I. [735]

1. Когда сошлись [как-то] вместе я и Галл, муж любезнейший мне и из-за памяти о Мартине, ибо был он из числа его учеников, и из-за заслуг своих, то к нам присоединился и мой Постумиан, [некогда] оставивший родину и [недавно] вернувшийся с Востока, где он пробыл три года. 2. Я обнял любимейшего человека, припал к его коленам, поцеловал ноги, и мы, взволнованные тем, что столько времени [не виделись] друг с другом, то смеясь, то плача, [стали неспешно] прохаживаться [по келье], а потом, постелив свои власяницы, сели на землю. 3. И вот первым молвил слово Постумиан, пристально смотря мне в глаза: “Когда я был в далеких египетских краях, восхотелось мне дойти до моря. Там увидел я грузовое судно, что уже готовилось отплыть с товаром, державшее путь в Нарбон. И вот ночью, во сне, предстал мне ты и, взяв меня за руку, повлек [за собой] и привел [на это судно]. Вскоре, когда рассвет разогнал ночную мглу, проснувшись там, где я отдыхал, стал я размышлять о [значении] этого сновидения, и такой вдруг внезапно навалившейся тоской по тебе был охвачен, что без всякого промедления взошел на корабль. На тридцатый день мы прибыли в Массилию, оттуда добрался я к вам через десять дней: настолько удачным было плавание с благочестивой целью. Ты же сейчас поведай нам, тебя обнявшим и наслаждающимся [общением] с тобой, зачем мы столько морей переплыли и столько земель прошли”. 4. На это я ответствовал так: “В то время, как ты пребывал в Египте, я всегда был вместе с тобой и душой и помыслами, любовь твоя была со мной днем и ночью и поскольку ты предполагаешь вскоре снова покинуть меня, то потому, жадно внимая тебе, я смотрю на тебя, тебя слушаю, с тобой говорю, никого не допуская в нашу тайну, которая пусть останется в этой уединенной келье [между] нами. Ибо присутствие нашего Галла, я надеюсь, ты перенесешь без неприязни, поскольку и он твоему приходу, как ты сам видишь, так же как и я, чрезвычайно рад”. 5. “Несомненно правильным, - ответил Постумиан, - будет удержать в нашем сообществе Галла: хотя он мне малоизвестен, но поскольку он мил тебе, то не может и мне не понравиться, особенно раз он из учеников Мартина. И я, рассказывая, как вы просите, ничуть не буду обременен сообществом вашим, ибо затем я и прибыл сюда, чтобы, после того, как обнимет меня мой Сульпиций, многословно удовлетворить его желание”.

II.

 1. “Действительно, - сказал я, - ты достаточно познал сколь много может благочестивая любовь: именно она, по нашему [мнению], причина того, что ты, столько морей и земель пройдя, я бы сказал, от восхода солнца до его заката, [к нам] пришел. 2. А потому приступай, так как и секретов между нами [никогда] не было, и словом твоим мы, должно быть, будем увлечены, ибо хочу я, чтобы ты описал нам свое паломничество во всех подробностях: как на Востоке вера Христова, которая есть прибежище святых, процветает, как установлениями монашескими, великими знамениями и добродетелями в рабах своих Христос проявляется. Ибо воистину, поскольку живем мы в таких краях, где сама жизнь нам в тягость, то охотно послушали бы тебя, можно ли жить христианам в пустыне”. 3. На это Постумиан ответил: “Сделаю так, как ты пожелаешь. Но сначала прошу тебя сказать: все ли те священники, которых я покинул, остались такими же, как и прежде”. 4. Тогда я сказал: “Не надо расспрашивать о тех, кого ты или вместе со мной, [как я полагаю] знал, или, если не знаешь, то лучше и не слышать. Я не могу скрыть того, что не только те, о которых ты спрашиваешь, [остались] ничем не лучше, чем ты знал их раньше, но и один из наших, некогда любимый, в котором мы имели обыкновение отдыхать душой от нападок их, был более строг к нам, чем должно. Но ничего более сурового о нем я не скажу, ибо друга я и [тогда] чтил, и даже теперь люблю, хотя [ныне] он считается врагом. 5. Мне же это возвращение к пережитому причиняет великую боль, [ведь] мы навсегда лишились дружбы умного и религиозного мужа. Однако, оставим то, что исполнено печали: лучше тебя, как ты давно обещал, послушаем”. 6. “Да будет так”, - ответил Постумиан. Когда сказал он это, все мы немного помолчали, затем он пододвинул ко мне поближе власяницу, на которой сидел, и начал так:

III.

1. “За три года до этого, когда с тобой, Сульпиций, уезжая, я попрощался, мы отплыли на корабле из Нарбона и на пятый день прибыли в африканский порт: столь благоприятным по воле Божьей было плавание. 2. Возжелала душа [моя] посетить Карфаген, святые места и, прежде всего, поклониться могиле мученика Киприана. На пятнадцатый день, вернувшись обратно в порт и выйдя в открытое море, направились мы, противодействуя австру, к Александрии и вошли в Сирт: поэтому осторожные моряки, бросив якорь, остановили судно. 3. Перед глазами простиралась земля, подплыв к которой на лодке, мы обнаружили полное отсутствие человека, и я, ради более внимательного изучения местности, направился дальше. Примерно в трех милях от берега, среди песков, я увидел небольшую хижину, которая была покрыта точно таким образом, как рассказывает Саллюстий - как бы килем корабля: достаточно прочными досками для того, чтобы не боятся сильного дождя - 4. бывали там дожди никогда никем неслыханной силы - и таковы были порывы ветра, что если даже при ясном небе начинал он вдруг дуть, то сильнее был на земле, чем тот, который на море вызывал кораблекрушение. Не всходит там никаких растений, ни злаков, ибо в [этом] переменчивом месте порывы ветра уничтожают сухим песком все. 5. Но когда ветры поворачивают со стороны моря, земля порождает весьма редкую и жесткую траву, а также сорняки: они вполне пригодны в пищу овцам. Население [этих мест] живет молоком: те же, кто более умелы или, я бы так сказал, богаче, употребляют [даже] ячменный хлеб. Там [бывает] только один урожай [в год], который обычно, быстро всходя по причине [жаркого] солнца, [быстро же] убирается из-за бушующих ветров, ибо брошенное в землю семя созревает на тридцатый день. Люди же там живут не иначе, как поступая по собственному желанию, поскольку все освобождены от налогов. 6. Ибо [место это] - граница с Киренаикой, примыкающее к той пустыне, что простирается между Египтом и Африкой, через которую когда-то Катон, убегая от Цезаря, вел свое войско.

