— Я чую волшебство, — встрепенулась Кеа. — Слабый, очень слабый след, госпожа.

— Куда идти?

— Госпожа, это не совсем то, что ты ищешь…

— Что ты хочешь сказать?

— Мне трудно подобрать слова… Ты ведь хочешь встретить могучих чародеев, а я нашла слабую девчонку.

— Я хочу встретить тех, кто забрасывает подарки на сторону вечной Тьмы. Я хочу встретить тех, кто породил Камни пути. Тех, кто откроет нам Янтарный канал. Это ведь так просто, Кеа…

— Я сожалею, Женщина-гроза, но это не просто. Здесь никто даже не прибегает к помощи Оберегающего в ночи.

— Кеа, не смеши меня. Смотритель маяка оберегает путь каждого во мраке. Его любви и усердия хватит даже на бестолкового нюхача.

Мы внезапно вышли на ярко освещенное место и оказались на узкой дорожке посреди прозрачных торговых ларей. Слева торговали винами и табаком, справа — цветами, а дальше — снова вином и пивом… Возле лавок покуривали плотные мужчины, удивительно похожие на стражника Владимира из таверны.

Я невольно замедлила шаг.

— Домина, неужели меня не обманывают глаза? — подал голос перевертыш. — Неужели ты видишь то же самое?

— Да, Кой-Кой. Укуси меня скорпион, если в этой лавке не развешаны по стенам Камни пути.

— Дайте и мне посмотреть, — всполошилась Кеа. — Да, не сомневайся, домина. Ими торгуют, как мясом или сапогами. Я чую запах бумажных денег. Большая часть Камней — живые, их трогали множество раз…

Со мной что-то случилось. Будто сильный чародей ударил формулой Охотника. Я стояла, прилипнув носом к прозрачной стене лавки, и плакала. Да, я плакала, как девчонка, не могла сдержать слез.

— Чем мы можем вам помочь?

Оказалось, что эти двое, мальчик и девочка в одинаковых желтых куртках или сорочках, но без единой пуговицы или застежки, уже давно вышли наружу и терлись возле меня.

— Мы открыты круглосуточно, заходите, пожалуйста…

— У нас новые поступления!

— Какая модель вас интересует?

Я позволила завести себя внутрь. Камни пути лежали и стояли рядами в хрупких сервантах. У входа дремал величественный мужчина в квадратной безрукавке, с дубинкой, тоже очень похожий на стражника Владимира из таверны. Я стала догадываться, что на четвертой тверди к каждому столу на базаре приставлен свой стражник…

— Кой-Кой, ты соображаешь, о чем они говорят?

— Кажется, они пытаются продать тебе один из Камней.

— Сколько живых Камней я могу купить на эти деньги? — Я выложила на прилавок груду скомканных бумажек.

Лавочники опешили, но стали послушно считать. Зато почему-то всполошился стражник. Он поднялся, скрипя костями, и стал ходить вокруг меня, пытаясь заглянуть под плащ. То есть под Кой-Коя. То ли его увлекли мои клинки, то ли — моя, перехваченная ремнями, спина.

— Телефон какой марки вам нравится?

— Цена зависит от наличия дополнительных функций…

— Какую сеть предпочитаете?

Они бормотали невнятно, словно ведьмы народа банту.

— Ваш паспорт, пожалуйста.

— На кого будем оформлять?

Они уставились на меня одинаковыми, прозрачно-преданными глазами. Так мы и глядели бы до утра друг на друга, но на помощь пришел незаменимый перевертыш:

— Домина, они требуют с тебя документ. Паспорт — это вроде подорожной грамоты, какую выдают каждому купцу перед Янтарным каналом…

Пассспорт! Ну конечно же, тысяча демонов! Как я могла забыть это противное шипящее слово, которым пугают детей на Зеленой улыбке. Это змеиное слово, несомненно, придумали бавары, норманы или римские прелаты, чтобы осложнить жизнь простым людям. Я вспомнила, с каким трудом Рахмани доставал мне нужную бумагу с хищными орлами и как нас нагло проверяли все кому не лень…

На Зеленой улыбке обожают паспорта. Кажется, скоро там раздадут бумаги последним нищим. На Хибре пока обходятся подорожными и верительными грамотами шейхов, которые несложно купить. Только моя родина, Великая степь, свободна пока от мусора.

