В предыдущей главе мы уже встретились с понятием Хварно. По поводу наиболее ранней письменной фиксации этого термина и причине, по которой в различных текстах говорится то о Хварно, то о фарне, Б. А. Литвинский пишет: «Древнеиранское hvarnah– появляется уже в конце VIII в. до н. э. в ассирийских клинописных источниках, отразивших его в формах pa-ar-nu и par-na (в составе имён собственных). В Авесте оно встречается в форме xvarənō (xvarənah); в ахеменидских надписях и в эламских табличках из Персеполя – farnah. Форма с начальным f– отражает, как принято считать, мидийское произношение этого слова, широко распространенное во всем иранском мире (лишь в персидском наряду с farn сохранилось продолжение авестийской формы xvarr)». Поскольку имя Рюрика некоторыми исследователями сближается со славянским мифологическим существом Рарог, который, как отмечают специалисты, также был связан с Хварно, необходимо сначало выяснить, что представляло собой это одно из самых сложных понятий иранский мифологии. Крупный отечественный иранист В. И. Абаев характеризует фарн как «общеиранское полурелигиозное понятие, точное значение которого трудно определить; будучи дериватом “неба-солнца”, оно обозначало все то благое, источником чего древние мыслили небо-солнце: “небесная благодать”, “благополучие”, “преуспевание”, “благопристойность”, “мир”, “тишина”; “если бы я фарном народа создал себе славу и почет!”, “фарн да будет на вашем собрании”, “заклинаю твоим фарном, твоим ангелом”, “день идет и несет (с собою) фарн”, “явилась наша весна для счастья мира, от ее фарна возликовали поля”, “реки несут фарн”, “тише, не забывайте о фарне дома”. Восходит к иранскому hvarnah (от hvar – “солнце”); перс. farr – “блеск”, “великолепие”, “пышность”, согд. farn (frn, prn) “слава, знамение”, farnbertak “носитель фарна”, farnxwantak “наделенный фарном”, βαγιfarn “божий фарн”, сак. pharra (-farra) “звание”, “достоинство”, ав. hvarnah “слава”, “величие”, “сияние”. В осетинском есть фамильное имя Фарниевы, в нартовском эпосе один из главных героев зовется Бурæ-фæрныг или Борæ-фæрнуг, т. е. “Бора наделенный фарном”».

В. Н. Топоров отмечал, что понятие фарна восходит к древнеиранскому hvarnah-, обычно трактуемому как обозначение солнечного сияющего начала, божественного огня, его материальной эманации (ср. вед. svar, «свет», «сияние», «блеск», «солнце»), возрастающей, прибывающей, расширяющейся силы, нечто желанное, достигнутое, откуда – «хорошая (благая) вещь», «желанная вещь», «благо», «имущество». В различных иранских языках данное слово могло означать «слава», «величие», «блеск», «сияние», «харизма», «знамение», «обилие», «счастье», «мир», «царская слава», «царское величество» (ср. – перс. xvarrah), «блеск», «великолепие», «пышность», «положение», «ранг», «достоинство», «звание» и т. д. Исследователь подчеркивает, что в иранской мифопоэтической традиции фарн – это «божественная сущность, приносящая богатство, власть и могущество; державная сила». Он мог выступать и как неперсонифицированное сакральное начало абстрактного или конкретного (материальный символ) характера, и как персонифицированный божественный персонаж. В Авесте фарн – обычно некая сакральная благая доля, «хорошая вещь» (Яшт, XVII, 6). Им могут владеть божественные персонажи, дарующие его людям, сами люди, для которых фарн обычно воплощается в богатстве (Яшт, Х, 8; Ясна, 60, 2, 4), доме, жене, детях, скоте, здоровье. Фарн имеет общие атрибуты с едой, пищей, которая в иранских языках может обозначаться тем же словом, что и фарн, или его производными. Фарн выступает и как добрый дух – охранитель дома, в случае смерти хозяина он покидает дом, если не соблюдены некоторые условия (ср. отражения в осетинской традиции: пословица «Тише, не забывай о фарне дома», представление о том, что отцовский фарн не уходит в царство мертвых). В ряде случаев дарителем фарна выступает солнце. Тот, у кого есть фарн, – «обладатель благой судьбы». Фарн непобедим и могуществен, он спутник победы, являющийся в виде сияющего огня («Перед Митрой летит пылающий огонь, могущественный фарн кави». – Яшт, Х, 127). Образ сияющего фарна, высшей божественной доли, находящейся в обладании верховной власти (царя), получил воплощение в царском нимбе. Более поздняя традиция усвоила образ фарна как символ незыблемости шахской власти в Иране. Особый престиж, который связывался с понятием фарна, предопределил чрезвычайно широкое использование этого слова в ономастике, в том числе и царской. Подобные примеры зафиксированы в скифско-сарматской [Φάρνης (ср. осетинскую фамилию Fœrniatœ), Φάρνάχης, Φαρνοξαρθος, Χοφαρνος, Πιτφαρνάχης, Σαιταφάρνης и др.], согдийской (βγyprn=Bagçfarn, Nanefarn, Wγašefarn и др.), парфянской (Mtrprn=Mihrafarn, Prnbg= Farnbag, Brzprn=Burzfarn и др.), хорезмийской традициях, а наиболее древние примеры встречаются еще в ассирийских клинописных источниках. Поскольку отчетливые следы почитания фарна зафиксированы у скифов и сарматов, не подвергавшихся религиозному влиянию Авесты и не находившихся под властью ахеменидских царей, это понятие как минимум должно было возникнуть еще в период иранской общности. Сравнительно недавно А. Лубоцкий предположил, что индоиранское parHnas изначально обозначало «владычество, власть», а значение «изобилие» появляется у него позднее.

