— Вы можете управлять веслом? — спросил Мун.

— Как индеец.

— Отлично. В таком случае, правьте.

— Куда направить лодку?

— Прямо к середине острова. Он велик, и если нас ночью отнесет в сторону, то мы все равно приблизимся к нему. Вы хорошо плаваете?

— Как рыба.

— Прекрасно. Долго эта лодка не может держаться на плаву, и если она наполнится водой, то мы можем, плавая, опрокинуть ее и снова поплыть в ней дальше.

— Мы ведь этого не сделаем ради забавы?

— Конечно, нет. Нам нужно помнить про нашу провизию и жадных акул. Я бы очень хотел иметь какой-нибудь парус.

— Далеко ли до Папити?

— Около пятнадцати миль.

— В таком случае, если мы будем делать хоть одну милю в час, то доберемся домой завтра утром.

— Я думаю, что раньше.

— О, счастье! Неужели завтра ночью я буду дома, в своем уютном бунгало? Мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как я там была. Сейчас я чувствую, что стала совсем первобытной женщиной. Не думайте, что это мне очень нравится. Когда я вернусь домой, то в течение целой недели ничего не буду делать и все внимание и время уделю туалетам. А что вы будете делать, Джек Мун?

— Найду себе работу по разгрузке судов, если только меня на посадят в тюрьму.

— Чепуха! Я вам говорю, что ничего подобного не будет. Помните, что я отдаю вам во владение мои кокосовые плантации.

— Мне кажется, что я не могу их принять.

— Не будьте так упрямы и чересчур горды. Не будем пока говорить о передаче в собственность. А управлять ими вы будете? Вы же согласитесь помогать мне?

— Я помогу вам в чем угодно.

— Отлично. Отныне вы назначаетесь управляющим моими владениями на острове Моореа, вы — преемник Кальвина Гридлея.

— Если вы настаиваете, я постараюсь сделать все возможное.

— Жалованье ваше будет шесть тысяч долларов в год.

— Я не могу принять такого жалованья.

— Что же, как новичку положим вам пять тысяч.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет, сэр. Никогда не была так серьезна. Я говорю то, что думаю. А теперь слушайте дальше. Когда мы высадимся на берег, я выдам вам аванс в счет жалованья, и вы накупите себе костюмов, белья — всего, что только можно будет найти в Папити. Затем вы сбреете эту противную бороду и принарядитесь. Вы будете со мной посещать рестораны, театр, совершать прогулки — одним словом, проводить время в моем обществе. Конечно, если это вам понравится… Вы как будто не очень рады этому. Разве вы не хотите пожертвовать своей драгоценной бородой? Можно подумать, что вы хотите носить маску.

Он нагнулся к веслу так, чтобы она не могла увидеть его лица.

— Я сниму ее, если вы хотите, — сказал он через минуту.

— Ладно. Я сделаю из вас джентльмена и буду гордиться вами, Джек Мун.

Они долгое время молча гребли по спокойному морю, залитому знойными лучами солнца. Затем Фелиция снова заговорила.

— Вам, должно быть, страшно жарко в рубашке. Почему вы не снимаете ее?

Она увидела, что все его лицо, несмотря на загар, залилось густой краской стыда.

— Я хотел это сделать, — ответил он, — но стеснялся.

— Не стесняйтесь. Не забудьте, что я художница и рисовала нагих натурщиков. Кроме того, во время войны я работала сестрой милосердия. Между прочим, вы были на войне?

— Нет.

— Вот странно. Вы лишились великих переживаний. Где вы были?

Он мог бы правдиво ответить: «В тюрьме». Но он лишь пробормотал:

— Некоторые обстоятельства помешали мне.

— Снимите же рубашку. Я — ни скромная маргаритка, ни краснеющая роща. Кроме того, я была замужем.

Он удивленно взглянул на нее.

— Разве вы не знали? — спросила она.

— Нет, я думал…

— Вы думали, что я резвая, глупая девица. Нет, я не девица. Я вдова. Правда, не очень веселая…

Она замолчала на минуту, а потом продолжала:

— Мой муж был авиатором и погиб в первые дни войны… Нам нечего стесняться. Ведь мы тут сталкиваемся с почти нагими туземцами. Кроме того, я все равно собиралась попросить вас позировать в одной лишь набедренной повязке.

Он снял рубаху и продолжал грести. Она восторгалась игрой его мускулов, вздувавшихся при каждом взмахе весел.

— Знаете ли, вы красавец. У вас удивительное телосложение.

Он перестал грести.

— Перестаньте, пожалуйста. Вы смущаете меня. Мне придется надеть рубашку.

— Ну ладно, перестану. Я восхищаюсь как профессионал-художник. Я бывала на состязаниях боксеров, но ни у кого не видела такого телосложения, как у вас. Вы были бы прекрасным боксером!

— Неужели?

Они плыли по чудному морю. Дельфины ежеминутно с шумом пролетали мимо них. Легкий ветер слегка рябил голубую поверхность и ускорял движение лодки.

— Ветер как раз попутный, — заметил Мун. — Жаль, что мы не можем им воспользоваться.

— Да, жаль, что у нас нет паруса. У меня нет даже носового платка.

Его взор упал на снятую рубашку. Он распорол боковой шов и привязал рубашку к веслу, которое предварительно прикрепил на носу. Импровизированный парус слегка надулся.

— Смотрите! Это поможет нам быстрее двигаться. Если ветерок не ослабеет, то мы сможем попасть в Папити еще до полуночи.

— Значит, я переночую под собственной кровлей?

— Вряд ли. Нам не удастся ночью пробраться через проход у рифов. Лучше не торопиться.

Они с аппетитом съели хрупкие бисквиты и утолили жажду апельсиновым соком. Прошло еще три часа, и Фелиция, почувствовав усталость, задремала. Проснувшись, она радостно огляделась вокруг.

— Смотрите! -воскликнула она. — Моореа уже почти не видно, а Папити обрисовывается все яснее и яснее. Мы, по-видимому, на полпути.

— Да, а по солнцу теперь около пяти часов. Мы двигаемся замечательно быстро.

Вскоре солнце скрылось позади Моореа, и, как в тумане, они увидели мерцающие огоньки — Папити. На темном небе появились дрожащие звезды, ветер ласково волновал море.

— Вы лучше лягте и усните, — посоветовал Джек.

— Я попробую, хотя думаю, что мне не уснуть.

Она легла на дно лодки и зажмурила глаза, а он продолжал грести.

Как он был счастлив! Если бы только он мог служить ей — это было все, чего он жаждал. Он был готов это делать всю свою жизнь. Если он будет управлять плантациями, то всегда будет встречаться с ней. Ах, если бы только все кончилось этим — как было бы хорошо! Неужели злой рок перестал преследовать его?

Ему казалось странным, что он находится наедине с ней среди морского простора. Она спала, как усталое дитя. Она, должно быть, питала к нему полное доверие. Они были вдвоем в утлой лодке, и лишь малейшая случайность отделяла их от смерти. Плывя по глубокому морю, полному неведомых ужасов, они не испытывали никакого страха.

Огоньки Папити стали еще отчетливее выделяться на темном фоне побережья. Ему пришла в голову мысль, что с появлением луны удастся пройти через коралловый проход у рифов и попасть в гавань. Если бы только он мог это сделать — какой сюрприз это был бы для нее! Он бы разбудил ее и сказал, что она дома. Он с удвоенной силой налег на весла. Как счастлив он был!