Этот удар еще предстояло пережить. Наша мечта, наша любимая четвертая твердь, планета чести и любви, оказалась местом, где мерзкая бумажка заняла место человека! Что бы сказали Матери-волчицы…

— Кой-Кой, скажи им, что у меня нет паспорта. — Я добавила к бумажным деньгам две золотые драхмы.

Увидев золото, дверной страж чуть не подпрыгнул до потолка. Тут выяснилась удивительная вещь. Я, конечно, допускаю, что на Великой степи и даже на Хибре встречаются крестьяне, никогда не слыхавшие о перевертышах, но такой дикой реакции я не ожидала.

— Чего уставился, мужлан? — вежливо спросил Кой-Кой. — Тебя разве не учили, что не пристало разглядывать замужнюю даму?

У человека в квадратной безрукавке перекосило набок рот. Он выставил впереди себя дубинку, словно она могла защитить его, и стал отступать назад. Девочка в желтом что-то закричала, но не успела. Охранник ударился спиной о прозрачный сервант, набитый Камнями, и…

Неустойчивое сооружение не выдержало его веса, покачнулось, внутри обвалились две полки, Камни посыпались мне под ноги, словно обычные булыжники.

— Я поражаюсь, домина, до чего неудобной мебелью пользуются в здешних торговых рядах, — философски заметила Кеа, очень кстати высунув из корзины свой любопытный нос.

В ответ на появление нюхача хором завопили оба торговца. Стражник вскочил с пола, поскользнулся и стал неловко отползать в угол, дергая себя за задний карман.

— Кой-Кой, тебя они понимают лучше. Спроси, как я могу попасть на прием к властителю Мегафону?

Кой-Кой внятно перевел. Желтые рубахи защебетали тревожно. Но, кажется, их больше занимал упавший охранник, они так и не заметили, что с ними говорит коричневый плащ.

— Они говорят, что… туда можно позвонить.

— Переведи — я не понимаю. Скажи им, я настаиваю, пусть укажут точный адрес резиденции владыки. Скажи, что мы проделали долгий путь.

Кой-Кой затараторил на грубом языке руссов. Девочка вначале честно кивала, а затем ее глаза остекленели. Она увидела, что с ней разговаривает плащ, высунувший глаза и рот из-за моей спины. Тут эти два безумца заорали хором, охранник к ним присоединился. А девица что-то сделала под прилавком, и помещение наполнилось тоскливым воем.

— Домина, кажется, нам снова придется бежать, — грустно предположил перевертыш. — Я опасаюсь, что этими звуками они призывают городскую стражу.

Я схватила со стола русские деньги, затем подумала, сгребла в сумку сразу четыре Камня пути и швырнула им деньги назад.

Мы снова бежали, запутывая следы. Дважды я кидала назад формулу развилки и формулу тупика. Без особых знаний ни один тупой стражник не способен пробраться через созданные мной препятствия. Наконец справа выросли пятиэтажные гебойды, роскошные, старинные особняки. Такими я когда-то восхищалась в Кенигсберге.

— Женщина-гроза, мы постоянно удираем, — раскапризничалась Кеа. — У меня будет несварение желудка, и тогда натерпятся все. Послушай меня хотя бы раз, остановись и подумай. Почему мы еще не нашли ни одного местного правителя, зато все время бежим? Я потянула слабую нить волшебной силы и снова потеряла ее среди паутины твоих защитных заклинаний. Если мы не отыщем настоящую колдунью, нам никто не откроет канал. Мы останемся здесь очень надолго, если не сказать хуже…

Нюхач, как всегда, оказалась права.

