Самое забавное, что Серафима меня почти не ругала. Я явился к третьему уроку и, честно глядя ей в глаза, заявил, что прогулял. Но выяснилось, что жабе не до меня, поскольку опоздали еще четверо, все из нашего дома. А занятия вообще хотели отменить.

В нашем доме искали ртуть. Или радиацию, или бомбу, кому как нравится. Но версия с бомбой больше всего пришлась народу по вкусу. Вместо того чтобы грызть науки, мои одноклассники кучковались у окон и до хрипоты спорили, сколько кило тротила надо, чтобы в доме с шестью подъездами разом обвалились все.

Гоша явно перестарался.

Самое потрясное заключалось в другом. Ясен перец, что Жираф позвонил анонимно, но, по слухам, среди соседей немедленно нашлось десятка два человек, уловивших подозрительные звуки и запахи. Про головную боль и вспоминать смешно: у половины пенсионерок при первом опросе заныли все старые болячки.

Я послушал всю эту фигню, отсидел на русском и собрался домой. За сорок пять минут я не понял ни слова, что говорила училка. Она разевала рот, стучала мелом па доске, а у меня перед глазами стояла запрокинутая рожица в полутемном салоне такси. Трясти меня начало еще в метро, на обратном пути, когда я представил, что мог со мной сделать тот очкастый тип в кепочке...

Спасатели и санитары успели разъехаться, а возле нашей парадной торчали ментовский «форд» и еще одна черная «бээмвуха» с тонированными стеклами и нулевыми номерами. На всякий случай я решил ничему не удивляться, но дома меня удивил Сережа.

Мамкин хахаль пребывал в невероятном возбуждении. Ему срочно требовалось на кого-то выплеснуть свои невзгоды, и впервые я его не только не игнорировал, но высказал желание послушать. Он доложил, что еще не было восьми, как приперлись люди со счетчиками, собрали дворников и полезли в подвалы. Затем они лазили по чердакам и звонили во все квартиры. Документы не спрашивали, но с врачами ходил лейтенант из нашего отделения и просил пропустить внутрь, на предмет заражения. Понятное дело, Сережа обкакался, когда начали спрашивать прописку, потому что вслед за бригадой СЭС заявились совсем другие люди, настоящие спасатели, начали шарить по балконам и даже вылезли на крышу. У них с собой были приборы, похожие на полотеры, скорее всего, миноискатели, и две поисковые овчарки. Собаки тщательно обнюхали лестницы и дружно собрались перед дверью тридцать восьмой квартиры...

Но вперед спасателей прикатила черная «бээмвуха», а в ней сидели конкретные чуваки, которым, как выяснилось, было начхать на Сережу с высокой колокольни. У них имелся список жильцов, а по нашему подъезду ребят интересовали лишь две квартиры. Сорок седьмая на шестом и... тридцать восьмая.

По словам наших пенсионерок, с сорок седьмой быстро разобрались. Там обитала Маринка, которая укатила к своему французу месяца на два, она всегда так делает зимой. Ребята из BMW работали удивительно четко. Не прошло и получаса, как выцепили с работы сестру этой Марины и заставили приехать на такси через весь город, чтобы открыть дверь. Ясен перец, никаких бом В и ядов в хате не нашлось, и перепуганную сестру отпустили.

С тридцать восьмой у конкретных ребят вышла промашка. На звонки никто не отзывался, Ярыгину пришлось вылавливать у дочки...

Я слушал Сережу вполуха, поддакивал, смотрел сквозь штору на машины во дворе и осторожно покачивал головой.

Голова — впервые за три недели — не болела! Как рукой сняло — я даже позабыл про остальные горести. Как приятно, оказывается, когда можешь спокойно наклоняться и крутить шеей...

Наконец, спецрейсом, доставили полумертвую от страха Ярыгину. Она появилась в полной уверенности, что квартиранты затопили соседей снизу, то есть нас, или устроили пожар. В пролетах, несмотря на грозные запреты милиции, скопилось человек пятнадцать наблюдателей. Мама была вынуждена бежать на работу, а Сережа выполз, на правах заинтересованного лица, и даже порывался предложить свои мускулы, типа, забраться наверх через балкон. Дрожащая Ярыгина, под присмотром любознательных овчарок и двоих ребят в штатском, отважно сунула ключ в замочную скважину. Дверь не поддавалась.

Хозяйка покрутила ключом и так и сяк, наконец мужикам это надоело, и ей вызвались помочь. Нулевой эффект.

Тогда старуха запричитала, что хитрый Макин, в обход договора, поставил собственный замок. Менты, или кто они там были, резонно попросили ее указать, где этот самый замок на двери находится. Ярыгина пошарила подслеповатыми глазенками, потрогала «глазок» и убедилась, что никаких новых средств обороны ее хата не приобрела. Все те же драная вагонка, подгнивший косяк и болтающийся крючок для сумок.