Теперь, когда читатель познакомился с мнениями отечественных специалистов и получил хотя бы общее представление об этой таинственной сущности, рассмотрим, как древние тексты описывают некоторые аспекты Хварно. Наиболее ценным и ранним источником в этом отношении является Авеста. Хоть во всей этой священной книге зороастрийцев проводится последовательная монотеистическая тенденция возвеличивания Ахура-Мазды, однако из «Замйад-яшта» становится известно, что Хварно не принадлежало ему изначально и было добыто в результате борьбы с силами зла:

Из этого текста становится ясно, что Хварно не было создано Ахура-Маздой, а изначально представляло собой некую мистическую субстанцию, которую стремились получить как силы добра, так и силы зла. Из последних строк следует, что обладание им дает богатство, представляемое в обществе скотоводов в виде скота и пастбищ, и победу, дающую возможность сразить всех врагов. Обращает на себя внимание и состав гонцов, которых отправил Святой Дух, – Благая Мысль, Истина и Огонь. Если первые две являются персонификацией абстрактных понятий, то огонь – это природная стихия, тесно связанная в архаичном сознании с солнцем. Эта связь фарна с огнем следует и из названия первого из трех священных огней Atar Farnbag, установленного, по преданию, в Хорезме. «Бундахишн» так повествует о его связи с первым царем Йимой: «Все деяния, которые совершил Джам в свое царствование, были совершены им с помощью этих трех огней». Предания об этих огнях достигли и Античного мира: «Рассказывают… что маги хранят у себя на никогда не гаснущих очагах упавший с неба огонь, маленькая частица которого, как приносящая благополучие, была некогда подносима, как говорят, азиатским царям».

В результате борьбы антагонистических сил Хварно оказывается на море Ворукаша, «в глубинах бездны вод», где им сразу завладел Апам-Напат. Его имя означает «Внук Вод» или «Потомок Вод». Как полагают исследователи, возможно, некогда он считался демиургом и создателем человеческого рода, но в индоиранскую эпоху почитался уже как водный бог и персонификация грозовой молнии. Персонаж с этим же именем есть и в ведийской мифологии.

В другом гимне Хварно владеет Ардви Сура Анахита, имя которой означает буквально «влага сильная, чистая (незапятнанная)», которая дарует его по своему усмотрению:

В «Замйад-яште» этот эпизод описан более подробно:

 Достать то, чем владеет Спитама-Заратуштра,

Хоть слово Хварно там и не упоминается, будучи заменено на «удачу», но именно эту богиню в «Ардвисур-яште» различные персонажи иранской мифологии молят о даровании им власти над миром:

Далее ее молит Трайтаона об удаче для победы над Трехглавым Змеем Дахакой. Как и Йима впоследствии ее просит даровать власть Кави-Усан, Хаосрава, получающий от богини подобного рода удачу.