Я разыскала в кустиках место почище, выкинула у Кеа из корзины огрызки, велела перевертышу сторожить, а сама уселась в позу лотоса. Следовало подумать, что же с нами происходит.

Прошло не очень много времени, подкрался рассвет, зато я почти полностью освободилась от груды ненужных сомнений.

Я догадалась, где мы сделали ошибку.

Мы слишком уверовали в то, что нас ждут и нам рады. Нас не ждали, и никто не испытывал счастья от нашего появления.

Я поделилась невеселыми мыслями со своими спутниками, и они согласились.

Затем я еще ненадолго отрешилась, собравшись в позе «вкушающий вечности», а когда вернулась в реальность, мои мысли текли безмятежно и вольно, как прозрачные слезы с Соленых гор.

— Послушайте, я только что оживила все четыре Камня пути. Вы слышали, как они поют на разные голоса, но ни один не открыл пути назад. Кеа, ты хоть где-то вдали почуяла канал?

— На дне реки есть несколько плотно запертых, и один — совсем недалеко. Но твои Камни, домина, ничего не отпирают.

— Как? Ни одного открытого? — опешил Кой-Кой. До него, кажется, только теперь стало доходить, куда мы вляпались. — Но… как они торгуют без каналов? Как они перебрасывают войска и посольства?

— Очевидно, чтобы добиться успеха с этой стороны, нужны очень сильные заклинания. Возможно даже — запрещенные, известные только особой касте.

В тот момент Кеа сама не подозревала, насколько близка оказалась к истине…

— А если город осажден? Если правители призвали магов, и те временно завалили все каналы? — предположил Кой-Кой.

— Ни малейших следов магии, — фыркнула нюхач.

— Поскольку нам никто не рад, мы не будем искать аудиенции у правителя города, — подытожила я. — Пока не будем… Может случиться, что сатрап запретил тут всякое применение магии. Может статься, нас захотят бросить в темницу…

Я тоже не подозревала, насколько была права.

— Госпожа, я снова чую колдовство. Я нашла ее. Это очень молодая женщина, она пьяна, и она не знает о своей скрытой силе.

— Возможно, это наш единственный шанс. — Я вскочила на ноги. — Говори, в какую сторону идти!

— Но… госпожа, я слышу, что там много людей, и назревает серьезная ссора.

— Серьезная ссора начнется, когда я там появлюсь!

Очень скоро мы оказались в центре небольшой группы женщин. Они столпились между густыми зарослями и глухой кирпичной стеной. Мне эти женщины сразу не слишком понравились. Они одевались слишком ярко и открыто для ночного времени, но не мое дело указывать, кому что носить. Хуже другое. Они ругались, как мужчины, плевались, курили и пили спиртное прямо из горлышек бутылок.

Возле женщин пыхтела и стучала безлошадная повозка, ее дверцы были открыты, но внутри сидел только один человек. Молодой мужчина в форме с ремнями, похожий на бобра. Такие же щеки, зубы и взгляд вечно озабоченного грызуна. На крыше вращалась синяя лампа, из повозки противно несло, примерно как от взвода немытых центавров, и плюс к тому — прогоревшей нефтью.

— А это что у нас за явление народу? — тягуче произнес «бобер», увидев меня. Казалось, что каждый звук дается ему с большим трудом.

— Совсем оборзели, уже беременные шляются, — добавил он, то ли насмехаясь, то ли печалясь.

В тот момент я еще не научилась воспринимать язык «бобров» как особый язык, отличный от того, какому руссы учат детей. Это очень странный диалект, в котором порой присутствуют одни вопросы, заданные неизвестно кому, и почти всегда непонятно, к кому же именно обращаются в данный миг. Еще этот язык неприятен тем, что тебя могут с одинаковым выражением смертельно оскорбить или одарить донельзя тупой шуткой.

