Хотя Фелиция жила в Папити всего лишь три недели, она вполне ознакомилась со всеми достопримечательностями города и окрестностей. Это был настоящий рай: каждое место, каждый пейзаж пленяли ее своей красотой. Всюду находила она темы для живописи и вскоре почувствовала сильный прилив вдохновения.

В своем небольшом восхитительном бунгало она отдыхала душой. Ничто не тревожило ее, ничто не могло помешать ей наслаждаться окружающей экзотической природой. Ей казалось, что она здесь живет многие годы. Никакие великие мировые события не интересовали ее больше. Лишь иногда она думала о том, что скоро прибудет пароход и доставит вести о полубезумном мире, который она оставила. С течением времени она даже возненавидела эти новости и считала их Назойливыми, случайными тенями, которые ей хотелось забыть под лазурным небом Папити, у пленительного моря, среди бесконечно чарующей прелести зеленеющих пальм и благоухающих цветов.

Набережная всегда влекла ее к себе. Она любила глядеть на приходившие и уходившие шхуны. Шхуны вызывали в ней думы о различных приключениях на море. Ведь какие только истории можно было бы написать об этих маленьких суднах, смело пускавшихся в далекое странствование, об их туземцах-матросах, которые вели судно по звездам и чуть ли не чутьем ориентировались среди безбрежного простора морей. Море, казалось, обворожило ее.

Но не она одна любовалась морем. На берегу, в тени кустов, она заметила рослого, статного парня, который часами просиживал на месте и был целиком поглощен чтением. Он привлек ее внимание своей идеальной фигурой и приятной внешностью. И не раз подумала она о том, согласился ли бы он позировать для нее.

Однажды вечером Фелиция завершала свою обычную прогулку вдоль побережья. Луна ярко сияла. Небо было усеяно звездами. На коралловом берегу туземцы ловили рыбу. Полунагие, при свете фонарей они казались бронзовыми статуями. В их ведрах плескались небольшие серебристые рыбки. Привязанные к набережной шхуны тихо качались, а из таинственной темноты, перемешиваясь с плеском волн, доносились сладострастные звуки мандолин и гитар. Ее захватила нега ночи, и мечтательная, далекая от действительности, она вернулась домой.

Долго не могла она прийти в себя. Она все мечтала и мечтала. Случайно ее взгляд упал на стену, у которой стояла кровать. Как раз над изголовьем она увидела огромного паука. С детства испытывая страх перед пауками, она не смогла удержаться, чтобы не закричать. Это был крик, полный ужаса, словно ее преследовало страшное чудовище. Паук, казалось, направлялся прямо к ней и вселил в нее такой страх, что она несколько раз истерически вскрикнула в надежде, что кто-либо из прохожих услышит ее и придет к ней на помощь.

Не прошло и нескольких секунд, как кто-то прыгнул на балкон. На пороге появился он.

Это был коренастый мужчина, одетый в безукоризненно белый костюм.

— Я здесь, — воскликнул он. — В чем дело?

Она указала на отвратительное существо. Он неустрашимо схватил паука руками и быстро выбросил в окно.

— Слава богу! — со вздохом облегчения произнесла она. — Вы явились как раз во время. Еще одна минута — и я бы упала в обморок. Вы .вполне заслуживаете ордена Почетного легиона.

Он поклонился.

— Для меня является наградой возможность услужить такой милой леди, как вы, — льстиво сказал он.

— Вы так же любезны, как и храбры. Я никогда не забуду бесстрашия, с каким вы бросились ко мне на помощь.

Он не дал ей забыть о нем, так как с момента их встречи он настойчиво преследовал ее. Его звали Гиацинт Борегард — он был наполовину француз, наполовину таитянин. Образование он получил в Париже и владел богатыми плантациями где-то на севере Таити. Резиденцией же он избрал город Папити, где пользовался славой победителя женских сердец.

«Несомненно, — думала Фелиция, — он наметил меня своей очередной жертвой».

Эта мысль несколько подзадорила ее пофлиртовать с ним. Она решила поиграть с ним и в должный момент бросить. Правда, игра была очень опасная, но в ней была страсть игнорировать опасность.