Опытная дворничиха высунулась через пролет и высказала оригинальную идею. Мол, если не открывается, значит, кто-то держит дверь изнутри. Ментам идея не то чтобы пришлась по вкусу, но вернула их в активное состояние. Кто-то снова повис на звонке, кто-то обрабатывал дверь кулаками, а лейтенант, выслуживаясь перед ребятами в штатском, предложил подогнать пожарный кран и влезть через балкон.

Но тут, как ни странно, его пыл поумерила сама Ярыгина. Видать, ей вовсе не улыбалось, чтобы побили стекла. Старуха вспомнила про официальный договор и заявила, что не хочет выплачивать жильцам, если у них пропадут драгоценности. Ярыгину поддержала дворничиха, она рассказала, что в соседней общаге был такой случай. Милиция вошла в квартиру без хозяев, чтобы кого-то подселить. Взломали дверь, составили акт, и все было замечательно, но жилец, которого насильно уплотняли, накатал заяву, что у него на общей кухне лежали в блюдечке пять штук «бакинских». Он подал в суд на комендантшу, и теперь несчастная тетка обязана выплачивать.

Дворничиха спросила участкового, кто будет платить, если у квартирантов Макиных в процессе ломания окна пропадет пара брюликов. Лейтенант задумался и идею с пожарной лестницей отклонил. После этого в штурме наступила передышка, и тут пришла Лиза.

Сережа заявил мне, что увидел ее впервые, да и то не увидел, пока она не пробилась сквозь толпу к дверям и не поздоровалась с плачущей Ярыгиной.

Я не стал разубеждать Сережу, что они уже встречались, я ведь привык, что Макина умеет сливаться с обстановкой, как и ее отец. Я бы даже поверил, если бы мне сказали, что Лиза проникла в квартиру у всех на виду и никто ее не заметил.

Но она ничего такого делать не стала, невинно поздоровалась и отперла дверь своим ключом. Сережу, ясен перец, никто внутрь не приглашал, туда ворвалась ватага, вместе с псами, и проверяющие забегали по комнатам. Лиза успокаивала хнычущую хозяйку и спрашивала, а что, собственно, случилось. Потом они сверяли ключи и сошлись на том, что хозяйкин ключ заедает, потому что немножко гнутый. Потом они совсем замирились, Лиза даже поехала провожать Ярыгину до метро и купила ей в киоске пакет любимых сухариков. Все это видели соседи. Никаких дополнительных замков изнутри не было, собаки виляли хвостами, точно извинялись за ошибку, и «гости» очень скоро повалили обратно. Ребята из BMW отодвинули Лизу в сторонку и задали ей несколько вопросов, после чего спустились к машине. Видимо, они пытали ее насчет отца, потому что так и не уехали...

— Чего ты смеешься? — прервался Сережа. — Ничего смешного нет, сейчас такое время...

— Я и не смеюсь, — говорю, а самого прямо так и распирает, удержу нет. Наверное, из меня нервы полезли, после утренних-то гонок по метрополитену... А этот дурень, он же и четверти не знает и не замечает, что у него под носом творится. Вот такие, что вечно лежат на диване, потом громче всех любят рассуждать об участии в боевых действиях. А те, кто на самом деле что-то из себя представляет, те ведут себя тихо...

История с ключом меня и вправду позабавила. Не знаю почему, но я ожидал нечто в этом роде. От Макиных я ожидал чего угодно.

...Дворничихе удалось прорваться в тридцать восьмую, и, вернувшись в парадняк, она стала центром общего внимания. К разочарованию любительниц терактов и сериалов, у Макиных не нашлось не то что бомбы — даже длинного столового ножа. И вообще, вся ярыгинская мебель и барахло оставались в полной сохранности, вплоть до ценных иконок по углам...

— Иконки? — перебил я Сережу. — Там точно были иконки?

— Ну да, ну да... Она же верующая, ты разве не помнишь, как в пост чуть не окочурилась? Ты же сам бегал, «скорую » встречал!

— Верно, — сказал я. — Черт, как я мог забыть?!

Я отправился в ванную, отмыл шею от чеснока, отнес головки матери на кухню, а поделки пластмассовые выкидывать пока не стал. Убрал подальше, на шкаф, чтобы никто из пацанов не засмеял. От всей этой глянцевой ерунды никакого проку ждать не приходилось. Если Лизин отец и тот, второй... охотник и пьют кровь, то киношным упырям они явно не родня. Очень плохо.

Рассыпалась самая привлекательная версия. Я вспомнил, как в прошлом году, на Великий пост, Ярыгиной стало плохо, а у них с матерью уговорено по батарее стучать, если что с сердцем... Ярыгина и без того не жрет ни хрена, а тут еще пост, и заодно помер у нее кто-то, сестра дальняя или племянница. Короче, она про свой диабет забыла, хлестала воду и била поклоны, пока не прихватило. К счастью, до радиатора доползла, а в «скорую» я пешком сбегал, у нас тут рядом. Всяко проще, чем названивать...