Следует отметить, что сама Ардви Сура Анахита описывается в Авесте как богиня, одетая в бобровую шубу:

Однако бобры ни на территории современного Ирана, ни на территории Средней Азии, откуда далекие предки современных иранцев могли прийти на Иранское нагорье, не водятся. Кроме того, общеиндоевропейское слово b(h)ib(h)er/b(h)eb(h)er первоначально означало просто «коричневый», «блестящий». Живущее в воде животное оно стало означать только у ограниченного круга народов: авест. bawra-, bawri-, лит. bebrus/ bebras, прус. bebrus, русск. бобер , др.-в. – нем. bibar, др. англ. beofor. Весьма показательно, что в санскрите данный коронь продолжал означать просто определенный цвет, а не бобра, что говорит о том, что название бобра появляется у иранцев относительно поздно, уже после распада индоиранской общности. Кроме того, в этом же ареале он оказывается связан с нижним миром: в Авесте бобер связан с богиней вод Анахитой, в славянских песнях «черные бобры» соотносятся с корнями мирового древа, а в латышских народных песнях божественные близнецы пляшут в шкурах бобра и выдры. Отметившие эти черты Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов констатируют: «Эти особенности балтийской, славянской и авестийской традиций, не находящие параллелей в других индоевропейских традициях, подтверждают в культурно-историческом плане вторичность приобретения особой значимости этими видами животных…» Н. Л. Членова, рассматривая древние контакты иранских племен, выдвигает гипотезу, что данная характеристика богини появилась в Восточной Европе: «Бобровая шуба Ардви Суры Анахиты в цитированном описании – реликт ее доахеменидской сущности, когда она была богиней-рекой, олицетворением Волги, и бобр был ее священным животным». Если это так, то тогда и связанные с Хварно представления могли стать известны славянам во время их древнейших контактов с предками иранских племен в регионе Волги. Поскольку образ богини как дарительницы Хварно своими истоками восходит еще к эпохе матриархата, он, по всей видимости, древнее образа бога, дарующего эту же мистическую сущность своему избраннику.

Мотив пребывающего в водах Хварно, дающего власть своему обладателю, весьма архаичен. Основанный на этом представлении ритуал у обитавших на Дону «женоуправляемых» сарматах описал античный автор Псевдо-Плутарх: «Танаис – река в Скифии; она прежде называлась Амазонской… В ней находят также камень, похожий на хрусталь и увенчанный короной, наподобие человека. Когда умрет царь, туземцы производят выбор нового у реки; кто найдет такой камень, тот сейчас же избирается в цари и получает скипетр покойного». Анализируя это и другие известия о почитании сарматами данной реки, К. Ф. Смирнов отмечал: «Танаис выступает здесь как местное божество, как героизированный предок туземцев Дона (он сын амазонки), благословляющий на “царство” того, кто приобщится к власти через обладание священным фетишем – камнем, увенчанным короной». Поскольку именно находка в реке камня давала право на власть, можно предположить, что у этих кочевников он выступал материальным олицетворением Хварно. Однако находящееся в воде Хварно давало не только власть: «В Бахмаи-яште 2,1 встречается упоминание, что фарн – это всеведущая мудрость в виде воды, которую пьет Зороастр». Это показывает, что мудрость, считавшаяся неотъемлемой характеристикой правителя для восточной половины индоевропейского мира, также могла быть связана с Хварно.

Как следует из этимологии, традиционно указывающей на такие родственные ему слова, как иран. hvar, «солнце», санск. svar-, оно было связано и с дневным светилом. В другом гимне говорится:

В данном случае словом «счастье» было переведено авестийское понятие «Хварно». Хоть авестийского Митру едва ли правильно считать богом солнца в буквальном смысле, однако в его образе присутствуют весьма заметные солярные черты. В связи с этим показательна такая картина, когда за Митрой летит бог войны Вэртрагна, а впереди Хварно царского рода:

В условиях непрекращающихся войн весьма важную роль в жизни древних иранцев начинает играть бог войны, весьма тесную связь которого с Хварно авестийские гимны не преминули отметить. «В среднеперсидских зороастрийских книгах фарн часто характеризуется как “непобедимый”. В Авесте он выступает как неизменный спутник победы. Hvarnahvant – “обладатель фарна”, “обладатель счастья”, “счастливой судьбы” – один из эпитетов удачливого и могущественного правителя». Само имя иранского бога войны (в отечественной литературе он также называется и Веретрагной) означает «Побивающий защиту» и на самом деле является родственным эпитету индийского божества Индры, верховного главы ведийского пантеона. В посвященном ему гимне сначала описывается явление Вэртрагны Заратуштре, после чего это божество описывает пророку свои качества.

