Паренёк, похожий на цыгана, подмигнув остальным, поднялся и громогласно объявил, что жить они здесь не будут.

– Это почему? – поинтересовался Степан Тимофеевич. – Условия отличные: трёхразовое питание, грамотные педагоги, большой спортзал, своя футбольная команда, библиотека, кабинет информатики с новыми компьютерами, столярная мастерская…

– Наш дом не здесь, – парировал цыган.

– Да нет у вас дома. Вы на улице жили. Беспризорничали, воровали, гуляли.

– Улица – наш дом, – хором ответили они. – Она нас кормила и поила.

Степан Тимофеевич погрустнел. Знакомство с новыми воспитанниками состоялось не лучшим образом, поэтому продолжать разговор не хотелось. Вздохнув, мужчина нахмурился, дотянулся до телефона и нажал красную кнопочку.

– Светлана Андреевна, – обратился он в телефон. – У нас сегодня четверо новеньких. Устройте их, будьте добры.

– Хорошо, Степан Тимофеевич, – сказал телефон женским голосом.

Директор отключил связь и повернулся к ребятам.

– Жить вы будете на втором этаже, учиться в старшей группе. На ближайший год это ваш дом, а дальше посмотрим. Дуйте, Светлана Андреевна вас встретит.

Четвёрка, понурив головы, дружным строем покинула кабинет. В коридоре они облокотились на подоконник и прислонились лбами к холодному стеклу.

– Да уж, кисло, – подвёл итог Пашка. – Как считаете, братишки, можно ли слинять отсюда?

– Слинять можно отовсюду, – проворчал Лёлик. – Месяцок поживём, присмотримся, а там и дёру дадим.

– Как? Как мы смоемся? – занервничал обычно спокойный Рим. – Посмотри на улицу. Сможешь ты перелезть через такую махину? Не допрыгнешь даже! Росточка не хватит!

Пашка посмотрел в окно. Территорию детского дома ограждал четырёхметровый забор с колючей проволокой, а внизу, чтобы обитатели не задумывались о побеге, хитрые воспитатели вырыли глубокий арык и наполнили его водой.

– Как в кино, – улыбнулся Пашка. – Чтобы сбежать, нужно сначала придумать гениальный план. Забор отпадает, будем искать другие пути отступления.

– Под землёй туннель выроем, – сострил Цыган. – Точно как в кино будет… А стену буром просверлим. Или дрелью. Здорово, да?

– Никак отсюда не смоешься. – Лёлик легонько стукнул по стеклу. – Если вы думаете, что в рай попали, отдохните. Не забывайте, что у нас срок. Это детский дом строго режима, для условно осужденных. Табличку что ли не видели?

– Видели, – нахмурились ребята.

Грустную беседу прервала подошедшая воспитательница Светлана Андреевна.

– Вы почему здесь стоите? Степан Тимофеевич велел подниматься наверх, почему не слушаетесь? За мной, экскурсия начинается.

– Я найду, как отсюда смыться, – шепнул Пашка друзьям, когда они поднимались по лестнице. – Дайте только время… Слово пацана даю…

Экскурсию Светлана Андреевна провела быстро.

– Здесь у нас спальня, здесь ваш класс, – показывала она по дороге. – Некоторые лентяи предпочитают прогуливать занятия и прячутся по норкам, но они в конце года обычно переходят в детдом для отсталых. Если у вас есть желание сменить место жительства, можете не учиться… Столовая, младшие классы, библиотека и спортзал на первом этаже. Последние два места советую посещать почаще, детскому дому нужны грамотные и спортивные люди. Во взрослой жизни потом легче будет… Что ещё?… Ах, да! Туалет и баня находятся во дворе, в бане не вздумайте курить: полы деревянные. Больничка за домом. Если кому-то нездоровится, доктор вылечит… А тут у нас комната отдыха. – Воспитательница толкнула дверь.

– Ой! – успела крикнуть она, а сверху уже летели пакет муки и добрая порция воды.

Раздался заливистый хохот. Несколько человек, празднуя веселье, попадали со стульев и смеялись, лёжа на полу. Светлана Андреевна, потеряв дар речи, замерла в оцепенении.

– Тили-тили-тесто! Нет жениха, а есть невеста! – потешались озорники.

– Сейчас я доложу обо всём Степану Тимофеевичу. – Топнув ногой и резко развернувшись, она ушла.

Наступила тишина. На ребят уставились три десятка глаз: некоторые смотрели с любопытством, но большинство выражало недовольство. Напряжение возрастало, и парни понимали, что одно неловкое движение или неосторожное слово может стоить слишком дорого. Минуты две-три стороны изучали друг друга, а потом тишина нарушилась.

– Здорово, приезжие, – поздоровался высокий крепыш, сверкнув мускулом. – Надолго к нам или как? Если надолго, особо не рассчитывайте. Купе все заняты. – Он ухмыльнулся и развалился в кресле, показывая, кто здесь главный, и кого надо бояться. – Хотя… Если на должность уборщиков согласны, тогда оставайтесь. Я даю добро.

Лёлик, широко улыбаясь, отделился от четвёрки, подошёл к крепышу и протянул руку в приветственном жесте.

– Мы согласны, – ответил он за всех. – Уборщики, так уборщики… Кстати, Алексей меня зовут.

Крепыш кивнул и протянул свою ручищу. Но вместо рукопожатия получил серию хуков в челюсть и поплыл.

– А-а-а!!! Атас! Наших бьют! Вали их!!!

Завязалась драка. Лёлик ещё пару раз приложился по крепышу, отхватил по лбу от кого-то слева, и волна из тридцати человек понесла его к своим. Детдомовцы радостно заулюлюкали, окружив ощерившихся новичков, и бросились в атаку, размахивая кулаками. Мгновение-другое Лёлик, Рим, Пашка и Цыган держались, но после гостеприимных тумаков от хозяев, градом сыпавшихся отовсюду, не выдержали. Упал Рим, тут же сверху на него накинулось пять человек; приложили в глаз Пашке и почти добрались до Лёлика, но всю малину обломал грозный рык директора:

– Вы что творите! Озверели совсем что ли?!

За долю секунды воинственная орда разбежалась по местам и притихла, оставив в центре событий четверых помятых друзей и бесчувственного крепыша.

– У нас здесь зоопарк, а я главная обезьяна?! – разозлился Степан Тимофеевич. – Всех к чертям собачьим в колонию отправлю! Там хлебнёте сладкой жизни! Объешьтесь!

– Вот-вот, Степан Тимофеевич, что я и говорила, – заглянула в комнату «невеста» Светлана Андреевна. – Натуральные животные. Скоро и правда зоопарк откроем.

– Да хоть сейчас табличку вывешивай! Свиньи неблагодарные! Я из них людей хочу сделать, а им и так замечательно!

– Степан Тимофеевич, физрука позвать? Пострадавшие есть.

– Зовите, этих в больничку определим, а остальных я по изоляторам рассажу, чтоб не повадно больше было. Сколько у нас свободных? Два? Туда старожилов отправим. И чулан освободите, новички пусть тоже посидят. Парочка дней, я думаю, пойдёт всем на пользу. Поостынут чуть-чуть…

* * *

Шёл второй день отведённого срока в изоляторе. Рима и крепыша определили в травмпункт, а Пашка, Цыган и Лёлик прохлаждались в тесной и душной каморке.

– Да уж, встретили нас, конечно, не очень хорошо. – Пашка улыбнулся, сверкнув здоровым глазом. Второй глаз заплыл и выглядывал узкой щёлочкой. – Но и не очень плохо.

– Сволочи, одним словом. Рима сломали, сидит теперь с тем уродом, – вставил Цыган.

– Лежат они оба. Особенно тот, приютский. Верно, Лёлик?

Лёлик согласно кивнул.

– А вообще, ребятки, надо валить отсюда подобру-поздорову, – сказал Пашка. – Пока есть на чём валить. А то прирастём, корни пустим, начнутся слюни да сопли: не хочу, не побегу, здесь кормят хорошо.

– Ещё парочка таких встреч с хозяевами, и все будем в больничке лежать. А смываться всё-таки стоит. Вот только как? – Лёлик деловито почесал в затылке. – Практически все пути отступления закрыты, единственный свободный – это воздух.

– Воздух?! – удивились ребята. – Да ты с дуба рухнул! Там забор, не подступишься!

– Вы слушайте, а не кричите. Нужно достать верёвки и крюки, чтобы зацепиться за верхушку. Тогда любой забор нипочём. Ясно вам?

– Лёля, ты гений! – Пашка на радостях поспешил завалить Лёлика на пол, но тот легко вывернулся и дал нападающему крепкий подзатыльник.

– Ах, так, – обиделся Пашка. – Цыган! Помогай! Я один не справлюсь.

Они накинулись на Лёлю и некоторое время пытались его побороть, однако вскоре оба лежали на лопатках.

– Салаги. Лёлик победоносно взмахнул руками и плюхнулся на кровать. – Маленькие ещё с дядькой в борьбе состязаться. Потренироваться чуток надо. Для начала. А потом попробуем. Договорились?

Пашка и Цыган спорить не стали, и победа досталась действующему чемпиону мира Алексею.

Вечером ребят отпустили. Светлана Андреевна, прочитав наставляющую нотацию, велела подниматься наверх, но парни, проигнорировав воспитательницу, выбрались во двор.

– Наконец-то! – закричал Пашка на радостях. – Я живой! Ура!

– Навестим Рима, – предложил Цыган.

