Надо было рассказать ей все сразу. И, кстати, я пытался. Когда сидели в парке. Но разговор пошел куда-то совсем не туда. А потом никак не мог найти подходящий момент. Сначала Наташа приехала ко мне на работу с новостью об увольнении. Потом, сразу же после звонка Иры, было ну совсем не в тему. Нет, ну серьезно. Собираться заняться с женщиной любовью и разговаривать с ней о другой? Правда?

На следующий день, когда я приехал вечером, они с Олей обсуждали проект собственной клиники. И снова мне показалось не лучшим вариантом соваться со своей проблемой. Наташа была так увлечена этой темой и пребывала в таком грогги — не надо было быть Вангой, чтобы предсказать: ничем хорошим мое выступление не кончится. Оставалось малодушно надеяться, что пронесет.

Как-то я откатывал тетушку-психологиню, и она в процессе рассказала много интересного из своей области. В частности, о зоне комфорта. О том, что это название чаще всего не соответствует действительности. Человеку, пребывающему в этой самой зоне, может быть очень и очень плохо. Но плохость эта привычная, к которой он притерпелся. А перемены кажутся намного более ужасными. Даже если они к лучшему.

Именно так все с Наташей и было. Перемены ее пугали. Уж не знаю, как там обстояли дела с ее ненормальным бывшим, она не рассказывала. Но по всему выходило, что это ее зона комфорта. И хотя ей удалось из нее выбраться, я все равно стал для нее стрессом и дискомфортом. Отсюда страхи и сомнения. Так же и с работой. Впахивать на злобную истеричку за грошовую зарплату — это норм. Потому что с Олей и ехать недалеко. А начать что-то новое, которое наверняка принесет больше денег и удовольствия, — ужас-ужас.

Короче, Наташа все эти дни была на взводе, и я не рискнул. Хотя звонком Ира не ограничилась. На следующий день прилетело сообщение в личку ВКонтакте. Длинное и до безобразия безграмотное признание в любви. Мой встроенный грамма-наци зарыдал и умылся кровью из глаз. Хотя содержание было намного хуже.

Я честно пытался объяснить, русским по белому, что она меня не интересует от слова совсем. И не стоит делать то, за что потом будет стыдно. Но она явно была из тех, кого «нет» только подзадоривает. В ответ прилетело сразу два послания, суть которых состояла в следующем: как же ты не понимаешь, я же тебя люблю!

Вот тут мне стало по-настоящему не по себе. От таких ненормальных можно ожидать чего угодно. Боялся я больше не за себя, а за Наташу. Хоть никогда и не выкладывал в интернет информацию о личной жизни, кто знает, что могло стукнуть Ире в голову. В разговоре с ней я не упоминал, где еще работаю и учусь, а прописан был у родителей, но, может, она меня уже выследила. И при таком раскладе, конечно, Наташу не мешало бы предупредить. Я решил, что расскажу ей все после маминого дня рождения.

Из ресторана мы ушли раньше всех. Наташа пожаловалась, что разболелась голова, и я видел, какого труда ей стоит делать веселый вид. Хотя и не мог этого не оценить.

Завтра, думал я, обнимая ее в такси. И в этот момент пришло сообщение в Вайбер.

Я повторил ошибку Валерии. В моем старом телефоне номер, внесенный в черный список, автоматически блокировался и для мессенджеров. В новом это надо было делать руками. О чем я не вспомнил.

«Антон, я не могу без тебя жить. И не буду».

Приплыли…

— Что-то случилось? — Наташа дотронулась до моей руки.

Отступать некуда, за нами Москва. Я протянул ей телефон.

— Это как понимать? — ее голос дрогнул.

До дома оставалось совсем немного, и я попросил водителя остановиться.

— Пешком пройдемся, ладно?

Я взял ее за руку и рассказал, как все было. С самого начала.

— Почему ты мне сразу не сказал? — помолчав, спросила она.

— Я хотел. Тогда, в парке. Но как-то у нас не туда свернуло.

— И что ты будешь делать?

— А что я должен делать? — наверно, это прозвучало резче, чем мне хотелось бы. — Бежать ее искать, уговаривать, вытирать сопли? Нормальный шантаж. Кто так говорит, обычно ничего с собой не делает.

