– От меня одни хлопоты, - криво улыбнулся книжник, когда ему в очередной раз промывали искалеченную ногу. - Может, оставите меня тут, а на обратном пути заберете? Борк говорит, что по лесу придется пешком топать, а какой из меня скороход?

– Брось нести чушь, осталась ерунда! - оборвал Артур. - Ты для нас самый важный, тренируйся во французском!

На ночлег остановились в подвале средневековой крепости…

Сначала долго шли по камням, затем дорогу перегородили завалы промышленных зданий. Оставалось только гадать, каким образом находил охотник верное направление среди выплывающих из мрака одинаковых куч мусора.

В десятке метров над землей перекатывался и вздыхал туман, словно влажный компресс цвета разведенной охры. Иногда языки тумана доставали до земли, волочились по голой, без единого листика, равнине. Тогда Клаус сворачивал, и связанная веревками цепочка людей сворачивала за ним.

Опустилась ночь, пришлось зажечь факелы. Сквозь мелкую морось фигуры всадников казались расплывчатыми, от света факелов на слоистых ядовитых тучах плясали тени. Иногда казалось, что вокруг дробятся и рассыпаются бесчисленные зеркала, но это была всего лишь странная игра воды и света…

Полная тишина.

Когда стихал ветер, Коваль не слышал ничего, кроме фырканья коней и поступи копыт. Иногда Клаус дергал за веревку, колонна останавливалась. Из сумрачной пелены появлялся один из пивоваров, обходя всех с бутылочкой снадобья. Лошади шарахались, когда он капал им на ноздри черную жидкость, но Борку и этого казалось недостаточно. Он велел закапать зелье в глаза и людям, и животным.

На все предложения отдохнуть охотник отвечал отказом. По часам Артур определял, что наступило утро, а они всё тащились сквозь полумрак. Глаза слезились, постоянно хотелось сморгнуть, в носу свербило, а во рту скапливалась мерзкая кислая слюна. Он слышал, как позади тошнило маму Рону. То ли от хмельного пива, то ли от воздействия ядовитых паров, ему периодически казалось, что впереди трусящий конь двоится, распадается на части или начинает перебирать ногами в воздухе. Проклятое пойло никак не желало перевариваться, поднималось по пищеводу и забивало хмельными пузырями гортань. Артуру казалось, он настолько пропитался кислятиной, что от него теперь будет вечно разить за версту.

Никого. Ни насекомых, ни птиц.

Ни капли зелени и ни клочка травы.

Под копытами перекатывались камни или хрустела серая лежалая пыль.

В какой-то момент Ковалю показалось, что начало светать. Туман поднялся выше, открыв неожиданно мрачную картину. "Это уже не Дали, - подумал Артур, - это гораздо хуже…"

Они проходили по гигантской заводской территории. Над головой нависали огрызки корпусов, иначе не назовешь. Где-то не хватало стены, и перекрытия этажей вместе с лестницами свешивались над пропастью. Где-то от здания оставался один скелет, а в другом, напротив, стены держались, и не вылетели даже окна, зато внутри всё рухнуло до первого этажа.

Ржавые нитки рельсов забегали в здоровенный, плоский ангар со съехавшей набекрень крышей. В ангаре когда-то случился пожар, и теперь сквозь арку высотой в три этажа выглядывали слепыми глазками фар сгоревшие остовы маневровых тепловозов. Прямо, как рабочие пчелки, погибшие вместе с ульем…

Однажды из сумрака выплыла жуткая скульптурная группа, даже толстокожий Митя Карапуз вздрогнул и неловко перекрестился, что случалось с ним крайне нечасто. Над просевшей кирпичной балюстрадой некогда возвышалась шарообразная надстройка с широким панорамным стеклом по кругу. Скорее всего диспетчерская, внешний дозорный пункт, позволявший охватить сверху значительную территорию завода. Гигантский бетонный шар, облицованный нержавейкой, провалился до земли сквозь два этажа, но армированное стекло уцелело. И теперь изнутри таращилось полдюжины скелетов в истлевших форменных комбинезонах. Они так и замерли, придавленные креслами и упавшим потолком, словно команда погибшего звездолета.

