В течение продолжительного путешествия из Сиднея в Саутгемтон отвращение Джерри к боксу достигло крайнего предела. Он возненавидел арену со всеми ее приманками, он с ненавистью относился к зрителям и лишь к своим собратьям-боксерам у него еще оставалась доля сожаления и сочувствия.

— Дорогой Чик, — обратился к приятелю Джерри, — не считай меня подлецом, но я должен предупредить тебя, что собираюсь расстаться с тобой.

— Что? Неужели ты хочешь бросить бокс?

— Да. Мне противно. Один лишь вид боксерских перчаток вызывает у меня отвращение.

— Это пройдет. Тебе предстоит колоссальный успех, и ты скоро забудешь о всех невзгодах.

Джерри вздохнул.

— Я знаю, Чик, — сказал он. — Успех сулит нам материальные блага, и я постараюсь оправдать твои надежды. Но, Боже! В душе у меня ад. Вообрази только, чем больше моя популярность, тем больше риска, что раскроется мое прошлое. А знаешь, о чем я думал сегодня утром?.. Я думал о том, что недурно было бы мне бросить этот противный бокс, поселиться в Австралии и зажить спокойной жизнью фермера. Быть может, обзавестись женой и кучей ребятишек. Для меня это было бы счастьем, я мог бы сделать их счастливыми.

— Перестань хандрить, Джерри. Фермерство — это недостойно тебя. Ты не создан для сельской жизни. Тебе предстоит всемирная известность, она принесет тебе несметные богатства. Доверься мне, и все уладится.