– Где моя дочь?! - Голос вятского мэра срывался на крик.
– Мы сделали, что могли, - не моргнув глазом, отвечал Коваль. - Там было три девушки, двух удалось спасти. Взгляните сами…
Старик, в сопровождении сыновей, зажимая нос платком, ринулся к тлеющим руинам шатра. Исмаил быстро перемигнулся с Артуром и снова занялся ранеными. Вместе с вятским начальством он привез Анну и двух лекарей из ближайшей деревни. Женщины хлопотали вокруг раненых. Чингис уже подавал признаки жизни. Лишь просунув между клыков топор, врачи сумели освободить его ногу от намертво вцепившейся волчьей головы. Из Бердера вытащили два наконечника от дротиков, наложили десятка два швов и залили в раны целебную смолу.
Коваля напоили из трех флаконов, положили на живот, облили неизвестным ему настоем, от которого чуть не сварилась кожа, затем натерли привычными мазями, с острым медвежьим запахом, и оставили отдыхать. Он знал, что самое большее через час снова почувствует себя человеком, сила заиграет в мышцах, но пока нужен полный покой. Последний раз он себя чувствовал таким выжатым очень давно, когда его лупили на тренировках, в темной избе, подопечные Бердера…
– Это не она! - завопил вятский голова, отшатываясь от истерзанной невесты в черной фате. Девица находилась в глубоком обмороке и лежала, завернутая Христофором, в одеяло.
– Дальше поищи, - невозмутимо посоветовал Прохор. - Там, в шатре, под столом кто-то вроде в мешке шевелился…
На краю стройплощадки приземлились уже три дракона. Пожара ящеры не боялись, лишь довольно жмурились на вспыхивающие островки рябин и черемух. Молодые Качальщики бегом тащили к транспорту носилки с Карапузом, а навстречу, в котлован, спускалась целая делегация.
Коваль на секунду прикрыл глаза, и мир тут же начал вращаться вокруг него. Снова и снова, как в черно-белой хронике, он видел, как порхает над полом растопыривший руки Митя и как улетает в сторону его любимый пулемет…
– Варенька! Варенька! Дитя мое! - ошалевший от счастья мэр исступленно прижимал к себе невредимую дочь, забыв даже вытащить кляп у нее изо рта.
Коваль скосил глаза на нижние ступеньки лестницы. Исмаил всё провернул отлично! Трогательная сцена встречи счастливого отца со спасенной дочерью произошла аккуратно в тот момент, когда на дно бетонного склепа ступили дорогие гости в сутанах.
"Эх, заснять бы, - вздохнул губернатор. - Такой кадр пропадает…"
Святые отцы, непрерывно крестясь, и бормоча молитвы, замешкались на нижней ступеньке, не решаясь перешагнуть через обуглившиеся трупы колдунов. Потом они заметили лежащего губернатора и, устыдившись минутной слабости, засеменили к нему, как цыплята к наседке.
– Как можно себя так не беречь?
– В одиночку, как истинный воин Креста, бросился против тьмы нечисти!
– Во всех храмах, сегодня же, проведем службы во здравие!..
Долгополые продолжали нахваливать, а сами еще не вполне отошли от ночной гонки. Артур слушал, не перебивая. Он слишком хорошо знал, что крылатых змей святые отцы считают точно такими же бесовскими тварями, и только приказ грозного Абашидзе заставил их отправиться в путь.
– Как дела? - спросил Коваль у вятского мэра.
– Жива! Жива, слава богу! Спасибо вам… За эти сутки я наполовину поседел…
– Собака! Сволочь! - до Белого Деда, наконец, дошло, он прекратил лаять и заговорил на приличном русском языке. - Мы не трогали твоей дочери!
– Так это он украл мою дочь?! - взбешенный вятич выхватил кинжал и непременно изрубил бы связанного пленника, если бы перед ним стеной не встали подручные Прохора.
