Вовку Лаврова в военкомате ждал сюрприз: в армию его не взяли.

– У вас, батенька, плоскостопие, – прошамкал старый доктор в стильных очках, обращаясь к Вовке. – Запущенное, с таким в армию не берут.

– Какое к чёрту плоскостопие?! – искренне возмутился Лавр. – Я здоровый, и хочу служить!

– Не возьмут. Сто процентов даю. У вас нога практически ровная. А на таких ногах солдатские сапоги не носят. Так что идите домой.

Вовка выругался, заставив старика покраснеть, стукнул со злости кулаком по двери и ушёл, расстроенный неожиданной новостью.

Купив баночку пива, которое Лавр позволял себе лишь в редких случаях, а сейчас именно такой случай и подвернулся, неудавшийся призывник поехал к Чёртовой башне, забрался на крышу и уселся на самый край, свесив ноги с ровными стопами вниз.

С Чёртовой башни был виден весь город, за исключением Советского района, находящегося на возвышенности, но Советский район Вову не интересовал. Парень пил вкусное прохладное пиво, разглядывал девятиэтажные дома и размышлял, что делать дальше. Хотелось поступить в институт, но родители отказались от этой затеи, мотивировав отказ тем, что каждый парень должен отслужить. Лавр настроился на армию, но и здесь остался с носом, ибо мечтал о карьере военного. Оставалось одно – искать работу. А какая работа без высшего образования? Дворники, грузчики, продавцы – вот, пожалуй, и весь перечень. На такой работе семью не прокормишь.

Допив пиво одним глотком, он смял банку и выкинул, попав в мусорный бак, одиноко стоящий у башни. Вздохнул, поднялся, подобрал сумку и поехал домой, где его никто не ждал…

Первое, что он учуял, открыв дверь, – это запах алкоголя – запах дешёвой самогонки, которую мать и отец покупали в соседнем подъезде у дяди Толи за двадцать два рубля. Качеством самогонка не отличалась, но била в голову после третьей рюмки.

Отец сидел за столом в окружении друзей-собутыльников и что-то рассказывал. Когда сын вошёл в зал, он резко замолчал и хмуро уставился на своего отпрыска, буравя маленькими крысиными глазками. Мать сидела в кресле и дремала в полупьяном состоянии и приход сына не заметила.

– Здорово, батя, – выдавил Лавр. – Меня от армии освободили.

– Как так освободили? – икнул от удивления отец.

– Сказали, что с плоскостопием не возьмут.

– Вот дожили! – глава семейства повернулся к сыну. – Представляете, ребят? Этого кабана и в армию не взять! Несправедливо!

– Несправедливо, – заблеяли, поддакивая, отцовы дружки.

– Что же ты теперь делать будешь? Снова на мою шею сядешь? Я тебя восемнадцать лет кормлю, пора уже и меру знать! Устраивайся на работу и приноси деньги, а не захочешь приносить, выгоню к чертям собачьим на улицу!

– Таки выгонишь?

– Выгоню! Мне не нужен нахлебник!

– Нахлебник, – усмехнулся Вовка. – Вот кем ты меня считаешь? А дружков за бесплатно поишь каждый день, их, значит, нахлебниками не считаешь?

– Ишь, как ты заговорил! – захорохорился батя. – На деньги мои заришься? Не зарься! Говоришь по-взрослому, вот и зарабатывай по-взрослому! А я тебе больше ни копейки не дам! Щенок! Будешь меня тут жизни учить!

Идти Вовке было некуда. Проситься к друзьям на ночлег не позволяла гордость, да и не нужен никому лишний квартирант, занимающий угол и создающий неблагоприятную обстановку. Промелькнула мысль уехать в Старый город к Майке, семнадцатилетней девчонке, с которой Лавр познакомился на пляже, но что-то не тянуло. Пошатавшись по переполненным улицам, Вовка купил бутылку минералки, булочку и уныло побрёл к Чёртовой башне. Других мест для ночёвки не придумалось.

Спал он прямо в одежде, подложив вместо подушки сумку и укрывшись старой кожаной курткой и свитером, но под утро замёрз, долго стучал зубами и проснулся с насморком.

Вовка поскрёб ногами грязный пол, собирая мусор в кучу, отыскал среди хлама бумагу и зажёг её. Пламя мгновенно разгорелось, и спустя несколько минут парень грелся у костерка, изредка подкидывая в него «топливо».

