Рисунки Ю. МАКАРОВА

 

Глава X. ЕЩЕ О МАРГАСОВЕ

Свои симпатии Леонид сразу отдал Маркову. Тот был энергичным детективом, и на него было любо-дорого посмотреть. Но Михеев был кое в чем прав. Леонид это понял с полуслова.

— Я отправляюсь сейчас же, — сказал он деловито.

— Ни пуха ни пера, сынок, — благословил Михеев.

Это было настолько сентиментально, что Леонид даже не нашелся, что сказать в ответ.

— Спасибо, — на это только его и хватило.

Он взял рабочий адрес Маргасова и сел в маршрутный автобус.

Он вылез на Дорогомиловской и вошел в ворота торговой базы, где работал грузчиком Маргасов.

— Из милиции? — спросил директор базы.

Леонид изобразил на лице крайнюю степень удивления — почему именно из милиции?

— Из милиции потому, что он канул. Нет его, прогульщика, третий день, а то и поболее, — объяснил директор.

— Может, он болен?

— Куда там. Пьет, бездельник. Вся зарплата на дне бутылки, а семья пропадай от голода. Недаром жинка сбежала с дитем в охапке. Если он пьет, кому еще нужна его характеристика? Единственно милиции. Ей он разве и интересен.

— Все-таки я из жилуправления. Он на учете у нас. На квартиру. И тут подходит очередь. Вот мы и смотрим — достоин Маргасов квартиры? — начал было Леонид.

— А как же: достоин вполне. Трудится, понимаете. Такой серьезный мужик, — сказал директор, поднимаясь.

— Маша, ты отстукай товарищу из управления, а я пошел, — сказал директор машинистке.

— А то, что он слабоват на водку… Тут уж все мы грешны, — сказал директор фамильярно, уже находясь в дверях.

— Я сейчас, посидите. У меня почти готово. Только простукать фамилию, и все, — подбодрила машинистка заскучавшего Леонида и достала заготовленный бланк.

Леонид скис — стоило стараться. Заряд изобретательности пропал впустую. Он пошарил по карманам.

— Покурю во дворе.

— Можно и здесь. Я люблю табачный дым. Это очень приятно, — сказала машинистка.

— Надо беречь здоровье. Дышите воздухом почище по возможности, — пожурил Леонид и вышел в коридор.

Бухгалтер находился в самом конце. Здесь можно узнать и кое-что посущественнее, если строго ведется учет. Но прежде он почитал пожелтевшую стенгазету и выбрал еще пару фамилий.

— Из горкома профсоюза, — представился Леонид старшему бухгалтеру.

Тот возился с просторным, как скатерть, разграфленным листом и кивнул не глядя.

— Нас интересует сдельный заработок ваших рабочих. Мы выборочно взяли троих: Иванова, Маргасова и Петрова, — сказал, усаживаясь.

Бухгалтер, так же не глядя, взял свободной рукой на ощупь вначале одну пухлую папку, затем вторую и вручил их посетителю.

Леонид пробежал глазами по нарядам и сверил числа со своим карманным календарем, где дни преступления находились в кружочках Из них четыре совпадали с нарядами, когда Маргасов грузил в поте лица своего, но пятый, день убийства, в нарядах отсутствовал.

Леонид спрятал календарь и занялся зарплатой Маргасова. Денежные дела клиента шли неважно.

— Простите, кто-нибудь из троих должен в кассу взаимопомощи? Ну, скажем, Маргасов, — деликатно спросил Леонид, смиренно давая понять, что он совершает тяжелый поступок, отнимая у бухгалтера бесценное время, и осознает это со стыдом.

— Маргасов? Вот где у нас этот Маргасов, — пробурчал бухгалтер, не поднимая головы, и похлопал себя по шее.

— До свидания, — сказал Леонид.

— Ага, — ответил бухгалтер. — Заходите.

Потом Леонид потолкался во дворе среди грузчиков.

— Может, придет ваш Маргасов. Хочу получить скромный должок, — сказал он им доверительно.

Грузчики сочли его слова за хорошую, но грустную шутку.

— Плакали ваши денежки. Летом туда-сюда, у него что-то водилось, а теперь распростись навсегда. Он тут одолжился у каждого. Не вы один пострадавший. Но поди возьми у запойного, — сказал один из грузчиков, годами постарше.

Леонид еще походил для виду и отправился вон со двора.

— Гражданин, а гражданин! Вы забыли характеристику! — в форточку высунулась машинистка, размахивая листком.

— Спасибо! Я поверил на слово! — крикнул Леонид.

Отсюда он двумя троллейбусами и автобусом добрался до жилья Маргасова и там, во дворе, три часа забивал «козла» в домино с компанией жильцов пенсионеров.

Его партнером был хитрющий дворник. Он уже многое перевидел на своем веку и догадался сразу, что нужно Леониду во дворе, хотя тот изображал из себя случайно забредшего гуляку. Крохотные глазки дворника лукаво сощурились — с намеком, а в остальном он не показывал вида. Только дал слегка понять — а я немного знаю, кто ты такой и что тебе нужно. А Леонид, понимая, что он разоблачен, в свою очередь, делал вид, будто не чувствует этого, и так же упрямо маскировался под праздного парня. И так у них с дворником продолжалась эта скрытая игра.

— Маргасов тут у вас живет… Двоюродный братец моего дружка. Дружок из Сахалина и пишет: как там мой брательник, сходи узнай. Вот оно, письмо. Куда же задевалось? Не пойму, — положив на стол костяшки, Леонид рылся в карманах, активно недоумевая.

А дворник ухмылялся и переспрашивал:

— А ты, значит, дружок его братца?

— Вот-вот, дружок. Старый приятель, еще учились вместе в школе, — твердил Леонид свое, добросовестно придерживаясь формы.

— А он, значит, двоюродный братец дружка? — прикидывался дворник, а сам мигал: не бойся, не выдам. И кивал на двух пенсионеров: ловко мы их водим за нос.

Дворник был его партнером, и они раз за разом делали пенсионеров «козлами». Леониду это надоело давно, но дворник цедил в час по чайной ложке — ему нравилось прикидываться непонимающим.

Наконец Леонид выяснил все, что можно было здесь узнать. Это, в сущности, было подтверждением уже полученных сведений. Маргасов много пьет, в долгах как в шелках с головы до пят, вынес из дому все, что можно было пропить. Летом купил телевизор, но потом и его спустил на барахолке. А где он был в интересующий Леонида день, дворник толком не ведал. Возможно, в вытрезвителе, там у него словно дом родной. Вот это его и беда, а остального такого предосудительного за жильцом пока не замечали. С того времени, как тот вернулся из лагеря.

Сделав «рыбу», Леонид бросил костяшки на стол, сказал:

— Всего доброго, я пошел писать приятелю.

В районном вытрезвителе стоял специфический запах — смесь больницы и пивной. У входа прохаживался молодой капитан.

— У нас тут строгий учет, — сказал он Леониду, — и если ваш Маргасов здесь побывал, то это записано точно.

Леонид уселся за книгу и начал листать. Нашел нужное число и побежал по строчкам глазами. Маргасов был тут как тут. В то самое утро, когда погиб актер, он покоился на жесткой постели.

— Напишите справку, — сказал Леонид, испытывая спортивное волнение.

— Это мы быстренько, — ответил капитан.

 

Глава XI. В СПОРТИВНОМ ЗАЛЕ

Леонид катил в Кунцево. Путь был не близкий, и времени на всякие размышления было хоть отбавляй.

Только что пришло известие: ограбили ларек в Кунцеве, с пробоем замка. Ну, если с пробоем, значит ехать Леониду.

Пробоя, собственно, не оказалось. Замок попросту грубо перепилили и потом учинили грабеж. Растащили уйму консервов и разной бакалейной всячины.

Леонид стоял в окружении милиционеров из районного отделения. И зевак. Толстая продавщица с багровыми подушками щек разбухла от слез и монотонно причитала тоненьким голоском, поминая все жулье недобрым словом.

— Быстро это они. И обычной ножовкой, — сказал участковый, изучая громоздкий замок.

Леонид огляделся. Вокруг стояли двухэтажные домики из потемневших бревен. Было холодно и сыро. Кое-где над крышами курился жидкий дымок. Из-за угла долетал визг пилы, и Леонид представил, как сыплются опилки, точно мелкий сухой снег, и пахнет деревом. Когда пилят, сыплются опилки, это уже известно.

Он посмотрел себе под ноги и послал одного из сержантов в ближайшую школу за магнитом. Сержант недоуменно пожал плечами, нехотя влез на мотоцикл и вскоре вернулся с магнитом.

Леонид присел и провел туда-сюда магнитом у порога. Продавщица умолкла, а зеваки тяжело задышали.

— Не мешайте, граждане, — сказал участковый.

— Не нашел, — произнес Леонид, поднимаясь. — Ни одной пылинки. Хоть бы насмех. Выходит, где-то распилили и потом навесили на дверь. Ну, это разбираться вам, — добавил он, возвращая сержанту магнит.

Милиционеры разом повернулись к продавщице. Она утерла слезы рукавом и вдруг заорала едва ли не басом:

— Ах ты такой-сякой! Разэтакий!

Леонид почистил колени и направился к машине. Вроде бы ни с того ни с сего у него появилось ощущение психической усталости. Вдобавок он сейчас после общения с преступником испытывал чувство, похожее на гадливость. Может, в этой бабе было нечто специфически отталкивающее? Да нет, баба как баба. Круглое простодушное лицо. Подушечки щек. Серый платок и белый халат. Попервоначалу ее даже было жаль основательно.

Навстречу ему энергично шагал невысокий парень с перебитым носом.

— Вася! — произнес Леонид с изумлением.

— Леня! — сказал парень с восторгом.

— Сколько лет, сколько зим, — произнес Леонид.

— Да уж не счесть, — ответил Вася.

Они постукивали друг друга по солнечному сплетению. Тела их гудели, как пустые железные бочки.

— В отличной форме, как всегда. Молния и гром! Удар, еще удар, — сказал Леонид с восхищением.

— Куда мне, — опечалился приятель.

— Неужто Серов взял свое?

По Васиным рассказам, этот Серов был извечным его соперником. Его бичом. И Вася только тоскливо кивнул, подтверждая.

— Пришлось убавить сала, и фюйть — в нижний вес. Там ему не достать, — сказал он. — Теперь держусь на пятидесяти восьми.

«Пятьдесят семь, шестьдесят, — подумал Леонид вдруг: — Ну да, „пятьдесят семь — шестьдесят“, так сказал тот парень актрисе. Вот оно что!»

— Скажи-ка, — произнес Леонид. — Пятьдесят семь — шестьдесят, дай бог память, это что: весовая категория?

— Легкий вес, — сказал Вася.

— Это в боксе, а допустим…

— Не допущу. Ни в коем случае, — ответил Вася. — Такая категория лишь в боксе. От пятидесяти семи до шестидесяти.

«Точно, — подумал Леонид. — Это мог сказать только боксер. И никто другой».

— Заглядывай в спортзал, — сказал Вася. — По старенькой дорожке. Потопчемся с перчатками. Глядишь, я смажу по носу. Разок-другой.

— Да нет, уволь. Только без этого. Я с хроническим насморком.

— Ладно, заходи просто так.

— Завтра же, — сказал Леонид прикинув.

Однако на следующий день он отправился в боксерский зал другого общества. Посидел там в сторонке, посмотрел, как ладные ребята в спартаковских майках работают над техникой, послушал их шутки над добродушным и несообразительным тяжеловесом. Поболтал с тренером о том о сем, сойдя за журналиста. Тренер оказался из словоохотливых. Они примостились на кожаном коне, и тренер мало-помалу, между репликами в зал, удовлетворил его любопытство.

Отсюда Леонид поехал к боксерам «Буревестника». Так он обошел с полдесятка залов, и у Васи появился только на третий день.

— Долгие сутки у тебя, — сказал Вася, — или ты по Эйнштейну? На больших скоростях? Нашу банальную сотню часов за свои бесценные двадцать?

— Да дело одно, — пробормотал Леонид оправдываясь.

Вася мотал на ладонь витой шнурок скакалки.

Они присели на скамью под шведской лестницей. Из полуподвальных окон били солнечные лучи, на полу лежали светлые полосы В зале стоял глухой шум ударов и шарканье ног боксеров. За вислыми канатами два парня в шлемах лениво тыкали друг друга в перчатки. Как мальчишки перед дракой. А ты, мол, кто такой?

— А вот и Серов, — сказал Вася, будто трогая больной зуб.

Серов, словно в насмешку, оказался иссиня-черным малым с добрым лицом. Он с упоением колотил по «груше» и с притворной кровожадностью поглядывал на Васю.

Леонид припомнил старое. Как сам когда-то хаживал на секцию. Это было еще в школе, и учитель физкультуры считал его способным. Но все дело испортил нос. Чуть что, и он пускал красную юшку после среднего приличного удара. На этом карьера и кончилась. На третьем спортивном разряде. От воспоминаний зудило руки. Леонид, таясь от Васи, поиграл кулаками.

— А, Зубов. Ну, как поживаем? — спросил подошедший тренер и жестом лошадника потрогал Леонида за бицепс.

Тут заскрипела дверь, и в зал ввалился потный толстяк. Он буксировал за руку молодого гиганта.

— Ерофеев, принимай от месткома подарочек, — закричал толстяк ликующе, — не то что у тебя худосочный народ! Ну, что это? Сплошные дистрофики. Даже стыдно перед управляющим. Здоровых, скажет, не могли найти.

Гигант переминался за его спиной, как застоявшийся ломовой конь. Его огромные лапищи свисали из коротких рукавов ядреными, налившимися могучим соком плодами. Парню было тесно в зале.

— Посмотрим, — сказал скептически тренер, — вообще-то знакомы с боксом?

— Я в кузне робил, — сказал гигант тщеславно.

— Этого маловато, — произнес тренер с сожалением.

— Ерофеев, ты что, очумел? — заволновался толстяк. — Ты спасибо скажи. Он еще выбирает, — сказал он Леониду возмущенно. — Руки будет потом целовать, безобразник.

— Ну-ка, выйдем на минуточку, — предложил тренер толстяку.

— Серов, присмотри за ребятами! — крикнул тренер, направляясь в коридор.

Толстяк пошел за ним, негодуя на его привередливость.

Гигант осматривался по-хозяйски. С любопытством разглядывал пневматические груши.

— Мне-то скоро дадут эти варежки? — спросил он с нетерпением.

— Придется малость обождать, — ответил Серов. Хороший тяжеловес для каждой команды находка. Поэтому все спортсмены, забросив работу, собрались вокруг.

— Че ждать-то? — спросил гигант.

— Еще посмотрим, стоит ли, — сказал Серов мягко.

— Ну, тогда давай, — потребовал гигант, подняв кулаки, как булыжники.

— Ты что, смеешься? — сказал Серов. — Бокс тебе не игрушка.

— Да я не зашибу, я осторожненько, — пообещал гигант.

— Серов, отдай его мне, — сказал один из тех, что топтались до этого в спарринге.

Он был смугл и гибок, этот парень. Он бил перчаткой о перчатку и переступал ногами. По губам его бродила усмешка.

— Нельзя, Веселов. Первый день, что ли? — сказал Серов с упреком.

— Этот будет послабже, квелый больно, — сказал гигант с сомнением. — Но ты за него не боись.

— А ты легонько, — попросил Веселов и повернулся к Серову. — Слушай, я только телом. Без рук. — Тут гигант весело покачал головой, мол, и шутник этот парень. — Зато он поймет, что такое бокс, — продолжал Веселов настойчиво.

— Разве что так, — заколебался Серов.

— Да ты не боись, — повторил гигант.

Парень с извиняющейся улыбкой начал стягивать пиджак, который пугающе трещал при каждом его движении.

— Веселов, — сказал Серов, поглядывая на дверь. — Только без рук, уговор?

— Уговор. Будет чистенько, — откликнулся Веселов и вытер нос перчаткой.

Серов помог гиганту управиться с перчатками.

Гигант, оглядываясь на Леонида, вышел на середину зала в длинных сатиновых трусах. На лице его было написано, что он тут долго возиться не станет. То есть только вежливость заставляет его возиться с детьми.

Веселов провел перед носом гиганта перчаткой и отступил. Гигант удивился этому, как очень смелой шутке, и протянул руку, желая толкнуть в плечо дерзкого насмешника. А тот легко увильнул и мазнул гиганта по челюсти.

— Веселов, не забывайся, — напомнил Серов испуганно.

— Оставь его, Весло, — сказал кто-то из боксеров. Гигант между тем обиженно шел на Веселова.

— А покажи-ка ему, — сказал толстяк, входя в зал и сразу же петушась. За ним появился тренер.

— Отставить, — сказал тренер. — Веселов, на место.

Но гигант принялся бегать за Веселовым, постепенно распаляясь, ему не терпелось съездить в ухо обидчику, но тот играючи уходил.

Леонид каким-то чутьем угадал то, что сейчас последует. По еле уловимой изготовке Веселова. Он тронул тренера за локоть. Но тренер тоже заметил, в чем дело.

— Веселов! — окликнул тренер.

Но Веселов уже ударил в реберную дугу. Гигант согнулся от боли в три погибели. Серов и Вася подхватили его под руки и повели на скамейку. Толстяк растерянно моргал редкими ресницами.

— Уже все? — спросил толстяк.

— Я же ему говорил, он обещал без рук, — сказал Серов тренеру, обернувшись.

— Сработал рефлекс. Я нечаянно, — заладил тотчас Веселов, пряча довольную усмешку.

— Нечаянно, нечаянно, — передразнил тренер.

— Ну, я пошел. У меня там люди, — сообщил толстяк, пряча глаза.

— Забыли товар, — бросил вслед толстяку Веселов.

— Веселов, кому говорят! И все вы, марш по местам, — зарычал тренер.

— Колоритный парень этот Веселов, — сказал Леонид, присаживаясь к Васе. Вася хлопотал над гигантом — помогал надеть штаны.

— Он не спортсмен. Пижон, вот он кто, — ответил Вася сквозь зубы.

Леонид помог собрать гиганта. Позеленевший детина ушел, слабо и виновато улыбаясь и сдерживая дурноту.

Уходя, Леонид еще раз увидел Веселова. Тот стоял в коридоре в сторонке с худощавым стариком. Они, точно по команде, посмотрели на Леонида — это длилось мгновение, — и опять повели свой разговор о чем-то. Старик говорил быстро и горячо. На лице его было написано выражение: «Верьте не верьте, но это так». Леониду показалось, что старик при этом даже подмигнул. Веселов выслушивал, набычившись.

В управлении Леонида ждало известие из исправительной колонии в Сибири. Маргасов отбывал там срок в одно время с Володиным. Леонид посылал запрос, и вот пришла такая бумага.

 

Глава XII. ДАЧА В КРАТОВЕ

— А память моя не так уж плоха. Вас-то я запомнила с первого раза, — сказала актриса.

Судя по всему, она проснулась поздно, ее глаза были еще припухшими. И вообще в домашнем виде без своей парфюмерии она выглядела не так уж блестяще. Леониду стало неловко, будто он ненароком влез в чужую тайну. Он замялся на пороге.

— Ну, входите же, — сказала актриса и затем повела его в комнату, хлопая шлепанцами.