IV.

 1. Итак, я направился к той хижине, которую увидел издалека: в ней я обнаружил старца, покрытого одеждой из шкур, вращающего рукой жернов. 2. Мы приветствовали его и он принял нас хорошо. Мы объяснили, что нас прибило к этому берегу и мы не можем сразу опять отправиться в путь, удерживаемые штилем на море: высадившись на дикий берег, пожелали мы, как то свойственно человеческой натуре, разведать место и узнать образ жизни обитателей; что мы христиане; затем особо спросили, нет ли в этих пустынных местах других христиан. 3. Тогда он, плача от радости, бросился нам в ноги, [потом] снова и неоднократно нас расцеловал и пригласил к молитве, затем, расстелив на земле баранью шкуру, предложил разделить [с ним] трапезу. 4. Завтрак подал он воистину изобильнейший, состоявший из половины ячменного хлеба. Нас было четверо, я же - пятый. Еще он принес пучок травы, имя которой я забыл, она похожа на мяту, обильна листьями, по вкусу напоминает мед: приятной ее сладостью мы были насыщены и довольны ”. 5. Тут я, улыбнувшись услышанному, спросил моего Галла: “Что, Галл, понравился бы тебе завтрак из пучка травы и половины хлеба на пятерых?” Тогда он, поскольку был очень скромным, покраснев, ибо в словах моих была насмешка, начал так: 6. “Ты, Сульпиций, по своему обыкновению не упускаешь случая, если таковой тебе предоставляется, посмеяться над нашей прожорливостью. Но ты смеешься жестоко, когда утесняешь нас, галлов, примером ангельской жизни, однако я полагаю, [судя] по стремлению к еде, что и ангелы едят, потому, боюсь, что ту половину хлеба и один съест. 7. Но киренец тот был воздержан, ибо его или необходимость, или природа заставила голодать, или же, наконец, их, я думаю, морская качка делает невосприимчивыми к еде: мы же находимся далеко от моря и, о чем я тебе постоянно говорю, мы - галлы. Но пусть лучше Постумиан вернется к рассказу о своем киренце”.

V.

 1. “Действительно, - [сказал] Постумиан, - отныне я буду остерегаться что-либо говорить о воздержании, дабы высокий пример не задевал наших галлов. 2. Но все же я скажу, что мы были на обеде у этого киренца, а впоследствии - мы пребывали у него в течении семи дней - и при других застольях: но оставим это, дабы Галл не посчитал, что над ним смеются. 3. Итак, на следующий день, когда некоторые из [местных] жителей стали стекаться к нам, мы узнали, что нашим гостеприимцем оказался пресвитер, что он с величайшем тщанием скрыл от нас. 4. Затем мы прошли вместе с ним к церкви, которая, будучи скрыта от нашего взора, располагалась примерно в двух милях [от его дома]. Она была покрыта простыми ветками и выглядела не лучше, чем хижина нашего хозяина, в которой можно было находиться не иначе, как согнувшись в три погибели. 5. Когда мы расспрашивали о нравах [тамошнего] люда, то мы нашли [воистину] прекрасным то, что никто из них не занимается ни покупкой, ни продажей. Они не знают, что такое ложь и воровство. Золота, и даже серебра, которых более всего домогаются смертные, они не имеют и не желают иметь. 6. Ибо, когда предложил я тому пресвитеру десять золотых монет, он отказался, мудро заявив, что золотом церкви не строятся, а скорее разрушаются. Потому мы оставили ему кое-что из одежды.

VI.

 1. И после того, как он с благодарностью принял это, мы по зову моряков поспешили к берегу и на седьмой день благополучно прибыли в Александрию, где [в то время] между епископами и монахами имела место отвратительная распря по тому поводу или причине, что, неоднократно собираясь вместе, епископы на многих своих синодах решили, дабы никто не имел и не читал книг Оригена, а он был ученейшим комментатором Священного Писания. 2. Но епископы усмотрели в его книгах что-то нечестиво написанное. Тут я не берусь защищать сторонников Оригена, но они утверждали, что [все это] коварно приписано [ему] еретиками, и потому не только то, что заслуженно подверглось порицанию, но и остальное было проклято, - ибо вера читающих легко могла быть подвергнута искушению - дабы ложному не следовали и кафолическим рассуждением были бы привержены. И неудивительно, что в современных книгах и нынешних писаниях стараниями еретиков присутствует ложь, которая в некоторых сочинениях не боится нападать на евангельскую истину. 3. Против нее-то упорно сопротивляясь, епископы своей властью смешали правых с неправыми и всех вместе с самим автором прокляли, ибо [и так] более чем достаточно было книг, которые приняла церковь: следовало извергнуть полностью то чтиво, которое могло нанести больше вреда неразумным, чем принести пользы умным. 4. Мне же некоторые из тех книг они позволили подвергнуть изучению, но я не нашел в них ничего такого, что бы несомненно можно было назвать ложным, за что защитники его ложно бы бились. 5. Удивился я, что один и тот же человек может вызывать о себе настолько противоположные [суждения], что, с одной стороны, кому он понравился [говорили], что нет ему равных кроме Апостолов, с другой же, те, кто его осудили [утверждали], что никто не учил более ложно, [чем он].

VII.

1. И когда епископы читали многие отрывки из его книг, которые, как считалось, были против писаний кафолической веры, то по великой ненависти своей воспроизвели одно место, в котором утверждалось, что Господь Иисус как ради искупления человека облекся плотью и, крест ради спасения человека претерпев, смерть за бессмертие человека принял, так и этими же муками своими даже [прегрешения] дьявола искупил. Ибо так это доброте и милосердию Его присуще, что, если жалкого человека Он преображает, то и падшего ангела тоже освободит. 2. Когда это и другое подобного рода было обнаружено епископами, приключилась между ними по [великому] гневу [их] распря, которая, поскольку оказалась не в состоянии быть подавлена авторитетом первосвященников, прискорбным образом была передана для устроения порядка в церкви [рассмотрению] префекта, страхом перед которым братия была рассеяна и по разным местам монахи были разогнаны так, что грозными указами недозволенно им было собираться в каком-либо одном месте. 3. И то меня особенно встревожило, что Иероним, муж что ни на есть кафолический и самый сведущий в Священном Писании, первое время, как полагали, следовал Оригену, а ныне он же особо проклинает все его труды. И я бы не решился [тут] о чем-либо cудить [опрометчиво], ведь [даже] выдающиеся и ученейшие [мужи] разошлись здесь во мнении. 4. Однако, была ли это ошибка, как я думаю, или ересь, как считалось, но [ее] не только не смогли подавить многочисленными наказаниями священников, но никоим образом не смогла бы она распространиться столь широко, если бы не возросла через этот спор. 5. Вот такого рода смутой я и был застигнут, когда прибыл в Александрию. Хотя епископ этого города принял меня весьма радушно и даже лучше, чем я ожидал, и попытался удержать при себе, 6. но не смогла душа [моя] пребывать там, где пылала ненависть братского междоусобия. Ибо, даже если монахи и должны были, конечно же, подчиниться епископам, из-за этого не следовало бы отвергать, особенно епископам, столь долго жившего под знаком проповеди Христа.