Хотелось есть – желудок посылал сообщения в виде голодных колик, но запасы еды отсутствовали. Порывшись в сумке, Лавр не обнаружил в ней ничего съестного, кроме старого заплесневелого сухаря из кусочка тульского пряника. Пришлось употребить пряник, но сделалось только хуже – аппетит разгорелся с новой силой, и количество колик увеличилось. Вовка пожалел, что купил вчера пиво, а не беляш или пирожок с картошкой.

Город постепенно просыпался. С унылым взором парень наблюдал, как отходит ото сна родной Новый Уральск, как на рельсы выходят первые трамваи с недовольными кондукторами, появляются одинокие прохожие, спешащие по делам, как усталые проститутки возвращаются с ночной смены, куря сигареты и ругаясь между собой, обсуждая денежных клиентов. Бабочки, заметив сидящего на башне Лавра, помахали ему, но Вовка не стал отвечать приветствием, а послал девушкам нецензурный жест, уместившийся в среднем пальце правой руки и вызвавший бурю негодования у проституток. Они стали кричать что-то нецензурное, но парень не стал связываться и исчез в башне, оставив бабочек ни с чем.

Голод в конце концов взял своё. Лавр, устав бороться с природой, насобирал мелочи у фонтана, сел на маршрутку и поехал на улицу Краснознамённую, к Майке. Майка училась в институте на педагога начальных классов, зарабатывала на жизнь писанием курсовых и дипломных работ и снимала чудесную однокомнатную квартиру, не напрягая родителей присутствием.

С Майкой Вовка познакомился год назад на дне рождении лучшего друга Васька, который не поленился пригласить на скучную вечеринку несколько симпатичных девчонок, превративших унылый вечер в шоу с громкой музыкой, алкоголем, конкурсами и игрой в бутылочку. С тех пор Лавр периодически навещал Майку, прилетая мотыльком на огонёк и улетая спустя два-три дня.

День и ночь он провёл у девушки, а утром Лавр и Майка поднялись в восемь часов. Девушка торопилась на важную консультацию, а парень решил поискать свободные вакансии. Быстренько позавтракав, они разошлись в разные стороны, пожелав друг другу удачи, и Вовка впервые осознал, насколько он одинок в этом огромном сумасшедшем мире.

Пролистав подборку газет с объявлениями, Лавр обвёл кружочком несколько приличных и отправился по адресам. В первой фирме, где предлагали должность продавца-консультанта, вежливо отказали, сославшись на молодость и отсутствие опыта. Во второй фирме, обещавшей золотые горы, пропитый мужик с красным лицом раскрыл секрет, что это всего лишь развод на деньги, и лучше валить куда подальше. В третьей фирме, на деле оказавшейся обычным продовольственным магазином с грязными полами, Вовку брезгливо оглядели и согласились взять его грузчиком, на что Лавр ответил средним пальцем. В четвёртой фирме – агентстве по торговле недвижимости – его даже не пустили внутрь, и Вовка чуть не подрался с охранником, возомнившим себя царем земли русской. Кое-как прорвавшись, парень добился приёма у начальника отдела кадров, и тот выдал ему пропуск на собеседование в пятницу.

– А что мне делать до пятницы? – спросил Лавр начальника. – Баклуши бить?

– До пятницы сказать что-то определённого я не могу, – пожал плечами начальник. – Слишком много заявок, всё решится на собеседовании – милости просим.

Побывав в десяти фирмах, Вовка пришёл к выводу, что фортуна повернулась к нему одним местом, и поворачиваться обратно не хочет. Все придираются, ломаются, разжёвывают, а брать на работу никто не осмеливается. То возраст неподходящий, то высшего образования не достаёт, то новоиспечённый претендент не соответствует лицом, то четвёртое, то пятое…

Вздохнув, парень сошёл с крыльца последнего работодателя, закурил и направился в парк культуры и отдыха, где напился воды из фонтанчика, утащил у зазевавшегося мальца попкорн и полчаса ловил момент, когда билетёрша у колеса обозрения отвернётся. Дождавшись, впорхнул в кабинку, уселся с гордым видом на сиденье и умчался в небеса, обдуваемый лёгким ветерком Нового Уральска. Сделав круг, спустился на землю и устроился на берегу искусственного пруда, – смотрел на воду, курил и ждал Майкиного звонка.

