21

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

День подписания мира с турецкими пашами и аравийским халифатом было решено объявить официальным выходным и Днем победы. Естественно, такое мог предложить Думе только президент, ведь никто, кроме него и еще двоих Проснувшихся, не помнил, что такое национальные праздники. О религиозных праздниках память в народе сохранилась, да и соборники поддерживали огонек лампадный, а вот светских радостей практически не осталось. Старики еще помнили времена, когда в городе, поделенном на коммуны, не вспоминали и о Новом годе и вообще теряли нить календаря.

За сутки перед отъездом президент подтвердил, что военный парад состоится. К параду приурочили смотр воинских частей гарнизона, а на Исаакиевской и Манежной площадях развернули выставки трофеев.

– Раааавняййсь!.. Смирнааа! Налс. вууу!!

Громовой голос, усиленный репродукторами, сотрясал стекла:

– Слушай мою команду…. На одного линейного дистанции… первые номера прямо, остальные на-пра…вуу!!

Сухо щелкнули подковы на сапогах, клацнули приклады карабинов, замерли тысячи зевак.

– Шагaa-ом…арш!!

От первого рыка, от печатного шага взлетели тучи птиц над садами, распахнулись в испуге окна на Петроградской стороне, вздрогнули тяжеловесы, тянувшие по Дворцовому мосту полные подводы к пристаням. Сотни сабель взметнулись из ножен. Стрелки оцепления примкнули штыки. Броневик, украшенный флагами и гербом России, тронулся с места. Стоя за спиной водителя, слушая барабанную дробь, Артур в который раз испытывал это странное, пьянящее, тревожное чувство. Ведь все это происходило единственно благодаря ему. Парад, генеральный штаб, более-менее регулярная армия, министерства и биржи, электричество и торговые дома…

– Полк, за мно-ооой!.. Шагууом…аршш!!

Первыми по Дворцовой площади промаршировали тяжелые пехотинцы из состава полков, вернувшихся с южной войны. Командующий парадом лично благодарил каждый полк за мужество, жал руки командирам, вручал ордена. Новым соединениям вручали новые знамена. Знаменные группы разворачивались, разом сверкнув коваными эполетами, проходили церемониальным шагом, замирали перед главной трибуной. Коваль краем глаза косил на толпу, собравшуюся на трибунах. Официальных гостей – больше трех тысяч человек! – отбирали тщательно. Шваль всякую на Дворцовую, ясное дело, не пустили, зато собрали всех иностранцев: дипломатов, купцов, инженеров и прочих служилых, подписавших в России долгие контракты.

С другой стороны от трибун, вдоль бывшего генштаба, расставили оцепление. Там бесилась и подпрыгивала многотысячная толпа. Мальчишки лезли на фонари, вся набережная Мойки и Невский, куда после торжественного прохождения сворачивали полки, были запружены народом. Казалось, весь город высыпал поглазеть. Над площадями взвились воздушные шары, с крыш сбросили на фасады домов кумачовые полотнища с портретами президента и ближайших сподвижников, во всех лавках за счет государственной казны угощали вполцены. На каждом перекрестке оркестры ревели военные марши – музыкантов пришлось приглашать из Литвы, Польши, Украины и собирать по крупицам в русских городах.

Иностранцы смотрели, слушали, на ус мотали…

– Здррра…матрросы! – раздался рык Руслана Абашидзе.

– Здрра… желаем… ал… во…!!!

За зелеными мундирами боевой пехоты показались голубые бескозырки моряков. Новенькую морскую форму, по условиям контрибуции, пошили на фабриках Стамбула – десять тысяч комплектов, зимних и летних, из превосходного сукна. Впервые моряки военного флота смотрелись как с картинки. И песни проорали почти верно, и с шага не сбились, хотя на палубах почти не тренировались.

Точно вовремя с Невы ударили корабельные орудия. Те, кто не сумел пробиться на Дворцовую площадь, получили свою порцию удовольствия. В морском сражении у итальянского острова удалось захватить полтора десятка военных и вспомогательных судов. Их потихоньку отбуксировали в Петербург, покрасили и выстроили у причалов, под российскими флагами. Срочно укомплектовали экипажи, мичманская школа выпустила первый курс командиров. Сейчас подновленная военная флотилия выстроилась в линейку и салютовала державе каждые четверть часа. Тысячи флажков ползли вверх, на реи, пороховые облака застилали реку, кителя экипажей смотрелись с берега как ряды белых чаек.

А по площади, тем временем, шагали мичманы, с кортиками на хрустящих портупеях, с серебряными орлами на фуражках. За коробками флотских, под восторженный рев зрителей, появились «Голубые клинки» – элита президентской гвардии. С треугольных шевронов скалились волчьи морды, белые шелковые перчатки обнимали короткие стволы автоматов, голубые береты почти не прикрывали коротко стриженные макушки. По традиции, введенной президентом, на затылке каждого бойца тоже красовался голубой волк.

– И… раз! – Головы разом поворачиваются к трибуне, к президентскому броневику. – Иии… два! – Оружие берется на караул.

Коваль прекрасно понимал, что строевой выправки еще можно добиваться лет десять, и что половина команд выполняется неточно. Но где было сыскать после Большой смерти потомственных офицеров? Хорошо хоть, удалось найти уцелевшие книги по военному делу, пособия по строевой и огневой подготовке. Ведь современные командиры неплохо вели партизанскую войну, умели защищать обозы и сами не так давно разбойничали в лесах. Но, если для жителей Петербурга вид дисциплинированных воинских формирований стал привычным, то иностранцы просто разинули рты.

Чего Коваль и добивался.

Президент оценил новую форму и карабины караульного полка. После серых гимнастерок караульных пришла очередь черных с серебром мундиров Тайного Трибунала. Зловещих «безлицых», даже на параде не снявших начищенные бронзовые маски, возглавлял в автомобиле лично Фердинанд фон Борк. Накануне он горячо отговаривал президента от столь явной показухи, да еще в неподходящее время, когда каждый боец Трибунала на счету, когда вереницы подвод везут ценные грузы к эшелонам, когда в разгаре сборы первого корпуса переселенцев…

Следующими прогремели пулеметные роты. Чтобы собрать в одном месте столько тяжелых пулеметов, пришлось опустошить на сутки все заставы на подступах к городу. Однако ни у кого не должно было возникать сомнений, что в России избыток стрелкового вооружения. За пулеметчиками прошли следопыты, с громадными овчарками и прирученными булями. За следопытами показались уральские стрелки – все в овчине и со снайперскими винтовками. Организовать школу снайперов – это была тоже идея Коваля, и устроили ее на Северном Урале, в деревне, чтобы горожан могли обучать лесные Хранители…

Артур следил за лицами, сквозь грохот кованых сапог и пение прислушивался к быстрому шепоту «безлицего» дежурного. Тот, склонясь под бортиком бронеавтомобиля, чтобы не могли разглядеть снаружи, докладывал президенту обо всем, подслушанном во дворце и на трибунах. Доложив, змейкой нырял через люк в днище броневика и сразу – в люк, ведущий во дворец.

После снайперов на площади грохотали копытами кавалерийские части. Арбалетчики из пограничной стражи и летучих отрядов в своих зеленых пестрых накидках, казачьи сотни в черкесках, на серых конях, с шашками наголо. Чингисы, по двое на коне, в бушлатах, меховых высоких шапках, на громадных черных жеребцах-полукровках, нарочно выведенных Качальщиками для перевозки двоих всадников. После завершения южной кампании, впервые за десятилетие, удалось обеспечить конные дивизии полным и одинаковым снаряжением за счет казны. Прежде многим всадникам приходилось самим приобретать экипировку, а военные смотры отчасти напоминали парады фольклорных ансамблей.

– Паа-рад, смии-ирна!! Равнение на… середину!

Заранее был установлен особый регламент. Парадом командовал только что получивший звание генерал-лейтенанта Серго Абашидзе. На белом скакуне, с золотой саблей наголо, генерал приветствовал президентский бронеавтомобиль. За Абашидзе следовала свита из шестнадцати высших офицеров – от каждого из вновь созданных родов войск, а также штабных начальников. Чепраки, попоны и плюмажи дорогих жеребцов рябили в глазах. Раскачивались золотые аксельбанты. Перед парадной трибуной, в гусарских киверах и лосинах, отбивали дробь сорок барабанщиков из кадетской школы. Особую гордость школы составляли черные подростки-музыканты, подаренные России одним из эмиров.

– Господин главнокомандующий! Войска, вверенные мне для парада… по случаю Дня победы… построены!!..

Конные четко сдали назад, полукругом обтекли броневик. Президент вышел на красный ковер, сделал три шага к микрофонам. Три шага без охраны. Полковник Карапуз и начальник Трибунала умоляли шефа не покидать закрытую машину, но Артур не послушался. На виду у сотен тайных недоброжелателей главнокомандующий не мог себе позволить прятаться в железной коробке.

Громкая связь, которой так гордился Орландо, удалась на славу. В громадных колонках Артур не слишком узнал собственный голос, но эффект от речи превзошел ожидания. Сегодня многое произошло впервые, и впервые после Большой смерти в Петербурге сумели восстановить акустическую систему подобной мощности.

Артур говорил недолго. Напомнил о том, что войну на юге развязала не Россия. Пообещал, что любой враг получит по заслугам. Пообещал, что, по условиям контрибуции, Россия возьмет все, что пожелает. Напомнил о жертвах братских славянских народов. Об армии, которая с этого года станет регулярной. О земельных наделах и пенсиях каждому солдату и офицеру. О пограничных поселениях, которые правительство снабдит семенами, скотом и машинами. Он напомнил о погибших в Турции и Аравии, попросил прощения у вдов и пообещал построить новый храм, посвященный всем убитым ополченцам и солдатам. И, наконец, то, чего все ждали. Он подтвердил, что великий поход на восток состоится. Эшелоны с поселенцами, пограничниками и освобожденными каторжанами завтра же поползут на восток. Несмотря на все угрозы и тревожные сообщения. Несмотря на бунты, пожары, наводнения и неприятные слухи о нечисти. Россия вернет себе Дальний Восток, вернет себе границу по Амуру, вернет себе порты, заброшенные города и население позабытых губерний. Россия вернет себе лес, уголь и нефть.

– Раааавняйсь!..иррна!! – Над брусчаткой снова загрохотал голос Серго Абашидзе.

Броневик в сопровождении свиты медленно покатил вдоль замерших рядов.

Командующий флотом, адмирал Орландо, вручил медали, деньги и грамоты на земельные участки шестнадцати отличившимся в боях морякам. Четверых офицеров тут же повысили в звании. Еще двадцати рядовым тут же, на площади, прикрепили старшинские погоны и зачислили в школу мичманов.

Коваль настоял на том, чтобы военный парад прошел на высшем уровне. Не только в России, но, пожалуй, во всем мире впервые был отмечен новый всенародный праздник. На вечер, помимо прохождения полков и награждений, запланировали раздачу подарков, фейерверки и показательную морскую баталию перед стрелкой Васильевского острова. Однако главное происходило здесь, на Дворцовой.

Барабанщики отбили четкое приветствие. Над дворцами потек нежный голос труб. Сводный оркестр с новой силой грянул марш. Зазвенели окна. Гости на трибунах тянули шеи, толкали друг друга, позабыв про высокие должности и солидный возраст. На Дворцовую площадь с лязгом вползала бронетанковая техника. Этот мрачноватый сюрприз Коваль нарочно приготовил для высоких южных гостей, и в некотором роде – для своих же. Всем иногородним торгашам и купцам, имеющим свои представительства в столице, заблаговременно доставили пригласительные билеты и настоятельно приглашали на праздник. Все танки и самоходные орудия, способные проползти через город, собрали на Марсовом Поле. За танками громыхали легкие пушки и зенитки, их тащили паровики и дизеля. На стволах гаубиц сидели канониры с горящими факелами и салютовали президенту.

Гости на трибунах больше не переговаривались, не комментировали, не смеялись. Автомобиль президента снова встал на прежнее место, напротив Александрийского столпа. «Безлицый» ужом проник сквозь люк в днище, доложил о подслушанных разговорах. Разговоры Ковалю понравились. На трибунах иноземных гостей царило полное смятение. Но пик смятения ожидался впереди.

На отмытую брусчатку Дворцовой выползали гусеничные тягачи с зенитно-ракетными комплексами. Боевые расчеты, в пятнистых комбинезонах, закрытых шлемах и темных очках, походили на стайки свирепых летунов. Для парада покрасили и снарядили девять тягачей. Лишь малый круг военных был осведомлен о неполной готовности зенитчиков к бою. Сергей Дробиченко, визирь и приспешник Карамаз-паши, а нынче – особо охраняемый арестант, уже месяц бился над системой наведения. Ему помогали двое инженеров, любезно откомандированные с британской подводной лодки. Пока дело не слишком ладилось, при пробных запусках ракеты летали куда угодно, кроме как в цель.

Дробиченко не отчаивался, вместе с английскими моряками штудировал тома по основам радиолокации. Однако на неискушенных дипломатов и торгашей мобильные ракетные монстры произвели неизгладимое впечатление. Седовласые мужи застыли с раскрытыми ртами. Даже после того, как гусеницы тяжелых машин загрохотали по Дворцовому мосту, толпа продолжала бесноваться. Многие сорвались с места и побежали за колонной тягачей, чтобы проводить их до самых пристаней с баржами. Многие клялись друг другу, что это адские машины, плюющиеся огнем, и с такими машинами может справиться только сам Проснувшийся Демон…

– Мой президент, сообщает двадцать четвертый номер, – зашуршал в ухо Ковалю «безлицый». – Он слушает гостевую трибуну, сектор семь, там послы Папы. Они очень обеспокоены. Ругаются. Один из кардиналов сказал, что им следует срочно известить наместника в Варшаве. Он сказал еще, что Европа не видит страшной опасности, что следует не арбалеты собирать, а отправлять к нам на учебу военных. Другой сказал в ответ, что русские берут слишком дорого за учебу… Еще сообщает третий номер. Он слушает квартиру посланца иранского шаха. Посланец только что отправил депешу своему хозяину. То, что мы успели услышать, звучит так – нет смысла закупать коней. Мой президент, если вы прикажете, мы перехватим…

Грохот артиллерийских залпов перекрыл бормотание агента. Толпа вздрогнула, волной накатилась на оцепление. Первый салют длился недолго, минуту. Но казалось, что город зашатался. Дамы на трибунах завизжали, вельможи невольно пригнулись.

– Нет, пусть пишут, – улыбнулся Артур. – Пусть пишут и говорят. Пусть все знают, что Россию теперь голой шашкой не возьмешь.

 

22

НА ПОРОГЕ ХАОСА

– Господа, его высокопревосходительство!

Тронный зал Зимнего дворца блистал хрусталем и начищенным серебром, свежими красками штандартов и переливами мундиров. Вдоль длинного, застеленного хрустящим льном стола в ожидании президента застыли генералы, высшие чины полиции и жандармерии, клерки министерства обороны и приглашенные чиновники из смежных ведомств. Перед каждым лежала папка в тисненой коже, стоял чернильный прибор и поднос с напитками. За спинами у генералов бесшумно завершали круг официанты и адъютанты, стремясь поскорее покинуть зал совещаний. В соседнем помещении два жандарма и личный секретарь президента готовили секретную почту. За отмытыми окнами искрилась Нева, трепетали флаги на мачтах кораблей и сиял обновленный Петропавловский шпиль.

Церемонеймейстер в багряном, расшитом золотом кафтане ударил жезлом об пол. Члены Военного совета вытянулись в струнку. Оркестр на хорах заиграл гимн. Месяц назад особым указом было предписано на всех приемах в Эрмитаже присутствовать только в парадной форме. Специально разработали вечернюю и утреннюю парадную форму для генералитета, соответственно, белого и голубого сукна, с золотым тиснением погон, гербом Российской империи на шевронах и петлицах, с золотым галуном на обшлагах и двойными лампасами. Накануне президент лично провел смотр частей Петербургского гарнизона и элитных офицерских подразделений. А сегодня впервые в новой форме щеголяли генералы и адмиралы. Штатские чиновники также явились в свеженьких мундирах соответствующих расцветок, в начищенных хромовых сапогах и с одинаковыми прическами. После того как в Ярославле и Воронеже заработали трофейные ткацкие фабрики, стало возможным одеть армию, жандармерию и управленцев высшего ранга в приличное платье. Правда, теперь не хватало тонкорунных овец, но Коваль уже привык, что всегда чего-то не хватает…

Да, сегодняшнее утро Коваль мог смело назвать началом новой тихой революции! Отныне госслужащим мужского пола предписывались короткие стрижки, бороды длиной не больше трех сантиметров и усы строго определенной формы. Что касается военных, то с сегодняшнего дня вводились обязательные перчатки на официальных приемах и единый крой для формы по всем гарнизонам и военным частям.

Хрустя портупеей из бычьей кожи, сверкая гербами на погонах и надраенными пуговицами, президент прошествовал к высокому креслу, стоявшему во главе стола. Начищенные мастикой дубовые паркеты отражали тряску хрустальных люстр и многоцветные панно потолков. По углам зала заседаний тихо дымились курильницы, за стенкой звякали телефоны, с реки доносилась канонада. Там продолжался праздник.

– Господа, прошу садиться.

Гвардейцы у раззолоченных дверей щелкнули каблуками. Шестеро «безликих» в масках, в черных с серебром мундирах взяли на караул. Ординарец услужливо схватился за резную спинку. Вспыхнули по углам дополнительные лампы. Двуглавый орел на спинке императорского кресла хищно подмигнул собравшимся. Массивные створки дверей беззвучно сомкнулись. Впервые после окончания войны Военный Совет собрался в расширенном составе. Перед тем как сесть, Коваль внимательно оглядел соратников. Те, кто впервые попал к президенту Кузнецу на Совет, оглядывались с восхищением, слегка придавленные величием царских покоев. Артур делал вид, что пересматривает бумаги, а сам незаметно наблюдал за вельможами и приглашенными гостями. Сегодня предстояло провести в жизнь не одно важное решение.

– Первый вопрос на повестке – комплектация товарных запасов для военной экспедиции…

Прикрыв рукой глаза, отдыхая от яркого света ламп, Артур слушал доклады тыловиков. Да, не пригнали еще отару овец, шестьсот голов, ждем с минуты на минуту. Не готовы еще три дизельные электростанции. На перегоне под Вологдой какие-то волнения, есть убитые жандармы и патрульные на мостах, но полотно в порядке. Из Мурманска прислали дополнительно сто бочек солонины и жира. На пунктах вербовки ажиотаж. Узнав, что каждому поселенцу на месте будет бесплатно выдана корова, две свиньи и птица, вдруг пожелали записаться еще семьсот человек. От транспортников предложение – комплектовать следующий состав не в Питере, а сразу в Перми, вокзалы и прилегающие площади и так забиты нищими и каторжанами.

Прозвучал отдельный доклад полковника Гирея, командира уральского инженерного корпуса. Артур приоткрыл левый глаз, кивнул. Гирея он помнил – его на службу рекомендовал Даляр. Из Трибунала доносили, впрочем, что полковник Гирей имеет тайные сношения с крымской мафией, но украинские заморочки президента не слишком волновали. Вот если бы гетман или один из сечевых атаманов напрямую воззвал о помощи, тогда другое дело…

Военный Совет обрушил на полковника Гирея шквал вопросов. Всех волновали панические слухи, долетавшие с Урала. Телеграфная и телефонная связь не работала уже третий день, проверить правду и ложь было некому. Команда связистов потерялась, словно растворилась в тайге. Полковник Гирей успокоил Совет. Доказательством того, что в Екатеринбурге все спокойно, служил летучий змей, приземлившийся на крыше дворца. Полковника привез в Питер один из Хранителей таинств, молодой Прохор. Хранитель наотрез отказался спуститься в Эрмитаж, отказался встречаться с президентом, но подтвердил, что слухи о бунте сильно преувеличены. И мора никакого нет, добавил полковник Гирей. И никакие тараканы по небу не летают. А что бабы уродцев рожают порой, так ничего удивительного. На краю Вечных пожарищ еще не то приключиться может, если вовремя не сбежать. А связи нет – так это ураган. Этим летом ураганы страшные с юга накатывают. Дома всмятку, столбы валит, коров на деревья кидает. Но против погоды не попрешь, верно?

Полковник закончил доклад, сел на место. Коваль не стал перебивать, дал высказаться другим, делал вид, что всему верит на слово. Не далее как нынешним утром на окраине Павловска приземлился другой дракон, это примчался старый Хранитель памяти Валдис. Валдис принес совсем иные известия, которым Коваль был склонен доверять больше. Валдис передал, что до уральской семьи Качалыциков не добрался, обнаружил две пустые деревни. Километров через сто после Перми началось нечто несусветное, ураган такой силы, что преодолеть его змей не сумел. Такой непогоды Валдис не помнил за всю жизнь. Не удивительно, что вырвало и повалило столбы…

Удивительно было другое. Коваль слушал, как полковник Гирей отчитывается по дорожным стройкам, по количеству сваренного асфальта, по поставкам щебня для насыпей и понтонов для переправ, и размышлял…

Для чего же Гирей врет? Ведь не мог же соврать старый Хранитель Валдис, ближайший друг Кристиана! Можно, конечно, кольнуть полковника наркотиком, стащить в подвал к Борку да пристрастно все выспросить… Можно, но некогда. Махина уже приведена в движение, барабан вращается все быстрее. Рано утром несколько тысяч человек покинут родные края, и возможно – навсегда.

Пока президент терзался в догадках, перешли к следующему пункту повестки. Командиру инженерного корпуса не полагалось дальше находиться на секретном совещании такого уровня, его отпустили, а дальше понеслась круговерть, и Артур позабыл о неприятном случае…

– Господа. Прошу внимания, – объявил секретарь Рубенс. – Слово предоставляется начальнику Тайного трибунала. Доклад о новых вооружениях. Прошу никого не записывать, данные абсолютно секретные.

Фердинанд фон Борк откашлялся:

– Мой президент! Господа офицеры, господа министры! – Начальник Трибунала сознательно расставлял акценты в своем приветствии. – Моему ведомству было дано поручено собирать в России и за рубежом данные о видах древнего оружия, которое можно восстановить и поставить в строй. Для этого за два года назад была создана зондергруппа. В составе Тайного трибунала она получила литер «Зет». В эту комиссию мы получили право пригласить лучших инженеров и техников. Альзо, зондергруппа двадцать семь раз выезжала на склады и на заброшенные армейские полигоны, обнаружила несколько заводов по производству военной техники и комплектующих. По согласованию с бургомистром Кельна, нам удалось поднять из подземный складов, ремонтировать и доставлять в Россию прекрасное германское оружие. Прошу внимания сюда…

Свет потух. Разъехались портьеры. На стене появился громадный белый экран. Адъютант вставил в диапроектор первую картинку. Многие в зале ахнули, такое чудо они наблюдали впервые. Но еще большим чудом стало то, что появилось на экране, – пятнистый монстр на гусеницах, с бесконечным стальным хоботом.

– Эта модель разработана примерно за пятнадцать лет до Большой смерть, – Фердинанд Борк взял в руку указку. – На тот момент самая лучшая в мире самоходная гаубица Панцерхаубитце две тысячи. Зо-о… ствол длина восемь метров, автоматическая система заряжания с боекомплектом в шестьдесят снарядов и двести тридцать модульных метательных зарядов, плюс система наземной навигации… Альзо, как вы понимаете, электронные схемы мы пока восстановить не в состоянии. Однако Панцерхаубитце способна накрыть цель без пристрелочных выстрелов. Система управления огнем позволяет сразу наводить всю батарею. Мы проверяли гаубицу на полигоне, это вундербар, господа! Она выпускает десять снарядов в первую минуту, далее темп стрельбы снижается из-за нагрева ствола. Дальность необычайная – до пятидесяти километров. Для стрельбы требуется стандартный снаряд, годный для других пушек того периода. Зо, наши инженеры при изучении гаубицы сталкивать с вундербар технологией. При стрельбе траектория каждого следующего снаряда становится более… э-э… пологой. Альзо, цель накрывается сразу пятью снарядами. Мы сумели купить и перевезти морем в Россию шестнадцать таких машин. Оплачено спиртом, сырой нефтью и стеарином из армейских запасов. Дума не выделила нам денег, господа… Цикл полного восстановления займет четыре-пять месяцев. За это же время техники команды «Зет» могут подготовить достаточно стрелков и механиков. Преимущества Панцерхаубитце несомненны. При грамотном пользовании батарея может за несколько секунд уничтожать целый город или скопление техники…

По залу прокатился шум. Сановники возбужденно перешептывались. Стальное чудовище с экрана нацеливало жуткий ствол прямо в лица сидящих.

– Мы уже заказали выпуск снарядов одному заводу в Эссене… Сразу предвижу ваши вопросы. В Петербурге есть три завода, где можно производить снаряд. Однако… – герр Борк коротко глянул на президента, – однако дело тормозится из-за позиции Думы. Мне точно известно, что Дума не выделит деньги на еще одно военное производство.

Коваль помрачнел, сделал себе пометку в блокноте.

– Следующая удачная находка – российский танк «Владимир», или «Т – девяносто бэ», – доложил фон Борк. На экране появилось другое бронированное чудище, приземистое, с ракетницей и пулеметом. – На сегодня могу гордиться, мы вернули в строй сорок машин из бывшей Таманской дивизии. Еще столько же, и даже больше находится в Таганроге, но пока не располагаем силами и средствами. Да, что вы хотели спрашивать?..

– А зачем нам столько танков? – спросил кто-то с дальней части стола. Кажется, начальник тыла, прижимистый Папа Воробей. – У нас уже есть почти сто пятьдесят танков и еще столько же других боевых машин… Все равно не хватает запасных частей. И всю границу этим старым железом не прикроешь…

Заспорили шумно. Одни, науськанные думскими, ратовали за широкие закупки лошадей и возврат к сильным кавалерийским соединениям. Аргумент приводили железный – кавалериста не надо постоянно содержать за счет государства. Ушел со своим конем, оружием и сухарями, свистнули ему – он вернулся. А танки? Это же – с ума сойти! Штат механиков, мастерские, масло, солярка, стрелки, снаряды, пулеметчики, радисты! Ездят медленно, по буреломам еле ползут, стреляют редко… Ну какая польза от них, один вред!

Коваль не вмешивался. Он знал хватку германского пивовара. Если Борк принял решение протолкнуть через Военный Совет свои начинания, значит – не отступит.

– Те танки, которые мы имеем, – слабые. Малый ресурс. Малый калибр. Малая защищенность. Если мы желаем, чтобы соседи боялись, мы должны быть сила! – Фон Борк выразительно покачал кулаком. – Наша сила – это господин президент, госпожа Арро, господин Орландо и двое Дробиченко под арестом. Они есть преимущество страны, но временно. Альзо, танк «Владимир», – невозмутимо продолжал немец. – Нам удалось выяснить, до Большой смерти это была лучшая машина. Калибр – сто двадцать пять миллиметров, боекомплект – пятьдесят снарядов, дальность стрельбы – четыре километра. Два пулемета, включая зенитную установку «Корд» калибра двенадцать и семь миллиметра. Зо, на каждой машине есть панорамное наведение с дальномером, ночной лазерный тепловизор и особые приборы для подавления радио. Поскольку подавлять нам нечего… пока нечего, – поправился Борк, – хотел бы обратить ваше внимание на отменную броню…

– Сколько вам нужно денег, чтобы все восстановить? – тихо осведомился министр финансов.

Коваль мысленно поставил бумажнику Портосу «пятерку». Не будучи профессиональным военным, бывший Папа Парижской Коммуны умел моментально вникать в самую суть дела.

– Шестнадцать миллионов рублей, – сразу ответил начальник Трибунала.

Горячо заспорили о том, где взять столько денег, не запрашивая помощи у Думы.

«Шестнадцать миллионов, – рассуждал сам с собой Коваль, чиркая в блокноте. – Этой суммы достаточно, чтобы нанять рабочих и выстроить три больших моста через Неву. Или построить штук шесть танкеров. А мы всего лишь планируем починить танки и производить снаряды. Но эти твердолобые ковбои и торгаши никогда не поймут, что снаряды важнее. Только военная сила позволила нам одолеть Карамаза. Я сам для них придумал систему, сами охраняют государственные деньги, сами распределяют, так хоть соображали бы…

Они тут отсиживались, и даже не подозревали, на каком волоске все висело… Шестнадцать миллионов, мать вашу…»

– Полагаю, мы изыщем деньги, – Портос перетасовал бумажки в своей папке.

Артур перехватил несколько неприязненных, и даже откровенно враждебных взглядов, брошенных на министра финансов со всех концов стола. Французского выскочку недолюбливали. Особенно те, кто был связан с поставками по государственному заказу. Потому что взяток бумажник не брал.

– Если бы этот разговор начался месяц назад! – Младший из братьев Абашидзе досадливо щелкнул пальцами. – Мы отбили у Карамаз-паши почти шесть тонн золота. И, как дураки, сдали все в Центральный банк…

– Как дураки? – встрепенулся председатель банка. – То есть, как умным, следовало разобрать добычу по домам?

Повисла неловкая пауза. Многие украдкой поглядывали на президента.

– Э, я не так хотел сказать, – пошел на попятный генерал. – Я хотел сказать – армии надо вначале о себе думать…

– Мы можем устроить эксперимент, – жестко заговорил Коваль. – Предложим уважаемому генералу Абашидзе – пусть одна дивизия сама себя прокормит. Сама обеспечит себя патронами, фуражом, кухней, обмундированием, наличными деньгами, табаком, лекарствами… Хотя бы в течение двух лет. Возьметесь?

Серго Абашидзе надулся, покраснел и замолчал.

– Мы изыщем деньги, не запрашивая Думу об изменении военного бюджета, – заполнил паузу Портос. – Мы можем продать полякам лом цветного металла. Мы можем продать старые баржи, что стоят на причалах Балтики. Шесть полных барж леса идут из Ладоги, по заказу военных. Их тоже можно продать.

Мы можем продать штук десять портовых кранов. Все это имущество стоит на балансе военного ведомства.

В зале зашумели, но возразить никто не рискнул.

– Это еще не все, мой президент, – фон Борк деликатно постучал указкой по белому экрану. – В марте месяце я имел доклад от зондергруппа «Зет» относительно секретный проект «Воздух». Этот проект вы поручать курировать лично мне и докладывать вице-президенту, господину Рубенсу…

В зале зашептались. О проекте «Воздух» ходили самые противоречивые слухи. Говорили, что Дума дважды отказалась финансировать эту загадочную идею. Сегодня на заседании Военного Совета присутствовали «лишние» люди, которым не полагалось быть в курсе. Но Коваль нарочно не стал перетасовывать очередность вопросов, чтобы утечка информации состоялась наверняка.

На экране возникло нечто похожее снизу на танк, но совсем не танк. Сегодня утром на площади члены Военного Совета уже видели нечто похожее, но гораздо более скромных размеров.

– Господа, это зенитно-ракетный комплекс «Эс-четыреста», производился в России примерно с две тысячи пятого года. Как видите, не много маленьких ракет, а всего четыре большие, все они предназначены для вертикального старта. Эти машины в древности использовали для борьбы с самолетами и другими ракетами, прилетавшими издалека. Дальность стрельбы до четыреста километров и высота до тридцать…

Борк переждал, пока стихнет ропот. Генералы и клерки кривились, изображая недоверие.

– Господа, я понимаю, это кажется сказкой. Однако самолеты вы видели. Хотя они не летают сегодня, но когда-то летали! Просто мы не умеем их пока починить. Значит, когда-то могли прилетать и большие ракеты. А зенитка «Эс – четыреста» их сбивала. И сразу переезжала на новое место… Да, прошу вас?

– Уважаемый фон Борк, – нарочито елейно обратился к немцу командующий воздушным флотом. – Ни одна страна, с которой мы можем начать войну, не имеет ракет. По крайней мере нет ракет, способных прицельно разрушить город. Самолеты в воздух поднимаются, это правда… – Командующий сделал выразительную паузу: – Но много ли их возвращается на аэродромы? Германцы, испанцы, венгры – все поднимают в воздух старые винтовые самолеты. Большинство летчиков гибнут сами и убивают тех, кто ждет их внизу. Эта техника пока неподвластна нашим пилотам. Есть учебники, но нет учителей… Так что вам в ближайшие сорок лет придется стрелять по дирижаблям!

Опять разгорелся спор. Одни кричали, что проект «Воздух» уже сожрал денег больше, чем содержание трех гимназий, другие тихонько кивали на президента, считая его инициатором затеи.

– Я всего лишь докладываю результаты работы, – окрысился германец. – Я выполняю работу. Докладываю Военному Совету. Вы будете решать, предоставлять ли документы в Думу. Или на следующий год уменьшить расходы на обычное оружие и обойтись своими деньгами. Если вы будете решать, что России не надо оружие, мы бросим работы.

Неожиданно для Артура Борка поддержал старый Рубенс. Вице-президент, хоть по статусу и входил в Военный Совет, в технические вопросы не совался. Занимался сугубо тем, что поручали. Кадрами, обучением, разработкой уставов.

– Мы будем точить сабли и топоры. Мы будем вести войну из револьверов и арбалетов, – энергично заговорил бывший губернатор Петербурга. – Мы будем пугать соседей десятком разбитых пушек. А вы знаете, что итальянцы уже снова делают легкомоторные самолеты? Я имею в виду авиацию для полей. Настоящий красавец, на керосине и бензине, легкий, красивый, пока без брони! А у англичан есть подводные лодки, об этом уже все слышали! Давайте, давайте отменим все, будем экономить. Голосуйте, господа, я посмотрю в глаза тому, кто хочет воевать с саблей и пистолетом!

В полной тишине Военный Совет проголосовал «за» по всем вопросам технического переоснащения.

– Все равно Дума денег не даст, – вздохнул главный армейский финансист. – Они ждали, что мы из Южного похода привезем двадцать тонн золота, а мы едва шесть привезли. Зато куча военной техники, которую надо чинить и обслуживать.

– Следующий вопрос – санитарное состояние войск. Слово имеет начальник медицинской службы.

Поднялся седой кругленький подполковник, волнуясь, начал читать по бумажке. Артур хорошо его знал. Под руководством Мамы Роны молоденький тогда лекарь поднимал первые передвижные госпитали и самостоятельно изучал по книгам полевую хирургию.

– С тех пор как мы ввели обязательный банный день и стрижку «под ноль», заразы стало намного меньше. Однако мы безуспешно просим денег. Есть три казенных и три частных мыловаренных завода, но нам нужны хотя бы еще четыре завода в южной полосе и один казенный в Петербурге… Костяным салом и содой мы обеспечены, однако животный жир, и особенно жир морского зверя поставляется крайне нерегулярно. Частные предприниматели для своих нужд уже давно снаряжают караваны за кокосовым и пальмовым маслом… – полковник демонстративно вздохнул, – но государство себе таких трат позволить не может. Мы исчерпали все ресурсы, выделенные министерством финансов…

– А как нам бороться с некомплектом? – Старший призывной комиссар зашелестел своими бумагами. – Губернаторы ставят нам палки в колеса. В шести губерниях мы в этом году никого не призовем. Распоряжения не выполняются. После того как мы распустили шесть дивизий по домам, никто не хочет новой войны…

– Фамилии? – перебил Коваль.

– А? Что?.. Простите… – Полковник с перепугу потерял очки. – Извините, ваше высокопревосходительство, какие фамилии?

– Фамилии губернаторов, которые саботируют призыв. Фамилии призывных комиссаров этих губерний, – неторопливо начал загибать пальцы Артур. – Фамилии и звания всех, по чьей вине не выполняются законы военного времени. Боевые действия не закончены, приказа о полной демобилизации не было… Господин Рубенс! Вечером организуйте встречу всех заинтересованных сторон. Трибунал, военный прокурор, группа дознания, сами знаете… К полуночи – доклад вице-президенту.

– Слушаюсь.

– Но… господин президент… – растерялся комиссар. – Как же… ведь я не могу…

– Вы не можете «стучать» на тех, кто разваливает страну? Вы не можете назвать тех, кто хочет отсидеться в тылу? Вы хотите сохранить друзей среди изменников родины?!

Генералы затаили дыхание.

– К полуночи мы ждем от вас полный отчет о состоянии мобилизации…

– К полуночи мне не успеть! С рядом восточных областей нет связи. А там, где губернатор не назначен вами, а выбран… там мне вообще никто не подчиняется.

– Хорошее дело… – прокряхтел кто-то. – Эти выскочки-губернаторы совсем обнаглели…

– Точно! Богатеи суют палки в колеса тем, кого назначил Кузнец…

– К стенке бы этих саботажников! Рекрутов по дворам собрать не могут, налогов собрать не могут! Только ноют и прячут урожай, козлы!

– Хорошо, – прихлопнул ладонью президент. – Господин комиссар. Сегодня к полуночи вы доложите обо всех известных вам фактах. На полный отчет по стране мы даем вам неделю. Или вы сдаете полномочия и отправляетесь под трибунал, как саботажник.

Дальше Коваль слушал не перебивая. Иногда снизу доносился топот ног, звон посуды и пробные трели оркестра. Зимний готовился к торжественному банкету на двести персон, посвященному Дню победы. Однако президент не торопил выступавших. За три-четыре последних года он сильно изменил порядок ведения совещаний. Если раньше порой не сдерживался, срывался в полемику, спорил с «недалекими» оппонентами, то теперь предпочитал слушать. Слушал, записывал и выжидал.

Следующим выступал начальник продовольственной службы. Минут двадцать препирались на тему увеличения пайка для постоянных гарнизонов. Затем спорили, закупать ли к столу солдатам яйцо. Затем решали, кому отдать подряды на варку тушенки.

Из коридора стали поочередно вызывать приглашенных чиновников.

Одобрили предложение президента по созданию протезных мастерских. Решено было открыть специальные курсы, чтобы всех военных инвалидов за пару лет обеспечить протезами.