Далее гимн продолжает перечислять различные воплощения этого божества. Второй раз Вэртрагна явиляется Заратуштре золоторогим быком, третий раз белым конем, четвертый раз верблюдом, пятый раз вепрем, шестой раз прекрасным юношей.

Вслед за этим восьмой раз Вэртрагна является в облике барана, девятый – козлом, а десятый в качестве великолепного, богоданного мужа, златой клинок держащего. Какую именно птицу создатели Авесты назвали словом варагн, исследователям однозначно установить не удалось. Некоторые, основываясь на созвучии, отождествляли ее с вороном, однако его едва ли можно охарактеризовать как быстрейшую и скорейшую из всех птиц, нападающую на свои жертвы в полете. В. Н. Топоров полагает, что это был сокол, свойства которого гораздо более точно соответствуют тексту гимна. О том, что данная инкарнация была особенно значимой для этого божества, говорит и то, что впоследствии данная птица стала изображаться в качестве его атрибута: «Одним из воплощений Вэрэтрагны была хищная птица vārəγna (Яшт 14, 19). Именно с этим атрибутом изображается Вэрэтрагна на кушанских монетах: на его шлеме сидит хищная птица, возможно, орёл или сокол. <…> Учитывая же близость функций Вэрэтрагны и фарна, следует полагать, что в сакском, савроматском и скифском искусстве тема хищной птицы была связана с представлениями о божествах военной победы, могущества и обилия». На древность птичьего воплощения Хварно указывают не только североиранские параллели, но и то, что в самом Иране в поздних зороастрийских тестах, по наблюдению Б. А. Литвинского, встречаются лишь три представления о видимом образе фарна: газель, баран и нечто, имеющее вид огня или тесно связанное с огнём.

Об особой значимости этого птичьего воплощения Вэртрагны говорит и то, что именно оно было непосредственно связано с мистической сущностью царской власти. Этой сущностью первоначально обладал Йима, самый первый царь в иранской традиции. Выше уже отмечалось, что первоначально его Хварно воплощалось в виде священного огня. Когда же он согрешил, то, согласно «Замйад-яшту», данная мистическая сущность разделилась на три части и покинула его:

Авеста не сообщает, в чем именно состоял грех Йимы, однако, очевидно, он был связан с тем, что первый правитель отвернулся от Правды и обратился ко Лжи. Данный древнеиранский миф был изображен на кушанской монете Хувишки (150-190 гг. н. э.), где мужчина с копьем и в царском одеянии на вытянутой руке держит хищную птицу с расправленными крыльями, готовую взлететь (рис. 17). Надпись на монете гласит ιαμþο, что, по мнению ученых, является бактрийской формой древ. – иран. yama-xšāwan или сокращенной формой Iamšēdo. «В любом случае не вызывает сомнения, что перед нами не кто иной, как иранский мифологический персонаж, известный из Авесты под именем Йима. Таким образом, птица, сидящая у Йимы на руке, – безусловно, vārəγna – воплощение его xvarənah. Несмотря на то что кушанский Ямшо, в отличие от авестийского Йимы, несомненно является божеством, эта сцена на монете Хувишки – редкий в искусстве древних иранцев пример непосредственного сопоставления сюжета с авестийским текстом». Это уникальное изображение показывает, как представляли себе Хварно в виде птицы Варагн если не сами создатели Авесты, то, во всяком случае, носители данной традиции в самом начале нашей эры. В более позднем тексте, пехлевийском «Ривайяте», говорится, что после того, как эта чудесная птица отлетела от царя, счастливая судьба и верховная власть Йимы исчезли.

Рис. 17. Йима с птицей Варагн на кушанской монете. Источник: Шенкарь М. А. Об иконографии x̌arənah и его роли в идеологии древних иранцев // Последний энциклопедист: К юбилею Б. А. Литвинского. М., 2013

Обладателем первой трети Хварна Йимы стал бог Митра. Последнюю треть получил богатырь Кэрсаспа. Вторая же часть Хварно досталась Трайтаону (Феридуну средневековой иранской традиции), который после победы над чудовищем обретает власть над миром и становится отцом трех сыновей Салма, Тура и Эраджа, которых назначает править Римом, Тураном и Ираном. В книге «Одиссея варяжской Руси» мною была показана его генетическая связь с Трояном как отцом Руса и одним из предков русских князей. Следует особо подчеркнуть, что в Авесте Трайтаона упоминается в относительной близости от мифической реки Ранхи, которая, наряду с ведийской Расой, является древнейшим названием Волги. Уже в «Видевдат» страна, где родился Трайтаона, помещается недалеко от истоков Ранхи: «В-четырнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: Варну четырёхугольную, где родился Трайтаона… В-шестнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: [страну] у истоков Ранхи, которая управляется без правителей». Как видим, Варну и истоки Ранхи разделяет только одна страна. Подтверждает эту локализацию и другой миф, изложенный в «Ардвисур-яште»:

Пролетав так «три дня, три ночи», он взмолился, прося о спасении богиню Ардви-Суру, умоляя позволить ему достигнуть «воды широкой Ранхи и дома своего». Богиня откликнулась на его зов и забросила его домой. Как видим, и в этом случае Трайтаона оказывается где-то относительно недалеко от Ранхи, поскольку в противном случае он вряд ли бы мог забросить в небо жившего на ее берегах Паурву. Нахождение этого героя-змееборца, ставшего обладателем царского Хварно, относительно недалеко от Волги приобретает большое значение в свете древнейших славяно-иранских контактов. Наконец, в Авесте Трайтаона называется потомком Атвьи, однако именно это имя является ближайшей параллелью ободритскому Аттавасу, образ которого был рассмотрен выше.

Если те персонажи Авесты, которым удавалось схватить птицу Варагн, становились великими правителями и прославленными богатырями иранской истории, то даже перо этой птицы могло принести огромное благо простому смертному. На вопрос Заратуштры, как спастись от враждебного колдовства, Ахура-Мазда отвечает:

Наконец, в том же гимне есть еще одна примечательная подробность:

Однако перья птицы – воплощения Вэртрагны не только защищали в бою и даровали победу. Это божество обладало способностью одаривать людей богатством и изобилием, как это следует из еще одного фрагмента гимна:

Саэна была еще одной птицей иранской мифологии, с которой в данном контексте сопоставляется бог войны, выступающий здесь как податель скота и счастья.

Однако это Хварно могло принадлежать не только отдельному правителю, но и всему его роду:

В другом месте мы видим подробное перечисление обладателей этой мистической сущности:

Как видим, Хварно дает своим обладателям не только силу, победу, царственный блеск, успех и удачу, счастье, множество добра, выносливость тела и продолжительность жизни, хорошее потомство, но и делает своих обладателей «отважными и мудрыми» царями, т. е. носителями именно тех качеств, которые являются неотъемлимыми чертами подлинного правителя в глазах жителей Древней Руси. В другом месте эта мистическая сущность прославляется следующим образом:

Как видим, оно не только самое славное, неуловимое, сильное и наиразящее, но и высшее средь созданий, т. е. самая высшая из всех ценностей, которыми в этом мире мог обладать человек. Именно таким было

Однако Хварно не только давало своему обладателю земную власть и многочисленные блага, но и играло в иранской мифологии явную космогоническую роль. Говоря о фравашах (душах умерших предков), Ахура-Мазда отмечает:

Эти же фраваши

Как видим, Хварно фравашей поддерживало не только все мироздание, включая небесные тела и Землю, но и зачатие и роды нового потомства, т. е. макрокосмос и микрокосмос. Следует также отметить связь этого начала с участью души человека после его смерти. Таджики считали, что если человек когда-нибудь зарезал барана с богоугодной целью, то на том свете баран подходил к мосту, ведущему в рай, и перевозил человека на себе. У туркмен также существует верование, что душа барана помогает душе человека пройти через мост, ведущий в рай. B могильнике Карабель (Фергана) в двух погребениях обнаружен череп барана. В связи с культом барана у народов Средней Азии исследователи полагают, что здесь отразились зороастрийские представления о том, что фарн помогает душе, если были выполнены ритуальные предписания по принесению в жертву барана, перейти через мост Чинват. С учетом того, что баран в Авесте является восьмым воплощением Вэртрагна, изначальная связь данных представлений с Хварно является весьма вероятной.