В комнате завтракали, и какая-то женщина, надо полагать, мамаша, мигом усадила его за стол. Самым прозаическим образом актриса принялась делать ему бутерброды с колбасой и сыром. Ее лицо опять показалось ему прекрасным, но теперь как-то по-домашнему: оно излучало тепло и доброту. Такое живое и естественное лицо. И, судя по всему, гость ей нравился тоже, у нее были ласковые глаза.

«Она бы понравилась мне даже в качестве самой заурядной библиотекарши, — решил Леонид. — Главное, она хорошая, милая женщина. А слава и всякие там шик-модерны — это уже вторичное».

Леониду было радостно, словно он открыл великую истину. Ему стало необыкновенно легко рядом с этой женщиной. Уж с ней-то он мог говорить просто и о чем угодно, не испытывая обычного стеснения. И было ясно, что она понимает его с полуслова. А сам он казался себе живым и остроумным. Он было собрался пригласить ее вечером в кино, но тут пришел высокий красавец летчик. Он оказался мужем актрисы.

У Леонида на миг появилось ощущение, что он выглядит как жулик с этими бутербродами, за столом его жены. Но летчик был славный парень и повел себя так, точно он и Леонид были старые холостяки-союзники, которых судьбой занесло в компанию женщин. Он стал шутливо пикироваться с женой и тещей и втянул Леонида в эту перестрелку. И все же, когда подошло время взяться за дело, Леонид начал издалека, со своего посещения киностудии, стараясь не оставить у летчика никаких сомнений насчет своих отношений с его женой. Но стоило Леониду заговорить о деле, как актриса сама тут же выставила мужа за дверь.

Леонид достал из внутреннего кармана пиджака черный пакет и разложил перед хозяйкой с полдюжины фотографий. Это был парад бравых ребят. Все как на подбор — мужество и сила. Приплюснутые носы и вроде бы глубоко сидящие глаза выдавали их привязанность к боксу.

— Он здесь? — спросил Леонид.

Актриса как-то по-новому взглянула на него и перевела взгляд на фотографии. Постепенно лицо ее сделалось растерянным.

— Они все такие одинаковые, — беспомощно произнесла она.

— В общем да. Так оно и должно быть. Они даже в одном весе. В первом среднем, как и ваш знакомый. Поэтому я их и свел в одну команду. Но это касается того, что их роднит. А если по частностям? По тем, что их отличает? Присмотритесь внимательно, — сказал Леонид.

Она поколдовала и подняла одну из фотографий.

— Кажется, он, — сказала она и испуганно добавила: — Но я не ручаюсь.

Леонид бережно взял у нее фотографию. Это был Веселов.

Вот уж неутешительное совпадение. Не очень-то повезло, надо сказать. Не так уж приятно иметь дело с таким бессовестным парнем. Попробуй тут наладить контакт. Поговори задушевно. Леонид озадаченно поскреб переносицу. Но главное, он нашелся, этот единственный человек, более или менее близкий Семену, — и на том спасибо.

— Но все же он походит? — спросил Леонид.

— Да… А может, и не он. Они почти на одно лицо.

— Спасибо, — сказал Леонид и собрал фотографии. Вновь появился летчик и вместе с женой проводил его до дверей.

— Заходи. Позванивай, — сказал летчик, переходя на «ты».

— Правда, правда, — добавила актриса.

— Только непременно звони. Звони и заходи, — сказал горячо ее муж.

Приехав в управление, Леонид запросил справку о Веселове. Но справка пришла короткая. Сообщалось, что Михаил Петрович Веселов занимается боксом с малых лет. Высшее его достижение — первый разряд, и дальше этого потолка он так и не поднялся. Но до сих пор все еще боксирует в небольших соревнованиях. Родители имеют дачу в Кратове. Вот и всего-то.

Леонид хорошо знал такую категорию людей. Это были неудачники, заболевшие спортом. Спортивные залы становились их клубом, где они и околачивались до окончания дней своих. Леонид положил перед собой листок бумаги и взял авторучку. За дверью гремели сапоги подполковника Маркова. Он замещал Михеева.

В Ленинграде проходило какое-то совещание. Михеев сидел там уже не первый день. И вот тут-то Марков развернулся. Он решил показать, что такое настоящая работа, вырвавшись на руководящий простор. Его энергичный голос отдавался в металлических частях мебели. Когда он раздавал указания, звенели люстры и шел гул от батарей отопительной системы.

Леонид написал: «Маргасов». Затем провел в сторону стрелу и вывел медленно: «Володин».

Кого он, собственно, ищет теперь? Сообщника Маргасова? Но верно ли, что Маргасов и тот убийца-грабитель — одно и то же лицо. Этот пьяница, от которого сбежала семья, мало похож на преуспевающего преступника.

«Допустим…» — сказал себе Леонид и зачеркнул слово «Маргасов».

Володин остался в одиночестве. А интересен ли ему Семен в таком вот единственном числе? Разумеется. Все же это был он рядом в машине с Ниной Крыловой, когда та сказала про деньги. И потом эти часы.

Леонид обвел фамилию Семена пожирней. И потом Володин не так уж и одинок. Даже на этом листке бумаги. И от фамилии Семена в сторону побежала новая стрела, и на ее конце появилось буква за буквой слово «Веселов». Потом он обвел его четким овалом, особо выделив на белом поле.

Овал с Веселовым оброс, как ежик, иглами. Еж был еще молод, игл, надо прямо сказать, оказалось не густо. И каждая из них послала в сторону свой импульс. Один назывался «приятели», другой — «работа», потом «старик в коридоре», «дача в Кратове» и прочее.

И пока в этих щетинках не таилось ничего такого предосудительного. Да он ни в чем и не подозревает Веселова. Он не имеет права позволить это себе только потому, что тот знаком с Семеном. Может, Веселов честнейший малый. Ну, тут он немного перегнул: честный не пойдет на подлую шутку с беспомощным человеком. А уж как Веселов обошелся с тем простодушным гигантом, вспомнить больно. Поэтому лучше считать так: Веселов единственная ниточка, которая ведет к Семену, и этим надо воспользоваться непременно. Легонько потрогать ее. Из какого она материала.

Посему вернемся к щетинкам, сказал себе Леонид.

Итак, спортивная секция? Пожалуй, отпадает. Вряд ли Веселов и Семен сошлись на почве бокса. Впрочем, можно узнать у Василия. О том, ходит ли кто к Веселову прямо в зал, кроме того подмигивающего старикана.

Остается дача. Пустая дача осенью — укромное место. И уж если что-нибудь обделать, скажем деликатное, лучше места не найдешь. Лучше, чем эта дача. И если ему начинать, так именно с этой дачи в Кратове.

Леонид убрал набросок в нижний ящик стола. Посидел еще немного, собираясь с мыслями. Благо, он был один. Из открытого окна в лицо тянуло сырым, осенним воздухом.

Рама тихо скрипнула, будто пропуская кого-то, в комнату неожиданно дунуло. Тугой порыв прошелся по столу неаккуратного Храпченко и точно ладонью смел бумаги. Леонид чертыхнулся и начал собирать ползающие по полу листки, как слепых котят. Он сложил их в стопку и подошел к столу Храпченко.

Поверхность этого стола отражала легкую натуру самого хозяина. Стол превратился в произведение Храпченко. Его дерматиновое поле было выжжено сигаретами. От пятен чернил и клея рябило в глазах. Наиболее свежее из них, величиной с лунное море, по замыслу творца должно было остаться незаметным для постороннего глаза. Для этого он растянул посреди стола управленческую газету «На страже», но та теперь съехала на край, и половина ее висела, точно перебитое крыло.

Леонид поправил газету и вернулся на свое место. Но что-то мешало ему сосредоточиться. Застряло в подсознании, как заноза.

— Часы «Омега» в золотом корпусе? — сказал он себе под нос.

Он поднялся и перенес газету на свой стол. Это было где-то в третьем столбце. Его палец пробежал по развороту и нашел нужную строчку. Затем он уселся поудобней и прочитал заметку целиком. «Благородный поступок» — так называлась она.

«Утром заскрипела дверь городского управления милиции, и в вестибюль вошел гражданин пожилого возраста», — писал лейтенант Осин, известный всем в управлении активист газеты.

«— Видите ли, я нашел часы, — сказал он дежурному старшине Харитонову и протянул часы в золотом корпусе. — Передайте в бюро находок.

Проходя в подъезде дома номер семь по улице Полянка, он заметил блестящий предмет, оказавшийся золотыми часами марки „Омега“. Решение созрело мгновенно, и, не колеблясь ни минуты, гражданин понес свою находку в органы милиции.

— Спасибо вам, — тепло поблагодарил его старшина Харитонов. Посетитель отказался назвать свою фамилию.

— Что уж там. Каждый поступил бы точно так на моем месте, — сказал он скромно.

С каждым днем у работников милиции растет число друзей», — заключил лейтенант Осин свое сообщение.

Газета была трехдневной давности. Леонид свернул ее трубочкой и, держа словно жезл, спустился на первый этаж. Здесь, в конце коридора, помещалось бюро находок.

— Позвольте взглянуть на «Омегу», — попросил он у сотрудницы бюро и показал газету, точно пароль.

— Явился владелец?

Острота попала в цель.

— Посмотрим, — сказал Леонид, — на моих инициалы Наполеона.

— Значит, все в порядке. Инициалы есть, — сотрудница поддержала шутку.

Она открыла ящик и достала часы. На дужке часов болталась квитанция, будто в комиссионном магазине.

Леонид повернул часы тыльной стороной. «Лене от мамы», — было выгравировано мелкой вязью. Заинтересуйся часами кто-нибудь из его отдела, и… Но об этом лучше не думать.

Он попробовал анодированный браслет. Браслет слабо пружинил. Елозил по руке. Не мудрено, если часы соскользнули сами. Съехали с руки и упали.

— Не мои, — сказал Леонид невозмутимо. — Не та гравировка.

Он положил часы на стол, стараясь не выдать сожаления. Теперь шансы на их возвращение понизились почти до нуля.

— Один вопросик, — спохватился Зубов, — когда их принесли?

— В пятницу, — сказала сотрудница. Она развернула квитанцию и добавила: — Ну да. В пятницу, семнадцатого числа.

«Значит, их принесли на следующее утро», — подумал Зубов. Он отправился искать старшину Харитонова.

— С виду культурный. Хотя и незаметный. Но, видно, толковый гражданин. Пожилой такой… Мелкий, — припоминал старшина, напрягаясь. — Лицо обычное. Простое… В морщинах… Узкое… Строгое такое… Подмигивает так, понимаете? Еще… Одна бровь кверху… Как будто говорит: «Это что такое?» Наверное, врач… Спешу, говорит, на работу.

«Незадача мне с этими часами», — размышлял Леонид, шагая по улице.

Так кто же он все-таки, Семен? И поныне действующий грабитель? Или обычный драчун, хвативший лишнего в кафе? И кто принес «Омегу»? Последнее особо было любопытно.

В кабинете его ждали более точные сведения о даче Веселовых. С осени она пустовала, как и следовало ожидать. Лишь временами наезжал Веселов-младший с компанией друзей, устраивал пир горой.

Под вечер в тот же день Леонид отправился в Кратово. Он стоял в проходе вагона, рассеянно смотрел в окно на мелькавшие дома и эстакады. Был час «пик». После Электрозаводской в вагоне стало тесно.

По стеклам змеились крупные капли холодного дождя. Они вызывали неприятное представление о влажном липком воздухе, забирающемся под воротник и в рукава. О стылой и скользкой глине, чавкающей мерзко под ногами.

Он немного устал. Ему хотелось есть. И вообще сейчас потянуло посидеть где-нибудь с книжкой. В уюте и тепле. Исчезни сейчас все преступления, как бы стало хорошо. Покойно.

«Вот она, твоя романтика, — сказал себе Леонид язвительно, — копаться в разном дерьме. Нужно, не спорю. Необходимо, когда тебя или кого-то рядом взяли за горло. Так ли ты представлял себе эту профессию?»

Он вспомнил актрису, и на душе у него потеплело. Жаль, что она жена такого отличного парня. Ну, что же из того, что она жена другого человека, сказал он себе. Важно, что она существует на этом белом свете и, кто знает, может быть, он завтра увидит ее. Вот возьмет и приедет на студию. Станет у ворот в сторонке и будет ждать.

За окном пролетали дачные поселки, сосны и столбы, искривленные в мокром окне.

Вздохнул он свободно только в Кратове, когда ступил на платформу. Но Опушкин проезд с веселовской дачей задал ему новую работу. Он затерялся в скоплении дач, и найти его оказалось не так-то просто.

Вначале Леонид пошел на правую сторону от железной дороги и стал искать переулок в тех местах, где о его существовании даже не подозревали. Благо, кто-то надоумил перейти на левую.

Леонид перешел через рельсы. Металл под ногами тускло лоснился в сыром воздухе. Дальше путь предстоял по скользкой кривой тропе. Земля была влажной и холодной. К подошвам неприятно липли побуревшие листья.

Тропинка вывела на пустынную и по-осеннему неуютную улицу. Кое-где уже топили, и жидкий ранний дымок прощупывал в плотном сером воздухе первую дорожку.

Веселовская дача стояла в глубине Опушкина проезда, который кончался тупиком. Ее бока из крутых бревен окутал глубокий покой. Еще бы, младший Веселов сию минуту сидел в военкомате и что-то уточнял в личном деле.

Но, даже если там кто-то находился, изображать из себя заблудшего прохожего не имело смысла. Леонид зашагал по переулку свободно, не таясь.

Калитка беспризорно болталась на петлях, и на участок он попал беспрепятственно. Стараясь оставаться на виду, он прошел прямиком к дверям и постучал костяшкой пальца. Потом он похлопал по крашеным доскам кулаком. Из глубины дома откликнулось эхо, и на этом все признаки живого были исчерпаны. Тогда Леонид подергал дверь, она сидела плотно на внутреннем замке.

— Эй! — крикнул Леонид, довершая число мер, положенных человеку, который заявился в гости.

Но внутренний мир этого дома отнесся ко всему такому, лежащему в границах приличий, невозмутимо, тем самым давая право на продолжение попыток.

И было вполне естественно, когда Леонид полез в окно. То есть он собирался только заглянуть через стекло. Не случилось ли что с обитателями дачи — убедиться в этом имеет право каждый человек. Тем более вид ее давал повод предполагать, что хозяева дома…

 

Глава XIII. ПОЕЗДКА НА ЮГ

«Вот он, Лихов переулок, дом двадцать семь», — обрадовался Семен тогда.

Он еще не был в гостях у Учителя. И уже одно это вызывало любопытство: как он там поживает, старик? Но Сергей Сергеич гостей не любил и дал Семену адресок очень неохотно.

— Только в крайнем случае, понял? — сказал он, кривясь.

Сегодняшнее известие приходилось как раз на крайний случай. Вдобавок Семен хотел предъявить Учителю кое-какие счеты. В последний раз тот так его подвел, что дальше было некуда. Теперь попадись, живо поставят к стенке. Шутка ли, отныне мокрое дело на плечах. И только по вине этого старика. Не иначе.

Семен пошел по лестнице, высматривая нужную дверь. На площадках пахло кошками. Облупившиеся стены были исписаны мелом — этакая лирическая арифметика: если к Маше прибавить Витю, то получится любовь.

Десятая квартира отыскалась на четвертом этаже. Нажимая звонок, Семен представил кислую мину Учителя.

За дверью погремели замками, и перед Семеном предстала тучная женщина в халате.

— Вы слесарь? Слава богу, — обрадовалась она.

— Нет, я не слесарь, — сказал Семен. — Сергей Сергеич дома? — в свою очередь, спросил он, нетерпеливо заглядывая через плечо ее в полумрак.

— Он у себя. Пройдите, — сказала женщина, пропуская Семена в коридор. — Вторая дверь направо, — добавила она.

Семен пошел, натыкаясь на ящики и лыжи. Потом глаза его привыкли. Он нашел вторую дверь, покашлял, прочищая горло, неистово постучал костяшками пальцев.

«Вот будет морда шилом, как я сейчас войду», — представил Семен.

— Милости просим, — ответил незнакомый мужской голос.

Семен очутился в комнате, заставленной старой мебелью. У окна за столом сидел однорукий лысый старик с веселыми глазами. Перед стариком были разложены веером, будто карты, какие-то рисунки, а в уцелевшей руке он держал лупу.

Семен огляделся, но, кроме них, ни души. Он сам да этот однорукий. Но особенного в этом ничего не было. От Сергея Сергеевича можно было ждать всего и того, что он взял да и спрятался вон в том широченном гардеробе.

— А где Сергей Сергеич? Куда он запропал? — сказал он, все еще высматривая по углам.

— Я здесь, — ответил старик.

— Да я не тебя. Ты мне не нужен. Мне Сергея Сергеича, — сказал Семен, начиная беспокоиться.

— А Сергей Сергеич — это я, — сказал старик.

— А еще Сергея Сергеича здесь нет? Может, еще какой живет в квартире? — спросил Семен, предчувствуя неладное.

— У нас и одного хватает. И с тем морока. Вот с этим. — Старик ткнул себя в грудь.

Семен сообразил, что Учитель опять оставил его с носом, подсунув ложный адресок, да еще с другим Сергеем Сергеичем. Семен долго стоял остолбенело, а старик улыбался: приперся такой чудак и одного Сергея Сергеича ему мало. Подавай ему десяток, не меньше, — прямо оптовик.

Он что-то говорил Семену, а тот медленно пошел к двери. Постоял на площадке, облокотившись о перила. Апатично поплевал в лестничный пролет, стараясь думать. Но толком ничего не получалось. Проще было отругать Учителя на чем свет стоит.

Но и после этого не стало легче. Семен спустился вниз и пошел на остановку автобуса.

Продолжая клясть Учителя, Семен уселся в автобусе около окна, и тут, едва машина тронулась с места, у него спросили билет.

Руки у контролерши мелькали, будто их было восемь штук. Как на одной картинке у восточного божка, которую видел Семен. От них рябило в глазах, а она еще быстро приговаривала: «Ваш билет».

— Ваш билет, — сказала она Семену, тут у нее получилась задержка, и ему стало ясно, что у нее всего-то две обыкновенные руки, сколько и положено каждому человеку.

«Ничего себе, босяцкая привычка», — подумал Семен, шаря машинально по карманам, где, собственно говоря, билета и не могло быть. Он просто забыл его взять.

«Еще не хватало милиции», — подумал он, глядя на ее руки. Они производили впечатление очень цепких.

— Ваш билет, — повторила контролерша.

— Потерял, — сказал Семен, не моргнув. Спорить не стоило.

Готовый лопнуть от досады, Семен полез в карман за штрафом. Видно, когда уж не везет, так этому нет конца.

— Его билет у меня, — театрально произнес знакомый голос.

Учитель умел это делать. Он сидел через кресло сзади как ни в чем не бывало. Будто ехал в этом автобусе по крайней мере от Ростова. И вдобавок еще держал развернутую газету «Сельская жизнь». Семен только рот разинул, настолько это было неожиданно.

— Выйдем, — сказал Сергей Сергеич.

Они вылезли у Краснопресненского вала и пошли через площадь.

— Понимаете… — начал Семен, досадуя: вместо того чтобы высказать все, что накипело, приходилось выискивать оправдания.