Они свернули к травмпункту, постучали в дверь. На стук никто не откликнулся, и Пашка, продолжая дурачиться и паясничать, запрыгнул в окно и стал звать Рима.

– Вот чертовщина, никого нет. – Пашка растерянно пожал плечами. – Выздоровел, наверное.

Оставшись в неведении, друзья вернулись в здание, поужинали остывшим супом в столовой, хлебнули холодного чая и отправились в спальню. Зайдя в комнату, они сильно удивились, обнаружив там и Рима, и крепыша. Те сидели за шахматной доской и вели спокойную беседу, не обращая внимания на недавние распри и кровопролитную драку.

– Опа! Вот это попа! – продекламировал Цыган, опершись о дверной косяк. – Мы его, блин, в больничке ищем, а он тут торчит и в ус не дует.

– Я смотрю, вы подружились, – включился следом Лёля. – Что ж ты, Рим, не навестил нас в изоляторе? Забываешь старых друзей?

– Да мы два часа назад только выписались, – отозвался Рим. – А после на ужин двинули.

– На ужин?

– Ну да. Директор загнал нас в столовую и минут двадцать вскрывал мозги.

– Что же мы на ужин не пошли! – вмешался Пашка. – Только выпустились, сразу к Римчику бегом, а он, козёл, плевал на нас с Останкинской башни!

Наступило молчание. Слова Пашки разрезали воздух, как кинжал разрезает горло.

– Мы вообще-то после ужина зайти собирались, – попытался вмешаться крепыш.

– Заткнись! – отрезал Лёлик. – Не с тобой разговариваем!

Крепыш вскочил. Его глаза, горящие яростным огнём, вздувшиеся вены и горячий нрав детдомовца приказывали разорвать соперника на куски, но вмешался Рим. Встав между воинствующими сторонами, он принялся разнимать друзей.

– Ты кого тут затыкаешь?! – разозлился крепыш. – Я тебя в порошок сотру!

Лёлик разразился ответной нецензурной тирадой и кинулся в атаку, но Пашка и Цыган успели удержать его.

– Лёль, не марайся. Брось. Он того не стоит.

– Козёл он! Пойдём на улицу, пацаны, проветримся. Здесь дышать нечем, плесенью несёт. – Лёлик смачно плюнул на пол и удалился из комнаты.

– Да уж, не было печали, да Римы подкачали, – сострил Цыган. – Айда, Паш! Ты с нами, Рим?

– Позже выйду.

– Как хочешь. Уговаривать не стану.

– Сказал же, позже выйду.

Цыган примирительным жестом показал, что не хочет спорить, подтолкнул Пашку к выходу и последовал за ним.

На улице они присоединились к Лёлику, сели на лавочку и закурили. Говорить было не о чем, у каждого мелькали свои мысли, касающиеся предательства Рима.

– Хреново что-то всё у нас складывается, – вздохнул Пашка. – Римыч нашёл себе нового друга, и в нас теперь не нуждается.

Во двор забежала ничейная грязная собака, чудом попавшая на территорию детского дома, пометила дерево и спряталась под крыльцом.

– Вот так и мы, как и этот пёс, никому не нужны, – сказал Лёлик, и все сразу погрустнели.

За спиной скрипнула дверь, и к троице подошёл Рим. Завозился в кармане, достал сигарету, щёлкнул зажигалкой, помолчал, выжидая момент, и признался, что всё решил.

– Вы как хотите, а я остаюсь здесь, – сообщил он. – Хватит. Набегался, ребят. Пора уже остановиться. Не вижу смысла возвращаться на улицу. Я нашёл путь в жизни… А с Артуром зря вы так грубо. Он неплохой парень. Обживёмся, передумаете бежать.

– Чёрта с два!!! – рыкнул Лёлик, показывая фигу. – Чтоб я здесь жил! Не дождётесь! Убегу!

– Куда? Опять на улицу? – охладил пыл друга Рим. – Воровать, ночевать, где придётся, есть, что добудешь. Райская малина.

– Нет, не на улицу. В училище. – Лёлик на секунду задумался, подбирая слова. – Да! Точно! Я в военное училище поступлю!

– А кто тебя туда возьмёт? Ты с директором отношения наладь, чтобы он порекомендовал тебя. А что ты для этого делаешь?

– Что я делаю?

– Артуру морду собираешься бить. Мало в изоляторе посидел, ещё хочешь? Иди, я не против. Только он на перемирие согласился, сказал, что нас проверяли, и проверку мы выдержали. Крепкие оказались.

– Ещё бы не крепкие, – ухмыльнулся Цыган. – У нас и мускулы стальные, и дух, как у тигра амурского.

– И смысл теперь куда-то сбегать, если всё нормально складывается, – настаивал Рим. – Крепкие ребята нашли пристань, где можно неплохо обжиться.

– Что-то ты мутишь, Рим. – Лёлик в задумчивости поскрёб подбородок. – Что-то мне непонятное.

– Ничего я не мучу. Просто предлагаю единственный верный вариант. Ты собрался в училище, а нам прикажешь по улице разгуливать и в подвалах ночевать. Холодно уже, сентябрь приближается, не до побегов теперь.

– Умеешь ты, Рим, мозги запудрить. – Лёлик хлопнул друга по плечу. – Качественно лапшу вешаешь. Но и у нас не опилки в голове, придумаем что-нибудь. А пока поживём некоторое время, покумекаем, что и как. Свалить всегда можно. Что думаете, пацаны? Побудем приютскими крысами?

– Приют, так приют, – закивали Пашка и Цыган. – Рим правильно говорит: похолодает скоро, переждать надо до весны. Тем более детдомовцы нас признали, обижать больше не станут.

– Не станут, – подтвердил Рим со знанием дела. – Артур зуб дал. Просто такую проверку все проходят.

– Значит, остаёмся? А, детдомовцы?

– Выходит, что так, – засмеялся Пашка.

Рим загадочно улыбнулся. С тех пор, как они попали в детский дом, всё шло по его плану.

Они остались. Незаметно, маленькими шагами подступала серая дождливая осень, обещающая хмурую погоду, пожелтевшие листья осыпались, а на улице повсюду виднелись лужи. В детдоме начались уроки, и давно позабывшие, что такое учиться, друзья нехотя познавали новое и повторяли старое.

Из ребят к науке охотнее всех тянулся Лёлик. Поставивший с первого дня цель – перебраться в скором времени в военное училище, он схватывал на лету правила и примеры, по вечерам решал домашние задания, что-то чертил, что-то сочинял в тетрадке и каждодневно донимал директора по поводу перевода. Степан Тимофеевич, поддавшийся неожиданному напору парня, пообещал связаться с Москвой и сделать запрос, но от Лёлика потребовал железной дисциплины, хорошей спортивной подготовки и успехов в учёбе.

Так незаметно промелькнула первая неделя. Друзья прижились, познакомились ближе с местными воспитанниками, а вскоре помирились с крепышом Артуром.

– За перемирие не грех и выпить, – предложил Цыган, когда они сидели вместе. – Пивка холодненького, да с рыбкой. Или покрепче чего-нибудь.

– Это можно, – ответил Артур. – Достать смогу. Но только после субботника.

– Это почему? – удивились друзья.

– Степа Тимофеевич домой уйдёт до понедельника, да и отдыхать лучше, когда работа закончена. Субботник у нас никто не пропускает, с этим всё строго. Только если в больничке лежишь, тогда директор добро даёт.

– Договорились. Отработаем – отдохнём.

Субботник прошёл с треском. Детдомовцы, замученные неделей уроков, с усердием взялись за лопаты, грабли, веники и носилки и очищали двор от грязи. К вечеру двор блестел чистотой, а ребята переводили дух, рассевшись на тротуаре.

– Ребята! – Вышедшая на улицу Светлана Андреевна позвала воспитанников. – Инструменты на место, и на ужин!

– Ну что, после ужина накатим? Или день пропал?

– Накатим! А как же! Ты что!

Послышался дружный хохот. Степан Тимофеевич, с улыбкой посмотревший на ребят, не понял причины их смеха и в прекрасном настроении отправился домой.

* * *

Сидели в столярной мастерской, превращенной на время в камору, и пили. Пили пиво, самогон, ели старогородские пирожки с ливером, курили сигареты, рассказывали анекдоты и гоготали. Пашка, опрокидывающий одну рюмку за другой, спустя некоторое время уже мирно обнимал коврик и мешался под ногами. Лёлик и Артур доигрывали вторую партию в «пьяные» шашки, и мужественно крепились, сражаясь за своих королей. Обоих мутило от срубленных фигур, но и тот, и другой держались до последнего, пока спирт не овладел кровью, и оба не присоединились к спящему Пашке. Рим пил мало, больше пропускал, предпочитая алкоголю сухарики, чипсы и сушёные кальмары, однако сморило и его. Зато Цыган отрывался на славу и выпил полтора литра самогона, но стойко держался на ногах и участвовал во всех событиях вечера: борьбе на руках, конкурсе на самый смешной анекдот и игре в карты, в которой ему практически не было равных. Ночью бурное веселье поутихло: ребята разбрелись, улеглись на столы и заснули, не в силах продолжать пьянку, и лишь потомок древних цыганских кровей сидел у горящей свечи, хлебал в одиночестве бутылочное окское пиво и травил молодой организм никотином.

Утром Цыгана разбудили громкие и настойчивые стуки в дверь: предусмотрительный Артур закрыл её на щеколду, опасаясь неожиданных гостей.