Вызвали двоих частников – хозяев табачных производств. У обоих истекали лицензии на поставку папирос в войска. Согласовали с ними твердые закупочные цены на следующий год. Обещали дать кредит и техников на починку сигаретной линии.

Вызвали «безлицего» майора, начальника тюрем. Кратко обсудили закладку овощехранилища в метро. Договорились перебросить три тысячи пленных на строительство казарм в Волочке. Еще две тысячи – в Казань, на строительство нового укрепленного городка. Обсудили, куда девать еще шесть тысяч пленных южан, которые не желают возвращаться домой…

Пришла очередь вносить ясность начальнику финансовой службы. Он кратко доложил о затратах на закупку оливкового и арахисового масла для производства все того же мыла. Отчитался по смете на запуск стеаринового завода и новых военных верфей в Анапе. Отчитался по затратам на передвижные стоматологические пункты для застав и гарнизонов. Отчитался по смете на ярославские патронные заводы. О закупке восьми тысяч пар сапог, плащей и полушубков. О затратах на две технические армейские школы для детей-сирот…

Дальше началась самая неприятная часть. Снова обсуждали бунты, мятежи и решали, какие силы направить на подавление беспорядков. Получалось, что половину добровольческих соединений расформировывать нельзя. Все соглашались, что в воздухе витает беда. Вроде бы и война позади, и половину солдат распустили по домам, и соседи ничем не угрожают… но неспокойно. В Элисте эпидемии, крестьяне вскрывают амбары с зерном, элеваторы не отгружают в Питер муку. На нижней Волге рыба кверху брюхом поплыла, и людей потравило. Туда в первую очередь жандармов послать придется, у местных сил не хватит сдержать хулиганов.

Срочные депеши. Из Устюга. Из Тулы. Из Опочки. Из Рыбинска. Всюду недовольные, всюду разбойнич-ки колобродят, клерков бьют, мытарей снова топят, жгут хаты полицейским. Генерал Абашидзе пожаловался, что не успевает отправлять летучие отряды в помощь местным отделениям Тайного трибунала. Четыре бронепоезда курсируют по Центральной полосе, то тут, то там проводя аресты, помогая судам и полиции. Только что устранили крупную банду в окрестностях Орла, а уже пылают стога в Липецке, и застрелены шестеро городских чиновников. Целый полк бросили в Липецк, а, пока там шерстили, в Саранске забастовали рыбные заводы. Хоть и частные заводы, а громить бунтари стали в первую очередь городскую управу…

– Даже у меня в гвардии брожение, – угрюмо доложил генерал Даляр. – Подкидывают листовки, забредают проповедники, мать их. Уже сколько переловили, пытали, а все лезут… Даже штатные попы в казармах невесть что несут. Мол, не к лицу гвардии нагайками махать и заодно с жандармами своих же гонять! Только за последний месяц две роты расформировал, пятнадцать человек в трибунале, еще тридцать – в бегах, на Урал припустили…

– Что же происходит, ваше мнение? – Артур с тревогой вглядывался в алые флажки, которые втыкал в карту страны Руслан Абашидзе. – Разве мы увеличили налоги? Или там какие-то звери в городских Думах? Неужели полиция не может разобраться без армии?!

– Если ваше высокопревосходительство позволит… – На углу стола заворочался Лева Свирский. Артур о нем совсем позабыл. – Если мне позволят высказать гипотезу, – книжник ткнул пальцем в скопище алых флажков. – Мое мнение такое… Это выглядит как заговор. Будто кто-то нарочно подзуживает местных хулиганов, кто-то заводит беспорядки. Чтобы отвлечь наши силы от чего-то более важного…

Под конец совещания приняли единогласное решение. Ввиду постоянной и неослабевающей внешней и внутренней угрозы, сделать Военный Совет постоянным органом власти. Малый Круг временно упразднить. Все полномочия Большого Круга, или, по-новому, Совета Министров, передать Военному Совету.

Дело оставалось за малым – провести решение через Думу…

Гражданские советники и генералы степенно прошествовали вниз, по надраенным мраморным лестницам, по пушистым ковровым дорожкам, навстречу сиянию огней и ароматам жареного мяса. Никто не обратил внимания, что от группы сановников отделились трое. Они чуть медленнее спускались по ступенькам и свернули к оконной нише, подальше от горящих факелов и от караульных гвардейцев.

– Ну что? – спросил один.

– По-моему, Хозяин на верной дороге, – хмыкнул второй. – Вы все сделали правильно.

– Нужно, чтобы он дозрел, – третий закурил, выпустил клуб дыма в сторону высокого лепного потолка. – Я знаю Кузнеца с тех пор, как он впервые явился сюда, в Зимний. Он должен сам дозреть…

– Тогда он разгонит всю эту думскую сволочь, – скрипнул зубами первый.

– Он слишком им доверяет, – осторожно вставил второй. – Если бы мы могли без него…

– Скоро все изменится, – уверенно сказал третий. – Скоро Кузнец поймет, кто его враг. И тогда мы будем вешать их на столбах.

 

23

НАСТАВНИК ВОНГ

– Овса, восемьдесят пудов?..

– Есть овес, восемьдесят!

– Корова вяленая, полутушами, семьдесят две?

– Есть семьдесят две!..

Погрузка в эшелон шла вторые сутки, то при ярком свете факелов, то под невеселым питерским солнышком, пробивавшимся сквозь весеннюю морось.

Напротив тоже грузился бронепоезд. Час назад Коваль закончил обход вместе с начальником поезда, убедился, что все в полном порядке. Два паровика, за ними десять грузовых вагонов, обшитых броней, дальше – пассажирский состав. Впереди – мокрые платформы с рельсами, щебнем, бочками, кабелем. На крыши с дружными криками втаскивали пулеметы и зенитки. По соседнему пути, пыхтя, подошел маневровый с краном, опустил в заготовленное место ракетный комплекс.

– Скобы медные, длинные… Четырнадцать ящиков.

– Чечевица, фасоль сушеные, по пять пудов мешки, эти куда?

– Оба-на! Спирт чистый, бочки по сто литров, пломбированные – сто сорок…

Это был неприкосновенный запас, и одновременно – колоссальный запас валюты для тех мест, где новые российские деньги хождения еще не имели.

– Овчины выделанные – сорок вязанок!

– Бинты суровые, на шпульках намотаны, восемьдесят штук…

– К господину президенту просятся двое… – Дежурный флигель-адъютант молодцевато щелкнул каблуками. – Там, у вокзала, в карете такси… Ненашенские, косоглазые, казахи чи китайцы…

– Проводите этих людей сюда, немедленно. Миша, завари зеленый чай и скажи, чтобы пирожков разогрели…

Гости шустро просеменили к вагону, укрываясь от дождя плотными шерстяными накидками. В вагоне погладили развалившегося кверху пузом президентского тигра, сняли верхнюю одежду и остались в синих монашеских балахонах. Один монах был толстый и улыбчивый, другой, напротив, – стройный и поджарый, с плоским невыразительным лицом и иероглифами на щеках.

Узкоплечий, гибкий. Круглая хитрая физиономия, начинающие седеть виски. Дырка на месте двух зубов, которые выбил когда-то сам Коваль.

– Рад видеть тебя, почтенный Вонг!

– Я тоже рад тебе, послушник! – Настоятель Храма девяти сердец обнял президента. – Дело не терпит. Нам надо говорить сегодня ночью, завтра может быть поздно.

– Ты проделал огромный путь, настоятель!

– Мы летели на Красном змее до заимки нашего доброго брата Кристиана. Добрый брат Кристиан оказал нам гостеприимство, дал сменных лошадей и повозку…

– Мы летели для того, чтобы защитить тебя, – сказал китаец. – Нас послал главный настоятель Бао. Чтобы мы поехали в твоем поезде на восток.

– Со мной?! – поразился Артур. – Я безмерно благодарен настоятелям храма, но… неужели меня не сумеют защитить русские волхвы и солдаты?

– Нам не потребуется много места… – скромно потупился Вонг. – Мне грустно сообщать послушнику, но настоятель Бао провел четыре гадания разными способами. И все они указывают, что путь президента Кузнеца будет намного короче, чем он ждет.

– Иными словами… мы не доедем?

– Возможно, что мы доедем… Но настоятель Бао гадал только на тебя.

– Что же вы предлагаете? Ждать нападения?

– Ты верно мыслишь, послушник, – кивнул Вонг. – Мы не будем ждать нападения. Мы высадим тебя раньше.

Артур подсознательно ожидал такого поворота.

– Я не могу бросить эшелон. Меня и так слишком долго не было в России.

– Гадания говорят, что в таком случае у тебя нет шансов выжить.

– Кто на меня нападет?

– У тебя много врагов, послушник. Больше, чем ты ждешь.

– Но как же… Если меня не будет в первом эшелоне…

– Твои солдаты растеряют отвагу? – с улыбкой закончил фразу настоятель Вонг. – Не беспокойся. Мы кое-что привезли с собой.

Он с заговорщицким видом развязал тесемки кармана, спрятанного под мышкой, извлек на божий свет футляр из светлого дерева, весь исписанный сотнями мелких иероглифов. Футляр отворился. В глубине его, обернутая слоями мягкой ткани, обложенная ватой, покоилась запечатанная бутылочка.

– Что это? – с колотящимся сердцем спросил Коваль, наблюдая, как монах бережно раскручивает ткань и укладывает бутылку сверху.

В тамбуре зарычал тигр Лапочка, под потолком кабинета хрипло вскрикнул летун. Артур ощутил, как по спине потекла струйка пота. В бутылке, свернувшись эмбрионом, лежал голый человечек. Не детская бесполая куколка, а седеющий голый мужчина. Он свернулся, спрятав кисти рук в прижатых к груди коленях, низко опустив подбородок. Непонятно было, как куколку затолкали в узкое горлышко бутыли.

– Смотри внимательно, – посоветовал настоятель. – Смотри, но не трогай руками.

Артур пригляделся. Мужчина в бутылке несомненно был жив. Он спал очень глубоким сном. Под бледной, покрытой шрамами кожей едва заметно приподнимались ребра. Вздрагивал пучок седеющих волос на затылке. В плотно пригнанной пробке имелось несколько крохотных отверстий, как будто для вентиляции.

– Но это… – Артур сглотнул.

– Он – это ты! – осклабился монах. – Когда ты давал обеты послушания в храме Девяти сердец, мы позаимствовали твою кровь и твою плоть. Немножко. Чтобы сделать такую куклу. Ее можно сделать только один раз. Когда придет время сбыться пророчеству, он умрет вместо тебя.

– И когда же придет время?

Китайцы переглянулись.

– Ты не должен менять свои правила, послушник, – Вонг поклонился Мише Рубенсу, вошедшему с чаем и горячими пирожками. – Ты проходишь свой путь, а мы – свой…

Второй наставник, пухлый, розовощекий, что-то добавил по-китайски и хихикнул.

– Брат Хо говорит, что мы вместе служим Великому равновесию, а когда равновесие нарушается, неважно, кто к кому приехал…

– Почтенный Хо хотел бы умыться с дороги? Я велю затопить баню…

– С баней успеем, у нас много времени, – щербатый настоятель почесал иероглиф на щеке и радостно улыбнулся.

– Много времени? – изобразил удивление Артур. – Прошу меня простить, но утром поезд отправляется…

Его крайне раздражало, что приходится играть в игры среди самых проверенных людей. Предатели затаились даже в президентском эшелоне, это не просто удручало, это приводило Артура в бешенство!

– Это замечательно. Мы рады, что послушник Храма верен своему слову. Однако если ты намерен по суше достичь Шанхая, настоятели должны знать все о твоих солдатах и о том, что ты везешь. Мы вместе хотим найти вакцину против Большой смерти, но твои люди складывают в вагон семена ржи… Зачем семена ржи для вакцины? Расскажи нам, брат Кузнец…

– Мы берем семена, чтобы засеять их, настоятель. Из столицы и южных губерний едут люди, которым жилось тяжело. Они хотят испытать себя на новом поприще. Мы построим им дома, оставим скотину и семена, чтобы вдоль магистрали появились обходчики. Железная дорога не может существовать без рабочих пути…

– Это хорошо, скотина и семена, – ласково покивал китаец. – Хорошо, когда правитель не забывает о благе подданных. Иногда случается так, что правитель старается для блага подданных, нарушая тем самым хрупкое равновесие… Ты нам расскажешь о своих планах?

Артур отошел к дальней стене, которую скрывала драпировка. Он дернул шнурок, драпировка распахнулась, обнажив огромную пожелтевшую карту СССР.

– От Петербурга мы двинемся по главному ходу Транссиба… Следите: Вологда, Вятка, Пермь, Екатеринбург… В Вологде мы подождем эшелон из Ярославля, там будет еще восемь пустых пульманов. В Вятке к нам присоединится поезд с грузами из Нижнего Новгорода… – Он говорил, заглядывая в бесстрастные лица монахов: – …Таким образом, семь составов соберутся на бывшей товарной станции Омска. Один паровик уже увез кран и батальон дорожных строителей, они едут медленно, проверяют пути и прокладывают кабель.

– Кабель? – осведомился Вонг. – Что такое кабель?

– Телефон, – пояснил Коваль.

Он еще долго рассказывал о своих экономических планах, о программе расселения людей вдоль возрождаемого пути…

– …Мы все-таки поедем по старому Транссибу… Я позволю себе напомнить уважаемому Вонгу. После несчастного случая, постигшего Председателя, почтенного Ло Цзясу, у руководства России нет уверенности, что комитет Гоминьдана контролирует весь Китай. К большому сожалению, в Поднебесной слишком много тех, кто не желает подчиняться Госсовету… Почтенный Председатель в свое время уверял меня, что Китай непременно будет соблюдать древние границы, однако злой рок унес этого достойного человека. Что же я слышу теперь, уважаемый Хо? Десятки, сотни раз к нам стекаются данные, что китайские крестьяне переселяются за Амур целыми семьями и деревнями. Нам следует разобраться, желают эти люди принять российское гражданство, платить налоги в нашу казну…

– Или?

– Или им придется заплатить большие штрафы за порубки, за незаконный отстрел, за незаконное строительство. Имущество тех, кто не согласен жить по закону, будет конфисковано, а сами они будут возвращены китайскому правительству, как воры и разбойники…

Настоятель заговорил о вакцине, об опасности распространения Желтых болот. О еще большей опасности, если Большая смерть вдруг вырвется на волю. О русских Качалыциках, без которых столь опасно затевать такие глобальные проекты.

– Зачем ты ходишь вокруг да около, настоятель? – грустно усмехнулся президент. – Тебе же давно донесли, что русские Хранители отказались мне помогать. Там, где могли справиться двадцать молодых «клинков», мне приходится рисковать жизнями сотен солдат. Раз уж мы идем на риск, то приведем в порядок окраины… Или Храм послал почтенного наставника, чтобы напугать меня?

«Сейчас он скажет про угрозу со стороны Японии. Дьявол, они меня втянут в свою войну…»

– Разве послушника не напугал дохлый заяц? – в тон ответил монах. – …Опасность задеть Слабые метки слишком велика. Настоятель Храма, почтенный Бао, подтвердил, что наши братья будут ждать русский поезд в Харбине. Севернее мы не пойдем, там японцы…

– Черт! – не выдержал Коваль. – Извини, почтенный Вонг, я не хотел перебивать, но… У тебя верные сведения?

– У меня верные сведения, послушник. А почему это тебя так беспокоит? Океан далеко, Япония еще дальше.

– Это российская территория.

Вонг сощурился.

В следующую минуту китайцы, в самых изысканных выражениях, дали понять, что России выбор делать придется. Либо великий собрат на юге, либо воинственная раса на островах.

– Президент России всегда будет выступать на стороне Храма девяти сердец, – Коваль ступил на шаткий мостик. – От имени Большого Круга могу заверить – мы будем счастливы заключить договор о мире и помощи с китайским правительством…

Гости заулыбались. Коваль лучезарно улыбнулся в ответ. Равновесие было сохранено. Все понимали, что в Китае некому подписать договор от имени единого правительства. А президенту России стало ясно, что в грядущей войне между Китаем и Японией русским отсидеться не удастся.

Коваль приказал переместить в соседний вагон связистов и выделить настоятелям купе через стенку от себя. Чтобы им легче было встретить тех, кто собирается убить куклу из бутылки.

Локомотив дал протяжный свисток. До момента, когда кукла займет место президента, оставалось совсем мало времени.

 

24

НАДЯ ВАН ГОГ

– Демон, ты снова нас бросаешь?

Надя ван Гог пришла к нему, уложив дочерей, когда за окнами вагона начало смеркаться. Как всегда, вошла неслышно, но он угадал ее, не оборачиваясь, как угадывал всегда, стоило ей приблизиться снаружи к двери, даже не по запаху, а по знакомому току крови, по сердцебиению, по глубокому дыханию, чуть замедленному на вздохе, сдобренному ароматом сушеного урюка и жасминовой воды. Как всегда, еще до ее появления, он внутренне размяк, пропуская через себя волну горячей заботы, волну спокойной настороженности, становящейся острее с возрастом.

Не оборачиваясь, он втянул ноздрями воздух; обоняние натасканного Клинка распеленало смутный клубок запахов, исходивших от его женщины. От нее пахло дочерьми, обеими девочками, которые вместе с матерью направлялись в деревню; пахло старшим сыном. После гибели первенца старшим парнем стал Федя. Пахло от Нади детским мылом, совсем недавно изобретенным, пахло чаем, мятой и бергамотом, пахло хвойной ванной с маслами, и даже немного пахло девушкой, желтой дикаркой, назначенной массажисткой к жене президента…

– Иди ко мне, быстрее…

У них было чертовски мало времени. Но они привыкли урывать время, урывать у его безумной государственной службы, у вечного потока просителей и чиновников, у бесконечных переездов и военных кампаний. Коваль обнял жену, одной рукой за затылок крепко прижимая к себе, сгреб влажные волосы в ладонь. Второй рукой притянул за бедро, привычно повел вверх полу халата, не встречая сопротивления одежды, встречая лишь мокрое, ждущее, горячее ее тело…

Поддерживая его игру, Надя, не глядя, повернула ключ в замке, выпустила его на ковер, закинула руки за голову, позволяя мужу задрать халат уже до груди, дразня его ловким отступлением, уклоняясь от шершавых ладоней…

Чтобы миг спустя упасть грудью на тяжелый обеденный стол, на расшитую львами и птицами роскошную скатерть, вцепиться в эту скатерть и сжать зубы от первого, резкого и болезненного его толчка…

– Сзади… сзади возьми меня…

– Совсем сзади? – Он прикусывал ей ухо и загривок, совсем как возбужденный пес, руки бешено шарили, мяли, ласкали ее грудь и бедра.

– Совсем… совсем, охх… сзади, Демон… ой, какой ты большой… я люблю тебя…

Путаясь в ее поясе, в каких-то застежках, нелепых пуговках, он окончательно освободил ее от одежды, смотрел сверху, как змеей изгибается при каждом толчке ее напряженная, ждущая ласки спина… подхватил ее руки за локти, потянул на себя, еще сильнее и острее насаживая, с наслаждением вслушиваясь, как связные слова теряются в стонах и всхлипах… последнее время Надя все чаще начинала плакать, приближаясь к вершине, и вершин с возрастом стало все больше, а достигать их она стала ярче, по-звериному яростно, буйно, набрасываясь на него, царапая до крови…

– Я буду кричать!

– Кричи. Громче кричи…

– Ты дикарь, Демон, ты меня всю покусал… сильнее, еще сильнее…

Теряя остатки мыслей, оба без сил сползли под стол, потянули за собой скатерть, роняя тетради, разложенные бумаги, медные походные чашки, подсвечники… чтобы внизу, на ковре, развернуться лицом к лицу… нет, нет, не выходи, останься так… ты же раньше не любила… зато теперь люблю… укуси меня, укуси за грудь сильнее, чтобы больно… аххх… позабыв об осторожности, о тех, кто наверняка слышит через пару тонких стенок купе, складывал ее пополам почти, зацеловывая, сплетаясь руками и языками… не покидай меня, не бросай, я боюсь, боюсь, боюсь за тебя…

Откатился в сторону. Ждал, пока рисунок на ситцевых лакированных обоях станет четким. Ее нежные пальцы порхали вдоль мужниных шрамов, легко ощупывали морщинки, путались в косичках.

– Я вас никогда не бросал. И не брошу.

– Артур, я же чувствую – что-то случилось.

– Ничего опасного. Больше к тебе ни одна сволочь не притронется.

Иногда его раздражало слишком острое обоняние, привитое в молодости Бердером. Если бы в прошлой жизни кто-то сказал, что обоняние можно привить и развить, младший научный сотрудник института крионики рассмеялся бы этому человеку в лицо. После четырех лет бешеных тренировок в уральских чащобах он не сомневался, что развить можно любые органы чувств, даже те, о которых наивные горожане не догадываются.

Он чуял боевых летунов и лысых псов в клетках по соседству, свою личную стаю, свирепых зверюг, принимавших пищу только из его рук да из рук двоих преданных стражников, приставленных начальником Тайного трибунала Фердинандом Борком. Он чуял тигра Лапочку, лениво дравшего когтями обшивку кресла в соседнем купе. Кроме Лапочки, там же находились четверо бодрствующих гвардейцев из отборной сотни Карапуза. Еще четверо, с болотными котами, охраняли тамбуры штабного и оружейного вагона; Коваль поморщился, выделив в душной мешанине острый рыбный «аромат», исходящий от сытых кошек. В следующем спаренном купе дремал, укрывшись шинелью, секретарь, рядом резались в карты двое офицеров связи, им компанию составил настоятель Вонг. Второй китаец молился в своем купе, с другой стороны вагона. До Коваля долетали обрывки его притираний, пахучих восточных снадобий непонятного назначения, мягко чадящая палочка сандалового дерева и чуть кисловатая тяжесть. Так могли пахнуть боевые метательные ножи или отполированные мечи из отличной закаленной стали. Возможно, китайский Хранитель тренировался. Если так, то играл с железом он почти бесшумно. По крайней мере стук колес и завывание ветра заглушали звуки из его купе.

– Демон, ты задумал очередной поход? – Надя перевернулась, нависла, щекоча распущенными волосами, обнимала руками, ногами, глазами, как только она умела его обнимать.

– Все ходы задумали за меня.

– Я с патриархом говорила. Правда, что Крым против киевских атаманов поднялся? Правда, что как только наши армии ушли с Кавказа, так грузины наших послов выгнали? И что, из-за этого ты снимешь Серго Абашидзе с генералов?

– Я доверяю братьям Абашидзе. Без них мы бы власть не удержали. Не слушай, родная, это сплетни все, зависть.

– Неспокойно мне, Артур… – Надя шептала ему в ухо, щекоча губами. – Тебе не докладывают, а ведь в городе многие пропали. Уральские да украинские купцы многие уехали, на их места азеры сели, все больше их, всю торговлю подмяли. Верно ли говорят, что нефти с Каспия нам больше бесплатно не взять, что Баку совсем от нас отпал, свой флаг подняли?

– Пока точно не известно. Милая, мы не можем воевать бесконечно. Пусть живут, пусть торгуют…

Надя отстранилась, закуталась в халат, заколола волосы. Видя, что муж не в настроении говорить о политике, сменила тему:

– Артур, ты слышишь, ветер какой? Давно такой бури над Питером не было…

Но ветер не заглушал шумных окриков дневальных и разговоров на крыше. Там, в специально сколоченных башнях, укрывались «Голубые клинки», лучшие курсанты военной академии. Коваль вдыхал вонь махорки, сочившуюся сквозь вентиляцию, слушал жену и лениво думал о том, что за курение положен карцер. Но сегодня наказывать никого не хотелось. Он сам создал эту систему обороны, систему взаимного сдерживания, взаимных проверок, и если система давала слабину, то винить стоило прежде всего себя.

– Артур, всего месяц как вернулись с юга наши солдаты…

– Да, милая. Война закончилась. Пока закончилась.

– И снова кто-то против нас?

– Против русских всегда кто-то будет, милая. Надя присела рядом, чуть сзади, обняв его за грудь под рубахой, прижавшись щекой к плечу. Какое-то время оба молчали; Артур при этом бессознательно выравнивал биение своего сердца и сердца жены. Не прикасаясь, он мысленно пропускал через ладони упругие перекаты ее тела, ее нежные волоски, встававшие дыбом при приближении мужней ласки, ток ее горячих соков, ускорявшийся и замедлявшийся вместе с их спаренным дыханием…

Ее любовь. Ее спасительную любовь.

Состав погромыхивал на стыках, катился неторопливо, словно пробуя на прочность новые пути, новые рельсы и переправы. Укрепленные, густо зарешеченные окна президентского вагона были наглухо закрыты, чтобы не втянуть ненароком угольный выхлоп паровозов. Каждые четверть часа по вагонам проносилась телефонная перекличка, дневальные рапортовали о состоянии техники, о порядке на вверенных площадях. Каждые полчаса сквозь состав проходили навстречу друг другу два патруля «безлицых» с кавказскими овчарками. Не обращая внимания на недовольное ворчание солдат и гражданских переселенцев, они вынюхивали запрещенные к курению травки, порошки, спиртное и, не дай боже, неуставные дрязги. Заслышав шум карточной игры, настойчиво колотили в двери купе, пускали вперед псов, и противостоять незваным гостям не решались даже старшие армейские офицеры. Воспрянешь – мигом свистнут своих, предъявят бляху и уволокут в ледяную кутузку. А там – пиши пропало, никто не выручит, поскольку на всех составах президент объявил военное положение. У моста встали на десять минут и уже ссадили под конвоем шестерых: за кражи мелкие, за драку, за выпивку… Хорошо хоть не шлепнули прямо в поезде.

Только в штабной и президентский вагоны патрули носа не совали, обходили по внешней галерее. Здесь бронированные двери тамбуров ощетинились пулеметами «голубых клинков», здесь было тихо, жарко натоплено, толстые ковровые дорожки гасили звук шагов, тикали золотые часы, посвистывали самовары, бормотали сонно лысые псы в своих клетках. Ароматы индийских благовоний расплывались по богатым покоям, оттягивая сырость и шинельную вонь, вполголоса переговаривались телефонисты, стучали костяшки нард и домино.

Коваль щелкнул выключателем. Длинное спаренное купе теперь освещалось лишь толстыми свечами у зеркала, да из зева камина налетали багровые тени остывающих углей.

– И что с нами будет на этот раз? – плотнее закутываясь в одеяло, тихо спросила Надя.

– На что ты намекаешь?

Артур зажег еще свечи. Оконное стекло полосовали потоки дождя, небо и проплывавший мимо лес приобрели одинаковую угрюмо-серую окраску. Потеряв объем, дикий пейзаж превратился в смазанную некачественную фотографию. Приглядываясь, Коваль замечал в полосах прожекторов следы недавних порубок вдоль путей, дважды вдали проносились цепочки караульных костров вокруг каторжных поселений, и снова бурой махиной давил спутанный весенний бурелом.

– Я не намекаю, – Надя подняла с пола кружки, подлила мужу чая из серебряного чайника. – Артур, я всегда говорю прямо. Ведь они бросили тебя, Хранители. Это из-за Бердера?

– Они не бросали меня, и я не игрушка, чтобы меня бросать.

– Почему в соседнем со мной купе едет китаец, а не русский?

– Настоятель Хо такой же Хранитель равновесия, как и русские братья. Он делает нам честь своим присутствием. Я же рассказывал тебе про монастырь.

– Зачем ты хитришь со мной, Демон?

– Я не хитрю. Твоя охрана на месте, лысые псы и гвардия.

– Обычно этого достаточно, но не в этой поездке. Ты взял колдунов. Ты снова боишься, Демон?

Коваль отхлебнул чая, бережно поставил стакан в серебряном подстаканнике на шелковое покрывало стола:

– Ты же знаешь, я всегда боюсь за вас.

Он повернулся и задернул второе окно, пошевелил кочергой в камине. В спальном купе президента стало уютнее. Задрапированные бежевым стены придвинулись, мягкие подушки звали спрятаться, забыться в полусне дорожной неги, повсюду заиграли отсветы огня. Коваль внезапно вспомнил свои детские ощущения. Так порой всплывают в памяти запахи, яркие цвета, чьи-то восторженные лица, крики, смех – все то, что погребено и растоптано вечным боем, в который он превратил жизнь.

Он погрузился в путешествие на троих, с отцом и матерью, в те невообразимо далекие годы, когда билеты на юг приходилось добывать с трудом, а потом папа и мама поочередно сидели, потому что мест все равно не хватило, но даже при таком раскладе все было здорово и замечательно. Они ведь ехали к морю! Ночью уже стало теплее, люди вокруг тоже ехали на курорты и от этого, наверное, добрели, смеялись, шутили, делились бутербродами, огурцами и пивом. Но происходящее внутри вагона маленького Артура не слишком трогало, гораздо увлекательнее было следить за бесконечными созвездиями снаружи, составленными из станционных фонарей, квадратиков многоквартирных домов, зыбких таинственных огоньков деревень, яркого пламени мостов и эстакад… Сколько ему тогда было? Лет пять или шесть. Родители отвлеклись, о чем-то болтая с соседями по плацкартному купе, а он испытывал изощренное удовольствие от того, что его приткнули спинами к жесткой стене, про него как бы забыли, лишь иногда мама, не оборачиваясь, гладила сына по коленке. Он испытывал удовольствие от походного уюта, от близости всемогущих, любящих волшебников. Огромная Россия светилась за стенами вагона, катилась навстречу, расстилалась могущественной неторопливой скатертью-самобранкой. Россия состояла из тысяч и миллионов разноцветных лампочек, это было так интересно и неожиданно, что пятилетний Артур мучительно таращился в окно, не позволяя себе заснуть, не догадываясь, что это еще не Россия, а всего-навсего проехали треть пути до Москвы…

Нынче президенту не хотелось смотреть в окна. Состав катился мимо разбитых, сгнивших платформ, мимо раскуроченных станций без названий. После раннего, трусливого заката за окнами разливалась мутная, мерзкая темнота. Не жаркая звездная темнота юга, а промозглая питерская слепень, сырая и скользкая во всех направлениях, без единого огонечка, без единого намека на человеческое жилье…

Поцелуем в губы Надя вернула мужа в реальность.

– Ты взял меня с детьми в этот поезд, чтобы все видели – Кузнец не боится, он настолько уверен в железной дороге, что повезет на Урал дочерей. Ты как будто нарочно сделал из нас мишень. Ты хочешь высадить нас…

– После Перми вас встретит Анна Третья с верными людьми. Зачем ты так говоришь? Ты намеренно обижаешь меня? Могла бы отказаться, поехали бы на моторе…

– Ты же знал, что я не откажусь, раз это нужно тебе. И не пожалею. И я тебя не обижаю, Демон, я хочу услышать правду. Это правда, что на тебе кровь учителя Бердера?

Она ждала честного ответа.

– Не надо тебе лезть в эти дела. Кто надоумил?

– Я не девочка, Артур. Как нам жить дальше в деревне, если за спиной начнут шептаться? Ведь мы на все лето едем…

– Неужто ты Анны боишься? Полжизни среди колдунов провела, а теперь пугаться вздумала?

– Никого я там не боюсь, ты ведь знаешь. Однако случая такого не было, чтобы в своей земле Качальщики тебя сторонились.

– Бердер ни с кем совета не держал, – выпалил Коваль. – Он погиб, потому что один попытался остановить вращение планеты.

– Не понимаю, говори проще.

– Нельзя остановить историю, это ты понимаешь? – Президент вскочил с дивана, зашагал порывисто из угла в угол. – Нельзя сказать человеку – «вот тебе шесть соток, вот тебе печка с дровами, вот тебе дети и внуки, радуйся и не ищи приключений»! Нельзя приказать человеку ходить пешком за плугом и забыть про колесо! Это понятно?

– Понятно… Не кричи на меня.

– Я не на тебя кричу. Они все внутри одинаковые: и патриарх твой любимый, и Качалыцики, и главный мулла Халитова, что гостил у нас зимой, и настоятель Вонг со своими дружками-буддистами… Все они тихо ненавидят друг друга, но внутри едины в том, что тормозят человека. Они сто раз будут убеждать, что в поте лица пашут на благо общества, а на самом деле тормозят. Им спокойнее, если мы зальем водой мартены, столкнем в реки паровики, засыплем нефтяные скважины. Им спокойнее, если мы будем биться лбом об пол при лучине, если будем гнить в сырых деревнях, сожжем школы и книги, запретим акушерок и учителей письменности. Зато наступит благость и покорность, матьземля будет довольна и после каждого дождя курей к попам понесут… Что тут непонятного, Надя?! – Артур присел перед ней на корточки, сжал ее руки.

– Но… Бердер был твоим другом, твоим лучшим другом. Он научил, как заставить лысых псов лизать тебе сапоги.

– Я не забуду этого, никогда не забуду. Хранителям равновесия и детям их всегда будет лучший кусок за нашим столом.

Надя мягко высвободила руки, погладила мужа по голове:

– Однако ты сделал все по-своему. Бердер запрещал тебе…

– Не будем больше про Бердера, – настойчиво попросил Коваль. – Он полез в раскачанный лес без обряда примирения…

– Так я и знала! – вспыхнула Надя. – Об том мне Анна и Прохор твердили, да и патриарх, а я не верила! Отбивалась, как могла, твердо стояла, что не мог мой муж с Дедами Черными побрататься. А выходит, так оно и есть! Примирение… Знаем про ваше примирение, слыхивали! Деток малых живыми зверью отдают, над мертвяками глумятся! Я-то не верила, когда мне слухи дошли, что с мерзкими магами знаешься…

Надя отвернулась, уже не сдерживая слез.

– Прекрати, а ну прекрати! – одернул Коваль, проклиная себя за болтливость. – У нас нынче общая задача и общая боль. Не могу я и не буду делить людей. Наделился, хватит.

– Помнишь, когда вы с Орландо запустили первый паровик до Урала, ты пообещал отвезти меня в деревню Качалыциков в вагоне-люкс, в таком, где ездили цари и президенты.

– Я же сдержал слово?

– О да, сдержал, – прыснула Надя ван Гог. – Если не считать того, что от Ебурга мы добирались еще двое суток, девочки насквозь промокли и простудились.

– Что я могу поделать, если Качалыцики не соглашаются подвести ветку к деревне? – виновато развел руками Коваль.

– Скажи мне честно, – Надя поднялась, поцеловала мужа в макушку, – ведь я же все равно знаю, когда ты меня дуришь. Вот ты опять куда-то рвешься, один, почти без охраны. Скажи… Я так и буду до самой кончины трястись и молиться? Почему так выходит, что без тебя – никак?

– Потому что это наша родина, – немного удивился Артур.

Он притянул жену к себе, попытался обнять, но тут вежливо звякнул колокольчик.

– Господин президент, тут старший зверинца. Псы бушуют. Как вы приказывали, в четвертом вагоне охрану усилили, но собаки отказываются туда идти. Люди тоже, это… не все, конечно. Слухи всякие…

– Охранять без собак, – приказал Артур. – Всех паникеров – в карцер. Сменить охрану. Менять смену не четыре, а каждые два часа.

В четвертом вагоне, в железном сундучке наставника Хо, крохотный голем потянулся в теснине бутылки.

 

25

ДЕНЬГИ И ЗАКОНЫ

Утром ничто не предвещало трагедии.

Во всяком случае, ни один из городских оракулов не заявил накануне, что назавтра прольется кровь, что и послужило впоследствии поводом к изгнанию многих волхвов и резне среди лживых ворожей. Впрочем, если бы нашлись ловкачи, способные заглянуть и прочесть предвестия в Книге Качалыциков, беду можно было бы отвести, хотя бы частично… Но юные Качальщики, жившие в интернате Зимнего дворца, сами не умели еще предсказывать будущее. А взрослые Хранители равновесия, кружившие в пригородах в поисках Слабых меток, уже давно не желали помогать Проснувшемуся демону… Поэтому все случилось именно так, как случилось.

В восемь тридцать утра прозвенел колокол в зале заседаний Мариинского дворца. Несмотря на жесткий регламент и заранее разосланные приглашения, около трети думцев не спешили с завтраком и вальяжно подтягивались к девяти. Для большинства очередной длительный отъезд Кузнеца означал возможность слегка расслабиться, всласть поспать и нагулять жирок. Чего уж говорить о членах Думы, если даже гопники с городских окраин праздновали проводы президента, как собственные именины.

Вице-президент Рубенс открыл заседание и сразу предоставил слово министру финансов. Начали обсуждать бюджет на следующий год. Портос в очередной раз поставил перед Думой вопрос о выпуске единых бумажных денег.

– До Большой Смерти в России существовала система фабрик «Гознака», – деловито начал бумажник. – Нам повезло, что сохранилась фабрика именно в Петербурге, хотя ее изрядно разграбили. Но зато мы обнаружили почти нетронутую фабрику в Краснокаменске, где оборудование самого высшего класса, и еще одно производство… Не буду скрывать, наши инженеры еще пока не могут разобраться с техникой. Мы выяснили, как делать водяные знаки. Гораздо сложнее освоить ныряющую защитную нить и печать орла, которая меняла бы цвет. Если Дума выделит пять миллионов, этого хватит на запуск всех трех фабрик… «Гознак» мог бы стать строго государственным или, напротив, акционерным обществом, вам решать. Но заказчик всегда будет один – министерство финансов…

– Ну уж само собой, – засмеялись в зале. – Ты себя не обделишь.

Папа Рубенс выразительно кашлянул и стукнул молоточком по столу президиума.

– Кроме денег, оборудование позволит печатать единые паспорта, с тремя степенями защиты. А это даст нам возможность стать монополистом и выполнять зарубежные заказы… Паспорта понадобятся всем.

– Разве плохо со старыми паспортами? – удивились в партере.

– Напомню, что решение о новых паспортах Государственная Дума приняла еще в позапрошлом году, – невозмутимо парировал бумажник. – Большой Круг сознательно не напоминал об этом. Однако объем военной добычи позволяет сейчас совершить траты…

– А зачем нам так сложно? – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Полоски, водяные знаки… Никто все равно так красиво деньги не нарисует!