— Это тебе, Сема, впредь наука. Вошел в автобус, плати. У водителя план. Да уж ладно, теперь все в порядке, — сказал Сергей Сергеич как ни в чем не бывало, будто сам он перед Семеном ни в чем не провинился.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил он таким тоном, что Семен понял — выяснить отношения сегодня не удастся.

— Маргасов сбежал, вот что, — сказал Семен. — Весло его видел.

— Веселов, — поправил Сергей Сергеич.

— Ну, Веселов. Какая разница.

— Большая, — сказал Учитель. — Значит, он видел Маргасова?

— Тот шел по Зачатьевке.

— И что ж Веселов? Позвал милицию?

— Не успел. Пока бегал туда-сюда… Может, того отпустили, а? Маргасова? — предположил Семен.

— Отпадает, — сказал Учитель. — И с чего тогда человеку бегать по чужим углам, сам подумай. Если есть собственная берлога? Но он там и носа не показывал. Я проверял. И я-то еще подумал: что это там участковый день и ночь сидит в его квартире? А оно вон, оказывается, что?

— Да уж верно, что бы ему там сидеть, — согласился Семен.

Ну да, Маргасов прошел по той стороне проезда, напрягшись всей кожей. И казалось, просто протяни в его сторону палец, и он вздрогнет, как лошадь, даже за сто метров. Настолько она была натянута, его кожа.

— В том-то и дело, Сема, — сказал Учитель. — Когда у гражданина с государством лады, он ходит по улицам смело. И, уж во всяком случае, живет в собственной квартире. Но от милиции не скроешься. Подполковник Марков достанет хоть из-под земли.

Семен взглянул на свои старенькие часы и взгрустнул по «Омеге».

Как он тогда ни прятал их под рукавом, Учитель заметил в первое утро и всполошился.

— Это что такое? — вскричал он. — Где ты взял вещь, которая тебе явно не по средствам?

— Братишкин подарок, — соврал Семен, — братишка ходит в загранку. А там они по дешевке. Что ковры, что часы.

— Опять. Опять ты взялся за свое, — сказал Сергей Сергеич возмущенно.

— Случайно, — признался Семен. Врать Учителю было бесполезно. Он видел насквозь.

И не к чему было объяснять, что уже только при одном виде человека Семену хотелось у него что-нибудь отнять. И сдержать себя стоило усилий. Но Учитель не принимал оговорок.

— Если это как болезнь, ходи только по людным местам, где побольше народу, — сказал Сергей Сергеич. — Избегай пустынные закоулки, где так и тянет ограбить.

— В последний раз, ей-богу, — пообещал Семен, потому что в такой ситуации сказать было более нечего.

— Нет, я больше тебя не знаю. Негодяй, — сказал Сергей Сергеич.

— Честное слово, — добавил Семен.

Вот и сейчас он сразу с подозрением уставился на его запястье. Семен усмехнулся.

— Ты должен стать другим человеком, — сказал Учитель.

— Я и становлюсь. Даже никаких чаевых. Они оскорбляют мое человеческое достоинство, — произнес Семен с усмешкой.

Невольно получилось так, будто он дразнил Учителя. Поэтому Семен добавил, едва ли не заискивающе:

— И план я дал сто два процента. Была благодарность в приказе.

— Молодец! И вот что. Возьми-ка отпуск. Съездишь на юг. Ну, скажем, в Краснодар. Растрясешься. Смена обстановки очень кстати, понимаешь сам.

В таких делах Семен полагался на Сергея Сергеича целиком. Старик знал, что к чему, и уже предостерег Семена не от одного скользкого шага. Семен вышел тогда из колонии, совершенно не представляя, каким еще способом можно добывать себе на житье, как только не испытанным старым. К обычной работе он еще с молоком матери-барахольщицы впитал твердое презрение. И сидеть бы Семену опять в заключении, не возьми его под крыло Учитель. Был он раньше безнадежным уличным грабителем, но Учитель научил его «ремеслу». И теперь он, Семен, стал «человеком».

— И еще: найди-ка сегодня Веселова и передай, пусть он дней на шесть и думать забудет о своей даче, — произнес между тем Сергей Сергеич, — будто ее и нет, дачи. Если сунет нос, скажи: «Не поздоровится».

— Понятно, — сказал Семен, — это связано с тем самым?

— С тем самым.

— Понятно, — повторил Семен.

Прежде он съездил в свой парк и столковался с начальством насчет отпуска. Сезон отпусков миновал, и начальство не упрямилось.

Отсюда Семен отправился на квартиру Веселова. На звонок вышел сам Весло в тренировочных брюках с белыми лампасами и в тапочках на босу ногу. Под потертой замшевой курткой белела майка.

— Это ты? — произнес Весло. — Ну, как там среагировал Серега на Маргасова? Небось пришлось не по нюху?

— Известно. Думает, смотался. Подфартило, и утек. Папка с мамкой дома?

— Папка на трудовом посту. А мать, как всегда, сидит где-нибудь в кино.

Они зашли на кухню, сияющую кафелем, белизной плиты и холодильника. Весло достал носком трехногую табуретку, придвинул и сел.

— Ну? — спросил он.

— Вот что, — сказал Семен, осторожно облокачиваясь на кухонный стол, — вот что, дней на шесть дача для тебя закрыта. Не суйся — потерпи.

Весло недовольно поморщился.

— Серега сказал?

— Он самый.

— Что-нибудь солидное?

— Узнаешь потом. Всему будет время. Твое не уйдет.

— Не уйдет, не уйдет, — передразнил Весло, слетел с табуретки и забегал по кухне. — Крохи со стола? Объедки?

«Ну и арап, — подумал Семен. — Привык у папаши на дармовщину. Так и здесь: и загрести и руки оставить чистыми».

— Мне финансы нужны, понимаешь? Я совсем голоштанный, — трагически сказал Весло и показал волосатую грудь.

— А что отец? — спросил Семен с недоверием.

— Кричит: кровосос! На тебя не напасешься, — произнес Весло саркастически и плюхнулся на табурет.

— Но что-то он все-таки подбрасывает? Какую-то деньгу? — возразил Семен, не поддаваясь.

— Эх, старик. Ты не представляешь, как это унизительно, — сказал Весло.

Семен в самом деле не представлял. По той простой причине, что ему никогда не давали отцовские деньги и сопутствующее этому чувство унижения ему не было известно. Поэтому он не поверил Веслу.

Таким, как Веселов, он завидовал с детства. У подобных ребят еще всегда водились денежки на мороженое или ситро, только стоило им запустить ладонь в карманы своих вельветок. А ему приходилось таскать из-под носа у тетки. Да и у тетки их было кот наплакал.

— Надо иметь свои. Это вернее всего, — закончил Весло и свесил голову на грудь.

— А что же твой бокс? Кружок там или секция, как ее?

— Таким, как я, не очень платят за кружок. Не чемпион Европы, — усмехнулся Веселов.

— За чем же дело? Кто тебе мешает? Начисть всем рожи. И будь.

— Интриги, старик. Затерли вашего Веселова.

Говорил бы он это кому другому, только не ему. Семен собственными глазами видел, как за Веслом по всему рингу гонялся один белобрысый малец. Малец был из новичков, и Весло, рассчитывая на легкую победу, пригласил его, Семена, поглазеть на триумф.

— Засеки по часам. Уложу на второй минуте. Побалуюсь и уложу, — сказал Весло, уходя в раздевалку.

Когда ударил гонг, Весло набычил голову и сразу полез на мальца. Но малец оказался другого сорта, он выдержал этот напор и затем, уловив удобный случай, съездил Веслу в челюсть. А потом на Весло было срамно смотреть. В третьем раунде он кидался на шею мальца, словно к родному отцу перед разлукой, а тот обрабатывал его кулаками, будто лепил из глины скульптуру. И так и этак! Когда все это кончилось, Весло, малиновый и рыхлый, точно так же нес чепуху про судейские интриги… Как и сейчас, на кухне.

— Тогда иди на производство и работай, — безжалостно обрезал Семен и, чтобы не переборщить, добавил: — Ладно, я с ним поговорю. Видит бог, не обидим. — И сделал шаг к выходу. — В общем с дачей учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.

— Тогда все будет спок, — заверил Весло, шаркая шлепанцами за спиной Семена.

— Как и с актером? Тоже было «спок», — усмехнулся Семен, хотя и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил пощады.

— А что с актером? Что с актером? — заволновался Веселов, опять по-лакейски забегая вперед. — Ну кто думал? Известен, знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты бы проверил?

Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в загашнике.

На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей Сергеич отвел его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.

— Дал бы ты, Сергеич, телефон, — попросил Семен на всякий случай, когда они сидели в такси. — Чуть что, и я бы звякнул.

— Сема, — сказал Учитель. — Домой еще не провели, а служебный номер сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.

Семену хотелось постоять на перроне, как поступали тут все, но Сергей Сергеич счел это неудобным. Вокруг толчея, и только путаться у людей на дороге. Тащит, мол, гражданин чемодан, сгибаясь, а ты ему на пути, лицом в лицо. Он потрепал Семена за локоть и ушел.

Попутчиков Семен невольно оглядел со старой профессиональной точки зрения. С одного можно было снять костюм из тонкого с красивым переливом материала. В подходящих, конечно, условиях. Остальные двое никуда не годились, женский халат и пижама.

Семен разулся и полез на верхнюю полку.

— Вам нужна постель? — спросила снизу проводница.

— А как же? Чем мы хуже других, — весело ответил Семен.

Он снял пиджак, повесил на крючок в голову и растянулся в полный рост. Потом встал на колени и снова взял пиджак.

— Не бойтесь, не пропадет, — сказал мужчина в костюме. Семен даже поперхнулся.

— Мы это знаем, — сказал он многозначительно, придя в себя, и повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и не мешал.

— Вы юрист? — спросил тот мужчина, который был в костюме и переливался всевозможными цветами, как голубь сизарь.

— Не. Из смежной профессии, — сказал Семен, закинув руки за голову.

Попутчики решили, что он из милиции. Вообще-то они были прескучнейший народ.

Он послушал, что они там говорят внизу про политику, и заснул. Проснулся он ночью внезапно оттого, что приснилось что-то кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец любил приговаривать: «Легче взять, чем сделать», — потом он куда-то исчез, а за ним умерла мать, и он остался с теткой.

Потом он припомнил себя постарше. Это было в войну. В тот день хотелось есть особенно, а по улице шел мальчишка с буханкой. А он, Семен, стоял, смотрел на буханку и глотал слюну. Рядом, у подъезда, на скамье сидел урка Косой, он улыбнулся, сверкнув фиксой, и сказал ласково:

— А ты у него отними! Хлебец!

— Что ты? Это же по карточке, — ответил он, дурень, тогда, при всем почтении к Косому.

— Это так кажется, — мягко сказал Косой. — Только надо себя в первый раз пересилить. И тогда ты увидишь, как это просто и легко. Ну же!

Он смотрел ободряюще, и уж очень не хотелось осрамиться в его глазах, чтобы потом смеялся сам Косой и все пацаны, и Семен подошел к мальчишке.

Мальчишка плакал, вцепившись в буханку, и поэтому приходилось оглядываться за поддержкой на Косого. А урка смеялся и подбадривал, покрикивая: «А ну-ка, смелей!»

Потом он вернулся к урке с истерзанной буханкой, и Косой спросил:

— Ну, правда же, это легко и просто?

И хотя в душе еще что-то скребло, он кивнул Косому. Они разломили буханку пополам и тут же с аппетитом съели. А потом, когда он другой раз что-то отнимал у девчонки, ему и вправду показалось это простым и легким делом. Девчонку он даже пнул в живот, чтобы она не очень-то орала…

Устав вспоминать, Семен заснул опять и теперь уже крепко, а когда проснулся, его спутники стучали костяшками домино.

Семен сунул руку в карман пиджака, потрогал карты, но предлагать буру этим чистоплюям не было смысла. Тогда Семен ушел в ресторан и просидел там до закрытия. За столом к нему привязался один демобилизованный, и они очень душевно выпили. Еще никогда Семен не сидел в ресторане так культурно. Даже, поднимая граненый стакан, оттопыривал мизинец. Официанток они уже называли по имени и по-светски шутили с ними. А те говорили «да ну вас», делали вид, будто сердятся на такое обращение, но, судя по всему, им было приятно. А в конце Семен с новым приятелем попытались спеть «Подмосковные вечера», но из кухни прибежал директор и замахал руками.

— Что вы, ребята? Боже упаси, — сказал он. — Вы, наверное, с Севера, и я вас понимаю прекрасно. Но в соседнем вагоне сам начальник дороги, и боже упаси.

По вагону Семен шел играючи — трогая плечами стены, стараясь раздвинуть вагон. Ему было тесновато. Но, добравшись до полки, он заснул и проспал до прибытия в Краснодар.

Проводница с трудом его растолкала.

Семен выбрался на чужой, незнакомый перрон и до рассвета торчал на вокзале, сонный и неумытый. Он хотел доспать, усевшись на скамейке, но его гоняли с места на место.

Где-то после семи утра в станционной жизни один за другим забили ключи, дремавшие ночью, и она приняла свой обычный суматошный вид с толкотней и очередями, с глухим банным гулом под высоченным потолком. Семен подзакусил в открывшемся буфете бутербродами с колбасой и сыром, запил все это яблочным соком и затем, потолкавшись у кассы, взял два билета на Москву. На поезд, который уходил сегодня же вечером.

Потом Семен поехал на окраину, которая называлась Дубинкой, и долго искал нужную улицу, потому что их здесь было три с этим названием. И на каждой дома все на одно лицо — одноэтажные, белые, торчат себе за заборами.

Наконец он отыскал нужный дом. Семен миновал его, даже не убавив шаг, как и посоветовал старик.

— Не суйся сразу в нору к этому хищнику. Не горячись. Угодишь в капкан — поминай как звали, — говорил Сергей Сергеич.

Семен дошел до угла и прислонился к столбу. Потом присел под забор, на пыльную траву, закурил, изображая уморившегося человека. А сам исподтишка наблюдал за улицей.

Это была почти деревенская улица без мостовой, изборожденная рытвинами. Семен намеренно выбрал такое время, когда народ разошелся на работу, и теперь за улицей было легче следить. За теми, кто по ней проходит. Пока это были женщины с кошелками, да и те появлялись изредка. Потом поисчезали и они. И если сбросить со счета прогуливающихся кур, можно было считать, что на улице ни единой живой души.

Высокий пожилой мужчина объявился неожиданно. Уж как ни старался Семен быть начеку, и то пропустил момент, когда тот возник на улице. Мужчина шагал не спеша, вразвалочку и походил по всем статьям на того, кого не раз описывал Сергей Сергеич. Старик и сам в глаза не видел этого человека и тоже знал его только понаслышке. Но обрисовал так точно, что Семен его сразу узнал, не колебался. На месте начальника управления милиции он, Семен, уж обязательно бы пригласил Учителя к себе на работу. Еще бы покланялся в ножки. Такой у него был редкий дар.

Семен легко приподнялся с земли и, отряхивая штаны, встал на пути у приближающегося человека.

— Лишней сигаретки нет? — спросил Семен, выпрямляясь.

— Лишние не носим, — сказал мужчина не очень-то приветливо, но полез в карман.

Семен бы сказал кое-что в ответ на грубость, но Сергей Сергеич всегда требовал от него учтивости, и Семен, укротив себя, взял сигаретку. А мужчина смотрел в упор, не мигая. Грубые складки на его лице только подчеркивали неприветливый нрав.

Семен сделал жест, намекая на спички. Мужчина нехотя сунул руку в тот же карман.

Так вот он каков, Мастер, подумал Семен. Один из последних динозавров старого преступного мира, как назвал его Сергей Сергеич. О Мастере Семен был еще немало наслышан в лагерях, где отсиживал срок.

— Михаил Алексеевич? — сказал Семен.

— Ну? — только и произнес Мастер.

— Я по тому письму. Из Москвы.

Мастер должен сказать или «да», или «нет», как и было оговорено в этом письме. Если «да», значит Мастер клюнул на удочку и склонен приехать в Москву. «Его бы только заманить сюда, — говаривал Учитель, — а тут он никуда не денется».

Но Мастер не сказал ни того, ни другого. Он лишь посмотрел на Семена чуть попристальней прежнего, пожевал губами, повернулся и пошел. Нет, он не уходил от Семена. В тяжелом повороте плеча и на широкой сильной спине Мастера как бы было начертано убеждение в том, что Семен все равно следом побежит как собачка. А рот открыть он даже не удосужился.

Семену все это не понравилось. Он уважал право сильных людей, но Мастер попирал всякое достоинство. Однако пришлось себя смирить. Иначе его не заманишь в Москву, этого типа.

— У него тяжелый характер. Он грубый и надменный человек. И будь с ним деликатен, — попросил Сергей Сергеич, точно в воду глядя.

И Семен, смирив себя, пошел следом за ним.

Так они дошагали до ларька. Здесь Мастер встал, оставив место у окна, в котором торчала продавщица. Это как бы означало новое немое распоряжение — платить.

— По сто пятьдесят и пиво, — сказал Семен, подойдя.

— Водка после десяти. Сколько ходють и все как маленькие, — отрубила продавщица и начала перекладывать товар с полки на полку.

— Такая красивая и добрая, — завел было Семен, испытывая на лесть.

Теперь для него как бы стало делом чести заставить ее уступить. Вдобавок что-то в горле запершило, и стаканчик был бы в самый раз. Но то, что он сказал, на продавщицу не подействовало. Она давно тут закалилась в таких вот перепалках. Тогда Семен ей кое-что приготовил, но не успел промолвить.

— Ну-ка, дочка, по сто пятьдесят. Если просим, — сказал негромко и спокойно Мастер.

Продавщица так и завертелась под его тяжелым взглядом, будто он ее пришпилил иглой, было завела свое про инспекцию, которая тут как тут всегда, стоит нарушить. Но Мастер молчал, даже не снисходя до следующего слова, и она сияла с полки бутылку.

— Только уж вы пейте, как нарзан, — сказала она, сдирая этикетку своим багровым маникюром.

— За встречу, — предложил Семен и потянулся к Мастеру стаканом, предлагая чокнуться и наладить свойские отношения.

Но Мастер будто бы и не заметил — вылил водку в себя одним махом и дыхнул. «Ну ладно, сочтемся в Москве», — подумал Семен, утешаясь этим авансом.

— Ну, так что же? — спросил он, выпив свое.

Мастер прихлебывал пиво и смотрел на Семена, не мигая.

И что у него там, в глазах, узнать было невозможно.

— Пора бы и сказать, что и как порешили, — произнес Семен, еле сдерживая нетерпение.

— Чего спешить, — только и вымолвил Мастер.

Он был Мастер, отхлебывал пиво и изучал Семена не таясь. Такие сразу не клюют, понятно. Сергей Сергеич учитывал все. И то, что Мастер будет очень осторожен. И как бы его не спугнуть. Сергей Сергеич строго наказывал поэтому всегда держать лицо честным и открытым. И Семен старался усердно, с него едва не градом лил пот от усилий. А этот хам строил из себя черт знает что.

— Может, это все подстроено? А? — произнес, усмехаясь, Мастер, но даже губы не разнял, не соизволил.

Это было самое скользкое место в миссии Семена, поверит Мастер или нет.