Кони осторожно нащупывали дорогу среди трещин, обломков кирпича и арматуры. Несколько раз Артуру пришлось пригибаться, когда из мглы надвигался провисший трубопровод или пучок обглоданного кабеля. Через некоторое время туман поднялся еще выше. Клаус провел отряд по упавшим воротам, и производственные кварталы сменились жилыми.

Только здесь никто не жил, кроме скользкой серой плесени и крыс. Да и те три крысы, которых Артур успел засечь, выглядели настолько неважно, что хотелось их покормить.

Стоило выйти на ровное место, как Борк снова скомандовал в галоп, точно сзади гналась свора обезумевших пауков. Вдоль проспекта различались штабеля упавших новостроек и многоэтажная башня, свалившаяся прямо на автобусный вокзал. Сплющенные автобусы торчали из-под обломков, как раздавленные тараканы.

Артур стал размышлять, были еще живы люди на вокзале, когда обрушился небоскреб, или к тому времени всех уже прикончил СПИД?..

Еще час - и стало окончательно светло. Сквозь разрывы в лимонном мареве проглянуло солнышко. Коваль оглянулся и мысленно поблагодарил Борка за предусмотрительность: Христофор и Левушка спали на ходу. Если бы не прочная веревка, неизвестно куда бы они завернули во мраке…

Когда Ковалю уже начало казаться, что спит не только он, но и жеребец, из строительной рухляди надвинулась замшелая средневековая громада. С позеленевших, сочащихся влагой стен с карканьем поднялись тучи воронов. Желтая морось отступала, сменяясь самым обычным промозглым ветром и сереньким дождем. Вернулись комары и мухи. Укрытый "защитной" тканью Лапочка рычал на кого-то сквозь прутья корзины, но враги благоразумно не показывались.

Обогнули покатую стену с пушечным бастионом, под которым разинули пасти скульптурные львы. В глубине треснувшей арки Свирский прочел указатель: "Продолжение осмотра". Сыновья охотника шустро откатили в сторону валун, маскирующий низкую дверцу, а затем сковырнули две широкие доски, прибитые крестнакрест.

Вначале в темноту запустили Лапочку. Только после этого в тайное укрытие пивоваров вошли люди. Видимо, пивовары издавна приспособили этот подвал в качестве базы отдыха. Целая анфилада замурованных в глубине комнат с сухим полом, почти не испорченной грубой мебелью выход во внутренний дворик с пустой чашей фонтана. Нашлось место и для коней: их провели под аркой и устроили в узкой крытой галерее. Борк запретил оставлять лошадей под открытым небом.

Затем произошло настоящее чудо. Клаус достал из тайника три бронзовых чана и, взяв себе в помощь полковника с Карапузом, принес воды из колодца. Ни пить, ни мыться он не позволил, пока вода не вскипит. Пришлось разжигать костер, зато потом в маленькой часовне устроили настоящую баню. Пока русские намывались, измученные пивовары завалились спать.

У Коваля страшно ныла поясница, но он не стал эксплуатировать уснувшую маму Рону. Он обошел каждого, мужчин заставил побриться и постирать одежду, проверил состояние оружия. Христофору устроил разнос за гниющие в вещмешке остатки пищи, затем пообщался с книжником. Тот жаловался на сильные боли, но не могло быть и речи, чтобы оставить Леву в крепости: Борк, очень долго шептавшийся с сыновьями, намекнул, что назад, вероятно, придется идти другим путем…

– Они были здесь! - внезапно подал голос Станислав. - Смотрите, они поили тут коней.