VIII.

1. Потому, уйдя оттуда, направился я в Вифлеем, что находится в шести милях от Иерусалима, от Александрии же - в шестнадцати переходах. 2. Церковью этого места управляет пресвитер Иероним, ибо это епархия епископа, который пребывает в Иерусалиме. Уже знакомый мне до этого паломничества, Иероним легко удержал меня, как я полагаю, безо всякого домогательства с моей стороны. 3. Муж же [этот] помимо заслуг веры и достоинств добродетелей, не только латинской и греческой, но и еврейской грамоте, так обучился, что никто не решится сравниться с ним в этих познаниях. Я буду весьма удивлен, если он не знаком вам через множество трудов, написанных им, когда весь мир его читает”. 4. “Еще бы, - сказал Галл, - он весьма и весьма знаком нам. Ибо как-то лет пять назад прочитал я какую-то его книжку, в которой весь род монахов наших им весьма поносится и хулится. 5. Там, между прочим [говорится], что наш Бельгик вызвал великий гнев [его], сказав, что мы имеем обыкновение насыщаться до тошноты. И все же я прощаю этого мужа, но так полагаю, что пусть лучше о восточных монахах рассуждает, чем о западных. Ибо прожорливость греков от жадности, у галлов же - от природы”. 6. Тут я сказал: “Ученый Галл защищает свой народ, однако я спрошу тебя: неужели та книга осуждает у монахов только этот порок?”. “Конечно, нет, - сказал он, - совершенно ничего не упускает, на все нападает, порицает и изобличает; особенно преследует жадность и не менее тщеславие. Много рассуждает о гордыне, не мало и о суеверии: сказать по правде, мне показалось, что он описал прегрешения многих.

IX.

1. Кроме того, о знакомых ему девах и монахах, а также клириках как верно, как смело говорит! Потому-то некоторые, имена которых я не хочу называть, упоминают [о нем] без приязни. 2. Ибо, как наш Бельгик подвергся гневу из-за великой прожорливости, [о которой] мы уже упомянули, так и те, говорят, негодуют, когда в том [его] труде читают следующее: “девство отвергает германская девушка, ищет на стороне любовника”. 3. На это я сказал: ”Галл, ты заходишь слишком далеко: берегись, как бы и тебя кто-нибудь, кто это знает, не услышал и вместе с Иеронимом невзлюбил. И поскольку ты человек ученый, не бесполезно будет напомнить тебе стих автора [одной] комедии: “Друзей уступчивость родит, а правда - ненависть”. 4. Твоя нам милее речь о Востоке, Постумиан, которую ты начал, ее и продолжи”. “Я, - сказал он, - как уже начал рассказывать, пробыл у Иеронима шесть месяцев: ему непрерывная битва и постоянное сражение против зла принесли [одну] только ненависть развращенных. Ненавидели его еретики, поскольку не переставал он нападать на них, ненавидели его клирики, ибо обличал он их жизнь и преступления, 5. но все воистину добрые восхищались и почитали его, ибо те, кто считал его еретиком, были безумцами. Воистину, сказал бы я, кафолические познания [этого] человека [были] спасительным [для него] учением: всегда пребывал он в чтении, всегда с книгами; ни днем, ни ночью не отдыхал, или читал всегда что-нибудь, или писал. И если бы мне не было веление души и предначертание Божье добраться до желанной пустыни, я бы ни на минуту не пожелал покинуть такого мужа. 6. Потому, передав ему и поручив [его молитвам] всех своих родственников и семью, которые вопреки моему горячему желанию удерживали [меня] от путешествия, полностью освобожденный, в некотором роде, от тяжкого груза, и с легким сердцем, вернулся я в Александрию. Там я навестил монахов [и затем направился] в верхнюю Фиваиду, которая находится у пределов египетских. 7. Ибо там, как рассказывали, широко раскинувшиеся безлюдные пустыни населены множеством монахов. [Однако] долго можно было бы рассказывать о том, что я увидел; коснусь [лишь] немногого.

X.

1. Недалеко от пустыни, примыкающей к Нилу, располагается множество монастырей. Часто в одном месте обитают сотни [монахов]: над ними есть [своя] высшая власть, живут они по указанию аббата, ничего по своей воле не совершая, но во всем его воли и власти повинуясь. Из них, если кого полагали бoльшим добродетелью, того направляли в пустыню, чтобы он вел там жизнь в одиночестве, но уходили только по разрешению аббата. У них это первая добродетель - подчинение - повиноваться власти другого. 2. Ушедшим в пустыню положено было снабжение хлебом или какой-нибудь другой пищей. Случайно в те дни, когда я туда прибыл, одному [из них], недавно удалившемуся в пустыню и не далее как в шести милях от монастыря построившему себе хижину, аббат через двух мальчиков передал хлеба; старшему из них было пятнадцать лет, а младшему - двенадцать. 3. И вот на обратном пути им встретилась на дороге огромной величины змея; и когда она появилась у их ног, они [этой] встречи ничуть не испугались и та, словно усыпленная заклинаниями, положила [свою] черную голову [на землю]. Младший из мальчиков, взяв ее рукой и завернув в плащ, понес [с собой]. И вот, вступив в монастырь словно победитель, он, на виду у всех размотав плащ, не без спесивой хвастливости показал сбежавшейся братии плененную тварь. 4. Но когда остальные разнесли весть о вере и добродетели мальчиков, аббат более мудрым решением, дабы не возносился юный годами, обуздал обоих розгами, сильно ругая их, по какому праву они приписали себе то, что через них сотворил Господь. Деяние это было не по их вере, а по Божьей милости: пусть лучше поучатся служить Богу со смирением, а не бахвалиться знамениями и храбростью, ибо полезней осознание [собственной] немощи, чем тщеславие подвигов.

XI.