Она расспрашивала его об обычаях местного населения и всегда получала интересные сведения, хотя он рассказывал об этом не очень охотно. Он предпочитал говорить о любви и Париже. Подобно большинству местных жителей не чисто туземного происхождения, он ненавидел туземцев. Он на каждом шагу старался показать себя настоящим джентльменом. Однако Фелиция ни на одну минуту не сомневалась, что его учтивость и тактичность были напускными. Он был высокого роста, прекрасного телосложения, со склонностью к полноте. Жгучий брюнет со смуглой кожей, он обладал черными глазами, в которых вечно играл огонек сладострастия. Местные женщины считали его неотразимым, и он шел своей победоносной дорогой, оставляя позади целую вереницу разбитых сердец.

Однажды, возвращаясь домой, Фелиция обратила внимание на стоявшую в стороне от других жилищ хижину, дверь которой была открыта. Заглянув туда, она увидела могучего скитальца побережья, Джека. На нем была лишь цветная набедренная повязка — таким образом она успела заметить, что он действительно обладал идеально развитым телом. У нее снова появилось желание пригласить его в качестве натурщика.

Она поделилась этой мыслью с Гиацинтом (так называла она про себя мистера Борегарда), но тот обескуражил ее. Береговые бродяги, по его словам, всегда были самыми отъявленными бандитами, а на Таити они в особенности отличались крайней жестокостью.

«Неужели и этот красавец такой же негодяй?» — думала она.

Правда, бородатый, со смуглой кожей, он немного напоминал ей морского пирата, но вместе с тем она чутьем угадывала, что могла бы скорее довериться этому пирату, чем Борегарду с его изысканными манерами.

Поддавшись влечению возобновить занятия живописью, она уселась в один прекрасный вечер на берегу за мольбертом и стала рисовать этюд с острова Моореа. Она долго работала над дивным пейзажем, когда вдруг, случайно оторвавшись от работы, она увидела своего пирата. С книгой в руке, он сидел совсем близко на скамье и удивленно глядел на нее. Однако, увидев, что она взглянула на негр, он быстро опустил глаза и начал читать книгу. Украдкой следя за ним, Фелиция заметила, что он продолжал пристально рассматривать ее.

Наконец она не выдержала, встала и, подойдя к скамье, села рядом с ним.

— Не уходите, пожалуйста, — сказала она, когда он поднялся, чтобы уйти.

Молча он сел снова и углубился в чтение книги. Она закурила папиросу и, пуская дым кольцами, сбоку оглядела его. На нем не было шляпы, и солнце местами слегка обесцветило его черные курчавые волосы. Из-за большой бороды трудно было судить о его лице, но оно безусловно говорило о силе и решительности. Его фигура была атлетической, и он мог служить замечательной моделью римского гладиатора. Фелиция первая нарушила молчание.

— Если вам нужны книги, — заговорила она, — я могу дать вам кое-какие романы.

Он поднял глаза и посмотрел на видневшийся вдали риф. Тут она заметила, что он читал трактат Платона «Республика».

— Благодарю, — сказал он тихо, — я не читаю романов.

«Ловко обрезал меня», — подумала она, но не сдалась и продолжала разговор.

— Простите. Вы окончили колледж?

Не отрывая глаз от рифа, он печально покачал головой.

— Нет. Я стараюсь восполнить то, что упустил в юности…

— Понимаю… Хотите папиросу?

— Нет, благодарю вас. Я курю трубку.

Прошло несколько минут в молчании.

— Не согласились бы вы позировать для меня? — наконец сказала она. — Я сочла бы это за честь.

Он, по-видимому, смутился.

— Не знаю… Я скоро ухожу отсюда.

— Тогда, может быть, когда вы снова будете здесь? Разрешите узнать ваше имя? Меня зовут Арден, Фелиция Арден.

Он колебался. На его строгом лице мелькнула загадочная улыбка.

— Джек

Затем, взглянув на безоблачное голубое небо, на котором показался бледный диск луны, он добавил:

— Джек Мун.

Через минуту он встал и ушел, а она снова принялась за живопись.

— Так вот он какой — мой пират, — задумчиво произнесла она. — Джек Мун!