– А еще лучше – оставить как прежде, – недовольно протянул другой сенатор. – Чем были плохи железные деньги? Этим бумажкам все равно никто толком не доверяет… Чем вам плохо золото?

– Лучше все как прежде, – поддакнули из темноты.

– Экономика развивается. Мы скоро не сможем таскать в вагонах тонны серебра и десятки тонн меди, чтобы оплатить большие стройки или большие покупки вроде целых кораблей. Кроме того, золото и серебро у разных стран имеет разную пробу, и даже примеси. С бумажными деньгами будет проще унифицировать…

– Даром что бумажником кличут, – засмеялись в зале. – За бумагу ратует, бумажки на трибуне ворочает, и в голове одна бумага… Что с жида взять?

– Как мне надоел этот выскочка, – шепнул на балконе один толстый купчина другому. – Только и умеет, что драть с нас новые поборы да раздавать их всяким дуракам…

– Ага, понаехали тут, русским уже пернуть негде, – брюзгливо оттопырил нижнюю губу хозяин элеватора. – А старый Рубенс спит, не видит, что одни иноземцы в министрах. Хранцузы, да итальяшки, да поляки…

– Большая проблема в устойчивом качестве бумаги и в красках, но это даже хорошо, – продолжал убеждать министр финансов. – Мы оцениваем первый заказ министерства финансов в сто миллионов рублей. А в течение трех следующих месяцев предстоит выпустить еще триста миллионов в мелких купюрах. Не беспокойтесь, это не вызовет падения ценности денег, зато подхлестнет производителей бумаги и красок и еще многих ремесленников. Мы объявим, что меняем новые деньги на старые, а в государственных лавках начнем продажи хлеба только за новые деньги. Таким образом, через выгодный для государства курс, мы даже снизим инфляцию. Мы вымоем из обращения все прежние рубли, которые печатали и штамповали все, кому не лень…

– Все учат нас, как нам жить, – подхватил с заднего ряда краснолицый человечек в тельняшке под сюртуком. – Мой дед гонял караваны, отец гонял, и мы с сыновьями при деле. И обходимся без новых денег. Только и знают – казну разбазаривают!

Улучив момент, когда распаленные бюджетными баталиями коллеги отвлеклись, краснолицый выскользнул через заднюю дверь в коридор, быстро обошел зал и присоединился к другой группе шептавшихся думцев. По пути он перемигнулся с высоким худым субъектом. Тот был в плаще и полумаске с вензелем военной полиции. Человек в полумаске заглянул в гардероб, сунул гардеробщику пачку листов и проследовал дальше. Гардеробщик воровато оглянулся и принялся распихивать по карманам депутатов хрустящие прокламации. Последнюю служака оставил себе. Толкнул дверь в каморку, поставил чайник на огонь, нацепил очки и прочел: «Долой техников-воров! Долой президента и его демонов!..»

Гардеробщик крякнул и сунул листочек в огонь. Поглядел на большие часы с кукушкой. Через семь минут ему предстояло через черный ход впустить агентов полиции.

– Слово имеет господин Дробиченко, – объявил председатель собрания.

В зале оживились. Многие члены Думы были наслышаны о визире самого Карамаз-паши, которого пощадили, как великого химика и инженера, а после выяснилось, что Дробиченко вместе с женой тоже спали полтора века в хрустальных гробах, и разбудил их президент Кузнец. Еще больше оживились в зале, когда министр лесной и химической промышленности появился в сопровождении конвоя.

– Наш первый запрос – на запуск Сыктывкарского фанерного комбината. Фанера – очень важный материал, образцы вы все получили заранее. У нас пропадает масса березового кряжа… Комбинат включает лущильную и сушильную линию, придется снять техников со строительства электростанции… Отдельная проблема – производство формальдегидной смолы, но мы нашли хороших химиков в Украине и Румынии, здесь даже денег не надо. Мы в обмен на смолу уступим им несколько четырехпильных станков…

– Эхма, раскомандовался, – бубнили в темноте жирные ковбои. – На фига нам эта дурацкая фанера, лучше скота еще прикупить!

Однако под нажимом председателя за фанерный комбинат кое-как проголосовали. Малоизвестному министру химической промышленности, да еще арестанту, не доверяли, а Папе Рубенсу привыкли верить. Если Папа намекал, что новые заводы дадут хорошую прибыль, и что сам первый скупает биржевые акции, значит – дело верное. Даже если не совсем понятно, о чем речь. К примеру, после фанеры, пришлось голосовать за какую-то кислоту, непонятно кому и зачем нужную. Вроде для каких-то аккумуляторов. Кое-как проголосовали. Но тут Дробиченко заговорил совсем о другом. Когда он заговорил, секретарь президента, Михаил Рубенс-младший едва заметно глянул в кулисы. Там снова оказался высокий человек в плаще и полумаске. Он показал секретарю большой палец и скрылся.

Все шло по плану…

– По поручению президента, нефтью у нас монопольно занимаются четыре государственные компании, – начал новую речь «министр под стражей». – В прошлом месяце было принято решение выпустить в свободную продажу до тридцати процентов акций этих фирм. Акции охотно покупаются, однако этой эмиссии недостаточно, чтобы в полном масштабе возродить промыслы в Татарстане… Государственная компания «Татарское золото» добывает за три месяца столько, сколько до Большой смерти добывали за день. Я уверен, что в этом зале сидят люди, скупившие большую часть нефтяных бумаг на бирже. К ним я и обращаюсь… Ваши акции могут остаться фантиками, если Дума не выделит деньги на перевооружение всего комплекса…

– Чай не резиновый карман-то, – прогудел кто-то сбоку.

– Да вы слыхали, что демоны задумали? – зазмеился между кресел ядовитый голосок. – Они вошли в дружбу с англичанами, с теми, что на подводных кораблях прячутся, и задумали вместе у норвегов северную нефть отнять… Вот уж где нас война ждет, вот где головы сложим…

– Сколько вам надо? – приподнял голову старшина думской комиссии по финансам.

– Сто десять миллионов.

– Что-о?!

Зал взорвался. Некоторое время в неразберихе голосов слышался смех, проклятия и улюлюканье. Вице-президенту стоило немалого труда навести порядок. Его внук, младший Рубенс, незаметно улыбался. Запрашиваемая сумма раскачивала бюджет. Сам Дробиченко об этом не знал, он отвечал за техническую сторону проекта, а цифры в его доклад вставляли другие люди.

– Эти Проснувшиеся Демоны обожрались белены, – прошипел в ухо соседу внезапно подсевший человечек с вертким лицом. – Смотрите, что творят! Сто десять миллионов, да за такие деньги можно купить вообще всех ковбоев и заводчиков страны!

– С другой стороны… это верно, – задумчиво почесал бороду оборотистый купец, выбранный в Думу от ярославской торговой братии. – Горючки надо все больше, и покупают у нас все больше… Да я и сам, чего таить, прикупил бумаг этого, как его… «Татарского золота»…

– Они хотят, чтобы мы денежки отдали, а потом скажут, что все принадлежит государству, это они запросто… – нашептывали сомневающимся хитрые голоса.

– У нас в области дикари мосты разрушили, но никто денег не дает!

– А у нас школы без дров, и больницы без дров и без света, а вам только и делов, что нефть германцам продавать!

– А у нас вообще нечем караульным платить… Именно в эту минуту в зале, откуда ни возьмись, возникло сразу несколько вертких молодых людей, чрезвычайно хорошо осведомленных. Впоследствии, когда произошли главные события дня, эти люди столь же незаметно исчезли. А пока что усердно сообщали собравшимся о скрытых и явных злодеяниях исполнительной власти.

– Господа, дадим возможность министру Дробиченко отстоять свою позицию, – настойчиво взывал к собранию председатель.

– Да, пусть расскажет! Пусть объяснит, куды столько деньжищ!

– Пусть говорит, у него и картинки заготовлены!

– Да на хрена нам столько грязного железа? Есть же места, где эту самую горючку можно ведрами черпать!

Наконец, депутаты угомонились и приготовились слушать.

– Речь идет о починке и запуске как минимум трехсот станков-качалок, – несколько обалдев от криков, продолжал Дворниченко. – Но чтобы их починить и выточить новые детали, нам надо восстановить цеха «Уралмаша», Челябинского завода и двух предприятий в Казани. Я вам объясню, посмотрите на плакат… Вы видите схему гидропривода, который предназначен для придания возвратно-поступательного движения плунжеру глубинного штангового насоса при откачивании жидкости из нефтяных скважин… Жидкость откачиваем так. В скважину заводим трубы с цилиндром и клапаном на конце. Внутри цилиндра ходит поршень с нагнетательным клапаном… А балансир станка-качалки придает плунжеру возвратно-поступательное… Таким образом, мы выбираем нефть из горизонтальных пластов…

В зале опять зашумели:

– И что теперь? Запутал, умник, зачудил!

– Расскажи лучше, сколько наших денег хотишь на Баренцевом море закопать!

– А на Чусовой что? Там уже мильонов сорок вбили в старые прииски, а толку-то, шиш с маслом?!

– Да ладно вам! Все равно не сегодня надо решать, обмозгуем еще…

– К каждой качалке нам нужен насос и электродвигатель в сто двадцать киловатт, – перекрикивая говорунов, продолжал министр. – Чтобы выпустить столько двигателей, уральскому заводу понадобится еще цех, и отдельно потребуются кабеля. Госпожа Ар-ро на следующей неделе выезжает на Ярославский машиностроительный завод, а оттуда – на саратовский завод «Прогресс». До Большой смерти там делали трансформаторы и прочее силовое оборудование… Собственно, от заводов остались одни названия, но мы сумели собрать группу опытных техников, и есть шанс, что производства заработают… Предвижу ваши возражения! Вы скажете, что Хранители равновесия взбунтуются, раскачают грязные города и засеют их лесом. Это не случится, потому что каждое из производств президент Кузнец лично оговорил с Хранителями. На каждый завод будет приставлен наблюдатель из числа молодых Качалыциков, выросших уже в Петербурге. Они будут следить, чтобы работали очистные сооружения…

– Получается, чтобы заработать денег, надо продать много горючего, а для этого надо снова запачкать землю, и придется ее чистить… – ядовито начала перечислять глава астраханских фермеров, мощная усатая тетка в мужской рубахе. – А затем, чтобы очистить, надо снова дикарей, рабов и бараки для них, а затем они гадят, и снова надо чистить, чтобы не злить Качалыциков, а чтобы сделать эти ваши насосы, надо снова сделать очистку, а чтобы сделать очистку, надо еще людей, и так без конца?! Мало наши отцы и деды тряслись, завидев Качалыциков? Вы нам предлагаете войну с колдунами?!

На сей раз в зале заседаний негромко забормотали все разом. Атмосфера накалялась. Дробиченко вытер взмокший лоб платком:

– Чтобы обеспечить производство кадрами, нам понадобится отдельное среднее училище. Я берусь в нем преподавать, и госпожа Арро согласилась участвовать, но… опять же, нам нужны средства для поиска талантов. Да, именно так. Мы намерены ездить по всем губерниям и отбирать для бесплатной учебы одаренных детей. Чтобы кто-то мог преподавать в училище кроме нас…

– Специальное училище, чтобы нефть качать? – захохотали во втором ряду. – Совсем мозгами поехал?!

Дробиченко наскоро свернул речь и сошел с трибуны. Караульные не увели опального министра за кулисы, а усадили сбоку от стола президиума, рядом с его женой.

Объявили перерыв. В перерыве тон задавал сгорбленный очкарик в дорогом сюртуке с золотыми нашивками. Но он не успокоился и после гонга. Особенно злобно он начал язвить, когда на трибуну вышла госпожа Арро, недавно назначенная министром энергетики.

– Нам требуется десять миллионов серебром и два миллиона в германской марке для закупок необходимого оборудования за рубежом, – бодро начала француженка. – В следующем году мы планируем пустить в действие сорок котельных на жидком топливе, мощностью по два мегаватта каждая, что позволит отапливать жилые пригороды Петербурга. Кроме того, по частным заказам, для отопления заводов, мы построим еще пятьдесят котельных…

– А вы сами понимаете, о чем толкуете? – ехидно осведомился очкарик. – Сорок, пятьдесят… Да пусть топят дровами, мы уже все Качалыцикам сполна вернули, в Карелии давно можно лес валить!

– Это точно, точно, – загомонили рядом. – Мазуты всякие как начнем развозить, снова Слабые метки попрут…

– А ну-ка тихо, господа! – вступился за молодого министра Рубенс. – Объясните нам про эти ко… котелки.

– Это не просто котелки, под которыми можно развести костерки, – сердито поправила француженка.-Водотрубные котлы с дутьевой горелкой мы закажем на фирме Висмана. Там, к счастью, есть двое, потомственные инженеры… Кроме того, мы вкладываем деньги в Борисоглебский механический завод, именно там до Большой смерти делали хорошие котлы. Управление наказаний готово перегнать туда шесть тысяч пленных для ремонта цехов… Но недостаточно от котельных проложить трубы к домам, чтобы людям зимой стало тепло. Надо рассчитать и подключить рециркулярные и сетевые насосы… Насосы нам обещали сделать в Норвегии, но после надо самим… Я прошу прощения за термины, это необходимые компоненты. Самая большая проблема – что мы не можем освоить автоматику. Приходится намеренно выбрасывать с диспетчерских постов контроллеры и регуляторы…

На заднем ряду очкарик незаметно переглянулся с краснорожим. Тот еле уловимо кивнул человеку в маске, прятавшемуся за портьерой.

– Эти расходы нельзя сократить? – тянули руки депутаты из задних рядов. – Почему мы должны греть зимой задницы питерской нищете? У меня три мельницы в Белгороде, пятьсот семь душ вкалывают, никто и не слыхал, чтобы в хаты вода по трубам шла!

– Да все они хороши, эти Проснувшиеся, – подзуживали змеиные голоса в полумраке. – Разве вы не слыхали? Известия точные. Вся эта шайка Демонов хочет деньги народные на ветер пустить. Потому что – инородцы!..

– Я прошу тишины! – Папа Рубенс трижды стукнул молотком.

Один из самых опытных политиков страны, он не мог не чувствовать, что готовится нечто мерзкое. Еще неделю назад ему тонко намекнули, что не худо бы примкнуть к правильному лагерю, но Рубенс гордо отмел интриганов. Сегодня он об этом пожалел. Лучше бы согласился выслушать заговорщиков, по крайней мере, ведал бы, куда ветер дует.

– Сорок теристорных преобразователей и сотня танковых аккумуляторов для телефонных станций, – Арро с напором долбила кулачком в трибуну. – Это тот минимум, без которого мы отстанем безнадежно. Мы не можем дотянуть устойчивую связь даже в европейской зоне… Но поскольку освоить производство теристоров…

Внезапно погас свет. Сверкнули и потухли сотни ламп. Навалилась полная темнота, и в темноте загремели выстрелы. Четыре, пять огненных хлопков прорезали мрак. Словно в калейдоскопе вспыхивали перекошенные, испуганные лица.

– Убили! Лекаря сюда!

– Измена!

За бархатной портьерой краснолицый мужчина поцеловал крест, прошептал несколько слов молитвы и обратился к молчаливому соседу:

– Ну что, начнем с богом?

 

26

О ПОЛЬЗЕ ВОЗДУХОПЛАВАНИЯ

– Полковник, вы их видите?

– Так точно. Не меньше пяти сотен. Ползут вдоль лесополосы. С той стороны… Уже не ползут, а бегут. Не пойму только, откуда столько леса понаросло…

– Ага, так я и знал, – Коваль оторвался от трубки, – Даляр, ты проиграл мне сотню. Кто убеждал меня, что на нас нападут под Пермью?

Командир экспедиционного корпуса генерал Даляр шутливо поднял вверх руки, признавая поражение. Он проиграл Кузнецу дважды. Когда поверил в данные разведки, что на президентский эшелон нападут только под Пермью. Правда, речь шла о нескольких разрозненных бандах, нападавших на все подряд…

Второй раз генерал оплошал, когда возражал против поддержки с воздуха. Но сию минуту на шутки времени не осталось. По вагонам прозвучал сигнал тревоги. Свободные смены караулов скатывались с коек, с лязганьем разбиралось из пирамид оружие, задраивались окна, расчехлялись в башнях зенитки. Эшелон притормаживал, ползущая впереди дрезина уже уткнулась в завал. А ведь еще накануне никаких проблем не наблюдалось, вологодское начальство даже лес на двадцать шагов вдоль полотна выжгло. Разобрать завал казалось несложным, но при попытке высадить рабочих их немедленно обстреляли из леса.

– Берегись! Всем назад!

– Вот они, сволочи! Там, за грядой прячутся!

Полковник Карапуз стоял рядом с наводчиком в гондоле маленького аэростата «Русь» и разглядывал железную дорогу через раструб мощного бинокля. Аэростат полз на малой высоте, его тащила на канате паровая дрезина, но даже с высоты в сотню метров были видны дымки костров и человеческие фигурки, перебегавшие от дерева к дереву.

– Господин генерал, слева Вечное пожарище. По карте его тут быть не должно… але? Слышите меня? По карте пожарище должно быть севернее километров на шесть… Даляр, блин, ты слышишь меня?! – забыв субординацию, заревел в мембрану Карапуз.

– Да, слышу, слышу!

– Тут беда такая… пожарище, будь оно неладно. Все сверху желтое, в лишаях и светится. Там крыши изб, видать, пожрало пожарище, видать, недавно. Козы на крыше прячутся, слышишь? Вот дрянь какая, козочек-то жалко…

– Какие еще козочки? Докладывайте о передвижениях противника.

– Да противника-то кот наплакал. Бегут за нами между лесом и краем пожарища… ох, мать-перемать! Там… пушки!

Наконец, воздушную цель заметили и открыли огонь. Впрочем, огня как такового не было, стреляли из арбалетов. Видимо, кто-то приказал разбойникам не привлекать внимания. Карапуз последний раз передал данные о противнике и приказал спускаться. Полковнику не терпелось самому вступить в бой. Он уже третий час торчал в гондоле, выполняя приказ президента. О задумке с воздушной разведкой во всей экспедиции знали всего четверо, включая механика на дрезине.

– Пулеметы – к бою! Первые номера – товсь! Подающие – товсь!

– Орудия – заряжай! Прицел – по нулевой линии, прямой наводкой! Опустить броню!

– Свистать всех наверх! Заряжающие – на галерею. Пожарные расчеты – занять позиции! Командирам подразделений доложить о готовности!

Штабной вагон наполнился воплями, звонками, донесениями курьеров. По крыше дробно застучали коваными сапогами. С грохотом опустились на окна броневые щиты. Телефонисты выкрикивали команды, генерал Даляр говорил по рации одновременно с начальниками трех других поездов, идущих следом, и с наводчиком в аэростате. «Русь» поднялась снова, на высоту до двухсот метров, под ней маленьким трехцветным шариком весело плясало пламя. Из леса затрещали выстрелы, но успеха горе-снайперы не достигли.

Полковник Карапуз носился по крышам, раздавая затрещины подчиненным. Его люди отвечали за безопасность руководящих лиц государства, но в данную минуту все спуталось в кучу. Начальник эшелона вместе с машинистами суетился на тендере, укрывал уголь мокрой рогожей. Китайские монахи тихо медитировали в своем купе. Бодигард президента фон Богль в последний раз проверял крепление пулеметных лент и заплечных револьверов. В своем маленьком купе брат Цырен молился о том, чтобы вернуть человеческий облик. Проклятый леопард рвался из него наружу даже во сне. Надя ван Тот одела девочек, привычно достала из шкафчика заряженные револьверы. Две крепкие служанки одели на нее доспехи, встали у дверей с оружием. Коваль заскочил на секунду, поцеловал детей и умчался к телеграфистам. Он выиграл пари у Даляра, но вовсе не радовался такой удаче. Губернатор Вятки всего час назад рапортовал о полной лояльности, это означало, что засевшие в лесах бандиты – пришлые, и не просто бандиты, а кем-то тайно и очень быстро собранная армия. Наводчик в гондоле утверждал, что впереди – мост, на нем дзоты, пулеметные гнезда с флагами, а за мостом построились счастливые жители с хлебом-солью. Правда, заслышав стрельбу, они уже разбегаются…

– Карапуз! Что там еще?

– Не понимаю, откуда они берутся! С шара передали – еще сотни две конных, слева скачут. Вроде бы пушки легкие на конях к лесу подвезли и животину какую-то…

– Какую еще животину? – замер Артур.

Нехорошее предчувствие заползло в душу. Недаром последние полчаса були как-то нервно повизгивали и носились по клеткам. А уж они-то к драке и пороху вполне привычные, а, стало быть, чуют врага серьезного.

– То ли быки, то ли не быки… да я сам не пойму, – растерялся Карапуз. – Уж больно толстые. И укрытые тряпьем. Серые, шерстяные, в кустах прячутся.

– Брат Кристиан, ты слышал? – обернулся Коваль к вошедшему отшельнику.

– Слышал, слышал. Вы так голосите, что мертвый услышит, – Хранитель появился бодрый, но с кругами под глазами. Заговорил сразу о том, что Артура тревожило: – Леса вдоль путей вы прошерстили. Стало быть, это все не местные бунтовать вздумали…

– Мне докладывали, что недовольные соберутся, но здесь другое. Здесь вооруженное нападение. Как думаешь, могли Качалыцики дикарей нанять или слонов для них нарочно вывести?

– Сло-оны? Не слыхал о таком… – Хранитель задумался, – впрочем, я давно на Урале не был. Кто там ведает, чем Прохора детишки балуются.

– Господин президент, начальник второго эшелона у трубки, – отвлек связист, – спрашивает, что ему делать, остановиться? Он нас нагоняет.

– А вот это уже никуда не годится. Дежурный, выясните, почему мы сбавили ход?

– Дрезина уперлась в завал, господин президент.

– Ах, черт! Они справа, ложись…

От мощного взрыва в вагоне вылетело сразу несколько стекол. Снаряд не смог преодолеть броню, но от удара со стен свалилось на пол все, что плохо крепилось. Оглушенные офицеры встряхивали головами, пытаясь вернуть слух. Когда Артур по узкой лесенке вбежал в башню, пулеметчики уже открыли по кустам ответный огонь.

Артур пропустил самый первый момент атаки. Атака все же началась неожиданно, несмотря на помощь с воздуха. Позже оказалось, что человек двести разбойников поджидали поезд в укрытиях, под завалами из веток. Они вскочили и открыли стрельбу по амбразурам и часовым на крышах практически в упор. Помимо пулеметов, по эшелону дали несколько залпов из легких пушек. Разворотило орудийную башню на соседнем вагоне, погнуло дверь на одном из грузовых, но никто серьезно не пострадал.

– Ребята, они с той стороны!

– Окружили, сволочи!

Стоило Артуру предположить самое плохое, как самое плохое немедленно произошло. В сотне метров позади запасного паровоза ахнуло так, что воздушная волна пробежала по всем вагонным сцепкам. Шпалы спичками взметнулись в воздух, кувыркаясь в тучах щебня и дыма. Погнутая рельса прилетела с места взрыва и зашибла двоих часовых на запасном тендере. Головной эшелон оказался отрезан от основных сил.

– Эй, командира саперов ко мне! – разъярился Даляр. – Васенко, как могло выйти, что твои були не почуяли мину под полотном?

– Так мины не было, господин генерал, – заверещал в трубке Васенко. – С воздуха передали, их видели. На телеге подвезли бомбу, на путь уложили и удрали!

– Господин генерал, разрешите вылазку? Мигом эту нечисть размажем!

– Ваше превосство, аварийная команда готова к ремонту.

– У нас попадание в котел, давление падает…

…Тем временем, неся потери, атакующие применили новый маневр. Они стреляли из легких пушек издалека, из леса, не приближаясь. В одном из багажных вагонов начался пожар.

– Да что за напасть такая?!

– Огонь, очередями!

– Господин генерал, прикажите только, мы их сомнем! – К Даляру вторично подбежал запыхавшийся капитан.

Командующий решился:

– Первый батальон, на вылазку! Капитан, раздать щиты! Обеспечить прикрытие для ремонтной бригады!

Коваль смотрел в бинокль, не мешал Даляру управлять боем. О броню башни несколько раз звучно чмокнули пули, но тяжесть основного удара приняли первые четыре или пять вагонов. С обеих сторон к насыпи кинулись ватаги разношерстно одетых и нелепо вооруженных людей. Первую волну атакующих буквально смели из пулеметов. Было очевидно, что враги не имели не только военной подготовки, но даже толком не представляли, где находится штабной вагон. Но в том, что эти подонки охотятся отнюдь не за бумажниками пассажиров, Артур не сомневался.

– Берегись, пушку выкатили!

– Внимание всем артиллерийским постам! – прокричал старший канонир: – Стволы на правый борт. Наводить самостоятельно, по кромке леса. Огонь – залпом, по моей команде. Заряжай!..

Второе попадание в штабной вагон оказалось страшнее первого. Перебило несколько кабелей, на минуту погасли лампы, замолчали рации. В первой башне тяжело ранило пулеметчика. По коридору затопали санитары, пронесли в операционную еще четверых раненых.

– Огонь!! – в ответ грянула башенная артиллерия. Бронепоезд, несмотря на огромную массу, ощутимо качнуло влево: – Заряжай, зажигательными, прицел ноль-один!

Несмотря на пробитый котел, машинист дернул рычаги. Тяжко вздохнув, состав подался назад, разгоняясь все быстрее и быстрее. Нападавшим волей-неволей пришлось бежать за поездом. Видимо, тот, кто ими руководил, приказал во что бы то ни стало идти на абордаж. Абордажа не получалось, зато стрелки на эшелоне получили превосходные мишени.

– Господин генерал, к телефону. Спрашивают, не спустить ли булей, пусть в лесочке пошерстят?

– Запрещаю.

– Господин генерал, начальник поезда на втором проводе. Спрашивает, как лучше для пушкарей – все время туда-сюда маневрировать или снова вперед, до самого завала?..

После второго залпа заполыхала рощица, росшая сразу за линией вырубок. Из рощи кинулись наутек редкие уцелевшие, показались горящие подводы, влекомые испуганными лошадьми.

– Нечитайло, Самойлов, бери сотню и – прочесать лес!

– Майор Ладога звонит – во втором эшелоне раненых некуда девать…

– На них что, тоже напали? Эй, дежурный, дай мне связь с аэростатом!

– Ваше превосходительство, связи нет. Видать, кабель оборван.

– Звони начальнику второго эшелона, пусть свои дирижабли поднимут, живо!

– Глядите, вон там, слева… желтое плещет… Никак Вечное пожарище подступает? Откуда эта напасть тут?

– Точно, оно и есть, вон кусты пожрало…

Даляр приказал перенести огонь на левую сторону.

За левой насыпью начинался пологий склон, держать оборону в этом направлении было тяжелее. Из невидимых окопов, отрытых ночью, начали палить из самодельных пищалей крупного калибра. По броне застучала шрапнель. Скрипнули тормоза, вагон качнулся и, тихо набирая скорость, снова покатился вперед.

– Вто-ррая рота-а! Рассы-ыпаться, за мной!

– Арбалетчики, зажигательные – заряжай! Там солома сухая по гребню, запалите-ка ее!

– Бей их, вон они, слева! Там их уйма, гадов!

– Капитан Самойлов, слышишь меня?! Приказываю закрепиться на гребне, дальше – не лезть! Как слышишь?

– Кто же это такие?.. – задумчиво, ни к кому не обращаясь, проговорил Артур.

В цейсовский перископ он различал татуированных башкир, низкорослых мужичков, похожих на хантов, черноволосых кавказцев. Встречались желтые дикари, уроженцы болот, но среди них преобладали самые обычные русские рожи.

– Сброд всякий… – В башню неслышно поднялся Черный Дед. – Ты в Эрмитаже у себя закис, насекомых не видишь. А я вижу. Уж поверь старику, это кто-то каторжников повыпускал.

Стрелки первого батальона посыпались из вагонов и сразу залегли, настолько плотная стрельба началась. Но опытное ухо уже различало прорехи в грохоте оружейного огня. В основном палили из пушек и максимум – из трех пулеметов. Пешие враги были преимущественно вооружены арбалетами или некачественным гладкоствольным оружием.

– Майор, выкатывай батарею! Накрывай их картечными, чтобы подняться не могли!

– Слушаюсь! Первый, второй расчеты, заряжай картечь!

Первый батальон, неся потери, развернулся цепью. Коваль видел в бинокль, что капитана упрекнуть не в чем, – он грамотно распределил людей и бесстрашно повел в бой.

– Похоже на то, каторжане, – продолжая беседу, согласился президент. – Но они бы сразу разбежались. На кой черт им за кого-то головы терять? Ты глянь, там за оврагом – батарея целая стоит. Вон, как мы назад покатили – видно стало… Они просто развернуться не успели, нас позже ждали. Если пристреляются – от нас колеса одни останутся. Слава богу, никудышные из них артиллеристы!

– Вот и смекай, – неторопливо раскуривая трубочку, гнул свою линию Озерник. – Это как пить дать народ из тюрьмы или с рудников, на тебя да на власть все до единого – злые. Значит, вырвались из острога только сегодня, потому тебе донести никто не успел. А может, и не поэтому. Ты же смекай, кто в тюрьму войти может без подозрений, без ярлыков от Трибунала, без приказов судейских?..

– Соборники, попы… – ахнул Коваль.

Повинуясь приказам Даляра, пушки бронепоезда перешли на беглый огонь осколочными. Две роты первого батальона пролезли под рельсами и поползли вверх по склону, навстречу вражеским окопам. Засевшие в окопах поняли свою ошибку слишком поздно. Они не могли стрелять, перевесившись через бруствер вниз. Зато с башен поезда по их огневым точкам прекрасно пристрелялись канониры. Уже третий временный дот поднялся на воздух. За разрывом от попадания снаряда слышались громкие хлопки – это в окопе рвались боеприпасы. Затем вздымался столб огня, вместе с ним фонтаном взлетали куски бревен, обломки лафетов, колеса и мертвые бандиты.

– Нечитайло, выгружай свою команду, надо тех пушкарей, что за лесочком, – добить! – приказал генерал.

– Слушаюсь! – В шестом вагоне отодвинули широкие двери, на цепях спустили трап. По нему зацокали копыта.

Кавалеристы выводили застоявшихся коней, казачий эскадрон на ходу разворачивался для атаки. Друг другу передавали факел, поджигали бутылки с «коктейлем Молотова» – единственным полезным изобретением, которое принес в русские войска предатель Сергей Дробиченко. Лошади пугались разрывов гранат, зато негромкие хлопки бутылок не мешали наступлению. Вот и сейчас сотник Нечитайло планировал закидать артиллеристов горючей смесью, а уж потом, приблизившись вплотную, взяться за шашки.

С противоположной стороны полотна развивала наступление пехота. Вроде бы все шло неплохо, не считая того, что бой разгорался не в далекой Турции, а в самом центре родной страны. Кроме того, седьмым или восьмым чувством Артур угадывал за близкой победой приближение новых неприятностей…

Чересчур легко удалось рассеять неорганизованные банды заключенных. Слишком легко и слишком быстро.

– За мно-ой! В ата-аку! – прогремел басом капитан, и первый, размахивая шашкой, ринулся на гребень холма.

– Отставить огонь! Есть отставить… – прокатилось по боевым постам.

Пушки замолчали. Стало слышно, как бригада ремонтников распиливает и сбрасывает с рельсов баррикаду. Черный Дед, стоя рядом с Ковалем в башне, продолжал свои подметные, ехидные речи:

– Попы… они всюду без масла пролезут. Больно много власти ты им отдал, президент. Сам же кричал на сходах, что вера – дело личное, что каждый свою веру пусть сам взрослым изберет. Кричал ведь такое? Ага, а теперь попам сколько власти дал…

– А пушки? – нашелся Коваль. – Ну, допустим, среди соборников измена, готов я в это поверить. Но у нас каждая единица вооружения – на учете, не научились мы пока пушки лить.

– Опять же смекай, – не унимался Касьян. – Кто мог, окромя тебя, найти схроны с оружием?

Капитан со своими ярыми вояками ворвался на гребень холма. С аэростата передали, что враг бежит, побросав оружие и припасы. Захватили первых пленных, которые сами попадали на колени, подняв кверху руки. Действительно, пленные оказались бежавшими из зоны арестантами. Человек сорок обритых гопников вели под конвоем к передвижному карцеру. Однако с правой стороны, из горящего леса, продолжался обстрел. Невидимое тяжелое орудие ударило еще дважды, и оба раза удачно. Первый снаряд угодил в распахнутую дверь вагона, где «квартировал» первый батальон. Трое дневальных погибли при взрыве оружейной комнаты. Тяжелая платформа устояла на рельсах, зато крышу и боковые стены вагона разнесло в щепки.

– Нечитайло, баран ты эдакий, в лес своих гони! – в сердцах вопил Даляр, со своего поста наблюдая за боем. – Эй, наводчик, дай ракету!..

Рассыпая искры, в небо взлетели две сигнальные ракеты. Сотник Нечитайло их, безусловно, видел, но не мог заставить своих казаков проникнуть под покров тлеющих деревьев. Казаки успешно забросали «коктейлем» три вражеские пушечки, порубали шашками расчеты, но в горящую траву кони идти отказывались.

Густая чаща поднималась в сотне шагов от железной дороги. Она не только скрывала тяжелую пушку, но и, судя по докладам воздушной разведки, там могли прятаться основные силы каторжан. Ковалю этот проклятый лес нравился с каждой секундой все меньше. В последнем донесении с воздуха наблюдатель доложил, что параллельно путям, в трех сотнях метров справа, тянется раздолбанный проселок. Тянется, петляет, неизвестно откуда, а затем – ныряет в лес. И по этому самому проселку, совсем недавно, втянулись под сень деревьев аж несколько десятков подвод и те самые то ли быки, то ли буйволы, которых Митя Карапуз с высоты принял за слонов. Хотя и буйволам тут взяться явно неоткуда…

– Ваше превосходительство… – В нижний люк штабного вагона забарабанили. Примчался посыльный от ротного пехотинцев: – Донесение от господина капитана. Слева от пути мятежники уничтожены. Пленных взято сорок три человека… А также обоз и…

Конец фразы потонул в грохоте.

Следующим выстрелом невидимые лесные канониры уничтожили на путях целое отделение. Это были рабочие, посланные со второго эшелона на ремонт путей. На насыпи образовалась громадная дымящаяся воронка. От грохота заложило уши. Даляр, напрягая связки, ругался с артиллеристами. Артуру подали трубку внутренней связи.

– Командир, я так думаю, надо из нашей пушечки ответить, – прогудел в трубку Карапуз. – Не по нраву мне эта чащоба справа. Уж больно легко мы их размолотили. Нешто они такие дурни, что сотня дураков с пистолями на броню кинулись, бревен навалили, да и только? Не нравится мне это. Ты видал – хлопцы Нечитайло не могут коней в подлесок загнать. Дрянь там какая-то засела. Даляр без тебя не рискнет пушечку-то расчехлять…

Начальник охраны не зря первую половину жизни сам грабил обозы в лесах. Если он раньше не заметил странностей, то только потому, что в его обязанности не входила оборона всего состава. Полковник и его люди занимались исключительно охраной президентской семьи, казны, сейфов с документами и десятка ближайших чиновников, расселенных по вагонам.

– Даляр, поджарьте их, – разрешил Коваль.

– Четвертый расчет, орудие к бою!

– Зарядить осколочным!

– Что там на аэростате? Уснули?! Запускайте снова!

Конница спешно отступала, повинуясь очередной ракете. На платформе расчехлили тяжелую безоткатную гаубицу. Это была личная гордость инженера и министра промышленности Орландо. Он практически собрал ее вручную, смазал каждый болт, изучил инструкции на русском языке и сумел добиться, чтобы мастерские начали выпуск снарядов нужного калибра. Гаубицу приводил в действие расчет из пяти человек. Тяжелый снаряд заскользил со скрипом по направляющим.

– Я понимаю, куда ты клонишь, Дед, – почти в ухо колдуну ответил президент Артур. – Армейские хранилища могли найти либо Качалыцики, либо Озерные колдуны.

– Нам ни к чему, – рассмеялся Черный Дед. – Сам знаешь, нам и без пушек неплохо живется. Спроси своего валдайского дружка, как кличут они заговор на послушание? Сам говоришь, что такую ораву разбойничью на смерть не уговоришь. Соборники уж тем более не заставят. Стало быть, ищи других заговорщиков…

Дальше нормально беседовать не получилось. Начальник поезда сумел выдвинуть на рубеж новую ремонтную бригаду. Под прикрытием взвода автоматчиков они закончили разбор завала. Однако в ту секунду, когда с насыпи скатилось последнее бревно, на театре боевых действий произошли серьезные перемены.

Гаубица на платформе плюнула огнем. На несколько секунд мир потерял все звуки. С шипением скатилась в лужу под насыпью полуметровая гильза. Снаряд разорвался в глубине леса, нашпиговав пространство в диаметре сотни метров вокруг себя картечью. Посыпались листья, ветки, небольшие деревья переломало в щепу. В глубине чащи образовалось нечто вроде водоворота, столетние ели, липы и тополя перевернуло корнями вверх. Стонущий звук прокатился по траве, следом за угасающим эхом от взрыва.

Канониры, выкрикивая «И – раз! И – два!», готовили второй снаряд. Казацкая сотня, широким полукругом обложившая лес, кинулась врассыпную. Рабочие на насыпи заорали хором, указывая куда-то вправо.

– Да что там? Что за напасть?

На крышу с опозданием посыпалась железная начинка снаряда. Артур повернулся, чтобы спуститься в коридор. Телохранитель фон Богль подпрыгивал от нетерпения:

– Господин президент, вам лучше укрыться в салоне, там крепкая броня…

Колеса громыхнули, состав опять дернулся вперед, по освобожденному пути. На насыпи солдаты добивали тяжелораненых бандитов. Второй эшелон подошел почти вплотную к завалу и высадил ремонтную бригаду. Человек двадцать, приседая под тяжестью, волокли на ремнях запасной рельс. Стучали топоры, и вдруг…

– Ваше высокопресство, псы взбесились… и летуны! Вырваться хотят, на решетки кидаются!