Я забыла значение русского слова «беременная», но, взглянув на перевертыша, сразу поняла. Кой-Кой снова обернулся миловидной красавицей, однако, пытаясь спрятать нюхача под видом будущего ребенка, он явно перестарался. Я не успела ему сказать, что здесь никто не носит сари и не украшает лоб тилаком.

Очень скоро выяснилось, что за пыхтящей повозкой находятся еще двое мужчин, тоже удивительно похожих на бобров. И женщин там, среди вытоптанных кустов, оказалось чуть больше, чем я предполагала вначале. Женщины стояли строем, понурив головы, точно провинившиеся рабыни. Зато мужчины, в крайне неудобной, до предела натянутой на широких задах форме, вели оживленную беседу.

Девица в коротеньких штанах, едва прикрывавших срам, назвала их ментами. Я запомнила слово и быстро прошептала формулу отвода глаз. Теперь на меру песка нас могли видеть только те, к кому мы обращались.

— Мент — это ведьмак или ведун? — проявил осведомленность в русских вопросах Кой-Кой.

— Еще какой! — оживилась женщина в фальшивом меховом воротнике, вытирая с губ кровь. — Все они — нечистая сила, чтоб их черти поскорее прибрали!

Второй мент грубым голосом покрикивал на молоденьких девушек, раздетых так, словно их тут же собирались выставить на торги. Он кричал, что они все должны быть счастливы знать его лично или что-то в этом роде.

— Кеа, которая из них?

— Женщина-гроза, я не чую волшебства, — подала голос Кеа. — Только одна из этих девочек, в синей юбке, та, что плачет, с разбитым лицом, имеет слабые способности. Если быть точной, от рождения ее способности к ворожбе были гораздо сильнее, но она их сознательно загубила.

— Сознательно? — Я разглядывала маленькую рыжеволосую девочку в нелепой юбке, из глаз которой черными струями лилась краска, и не могла поверить. — Что ты такое бормочешь? Ты утверждаешь, что эта робкая девочка могла бы подчинять бесов, но сама отказалась от своего дара?

— Не совсем так, — равнодушно пояснила нюхач. — Я чую, что в их семье дар передается по наследству через несколько поколений. Не так, как у вас, волчиц. У вас Матери по тайным признакам находят среди детишек новых Дочерей, а у них тут — все гораздо сложнее… Если мать или бабка ей не сказали, девочка не виновата.

Я задумалась.

Наследственной ведьмой, к счастью, оказалась довольно миловидная особа, хлюпающая носом, с размазанной по лицу краской. Ее рыже-каштановые волосы торчали дыбом, будто девушка совсем недавно разминулась с голодным пардусом. А ее левая щека выглядела так, словно красавицу терли лицом о гальку.

— Пойдем, — сказала я ей. — Меня зовут Марта Ивачич, ты мне очень нужна. Извинись перед своими подругами и друзьями. Твои особые способности сильны именно в это время суток. Я прошу тебя — пойдем…

— Куда пойдем? — срывающимся голоском передразнила она и дернула рукой.

— Домина, ее приковали ручными кандалами к повозке, — хмыкнул Кой-Кой.

Действительно, запястье избитой девочки и крюк на борту повозки связывала блестящая металлическая цепь. Я мысленно прикинула, сколько песчинок мне понадобится, чтобы растворить металл. Если три «бобра» кинутся одновременно, сил на формулу уже не останется.

Значит, придется вначале покончить с «бобрами»…

— Домина, эти люди вооружены очень опасным оружием. Каждый их мушкетон снаряжен тридцатью готовыми пороховыми зарядами, — пискнула Кеа. — Тот, который внутри повозки, — явно болен, его нервы сгнили. Тот, который тащит сюда еще одну женщину, — очень злой человек. Он пахнет обманом и никого не любит. Будь осторожна. Я бы посоветовала убить их сразу.

— Так, я не понял, что за фишка? — голосом кастрата протянул второй «бобер».