– Кто там? – спросил Цыган, на автопилоте поднимая голову. – Кто стучится в дверь мою, тому морду я набью.

– Отставить шутки, идиоты! Это Светлана Андреевна! Бегом дверь открыли! Быстро! Моё терпение на исходе!

– А, это вы… Да пошли вы знаете куда, Светлана Андреевна. – Парень рухнул обратно. – Поспать не даёте.

– Ах, так! – разозлилась воспитательница. – Сейчас вы у меня попляшете! Я иду за столяром, он вам покажет кузькину мать! Алкоголики малолетние!

Послышался звук удаляющихся каблучков. Ушла, подумал Цыган. Поднявшись со стола, парень потянул уставшие мышцы и принялся будить остальных, но те после бурного вечера не подавали признаков жизни и не хотели вставать. Даже Рим, который употреблял мало, – и тот оказался не в силах разлепить глаза и откликнуться на зов.

С улицы снова донёсся звук шагов. На этот раз шагали двое, и вторая поступь была явно мужская. Цыган, поразмыслив о перспективе провести ближайшие два дня в изоляторе, не нашёл её лучшим вариантом и лихорадочно забегал в поисках запасного выхода.

Наткнувшись на старую разваливающуюся и наспех сделанную лестницу, ведущую на чердак, парень радостно хохотнул и метеором метнулся наверх. Втащив её за собой, он прикрыл лаз створкой и без сил плюхнулся на пол.

Внизу снова застучали.

– Открывайте, шкеты! Тыквы пооткручиваю! – услышал Цыган грозный бас столяра. – Устроили мне сабантуй!

– Открывайте! – поддержала начальника мастерской Светлана Андреевна. – Бежать некуда!

Молчание послужило ей ответом. Спящие горе-алкоголики из детского дома и не думали вступать в диалог. Цыган, представляя картину, давился от смеха, но сдерживал себя, опасаясь быть услышанным.

В итоге всё закончилось просто и быстро. Столяр снял дверь с петель, оба вошли внутрь, и через секунду комната огласилась визгливыми истерическими криками воспитательницы:

– Спите, сволочи! Поднимайтесь! Хватит! Вас ждёт изолятор!

Цыган посмотрел на часы. Половина восьмого. Рановато они проснулись. Осторожно шагая, он прокрался до конца чердака, выбрался через окно на крышу, примерился и прыгнул. Высота оказалась приличной, и при приземлении парень приложился об асфальт и снёс кожу с колена. Шипя от боли, он оглянулся и припустил по дорожке.

Звонок на подъём Цыган встретил в своей постели. Встав, он натянул штаны, спрятав ото всех разбитое колено, заправил койку и увидел, что в проходе спальни стоит Светлана Андреевна.

– Доброе утро, – поздоровался Цыган с воспитательницей.

– Доброе. Где ты был сегодня ночью? – огорошила она вопросом.

– Как где? – наигранно удивился парень. – Здесь. Спал.

– Не ври!!! Я заходила в семь часов, тебя не было. И дружков твоих не было, алкоголиков.

– Я утром в туалет ходил, живот что-то прихватило. – Живот, значит?

– Ну да. Яблоко грязное съел, не помыл, вот и расхандрился. А что случилось?

– А то ты не знаешь! Сам же участвовал!

– Не знаю. Я спал ночью. Зачем вы на меня наговариваете?

– Потому что беспредел устраиваете! Пьёте, дебоширите, ругаетесь матом. Что хорошего в этом!.. В общем, за завтраком всё узнаешь. – Она махнула рукой. – Хотя тебе и так всё известно.

Когда воспитательница ушла, Цыган подышал в ладошку и, не почуяв запаха перегара, в несчётный раз поблагодарил уникальный организм, позволяющий творить чудеса в абсолютно разных ситуациях.

За завтраком Светлана Андреевна и присоединившийся к ней директор Степан Тимофеевич, пожертвовавший выходным ради уникального случая, прочитали воспитанникам лекцию о вреде пьянства и курения, поимённо назвали всех участников вечерне-ночного мероприятия и сообщили, что виновные приговорены к двум дням изолятора. О Цыгане никто и словом не обмолвился. Цыган сидел и в ус не дул, понимая, что чудом не оступился.

Вечером он, как и полагается, навестил друзей. Те ругались и винили во всём случившимся его, но парень с шоколадной кожей сочувственно смеялся, считая обвинения нелепыми и несущественными.

– Морда цыганская! Как ты умудрился удрать? – удивлялся Пашка из изолятора. – В столярке даже окон нет!

– В самой столярке нет, а на чердаке есть. Вот оттуда я и драпанул.

– А нас чего не растолкал? Вместе бы сбежали. – Я толкал.

– И чего?

– А ничего! Мычите, храпите, стонете, а вставать и не думаете! Я что, корячиться должен и по очереди вас на чердак таскать?

– Мог бы и так, – обиделся Рим. – Мы тебе не чужие.

– Времени не было, браточки. Сам еле ноги унёс. Так что без обид… Я тут вам поесть организовал, с поварихой договорился.

Цыган просунул под дверь пакет с едой и бутылку с компотом, попрощался и уставшей походкой пошёл на уроки.

* * *

– Значит, решил, да? – Степан Тимофеевич сидел напротив и смотрел также заинтересованно, как и в день их знакомства. – Может, передумаешь? Здесь всё-таки твои друзья, твой дом. Там ты будешь чужаком.

Лёлик минуту колебался. Ему вспомнилось его детство, отдельные интересные моменты: счастливые и грустные, радостные и печальные.

– Решил, – ответил он директору. – Не могу отказаться от мечты. Лёлик помнил себя с трёхлетнего возраста. Когда его, кричащего во всю глотку, мать несла в детский садик, удобно устроив под мышкой, а потом он плакал, стоя у ног нянечки и провожая мамку. Помнил, когда пошёл в школу, где проучился на отлично до пятого класса. Потом в семье произошла катастрофа, и учёба переместилась на задний план. Зимой отец, мать и дядька возвращались со свадьбы родственников и на скользкой дороге перевернулись. Из всех троих выжил только дядька, успевший выпрыгнуть из машины в сугроб. Маму и папу собирали по частям.

С непонятной тоской смотрел маленький Лёлька на покрытые бархатом гробы родителей и не понимал, как такое могло произойти. Снег сыпал на каменное лицо подростка, а внутри бушевали злость и жажда мести. Он оглядывал с ног до головы живого и невредимого дядьку и поклялся отомстить ему за безразличие.

После похорон Лёлика определили в детский дом. Ни дядька, ни многочисленные родственники не изъявили желания взять паренька на воспитание, и прилежный и воспитанный мальчик попал в жестокий и коварный мир приюта. Жизнь в детском доме оказалась сущим адом. Каждодневно Лёлику приходилось драться и отстаивать свою честь в многочисленных попытках сломать новенького, и Лёля, делая выбор между спортом и учёбой, предпочёл второму первое. Целыми днями он бегал, подтягивался на турнике, ходил руками по брусьям и поднимал тяжёлые гантели, а вечером принимал вызов и дрался, вымещая копившуюся злость на одноклассниках. Через месяц, когда Лёлик окреп и набрал потрясающую физическую форму, поборов всех противников и став лидером среди детдомовцев, драки по вечерам прекратились навсегда. Парень снова задумался о мести и попросил новых друзей достать ему гранату.

В один из хмурых пасмурных дней парень по прозвищу Лось принёс ему тяжёлый предмет, завёрнутый в тряпочную сумку-авоську и перевязанный жгутом, и сообщил, что ночью можно бежать.

– Мы с пацанами знаем место под забором. – Он заискивающе подмигнул Лёлику. – Там земля рыхлая, за пять минут подкоп организуем. Собирай шмотки, встречаемся в полночь у дворницкой.

– Добро, – кивнул Лёлик.

– Не опаздывай.

– Не переживай.

В ту же ночь Лёлик бежал. Город он знал хорошо и к утру дворами добрался до дядькиного дома. Дядька жил в одноэтажном коттедже с баней и летней кухней и успел обзавестись новенькой «Ладой» двенадцатой модели. Её-то парень и выбрал в качестве мишени.

Легко махнув через невысокую изгородь, Лёлик заполз под машину, скотчем прилепил гранату марки «ф-1» к выхлопной трубе, к чеке привязал тонкую, но крепкую леску, а саму леску приспособил к стойке забора. Стараясь быть незамеченным, парень выбрался обратно, перешёл дорогу и спрятался в кустах.

Часа два ничего не происходило. А потом Лёлик увидел дядьку. Ничуть не изменившийся, он уверенной походкой подошёл к машине, сел, завёл двигатель, выбрался наружу, давая автомобилю прогреться, походил вокруг, пиная колёса. Лёля же не стал дожидаться переломного момента и побежал по дороге.

Через минуту раздался взрыв…

Всё это пролетело в памяти Лёлика за какое-то мгновенье. Хлопнув глазами, паренёк стряхнул с себя наваждение и поднял взгляд на директора.

– Лёш, я связался с Москвой и рассказал им про тебя. Про успехи, про стремление к поставленной цели. – Степан Тимофеевич невольно улыбнулся. – Про спортивные достижения. Надо признать, они думали недолго – три дня. Сегодня прислали документы на перевод, завтра ты отправляешься в военное училище. Я отвезу тебя на машине.

– Уже завтра? – удивился Лёля. – Неожиданно так.

– Я дал тебе время на размышление, ты выбрал переход. Удерживать воспитанников насильно я не привык.

– Спасибо, Степан Тимофеевич. Пойду собираться.