– Мы не крали! Он врет! - колдун исходил пеной и бился в ремнях с такой силой, что казалось, еще немного, и рухнет железобетонная колонна, к которой он был привязан. - Они сами украли твою дочь, чтобы очернить нас! Это сделал малек, подголосок подлый! Где ты, тварь?!
Христофора заблаговременно убрали; Озерник рыскал воспаленным взглядом, и не мог его найти.
– Ты слышал, Кузьма? - спросил вятича Артур. - Наш приятель говорит, что я сам принес ему твою дочь, а затем шесть раз прыгнул на нож, чтобы замести следы. А мой капитан - у него мясо до костей сорвано, так он нарочно в клетку с волками лазил, чтобы тебя провести!
– Это неправда, неправда! - надрывал глотку колдун.
– Ишь, о правде запел, паскуда!
– Свинца бы ему в глотку, певуну!
Старого Кузьму держали за руки; он вырывался всё слабее, затем отдал нож ординарцу и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал. Сверху, из леса, доносились отдаленные крики и выстрелы. Часть Озерников пыталась прорваться через болото, к шоссе, но там их встретили солдаты погранотряда. Без дурмана колдуны превращались в самые обычные мишени, а людям Абашидзе было приказано никого не брать в плен.
– Я виноват перед тобой, Кузнец! - мэр бухнулся рядом, ноги его не держали. - Я не поверил твоему человеку, его чуть не убили. Я не мог поверить, что грязные Качальщики с тобой заодно, и способны на благое дело…
Женщины-Хранительницы привели девушку в чувство; она немедленно начала орать и обливаться слезами.
– Теперь ты видишь, что они способны на самое благое дело? - Коваль незаметно посматривал на соборников.
Они держались стайкой, жались в уголке, но не пропускали ни единого слова.
– О да, да, как мне благодарить этого Исмаила? И этих храбрых парней, что были с тобой?
– Есть один неплохой способ… - Артур вспомнил, каким стало лицо Исмаила, когда ему предложили украсть дочку вятского мэра.
– Всё, что ты скажешь!
– Не слушай его, эй, господин! - снова подал голос Дед. - Это отродье вшивого летуна, чтоб у него под кожей поселились пиявки, он нагло врет!
Вятич непроизвольно схватился за нож, но Артур его мягко остановил.
– Оставь его мне, у нас с ним есть о чем поговорить! Я тебе лучше покажу другого, он здесь почти самый главный, даже главнее этого! Вам тоже не помешает послушать, святые отцы! - обратился Коваль к стайке испуганных соборников. - А после, попрошу вас заняться непосредственными обязанностями. Надо тут всё освятить, а когда огонь уляжется, и наверху тоже! Да вы не хуже меня знаете, что надлежит сделать!
Митрополит и прочие священники приободрились и согласно закивали головами. Теперь до них дошло, зачем их притащили сюда среди ночи. Всех четверых обуревало мерзкое чувство, что губернатор решил утопить их в озере или сослать в Сибирь, за компанию с дочерью Рубенса. И вдруг, в одночасье, они убедились, что продолжают играть важнейшую роль и без святого присутствия губернатор не решается даже проводить расправу над нечистой силой.
– Я без благословения митрополита и лететь-то не отваживался, но боялся, как бы поздно не стало, - доверительно, но так, чтобы слышали поспешавшие сзади соборники, нашептывал Коваль заплаканному Кузьме. - Как мой верный человек доложил, что в обороне супостатов брешь открылась, так мы сразу и кинулись.
– Почто же Исмаил меня сразу не взял? Я бы солдат собрал, помогли бы вам изрубить ублюдков!
– И полегли бы все, разом полегли бы! - Коваль, кряхтя, поднимался по лестнице к нишам первого подвального этажа. - Как верный человек доложил мне, что колдуны дочку твою прихватили, так я понял, что ждать больше нельзя. Он тут тропку одну разведал, от дурмана свободную, да пройти по ней лишь трое-четверо могли, не больше. Я мыслил за месяц подготовиться, может, думал, кто из соборников со мной в поход отважится… И уж тогда, помолившись, дух укрепив, на бой бы вышел! Верно я говорю, святые отцы? Вы бы поддержали меня в походе на бесов?
