Коваль уловил приторный лакричный запах даже раньше, чем напряглись бока черного жеребца. Он поднес к глазам бинокль.

На границе видимости, там, где среди желтых топей покачивались метровые поганки, что-то блестело. Металл. Хотя совершенно необязательно. В равной степени это могло быть растение или лужица какой-нибудь отравы, вырвавшейся из-под земли. Столь далеко на юго-восток питерские купцы не забирались, и никто не мог дать вразумительную справку. Желтое болото выглядело не так, как северные радиоактивные проплешины. Оно казалось более молодым и более… живым. Оно стрекотало, жужжало и потрескивало.

А вдалеке, над волнами фиолетовой губки, роились мухи.

Или вовсе не мухи. Если это вообще насекомые, подумал Артур, то, судя по расстоянию, они размером с воробья.

– Плохо дело! - подъехавший сзади чингис выудил из сумки бутыль с настоем от насекомых и принялся натирать лицо. - На Псковщине ента пакость передохла, а здеся кружат…

Верным признаком того, что отряду не стоило соваться за рубеж зеленой травы, служило поведение коней. Животные хрипели, отворачивали морды и ни в какую не желали идти вперед.

Слева, из зарослей низкого кустарника, появился Даляр.

– Командир, зола в костре еще теплая, но патрульных нигде нет.

Артур спустился с коня. На походном столике ординарец разложил карту, поставил бутыль с квасом, нарезал хлеб. Двое новобранцев разматывали брезент палатки.

– Смотрите, здесь и здесь должны быть две дороги. Качальщики проходили тут и проводили коней.

– Когда это было, господин?

"Действительно, - подумал Артур. - Исмаил нарисовал план двадцатилетней давности, по памяти. Одному Богу известно, что тут за годы могло произойти…"

– Командир, голуби вернулись к почтарю.

– Ты хочешь сказать, что пропали не только люди и кошки, но даже лошади?

– Если бы лошадей захватили башкиры, голубь бы не вернулся. Он приучен к седлу. Но я могу послать эскадрон на север, прошерстить башкиров. Там ребята видели деревни.

– Нет, никаких вылазок! - заявил Артур. - Я обещал хану, что не начну войны без него…

Коваль снова потянулся за биноклем. Гвардейская сотня охраны рассыпалась полукругом, привычно развернувшись в две шеренги. За рядами всадников угадывались очертания повозок. Растянувшийся на километр обоз подтягивался, собираясь в лагерный порядок на огромном пятне выжженной земли. Впереди стена травы распахивалась, словно открывая окошко в чужой мир. Угрюмая желтая гладь, одним своим видом способная повергнуть человека в безнадегу. Застывший памятник древним химикам и бравым милитаристам. А на горизонте - пологие кучерявые холмы цвета разведенной марганцовки, узкие канальцы во мху, точно ходы гигантских термитов, и кое-где металлический блеск.

Приторный запах ирисок и стрекотание тысяч кузнечиков, которые совсем не кузнечики. Назойливый вкус лакрицы на губах. Плохо, когда пахнет конфетами там, где их нет.

Пожарище имело форму улитки и располагалось крайне неудобно, если вообще уместно говорить об удобстве, когда речь идет о тысячах квадратных километров отравленной территории. Отравленной неизвестно чем. Рожки улитки, которую Исмаил обозначил на карте голубым мелком, упирались в северные казахские степи, а основание почти достигало южных рубежей Оренбургской области. И вокруг всего этого - широкий барьер Желтых болот, куда не совались даже Качальщики.

Туда вела отлично сохранившаяся магистраль. Всё было бы замечательно, но эту трассу Прохор Второй не указал.

Что-то здесь было не так.

После гибели сына Коваль поклялся Наде, что будет вести себя как настоящий градоначальник. Что никуда не поедет без охраны, не ввяжется ни в одну авантюру вне Питера и больше не полетит на запад. Грош цена всем этим клятвам! Месяца не прошло после сбора Думы, как стало ясно, что пора готовить новую вылазку. Еще рискованнее предыдущей.

Историю о катакомбах под Оренбургским пожарищем Коваль услышал впервые еще десять лет назад, когда жил в деревне Хранителей, на Северном Урале. По словам стариков, пожарище было одним из поганых мест, которое даже опытные Качальщики обходили во время погонь за блуждающими Слабыми метками.