1. Когда монах тот узнал, что мальчики подверглись опасности, встретившись со змеей, и, кроме того, получили немало розг за одоление гадины, то попросил он аббата, дабы после этого ему не приносили ни хлеба, ни какой-либо иной пищи. 2. И вот пошел уже восьмой день, как человек Божий подверг себя угрозе голода - томил свою плоть воздержанием, но не мог разум отказаться от стремления к небу: слабело от голода тело, но вера становилась крепче - 3. когда в ту пору аббат подвигся [Святым] Духом, дабы навестить [своего] ученика, стремясь разузнать в благочестивой заботе [своей], какой же пищей пробавлялся тот, кто не пожелал принять для себя хлеб от людей, и для выяснения этого направился [к нему] сам. 4. Тот, увидев издали идущего старца, побежал ему навстречу, поблагодарил его и повел к келье. Когда они оба вместе вошли, то увидели стоящую у дверей пальмовую корзину, наполненную свежим хлебом, тогда как до этого она висела за дверьми. 5. И прежде [всего] чувствовался запах свежего хлеба, на ощупь же он был словно только что вынутый из печи, однако оказалось, что египтянам хлеб такой формы незнаком. 6. Так оба они, пораженные, познали милость небес. Тогда [монах] подумал, что это связано с приходом аббата, аббат же приписал это больше его вере и добродетели: затем оба они с великой радостью небесный хлеб преломили. 7. И когда после этого вернувшийся старец был препровожден монахами в монастырь, то настолько возгорелся у всех огонь сердец, что они наперегонки спешили уйти в пустыню и святое уединение, несчастными себя полагая, если кто дольше оставался в сообществе многих, где приходилось терпеть присутствие людей.

XII.

1. В том монастыре я видел двух старцев, которые прожили там уже сорок лет таким образом, что, как рассказывают, никогда оттуда не выходили. Упомянуть о них не показалось мне недостойным, поскольку такое я слышал похвальное слово свидетельства об их добродетелях и от самого аббата и от всей [монашеской] братии, что одного из них сообщество никогда не видел едящим, второго же - во гневе”. 2. На это Галл, пристально глядя на меня, [сказал]: “О, если бы тот ваш - не хочу называть его имени - присутствовал бы сейчас [здесь], я бы очень хотел, чтобы он послушал этот пример, ибо муж сей часто, как мы разузнали, на весьма многих сильно гневался. Однако, поскольку недавно врагам своим, насколько я знаю, он простил, то, если бы он послушал нас, все больше и больше представленным примером укрепился бы [в том], что прекрасна добродетель, не подверженная гневу. 3. Однако я не буду отрицать [того], что у него были для гнева законные основания. Но чем тяжелее сражение, тем почетней награда. Потому я полагаю справедливым, если ты не знаешь, [привести] некоторое разъяснения, ибо, когда его покинул неблагодарный вольноотпущенник, то был он несчастен более, чем хулитель, от него ушедший. Но не разгневался он [на того], кто, похоже, соблазнял [его к этому]. 4. Я же, если бы Постумиан не привел этот пример одоления гнева, сильно бы разгневался на поступок беглеца, но поскольку гневаться не должно, то всe это воспоминание о тех, которые нас столь раздражают, следует оставить”. 5. “Тебя, - сказал я, - Постумиан, тебя мы лучше послушаем”. “Сделаю, - ответил он, - Сульпиций так, как ты говоришь, поскольку вижу, что вы будете слушать с большим вниманием. Но помните, что не без корысти веду я этот разговор: охотно предоставлю то, что вы требуете, но только позже не отвергнете того, что попрошу я”. 6. “Но мы, - сказал я, - не имеем ничего, чем могли бы возместить тебе взятое в залог, [не говоря] уже о прибыли. Однако, чтобы ты ни замыслил, ныне повелеваю, дабы ты приступал и удовлетворил наше любопытство, ибо весьма услаждает нас твоя речь”. 7. “Никак не откажу в вашем желании, - ответил Постумиан, - и поскольку добродетель одного отшельника вы узнали, расскажу вам еще немного о многих”.

XIII.

1. Итак, когда вступил я в первую пустыню, примерно в двенадцати милях от Нила - а проводником имел я одного из монахов, знающих эти места - пришли мы к некоему старому монаху, жившему у подножия горы. Там, - что было редчайшим явлением в этих местах, - был колодец. 2. Отшельник этот имел одного быка, вся работа которого была такова: приводя в движение колесный механизм, качать воду, ибо почти миля и больше была глубина [этого] колодца. Имелся там и огород, богатый многими овощами и это [также] было против природы пустыни, где все безводные места, выжженные лучами солнца, никогда никакого семени или маленького росточка не воспринимали. 3. Однако там этим святым вместе со скотиной были явлены общий труд и собственное усердие, ибо частое орошение водой давало такое плодородие пустыне, что мы видели, как удивительным образом зеленели и давали плоды овощи из его огорода. 4. Ими вместе с хозяином [своим] жил и тот бык, и нам тоже из этого изобилия святой приготовил обед. Там я увидел то, чему вы, галлы, вряд ли поверите: горшок с овощами, которые готовились нам на обед, нагревался без огня: такова была сила солнца, что достаточна любым поварам даже для галльских блюд. 5. После обеда, уже на исходе дня, нас пригласил монах к дереву пальмы, плодами которого он иногда имел обыкновение пользоваться: оно находилось примерно в двух милях. 6. Ибо деревья эти только в пустыне, хотя и редко, но произрастают. Умелые ли предки позаботились об этом, или природа солнца их порождает, я не знаю, если только Бог прозорливо не приуготовил это святым слугам своим для грядущего проживания в пустыне. 7. Ибо по бoльшей части те, кто находились в этих отдаленных местах, когда никакие другие всходы не прорастали, питались плодами этих деревьев. И вот, когда мы шли к тому дереву, к которому нас вела доброта нашего хозяина, неожиданно там мы столкнулись со львом; увидев его, я и тот мой проводник задрожали, святой же, не останавливаясь, шел дальше; мы, хотя и трепеща, но последовали за ним. 8. Смирный зверь - как ты сам понимаешь, по велению Бога - отошел чуть подальше и стоял там до тех пор, пока отшельник собирал наиболее доступные плоды с низко свисавших ветвей. И когда он протянул руку, полную плодов, зверь подбежал и взял их так непринужденно, как [не делало] никакое домашнее животное, и, съев, удалился. Мы, наблюдавшие это и все еще трепетавшие, по достоинству смогли оценить, какая в том святом была добродетель веры и какая в нас - немощь.

XIV.