– Давай. Ничего не забудь, смотри.

Последнюю ночь Лёлика друзья провели вместе. Сидели на кроватях в тёмной спальне, пили баночное пиво, ели сушёные кальмары и сухарики и шёпотом разговаривали, вспоминая совместные приключения: как убегали от милиции, как попали в засаду к врагам и дрались против пятерых взрослых парней, как купались летом на Пироговском водохранилище. Лёлик возбуждённо улыбался, понимая, что увидится с ребятами он только в следующем году, да и не факт, что увидится. Поэтому он внимал каждому слову говорившего, запоминал лица, чтобы однажды, встретив на улице возмужавшего юношу, признать в нём Пашку, Рима или Цыгана, сгрести друга в крепкие объятия, завалиться в ближайшее кафе, выпить по стопочке водки и поговорить по душам.

Как наступило утро, Лёля и не заметил. Над крышами домов появился оранжевый полукруг, окаймлённый красным, не спеша выплыл на небо и намекнул, что посиделки пора заканчивать. До подъёма оставалось полчаса.

Стараясь не шуметь, друзья оделись, умылись, покурили в туалете и одними из первых успели к завтраку.

– Ну что, Лёха. – Цыган поставил перед другом дымящуюся тарелку молочной лапши. – Заправься на дорожку скудной детдомовской едой, а то вдруг в училище кормить плохо будут. Хотя бы воспоминания останутся. Расскажешь новым друзьям, какую лапшичку в Пирогово ел.

– А то, – не сдержал улыбки Лёлик. – Конечно, расскажу. Пусть позавидуют, черти полосатые!

Когда с завтраком было покончено, к Лёлику подошла Светлана Андреевна и велела получить в гардеробе выходное белье и ждать на улице директора.

– Степан Тимофеевич попал в пробку, – пояснила она. – Через час приедет. Можете пока попрощаться.

Поблагодарив воспитательницу, друзья отправились в гардеробную, где Лёлика одели в новые штаны и рубашку, выдали выпускное пальто и меховую шапку с логотипом детского дома и попросили расписаться в ведомости. Лёлик, черкнув в тетрадке, закинул сумку на плечо и позвал ребят на выход.

На улице крупными хлопьями падал снег. Слабенький морозец щекотал щеки, а яркое солнце слепило глаза.

– Вот это погодка, – восхитился Пашка. – Аж расставаться грустно.

– Расставаться всегда грустно, – согласился Рим. – Но сегодня ещё грустнее.

– Как ты мог нас покинуть! – Пашка театрально упал на колени и убрал с лица несуществующую слезу. – Пиши, звони, не забывай! Тебя мы, наверное, не скоро увидим.

– Это точно, – ответил Леля. – С отпусками в училище строго. Летом военные сборы, строевая. Каникулы зимой, на Новый год.

– Выкурим трубку мира. – Цыган достал свою фирменную чёрную трубочку и набил её табаком.

Горький аромат прощания заклубился в воздухе. Друзья по очереди затянулись дымом и вернули трубку Цыгану.

– Как устроишься, черкани письмецо. Адрес ты знаешь, – сказал Рим.

У ворот показалась фигура Степана Тимофеевича. Заметив переселенца, он махнул рукой, призывая Лёлика к себе.

– Равняйсь! – крикнул Лёля, имитируя командира. – Смирно! Ребята вытянули руки по швам.

– Вольно!!!

Обнявшись, друзья расстались. Цыган, сделав последнюю затяжку, принялся вычищать трубку. Пашка и Рим смотрели вслед уходящему Лёле.

– Я удивляюсь, как директор мог отпустить этого засранца. Разлучил нашу команду.

– Ничего ты не понимаешь, Пашка. Лёлик уходит не куда-нибудь, а в военное училище. Там он станет дисциплинированным кадетом, наберётся мозгов и крепко встанет на ноги. Ему это нужно.

– А мы?

– А мы останемся здесь. Лелик ушёл, а когда-нибудь и мы уйдём. Пока некуда.

– Н-да, – многозначительно промычал Пашка.

Первый снег выманил во двор всех воспитанников. Они высыпали на улицу шумящей гурьбой, разделились на две команды – старшую и младшую группы и начали обстреливаться снежками. Военные действия велись активно, с планами, командирами и возведёнными крепостями, и старшие, несколько раз выдвигавшиеся в атаку, были вынуждены отступить. Малыши оборонялись грамотно, на нападение отвечали градом снежков и сдаваться не собирались.

Неожиданно бой прекратился, и обе команды залились хохотом. Под овации воюющих сторон с левого фланга наступала команда учителей – десять отборных элитных бойцов во главе с генералом Степаном Тимофеевичем. Старшие и младшие, переглянувшись, объединились в одну армию, бросились в бой, и через минуту под смех и улюлюканье воспитанников учителя с позором скрылись в здании. Победителями признали ученики.

– Фу, – вздохнул Цыган, снимая шапку и вытирая пот со лба. – Тысячу лет в войну не играл. Здорово. Ух, устал, как собака.

Друзья расселись на лавочке.

– Знаете, по чему я больше всего скучаю? – спросил Пашка, когда все устроились.

– По чему?

– По компьютерным играм и по музыкальной программе.

– Программе? – не понял Артур.

– Да. Программа для компьютера, музыку на ней составлять, песни делать, ремиксы.

– Я бы тоже поиграл часок, – согласился с другом Цыган. – Но мечтать не вредно…

Через неделю получили письмо от Лёлика.

«Здорово, браточки!

Выдалась свободная минутка в моём плотном графике, и сразу сел писать вам. Устроился я хорошо, ребята здесь нормальные, не дерутся и не обижают. Живём дружно, не лаемся и не кусаемся. Режим здесь очень строгий. В шесть утра подъём, пробежка, душ, завтрак, с половины девятого до двух уроки, обед, полчаса отдыха, потом на плац – строевая, турник, спарринги, тренажёрный зал, ужин, и без сил валюсь на кровать. А на следующий день всё повторяется заново, то же самое и в выходные, только без утренней пробежки и спаррингов. В первое время тяжело было, а сейчас привык, и нагрузки в радость стали. Вчера выдали зимнюю форму, потому что скоро какой-то начальник приедет с проверкой, стрелять поедем. Сегодня, кстати, тоже стреляли, я два рожка выпустил, и все в цель. Кормят здорово, не баландой какой-нибудь, а мясом и рыбой, кашу обязательно дают. Я три килограмма уже набрал, и ещё, мне кажется, наберу. Советую и вам в военное переходить или после детдома поступать. Жить здесь можно, причём неплохо так жить. В России военным проще устроиться, да и девушки парней в форме больше любят. Особенно таких, как я. Ладно, это я ещё скромничаю. Удачи вам, браточки. Побегу, зовут строиться, времени не осталось. Скучаю по вам. Лёлик».

К письму прилагалась фотография. На ней был изображён Лёля в парадной форме, стоящий на Красной площади и улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба.

– Ого! – воскликнул Цыган, схватив фото со стола. – Вот это наш Лёха харю отъел! В кадр не помещается, ей-богу!

– Солидная физиономия, – подтвердил Пашка. – Через годик не узнаем парня. Вымахает дылда метра под два.

После чтения все вместе писали ответ – коллективное письмо, в котором рассказали о своих печалях и радостях. Запечатанный конверт отнесли дворнику и за скромное вознаграждение в пару сигарет попросили его бросить послание в ближайший почтовый ящик. Дворник, скромно приняв две штучки «Оптимы», пообещал на следующее утро доставить.

* * *

Пашкина история жизни напоминала шаблон, который можно было приложить ко многим российским семьям девяностых. Отец – алкоголик, мать – проститутка, работающая в городских джунглях. Сам Пашка с ранних лет оказался на улице. Бродяжничал, воровал, жил в подвалах, на чердаках и вокзалах, зимой – в котельной, подпаивая самогоном сторожа-пьяницу. Ища счастье, скитался по городам России, но Русь-матушка не баловала своего сына: в Магнитогорске маленького Павлика избила малолетняя банда, и он чудом успел вырваться и запрыгнуть в поезд, в Челябинске паренёк нарвался на бандита в милицейской форме и очнулся только в больнице с проломленной головой и лиловым фонарём, заменяющем левый глаз. Провалявшись неделю на больничной койке, он понял, что рано или поздно его отправят в детский дом, и, не теряя времени, ближайшей ночью совершил побег.

В Челябинске Пашка выдержал три дня. Поделённый на районы город контролировался взрослыми парнями, и прибиться к кому-либо Пашке не удалось. Взрослые не видели в чужаке никаких перспектив. Отказавшись от дальнейших поисков, горе-путешественник не стал ломать голову и решил двигать домой.

Почти месяц Пашка добирался до Москвы. Ехал с дальнобойщиками, шёл пешком, день или два работал в дорожных кафе, где его кормили и поили, и где изредка удавалось переночевать, прятался в багажном отделении рейсового автобуса, завернувшись в чужие сумки и баулы, зайцем путешествовал на поездах и электричках и поздней осенью прибыл на родной и незабываемый Казанский вокзал.

Дома ему не обрадовались, но и не выгнали. Пашка молчком проследовал в детскую комнату, поздоровался с сестрами и младшим братом и без сил рухнул на кровать. Разбудили его вечером. Поддатый отец, икая и дыша перегаром, уселся рядом и сказал, что выгонит, если сын не будет приносить «гостинец». Под гостинцем он имел ввиду бутылку. Пашка отказываться не стал, поднялся, ополоснул лицо холодной водой, натянул на ноги истрёпанные башмаки и без разговоров добыл пол-литра спирта.