Оренбургское пожарище не желало уменьшаться со временем.

Оно вроде бы никому не мешало, но немногочисленные жители южных предгорий и казахи с юга делали колоссальный крюк, обходя гиблые места. Потихоньку рассыпались дороги, соединявшие не существующие больше поселки. На них даже сохранились указатели, а в хорошую погоду можно было рассмотреть среди зарослей мхов развалины труб и промышленных строений. Лет тридцать назад находились смельчаки, которые отваживались проводить торговые караваны напрямик. Днем на них никто не нападал, не считая насекомых и мелких хищников, но всякий раз люди и скотина заболевали. Кто-то выживал, но навсегда оставался калекой.

Те, кто угодил в болота ночью, не возвращались.

Отец и дед Исмаила трижды объезжали границы пожарища, ставили засечки, собирали корни растений и образцы почвы. Из растений получались превосходные яды и веселящие составы. На доставленном в деревню грунте колосились чудовищные всходы, которые приходилось сжигать вместе с землей. Вернувшись спустя десять лет, Хранители убедились, что гигантская улитка не стала меньше.

Бороться с такими местами было бесполезно. В сердце пожарища что-то происходило, но никто не мог остановить этот процесс.

Потом отец Прохора Второго придумал первого крылатого змея, и появился шанс увидеть трясину с воздуха. Строго говоря, землю с воздуха видели и раньше. Московские умельцы из самых обычных людей, никакие не колдуны, еще полвека назад пытались запускать воздушные шары. Получалось красиво, но бестолково. Шар летел туда, куда дул ветер. Качальщики посмотрели на это безобразие и решили, что пойдут другим путем.

Первой над топью и фиолетовыми холмами пролетела Анна Третья. Она кое-что заметила и доложила старикам. Старики не очень удивились: мало ли что могло почудиться девчонке! Даже если не почудилось, так мало ли дурных дикарей гуляет по Руси! А если вправду там, в центре, кто-то выжил, так пусть себе…

Анна Третья была уверена, что видела дым костра и людей. Кроме того, она видела дорогу из покосившихся бетонных плит, изгибавшуюся кольцом, несколько треснувших кирпичных строений, ряды столбов. Когда-то на столбах висела колючая проволока. Анна знала, что в таких местах может находиться древнее оружие.

Она сделала разворот на малой высоте. Дракон фыркал, не желая снижаться. Девушка пришпорила змея и посадила его на голой площадке, похожей на крышу рухнувшего здания. Качальщица в шестом поколении, девчонка чуяла радиацию и вредные химикаты лучше, чем любой прибор. Здесь, в самом центре пожарища, Анна узнавала лишь слабые отголоски биологической угрозы, но вредные насекомые, скорее всего, уснули до весны.

На сером крошащемся бетоне было чисто, сухо и холодно. Стояла глубокая осень. Фиолетовые мхи выцвели добела и крошились, как стекло, под ударами ноябрьской поземки. Солнце висело над унылым горизонтом, точно лопнувший теннисный мячик. Ветер завывал столь тоскливо, что даже бесстрашный змей пригибал голову к земле.

Анна Третья разглядела в сторонке, на краю цементной площадки, кусок рваной стальной сетки с табличкой. Обломок решетчатой двери. Она спешилась, подошла к самому краю и убедилась, что не ошиблась. Дракон приземлился на крышу мощного строения, почти целиком ушедшего под землю. Девушка прислушалась к своим ощущениям и обнаружила, что под многометровым слоем железобетона находятся огромные пустоты. Там были живые существа, люди и не только. Там было много чего: Качальщице показалось, что земля под холмом похожа на слоеный пирог. Внизу разбегались коридоры и снова соединялись, образуя залы высотой в несколько этажей.