1. [Также] мы видели другого, столь же выдающегося, мужа, обитавшего в маленькой хижине, в которой мог поместиться только один [человек]. О нем говорили, что во время обеда к нему приходила самая настоящая волчица и никогда не ошибалось это доверчивое животное, ибо к нему в надлежащий час подкрепления прибегало и там до тех пор перед дверьми ожидало, пока не выставлял он тот хлеб, который оставался после обеда: обыкновенно она облизывала его руку и после этого, словно исполнив положенный обряд и поприветствовав, исчезала. 2. Но однажды случилось так, что тот святой пошел провожать отправившегося в обратный путь монаха, который приходил его проведать, и длительное время отсутствовал, вернувшись только к ночи. Между тем животное прибежало в обычное время обеда. И вот, войдя в пустую келью, волчица поняла, что ее щедрый благодетель отсутствует. Она стала усердно искать, куда же он делся. Случайно поблизости висела пальмовая корзинка с пятью хлебами. 3. Взяв из них один, она его съела и, совершив такой проступок, убежала. Вернувшись, отшельник увидел упавшую корзинку не с тем количеством хлеба: тут он понял, что его имуществу нанесен ущерб, а у порога обнаружил остатки похищенного хлеба. 4. И не было сомнения в подозрении, что за личность совершила кражу. Потому, когда в последующие дни зверь по обыкновению [своему] не приходил, - без сомнения понимая дерзость содеянного и скрываясь от того, кому он причинил несправедливость - сам пустынник с трудом спокойно переносил отсутствие своей питомицы. 5. Наконец, по его призывной молитве, спустя семь дней она пришла, как и раньше, к обеду. Но для того, чтобы ты лучше понял стыдливость раскаяния [скажу, что] не решаясь подойти поближе, до заката солнца в [столь] великом смущении [пролежала] она на земле, что можно было понять: волчица просит прощения. Из-за этого ее раскаяния сострадающий пустынник приказал ей подойти поближе и ласковой рукой погладил понуренную голову; после этого он выдал двойную порцию хлеба из своих запасов. 6. Так, обретя прощение проступка, она, отбросив печаль, возобновила знакомство. [Потому] прошу вас, распознайте Христа даже в той части силы, которая делает разумным все неразумное и кротким все свирепое. 7. Волчица проявляет почтение, волчица признает прегрешение воровства, волчица, как я понимаю, познает чувство стыда: позванная, пришла, подставила голову и обрела себе чувство снисходительного прощения, словно чувствовала позор прегрешения: Твоя это сила, Христос, твои, Христос, чудеса. 8. Ибо во имя Твое трудятся рабы Твои и о том мы печалимся, что силу Твою знают животные, а люди не боятся.

XV.

1. Дабы все же это не показалось кому-нибудь слишком неправдоподобным, припомню большее. Вера христианская поможет мне ничего не выдумывать, потому опишу я не слухи сомнительных авторов, а то, что мною было узнано через надежных мужей. 2. Большая их часть обитает в пустыне без каких-либо хижин, и зовут их анахоретами. Живут они корнями трав, никогда в определенном месте не обретаются, дабы их часто люди не посещали; где застает их ночь, там они и останавливаются. 3. И вот к некоему таким обычаем и законом живущему, прослышав о его добродетелях, направились двое монахов из Нитрии: хотя [они были] и из противоположного отдаленного края, но уже давно он был им еще при жизни в монастыре близок и мил; после долгого пути и многих расспросов они, наконец, на седьмой месяц добрались до окраины той пустыни, которая расположена рядом с Мемфисом и там остановились. В этих безлюдных местах уже двенадцать лет, говорят, обитал тот анахорет. Он, хотя и жил, избегая всех людей, но от знакомых не прятался и возлюбившим его в течение трех дней не отказывал. 4. С наступлением же четвертого дня, когда он провожал уходящих, они увидели как к ним приближается львица огромной величины. Зверь, поискав среди трех, (хотя и неясно было, чего же он хочет), бросился в ноги к анахорету и, с какими-то слезами и рыданием повалившись, показал, что пребывает в состоянии одновременно и скорби и просьбы. Это тронуло всех и прежде всего того, кто понимал домогавшуюся: потому мы последовали за идущей впереди. Время от времени останавливаясь, время от времени медля, - легко можно было понять чего она хочет, - она вела нас куда-то и анахорет следовал за нею. 5. Что тут долго рассказывать? Он был приведен к пещере, где эта мать уже с трудом выкармливала пятерых взрослых львят, которые, как вышли из материнского лона с закрытыми глазами, так и пребывали в вечной слепоте. Львица, вынося их по одному из расщелины, [всех] сложила у ног анахорета. 6. Тогда только святой понял о чем просит зверь и, призвав имя Господа, коснулся рукой закрытых очей львят: и тут же с изгнанием слепоты раскрывшимся глазам животных стал доступен столь долго недоступный свет. Так те монахи, навестив анахорета, вернулись обратно с великим вознаграждением за труды свои, ибо увидели в свидетельстве проявления такой добродетели веру святого и славу Христа, которая через них и должна была быть засвидетельствована. 7. Чyдно и то, о чем я хочу сказать [особо], что спустя пять дней львица вернулась к совершившему столь великое благодеяние и принесла в [качестве] подарка шкуру необычного животного, которую тот святой обычно использовал как плащ,. И не побрезговал он принять дар от зверя, которого справедливо можно назвать содеятелем [этого чуда].

XVI.

1. Также в этих краях было известно имя и другого анахорета, который обитал в той части пустыни, которая зовется Сиеной. Он, удалившись вначале в безлюдные места, вознамерился жить корнями трав, что иногда рождает пустыня весьма сладкими и приятными на вкус, но, не зная растений, часто собирал вредоносные. И нелегко было суть корня отличить от вкуса, ибо все они были одинаково сладкими, но большинство их по скрытой природе [своей] содержало смертельный яд. 2. И вот, когда поевшего скрутила нутряная сила и потрясалась ужасной болью вся утроба его и через ослабление желудка частая рвота непереносимыми приступами уже ослабила само вместилище жизни, он, голодный, страшась всякой пищи, на седьмой день уже почти потерял сознание, когда к нему подошел зверь, имя которому ибик. 3. Став поближе к пустыннику, он положил пучок трав, который днем ранее тот монах, собравши, не пожелал употребить, и те, которые были ядовитыми, мордой своей разбросало; те же, которые, как оно знало, были безвредны, отложило в сторону. Так святой муж его примером [узнал], что следует есть, а что едящий должен отвергать и [тем] избежал опасности голода и уберегся от ядовитой травы. 4. Многое узнанное или услышанное нами обо всех, кто населял пустыню, [можно было бы] вспомнить. Целый год и почти семь месяцев провел я, пребывая там, скорее свидетелем чужой добродетели, ибо сам смог убедиться насколько сложна и трудна эта цель; и часто я жил с тем старцем, у которого имелся колодец и бык.

