— Здесь, пахучие деньги сразу у троих, — подпрыгнул нюхач. — Домина, там внутри много пороха, а еще… там курят шишу!

С первого взгляда на тяжеловесную бригантину мне стало ясно, что эта пародия не способна выйти в море. Внутри играла печальная, но притягательная музыка. Низкий женский голос напевал на галльском диалекте. У трапа бригантины расположились четыре длинные машины с черными стеклами. Следует поставить памятник Кой-Кою — он сумел при-пар-ко-вать-ся грамотно, никого не столкнув в воду. Правда, он сшиб полосатую караульную будку, больше похожую на курятник. Будка рухнула вниз, на лету развалившись на части, а наш экипаж надежно застрял передними колесами в канаве.

— Ты пойдешь вплотную ко мне и понесешь нюхача, — сказала я девочке Юле. — Тогда они будут видеть одного капитана ми-ли-ции.

При первой же попытке наложить формулу невидимости хлопнули и взорвались несколько ближайших фонарей, а на бригантине разом погас свет.

— Домина, ты меня пугаешь, — признался нюхач. — А что, если утопить их посудину целиком?

Утопить их целиком и сразу я не могла при всем желании, а свет очень скоро вспыхнул вновь. Когда мы поднялись по качающемуся трапу, почти полностью рассвело. Вонючие экипажи заполонили серое полотно дороги, как бегущие от пожара муравьи. Удушливый дым расползался по переулкам, затекал в окна, пожирал краски с цветов, а навстречу дыму, из каждой щели, выбегали заспанные, сердитые люди и спешили куда-то, запахивая плащи…

Зато я смогла как следует оценить город Петербург. В реке отражались мраморные статуи, золотые шпили и стройные особняки знати. Несомненно, твердыня была задумана как средоточие роскоши и разврата, но наступили варварские времена, и светлый лик столицы словно подернулся гарью.

— Я чую рядом зверинец, многие звери страдают и жалуются, — доложила Кеа. — Дальше по берегу я чую еще несколько храмов продажной любви, но там следов нужных денег нет… Еще я слышу, как отовсюду спешат машины со стражниками. С ними собаки… Домина, наверху нас ждут опасные бойцы. Они напряжены, как обученные гиены, и у них очень быстрое оружие…

Как и прежде, Кой-Кой поднимался первым. Наверняка охранники его заметили. Да и сложно не заметить черную машину с постоянно вертящимся синим глазом на крыше, повалившую караульную будку.

Мы толкнули дверцы, и они закачались на петлях. Внутри поджидал очень крупный, почти лысый мужчина в белой сорочке, коротком сюртуке и с крошечным Камнем пути в ухе. Он вытянул руку, уперся перевертышу ладонью в грудь, не прекращая с кем-то вполголоса говорить. Меня это удивило, поскольку Кой-Кой поднялся на судно в погонах капитана милиции.

— Домина, это опасные бойцы, и у них быстрое оружие, — повторила Кеа.

Дважды мне объяснять не потребовалось. Благодаря девочке Юле я стала лучше разбираться, что такое сержант, что такое капитан милиции и почему его в районе все должны бояться. Сейчас капитана милиции толкнул в грудь человек, у которого в этом городе было больше прав, даже без погон.

Но мы их обманули. Лысый крепыш что-то услышал, на долю песчинки отвел взгляд, и за это время перевертыш снова превратился в человека с портрета. В того самого мужчину с зорким взглядом, чьи портреты висели на каждом углу в райотделе милиции.

Как позже выразилась Юля, реакция превзошла все ожидания. Крепыш с пистолем под мышкой сдулся, он стал похож на воздушный шар, из которого разом вышел горячий воздух. Он отдернул руку от груди Кой-Коя с такой скоростью, точно приложился к раскаленной сковороде.

Мы не дали ему времени на размышления. Кой-Кой распахнул для меня спину, как раз достаточно для того, чтобы просунуть в отверстие руку с кинжалом. Я уколола бритоголового в горло, прямо над стоячим воротником сорочки. Он упал на колени, хватая ртом воздух.

Сбоку из прохода стремительно выскочил второй крепыш, с виду такой же неповоротливый, как и первый, но не менее опасный. Третий галопом спускался по узкому трапу, его начищенные узкие туфли размерами походили на снегоступы венгов.

Я выкрикнула формулу Охотника дважды, уже зная, что произойдет в следующий момент. Формула Охотника отменила предыдущее заклинание, на несколько песчинок мы стали для них видимы. Тому, кто бежал по лестнице, повезло меньше. Скованный заклятием, он грохнулся вниз головой и сломал себе шею. Перед смертью он прикусил язык и выронил автомат. Кой-Кой немедленно подобрал оружие.