Существует мнение о том, что концепция Хварно возникла у иранцев под влиянием религиозных представлений древнеближневосточных монархий и в силу этого не была свойственна другим индоевропейцам. Ошибочность его показывают общеиранский характер культа Хварно и то, что сама Авеста создавалась на востоке расселения иранских племен, где влияние указанных неиндоевропейских представлений было более слабым. Генетически родственные представления мы видим и у индоариев. С верховной властью теснее всего в ведийскую эпоху были связаны боги Индра и Варуна. Последнего создатели гимнов характеризовали так:

Вместе с Митрой о Варуне говорили: «Они достигли светоносной власти» (РВ I, 136, 3). Царь богов Индра описывался как «ярко блистающий» (РВ I, 2, 4), «обладающий мощным сиянием, мощной силой одаривать мужей» (РВ IV, 21, 2). Его просят:

В другом гимне мы видим отождествления блеска, счастья и власти:

Филологи отмечают, что санск. raj в РВ означало одновременно и «царить», и «сверкать». Этой же сверкающей эманацией обладал и царь в ведийскую эпоху. «Атхарваведа», еще один сборник священных гимнов той эпохи, содержит заговор на поставление царя, в котором с первых же строк говорится:

В заговоре на успех царя громовержца Индру просят:

В высшей степени показательно, что заговор «Атхарваведы» на восстановление царя сравнивает его именно с соколом:

Данный фрагмент показывает, что связь царя с соколом восходит к эпохе как минимум общности восточной половины индоевропейского мира. Необходимо подчеркнуть, что образ этой птицы, если предположение В. Н. Топорова верно, принимал не только иранский двойник Индры Веретрагна, но и сам ведийский громовержец. В одном из индийских мифов говорится, что при испытании благочестия царя Ушинара Индра обернулся соколом, а Агни – голубем. Интересно отметить, что в другом ведийском гимне Индра прославляется в образе барана (РВ I, 51, 1), что вновь находит свои параллели в иранской мифологии. Как отмечалось выше, Хварно было тесно связано с солнцем, но вот как божество дневного светила описывается в Ригведе:

Жертвенный конь отождествлялся с солнцем, причем отмечалось, что у него «крылья сокола» (РВ I, 163, 1), а в другом месте говорилось о «сверкающей птице (солнца)» (РВ I, 180, 3). Все эти примеры показывают, что индийские представления о мистической сущности власти и служащих ее зримым воплощениям животных в ведийскую эпоху были весьма похожи на иранские, что неудивительно, учитывая близкое родство обоих народов. Хоть их мифологические представления в этой сфере явно восходят как минимум к эпохе индоиранской общности, однако в Индии по каким-то причинам эти начала не получили своего дальнейшего развития и не привели там к возникновению развитой концепции, сравнимой с иранским Хварно.

Его образ оказывал влияние и на те народы, с которыми древние иранцы достаточно тесно взаимодействовали. Примером этому служит армянский эпос. Он начинается с рождения двух братьев-богатырей Санасара и Багдасара. Само рождение их было чудесным: мать их зачала от двух пригоршен живой воды, источник которой открылся для нее прямо на берегу моря. Возмужав, они отправляются к морю, чтобы найти там чудесного коня. В подводном царстве Санасар действительно обретает коня, меч-молнию и доспехи. Заснув затем в подводной церкви, он видит сон:

Как и было сказано, герой отдал семь поклонов и ангелы положили ему на руку Ратный крест, «чтобы ничей удар Санасара не поразил». Фольклористы отмечают, что в оригинале священная реликвия называлась Хач Патразин, причем различные сказители несколько по-разному передавали это название, и в конечном итоге «пришедший из древних мифов малопонятный уже символ Хач Патразин переосмысливается как Хач Патеразмин (Ратный Крест)».

Впоследствии этой чудесной реликвией обладали все потомки Санасара. Одним из них был Давид Сасунский, рано оставшийся без отца. Дядя, беспокоясь за его жизнь, скрыл от него доспехи и коня его отца. В конце концов Давид Сасунский вынуждает дядю отдать спрятанное и требует также Ратный крест.

Как образ креста в качестве самого главного символа после принятия христианства заменил древнее название помогающей в бою божественной благодати, так и образ Богородицы заменил более древнее божество типа иранской Ардви-Суру Анахиты. Тем не менее сохранившиеся в армянском эпосе представления о том, что изначально сокровище находится в глубине вод, равно как и то, что дарует его герою богиня, являются явной параллелью к иранским мифам об обретении Хварно. Хоть священная реликвия и переходит от отца к сыну, о гарантированном наследовании говорить не приходится: непременным условием обладания Ратным крестом эпос называет то, чтобы каждый новый правитель был его достоин. Авеста об этом прямо не говорит, однако это следует из мифа об утраты Хварно Йимой после того, как он выбрал путь Лжи и стал недостоин обладания этой мистической сущностью.