Расставив руки, Анна пошла вдоль края крыши, а послушный змей ковылял за нею, не желая оставаться в одиночестве. Она долго искала и, наконец, нашла. Снизу, пробиваясь сквозь сплющенный обрубок трубы, поднимался теплый воздух. Пахло непривычно. Обычные люди издают другой запах. Как пробраться вниз, девушка не поняла, да и не стремилась. Она подобрала пластмассовую табличку, хотела вернуться в седло, но стоило ей отвернуться, как в спину ударила стрела. Надежная кольчуга выдержала, но девушка споткнулась и упала. Стрелявшие решили, что она ранена, выскочили из укрытия, но Анна решила не вставать, чтобы не спугнуть дикарей раньше времени. Растянувшись на ледяном бетоне, она слушала, как приближаются трое. Они переговаривались на русском языке, но искаженном, потерявшем половину падежей и окончаний. Двое мужчин, одна женщина.

Молодая Качальщица постановила, что не будет их убивать, пока не поговорит с ними, пока не выяснит, много ли людей нашли приют под Вечным пожарищем. Ее не интересовали рабы, еще меньше она нуждалась в новых друзьях. Но Хранители не имели права упустить информацию о древнем оружейном складе или, не дай Бог, о хранилище огненных грибов. Дракон мог разорвать глупых дикарей за несколько секунд, но получил команду лежать тихо. Издалека он производил очень мирное впечатление. Когда дикари подкрались, Анна Третья вскочила и метнула в них отравленные клинки. Она безошибочно определила среди парализованных врагов самого слабого, связала его и привела в чувство.

На нее напали шептуны. Похожие на тех, что водились на севере, но шипели иначе и выглядели намного страшней. Наверное, они питались плохой пищей и слишком много времени проводили под землей. В их жилах текла казахская кровь. Сначала Анна хотела взять шептуна с собой, но потом разглядела целый полк насекомых в его немытых волосах и передумала. Она запомнила слова, которые он сказал, затем передала их Исмаилу и Прохору Второму. Ничего интересного для лесного народа.

Лесной народ не нуждался в глупых железяках и сгнивших тряпках древних.

Когда внучка Прохора, пришпорив дракона, бросила последний взгляд с высоты на покинутый каменный поселок, она заметила еще кое-что. Длинный язык скальной породы, на котором, как на фундаменте, стояли просевшие ангары, стал еще длиннее. А тени от солнца, минуту назад цеплявшегося за горизонт, напротив, укоротились. Над бескрайними фиолетовыми полями металась пыльная поземка. Анне Третьей показалось, что она теряет ориентацию. Здесь творилось что-то непонятное, точно север и юг менялись местами…

Никто из старших Хранителей не вспомнил бы об этом происшествии, если бы в деревне не появился Проснувшийся Демон. Во время одной из последних сходок, когда Артур в сотый раз травил байки о городской жизни до Большой смерти, он рассказал об армейских консервах. Несущественное воспоминание, отголосок прежних экономических проблем. Качальщики, как всегда, смеялись и качали головами. Потом Прохор Второй ушел и вернулся с гнутой почерневшей пластиной.

"Хранилище номер 4. Группа цветных металлов. Секция 6,7. Заложено 16.07. 2009 г. Ответственный: прапорщик Ковалева С. Т.".

– Это и есть тот самый "гос-ре-зерв", о котором ты говорил, Клинок?

– Где вы это нашли?

– Далеко на юге. Нам известно семь таких мест, где нет оружия, но полно всякого дерьма.

– Дерьма?

– Вареное мясо, протухшее сто лет назад в железных банках. Резиновые колеса. Их трогаешь, они рассыпаются на части. Канаты, в которых давно поселились жуки. Есть одно место в горах, там бездонные шахты, заполненные соленой водой. Соли столько, что в шахте невозможно утонуть. Там плавают тысячи мешков с крупами. Скажи, Клинок, для чего ваше государство прятало от людей пшено и рис? Всё равно всё было залито водой и сгнило… - Коваль покрутил в руках обломок пластика.

– Цветные металлы - это не рис. Там могут быть машины и топливо…

– Как раз машины там есть, и есть дрянь, которая течет из бочек и не дает умереть пожарищу, - поморщился Прохор. - Так сказал шептун. Но нам не хватит армии выкурить их из-под Желтого болота. А вокруг, на сутки пути, - ядовитая пустыня. Там даже негде зацепить Звенящий узел…

Губернатор Кузнец не забыл этот разговор и спустя десять лет. Зоркие Качальщики умело отыскивали в лесах военные объекты, но даже им не всегда удавалось распознать входы в хранилища Госрезерва. По сути дела, внучке Прохора невероятно повезло. Хранители могли еще сотню лет летать над ядовитой пустыней, и никому бы не пришло в голову спуститься.