Второй бритоголовый застыл, нацелив на меня свою пушку. Я поразилась, с какой точностью он вычислил меня за короткий миг прозрения. Его крепкий палец уже наполовину вдавил железный крючок, когда формула Охотника вновь погасила свет. На сей раз освещение испортилось надолго, заодно пропала музыка, откуда-то раздались женские визги.

Затем мы протискивались мимо замерзшего стражника, а Юля тряслась, словно ее скрутила лихорадка. Крепыш следил за нами глазами, пока мы не очутились позади. Тогда я убила его, быстро и безболезненно. Такого врага нельзя было оставлять живым за спиной.

— Домина, сюда бегут трое, и снизу поднимаются еще трое, — предупредила Кеа. — Те, что впереди, вооружены только палками и ножами. Нужный нам человек находится внизу. С ним в одной комнате пятеро мужчин и две женщины, много оружия, спиртного и шиши. Нет, я ошиблась, женщин там не две… Они танцуют и меняются постоянно. Домина, у меня сильно щиплет в висках. Слишком много живых Камней пути!..

— Да, у меня тоже болит голова, — поддакнул Кой-Кой. — Я слышу, как все они кричат!

— Это сотовые? — ахнула маленькая ведьма. — Ну надо же! А я-то всю жизнь считала, что у меня одной башка от них трещит! Марта, давайте уйдем отсюда, я вас прошу!..

Впереди, в тупике, находилась нужная нам дверь, а справа — широкая лестница на верхнюю, открытую палубу. Там раскачивались на веревках уснувшие фонарики, там первые штрихи лазури раскрашивали утреннее небо.

— Поздно просить! Ложись на пол, быстро!

К несчастью, вторично формулу Охотника так скоро произнести нельзя, на это даже среди народа раджпура способны всего лишь две Матери. Раскручивая в левой руке сэлэм, я развернулась к тому, кто выбежал навстречу из узкого коридора. Это детский трюк, но, как всегда, он удался. За первым спешили еще двое, эти совсем не походили на первых — щуплые, черноволосые, усатые, с глазами шакалов, но тоже в белых рубахах.

Они принялись топтаться на месте, уставившись на свистящий веер у меня в руке. Краем глаза я засекла, когда с верхней палубы выкатился очередной мордатый с бритой головой. Он спрыгнул со ступеней и, уверенный, что я его не вижу, сунул руку за пазуху. Он двигался быстро, очень быстро, совсем не так, как недавние «бобры». Не поворачиваясь, я метнула в него с правой руки кинжал.

— Домина, кольчуга!

Кеа вскрикнула, но опоздала. Секунду спустя я по звуку определила собственную ошибку. Кинжал воткнулся в безрукавку, спрятанную у крепыша под одеждой, они называют это бро-не-жи-ле-том.

Мой бросок помешал выстрелу. Бритый замер, разглядывая свой живот, ему в спину уткнулись двое его товарищей.

Меня спас отважный Кой-Кой. Он моментально перевоплотился в голую девицу с роскошным телом, точь-в-точь такую, как на портрете, висевшем в коридоре. Здесь повсюду висели картины с голыми женщинами.

— Уйди, дура! — рявкнул широкий человек на трапе.

Не вынимая из жилета мой кинжал, он прицелился в меня из короткого ав-то-ма-та, свободной рукой толкнул перевертыша в голое плечо; он даже не задумался, откуда взялась здесь голая роскошная блондинка.

Кой-Кой хлестко развернулся, огромные розовые груди всколыхнули воздух, человек с автоматом задрал голову и медленно упал спиной на руки своего приятеля, застрявшего ступенькой выше. Его толстые ноги дергались, кровь из вспоротого горла заливала стену и портреты. Наверняка я одна успела заметить, как сверкнул голубой серп на локте перевертыша.

Я плюнула иглой, целя в лицо второму крепышу, и очень вовремя повернулась к своре с дубинками.

Черноволосые шакалы кинулись в атаку толпой.

Кой-Кой распался на части, проскользнул между ног у тех, кто спускался по лестнице, вырос у них сзади…

Я прыгнула навстречу черноволосым усачам. Мне было важно не позволить им стрелять. Я уже догадалась, что в этом мире никто не выйдет против меня в честном поединке, никто не скрестит со мной меч или кинжалы. Здесь предпочитали сразу убивать, а не выяснять, на чьей стороне правда.

Я взлетела на левую стену, оттуда — на правую, толкаясь обеими ногами, в танце «порхающей бабочки». Первый дважды промахнулся, целя ножом, третий удар я отбила лезвием, а потом я отрубила ему кисть руки. Второму я внушила, будто бью сверху, а сама ударила левым подплужным, снизу, в подбородок. Зато третий почти достал меня своей дубиной…

Он оказался очень быстрым противником, несмотря на тяжелый торс. Я встречала немало рыцарей Плаща, те грызут кору или вдыхают дым дерева боа, чтобы добавить скорости, хотя позже скорость превращает сердце в тряпку. Этот смуглый парень двигался шустро, хотя ничего не курил и не грыз.