– Вот и молодец, – осклабился радостно отец. – С сегодняшнего дня пол-литра – арендная плата за жильё. Договорились?

– Договорились, – ответил Пашка.

Так продолжалось до весны. Ранним утром паренёк уходил на улицу, а возвращался ближе к полуночи, ставил на стол спирт и ложился спать, а на кухне начиналось веселье, и отцовские дружки затягивали блатные песни. В апреле же очередная вечеринка закончилась поножовщиной: отец, приревновав мать к другу, схватил со стола нож и в пьяной агонии порезал и жену, и приятеля. Эксперты насчитали двадцать ран у обоих, и родитель Павлика получил пятнадцать лет колонии строгого режима. Пашку отдали на попечение бабки.

Бабка была немолодая, с редкими седыми волосами, глухая на одно ухо и хромая на одну ногу. Бабка, как и многочисленные родственники, всю сознательную жизнь пила. Пила всё: водку, самогон, вино, пиво, эликсиры, боярышник, одеколон. Всё, что содержало спирт, бабуля потребляла в немереном количестве. Стабильно, раз в месяц Пашка вызывал по телефону скорую помощь, и врачи вытаскивали бабку с того света. Отлежавшись в реанимации, старушка клятвенно обещала завязать с алкоголем, но уже вечером снова заливалась под горлышко.

Однако ничто не вечно под луной. Попробовав в аптечном супермаркете спирта, бабуля нашла его употребляемым и принесла домой, нарезала сала, маринованного огурца и с гордым видом уселась за стол, а утром Пашка обнаружил пустую бутылку, почти нетронутую закуску и окоченевшую бабку с засохшей пеной у рта.

Так паренёк снова остался один. В детдом идти не хотелось, и Пашка решил вернуться к истокам – на улицу. Туда, откуда начинал свой жизненный путь. Туда, куда тянет большинство детей, у которых нет нормальных родителей. Оставив дверь открытой, чтобы соседи смогли обнаружить покойника, Пашка, одевшись теплее, ступил на путь бродяги.

Но улица на этот раз помогла «любимцу». Прижившись в дискоклубе «Радуга», Пашка помогал по хозяйству, убирал танцпол и подрабатывал официантом, а директор взамен позволял ночевать в душной подсобке и два раза в день питаться в столовой. В один из весенних вечеров, разгружая дорогостоящую аппаратуру, паренёк встретил человека, перевернувшего скучную и однообразную Пашкину жизнь с ног на голову. Наблюдая, как Паша аккуратно общается с колонками, местный знаменитый ди-джей, похвалил парня за ответственность и поинтересовался, любит ли он музыку.

– Люблю? – недоумённо захлопал глазами Пашка.

– А какую именно любишь?

– Хорошую.

Ди-джей рассмеялся, не ожидав достойного ответа, и показал парню большой палец.

– Молоток, дружище! Утёр нос старому вояке! Ты вот что… Как перетаскаешь всё, зайди ко мне. Включу тебе хорошую музыку, послушаешь. Там увидишь, на двери табличка будет – «Монарх».

Когда Пашка закончил с разгрузкой и перекурил, то решил-таки зайти к ди-джею. Дверь с табличкой «Монарх» оказалась последней, и парень, постучавшись, заглянул внутрь.

Комната, заваленная дисками, плакатами, микрофонами, всевозможными наградами представляла собой зрелище, достойное внимания, и Пашка изумлённо раскрыл рот, заметив на стенах фотографии знаменитостей.

– Да-а, – протянул он. – Нехилая коллекция.

– Нравится?

– Я бы сказал неплохо.

– Это я за десять лет своей карьеры насобирал. Музыканты приезжают, что-нибудь подарят, что-нибудь забудут, что-то я сам выпрашивал, что-то обменивал. Так и накопилось постепенно.

– А вы и сам музыку пишете?

– Пишу, когда настроение есть. Но в основном в стол, для себя, не для широкой публики… Ты проходи, чего в дверях встал, я не кусаюсь.

– А что не так в песнях? – спросил Пашка, усаживаясь на свободный стул. – Плохие? Или личные?

– Да нет, – махнул рукой Монарх. – В том-то и дело, что личного там практически ничего и нет. Мои да мои, – чего там? Дело в другом. Недоработанные они какие-то… Не хватает в них харизмы, изюминки нет. Понимаешь? Возьми диск, послушай. Может, что подскажешь.

– Не на чём мне слушать. Сейчас поставьте.

– Не вопрос. – Ди-джей отодвинул ящик стола, порылся в его содержимом, вытащил разноцветный диск и поставил его в центр.

Раздались раскаты грома, закапали капли дождя, и музыка полилась. Пашка внимательно слушал и отмечал про себя составляющие: ударные есть, басы есть, мелодия приятная.

– Понял! – Его внезапно осенило. – Я понял, чего не хватает! Саксофон нужен!

Монарх задумался и сконцентрировался на внедрении сакса в песню.

– А что, дружище. Давай-ка попробуем. Чем чёрт не шутит. Доставай! Он на третьей полке.

Пашка забрался наверх по полкам и осторожно снял пыльную коробку с саксофоном.

– А вы играть умеете?

– Обижаешь! – нахохлился ди-джей. – Пять лет в музыкальную школу отходил. – Забрав у парня инструмент, он стал возиться с проводами: переключать и подсоединять новые. – Ну, слушай. Поехали.

Снова зазвучала знакомая песня, но теперь в нужных местах Монарх играл на саксофоне. Получалось здорово.

– Теперь послушаем, что вышло, – сказал ди-джей, когда закончил. Прослушали.

– Дружище, что скажешь?

– Классно, – откликнулся Пашка. – То, что доктор прописал. До этого средненько было, а теперь настоящий хит.

– Чёрт! И как я сам не догадался! – Монарх недовольно покачал головой. – Десять лет за пультом, двадцать музыкой занимаюсь, а мозгов не хватило. Ну ладно. А ты, я смотрю, парнишка способный. Как звать-то тебя?

– Пашка.

– Пашка! Пашка утёр нос Монарху! Кому рассказать – не поверят, – засмеялся он.

– Ничего я не утирал. Просто помог, и всё.

– Правильно. Скромность – сестра таланта. Ну что, Пашка, придумал с саксофоном, теперь помоги и с названием. Хорошей песне нужно имя.

– Здесь и думать нечего! – весело ответил парень. – Проще простого! Гром гремит? Гремит. Дождь капает? Капает. Предлагаю назвать песню «Плач дождя».

– Что ж, дружище. Выбор твой поддерживаю и предлагаю помогать мне дальше. Как тебе идея альбома? Что скажешь? Будешь учиться у ди-джея Монарха?

– Буду, – не задумываясь согласился Пашка.

– Вот и отлично. А для начала тебе нужно сменить имя. А то представь: выступает ди-джей Пашка. Фу, коряво как-то. Не пойдёт.

– А что, если Патрон?

– Патрон? – Монарх почесал в затылке. – Патрон, пожалуй, звучит. Добро.

С той поры Пашка Патрон каждый день проводил с Монархом. Они горячо спорили о любой музыкальной мелочи, но работа над созданием альбома кипела и продвигалась в нужном направлении. А скоро Пашка освоил ноты, несколько программ и помогал ди-джею придумывать мелодии. Вместе они довели до ума «Плач дождя», записали «Танцевальную», «Транс», «Гипноз», «Карнавал в Рио-де-Жанейро» и ещё десять песен, которые и составили дебютный сольник ди-джея Монарха. Права на альбом выкупила известная продюсерская компания, обещающая в ближайшие месяцы заняться его раскруткой.

По этому поводу Монарх собрал друзей, закатив в «Радуге» шикарную вечеринку, и весь вечер простоял за пультом, отыграв без запинки всю концертную программу.

Позже, когда они остались с Пашкой вдвоём, ди-джей поблагодарил напарника за поддержку и попросил помочь с названием.

– Альбом утвердили, – пояснил он. – Через неделю запускают в производство. Осталось только имя.

– «Первый альбом», – с ходу предложил Пашка.

– Нет. Надо что-нибудь такое, чтобы глаз цепляло. Чтобы покупатель сразу взял.

– «Монархия»!

– Мания величия. Не подходит.

– «Дыхание жизни», – выдвинул парень третью версию.

– О-о-о, вот это здорово звучит. Пожалуй, голову ломать больше не стоит. Остановимся на этом.

Однако на этом не остановились. Вышедший альбом по достоинству оценили критики, он пришёлся по вкусу слушателям и фанатам клубной музыки, отдельные треки гоняли по радио и на дискотеках, а сам Монарх работал на максимуме: записывал ремиксы известных композиций, выступал с концертами по клубам и жаждал взобраться на вершину. Конкуренты, почувствовавшие, что среди них появилась яркая личность, дружно начали поливать Монарха грязью, а «Плач дождя» тем не менее постепенно двигался к вершине.

Однако насладиться лучами славы Монарху было не суждено. Возвращаясь с позднего концерта домой, ди-джей получил семь выстрелов в спину и умер, так и не дождавшись приезда скорой помощи. Хоронили с шиком: здесь конкуренты не поскупились и выступали с помпезными речами, восхваляя музыканта и коллегу по цеху. Пашка, смотря на их ухмыляющиеся лица, понимал, что под масками скрываются лишь зависть и жажда денег.