– А то, оно конечно! - толкая друг друга, святоши рвались на духовную брань.
– Всей братией бы пошли!
– С иконами чудотворными…
– Никакой змей бы не устоял…
– Вот видишь, Кузьма, какое у нас единство партии и народа? - чуть не всхлипнул губернатор. - Но видишь, как всё обернулось. Пришлось нам сегодня сражаться. Заодно и дочурку твою не допустили до бесчестья… Пришли, господа!
В одной из цементных клетей, в окружении черепов, трофейных черных свечек и живописных пентаграмм на стенах, с важным, но обиженным видом восседал Прохор Второй. Жиденькие косички Качальщик спрятал под париком из вороньих перьев, физиономию густым слоем покрывали разводы цвета индиго, а сухощавый торс, вместо привычного балахона, укрывал дырявый женский корсет. Руки Качальщика стягивала за спиной толстая веревка, и весь он был похож на захваченного в плен несгибаемого вождя апачей.
Другой конец веревки храбро держал в руке наспех отмытый и переодетый Христофор, с отчетливыми следами страшных ранений на белом костюме. Подручные Исмаила недурно справились и с этим маскарадом. Прохор вообще предлагал присобачить к спине парня кусок топора или спрятать одну руку, будто откусили, но Артур от таких театральных трюков отказался. И без того было не понятно, как человек с такими ранами ухитряется разговаривать, да еще присматривать за пленным Озерником.
– Его благодари, - Коваль указал на сына луны. - Он их всех рассекретил, и Качальщиков мне в помощь привел.
Христофор низко поклонился, всячески изображая смущение.
– Ну что, не хочет говорить? - Артур несильно пнул Прохора сапогом в бок.
– Не бейте, не бейте только! - жалобно заголосил лже-Озерник.
– Признавайся тогда, что вы с вятскими Дедами сообща задумали?
– Мое дело маленькое. Сказано было, воду в Неве да в колодцах отравить, мы и готовились…
Митрополит ахнул, Кузьма нехорошо выругался.
– А вятские? - настаивал Коваль.
– А что вятские? Вятские - они как все. Как все, так и они, - часто залопотал Качальщик. - Велено в Вятке псов бешеных в город пустить да амбары поджечь…
Соборники пыхтели, словно шахтеры в забое. Коваль краем глаза следил, как ребята Исмаила эвакуируют наверх связанных Отцов и завернутого в ковер Деда.
– Зачем?.. Когда?.. За что? - бессвязно лепетал мэр.
Его помощник, ширококостный мужик средних лет, тоже обалдело хлопал глазами, не понимая, как городские власти могли проглядеть злодейство у себя под носом.
– Известно, когда! - разошелся окончательно вошедший в роль Прохор. - Как могучий Карамаз пойдет сюда войском несметным, так и нам начинать. В первую же Красную луну.
Снизу, из-под упавшего шатра, поднимался удушливый чад от горящей человеческой плоти. Кого-то из соборников начало рвать, митрополит сделался весь белый. Артура пока спасало средство Хранителей; ни один запах не пробивался сквозь онемевшие ноздри.
– Что еще за Карамаз? - встрепенулся Кузьма.
– Известно, что за Карамаз. Сто тысяч янычар у него. Правит из города Двух башен. Кидает по небу бомбы, а джинны могучие для него мертвящую воду делают.
– Вот так чушь! - не совсем уверенно протянул помощник мэра. - Откуда сто тысяч человек? Да мы-то ему что сделали?
– А то и сделали, что суете свои носы, куда не следует, - охотно отвечал "Озерник". - С азиатами торгуете? А с кавказниками черными? Вот и нечего вам там делать, отбивать чужое золото! Все пути южные, каспийские, а также азиатские, Карамаз-паша под себя берет, а скоро и доседова, до северов доберется. Тогда поджаритесь, как бесы в аду!
– Это почему такое? - заикаясь от волнения, спросил вятский голова.