Он уклонился от лезвия, сделал обманный резкий выпад ногой. Я нанесла поземный, с подшагом левой, и сразу засечный, но он снова меня опередил! Я еле уклонилась от окованной металлом подошвы его туфли, тут он задел меня слабо, но от прикосновения его черной дубины у меня в глазах полыхнули молнии, а колени стали чужими. Потом я узнала, как это называется. Шокер.

Я повалилась на бок, не в силах произнести даже слабый оберег. Мне на ноги рухнул второй из широких бритых мужчин, зарезанный Кой-Коем. С теми, кто наступал с лестницы, было покончено. Третий богатырь пока шевелился, но яд с моей иглы, угодившей ему в щеку, медленно сдавливал ему горло.

Мой недавний противник склонился надо мной, блистая зубами. От него пахло мятой, женскими ароматическими маслами и табаком. Он сунул шокер за пазуху, схватил меня за волосы и замахнулся кулаком. В лицо мне брызнула слюна и сдавленные проклятия. Когда я увидела его рассвирепевшую рожу вплотную, я вспомнила, на кого похожи эти чернявые люди. На полудиких горцев с Каспия, что воруют детей на караванных тропах.

Я выпустила шип из левого браслета и вогнала ему в пах. В следующий миг его злобные глаза остекленели, а кожа на лбу стала похожа на мокрый мрамор. Горец не успел ударить меня вторично. Позади него стояла маленькая рыжая ведьма, двумя руками неловко обхватив за гарду длинный кинжал. Острие кинжала торчало у чернявого из живота. Девочка выдернула оружие из бронежилета убитого охранника и сделала это очень вовремя.

— Бог видит, я не хотела… — произнесла она, и эти слова мне дались без перевода.

Затем она плюхнулась рядом и, как свойственно всем глупым гусыням, залилась беззвучными слезами. Перевертыш помог мне подняться. Как только я произнесла формулу Очищения, мне сразу стало легче. У нас было крайне мало времени, но я провела несколько дыхательных асан, чтобы вернуть ясность и быстроту.

— Эй, вы меня уронили, — разнылась Кеа, — и снимите наконец с меня этот труп, от него разит цветочной водой, собьет мне обоняние!..

— Кой-Кой, переведи девочке, что она должна гордиться, — сказала я. — Если бы не она, этот гад прикончил бы меня.

Я сильно сомневалась, что горец мог меня одолеть, но ведьмочку следовало немедленно похвалить.

— Он бил меня… я вспомнила… он один из тех хачей…

Утерев слезы, мы проникли в нужную дверь, но выяснилось, что это еще не все. Там курили какую-то гадость три полуголые девицы, обсыпанные крошками блестящего металла, они уставились на нас, как на проснувшихся мертвецов. Я показала им нож и велела не дышать. Перед тем как толкнуть последнюю дверь, Кой-Кой принял обличье самого крупного из мертвых охранников. В каждой ручище он держал по автомату.

— Юля, внутри сразу покажи мне тех, кто тебя бил.

Внутри, между дубовых балок, вращались квадраты и ромбы розового, салатного, карминового цветов. Окон я не заметила. На возвышении неуклюже обнимались две голые девушки. Еще одна разносила напитки. Две сидели на коленях у пожилых горцев.

Мне хватило песчинки, чтобы уловить различие. Двое белолицых мужчин, развалившихся в глубоких креслах, сильно отличались от пятерых поджарых горцев. Кроме того, от всех мужчин, находящихся в зале, ощутимо разило властью. Они не смотрели на женщин, они не увлекались вином и запрещенными порошками. Они тихонько обсуждали серьезные дела.

Запах власти трудно с чем-то спутать.

— Вот этот и тот! — стуча зубами, указала Юля. — А вон тот, он меня не бил. Я ему сказала, что нас менты крышуют, а он заржал и сказал…

Нас заметили. Горцы скинули с себя женщин, привстали. Я швырнула в них формулу льда и формулу боли. Шар под потолком вспыхнул и погас. Полопались бутылки со спиртным. Музыка смолкла. Но свечи на низких столиках продолжали гореть.

— Так что он сказал? — Я взяла девочку за руку и направилась к тому, на кого она указала.

— Он… он сказал, что днем я могу… короче, что днем я могу сосать, кому хочу, а вечером… если еще раз меня увидят в районе, отрежут уши.

Формула льда бьет, как узкая струя, не зацепляя всех; голые девушки разбегались с криками. На бегу они чуть не повалили Кой-Коя. Ведь, несмотря на громоздкую внешнюю оболочку, перевертыш оставался щуплым тонкоруким человечком, не достигавшим в росте моего плеча.

— Надо забрать их бумаги, иначе нам никто не поверит. — Рыжая Юля стала хватать и запихивать в сумку все, что лежало на столе: те-ле-фо-ны, кожаные книжечки с документами, какие-то еще предметы.