Он выволок Артура на гребень стены. За мелкой траншеей, в которой с трудом угадывался крепостной ров, раскинулась колоссальная цветочная клумба с цементным островком посредине. Несколько секунд Коваль наслаждался зрелищем цветов. После лысых отравленных скал хотелось спуститься и зарыться лицом в распускающееся навстречу солнцу радужное великолепие… Потом до него дошло, что это не клумба, а кольцевая развязка автодорог, посреди которой сохранилась будка регулировщика. В будку вела лесенка, а под козырьком болтался светофор. При желании в густой росистой траве действительно можно было угадать следы давнишнего бивуака, пятна от кострищ, козлы, на которых крутили вертела, и даже черепа нескольких коров… Поляк с пеной у рта убеждал Коваля, что раз посольство преодолело Мертвые земли, то есть шанс найти его, но Артур его не слушал. Он смотрел поверх крыш городских домов, и новое нехорошее предчувствие сосало душу. Еще у Качальщиков он выработал в себе это умение предчувствовать беду. За городом поднимались Ползущие горы… Выступили в сумерках. Вынужденное безделье и тучи воронья всем действовали на нервы, но пивовары при свете выглядели совсем неважно, и губернатор согласился переждать. Несмотря на защитные средства, ночные жители получили нешуточные ожоги на лице, у всех троих слезились глаза, их мучили головные боли. Борк крепился, но было заметно, с каким трудом дался ему дневной переход.

На западе небо расчистилось, лишь кое-где, словно потерявшиеся щенки, носились в вышине желтые клочья. Чем ближе всадники подбирались к окраине городка, тем гуще становились травы и кустарники, и тем глубже покореженные дома проваливались в почву. Но в какой-то момент зелень сменилась длинными песочными дюнами, наметанными ветром поперек улиц. В первых этажах домов песок достигал уровня подоконника, но вместе с песком ветер принес, очевидно, и землю: путникам казалось, что цветники разбиты прямо в квартирах…

И вдруг улочка раздалась в стороны, закончившись небольшим обрывом. Город остался позади. Это случилось настолько неожиданно, что Карапуз, увлеченно отмахивавшийся от слепней, чуть не грохнулся, когда его конь по колени провалился в горячее рыжее крошево.

Слабый ветерок шевелил редкие колосья одичавших злаков, среди чахлых кустиков вихрились пылевые буруны. Артуру сразу вспомнилась казахская степь под Карагандой, где он бывал по делам института. Только сейчас перед ним была не степь, а подножие сопки, покрытое меленькой травкой.

Над страной Ползущих гор занимался тревожный, розовый рассвет. За первой сопкой виднелись другие, прогалины покрывала густая щетина кустарника, похожего на свалявшуюся шевелюру африканца. Артур покрутил настройки бинокля. Кусты только издали казались мягкими и пушистыми, на самом деле они представляли собой нечто вроде разновидности саксаула, жесткого и покрытого острыми колючками.

Клаус ухватил Карапуза за пояс, не давая ему шагнуть в низкую, кудрявую траву. Потом он спешился сам, бережно растянулся на животе, приложив к земле ухо, и, словно уж, пополз в гору. Фердинанд разматывал конец капронового троса, обмотанного вокруг пояса брата. Спутники Артура с недоумением следили за маневрами пивоваров. Борк приложил палец к губам, требуя тишины, и стал невозмутимо набивать трубочку.

Когда все двадцать метров троса, обвязанного вокруг Клауса, размотались полностью, тот вытащил из кармана колышек и загнал его в землю. Фердинанд передал конец своего троса отцу и отправился по стопам брата, который в это же время закрепил моток другой веревки за колышек и пополз дальше, извиваясь, будто обходил вражеские мины.

Артур вопросительно глянул на главных советчиков. Семен недоуменно пожал плечами, Христофор встал на колени рядом с Борком и погрузил ладони в рыжеватое крошево. Это был очень странный песок. Вперемешку с сухими кристаллами кварца попадались микроскопические комочки земли, бугорки семян и даже мелкие металлические вкрапления, словно брызги расплавленной меди…

– Ходит и не ходит. Вверх и вниз…

– Мы можем провалиться?