– Ничего себе, врезали! – захохотали где-то внизу. – Как пить дать, даже воробьев всех поубивало!

– А. аааа… – накатывало издалека, все ближе и ближе.

– Что там? Что там такое, мать вашу?!

– Эй, наверху, докладайте немедля! – Дежурный сорвал голос, пытаясь докричаться до аэростата.

Ковалю вдруг показалось, что оптика врет. Он вернул окуляры от дальних горизонтов к близкой изломанной линии леса. Нет, он не ошибся – деревья падали, как спички. Столетние сосны ломались, их точно крушил взбесившийся бульдозер. Артур моментально вспомнил, как ему в Сибири пришлось удирать от взбесившейся дорожной техники.

Но это оказался не бульдозер и не башенный кран. Оставляя после себя четыре неровные просеки, из дымящей котловины леса, наперерез ускоряющемуся поезду, вылетели четыре… мамонта. И сразу стало ясно, что пушкари не успеют. Столкновение было неизбежным…

 

27

ПУЛЬС ЕДИНОРОГА

Впрочем, уже в следующую секунду Коваль понял, что это вовсе не мамонты, не слоны, и даже не мастодонты, о которых он читал в детской энциклопедии. О разведении живых мохнатых строителей давно мечтали Качалыцики, но верную формулу десятилетиями найти не удавалось. Что-то мешало Хранителям таинств вырастить верную генетическую цепочку и получить доисторических гигантов. То ли нынешний климат мамонтам не подходил, то ли и вправду людей снова стало много…

– Огонь! Разворачивай, прямой наводкой пли!

– Не успеем! Итишь твою налево, что за пакость!

– Держитесь все! Хватайтесь!

Ударом решетки головной локомотив разметал остатки завала и начал набирать ход. Но даже мощности обоих локомотивов не хватало, чтобы ускориться мгновенно. К поезду с топотом приближались зверюги, отдаленно похожие на носорогов. Только настоящий носорог, которого Артур когда-то фотографировал в зоопарке, был раза в четыре мельче. То, что Карапуз принял с воздуха за пушистую шерсть, на поверку оказалось длинными свалявшимися жгутами, по прочности не уступавшими стальной проволоке. Слегка закрученный рог походил скорее не на рог носорога, а на вертикально торчащий бивень слона. Впрочем, в пастях у гигантов тоже торчали зубы порядочного размера. Их толстые ноги удивительно быстро несли многотонные туши. Маленькие красные глазки почти полностью закрывала рыжая шерсть, уши не болтались, как у слонов, а плотно прилегали к шишковидным головам. В груди зверюги тоже были гораздо шире слонов. Живот и грудь каждого прикрывал пластинчатый шипастый доспех. Передние ноги казались длиннее задних, затылки покрывали мощные гривы, отчего возникало сравнение с зубрами. Если когда-то существовали зубры шестиметровой высоты…

Ближайший единорог намеревался атаковать открытую платформу с бронеавтомобилями, но услышал гудок паровоза и изменил свое решение. Он резко прибавил в скорости, догнал спаренный локомотив и попытался на ходу подцепить его бивнем. У машинистов и кочегаров вырвался одновременный вопль, когда рядом с кабиной возникла огромная зубастая пасть. Громадный скрученный рог ударил, соскользнул с покатого бока котла, снес один из резервных клапанов и кусок решетки. Раскаленный пар со свистом ударил зверю в морду. На втором локомотиве машинисты отважно открыли огонь, и заговорила легкая авиационная пушка. Почувствовав удары пуль, единорог заревел и с новой силой набросился на своего пыхтящего и свистящего противника. От удара слоновьей лапы в кабине вылетели стекла, машинистов раскидало по полу. Приборная доска раскололась, бронированную дверь смяло, как бумажную салфетку…

Никто не успел заметить, откуда на угольном тендере объявился Дед Касьян. Никого не предупредив, Озерник с невиданной прытью пробежал по верхней открытой галерее над вагонами, перескочил на кучу угля и взмахнул посохом.

Фиолетовая молния сорвалась с конца посоха и ударила мохнатого титана прямо в страшный двухметровый рог. В следующую минуту машинисты и солдаты, открыв рты, наблюдали за фантастическим зрелищем. Маленький бородатый человечек, в длинном платье, приподнял над землей чудовище весом в десятки тонн. Озерник стоял, широко расставив ноги, все глубже зарываясь в уголь, обеими руками с трудом удерживая посох. Багровый глаз на набалдашнике посоха полыхал. С другого конца стекал фиолетовый огонь, обволакивал тушу единорога, постепенно… расплавляя его.

– Так его! Так им, гадам!

– Ты гляди, чего Озерник творит! Защити нас, господи, от таких заступников!

Колеса состава стучали, стальная махина упорно двигалась, а сбоку, рядом с первым вагоном, выжигая за собой дерн, кувырком летел единорог. Он походил на колоссальный эмбрион, спеленутый фиолетовым пламенем. В какой-то момент огненный кокон вспыхнул ярче и… осыпался пеплом. Два других единорога, унюхав смерть собрата, с визгом поотстали.

Гвардейцы, приставленные охранять колдуна, еле успели подхватить его. Черный Дед дышал с натугой и весь дрожал, когда его чуть ли не на руках принесли обратно в вагон.

– Ты герой, Дед Касьян, – восхищенно встретили его офицеры. – Ты прости уж нас, что не шибко тебя жалуем…

– Э, пусть ваш боженька прощает, – отмахнулся Озерник. Припал к ковшу с водой, с трудом перевел дух. – Да уж… силища великая, мне бы прилечь теперь…

– Откуда эта нечисть? На Вечных пожарищах отродясь таких не водилось, – процедил Митя Карапуз.

– У нас, на германских пожарищах, тоже нет, – почесал в затылке фон Богль. – Я вам скажу – таких больших нет и за песочной стеной, на французской территории…

– Будь они прокляты, они пошли против Мамы Хранительницы! – выругался Кристиан. – Брат Кузнец, им удалось! Поганое племя, будь они прокляты!

– Кому удалось? – Кашляя в дыму, Артур поспешил за Кристианом вниз. Фон Богль, не слишком заботясь о субординации, подталкивал президента в спину.

– Этому выродку, Прохору-младшему удалось. Они вывели новую породу!

– Ни хрена себе единороги, – только и промолвил книжник Лева Свирский, спешивший из своего купе навстречу. – Они же, по идее, такие беленькие, как козочки…

– Ага, козочки! Как бы не так!

– Ну, что? – Озерник скорчил Кристиану злую рожу. – Убедился теперь, кто воду мутит? Все твои родственнички!

– Я его уничтожу, – скрипнул зубами Хранитель. – Мама Анна не допустит, чтобы мальчишки хозяйничали в тайге…

– Господин генерал, на подходе наши дирижабли! – доложил один из наблюдателей.

– Слава святой Ксении, дождались, – перекрестился Даляр. – Сейчас мы им устроим взбучку!

– Держись! Ударит! – заорали сверху.

Следующий единорог разогнался и со всего маха всадил бивень в стену соседнего со штабным вагона. Больше всего Коваль боялся, что зверюга угодит в купе его жены, но – пронесло. Пассажиров спасли два случайных фактора. Увлекшись погоней, зверь не заметил бетонный столб, а столб оказался на удивление крепким. Вообще, старых столбов вдоль путей сохранилось не так много, но в здешних краях на них висели даже провода. Единорог налетел на столб боком, бетон раскрошился, но арматура выдержала, и великан на секунду застрял. Чудовищный бивень соскользнул с бронированной плиты, прикрывавшей окна, от его попадания по всей длине вагона возникла глубокая борозда.

Носорог принялся с рычанием мотать башкой, выпутываясь из ржавых проводов. Канониры в башнях ударили по нему прямой наводкой. Жуткая волосатая морда нависла над ними. Три пушки изрыгнули пламя, три снаряда легли в цель.

Единорог поднялся на дыбы, с остервенением замотал башкой. Черная кровь хлестала из его пасти. На коричневом морщинистом брюхе все увидели ремни подпруги и дыры от разрывных пуль. Раненый единорог не удержался на неровном откосе и завалился назад. Падая, он толкнул своего собрата, тот споткнулся, и не попал рогом в поезд.

– Пойду я опять… вроде полегчало… – Озерник нашарил посох, другой рукой зажимал окровавленный нос. – Пойду… помогу… не справятся солдатики…

– Я не могу помочь, – виновато развел руками Кристиан. – Брат Кузнец, сам знаешь, мне мать-земля нужна, пятки к земле прижать…

– Сидите оба тут, – в сердцах воскликнул президент. – Мне только не хватало, чтобы вас там пристрелили случайно. Дед Касьян, ты уже сделал все, что мог. Ради бога, не высовывайся больше!

Солдаты в башнях завопили от радости, когда ужасная тварь опрокинулась на спину. Пушки среднего калибра ударили еще дважды. Снаряды пробили бреши в коже великана. Он начал вставать, истошно трубя, но поскользнулся и снова упал. В этот миг наркотическая пелена, окружавшая мозг животного, рассеялась, и Артур с болью в душе воспринял страх. Страх, боль и полное непонимание.

Животное умирало. И не оставалось сомнений, что никакая это не нечисть, не продукт Вечных пожарищ, способный обитать лишь в ядовитой среде. Вокруг царило общее ликование, но Коваль его не разделял. Каждым нервом он впитывал страдания несчастного существа, посланного чьей-то злой волей на смерть. Единорога несомненно напоили каким-то дурманом…

– Н-да, такую корову ни одна деревня не прокормит, – задумчиво проговорил Озерник, промокая идущую из носа кровь. – Никак, нарочно для боя Прохор вырастил.

Измена. Измена среди Качалыциков, которым президент привык доверять больше, чем своим гвардейцам. Артур и сам уже не сомневался, что единорогов кто-то сумел доставить из уральских лесных деревень. И не только доставить, но подпоить, снабдить всадниками и натравить на бронепоезд. И как раз сейчас невидимые седоки пришпорили гигантов. Трубный рев ударил в барабанные перепонки.

– Давай, ребята! По ногам им садите, по копытам!

– Ага, испужались, сволочи?!

– Что за срань такая?! – разорялся на крыше Даляр. – Всем пулеметным башням – огонь! Остановить их!

Но Артур уже видел, что остановить гигантов не получится. Кто бы ни командовал сбежавшими заключенными, ему удалось обдурить всех командиров экспедиции. Под пули и под шашки были брошены несчастные, одурманенные каторжане. После легкой победы бдительность защитников эшелона притупилась, боевые расчеты покинули посты, и в этот момент в бой вступили главные силы…

Тем не менее пулеметы застрекотали. Заухали пушки со второго эшелона, застрявшего перед зияющей воронкой. Пули с визгом отскакивали от «волосяного покрова» единорогов, снаряды пока пролетели мимо. С левой высокой насыпи, поверх крыши поезда, поливали свинцом пулеметчики первого батальона, так и не успевшие добраться до своего вагона. К счастью, на пути гигантов очутилась длинная глубокая канава с водой. Два ближайших единорога ворвались в канаву на полном ходу и резко потеряли в скорости. Их огромный вес сыграл теперь злую шутку, ноги застряли в болотной жиже, запутались в траве. Зато двое других проявили удивительную сообразительность и резво припустили вдоль канавы. От каждого их шага сотрясалась земля. Они неслись, опустив вниз лохматые головы, выставив двухметровые рога параллельно земле…

– Господин президент, вам лучше перебраться в последний вагон! – Фон Богль на всякий случай отодвинул левую дверь тамбура.

Полковник Карапуз, матерясь, сорвал жалюзи с окна, выставил в проем пулемет и надавил на гашетку. Подающим к нему пристроился один из связных офицеров. Сквозь грохот шести крупнокалиберных стволов президент мог лишь покачать отрицательно головой. Нет уж, никуда он один не выпрыгнет!

Коваль прикрыл глаза, попытался настроиться на ментальную волну необычных зверей. Это оказалось даже слишком просто и в первый миг порадовало бывшего Клинка. Ближайший зверь трусил по болоту, валя впереди себя деревья, корчуя кусты, и ревел, как сирена на маяке. В него попали уже раз двадцать, но пули расплющивались о толстую грубую шкуру. Его мозг легко вошел во взаимодействие с мозгом человека, однако…

Зверь был безнадежно одурманен наркотиком. Артура отшатнуло к стенке и чуть не стошнило, столь резко надвинулся клубок осязательных, обонятельных и вкусовых образов. Единорог не видел людей, не видел поезда. Он находился в кроваво-красном мире, среди злобных жалящих насекомых, которых предстояло давить и уничтожать. А главное – предстояло затоптать и разорвать этого длинного гремящего червяка…

– Берегись! Их, гадов, там полно!

– Брат Кристиан?..

– Отсюда не могу, ты же знаешь, – Хранитель постучал пяткой о железный пол. – Мне без матушки-земли силы для плевка взять негде. Давай уж выскочу на ходу…

– Нет, никуда ты не выскочишь, – уперся Артур. – Ты мне еще живой нужен.

Поезд набирал ход, но слишком медленно. Берег реки с крутыми берегами мог бы затормозить атаку. Сквозь туман показались металлические фермы моста. Из леса, ломая деревья, выбрались еще четыре, с виду весьма тяжеловесные туши и с удивительной легкостью кинулись в погоню. На загривке у каждого волосатого гиганта была укреплена металлическая корзина с бойницами. Очевидно, в каждой корзине пряталось не меньше дюжины наездников.

Казацкую сотню буквально разметало. Чудовища с ревом топтали тех, кто не успел увернуться. Обезумевшие от страха кони не слушались кавалеристов. Сотник Наливайко пытался собрать своих людей и первый бросился в погоню. Его парни стали швырять вдогонку носорогам бутылки с горючей смесью. Особых результатов они не достигли, но сумели отвлечь внимание врага от поезда. Очевидно, Наливайко слишком хорошо понял, куда намечен главный вражеский удар. И понял, что произойдет с бронепоездом, если на него навалится такая туша.

Единороги сбились с галопа, стали кружить, уворачиваясь от горящих бутылок. В этот момент удачно пальнула гаубица с открытой платформы. Снаряд угодил в бок ближайшему посланцу Прохора Третьего. Зверя швырнуло в сторону, как маленького щенка. Он упал, придавив насмерть всех седоков в корзине, и больше не поднялся. Очередная победа была принята «на ура», но радость защитников поезда оказалась преждевременной.

Вагон потряс удар невероятной силы. Два чудища достигли цели практически одновременно. Один пробил рогом скорлупу грузового вагона, другой атаковал платформу с пушкой. Поезд накренился, несколько секунд правые колеса висели в воздухе. Спасла эшелон собственная большая масса. Первый лохматый зверь застрял рогом между броневых пластин, укрывавших вагон. В вагоне везли муку, она полезла сквозь щели, повисла белым облаком, забила гиганту ноздри и глаза. Бронепоезд теперь тащил зверя за собой, постепенно замедляя ход. Тот упирался всеми четырьмя ногами, оставляя глубокие колеи в земле и щебне, мычал и старался высвободить голову.

– Бей их, ребята! Гранатами его!

Бронепоезд тяжело встал обратно на рельсы. В штабном вагоне полетело на пол все, что забыли закрепить. Чернила смешались с маслом для ламп и жидким мылом. Зато из соседних вагонов по единорогу и его «экипажу» открыли шквальный огонь. Наездники в корзине погибли в первые секунды, не успев даже достать оружие. Громадный зверь боком сбил два столба, распорол себе брюхо арматурой, но сумел кое-как вырваться. В тот миг, когда он освободил рог, очередью из тяжелой зенитки ему снесло полголовы.

Второе чудовище набросилось на открытую платформу. Оно закинуло передние лапы, привычно давя и уминая ими все, что попадалось на пути, но сталь не поддалась. Канониры в ужасе попрыгали в люки, единорог принялся на ходу долбиться о безответные стволы пушек. Одну зенитку он разворотил, под ее обломками расчет погиб в полном составе, и принялся за вторую. Но тут подоспел дирижабль «Русь». Рискуя попасть в состав, механики снизились до предела и ударили из спаренной авиапушки. Трассирующая очередь угодила несчастному в глаз. Он умер мгновенно и обрушился всей стопудовой тяжестью на платформу.

– Вторая батарея – не подпускать их к вагонам! Огонь по ногам!

– Отступают, суки, боятся!

– Машинист, полный вперед!

– Есть – полный! Быстрее не можем, надо очистить…

Эшелон снова качнуло. Головной локомотив уже почти достиг берега Вятки. Дрезина находилась на середине моста. С той стороны реки спешило подкрепление, несколько автомобилей с пулеметами и около сотни конных. Залегшие бандиты обстреливали их с ближнего берега из арбалетов и винтовок. Ряды разбойников поредели, особенно после того, как со второго эшелона взлетели сразу два аэростата с зажигательными бомбами. Беглые каторжане заметались между горящим лесом и скошенными полями. С другой стороны к полотну почти вплотную приползло Вечное пожарище, там бандитам скрыться было вообще негде. Наливайко собрал разрозненных конников, кинулся в погоню, добивая бегущих.

Судьба единорогов оказалась предрешена. Вместо преимущества, их грозный рост обернулся кошмаром. Второй эшелон почти вплотную приблизился к месту разрыва полотна и дал залп. Один, второй, третий…

– Поджарьте их, парни! Гаврюшин, огнемет к бою!

– Есть давление! К бою готов!

У Артура что-то екнуло в животе, когда струя огня угодила в молодого единорога, самого мелкого из их компании, покрытого светло-бежевой шерстью. Звереныш споткнулся, упал на колени, поднялся и, жалобно вереща, припустил обратно к лесу. Наверное, это был детеныш одной из самок, потому что два взрослых зверя внезапно сбавили ход и устремились за раненым подростком. Напрасно погонщики визжали и лупили их острыми пиками, животные не слушались. Не прошло и полминуты, как на поле боя осталось два последних зверя. Но тут с аэростатов полетели бомбы и канистры с горючей смертью.

– Эх, Прошка позабавился! – севшим голосом заметил Качалыцик. Его кулаки напряглись, зрачки остекленели. Качалыцик готов был ввязаться в бой, как и всякий лесной житель, когда на его глазах убивали животных. – Слышь, брат Кузнец, я бы мог их отвратить… один бы мог, да попутали их зельем…

– Я заметил, они как пьяные. Их подпоили.

– Подпоили и на гибель отправили. Да уж, не один он, Прохор-то. Одному такое втайне не натворить… Кто же помог ему таких красавцев подрастить? Неужто на Вечных пожарищах с лешаками связался?

– Кто-кто? – передразнил Озерник. – Уж не наш ли приятель Сивый Бык, которого в Питере мы упустили, ему помог?

Деду никто не ответил. Потому что уцелевший единорог ударил в тамбур последнего вагона. Удар передался по сцепкам и кинул мужчин в кучу, друг на друга. Колеса соскочили с рельс и загрохотали по шпалам. К счастью, в последнем вагоне ехали запасы сукна, шерсти и брезента.

– Стой, тормози!

– Машинисты, мать вашу, стоп машине!

Артур был вынужден вцепиться в поручень. Даже в штабной вагон передалась крупная дрожь. Президент с тоской представил, сколько времени уйдет, чтобы завести два крана и вернуть вагон на рельсы. Это еще замечательно, если ничего не сломано и не треснуло…

Единорог ударил вторично. Оторвались сцепки, засвистел прорвавшийся сжатый воздух, заискрила проводка. Последний вагон по инерции развернуло боком и поволокло вдоль путей. Солдаты прыгали с него с риском сломать ноги или быть раздавленными. Отчаянную смелость проявил боевой расчет в башне. Вагон швыряло из стороны в сторону, единорог лупил по броне головой и бивнем, а бойцы Даляра поливали его огнем из танкового пулемета. Наконец, нашлись отважные парни из следующего вагона, они вылезли на площадку, подорвали сцепку. Единорог застрял на насыпи, продолжая топтать своего железного врага. В этот момент подоспели аэростаты, запущенные со второго эшелона. Как раз вовремя. Они метали бомбы прицельно, накрывая квадрат за квадратом, не оставляя противнику времени на обдумывание обороны. Два аэростата ползли вдоль пути, забрасывая уцелевшие огневые точки разбойников зажигательными бомбами. В результате, на ширину больше ста метров, от рельсов до искалеченного ельника, возникла горящая полоса.

– Жми, ребята! Тесни их!

– Шестая, седьмая батареи, одиночными, прицел ноль-один…

– Мать вашу, что творится?! Это называется – война в своей же стране!

– Вторая рота, на вылазку, к мосту!

Третий аэростат снижался, целясь точно в мохнатую спину единорога. Крышка корзины откинулась, из нее открыли беспорядочную стрельбу вверх, однако творения бывшего визиря Дробиченко не так-то легко было подбить. Трофейный турецкий дирижабль состоял из восьмидесяти отдельных секций, горячий воздух туда подавали четыре независимых насоса через систему клапанов. Даже при половине пробитых воздушных мешков дирижабль сохранял живучесть. Винты взревели, рулевой отважно направил небесный тихоход вниз, от подвесных пилонов оторвались две морские торпеды и грохнулись прямо на спину единорога.

Артур невольно зажмурился. Показалось, что загорелось второе солнце. Взрыв получился такой силы, что дирижабль подкинуло вверх. Последний вагон окончательно завалился на бок, а зверя из Изнанки порвало в клочья. Чудом уцелели рельсы, хотя фонтан щебня взлетел на высоту в десятки метров и оттуда обрушился на крыши вагонов и головы бегущих людей.

И тут же, словно в ответ на первый взрыв, второй дирижабль сбросил торпеду над лесом. Попадание получилось менее успешным, единорог не умер сразу. Раненая махина, круша деревья, выползла снова на открытое место и ринулась к реке. Ельник вспыхнул, точно политый бензином. Разбойники, нашедшие укрытие под деревьями, стряхивая с себя пламя, с воплями рванули обратно. И моментально угодили под стрелы и пули с бронепоезда. Зверь добрался до воды и там издох, на виду у изумленных жителей Вятки…

– Дежурный, мне нужна связь с наводчиком на «Каспии»! – Артур вырвал из рук связного трубку. – Запросите их немедленно. Там в лесочке должна быть повозка… или карета… и люди в белом. Надо найти Качалыцика, их может быть несколько! Найти и скинуть бомбу!

– Господин президент, наводчик с дирижабля сообщил, что видел несколько крытых повозок… Там диковина какая-то, за кустами, где пожар. Сообщает, мол, только что вода была, в точности, как вы сказали, круглый такой прудок, ровненький. И на глазах впитался, одна воронка сухая…

– Так я и знал, – Коваль ударил кулаком в стенку. – У них жидкое зеркало, да такое здоровое, что динозавра пропустит.

– Что такое «жидкое зеркало»? – удивился Даляр.

– Да так… потом расскажу, – Коваль вовремя вспомнил, что никто из его друзей не побывал в параллельном времени.

Огонь гнал впереди себя толпу перепуганных каторжников. Они давно уже неслись, побросав оружие. По рации передали, что все выжившие сдаются. Можно в кандалы, но многие точно в лихорадке бьются, никого к себе не подпускают, машут оружием, а то и сами себя ножами ранят.

– Опоили их, как пить дать опоили, – крякнул Озерник. – Сами не ведают, что творят…

– Але, але, как слышите? Это борт «Казбека», внизу все чисто. Повторяю – внизу все чисто, слоны все убиты.

– Але, «Каспий» на связи, прошу командующего. Наблюдаем колонну, четыре телеги, запряженные четверками, два грузовых паровика с пушками и человек тридцать конных… Удирают на запад, здесь в низине дорога… Есть атаковать! Так точно, понял, всех уничтожить! Выполняю!..

Только теперь Коваль побежал взглянуть, как дела у жены и детей. К счастью, на семейной половине никого не задело.

– Начальник поезда, командуй стоп! Дежурный, дай отмашку назад, чтобы кран готовили! – Даляр метался, не успевая отдавать распоряжения. – Наливайко, организуй двойное оцепление! Пулеметчиков выстави на высотке! Старший механик, забирай всех своих, и бегом – к паровозу!

Штабной вагон последний раз качнулся и замер. С той стороны моста во весь опор мчались всадники, городское начальство Вятки.

– Дежурный, пошли гонца во второй и третий эшелоны. Всех лекарей и санитарные бригады – сюда!

– Господин генерал, разрешите вскрыть вагон с домкратами?

– Второй взвод, строиться с лопатами! А ну, шевелись!

– Всем командирам, доложить о потерях! Наливайко, баб и детей из вагонов не выпускать, мало ли что…

Президент спрыгнул с подножки, за ним следом скатились телохранители, взяли Артура в кольцо. Впервые установилась зыбкая тишина. Над изрубленным лесом, над сонным крутым берегом Вятки плыла усталая горестная мелодия боя – стоны умирающих, хрипы раненых лошадей, свист пробитого паровозного котла, матерщина и выкрики санитаров, тявканье булей…

И глухой прерывистый стук.

Так мог бы стучать полковой барабан, закопанный в землю. Но стучал вовсе не полковой барабан. Это в последнем стремлении к жизни бухало сердце поверженного единорога.

– Ваше высоко…

– Господин президент, не приближайтесь! Не подходите, он еще жив…

Но Артур уже подошел вплотную. Подошел и приложил ладонь к стальной шкуре гиганта. Вблизи умирающий титан казался настоящей живой горой. От него пахло остро, едко, но совсем не так, как от привычных президенту земных животных. Десятки пулевых отверстий сочились кровью. В раздавленной корзине на спине единорога валялись три мертвых наездника. Еще троих раненых санитары унесли в госпитальный вагон. Предстояло разобраться, что за люди успели так хорошо освоиться с новым живым оружием, и кто же их послал…

Подбежал взмыленный посыльный с нашивками Тайного трибунала:

– Их благородие капитан Хряк велел доложить, что семерых бунтарей, из тех, что на исчадиях адовых сидели… Их разом в карцере допрашивают… да только никак. Трое померли уже.

– Что значит «никак»? – на всякий случай переспросил Коваль, хотя до первых слов посыльного догадался, о чем пойдет речь.

– Померли… без побоев, без пыток померли. Словно заговоренные какие. И люди-то чудные, вроде и русские, а не по-нашенски болтали. Только померли сразу, как приступили к допросу… Что делать-то с ими?

– Запереть, ничего не делать, они и не скажут… А эти? – Президент кивнул на группу сдавшихся каторжников. Они сидели с руками на затылках, под охраной рычащих булей. Казаки отлавливали и кидали в кучу все новых и новых арестантов.

– Эти все признаются, – ухмыльнулся заплечных дел мастер. – Говорят, их ночью попы освободили. Пришли в острог попы, а с ними убивцы. Перебили всех солдат, денег посулили, на землю дарственные выдали каждому…

Артур слушал пульс великана. Единорог дышал тяжело, прерывисто, хотя легкие и трахея не были задеты. Очевидно, атмосфера не слишком годилась ему для дыхания или таежные генетики в чем-то перемудрили. Из полуоткрытой пасти ручьем вытекала кровь, над черными губами страшилища плотным облаком кружил гнус. Очень медленно приоткрылся мутный багровый глаз и уставился на президента. Дернулась лапа толщиной со взрослый дуб. Телохранители Коваля ринулись вперед, но он остановил их резким жестом.

– Прости, – чуть слышно прошептал Артур в огромное волосатое ухо. – Прости нас всех. Это не твоя война, тебя заставили, я это знаю. Ты никого никогда не убивал. Прости нас. Нас обоих подставили. Тебя послали на смерть, чтобы нарушить равновесие. Они добились своего…

 

28

КОНЕЦ ДЕМОКРАТИИ

– Никого не выпускать, мать вашу!

В зале заседаний заплясали огни. Кто-то ворвался с факелом. Кто-то кричал: «Измена!» В президиуме упали несколько стульев. Забегали лучи фонарей, через боковые двери ворвалась охрана. Сквозь общий шум с лестницы донеслись вопли и еще два выстрела. У Мишки Рубенса заколотилось сердце, когда рядом кто-то захрипел и свалился на пол. Младший Рубенс тут же перепугался, что убили или ранили отца…

Но старшего Рубенса даже не задело.

– Держи его, он здесь!

– Что там? Какого дьявола?!

– Без паники! Это наверняка снова Пустотелые ведьмы, это они умеют гасить пламя на расстоянии…

– Кто стрелял?! Кто пронес оружие? Да где эти чертовы механики?! Свет дайте!

– Всех прошу остаться на местах! – заревел голос, усиленный мегафоном. – Говорит начальник городской полиции. Никому не двигаться! Произошла попытка государственного переворота. Только что стало известно, что несколько думских депутатов готовились к убийству президента и других первых лиц…

Загорелся свет, депутаты разом ахнули. На краю сцены лежали мертвый министр Дробиченко и один из его конвойных. А между Рубенсом-старшим и Портосом скорчилась раненная в бок госпожа Арро. Министры, главы комиссий повскакали, отбросив кресла. Скоро выяснилось, что ранен в ногу еще один из клерков министерства энергетики.

– Лекарей, скорее сюда! Оттуда стреляли, сверху! Да нет же!..

– Урядник, в сортир никого не пускать! Плеткой их, если что!

Полицейские ворвались в зал плотной массой, ощетинились штыками, проделали в толпе проход. К побелевшему Рубенсу прошагали трое – коротышка фон Борк, начальник городской полиции и шеф жандармерии, недавно назначенный президентом. Ходили слухи, что этот черноглазый, безгубый паренек – один из детей Красной луны и одним взглядом выбивает правду у любого врага государства. В сумятице никому не пришло в голову, как это так скоро первые силовики прибыли на место преступления…

– Вот он, вот он! – В центре партера образовался водоворот, вспыхнула потасовка. – Держи его, он стрелял! Да не забейте раньше времени, матерь вашу!

– Да это же Папа Ряхин, от Ростова депутат! Вот гад! А всегда тихий такой сидел!

– В пытошную его, подвесить на крюке!

Окровавленного, избитого Ряхина едва отбили полицейские. Голова киллера моталась из стороны в сторону, глаза закатились.

– Да что же он, будто обкурился? Неужто он стрелял?

– Братцы, я ж его двадцать лет знаю, тишайший человек!

Санитары и доктора суетились на сцене, пытались остановить кровь у госпожи Арро. Сергею Дробиченко и сержанту конвоя уже ничто не могло помочь. Жена Дробиченко, завывая, ползала рядом с мертвым мужем.

– Да не он один стрелял! – указывая в угол, заорал вдруг тот самый очкарик, что смущал сенаторов гнилыми речами.

Образовался второй водоворот. Схватили еще одного, с револьвером, с такими же, как у Ряхина, плавающими, обкуренными глазами. Связали и быстро увели. Так быстро, что никто не успел понять, как это человек в таком состоянии смог нажать на курок.

Внезапно, помимо полицейских, проходы запрудили сыщики жандармерии и «голубые клинки» из президентского конвоя. Кто-то закричал, что у крыльца уже стоят тюремные машины. Вспыхнули десятки фонарей. Жандармы принялись выхватывать из рядов и тут же обыскивать уважаемых депутатов. Общая растерянность была им подмогой. Пустили слух, что видели Пустотелых ведьм. Другие кричали, что в городе режут иноверцев. На улице зацокали выстрелы, зазвенели стекла. Полицейские выкрикивали фамилии, у них оказались готовые ордера на обыск. В освободившемся проходе показалась затянутая в черное, сухощавая фигура прокурора.

– Граждане, у меня предписание на обыск и арест некоторых лиц. Согласно статье шестой закона об управлении в военный период, лица, которых я сейчас назову, немедленно подлежат изоляции… Попытка убийства высших клерков государства… Заговор против армии и снабжения в период военных действий… Складирование дома запрещенных боеприпасов и оружия…

– Да кто он такой, выскочка, чтобы нам руки вязать?!

– Господа, пока мы тут, они квартиры вскрывают! Люди, призванные руководить страной, вдруг оказались беспомощны перед грубой силой.

– Господа, прошу соблюдать спокойствие! – слегка волнуясь, обратился к залу начальник Тайного трибунала. – У меня в руке – листовка, это есть прокламация. Это есть воззвание к вооруженному бунту. Листовки обнаружены у шестнадцати членов Государственной Думы… Властью, данной мне президентом, я вынужден приостановить заседание Думы до выяснения покушения… нет, обстоятельств покушений.

– Это война! Произвол! Насилие! – Депутаты загудели, как разъяренные пчелы.

Самые ярые взывали к вице-президенту, но он был холоден как лед. Рубенс слушал донесения адъютантов и помощников. К нему подбегали с телефонами, бумагами и снова убегали. Внезапно вокруг престарелого вице-президента развилась бурная деятельность.

– Это вам так не пройдет! – отбивался от жандармов предводитель лесоторговцев. Он затих, когда его принудили вывернуть карманы его же пальто. Из карманов посыпались патроны и листовки.

– Клянусь, это не я, я ничего не знал… – заблеял лесной промышленник. – Клянусь, меня оболгали! Мне все это подсунули!

Начальнику Тайного трибунала тоже принесли срочное донесение. Фердинанд Борк разорвал конверт, перечитал дважды и передал письмо шефу полиции. Чтобы восстановить порядок, тому пришлось выстрелить в потолок. В тишине раздавались только стоны и всхлипы Людмилы Дробиченко.

– Господа, совершены ранения еще двух министров и покушение на военного коменданта крепости. Нет, убитых нет, благодарим бога. Также сорвана попытка бунта на баржах невольников. Но перестрелки еще только начинаются. Нападение на арсенал в крепости, взорван катер президента… Альзо, это прямые акты против президента…

– Она будет жить? – тихо спросил старший Рубенс у врачей, колдовавших вокруг раненой. К этому времени сама Мама Рона, министр медицины и здоровья, хлопотала возле носилок со стонущей француженкой.

– Мы будем стараться! Оперировать будем прямо тут, в подвале. До госпиталя нам не доехать. Дайте приказ, чтобы мне привезли спирт и чистую ткань!

– Господа, просим понимания, – новый начальник жандармов заговорил тихо, но его все услышали.

Словно льдом сковало челюсти у самых ярых крикунов, такой магической силой обладал этот скрипучий голос. – Господа, по закону мы не можем провести аресты тех членов Думы, кто замешан в заговоре. Это так. Но!.. Согласно Уставу военного времени, мы обязаны задерживать всякого, совершившего государственное преступление. Либо подозреваемого! Всякого, включая высших клерков. И содержать под стражей до трех месяцев, до выяснения обстоятельств.

– Господа депутаты! – Старший Рубенс откашлялся, постучал по микрофону. В сумятице все как-то позабыли о втором лице государства. – Прошу внимания. Только что мне позвонили… Злодеи пытались отравить воду в водозаборе. Их поймали и уже допрашивают в военной разведке. Мне тяжело это говорить, но… арестованные назвали фамилии четырех уважаемых людей, депутатов Думы… Поскольку мы находимся на военном положении, властью, данной мне народом, я распускаю Государственную Думу. Высшим органом управления становится Военный Совет. Распоряжение я подпишу прямо сейчас. Все органы Большого и Малого Круга, все министерства, департаменты и палаты подчиняются коллективному руководству Военного Совета. До возвращения президента страны. Прошу всех находиться дома, никуда не выезжать из Петербурга без особого разрешения. Это не арест, господа…

Но это был самый настоящий арест.

В ту минуту, когда арестованных сенаторов начали выводить в наручниках, возле неприметного бокового выхода дворца остановился броневик с эмблемой Эрмитажа. Двое в масках «безлицых» быстро покинули Мариинский дворец, шагнули в машину и захлопнули за собой дверцу. Броневик тут же рванул с места, за ним устремился кортеж из двух машин охраны. Внутри автомобиля, на удобных кожаных сиденьях, гостей поджидали мужчина и женщина. Их лица были слишком хорошо известны многим горожанам, чтобы позволить открытые ставни на окнах. Седой приземистый мужчина кивнул гостям, не прекращая быстро просматривать и рвать документы. Статная женщина курила трубку, на ее ухоженных пальцах блистали бриллианты.

– Кажется, мы сделали все, как надо, – высокий поклонился, снял маску, растер уставшее лицо. – Когда Кузнецу доложат…

– Он спросит с глав думских палат. А они оба в кандалах, – Арина Рубенс выпустила колечками дым.

– Когда Кузнецу доложат, он спросит с командира жандармов, начальника военной полиции, начальника Тайного трибунала и своего заместителя, – каркающим голосом откликнулся седой. – Что скажет старый Рубенс? Он скажет правду. Скажет, что Дума взбунтовалась. Что в заговоре приняли участие десятки врагов власти…

– Жандармерия не подведет, – второй из гостей броневика, низкий, краснолицый, снял маску. – Достаточно донесений с мест о подкупе, неповиновении и саботаже. О Тайном трибунале и говорить нечего. Они спят и видят, когда Кузнец примет корону…

– А что, если Рубенс?.. – Женщина нарочно оборвала фразу, но все поняли.

– Старикашка, конечно, не подарок, но он не идиот, – высокий плеснул себе из фляжки, глянул в прорезь решетки на толпу. Броневик с трудом прокладывал себе путь среди бегущих людей. – Сегодня он сыграл по нашим правилам. Сам того не ожидая. Против Кузнеца его свора пойти не решится, они слишком сытно жрут. Им всем нужен царь, и они его получат.

– А вдруг Кузнец откажется?

– Он не откажется, – краснолицый зубами вытащил пробку из бутыли. – Он давно понял, что России нужна только одна голова. Он просто ждал, пока эту работу сделают за него другие.

– Главная задача – не дать Думе снова собраться, – процедил седой.

– Мы приложим все силы, – послушно кивнул высокий. – Если понадобится, мы вскроем еще три заговора…

– А как быть с наследованием? – блеснула бриллиантами опальная колдунья. – Его сын не годится для власти.