После ухода Монарха Паша вновь стал никому не нужным. Он уныло брёл по серому проспекту, затягивался сигаретой и не знал, что ждёт его впереди…

* * *

Жизнь Цыгана проходила сумбурно. Постоянные переезды с места на место, бродяжничество и побирательство закалили его душу, сделали скрытной от любых чужаков, встречающихся на пути.

С ранних лет Цыган путешествовал со своим табором по России, повидал много городов и сёл, с детства научился играть на гитаре, и именно она стала постоянным спутником маленького кучерявого паренька. Особенно виртуозно удавалась Цыгану одна песня, которую он увидел в старом советском фильме «Неуловимые мстители» в исполнении персонажа Яшки. С той поры она прочно вошла в репертуар, и паренёк часто пел её на вокзалах громким приятным голосом:

Пел он и в ресторанах, и в кабаках, и в подпольных казино, где паренька с шоколадным цветом кожи щедро кормили, поили соком, а иногда и пивом, и частенько просили исполнить на бис. Цыган не отказывался, брал в руки гитару и, пританцовывая, веселил людей.

Но петь спокойно не получилось. Обосновавшись на вокзале, парень около недели зарабатывал для табора деньги, а потом появились бритые крутые ребята в кожаных куртках и потребовали дань. Цыган платить отказался, получил кулаком по лицу, а затем его принялись обрабатывать по рёбрам мощными сапогами-берцами, и очнулся парень уже в больнице.

Рядом, словно охранник, на табурете сидел их барон.

– Ты молодец, что отказался платить, – сказал он. – Никто и никогда не смеет обирать наш народ, мы не заслуживаем этого. Я честно зарабатываю, и мой табор честно зарабатывает. Если кто-то думает, что может вот так приходить и обижать моего человека, то он глубоко ошибается. Я этого не позволю. Выздоравливай, брат, а этих уродов я найду, будь спокоен.

И их нашли. Дня через два-три с пробитыми головами и неестественно вывернутыми руками и ногами. Прокуратура, взявшаяся расследовать кровавое преступление, вцепилась в табор железной хваткой, и барон принял решение покинуть насиженное место. Тётка, пришедшая к Цыгану, передала парню волю руководителя.

– Пойми, Цыганок, нам надо уйти, – объяснила она. – Менты терзают нас из-за убийства, и кого-нибудь точно посадят. Оставаться в городе стало опасно, поэтому будем перебираться. Тебя выпишут через две недели, но я уверена, ты нас найдёшь. Двигайся на север, и однажды встретимся. Давай, пора.

Она удалилась. Цыган остался один. Тогда он ещё не знал, что больше никогда не увидит своего табора.

Выйдя из больницы, парень огляделся по сторонам, не понимая, где юг и где север, обречённо вздохнул и занялся поисками жилища. Пошатавшись дней пять по улице, он примкнул к двум малолетним домушникам, лазающим в чужие квартиры через форточки и балконы, завёл с ними дружбу, обзавёлся углом в частном заброшенном доме и перестал думать о том, чтобы догнать табор. С новыми друзьями Цыган веселился на славу: пил литрами пиво и водку, курил марихуану и крек, грабил и воровал, танцевал на ночных дискотеках, зажигая с симпатичными девчонками, нарывался на их парней и дрался до самозабвения, стачивая кулаки о чужие лица и накапливая врагов десятками. В один из таких вечеров они повздорили с тремя парнями, и дело, как обычно, переросло в драку. Драка закончилась плачевно: домушники скончались в карете скорой помощи, а бессознательного Цыгана привезли в реанимацию с тремя ножевыми ранениями.

Сутки под капельницами, клиническая смерть, – судьба играла с парнем в одну ей известную игру, но оказалась благосклонна. Ранним солнечным утром Цыган открыл глаза, увидел перед собой прыщавое лицо медсестры, попытался поздороваться, но закашлялся и сплюнул кровью.

– Спокойно, мальчик. – Она погладила его по плечу. – Лежи смирно и не делай резких движений. Тебе нельзя сейчас дёргаться. Спи, набегаешься ещё.

Цыган, сглотнув горький комок, отдающий металлическим привкусом, кивнул и задремал.

Скоро его перевели в обычную палату. Потихоньку он начал ходить, держась за стеночку и качаясь из стороны в сторону, раны заживали и затягивались коркой, и сам собой поднялся вопрос о дальнейшем распределении молодого цыганёнка.

Однажды, когда Цыган лежал в процедурном кабинете, принимая через вену лекарство, в комнату вошли двое в милицейской форме, сопровождаемые доктором, и парень нутром почуял неладное.

Люди в форме по-хозяйски взяли стулья, сели около него и стали спрашивать о случившемся. Цыган мялся и отнекивался, мечтая, чтобы следователи ушли и оставили в покое, однако те никуда не торопились. Записывали показания, цеплялись, стараясь выудить из парня нужную информацию, но Цыганок держался стойко, пока не попался на удочку.

– А родственники у тебя есть? – неожиданно спросил один из гостей.

– Есть. Но они уехали, – ответил парень, не подозревая, что его слова окажутся роковыми и вынесут приговор.

– Значит, уехали, да?

На этот раз Цыган промолчал, не понимая, почему так ехидно улыбаются эти двое.

В день выписки всё выяснилось. Получая на руки документы, парень снова столкнулся со старыми знакомыми.

– Одевайся. Ты определён в детский дом, – сказали они тоном, не терпящим нареканий. – Мы доставим тебя.

– Но у меня же есть родня, – запротестовал Цыган. – Дядя и тётя! Зачем в детдом? Не надо!

– Когда они приедут за тобой, тогда тебя и отпустят. Пока поживёшь в приюте.

– Вы врёте. – По щекам Цыгана потекли слёзы. – Они далеко отсюда и даже не знают, что я попал в приют. Они не придут. Никогда…

* * *

У Рима всё всегда было в порядке. Родители заведовали мясоконсервным комбинатом, который работал на полную мощность и кормил едва ли не всю Россию. Холодильник ломился от еды и заморских деликатесов, шикарный евроремонт дополняли дорогостоящая аппаратура и последние новинки, а любимый сын всегда получал в подарок игровые приставки, компьютеры и ноутбуки.

В редкие вечера, когда отец бывал дома, а в основном он мотался по командировкам и заключал договора, семья собиралась за столом, и пока все ужинали, глава семьи наставлял сына на истинный путь:

– Пойми, сын. Мужик должен пахать с утра и до вечера, а если и надо, то круглосуточно, чтобы его семья ни в чём не нуждалась. Вот ты нуждаешься в чём-нибудь? Нет. Значит, я всё делаю правильно. В доме есть пища, уют, тепло. Это хорошо, но надо стремиться к большему: сделать так, чтобы стало не просто хорошо, а великолепно. Понимаешь меня?

Рим деликатно кивал, жуя вкусный ужин, хотя иногда мудрёные высказывания отца не доходили до него, но расстраивать родителя не хотелось. Единственное, что усвоилось крепко-накрепко: ничего нельзя забирать из дома. Приносить пожалуйста, а забирать ни-ни.

Рим и приносил. Целыми днями после уроков пропадал на свалках, в пунктах металлолома, разыскивая и меняя на деньги запчасти, дабы смастерить себе автомобиль.

Отец не противился странному увлечению сына. Не мусор ведь домой приносит. А потом пошёл ещё дальше: разрешил таскать железки в гараж. За три летних месяца Рим насобирал целую кучу различных деталей, а осень и зиму посвятил теории: читал об устройстве двигателя, чертил в тетради свои детали и пытался подогнать с чертежа на практике. Весенние дни паренёк проторчал в гараже: собирал, разрабатывал, соединял, и к концу мая двигатель был готов. Рим, волнуясь, попробовал его завести и радостно закричал, когда аппарат встрепенулся и заработал, издавая ровный урчащий рокот.

Отец обрадовался первому изобретению сына. Риму стукнуло всего десять, а он уже пробивал дорогу в конструкторы.

– Дерзай, сын! – подбадривал он младшего. – Продолжай в том же духе.

И Рим не сдавался. Бился с чертежами, доводил до ума двигатель, стараясь выжать из него максимум, и в самый разгар купального сезона подошёл к отцу и протянул бумаги.

– Пап, теперь мне нужна твоя помощь. Ты говорил, что у тебя есть знакомый на металлургическом заводе, и он сможет выполнить любой заказ. Я понимаю, что это накладно и сильно ударит по карману, но знаю, что ты не откажешь.

– Я постараюсь, – ответил отец, мысленно прощаясь с отпуском в следующем году.

Шесть месяцев ждал Рим свой кузов. И эти шесть месяцев он не бездельничал: по капле собирал шасси, искал в журналах технические новинки, подрабатывал в автосервисе, а на заработанные деньги приобрёл низкопрофильную резину и спортивные литые диски. В семье удивлялись трудоспособности и необычным увлечениям сына, но никто в дела младшего не лез и с советами не совался. Рим успевал прекрасно сам.

С первыми снегами погнали подготовленное шасси на сварку. Рим сам руководил процессом, и многие рабочие удивлялись маленькому самородку, знающему все тонкости сложного дела. Отец, скромно стоящий в сторонке, улыбался, глядя, как серьёзен его наследник.

Последний год Рим ставил автомобиль на ноги. Возился с проводами, музыкой, сигнализацией, присоединял кожаные сиденья, автоматическую коробку передач, кондиционер.