— Ладно. На остальное посмотрим в Москве, — сказал Мастер, опуская пустую кружку.

Семен вздохнул и расправил плечи, будто вышел на свободный путь из какого-то завала.

Они стояли около пустых бочек из-под пива, по соседству компания парней в заляпанных известкой комбинезонах драла под пиво сушеную тарань.

— Тогда уж покатим сегодня. Таков был в письме уговор. Я уж и билетики купил, — сказал Семен, стараясь наконец-таки взять вожжи всей этой истории.

Теперь-то он приструнит Мастера, как бы его там ни расписывали, ему на это ровным счетом наплевать. Но Мастер неожиданно легко уступил.

— Сегодня так сегодня. Раз уж и билеты есть, — сказал он и, однако не расставаясь со своей противной интонацией, добавил: — Ну-ка.

А Семен, выходит, должен догадываться сам, дескать, речь идет о тех же билетах. Стараясь напомнить на этот раз о своей полной независимости, он лез в карман лениво и как бы размышляя, стоит ли билеты доставать или надо подумать еще.

Но старания были впустую. Мастер ждал, не выказывая нетерпения. В глазах его стоял все тот же ровный, холодный свет. Он взял билет и, не глядя, сунул в карман.

— Увидимся в купе, — сказал Мастер, повернулся и пошел, прямо так и пошел, больше ничего не говоря. И здесь Семен отклонился от доверенной роли.

— До вечера, — ответил Семен и направился в противоположную сторону.

Это вместо того, чтобы держать Мастера под неусыпным присмотром. По роли ему отводились следующие слова:

— Это не выйдет. Чур-чуры. Бросать одинокого человека в чужом городе? И скучно, и не по себе, и так далее.

В общем что-нибудь в этаком роде. Но Семен был сыт его обществом по горло. Он привозит Мастера в Москву, и взятки гладки. А там уж дело самого Учителя со всей его мудреной психологией.

У Семена сложился свой план. Он быстренько завернул за угол и выглянул оттуда. Мастер уходил торопливой, несвойственной ему походкой. Семен вышел из-за угла и пошел незаметно за Мастером, едва не касаясь заборов плечом. Если Мастер и отправится к тем, кого они опасались с Учителем, так сделает это сейчас же.

Мастер шел да шел себе и неожиданно юркнул в чей-то двор, ни с того ни с сего взял да канул. Он проверялся — в этом не было сомнений. Семен прилип к стене. Место было очень неудобное. Он стоял здесь на виду, словно голый. Глянь Мастер в эту сторону, и дело будет дрянь. Попробуй тогда разуверь.

Но Мастер не выходил, пропал, да и только. Семен подошел и заглянул осторожненько в открытые ворота. Вернее, от них остались ржавые скобы, а перед Семеном зиял пустырь, типичный сквозной проход — «сквозняк», по терминологии, которую Учитель запретил.

Семен присвистнул, сунул руки в карманы, прошел по кривой дорожке мимо битого кирпича, смятых обручей и очутился на улице, на которой только что был. Вот и угол, из-за него он следил за Мастером. Тут он присвистнул опять. Мастер исчез, выходит, за его спиной, ищи-свищи его в незнакомом-то городе.

Он побрел наугад и долго колесил по ближним улицам, поглядывая по дворам. То, что Мастер где-то уже далеко, он понимал и делал это все только потому, что надо было что-то делать. В голове нарастало решение бежать подальше от этого города. У кожи его появилось ощущение чьего-то прилипшего взгляда.

Семен стал внимателен к тому, что происходило за его спиной. Но пока в поле зрения не попадало ничего такого, что подтвердило бы его опасения.

Постепенно он вышел ближе к центру города. Здесь уже стояли крупноблочные дома в пять этажей, стали попадаться магазины и киоски, и это облегчало положение человека, шедшего по пятам. Семен был почти уверен, что слышит его дыхание. И было такое чувство, словно тебя опутали невидимой веревкой.

Семен выбирал людные места, стараясь замешаться в толпе. Но ощущение чужого пристального ока его не оставляло по-прежнему. Кто-то неотвязчивый тянулся за ним как хвост. Так он набрел на рыночную площадь, где еще вдобавок разместилась автобусная станция и народ кишел по-муравьиному. Здесь Семен начал крутиться, стараясь застигнуть врасплох того, кто шел следом. В его глазах замелькали лица, и одно вдруг оказалось похожим на Сергея Сергеича. Помешкав, Семен поспешил к нему, прокладывая дорогу в толчее, но похожее лицо исчезло. Зато Семен увидел Мастера.

Тот нерасчетливо открылся, обходя группу школьников, и Семен заметил его. Их глаза встретились. Мастер придержал шаг, выигрывая время, и, видно что-то придумав, быстро пошел на сближение. Его неподвижное лицо точно всколыхнулось. По лицу заходили живые тени.

— Интересно, думаю, куда он отправится, голуба, — сказал он, подходя. И необычайно словоохотливо.

Выходит, он следил с первого шага. Выходит, тоже проверял, ходил как тень. Получается так, что они ходили друг за другом, точно на карусели.

— А он-то ходит-бродит пока. Ты понимаешь, о чем это я, парень? — сказал Мастер и хлопнул Семена по плечу с каким-то неестественным оживлением.

— Но мы договорились. Вечером в купе, — ответил Семен.

— Что было, то было, — согласился Мастер, — но потом я подумал: нечего ему болтаться. Посидим у меня до отъезда. Чаю попьем, потолкуем. Я говорю вразумительно, а?

Такое уж никак не устраивало Семена. Его единственным желанием было сохранить свои ноги свободными, пока продлится эта канитель. Поэтому он сказал:

— Да я погуляю. В музей схожу.

— Вот этого бы я не хотел. Чтобы ты, парень, прогуливался. Уж ты меня прости, но я бы не хотел. Оставить тебя одного, ну нет. Это уже будет не по-хозяйски. Верно я говорю? По-моему, я тут ничего не придумал такого, лишнего, а? — словом, Мастер был очень настойчив.

Дальнейшее упорство только бы усложнило и без того его непонятное положение. Учителю было легко рассуждать — совсем иначе это выглядело на деле, все то, что они старались предусмотреть. Семен подчинился, на всякий случай готовя себя к борьбе.

По дороге они прихватили бутылку водки, завернув в «Гастроном». В самый момент, когда следовало платить, Мастер стал задумчиво смотреть куда-то в сторону, и Семену пришлось отправиться в кассу.

Он жил недурно. В его личной собственности была добрая половина дома. В придачу небольшой виноградник.

— Ушел на заслуженный отдых, — сказал Мастер, когда они шли по опавшим листьям винограда через двор.

— Ничего себе, — только и откликнулся Семен, тут было чему позавидовать!

Плети виноградной лозы опутали забор, словно в агонии, да так, казалось, и засохли. Мастер отвел коричневые щупальца лозы с дорожки и возразил:

— Но теперь поиздержался. Поэтому я согласен с вами.

Дома Мастер замкнулся опять. И попытки наладить с ним душевный контакт не привели ни к чему путному. Мастер молча ходил, гремел посудой, ставил стаканы. Семен потопал было за его спиной, заводя разговоры о том и о сем, но, не встретив поддержки, мысленно послал хозяина к черту, плюхнулся на стул и тоже умолк.

Затем они пили водку. И молчали. Время тянулось для Семена долго и нудно. Водка не шла. Он сидел трезвый. У него было такое ощущение, точно в комнате вился невидимый комар и зудел, зудел. Так ему все это действовало на нервы. А Мастер и ухом не вел. Пил себе, смотрел на стены, вытянув длинные ноги, и барабанил пальцами по столу. Временами он переводил взгляд на Семена, и тому стоило усилий выдерживать этот неподвижный взгляд.

Так они и просидели до вечера, будто в ожидании боя. Только днем сходили в рабочую столовую. Но у Семена пропал аппетит, он помешал в тарелке ложкой, ковырнул вилкой гуляш, на том и закончил трапезу. А Мастер, он обстоятельно, будто занимался делом, накладывал продовольствие в желудок. Он был спокоен.

Ему было под шестьдесят, но в нем еще чувствовалась сила. И Семен, глядя на то, как Мастер ест, припомнил одну из баек. Подробности стерлись, но, словом, Мастер уволок однажды целый сейф. Инструмента, что ли, не было под рукой, в общем он взял его в охапку и за ночь отбухал десять верст. А утром этот сейф собирали по клочьям. Таково содержание байки, и это воспоминание не облегчило Семенову задачу.

— Выпить бы еще, — сказал Семен. — Может, сыграем в очко на пальцах? Продувший берет бутылку. Идет?

Это был ход. На правах хозяина Мастер должен оскорбиться и сказать дрожащим голосом:

— Зачем обижаешь? Какое может быть очко? Бутылка с меня, и о чем тут разговоры.

Но Мастер оказался прижимистым. Он кивнул — идет, мол. Только сказал:

— Начинаем с тебя.

— Ну, с меня, — неохотно уступил Семен.

И Мастер принялся считать На счете три они выбросили пальцы. Семен повел игру осторожно и показал всего два очка. У Мастера было десять. Это было равносильно проигрышу для Семена. В следующий раз он опять покажет десять, и тогда перебор.

— Будя? — спросил Мастер.

— Чего уж там. Моя монета, я гоню, — согласился Семен безнадежно.

— Возьмешь потом. В Москве, — сказал Мастер.

Когда стемнело, Мастер начал собираться. Он принес откуда-то из недр дома фибровый чемоданчик. Вытер старой газетой его обшарпанные бока и поставил под стол. При этом до чуткого Семенова уха из чемоданчика долетел тихий перестук. Это и был знаменитый инструмент Мастера. Тот самый, немецкой работы, и небось обернутый тряпочками.

Мастер поставил чемоданчик и уселся в прежней позе — ноги вперед и пальцы на стол. Это возвестило о том, что его сборы закончены. Мастер готов в дорогу.

 

Глава XIV. ПРИЕХАЛИ

Семен проснулся от толчка.

— Приехали, гражданин. Скоро Голутвин, — сказала проводница.

До Москвы еще было ходу полтора часа. Полтора часа — это все-таки сон. Но Семен накануне просил разбудить под Голутвином.

Весь предыдущий день Семен подспудно боролся с Мастером, стараясь осилить его тяжелый характер. Но пока все сводилось к защите собственного самолюбия. Мастер бесцеремонно занял нижнюю полку, причитавшуюся Семену, и то и дело гонял его за пивом в вагон-ресторан. Словом, не ставил ни во что.

Семен перевидал всякое в исправительных колониях, но до сих пор не встречал человека с таким жестким характером. У Мастера характер не пружинил, уж как к нему ни подступай.

— Э-э! Алло, — сказал негромко Семен, наклонившись, и потряс Мастера за плечо.

Мастер открыл глаза, будто и не спал вовсе.

— Сходим в Голутвине, — сказал Семен, готовясь покончить со всем этим разом: или — или. И черт с ней, с этой затеей.

Но все обошлось гладко. Мастер не проронил ни слова и начал послушно собираться в полумраке, сопя и сморкаясь.

Потом они вылезли на перрон и сошли по ступенькам на узкую привокзальную площадь. Было еще очень рано, и все смотрелось будто через папиросную бумагу. Ветер мел под ноги сухие грязные обертки.

Семен огляделся. У киоска «Пиво — воды» одиноко стояла «Волга» с шашечками на бортах. Водитель спал себе на сиденье, прикрыв фуражкой лицо.

Судя по номеру, машина пришла из Москвы, однако была из другого парка. Это успокоило Семена. А Мастер ждал безучастно и зевал во весь рот, скаля крупные желтые зубы.

Семен забарабанил по крыше, и водитель поднял помятое лицо, на котором отпечатались все швы и складки рукава, словно древние растения на сланце. Семен запомнил одну такую картинку из школьного учебника.

— Чего хулиганишь? — спросил спросонья водитель.

— Поехали, — сказал Семен и подергал дверцу.

— Сейчас, — сказал водитель и начал устраиваться за рулем.

Семен забрался вглубь, на заднее сиденье. Мастер полез следом, грузно, точно напролом. Машина заходила ходуном на рессорах, а водитель и Семен закачались точно в люльке.

Они выехали за город на шоссе и там припустили Семен глядел на пустынную дорогу. Впереди еще было серо. В приоткрытое окно водителя задувал резкий ветер. Цифры счетчика ползли одна за другой, копейка за копейкой, так и наматывая кругленькую сумму. Поездка обходилась сторицей, и денег столько ушло, что было жаль. На гулянку другое дело, на то они и деньги, чтобы на них гулять. И иные траты Семен не признавал. Не в его это натуре — раскатывать на деньги. Лучше пройти пешком, но зато потом покутить где-нибудь с дружками в «поплавке». И будь его воля, трястись бы Мастеру на попутной машине. На пыльных и твердых мешках. Но Учитель сам разработал этот план, и Семен был вынужден с ним согласиться.

А потом он подумал, что сейчас, по сути, ему и не с кем пить, и совсем успокоился. По требованию Учителя он давно порвал со старыми друзьями, а в таксопарке держался особняком от остальных, чтобы легче было скрыть свои расходы.

Такси вкатило в Кратово. Семен погонял его по кривым переулкам и остановил подальше от Опушкина проезда. Потом метров семьсот они молча шли пешком и свернули к даче. Мастер, видно, отсидел ногу и слегка прихрамывал. Семен пошарил под крыльцом и, не найдя ключей, стукнул в дверь. Но за дверью было тихо. Тогда он подергал ее, и она с тихим скрипом отворилась Мастер невозмутимо стоял внизу у крыльца, держал свой чемоданчик. Он ждал, когда Семен пройдет вперед.

Они миновали прихожую и в первой же комнате наткнулись на чудеса. Там блистал накрытый стол, точно в ресторане. Бутылок «московской» прямо залейся и целый склад бычков в томате, не говоря уже о соленых огурцах. Семен дважды обошел вокруг стола, удивляясь.

Но в это время скрипнула лестница, ведущая сверху, и появился Сергей Сергеич.

Он был в темном костюме с узкими брюками, подтянутыми вверх, чтобы было видно всем, какие у него яркие носки. Туфли Учителя сверкали, а белую рубашку на груди украшал галстук бабочкой. Что и говорить, Учитель умел производить эффект.

— А я тут заработался немного и думаю, кто же это к нам пожаловал, — сказал Сергей Сергеич.

— Здравствуй, дорогой гость, — сказал вторым номером Сергей Сергеич и, сделав улыбку, пошел торжественно вниз с протянутой рукой.

Когда Учитель спустился, Семен заметил на его носу пенсне, обычно он носил очки в металлической оправе.

А Мастер стоял спокойно у стены, расставив ноги, и его это нисколько не трогало. Он был неуязвим для подобных штучек и даже не подал руки. Учитель остался с протянутой рукой, но его не смутил такой оборот, он потер пальцами, счел нужным пояснить всем в назидание:

— Через порог нельзя. Не та примета, ясно? Ну-с, прошу за стол с пути-дороги, — сказал Сергей Сергеич.

— Вот что, — открыл Мастер рот. — Вначале договор, а уж потом здоровкаться и пить. Если поладим.

Он прошел в комнату, не раздеваясь, сел верхом на стул, приставив к ноге чемоданчик, и полез под плащ за сигаретой.

— Правильно! Совершенно верно, — непонятно почему обрадовался Сергей Сергеич и, посерьезнев, сказал: — Сема, погуляй на воздухе.

Это означало приказ нести сторожевую службу. Семен прихватил огурец и ломоть хлеба на голодный желудок и оставил их вдвоем.

«Помытаришься ты с ним. Нажуешься перца, а с меня довольно», — подумал Семен, закрывая дверь.

Под крыльцом он увидел свалку пустых бутылок. Дня три назад их еще не было. Значит, Весло гулял вовсю со своей компанией. Плюнул на запрет Сергея Сергеича.

Семен покуковал на крыльце, съел огурец и, поерзав, подкрался к окну. Там, за столом, сидели лоб в лоб два «великих» человека и ловчили друг перед другом. Каждый старался по-своему. Мастер пер напролом, стараясь сбить с позиций. А осторожный Сергей Сергеич ловил его исподтишка.

Глядя на них, Семен припомнил, как однажды в Чите на вокзале два незнакомых, случайно сошедшихся шулера дулись в буру. И то, что происходило теперь за окном, было на это очень похоже.

Постепенно слух у Семена освоился с толщей стекол и кое-что он уловил.

— Вот что, позови своего умника. Под окном он отморозит уши, — донесся голос Мастера из комнаты.

Семен сорвался вниз и прилип спиной к влажной холодной стене.

 

Глава XV. НАКАНУНЕ ГЛАВНОГО ДНЯ

Сергей Сергеич стоял в полумраке в стороне от входа на перрон и следил за потоком пассажиров. Он видел, как через светлый коридор под фонарем прошли Семен и Мастер и направились к шестому вагону. Семен был налегке. Разве что нес плащ, перекинув через руку. Мастер держал потертый чемоданчик.

В Краснодаре было тепло почти по-летнему, и Сергей Сергеич парился в шерстяном нательном белье. За окном, в купе, среди пассажиров мелькала фигура Семена. Мастер чинно сидел, покашливая себе в кулак, в этой толчее перед отъездом. Потом Семен выскочил на перрон, потрепался с молодой проводницей, построил куры проходившей пассажирке и опять исчез в недрах вагона.

Диктор возвестил отправление, и поезд тронулся, увозя Семена с Мастером в Москву. Сергей Сергеич еще постоял и, когда хвостовой фонарь состава потерялся среди далеких огней, пошел к трамваю.

В центре он пересел на последний рейсовый автобус и прикатил в аэропорт. Приземистое кресло в зале ожидания стало его ночным приютом. Он уселся поудобней. Положил на колени пузатый портфель.

Время потянулось медленно. Сергей Сергеич изнемог, ворочаясь в кресле. Шея его заболела. Он попробовал читать газеты, купленные еще вчера в Москве перед вылетом. Но глаза слипались. Это была его вторая ночь в Краснодаре. Первую он провел на пристани таким же образом, на деревянной скамейке, длинной, едва не с версту.

Отсюда в окно виднелась зеленая реклама над гостиницей. Она заманчиво мигала, суля покойный сон на матраце из мягкого и упругого пенопласта. Под теплым одеялом из верблюда. Но у стойки администратора поджидало одно неудобство — листок анкеты. А он считал, что это будет просто ни к чему, если в местных бумагах останутся его следы.

Он поставил портфель в ноги и попытался устроить голову на широком подлокотнике кресла. Едва ему удалось прикорнуть, пришла тетка с мокрой тряпкой на палке и начала старательно драить кафельный пол именно у него под ногами.

Но сегодня он прощал судьбе такие пустяки и, если бы стало нужно, протерпел бы без сна еще пару суток. В этот вечер начиналось то, к чему он, по сути, готовился всю жизнь. И Мастер поехал в Москву. Это еще не все. С ним придется повозиться и в Москве. Но там уже будет проще. И главное заключалось в том, чтобы Мастер клюнул на их предложение. А в конечный успех он верил прочно. Иначе и быть не могло. Это его последний шанс, о котором он мечтал еще в старые нэпмановские времена. Последний потому, что если уж попадешься теперь, после убийства актера, света белого уже никогда не увидать, и второго случая, надо понимать, не будет.