— Кой-Кой, переведи ей, что мне наплевать на других. Мы обещали освободить ее от покровителей, больше нам ничего не надо.

Двое стонали в креслах, не в силах шевельнуть рукой. Формула боли действует недолго, но после нее человек потеет так, словно у него медленно выдирали все зубы. Крайний слева горец очнулся и выхватил пистолет. Наверное, после удара током я еще не до конца восстановила силы. Я толкнула Юлю влево, Кой-Коя — вправо, а сама покатилась вперед в танце «мотылька», скручиваясь для атаки. Две пули пропели надо мной осиные песни, прошили бумажную стену и продолжили полет где-то снаружи.

Кой-Кой открыл огонь сразу с двух рук. Спустя пять секунд патронов у него не осталось, а в зале, благодаря россыпи дыр, стало гораздо светлее. Троих горцев раскидало по стенам, спасти их не смогли бы и лучшие знахари Великой степи. Признаюсь, у меня пропал дар речи, когда я увидела, как работает оружие четвертой тверди. В клочьях порохового дыма надсадно кашляла Кеа. Белолицые мужчины стояли на коленях, послушно сложив руки на затылках.

Они умели достойно встречать поражение.

Дымящиеся автоматы Кой-Кой отшвырнул на ковер и ловко вытащил из-за пазухи следующие.

— Полковник Харин… — прочла Юля в книжечке. — Ух ты, замначальника… тра-ля-ля… так он же почти самый главный мент в городе, один из замов!

— Кой-Кой, что она там нашла? Я не понимаю.

— Женщина-гроза, она говорит, что мы поймали крупную дичь. Девочка говорит, что этот полковник должен был ловить и отправлять в зиндан разбойников, продающих женщин. Вместо этого он собирал деньги и с них, и со своих пелтастов из районных отделов.

— Домина, мы наделали много шума, — подала голос Кеа. — Я чую, сюда торопятся стражники на машинах. Нас кто-то предал. Они окружают судно.

— Лучше вам сложить оружие, — примирительно заговорил полковник Харин. — Я гарантирую, что вам дадут уйти. Давайте расстанемся, и никто не будет в обиде…

— Домина, сзади!

Но я уже заметила, я прыгнула в сторону, оттолкнув в угол корзинку нюхача. Из скрытой за портьерой дверцы выскочили трое, все с короткими пистолями, похожие, как близнецы. Им требовалась песчинка, не больше, чтобы оценить поле боя, но эту песчинку я им не подарила.

— Держите его! — крикнула я, а сама кинулась навстречу гостям. Краем глаза я заметила, что Харин уже не стоит на коленях, а вскочил и пытается прорваться к выходу.

Я швырнула этим троим в глаза формулу египетской тьмы, сама прянула вперед и вправо, трижды взмахнув накидкой в танце «косули у ручья». Поскольку слева от них была стена, естественно, они поворачивались вместе с оружием в другую сторону, и четыре пули просвистели мимо. Обычному бойцу в голову не приходит, что противник катится ему навстречу, да еще и в тупик. Для стрельбы хочется развернуться лицом к открытому месту. Тьма еще не закрыла моим соперникам глаза, а в хилой обшивке брига уже появились четыре очередные яркие дыры.

— Вот она, сука! Держи ее!

— А-а-а, глаза, мои глаза!!

Кой-Кой легко настиг убегающего полковника. Он упал ему под ноги мягким ковриком и тут же скрутил лодыжки врага железными путами. Длинный Харин грохнулся, едва не проломив череп. Где-то истошно визжали девушки.

— Домина, на набережной пять машин и люди с оружием. Они целятся в корабль, но пока боятся идти!

— Внимание, на борту-ту-ту! Вы окружены-ны! Предлагаю немедленно сложить оружие-е! — громоподобный голос полетел над водой.

Первый из моих противников яростно тер глаза, махая дымящимся пистолем. Я использовала прием кузари-дзютцу, но за неимением цепи пришлось орудовать шнуром с гирькой. Я сорвала с пояса один из шнуров, отягощенных металлом, и накинула на шею второму. Пока этот рослый дурак сражался с удавкой, я сделала три кувырка, всякий раз меняя направление. Третий охранник выстрелил в меня трижды. Он разбил бутылку с вином, попал в мертвого горца и под конец — застрелил второго белолицего, помощника Харина, который в драке участия не принимал. Тот честно стоял на коленях, стуча зубами, и получил пулю в живот.

Некрасивая, обидная смерть.

— Домина, он вырывается!

— Марта, он убегает!

Эти двое, Юля и перевертыш, повисли на ногах у отважного Харина, а тот, скрипя зубами, рыча, бормоча угрозы, волок их за собой в коридор. Почему-то полковнику внезапно надоела компания его ночных приятелей.