За ужином Лавр пожаловался, что на работу устроиться нереально, и Марина предложила обратиться к знакомому:

– Деньги солидные, но риск огромный. Дело не совсем легальное. На следующий день Вовка пошёл по указанному адресу. Легко отыскав нужный дом, он устроился на лавочке и несколько минут созерцал постройки разрушенного двора, пока не почувствовал, что за ним кто-то стоит. Обернувшись, он заметил позади хмурого мужичка с синими от татуировок руками.

– Ты – Лавр? – спросил мужичок. – Я – Илья, но друзья меня называют Химик. Ты можешь называть любым из двух. – Мужик протянул руку для приветствия. – Не пугайся, работёнка грязная. Но если нужны деньги, то не брезгуй.

– Чего делать-то надо?

– Пойдём, разберёмся. Объясню тебе, что к чему. – Химик показал в сторону квартиры на первом этаже. – Здесь у нас фасовочный цех, фасуем товар по пакетам. Окна замазаны краской и зарешечены, поэтому бояться нечего. Дверь – сам видел – из толстой стали, но если случится облава, то линять только через чёрный ход. Коврик на полу видишь? Вот под ним люк, который выведет тебя в тоннель, кончающийся в конце квартала. На этой квартире работаем ровно неделю, получаем деньги и переходим на другую. Это для конспирации. Работа опасная, но высокооплачиваемая. Двадцать кусков в конце каждой недели. Согласен?

– Мне отказываться смысла нет. Я на мели.

Фасовать, как Вовка и догадался, предстояло наркотики. Химик вкратце объяснил, какие, сколько и куда класть, и они начали.

Работали в тишине. Илья сидел с мрачным видом, отработанными движениями запаковывая пакетики с ЛСД, стимуляторами и галлюциногенами, а Лавр старался не отставать от человеческой чудо-машины, штампующей одноразовые дозы, и к обеду у него более-менее стало получаться.

Оставшиеся шесть дней Илья и Вовка фасовали на высшей скорости. Химик попривык к парню и проникся чем-то похожим на доверие, став немного открытее. Рассказывал истории, как учился в медицинском институте, не просыхая пил с друзьями, спал с кучей девушек и после первого курса вылетел, соблазнив жену декана на любовную связь.

Позже, в следующие недели напарники притёрлись друг к другу, и время полетело незаметно: день за днём, день за днём…

* * *

Полковник Константин Муромцев за годы службы зарекомендовал себя человеком сильным, жёстким и не знающим пощады к преступникам. Восемьдесят процентов уголовных дел, за которые брался Муромцев, расследовались, а бандиты получали немалые сроки. Полковник нередко участвовал в операциях сам, показывая удалое мастерство и недюжинную силовую подготовку, за что получил прозвище «Илья Муромец».

Сейчас Муромцев сидел в кабинете и просматривал съёмки агента, который за две неделю умудрился посадить на крючок сразу нескольких наркоторговцев. Агент постарался на славу: организовал грамотную слежку и проводил новоуральского до места базирования, вычислив и точный адрес, и номер квартиры.

Нажав на пульте кнопку «пауза», полковник раскурил подаренную на сорокапятилетие трубку, походил по ковровой дорожке, размышляя над предстоящей операцией, потрогал висящие на стене оленьи рога и пустил клубы дыма под потолок. Оставив рога в покое, сел обратно в кресло и взял со стола первый попавшийся листок бумаги.

– Так-так, – сказал он, пробегая взглядом по данным. – Улик достаточно. Завтра будем брать. Это надолго перекроет каналы поставки. Однозначно.

Муромцев довольно ухмыльнулся, предвкушая, как голыми руками свернёт шею бессовестным уродам, пичкающим население Оренбуржья грязной дрянью. Он ненавидел наркоторговцев, делающих деньги на горе матерей и слабой воле сыновей и дочерей. Полковник помнил девяносто девятый год и заплаканную женщину в чёрном платке: наркотики забрали у неё единственного пятнадцатилетнего сына, и она умоляла Муромцева отыскать тех людей, кто продал мальчишке смертельную дозу героина. Муромцев нашёл торговцев через три дня, подняв по тревоге почти всех завязавших дельцов, подключил нескольких агентов, и тогда они накрыли двадцать пять килограмм сырого зелья, а полковник впоследствии получил денежную премию и внеочередное звание. Больше материнских слёз Илья Муромец не хотел, и тянуть резину дальше смысла не было.

