Река текла без солнца. Текла не в берегах, а в стенах дикого, нетронутого леса. Громадные кедры уходили ввысь, и только где-то там, над ними, светлело небо… А тут, внизу, сплетались корни, чернели вывороты, стоял сумрак…

Только на плесах прорывалось солнце. Оно высвечивало дикую мощь и красоту тайги с ее обросшими лишайником стволами, с зеленым бархатом валежин, с провалами настороженной мглы.

Небольшой катерок «Волна» третьи сутки пробирался вверх по таежному притоку Оби.

На палубу поднялся моторист.

– Тайга-то какая! Во лесок-то! Как путешествие, Росин? - сказал он, вытирая концами руки, единственному пассажиру - молодому человеку лет двадцати шести - двадцати семи.

– Это не путешествие. Путешествие - когда сам идешь, а не везут тебя. Кстати, скоро меня привезете?

– Завтра к вечеру дай Бог добраться. Уж пятьдесят километров, как река считается несудоходной. А нам еще плыть да плыть. Ну ничего, теперь доберешься. Главное, на катер попал. А то ведь он в Тарьёган за всю навигацию только два раза ходит. Сейчас вот - в мае - да раз осенью.

Резкий толчок! Моторист чуть не свалился за борт и тут же юркнул вниз, в машинное отделение.

– Мель! Давай назад! - закричали у штурвала.

– Назад не идет.

– Ладно, стой. Подмывать будем.

Началась какая-то хитрая операция: подмыв мели струей от винта. Корма чуть влево, чуть вправо, чуть влево, чуть вправо, и так с полчаса. Но вот катер дрогнул и отошел назад.

– Хорош! Давай на нос!

Теперь катерок едва подавался вперед, а с носа длинной палкой щупали дно.

«Долгая песня», - решил Росин и отправился в каюту «мучить» английский - самую опасную мель на пути в аспирантуру.

И еще садились на мели, попали под винт коряги, но на следующий день «Волна» все же добралась до места.

Росин с набитым до отказа рюкзаком и ружьем в чехле вышел на берег.

«Вот он какой, Тарьёган!»

Деревушку со всех сторон обступила тайга, прижала к реке, будто собиралась столкнуть под берег.

Прочно стояли дома. У каждого - лабаз на четырех столбах; собаки - по две, по три; в угоду старому хантыйскому обычаю - медвежьи черепа на кольях.

К катеру, как на пожар, высыпала вся деревня. Русских несколько человек, все население - ханты. Одежда вроде длинных рубах, подпоясанных сыромятными ремешками. У женщин и ребят расшита бисером. У всех на поясах ножи в деревянных ножнах. Даже у девочки лет трех миниатюрный ножик. По стертым ручкам видно: ножи тут - повседневное орудие труда.

Росина окружили и в упор рассматривали хантыйские ребятишки.

– Где мне найти председателя? - спросил он.

Самый старший, не отвечая, повернулся и что-то закричал по-хантыйски. Из толпы у катера вышел молодой хант и направился к Росину.

– Я председатель.

Он, пожалуй, дольше учился в школе, чем занимался промыслом, но уже председатель промыслового колхоза.

– Вадим Росин, охотовед. Прибыл к вам обследовать места под выпуск баргузинских соболей.

Вечером в правлении проходило собрание.

Сизоватый табачный дым плыл из открытой двери, а в самом доме все сине. Занавески на окнах давно уже пожелтели от никотина.

На скамейках степенно расселись ханты-старики. Кто помоложе, стояли вдоль стен, теснились в проходах. Тут собрались все охотники деревни. Среди хантов было несколько русских.

Говорил председатель. Росин не понимал по-хантыйски ни слова.

Председатель кончил.

– Русским я сам объясню, - поднялся было Росин.

Все засмеялись.

– Не надо, - председатель тоже смеялся, - они по-нашему лучше нас говорят. Так куда посоветуем пойти охотоведу? - обратился он к старикам.

– Думать надо, - ответил один из хантов.

Трубки задымили гуще. Все молчали… Потом начали переговариваться, видимо советуясь друг с другом. Заспорили, зашумели, и вместе с ними председатель.

Но вот утихли. Только два старых ханта продолжали говорить.

Наконец все одобрительно закивали.

– Они предлагают, - перевел председатель, - осмотреть два места: Дикий урман и Черный материк.

– О чем же они спорили?

– Что лучше: урман или материк.

– Однако Дикий урман лучше подойдет, - подал голос до этого молчавший промысловик.

– Не лучше! - по-русски возразил старик и тут же по-хантыйски начал что-то возбужденно доказывать.

И снова общий спор…

– Ну вот, решили: Черный материк, - объявил наконец председатель.

– Что же, вы лучше знаете свои места. Пойду в Черный материк. А теперь помогите найти проводника, - попросил Росин.