Он и в молодости пробовал одним разом добиться всего. Но тогда не хватило опыта. И пришлось отступить. И готовиться долго. Старательно. Исподтишка. К этому самому наступающему дню. А до тех пор терпеть и терпеть.

Тогда он зачеркнет все прошлое и прежние фамилии и станет новым Робинзоном. Он создаст свой маленький изолированный остров и заживет где нибудь на окраине небольшого курортного города, свои лучшие часы проводя за удочкой. Колючие страшненькие ерши сами полезут из моря в его ведерко. И пусть все кишит вокруг, он наконец-то будет полностью свободен от людей.

И он прекрасно знал, что не рожден для таких свершений Ему недоставало той прямолинейной воли и сокрушительных мышц, какими славился хотя бы тот же Мастер. Поэтому приходилось брать умом и опытом. И он чувствовал себя сейчас человеком, наконец-таки закончившим многолетний и трудный курс учебы. Теперь было готово все, только оставалось заполучить Мастера.

Семен был против участия Мастера, и с ним приходилось беседовать круто. Питомцу не хотелось делить добычу с третьим лицом. Питомец бил себя в грудь и кричал, будто, если понадобится, один вскроет сейф. Поначалу он и сам был такого мнения. Но опыт взял свое. Возня над сейфом была тонкой работой, и тут уж не стоило рисковать. После мокрого дела надо было действовать наверняка, а участие Мастера сулило полный успех. А что касается третьей доли, то еще неизвестно, получит ли Мастер ее.

Женщина с тряпкой оставила его в покое, перешла в дальний конец зала и возилась возле справочного бюро. Временами в полутемном зале объявляли рейс, и тогда местами поднималась негромкая возня. Полуночные фигуры с красными припухшими лицами семенили к месту посадки.

Утро он встретил точно благодать. Дежурная девица в темно-синей униформе провела его и цепочку заспанных пассажиров к самолету. Громоздкий АН-10 выглядел ненадежно. Его отяжелевшая бочкообразная туша едва не лежала брюхом на бетоне. Сверху легкомысленно торчали тонкие до прозрачности крылышки. Минут через пятнадцать самолет раскатился и начал толчками подниматься вверх, проваливаясь в воздушные ямы. Ровно в девять, минута в минуту, помятый и позеленевший от усталости Сергей Сергеич приехал в свое учреждение. Такси он оставил за углом и последние метры пробежал запыхавшись.

Его аккуратность считалась эталоном. Первым он был и сегодня, еще раз подтвердив свою высокую репутацию. Во всяком случае, когда в финансовый отдел ввалилась первая партия припоздавших коллег во главе с главным бухгалтером, Сергей Сергеич примерно восседал за своим рабочим столом в сатиновых нарукавниках, будто надел их давным-давно. Он поднял голову, а глаза его смотрели невидяще. Они были затуманены служебными заботами. Одинокая фигура Сергея Сергеича в этой пустой комнате служила немым укором всем тем, кто был недостаточно добросовестен. И припоздавшим стало неловко.

— Доброе утро, Сергей Сергеич, — сказал главбух смущенно. — Когда освободитесь, загляните на минутку.

Сергей Сергеич сложил бумаги в стопочку, подправил эту стопочку поровней, подождал немного и не торопясь пошел к начальству.

Официально он эти два дня проводил ревизию в одной из подопечных организаций. Но тем не менее ему было не по себе. Ему всегда было не по себе, когда приходилось лгать, уходя во время работы. Он не любил фальшивых положений и всегда старался добиваться ситуаций, о которых говорят, что комар носа не подточит. И даже в тот раз, когда он разволновался и пропустил наверх актера, он нашел в себе жалкие крохи мужества, подбежал к аптечному киоску и, сдерживая дрожь в руках, поднес часы к окошку продавщицы и спросил:

— Скажите, сколько времени? На моих десять сорок семь, — и вертелся перед ней и в фас и в профиль, так, чтобы она получше запомнила его.

И так он, рискуя возбудить подозрение, заручился алиби своего рода. На всякий случай. И только после этого заспешил на автобус.

— Ну-с? — спросил главбух, протягивая руку за отчетом — Как-с там наши газовики-монтажники?

— Дисциплина слабовата с финансами. Все молодежь, молодежь. В общем здесь все как есть, — сказал Сергей Сергеич, указывая на документы.

— Все бы им романтика. Оптимизм и беспечность, — вздохнул главбух, не то осуждая, не то завидуя. Главбух уставился на Сергея Сергеича и покачал головой.

— На вас, дорогой, нет лица. На вас точно воду возили, — закончил он внимательный осмотр.

— Пустяки.

— Вот что я вам скажу, дорогуша, ступайте домой. Поваляйтесь.

— А квартальный? Премии? И все такое? И вообще вам показалось, — уперся Сергей Сергеич. Ему не нравились такие штучки, когда тебя выделяют и начинают нянчиться. Сегодня это тем более ему пришлось не по душе. Он прогулял двое суток, и внимание начальства тут совершенно ни к чему. Но главбух настаивал, и Сергей Сергеич отступил перед его ураганным напором. В конце концов, может, так оно было и лучше. Ему предстояла уйма хлопот.

С работы он отправился в злополучное строительное управление. Хоть и провел он ревизию загодя, но не мешало показаться еще разок. Не дай бог, дойдет до нескромных ушей, потом не расхлебать.

Начальник управления был бородат, но молод. Он сидел возле сейфа, и его торс в модном пиджаке был так же массивен, как сейф. Начальник управления смотрел на Сергея Сергеича, вертел красный карандаш и старался хранить независимость.

— Нарушаете все-таки, — сказал Сергей Сергеич. — За день берете зарплату до выдачи. И целую ночь деньги вот в этом сейфе. Крупная сумма! Что там ночь. От и до. От закрытия до открытия. Вот как!

— Во-первых, сейф не картонный, — начальник управления похлопал по сейфу широкой ладонью, и стальной куб глухо загудел. — Во-вторых, — сказал начальник управления, удовлетворенно вслушиваясь в этот мощный гул. — Во-вторых: у входа сторож. А в-третьих… Чепуха все это, товарищ! Не в такое время мы живем. Сегодня…

— Согласен. Сталь и сторож, и не такое время, — перебил его Сергей Сергеич. — Может, и так. Но все равно это нарушение финансовой дисциплины.

— Да поймите, — начал горячиться бородач. — Войдите в наше положение. Надо думать о деле. Иначе отрывай людей. Кто на участках за городом, кто, понимаешь, где. Завтра к вечеру получим, утречком раздадим. Стоит ли кипятиться? Это вам монтажные работы, а не театр.

Сергей Сергеич знал этого человека. Он в самом деле так и поступит.

— Утром люди в сборе. И людям хорошо, — вставила слово бухгалтер.

Это была дамочка с немыслимой прической. Круглые глаза и пуговкой нос.

— Ну, конечно, — обрадованно поддержал ее бородач.

— И в личном кармане должна быть дисциплина. А как же, — сказал Сергей Сергеич, вставая.

— Ну, вы же добрый, — произнесла дамочка медовым голосом.

Сергей Сергеич поднял руку протестующе.

— Правда, правда, он добрый, — сказала она своему начальнику, а тот поддержал ее жестом: о чем, мол, речь.

— Мое дело предупредить. Но когда узнает руководство, расхлебывайте сами, — проворчал Сергей Сергеич.

Они проводили его до дверей, и начальник долго тряс его кисть.

— Мой долг доложить, — напомнил Сергей Сергеич в дверях и поднял указательный палец.

— А мы не верим. Ну, вы не сделаете этого.

Но Сергей Сергеич сердито хлопнул дверью. Он-де вовсе не собирается покрывать это вопиющее безобразие и уже написал в отчете обо всем.

Сергей Сергеич поймал свободное такси.

— В ближайший «Гастроном».

— Понятно, — пробурчал шофер флегматично. Ближайший «Гастроном» оказался черт знает где, но и мимо него шофер проехал, не сбавляя скорости. Сергей Сергеич подергал его за плечо.

— Притормозите!

— Тут нельзя, — промямлил шофер и остановился за сотню метров.

Сергей Сергеич извлек из кармана пару тряпичных авосек и поспешил в магазин. Здесь, как назло, возле каждого отдела стояла очередь.

Наконец он набил авоську водкой и консервными банками. Между ними втиснул три круга колбасы и вернулся к машине.

— Казанский вокзал! — сказал Сергей Сергеич. Таксист издал невразумительное междометие и долго запускал мотор.

Сергей Сергеич демонстративно поглядывал на часы, надеясь этим подхлестнуть водителя, но тот спокойно выстаивал перед светофором. Только лениво перегонял сигарету из одного в другой угол рта.

Его электричка ушла перед самым носом, и Сергей Сергеич минут двадцать, изнывая, бродил по залам. Толкотня и гам постепенно начали подтачивать его выдержку, которая давалась ему с таким трудом. Сохранить ее могла лишь непрерывная цепь действий. И последующие пятьдесят минут в электричке едва не развалили окончательно его небоскреб спокойствия, так тщательно собранный им по кирпичу.

Сошел он в Кратове.

Этот чертов Опушкин проезд ему каждый раз приходилось искать будто заново. Казалось, он шел и строго держался маршрута, но обязательно выходил совсем в стороне от проезда. Тогда он расспрашивал встречных, хотя это не очень-то входило в его планы.

Так и сейчас не обошлось без чужой помощи. Благо подвернулись мальчишки. Два пацана топтались по кругу, исполняли боевой танец, норовя напугать один другого. А третий, совсем крошка детсадовского возраста, в ботиках и капюшончике, стоял поодаль и кричал из-под капюшона:

— Ну, ну, дайте друг другу! Э-э, еще в четвертом классе!

Но мальчишки топтались нехотя. Судя по всему, в этот поединок их втянул уличный обычай, и они просто не знали, как избавиться от такой неприятной обязанности.

Вопрос Сергея Сергеича пришелся кстати. Они мигом заключили мир и, к отчаянию крошки в ботиках, открыли совещание.

— Это там-то и там-то? Вначале налево, еще налево, потом опять налево и, наконец, направо, — сообщили бывшие враги, выработав общее мнение.

Удаляясь, Сергеи Сергеич услышал за спиной глуховатый стук подзатыльника и защитный вопль подстрекателя:

— Ма-а-ма!

Потом опять не повезло. На подступах к даче его втянули в бестолковый и совершенно лишний разговор. Это сделала женщина в ватнике и резиновых сапогах. Она копалась на своем участке. То ли собирала старые сучья, то ли что еще. Словом, Сергей Сергеич видел большой ворох теплой одежды, передвигавшийся между яблонями. Но стоило ему поравняться, как она подняла голову.

— Уезжаете? — спросила она.

Сергей Сергеич, не ожидав такого, остановился. Принял как бы тем самым ее предложение поболтать.

— Да вот, уезжаю, — сказал он на всякий случай.

— Накупили домой, — она кивнула на его набитые авоськи. — Все накупают. Все родственники, кто приезжает в Москву, — уточнила женщина.

Она подошла поближе к штакетнику и смотрела из своего платка, словно из-за забрала. Сергей Сергеич тоже взглянул на свои авоськи, будто увидел их впервые, и сказал:

— Да вот… Накупил.

— У нас гостил мой двоюродный брат. Уехал тому неделю, тоже накупил всякой всячины. Еле утащил на вокзал, — сообщила она с готовностью.

Сергей Сергеич нейтрально промолчал.

— У вас там уже мороз, — произнесла она тоном, каким открывают продолжительную и неторопливую беседу. Очевидно, предыдущее было только присказкой. Затем из нее полилось.

Его она приняла за родственника Веселовых. Она так и спросила Сергея Сергеича:

— Вы ему, наверное, дядей?

— Да вот выходит, дядей, — сказал Сергей Сергеич, томясь.

Что ей тут наплел Веселов, об этом он не имел понятия. Тот такое сочинит порой, потом не расхлебаешь.

Он еле отвязался от говоруньи. Его все здесь начинало возмущать. Этот участок, который вытянут кишкой и поэтому до соседних дач подать рукой. Стоят по бокам, подпирают плечами.

Он поставил портфель и авоськи в прихожей, прислонив в углу, вошел в комнату, и его первый взгляд сразу уловил перемены. Внешне они не бросались в глаза. Разве что не там стояли стулья. Не там, где он их расставил накануне отъезда. И в сторону сдвинут стул.

Он заглянул за дверь и увидел остатки мусора. Здесь же торчало подобие веника — пучок голых прутьев.

Кто-то старался скрыть следы, но впопыхах забыл на подоконнике окурки сигарет. Сергей Сергеич протянул палец и ковырнул один. На мятом мундштуке малиновые следы губ.

Сергей Сергеич взялся за дверную ручку и с силой хлопнул дверью. В ответ дробно звякнуло где-то в районе старого шкафа, который стоял в углу, из-под него врассыпную раскатились пустые бутылки.

— Так. Ясно, — сказал Сергей Сергеич и нахмурился.

Он собрал бутылки и вынес под крыльцо. Потом он обошел остальные комнаты, всюду натыкаясь на следы недавнего разгула. В воздухе плотно висел запах скисшего вина и жженого табака. В доме было холодно, и этот неприятный дух остро резал ноздри. Сергей Сергеич покашлял и распахнул окна.

Гадать тут было нечего — это Веселов устраивал очередную свистопляску со своей оравой лоботрясов, невзирая на запрет.

Его возмущало само существование этого нахального парня, от которого духами и водкой несло за версту. И неуважением к старшим.

Он подобрал Веселова в кафе на улице Горького. Тот уже заявился пьяным и, добавив коньяка, начал приставать к женщинам. Его пытались утихомирить, но Веселов согнул левую руку и грозил смести всех с земли. Тогда за него взялись всерьез, и дело пошло к тому, чтобы вызвать милицию. Тут Сергей Сергеич и взял его под свою опеку. Думал, из парня еще будет толк. Но парень оказался безнадежен. Он стал опасен для нестойкого Семена. Попойки питомца с Веселовым, с его распутными девицами угрожали свести на нет все педагогические усилия Сергея Сергеича.

Он-то подобрал Семена и сделал своим помощником. Доверил исполнение своих сокровенных планов. До этого питомец был конченым, казалось, человеком, и годы заключения ему не пошли впрок. Так вот, когда Семен встретил его в темном переулке и потребовал кошелек, он отдал, конечно, кошелек Семену, но потом, вместо того чтобы бежать в милицию, выследил его сам и предложил отеческую заботу. Еще там, при слабом свете уличного фонаря, он прочел на лице Семена своим наметанным глазом его нераскрытые «достоинства». Ну, нет. Он пестовал питомца не для чужих пирушек. Готовил его для большой операции. Потом пусть катится ко всем чертям. Балласт ему не нужен.

Сергей Сергеич чертыхнулся.

Это гнездо пьяниц и распутников ему не понравилось, еще когда он приехал сюда впервые. Дело он готовил сам — оно было смыслом его жизни, а с этой дачей положился на Семена, и легкомысленный человек его подвел. Втянул в затею Веселова, которому лично он, Сергей Сергеич, не доверял.

— Благодать, как в доме отдыха. Тишь, — сказал его питомец по поводу дачи. И расписал, не жалея своей безудержной фантазии.

А потом просто не хватило времени на новые поиски. Единственное, что он мог сделать, — наложить строжайший запрет на появление Веселова. На эти три дня.

И все же тайком Веселов приволок свою разнузданную шайку. Кутил лжец и трус тут с дикими криками и топотом, в надежде на то, что он, Сергей Сергеич, не узнает. А весь поселок глазел на содрогающуюся от вакханалии дачу. Это накануне-то дела.

И слава богу, послезавтра он избавится от них. Это немного утешало.

Сергей Сергеич перенес из прихожей портфель и авоськи. Достал из портфеля пару газет и застелил ими стол. Затем выставил на стол водку и банки, а колбасу положил на подоконник. Закрыл окно. Он торопился сделать все до сумерек.

Сумерки упали неожиданно. Воздух начал темнеть, смазывая очертания предметов. Натыкаясь на стулья и прощупывая дорогу, Сергей Сергеич поднялся на мансарду. Словно под воздействием сумерек пол начал скрипеть под каждым шагом. Было такое впечатление, точно рядом кто-то крадется еще, осторожно ступая по половицам.

Не зажигая света, он разделся и сложил на спинку кровати свой новый костюм, стараясь его не помять.

После бессонной ночи он должен был уснуть беспробудно. Так ему казалось. Он даже боялся проспать. Но не тут-то было. Сон не шел.

Едва он коснулся головой подушки, сбросив бремя хлопот, к нему пришло волнение. Пока оно зарождалось где-то в глубинах души. Но, накопившись, могло захлестнуть разум. Этого-то он опасался более всего. Уже бывало не раз в его жизни, когда волнение связывало его по рукам и ногам и он никуда не годился — делал черт знает что, попадал впросак.

Он хотел себя отвлечь и вертелся с боку на бок. Считал до ста. Прикидывался спящим, надеясь себя обмануть. Временно ему удавалось нырнуть в небытие. Но это длилось мгновения, и он возвращался к бессоннице от какого-то внутреннего толчка. Под конец он отупел и сдался. Покорно лежал в темноте, сложив вдоль тела руки. Снаружи было тихо. Только вдалеке лаяла собака.

Еще затемно он встал, оделся и побрился механической бритвой «Спутник». Затем сел в темноте возле окна.

За окном начал проступать тусклый синий свет, и постепенно стало видно улицу. Дачи свободно просматривались сквозь голые черные деревья. Соседние участки были еще мертвы.

Кое-где в окнах зажглись желтые огни. На крыльце соседней дачи появилась уже знакомая болтунья. Потопала по крыльцу, что-то взяла и исчезла за дверью.

Сергей Сергеич сошел вниз, открыл замок у входной двери и вернулся в мансарду к окну.

Синий свет растворился, воздух стал серым, в комнате посветлело. Неожиданно в правой стороне окна над штакетником он увидел головы Семена и Мастера. Те, будто мячики, прыгали по волнам.

Семен и Мастер быстро прошли вдоль забора, и Сергей Сергеич услышал стук калитки. Он отступил от окна и продолжал наблюдение. Теперь он разглядел Мастера как следует. В Краснодаре тот все время мелькал в толпе, и Сергей Сергеич хорошенько видел только разве его лицо. Теперь высокая фигура Мастера шагала перед ним по дорожке. И Сергей Сергеич обнаружил, что он прихрамывает. В Краснодаре он этого не заметил.

Потом скрипнула входная дверь, и снизу донеслись голоса. Резкий тенор Семена и глухой баритон Мастера. В голосе Мастера проступало напряжение.

Теперь Сергей Сергеич стоял возле лестницы и наблюдал за Мастером в просвет между перилами. Отсюда тот был виден великолепно. Его широкое и маловыразительное лицо. Черты идеальные для тех, кто всю жизнь скрывается от милиции. Посмотришь, и памяти зацепиться не за что. Сергей Сергеич рассматривал Мастера с любопытством.

До этого Сергей Сергеич всего лишь раз видел Мастера. Вернее, его спину. И было это давным-давно, лет двадцать назад, в одной из пересыльных тюрем. Ему показали на удаляющегося по коридору высокого человека в вельветовой толстовке, снятой, очевидно, с нерасторопного новичка, и сказали:

— Видишь? Это Мастер. Тот самый.