– Здесь не ходит, там ходит, - сын колдуна неопределенно помахал ладонью в северном направлении. - Очень плохо.

– Да что плохо-то? - разозлился Даляр.- Что ты каркаешь? Всё ему плохо, когда ни спроси! Хоть бы раз сказал, что впереди всё хорошо.

– Что ты там видишь? - на пару с полковником набросился на колдуна чингис.

Христофор поднял потемневшие глаза на командира, и Артур невольно вздрогнул. На него снова нахлынуло мерзкое предчувствие беды. Сердце сжало липким компрессом беспомощности.

– Нельзя идти, очень плохо! - упрямо повторил сын Красной луны. - Они не хотят нас пропускать.

– Кто не хочет пропускать? - Даляр приложил ладонь козырьком ко лбу.

Ближняя сопка вздымалась метров на сорок, в пологих барханах блестками играли солнечные лучи. Артур, сам не отрывавший взгляда от вершины, мог поклясться, что не заметил ни малейшего движения.

– Мы можем обойти горы? - решительно повернулся Коваль к охотнику.

В конце концов, подумал он, лучше сделать лишний крюк, чем игнорировать чутье колдуна. Губернатор слишком хорошо помнил, как маленький Христофор, еще будучи ребенком, спасал от засад целые торговые караваны. Сын Красной луны не всегда улавливал безмозглую опасность, вроде болотных пауков, но очень точно предвосхищал намерения дикарей…

– На севере, герр Кузнец, светится земля, - окуляры солнцезащитных очков уставились на Артура. Голос пивовара из-под шарфа доносился глухо, как из глубокой шахты. - Земля светится на три недели пути. До крепких снежных вершин. Там за один день выпадают волосы и зубы, а десны начинают кровоточить. На юг горы ползут на девять ночей конного пути, но обходить их - безумие. Там полно диких зверей и встречается рой, а у нас нет железных кольев. И укрытий на юге у нас нет. Там пески вплотную смыкаются с болотами, где полно летучих насекомых, несущих болезни. Путь только один - напрямик. Либо идем назад.

– Вы обещали мне помощь! - ощерился Станислав. - Если вы меня покинете, я пойду в Париж один.

Коваль понимал, что делает что-то неправильно; вероятно, следовало вместе подумать и примирить отряд, прежде чем продолжать движение. Но солнце поднималось всё выше, земля раскалялась. Еще немного, и отважные пивовары повернут назад, в крепость…

– Ваши ребята могут не утруждаться, - обратился Коваль к охотнику. - Сын Красной луны найдет зыбучий песок быстрее, чем они.

– Вы не понимаете, - отмахнулся Борк. - В Ползущих горах ничто не стоит на месте.

Его сыновья тем временем заколотили уже четвертый колышек и неутомимо продвигались в направлении ближайшего кустарника. Теперь между колышками тянулась бечевка с яркими лоскутками.

– Идти пешком, - сказал Борк. - Всем обвязаться веревками и спешиться.

– У нас раненый, который не может идти пешком.

Только сейчас Коваль заметил, что нога у книжника распухла и посинела, а сам старик то потел, то покрывался мурашками. Однако, не желая становиться обузой, он с удвоенным рвением строчил в блокноте путевые заметки, справлялся у пивоваров об особенностях растений, упаковывал образцы и периодически развлекался с секстаном. Предметом его отдельной гордости была вновь создаваемая карта. Компас в здешних краях не действовал; посредством бинокля, секстана и геодезического нивелира Левушка старательно прочерчивал пройденный путь на листе ватмана.

– Очень плохо, - помрачнел охотник. - Кони тяжелые, горы не любят тяжесть.

Договорились, что Свирский поедет верхом, но привяжется за пояс к Семену. Восхождение началось.