– Яким те места хорошо знал… - вздохнул председатель. - Утонул.

– Пошто покойников поминать? Вон Федор отведет! - крикнули из угла. - Что, хуже Якима тайгу знает?

– Федор подойдет, - согласился председатель. - Как, Федор, отведешь в Черный материк?

– Однако можно, - отозвался один из русских, среднего роста мужчина лет пятидесяти.

– Вот и ладно… Пускай охотовед у тебя пока и остановится.

После собрания Федор повел Росина к себе.

– А как вас по отчеству? - спросил Росин.

– Почто по отчеству? Зови, однако, по-простому: Федор.

Шли через всю деревню.

Нигде ни одного замка: не понимают, зачем запирать двери.

– Вот и наша изба.

Изба была не ниже обычных деревенских изб, а срублена всего лишь из семи венцов.

Навстречу Федору выбежал громадный темно-бурый пес.

– Первый раз вижу такую лайку, - удивился Росин. - И окрас необычный.

– Ладный пес. И по белке идет, и зверя остановит. А окрас, верно, один такой и есть в округе. Не лезь, Юган. Пошел на место! - Федор столкнул с груди собачьи лапы.

Вадим Росин вошел в дом. Бревенчатые стены, добротный самодельный стол, скамейки, кровать с цветным лоскутным одеялом. Почти в полдома печь. На ней связка лука. В углу ушат с водой, ухваты. У двери вместо веника глухариное крыло.

– Здравствуйте!

Из-за дощатой переборки вышла средних лет женщина.

– Проходите, что же вы у порога-то стали, - пригласила она, повязывая платок, - не часто гости такие бывают.

Росин вытер о медвежью шкуру ноги, поставил рюкзак и прошел в передний угол.

– Приготовь, Наталья, самовар, - попросил Федор.

– Да уж готов.

Она пошла к самовару.

– Оставь, - легонько отстранил он жену. - Уйду в урман, еще натаскаешься. - И, как будто извиняясь перед Росиным, добавил:

– Он у нас вон какой толстопузый, не по бабьим рукам.

Наталья нарезала толстыми ломтями черного хлеба, поставила глиняную миску с тушеным мясом, положила вилки с деревянными ручками.

– Подвигайся к столу, - пригласил Федор. - Надюшка, слазь ужинать.

На печке зашуршал лук, из-под занавески показалась пара босых детских ножек, потом и сама Надюшка. Осторожно слезла с печки и, держа палец во рту, подошла к столу, не спуская глаз с незнакомого дяди.

Мать улыбнулась.

– Что надо сказать?

– Здравствуйте, - прошептала Надюшка и уселась на край скамейки.

Под столом вдруг раздался кошачий визг: Федор наступил коту на лапу. Надюшка замахала ручонками, и на глазах заблестели слезы.

– Ну что ты? - сказал Федор. - Он вырастет - мне наступит.

Надюшка засмеялась.

– Это у меня меньшая. Старший сын был. Да ты ешь, не стесняйся. Чай, не купленое.

Росин глянул на Федора, спросил несмело:

– А что же с сыном?

– Под медведя попал. Нашел берлогу и один зверя взять удумал. Стрелял, видно, да ранил. А вторую пулю зарядить не поспел. Кинулся тот из берлоги, задел по пути лапой. Нашли - уже неживой. И патрон в руке.

– Сколько же ему было?

– Да уже тринадцать почти…- проговорила Наталья.

Росин поторопился перевести разговор:

– А ты еще в школу не ходишь?

– Не, по осени пойду, - ответила Надюшка.

– А букварь есть?

– Пока нету. Мне папка портфель купит, как у Ленки,- сказала Надюшка и заболтала босыми ножками.

…Проснулся Росин поздно. На выскобленном желтоватом полу солнце прорисовало окно. Жмурясь от яркого света, умывался на подоконнике кот.

Росин бросил на плечо полотенце, вышел к речке.

Федор постукивал в лодке, прилаживая сиденье. Наталья чистила речным песком помятый походный котелок. Надюшка вместе с матерью старательно терла песком игрушечное ведерко из консервной банки.

После завтрака Росин пошел на почту. Он легко узнал ее по высоким столбам радиоантенны. Смуглая молодая хантыйка была там и радисткой, и начальником почтового отделения, и заведующей сберкассой, и, судя по приготовленному ведру с тряпкой, уборщицей.

– У вас не телеграмма? - сдвинув наушники, спросила она.

– Да, телеграмма.

– Тогда берите бланк, пишите, пока не кончился радиосеанс.

Росин быстро написал телеграмму.

– «Место обследования выбрал, - вслух читала радистка. - Отправляюсь Черный материк двести километров северо-восточнее Тарьёгана. Росин».