Я обернулась, но оказалось, что он обращался не ко мне. Меня он даже не успел заметить, поскольку глядел в другую сторону. Его товарищ, раздувая багровые щеки, вытащил в круг очень яркую блондинку в красном. Та хныкала и прикрывала ладонью разбитый рот.

— Не, ты глянь, как эту дуру раскрасили! — Третий «бобер» говорил как бы со своим другом, но явно работал на публику. — Ты глянь, до чего людей жадность доводит, а? Покушина, ну что ты, как жидовка, за каждую копейку давишься? И долго так будет? Сегодня зуб выбили, а завтра харю стеклышком почикают, а?! И все потому, что не хочешь по-людски, по-человечески не хочешь, а? Вот как все, а, Покушина, как нормальные люди, честно работать нельзя?

Он толкнул Покушину в сторону «нашей» девочки в синем, вынул еще одни ручные кандалы и, вращая ими в воздухе, продолжал гневную обвинительную речь. Девицы вцепились друг в друга и заревели хором, как коровы, беременные двойней.

Мне в голову одновременно пришли четыре мысли. Такое со мной порой случается, особенно если перед этим удачно освободить мозг. Во-первых, я внезапно поняла, кто такие эти женщины и кто такие «бобры», которых называли ментами. Такие же наглые хранители ворот, как и в Бухруме. Они только делают вид, что следят за нравственностью, а следят они лишь за своим кошельком. Во-вторых, я заметила, что «бобер» номер три не просто держит Покушину за руку, а вывернул ей кисть и нарочно старается сделать ей больнее. В-третьих, этот «бобер» был самый толстый из троицы.

Я представила, с каким удовольствием полакомились бы его окорочками охотники бадайя, наши добрые соседи с Леопардовой реки. Но дело не в бадайя. Мне стало его жалко. Даже чтобы вытащить женщину из кустов и удержать ее, несчастному обжоре пришлось напрячь все силы. Его зажиревшее сердце работало с перебоями, жить ему оставалось недолго. Если бы этого «стража закона» насильно призвал в войско любой из сатрапов, его на первом же привале закололи бы свои. Кому нужен лишний балласт?

Однако четвертая мысль, забежавшая в мою голову, оказалась самой печальной. Я убедилось, что даже на четвертой тверди ничего не меняется. Сытые жирные мужчины, которым доверено соблюдать закон, обожают жить за счет женщин.

— Не, ну вы совсем оборзели, — раздул щеки мент номер два. — Я вам что, не по-русски сказал — не хрен вам тут делать сегодня ночью! У губернатора гости, между прочим, — серьезные гости, будут строить у нас большой завод. Я же сказал — сидеть по домам, сегодня гости поедут смотреть мосты.

— Как тебя зовут? — спросила я маленькую рыжую плаксу.

— Ю… Юля… А что вам надо? — Она словно опомнилась и заговорила другим, визгливым и резким голосом.

— Мне нужно найти того, кто в твоем роду умеет ворожить. — Я нарочно употребила древнее русское слово. — Твоя мать? Бабушка? Ее мать? Нам нужна помощь.

На долю секунды в ее зареванном лице что-то дернулось, а затем она, площадно ругаясь, посоветовала мне убираться куда подальше. Ее подружки нестройно заржали. Я стерпела. Нюхач шепнула, что мы на верном пути. Девица что-то скрывает, хотя втайне обрадовалась нашему появлению. В дальнейшем мне не раз еще пришлось столкнуться с этим странным свойством жителей северной твердыни — они упорно говорят обратное тому, что им хочется сказать. Даже когда им ничто не угрожает.

Все это время я старательно окружала себя формулой отвода глаз, чтобы раньше времени не затевать ссору со стражниками. Тогда я еще не подозревала, что это городская стража, которая, в свою очередь, делится на кучу разных служб. Я наивно полагала, что это обнаглевшие хранители одной из торговых дорог…

Меня видела только девочка Юлия и две ее ближайшие соседки. Толстый «бобер» тем временем окончательно распоясался. Он стал отбирать у женщин деньги и приговаривал, что все виноваты и все сегодня будут наказаны. Я не слишком разбирала, что он там пыхтит, отрывочно мне переводил Кой-Кой. Гораздо хуже, что я не разбирала слов маленькой рыжей Юлии.