Наконец трёхлетний труд гения-подростка был готов. Купе цвета серебристый металлик манило сесть за руль, и Рим не удержался. Уселся в кресло, погладил рулевую колонку, повернул ключ зажигания, несколько минут слушал звук мотора, а потом уверенно дал задний ход и выехал из гаража. Намотав пару километров по полям, он остался доволен творением и поставил автомобиль на место.

Вечером в торжественной обстановке Рим вручил отцу ключи и предложил прокатиться. Спустя несколько минут они мчались по сумеречному городу, гордились, замечая изумлённые взгляды прохожих и водителей, изучающих необычную машину.

– Ага, им нравится! – веселился конструктор. – Привыкли к тазикам, а тут что-то новое! Вот так-то!

Всё шло великолепно. Отец понимал, что из сына вырастает технический гуру, и во всём старался ему помочь. Однако человек предполагает, а Бог располагает. Мечтам не суждено было сбыться. Отца подставили с деньгами, и он задолжал государству круглую сумму.

– Я уеду, – сказал он, спешно бросая вещи в чемодан. – Мне нужно года два, пока всё не утихнет. Я вернусь и найду хорошего адвоката.

Обняв Рима и жену, отец ушёл. На следующий день его тело нашли недалеко от аэропорта.

После смерти отца Рим избаловался: начал курить, распивать с друзьями домашние запасы коньяка и вин, баловаться травкой. Мать пыталась воздействовать на сорванца, лупила ремнём, пробовала ласку и внушение, но попавший в переходный возраст сын не слушался, и она от греха подальше определила его в детский дом, откуда Рим сбежал в первый же день, предпочтя уличную свободу и неприкосновенность.

* * *

Они оказались вчетвером неожиданно. На вокзале красные устроили облаву, и ребята, убегая от погони, спрятались в мусорном контейнере.

– Стоять! Семёнов, огрей его дубиной! Того, того, в сапогах! – слышались вокруг крики людей в погонах. Один из них вопил где-то поблизости, они даже слышали его сиплое прокуренное дыхание. Все сидели не шелохнувшись, боясь выдать себя малейшим шорохом, но никто в бак заглянуть так и не догадался. Шум постепенно затих, виновных и невиновных увезли в отделение. Ребята облегченно вздохнули, слушая звук удаляющихся сирен.

– Фу. – Лёлик смахнул пот с лица. – Я думал хана мне, загребут. Со всех сторон обложили, черти краснопёрые!

Они осмотрелись вокруг и один за другим вылезли наружу. Поглядели на чумазые лица и испачканную одежду, и Пашка предложил скинуться и сходить в баню. Никто не отказался.

После бани выпили пива и разговорились. Рассказали о жизни, поделились воспоминаниями и пришли к общему выводу, что одному на вокзале каши не сваришь.

– Нынче шайки по три-четыре человека процветают, – поделился мнением Цыган. – Стоишь один, деньги зарабатываешь, набегут стаей, как шакалы, кепку сорвут, на гитаре струны порвут. Поэтому нужно сплотиться и дела вместе делать, объединиться, так сказать в группу.

Здесь тоже никто спорить не стал. Закивали оживлённо головами, хлопнули по кружке за добрые начинания и пообещали никогда не расставаться.

С той поры друзья жили, словно четыре брата. Переносили невзгоды, выбирались из передряг и поставили на конвейер криминальные дела. Первую кражу бравая бригада совершила из магазина аудиоаппаратуры. Ребята срезали сигнализацию, связали охранника и быстренько покидали технику в мешки. Работали аккуратно, в перчатках, без шума, следов и ненужных свидетелей. Награбленное свезли на радиорынок, в народе прозванный Горбушкой, продали в полцены спекулянтам, а кое-что оставили себе: новые плееры, телефоны.

В ту ночь пиво и водка лились рекой. Друзья веселились по полной программе, обмывая удачное начало.

– Признаться, братва, если бы были деньги, я бы никогда не пошёл воровать, – сказал Цыган, разоткровенничавшись. – Но они с неба не падают, поэтому приходиться идти наперекор закону.

– А ты иди, заработай. В кафе полы подрай или посуду помой, – поспорил с ним Рим. – Деньги получишь, и воровать не надо будет.

– Ха! Остряк. Ты когда-нибудь видел, чтобы цыгане работали?

– Н-е-е-е-т, никогда. Они только попрошайничают и просят позолотить ручку.

– Это точно, – не обиделся на колючую шутку потомок цыганского рода.

– А ну, цыц, устроили балаган, – вмешался Лёлик. – Дело сбацали отлично, капусты срубили. Так что, так держать!

И дальше пошло-поехало. Кражи с витрин, с базарных лотков, у зазевавшихся прохожих, остановившихся снять деньги из банкомата. Друзья разошлись не на шутку, и только последний случай, когда ошиблись сразу все четверо, прервал их блистательную карьеру воров.

Прижившись в детском доме, они старались позабыть своё прошлое, ориентировались на Лёлика, который неожиданно обрёл мечту и нажал на кнопку стоп, навсегда завязав с воровством.

Так хотели и они. И Рим, и Пашка, и даже Цыган.

* * *

– Какие планы на сегодняшний вечер? – спросил Цыган у ребят.

– А что? – насторожились те. – Что-то интересное предложить хочешь?

– Да я просто спрашиваю. Может, у вас планы какие.

– А ну колись, морда цыганская!

– Сначала по сотенке на лапу, потом скажу.

– Бить будем, – «пригрозил» Пашка. – Больно и по почкам. Сразу расколешься.

Но Цыган угроз не испугался, улыбнулся и вытянул ладошку ковшиком.

– Позолотите ручку, всю правду-матку расскажу.

– Жулик, – процедил сквозь зубы Рим, но денежку положил. Тоже самое сделали и остальные. Всем было любопытно, что задумал их ДРУГ.

– Рассказывай, не томи душу!

– Рассказываю. – Цыган спрятал деньги в карман. – Вы знаете, за тем забором находятся девушки, женский корпус.

– Кто ж не знает! Открытие сделал!

– Не перебивай, а то вообще ничего не расскажу. Так вот, за тем забором у нас девушки, и каждый обитатель мужской половины мечтает попасть туда и познакомиться с какой-нибудь симпатичной мадемуазель.

Ребята заулюлюкали.

– Я нашёл, как туда пробраться, не преодолевая забор. – Да ладно! Врёшь!

– Серьёзно нашёл. Но по сотенке я с вас не за это содрал. Вечером всё узнаете. Артур, останься, а вы свободны.

Цыган дождался, когда друзья скрылись за углом, и протянул Артуру список.

– Ты сможешь достать это до вечера?

– Шампанское, шоколад, гитара… Цыган, для пьянки это не серьёзно.

– Это и не пьянка будет. Достанешь?

– Будь спокоен, – заверил его крепыш. Главное, чтоб не зазря. Весь день проходил в томительном ожидании. Уроки, однообразные и скучные, тянулись жвачкой, и никто почти не слушал учителей. Но если детдомовцы делали это по привычке, то Рим, Пашка и Артур просто не могли выкинуть из головы ожидаемый вечер. Цыган же только весело поглядывал в их сторону и таинственно ухмылялся.

Наконец, ученье закончилось. Раздалось любимое воспитанниками детского дома громогласное «Ужин!», и стадо голодных архаровцев мигом оккупировало столовую. Подавали рыбный суп и пюре с куриными котлетами. Желудок молодых ребят принимал пищу с радостью, и лишь друзья не могли сконцентрироваться на еде, предчувствуя что-то особенное.

После ужина все умывались и чистили зубы.

– Достал? – тихо спросил Цыган, подойдя к Артуру.

– Конечно.

– Когда успел? Ты же с нами весь день провёл.

– Тайные агенты, – прошептал Артур.

– И где всё?

– В надёжном месте. Дожидается нас. С твоей стороны всё нормально?

– Обижаешь, товарищ, обижаешь. Чтобы Цыган, да провалился! Не бывает такого.

Когда свет погас, и луна величаво заняла место на небосклоне, с кроватей поднялись четверо. Они оглядели спальню и на цыпочках по одному вышли из комнаты. Бесшумно добрались до выхода и чертыхнулись: дверь оказалась закрыта.

– Чёрт! – выругался Рим. – Что же делать?

– Не беда, – отозвался Артур. – Выйдем через запасной.

К счастью, запасной по традиции держался на обычном крючке, который легко было поддеть снаружи.

Выйдя на улицу, Артур первым делом кинулся к сарайчику и исчез внутри. Через минуту показалась его голова, и он помахал друзьям рукой, давая знак, что всё в порядке.

– Держите! – Артур вручил ребятам три пакета. – А это тебе, Цыган. В руке Цыгана оказалась гитара, и тот от восторга принялся обнимать Артура и благодарить друга на родном языке.

– Сколько уже натикало? Не опаздываем?

– Одиннадцать. Пора шагать.

И они поспешили к пожарной лестнице, которая вела внутрь. На ощупь вошли внутрь.

– Ну и темнотища, – возмутился Пашка. – Хоть глаз выколи.

– А ты что хотел? Чтобы тепло, светло и кофе в постель? – обиделся Цыган. – Сейчас сделаем. Будет и светло, и тепло, но кофе в постель не обещаю.

Он посветил зажигалкой и воспламенил несколько свечек. Остальные только ахнули.

Чердак представлял из себя обустроенную комнату с четырьмя креслами и двумя диванами. Посередине стоял неуклюжий трехногий стол, а в углу притаился маленький шкафчик.

– Нравится? – поинтересовался Цыган.

– Как это сюда попало?