Коротышки настойчиво торили дорогу среди барханов. Стоило отряду углубиться в рыжее безмолвие, как ощущение близости дремлющего под землей врага только окрепло. Коваль пытался войти в резонанс с окружающим, как учил его Бердер, но не мог дать ясного определения угрозе. Он не видел ни коварных ящериц, ни ядовитых птиц, а самое главное - ни он, ни Семен не чувствовали в толще песка пустот, которых так боялись пивовары. Небо тоже оставалось спокойным. В зените, неотступно следуя за колонной, плавно кружили два стервятника. Затем к ним присоединился третий. Птицы ждали.

Цветочки постепенно сгинули, а наряду с рыжими вкраплениями на поверхности дюн стали появляться какие-то застывшие пятна, цвета грозовой тучи. Артур попытался набрать в перчатку горстку темной породы, но мельчайшая пудра просочилась сквозь пальцы.

Борк дал команду остановиться. Все затихли, ожидая дальнейших указаний.

– Металл, - коротко бросил Семен. - Текучий металл.

– Ты встречал такое?

– Отец говорил, что видел за Уралом. Христя прав, очень опасно. Годами может лежать - и вдруг нападает, как живое.

– Но тут нет ничего живого! - Артур опустился на колени в тени жеребца. Слабо поблескивавшие пятна покрывали рыжий склон сопки, словно оспины. Одни были величиной с рублевую монетку, другие достигали размера раскрытого мужского зонтика.

– Я же сказал "как живое", - поправил Семен.

– В вашей деревне старики не упоминали ни о чем подобном, - нахмурился Артур.

Он подобрал горсть обычного песка и высыпал сверху на одну из бляшек. Несколько секунд горка оставалась неподвижной, затем в центре образовался маленький кратер, словно ворочался муравьиный лев.

Зернышки, сухие соломинки, песчинки рассыпались в стороны, обнажив нетронутую блестящую поверхность.

– Не прикасайтесь! - окрикнул Борк. - И ничего не поднимайте с земли, если хотите жить!

Выбираемая братьями дорога походила на бесконечную череду восьмерок и петель. За первой сопкой они обошли понизу вторую, зато на третью, самую высокую, начали взбираться. Логику Клауса невозможно было понять. Иногда он падал ничком и медленно перебирал конечностями, как черепаха, отыскивающая место для кладки. Потом надолго замирал, а остальные терпеливо ждали, пока братья посоветуются друг с другом и вобьют следующий колышек. И ни разу Клаус не наступал на металлические серые пятна.

Стервятники кружили в потоках прогретого воздуха.

Теперь отовсюду проступали лишь скучные, лимонно-рыжие вершины сопок. Травы почти не осталось, зато пятна металлического порошка усыпали сопки, словно оспины ветрянки. Не успело солнце подняться в зенит, как охотник объявил о большом привале. Братья почти безошибочно вывели путников к чернеющему между приземистых холмов готическому собору, точнее, к треугольной верхушке собора, сиротливо торчащей из песка. Ксендз немедленно вознегодовал и начал разоряться, что он-де раньше проходил левее и подумать не мог, что святой храм превратят в сортир. Не обращая на него внимания, пивовары отогнули мешковину, закрывавшую узкое оконце, и забрались внутрь.

Артур представил, какой толщины должен достигать слой песка, чтобы почти полностью спрятать высотное здание. Возможно, поблизости имелись и другие дома, но стены более современных построек не выстояли перед наступлением стихии. Было нечто символичное в том, что устоял именно собор. Коваль последовал за проводниками. Как он и ожидал, под верхним перекрестием балок всё внутреннее пространство собора занимал песок. Пивовары раскинули тент, чтобы спрятаться от лучей, жалящих сквозь дырявую крышу. Борк сонным голосом повторил, чтобы не отвязывали лошадей, не трогали землю, и захрапел…

Остаток дня прошел спокойно. Когда над Ползущими горами поднялся месяц, пивоваров разбудили, и отряд снова двинулся в путь. Артур уже начал думать, что нервы сыграли злую шутку и до обещанного Красного леса осталось совсем немного, когда это случилось…

На подходе к одному из особенно крутых гребней, с Ковалем поравнялся святоша. Станислав прихрамывал. Несмотря на ночную прохладу из-под полей его соломенной шляпы стекали крупные капли пота, а ноги по щиколотку вязли в песке. Предусмотрительный Борк еще на окраине города роздал всем короткие снегоступы, но ксендз отказался. В результате он засадил себе в пятку занозу и спотыкался на каждом шагу.