— Кой-Кой, она слишком невнятно произносит слова, я не понимаю.

— С позволения высокой домины, она постоянно жует какую-то сладкую гадость, похожую на смолу каучукового дерева, — вставила Кеа.

— Так пусть выплюнет! — Я схватила трясущуюся шлюшку за волосы и за горло. — Зачем ты жуешь эту мерзость?

— Освежает дыхание, неужели непонятно? — возмущенно пискнула она, но выплюнула белесый комок.

Без этой пакости во рту понимать ее язык стало намного проще.

— Скажи ей, Кой-Кой, что во рту у нее гниет в двух местах. Скажи ей, что будет гнить еще хуже, и примерно… спустя семь сезонов, она потеряет половину зубов, — Кеа довольно срыгнула, пока перевертыш переводил остолбеневшей девице все эти милые предсказания. Впрочем, нюхачи — не волшебники, они ничего не предсказывают, глядя в небо или в печень овцы. Нюхачи руководствуются только нюхом и опытом своих предков. — Скажи ей также, что в левом кармане у нее сладкие куски каучука для создания обманчивой свежести во рту, а в правом кармане — сладкие конфеты, от которых гниет ее рот…

Не сводя огромных испуганных глаз с синеватого носа нюхача, девочка Юля вывернула правый карман. Кусочки сладостей в пестрых обертках покатились в грязь.

— Домина, скажи ей, что не надо бояться этих людей. Она гораздо сильнее их и не нуждается в их покровительстве. Она очень боится, поскольку считает, что ничего не умеет делать. Она уверена, что погибнет, если покинет клан уличных жриц. Скажи ей, что великих успехов достигает тот, кто продает голову, а не задницу. Она плачет, поскольку считает свое одиночество трагедией. Скажи ей, что одиночество — это счастье для ищущего разума, ибо только в одиночестве можно достичь истинных вершин просветления…

Пока Кой-Кой переводил, я обдумывала, не зря ли пообещала нюхачу помощь в поиске мужа. Пожалуй, такого советника и трибуна от себя не следовало отпускать!

Девочка Юля перестала плакать. Она смотрела на нас со смесью надежды и ужаса. Даже ее соседка в красном перестала реветь, ее довольно тупая физиономия несколько оживилась.

— Это чё, скрытая камера, что ли? — шмыгнув носом, спросила она.

В этот момент Кой-Кой перевел очередной мудрый перл «бобра» номер три, и картина полностью разъяснилась. Эти две глупые девицы, «наша» Юля и слезливая Покушина, должны были отдавать часть своего ночного заработка этим стражникам. Накануне им запретили гулять под фонарями, поскольку городской сатрап ждал гостей. Однако девочки поперлись и оказались избиты стражниками из другого заведения. Сложно сказать, кто забрался на чужую территорию, однако на стороне враждебного клана оказались не только девицы, но и мужчины. «Бобер» номер три больше всего возмущался тем, что ему теперь придется ехать и с кем-то там «разбираться».

Тут выяснилось, что в железной клетке, внутри повозки ментов, заперта еще одна девушка. Она внезапно проснулась, стала колотить в стенки ногами и поносить всех такими проклятиями, что я всерьез забеспокоилась — а ту ли мы ищем?

— Нет, у нее просто грязный рот, — отрубила нюхач.

Мне это стало надоедать. Похоже, девочку Юлю менты собирались куда-то увезти с собой.

— Кой-Кой, освободи ее и отведи в сторону, — приказала я, сворачивая формулу.

