Ксана не ушла. Дождалась меня. Иногда она просто прелесть. Наверное, ее сонное присутствие помогло мне навести порядок в мыслях. Благодаря ее сопению в районе ключицы я встал почти готовым к борьбе. И внешне спокойным переступил порог кабинета.

— Мы были в бане, на даче у Сибиренко, ты же понимаешь… — Председатель совета впервые говорит со мной тоном, похожим на извинение. — Видишь ли, дружок, если что-то происходит с актером, задействованным в реализации сценариев группы «Шербет», об этом мне докладывают незамедлительно. Мне и Сибиренко.

Шеф сегодня необычайно разговорчив. Дважды упомянул имя президента компании, это начинает походить на бестактность. Сейчас он ждет, чтобы я вник в смысл последней фразы. Сибиренко — это очень большая величина. И дело не только в деньгах и статусе главы корпорации. Пока Гирин пьет с шефом пиво в сауне, за его судьбу можно не волноваться. Президент не приглашает в баню всех подряд. Он пьет кофе с главой нефтяного холдинга, играет в поло с министрами, а ужинает в закрытых клубах, принадлежащих депутатам от радикальных фракций. Он выдал дочку замуж за полковника из внешней разведки, а сына в двадцать два года уже пристроил пресс-атташе в Венгрию.

О нашем шефе говорят и пишут разное.

Никто точно не был уверен, но шептались об убийстве в позапрошлом году лидера думского Комитета по антимонопольной политике. Человек излишне рьяно нападал на телекорпорации и утверждал, что они втайне объединяются. Человек выступал за ограничение экстрима на телевидении и возглавил комиссию по расследованию психических отклонений у подростков.

В ходе расследования убийства фамилия Сибиренко всплывала несколько раз, но обвинения так и не были выдвинуты. Да, президент одного из питерских телеканалов порой горячо полемизировал с депутатом и вызывался несколько раз на слушания при рассмотрении антимонопольных дел. И даже слышали, как депутат кричал смеющемуся Сибиренко, что выведет «их теневой кабинет» на чистую воду и не устрашится никаких угроз…

Когда я долго смотрю на фотографии шефа в главной приемной, меня охватывает нелепая дрожь. Надолго я оставался один на один с его изображениями всего два раза, когда поджидал в глубоком кресле Гирина. Главная приемная похожа на взлетную полосу аэродрома, а двадцать два движущихся голографических Сибиренко похожи на меня.

Их так много не оттого, что у шефа корпорации мания величия, он и так давно достиг высот Олимпа.

Просто в каждой рамке запечатлены моменты братания шефа с коронованными особами, понтификами и бульдогами из президентской администрации. Каждый, попавший в приемной в плен гостевых кресел, неминуемо проникается осознанием собственной никчемности пред ликами небожителей. Они радушно распахивают объятия друг другу, они небрежно обнимаются над историческими договорами, они меняются папочками с подписанными бумагами на миллиарды долларов, на их спортивных щеках светятся печати счастья.

Большинство этих милых мужчин и женщин с радостью бы выпустили из шефа кишки. Потому что он всплывает слишком быстро. Он всплывает, стремительно торпедируя их снизу в мягкие подбрюшья, и свора тех, кто наверху, вынуждена с робостью уступать местечко в сытной ряске.

Сибиренко пугает многих.

Но моя беда не заключается в лишней робости. Я видел достаточно много высокопоставленных трупов и знаю, как все одинаково кончается. Моя робость и тайная гордость проистекают оттого, что Сибиренко чем-то на меня похож. Это неуловимо и не подвластно психоанализу. Он старше меня на двадцать четыре года и на двадцать кило тяжелее. У него, несмотря на армию медицинской обслуги, начинают свисать щеки и подбородок, расширяется нос и толстеет шея. И вообще, сравниваясь с великими людьми, следует говорить, что это мы их копируем, а не наоборот.

Но когда я болтаю ногами в кресле, мне приятно думать, что телемагнат и мафиози Сибиренко в молодости смахивал на меня…

Мои мысли возвращаются к нашим главным баранам.