– Пивовары называют эти пятна металла "свинцовой язвой", - тихо сказал Станислав. - И никогда не трогают. Как ни крути, они недалеко ушли от дикарей. Корчат из себя верующих, а сами уверены, что под землей живет дух обиженного металла, который движет горы и просачивается наружу, чтобы мстить одиноким странникам…

Поляк презрительно сплюнул.

– А сам ты в это не веришь? - спросил Коваль.

– В духа? Я верю лишь в святого духа! - гордо ответил Станислав. - А что касается язвы… Я прошел тут трижды и знаю тех, кто сделал это десять раз. А эти немцы… Посмотри на них, они перебирались через горы сотни раз - и ничего с ними не случилось.

– Так там ничего нет, под песком?

– Я всего лишь пытаюсь намекнуть, чтобы ты не слишком верил их болтовне. Порой они сами придумывают страхи, чтобы набить цену для проводников. Например, я уверен, что нам ни к чему было надуваться их гадким пивом. Желтый туман грозит смертью на высоте, но уверяю тебя, у поверхности давно безопасно.

– Ты хочешь сказать, что обойдешься без них? За что ты их так не любишь? - Коваль никак не мог понять логики этого желчного человека.

– А за что мне их любить? - недобро рассмеялся Станислав. - Они что-то темнят насчет посольства. Нам доподлинно известно, что кардинал Жмыхович повел людей именно этим путем. Мы предупреждали германцев. И как они, по твоему, поступили? Как предатели. Да, с Великим посольством шли неплохие проводники из германских травников, но чего скрывать, пивовары ориентируются в здешних местах гораздо лучше.

Они жадные, хоть и притворяются овечками! Золото их не интересует; им подавай ткани, коней, гвозди, нефть! Мне точно известно, пан Кузнец, что его преосвященство не стал бы торговаться с грязным дикарем, имея столь светлую и значительную цель.

Люди Борка просто заломили неслыханную цену. И что в результате? Эти шуты в масках заявляют, что понятия не имеют, как это мимо них просочилось целое войско…

– Послушай, пан Станислав, - осторожно подбирая слова, начал Коваль. - Ты ведь признаешь, что они люди, а не чудовища, хотя и живут за песчаной стеной?

– Ну… - ожидая подвоха, косо глянул ксендз.

– В таком случае загляни в Святую книгу, - мягко посоветовал Коваль. - Ты отыщешь там место, где сказано, что все без исключения люди суть дети единого бога. И любит их бог одинаково.

– Ты так сильно любишь своих подданных, пан губернатор?

– Но я и не говорю, что живу и работаю во имя Креста, - парировал Коваль. Он вдруг понял, что твердолобого поляка не переспоришь, и резко сменил политику. - Вот что я подумал, святой отец. Если ты прав, и Борк имеет на нас зуб, то он может попытаться заманить нас в ловушку, чтобы завладеть имуществом и лошадьми? Как это я упустил из виду?..

– А я о чем тебе толкую? - мгновенно поймал наживку святоша. - Да будь моя воля, будь у меня, как у тебя, пан Кузнец, преданные солдаты, я спалил бы этих карликов прямо в норе! Я бы их прижал как следует. Этот гаденыш Борк выложил бы немало любопытного, в том числе про Великое посольство!..