— Ошибаешься. Она запросто может немножечко так самоубиться, чтобы ты прибежал к ней в больницу, страдая от чувства вины.

— Да вот прямо.

Наташа сильнее сжала мою руку, и дальше мы шли молча. Она не начала меня в чем-то упрекать, подозревать — уже хорошо. Хотя не сказал бы, что мне стало легче. Типичная ситуация, когда ни в чем не виноват, а все равно чувствуешь себя ослом.

Мы вошли во двор, и я машинально посмотрел на два Наташиных окна, как делал каждый раз, когда приезжал к ней. И вздрогнул.

Рядом с окном кухни была лестничная лоджия. И там кто-то стоял, глядя на нас.

— Антон! — крикнула Ира. Кто ж еще!

Я и глазом моргнуть не успел, а она уже сидела на широких перилах, свесив вниз ноги. Пятый этаж. Твою мать…

— Ира, не тупи!

Она молчала. Наташа вцепилась мне в рукав.

— Послушай, поговори с ней, — попросил я ее. — Все равно о чем. Отвлеки. Пожалуйста.

— Попробую.

Я вышел через арку со двора и снова вошел через другую, прижимаясь к стене, чтобы Ира не увидела с лоджии. Зашел в парадную, поднялся на лифте, остановился на площадке у мусоропровода. Теперь надо было тихонько подобраться поближе, одним рывком открыть дверь и стащить эту дрянь с перил. Если бы не получилось, скорее всего, меня обвинили бы в том, что я ее столкнул.

Как ни странно, я смог. Сдернул ее за капюшон куртки и поволок за собой. В лифте она начала рыдать и снова попыталась повиснуть у меня на шее. Уж не знаю, как удалось сдержаться и не врезать ей по физиономии.

Наташа стояла на том же месте, ссутулившись и засунув руки в карманы пальто.

— Вызови такси, — попросил я ее.

Она посмотрела на меня с сомнением, но ничего не сказала, достала телефон.

— Где ты живешь? — спросил я Иру, но она молчала, глядя себе под ноги.

— Хорошо. Наташ, вызвала? Возьми у меня в кармане телефон, найди в контактах «Игорь-школа» и набери.

По-прежнему крепко держа Иру за руку, второй я взял у Наташи трубку, обрисовал Игорю в двух словах ситуацию и попросил зайти с компа в школьную программу, куда заносили данные учеников. Он продиктовал мне Ирин адрес и добавил:

— Думаю, она либо с родителями живет, либо снимает квартиру, а у них прописана. Потому что родилась в Питере, место работы не указано, вряд ли сама себе Мазду купила. Так что тащи ее туда. А если вдруг там какой мужик обнаружится, даже еще лучше.

Подъехало такси.

— Иди домой, Наташ, — сказал я. — Отвезу ее и вернусь.

Она молча кивнула и пошла к парадной.

За полчаса, пока мы ехали до ее дома, Ира не сказала ни слова. Чему я был только рад. Все, что мог сказать я сам, осталось на ментальном уровне. И очень нецензурно.

— С кем ты живешь? — я подтащил ее к парадной. Такси осталось ждать на тот случай, если дома никого нет. Тогда бы я отвез ее в ближайшее отделение полиции.

Ира не ответила, и я набрал на домофоне номер квартиры.

— Кто там? — испуганно спросил женский голос.

— Я вам Ирину привез.

Дверь пискнула. Мы зашли, поднялись пешком на третий этаж. Наверно, у мамы за это время случился микроинфаркт. Она стояла в дверях, в халате, рядом папа в спортивном костюме. Впихнув Иру в квартиру, я коротко рассказал им о том, что произошло.

Возможно, это было жестоко, но ситуация вышла из-под контроля. Ира и так создала мне нехилую проблему, и я вовсе не хотел, чтобы все стало еще хуже. В конце концов, почему я должен был с этим разбираться? Это их забота, а не моя.

Родители ошарашенно переводили круглые глаза с меня на нее и обратно. В завершение пришлось пообещать: если их убитая из пушки в голову доченька еще раз попадется мне на глаза, я постараюсь, чтобы она оказалась в дурке. Конечно, возможностей таких у меня не было, но главное — сказать пострашнее.