— Как такое может быть, чтобы принт заказчика вел трансляцию? Во всех описаниях этих устройств, во всех рекламных роликах указано, что они снабжены исключительно пассивным контуром…

— Ты громче не можешь крикнуть? Выйди в коридор, там еще покричи! — Пухлые пальцы Гирина елозят по столу. — Их нет, но всем хочется их заполучить. В свое время продюсеры «Двоих в тайге» предлагали десять миллионов тому, кто обойдет запреты… Да все спецслужбы только и мечтают добраться до технологии чип-трансляторов. Их делают уже двадцать лет, но, как ты заметил, передающим камерам требуются два условия. Обязательно наружное размещение, на брови, на лбу, где угодно, это требование ООН… А это совсем не то же самое, что внутри черепа, клиентам такие бляшки на морде ни к чему. Во-вторых, никто не рвется получить добавочное излучение в мозг. Все хотят иметь универсального шпиона, но пока не очень получается… Да, мы ведем собственные разработки, нарушаем некоторые соглашения и собственные обещания. Ну и что с того, дружочек? Без хитрости не может быть безопасности. Начнем с того, что это никто никогда не докажет, потому что владеют информацией считанные люди…

Я молчу. У меня такое ощущение, будто с трудом оттерся от коровьей лепешки и тут же с размаху угодил в силосную яму.

— Запомни, дружочек, — воркует Гирин, — никто и никогда не посадит ребят из Серого дома, если докажут, что они внедрили в глазное яблоко чип-транслятор. Если на этом поймают нас, от фирмы не оставят камня на камне, поэтому не болтай лишнего. Даже наши инженеры не знают, что принты постоянно усовершенствуются в одной из наших ведомственных лабораторий. Общество привычно полагает, что при массовом производстве над техникой возможен контроль. Но наши изделия не относятся к массовым, это штучная работа и всегда такой останется…

— Так чип Костадиса передавал сигнал?

Гирин трет нос и внимательно разглядывает ногти.

— Георгий Карлович, мне необходимо знать, нарушаем ли мы закон и насколько вообще законна моя работа здесь.

— Теоретически мы могли внедрить Костадису передающий чип. Чисто теоретически, дружок, я это подчеркиваю, и нечего пучить глаза. Ей-богу, Януш, я уверен, что у всех интересующихся сторон такие наработки имеются, и проблема только в очередном саммите ООН. Стоит разрешить, и сотни фирм рванутся на выставку, предлагая варианты антенн и аккумуляторов… Но я искренне надеюсь, что на это не пойдут… Представляешь, что тогда начнется?

— Не представляю, — честно признаюсь я. — А как эта штука работает?.. Ну, я имею в виду теоретически? Ведь если дом заказчика оснащен «домовым» последней модели, любой сигнал будет перехвачен… Или я не прав? И Костадис догадался бы, что принт передающий?..

— Теоретически! — поднимает палец Гирин. — Теоретически так. Принт оснащается дополнительным следящим контуром и не излучает, если в опасном радиусе находится станция-перехватчик вроде «домового». Он будет молчать, как рыба, пока носитель не окажется на открытом пространстве, вдали от подозрительных электронных схем.

— Но любая схема подозрительна…

— Много ты понимаешь, дружок! Ты просто не представляешь, каков интеллект этих малюток. Януш, извини за прямоту, но ты десять лет просиживал штаны в экономическом отделе Управления, а люди носом землю роют, чтобы вывернуть наизнанку чужую личную жизнь. Чип идентифицирует миллионы вариантов излучений; если не обнаруживает опасности, то посылает короткий шифрованный сигнал во время сна, а усилителем выступает антенна собственного компьютера, вшитого в карман. Но эта простенькая процедура, как ты заметил, пока еще в теории. По крайней мере, для общественного пользования тема закрыта.

— Тогда остается ждать, пока Костадис не захочет вернуться?..

— Ждать особо нечего. — Шеф явно наслаждается бестолковостью своего сотрудника, — Грек спрятался надежно, но успел прислать последнее «прости»…

— Если компания все равно нарушает собственные обещания, зачем было назначать расследование? Вы могли бы вызвать его под предлогом медицинской проверки, зайти в сценарий и раньше, не спрашивая его позволения! Возможно, и Харвик осталась бы жива.

— Не «вы», а ты, дружочек! Зайти можешь только ты.

Гирин смотрит очень пристально. Кажется, до меня начинает доходить.

— Вы хотите сказать, что он?..