"Шептун сказал Анюте, что их там было много, под землей, - рассуждал сам с собой Артур. - Эшелонированная оборона, несколько уровней. Несколько человек могут перебить целый батальон. Жрали всякую гадость в подземельях… А потом их выгнали. Но кто же их мог выгнать, если через болото никакому врагу не пробраться?.."

Самым сложным оказалось провести с собой несколько сотен пустых повозок. Табуны сменных лошадей легко перемещались в кольце всадников, но тяжелые фургоны переворачивались и застревали на переправах. До Самары караван продвигался достаточно быстро: тамошние начальники кое-как следили за дорожным покрытием. Варить асфальт никто не желал, но, по крайней мере, настилали бревна. Проводя ночь в трясущемся броневике, Коваль с возрастающей тревогой представлял, как они пойдут назад. Оставив ядро армии в Тамбове, выступили двумя тысячами клинков, плюс два десятка броневиков на паровой тяге, с пушками и зенитками, а в обозе - сотня пустых грузовых фургонов. Избегали любых конфликтов, даже фураж по пути не закупали, на весь путь затарились у тамбовских ковбоев. Незаметно пересечь страну целой армией - непростая задача. Если им удастся прорваться вниз и поднять на поверхность что-нибудь стоящее, возвращение замедлится вдвое. Или втрое. Или придется встать на зиму лагерем и вызывать подмогу. До сей поры местные жители и носу не совали во мхи. Но если хан пронюхает…

– Огнеметы! - приказал Артур.

Четверка тяжеловозов выкатила на позицию первую цистерну.

"Можно было, конечно, послать в качестве эксперта итальянца, но в нашем безумном государстве главного инженера труднее оторвать от работы, чем президента…"

– Дорога держит, командир! - спустя полчаса доложил полковник. - Желтая дрянь кое-где прогрызла полотно, но камешки на месте.

– Это гравий. Отлично! Как только пройдем болото, готовьтесь выжигать полосу, шириной метров шесть. Следом за огнеметчиками пусть катят насосы с лейками. Поливать в обе стороны!

– Командир, тут вишь как… - Даляр боялся поднять глаза. - Поводок от кошки нашли. Старики-озерники говорят - дело неладно. От ребят ужин тут, на костре остался и барахлишко. И еще одна разведка наша не вернулась. Тоже подчистую, как корова языком… Не тот человек капитан Солома, чтобы без боя сдаться, вишь как…

– Так что ты предлагаешь, отступить? - приподнял бровь Коваль.

От мысли, что президент посчитает его трусом, полковник побагровел.

– Я сыскарей по следам с котами пустил… Тут, вишь как, выходит, что в болото они ушли.

– Как это? - холодея от неприятного предчувствия, переспросил Артур.

– Да так уж… Старики толкуют - потаскуха, аль кикиморой ишо иначе зовется, заворожила ночью, вишь как… Могет быть, я на десяток километров с сотней выдвинусь, осмотрюсь? А тебе, командир, какого рожна первому-то лезть?

– Сам ты кикимора! Час туда, час обратно, да пока мы развернемся… - вслух размышлял Артур. - Нет, Даляр, нам до темноты надо дойти до гор. Что-то не хочется мне тут ночь коротать…

Самодельный карбофос, разработанный Жанной Арро, действовал на всякую вредную флору эффективнее, чем огонь. По опыту, мох горел отвратительно, чадящие ошметки носились в небе, оседая на головы людей. Но в любом подозрительном месте огонь оставался самым верным союзником. Первой за конным разъездом пошла цистерна с паровым насосом, следом - башня с зениткой и только потом командирский вагон.

Спустя пару часов, стоя в верхнем люке броневика, Артур уже без оптики мог различать скалистые образования, покрытые пушистой фиолетовой вуалью. Он уже начал надеяться, что болота удастся проскочить без ночевки, тем более что вокруг вроде бы подсохло. Стало больше кочек; на них произрастало нечто вьющееся, с бледно-зелеными листьями, напоминавшими крапиву. Но ни разу глаза не приметили движения, звериных нор или птичьих гнезд. От шоссе разбегались в стороны весьма сносные проселки; однажды Ковалю показалось, что он видит вдалеке искусственные строения, но тут асфальт закончился, и пошла тряска.