– Завтра, значит, завтра, – стальным голосом приказал он. – Мы сломаем им хребты, чтобы не лезли куда не надо.

Вызвав по телефону подполковника Шершнева и майора Толмачёва, Муромцев достал из бара бутылку коньяка, нарезал лимона, и когда его команда собралась за столом, налил каждому щедрую порцию алкоголя.

– Мужики, – обратился к Шершневу и Толмачёву полковник. – Утвердил на завтра операцию: будем перекрывать серьёзный канал наркотиков, химическую лабораторию и с-десяток козлов во главе с неким Ильёй Химиком.

– Что за Химик такой?

– О! Это вообще редкий фрукт! Столько раз висел на волоске, но умудрялся выскользнуть в самый последний момент! Дело в том, что он подходит к торговле не как любитель, а как настоящий профи, ас – если хотите, выражусь так.

– Прям такой уж ас? – ухмыльнулся Шершнев. – У каждого аса есть яйца, ухватив за которые, можно сделать с ним что хочешь.

– Ценю твой юмор, подполковник. – Муромцев изменил выражение лица с доброжелательного на суровое. – Однако здесь, в данный момент он неуместен. Ты же знаешь, что я никогда не нахваливаю преступников, если они не стоят того.

– Ну, – подтвердил Шершнев.

– Правильно. Значит, если я нахваливаю Химика, то он заслужил этой похвалы. Объясняю. В прошлые разы: девяносто пятый, девяносто восьмой и две тысячи третий годы, – Химику удавалось улизнуть. И смывался от закона он через потайные ходы. С первого этажа в подвал вела лестница, а в подвале нашли люк, который вывел оперативников за город, в чистое поле… Внимание! За границу с Казахстаном! Представляете? Причём это один выход, два других располагались в разных концах Нового Уральска.

– Вот это работает паренёк! – искренне удивился Толмачёв. – Такого голыми руками не возьмёшь.

– Всё продумано и изучено, – успокоил команду полковник. – Дом, их база, построена до войны, а в войну в Новом Уральске повсеместно, в каждом подъезде на первых этажах был сделан люк, и люк ведёт в бомбоубежище. В городе осталось три дома с люками: найти их не составило труда. На всякий пожарный, чтобы не случилось провала, мы перекрыли ходы всех домов. Выбираться Химику будет некуда, поэтому возьмём его тёпленьким…

– Постой, полковник, – перебил начальника Шершнев. – Раз ты говоришь, что Химик хитёр, как лис, не кажется ли тебе, что у него есть запасной план отступления?

– Я думал и об этом… Единственное, что пришло мне в голову – он может взять своего напарника, пацана, в заложники. Химик не жалеет никого, если его жизни угрожает опасность. Поэтому, дабы не рисковать жизнью, перехватим мальца в парке: он там проходит каждый день… Без пацана у Химика шансов нет.

– Они работают вдвоём?

– На этой точке да. Всего их четверо, плюс шестеро трудятся в лаборатории – итого десять человек. Но это по любому не всё.

– Думаешь, замешан кто-то сверху?

– Утверждать не буду. Фактов как обычно нет. – Муромцев махнул рукой. – Давайте, мужики, за завтрашнюю операцию врежем: чтоб всё прошло как по маслу.

Чокнувшись, они выпили и закусили лимоном.

– Хороший коньячок, – похвалил алкоголь Шершнев. – Заграничный?

– Армянский. Трофейный. У армянской диаспоры конфисковали. Настоящий. Пьётся как минералка.

– Чувствуется, что не подделка спиртяжная. Пьётся легко, – согласился подполковник, причмокивая губами. – Ну так что, во сколько завтра спектакль?

– Операция «Химиотерапия» начинается ровно в семь. Без пятнадцати семь всем быть на работе. Форма одежды парадная…

Тучи над Новым Уральском погружали город в темноту. Капал мелкий дождь, капал уже несколько часов подряд. Одинокие прохожие хмурились под зонтиками и терпеливо ожидали автобуса, изредка бросая взгляды на часы на здании администрации. Автобус опаздывал, а вместо него по проспекту проплыла стильная немецкая иномарка чёрного цвета с молодым пареньком за рулём, и люди на остановке томно вздохнули, завидуя удачливому бизнесмену.