— Никто не знает, — кивает шеф. — Не только среди штатных особистов, но и в Экспертном совете, кроме меня, осведомлен всего один человек. Есть много вещей, в которые совсем не обязательно посвящать толпу. Теперь ты кое-что знаешь, это потому, что я настоял. Невозможно постоянно морочить тебе голову… А дело обстояло так. Собрался в свое время узкий круг специалистов, и было постановлено, что на период обкатки нового формата необходимо продублировать контроль. Только и всего, никто не собирался создавать из чужих будней порно. Кстати, насчет «Халвы» еще сомневались, все-таки простейшая схема из двух человек, а вот с «Лукумом» все гораздо сложнее. Я уже не говорю про «Нугу» и дальнейшие разработки. Если хочешь знать, высказывалась даже идея блокиратора. Ты же читал, что из себя будет представлять «Нуга»? Вот мы и обдумывали, как можно остановить шоу без риска для здоровья всех участников, и заказчиков, и перфоменса… Дружок, не гляди на меня с таким ожиданием. Идеи были, но идеями так и остались. Пока что никто не может остановить сценарий аппаратным путем, в этом его слабость. Разве что внедряться насильственно, как ты мне тут давеча предлагал… Ты что думаешь, дружочек, я зря жопу Сибиренко веником охаживал? Мне требовалось его согласие допустить дознавателя к секретной информации. Иначе какой же ты, к черту, дознаватель? Я сказал ему, что ручаюсь за Полонского своим креслом. Головой ни за кого ручаться не буду, а креслом, пожалуй, пожертвую. Нам нужно, чтобы ты разобрался в этом деле.

— Так Костадис прислал что-то для меня?

— Я уж не знаю, чем ты его соблазнил… Такое впечатление, будто в горле застряла сосновая шишка.

— Перед тем как сбежать он абонировал на твое имя ячейку. — Гирин с остервенением скребет подбородок. — Шельмец поступил весьма оригинально, но в чем-то даже честно. Как видишь, он сообщил об этом не тебе, а мне. Очень вежливо, в самых изысканных выражениях. Он написал, что обдумал твою просьбу и не видит причин, чтобы не предоставить запись стрима… В аэропорту, в камере хранения, лежит чип. Костадис сыграл чрезвычайно тонко, однако я пока не понимаю, для чего он так поступил. Информация сотрется, если в стрим попытается войти кто-то, кроме Полонского… Вот так-то, дружок! Съезди, забери, и мы тебя подключим.

— Когда он прислал сообщение? Прямо с борта?

— Я мылся в бане, сколько раз повторять… Часа полтора назад.

— Хорошо, я поеду… А если я один не вытяну расследование?

— Мы будем тебе помогать, но тянуть придется одному.

Я набрал в грудь побольше воздуха. И в этот самый момент тренькнул вызов моего скрина. Я чуть было не отдал команду перейти в режим ожидания, но вовремя заметил, от кого пришло сообщение. Такие сообщения игнорировать нельзя.

Шеф задумчиво ждет, пока я вникну в смысл послания. Оно занимает почти две стандартные страницы и несет в себе гораздо больше любопытных сведений, чем я мог предположить.

— Вы не хотите взглянуть? — Я разворачиваю мягкую «салфетку» скрина перед носом патрона.

Несколько секунд Гирин сосредоточенно вникает, затем на лбу его прорезаются морщины.

— Кто такой… или кто такая это Клео?

Вечно толстяк замечает совсем не то, что нужно.

— Один хороший человек, — говорю я. — Предъявленным данным можно верить безусловно.

— Это очень неприятные, и, я бы сказал — абсолютно не предназначенные для нас данные. Сколько ты заплатил за это? — невинно переспрашивает Гирин.

— Как приятно, Георгий Карлович, что я тоже могу иногда вас удивлять, — вполне искренне говорю я. — Оплату мы договорились обсудить позже.

Хитрые глазки Гирина быстро-быстро шевелятся. От жадности. Он свою жадность даже не пытается скрыть. Когда принимал меня на службу, прямо сказал, что весьма рассчитывает на мои давнишние связи в Управе. И получил прямой ответ, что я всегда готов обратиться к ребятам за советом, но не более того. Гирин тогда покивал и заметил, что, кроме советов, компания ни в чем и не нуждается. Уж как-нибудь сама себя защитит, и в судах, и вне судов…

Клементина постаралась на славу. Здесь присутствовала развернутая директория подставных фирм, за которыми скрывались истинные владельцы игорной сети «Салоники». Кроме Костадиса всплыло еще несколько любопытных фигур.

Я ткнул пальцем в две фамилии. В воскресенье, когда я копался в файлах сценария «Шербет», эти два человека проходили, как будущие заказчики «Лукума». Об одном из них я слышал еще раньше. Рон Юханов, совладелец шестого канала, серьезная шишка на региональном кабельном. Но мне бы и в голову не пришло, что через третьи руки Юханов контролирует восемь процентов акций «Салоник».