На обратном пути даже думать не хотелось о том, какой разговор предстоит с Наташей. Потому что ничего хорошего не ждал. И как в воду смотрел.

Она сидела в комнате на диване, в сапогах и вечернем платье. На коленях пристроился Тошка, оставляя на синем бархате клочья шерсти.

— Наташ…

Я сел рядом, обнял ее за плечи. Она молчала.

— Ну скажи хоть что-нибудь. Что я должен был делать?

— Антон… — она покачала головой, — я так больше не могу. Меня достали твои бабы!

— Что?! — словно водой ледяной окатило. — Какие мои бабы? Ты о чем вообще?

— Какие? — она сощурилась, и я вдруг вспомнил, как с таким же видом она сказал дурацкую фразу, что блядей я могу искать в другом месте. — Сначала одна на меня пялилась и разве что в голос не ржала. Потом другая трогательные письма присылала — как ей меня жаль, что с тобой связалась. Теперь эта. Узнала как-то, где я живу. Что дальше? Следующая мне бомбу в машину подложит? Или кислотой обольет?

— Не понял, кто тебе письма присылал? — обалдел я. Ничего себе новости!

— Вика твоя. Которую мы на Чайковского встретили. Сообщения ВКонтакте.

— Могла бы и сказать.

— Да? — усмехнулась Наташа. — А зачем? Ты, как выяснилось, мне тоже далеко не все говоришь.

Крыть было нечем. Не объяснять же, что искал подходящий момент. Так себе аргумент. И я вдруг почувствовал, что тоже так больше не могу. Все, что копилось, наконец прорвало. Кого я ненавидел сейчас больше: себя или ее? Трудно сказать.

Тошке не понравился разговор на повышенных тонах, и он настороженно заворчал.

— А ну брысь отсюда! — рявкнул я. Он спрыгнул с дивана, обиженно курлыча, и поплелся на кухню.

— Когда мы обо всем этом разговаривали, Наташа, в самом начале, — я встал, уже готовый уйти, — выбор был за тобой. Тогда еще не поздно было сказать «извини, но нет». Ты обо всем знала.

— Ты прав. Надо было сказать еще тогда.

Она нагнулась, уткнувшись лбом в колени, и последние слова прозвучали глухо, едва слышно. Я посмотрел на нее, отчаянно сражаясь с желанием присесть на корточки, погладить по голове… и пошел в прихожую. Одевался медленно, как будто ожидая — вдруг выйдет, остановит. Что-то звякнуло, выпав из кармана куртки.

Ключ. Я сделал его две недели назад. Хотя мы и не планировали пока жить вместе. Без всякого пафоса. Зашел в мастерскую и заказал дубликат. Все собирался прицепить на общую связку и забывал.

Еще несколько секунд колебаний. Поднять, нет? А потом просто вышел и захлопнул дверь.

К ночи подморозило, а у меня под курткой был легкий костюм, да и туфли почти летние, в расчете на ресторан. Но я целый час шел пешком, тупо, ни о чем не думая. В голове воцарился космической вакуум. Что произошло, что будет дальше — ничего. У прохожего стрельнул сигарету, один раз затянулся, выбросил.

Только дома сообразил, что замерз до хрустального звона. Хотел набрать ванну погорячее, но вспомнил, как мы с Наташей забирались в нее вдвоем и долго лежали, молча передавая друг другу бокал вина. «Нирванна», — так она говорила. Последний раз мы были у меня, когда ездили к ее маме.

Воспоминанием резануло до дрожи, даже зубы застучали. Долго стоял под горячим душем. Хотелось плакать, но слезы не шли. Ну как же, мальчики не плачут. Такое со мной уже было. Тогда я тоже поставил точку сам. Просто ушел.

Ничего. Все к лучшему. Для всех. Это пройдет. Всегда проходит. Как говорят, с бедой надо ночь переспать. Все равно у нас ничего бы не вышло. Лучше сейчас. Нет, лучше было бы вообще ничего не начинать.

Полночи я бродил по квартире, ложился, снова вставал. Пил коньяк — как будто воду, не брало. Не хотел вспоминать, но все равно лезло. То одно, то другое. Как все у нас было. Так остро, так больно. И уже под утро, когда все-таки начало тянуть в сон, прилетела ехидная мысль:

Ну что, отлились тебе Ирочкины слезки?