— Я повторяю-ю! Никто не пострадает-ет! — надрывался гулкий бас на берегу.

— Женщина-гроза, они спрятались за своими повозками и кричат в небо. — Кеа исправно выполняла свои обязанности, прикрывшись крышкой. — Они перегородили улицы, но не могут сдержать горожан. Там не меньше тысячи любопытных.

Наконец египетская тьма накрыла половину залы, словно кракен выпустил свою черную жижу. Я станцевала перед ослепшими бойцами последний танец, в бортах судна прорезались еще три лишние дырки. Затем я затянула шнур, от которого безуспешно пытался освободиться один из них. Двоим уцелевшим мой сэлэм подарил быстрое освобождение от хлопот.

— Марта, кажется, мы его убили!

Пока полковник сражался с перевертышем, ведьмочка Юля огрела его по голове бутылкой.

— Вы его не убили. Кой-Кой, заберем его с собой! Иди впереди, найди нам лучшую повозку!

— Как же мы выйдем? — запричитала Юля. — Они уже тут, целая свора. Они нас расстреляют, смотрите…

— Не ори! — пришлось дать ей несильную оплеуху. — Бери его за ноги и тащи! Кеа, тут есть еще враги?

— Никого, кто бы мог угрожать нам, Женщина-гроза. Пятеро имеют оружие, но они заперлись глубоко в трюме, потеют и портят воздух, — доложила нюхач. — Кстати, вон там, на тарелке, прекрасный виноград, я бы не отказалась…

— Постойте, — опомнилась вдруг девочка Юля, — помогите мне развернуть эту колонку.

Я не слишком понимала, что она делает. Девочка нашла на возвышении что-то вроде клавесина братьев Жамю; когда-то мой супруг Зоран водил меня в один богатый дом в Кенигсберге, там играли на подобном инструменте в четыре руки. Музыка меня почти усыпила, но ловкость механиков вызвала уважение.

Однако рыжая ведьма отыскала не клавесин. Она взяла в руки блестящий огурец, и мы с Кой-Коем вместе вздрогнули от ее кашля. Из черного ящика, который Юлия назвала «колонкой», покатился воистину львиный рык.

— Эй вы, ваш полковник в порядке! Я требую, чтобы немедленно приехало телевидение! Слышите?! Если хоть один подойдет к лесенке-ке, мы убьем всех, кто внутри-три!

— Кой-Кой, что она говорит? — Я не понимала и половины слов.

— Вы — идиоты. — Харин выплюнул кровь. — Я даю вам последний шанс: отпустите меня и проваливайте. Чего вы хотите, денег?

— Домина, кажется, она требует, чтобы сюда прибыли глашатаи сатрапа и… нет, не понимаю.

— Отпустите женщин-ин! Отпустите заложников-ков! — гремел в ответ мужской бас. — Послушайте-те! Назовите ваши требования-я!.. Могут пострадать случайные люди-ди…

Я осторожно выглянула в оконце, но кричавшего не заметила. Все смельчаки прятались за своими машинами. Две длинные стеклянные повозки перегораживали улицу. Там бегали «бобры» и безуспешно пытались сдержать напор толпы. Если до сего момента горожане реагировали довольно вяло, то после последних слов Юли толпа поперла вперед, словно им обещали бесплатное вино.

— Домина, наша ведьмочка говорит, что вон тот красный ав-то-бус привез очень важных людей. Они могут сделать так, что о нас через три минуты услышит весь город. Это такая особая каста — жур-на-лис-ты…

— Слушайте все! Пропустите ближе журналистов! Ближе, я сказала! — надрывалась рыженькая. — Слушайте внимательно. Здесь нет никаких террористов. Здесь никого не держат в заложниках. Здесь со мной — полковник Харин, замначальника милиции. Он ночью встречался тут с главными сутенерами, которые поставляют девушек в бордели. Харину привезли вечером деньги, собранные с районных отделений милиции. Но ему мало, он собирал еще и деньги с мафии…

На набережной установилась кладбищенская тишина.

— Ой дура, ну ты и дура, — пропел связанный полковник, трогая себя за разбитую макушку.

— Что будем делать? — спросил Кой-Кой.

— Дайте микрофон-он полковнику-ку! — прогремел человек, прятавшийся за машиной.

— А казачок-то засланный! — не своим голосом прогнусавила Кеа. — Домина, я чую, кому он передавал деньги дальше.

Я разрезала полковнику штаны и приставила острие кинжала к тому месту, сохранность которого для мужчин важнее воинской карьеры.

— Кой-Кой, переведи ему… Слушай, пес, сейчас ты им скажешь, что все это правда, что ты сам мздоимец и вор, что ты торговал женщинами, должностями и укрывал от тюрьмы этих горцев, которых должен был ловить. Говори, иначе, клянусь, я сделаю тебя евнухом. Прямо сейчас.