— Георгий Карлович, вот этот и этот…

— Вижу, вижу, только молчок, — кивнул шеф Экспертного совета, буравя взглядом следующую страницу. — Считается, что заказы поступают совершенно анонимно. Хотя многие и не скрывают, что купили индивидуальные шоу, но конкурентам это как-то не к лицу, согласись?

— Но вот он, — я показал на фамилию Юханова, — он ведь нам совсем не конкурент…

— А к чему им огласка? — хмыкнул Гирин. — Все это ерунда, ты лучше, дружочек, вот сюда взгляни!

В очередной раз я был вынужден признать, что старый озорник опережает меня на два корпуса.

— «Жажда-три», — сказал Гирин и обвел скрин-маркером в кружочек три фамилии.

Ни о ком из этих людей я раньше не слышал, только одна фамилия знакома. Должно быть, очень крутой уровень, поскольку третья «Жажда», по слухам, обошлась в четыреста миллионов. Я потыкал пальцем, Гирин угрюмо осклабился.

— Угадал, дружочек. Это муж Марины Симак, он совладелец «Жажды», однако упоминать об этом не принято. Не принято, потому что муж гражданский, контракт на свободное сожительство, а для члена правительства пока еще считается нормой традишен.

— Разве Марина Симак не?..

— Она давно не на тиви, она ведет отдел пропаганды в администрации президента.

Я присвистнул.

— Теперь чуешь, дружочек, против кого мы играем? Надеюсь, твой «хороший человек», который любезно передал нам эти данные, не захочет начать собственную партию?

— Нет, нет, — поспешно откликнулся я. — Этот хороший человек слишком занят другими делами. Георгий Карлович, а не может быть так, что мы ошибаемся? То есть мы не ошибаемся в главном, под нас копают, но не с такой высоты.

Гирин почесал нос с таким остервенением, будто решил оторвать его навсегда.

— Это «Жажда», дружок. Твой информатор прав.

— Так вы и… Сибиренко, вы теперь согласны, что Костадису кто-то помог упасть?

Гирин смеется, но глаза его остаются неистово злыми.

— Януш, не позволяй разочаровываться в тебе. Для страховщиков и журналистов это навсегда останется неприятным казусом, по случайности произошедшим во время реализации сценария. И для всего коллектива отдела перфоменса.

— То есть я должен продолжать расследование подпольно и никому не предоставлять официальных итогов? А если что-то случится?..

— Если что-то случится… — хихикает Гирин и чешет нос. Не знаю уж, чем он занимался вчера в бане, но воняет от шефа не слабее, чем обычно. — Уже случилось, но не то, что ты думаешь, дружок. Тебе, конечно, кажется, что нет ничего важнее убийства, но я тебя разочарую. После нашего разговора, в два часа ночи, я разбудил Сибиренко и прямо спросил насчет федеральной агентуры в наших рядах. Я был уверен… Януш, у меня даже тени сомнения не было, что Сибиренко очень быстро все раскопает. У него такие ходы в Сером доме, что… Впрочем, неважно…

Гирин поднес сигарету к губам железной негритянки, сидевшей в позе лотоса на краешке стола. Тонкий аромат кофейного эрзац-табака расплывается по кабинету.

— Важно то, дружок, что Сибиренко впервые не сумел ничего откопать. Он испугался. Против нас ведется война. И как во всех приличных войнах, боевые действия уже начались, и без всякого предупреждения. Они поняли, что истории с Костадисом недостаточно, так легко нас не закопать. Этот хитрожопый грек… Он так, слегка проверил нас на вшивость. А потом без зазрения совести пристрелили девчонку. Теперь я не увижу ничего удивительного, если эти подонки скупят половину мест в «Лукуме» и последующих шоу. Они хором начнут изображать сердечные приступы и кражи со взломом, лишь бы угробить наш «Шербет». Ты понимаешь, что такое «Жажда»?! Это вторая московская кнопка, с ними нелегко тягаться. Они запросто пойдут на убийство, лишь бы дискредитировать Сибиренко… Да, да, дружочек, и не смотри на меня с таким ожиданием!

— Что же делать? Придется отозвать проданные пакеты?

Гирин тушит сигарету и смотрит так, что я снова чувствую себя твердолобым ментом.

— Закатать рукава и драться, дружок! Гони в аэропорт, приезжай сразу в лабораторию, я сам подключу тебя к стриму Костадиса.