XVII.

1. [Кроме того] я посетил два монастыря блаженного Антония, которые и поныне населяют его ученики. Также сходил и к тому месту, где останавливался первый отшельник блаженнейший Павел. 2. Видел я Красное море, вершину горы Синай, пик которой почти касается неба и до которого я никак бы не смог добраться. 3. Рассказывали, что там, среди расщелин, обретается некий анахорет, которого я даже после многих и долгих поисков не смог увидеть. Он уже почти пятьдесят лет избегает общения с людьми, не пользуется никакой одеждой, укрывается волосами тела своего, не ведая по милости Божьей своей наготы. 4. Сколько раз религиозные мужи хотели прийти к нему; он же, устремляясь в бега по бездорожью, уклонялся от встреч с людьми. Говорят, что пять лет назад он показался только одному [человеку], который, как я полагаю, удостоился этого по великой вере своей. [И вот], среди многих собеседований задав отшельнику вопрос, почему же он так избегает людей, говорят, такой получил ответ, что если бы его часто посещали люди, то не смогли бы часто посещать ангелы. 5. Потому не без основания среди многих распространился слух о том, что этого святого навещают ангелы. 6. Затем я покинул гору Синай и вернулся к Нилу, берега которого, уставленные многочисленными монастырями, осмотрел по обеим сторонам [реки]. Обычно я видел, как уже говорил ранее, как в одном месте обитали сотни, но, было известно, что в таких же небольших поселениях жили и по две и по три тысячи. 7. И немалая, как вы знаете, пребывала добродетель среди множества обитавших там монахов. Вам уже известно, что она [обретается] среди тех, кто бежал от человеческих сборищ. 8. Особая, как я уже говорил, и первейшая добродетель там - послушание: и не иначе пришедший принимался настоятелем монастыря, как через испытание и проверку; никогда он не должен был отступать ни перед каким препятствием и терпеть трудную и суровую власть аббата.

XVIII.

1. Поведаю вам два весьма великих чуда невероятной покорности, хотя много [подобных примеров] можно было бы вспомнить. Но [пусть и эти послужат] к поощрению состязания добродетелей, которому малое недостаточно, многое же пользы не принесет. 2. Итак, когда некто, деятельно отринув мир, пришел в большой монастырь и попросил его принять, то аббат начал его многим предостерегать: велики трудности послушания, сурова его власть, при которой [далеко] не каждый добровольно пожелает исполниться терпением; пусть лучше поищет другой монастырь, где живут по более легким правилам, пусть лучше не дерзает подступаться к тому, чего не сможет осилить. 3. Тот же никак этими устрашениями не был поколеблен, но обещал столь полную покорность, что, если, [например], аббат прикажет ему идти в огонь, то он не откажется это исполнить. Когда наставник услышал такое заявление, то немедля испытал сказавшего. 4. Случайно, рядом нагревалась форма для выпечки хлеба: она, раскаленная великим огнем, была приготовлена к печению хлебов. С ее удалением огонь вырвался наружу и внутри печи вовсю забушевало пламя. Туда и повелел наставник войти тому новичку, и немедля повиновался тот сказанному: в самую середину пламени тут же вошел. Оно же такой бесстрашной верой [было] вскоре побеждено, как некогда еврейскими отроками. 5. Вопреки природе огонь расступился: и тот, думая, что должен сгореть, сам себе удивлялся, ибо был словно окроплен холодной росой. 6. Но что же удивительного, Христос, в том, что тот огонь не коснулся твоего новобранца? [Ведь для того это было], чтобы и аббат не пожалел о [своем] суровом повелении, и чтобы ученик не раскаялся, что последовал приказу. [Потому] в тот же день, когда он пришел и подвергся испытанию на твердость, был признан совершенным: по заслугам блаженный, по заслугам прославленный, проверенный смирением был возвеличен испытанием.

XIX.

1. В этом же самом монастыре совсем недавно, как утверждали, произошло и то, о чем я хочу рассказать. Некий человек таким же образом пришел для поступления к тому же аббату. Когда ему было объявлено первостепенное правило о послушании и им было обещано постоянное и всяческое терпение, случайно аббат взял в руки прут сторакса, уже почти высохший. 2. Он воткнул его в землю и тому пришельцу поручил следующее дело: до тех пор поливать этот прут живительной влагой, пока не зацветет сухое дерево в сухой земле, что против всякой природы. 3. Пришелец, подчинившись повелению сурового предписания, каждый день на своих плечах носил воду, которую брал из Нила, [находящегося] примерно в двух милях [этого места]. И вот спустя год труд работающего все не прекращался, и не имел он надежды на плоды дела своего, однако в работе закалял добродетель послушания. Также и следующий год бесплодной работы обманул уже ослабевшего монаха. 4. И только с истечением третьего года, когда ни днем, ни ночью не прекращал [трудиться] водонос, прут зацвел. 5. Я сам видел деревце [выросшее] из этого прута, которое и поныне стоит во дворе монастыря, [своими] зелеными ветвями словно являя свидетельство, сколь много вознаграждается послушание и сколь многое может вера,. 6. Но мне бы не хватило и дня, чтобы описать разные чудеса, которые я разузнал о добродетелях святых.

XX.

1. Упомяну я и еще о двух весьма известных чудесах: одно из них будет прекрасным примером против раздувания жалкого тщеславия, другое - важным свидетельством против ложного благочестия. 2. Итак, некий святой, наделенный невероятной властью изгонять демонов из захваченных [ими] тел, ежедневно получал неслыханные [тому] свидетельства. Ибо не только лично присутствуя и не только словом, но - иногда и отсутствуя - нитками власяницы своей или посылая письма, тела охваченные [бесами] исцелял. Потому на удивление часто посещался он народом, приходящим к нему со всего света. 3. Умолчу о простолюдинах: префекты и комиты, а также разного рода судьи часто простирались у дверей его. Даже святейшие епископы, умалив достоинство сана, смиренно просили, чтобы он коснулся их и благословил: сами освященные и выдающиеся Божественным даром, часто руки его и одежды касались, и не без основания верили. 4. Он, как говорили, совершенно воздерживался от питья, а что касается еды, то - тебе, Сульпиций, скажу на ухо, чтобы Галл этого не услышал - только шестью [корнями] осоки подкреплялся. 5. Между тем, [к этому] святому мужу незаметно стала подкрадываться из добродетели сначала почесть, а потом через почесть и тщеславие. Когда он только лишь почувствовал первые [признаки] проявления этого зла, то долго и много пытался подавить его, но, даже молчаливо признав [грех] тщеславия, не смог полностью изгнать [его] упорством добродетели. 6. И когда [всем] существом его овладели демоны, он не пожелал отогнать от себя стекавшийся к нему народ. Между тем скрытый яд просачивался в душу и [тот], чьей волей из других тел изгонялись демоны, себя самого, охваченного тайными помыслами тщеславия, не смог очистить. 7. Поэтому, как говорят, он стал всячески умолять Господа, чтобы Тот, подобно тем, кого святой сам исцелял, на пять месяцев отдал его во власть дьявола. 8. Что тут долго рассказывать? Он, могущественный, он, знамениями и добродетелями известный всему Востоку, он, к чьему порогу стекался народ, он, у дверей которого лежали ниц высшие властители мира сего, схваченный демоном, был заключен в узы: 9. все то, что в таких случаях переносят одержимые бесами он претерпел и лишь через пять месяцев очистился не только от демона, но, что было для него и полезней и лучше, от тщеславия.

