Однажды утром за несколько дней до нашего возвращения в Рияд меня растолкала Маха.

— Мама, — кричала она, — скорее вставай! Дядя Али умирает.

Еще не совсем проснувшись, я спросила:

— Дочка, в чем дело?

— Дядю Али укусила ядовитая змея. И теперь он совсем при смерти.

— Аллах! Нет!

Моя горничная уже стояла рядом, держа мое длинное сатиновое платье, которое она надела прямо поверх ночной рубашки. Я сунула ноги в сандалии Карима, стоявшие у выхода из шатра, и побежала с Махой к шатру Али.

У шатра уже собралась большая толпа слуг. Когда мы с Махой протискивались сквозь нее, я слышала взволнованный разговор. Один из наших филиппинских слуг сказал:

— Он отошел всего на несколько шагов от стоянки, как вдруг непонятно откуда появилась огромная змея и укусила его в руку.

— Эти змеи могут летать, как птицы?! — воскликнул наш египетский слуга.

Суданец сообщил:

— От укуса королевской кобры умирают даже сильные мужчины.

Услышав эти слова, я застонала. Кобра. Если Али еще не умер, то все равно ему уже не жить. Я знала, что яд этой змеи смертельный — страшнее яда нет. Жестокая змея из семейства пустынных кобр, один их самых ядовитых видов в Саудовской Аравии и самый редкий. Поскольку она нечасто встречается, то и случаев смертельных исходов в результате ее укусов мало.

Хотя мой брат приложил все усилия, чтобы я не любила его, а иногда даже ненавидела, я никогда не желала его смерти. И я всегда хотела, чтобы Али отказался от своего порочного образа жизни. Если бы он умер в этот день, он покинул бы этот мир страшным грешником. Эта мысль не давала мне покоя, так как я знала, что это очень расстроило бы дух моей мамы.

Когда я все-таки пробралась ко входу в шатер, от ужасного зрелища, которое предстало передо мной, у меня подкосились ноги. Али лежал неподвижно на матрасе на полу, окруженный своими женами, которые, по-видимому, его уже оплакивали. Он умер, подумала я, и из груди вырвался скорбный крик.

Ко мне бросился Карим:

— Султана!

Я прижалась к широкой груди Карима и заплакала.

— Султана, Али спрашивал о тебе, — сказал Карим.

— Он все еще с нами? — удивленно спросила я.

— Еще да, но крепись. Кажется, его час настал.

Я огляделась и увидела, что это несчастье подняло на ноги всю семью, каждый что-то делал. Нура, Сара и Хаифа мелко рубили листья растения рамрам. В измельченном виде его кладут в чай, который бедуины издревле используют в качестве противоядия от змеиного укуса. Однако я знала, что, если Аллах решил забрать Али именно в этот день, мои сестры не в силах это предотвратить. Все мусульмане верят, что судьба каждого человека предопределена заранее и что ни один смертный не может изменить или как-то вмешаться в планы Господа.

Раздался крик Али:

— О, Аллах! Умоляю, спаси меня!

Карим повел меня к постели брата. Я думала, сердце мое разорвется на части при виде Али, покрытого испариной и с посиневшими губами. Брату явно осталось жить считанные минуты.

Жены Али посторонились, и я смогла опуститься рядом с ним на колени.

— Али, — прошептала я. — Я твоя сестра, Султана.

Никакой реакции. Али с трудом дышал.

Я взяла его холодные руки в свои.

Мой брат повернул голову и открыл глаза, глядя прямо на меня. Его лицо выражало великую скорбь.

— Султана?

— Да. — Я приготовилась к волнующему моменту. Было ясно, что Али собирается попросить у меня прощения за все дурные деяния, которые он свершил в жизни. Не может же он умереть, не признав и не покаявшись в тех невероятных обидах, которые нанес мне и другим женщинам?

В этот момент к постели Али быстро подошла Нура.

— Вот, — торопливо сказала она, — Али, открой рот и проглоти это. — Нура держала в руках чашку с чаем, заваренным с рамрам. Она поднесла чашку к губам Али.

Пока Али пил, Нура успокаивала его, шепотом приговаривая, что он должен изо всех сил постараться выжить.

— Да, Нура. Я постараюсь, — решительно сказал Али. — Постараюсь.

Я тоже надеялась, что Али не умрет. И, возможно даже, эти переживания пойдут ему на пользу и он в конечном счете станет хорошим отцом и мужем, думала я.

Я оставалась с Али. Через некоторое время он внимательно посмотрел на меня и прошептал:

— Султана, это ты?

— Да, Али.

— Султана, боюсь, я совсем скоро умру.

Я глубоко вздохнула, не желая оспаривать эти слова, если вдруг Господь все же пожелает принять к себе Али именно в этот день. Но, взглянув на него повнимательнее, я увидела, что его губы уже не такие синие, как раньше. Возможно, противоядие все-таки подействовало.