– А потому что вы дураки! - засмеялся ему в лицо Прохор. Ковалю показалось, что Качальщик чуточку переигрывает. - Могучий Карамаз-паша, да продлятся его дни, говорит так. Русские, говорит он, никогда не соберутся вместе. Пьяницы вы все и безбожники, даже попы у вас думают лишь о власти и золоте. Не выбрать вам ни царя, ни президента. У поляков уже давно собрались воеводы, выбрали Верховного, и у немца тоже, и у болгар. А русские все дураки. Будет каждый мэр одеяло на себя тянуть, а по одному мы вас живо передавим. У вас новый хозяин как приходит, так на прежних грязь льет, а сам мошну набивает! И Собору центральному не хотят подчиниться, а без единого пастыря хана вам скоро наступит… Да, да, так и говорит великий Карамаз. Надо, говорит, поспешать, пока эти дурни не догадались Петербург столицей признать, а в Лавре патриарха всероссийского выдвинуть…
Вятичи ошеломленно переглядывались. Коваль делал вид, что увлечен раной на плече. Святоши слушали колдуна с такими лицами, точно собирались избрать патриархом именно его.
– А на Питер Карамаз не пойдет… - входил в раж Прохор. - Не, он не идиот, на Питер идти. Самые сильные пограничные отряды, и конница, и пушки. Он так и говорит, когда к нам, в скиты, погостить прилетает. Питер, говорит, мне пока не по зубам. Начну-ка я, пожалуй, с Вятки, да с другой мелочи пузатой, пока они не опомнились. Всех передавлю, как тараканов! Это он твою дочку забрать посоветовал. Стащите, говорит, у старого хрыча девку, всё равно помрет скоро, от бешенства… Всех в Вятке уморим, потом на Кострому пойдем…
Когда Кузьму и помощников усадили в повозку, бедные вятичи выглядели так, словно им вынесли смертельный приговор. Соборники, напротив, разошлись на всю катушку, лазили по закоулкам дока, размахивали кадилами, читали молитвы.
Изгоняли бесов, одним словом.
Коваль сидел на верхотуре и потягивал из фляжки коньяк, пока "главный бес" вытаскивал у него из затылка занозы и куски окалины.
– Думаешь, клюнут? - тихо спросил Прохор, когда ускакал отряд, увозящий отца со спасенной дочерью.
– Думаю, недели не пройдет, как прибегут на поклон. И не только они. Звон пойдет хороший… Только вы уж не подведите! Нам для верности хотя бы парочку агентов Карамаза надо изловить.
– Изловят, не боись! - хихикнул Качальщик. - Анна на этот случай особый сбор сварила. Подпоим завтра же шептунов, из тех, что и так на траве сидят крепко, да и забросим, куда надо. В Великие Луки, да Тихвин, да Смоленск. Кто у тебя еще шибко сопротивляется? Далеко-то смысла нет, не пойдут под крыло проситься.
– Ладно, мы не гордые, далеко мы и сами сходим.
Отдыхавший рядом Христофор вдруг сложился пополам, посинел, и зашелся в диком кашле.
– Ты чего?! - бросился к нему Коваль.
– Белый… Это он, - прохрипел сын луны и забился в руках губернатора. - Проклял он меня, за измену. Теперь, когда ему больно, и мне больно будет. Бьют его там, видать, наверху…
– Ах, он гад такой! - изумился Коваль. - Но это же простое внушение, как мне тебя переубедить? Ладно, пойду скажу, чтобы его не трогали!
– Эт-то ни…ничего, - собравшись с силами, ответил Христофор. - Я другое боюсь. Ты пытать его будешь, дознаваться. Помру я, не выдержу проклятия, от боли-то…
– А вот тут ты ошибаешься, - заявил Артур. - Никто его пытать не будет. Сам всё расскажет, при большом скоплении заинтересованных слушателей. У Аннушки, специально для таких неразговорчивых, наливочка имеется. Выпьет - и сразу подобреет. Мы его по всей России провезем, с лекцией… Даже то расскажет, чего не знает.