Он скривился, но сделал все, как я просила. Девочка Юля ему нашептывала, а он повторял громко.

— Ну и что дальше? — Полковник слегка перевел дух, когда я убрала лезвие от его хвоста. — Все равно я очернил себя под принуждением! Кто вас послал? Давайте говорить серьезно… И дайте мне бинт, вы мне голову разбили…

Тут рыжая ведьмочка подмигнула мне и стала делать за спиной пленника какие-то хитрые знаки. Я снова осторожно выглянула в круглое оконце. Из красного автобуса вылезли люди с толстыми черными веревками и непонятными магическими предметами. В скопище цивильных горожан застряла еще одна машина с жур-на-лис-та-ми. «Бобры» пытались их прогнать, но пока безуспешно. Позже я легко научилась различать эту касту слегка тронутых людей по тому напору, с которым они прокладывают себе путь в любой толпе.

— Женщина-гроза, мне казалось, что Красные волчицы неплохо умеют творить формулу «пьяного языка», — деликатно напомнила Кеа.

На формулу «пьяного языка» у меня ушли последние силы. То есть сила в руках осталась, но духи Леопардовой реки покинули меня на пять или шесть полных дисков Короны. Большой милицейский начальник отбивался, но вскоре ослаб и сказал в серебряную трубку все, о чем его просили. На четвертой тверди странно действуют самые простые формулы. Духов-помощников необычайно сложно вызвать, зато потом их сложно загнать обратно. Полковник Харин уже давно рассказал все, что знал про своих пелтастов, про то, как покупаются и сколько стоят самые хлебные должности, про девочек и про каких-то азиатских рабочих, но тут уже я потеряла нить…

Зато наша рыжая ведьмочка вошла во вкус, и, стоило Харину затихнуть, она снова и снова закидывала его вопросами. Полковник плакал и говорил, говорил и плакал, а тысячная толпа на набережной слушала его всхлипы. Внезапно кто-то оттуда потребовал, чтобы полковник вышел на палубу: якобы его заставляют нести всякий вздор. Нам пришлось его поднять и поставить напротив окна. Большой начальник слегка покачивался, но ораторствовал с не меньшей энергией.

Кеа с набитым ртом сообщила, что в Харина целятся как минимум трое, и даже уточнила, откуда именно. Тогда Юля заставила Харина повторить все это для народа, и на набережной поднялся страшный гвалт. Заплаканный Харин проорал им, что если его убьют, то это сделают не люди на плавучем ресторане, а стрелки «из органов». На набережной закричали еще сильнее, а Кеа радостно хрюкнула, что стрелки опустили пушки. Как она ухитрялась это чувствовать, сидя в корзинке, с набитым ртом, — ведомо одному богу Плавучих островов.

Кой-Кой переводил то, что успевал понять, а девочка Юля увлеченно расспрашивала своего главного врага. Он называл имена и суммы денег, он произносил чужие слова «де-путат», «про-ку-рор», «про-пис-ка», «под-ко-ми-тет». Он плакал, он вздрагивал от тихих рыданий, но не потому, что раскаялся, а потому, что в глубине его честности дремало чудовище. Чудовище рвало на части собственный хвост, обнажало свою гноящуюся душонку, но ничего не могло поделать. На Великой степи чары давно бы уже растаяли, но на планете Земля честность вызывает гораздо больше слез.

Раза три я намеревалась остановить ведьмочку, но не сделала этого. Я хотела ей сказать, что мы пришли сюда совсем не за тем, чтобы устроить публичную казнь, что мы всего лишь хотели защитить ее одну, хотели спасти единственную ворожиху, но…

А может быть, в этом и есть ее спасение, — спросила я себя.

Может быть, для того, чтобы получить власть над элементалями и духами, надо вначале получить власть над собой?

Когда наш приятель выговорился, я заткнула ему рот, связала руки шнуром, подхватила нюхача, и мы двинулись к выходу. У вращающихся дверок я кое-что вспомнила.

— Отлично задумано, домина, — потер ручки Кой-Кой.

Я и не сомневалась в нем. Перевертыши обожают яркие зрелища. Мы ненадолго поручили Юле нашего друга, а сами бегом спустились в трюм. Кой-Кой тащил за собой красный топор и толстый железный прут, которые он где-то стащил со стены. Мы крикнули всем, кто прятался в трюме, чтобы они удирали наверх, пока не поздно. Затем я помолилась и трижды произнесла заклятие колодца. Заклятие неплохо действует в жарких пустынях, если некогда копать, а вода на исходе. Духи пробивают колодец на сотню локтей вниз и даже больше, но нельзя злоупотреблять их доверием. Если вода не появится со второй попытки, следует забыть про формулу надолго…

Получилось не слишком удачно, лишь слегка треснули доски под ногами, и тонкой струйкой побежала вода. Большего я и не ожидала, я походила на раздавленную виноградную ягоду. Кой-Кой вогнал в трещину топор, и дело пошло на лад. Не прошло и минуты, как в потолок ударила тугая струя толщиной с мою ногу. Со второй попытки духи Леопардовой реки смилостивились, открылся настоящий колодец, диаметром в два малых гяза. Нас свалило с ног; мы едва успели подняться этажом выше, как лопнули внутренние переборки. По пути мы догнали трех поварят, они тащили на себе полные тюки еды, но увидели меня и с воплями все побросали.