Али ждал, не скажу ли я что-нибудь еще. Увидев, что я молчу, он снова заговорил:

— Султана. Поскольку я на пути в мир иной, я подумал, что, возможно, тебе нужно сказать мне что-нибудь важное.

В смущении я пробормотала:

— Ну, Али, я желаю, чтобы Аллах был милосердным и милостивым к тебе.

— Да? — Лицо Али выражало явное разочарование.

Что брат хотел от меня услышать?

Помолчав, Али снова заговорил:

— Султана, я думал, ты, возможно, захочешь попросить у меня прощения.

От удивления я заговорила громче, чем хотела:

— Просить прощения?

Али явно был сражен моим ответом, но по тону его голоса я поняла, что силы возвращаются к нему.

— Да, Султана, — сказал он, — ты должна попросить у меня прощения за свое дурное поведение. Ты всю мою жизнь изводила меня.

Итак, с силами к Али вернулось и его высокомерие. Я была так потрясена этим неожиданным поворотом, что с трудом выговорила:

— Али, мне не за что у тебя просить прощения. Если честно, то я ожидала услышать извинения от тебя.

Али, не спуская с меня холодного взгляда, прошептал:

— Я ничего плохого тебе не сделал. Я был прекрасным отцом для своих детей, прекрасным мужем для своих жен, почтенным сыном своему отцу и добрым братом своим сестрам. За что мне просить прощения?

Я в отчаянии смотрела на своего брата. Неужели он действительно верит в то, что говорит? И тут меня озарило: мой брат не способен признать свои собственные пороки. Все довольно просто: Али не способен мыслить как нормальный человек. Али и в самом деле считает, что это я страшная грешница.

В этот момент мне страстно хотелось обрушить на Али всевозможные проклятия. Но хотя меня и душила чудовищная ярость, я не хотела мучиться потом угрызениями совести. И к тому же я бы переживала, если бы последними словами, с которыми он уйдет в мир иной, были бы мои проклятия.

Но совсем сдержаться я не могла. Я высвободила свою руку из руки Али и, нежно похлопав его по щеке, сказала:

— Али, да ниспошлет тебе Аллах две великих благодати.

Али улыбнулся:

— Спасибо тебе, Султана. — Затем слегка нахмурился: — О каких двух благодатях ты просишь для меня?

Я улыбнулась в ответ.

— Я молю, чтобы Аллах ниспослал тебе хорошее здоровье, но самое главное, Али, я молю Аллаха, чтобы он ниспослал тебе прозрение относительно твоих страшных грехов.

От удивления Али открыл рот.

Не ожидая ответа, я встала и отошла от него. В первый раз в жизни мысли и поведение моего брата не имели больше надо мной никакой власти. Крепкая цепь ненависти, сковывавшая нас, навсегда порвалась. И я действительно не испытывала уже к нему ненависти, скорее сочувствие.

Вместе с другими родными я осталась в шатре Али и ждала, что же принесет этот день. Мы смотрели, как Али метался и стонал, молил, чтобы его избавили от боли. Были моменты, когда мы боялись, что он вот-вот умрет, а иногда казалось, что он все же доживет до следующего утра.

Наши слуги обнаружили и поймали змею, которая ужалила Али. К счастью, выяснилось, что это была вовсе не кобра, как того боялись, а песчаная гадюка. Она тоже ядовита, но ее яд не такой сильный. Большинство людей, ужаленных гадюкой, обычно выживают, хотя им приходится пережить немало страхов и боли.

Все были обрадованы этой новостью и тем, что Али, которого уже почти похоронили, будет жить. Асад тут же сообщил это известие Али:

— Али, да благословит Господь твоих сестер, которые приготовили тебе противоядие.

И это было правдой. Противоядие явно облегчило боль Али и ускорило процесс выздоровления. Но Али довольно холодно отказал сестрам в их вкладе в его исцеление.

— Нет, Асад, — сказал он, — просто мое время еще не пришло. Вспомни мудрое изречение, которое гласит, что, пока мой день не настал, никто не в силах нанести мне смертельного удара, но, когда этот день придет, никто уже не сможет меня спасти. — Али улыбнулся: — Мои сестры никакого отношения к удачному повороту событий сегодня не имеют.

Даже жены Али обменялись скептическими взглядами. Однако в связи с тем, что он еще совсем недавно был близок к смерти, вся семья пребывала в благодушном настроении, и никто не упрекнул его.

Покидая шатер, каждый по очереди подошел к Али и пожелал ему скорейшего выздоровления. Когда подошла моя очередь, он посмотрел на меня и усмехнулся:

— Что ж, Султана, я знал, что Господь не заберет такого человека, как я, из этого прекрасного мира, пока такая грешница, как ты, еще живет, пользуясь его благословением.