Кеа оказалась права — «бобер» номер два оказался самым злым и самым быстрым. Увидев нас, он не стал разбираться, он тут же забыл про воспитание девушек и схватился за свою многозарядную пушку. «Бобер» номер три выпустил кисть страдающей Покушиной и шумно испортил воздух. Пока номер второй поднимал и разворачивал в мою сторону жуткий черный ствол, я дважды ударила жирняка. Под грудную кость и в горло.

Хотя ему хватило бы и одного удара.

Кой-Кой никогда не признается, что у него с собой заговоренные клинки, но я его допрашивать не собиралась. Мне ли не знать, что прячут на локтях и коленях низкорослые перевертыши?

Кой-Кой ударил по цепи дважды, сверкнули голубые письмена, и наша ведьмочка обрела свободу. Она икала от страха, зато ее соседка в красном быстро сообразила, что к чему.

— Эй, а я? А меня? — завопила она, и добрая душа перевертыша не смогла отказать женщине.

Он схватил их обеих и весьма ловко поволок в кусты, учитывая, что ему приходилось изображать беременную в сари и прятать нюхача. Прочие девицы попятились в стороны.

Второй «бобер» наконец поднял ствол и что-то выкрикнул. Капли его слюны угодили мне в лицо, меня это взбесило. Марте Ивачич приходилось проводить ночи в тюрьме и даже в выгребной яме, но никогда мне не плевали в лицо холуи, нацепившие форменный кафтан!

В ответ я плюнула ему в лицо отравленной иглой. К счастью, эту часть моего арсенала Леопардовая река пощадила. Заплаканные девушки застыли с открытыми ртами.

— Что мне с ним сделать? — спросила я у жриц.

— Прикончи его к черту! Раздавить этого гада!

— Вампир проклятый, всю кровь высосал!

— Что, сукин сын, не нравится?

— Вот, гондон, будет знать! Да чтоб ты подавился моим полтинником! На, жри, я тебе еще в пасть запихаю!

Пожалуй, это были самые лестные выражения, которыми награждали беспомощного «бобра» девушки.

Пока туша с иглой в носу валилась на землю, я повернулась к их третьему приятелю, застрявшему в повозке. Они все чудовищно медленно двигались. Я подумала, что с такой стражей весь громадный город можно захватить силами одной алы центавров.

Я подождала, пока номер первый вылезет и вытащит за собой свою громоздкую пушку. Кажется, «бобер» сам готов был рассмеяться от нелепости ситуации. Женщина терпеливо ждала, пока он ее скрутит или убьет!

— Брось оружие на землю, — тихо сказала я. — Сам сядь лицом к своей повозке и положи руки на голову. Мне надо с тобой поговорить.

В ответ он сделал мне весьма смелое предложение. Только благодаря переводу Кой-Коя я поняла, что стражник предложил мне принять в рот его вонючий хвост. Девочки почему-то захихикали.

— Это он любит, говнюк! — с ненавистью прошептал кто-то.

— Просто он иначе не умеет!

— Осторожно, домина, — из кустов напомнила Кеа.

Как мне следовало поступить? Я могла прикончить эту мокрицу сразу, но стоило ли сразу убивать единственного представителя власти, пусть и такой… мешок с дерьмом?

Я повторила «бобру» свою просьбу. В этот момент его толстый товарищ стал выворачивать нам на ноги вчерашний ужин. Я воспользовалась кратким мигом, когда мой противник с брезгливостью переступил ногами. Я присела и дважды ударила его клинком в пах. Затем я отняла у него оружие, сняла с его пояса ручные кандалы и приковала его к двери повозки.

Этот идиот был уверен, что истекает кровью. А девушки, которым он причинил столько зла, вдруг затихли и стали его жалеть. Они так и не поняли, что все трое их мучителей — живы и вполне здоровы. Когда я хочу — я никого не убиваю. Удары короткого кинжала, спрятанного в наручном браслете, могут принести мгновенное избавление, но могут выпускать кровь по капле…

— Натворили вы делов… — Маленькая девушка с разноцветными волосами начала вскрикивать все громче. — И чего теперь? Теперь-то куда? Нас теперь замордуют.