Мастер шел между конвойными, но чувствовалось, что это идет один из «князей» уголовного мира. И Сергей Сергеич, в ту пору начинающий специалист по квартирным кражам, затрепетал от одного этого имени.

Теперь Мастер был в его руках…

Мастер выбрал удачную позицию, обезопасив тыл. С этого места у стены ему были видны обе двери сразу и ход наверх. В одно из мгновений Сергею Сергеичу показалось, будто его глаза встретились со взглядом Мастера. И этот взгляд, точно тонкий и острый луч лазера, проник в засаду и обшарил его с головы до пят.

В глубинах души опять начало свой подъем противное волнение. Сдерживая дрожь в руках, он извлек из нагрудного кармана приготовленное пенсне, надел его на нос и ступил на первую ступеньку лестницы. Доски завизжали под ногами. А те стояли внизу и смотрели навстречу в четыре зрачка. В четыре темные точки. Семен был откровенно поражен. Лицо Мастера оставалось неподвижным.

Мастер не подал руки. Помимо своей известной грубости, он был дьявольски осторожен и не хотел связывать себя даже рукопожатием.

Демонстрируя пример культурного поведения, Сергей Сергеич перевел все в шутку и пригласил приехавших за стол.

— Вначале договор, а уж потом здоровкаться и пить. Если поладим, — произнес Мастер отнюдь не деликатно, продолжая свое, и сел верхом на стул, оттащив его предварительно в безопасный угол.

«С этим человеком хлебнешь хлопот», — тотчас подумал Сергей Сергеич. Сюрприз не из тех приятных, что радуют сердце. Вдобавок Семен ушел сторожить. И они остались с глазу на глаз:

— Ну вот что. Для начала. Я тебе не доверяю. И твоему желторотому. Со мной не пройдут никакие шутки. Чтобы ты знал хорошенько, — сказал Мастер, положив на спинку стула свои цепкие лапы.

Эта бестактность покоробила Сергея Сергеича, но он сдержался опять и, продолжая свою линию, мягко возразил.

— А мой принцип — доверие. В каждом человеке обязательно что-нибудь да есть хорошее. И ему в конечном счете нужно верить. И вы напрасно так.

Но от Мастера это отскочило, как мяч от стены, он лишь ухмыльнулся. Ему стало смешно — этой глыбе бесчувственного камня.

Он был именно таков — точно каменная глыба. Во всяком случае, у Сергея Сергеича временами возникало ощущение, будто приходится ворочать с места на место массивный валун.

Порой казалось, что Сергей Сергеич кое-что сдвинул, но Мастер, как ванька-встанька, снова возвращался на прежнюю точку и заводил все сначала. Он точно что-то подозревал и старался застать врасплох своими неожиданными вопросами. И все это было увенчано высокомерным хамством. Мастер словно неувядаемо иллюстрировал те россказни, которые раньше ходили о нем. И уже трудно было понять, кто кому ставил сеть. Тут можно было сойти с ума. Было и такое мгновение, когда Сергей Сергеич пожалел, что без оружия.

— Ты милицейская шавка, — сказал Мастер, — я тебя раздавлю, точно клопа.

— Так мы не сварим кашу. И вам же в ущерб. Не успеете сделать то, зачем приехали, — напомнил Сергей Сергеич.

— Я приехал посмотреть, что тут за щенки собрались, и сунуть им кукиш под нос. Выходит, не провели? И забери своего балбеса с улицы. Отморозит уши, — сказал Мастер иронически, и, хотя в этом ненадежном доме не стоило пренебрегать осторожностью, Сергей Сергеич испытал невольное облегчение — теперь их будет двое против Мастера.

Мастер возжелал их обоих иметь перед собой, и Сергей Сергеич выглянул в наружную дверь, кликнул Семена. Семен вошел и подсел за стол как ни в чем не бывало. Но по некоторым мелочам было видно, что он несколько обескуражен.

Семен не составил серьезной поддержки, он только переводил взгляд с одного на другого и ждал, когда можно будет выпить. А поединок продолжался. И когда Сергей Сергеич уже изнемог, Мастер, видно, решил, что достаточно, и спокойно произнес.

— Так сколь там? Говоришь, двадцать пять кусков?

— Двадцать пять тысяч рублей, — подтвердил Сергей Сергеич.

— Сберкасса?

— Некое стройуправление. Зарплата, — сказал Сергей Сергеич, оживляясь. — Сегодня она заночует в управлении. Завтра ее раздадут. Такая у них специфика — все люди работают за городом. А их деньги, как правило, ночуют в сейфе бухгалтерии. Так сказать, ждут до утра.

— Покажешь где.

— Я знаю это место хорошо и… — заикнулся было Сергей Сергеич, а Семен поддакнул.

— Точка, — оборвал Мастер — Я сам посмотрю. И сегодня. Тогда и решу окончательно.

— Выезжаем через час, — быстро сориентировался Сергей Сергеич.

И неожиданно обнаружил, что уже ненавидит Мастера. Тяжело и люто. И ему стало легче смотреть Мастеру в глаза. Все, что предстояло сделать потом, в конце задуманного, теперь упрощалось само собой. Ненависть очищала от угрызений.

— Участвуют сколько? — спросил Мастер.

— Трое.

Сергей Сергеич описал жестом круг, заключающий в себе всех присутствующих.

— А знают?

— Только мы, двое. Вы третий.

— Смотри. Соврал — худо будет.

Сергей Сергеич промолчал. Если понадобится, сегодня он стерпит все.

— Условия, — сказал Мастер особенно жестко. — Мне половина. Остальное делите сами. Иначе катитесь ко всем чертям.

Лицо у Семена стало обиженным. Глазами он позвал Сергея Сергеича в бой. Сергей Сергеич не придавал значения наглым претензиям Мастера. Он знал, чем кончится все это. Но чтобы не возбуждать подозрений, сказал:

— Но…

— Значит, мы не договорились. — И Мастер поднялся. Этого было достаточно. Сергей Сергеич согласился, стараясь на Семена не смотреть.

— А срок когда? — спросил Мастер, опускаясь на стул.

— Этой ночью.

— Значит, утром я на самолет, — сказал Мастер, прикидывая вслух. «Поживем — увидим», — подумал Сергей Сергеич с иронией.

— А ты деловой, — произнес Мастер чуть мягче.

Он снял плащ и снес вместе с чемоданчиком наверх, в отведенные покои.

Это послужило сигналом для Семена. Он ожил и принялся хозяйничать за столом. Открыл банку с бычками в томате и нарезал колбасу перочинным ножом.

Сергей Сергеич отдыхал и машинально следил, как ловко летает нож над столом. Он сам выбирал в магазине этот нож для Семена.

Мастер спустился и сказал.

— И еще одна формальность. Никто меня не должен видеть. Кроме вас, ни одна душа. Иначе какая сука…

Он не закончил и взялся за стакан, но все было понятно, он мог не продолжать. Интонация была красноречивей всяких слов.

«По дороге прихвачу пистолет. На всякий случай. Как-нибудь на обратном пути», — решил Сергей Сергеич.

Этот пистолет ему подсунул один знакомый, для которого он вовсе не обязан был хранить такие опасные вещицы. Но тот подбросил и исчез. И теперь пистолет лежал за диваном, вызывая чувство тревоги. Попадется на глаза, и припишут черт знает что. Но сегодня наступил тот единственный случай, когда без пистолета, кажется, не обойтись.

Ели и пили молча. Семен пытался перевести этот деловой завтрак на рельсы заурядной пирушки, но Сергей Сергеич, давно не бравший ни капли в рот, покачал головой осуждающе. Мастер, тот был совсем непроницаем. Как будто сидел в скафандре. Закрыл все клапаны, оставил только один для пищи, и внешние звуки его не касались.

Когда Мастер, насытившись, встал из-за стола, это можно было истолковать как приказ к действию. Семен вопросительно взглянул на Сергея Сергеича, его рука с бутылкой замерла. Сергей Сергеич кивнул, и Семен с сожалением заткнул новую початую бутылку. Его глаза уже поблескивали весело. До того как его извлекли из грязи, он был выпить горазд, этот легкомысленный парень. За ним приходилось присматривать.

Ему и сейчас что-то взбрело в голову. Он подмигнул в сторону Мастера и неожиданно затянул блатную песню из своего старого репертуара, запрещенного Сергеем Сергеичем. Что-то про окурочек с отпечатком помады. Вероятно, про такой же, что лежал на подоконнике.

— Сема, — одернул Сергей Сергеич.

Мастер, который уже поставил ногу на ступеньку, обернулся и сказал:

— Не те нынче песни. Пустые. Всю классику сочинили еще тогда. При нэпе. Теперь одна смехота.

В его бесстрастном голосе прибавился еще один оттенок — сожаление. Тоска по своей легендарной молодости.

Мастер отрезал эту порцию слов и поднялся наверх. Его шаги затопали над головой.

— Ничего себе. Старый бульдог, — сказал Семен.

— Сема, так нельзя о старших, — упрекнул Сергей Сергеич своего питомца чисто в воспитательных целях.

На самом деле его обрадовало отношение Семена к Мастеру. Втайне он побаивался, что матерый волк как-то повлияет на парня и ему придется иметь дело с двумя.

— Останешься на даче, — сказал Сергей Сергеич. — И Веселова — на пушечный выстрел. Тем более нам с ним уже не по пути. Понимаешь?

— Догадываюсь. Можешь быть уверен, — ответил Семен. Сергей Сергеич поморщился и добавил:

— И никого. Ни в коем случае.

Он вовремя закончил. Шаги Мастера простучали к лестнице, и тот сошел к ним, одетый в плащ. Со своим неизменным чемоданом.

— Ничего. Побудет при мне. На всякий случай, — сказал Мастер в ответ на вопросительные взгляды Сергея Сергеича и Семена.

Он старался все учесть, этот тертый калач. Этот старый тигр неизменно держал нос по ветру, и его обоняние не утратило остроты.

Они оставили Семена на даче и отправились в город. В электричке Мастер вдруг наклонился и в упор спросил:

— Чья дача?

— Семена, — сказал Сергей Сергеич как можно проще. — Он тут живет. Женился брат, и в квартире тесно.

— Не нравится мне, этот малый, твой Семен.

— Да нет, он…

— Не понравился сразу, — перебил Мастер твердо.

Он старался вбить клин между ним и Семеном — было яснее ясного. У него не хватало времени, и он орудовал напрямик. Удайся ему эта затея, потом и второго уберет. Его, Сергея Сергеича.

«Без пистолета не обойтись», — еще раз подумал Сергей Сергеич.

— А мокрого дела, часом, за вами нет? — спросил Мастер в самое ухо, точно дунул.

Он так и норовил сбить с толку. Сергей Сергеич отрицательно повел головой.

— Мы не из тех, — ответил он.

— Если бы мокрое делишко за плечами, наши пути только до вокзала. Там в разные стороны. Соображаешь?

Сергей Сергеич пожал плечами, и Мастер вроде бы успокоился опять. Но через пять минут он ни с того ни с сего произнес приглушенно:

— Ну, так как же? Мокрое дело?

Сергей Сергеич каждой клеткой тела постарался изобразить укор.

— В общем мне ничего не известно, — сказал Мастер, как бы воздвигая стенку между собой и Сергеем Сергеичем.

С вокзала Сергей Сергеич привез его на улицу, где размещались строители. Он остановил такси за два квартала, и дальше они пошли пешком.

А когда показалось здание, Сергей Сергеич начал пояснять, где что находится. Но Мастер остался неудовлетворенным. Они остановились за табачным киоском и разглядывали подъезд, делая вид, будто заняты приятельской болтовней.

— Все это прекрасно. Но я не привык к чужой указке и полагаюсь на собственные глаза, — сказал Мастер и добавил: — Зайду-ка внутрь. Будто наняться.

Этого Сергей Сергеич не ожидал. Такой оплошности от опытного Мастера. Он уперся и впервые показал характер.

— Ни в коем случае! Разве вы не понимаете? — сказал Сергей Сергеич настолько твердо, что Мастер был немало удивлен.

Он как-то по-новому взглянул на Сергея Сергеича, и тут до Мастера дошла его едва не совершенная ошибка. Но колебание Мастера длилось мгновение, он быстро оправился и повел себя просто нагло.

— Конечно, ни в коем случае. Я проверял тебя, говоря откровенно. Что стоишь, паря, почем тебе цена. А ты, выходит, не глуп, — сказал он и еще бесцеремонно похлопал Сергея Сергеича по спине.

В душе у Сергея Сергеича зародилась пока еще необъяснимая тревога. Было только понятно одно, что Мастер сейчас повернулся к нему новой и более опасной стороной. Он и раньше понимал, на что идет, извлекая на белый свет этого хоть и старого, но все еще страшного зверя из его последней берлоги. Однако даже не предполагал, что это будет стоить такого риска. И уже в который раз вспомнил про пистолет.

Они обошли ближние улицы, изучая проходные дворы. Сергей Сергеич провел Мастера на магистраль, где легче было поймать такси.

— А в общем это выглядит так: подъезжаем около часа ночи, отпускаем такси в пяти кварталах. А после всего выходим сюда. Ловим машину — и в центр. Короткое прощание, и кто куда, — доложил Сергей Сергеич.

Мастер корчил кислые гримасы, но по его глазам было видно, что он остался доволен осмотром. В программе Сергея Сергеича он тоже не нашел, к чему придраться. Они завернули в первое подвернувшееся кафе и, пообедав, поехали на вокзал.

Людей в вагоне было невпроворот. Мастер продвигался впереди, точно ледокол расталкивая льдины. Сергей Сергеич шел в фарватере, быстро скользя в возникающем за спиной Мастера вакууме. В конце концов они уперлись в абсолютно плотную стенку и застыли, зажатые со всех сторон.

Сергей Сергеич следил за Мастером. Мастер был затерт в компании молодых людей. Те неумолчно тараторили через его голову, и Мастер сердито кривлялся.

У Сергея Сергеича затекли ноги. Он переступил, вызвав возмущенные восклицания со стороны соседей.

— Извините, — сказал Сергей Сергеич.

В Кратове они еле вырвались наружу.

Изнывающий от скуки Семен встретил их на пороге. Одиночество было не в его натуре. И сейчас питомца радовало даже появление мрачного и нелюдимого Мастера. А в ожидании он, конечно, установил тесный контакт с бутылкой и поддерживал его время от времени. Сергей Сергеич строго посмотрел на него и сказал, проходя в дом вслед за Мастером:

— Закрой двери и следи за улицей. Только не торчи у окна. Как-нибудь поаккуратнее.

Мастер тяжело поднимался к себе. Хромота его стала заметнее.

Сергей Сергеич опустился на стул. Бессонные ночи давали себя знать. Слегка покалывало в сердце. Он достал из кармана баночку с валидолом и положил под язык отдающую прохладой и мятой таблетку. Подумал: скорей бы уже это кончилось.

Семен сидел напротив у стены, положив ноги на табуретку. Руки скрестил на груди, что-то мурлыкал под нос и нет-нет да и бросал взгляды за окно.

В тишине было слышно, как чем-то шуршит и покряхтывает Мастер наверху.

— Несет кого-то, — сказал Семен вполголоса и вскочил, опрокинув с грохотом стул.

Сергей Сергеич поднялся и посмотрел в окно. По дорожке к крыльцу брел не спеша незнакомый парень в коротком плаще. Его походка говорила о мире и спокойствии. Он рассеянно поглядывал перед собой, и руки его были свободны.

— Кто это? — спросил Сергей Сергеич шепотом.

Семен только пожал плечами.

Сергей Сергеич вопросительно показал Семену на дверь, — заперта ли на ключ? Семен кивнул утвердительно — все в порядке.

Через несколько секунд гость постучал во входные двери. Выждав, он постучал погромче. Потом с крыльца донесся его голос:

— Эй, Веселов!

Они слышали, как он потоптался снаружи, и Сергей Сергеич зашел на цыпочках под лестницу и поманил Семена за собой.

И точно, под окном появилась макушка с торчащим рыжеватым вихром. Макушка подскочила вверх, и на мгновение лицо человека прилипло к стеклу. Потом он сорвался вниз и крикнул со смехом:

— Не прячься! Я знаю: ты здесь, старина.

Макушка нырнула вправо, и в соседней комнате со стуком распахнулось окно. Сергей Сергеич бросил на питомца взор, полный ярости, но Семен опять по-дурацки пожал плечами. На этот раз хотел сказать, что тут он ни при чем. Не он открывал окно.

Они слышали, как парень легко махнул в окно и мягко соскочил с подоконника на пол. Потом он бил ладонью о ладонь — очищался. Отряхнувшись, незваный гость сделал несколько шагов по комнате. И тут Сергей Сергеич вспомнил о Мастере, и ему вдвойне стало не по себе. За потолком было тихо. Мастер притаился в своей норе.

Шаги гостя прозвучали у дверей. Дверь медленно, со скрипом открылась, человек вошел в комнату и сразу направился к столу. Он стоял к ним спиной. Сергей Сергеич видел только его крепкий затылок и хрящеватые, слегка оттопыренные уши. Они двигались, когда парень водил головой, разглядывая стол. А вид недопитой водки, судя по всему, разбудил некоторые его эмоции. Во всяком случае, он присвистнул.

По логике его движений в следующую секунду гость должен был обернуться. Поэтому торчать в укрытии уже не было смысла. И Семен первым шагнул навстречу.

— Приятного аппетита. Я, кажется, еще успел, — произнес парень, не торопясь оборачиваться.

Наконец он повернул голову. И вот тут-то его брови полезли вверх. Он смотрел на Семена во все глаза. На Семена эта встреча тоже произвела заметное впечатление. Можно было без особого труда догадаться, что они знакомы. И как-то по-особому. Питомец что-то скрывал.

— А где он? — спросил пришедший. Было ясно, что он имеет в виду Веселова.

Семен, конечно, пожал плечами, и пришлось исправлять его ошибку. Сергей Сергеич вышел на середину комнаты и сердито сказал:

— Испугался твой Мишка. И сбежал со своей компанией. Вот, полюбуйтесь, нашкодил. Вы, видать, из этих… Из его собутыльников? Я запер дверь и запретил отвечать.

«О господи, как неуклюже! Не так надо было, не так», — подумал сам затем.

— Да нет, — ответил парень. — С Мишкой мы наоборот. С ним мы не пьем, а режимим. Тренируемся вместе. Ну, а насчет окна извините. Думал, может, что случилось. Внутри вроде бы кто-то есть, дверь на крючке, да и окно не заперто. Будто бы что-то стряслось. А сам я по такому делу. У нас инвентаризация, и тренер просил боксерки. У Мишки, кажется, лишние.

«Так тебе и поверили. Кто же из-за тапочек лезет в чужое окно. Если даже инвентаризация», — подумал Сергей Сергеич.

Визит этого человека был вовсе некстати, да и вообще ему не нравились люди, нахально лезущие в окно, когда их не пускают в двери. Выгнать его надо было, выгнать через окно. Вот что следовало сделать. И сделать это сразу было бы вполне естественно. Но теперь уже поздно.

Единственно он рассчитывал на то, что тот не задержится здесь долго. Но он забыл, что у парня здесь был еще один его знакомый — Семен. И если он принадлежал к числу старых приятелей питомца, дело могло осложниться.