Тут Станислав замер с открытым ртом. Как раз в эту минуту отряд преодолел очередной пик и начал спуск в узкую долину между двух острых песчаных наносов. Ветры постарались здесь на славу, образовав на ровном, словно отполированном, склоне причудливые барельефы. В другой обстановке Артур признал бы, что вид открылся изумительный. Встающее солнце уже лизало вершины гор, точно розовый язычок шевелил выступы беззубых десен, а навстречу розовому с запада разгоралось неясное багровое свечение…

Но Станислав смотрел не на художества ветра, и даже не на показавшиеся за дальними барханами кроны Красного леса. Он глядел под ноги, а там понуро сидел растерянный Клаус.

Клаус искал, куда воткнуть очередной колышек - и не находил. "Свинцовая язва" густо обметала склон. Некоторые пятна сливались в сплошные полосы, образовав на песке непроходимый узор.

– Что будем делать, охотник Борк?

Пивовар молча приподнял маску и приложил к глазам подаренный Ковалем бинокль.

– Попробуем обойти южнее.

– Отец! - остановил Борка звонкий голос Фердинанда. - "Язва" нас догоняет!

На самом деле догоняла не "язва", Артур это понял с первого взгляда. Колоссальная масса песка за спиной без всякой видимой причины пришла в движение.

– Гора ползет! - ойкнула мама Рона.

– Еще как ползет… - отозвался Семен.

Он шел замыкающим и сейчас изо всех сил тянул за собой перепуганного жеребца. Коваль не успел сообразить, что происходит, но Фердинанд уже катился навстречу Качальщику, выкрикивая на ходу:

– Брось узду! Брось! Уходи!

Семен погрузился уже почти по колени, песок тек вокруг него сплошной рекой, тек с каждым мигом всё быстрее и быстрее. Наконец Хранитель осознал, что происходит, и выпустил уздечку.

Жеребца повлекло вниз; он сражался изо всех сил, но ничего не мог поделать. Путаясь в собственной сбруе, истошно, почти по-человечески крича, он барахтался посреди песчаного моря и всё пытался высмотреть огромным фиолетовым глазом хозяина, который не должен был, не имел права бросить его…

Через несколько мгновений в неглубокой воронке песка кружило лишь стремя; потом исчезло и оно. По лицу Качальщика пробежала судорога, он застыл на одном месте.

– Назад! Назад, тебе говорю! - надрывался Фердинанд, дергая веревку, которой был обвязан Семен.

Коваль почувствовал, как под сапогами исчезает твердая основа. У лошадей разъезжались ноги. Карапуз запнулся и упал на спину. Еще секунда - и он покатился бы вниз, не ухвати его за пояс малыш Борк.

Сопки ползли всё быстрее и быстрее. Казалось, смещается весь доступный обзору массив. Неустойчивый гребень, на котором стояли люди, начал разрушаться, первые ручейки оползня заскользили в лощину. Рельеф менялся, словно исполинский золотоискатель подбрасывал сито, недовольно перемешивая частицы в поисках ценной руды. С севера с нарастающим сухим шелестом, с неумолимостью цунами, раскидывая тонны пыли и оставляя за собой толстый рыжий шлейф, к людям приближалась настоящая гора.

– Вниз, быстро! "Язва" окружает!

Заражаясь друг от друга паникой, люди посыпались по наветренному склону, и уже никто не обращал внимания на свинцовые болячки пустыни. Артур бросился на помощь пивовару, тянувшему на веревке Семена. Фердинанд стонал от натуги, одной рукой ухватившись за стремя; обмотанный вокруг другого кулака фал уже разрезал ткань перчатки и до крови располосовал кожу. Семен выкарабкался, перекатился, освобождая ноги, но в эту секунду огромная волна сбила его с ног. Ремень лопнул, рука Фердинанда отчетливо хрустнула.

– Держись! - Артур, забыв обо всем, рванулся к тонущему Качальщику.

– Нет! - здоровой рукой Фердинанд ухватил его за поясной ремень. - Его не спасешь, все погибнем!