— Дура, все из-за тебя, — сплюнула та, что с разбитой губой, и замахнулась на разноцветную. — Ты придумала срубить на стороне!

— Теперь нас всех вообще, на фиг, пересажают, — сказала девица в коротких штанах.

— Катька, заткнись уже! — пробасила высокая, с черными ногтями.

— Что теперь с нами бу-удет? — завыла четвертая, запертая в клетке. — Ты что ж наделала, мать твою за ногу? Нас же теперь на ремни порежу-ут…

Я не вполне понимала их путаную речь, но Кой-Кой мне услужливо перевел.

— Совсем недавно вы плакали и страдали, — напомнила я. — Мы избавили вас от домогательств этих грязных фавнов. Чем вы опять недовольны?

Они завопили и защебетали еще пуще прежнего. Следует отметить, что женщины подобного типа одинаковы на всех твердях. Торговки, жалкие уличные девки, бестолковые неучи, младшие, никому не нужные дочки, суеверные крестьянки, не видевшие ничего, кроме своих коров и своего пропахшего ложью прихода. Этой ночью я убедилась, что и мудрейшая из твердей не свободна от этой заразы.

Все они одинаковы. Бессмысленные создания Всевышнего, ради которых мужчины ломают друг другу челюсти. Неважно, чем эти гусыни заняты в убогой скорлупе своего дня — честно плетут ковры, честно продают творог, услаждают воров или сами охотятся за чужими кошельками.

Ненавижу любые стаи. А стада тупых гусынь — особенно. Мне вдруг захотелось всем им свернуть шею. Я смотрела, как они разбегаются, неловко взмахивая ногами в неудобных туфлях. Они убегали, чтобы завтра найти себе новых кровососов.

— Ты можешь отвести нас к той, кто владеет отпирающими заклинаниями? — Я повернулась к девочке Юле. — Как же это перевести?.. К той, кто умеет держать открытые жилы? Кто владеет входами в Плоские миры? Ты понимаешь? Это кто-то из твоей семьи…

— Нет у меня никого, — уперлась девица.

— Домина, мне приходится ее держать, — пожаловался Кой-Кой.

— Почему ты хочешь убежать от нас? — спросила я. — Эти люди обижали тебя, а мы пытаемся помочь.

— Вы не можете ничем помочь. Вы сделали еще хуже… — Она наконец прекратила хныкать и заговорила как разумный человек. — Теперь мне вообще каюк. Откуда ты взялась, такая ловкая? Что вам, подраться не с кем?!

— Ты можешь отвести нас к тем, кто владеет магией? — не отступала я. — К тем, кто умеет отпирать Янтарные каналы? К тем, кто знает, где щели между мирами? У тебя есть бабушка или другая старая родственница?

Юля заколебалась, но тут, как назло, захрипел один из ее поверженных мучителей. Девочка моментально закрылась, словно захлопнулась скорлупа.

— Теперь мне крышка, — повторила она. — Теперь меня искалечат или упрячут надолго.

— Домина, теперь я вижу, что она гораздо сильнее, чем я предполагала вначале. Она замерзла и протрезвела, — обнадежила Кеа. — Я думаю, тебе надо поискать способ ее уговорить.

Я посоветовалась с перевертышем. Он не сразу одобрил мое решение. Перевертыши мне всегда нравились тем, что не оставляют за спиной врагов.

— Я уничтожу всех, кто доставлял тебе боль, — сказала я девочке Юле. — Я дам тебе денег, чтобы ты никогда не стояла под столбом. Скажи мне… люди, которых ты опасаешься, они все живут в этом городе?

Девочка молча покивала.

— Слава Всевышнему, хоть не придется трястись за сотни гязов… — пробормотала Кеа.

— Я уничтожу их всех, — пообещала я Юле. — Тебе будет некого бояться. Кроме меня.