Так оно и получилось: гость взглянул на Семена, расстегнул плащ и прочно сел на стул, и между ними завязался непонятный разговор.

Сергей Сергеич неожиданно поймал себя на том, что лицо веселовского коллеги ему знакомо. Он припомнил подробности своего единственного визита к Веселову. Когда он заглянул в спортивный зал. Ну да, он вызвал Веселова, тот вышел в коридор, и потом появился этот молодой человек. Им даже пришлось прервать разговор, пока он не ушел.

Сергей Сергеич было успокоился. Но незнакомый молодой человек, выясняя с Семеном какие-то их запутанные отношения, протянул руку и осторожно, двумя пальцами поднял окурок. Так обращаются с предметами при обыске, стараясь сберечь чужие отпечатки пальцев. Веселовский коллега будто спохватился и вроде бы брезгливо отшвырнул окурок. Бросил его на стол, в обрезки колбасы. И дальше повел себя так, точно ничего не случилось.

«Неужто из милиции?» — подумал Сергей Сергеич. Хулиган Веселов мог выкинуть черт знает что, и как это до сих пор такой притон не заинтересовал участкового, было просто удивительно. И вот теперь того и не хватало, чтобы этот запоздалый интерес к веселовской даче проснулся именно в сегодняшний день. Сергей Сергеич прислушался к мансарде. Та хранила молчание.

 

Глава XVI. КОШКИ-МЫШКИ

Непрошеный гость первым делом сказал Семену:

— Что же ты? А я-то…

— Ну, извини, Леон… Да ты только вспомни, в каком я был состоянии, — сказал Семен.

Питомец за словом в карман не лазил, но, видно, появление этого малого его потрясло основательно. Гость предъявлял свой счет, и речь, конечно, шла не о безобидной пьянке. И незавидное положение Семена еще усугублялось тем, что все это происходило в присутствии Сергея Сергеича. На глазах Учителя всплывали его потаенные секреты.

— Мой корешок Леон, — промямлил Семен, стараясь дать какое-то объяснение насчет своих отношений с этим непонятным парнем и одновременно заигрывая перед тем.

Разговор у них не ладился. Человек, которого Семен назвал Леоном, давно пришел в себя и нес всякую околесицу. Но его уже волновало что-то другое, помимо Семена. Ноздри его так и подрагивали, как у охотничьей собаки. Но гостеприимство обязывало, и Сергей Сергеич сказал:

— Значит, и вы боксером?

— Был. Не вышел носом. Теперь только так. Для здоровья, — охотно ответил Леон.

— Я и не знал, что ты знаком с Веселовым, — сказал Семен. Питомец старался откреститься на тот случай, если между Веселовым и Леоном что-то было. Это он давал понять Сергею Сергеичу, что Леон заявился сюда не по его вине.

— Собственно говоря, наше знакомство с Михаилом шапочное, — сообщил Леон. — «Здрасте» и то не всегда. Просто тренер не в силах всех объехать. И попросил: разыщи, мол, пожалуйста. Вот с Семеном мы поближе знакомы.

Здесь Сергей Сергеич заметил, как Семен сделал знак головой, стараясь остановить Леона. А тот, видно, не понял или решил поиграть у Семена на нервах. Он был стреляный, этот знакомый питомца.

— Недавно мы с Семеном… — начал Леон.

На лице Семена появилось отсутствующее выражение, но Леон в это время, вероятно, сообразил, что к чему, или сжалился. Словом, он сказал:

— Впрочем, это не интересно. Как-нибудь потом.

Настаивать Сергей Сергеич не решился. А главное, ему было не до этого. Он ждал, когда Леон встанет и в конце-то концов уберется вон. А того будто прорвало, он говорил без удержу.

В комнате стало темно. Семен поднялся и включил освещение. А Мастер у себя сидел впотьмах. И можно было представить, как его трясет от ярости.

— Вряд ли он сегодня вернется сюда. Скорее он дома. На зимней квартире, — сказал Сергей Сергеич осторожно, он опасался выдать свое нетерпеливое желание.

Но Леон развалился на стуле. Судя по всему, ему здесь нравилось. И казалось, теперь его ничем не выкурить отсюда. Может, его здесь держала оставшаяся водка? И он надеялся все же дождаться Веселова и выпить?

— Ладно, молодежь, так и быть: разрешаю по рюмке, — сказал Сергей Сергеич. Но Леон наотрез отказался.

— Завязал, — сказал он. — Семен подтвердит.

Семен что-то буркнул, поддерживая.

— Ну и молодчина, — произнес Сергей Сергеич, не зная, что делать дальше.

Леон поднялся, но радость Сергея Сергеича по этому поводу длилась недолго — гость начал деловито расхаживать по комнате.

— Воздух здесь благодать. Даже в комнате пахнет сосной. Раз уж в кои веки выбрался за город, надо подышать, — говорил Леон, разгуливая.

Его то и дело сносило к лестнице. Он так и описывал возле нее круги, словно та была намазана медом.

Иногда Сергей Сергеич перехватывал хитрые взгляды, которые Леон исподтишка бросал на Семена. Очевидно, имел над Семеном какую-то власть. А питомец держался скованно. Точно не знал, как себя вести. Все было бы просто, появись возможность вытрясти из Семена истину, оставшись с ним с глазу на глаз. Тогда, может, будет легко избавиться от нахального гостя. Но бросать Леона одного в комнате было рискованно. Чуть что, и он полезет по лестнице. В этом-то и была вся штука. Неведение порождало неопределенное ожидание. И не было ничего хуже неопределенного ожидания в этот момент, когда с минуты на минуту предстояло действовать.

А пока ситуация становилась нелепой. Неожиданно свалившийся на голову незнакомец шарил глазами по комнате, и, вероятно, в его голове волей-неволей вертелся вопрос: «Что здесь делают эти люди, на даче, у которой вид отнюдь не жилой?»

Вообще-то Леон был внешне беспечен, как человек, который торчал в гостях только потому, что один из присутствующих был его знакомым. Словом, отдавал дань условности. Но при таком стечении обстоятельств следовало быть готовым к худшему.

Даже к тому, что это работник милиции. Так считал Сергей Сергеич.

— До чего запустили дачу! Не слушает отца Михаил. Не желает, — сказал Сергей Сергеич. — У отца просто руки опускаются. Хоть бы ты, говорит, повлиял. И вот застиг на месте. Но посудите сами. Что же мне, каждый день туда и обратно? И это после рабочего дня.

Порция лжи на этот раз была велика, и Сергей Сергеич почувствовал глухое раздражение оттого, что этот человек заставляет его изворачиваться.

«Конечно, не поверил», — подумал он, глядя Леону в глаза.

— Говорят, Веселов слыл способным когда-то. Но попойки и женщины — для спортсмена смерть, — разглагольствовал между тем Леон, заложив руки за спину. — Год еще можно продержаться кое-как. Туда-сюда. А потом крышка.

— Не только для спортсмена. Для всех, — сказал Сергей Сергеич веско. — Пить очень вредно.

— Ну да. Если не в меру, — согласился Леон. — Но спортсмену тем более.

Семен хихикнул. Он уже освоился с присутствием этого типа, немного ожил и, как видно, находил в ситуации что-то смешное.

Леон тоже взглянул на Семена, подошел и поправил замок-«молнию» на кожаной куртке питомца. Спросил при этом Сергея Сергеича:

— Вы Михаилу родственник?

— Просто знакомый. Он меня уважает, и отец попросил повлиять. Но, вероятно, бесполезно. Едва увидел нас в окно, как ноги в руки, только и видели его, — сказал Сергей Сергеич и добавил: — Может, ваши повлияют на него? Тот же тренер?

— Я передам, — пообещал Леон. — Конечно, надо что-то делать, если уж так далеко зашло.

Этой канители не было конца, и Леон пока еще не собирался восвояси. Сносить такое фальшивое положение дальше не хватало сил. И Сергей Сергеич решился.

Он вышел в переднюю, погремел для видимости какой-то жестяной утварью на кухонном столе и крикнул потом:

— Сема, подойди-ка на минутку!

Семен нехотя вывалился на зов из комнаты. Зацепил плечом за дверную раму. Из-за его головы в прихожую хлынул электрический свет.

— Притвори! Сквозняк.

Семен не спеша закрыл дверь за собой. Буркнул:

— Ну?

Эта уловка была слишком откровенной. И тот, оставшийся в комнате, конечно, сообразил, что к чему. Но Сергей Сергеич не видел другого выхода.

— Что за птица? — шепнул он, следя за полосами света, опоясавшими дверь, и одним ухом прислушиваясь. Там скрипнула половица где-то в глубине комнаты.

— Да фарцовщик один, — ответил Семен.

Большего из него не удавалось вытащить.

— Я говорю: один фарцовщик, — заладил Семен. — И если хочешь, я его…

— Ладно, — оборвал Сергей Сергеич, — тогда ты его…

Сверху долетел характерный звук, в котором невозможно было ошибиться, кто-то налетел на стул. Там наверху. В мансарде.

Не закончив начатую мысль, Сергей Сергеич оттолкнул Семена, дернул дверь на себя. Влетев в комнату, Сергей Сергеич бросил первый взгляд на лестницу и увидел ноги Леона. Они стояли на верхних ступеньках, пятками к Сергею Сергеичу, а голова их хозяина торчала в мансарде.

— Нет лампочки, — сказал Сергей Сергеич.

Леон обернулся, сделал шаг вниз, за ним второй и начал спускаться.

— Мне показалось, что там кто-то есть, — произнес он без тени смущения.

— Мыши, — категорично сказал Сергей Сергеич. — Обычные мыши.

— Подсыпать бы мышьяк. Или битое стекло. Иначе изгрызут все, что можно, — сразу зарассуждал Леон, сходя с последней ступеньки.

— Здесь им приволье. Каждый раз объедки, — сказал Сергей Сергеич.

Не сводя глаз с Леона, он услышал, как подошел Семен и твердо стал на шаг позади. Дыхание питомца заработало, точно перед броском.

— А вообще ничего отгрохали дачку. Летом благодать, — сказал Леон и положил ладони на спинку стула, не то собираясь взвесить его, прикинув на руку, не то всего лишь переставить.

«Если сейчас не уйдет, придется что-то предпринимать. Экстренно! — подумал Сергей Сергеич. — Даже будь у него еще кто-нибудь на улице».

Леон будто прочитал его мысли, снял руки со стула и сказал:

— Спасибо за компанию. Мне пора. Вы правы: ждать его бесполезно.

Сергей Сергеич был даже огорошен таким неожиданным подарком.

— Салют! — сказал Леон на прощание и шагнул за дверь и тем самым точно одним движением снял с Сергея Сергеича каменную плиту.

Питомец тоже задышал с облегчением.

Когда за Леоном закрылась дверь и его шаги простучали по крыльцу, Сергей Сергеич сказал Семену:

— Ступай присмотри за ним. И жди на платформе.

Семен кивнул и, набросив плащ, ушел немедля. А Сергей Сергеич повернулся к лестнице, готовясь к объяснению.

Мастер не заставил себя ждать. Он показался на лестнице уже со своим чемоданчиком. Еще ступая по верхним ступенькам, злобно прохрипел:

— Расскажешь после. Но покуда не накрыли, надо сматывать удочки.

Сергей Сергеич быстренько собрался, и они вышли на улицу. Постояли у калитки. Проезд был пуст. Потом торопливо зашагали на платформу, спотыкаясь на рытвинах, и за всю дорогу не проронили ни слова. Лишь временами Мастер сердито отфыркивался.

Семен дежурил на платформе, привалившись к газетному киоску.

— Уехал, — сказал он — Только что уехал! Минут пять прошло, как сел себе в вагон и покатил.

— Билет взял? — спросил Мастер отрывисто.

— Да нет. Ждал вас, — сказал Семен удивленно.

— Я спрашиваю: он взял билет или сел без билета! — повторил Мастер раздраженно.

— Взял, взял, — сказал Семен торопливо. — Подошел в кассу и взял.

— Хитер, значит, — буркнул Мастер.

Только теперь Сергей Сергеич сообразил, что к чему. Работники милиции ездили без билетов. И если Леон из таких, значит он умен и маскируется умело. Это Мастер и имел в виду.

Но Семен только пожал плечами. Ему подобные тонкости были не по плечу.

— Ничего себе словчили. Прихватили милицию за хвост еще за пять часов до дела, — не выдержав, съязвил Мастер, когда они взяли билеты и прошли в конец платформы.

— Вы считаете, он из милиции? — спросил Сергей Сергеич. Семен было хмыкнул и хотел что-то вставить свое, но они так глянули на него разом, что он заткнулся на полуслове.

— Это видно за версту. На лбу так и было написано. Да вы что, оба ослепли? — сказал Мастер грубо.

Мастер, видно, не терял времени даром, изучая Леона из своего укрытия.

— У меня тоже мелькало такое подозрение, — кротко сообщил Сергей Сергеич.

— Мелькало, мелькало, — проворчал Мастер.

А в глазах у питомца так и было написано: «Трусят старички». Но в это-то Сергей Сергеич всегда твердо верил: осторожность еще никогда не была излишней.

С лязгом и ревом прилетела черная масса электрички. Ее прожектор пылал, точно глаз во лбу циклопа. Двери с шипением разошлись, пропуская немногих пассажиров. Сергей Сергеич задержался, обождал, пока опустеет перрон. Только одинокие фигуры приехавших уходили прочь с платформы. Он стоял в хвосте электрички, и ему отсюда был виден весь состав. А едва он зашел в вагон, двери захлопнулись с шумом, и поезд прокатил вдоль безлюдной платформы.

За их спиной сидела кучка девушек, и Мастеру пришлось помалкивать. Зато Сергей Сергеич ловил его ледяные взгляды, которые не сулили ничего хорошего. Мастер так и буравил острыми зрачками, словно собирался просверлить насквозь. И он понял, что теперь-то Мастер тоже не ограничится одним только делом. Потом постарается убрать его и Семена. А о том, чтобы захватить Мастера врасплох, не могло быть и речи. И бороться с ним придется в одиночку. Кто знает, что на уме у питомца. Сегодняшний день показал, что Семен так и не стал его послушным орудием и вел свою скрытую игру.

Но, может, это и к лучшему. Ну, то, что появились основания отделаться от Семена. Он был бы ему в тягость. После того как закончится все и надо будет уходить на дно, в глубокий спасительный ил.

В том, что придется исчезнуть, не было сомнений. Он был согласен с Мастером: в этом Леоне в самом деле было что-то милицейское, и он наверняка заподозрил что-то.

В Быкове он поднялся, кивнул спутникам и пошел к выходу. Они разгадали его маневр и вышли следом. На сердитой физиономии Мастера мелькнуло подобие одобрения.

Здесь они пересели на другую электричку, и Сергей Сергеич вновь не заметил ничего такого, что бы заставило насторожиться. Словом, жаловаться было грех, пока ситуация складывалась не так уж плохо. А что касается дачи, может, это к лучшему — то, что они убрались с такой малонадежной базы.

Когда они прикатили в город и у них впереди еще была масса времени, Сергей Сергеич подумал, что это тоже к лучшему. Он еще успеет сделать кое-что необходимое.

Он предложил заехать к себе, и они потянулись за ним, как нитка за иголкой. Вернее, они остались за углом, а к себе он попал один. Теперь в дом Мастера не заманишь и медом.

Сергей Сергеич открыл входную дверь и, стараясь не шуметь, прошел по коридору. У соседей были гости, и за их дверью стоял гул голосов.

В комнате он первым делом засунул руку за диван и достал пистолет, завернутый в старую трикотажную майку. Рукоятка старого ТТ еще тускло лоснилась от смазки. Сергей Сергеич протер рукоятку насухо и засунул пистолет во внутренний карман пиджака. Потом он извлек из глубины платяного шкафа черно-бурую лису и, выпустив из брюк рубаху, обмотал вокруг пояса. Мех приятно щекотал кожу.

Еще оставались тугие пачки новеньких двадцатипятирублевок. Он разложил их по карманам брюк и пиджака.

Он застегнулся на все пуговицы и окинул стены последним прощальным взглядом.

При его появлении Мастер и Семен умолкли. Оборвали разговор на полуслове. Вероятно, Мастер вербовал Семена напоследок. И кажется, не без результата — питомец прятал глаза, будто нашкодил. Зато сам Мастер встретил его открытым, наглым взглядом. Беззастенчиво провел глазами по карманам Сергея Сергеича и понимающе усмехнулся. Жаль, но до поры до времени приходилось терпеть этого негодяя.

— Закусим на дорожку, — сказал Мастер, — когда еще придется.

— Я знаю одно местечко. А, Сергей Сергеич? — засуетился Семен заискивающе.

Сергей Сергеич кивнул, соглашаясь.

Они зашли в соседний ресторан и просидели до его закрытия. Шутили, будто лучшие друзья. Даже Мастер и тот подобрел. Сергей Сергеич чувствовал, как их объединило общее волнение. Сам он и Семен почти не ели. Мастер уплел бифштекс и грубовато подшучивал над ними.

Говорил в основном Семен. Предстартовая лихорадка щекотала его кончиками холодных пальцев. Он был неестественно оживлен и строил из себя опытного завсегдатая ресторанов.

— Ну, — уговаривал он, — ну, выпьем хотя бы портвейна номер одиннадцать? Между прочим, классный портвейн. — И тыкал пальцем в меню.

Одновременно облюбовал сорокалетнюю блондинку и начал долго смотреть на нее, пуская облака табачного дыма. Блондинка приняла вызов и стала поглядывать из-под ресниц.

Потом Семен встал, лихо швырнул окурок в тарелку и пошел к блондинке. Блондинка поднялась с торжествующей усмешкой, и они присоединились к толпе танцующих.

— Зачем тебе этот сопляк? Ты с ним как пить засыпешься, — промолвил Мастер, отложив вилку.

— Да нет, он не так уж и прост. Он пойдет далеко, — возразил Сергей Сергеич.

Но тут же подумал, что Мастер намеренно их ссорит, и добавил, подыгрывая:

— Но в самом деле. С ним всегда приходится в оба.

Постепенно зал опустел. Ушли музыканты, и администратор в черном лоснящемся костюме выключил самую большую люстру.

— Пора, — сказал Мастер и внимательно посмотрел на Сергея Сергеича, славно проверял напоследок.

На улице стояла безмятежная тишина. Мерзкий влажный ветер, задувавший весь день напролет, исчез, и в небе сквозь грязные рваные облака проглянули слабые редкие звезды. На воздухе Сергеем Сергеичем овладела мелкая предательская дрожь. Он спрятал руки в карманы. Покосился на спутников. Но тем было не до него. Они были сосредоточенны, заняты каждый собой.

С полчаса шли пешком. Не сговариваясь, покурили в чахлом скверике. Скверик был затерт среди громадных зданий, и листья его возле фонарей казались коричневыми от пыли.

— Пора, — сказал опять Мастер и щелчком запустил свой окурок в темноту: красная точка прочертила половину траектории и погасла на лету.

Семен выбежал на середину улицы и начал ловить такси. Наконец один частник на «Победе» внял его жестам, притормозил, и после недолгих переговоров Семен помахал рукой.