XXI.

1. Но [все] это, мною описанное, порождает наша немощь, наше неблагополучие. Ибо кто из нас, если его поприветствует какой-либо ничтожный человечишко или какая-нибудь женщина похвалит глупыми и льстивыми словами, тут же не превознесется высокомерием, сразу же не преисполнится тщеславием? И даже если он и не имеет понятия о святости, однако будет себя полагать святейшим, по лести ли глупцов, или, возможно, по ошибке всеобщего заблуждения! 2. И даже если ему ниспосылаются многие [небесные] дары, [то вместо того, чтобы] оказать почтение величию Бога, [все] приписывается праздному и изнеженному, как само собой разумеющееся. И если ему хотя бы изредка и даются некие знамения некой добродетели, то он почитает себя ангелом. 3. Впрочем, когда ни делом, ни добродетелью такой не примечателен, то, если он поставлен клириком, тут же отращивает кудри, радуется приветствиям, надувается спесью при встречных, сам же суетливо бегает повсюду: 4. И кто раньше имел привычку ходить пешком или ездить на осле, [ныне], высокомерный, мчится загоняя лошадей: раньше довольствовавшийся маленькой и скромной кельей, [ныне] строит многочисленные покои, сооружает себе для жилья штучные потолки, ставит резные двери, расписывает шкафы, отвергает более грубую одежду, желает одеяние тонкое и таких подношений требует от богатых вдов и состоятельных девиц, чтобы та пряла набивной виссон, а та мягкий плащ. 5. Однако [все] это мы оставляем для более язвительного описания блаженному мужу Иерониму: вернемся к главной теме”. “Однако, не знаю, - сказал мой Галл, - что ты оставляешь [для рассуждения] Иерониму: столь нелестно ты описал все наши порядки, что эти твои немногие слова, если [их] воспримут спокойно и терпеливо обсудят, много, я полагаю, принесут пользы, дабы впредь подобные обуздывались не только книгами Иеронима. 6. Но лучше ты расскажи о том, о чем начал и яви свидетельство тому, что ты обещал сказать против ложного благочестия, ибо, признаюсь тебе честно, никаким иным более губительным злом мы в Галлии не озабочены [так, как этим]”. “Так, я и сделаю, - сказал Постумиан, - и не буду больше оставлять тебя в неведении.

XXII.

1. Некий весьма богатый и знатный юноша из Азии имел жену и маленького сына. И вот, когда он служил в Египте трибуном, во время многочисленных походов против блеммиев [не раз] оказывался в неких пустынях и видел там многочисленные хижины святых, [и там] от блаженного мужа Иоанна воспринял слово спасения. 2. И, недолго думая, презрел он бесполезную службу с ее суетной почестью, решительно вступил в пустыню и, в короткое время усовершенствовавшись во всяческих добродетелях, заблистал. Сильный постами, скромный обличьем, твердый в вере, он своим рвением к добродетели легко сравнялся со старыми монахами, но вдруг объяла его внушенная дьяволом мысль, что более правильным будет, если он вернется на родину и спасет своего единственного сына и весь дом свой вместе с женой: ибо разве угоден Богу тот, кто сам, удовольствовавшись отвержением мира, не позаботится о спасении родных. 3. Убежденный такого рода предлогом ложного благочестия, после почти четырех лет [пребывания в пустыне] покинул отшельник свою келью и стезю. И когда он пришел в ближайший монастырь, в котором обитала многочисленная монашеская братия, то поведал спросившим причину ухода и [свое] решение. Все воспротивились [этому] и особенно удерживал [его] тамошний аббат, но душа, [погрязшая] во зле, не смогла отринуть утвердившееся намерение. 4. Потому, влекомый жалким упорством, сопровождаемый всеобщей скорбью, покинул он братию. Но едва только он скрылся из виду, как преисполнился демоном и, с выступившей кровавой пеной на устах, своими же зубами себя искусал. Затем, доставленный монахами на руках все в тот же монастырь, после того, как нечистый дух не захотел успокоиться в нем, по вынужденной необходимости был он связан крепкими путами, а ноги - привязаны к рукам; заслуженное наказание беглецу, ибо, раз его вера не удержала, то удержали веревки. 5. И только спустя два года, когда молитвами святых он был освобожден от нечистого духа, вновь вернулся он в [ту] пустыню, откуда ушел, и, исправившись, стал примером другим, дабы никого не вводил в заблуждение призрак ложного благочестия или сомнительное непостоянство не побуждало к опасному легкомыслию бросать однажды начатое. Этого вам достаточно знать о добродетелях Божьих, которые Он творит в рабах Своих или для подражания, или для устрашения. 6. Но поскольку я удовлетворил ваш интерес, - я даже был, пожалуй, более многословен, чем должен, - теперь ты - тут он обратился ко мне - верни проценты за долг, дабы мы послушали тебя о твоем Мартине, как это ты уже делал, [но] побольше, чем уже рассказано, ибо уже давно горю я желанием [услышать] о нем”.

XXIII.