Словно в подтверждение его слов второй, еще более мощный вал нахлынул на Качальщика. Больше Артур его не видел. Подхватив в охапку скорчившегося от боли коротышку, Коваль прыгнул в седло. Кобыла Фердинанда неслась далеко впереди и уже почти скрылась из виду. Отплевываясь песком, Коваль направил коня наискосок по склону. Падение означало болезненную, хотя и быструю смерть, но каким-то чудом черный жеребец держался. Вспарывая песок когтистыми копытами, вытягивая шею, он стремглав несся на запад, а позади с противным шелестом обрушивались десятки тонн кварца - всё время в двух шагах…

Спуск сменился подъемом, и тут Артура словно ударило в спину. Но оглянуться было некогда; вылетая на вершину следующей сопки, он уже видел машущих ему ребят. Все они были в относительной безопасности: там, впереди, чертова пустыня еще не шевелилась, отряд взбирался на самый верх горы, похожей на ступенчатую пирамиду ацтеков. Маленький Борк что-то надсадно кричал, указывая в сторону…

Артур на секунду позволил себе обернуться (коротышка Фердинанд, несмотря на сломанные пальцы, вцепился в него не хуже, чем паук в паутину).

То, что Коваль увидел в последние мгновения перед тем, как закончилась буря, запомнилось ему надолго. Пересказывая впечатления той минуты Хранительнице Книги, он не находил слов, чтобы описать потрясшую его картину. За ним по пятам гналась пропасть. Отставая на шаг от задних копыт коня, морщинистая, словно прибрежное морское дно, поверхность песка исчезала, обрушивалась водопадом в кошмарную глубину. А с противоположной стороны широченная трещина мгновенно заполнялась, и на ее месте образовывалась новая долина… Все эти чудовищные превращения под монотонный, почти усыпляющий аккомпанемент струящегося песка могли свести с ума кого угодно. И, точно жадные руки, тянулись из глубины пропасти скрученные нити свинцового оттенка, - хищные метастазы опухоли, образованной миллионами тонн дряни, которую произвело человечество. Опухоль разрасталась, вылезала на свет, словно пробуя на вкус оставшийся чистый воздух и захватывая все новые территории…

Коваль продолжал хлестать взмыленного коня, даже когда земля успокоилась. Он не слышал, что кричал ему Фердинанд, не чувствовал рези в обожженных песком глазах, и только когда на стремени всей тяжестью повисли Карапуз и Клаус, он понял, что спасен…

– Всё, командир, всё! - кричал Митя, волочась за стременем.

У Клауса шапка сбилась набок вместе с капюшоном, лоб мигом покрылся волдырями. Артур вывалился из седла, хватая ртом горячий воздух. Рядом корчился Фердинанд; мама Рона и Борк уже накладывали ему доморощенную шину из шомпола. Кто-то вылил губернатору на голову бурдюк воды…

Мало-помалу командир обрел способность видеть. Ползущие горы замерли, точно удовольствовавшись жертвой. Человеческих потерь больше не было, а кроме коня Семена, погиб еще один. Вместе с лошадьми был похоронен изрядный запас пищи, бидон с нефтью для факелов и половина дефицитного динамита.

– Я не прощу себе… - бессмысленно повторял Артур.

Лева гладил командира по руке, мама Рона совала под нос ковшик с успокаивающим отваром. Все слишком хорошо понимали, что именно Ковалю предстоит встреча с отцом молодого Хранителя и лесными старейшинами. Семен погиб слишком глупо, чтобы считаться героем, и слишком страшно, чтобы ему можно было пожелать спокойного сна.

– Он был отличным охотником! - торжественно произнес Борк. - Я мог бы гордиться таким сыном. Но если ты намерен когда-нибудь достойно оплакать мертвого, подумай сначала о живых. Если твои глаза будут полны слез сейчас, мы не пройдем Красный лес.

Солнце вставало за спиной Борка, но в его черных очках отражались пляшущие блестки. Артур непонимающе разглядывал охотника, затем до него дошло.

Он развернулся - и увидел далекие огоньки костров.

Людоеды Красного леса грели воду для завтрака.