– Лучше власть одного слабого царя, чем своры тупых жадных торгашей.

– И тогда нам останется только сменить династию…

– Вы так уверены? – нахмурилась дочь Рубенса.

– Мы разгоним всех, на кого Кузнец опирался, – самодовольно ухмыльнулся сановник в маске. – А народу все равно, кому падать в ноги. Черни главное побольше водки и фейерверков!

– Ну что, за царя? – Седой раздал бронзовые чарки.

– За императрицу! – Четверо невольно вытянулись и выпили стоя.

 

29

ПУСТОЙ ЭШЕЛОН

– Артур, все закончилось?

– Все, милая. Можете спать. Этой ночью пойдем под прикрытием кавалерии. Карапуз усадил два эскадрона в седло.

– Папа, они будут скакать всю ночь? – Федор сквозь щель в железных ставнях рассматривал цепи всадников. Всадники растянулись с обеих сторон от полотна, каждый пятый держал в руке факел. Впереди, с негромким тявканьем, неслись собаки. Колеса усыпляюще постукивали на стыках, из труб паровоза взлетали искры.

– Да, сынок. Они будут нас сопровождать до Перми.

– А дальше? Дальше на нас снова нападут?

– Не знаю, – честно ответил отец. – Пока что связи с Пермским начальством нет.

– Зачем ты говоришь неправду, Артур? – Глаза Нади сверкнули в полумраке. – Ведь мы знаем, что связи нет не только с Пермью. Я слышала трепотню охраны, они в страхе. Мы проехали уже три пустые деревни. Нет связи с Чусовой, ни с одним из приисков. Мои дикарки видели вдоль пути мертвых зайцев, мертвых лис… Что творится, Артур? Ведь здесь раньше не было Вечных пожарищ, Хранители здесь стерегут леса…

– В сторону Чусовой мы выслали разведку, – угрюмо ответил Артур. – А деревень тут заброшенных полно. Разбойничков много, боятся люди…

Он чувствовал фальшь своих слов и ненавидел себя за это. Артур не мог рассказать жене о том, что творилось в карцере Тайного трибунала. Час назад президент лично присутствовал при допросе наездников, вынутых из корзины убитого единорога. Двое сморщенных шептунов щурились на огонь, их белесые, словно припорошенные тальком глазки, казались бельмами. Когда с пленников сорвали одежды, «безлицые» палачи невольно отшатнулись. Лиловые и зеленые змеи танцевали на белых плечах, вокруг животов и подмышек мужчин. Кожа белая, почти как у германских альбиносов, только не такая грубая, все сосуды видны. Однако, в отличие от соплеменников фон Богля, эти не боялись смотреть на свет. Разговорить их так и не удалось, хотя язык слушали внимательно. Толмачи совместно порешили, что речь близка к наречиям суоми, но дальше не продвинулись. От наездников даже пахло как-то особенно, очевидно применяли неизвестные притирания. В карманах у них обнаружили необычные амулеты из кости, пучки корешков и сушеную рыбу неизвестной породы. Ни намека на деньги, документы или хоть что-то, связанное с их авантюрной миссией.

Артур разглядывал связанных врагов, предусмотрительно подойдя вплотную, но сбоку, чтобы не попасть под плевок отравленной слюной. Он закрыл глаза, приложил руку к мокрому татуированному затылку. Безусловно, под ладонью вздрагивал человек, из плоти и крови, но с полностью отключенным сознанием. Он был похож на большую кнопку, находящуюся в состоянии «включено». Ни мыслей, ни образов, ни воспоминаний и минимум эмоций.

Шептуны не сказали следователям ни слова, они вздрагивали от прикосновений и шипели, широко разевая рты. Во ртах их чернели заточенные треугольные зубы. Когда к пленным применили плетки с грузилами и припугнули огнем, оба умерли. Коваль ощутил сильный укол в области сердца, когда оба переключились в режим «выключено».

Все закончилось слишком быстро. Черному Деду, знатоку силовой психотерапии, тоже не удалось разговорить загадочных погонщиков. Те погибли, так и не выдав тайну, кто и откуда их послал. А главное – откуда им известно о большой русской экспедиции?..

– Папа, а нам ведь ехать дальше? Как в прошлый раз, к бабушке Анне, до самых гор?

Артур и Надя переглянулись. Дочери блестящими глазами следили за отцом. Все ждали, что он ответит. В этой семье все давно привыкли к опасности. Более того – дети выросли в постоянном предчувствии беды. Сколько раз их приходилось эвакуировать через подземные ходы, вывозить в закрытых машинах, укрывать в лесных деревнях! Как мог Артур сказать им неправду?

– Да, нам ехать дальше. Но бояться не надо. В Пермь должны прийти еще три больших эшелона с крестьянами и ремесленниками, кто пожелал переселиться из Ярославля и с нижней Волги. С ними тоже солдаты, пушки, и командует генерал Серго Абашидзе. Ничего там страшного не случилось. Наверное, просто сломалось что-то на телеграфе. Но если даже… если в Перми бунтуют, вас с мамой отвезут в карете или в паровике, по тракту.

– А если Озерник прав? – не скрываясь от детей, напомнила Надя. – Если Качалыцики больше не ждут нас?

– Тогда… тогда мы поедем вместе дальше, – нашелся Артур.

Хотя меньше всего он хотел подвергать семью такой опасности. К счастью, девочки переждали вчерашний бой за закрытыми ставнями и не видели, с кем пришлось иметь дело.

Прозвучала трель внутреннего вызова. Президента просили зайти в штабной вагон.

– Что это там, на востоке?

Уворачиваясь от клубов дыма, на смотровой площадке, с биноклями, собрались Карапуз, Даляр, Лева Свирский и еще трое офицеров – начальники служб.

– На нашем пути стоит поезд.

– Откуда там поезд?! Не должно быть никакого поезда! Вперед по линии передавали, что Хозяин едет…

– Сколько еще до города?

– Это уже город… Закамск. Километров двадцать до главного вокзала Перми… Странно, и не встречает никто. И запашок какой-то… гадкий.

– Смотрите, вон там и там… дымит. Пожары? Отчего пожарные не выезжают, почему набата не слышно?

– Грузовики горят… вон, перевернутые. Водителей не видно. Дирижабли не можем на разведку пустить, слишком сильный ветер.

– Чертовщина… А вон там, на дороге, не скелет ли? И там вон, за окошком лабаза, а?

Черный остов магазина проплыл слева. У крыльца валялась груда вскрытых мешков с зерном и мукой, среди обглоданных окороков рыскали крысы. В окне, свесившись на улицу, покачивал костлявой рукой человеческий скелет. Офицеры замерли. Артур почувствовал, как неприятный холодок струится через тело, вертикально, от земли в небо. Так происходило нечасто, словно мать-земля предупреждала о смертельной беде…

– Дежурный, а ну бегом, буди господина Касьяна. Попроси его, только вежливо, чтобы сюда поднялся…

– Может, чума? Господин генерал, прикажете маски всем выдать?

– Не, були чуму враз бы почуяли…

– Капитан, это Карапуз говорит… Але, слышишь меня? Вперед дежурный взвод, пусть скачут, поглядят, что за хрень. Да передай там, пусть скачут до начальника станции. Чтобы срочно этот сарай на запасной перегнали!

– Так точно!

Но казаки не успели провести разведку. К головному паровозу с опасной скоростью возвращалась дрезина. С нее дали три предупредительных свистка. Затем на задней площадке показался дневальный с сигнальными флажками. И как назло, в эту секунду из низких лохматых туч хлынул ливень. Фигурка дневального стала размытой.

– Что он там машет? Что такое?

Быстрее всех прочитал послание Свирский, который сам и предложил когда-то морской телеграф в войска.

– Они говорят… что это наш эшелон… наши эмблемы… из Ярославля… там все убиты… и на станции тоже…

– Боевую тревогу, живо! Задраить люки, расчетам – полную готовность!

– Итишь твою налево, – сплюнул в сердцах Карапуз. – Ребята только поспать наладились! Шта за фигня, а? Месяц назад тута катался, тишина стояла, только птички пели…

Вокзал наползал молчаливой разбитой громадой. Все сильнее воняло гнилью и смертью. На путях впереди локомотива рассыпался всевозможный скарб, тюки, мешки, костыли, словно брошенные впопыхах бегущими пассажирами. Крысиные семьи с шорохом и писком скрывались в щелях. Над крышами взмывали падалыцики.

– Это что там на платформе? – Коваль крутил настройки бинокля. У него было чувство, словно он упорно идет против течения реки, да еще и в гору. И с каждым шагом наклон увеличивается. Еще два дня назад губернатор Перми рапортовал о беспорядках и угрозе неведомой эпидемии, но помощи не просил, обещал справиться своими силами. Вот и справился…

Коваль разглядывал внутренности зала ожидания, платформы и крыши вокзала. Он насчитал не меньше десятка трупов, истерзанных так, будто их рвали зубами хищники. Однако никого до конца так и не доели. Бывший Клинок достаточно долго прожил в лесной деревне и легко отличал повреждения, нанесенные волком или, скажем, медведем.

На вокзале Закамска орудовали не волки и не медведи. Конечности трупов даже не обглодали.

Поравнялись с вокзалом. Складывалось ощущение, будто здание бомбардировали метеориты. Сотни дыр размером с небольшой мяч превратили крышу в сито. Прямо посреди улиц, буйными островами, поднималась тайга. Кое-где сквозь деревья проступала относительно новая брусчатка и пятна асфальта. Света не было, мертвые фонари раскачивались над перекрестками. Зато над рекой зловещими отсветами полыхали пожары. От этого многие окна казались цвета свежей крови.

Артур перевел бинокль на жилые кварталы. Город не сильно пострадал во времена Большой смерти, но зато потом его едва не стерли Качалыцики… Однако, во многом благодаря Артуру, город удалось отстоять. Ценой разрушения Москвы десять лет назад удалось отстоять десятки промышленных центров. Звенящие узлы тогда повсеместно утихли…

– Что, брат Кузнец, живых-то не видать? – тихо спросил Кристиан. – Ушли живые, не ищи. Попрятались насекомые, подданные твои. Вишь, дрянь какая, сильно их запугали. Чую, что ушли в лес.

– Кто запугал?

– Бесы летучие, – отшельник тревожно вглядывался в низкие тучи. – Не боись, ноне не нападут. Глянь, как поверху-то буря разыгралась…

Свинцовые лохмотья действительно понеслись с пугающей скоростью. У поверхности земли ветер почти не ощущался, зато с высоких зданий стало срывать крыши. По небу пролетали куски жести, опилки, ветки, иногда о крышу вагона шлепались живые еще птицы с переломанными крыльями. О запуске аэростатов нечего было и думать.

– Вовек тут такой бури не бывало… – шептались солдаты-пермяки. – Спаси нас матерь-заступница, нечисто дело…

Головной локомотив окутался паром и встал. Топая сапогами, прибежал по крыше начальник поезда.

– Господин генерал, можно сдать назад, перекинуть стрелку и встать на второй путь, тот что рядышком…

– Так и сделаем, – Даляр повесил одну трубку, поднес ко рту другую: – Пятый пост, дайте сигнал следующему эшелону – всем стоять на месте. Движение по команде!

После недолгих маневров удалось вернуться на параллельную ветку. Едва приблизились к молчаливой железной змее, как Артур сразу уловил ошибку, допускать которую не следовало. Если в первом эшелоне, кроме президентской семьи и семей нескольких высокопоставленных переселенцев, гражданских почти не было, то во втором катили на восток сотни четыре женщин и немало детей. А в третьем – и того больше…

Такое им показывать явно не стоило. И явно не стоило это нюхать.

– Летучие бесы, – едва слышно выговорил Лева Свирский. – Я видел их… О них сказано в Книге Шестокрыла… смотрите, вон там, ниже…

Мимо медленно проплывали изувеченные вагоны. Из разбитых окон свешивались окровавленные трупы. Над ними кружили тучи мух. Чемоданы, тюки, корзинки, забрызганные бурыми пятнами. Руки детей, протянутые в мольбе, перекошенные лица матерей, отчаянные жесты мужчин. В тамбурах мертвецы застряли, точно их кто-то трамбовал. Очевидно, люди пытались вырваться через узкие двери, но враг настигал их повсюду.

На штыке у мертвого солдата повисло неведомое двухголовое страшилище, мохнатое, как пчела, со множеством когтистых ног. Другого беса, с телом стрекозы, топор разрубил надвое. Еще один наполовину застрял в животе девушки. Его расстреляли вместе с жертвой. В багажном вагоне нашли двух проводников. Крепкая броня вагона оказалась летучим дьяволам не по зубам, но они прогрызли вентиляцию и канализационный сток. Проводники защищались отчаянно и защищали ценности, уложенные в железных ящиках. В замкнутом пространстве вагона они вдвоем перебили не меньше полусотни гадов, пока сами не истекли кровью…

– Все сундуки из багажного перенести к нам, – распорядился Даляр. – Вскрыть грузовые вагоны, там скотина может быть живая!

– Матерь божья… – прошептал кто-то. – Похлеще наших мурманских летунов будут… Эти-то точно с Вечного пожарища, больше неоткуда взяться!

– Они не с пожарища, – произнес кто-то внизу. Даляр дал команду караульному, на верхнюю площадку штабного вагона впустили Цырена. Монашек кутал слишком крупные руки в грубых перчатках, тревожно раздувал ноздри.

– Я тоже верил, что они с пожарища. Вечное пожарище я чую, даже целых два. Но эти звери посланы кем-то снизу…

– И кто-то совсем недавно опрокинул в реку вредную химию, – вставил Кристиан. Он снова повязал на лицо платок и облил травяным раствором. – Вечные пожарища пришли в движение, они мигом замечают, когда можно подрасти. Но бесы не с пожарищ, брат Клинок. Это то, о чем мы толковали. Кто-то раскачивает Матушку-землю снизу… Эй, Дед Касьян, что скажешь? Не видать ли входа в Изнанку?

– Пока нет, – угрюмо буркнул Черный Дед. – Разве что на реке…

Последние сомнения относительно принадлежности поезда пропали. На боку следующего вагона показались лозунги, намалеванные белой краской. Это был первый эшелон, укомплектованный в Ярославской губернии. И ехали в нем преимущественно гражданские люди, бедные крестьяне, погорельцы и городская голытьба, привлеченная будущей сладкой жизнью.

Все они нашли смерть на станции Закамск. Первыми за паровозом были прицеплены пять плацкартов, с укрепленными на крышах дополнительными коробами. Там тоже вповалку ехали и спали люди, которым не досталось мест в нижних, «семейных» отделениях. Скорее всего, стая летучих бесов атаковала поезд сверху. Разведчики Карапуза доложили, что на нарах второго яруса погибли практически все. Многие переселенцы даже не упели проснуться, их загрызли во сне. Нижний этаж, разбуженный воплями, сопротивлялся. Во втором вагоне молодые мужчины, вооруженные ножами, дали незваным гостям серьезный отпор. Помощники Карапуза насчитали больше сорока мертвых крылатых существ, похожих на кровососов, обезьян и муравьев одновременно. В первый и третий вагон не смогли войти даже самые бесшабашные чингисы. Коридоры там превратились в мясорубку из человеческих тел.

– Хоть одного живого нашли? – Полковник с пулеметом прохаживался по крыше, насквозь мокрый под проливным дождем. Дикий ветер шырял воду ему в лицо, струи закручивались плетками, колотили по крышам, выбивали уцелевшие окна. Прямо над поездом пролетело несколько ржавых антенн и целые мотки проволоки. Затем ветром принесло парус с куском мачты. Рельсы гудели, словно навстречу на всех парах приближался товарняк.

И надвигалось что-то с востока…

– Ни одного беса, ваше превосс…во! Похоже, спугнули нечисть.

– Да не могут они летать в такой ветер, – тихо заметил Озерник. – Ни одна дрянь с крыльями не продержится. Они свое дело сделали, да и сбежали.

– Эй, позади, поглядывай там! – затеяли перекличку часовые. – Погля-ядывай!

– Генерал, вы выслали разведку?

Артур опустил бинокль, отчаявшись заметить хоть какое-то движение. Единственное, что двигалось по улочкам Закамска, это гудящее над рекой пламя. Оно торопливо распространялось вдоль берега, пожирая близлежащие строения. Жирный дым застилал тротуары и скверики, давно превращенные в огороды. Пару раз пробегали шелудивые дворняги, но к людям не приближались, испуганно шныряли в щели заборов.

– Господин президент, других наших поездов на станции нет, – отчитался Даляр. – Да и не должны были так скоро подойти.

– Значит, подойдут утром или ночью? И если мы уйдем в Пермь?..

– Если мы уйдем, они останутся без прикрытия, – хмуро подтвердил командующий экспедицией. – Там только гражданские, в лучшем случае по паре пулеметов на паровик. Комбайны, трактора, технику сельскую везут. Нам надо их ждать. Я тут прикинул, короче…

– Договаривайте.

– Этих тварей снесло ветром. Нет их близко. Но коты у патрульных бесятся. И були рычат. И Качальщик говорит, что рядом гадость какая-то прячется. А Кристиан пчел собрать не может. Виданное ли дело, чтобы такой умный Качалыцик не мог облако пчел собрать. Пчелы ведь никого не боятся. Их просто нету, раньше еще улетели. Вот я что думаю… на нас побоятся напасть. Они порох чуют. Надо жечь костры большие, выставить караулы с кошками и ждать подхода эшелонов. Если уйдем – конец нижегородцам и остальным, кто подъедет…

– Хорошо, действуйте… – Артуру нелегко далось решение о ночевке. Именно здесь он ночевать совсем не хотел. – Только встанем не у вокзала. Чуть дальше.

– Господин президент, взгляните…

Возле головного ярославского локомотива совсем недавно разыгралось настоящее сражение. Здесь поездной бригаде и немногочисленной охране удалось потеснить нечисть. Сотни мертвых бесов валялись вокруг кабины. Двое машинистов лежали тут же. Каждый встретил смерть с саблей наголо. Было сложно разобрать, кому принадлежит какая конечность. Карапуз послал опытных следопытов вниз. Те спустились, замотав лица платками, и скоро донесли, что не все солдаты с ярославского эшелона погибли от когтей и зубов. В некоторых стреляли.

Как только ярославцы стали одолевать нечисть и попытались добраться до вокзала, по ним открыли огонь! Нашлись арбалетные стрелы, и дыры от ружейных пуль, и следы автоматных очередей.

– Сперва летучих сволочей выпустили, – мрачно подытожил Карапуз. – А как приметили, что пакость не справляется, добивали уже издалека, из ружей. Господин президент, я на всякий случай приказал своим обшарить все вокруг. Докладают, что в банде не меньше двух сотен, и отошли на юг, запрятались! Видать, наших пушек боятся…

– Почему решил, что банда?

– Так снова каторжане. И тряпки ихние нашлись, и это… там станционное начальство на столбах качается. Всех, кого в городе в форме встречали, – всех и вешали.

– Вот они, последствия масштабного рабовладения, – очень тихо, так, чтобы слышал только президент, выдавил Лева Свирский. – Когда сто тысяч человек работают под конвоем, это всегда чревато взрывом…

Артур сделал вид, что не слышит причитаний книжника.

– Ночью снова нападут, – уверенно тряхнул бородой Озерник. – Уж всяко им ясно, что мы заночуем.

Чуть дальше следы перестрелки стало сложно не заметить. Перрон закончился, поезд подкатил к переезду. Пришлось посылать ремонтную бригаду, чтобы откатить с переезда полную телегу с бочками. Запряженные в телегу лошади были убиты. Рядом обнаружился мертвый возница и еще три трупа подростков, все с винтовками. Слева от шлагбаума покойники громоздились один на другом, будто штурмовали баррикаду. В каждом торчало по несколько арбалетных стрел. Следопыты донесли, что среди убитых – клерки казначейства и налоговой.

На противоположной стороне переезда нашлось немало трупов бунтовщиков. Много каторжан, но, кроме них, беглые солдаты местного гарнизона и, судя по нашивкам, – вояки из инженерного корпуса полковника Гирея. Артур нахмурился, когда услышал эту фамилию.

– Господин генерал! – К Даляру на рысях подскакали трое казаков, рядом с ними на длинной цепи мягко скакали болотные коты. – Там, на улицах, за домами – побоище. Мертвяков – море. Стенка на стенку дрались. Видать, большая банда в город вошла. На столбах клерки болтаются и офицеры без голов… а возле острога что делается! Там, видать, к стенке ставили, глумились, руки рубили!

– Вот те и бесы летучие, вот те и черти на помеле, – угрюмо хохотнул Озерник. – Когда подлые людишки бунтуют, можно все на бесов списать…

– Пятый пост, сигналь назад – командиров ко мне, срочно! – зычным голосом прокричал Даляр. – Оба состава подогнать, поставить рядом, на первый и третий пути… Опустить броню… Наливайко – собирай своих, конвойную сотню – в седло. Минеров – ко мне, живо!

Мгновенно забегали, замельтешили порученцы. Особая команда, знакомая с повадками всякой летучей дряни, крепила на стенках вагонов первые секции колючей сети. Артур подумал, что гибкая колючая проволока вряд ли задержит тех, кто насквозь прогрыз железные крыши…

– Господин президент, я думаю, нам нужно их собрать.

– Кого собрать? – Коваль недоуменно уставился на Леву Свирского.

Книжник находился в крайне возбужденном состоянии. Он успел сбегать вниз, в купе, вернулся с потертыми фолиантами и, кажется, собирался прочесть одну из своих бесконечных лекций. Ученый даже не замечал зловония, окутавшего поезд, столь важные идеи захлестывали его.

– Как кого собрать? Да вот этих… этих крылатых гаденышей. Если вы не можете выделить мне помощников, позвольте, я сам спущусь и займусь этим…

– Лева, при всем моем уважении… Мы не можем сейчас выпустить вас разгуливать. Я не могу подвергать такой опасности людей…

– Разве я обманывал когда-то? – Свирский взлохматил свои седые патлы. – Разве я похож на блаженного? Нам могут понадобиться их трупы, это… – Он понизил голос, оглянулся на офицеров, деликатно отодвинувшихся в сторонку. – Для изучения. Для классификации. Это совершенно новый вид, вы должны понять…

– Вы намерены их препарировать? – У Коваля комок подступил к горлу. Он представил кошмарную зубастую тварь в Кунсткамере, на бархатной подушечке, под стеклом. – Хорошо… Дежурный, дай господину Свирскому двоих шустрых и храбрых молодцов, надо набрать в мешок этой дохлой нечисти. Быстро, туда и обратно, понял? Но я тебя умоляю… – Президент повернулся к книжнику: – Не носи их мне в купе, спрячь в холодильнике.

Бронепоезд миновал станционные постройки и плавно затормозил вплотную к дрезине. Застучали топоры, команда плотников на скорую руку разбирала ближайшую деревянную избу. Патрульные в кирасах и тяжелых доспехах занимали верхние этажи ближайших зданий. Туда же тащили пулеметы. С грохотом опускали на окна вагонов дополнительные броневые листы. Облитые горючим, вспыхнули первые костры. Часовые перекликались, прожектора обшаривали небо.

Закамск замер в зловещем молчании. Экспедиция готовилась к ночевке.

 

30

ВЫВЕРНУТАЯ КАПЛЯ

Кто-то тронул президента за рукав. Наставник Вонг!

– Надо спешить, – коротко поклонился китаец. – Наставник Хо уже разбил бутылку.

Коваль оглянулся на Хранителя памяти, тот кивнул. Старые друзья поняли друг друга без слов. Коваль покинул наблюдательный пост и отправился к семье, китайский Хранитель семенил за ним следом. Сделав все распоряжения, Артур обнялся с домашними. Наставник Вонг обниматься не стал, только похлопал по плечу и надел на шею Артура дополнительный амулет.

– Разве уже пора? – на всякий случай переспросил президент.

– Мы чуем, времени совсем немного. Поторопитесь, крылатый брат ждет.

Артур пробежался по крытой галерее до четырнадцатого вагона. Здесь «безлицые», отобранные лично Фердинандом Борком, сторожили две громадные цистерны. В цистернах мучились от безделья летучий змей брата Кристиана и последний красный дракон, выращенный лично президентом. Никто из «безлицых» не рисковал заглядывать в верхнее окно для подачи пищи. Пламенем от выдоха зверя могло сжечь волосы на голове. Когда президент взялся за кувалду и выбил первый запор, офицеры благоразумно удалились в соседний вагон.

Хранитель памяти появился в боевом облачении – огромная редкость для лесного колдуна. Артур попытался вспомнить, когда видел Кристиана без белого платья, и не смог.

Коротко обнялись на прощание. Кристиан закинул в корзину мешки с провиантом, проверил забрало шлема, поножи, налокотники.

– А что, если Качалыцики не захотят с тобой говорить? – озвучил Артур свои самые страшные опасения.

– Уральские Качалыцики – это еще не все, – Кристиан воткнул в налокотники метательные клинки. – Это всего лишь одна семья, но не все. Если мои братья сговорились с бунтовщиками, им же хуже. Равновесие уже нарушено. Ты слышишь, какой ветер?..

– Брат Кристиан, тебе что-то снилось ночью?

– Тссс… ничего не говори, – Хранитель памяти покачал пальцем перед носом президента. – Молись за нас, если умеешь. Молча.

Не прошло и пяти минут, как серебристый красавец с шумом взмыл в воздух. Коваль, задрав голову, следил, как дракон, с тяжелой ношей, под острым углом входит в тучу. Мгновение – и сумерки поглотили его. Оставалось только прочитать молитву вослед и пожелать удачи тем, кто покинул состав…

Артур вернулся в президентское купе. Брат Хо колдовал над столом, застеленным клеенкой. Артур про себя отметил, что ключей от купе у китайцев быть не должно. Однако самое охраняемое помещение поезда было вскрыто. Затаив дыхание, президент заглянул наставнику через плечо.

Его крошечная спящая копия покоилась на широкой травяной подстилке, вокруг горели семь черных свечей. Вне бутылки маленький обнаженный мужчина казался более живым. Грудь его едва заметно вздымалась и опадала, вздрагивали мускулы, морщился лоб. И казалось, что вот-вот кукла откроет глаза. Вокруг подстилки и вокруг свечей наставник Хо начертил массу крючков и других непонятных знаков. В углах гексаэдра лежали кучки костей и смеющиеся глиняные мордочки.

– Что теперь? – чуть слышно спросил Артур. – Зачем вы меня позвали? Вам снова нужна моя кровь?

– Не кровь, – краем рта улыбнулся наставник Вонг. – Ты нам нужен, послушник, чтобы вырастить куклу. Нам нужна твоя жизнь, но не кровь…

– Вы что… обалдели? – не выдержал президент. – Вы меня что, к онанизму принуждаете?!

Китайцы переглянулись и без улыбки уставились на него.

– Поторопись, послушник. Кукле нужна жизнь. Кукла не может долго на воздухе.

– Дьявольщина, мать вашу… – проскрипел зубами Коваль. – И куда мне… как мне?

– Мы отвернемся. Прямо на куклу, вот сюда, – деловито указал Вонг на гексограмму, нарисованную тонким пером на животе голема.

Скрепя сердце, Артур выполнил то, что от него требовали. Ему мешали скрежет и шуршание на крыше. Вполне вероятно, это маленькие трудолюбивые друзья с выдвижными челюстями уже грызли воздуховод…

– Уффф… готово, чтоб вам…

Артур даже не успел застесняться толком, как оба китайца ринулись к столу. Они оттеснили его от куклы, набросили сверху нее еще один травяной половичок и… подожгли его. У наставника Вонга оказались в руках две погремушки с размалеванными зубастыми рожицами. Брат Хо опустился на колени и забормотал. С первых слов его невнятной молитвы в президентском люксе стало твориться что-то неладное. Лампы засияли вполнакала, стало горячо, в воздух поднялась пыль, словно кто-то орудовал под диванами невидимым веником, застучали обложками книги в шкафу. Наставник Вонг зашагал мелким гусиным шагом вокруг столика, раскручивая над головой дребезжащие погремушки.

– Тебе лучше уйти, послушник…

– Тебе лучше уйти.

Артур попятился к выходу, не сводя глаз с тлеющего половичка, связанного из травы. Там что-то шевелилось. Шевелилось и росло в размерах. Из-под подстилочки показалась розовая пятка размером с пятку годовалого младенца. В другом месте вдруг вынырнула кисть руки… но она принадлежала уже не младенцу, а скорее – пятилетнему ребенку. Кто-то замычал, захныкал требовательно, просяще.

Наставник Хо завертелся волчком, выкрикивая слова то ли песни, то ли молитвы. Наставник Вонг с такой скоростью вращал звенящими погремушками, что руки его сливались в два сплошных круга. Что-то происходило по бокам, в зоне периферийного зрения. Артур наткнулся спиной на этажерку. Не без труда ему удалось скосить глаза.

Банкетка приподнялась в воздух и парила сантиметрах в пяти от пола. Следом за ней приподнялся и толстый ковер. Один за другим вылетали гвоздики, крепившие ковер к плинтусу. В противоположном углу помещения оторвался от пола секретер, внушительный напольный подсвечник и кресло. Все вместе они начали едва заметно вращаться вокруг центра комнаты. Затряслись ставни, стопка бумаг из шкафа рассыпалась веером, но документы не долетели до пола. Они словно погрязли в невидимом киселе и тоже начали круг почета. Вместе с гербовыми бумагами вокруг китайца запорхали карандаши, папки, перья, чернильницы, затем с длинного письменного стола спрыгнуло серебряное пресс-папье, массивная чернильница, бюст Ломоносова…

Лампы почти погасли. Кусок мира вращался. Кукла росла. Очень медленно, но все быстрее и быстрее.

– Уходи, послушник, это не твой ритуал. Тебе нельзя встретить глаза двойника! Делай то, что предначертано!

Кукла стала размером с десятилетнего ребенка. Показалась макушка, седая… уменьшенная копия его головы… Маленькие кулачки сжимались и разжимались в такт завываниям Хо. Артуру очень хотелось досмотреть спектакль до конца, до безумия трудно было отвести взгляд, но остаться в жарком купе было еще страшнее!

Он вывалился в коридор, едва не придавив щуплого посыльного.

– Ваше высокопрес. во, там генерал Даляр просит вас…

Локомотив дал свисток. По сцепкам пробежала волна ударов. Эшелон дернулся, уступая место на втором пути следующему составу. Расчеты разворачивали зенитки. Пулеметчики слаженно гремели лентами. Арбалетные команды зорко вглядывались в вечереющий пустынный город. Неведомый враг мог появиться каждую секунду. Сержанты транслировали команды офицеров. Внизу, среди пассажиров, паники не наблюдалось. Почти все вооружились, кто во что горазд. Командующий разрешил выдать из походного арсенала кинжалы и кольчуги, зато запер под замок весь запас спиртного.

– Что у вас там? – Коваль взбежал по лесенке.

– Ваше высокопревосходительство, нет пути вперед, – капитан «голубых клинков» щелкнул каблуками, уступил Артуру место у прибора ночного видения.

Коваль нагнулся к окулярам. В первую минуту ему показалось, что перед раструбом повесили черную простыню. Однако костры вокруг эшелона просматривались замечательно. А также фигурки караульных, огни на столбах и семафорах, и даже темные массивы жилых домов.

Черная простыня висела где-то дальше.

– Никогда такого не видали, – робко пожаловался веснушчатый механик, отвечавший за сложную оптику. – Тут господин Касьян был. Просил вам передать, что надо навстречу бы слетать…

– Поднимайте дирижабли, – приказал Даляр. – Вроде ветер потише стал?

Генералу никто не перечил, но Коваль видел, как переглянулись офицеры. Наводчиков и рулевых дирижаблей заранее считали покойниками.

«Русь» и «Каспий» стартовали одновременно. В первые минуты, пока стравливали тросы, все шло как обычно. Наблюдатель передал, что на окраине города, километрах в семи к югу, тоже горят костры, также видны шлейфы от трех лесных пожаров. И плюс ко всему – горит вода у берега реки. Вода гореть не может, стало быть – горит какая-то дрянь, вылитая в реку. Летучих бесов не видно, как, впрочем, и обычных птиц. От дыма трудно дышать, сносит на запад…

– Господин генерал, «Русь» не может пробиться дальше на восток.

– Ваше превосходительство, разрешите отпустить трос, оторвет! – закричал машинист с дрезины.

Трос натянулся стрелой. «Русь» неудержимо волокло на запад. Колеса дрезины качнулись. Ни к чему не привязанный «Каспий» внезапно потащило на запад с бешеной скоростью. Напрасно оба двигателя развивали полную тягу, дирижабль швыряло, как пушинку. Минута – и серебристое тело растворилось в низких тучах.

– Что? Как это не может пробиться? – До Артура не сразу дошел смысл слов.

– Наводчик передает – очень сильный ветер. Ураган, как черная стена. Они видят на востоке страшную грозу, прямо над Пермью.

– Не гроза это, однако… – Черный Дед, как всегда, материализовался из ниоткуда. – Кристиан правду говорил, я ему не поверил. Капля это… вывернутая.

– Капля? Какая еще капля? – Артур снова вгляделся в горизонт.

Над далекими постройками, над размытым вечерним горизонтом поднималась черная стена. Она слегка пульсировала, трепыхалась, как полотнище на ветру. По центру стена казалась выше, чем по краям. Впрочем, края разглядеть не представлялось возможным, дым от пожаров заволакивал горизонт.

– Капля вывернутая, – Озерник закинул в рот щепотку жевательного табака. – Видал, как капля в тихую воду втыкается? Впрочем, куда тебе… вы же пялитесь, а не видите ни черта! Для вас, городских, оно больно шустро кажется, раз – и все, хе-хе… А оно не шустро, если ждать и терпеть. Капля втыкается, вокруг нее стена водяная встает, вот почти как тут, а потом… разбегается волной во все стороны. Это Качалыцики, их делишки. Заступают нам дорожку. Молись, чтобы Кристиан успел собрать своих, кто тебе еще верен…

– Кажется, я понял, – Коваль подхватил у адъютанта обычный бинокль. – Капля вывернутая. Будто что-то воткнулось в землю, но не сверху, а снизу, изнутри, да?

– Ишь какой сметливый, – непонятно было, похвалил Черный Дед или посмеялся. – Плохо дело… Такой Звенящий узел прет, что все Хранители силы разом его не задержат, н-да… Ты бы слетал сам, что ли?

– Кристиан должен успеть, – твердо заявил Коваль.

– Господин генерал, «Каспий» возвращается! Низенько ползет! – обрадованно закричали караульные.

Притянули к земле «Русь». Кое-как дополз потрепанный «Каспий». Четверть баллонов на внешней стороне оболочки было разорвано. Наводчик стучал зубами и убеждал всех, что на высоте в сто метров бушует ураган. А еще выше с востока шпарят ошалелые птицы и летит всякий хлам, включая очки, башмаки и тарелки.

Артур поднял в небо дракона. Красный друг взревел от радости и энергично пошел на взлет. На высоте примерно в сорок метров его полет резко замедлился. Еще выше стало еще тяжелее. Внезапно Коваль понял, отчего не следует бояться возвращения летучих бесов. Кто бы ни породил ужасных созданий, летать при таком ветре они не могли. Лишь чудовищная яростная сила красного змея позволила ему преодолеть встречные потоки. Несколько раз седоку казалось, что дракон переломает крылья и рухнет вниз, прикончив их обоих. Однако, с рыком и стоном, китайский бородач преодолел ураган. Тучи висели невероятно низко. На высоте в сотню метров Артур полностью вымок и напрочь потерял ориентацию. Зато выше проглянуло ясное небо с первыми звездочками, открылась панорама безлюдного горящего города и…

То, что его так напугало. Капля вывернутая.

В разрывах туч, далеко внизу, Артур разглядел три живые змейки, окруженные кострами из разобранных домишек. Три военных эшелона, единственный островок жизни посреди вымершего города. Посреди грандиозного кладбища. Артура внезапно пробил озноб. Ему почудилось, будто кто-то отвел стрелки вселенских часов на пару десятилетий назад. Словно вернулся самый первый его полет на ящере, над пустынными, заброшенными деревнями, над заросшими шоссейными дорогами, где на сотни километров ни огонька, ни дыма печного…

Явление.

Подобравшись ближе, он решил, что пока станет называть это Явлением. Считать ли Явление смертельно опасным? Непонятно. Зато очевидно другое – Дед Касьян был прав. Оно походило на упавшую в гладь каплю или дробину и имело очертания кратера. По самым скромным оценкам, кратер достиг уже десятка километров в диаметре и продолжал расширяться во все стороны. Черные стены, вытянувшиеся вверх на добрый километр, не просто толкали впереди себя воздух, они создавали настолько мощные возмущения, что даже бесстрашный красный змей не рискнул приблизиться. Впервые за время дружбы человека и змея змей ослушался того, кто выкормил его кровью.

Встречный поток достиг такой силы, что пришлось нацепить альпинистские очки. Артур пришпорил змея, вынуждая его приблизиться хотя бы на сотню метров. Президент вспомнил, что творилось, когда Хранители послали его раскачивать Москву. Тогда там тоже происходило светопреставление. Москва-река вышла из берегов, здания проваливались под землю, посреди площадей попер бурелом, а домашний скот набросился на людей. Тогда тоже было страшно, но тряска земли закончилась, едва рухнули грязные заводы…

Сегодня на Урале родилось нечто иное. Колоссальная дымящаяся масса наступала на него, слегка прогибаясь по краям. Она наполовину поглотила Пермь, но не просто накрыла, как смерчь или песчаная буря. Растворила. Впитала в себя.

Стало почти невозможно дышать. Раскаленный вонючий воздух наждаком тер легкие. Умеренный свист сменился запредельным воем. Все предыдущие впечатления оказались обманом. То, что Артур принимал за газовое облако, за дымовую завесу или, в крайнем случае, – за взвесь чернозема и песка, оказалось гораздо более плотной массой. Артур вдруг понял, что это за мелкие беловатые вкрапления видит он в толще дымной стены.