Я грустно улыбнулась Али. И хотя мы с ним обнялись, я поняла, что в глазах моего брата мы остаемся врагами.

Мы с Каримом вернулись в наш шатер — я очень устала. Карим безмятежно проспал всю ночь, в отличие от меня. Меня же посещали бесконечные видения, в которых ко мне неоднократно являлась мама. Она все время повторяла одно и то же, что моя земная жизнь не приносит мне ни счастья, ни выполнения моей миссии в этой жизни. Я проснулась только со звуком ранней утренней молитвы, долетавшей до нашего шатра.

Мои сны были настолько реальными, что казалось, между маминой смертью и настоящим днем нет временного промежутка. И поэтому я с надеждой посмотрела вокруг, не находится ли мама, живая, во плоти, где-то совсем рядом и не ждет ли она меня, чтобы дать добрые напутствия своей младшей дочери на дальнейшую ее жизнь.

Потом я вспомнила, что мама уже находится в мире ином гораздо дольше, чем я знала ее. Мне было только одиннадцать лет, когда она умерла, и я уже двадцать четыре долгих года живу без маминых ласковых рук. Эта мысль так расстроила меня, что я встала с постели и вышла из шатра, не сказав никому ни слова.

Я направилась в пустыню, и горестные слезы текли по моим щекам.

Чего мама от меня хотела? Как мне стать такой, какой она хотела меня видеть? Где я оступилась? Как мне изменить свою жизнь?

Я была так измучена этими мыслями, что не заметила, как посветлело небо и как солнце начало вставать над пустыней. Я не видела даже, что ко мне идет Сара, пока она не села рядом со мной.

Сара коснулась моей руки:

— Султана?

Наверное, выражение моих глаз расстроило Сару. Она спросила меня:

— Милая, с тобой все в порядке?

Увидев мои слезы, Сара обняла меня:

— Султана, ты должна мне все рассказать. Абсолютно все.

Сквозь рыдания я с трудом прошептала:

— Сара, я рисовала себе свою жизнь такой, какой хотела ее видеть. Но сейчас я знаю, что все прожитые мною годы никчемны. Мама мне это сказала.

Сара внимательно посмотрела на меня и произнесла:

— Султана, твоя жизнь не была никчемной. Ты вырастила детей. Ты сделала Карима счастливым человеком. Ты подвергала себя большой опасности, пытаясь привлечь внимание мира к положению наших женщин.

— Этого недостаточно… Недостаточно… — бормотала я вся в слезах. — Мама все время говорит мне, что я должна делать гораздо больше.

Сара довольно долго сидела молча, предаваясь своим размышлениям. Наконец она заговорила:

— Султана, мало кто из нас делает достаточно. Теперь я наконец это осознала.

Я с интересом посмотрела на Сару. Неужели ей тоже во сне является мама?

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

Сара глубоко вздохнула, потом достала из кармана кофты, надетой поверх платья, многократно сложенный лист бумаги.

Медленно и тихо она произнесла:

— В Саудовской Аравии легко быть трусом. Слишком много рискуешь потерять.

Вид у Сары был горестным и печальным. О чем это она говорит?

— Султана, сейчас я поняла, что нужно было горы свернуть, но спасти Муниру. Вместе с остальными сестрами мы смогли бы помочь бедной девочке укрыться в другой стране.

Я с трудом дышала. Неужели что-то случилось с Мунирой? Она умерла?

Сара протянула мне сложенный листок.

— Я вчера вечером нашла это. — Голос Сары стал совсем тихим. — Сердце мое разрывается от раскаяния.

Я развернула листок и увидела, что он заполнен строками, написанными мелким четким почерком.

Сара объяснила:

— Несколько недель назад я дала Мунире почитать одну из моих книг. В тот день, когда Мунира вернула книгу, я занималась сборами, готовясь к нашему путешествию. Подумав, что, возможно, перечитаю книгу во время нашей поездки, я положила ее в чемодан. Вчера ночью я не могла заснуть и открыла книгу и вот что там обнаружила.

Глаза Сары были красными и полными слез.

Показав на написанное, она попросила:

— Султана, прочитай, что Мунира нам говорит.

Мои руки, державшие листок, так дрожали, что я не в состоянии была что-либо прочесть, будучи уверенной, что передо мной предсмертная ее записка.

Сара помогла мне держать листок.

Это было стихотворение Муниры.

Мы обе не могли произнести ни слова от невыносимой боли: мы с сестрой только смотрели друг на друга.

Я не сказала Саре ничего, но я знала, что, несмотря ни на какие последствия, я теперь буду делать все, что в моих силах, чтобы изменить жизнь женщин, над которыми, подобно Мунире, нависла угроза быть заживо погребенными.

Мы с сестрой вернулись в лагерь, зная, что моя жизнь теперь навсегда изменится. Назад пути не было.