Вовка непроизвольно усмехнулся, глядя на завистников, а через секунду забыл про них. Всё внимание парня переключилось на идущую впереди девушку в мини-юбке. Девушка шла уверенно, вбивая каблучки-гвоздики в асфальт, осторожно обходила лужи, а Лавр имел возможность полюбоваться красивой фигуркой чьей-то секретарши. На мгновенье захотелось окликнуть её, крикнуть что-нибудь смешное, чтобы девушка обернулась и подарила Вовке улыбку, но тут же отпустило, и Лавр просто смотрел, как она идёт, спеша по своим делам.

Сверившись с часами, показывающими десять минут девятого, Вовка подтвердил догадку, что проснулся слишком рано, и свернул в ближайший двор для перекура. Спрятавшись от дождя на крыльце подъезда, парень не спеша курил, играя горьковатым дымом, и изредка выставлял руку под льющуюся с козырька струю. Вода оказалась ледяная, морозила кожу, но Лавр терпел, наслаждаясь необычными ощущениями.

Сейчас Вовке было хорошо. На душе царило спокойствие, и впервые за несколько недель он не думал о брюнетке Жанне. Сердце, которому приглянулась жгучая перчинка, успокоилось и оставило Лавра в покое. Мысли вернулись к обычным темам: вечеринкам, дискотекам, красивым девчонкам на одну ночь, званию мастера спорта, будущему чемпионату Европы по тяжёлой атлетике или даже чемпионату по силовому экстриму. Вовка почувствовал, что тот рубаха-парень, рвущий штанги, любящий красивые женские формы и мечтающий сорвать банк в любой ситуации, постепенно возвращается, и скоро, очень скоро вернётся окончательно. Окончательно и бесповоротно.

Приободрившись, парень стрельнул окурком в урну, попал и отметил точный бросок победным жестом. Раскрыв зонтик, потянулся и прогулочным шагом, вразвалочку поковылял на работу. Дойдя до парка, на секунду остановился, словно кто-то преградил ему дорогу, но, отбросив предрассудки, Лавр продолжил путь.

– Берём!!! – раздался в следующий миг крик.

И перед Вовкой внезапно выросли трое: крепкие, уверенные в себе, в камуфляже и чёрных масках, с дубинками в правой руке.

Лавр сориентировался молниеносно. В памяти щёлкнул тумблер, и все навыки, которым учили тренеры на борьбе и рукопашном бое, выплеснулись наружу, и Вовка с ходу уложил первого типа хуком справа. Второй успел увернуться, но парень подстроился и ударил ногой, попав в солнечное сплетение. Человек в камуфляже отлетел в сторону, открывая Лавру свободный коридор. Вовка, не теряя времени, нырнул и пустился со всех ног по дорожке.

– Вперёд, вперёд!!! – услышал он чью-то команду. – Не упустите его!!! Уйдёт – стрелять на поражение!!!

Попал, понял Лавр. Если разрешили применять оружие, то это означает только одно: их лавочку выследили и накрыли, поэтому надо спасаться.

Сзади слышался топот догоняющих. Вовка бежал, хрипя прокуренными лёгкими, но сдаваться не собирался. Держался прохожих, зная, что никто не выстрелит, пока вокруг беззащитные люди. Лавр старался думать быстро, так как парк заканчивался, а впереди мелькал мост через реку Урал, и другого выхода, кроме прыжка с восемнадцати метров в воду, не оставалось. Вовка напрягся и прибавил скорость, понимая, что это последний шанс вырваться из опасной переделки, однако мечтам парня сбыться было не суждено: бежавший наперерез мужчина сбил Лавра с ног, набросился сверху и мощным ударом отправил парня в нокаут…

В себя Вовка пришёл через десять минут, когда его, закованного в наручники, бросили на заднее сиденье «Уазика»-буханки, велели не подавать звуков и вести себя прилично, после чего дверь захлопнулась, и автомобиль поехал.

Спустя ещё десять минут Лавра посадили на стул перед следователем и стали опрашивать. Следователь Тарасов, матёрый и кровожадный хищник, вежливо поздоровался с Вовкой и «приласкал» локтем в грудь. Лавр, не ожидавший такого приветствия, рухнул на пол и выплюнул на белую футболку кровь.