Это были… девятиэтажки. Останки многоквартирной застройки, бетонные пригороды Перми, в которых никто не жил уже полтора столетия. Нынешние пермяки предпочитали заселять исторический центр, с печками и каминами. Но высотные здания не подняло в небо ураганом. Это сама поверхность планеты втягивалась в небо, скручивалась, как титанический чулок, и волокла за собой дороги, поселки, аэродромы, элеваторы…

Коваль увидел, что произойдет с ними и с поездом, если они поедут дальше. Впрочем, застыв на месте в ожидании составов с нижней Волги, они рисковали точно так же. Железная дорога не проваливалась в черную клубящуюся глубину, а заворачивала… вверх. Так же, как дорога шоссейная. На путях находился поезд, крошечные вагончики тянулись за таким же крошечным локомотивом. Поезд стоял на запасном пути, вагоны застыли под воронкой цементного элеватора, и все это вместе взятое взбиралось на вертикальную стену капли и повисало, чтобы потом рассыпаться, развалиться и сгинуть…

Звенящий узел рвал планету изнутри.

Дракон заклокотал, хлопая крыльями на месте. Никакие посулы и угрозы не могли его заставить лететь навстречу гибели.

Ковалю стоило огромного труда усадить огнедышащего друга на крыше президентского поезда. Бородатый красавец долго отказывался возвращаться в надоевшую цистерну. Пока они летали, полоса дымов стала заметно ближе. Запоздавшие птицы с криками проносились на запад. Черная полоса на треть закрыла небосвод. Смрад от горящего леса мешал сделать полный вдох.

Из города вернулись патрули. Во всем Закамске обнаружили следы еще трех массовых драк, сотню человеческих трупов и сотню трупов крылатых обезьян, и муравьев. Силком притащили за собой троих местных жителей, двух старых теток и облезлого, беззубого мужичка. Все трое, углядев гербы на стенах вагонов, повалились на колени и долго не могли отвечать на вопросы.

В конце концов выяснилось, что власть в городе перевернулась вчера утром. В пять утра ворвались желтые дикари, перебили начальство, пооткрывали остроги. За ними вкатились броневики с представителями новой власти. Папы велели всем собираться на главной площади, ударили в набат, да только никто не собрался. Почти все жители, до смерти перепуганные скорой расправой над клерками, двинули в леса…

– Что? Что там, впереди? – Президента встречали, как волшебника, который мог бы спасти их всех.

– Я не знаю, что это. Это похоже… – Артур задумался, стоит ли умничать перед своими не слишком образованными спутниками. Пожалуй, только Лева Свирский мог его понять, – Это похоже на неконтролируемый всплеск материи… или антиматерии. Близко я не сумел подлететь, змей упрямится. Он вообще редко когда упрямится. Наверное, почуял моментальную смерть.

– Отсюда в бинокль это похоже на рой насекомых, – сказал Даляр.

– Это не рой. И не дым. Оно срывает с планеты скальп. И эпицентр, судя по всему, где-то в районе Ебурга.

Все молчали. Затем заговорил Озерник:

– Ты пытался подняться выше?

– Змей не слушался меня.

– Вот как? Ведь ты выкормил его своей кровью, – почесал в затылке Даляр. – Насколько мне известно, красные змеи лишены чувства страха.

– Он не боялся за себя. Мне кажется, он понял, что погибну я.

– Что нам теперь делать? Отступить?

Артур оглянулся на запад. На линии блестящих рельсов пыхтел следующий эшелон. За ним выстроились цепочкой еще три состава. Плюс те, что спешили из Ярославля и Нижнего.

– Мы не можем отступать бесконечно. Дед Касьян, что ты молчишь?

Озерник, насупившись, следил за птичьей истерикой.

– Слушаю воду. Там на реке островка не видать?

– Острова? Там вроде бы много островков…

– Должен быть остров, впереди… Чую место, где супостаты собрались и грязь в реку льют. Где-то посреди реки, на стремнине. Но впереди нас, как бы не опоздать…

– Опаньки! – хлопнул в ладоши Орландо. – Чего ж молчал?

– Зато ты шустрый больно, – помрачнел Черный Дед. – Ты думаешь, к Качалыцикам так легко подобраться? Это тебе не детишки из интерната, что у вас в Зимнем столуются и в глаженых кофточках парами гуляют! Им кто-то сильный пособляет… Мыслю я, наш Сивый друг с ними заодно…

– Эх, не добили мы Быка в Питере, – в сердцах топнул ногой Цырен.

– Господин президент, я дам команду к отступлению, – Даляр смотрел твердо. – Отступим километров на сорок, поглядим, что да как… Нельзя так рисковать. Если бы господин Кристиан вернулся…

– Кристиана как ветром сдуло, – стали жаловаться офицеры. – Вот прежде было, чуть взбунтуется земля, Качалыцики – они тут как тут, соберутся в балахонах белых и гасят беду…

– А нынче даже наш Кристиан сбежал. Сгинул на змее, только его и видели!

– Ладно, я согласен, – к общему удивлению, президент не стал возражать против отступления. – Передайте командование. Отведите эшелоны на запад. Только перед этим отцепите мой вагон и прицепите к дрезине. Мы поедем вперед.

Все словно по команде оглянулись на восток. Черная стена поднялась уже втрое выше самых высоких зданий Закамска.

– Мы? Кто это «мы»? – насупился начальник разведки Карапуз. – Вроде вместе договор был. Братство Креста, сообща уговаривались!

– Отцепляйте вагон! – повторил приказ Артур. – Те, кто раскачал Землю… они охотятся за мной. Пусть видят, что я еду навстречу.

Не прошло и двадцати минут, как локомотив перебросил на запасной путь половину состава. Затем подошла дрезина и взяла на буксир президентский вагон. В суете мало кто обратил внимание, как из холодильника перетащили в президентский люкс тяжелый сундук. Его рысцой подхватили и перенесли восемь человек. Позже они божились, что в сундуке кто-то ворочался и сопел…

Прозвучала команда, патрули срочно возвращались под защиту брони. Кочегары схватились за лопаты. По поезду прошелестел слух, что президент бросил всех и кинулся один в лапы врага. Другие утверждали, что с Кузнецом на поиски смерти отправились его загадочные китайские слуги, чернокнижник Касьян и даже командир чингисов, удалой Митя Карапуз. Третьи болтали уж совсем дивное. Мол, видели президента живого одновременно в двух местах – на площадке дрезины и в окошке вагона. Но все сходились в одном – Россия взбунтовалась…

Солнце закатилось. Дождь стих. Ураган тоже угомонился, как будто Звенящий узел почуял приближение главной жертвы.

Дрезина, набирая ход, везла Проснувшегося Демона навстречу гибели.

 

31

ДИКТАТУРА В ОГНЕ

Военный Совет заседал вторые сутки. Вице-президенту Рубенсу постоянно ложились на стол донесения о проникновении шпионов в различные государственные структуры. В целях безопасности Совет четвертый раз менял дислокацию. Вчерашнее заседание едва не было сорвано бомбой, которую принесла в окно Эрмитажа обученная сова. Сову вовремя пристрелил караульный, птица упала на балюстраду балкона, и бомба взорвалась там, высадив три окна. Движение на набережной остановили, пожар потушили, затем следователи Трибунала разыскали предателя. Один из электриков нарочно открыл форточку и обмазал окно прозрачным составом, как видно весьма привлекательным для ручной совы. Под пыткой электрик сознался, что получил тысячу золотом и ожидал еще втрое больше после успешного выполнения плана. Тысячу золотом работяга мог заработать честной службой лет за шесть…

Папе Рубенсу, несмотря на его нелюбовь к пыткам, пришлось прервать Совет и присутствовать на дознании в каземате. За ночь выяснилось немало любопытного. Электрик действительно обучался в технической школе, и даже получил от министра Орландо наградную ленточку. Он происходил из богатой казанской семьи, его предки натерпелись унижений трижды. Вначале от президента Ивана, еще когда налоги собирала Москва. Затем, в короткий период независимости, власть захватил хан Халитов и выдоил в пользу своей армии всех богатых мурз. И в третий раз, когда Халитов угодливо покорился новой власти Кузнеца. А заодно взял на себя обязательства самолично расправиться с внутренними бунтовщиками. Бунтовщики снабдили сына поддельными документами, золотом и отправили к дальним родственникам в Крым. А из Крыма новоявленный шпион отправился в Петербург, в компании таких же вежливых, старательных и непьющих. Приказано было терпеть, а в нужный момент делать то, что прикажет полковник Гирей. Оказалось, что протекцию во дворец пареньку составили еще два года назад, и все это время Гирей не давал ни единого задания. Как будто забыл о своем протеже. Или их так много проникло в столицу, что всех и не упомнишь?..

Папа Рубенс моментально вспомнил, как отговаривал Кузнеца от резких шагов в ханском стане. И пять, и десять лет назад, и раньше тамошние богатеи отправляли золото на юг, в свободную Украину, а чем все закончилось? Нынче в Крым вход любому славянину был заказан. Впрочем, во время войны крымчаки не поддержали Карамаз-пашу в открытую, даже прислали Кузнецу письмо, где обещали не вмешиваться, взамен прося не трогать и их. Петербург обещание сдержал, ни один русский солдат не ступил на полуостров во время Южной кампании. Рубенсу еще тогда докладывала разведка – турки умоляли крымских мурз дать три дивизии, хотя бы три дивизии двинуть на Киев, но крымчаки отказали, сослались на уговор с русскими.

И вот теперь, такая напасть! Выяснилось вдруг, что после учреждения нефтяного треста «Татарское золото», и особенно – после отъезда президента в Сибирь, положение Халитова в Казани нестабильно. Нефть прибирали к рукам русские пополам с ханской родней, а прочим семьям ничего не доставалось! И потекло из Крыма в Казань оружие, поскакали отчаянные парни, готовые поддержать восстание, и даже дата восстания уже была намечена. Сразу после того, как в Петербурге верные люди уничтожат старшего Рубенса, генерала Абашидзе и генерала Борка.

Вице-президент привык ходить под пулями, в молодости сам немало дрался. Но когда своими ушами услышал, что удостоился смертного приговора от бунтовщиков, позеленел от злости и обиды…

Заседание Военного Совета возобновили в здании Генерального штаба. Начали с обсуждения положения в Казани. Вызванные на Совет армейские начальники, как один, высказывались за введение комендантского часа во всех татарских городах и ввод дополнительных сил. Под давлением большинства Рубенс вызвал в Казань из Волгограда батальон жандармов, а из Ярославля – батальон «черных клинков», легионеров, набранных из уголовников всех мастей. В Набережных Челнах начальнику гарнизона приказали арестовать восемьсот человек, всех подозрительных, богатых и к тому же обиженных ханом Халитовым. В Джалиле бунтовщики первые напали на губернатора, перерезали квартировавшую роту и подняли зеленый флаг. Связь с Джалилем и еще восемью городками прервалась…

По согласованию с Советом Рубенс снял два казачьих полка, дислоцированных в Саратове, и срочно отправил в Джалиль.

Следующим вопросом обсуждали воровство и саботаж на казенных заводах и приисках. На столе министра промышленности лежали донесения из Петрозаводского лесного хозяйства, где рабочие из освободившихся зэков бросили работу и ушли в леса. Еще хуже положение складывалось на сланцевских рудниках. Там объявился стачечный комитет, который соглашался вести переговоры только лично с президентом и требовал для всех двойной оплаты труда, водки и горячего пайка.

Всего год прошел, как президент послал экспедицию на Кольский полуостров. Там требовалось наладить поставки оленины и шкур, восстановить госмонополию на рыбную ловлю и обследовать никелевые месторождения на предмет их запуска. Уже пошла в Питер рыба и оленина, в Никеле заработали школа, горное училище и больница, и вдруг…

Смирные северные племена заволновались. Начальник геологов сумел отправить слезную депешу на ближайшую почтовую станцию. Он сообщал, что местные огольцы ломают древнюю технику, рушат подпорки в рудниках, поджигают и увечат цеха на комбинате. И умолял о военной помощи.

И тут же обнаглели норвежские моряки – стали ловить рыбу прямо у российских берегов, наплевав на все соглашения. Начальник мурманского гарнизона дал несколько залпов из береговых батарей. Две норвежские шхуны потопили. В ответ соседи потопили три баркаса с нашими рыбаками и забрали себе улов. Дипломатия зашла в тупик. Норвеги разговаривали высокомерно, словно знали, что ответить силой русский гарнизон не может. А гарнизон действительно ответить не мог. Два полка северного формирования еще не добрались до родины. Они сдерживали восстание на границе с эстами и только теперь возвращались домой.

– Мое мнение – надо вешать бунтовщиков на площадях, – заявил младший Абашидзе, командующий пограничными частями. – Раньше мои заставы бились с контрабандистами спиртного и тряпок. Нынче мы каждый день находим оружие, патроны и пачками ловим дезертиров.

– Если начнете вешать тех, кому симпатизирует народ, получите революцию, – тихо заметила Моника Арро.

Вся забинтованная, она полулежала в специальной кровати на колесиках и категорически отказывалась покинуть совещание. После того как Военный Совет принял функции Большого Круга, храброй француженке пришлось взять на себя руководство сразу тремя министерствами.

– Этого допустить нельзя, – впервые подал голос патриарх. До этого он смиренно слушал, спрятав руки в рукава сутаны. – Убийства не могут породить мир.

Старика вежливо выслушали, но проголосовали за укрепление застав пулеметами. Затем Рубенс отдал приказ отправить в Мурманск два итальянских фрегата, отвоеванных на Сицилии. На все мятежные заводы постановили послать следователей Тайного трибунала в сопровождении верных чингисов и башкир. Поскольку полицейских сил не хватало, Рубенс поднял казачьи полки, квартировавшие в Павловске. Все понимали, что оголяется юг Петербурга в случае серьезных волнений, но иного выхода не нашлось.

Следующим вопросом в повестке стояло дорожное строительство. Министр финансов сообщил о полном выделении средств. Начальник Управления строек рапортовал о том, что под Пензой разбойники напали на конвой и освободили больше тысячи каторжан, присланных на стройку. Еще хуже получилось под Оренбургом. Там снова начали бедокурить банды шептунов. Они разрушили асфальтовый завод, сожгли городок строителей и увели в степи почти две тысячи пленных…

– Мы уже послали туда два полка, – доложили Рубенсу генералы.

– Еще несколько таких докладов, и вам придется снова объявить общую мобилизацию, – проницательно заметил патриарх. – Мужчины только что вернулись к своим женщинам. Пахари – к своим полям. Ремесленные люди – к своим мастерским. Заводские – на заводы. Неужели вы желаете вызвать гнев народа?

– А что вы предлагаете? – сверкнул черными очками Фердинанд Борк. – У меня в папке еще восемь подобных докладных записок. И каждая угрожает государству. Альзо, прошу вас… Отказ работать на Втором тульском заводе. Это половина наших пулеметов и автоматов, к слову сказать. И самые высокоценные рабочие. Дальше. Ярославский резиновый завод. Забастовка. Им мало денег. Дальше. Генерал Абашидзе не стал говорить, но я скажу. У нас две попытки переноса пограничных столбов. Со стороны Эстонии и со стороны Латвии. Они утверждают, что до Большой смерти граница проходила восточнее… Еще хуже есть новости… – Германец сделал извиняющийся жест в сторону Серго Абашидзе. – Плохая новость, может быть война с Грузией. Пока нам ничего не известно, мало новостей. Они обстреливают наших пограничников. Они скрывают на своей территории опасных преступников. По данным разведки, четыре крупные банды из Дагестана и Чечни отдыхают в грузинских горах. Президент подписал с ними пакт о границе. Мы не можем преследовать бандитов там. Первый Южный фронт только что расформирован. Мы отпустили домой двенадцать тысяч резервистов. На заставах не больше шести тысяч штыков, совсем мало бронетехники и три летучих полка «черных беретов». Если кавказники начнут атаку, фронт держать будет некому.

– Что скажешь? – Папа Рубенс обернулся к Серго Абашидзе. Тот сидел бледный, сжимал под столом кулаки. – Будет лучше, если мы тебя освободим от командования. Ты не должен стать врагом для своих.

– Будет лучше… – Серго поднялся, играя желваками на скулах. – Будет лучше, если я немедленно поеду именно в Южную армию. Мне наплевать, кто там бьет моих ребят. Русские, грузины, азеры или турки. Мне наплевать. Я всю жизнь защищал Петербург и буду защищать его дальше.

Папа Рубенс переглянулся с другими силовиками. Командир жандармских частей еле заметно кивнул. Поднял руку Руслан Абашидзе:

– Тогда надо снимать и меня с должности. На мне теперь все пограничные войска. Если Военный Совет не доверяет тем, кто дрался за Россию…

– Совет доверяет! – Вице-президент впервые повысил голос. – Я не хочу, чтобы вас прокляли ваши же родственники! Будет лучше, если командование на Кавказе примет Валдис Второй… Да, не смотрите на меня так. Это внук Хранителя памяти, прекрасный офицер. Он с отличием окончил Академию. Три года назад он прекрасно показал себя, когда мы помогали полякам подавить восстание «лесных братьев». Тогда кардинал Станислав, большой друг нашего президента, вручил Валдису Второму золотую шпагу. Да, Валдис подполковник, но это поправимо. Кроме того, вы все знаете, что и Хранитель Валдис – друг президента…

– «Черные клинки» поднимут бучу, если вы пошлете вместо меня Качалыцика, – процедил Абашидзе. – Но я не против него. Давайте сделаем его моим заместителем. Пусть привыкают, я не против…

События следующего дня развивались очень быстро. В четыре часа пополудни Военный Совет переехал для следующего совещания в здание Двенадцати Коллегий. Сюда президент три года назад переселил полицию, так что охрана была на высоте. В шестнадцать двадцать поступили данные о масштабном бунте в четырех уральских губерниях. Связи с президентом страны по-прежнему не было. В шестнадцать тридцать Совет отдал в печать приказ о новой масштабной мобилизации. Призывались легионеры, принимавшие участие в боевых действиях. Возвращались в строй все неженатые и бездетные, не связанные с сельским трудом. Всего около сорока тысяч человек по центральным, самым лояльным, губерниям. Комплектование полков было поручено главному полицмейстеру страны. Мера неожиданная, но оправданная. Армии предстояло сдерживать собственных сограждан.

В семнадцать десять стало известно, что Пермь горит. Примчался курьер от Хранителя Валдиса с самыми плохими новостями. Уральские Качалыцики подтвердили страшный диагноз – Звенящий узел невиданной силы, но сдерживать атаку природы уральские семьи не собирались. Измена подкралась с той стороны, с которой никто не ожидал. Хранитель Валдис сообщал, что немедленно вылетает из Павловска на Беломорье, собирать всех своих.

Губернатор Элисты прислал срочную шифровку. Разбитые четыре года назад калмыцкие лидеры снова затеяли беспорядки. Пока в самой Элисте, где стоял сильный гарнизон, было спокойно, но в области полыхали пожары. Причем жгли и били не русских, а пришлых с Кавказа…

– А ведь президент Кузнец трижды предлагал Думе провести границу России севернее Кавказских гор, – с горечью напомнила Моника Арро. – Он мог просто приказать, но хотел, чтобы закон приняли честно. Провели бы новую границу, выселили всех бандитов за нее…

В семнадцать тридцать Совет отправил три срочные телеграммы в Варшаву, в Прагу и в Киев с просьбой о помощи. Желающим встать под знамена «черных клинков» предлагалось высокое жалованье, десять окладов по ранению и сто окладов вдове в случае смерти. Кроме того – неслыханное дело – предлагались во владение пахотные наделы в пограничных областях. По первым прикидкам, ожидалось не меньше шестидесяти тысяч наемников. Решение привлечь братьев-славян для усмирения бунтующих волостей далось непросто. Но в конце концов решили, что уставших после аравийского похода солдат лучше не трогать.

В девятнадцать ноль-ноль на Совет были приглашены девятнадцать банкиров и представители сорока богатейших торговых домов. Рубенс поставил вопрос предельно четко – или сегодня государство получит от частного бизнеса беспроцентные ссуды, или завтра государство за безопасность этого самого бизнеса не отвечает. С теми структурами, которые учреждал лично президент Кузнец, обсуждение быстро и удачно завершилось. Промышленники тоже особо не возмущались, поскольку все были заинтересованы в полицейской защите. Уперлись торговцы, особенно держатели дальних караванных троп. Эти ни черта не боялись – они сами содержали маленькие армии, сами наводили мосты и нанимали суда.

Однако Рубенс нашел и для них проникновенные слова. Он вызывал оптовиков поочередно, каждому ласково напоминали о налоговых и таможенных прегрешениях, затем каждому предлагалось выбрать. Выбор оказался невелик – или добровольное участие, или продажа своего бизнеса государству. По четко фиксированной цене. Прямо тут и сию минуту.

К немалому изумлению многих членов Военного Совета, далеких от финансов, в течение получаса банкиры и торгаши собрали почти сорок миллионов золотом. Немыслимые деньги, на них можно было содержать несколько лет целую наемную армию!

В двадцать один двадцать все законы мирного времени были отменены.

С нуля часов следующего дня в восемнадцати неспокойных городах начинал действовать комендантский час. Власть в губерниях переходила от гражданских властей к гарнизонному начальству. Для наемных полицейских сил под казармы освобождались лучшие особняки. Аппарат сыскного ведомства был увеличен втрое, дознаватели разъехались с самыми жесткими приказами в отношении зачинщиков.

В десять вечера Совет проголосовал за передачу Михаилу Рубенсу диктаторских полномочий.

 

32

ЗА ТРИ МИНУТЫ ДО КОНЦА СВЕТА

– Здесь, что ли?

– Справа рельсы взорваны. Есть только один путь – вперед. Но туда тоже опасно, вдоль Камы-то…

– Встретим их здесь, – постановил Артур. – Глуши мотор!

– Дай-ко поглядим, факел дай…

– Река вроде рядом?

– Ага. Лодку сюда давайте! Да тихо вы!

Берег реки находился неподалеку, с другой стороны подступали кривые домишки, но за потоками ливня виднелись лишь размытые габаритные огни дрезины. Железнодорожное полотно в этом месте примыкало почти вплотную к воде. От Закамска отъехали совсем недалеко. На западе, в черте города, плясали языки пожаров, которые не мог погасить даже ливень.

– Дед, ты их чуешь?

– А то. Окружают нас, звереныши. Поживей давайте, пока псов не спустили! По воде уйдем…

– Это хорошо, что окружают, – потер ладони Коваль. – Значит, отвлекли мы их от города…

– Те, кто каторжанами заправляет… – задумался германец. – Они наверняка уверены, что вы бежали вместе с женщинами. Вы умно придумали, герр президент!

Паровик на дрезине пыхтел, разбрасывая искры. Яркие фары разгоняли мрак не дальше, чем на десяток метров. Тьма сгущалась вокруг единственного вагона. Кочегаром и машинистом на дрезине был в одном лице адмирал Орландо. Раскрасневшийся итальянец закинул в топку последнюю лопату, вопросительно глянул на мокрых спутников.

– Не ронять давление! – шепотом крикнул ему Артур.

– Не забудьте мою поклажу, – поправляя очки, Лева Свирский тянул из вагона рюкзак с мертвыми бесами.

– Да уж не забудем, второй ходкой! – Карапуз подхватил арбалеты, ящик с патронами и рысцой кинулся к реке.

Коваль повернулся к наступавшей дымной стене. Судя по треску рельсов, до фронта Звенящего узла оставалось совсем немного, километров двадцать. Воронка колоссального взрыва продолжала бесшумно расширяться, перемалывая реальность, уничтожая под собой все живое и неживое. К счастью, звери и птицы давно покинули эпицентр. Иначе они бы набросились на членов Братства с диким остервенением…

Зато воронка рождала тех, кого земля носить не желала вовсе. О передок дрезины с визгом ударилось слепое мокрое существо с двумя крыльями стрекозы, короткой жесткой шерстью и множеством цепких лапок. Не успело оно оправиться от удара, как Вонг разрубил его надвое. Никто даже не заметил, как наставник храма Девяти сердец превратил свой бамбуковый посох в длинный гибкий меч. С такой же скоростью стальное лезвие исчезло в посохе.

Министр и адмирал флота Орландо чертыхаясь соскочил с дрезины. На него с писком налетели сразу два беса. Один цеплялся за траву тощими голенастыми ногами, похожий на взбесившуюся одноглазую цаплю. Другой вообще больше всего походил на рыбу с вывернутыми наружу жабрами и когтистыми плавниками. Орландо почти не пострадал. На сей раз с пришельцами двумя выстрелами расправился фон Богль. Коренастый телохранитель следовал по пятам за президентом. Мешки он демонстративно таскать отказывался, чтобы не занимать рук. Зато держал под контролем весь временный лагерь.

– Матерь вашу, что это за чудища? Похоже, мы прем в самое пекло Вечного пожарища?

– Тут нет пожарища… их породили Качалыцики.

– Заберите дохляков, это самое главное! – Книжник, кряхтя, тащил из тамбура мешок.

– Я говорил – зря позабыли кольчуги и арбалеты, – выругался Озерник. – Дождемся, и порох гореть перестанет…

Во мраке развязали лодку, привязанную на задней площадке вагона, рысцой отнесли к реке. Небо заволокло окончательно и бесповоротно, но мимо Камы промахнуться было сложно. Черная вода ревела, словно ругалась вовсю на людей. Дед Касьян перехватил веревку, потянул ладью на себя, окунулся сразу чуть ли не по пояс. Лодка едва не зачерпывала бортами воду. Резвое течение мешало стоять на ногах. Даляр и Карапуз притащили из вагона по мешку, сбросили на дно, еще больше утяжелив суденышко. Коваль ждал их в купе, напряженно вслушиваясь в рев ветра. В мешки он машинально пихал книги из дорожной библиотеки.

Зубы непроизвольно отбивали морзянку. Книг было немного жалко, хотя в типографиях давно научились печатать новые. Жалко было обивки, ценной музейной мебели, гобеленов и хрусталя, жалко было кропотливого труда десятков мастеров, создававших президенту походный штаб и квартиру.

Артура слегка трясло. Слишком похоже все происходило. Слишком похоже на то, что он уже видел. Никто, кроме Артура, не догадывался, что время снова возвращается. Точнее, не возвращается, а неумолимо приближается к той точке, куда президента уже забрасывал компас Гермеса. Этот вагон с царскими орлами очень скоро должен сгореть, похоронив в пламени много народу…

Но кто эти люди? Кто из его друзей умрет?

Или… что-то должно случиться именно с ним? Ведь это ему досталось право активировать компас…

Идея незаметно вернуться в город на лодке принадлежала наставнику Вонгу. Рассудили так: если враг охотится в первую очередь за президентом, пусть гонится за вагоном, пусть считает, что Кузнец бросил армию, бросил эшелоны с переселенцами и бежал вместе с семьей. Наставник Вонг настойчиво предлагал президенту скрыться на красном драконе, но Артур заупрямился. В отличие от змеев русских Качальщиков, красный бородач не подпускал к седлу никого, кроме хозяина. Коваль заявил, что спасаться будут только все вместе…

Пока люди в вагоне ничего не слышали, кроме воя ветра и клекота дождя. Но они приближались. Они окружали…

По реке катились косые волны, словно только что прошел большой теплоход. В камышах застряли обломки баркасов, вырванные с корнем деревца, куски пристани. Мимо с тарахтением проплыл перевернутый катер. Его двигатель продолжал работать.

– Все, что ли, собрались? – спросил Касьян. – Дуйте назад, уже скоро… Я лодку пока привяжу.

На небо было страшно поднять глаза. Дождь сменился градом, ледяные шарики лупили по головам. Мир погрузился в трепещущий мрак. Откуда-то доносился вой, зигзаги молний разрезали сырой черный занавес. Слабые метки кипели, объединяясь в узел невиданной силы. Стена вскипевшей материи приближалась с низким стрекочущим звуком, словно нехотя двигал крыльями громадный сонный кузнечик.

– Слыхали? Точно дитя плачет.

– Это Звенящий узел… – Артур спрыгнул на пути, пряча лицо от холодных частых градин. – Когда-то в Москве я видел…

– Это похлеще будет, – словно угадал мысли Озерник. – Говорю тебе, похлеще идет напасть, чем в Москве. Ежели Кристиан своих придурков не остановит, сметет всех нас…

Каким-то чудом на несколько секунд из туч вырвалась луна. Сиреневый отсвет упал на рельсы, на кривые деревенские улочки, на покосившиеся домики предместий. Наставник Хо, взмокший, в кожаном переднике, выскочил из тамбура, заверещал требовательно.

– Почтенный Хо говорит, что среди врагов есть нелюди. Почтенный Хо никогда не перепутает запах врага с запахом друга. Он говорит, что кукла полностью готова, – наставник Вонг набивал стрелами духовые трубочки, укладывал их в газыри на своей безрукавке и безмятежно улыбался невидимому противнику.

– Господин президент, уважаемый наставник Вонг прав. Они собрали целую армию! – С крыши проворно спустился Цырен. – Господин президент, вы снова правы. Они охотятся только за вами, они не повели своих бандитов за эшелоном.

– Пусть идут, пусть все соберутся, – Артур скинул обувь, разворошил босыми пятками щебенку между рельсов. Он был готов драться с целой армией предателей.

Но тут что-то охладило его пыл. Едва босые пятки коснулись матери-земли, бывший Клинок ощутил то, что раньше не замечал. Тело послушно отреагировало на изменение разума. Артур стал видеть все происходящее как бы сверху, со стороны, и даже капельку заглянул вперед. Совсем немножко вперед, ровно настолько, насколько его учил покойный Хранитель силы Бердер…

Президентскому вагону предстояло сгореть не здесь, а намного дальше. Настоящий бой президенту предстояло принять не здесь, на мокрых шпалах, в окрестностях Перми, а в родном Петербурге. И смерть предстояло встретить отнюдь не в здешних камышах. Но судьбу не следовало гневить, и удачу не следовало дергать за бороду.

Значит, надо бежать. Пока не поздно!

Дверь вагона распахнулась. Наставник Хо выкинул во мрак что-то мокрое, завернутое в тряпки. В последний раз оглянувшись на красный бархат и дубовые панели коридора, Артур пришел к выводу, что половину имело смысл бросить тут. Богатство теряло смысл, когда разваливался мир.

– Командир, не успеваем уйти! Окружили…

– Это они так считают, что окружили, – оскалился Желтый леопард.

– Пусть, подпустим, – Дед Касьян матерно выругался, что случалось с ним крайне нечасто.

– Господин президент, может быть, все же?..

– Нет, – отрезал Коваль. – Я хочу видеть, кто сюда придет. Это те, кто хочет увидеть мою смерть.

– Командир, так что с булями, брать или отпустить взад? – Даляр вывел собак.

При виде хозяина лысых питомцев охватила радость. Вот кому было наплевать на приближение Звенящего узла, на козни Нижнего мира и войну с магометанами! Малыш от радости едва не опрокинул президента, его подружка тоже тыкалась колючим носом под мышку. Артур моментально получил заряд бодрости. От собак, как всегда, исходило дружественное тепло, которого не дождаться от людей. Даже от самых близких друзей не дождаться такой беззаветной преданности!

Он мог бы высадить булей и летунов еще в Закамске, он мог выгрузить в сейфы эшелона книги и ценности, но… никто не должен был сомневаться, что президент просто сбежал. С верной охраной и казной!

– Берем их с собой, и летунов берем, – решился Коваль. – Если что… избавиться успеем.

Однако спокойно погрузиться им уже не позволили. То, что с воды Черный Дед принял за стук топоров, оказалось перебранкой дребезжащих двигателей. На размокшем проселке запрыгали огни фар. Проселочная дорога в этом месте шла почти параллельно полотну, но дальше сворачивала в сторону, смыкаясь с асфальтовой. Там при рваном свете молний можно было различить строения закамского депо, останки трансформаторной подстанции и промятый автобусный гараж.

Видимость к этому моменту стала никакая. Лишь когда фургоны подкатили почти вплотную, стали видны эмблемы госпиталя, красные кресты и призывы сдавать кровь. Головной грузовик замер метрах в тридцати от железки, оттуда высыпали люди и стали натягивать цепи на колеса. Их машина на глазах погружалась в размокшую глину. Водитель первого «ЗИЛа» помахал рукой и что-то весело прокричал, приветствуя тех, кто стоял возле дрезины. Карапуз слегка расслабился, опустил ствол пулемета. Зато лысые псы напряглись, прижались к земле…

И не зря. Второй грузовик внезапно прекратил буксовать, резко вильнул в сторону, обошел своего собрата и устремился к железной дороге. Брезент откинули, в темноте полыхнуло крестообразное пламя.

– Ложи-ись! – Артур не узнал свой голос. Одновременно это слово прокричали еще трое.

Пули ударили дробно, отскочили с визгом от металлических частей дрезины, раскрошили деревянную опалубку. Людей не задело, зато с высоты прямо на головы посыпалось штук шесть подбитых бесов. Они отличались от тварей, рожденных женщинами в деревнях. По мнению книжника, этих сотворили неопрятно, они вскоре погибли бы сами, то ли от воздуха, то ли от солнца.

– Что за дьявол? Добейте эту муху!

– По мне тоже ползает… А-а-а, так тебе, гнида! Все, уже не ползает!

– Парни, все целы? – Артур притаился за вагонным колесом.

– Вроде все… Командир, они ползут вдоль насыпи, окружают.

– Лева, ты живой?

– Да живой, живой! Только в дерьмо угодил…

– Эх, зараза, говорил я – пушку надо брать! – выругался чингис.

– Слушайте, вы, сдавайтесь! – полетел сквозь морось хриплый, каркающий голос. – Это говорю я, походный атаман Свободной Уральской республики, Папа Ерофеев. Со мной три тысячи сабель. Назад вам не сбежать. Папа Степан Наливка стоит за вами, с ним две тысячи сабель…

– Ерофеев, это ты, собака такая? – не выдержал Коваль. – Узнаешь меня? Зря я тебя пожалел, когда сажали всех мерзавцев, кто президенту Ивану башмаки целовал! Пожалел тебя, уж больно за тебя Папа Саничев тогда просил. Так ты пять тысяч дезертиров набрал, чтобы меня одного победить?

В этот момент ветром принесло несколько недоделанных бесов, они сослепу полетели на свет фар. Среди добровольцев Папы Ерофеева затеялась ругань и паника. Даляр улучил минуту, взобрался в кабину дрезины и двумя выстрелами из арбалета погасил обе фары ближайшего грузовика. Президентский вагон погрузился во тьму. Пока шофер второго грузовика сообразил выключить фары, фон Богль сделал это за него. Теперь весь свет исходил от узких щелей в ставнях вагона и распахнутой двери тамбура.

– Командир, они окружают, – прошептал Карапуз. – Давай-ка к лодке, пока не поздно, я прикрою…

– Ты зря смеешься, Проснувшийся Демон! – гулко отозвались из темноты. – Ты сам подло бросил своих людей, сам сбежал от них в своем царском паровике! Сдавайся, тогда Звенящий узел отступит! Сдавайся, это ты раскачал Землю! Будь честен хотя бы сейчас. Сдавайся, освободи русскую землю от своего вонючего дыхания, не то…

Выступление прервалось вскриком и хрипом. Наставник Вонг дунул в духовую трубку, целя на голос. Папа Ерофеев закончил свой героический путь на земле. Впрочем, кто-то тут же поднял жестяной раструб и обрушил на защитников президента шквал оскорблений. Впереди на насыпи раздалось цоканье копыт. Мятежные казаки заключали дрезину в кольцо.

Артур сделал попытку приподняться, и тут же над головой засвистели пули. Он сам упал не слишком удачно, за левой рельсой, на виду у реки. С левой стороны экспедицию не прикрывали ни кусты, ни глубокий овраг. Если бы кому-то вздумалось обойти их со стороны воды…

Он как будто накаркал, хотя не произнес ни слова. Темные фигуры перебежками продвигались в прибрежных камышах. Некоторые ползли прямо в воде, изредка высовываясь, чтобы глотнуть воздуха. Человек с обычным зрением их бы не заметил, но тренированные глаза бывшего Клинка различали врага в полном мраке. Враги с разбега перебирались через насыпь и накапливались в группу, чтобы ударить одновременно.

Из тамбура что-то пропищал наставник Хо.

– Почтенный наставник Хо утверждает, что мы окружены, но наш враг очень глуп, – перевел Вонг. Китаец забрался на крышу вагона и оттуда посылал свои отравленные стрелы. Каждые несколько секунд был слышен легкий хлопок, за которым следовал истошный вопль или предсмертный стон. Но уральские папы привели с собой слишком много предателей.

Коваль в запале не сразу заметил, что левая рука отяжелела. Он напряг мысли, ладонью правой пробежался по кости… вроде все нормально.

Неужели ранили?! Только этого не хватало! Артур совершенно точно знал, что никакая пуля в него спереди не попала. А вот сзади…

Позади, на стремнине Камы врагов не было, однако попытка перекатиться в сторону вызвала дикую боль в лопатке. Коваль вдруг явственно увидел, как это произошло. Рикошет!

Это же надо, какое невезение! Проклятая пуля или дробина отскочила от чего-то железного во мраке и воткнулась ему сзади в плечо. Кровь текла, но пока не сильно, вроде бы артерии не задеты. Артур решил, что пока не будет пугать соратников, а на лодке устроит перевязочный пункт…

Взлетели две осветительные ракеты. По их сигналу сотня размалеванных желтых дикарей рванулась в атаку. Снова стали видны разбитые обгорелые дома, водокачка, ангары и ржавые паровозы на соседнем пути. Дикари бежали шеренгой по лужам, по камням, сквозь кусты, на ходу стреляя из луков. Стрелы с железными наконечниками обладали убийственной силой. Две стрелы насквозь пробили открытую дубовую дверь вагона толщиной в руку.