Фургоны покатили в клубах пыли по гравийной подушке. Скорость резко упала, лошади пошли шагом. Колеса паровиков вязли, их пришлось обмотать цепями. Артур выглянул из верхнего люка и убедился в своих худших подозрениях. Дорожники протянули трассу, как положено, но нечто разогрело землю с такой силой, что асфальт растекся и тянулся теперь спекшейся черной коркой, заполнив обочины. Артур взглянул на торопящееся солнце, сверился с часами и мрачно подумал о ночлеге.

Они не успевали, а ночь здесь не сулила ничего хорошего.

Вскоре он смог различить, что блестит впереди. Там мягкая земля уступала место базальтовой подложке, последнему воспоминанию об Уральской гряде. Вдоль голой пологой возвышенности, точно серебряная жила, взбиралась одноколейная железная дорога. Вряд ли это была пассажирская ветка. Скорее всего, кольцевой путь для подвоза грузов к хранилищам. Непонятно только, почему рельсы такие начищенные…

Когда начало темнеть, прискакал вестовой от головного разъезда и принес радостную новость. Вроде бы ребята нашли ровную бетонную поляну, свободную от грязи. В походном кольце караван не поместится, но если загнать повозки вплотную…

Полковник дал сигнал к ночевке.

Сидя на крыше командирского фургона, Артур оглядывал десятки огней вокруг лагеря, прислушивался к пению и перекличкам часовых. За линией пулеметных гнезд, вдоль границы топи, трусили всадники с факелами. В самом центре, в окружении бойцов, батюшка творил вечернюю молитву. Скрипели меха походной кузницы.

Когда стемнело, над трясиной появилось холодное свечение, а вслед за светом пришел звук. Даже самые отважные гвардейцы запереглядывались, неловко скрывая робость. Казалось, что от этого бормотания, от биения невидимых крыльев невозможно укрыться. "Вероятно, статические разряды", - убеждал себя Артур, поеживаясь от леденящего душу курлыканья. На юге, над черными спинами холмов, метались огненные точки. Светляков становилось всё больше, целые вихри неведомых насекомых поднимались, точно искры от костров. Только никаких костров не наблюдалось. "Лучше бы там жили пиявки", - подумал Коваль. С пиявками, по крайней мере, его люди имели дело.

Семерых солдат уже покусали местные комары. Или блохи. Трудно сказать, к какому отряду следовало отнести прыгающих синих тварей размером со скарабея, с недоразвитыми крыльями и двумя парами волосатых челюстей. Неопасные с виду ранки прижгли, но полковник получил строгий приказ: всех пострадавших немедленно запирать в санитарном фургоне.

Из-за гряды облаков выкатилась хмурая луна. Отражая ее бледное сияние, вспыхнули озера желтой грязи, а на склонах засияли покрытые изморозью мхи, словно облитые расплавленной слюдой. Вдалеке, там, куда уходила обугленная полоса свежей дороги, поднимались в небо неровные, почти прозрачные дымки.

– Бесовское отродье… - прошептал кто-то из солдат. - Рази ж тварь Божья выживет в такой-то пакости?

– Эти отродья хуже бесов, - крестясь, пояснил другой вояка. - Против бесов у господина Кузнеца заговор есть. Слыхал небось как он Озерников истребил? А супротив шептунов, что дурман жуют, заговор один - топором по шее…

– Неужто не уговорим сдаться-то? - усомнился солдат. - Неужто пушкам не уступят?

Более опытный товарищ сплюнул и неторопливо набил трубку. В свете вспыхнувшего огонька Коваль узнал одного из ветеранов, служивших в Эрмитаже еще десять лет назад.

– Не уговоришь, потому как они шептуны. Они тебя не слухают, они со своим дурман-богом шепчутся… Да, мнится мне, Степка, горяченько завтра будет…

И словно подтверждая его слова, над спящей искалеченной землей пронесся высокий стонущий звук. Над местом, где закатилось солнце, точно комары, почуявшие кровь, кружили пурпурные облака. Из фиолетовых мхов ветер доносил запах гари.

Шептуны ждали гостей.