– Без понятия. Здесь всё валялось вокруг. Не знаю, кто затащил. Я только подремонтировал чуть-чуть, да расставил по местам. Это нетяжело, а вот с птичьим помётом пришлось помучиться. – Хозяин зажёг оставшиеся свечи, и ребята увидели на полу какой-то странный агрегат.

– Это что за динозавр?

– Моя гордость – обогреватель. Я его у дворника спёр, когда мы первые дни жить начинали, и здесь спрятал. Думал, толкну кому-нибудь, а он пригодился… Ладно, не стойте без дела, разгружайте пакеты.

Ребята не заставили себя долго ждать. Водрузили на стол пиво, шампанское, шоколад, лёгкую закуску.

– А не запалимся, Цыганок?

– Всё тип-топ, проверено. Наша спальня на втором этаже, этих и пушкой не разбудишь, а воспитатели на первом спят, значит, и по-давно не услышат. Потравимся? – Он предложил ребятам трубку, но все дружно отказались.

Комнату заполнил душистый запах табака. Артур, Рим и Пашка расселись по креслам, закурили сигареты, а Цыган наслаждался ароматом и дымом, щекочущим горло, и мечтал о кресле-качалке.

– Рассказывай, зачем нас сюда привёл? – не выдержал тишины Пашка.

– А вы не догадались ещё?.. Эх, дровишки. Артур, скажи им.

– Чего говорить? И ежу понятно. Отдыхать собрались, пить пиво и шампанское, есть шоколад и думать о будущем при свечах.

Цыган, не сдержавшись, прыснул.

– Правильно говоришь. Но не одним же нам о жизни будущей думать! Для этого нужны девушки, и я позвал на наш вечер четырёх прекрасных дам, которые с минуты на минуту должны подойти, и которых, между прочим, я выбирал для вас сам.

– Как так выбирал?

– Да легко. По фотографиям.

Лица друзей растянулись в удивлении. Никто не ожидал такого сюрприза.

– Ну ты мачо, блин, – сказал Рим. – Признайся, ты и раньше здесь с девчонками зажигал?

– Конечно, никто и не отрицает. Только не с девчонками, а с одной девчонкой.

Тут неожиданно раздался стук в дверь. Однако стучали в дверь напротив, и ребята повскакивали с кресел, почувствовав засаду.

– Спокойно. Свои. – Цыган побежал открывать.

В комнату вошли четыре девушки. Последняя бросилась обнимать Цыганка, и он, обняв её за талию, приподнял в воздух.

– Заходите, девчат, – по-хозяйски пригласил Цыган. – Будьте как дома, устраивайтесь, располагайтесь. Это наши парни: Паша, Артур и Рим. Парни, это девушки: Таня, Юля, Аня и моя Анжела. Знакомьтесь.

Знакомство состоялось. Цыган, словно заправский капитан, пыхтел трубкой, рассказывал смешные истории, анекдоты и играл на гитаре. Девушки пили шампанское и скромно улыбались, а парни после выпитого пива чувствовали себя скованно, много курили и заметно нервничали.

– Я смотрю, общение не складывается, – заметил Цыган. – Один я распинаюсь. Сделаю признание, чтобы всем полегчало. Тане очень нравится Рим, Ане – Артур, а Юлечке – Пашка. Так что разбиваемся по парам и не теряем времени. С меня хватит.

Он знал, что говорит. Девушки и парни составились в пары, и уже через несколько минут робость уступила место интересу и общим темам для разговора. Цыган, довольный собой, подхватил Анжелу на руки, покружил по комнате и усадил в кресло. Сел рядом, взял гитару, и друзья ещё долго слушали его приятный счастливый голос, напевающий известные песни.

Утро встретило ребят бодрыми и радостными. Никому не хотелось расставаться и покидать уютный чердак, прогретый обогревателем и человеческим общением. Артур, арендовавший у Цыгана гитару, играл «Очарована, околдована», приводя всех в трепет от трогающей душу песни.

В шесть утра пришлось расстаться. Убрали со стола бутылки, фантики и огрызки, сложили мусор в пакет и попрощались до следующего раза. Возвращаясь в спальню, парни хлопали Цыгана по плечу, благодарили за отличный вечер, а тот молчал и улыбался.

До подъёма так никто и не заснул. Каждый думал о чём-то своём, вспоминая девушек.

В окно светило декабрьское солнце.

Приближался Новый год. Лица друзей приняли озабоченное выражение: все четверо понимали, что лучший праздник придётся провести без подруг, в обществе мужского населения детского дома.

– Так каждый год, – объяснил ситуацию Артур. – Мы Стёпе несколько раз намекали, чтобы на праздники объединяться с группой девушек, но он ни в какую не уступает. Боится, наверное, что разврат устроим.

– Тут не намекать надо, а в открытую с транспарантами и митингами идти! – не согласился Цыган.

– Брось. Стёпа не идёт навстречу в таких вопросах.

– Да пошёл он! Плевал я на него! Закроюсь на чердаке и устрою себе праздник.

– Это будет не то. На чердаке не потанцуешь, да и вряд ли кто-то станет спать в новогоднюю ночь. Мигом нашу каморку накроют.

– Выходит, остаётся только одно, – заключил Рим.

На том и порешили. Собрались группой и стройными рядами отправились в кабинет директора. Степан Тимофеевич, внимательно выслушав делегатов, посмотрел на них и не заметил подвоха. Улыбнувшись и разрядив обстановку, он сказал:

– Посмотрим на ваше поведение. Подтянете за две недели оценки, сделаете весёлый новогодний спектакль – почему и нет. Объединим две группы ради такого события. Дерзайте, всё в ваших руках.

Ребята вышли из кабинета ошарашенными.

– Ничего себе заявочки. Как мы сможем сделать за две недели спектакль?

– Не сделаем – останемся без праздника и девушек. Придётся напрячься.

И отважная четвёрка смело взялась за дело. В предоставленный им зал они принесли декорации и аппаратуру, придумали сценарий и подобрали музыку. Техническое оснащение взял на себя Рим, и подготовка пошла семимильными шагами. Через час всё мужское население дало согласие на участие в спектакле: каждый хотел отмечать праздник полным составом.

Генеральная репетиция состоялась за день до Нового года. Степан Тимофеевич, Светлана Андреевна и ещё несколько преподавателей мужской и женской групп сели смотреть представление. Ребята, выкладывающиеся на полную катушку, заслужили овацию, аплодисменты и вместе с ними одобрение преподавателей.

Когда долгожданный праздник наступил, девушек рассадили по местам и попросили устраиваться удобнее. Степан Тимофеевич произнёс торжественную речь и дал команду начинать. Через минуту зажёгся свет, и на сцене в красивом чёрном костюме появился ведущий концерта Цыган.

– Уважаемые дамы и господа! – поприветствовал он зрителей. – Сегодняшний вечер будет полон сюрпризов и впечатлений. Для вас подготовлена поистине интересная программа с юмором, весельем и отличным спектаклем. Итак, встречайте! Первый номер!..

Шоу, продолжающееся ровно три с половиной часа, к явному неудовольствию зрителей закончилось. Участники, раскланявшись, ушли за кулисы, и в конце снова слово взял Степан Тимофеевич.

– Ребята! Впервые за всю историю мы решили объединить две группы на один вечер. Вам осталось жить и учиться у нас всего полгода, а потом вы уйдёте во взрослую жизнь и, надеюсь, сможете там найти себя. Но это случится нескоро, а пока предлагаю вам отмечать Новый год. Веселитесь! Удачного праздника!

С последними словами он удалился из зала. За ним последовали все воспитатели.

В зале воцарилась тишина. Шесть десятков глаз уставились друг на друга и с интересом изучали. Парни девушек, а девушки парней. Неожиданно из мужской группы отделилась четвёрка: Цыган, Артур, Рим и Пашка. Они давно отыскали своих спутниц и направлялись к ним. Обнявшись, пары поднялись по ступенькам на сцену, где на полную громкость играла танцевальная музыка.

* * *

Полгода пролетели незаметно. Казалось, что выпуск ещё нескоро, а не успели оглянуться, как наступила пора экзаменов, а через день вручение аттестатов и выпускной.

На улице яркими красками пестрел июнь. На детдомовской крыше собрались восемь его обитателей, лежали, греясь на солнышке, курили и болтали о жизни.

– Какие у вас планы на будущее? – спросили девушки, когда разговор коснулся темы будущего.

– У всех разные, – туманно ответил Цыган.

– Расскажите.

– Я продолжу придумывать автомобили и поступлю в машиностроительный техникум, – сказал Рим.

Я запишу альбом и посвящу его ди-джею Монарху, – поделился планами Пашка.

– Я выучусь на врача, – сказал Артур. – На глазного хирурга. Цыган, выпустив клуб дыма, промолчал. Он ещё не знал, какой путь выберет для себя.

– А насчёт нас вы не передумали?

– Нет, ни в коем случае! Мы без вас теперь никуда! – затараторили ребята.

– Точно?

– Стопроцентно.

На голубом небе весело играли солнечные лучи и плыли пушистые облака. Лица парней и девушек улыбались грустными улыбками: скоро им предстояло делать первые шаги во взрослой жизни.

– Радуйтесь. Мы не будем ни от кого зависеть, будем твёрдо стоять на ногах и станем полноценными членами общества. И пусть в нашей груди будет не просто дыхание, а дыхание жизни. – Вот что сказал Пашка друзьям.

Солнце, светившее в лицо молодого человека, подмигнуло и спряталось за облаком.