Карапуз развернул пулемет, и очередью скосило авангард нападавших. Фон Богль встал, прижавшись спиной к дрезине, в течение секунды сделал шесть выстрелов и снова распластался. Шестеро полегли с дырками во лбу. Там, где только что стоял немец, в металл звонко чмокнули три стрелы. Неожиданно заговорил автомат Даляра. Оказывается, он давно спустился к реке и залег возле лодки. Зато теперь генерал очутился у дикарей в тылу. Дав три короткие очереди, Даляр швырнул несколько зажигательных гранат. В ярких вспышках стало видно, как уцелевшие размалеванные мужики со всех ног удирают к городу.

Блокада была прорвана. Наставник Вонг убил еще четверых отравленными стрелами. Они долго завывали и катались в темноте, и некому было облегчить их страдания. В течение минуты нападавшие потеряли человек сорок.

– Давайте в лодку, – прошипел из мрака Даляр. – Я жратву уже забрал. Псов берегите…

– Эй вы, братья, слушайте меня! – Другой голос, более молодой и звонкий, прозвучал со стороны Закамска. Человек надрывался, ему приходилось перекрикивать стоны раненых. – Не будем убивать друг друга, люди русские. С вами говорит атаман Степан Наливка… Я не хочу этой войны, и вы не хотите. Слушайте, у меня погибла жена, двое племянников и еще многие из родни… Их убили твари страшные, посланные нам на погибель из ада. Очень скоро твари доберутся и до вас, до ваших жен и детей… Слышите меня? Давайте закончим эту драку, отдайте нам врага русской земли…

– Не могу его достать, он прячется, – пожаловался наставник Вонг с крыши.

– Этого человека заразили безумием, – прошептал Свирский. – Я знаком с этим Наливкой. Он был совсем другим, его околдовали…

– Командир, они к задней площадке подбираются! А-а, черт! – выматерился Даляр. – Может, булей спустить?

– Погоди, рано, жаль собак. Карапуз, ты нас прикроешь? Лева, Касьян, по моей команде – катитесь к берегу. На ноги не вставать, только ползком.

– Артур, может, лучше в вагон, там броня выдержит!

– Они только и ждут, что мы в вагон запрыгнем! – Коваль со вздохом сожаления попрощался со своей любимой передвижной резиденцией. – Разве не понятно, что от реки нас отсекают?

…Пожалуй, он рано обрадовался. Кровь текла все сильнее, нижняя рубаха промокла на спине. Самое противное, что он никак не мог завязать рану. Не перевязать, а именно завязать, как учил когда-то Хранитель силы Бердер. Любой взрослый Качалыцик должен уметь остановить себе кровь, если рана не опасная… Артур Качалыциком никогда не был. Однако Клинком, членом боевой дружины, его признали, после того как сумел на морозе, в сугробе, вырастить деревце. А уж ранку зашить – дело совсем пустяковое… Только не сегодня.

– Вы поторопитесь, я им баньку устрою, – Черный Дед был единственным, кто не согнулся под пулями и стрелами. Он невозмутимо стоял, вытянувшись во весь рост, под защитой своих чар. – Эх, жаль на этих дураков силушку ворожейную тратить…

– Касьян, ты это брось, мы без тебя не уйдем!

– Не боись, догоню. Маненько попорчу им кровь, воробушком оборочусь и догоню. Вы уж меня погодите в городишке-то…

Артур отстегнул рукав, достал привычные метательные клинки. Давненько бывший Клинок ими не пользовался, пришла пора попрактиковаться!

– Лева, ты где? Наставник Вонг?

Оба тут же отозвались. Книжник притаился между колес. Шустрый китаец, как и следовало ожидать, уже давно покинул крышу вагона и скрылся в прибрежных камышах.

– Командир, давай к нам, мы их пока огоньком отвлечем!

Снова загремели выстрелы. На сей раз бунтовщики не рискнули сразу кидаться грудью на амбразуры. Но опрометчиво стреляли со всех сторон. Их лидеры даже не озаботились тем, что пули и стрелы могут попасть в своих. Взлетели еще две ракеты, но свет скорее помешал нападавшим. Карапуз скосил из пулемета первую шеренгу уральцев, остальные спешно отступили в канаву. На насыпи корчились умирающие.

– Орландо, пора, как думаешь?

– Думаю, пора… А вот и я! – Орландо спрыгнул с дрезины, перекатился вбок, распластался на щебне.

Под рукой у него очутился небольшой ящичек с рукояткой. Если бы опытные служаки Степана Наливки имели возможность рассмотреть, что держит в руке ненавистный итальяшка, они бы рванули наутек, побросав оружие и коней. Но ебургские отчаянные головы напали на своего президента в темноте. Они не разглядели ни ящичка, ни проводов.

Когда грянули первые взрывы, сразу стало ясно, что лучший инженер страны перестарался. Еще раньше, пока Коваль с командой снаряжали лодку, Орландо при поддержке Свирского растянул два круга проводов и легонько вбил в землю двадцать четыре противопехотные мины. Противотанковых было жаль, но две Орландо все же выделил, втайне надеясь, что нападение не состоится. Теперь он порадовался, что на дороге уложил именно тяжелые противотанковые мины.

Стало светлее, чем самым ярким днем. Первый «ЗИЛ» неторопливо взлетал в воздух кверху колесами. Из его кузова что-то сыпалось, похожее на куски человеческих тел. Второй фургон встал на дыбы, раздавив тех, кто прятался позади него. Рядом рухнула стена двухэтажного коттеджа, придавив еще дюжину восставших. Третий грузовик перевернулся, заткнув собой узкий проселок. Всадникам пришлось прорываться в обход, через заросшие огороды и свалку. Затеялась настоящая канонада. Внутри кузова перевернутой машины стали рваться патроны. Пули летели вслепую и убивали всех, кто оказался рядом. Хаоса добавили зажигательные гранаты, которые в тыл нападавшим забрасывал Карапуз. Уральские сорвиголовы бросились наутек, но представление еще не закончилось.

Веером стали взрываться легкие мины, уничтожая конницу, залегших диких лучников и пулеметные расчеты. Братья Верстовы, первые лидеры восстания, погибли вместе, а с ними еще двадцать человек ближайших дружков и соседей. Погиб зять Кирилла Лопаты, тот самый, кто по совету Посланника выливал в реки солярку и мазут. Затем рванули мины под насыпью, разметав роту хуторян-арбалетчиков, которых послал папа Золотуха. Прочие южане перекинулись парой слов и поспешили ретироваться. Когда на головы резерва обрушился шквал смертоносного щебня, воины под штандартами Миасса ударились в бега. Верующие на ходу вопили, что проклятый Проснувшийся Демон вызвал своих братьев из ада. Наиболее стойко себя повели башкиры, подкравшиеся по реке. Они вступили в бой и даже ранили наставника Вонга, прежде чем Даляр и Орландо закидали их бутылками с «коктейлем Молотова».

По жуткой иронии судьбы, последним вражеским снарядом стала оторванная голова благородного папы Степана Наливки. Она прилетела в лодку к ногам президента, пять секунд спустя после того, как под лошадью атамана взорвалась мина. Коваль взглянул в свежее удивленное лицо бывшего начальника железной дороги и узнал его.

– Вот так, все кончено, – удовлетворенно произнес черный от копоти Орландо, бегом догоняя лодку.

Но все только начиналось.

 

33

СМЕРТЬ КУКЛЫ

– Вот они, – прошелестел Сова. – Бегут…

– Спрятались, эти глупые насекомые… – прошипел Лебедь. – Они хотят пересидеть вьюгу в своей железной банке…

– Никто не сможет пересидеть вьюгу Нижнего мира!

– Однако они распугали глупых крестьян, – Сова закинул в клюв кусок сырого мяса. – Чего стоят ваши крестьяне, если Проснувшийся Демон один убил больше ста штук? Они разбежались, оставив всю главную работу нам!

– Будьте насторожжже, – невнятно зарычала третья собеседница. Эта куталась в плащ, но наружу все равно торчали длинные уши, поросшие жестким волосом. И морда зверя тоже слишком выдавалась вперед. Однако это не мешало ей быть самой осторожной и умной из троицы. – Не забывайте, это глупое насекомое сумело укр-ррасть кое-что важное из могилы самого Чингисхана… это насекомое сумело выр-рваться из объятий Хозяина и…

Трое посмотрели с крыши вниз. Ночь не мешала посланцам Нижнего мира, но клубы дыма скрадывали видимость. Горел лес, пылали сады в пригородах Закамска, горел центр города и нефть в водоемах. Слабые метки вспухали одна за другой, земля покрывалась трещинами, однако нитка железной дороги пока не прервалась. Одинокая дрезина удирала изо всех сил, таща за собой бронированный вагон с царскими гербами. Дрезина удирала по боковой ветке, в направлении Чусовой, стремясь, видимо, проскочить перед ударным фронтом Звенящего узла. Позади вагон нагоняли разрозненные группы всадников. Они стреляли, но без особого успеха. Из башни на крыше вагона огрызался тяжелый пулемет, всякий раз нанося погоне существенный урон. Пехота давно отстала, повернула к городу. На месте недавнего боя зияли воронки, валялись сотни трупов, голосили раненые, которых некому было спасать.

– Они едва не убили меня, – низким вибрирующим басом произнес четвертый участник беседы. Он бесшумно подобрался к костру, у которого грелись то ли люди, то ли звери. Бездымный, почти невидимый костер они развели на плоской крыше высотного здания.

Отсюда прекрасно просматривалась громада вокзала, залитые огнями эшелоны, ползущие на запад, цепочка костров и казацкие разъезды с факелами.

– Но не убили же, – каркнул Лебедь. Он вытянул в сторону длинную костлявую конечность. Мгновением позже на локоть приземлилось жутковатое бурое существо, одновременно похожее на обезьяну и навозную муху. Существо сложило крылышки, облизнулось и что-то засвистело на ухо Лебедю. Тот затрясся, заквохтал от смеха.

– Что там такое? – жадно спросил Сова, вынимая из костра недожаренное мясо.

– Его самка и детеныши все еще там, в железном черве, – прошипел Лебедь. – Хозяин мудр, он все предвидел. Проклятый враг вез своих детей под защиту Качалыциков, но не успел. Теперь он пытается сбежать на юг. Он бросил своих каторжан, подлый, как все царьки… Наше время настало, нападем и прикончим его.

– А может… снова стоит послать вперед насекомых? – предположил Сивый Бык. – Пусть они убивают друг друга…

– Тебя здор-рово напугали в их главном каменном гор-роде, – усмехнулась та, что походила на волка. Она выхватывала мясо из костра и заглатывала одним глотком, не жуя. – Тебя напугали, выбили глаз, помяли морду… но это все попр-равимо. Разве ты не понял, что тебя тр-рудно убить? Ты больше не кусок этого вонючего мирpa, ты, нар-реченный Сивым Быком, по имени сильного онгона… Ты теперь кусок Хозяина, малая часть мирpa Нижнего, а потому окончательно убить тебя могут только там, ну или…

– Что «или»? – резко повернулся Сивый Бык. Несмотря на устрашающую внешность и копыта, в нем еще много оставалось от человека. А в грубом оскале, при желании, можно было угадать черты бурятского шамана.

– Сам знаешь. Или очень сильный колдун, которых почти не осталось. Или тебя может убить такой же, как мы, носитель онгона, – проухал Сова. – Но мы друг друга убивать не собираемся, а других сильных онгонов здесь нет.

– Один такой был в Петербурге, – уперся одноглазый Посланник. – Один был, Желтый леопард… Я не знаю, откуда он. Он мал ростом, но ярость его сильна. Ему ведом тайный язык степи…

– Но здесь его нет, – возразила Волчица. – Наши вер-рные уши доносят, что в вагоне только Пр-роснув-шийся Демон, его бабы и два стар-рика. Наверное, оракулы или что-то в этом роде.

– Если ты так трусишь, мы возьмем с собой самых преданных бойцов, – гоготнул Лебедь. – Тех, кого мы успели обратить…

– Впер-рред, – зарычала Волчица. – Если он сбежит, все будет напр-расно. Книга Шестокрыла никогда не вр-рет! Если Пр-роснувшийся Демон сбежит, насекомые снова заполонят Верхний мир, а нам – конец…

Четверо прыгнули с крыши здания, легко растворились в стонах ветра, оседлали струи дождя и заскользили вниз.

– Йяаааа! – Сова первый настиг виляющий хвост вагона. На ходу громадный хищник наполовину переродился в человека, когтистая лапа без труда сорвала с петель заднюю дверь в тамбур.

Но здесь Сову ждали. Крошечный косоглазый человечек щелкнул спичкой и швырнул в морду бесу бутыль с горящей смесью. Сова в мгновение ока превратился в пылающий ком перьев. Он оторвался от вагона и покатился по шпалам. Отрубленная настоятелем Хо конечность продолжала цепляться за косяк.

В горящего Сову на полном ходу врезался Лебедь. Чтобы не вспыхнуть, он резко взял влево и уступил инициативу Волчице и Быку. За Быком, с топотом и пыхтением, спешили вновь обращенные, носители малых онгонов. Кавалерия заговорщиков давно отстала. Люди не справились со своим заданием.

– Скорррее, – прохрипела Волчица. – Останови их повозку, ты сумеешь! Останови!

Лебедь развил бешеную скорость. Он обогнал мчащийся вагон по косогору, не глядя, проломил несколько заборов, насквозь пробил стену коровника и одним прыжком достиг дрезины. Едва отдышавшись, он сорвал крышу с кабины и замер…

Внутри, возле распахнутого зева топки, сидел на лавочке сухой тощий старик с окладистой бородой. Угольно-черные глаза старика смотрели приветливо, зато пугала его подозрительная хламида, расписанная невидимыми защитными рунами. Руны светились и кружили, но простой смертный этого видеть, конечно же, не мог.

– Ну, привет, зверушка, – ласково сказал старичок и ткнул Лебедя в живот концом посоха, спрятанного в широком рукаве.

Лебедь почти не помнил себя человеком. А все те людишки, с которыми по воле Хозяина сводила его судьба, не умели оказать даже самого слабого сопротивления. Любой из живых онгонов был непобедим и неуязвим, если только не встретит…

…Озерника!

В последний миг Лебедь вспомнил это отвратительное имя. Такой страшной боли бес не испытывал никогда. Даже пытка обращения вспоминалась ему спустя столетия, как своего рода наслаждение. Толстый посох, с виду обыкновенная деревяшка, насквозь проткнул грудь и вылез на спине. Но на этом старичок не остановился. Он поднялся с места, ухватил свое зловещее оружие двумя руками и зашептал заклятия, запрещенные в обоих мирах. Заклятия, опасные тем, что действуют на того, кто их посылает, самым невероятным образом. Но не сразу, а спустя время. Озерник бегло шептал молитву Идолу грязи, выворачивая слова наоборот, выворачивая ударения и заменяя гласные в позорном бесовском порядке. Так прочесть молитву Идолу мог лишь сильный, очень сильный колдун.

Лебедь обеими ручищами схватился за посох, пытаясь освободиться. Делать этого не стоило. Руки тут же приклеились к дереву и… потекли серой смердящей грязью.

– Отпусти меня, отпусти… – на русском прохрипел бес.

Он нависал над хилым человеком горой, но ничего не мог поделать. Идол грязи разнимал его тело на части. Озерник засмеялся, показав удлинившиеся клыки.

– Да зачем тебе на волю, зверушка? – произнес он на тайном языке Изнанки, которым не владели даже младшие онгоны.

Несмотря на дикую боль, разрывающую тело надвое, Лебедь догадался, почему старичок смеется и не боится шептать запрещенные слова.

Озерник не собирался жить долго…

Волчица ткнулась носом в горящий тамбур, слегка отстала и запрыгнула на крышу вагона. В огонь лезть не хотелось. Она слышала вопли Совы, знала, что с ним ничего не случится, но волновалась, куда подевался Лебедь. Волчица вырвала зубами поручень верхней эстакады, ухватилась за что-то длинное, потянула крышку люка и… встретилась глазами с узкими глазками китайца. Китаец глядел на нее из оконца боевой башни и улыбался.

Длинная железная дубина вдруг задергалась и раскалилась у Волчицы в лапах. Очередь из крупнокалиберного пулемета отшвырнула ее на десяток метров. Все пули попали прямо в живот. Дьяволица угодила спиной на острые ветки деревьев. Спустя минуту она справилась с болью, свалилась на землю и заковыляла следом за вагоном. Наполовину разорванное туловище медленно зарастало. Слишком медленно!

Мимо, набирая скорость, на ходу отращивая перья, проковылял обугленный Сова. Он выл и ревел, но не от боли, а от ревности, что тупому Сивому Быку удастся первому проникнуть в дом на колесах и оторвать башку у Кузнеца. Сову даже не удручил разорванный надвое труп Лебедя, да еще и разжеванный чугунными колесами. Сова не сомневался, что приятель скоро поднимется на ноги. Только бегущие следом младшие онгоны охнули и ненадолго притормозили, когда Лебедь на глазах начал превращаться в липкую серую грязь, в подобие птичьего помета, в смердящую лужу. Но обращенные спешили выполнить приказ, да и помочь ничем не могли…

В первом предсказании Сова не ошибся. Сивый Бык, называвший себя Посланником, легко проник в вагон через передний тамбур. Он замер, раздувая ноздри, ошарашенный покоем, теплом и сказочным барским уютом. На мгновение Посланник забыл, зачем явился сюда. Ему захотелось забрать себе этот чудесный дом с мягкими коврами, трескучими печками, с запасами вкусного вина и копченого мяса… Эти запасы находились совсем рядом, за стенкой. А еще там пахло женщинами, чистыми, нежными, белокурыми женщинами, совсем не такими, какими приходилось довольствоваться шаману в его прежней, бездарной жизни…

Сивый Бык выломал зеркальную дверь. Перед ним расстилалась страна сказочного великолепия. Настоящий рай, только Бык запамятовал слово «рай». Он толкнул копытом ближайшую ширму, но никого не нашел. В это время наверху застучал пулемет, затем все стихло. Вагон набирал скорость, его мотало из стороны в сторону на раздолбанных стыках, по крыше хлестали ветки. В обеденном зале хлопали замки шкафчиков, по бархату катались хрустальные фужеры, на резных ширмах покачивалось шелковое дамское белье.

Сивый Бык зарычал, раздувая ноздри. За следующей дверью он нашел женскую спальню. Кто-то прятался от него на широкой кровати, за ширмой. Кто-то из мерзкой семьи Кузнеца, а их всех надо растерзать…

Сивый Бык прыгнул, пробороздив рогами потолок. Но под периной обнаружилась не трясущаяся белокурая бабенка, а черно-желтая пятнистая морда леопарда. Леопард ухмыльнулся и в один удар содрал Быку кожу с морды.

От встречного удара копытом он легко увернулся.

– Ага, снова ты?! – Ненависть ударила бывшему шаману в голову. Посланник с такой силой ударил вторым копытом, что пробил кровать и застрял среди пружин.

– Он обманул нас! – взревел Бык. – Его самки нет здесь! Нас заманили в западню!

Он начал вырываться, лязгнул зубами, но Желтый леопард в который раз показал свою ловкость.

В два прыжка Цырен достиг дальней стены и обрушился на холку Быка сверху. Ему удалось разодрать сухожилия, выломать несколько ребер, но противник был гораздо сильнее и массивнее. Он даже теперь продолжал расти. Посланник временно ослеп, глаза его вытекли, а новые глаза только начали формироваться. Однако слепота не помешала ему сорвать двуспальное ложе с ножек и навалиться на ненавистную кошку. Кости леопарда затрещали, когда многотонная туша припечатала его к стене. Цырен полосовал живот демона когтями задних лап. Чудовищным усилием ему удалось освободиться и выпрыгнуть в коридор.

Тем временем Сова предпринял вторую атаку. Вместе с ним в тамбур ввалились обращенные, мохнатые широкоплечие мужики с дальних заимок, репрессированные еще губернатором Кузнецом во время первых чисток в Петербурге. Они рубили топорами и секирами все, что попадалось под руку, в попытках отыскать живых. Одновременно в окна и трубы полезли летучие бесы, охочие до человеческой крови.

– Эй вы, голодранцы, остановите кто-нибудь эту повозку! – Сова тычками отправил троих бойцов в передний тамбур. Никто из них не вернулся, но о порученцах быстро забыли, поскольку нашли живого.

Нашли проклятого Проснувшегося Демона! Жалкое насекомое пряталось в углу огромной кровати, тряслось от страха и прикрывалось простыней.

Многоногий бес вцепился в голову президенту, одним неуловимым движением челюстей сорвал скальп. Его собрат прокусил мужчине живот. Лопнула перегородка, обрушилось зеркало и комод. В купе ворвалась потрепанная Волчица.

– Ему конец, – захохотал обгоревший Сова. – Можешь порадовать Хозяина.

– Где же его детеныш-ши?

– Какая разница? Наверное, Кузнец их выкинул по пути, когда понял, что не сбежит от нас. Мы их сожрем позже…

– А как же… как же эти? – Волчица нерешительно указала на рой летучих чудовищ, терзавших труп. – Как с ними справиться?

– А зачем с ними справляться? – Сова разинул черный клюв. – Пусть размножаются. Скоро вся земля станет их пастбищем. Пойдем, нам осталось самое приятное…

Сова скинул плащ. Маскироваться дальше не имело смысла. Бумазеевая рубаха лопнула на его внезапно округлившихся плечах. Сапоги тоже оказались имитацией. Вместо человеческих ступней в землю упирались широкие птичьи когти.

– Он здесь! Он здесь!! – Из соседнего купе, волоча за собой обломки пружинной кровати, выкатился Сивый Бык. Его челюсти и лобная кость еще белели, кожа не успела сформироваться, но огненные глаза уже проросли в глазницах. Бык с перепугу стал еще крупнее, его туловище еле помещалось в проходе, рога пробили потолок.

– Кто здесь? Кто? – подпрыгнули соратники.

– Леопард, он здесь, он убьет меня! – Бык наконец освободился от кровати, принялся ломать двери остальных купе.

В сутолоке никто не заметил, как зашевелился на диване Проснувшийся Демон. Человек взял двух бесов за головы, и головы треснули. Еще два кошмарных создания, всадивших зубы в грудь человека, были разорваны молниеносно. Человек сел, в каждой руке его очутилось по две кавалерийские сабли.

– Он жив! Он жив! Убейте его! – взвизгнул Сова.

Проснувшийся Демон улыбался. Из его разорванной груди не капала кровь. Левая половина головы была смята в лохмотья. Он взмахнул обеими саблями в тот момент, когда Волчица прыгнула.

Но к ее великому изумлению, промахнулась. Этот проклятый Кузнец даже без мозга и сердца оказался шустрее. Он захохотал и принялся полосовать врагов двумя лезвиями. Волчица лишилась головы, обеих лап, с ней вместе погибли штук шесть летучих бесов. Сова благоразумно отпрыгнул в коридор, изумляясь такому чудному колдовству.

Что-то тяжелое и горячее ударило его в бок дважды. Позвоночник хрустнул и переломился, внутренности вылетели и залепили морду Быку. Сова обернулся и совсем близко увидел радостного китайца с гранатометом наперевес.

– Очень хорошо! – сказал китаец, сунул в ствол очередную гранату и выстрелил в Быка. Но Посланник легко сместился влево, в купе. Граната ушла в тамбур. Там рвануло, погас свет, слабо заморгало резервное освещение. Дальнейшие события происходили в сумерках.

Наставник Хо отшвырнул ненужный гранатомет и взялся за холодное оружие. Бык снова выскочил в коридор, планируя растоптать мерзкого Качалыцика, но ледяная игла воткнулась ему в затылок. Бык споткнулся и рухнул носом в персидский ковер.

– Охолони немного, зверушка! – посоветовал Озерник, с хрустом проворачивая посох.

– Он нас обманул! Он наду-ул нас! – заревел Бык, пытаясь освободиться от посоха, пригвоздившего его к полу. Однако ухватиться за посох он не сумел, вместо ладони уже оформилось копыто. Одного прикосновения к заговоренному дереву хватило, чтобы на верхней конечности Быка вспыхнула шерсть и полопалась кожа. Посланник Изнанки взвыл, покрываясь серыми волдырями.

Падая, Бык вырвал кусок внешней стены коридора. Стальной лист повис, будто обрывок бумаги. В пролом попытались проникнуть дюжины две головорезов самого мерзкого вида. Полуголые, волосатые, с крючьями, заросшие шерстью и весьма мало похожие на людей. Однако, увидев, какая участь постигла Сову, они попятились назад.

Волчица поднялась, нашаривая отрубленную голову, но человек с двумя саблями снова отрубил ей задние лапы. Затем он прыгнул вперед на одной ноге и снес головы троим обращенным. Однако их было слишком много. Люди-онгоны лезли через оба тамбура, заполняли все свободное пространство вагона.

Маленький китаец рухнул им под ноги с потолка. Четверо мгновенно свалились с подрезанными сухожилиями, другие набросились на монаха, принялись его топтать. Черный Дед навалился на посох, превращая Быка в серую жижу.

В распахнутое окно влетел Желтый леопард. Обращенные с визгом кинулись к выходу. Леопард порвал троих, остальные на ходу прыгали в окна. Вагон раскачивался и дребезжал на стыках. Казалось, колеса вот-вот соскочат с рельсов. Человек-кукла с хохотом прошел сквозь разбитые стены столовой и приемной. Он ступал по ковру из трупов и добивал шевелящихся раненых. На него спикировали еще штук восемь летучих бесов, но человек-кукла убил их всех. Несколько мертвых уродцев так и висели на нем, не разжав челюстей и после смерти.

В салоне от резкого толчка заиграл патефон. Приятный женский голос запел о том, как утомленное солнце нежно прощалось с морем…

– Убейте его, убейте!

– Йяаааа-аа!!

– Назад, все назад! Это не он, Демон сбежал!!

Дикий рык сотряс воздух. Забытая всеми Волчица выползла из-под горы трупов. Для того, чтобы восстановиться, ей пришлось пить кровь младших бесов. Зато теперь, разогнувшись, она стала в холке высотой с Сивого Быка. Волчица увидела, что Кузнец уходит, и, ничего не соображая, бросилась за ним.

– Хо! Ты где, наставник?! – Этот голос мало походил на голос прежнего Цырена.

Леопард одним ударом когтистой лапы снес Волчице голову. Затем опрокинул ее, распорол брюхо и развернулся в поисках китайца. В этот момент он совершил ошибку. Рога Быка воткнулись ему в бок. Его ненавистный противник представлял собой жалкое зрелище. Задняя половина туловища у него превратилась в вонючую пузырящуюся лужу, однако передние ноги и рогатая башка еще шевелились. Сивый Бык совершил последний рывок. Леопард упал, снова встал, шагнул вперед, но уже менее уверенно. Жизнь вытекала из него. Там, где рога проткнули пятнистый мех, раны больше не затягивались.

Волосатые оборотни снова наступали. Наставник Хо дрался лежа, его ноги были сломаны в двух местах. Двумя гибкими клинками китаец успешно сдерживал толпу, рвущуюся из тамбура.

– Вперед, трусы! – заухал Сова, выпуская двадцатисантиметровые когти. – Убейте его, это всего лишь жалкий бурятский оборотень! Его онгон не может жить долго!

Обезглавленное тело Волчицы трепыхалось, заливая внутренности роскошного купе черной кровью. Кровь пузырилась на коврах, тут же превращаясь в крошечных шустрых червей.

Человек-кукла снова встал. Обращенные отрубили ему одну руку и ногу по колено. И проткнули во многих местах. Искалеченный человек был как две капли воды похож на президента. Только смеялся иначе. Так мог бы смеяться затворник со дна глубокого колодца. Смеясь, он легко зарубил еще троих. Он повернулся в поисках врага. Но живых врагов больше не нашлось. Тогда человек-кукла заботливо обтер клинки и уселся в ожидании. Время его жизни еще не закончилось.

Черный Дед выдернул посох из глазницы Совы, обтер его о портьеру и наклонился к наставнику Хо.

– Улетай, – просипел монах. – Ты нужен Кузнецу…

Озерник расстегнул одежду китайца и мрачно по-цокал языком. Такие раны он не в состоянии был вылечить. Озерник выругался, напоследок пнул мертвого Сову в бок и вышел на переднюю площадку. Спустя пару секунд гигантский ядовитый летун взмыл в воздух и исчез в темноте.

В вагоне стало тихо. Слышался лишь грохот колес и свист пара с дрезины.

– Что… там, брат Цырен? – из последних сил приподнялся на локте наставник Хо. – Ты умеешь видеть… скрытое? Что видишь? Успели ли наши?..

Леопард попытался стать человеком, но не смог. Он знал, что это означает, если обратное превращение не удается. Об этом предупреждал почтенный бобо-лама в дацане. В случае смертельной раны умирать придется в облике красивого пятнистого хищника.

Леопард видел, как рассыпается черная стена, еще недавно поднимавшаяся до самого неба. Почти беззвучно оседали сотни тонн земной породы и воды, лес, разрушенные дома…

Звенящий узел сворачивался.

В разрывах угрюмых туч опять замелькали звезды, давление ветра перестало раскачивать вагон, угомонились звенящие рельсы, прекратилась бешеная шрапнель из щебня…

В излучине реки острый глаз леопарда различил блестящее пятнышко. Крохотное суденышко удирало от настигавшей его ватаги. С берега по лодке стреляли из арбалетов и ружей, в волнах мелькали черные точки. С большой скоростью лодочку догоняли две быстроходные посудины – буксир и плоская рыбачья моторка. Мужчины в лодке неистово гребли веслами, спасаясь от противника. На корме один из них двумя саблями отбивался от кружащих бесов. Каждый его удар был достоин кисти виртуоза, каждый взмах лезвия приносил смерть одной или нескольким мерзким тварям.

Другой мужчина в лодке был раза в два выше и в четыре раза шире первого. Он держал оборону сразу против дюжины врагов. Неприятель наседал на гиганта с сетями и баграми.

Леопард хрипло засмеялся и тут же закашлялся, сплевывая кровь. Он уложил внезапно отяжелевшую морду на лапы. Так ему удобнее было наблюдать за исходом боя.

– Они ранили Кузнеца…

– Так чего ты ржешь? – слабым голосом осведомился китаец.

– Он сидит и стонет. Его укрыли, я слышу его сердце… Но эти дураки пытаются живьем взять Какара-пуза…

– Вот уж точно дураки…

Китаец захрипел.

– Оставь тревоги, наставник. Спи спокойно. Кузнец уцелеет. На то он и Проснувшийся Демон. На то он и Белый царь…

Перед тем как тьма поглотила свет, леопард успел увидеть и улыбнулся. Мурманский летун снизился над мелководьем, спланировал на корму буксира, прямо в стан преследователей, обернулся высоким худым стариком. Длинным посохом прочертил дугу, обезглавил сразу четверых дикарей. Их трупы поплыли вниз по течению, застряли в камышах. Буксир потерял управление, его кабина загорелась. Лодка с членами Братства стремительными рывками уходила к противоположному берегу. Озерник ударил посохом, снова обернулся летуном. На рыбачьей моторке верховодил молодой Качалыцик. Напрягая связки, он орал на своих рабов, но те, страшась озерного колдуна, прыгали в воду. Грести стало некому…

– Мы успели… – прошептал Желтый леопард. – Россия будет…

Желтые глаза подернулись пеплом. Он не успел увидеть самое страшное – как кинутая с моторки граната взорвалась прямо у борта, где сидел президент.

 

34

КРУТЫЕ МЕРЫ

Связи с президентом пока не было, несмотря на усилия связистов. Ни один населенный пункт на пути следования эшелонов с переселенцами не отвечал. Тем не менее Рубенс-старший взял на себя ответственность за успех переворота. Никто из членов Совета не называл случившееся переворотом, но втайне каждый понимал, что с Думой поступили нечестно. Особенно постыдно было то, что Думу старательно собирал и обучал президент.

Тем временем ситуация с распущенным сенатом стала угрожающей. Уже появились сведения, что отдельные личности сеют смуту, призывают к бойкоту всех общественных работ, к баррикадам на улицах и хлебным бунтам. В войсках, собранных из недавних крестьян, началось брожение. Гвардию и казачьи части мятежники тронуть побоялись, зато заслали агитаторов в военные школы, в казармы к рекрутам и башкирским легионерам. Некоторый успех они имели. Трое офицеров были избиты, разбежалась одна башкирская рота, в Гатчине взломали местный арсенал, но дальше этого дело не пошло.

Листовки принесли на стол к вице-президенту. В раскрашенных листках доходчиво и ясно, с пояснительными картинками, была изложена «программа действий за освобождение русского народа». Над составлением агиток поработали серьезные головы. Предлагалось немедленно сместить Кузнеца и «всю его банду». Снять с постов всех иноземцев, лишить их жилья и российских паспортов. Выбрать новых старшин – от каждого села, цеха, квартала, и собрать из них новую Думу. Пересмотреть все договора аренды. Вернуть в общее пользование все угодья, заводы и шахты, которые президент роздал иноземцам в концессию. Национализировать северные и уральские рудники, выкупить на зарубежных биржах все российские акции. А там, где ценные бумаги откажутся продавать, – объявить их недействительными. Выпустить из тюрем полторы тысячи заключенных, осужденных по политическим мотивам…

Список из тридцати фамилий, кого следовало задержать и казнить на месте.

Список из ста фамилий клерков, кто обижал народ и кого следовало судить силами народа.

Список армейских и полицейских командиров, кого следовало арестовать в первую очередь…

Поскольку агитация в армии, по законам Кузнеца, считалась тягчайшим государственным преступлением, дело автоматически подпало под юрисдикцию Тайного трибунала. Фердинанд Борк не стал миндальничать. Он поднял всех своих офицеров, заручился поддержкой жандармов и военной полиции и за два дня разоружил все подозрительные части, дислоцированные в пригородах. Три батальона было расформировано, зачинщиков на плацу заковали в кандалы, командиры были разжалованы и пошли под суд. Одновременно арестовали владельцев типографий, где печатались листовки, директоров трех газет и хозяев двух банков, которых заподозрили в финансировании бунта. Дело расходилось, как круги по воде, захватывая в орбиту все новых и новых подозреваемых. Однако город вздохнул свободнее, угроза мятежа отпала.

Фон Борк доказал Рубенсу, что Петербург надо перевести на военное положение, и губернатор с ним согласился. Два казачьих полка были вызваны из Выборга и Тихвина. Они заняли посты на всех площадях и развилках. В городской полиции провели серьезнейшую чистку, в результате которой за решетку угодили сто сорок человек. Половина из них была показательно расстреляна за связь с бандитами. В семнадцати из двадцати участков, место начальника районной полиции заняли казачьи чины. На передвижение по столице вводились пропуска. Увеселения, балы и частные праздники не воспрещались, зато были временно закрыты все общественные организации и наложен запрет на любые уличные сходки. На мостах появились усиленные наряды «черных клинков»…

Город замер. Таких крутых мер от семидесятилетнего Рубенса никто не ожидал. Зашептались о том, что Мишка на троих с немцем Бурком да грузином Абашидзе решил всю Россию подмять. К двум часам дня во всех людных местах появились плакаты с приказами военного коменданта и обращением вице-президента к народу. Также обращение передали по телеграфу во все города, с которыми имелась связь.

От граждан требовалось сохранять спокойствие. Лавочникам запрещалось закрывать магазины. Казенные заводы и промыслы работали без перерыва, прогул теперь приравнивался к мятежу. Сборища и демонстрации запрещались. Объявлялся дополнительный призыв в добровольные дружины. За пайком, форменной курткой и сержантским жалованьем немедленно потянулся безработный люд. Во главе дружин полиция ставила надежных офицеров. На ночных улицах поселков, и даже в крупных селах появились вооруженные патрули. Два-три жандарма и дюжина патрульных с примкнутыми штыками. Провинция зароптала, по углам глухо заговорили о беззакониях и мародерстве со стороны новоявленных дружинников, губернаторов завалили жалобами…

Но к Военному Совету стекалась и иная информация. Благодаря введению драконовских мер, выловили на железной дороге больше трехсот лазутчиков и разного рода шпионов. Расстреляли на месте и уничтожили иными способами две дюжины крупных и мелких банд. По обвинениям в мздоимстве и кумовстве отстранили от работы тысячу с лишним мелких и средних клерков. За решетку угодили почти четыре тысячи человек.

И все это за какие-то два-три дня…

Но самой крутой мерой стала отмена разрешения на ношение оружия. Собственно, такого разрешения никто гражданам и не давал. Но уже больше века, после страшных дней Большой смерти, никто оружие не контролировал и запрещать не пытался. Правда, прежний президент Иван издавал закон о виселице для всякого, кто в Москве обнажит клинок или выстрелит даже в воздух. Но времена те прошли, да никто особо закон и не соблюдал.

– По самым скромным прикидкам, у населения на руках до трех миллионов нарезных стволов, – доложил на Совете главный полицмейстер. – Из них триста тысяч, а то и четыреста, – это автоматы и пулеметы. От всеобщей пальбы спасает отсутствие патронов. Все четыре завода мы плотно держим под контролем и преследуем контрабанду.

– Где гарантия, что патроны не начнут делать в частных артелях? – поинтересовался министр горной промышленности. – При всех мерах безопасности, мои парни не смогут контролировать вывоз селитры и прочих составляющих. Воровство повсеместное.

– Подпольные артели и так работают, – повинился полицмейстер. – Только после их «работы» патроны в стволах взрываются. На том и ловим мастеров.

– Зато гранаты и бомбы умельцы делают повсеместно, – пожаловался начальник почтовой связи. – Господин вице-президент, я подавал вам докладную. За один лишь месяц в почтовые фургоны кидали бомбы шесть раз.

– Допустим, мы найдем способ запретить огнестрельное оружие. Но ножи и кинжалы носят почти все, – пожала плечами министр здоровья. – Во время всей последней войны на юге мы потеряли меньше людей, чем в пьяной поножовщине! И ничего вы с этим не сделаете. В южных губерниях кинжалы носят мальчишки с десяти лет. Эти обычаи установлены их прадедами.