– Не превышаешь полномочий? – злобно спросил парень.

– Ты, щенок, меня не учи, – спокойным голосом ответил Тарасов. – Мал ещё, чтобы старшим советы давать. Лучше послушай, что тебе светит, дружок.

– Я тебе не дружок.

– И зря. – Следователь наклонился к Вовке. – Со мной лучше дружить, потому что врагов я обычно стираю в порошок.

– Насмотрелся сериалов про крутых ментов?

– Языкастый, да? А ботинком по физиономии не хочешь?

– Подними меня.

– Полежи, мне так спокойнее. – Следователь уселся на стол и закурил. – Чем тебя порадовать, Володя Лавров? Рассказать, сколько предстоит тебе сидеть или описать условия жизни в тюрьме? Что предпочитаешь?

– Предпочитаю, чтобы ты заткнулся.

– Неправильный ответ. Впрочем, я ожидал именно такого… Ладно, объясню, хотя ты редкостная мерзость.

– Не стоит делать одолжений.

– Не переживай, я не делаю. Слушай, Лавров. Слушай и запоминай. Ты обвиняешься в торговле наркотиков и в пособничестве развитию наркоторгового бизнеса. Статья серьёзная, улик предостаточно, поэтому предлагаю сотрудничество. Твоему дружку Химику, – его, кстати, поймали, – так вот, Химику светит не меньше двадцатки, а тебе накрутят до червонца. Если сотрудничать с нами откажешься.

– С чего ты взял, что я соглашусь?

– Я тебя заставлять не буду. Для меня главное – дело закрыть. И оно, малец, уже закрыто. А ты готовься к суду.

– Пугаешь?

– Сочувствую. Тебе семнадцать, а выйдешь ты двадцатисемилетним испорченным подонком. Я могу помочь уменьшить твой срок.

– Что для этого надо?

– Прокурор хочет, чтобы Химик сел стопроцентно и на долгое время. Мне нужно знать всё, что он рассказывал, показывал, говорил, делал. В-общем, тебе надо сдать твоего дружка. Понятно объясняю?

– Понятней некуда. Подними меня, поговорим…

Сидя в камере, Вовка смотрел на падающий снег и вспоминал деда…

Дед и внук шли рядышком. Бок о бок.

Внук – маленький четырехлетний карапуз в тёмно-синих шортиках, белой майке с утёнком из мультфильма и панаме цвета хаки, доставшейся по наследству от двоюродного брата. Панама была велика и часто падала на глаза, отчего малыш спотыкался и сбивался с ритма, заданного дедом, кряхтел, догоняя старшего, несколько секунд подстраивался под быструю походку, и все вставало на свои места.

Дед – крепкий мужчина пятидесяти четырех лет от роду шёл быстро. Он всегда ходил быстро, словно куда-то спешил. Сам не знал почему, – просто в привычку вошло. С детства вошло. Детство на войну выпало, а там побегать пришлось – о-го-го! Если б не ноги, сгинул в болоте каком-нибудь или от пули сторожа, что сад яблоневый в колхозе охранял.

Шли. Каждый о своём думал. Дед об огороде, а внук о новых игрушках, которые стояли на полках магазинов и манили к себе. Однако не покупал никто. Ни дед, ни мама, ни отец. Ну мать-то с отцом понятно: у них и снега зимой не выпросишь, лишь бы водки выпить, а дед на одну пенсию живёт, у него денег нет.

Выбрались на обочину дороги. Дед предусмотрительно ухватил внука за руку, чтоб не выбежал сорванец на проезжую часть, дождался момента, когда машины будут далеко, и потянул внука за собой. Перебежали.

– Дорогу всегда с двух сторон оглядывай, – сказал дед. – Сначала слева, потом справа. Лихач собьёт, и костей не соберут. Похороним тебя раньше времени.

Внук не ответил. Некогда было отвечать. Тут бы за дедом поспеть. Вон он какой темп взял – спешит, спешит, дедуня! Внук торопился, потому что надо торопиться. Вчера он впервые букву «р» выговорил. Не «л» и не «г» получилась, а «р», настоящая «р», как будто волк рычит: р-р-р. Пообещал дед, что если малыш слово «руль» правильно скажет, то прокатится на «Москвиче» по просёлочной. Не сам, конечно, а на коленях, но прокатится! Что ещё нужно четырехлетнему киндеру, обожающему автомобили! Руль, руль, руль, деда, руль!!! Слышишь! Завтра поедем на бахчи, а я за рулём! Ты обещал!