Мы едва успели вернуться наверх, как из борта с хрустом вырвалась балка, крепившая судно у берега. По внутренним помещениям побежала трещина. Вода поднималась с невиданной быстротой, выбивая по пути стекла, двери, круша мебель и посуду.

Первым по трапу спустился полковник Харин, высокий статный мужчина в отглаженном костюме, с любимыми автоматами в руках. Те, кто прятались за капотами машин, высунулись в недоумении. В пестрой компании гражданских, которых сдерживала шеренга «бобров», все указывали пальцами вверх, на качавшиеся мачты игрушечного корабля. Полковник Харин поприветствовал соратников, подождал, пока они разогнут спины, и открыл огонь по колесам машин. Жур-на-лис-ты присели, но вспышки их волшебных камер защелкали еще чаще.

Мы скатились по трапу плотной группой, слушая, как за спиной вылетают болты и скобы из хилых шпангоутов. Железный трап с треском порвался, канаты пропели последнюю песню заодно с ветром. Бригантина начала заваливаться на борт, вода ударила из окон. В вышине лопнули нити железной паутины, они упали в воду с треском и огнем. Темная волна хлестнула на берег, заливая мостовую вместе с машинами.

Толпа рванулась в стороны, но многие, напротив, полезли на перила набережной, чтобы лучше видеть. Вспышки щелкали постоянно.

— Сюда, скорее! — Кой-Кой разворачивал громадную повозку. Задняя дверца была открыта, из нее, головой вниз, свешивался человек в пятнистой форме.

Настоящего вялого Харина мы усадили в лужу, сами еле успели запрыгнуть, Кеа при этом выронила жареную курицу, которую подобрала где-то по пути. Кой-Кой сдал назад, со звоном вылетело стекло, мы стукнулись о другую машину.

Люди разбегались. Какой-то человек в пятнистой форме, весь в крови, бежал нам наперерез. Другой, в железном шлеме, махал толпе, чтобы они расходились, но людей становилось все больше.

— Давайте заберем с собой телевизионщиков! — закричала вдруг Юля, дернувшись к дверце.

— Эй, уймись! Кой-Кой, что она хочет?! Эта девчонка меня сведет с ума.

Снаружи в обшивку шмякнулось несколько пуль.

— Спокойно, расслабились, — хохотнула Кеа. — У этой машины железо в бортах в три раза толще, чем грудной доспех нашего друга Поликрита!

Кой-Кой ловко заложил вираж, почти безболезненно для окружающих. Человек двадцать запрыгнули на крыши машин, сломались два деревца и палка с про-жек-то-ром наверху, а в целом мы довольно лихо пробили оцепление.

— Эй вы, хотите с нами? — предложила Юля людям, столпившимся вокруг смешной красной машины с надписью «ТНТ». — Что засохли, блин? Решайте быстрее, будете первыми!

— Эй, не стреляйте, не стреляйте! — заорали где-то сзади. Толпа сгущалась, мешая «пятнистым» и «бобрам». Раздался долгий пронзительный треск, бригантина развалилась на три части.

— Юля, зачем они нам? — Я испугалась, что девочка теряет рассудок. — Мы добились, чего хотели. Я выполнила обещание, тебя никто не тронет.

— Нет, вы ничего не понимаете! — У нее снова брызнули слезы. — Теперь стало еще хуже. Теперь надо доводить до конца, иначе они все замнут. А нас потом тихо прикончат или упрячут в психушку…

Люди возле красного ав-то-бу-са азартно переглянулись. К нам рысцой направилась высокая блондинка в длинном цветастом платье и круглых стеклах на глазах.

Я оглянулась назад. Солдаты в пятнистой форме и железных касках толпились вокруг Харина. Две машины лежали на боку, одну волной утащило в реку. Я схватила нашу рыжую ведьмочку и пригнула ее вниз за секунду до того, как блондинка щелкнула волшебной ка-ме-рой. За блондинкой неуклюже торопился кудрявый юноша с каким-то невероятным прибором на плече. Спереди у прибора торчал круглый черный глаз.

— Домина, пора бежать, — дала мудрый совет Кеа.

— Митя, снимай, снимай, не прекращай! — теребила кудрявого слугу блондинка.