В машине терпко шибало в нос бензином. «Победа» дребезжала, точно ящик с гайками. А частник неумолчно поносил инспекцию ОРУДа и администрацию бензоколонок. Сидя рядом с ним, Сергей Сергеич успокоился. Не то чтобы с ним стало все в порядке. Сегодня решалось то, к чему он готовился всю жизнь. Просто исчез этот захлестнувший разум страх, и теперь он был в себе уверен.

За спиной сидели притихшие союзники и враги. По их темным лицам проносились волны серого люминесцентного света.

Он остановил машину за три квартала до улицы Веснина и полез в карман.

— Бросьте, когда-нибудь сочтемся, — сказал владелец машины не совсем уверенно. Сергей Сергеич молча протянул два рубля.

— Ладно, пойдет на штраф, — сказал водитель и взял деньги.

Они подождали, пока частник завернет за угол, и быстро пошагали вперед. Возбуждение их организовало, заставило идти в ногу, и шаги четко зазвучали по вымершей улице.

Потом впереди вспыхнул луч машины. Она не спеша вывернула не то из ворот, не то из-за угла и поехала навстречу, толкая перед собой полосу желтого света.

Вся тройка, словно по команде, подалась поближе к стенке. Машина тихо катила, будто у нее отказывал мотор. Она проехала под фонарем, и Сергей Сергеич увидел, что это небольшой автобус с красной продольной полосой. Автобус двинулся и встал. Из дверцы один за другим сыпанули четыре человека, точно парашютисты в групповом прыжке, и загородили путь.

Тотчас неподалеку за спиной затарахтел еще один мотор, и вдоль тротуара лег луч света. Сергей Сергеич обернулся и обнаружил новую машину. Светлая «Волга» медленно тронулась с места, описывая дугу.

— Прошу спокойненько в машину, — произнес один из четверых.

— А что мы сделали такого? — задиристо сказал Семен.

Но Сергей Сергеич уже понял все: тот из четверых, который переминался с ноги на ногу рядом с говорившим, был Леон. И вместо отчаяния Сергей Сергеич, к своему удивлению, почувствовал усталость, мгновенно опустошившую его.

Он только посмотрел на Мастера. А тот, не вымолвив ни слова, направился к машине. Тогда Сергей Сергеич полез за ним в автобус.

— Минуточку, — сказал Леон, — одна формальность. Он пробежал пальцами по карманам Сергея Сергеича, будто пробовал клавиатуру, и вытащил пистолет.

— Прошу, — сказал Леон, кивнув головой на автобус.

Сергей Сергеич занес ногу на ступеньку и промахнулся. Позади запоздало заметался Семен. У питомца было слишком много силы, и ему казалось нелогичным сдаваться так же добровольно, не оказав сопротивления, соответственного случаю.

Наконец, тяжело дыша, Семен бухнулся прямо на скамью. Скамья задрожала, как натянутая струна. Затем в автобус влез Леон и еще двое. И сели напротив. В машине стало тихо, будто никто не дышал Только снаружи проникал приглушенный говор. Потом хлопнула дверца «Волги», и та прошумела мимо. Затем тронулся автобус. На этот раз его мотор работал ритмично.

Машина шла на большой скорости, но у Сергея Сергеича было такое ощущение, будто он плывет. Он почти не заметил, когда автобус встал.

Потом их повели через двор управления. Мастер все так же шагал впереди. Двор сменился коридором. Коридору не было конца, вероятно можно было припомнить целую жизнь, пока пройдешь его. Но Сергею Сергеичу не хотелось думать. Так было легче — не думать, идти себе, переставляя ноги, и ни на что не обращать внимания. Пусть себе мимо течет.

И только один раз его невольно выбило из этого защитного футляра, когда стоявший у стены милицейский офицер в чине майора вдруг козырнул Мастеру. А Мастер как-то привычно кивнул и сказал:

— Здравствуйте, здравствуйте!

Сергей Сергеич немного подивился этому, и это удивление погасло, как искра.

Затем он увидел Маркова. Марков стоял в глубине кабинета. Он почти не изменился с тех далеких пор. Только теперь он был в погонах подполковника.

Редкие брови Маркова полезли вверх, и он сказал Сергею Сергеичу:

— Мать честная! Шлепа, сколько лет, сколько зим! Михеев, это же Шлепа. Тот самый!

С последним он адресовался к Мастеру. А Мастер, в свою очередь, сказал.

— Вот как? Обыщите. У него кое-что при себе. Из того, что взято на Удальцова. И у Крыловых. Улики он решил носить при себе.

 

Глава XVII, и последняя

Очная ставка закончилась, и Сергея Сергеича увели. Судя по всему, Учитель объехал своего подопечного и здесь успел: обзавелся алиби, все кивал на какую-то продавщицу. Срок он получит немалый, но это по-прежнему жизнь — не «вышка», не высшая мера, не расстрел, который ждет его, Семена.

Семен сидел перед столом Михеева и жадно смотрел в окно. Серое небо казалось ему неимоверно прекрасным. Оно еще никогда не было таким, чтобы на него хотелось смотреть, не отрывая глаз. Он с трудом отвел глаза и не пожалел, потому что вокруг все было теперь удивительно. Его зрение, обостренное последними неделями жизни, цеплялось за простейшие мелочи, и каждая из них сейчас приобретала баснословную ценность, когда он живет, ест и дышит. Он будто никогда не видел таких чудесных карандашей, такой дивной бутылки с канцелярским клеем.

Семен взглянул на худощавую стенографистку и подумал, что это сказочная женщина. Он готов был встать на колени и молиться на нее, потому что это была последняя женщина, которую видели его глаза.

— Вот посмотрите, Володин. Может, вам будет интересно, — сказал Михеев.

— А-а? — сказал Семен, встрепенувшись.

— Может, вам будет интересно, — повторил Михеев и протянул пачку фотографий.

— Да, да, — алчно произнес Семен и схватил фотографии, будто Михеев мог передумать и взять их назад.

С фотографий смотрело знакомое лицо. Где-то он видел этого человека. Но это было неважно, главное, он держал бесподобные фотографии, потому что они были частицами жизни.

— Узнаете?

— Да! То есть нет!

— Это ваша жертва. Вчера принесли из театра. Здесь его лучшие роли, говорят. Большой был актер. И человек тоже. Жил, думал, работал, и вы все это разом оборвали. Как это несправедливо, как несправедливо, — повторил Михеев и покачал головой.

Семен неистово попробовал бумагу на ощупь — ах, какая это была бумага. Господи, горестно подумал, неужели надо лишаться жизни для того, чтобы понять, как бесценна она?

 

Эпилог

— А как же Маргасов? Какое он имел отношение к кражам? К убийству актера? — спросил один из авторов Михеева.

— Он здесь ни при чем, — сказал Михеев, копаясь в ворохе папок.

— Но орудия взлома? Орудия взлома были найдены именно у Маргасова? Те самые орудия, которыми… Это были другие? — настороженно произнес второй из авторов.

— Те самые, — буркнул Михеев из-за кучи бумаг.

Ему прямо-таки не нравилось то, что перед ним сидят два автора и вынуждают его расходовать драгоценное время таким несерьезным образом, на этот лишенный интереса и практической пользы разговор. И напрасно авторы пытались придать беседе оттенок непринужденности и интеллектуализма, — кислое выражение не сходило с широкого лица Михеева. Его невыразительное лицо отнюдь не соответствовало облику героя их романа, обладающего тонким умом аналитика.

Лейтенант Зубов, устроивший эту встречу, послал авторам из своего угла подбадривающий жест: ничего, мол, жмите.

— Если Маргасов непричастен к этим преступлениям, чем можно объяснить, ну, то, что инструменты очутились у него за батареей? — спросил первый из авторов.

— Подсунули.

Михеев даже поднял лицо и рассердился: как это авторы не додумались до такой простой вещи? Тогда второй из авторов, человек более осторожный, вкрадчиво сказал:

— Но почему он убежал?

— Он не убежал. Мы сами отпустили. Обязаны были отпустить.

На лице Михеева было написано: ну что еще? Но, видно, на лицах авторов было написано состояние умственной беспомощности, и Михеев вздохнул.

— Маргасов и Володин — старые знакомые, — начал он, словно на уроке, едва не по складам, — стараясь увести в сторону следствие, второй подсунул инструменты первому — словом, избитый прием. Затем его наставник звякнул Маркову по телефону. И Маргасов был взят. Но следствие показало, что тот не причастен. Инструменты отдельно — Маргасов отдельно. Нет причинной связи, как говорят юристы. Но отпустить его так — значит дать понять истинным преступникам, что ничего не вышло. Словом, возбудить их бдительность. Тогда пригласили Маргасова, говорим: так, мол, и так, если хотите помочь нам выявить тех, кто только что подсунул вам мокрое дело, пока не появляйтесь дома. Сделаем вид, будто вы убежали. И он согласился. Вот так!

Михеев был удовлетворен. Он считал свой долг перед навязавшимися гостями исполненным честно. Сложил руки на столе, приготовившись смотреть на их удаляющиеся спины. Если бы он знал, что это короткое оживление только подзадорит их.

— Значит, квартирные кражи и смерть актера — дело рук этого неразлучного дуэта? — спросил автор первый, как бы еще сомневаясь и тем самым стараясь хитро спровоцировать этого не очень-то щедрого на беседу Михеева.

— Их было трое. Веселов наводил. Кроме случая с Крыловым, — сдержанно поправил Михеев и опять ушел в свою броню.

— Веселов привлечен как соучастник. Его делом был поиск дичи. Охотились эти двое, — добавил Зубов.

— Но почему, как у них там говорится, на дело шел один? И дважды его заставали хозяева? — вмешался автор второй.

Михеев не очень-то спешил с ответом. Тогда опять раздался голос из угла.

— Серафим Петрович, разрешите? — спросил Зубов.

— Ну, ну, — буркнул Михеев.

— Вот это-то обстоятельство в конце концов и нас заставило считать, будто орудовал один. Послужило доводом против Маргасова. Ведь, судя по всему, Маргасов был одиноким, нелюдимым человеком, — сказал лейтенант. — Но как же все произошло? Так вот: помните притчу о паспорте Шлепы? Я рассказывал в самом начале? — Авторы кивнули. — Выходит, благородная рассеянность здесь ни при чем. Шлепа в прошлом, он же Сергей Сергеич в настоящем, караулил в подъездах, когда его напарник Семен хладнокровно обчищал квартиры. И с ним дважды повторилось то, что было и в случае с паспортом. Сергей Сергеич от страха терял над собой контроль, — сказал Зубов и откинулся на спинку стула.

— Но позвольте, — безжалостно произнес автор первый. — Он готовил масштабную операцию. Зачем ему понадобились предшествующие кражи? Этот размен на относительные мелочи?

Зубов оттолкнулся лопатками от спинки стула.

— Всеядность, несомненно, — сказал лейтенант, — жадность. Он собирался уйти на дно окончательно и нахапать перед этим сколько руки загребут. Он всю жизнь выжидал после того комического ареста. Прикидывался черт знает кем. И в порядке компенсации хотел унести побольше. Мне кажется, что рассуждал он именно подобным образом. И кстати, об этих кражах. И тут преступники оставили следы, по которым разрабатывались свои самостоятельные версии. Так что дело не только в одной тонкой ниточке: «Нина — водитель такси». Здесь речь идет о более широкой картине поисков.

Как видно, лейтенант Зубов был легкой добычей. Поэтому основной интерес двух авторов был сосредоточен в основном на Михееве. И они прилагали все усилия, стараясь его расшевелить.

— Мы знаем, — произнес автор второй быстро, — как вы оказались в роли Мастера. Мастер умер от инфаркта, и в комиссии по наследству было приложено единственное письмо, полученное им за последние годы. Есть ли у него кто из близких, этого никто не знал.

Михеев кивал головой, словно отбивал такт, а в глазах его за эти короткие секунды успела смениться гамма самых различных чувств. Вначале это было разочарование, потом он грозно посмотрел на Зубова.

— Но знаете, — подхватил автор первый эстафету, — не лучше ли, если в нашем романе это сделает кто-нибудь в несколько младшем чине. Все-таки начальник отдела… Это, конечно, случайность…

— Ну и что же, — вмешался Зубов, на этот раз пересаживаясь поближе, — ничего здесь случайного нет. Серафим Петрович знал повадки Мастера, как никто другой. Из письма было ясно, что адресат лично не встречал Мастера. Но уж слишком много баек ходило о его личности, и поэтому такую работу должен был взять на себя тот, кто изучил Мастера как свои пять пальцев. Кроме всего, Серафим Петрович недавно в Москве и местному преступному миру еще не очень известен.

Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать. Авторы, затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее неодобрение.

— Учтите, — продолжал Зубов, — поездка Серафима Петровича в Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы… то есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая шайка и авторы письма одни и те же лица. Словом, это выглядело так. Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там было, разочарование или другое влияние…

Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на Михеева.

— …Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром прервались, — говорил лейтенант. — Но вот после его довольно мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это преступление, и выявить шайку.

Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, задвигал стулом. И только достаточная мера деликатности еще удерживала его от более активных действий. Но эти трое были увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.

— Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? — в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными взглядами.

— В том-то и дело, нет, — сказал Зубов. — Видите ли, преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность начальство, — при этих словах Михеев странно хмыкнул, — но в общем все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком на мансарду, был прямо-таки ошарашен, когда услышал голос своего начальника, и почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на лестницу. До того все было неожиданно.

Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.

— Значит, именно об этом собираетесь писать? — спросил Михеев.

Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву на суд.

— У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ злого угрюмого Мастера. Это актерская работа, — сказал автор первый, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.

— Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, — сказал автор второй, уже откровенно срываясь на лесть.

Его соавтор потупил глаза. Зубов весело взглянул на Михеева. Подполковник произнес:

— М-да, — и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить на своем лице бесстрастное выражение.

Но автор второй готов был поклясться, что в зрачках у Михеева мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.

— Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? Каким еще можно общаться с убийцами! Конечно, угрюмым, — возразил Михеев. — Вот сойти за веселого я бы не сумел. Нет во мне этого самого таланта.

Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, сказал:

— И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так сказать, подсознательная. Вы и Мастер — два человека, которых тесно сплела дружба.

Автор первый и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из клубка, который сам заплел.

— И вроде бы именно вы и только вы должны были поставить за него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной истории, у вас не было такого ощущения? — закончил автор второй тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.

И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял брови, его застигли врасплох.

— Понимаете, это как бы наша литературная версия, — пояснил автор первый.

— Литературная? — переспросил Михеев, стараясь выиграть время.

— Ну, да. Житейская версия.

Михеев пожал плечами.

— Может быть… Впрочем, не знаю, — сказал он. — В литературе я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.

Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом поднялись авторы и Зубов. Застыли торжественно.

— Весьма вам благодарен, — произнес автор второй.

— Пожалуйста. Не стоит, — ответил Михеев официально Его взгляд неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы посмотрели туда же и увидели часы «Омега» на руке у Зубова. Рукав модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя втянуть кисть с часами в рукав.

— Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И как я понимаю, все эти сведения они получили от вас? — спросил Михеев повеселевшим голосом.

— Почему же все? — невнятно пробормотал Зубов, начиная медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой краской.

— Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, — сказал Михеев. Среди авторов началось неописуемое волнение.

— Что за история? — осведомился один из них, и они оба навострили уши.

Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.

— Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая тайна.

Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.

— Биографическая? — сказал Зубов. — Ничего себе биографическая: едва не вылетел с работы.

Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он поднял телефонную трубку, знаменитый «наган» загудел, как трансформаторная будка.

— Прошу ко мне, — сказал Зубов и первым вышел из кабинета.

В коридоре Зубов сказал:

— Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, а сочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете нагородил такое, что старик схватился за голову. Говорит: «Люди подумают, что это я наплел ему».

— Леонид Михайлович, а что имел в виду Михеев? — напомнил автор второй, даже забегая перед идущим впереди Зубовым.

— Комичная, но страшно глупая история с моими часами. За нее, за самовольный поход на дачу, наложили строгий выговор, а могло быть и похуже. Как-никак почти служебное преступление. Впрочем, об этом потом.

— Простите за неквалифицированный вопрос. Почему их не взяли там же? На даче? — спросил автор второй, румяный от азарта.

— А улики? — сказал лейтенант, придерживая шаг. — Приходилось следить за этой шайкой, контролируя каждый шаг. А потом нам помог сам Сергей Сергеич. Он догадался, кто я, а Михеев подогрел его опасения. Поэтому тот решил после дела домой не возвращаться и забрал все с собой. Ну, об этом уже не трудно было догадаться, зачем он забежал к себе перед самой операцией.

— Но как вы сразу догадались, что это именно они? Те самые? — сказал автор первый, хватая Зубова за локоть.

— Не забывайте, — сказал лейтенант, — не забывайте: Володин все время оставался на подозрении. Вдобавок на даче он был в кожаной куртке, взятой на улице Удальцова. Конечно, в куртке я не был уверен. Мало ли совпадений! Но вот Сергея Сергеича я сразу узнал. По описанию старшины. Эта поднятая бровь и нервное подергивание века. Он подбросил снятые Семеном с одного человека часы, но об этом после. Словом, если он вернул часы, значит, у него были веские основания не привлекать к себе излишнее внимание милиции. Тут уже было подумать над чем.

По коридору шел навстречу мужчина в форме офицера милиции. Так как все остальные вокруг были тут в штатском, авторы его узнали. Это был, конечно, заместитель Марков.

— Леонид Михайлович, — произнес он энергично, — зайдите с делом Маргасова.

И четко пошагал дальше, подтянутый и бодрый. Зубов привел гостей в кабинет.

— Я скоро вернусь. Сплавлю Маркичу бумаги — и свободен… В дверях он задержался и спросил.

— Случайно вам не известно, скоро ли «Дом Семеновых» выйдет на экран?

Авторы переглянулись: в «Доме Семеновых» снималась знакомая им актриса.

— Придется еще поработать, — сказал автор первый и похлопал по рукописи, когда они остались вдвоем.

— М-да, — согласился автор второй.

За дверью послышались грузные шаги. Дверь приоткрылась, и появился Михеев. Он взглянул на них с каким-то подозрением и сказал:

— У вас, как видно, нелегкая работа. Дело в том, что я когда-то учился на инженера-полиграфиста. На инженера, — подчеркнул он, остановился в дверях и добавил: — Толковый парень этот Зубов. Вообще-то он подоспел вовремя. Крепко я засел тогда на даче. Связи нет. Хоть кричи в окно прохожим.

Он кашлянул неловко, не зная, что еще сказать.

— Что ж, заходите еще. Буду рад, — произнес он несколько неуверенно и было закрыл дверь за собой.

— Минуточку, Серафим Петрович! — крикнул автор первый. Голова Михеева появилась вновь. Михеев смотрел обеспокоенно.

— Послушайте, уж как-то принято описывать счастливый конец, — сказал автор первый. — Что можно написать о Нине в этаком разрезе?

Автор второй закивал энергично, оказывая поддержку.

— Ну напишите, мол, деньги вернули родителю. Все почти, — сказал Михеев растерянно и добавил: — Придумайте что-нибудь. Сдала экзамены. И может, кто знает, вышла замуж.

Он посмотрел вопросительно на одного автора, потом на второго и очень осторожно затворил дверь. Потом за дверью было тихо: очевидно, Михеев отошел на цыпочках.