– Да что далеко ходить! – поддержал главного медика страны начальник пограничной стражи. – Они не только к ножам, они к лукам и арбалетам с пеленок приучены. А как нам с арбалетами быть? Тоже приравняем их к огнестрельному? Вроде игрушки, да только желтые дикари с одними луками до сих пор обозы грабят. Со ста шагов в глаз попадают…

– Мы поступим так, как советовал мне президент, – подвел итоги старший Рубенс. – Мы не станем издавать указ о повсеместной сдаче оружия. Начнем по губерниям, по волостям, потихоньку. Вначале поставим вне закона пулеметы и автоматы. Только в Петербурге. И будем платить не только за сданный ствол, но и за доносы. А когда принесут стволы, возьмемся за луки. За клинки – в последнюю очередь…

К полуночи первый указ о ношении оружия был готов. Ничего не изымалось, но свободное ношение отныне разрешалось только сотрудникам силовых структур. В семь утра приказ Военного Совета огласили по городу, а в девять в подготовленные участки стали пачками свозить первых арестованных. К часу дня жители столицы поняли, что власть не отступится. Не желая угодить за решетку, бывшие вояки разоружились, попрятали обрезы и револьверы по домам. Многие чувствовали себя крайне неуютно, привыкнув всю жизнь махать пушкой…

Военный Совет заседал почти беспрерывно. Поскольку Рубенсу-старшему приходилось исполнять еще и обязанности губернатора, спать ему не давали десятки комитетов, совещаний и встреч получастного характера. То требовалось срочно определить порядок заселения особняков на Карповке. То в полном составе отказался заседать городской суд. Судьи гордо сложили с себя мантии вместе с полномочиями, потому что им второй месяц не платили жалованье. Рубенс распекал финансистов, умолял судейских вернуться на место. Стоило успокоить судей, как косяком поперли делегации от обиженных осужденных. За два дня суды столицы вынесли сто семнадцать обвинительных приговоров чиновникам разных уровней, преимущественно за казнокрадство и использование положения в личных целях. Чиновник, утаивший сто метров шерстяной ткани или пару бочонков спирта, получал пятнадцать лет по законам военного времени. Рыдающие жены и матери валялись в ногах и ночевали на пороге особняка вице-президента. Однако Рубенса ничто не могло поколебать. Законы мирного времени не действовали.

 

35

ЖИЗНЬ, КАК ПЕСНЯ

Артуру показалось, что где-то неподалеку напевают, протяжно, тоскливо, задумчиво…

Другим краем сознания, вполне еще действующим, он понимал, что потерял много крови, что, скорее всего, недооценил тяжесть ранения и очень зря не признался вовремя ребятам, что ранен. Понадеялся на собственную ловкость и умение останавливать кровь. Но что-то не сработало – не в нем самом, и не оттого, что забылись навыки лучшего лесного Клинка. Он все сделал правильно – мысленно представил себе рану, мысленно пережал сосуды вокруг нее, отключил болевые центры, зачистил и приказал тканям срастаться, как можно быстрее. Организм послушно отреагировал на волю хозяина, разорванные мышцы срастались, решительно выдавливая неровный стальной осколок…

И вдруг – процесс замер. Артур ощутил, как бурлящая соленая волна поднимается изнутри к горлу, мешая дышать и говорить. Должно было пройти несколько секунд, пока до него дошло – ранили вторично.

Пулеметная очередь прошла низко над лодкой, зацепив двоих – и Даляра, и Карапуза. По счастью, очередь прошла слишком низко, Мите пробило в двух местах бедро, у Даляра повисла рука.

– Лева, греби! Гребите, ребята, мать ее ити! – завопил Митя и неловко опрокинулся прямо на товарищей.

Даляр как раз замахнулся саблей, надеясь сбить в полете очередного зубастого беса, и… выронил оружие за борт. Фон Богль и Свирский лихорадочно налегали на весла, помочь им было невозможно, так как в лодке имелось лишь две пары уключин. Коваль решил сменить Даляра и вот тут-то уразумел, что шальной очередью зацепило не двоих, а троих. Причем, по закону подлости, пуля вошла снова в спину, под лопаткой, самому дотянуться до нее не представлялось возможным.

Артур качнулся и едва не кувыркнулся за борт. Он громко позвал Озерника, громко позвал вторично…

– Дед, скорее! Эй, кто-нибудь, парни, перевяжите меня! Лева, ты оглох?!

Ему казалось, что он орет, а в действительности он только сипел и брызгал кровью. Свирский греб, не поворачиваясь. На близком берегу полыхал пожар, поэтому книжник развернул лодку к берегу дальнему. Орландо сбил из револьвера очередного беса. Оставалось не больше десятка метров до погружения в полный мрак, дальше прицельно стрелять бы уже никто не смог. Преследователи безнадежно отстали, возле перевернутого баркаса барахтались в воде двое или трое, слышались вопли одного из Качалыциков. Он призывал преданных ему каторжан уничтожить Демона.

– Предатель… – прошептал Артур. – Ну ничего, доберется мама Анна до вас!..

Небо на востоке вдруг начало стремительно светлеть. Глубокая могильная темнота, охватившая полнебосклона, распадалась на части, просыпалась мелкой крупой, растворялась, уступая место обычной вечерней синеве. Что-то катилось по Каме, с ревом, с грохотом шла волна. Это возвращалась назад вздыбленная Слабыми метками вода.

– Сволочи, догоняют на моторе, сволочи!

– Карапуз, у тебя бомбы остались?!

– Светлеет, ей-богу! Ну, молодец, Дед Касьян! Видать – оприходовал нечисть!

Словно по волшебству, возник из мрака Озерник. Камнем упал вниз неестественно громадный летун, никого не стесняясь, обернулся человеком, пророс из перьев, перепонок и жесткой кожи. Руки и физиономия у Черного Деда были измазаны красным. Видимо, в полете оборотень прикончил несколько летучих бесов. Больше они в его «помощи» не нуждались, сами падали с высоты в воду и плыли по течению, дергая лапками в предсмертной агонии.

– Не меня, бурятка вашего, монашка благодарите! – прокричал Черный Дед. – Это он первый нечисти грудь подставил! Теперь точно разойдется узел, спасемся…

Президент удовлетворенно улыбнулся. Или ему только показалось, что улыбнулся, губы плохо слушались. Звенящий узел рассыпался. Это означало, что партия сыграна правильно и почти честно. Почти – поскольку с лживым противником никогда нельзя быть до конца честным. А противник попался на редкость лживый…

Артур ощутил, как его переворачивают.

– Держи сзади, бинт давай! – Рядом маячило встревоженное лицо Орландо. Черный Дед взмахом пальца разрезал на Ковале одежду, присвистнул от изумления:

– Вот те, молодец! Чего ж ты раньше молчал?! И как он только молчать мог, с такой-то дыркой?

Кто-то совсем рядом стрелял по воде, но Коваль не мог повернуть голову, чтобы увидеть – кто. Стало вдруг совершенно неважно, кто и зачем стреляет. Он увидел все со стороны. Увидел молодых Хранителей, их было человек восемь, не меньше, все злые, спесивые, наглые. По крайней мере двое из них гнались за лодкой, остальные, разбившись по радиусу, пытались сдержать рассыпающийся Звенящий узел. У них это получалось плохо, хотя силушки хватало, и зверья перебили немало, и грязи в лес нарочно натаскали. Но не стало Посланника, не стало незваных гостей из мира Нижнего, без которых так трудно опрокинуть Верхний мир.

Артур улыбнулся. Кристиан наверняка успел, он не мог не успеть. Спрятал Надю и детей в надежном месте, в таком месте, о котором не мог проведать ни один изменник. Кристиан наверняка скоро вернется и расскажет обо всем на Большом круге Хранителей. И мама Анна…

Артур увидел Надю ван Гог. Близко-близко увидел, вплоть до ямочек на щеках, до нежного пуха, о который так приятно тереться щетиной… Жена что-то говорила, но он никак не мог разобрать ее слов.

Артур увидел свою последнюю, и самую глупую ошибку. Нельзя было подвергать ребят такому риску. Следовало бежать одному, на пару с двойником и манекенами жены и детей! Он снова всех подвел, но это почти привычно. Следовало за столько лет во власти привыкнуть, что за тебя готовы умирать, и будут умирать. Такие люди – как опорные столбы…

– Заговорю сейчас, завяжу, милый, ты крепись!.. – Борода Озерника шекотала щеку, но внятно расслышать его слова мешала все та же песня. Заунывный мужицкий вой, ползущий не снаружи, а изнутри.

– К берегу давай! В город! – рычал полковник. – Мне ноги перебили, гады!

Артур очень хотел спросить, слышит ли кто-нибудь, кроме него, эту дикую песню. Но спросить никак не получалось. Кажется, фон Богль застрелил еще двоих. Кажется, китаец попал в кого-то из духовой трубки. Кажется, Черный Дед пытался орудовать посохом, но волшебство ослабло… Конечно же, Слабые метки! В местах искусственных аномалий магия практически не действует, поэтому… поэтому никак не унять кровь…

Песня придвинулась ближе.

Город тоже придвинулся. Пошел дождь, ударила молния. За мгновение ослепительной вспышки, Коваль разглядел грузовые причалы, чадящие дымки костров и цепочку ровных огней…

Поезд! Это ждал на пути их эшелон, осталось только причалить и послать кого-то…

Пуля ударила фон Боглю в затылок. Маленький германец клюнул носом, так и не выпустив весел. Лодку стало разворачивать, но наставник Вонг перехватил управление. Артуру стало смешно и одновременно – страшно. Верный телохранитель Богль за последние несколько недель умер дважды. Вначале – в подземном некрополе, затем – тут, словно не смог избежать предначертанного. Неужели и здоровяк Карапуз завтра погибнет?..

А потом, невероятно долго, Артур видел летящую из мрака самодельную бомбу. Кажется, ее кинули с плота, который секунду спустя кто-то из ребят поднял на воздух. Кажется, там все погибли, но это тоже неважно…

Бомба медленно вращалась в воздухе, и никто, кроме Коваля, ее не видел. Он отдал бы все на свете за единственную возможность предупредить друзей, но такую возможность никто не предоставил.

Бомба ударилась о борт лодки, и мир погас.

 

36

БОЛЬШАЯ БЕДА

Рано утром стало известно о диверсии на Первомайской ТЭЦ, снабжавшей энергией треть города. В одиннадцать удалось ликвидировать аварию, но почти сразу сообщили о лесных пожарах. Затем пришло самое страшное известие с Урала. Эшелоны первопроходцев застряли на подступах к Перми. Болтовня о летучих бесах оказалась не шуткой, несколько мертвых тварей доставили в Петербург. Болтовня о Звенящем узле тоже весьма походила на правду. По телефону из Вятки сообщили о массах беженцев, стремящихся на запад. Многие бежали в панике, не захватив с собой даже теплой одежды. А впереди, обгоняя обозы напуганных горожан, летели стаи птиц и мчалась всякая лесная живность.

– Это Звенящий узел, – подтвердил на Совете полковник Валдис Второй.

В отличие от старшего поколения Хранителей, Валдис Второй вполне свободно дышал отравленным городским воздухом. Он вырос в интернате Зимнего дворца, треть года проводя на заимке у деда, треть – в военной академии на Урале и оставшиеся месяцы – во второй военной академии Петербурга.

– Вы можете что-то предложить? – Старший Рубенс смотрел на Качалыцика красными от недосыпания глазами. – Как нам связаться с вашими уральскими братьями?

– Никак, – горько вздохнул полковник. – Мой дед был у Мамы Анны, говорил с ней опять. Туда приезжали многие, говорили. Посылали почтовых птиц, посылали волков и летучих змеев. Птицы вернулись, но не принесли ответных вестей. С летучего змея мой дед видел черную стену. Она закрывает полнеба и пожирает мир.

Члены Военного Совета переглянулись с таким видом, словно перед ними выступал умалишенный. Многие достаточно пожили на свете, навидались всяких чудес и не слишком верили в скорую кончину мира. Казалось, что хуже Большой смерти, выкосившей на планете девяносто пять процентов населения, ничего случиться уже не может.

– Черная стена? – скептически протянул кто-то. – Пожирает мир? Но если это так, почему Качалыцики не бьют тревогу? Ведь они всегда кричат о том, что надо спасать планету. Не верю я в эти байки…

– Прервалась связь с пятнадцатью уральскими городами и поселками, – осторожно напомнил младший Рубенс. – Еще вчера мы считали, что это мятеж. После того как стало известно, что нас предали некоторые губернаторы. Но с приисками на Чусовой связь была всегда. Это казенные предприятия, они охраняются «клинками». У местных губернаторов и волостных старост нет права там распоряжаться…

– Ты прав, это не просто мятеж, – согласился с внуком старший Рубенс.

– У моего деда есть еще один летучий змей, – как бы нехотя припомнил молодой Валдис. – Это последний змей, потому что Хранители силы выращивают их только в двух местах. На границах Вечных пожарищ, недалеко от Челябинска… Я могу попробовать.

Не успел уехать Валдис Второй, как поступили свежие сведения о волнениях в Ростове. Там русские вовсю дрались с кавказниками, отдельные стычки переросли в резню, строились баррикады и гремели выстрелы. Основной причиной стычек, как и прежде, стал контроль за потоками нефти из Баку.

В пять вечера младший Абашидзе доложил на Совете о состоянии дел на границе, а в семь уже готовился возвращаться в свой штаб. Он вез с собой приказ о спешной мобилизации четырех полков архангелогородцев, уволенных в запас, и переброске на юг верных флотских экипажей.

В одиннадцатом часу вечера Михаил Рубенс в очередной раз сменил кабинет, проехал в бронемашине от Зимнего до Мариинского и вернулся к обязанностям губернатора столицы. На столе плотной стопкой лежали доклады. О пополнении стратегических запасов зерна. Об углублении фарватера в угольной гавани. О строительстве нового терминала для сухогрузов. О запуске новой ветки трамваев…

Рубенс понял, что домой сегодня не доберется. Хорошо, хоть внук его не покинул, уже тащил на подносе кофе и свежую выпечку. Впрочем, губернатор не остался один. В половине окон дворца горел свет. Видя, что шеф на месте, чиновники не спешили расходиться.

– Господин вице-президент, к вам делегация соборников.

– Могут не ждать. Переправь их к моему помощнику.

– Депутаты городского Собрания просятся…

– Проси всех разойтись по домам.

– Они спрашивают, когда освободят тех, кого ночью забрали. Говорят, что будут жаловаться Кузнецу.

– Пусть жалуются. Кто еще?

– Начальник депо. Нет запчастей, вынужден прекратить восстановление четырех паровозов.

– Переправь его к министру транспорта. Нет, стой, напиши от моего имени записку, я подпишу. Пусть выделят нужное железо из армейского резерва, чтобы цеха не стояли…

– Начальник речного порта. Так и не решен вопрос с навигацией. На Литейном мосту не починили подъемные машины. Скопилось двадцать судов. Спрашивают, что делать. То ли поднять мост до осени, чтобы все свободно плавали, то ли рыть канал в обход? Им не попасть в Ладогу.

– Чтоб им сдохнуть! Дежурный! – Мысленно Рубенс выругал президента за то, что тот забрал с собой лучшего инженера, министра Орландо. – Так, курьеры тут у нас есть? Отлично. Двоих буди, вручи им мои жетоны и пусть скачут. Этого – англичанина, главного по электрике, – сюда! Разбудить! Он мне еще в прошлый вторник обещал, что мост будет подниматься… Второго пошли к угольщикам, пусть дадут баржи. У них баржи плоские, что-то под мостами протащим… Давай, шевелись!

– Господин вице-президент, там толпа целая, караванщики. Вы запретили днем пускать их через город. На Киевском тракте собралось фургонов штук триста. Ждут отправки морем, и на Таллинский тракт хотят…

– Давай еще курьера… – Рубенс снова потряс колокольчик. – Пошлешь на заставу Киевской дороги. Вот тебе пакет, для тамошнего начальства. Пусть караванщики проходят через город. До утра чтобы все убрались!

В восемь утра вице-президент собрал Военный Совет в укрепленном подвале Петропавловской крепости. Но только успели обсудить ситуацию с закупкой зерна и осенним набором рекрутов, как прозвенел сигнал тревоги. На Каменноостровском кто-то кинул бомбу. Затем запыхавшийся дежурный сообщил о срочной телеграмме из Владикавказа. Восстали горцы сразу в шести районах. Даже те, кто прежде лояльно относился к власти генерал-губернатора, принялись расстреливать клерков, резать всех людей в форме без разбора и разбирать по домам товары из русских лавок. Поставки нефти полностью прекратились.

Генерал Абашидзе намеревался связаться с Южной армией по прямому проводу, но ни Ставрополь, ни Краснодар не отвечали. Наконец, удалось поймать командира сочинского гарнизона. Тот доложил, что положение крайне обострилось. Магометане сворачивают мирную работу, уходят в горы к своим, начались стычки, поджоги и оскорбления. Началось то, чего не происходило за все время войны с турками. Ингуши, дагестанцы, осетины, чечены, кабардинцы и прочие – все требуют своих границ, никто не желает больше жить под русским крестом и русским орлом.

Рубенс по телеграфу отдал приказ о срочной мобилизации расквартированной в Ставрополье Второй Южной армии. Серго Абашидзе, только неделю назад прикатившему в Питер, предстояло спешно вернуться в войска. Постепенно совещание вернулось в рабочую колею. Начали обсуждать вопросы финансирования, которые совсем недавно завязли в Думе.

И вдруг…

– Господа… – вбежал младший Рубенс, споткнулся, обвел взглядом притихших высших чиновников. – Господа, только что на спецпаровике из Вятки приехали министр Лопата и сенатор Саничев. Они сумели вырваться из кольца окружения. Наши эшелоны остановлены недалеко от Перми. Там серьезный бунт, рассеяны все местные гарнизоны, каторжане вырвались на волю… Президент Кузнец приказал отцепить свой вагон и вместе с семьей поехал в Пермь. С ним было лишь несколько человек… Его вагон… – Мишка Рубенс сглотнул, не в силах говорить.

– Что «его вагон»? – угрожающе приподнялся командир жандармов. Следом за ним повскакали остальные.

– Его вагон вместе с дрезиной потерпел крушение. В тишине стало слышно, как скребется под полом мышь. Первым пришел в себя Рубенс-старший.

– Немедленно пошлите трех независимых курьеров, – распорядился он. – Пошлите самый быстроходный дирижабль. В Вятке комендантом сидит майор Олейник, человек надежный. От моего имени попросите его отправить бронепоезд. Немедленно найдите старшего воспитателя интерната. Нам нужно, чтобы кто-нибудь из Качалыциков вылетел туда на змее. Соглашайтесь на любые условия…

– Разрешите нам войти?! – В дверях образовалась пробка. Охрана с кем-то горячо препиралась.

– Господин Рубенс, к вам – министр Лопата и сенатор Саничев…. – выкрикнул начальник караула. – У них есть пропуска, но на сегодня не заявлено… Просят немедленно принять их.

– Откуда они взялись? Саничев должен быть в Орле!

– Пропусти!

Папа Лопата ворвался в зал заседаний, размахивая министерским пропуском. Одежда на нем почернела и пропахла дымом. Волосы стояли дыбом, физиономия неровно заросла бородой. Папа Саничев выглядел не лучше. Его куртку и штаны словно погрызли псы. Депутатский значок погнулся пополам, на щеке кровоточил свежий шрам.

Оба высокопоставленных чиновника произвели именно то впечатление, которое намеревались произвести. Члены Военного Совета повскакали с мест.

– Что там? Что случилось?

– Я сам был там… – страдальчески выдавил Кирилл Лопата. – Я видел, как сгорел его вагон. Можно никого не посылать… Я боюсь, что все переселенцы погибли.

Моника Арро ахнула, зажав рот ладошкой. Фон Борк выругался по-немецки.

– Как погибли? Там четыре эшелона, с полным вооружением. Это невозможно!

– На них напали Качалыцики. Северные Качальщики взбунтовались и освободили каторжан. На переселенцев напала целая армия. Сейчас к Перми никто не прорвется, восстал весь Урал.

– Их вел генерал Даляр! Он не мог уступить каким-то каторжанам!

– А что вы там делали? – спросил у потрепанных клерков начальник полиции.

– Я был в Вятке, по делам таможенной службы, – быстро произнес Лопата. – Мне должны были отчитаться о поставках картофеля и леса, в обмен на финские машины. Когда я услышал, то сразу рванул в Пермь, но там ад…

– Я срочно подниму гарнизон! – взвился Руслан Абашидзе.

– Тихо! – гаркнул Рубенс. – Но… видели ли… – вице-президент запнулся. – Видел ли кто-нибудь тело Кузнеца?

– Да, да, – поспешно подтвердил папа Саничев, преданно глядя вице-президенту в глаза. – Его опознали шестнадцать человек из свиты. Его убили прямо в вагоне. У нас огромная беда… Кузнеца больше нет.

 

37

О ВАЖНОСТИ КОНСПИРАЦИИ

Невзрачный особняк на набережной Карповки с утра принимал гостей. За плотно задернутыми шторами, в накуренной зале, собрались главные заговорщики.

– Что же будет? – в который раз спросил высокий, в маске.

– Прекрати метаться! – Женщина хлопнула ладонью о подлокотник дорогого кресла. Затем нервно набила трубку табаком. Слуга поднес ей огонь.

В дверь постучали. Вошли те же двое, что подсаживались возле Мариинского дворца в бронеавтомобиль. Оба в темных плащах, но без масок. В свете последних событий обозначать свою принадлежность к силовым структурам становилось опасно.

– Что там? – Высокий брезгливо кивнул на дверь, имея в виду улицы и площади столицы.

– Чернь бунтует, – коротышка вздохнул, расстегнул застежки плаща и оказался в военном френче со споротыми знаками отличия. – Слухи невозможно сдержать. Как только стало известно о гибели Кузнеца, эти подонки посходили с ума.

– Так они радуются или плачут? – осведомилась женщина в бриллиантах.

– Вы разве не знаете собственный народ, госпожа? – угодливо склонился второй гость. Это был тот краснолицый вельможа, подговаривавший депутатов Думы к бунту. – Они смеются и плачут одновременно. Им всего лишь нужен повод для пьянки и драки. Они уже начали громить магазины и склады.

Тихонько скрипнула внутренняя дверь. В жарко натопленную комнату вошел пятый участник совещания. Широкий, седой и грузный, он, тем не менее, передвигался с хозяйской львиной грацией. Оба гостя вскочили и вытянулись по струнке.

– Сидите-сидите, – махнул им седой. Наклонился, поцеловал руку женщине. – Я только что от старого Рубенса…

– Как он? – жадно подалась вперед женщина.

– Он пьет, – седой отошел к плотно занавешенному окну, в щелочку посмотрел на улицу. – Милая, тебе надо навестить его. Ты все-таки его дочь. Все давно забыто. Возможно, сейчас самое время…

– Самое время помириться с папашей? – грустно усмехнулась женщина. – Слушай, помолчи-ка. Кузнец загнал меня в Сибирь, и за что?! За то, что я поставила его начальником стражи моего же каравана! Ты разве забыл?! Кто он был такой, этот пре-зи-дент? Никто. Проснувшийся Демон. Глупый мальчишка, выживший после Большой смерти в хрустальном гробу. Мой отец накормил и обогрел его и принял в коммуну Эрмитажа. Другие продали бы его подземникам или в рабство к шептунам! А Рубенс взял его к себе, и я взяла его в торговый караван. Я приподняла его из грязи, а он продался Качалыцикам, окружил себя колдунами и убийцами. А кого не успел убить, сослал в леса! А что же сделал мой отец, чтобы спасти родную дочь?.. – Женщина обвела притихших слушателей горящим взглядом. В ее зрачках плясало пламя свечей. – Мой отец отправился лизать сапоги новому губернатору! Он служил Кузнецу много лет, пока я гнила в землянке, среди сугробов! А нынче ты предлагаешь мне пойти и броситься папаше на грудь?!

Повисла тишина. В тишине стали слышны далекие выстрелы и рев пьяной толпы.

– Я предлагаю тебе власть, – напомнил седой. – Многие помнят о твоем унижении. Многие помнят о твоем супруге, бывшем губернаторе Петербурга. Многие будут рады увидеть тебя во главе города. Сильные люди. Хозяева нефти и леса.

В дверь поскреблись. Зашли еще двое мужчин, степенных, объемистых. Поклонились, присели в сторонке.

– Давайте говорить о деле, – кашлянул высокий, который так и не снял маску. – Рубенс сделал все, как мы планировали. Разогнал Думу. Разогнал клерков Кузнеца. Лучшим генералам пришлось уехать в войска. Мятежи вспыхнули повсюду. Народ не желает больше воевать, не желает платить военные налоги. Но главное не это. Хозяева лесных угодий и приисков не желают отдавать Кузнецу свои хозяйства! Военный Совет заменил министров. Это даже хорошо. Там половина разделяет наши взгляды. Осталось удалить от власти главных вояк из трибунала, полиции и секретных служб…

– Короче, – перебила дочь Рубенса. – Вы сделали все, чтобы Кузнец стал царем. Императором. Сложная игра, слишком сложная для меня.

– Мы сделали все, чтобы царь остался без подданных, – тихонько напомнил краснолицый. – Сегодня Борк отправляет очередную партию каторжан. Прямо из зала суда их ведут на баржи, там же заковывают в кандалы и отправляют по Неве, на ладожские острова. Мы сделаем все, чтобы они не вернулись. Кузнец станет царем без верных псов…

– Стал бы царем, – поправил седой.

– Да… стал бы. Он стал бы царем на троне с бумажными ножками. У него остались бы только бумажки, чтобы управлять страной. Мы же не зря провели без него решение о печатании новых бумажных денег. Мы напечатали бы столько денег в наших типографиях, что царь захлебнулся бы в них…

– Чего теперь зря болтать? – перебил седой. – Одно дело мы завершили хорошо. Руками Рубенса убрали больше сотни ближних дружков Кузнеца. Гидра почти обезглавлена. И главное, что его оставшиеся дружки верят – все делается так, как хотел бы Кузнец. Они верят, что сдерживают бунты ради его будущего царствования.

– А доносчики ваши все готовы? – обратилась дочь Рубенса к краснолицему.

– Только и ждут, – служака щелкнул каблуками. – Собран такой материал, что Кузнец должен лично перестрелять всех своих немцев, евреев и грузинов. Собраны неопровержимые улики, что эти люди готовили захват власти под себя. Только под папу Рубенса мы ничего не копали…

– Из уважения к вам, госпожа, – добавил коротышка.

– Мы желаем, чтобы корону получила династия Рубенсов, – от всех заговорщиков, вслух высказал главную мысль высокий.

Донеслось несколько пушечных выстрелов. В печной трубе посыпалась зола.

– Что слышно о Кирилле Лопате?

– Ничего. Похоже, Рубенс ему поверил. Они пока на плаву, заняты своими обязанностями. И Лопата, и Саничев. Они сделали свое дело, подняли Урал против засилья.

– Вы странно рассуждаете… – Дочь Рубенса нахмурилась. – Вы хотите вручить мне страну. Хотите, чтобы мы разыграли этот смешной театр с коронацией, патриархом и золотой каретой из Эрмитажа. Но не понимаете главного… я люблю эту страну.

– Мы тоже…

– Молчите! Я люблю мою страну и ненавижу людей, ее населяющих. Разве так возможно? Что молчите? Я вас спрашиваю. Я ненавижу тех, кто хочет подарить нашу землю. А покинуть Сибирь, уступить ее косоглазым – это значит подарить мою землю инородцам! Я ненавижу Кузнеца, но я не желаю, чтобы граница империи прошла по Уралу. Я тоже видела старые карты и училась по старым учебникам. Границы России надо искать в океане, запомните это!

– Милая, ты права, но Россия не в состоянии удержать столько земли, – мягко возразил седой. – Мы все – твои друзья. Мы хотим того же, что и ты. Но русских слишком мало, чтобы удержать под пятой половину мира…

– В этом-то и видна глупость пре-зи-дента! – насмешливо проскандировала женщина. – Кузнец… он узколобый вояка. Он намерен всех давить кнутом и пулями. А следует иначе…

Она раскурила трубку, энергично заходила взад-вперед по темной комнате. Мужчины безмолвно следили за хозяйкой дома.

– Следует иначе, – уже спокойнее заключила Рубенс. – Следует установить границы и всех пускать к нам. Пусть все вокруг знают, как хорошо у нас жить. Но за паспорт гражданина пусть повоюют. Мы стали бы давать паспорта только на третий год… Нет, на пятый! Пусть засеют поля и снимут урожай. Пусть откроют лавки и заводы. Мы не возьмем с иноземцев пошлин, пусть живут широко и вольготно, пусть все вокруг видят, какая добрая у нас земля…

– Ты будешь замечательной царицей, госпожа, – восхищенно выдохнул краснолицый.

– Но Лопата и Саничев все испортили, – оборвала его опальная дочка Рубенса. – Они втянулись в сговор с колдунами, с этим выскочкой, молодым Прохором. О, я его хорошо знаю! Он давно мечтал погубить Петербург, чтобы жить по старинке, в болоте, жрать клюкву с мухоморами и кататься верхом на волках! Идиот… Это он погубил Кузнеца. Теперь все гораздо хуже.

– Почему хуже? – осмелился коротышка. – Ведь главное препятствие…

– Главное препятствие – вон там, громит винные склады! – зло ответила женщина. – Кузнец умер не предателем родины, а героем. Это плохо, очень плохо.

Мы хотели передать власть от слабого царя к сильной царице, а теперь… Что теперь нас ждет, без него?

– Великая смута, госпожа. Великая смута.

– Ладно, – хлопнула в ладоши Арина. – Власть не невеста, ждать не будет, ее брать надо. Поехали к папаше!

 

38

ТЫ НАМ НУЖЕН

От дыма пожарищ блестящая чешуя змея потемнела. Светло-фиолетовый отлив, присущий северному подвиду, совершенно пропал. Со стороны казалось, что над свинцовой гладью реки летит грязная серая тряпка. К холке змея прижимался крепкий жилистый мужчина неопределенного возраста. Его седые косы скрывала косынка, поверх белой льняной хламиды была натянута длинная кольчуга, увешанная амулетами.

– Потише, потише, Кулачок, – человек в седельных штанах потянул на себя вожжи.

Дракон послушно снизился, чаще замахал крыльями. Его поджатые когтистые лапы почти касались воды. От взмахов исполинских крыльев на реке поднялась рябь. Человек приподнялся в седле, внимательно вглядываясь в пучину. Впрочем, если бы поблизости очутился внимательный наблюдатель, он бы наверняка крайне удивился. Дело в том, что наездник смотрел вниз… с закрытыми глазами.

Он не нуждался в зрении для того, чтобы видеть толщу воды насквозь. При желании, он мог увидеть дно не только Камы, но и настоящего моря. При желании, он мог увидеть не только настоящее, но кусочки прошедшего и – совсем уж редкими алмазами – умел вытаскивать из небытия кусочки будущего.

Сейчас Хранитель памяти смотрел в недавнее прошлое. Он опоздал совсем немного, и то только потому, что змей не мог прорваться сквозь грозовой фронт. После гибели исчадий Нижнего мира Звенящий узел рухнул слишком быстро. Высвободилось гигантское количество энергии, на землю обрушились тысячи тонн воды и почвы, поднятые черной волной. Вряд ли Кристиан знал слово «энергия», и вряд ли он был способен описать случившееся с точки зрения физики. Но одно он знал наверняка – Слабые метки потушены, мать-земля успокаивается. Издалека, за сотню километров до Закамска, Хранителя памяти тряхнула первая воздушная волна. Впереди бесились сполохи молний, гремели градины, иссиня-черная туча поднималась вертикально вверх и стремительно разрасталась грибной шляпкой…

Вторая ударная волна чуть не сломала Кулачку крылья. Змея перевернуло вместе с наездником, несколько секунд Кристиан наблюдал, как беспомощными комками швыряет стаю диких гусей. Внизу мелководная речушка вышла из берегов, полностью покинула русло и устремилась сквозь тайгу, снося молодые деревья. Блестящие рыбины бились на голом илистом дне.

– Спокойно, Кулачок, мы доберемся, – утирая кровь, идущую из носа, напутствовал Качалыцик.

Для того чтобы привести змея в чувство, Кристиану пришлось предельно напрячь волю. Кулачок, сын Катуники, на которой летал когда-то президент Кузнец, не желал добровольно кидаться навстречу смерти. Но воля человека, как всегда, оказалась сильнее воли искусственно выведенной рептилии. Дракон вернулся на курс. Кристиан больше не торопил его, хотя остро чувствовал, что не успевает. Когда впереди показались горящие кварталы Закамска, Хранитель резко скомандовал вверх, чтобы не задохнуться в дыму. Легкие валдайского отшельника крайне плохо переносили любую грязь в воздухе.

Он видел огоньки эшелонов, конные разъезды, пулеметчиков на крышах, видел тысячи людей, напрасно ожидавших Хозяина. Никто из них еще не догадывался, что произошло. Небо на востоке расчищалось – этого было довольно, чтобы переселенцы запрыгали от радости. Зато город горел и тайга горела. Фронт пожаров распространялся с огромной скоростью, подгоняемый отчаянным восточным ветром.

– Вниз, Кулачок, вниз, мы найдем его, – прошептал Хранитель.

С риском вывалиться из седла, Кристиан, натянул на лицо маску, облил ее пахучей жидкостью из пузырька. Подумал секунду и вылил остаток снадобья себе на голову. Его белоснежные седые косы стали серыми и жирными, на закопченном лице блестели воспаленные глаза.

Внизу змей почувствовал себя увереннее. По реке гуляли длинные косые волны, они захлестывали берег, обрушивали мостки, лодочные причалы, выворачивали с корнем деревья. В плотной корке мусора попадались трупы людей и животных, перевернутые вверх дном катера, разбитые плоты и куски бревенчатых изб.

Хранитель памяти закрыл глаза. Так было легче слушать, так было легче отличить живых от мертвых. Кристиан быстро разыскал единственное живое существо, которое очень походило на человека, но человеком не являлось. В тупике, у перекрученных, вздыбленных рельсов, догорал бронированный вагон с некогда золотыми орлами на боках. Рядом чадила дрезина. Среди обгоревших трупов невозможно было разобрать, где свои, а где чужие.

Качалыцик с трудом заставил змея приземлиться. Единственным удобным местом для посадки оказалась красная кирпичная стена трехэтажного дома. Сейчас она лежала на боку, в пустых окнах плескалась вода. В довершение всех несчастий полил такой ливень, словно небеса полгода копили воду. Помимо дождя и града, сверху летели палки, комья земли, и даже осколки стекла. Кристиан издалека посмотрел на того единственного, кто выжил в пожаре.

Человек-кукла, отражение Проснувшегося Демона, сжимал в уцелевшей руке саблю. Половина головы у него расплавилась, левая нога отсутствовала по колено. Голем охранял мертвого леопарда, стоя по колено в прибывающей воде. Искусственное сердце отбивало двадцать ударов в минуту, перекачивая бесцветную кровь.

Спасать тут было некого.

Качалыцик присел, не обращая внимания на тоскливые визги своего крылатого питомца. Ему предстояла самая сложная задача: если человека невозможно найти среди живых, значит, его надо искать среди мертвых!

Кристиан не замечал потоков ледяной воды, кусков щебня, летящих сверху, не замечал, что мутные ручьи подступают все ближе, подмывая и без того неустойчивую кирпичную стенку…

Он нашел. В реке.

– Кулачок, вперед!

Как известно, творения старого Прохора не слишком-то любят купаться. То есть от купания они не отказываются, но лишь тогда, когда их поливают хозяева, а затем сушат и любовно полируют каждую щетинку, каждую глянцевую пластинку, от рогатой головы до кончика хвоста. Но заставить змея нырнуть в жидкое дерьмо… Пожалуй, на это способен только очень сильный колдун.

– Вниз, живо, глупая тварь! – скомандовал Хранитель.

Кулачок фыркнул, выдохнул пламя и спикировал в реку. Наездника мгновенно охватила тьма. Невозможно стало разобрать, где верх, где низ. Видимость не превышала десятка сантиметров. Змей сложил крылья, растопырил лапы, неловко загребая ими в разные стороны. На поверхности он держался неплохо, но в подводном положении полностью терял ориентацию и полагался только на хозяина. Взбаламученный ил густым облаком окружил Кристиана.

– Он тут… ниже, ниже, Кулачок…

Змей выпустил из пасти струйку пузырьков, энергичнее заработал лапами. Хранитель вплотную почувствовал, ибо увидеть с закрытыми глазами и не пытался. Ощутил труп человека, почувствовал кусок лодки, весло, металл, еще один труп, увешанный оружием… Тот, кто был нужен, покоился на глубине. Его привалило чем-то тяжелым.

– Он здесь… Бери его, тихонько бери, – Качальщик мысленно показал змею, как следует поднимать тело со дна, чтобы не поранить когтями.

Отфыркиваясь и отплевываясь, оба вынырнули на поверхность. Хранителя памяти в следующий миг едва не убило деревянным телеграфным столбом. Столб тащило волной, за ним железной паутиной тащились провода.

– Берег, Кулачок, быстрее!

Кристиан выпрыгнул из седельных штанов, по щиколотки провалился в жидкую грязь. Дождь походил на сплошную стену воды. От пожаров не осталось и следа. На мелководье покачивались вырванные с корнем столетние ивы. Дракон икал, хрюкал, пытался выдохнуть пламя, но у него ничего не получалось, нахлебался воды.

– Положи, сюда его положи… – Кристиан не смог сдержать стон.

То, что обмякшей кучкой лежало на мокром пригорке, уже давно не было человеком. Просто тело, пустая оболочка упорхнувшей души, комок мертвого мяса. Но у Хранителя памяти имелись свои взгляды на предмет, кого считать безнадежно мертвым, а за кого еще следует побороться.

– Я тебя подниму, слышишь?! – прокричал колдун. – С белой силой побратаюсь, с черной силой побратаюсь, а подниму. Ты нам нужен, Белый царь!