— Бог ты мой, ну и компашка! — разинул рот Митя. Он что-то нажал, механический зверь на его плече заморгал рубиновым огнем и загудел. — Куда вы намерены двигаться теперь? Кого еще из милицейских чинов вы намерены взять в заложники?

— Митя, серьезнее! — Блондинка ткнула опе-ра-то-ра острым кулачком в бок. — Але, Гоша? Как там наше ничего? Что, готово? Дьявол, отлично, мы в прямом эфире… Кто звонил? Что-о? Они там совсем охренели? Представляете! — Она повернулась к нам, словно ища у нас защиты, ее ярко накрашенные губы гневно тряслись. — Представляете?! Наш директор говорит — только что был звонок сверху, ему приказывают остановить прямой эфир…

— Я предупреждал, — флегматично заметил Митя. — Так что теперь, снимать или как?

У блондинки в кармане заверещал другой телефон. Две пули влетели в машину через заднее разбитое окно и проделали две дырки в стекле переднем.

— Кой-Кой, вперед!

Перевертыш показал вершину мастерства. Он раздавил клумбу, перевалил через двойной бордюр, опрокинул скамейку с двумя мирными старушками и вырулил на круглую площадь. Кеа радостно нажала на кнопку сирены; пока я соображала, как этот кошмар отключить, позади нас столкнулись три машины. Верный своей любимой тактике, перевертыш гнал по встречной полосе. Дело осложнялось тем, что на круглую площадь выходило несколько улиц, отовсюду перли машины, они дико визжали, гудели и застревали. На повороте Кеа опрокинулась на бок вместе с корзиной, Юля повизгивала, зажав уши ладошками.

— Подождите, Марта, подождите… — вдруг словно опомнилась она. — Хорошо, я верю вам, верю! Я верю, что вы с какой-то там степи и что вам никак не выбраться назад. Я скажу вам правду. Я обманула вас. У меня есть бабушка, только она никакая не ворожиха и не ведьма. Она немножко умеет читать мысли, делать всякие лечебные отвары умеет, ну или там воспаления заговаривает…

— Ну и где же она, где? — едва не зарыдала я, когда Кой-Кой перевел мне все ее сопли.

— Она… она в тюрьме. Просто я не хотела раньше говорить, мне стыдно…

Кой-Кой очень быстро вез нас по парку. Поскольку бро-ни-ро-ван-ная ментовская машина не помещалась на дорожке, левым колесом мы сбивали урны и выкорчевывали скамейки вместе с глупыми обывателями, которым не спалось в столь ранний час. Отважные старушки, завидя нас, выхватывали детей из колясок и мужественно сигали в канавы. Самым ловким удавалось повиснуть на нижних ветвях деревьев. В спину нам что-то орали, наверное, пытались подсказать более короткую дорогу.

— За что твоя бабушка в тюрьме? — Меня вдруг все перестало удивлять.

Очевидно, наступил тот самый момент единения, о котором мечтали Матери-волчицы. Матери говорили, что наши пращуры, попав на четвертую твердь, вначале чувствовали тревогу и отчуждение, но вскоре, судя по устным легендам, их охватывала волна нежности и понимания. Словно бы они возвращались в родную семью.

Похоже, во мне этот чудесный процесс шел полным ходом. Я готова была полюбить всех, даже того диковатого малого в черных сапогах, с полосатой палкой, который добрых пять минут носился у нас перед капотом, мешая разогнаться. Даже тех троих милых, неповоротливых «бобров», которые погнались за нами через парк на смешной тупорылой машинке. Размахивая пистолями, они заехали за нами в канаву, полную грязи, но выбрались из нее уже пешком, черные и мокрые почти до пояса…

— Моя бабушка убила своего любовника, — покраснела Юля. — Но вы поймите, это вышло случайно, она защищалась. То есть он был пьяный, она его не пустила, а он полез через окно. Она ему говорила, чтобы пьяный не приходил, потому что он злой становился и кулаки распускал. Он полез через окно, уже сколько раз там лазил, второй этаж, а тут — бабушка перед ним закрыла окно. Он поскользнулся…

— Как это романтично, как это восхитительно, — зашмыгала носом Кеа, когда перевертыш закончил перевод. — Ах, юная, страдающая красавица пыталась защитить свою честь от домогательств… ее поруганную гордость никто не смог спасти, и тогда, дождливой страшной ночью, она сама мстит гнусному обидчику… Эй, вы! Передайте мне вон тот помидорчик, вон, под ногами у вас катается, я же сама достать не могу!

— Кеа, в какую сторону нам ехать? — Кой-Кой затормозил в каком-то дворе, ловко опрокинув громадный мусорный бак.

— Если в тюрьму за бабушкой, то дайте мне понюхать любую вещь, к которой она прикасалась…

— Нет, — отрубила я. — Клянусь Всевышним, я не желала того, что произошло, и того, что произойдет, но вначале мы закончим дело, которое начали. А после — займемся бабушкой.