И как я мог позабыть, что у нее в квартире штук восемь иконок понавешено, и крест большой, в углу над кроватью... Наверное, я из-за головной боли совсем соображать перестал.

Я достал из сумки бутерброды, которые так и таскал весь день, пожевал без аппетита и набрал Гошу.

— Встретимся в клубе, — предложил он и повесил трубку.

— Ты чокнулся, Жираф? — первым делом спросил я, когда мы уселись в курилке. — Ты чего творишь? Хочешь сесть за телефонное хулиганство?

— Ты на меня не гони, Малина! — обиделся он. — Как ты просил, так и сделал. Позвонил и сказал, что голова болит и тошнит. Я в Интернете симптомы посмотрел про отравления — и выдал, по полной программе.

— Ты себя назвал?

— Не... Ты меня за кого держишь?

— И что тебе ответили?

— Сказали, чтобы немедленно пошел к врачу.

— А на кой черт ты этих саперов вызвал?

— Я не вызывал! — Гоша поглядел на меня, как на полоумного.

— Ты видел, что возле дома творится?

— Да меня не было, я до обеда на рынок ездил. Вернулся — сам обалдел.

— Ну хорошо, саперов ты не вызывал... — В башке у меня крутилась какая-то тревожная мысль, но я никак не мог ее ухватить. — И про то, что особенно следует проверить тридцать восьмую, ты тоже не говорил?

— Саня, ты заколебал! — Гоша вскипел, что с ним случалось крайне редко. — Мне твои приколы уже вот где! — Он постучал пальцем по острому кадыку. — Или ты меня за друга считаешь, или иди на фиг! Это твои проблемы, если ты с соседями поделить что-то не можешь, понял?

— Гошик, не гунди, а? — попросил я. — И без того тошно. Никто тебя не просит в чужие проблемы лезть. Ты просто представь себе со стороны. Человек звонит из автомата в поликлинику или там в СЭС и заявляет, что у него болит голова. Или даже, допустим, он говорит, что у него тиф. Ну и что? Разве кто-нибудь ломанется проверять с собаками? Да плевали они, мало ли придурков по Москве звонят в больницы!

— Значит, это не я... — дошло до Гоши. — Значит, их вызвал кто-то другой.

— В том и закавыка... А зачем этот «кто-то другой» вызвал спасателей, а не просто медиков?

— Да что ты ко мне-то пристал?

— Гоша, пожалуйста, не говнись, — очень мягко и вежливо попросил я. — Честное слово, мне не с кем, кроме тебя, побазарить. Ты же не дурак, Гошик. Остальные вообще ни хрена не понимают...Ну, будь человеком, давай вместе подумаем!

— Да ладно, я же ничего... — сразу смягчился мой патрон. — Давай вместе. Только что я могу?

— Пока не знаю, — честно признался я. — Но творится какая-то шиза...

И я рассказал ему про очкастого в метро, и про Макина, и даже про шахматный клуб. Только умолчал про чеснок и иконки.

— Стало быть, кто-то крепко настучал на твоих соседей, — нахмурился Гоша. — Кто-то, видать, их припугнуть хотел?

— Разве так пугают?

— Ну.

— Тогда кому-то очень понадобилось попасть к ним в хату. Ты говоришь, что машина стоит?

— Эта уехала, но пришла другая. У соседней парадной «Волга». Не из нашего двора, и мотор не глушат.

— Саня, я тебя уважаю, но мало ли к кому гости могли приехать?

— Могли и в гости, — согласился я. — Только я из окна следил. Этот, в «бээмвухе», когда мимо проезжал, тому, что; в «Волге», ручкой помахал... Только потом стекло поднял. Смену, типа, сдал, втыкаешься?

— Ну, ты даешь, Малина! — Моему зрению Гоша доверял больше, чем собственному. — И что теперь делать? Пойдешь им все расскажешь?

— А кому «им»? — тоскливо спросил я. — Вот тебе я могу рассказать, ты мой друг. А им я что скажу? Подойду к «Волге» и выдам: мол, соседка сверху обыграла чемпиона по шахматам, а еще она не ходит в туалет, и отец ее любит гулять по метро. Про убитого пацана никто не поверит. Гоша, ты меня в психушке будешь навещать?..

И тут у меня в кармане забренчал сотовый. Я совсем позабыл, что вчера вставил новую карту, купил с выручки от проданной трубки.

— Мама? — удивился я. — Ты уже дома?

— Я давно дома! — пропищала трубка. — У нас сидит Лизочка и ждет тебя. У нее какие-то неприятности, и она сказала, что надеется на твою помощь. Ты появишься? Что мне ей передать?

— Передай ей... — Я посмотрел на озадаченного Гошку и неожиданно для себя рассмеялся. Нервы сдали окончательно, я хихикал и никак не мог остановиться. — Передай ей, что помощь уже в пути.