– Поедем, Вовка, поедем, – кивнул дед.

И разом с души камень упал. Поедем. За рулём. С дедом. Как здорово!

После дороги – мимо больницы. Больница трёхэтажная, здесь когда-то дед целый месяц лежал. На мотоцикле под трактор залетел, руки-ноги и таз сломал, тридцать дней с койки вообще не вставал, врачи не разрешали, пока кости не срастутся. Дед рассказывал – внук помнит.

За больницей – дома, много-много улиц – частный сектор. У одного дома злая собака, подразнить которую всегда за радость. Она на цепи, глаза огнём сверкают, забор грызёт, а достать не может. Лает, а внук с дедом знай себе – дразнятся. Два хулигана – большой и поменьше.

Через несколько кварталов, у торговой точки, где торгуют мёдом, поворот направо, ещё километр, ровно километр, дед с внуком засекали, и вот он – родной гараж.

– Устал? – спросил дед, поставив сумку на землю.

– Нет, не устал. Р-р-руль! – напомнил Вовка об обещании.

Дед улыбнулся. Улыбка счастливая. Да и чего грустить, когда такой обормот подрастает. Жаль, один, с двумя веселее, но и за одного спасибо – радость на старость.

– Вовка, сколько два плюс три будет? Ну-ка, ну-ка, вспоминай давай, вчера учили! Не помнишь?

– Помню! Сейчас… Раз, два, три, четыре… Пять! Пять будет! Я помню! Деда, руль!

– Эх, ты, только один руль на уме. А пять плюс шесть сколько будет?

– Много, сразу и не сосчитаешь.

– Вот тебе и руль. Пока не сложишь, никуда не поедем.

– Деда, так нечестно! – попробовал запротестовать внук, однако старший смотрел непреклонно, и пришлось напрячься. – Раз, два, три, четыре, пять… И ещё шесть… Это получается одиннадцать. Правильно, да?

– Правильно. Поездку заслужил.

– Я вчера её заслужил! Старался-старался.

Отворив ворота, дед и внук проверили масло, воду в радиаторе, давление в колёсах и сделали вывод, что можно отправляться.

Поехали по объездной. Машин меньше, да и до бахчей ближе, чем через город. После поста ГАИ дед, как и обещал, посадил внука на колени и доверил управление. Не совсем, конечно, доверил – наполовину – придерживал баранку снизу двумя пальцами. Подстраховывал.

А Вовка сиял! И счастью его не было предела! Он, словно взрослый, едет по дороге! Эх, все мальчишки во дворе обзавидуются, когда он им расскажет! Особенно Колька, на пару с которым они бредят автомобилями. Иногда Колькин папа разрешает полистать подшивку журнала «За рулём» за прошлый год, и мальчишки в оцепенении замирают над картинками «Жигулей», «Волг» и «Москвичей». Особенно интересны проекты хэтчбеков, седанов, универсалов и купе.

– Скоро в России появится народная машина, – обещал мальчишкам Колькин папа. – Обязательно переднеприводная, с четырьмя дверями, быстрая и маневренная. Не знаю, кому удастся выпустить её первой. Наверное, волжане всех опередят.

Сейчас будущие проекты отошли на второй план. Какие проекты, ведь вот он – настоящий автомобиль! «Москвич» 412 модели красного цвета, девяносто лошадиных сил, кожаные сиденья, блестящий хром! Чудо, а не машина! И внук рулил и чувствовал себя самым счастливым человечком на планете Земля.

А через недели деда не стало, и Вовка остался один. Ненужный ни отцу, ни матери…

Лавр улыбнулся. Воспоминания о деде, единственном человеке, которого он любил больше всех на свете, будили в нём светлые чувства, и даже срок в три года лишения свободы не пугал Вовку. Парень знал, что, отсидев положенное, он выйдет на волю, навестит дедову могилку, принесёт старику цветов и конфет, скажет несколько приятных слов и пообещает, что не станет больше заниматься грязными делишками, а вернётся в спорт и начнёт спортивную карьеру. Нужно только пережить три страшных года.

Целых три страшных года…