1. “Что? - сказал я, - тебе недостаточно той книги о Мартине, которая, как ты сам знаешь, написана мною о его жизни и добродетелях?” 2. “Я, по крайней мере, скажу прямо, что никогда не выпускаю из своих рук эту книгу. Ибо, если ты узнаёшь ее, - и он показал книгу, которую прятал в одежде, - то вот она. Она мне, - продолжал он, - была спутником на земле и на море, она на протяжении всего паломничества была другом и утешителем. 3. Но скажу тебе честно: где только эта книга не побывала и почти нет такого места на земле, где бы не принимался столь широко известный и благодатный предмет повествования. 4. Первым в Рим ее привез [известный] тебе ученейший муж Паулин; после этого, когда наперегонки [начал] сбегаться весь город, я видел ликующих книготорговцев, ибо не было [тогда] ничего для них более доходного, ничего не продавалось более легко и прибыльно. 5. Она задолго до этого опередила маршрут моего плавания, и когда я прибыл в Африку, ее уже читал весь Карфаген. Только тот киренский пресвитер, единственный, ее не имел, но переписал с моего разрешения. 6. Потому, что тут говорить об Александрии, где она почти всем более, чем тебе известна. Египет, Нитрию, Фиваиду и весь Мемфиский край она обошла. 7. Я видел ее, читаемую неким старцем в пустыне; когда я сказал ему, что близко знаком с тобой, то от себя и многих монахов он возложил на меня такое поручение, дабы, если когда-нибудь я застану тебя живым на родине, то заставлю дополнить то, что в этой своей книге о добродетелях блаженного мужа ты, как сам признаешься, опустил . 8. Потому сделай [это], ибо не о том я хочу услышать от тебя, о чем уже сообщает написанное, но то, что тогда, наверное, вследствие небрежности, я полагаю, собиравших [сведения], ты пропустил, об этом многим просящим вместе со мной поведай”.

XXIV.

1. “Действительно, Постумиан, - сказал я, - когда я только что внимательно слушал тебя о добродетелях святых, в заветных мыслях своих я возвращался к своему Мартину, не без основания замечая, что все, что каждый из них совершал по отдельности, то, вне всякого сомнения, исполнялось через одного Мартина. 2. Ибо ты возвышенно рассказывал такое, что, да не в обиду будет сказано святым, ничего-то особенного из себя не представляет и в чем Мартин был бы ниже. Но как не должно, я полагаю, никого когда-либо сопоставлять по добродетели с заслугами этого мужа, так украшает [его] и то, на что я уже обратил внимание, что неравной мерой сравнивается он с пустынниками, а также анахоретами. Ибо те от всякого преткновения свободны и, [имея] свидетелями небо и ангелов, как говорят, совершают нечто удивительное: 3. этот же в гуще собрания и жизни народа, среди недовольных клириков, среди свирепствующих епископов, когда чуть ли не с каждодневными возмущениями оттуда и отсюда изгонялся, однако против всех стоял неколебимо неодолимой добродетелью и столько потрудился, сколько никто из пребывавших или ныне обретающихся в пустыне, о которых мы ранее слышали, не сделал. 4. И [даже] если бы они свершили столько же, то какой судья был бы столь несправедлив, чтобы [вполне] заслуженно не решить, что этот лучше? Ибо, вообрази, что был бы такой воин, который сразился бы в невыгодной позиции, однако же вышел победителем, но также сравни и тех [анахоретов] с воинами, которые бились в той же позиции и даже лучшей. 5. И что же? Если победа - одна на всех, то не может быть всем равной славы. Однако, когда ты рассказал о выдающихся [деяниях], никто тебе не говорил о воскрешении мертвого: необходимо признать, что, по крайней мере, в этом Мартина не с кем сравнить.

XXV.

1. Ибо, если достойно удивления то, что того египтянина не коснулось пламя, то этот скорее даже повелевал пожарами. Если ты вновь вернешься к тому, что присущая животным дикость подчинялась анахоретам, то этот легко укрощал и ярость животных, и яды змей. 2. И если ты сравнишь его [с тем], кто исцелял одержимых нечистыми духами властью слова или даже частицей своей добродетели, тому, что Мартин и в этом был не ниже кого-то, имеются многочисленные свидетельства. 3. Если же ты вновь обратишься к тому, кто, прикрываясь своими волосами вместо одежды посещался, как считалось, ангелами, то с Мартином ангелы разговаривали каждый день. 4. Однако же он обрел столь несокрушимый дух против тщеславия и похвальбы, что эти пороки сильнее [его] никто не презирал, хотя при этом часто исцелял он одержимых злыми духами даже отсутствуя, и не только комитам и префектам, но даже самим императорам приказывал. И хотя это лишь малое в его добродетелях, но я хотел бы, чтобы ты поверил, что не только тщеславию, но даже причинам и поводам к нему никто сильнее не оказывал сопротивления, [чем он]. 5. Малое, но немаловажное хочу я рассказать, ибо должен быть восхвален и тот, кто, наделенный высшей властью, проявил благоволение к религиозному величию блаженного мужа. 6. Вспоминаю префекта Винценция, мужа высокочтимого, которому во всех отношениях никого в Галлии не было равным в добродетелях. И когда он проезжал Тур, то часто просил Мартина, дабы тот дал ему званый обед в своем монастыре, - в чем, правда, он усматривал пример блаженного епископа Амвросия, который, как говорят, в то время часто угощал консулов и префектов -: но Мартин не пожелал [принять] мужа высоких достоинств, дабы как-нибудь из этого не произросли тщеславие и гордыня. 7. Потому, согласись, надо [признать], что у Мартина присутствовали добродетели всех тех, кого ты перечислил, [добродетелей] же Мартина у них не было”.

XXVI.

1. “Что ты так [набросился] на меня?” - сказал Постумиан. “Как будто не так же я думаю и всегда думал вместе с тобой. Я постоянно, до тех пор, пока буду жив и в своем уме, буду возвещать о монахах Египта, восхвалять анахоретов, восхищаться пустынниками, но для Мартина я всегда делаю исключение: я не осмелюсь сравнить его с монахами, и уж точно с кем-нибудь из епископов. 2. Его признаёт Египет, его же - Сирия, о нем ведает Эфиопия, о нем услышала Индия, о нем знает Парфия и Персия, не пребывает в неведении Армения, узнали за Боспором и, наконец, если кто-то и населяет Острова Блаженных или Ледовитый океан [, то они тоже слышали]. 3. Потому тем более несчастна эта наша страна, которая такого мужа, когда он жил рядом, не удостоилась признать. Однако в этом преступлении я виню не соотечественников: только клирики и одни [лишь] священники не знают его, и, вполне заслуженно, не хотят знать его завистники, ибо если бы узнали его добродетели, узнали бы и свои пороки. 4. Я боюсь огласить то, о чем услышал недавно: некий жалкий [человечишко] сказал, что в той твоей книге ты много наврал. То слово не человека, но дьявола, и этим не Мартин ниспровергается, но упраздняется евангельская вера 5. Ибо, когда Сам Господь свидетельствовал такого рода делами, которые свершал Мартин, то всеми верными должно быть условлено, [что, если] кто не верит тому, что делал Мартин, то не верит и тому, что говорил Христос. 6. Но жалкие, испорченные, ленивые, которые сами не могут [ничего] сделать, сделанного Мартином стыдятся, и предпочитают [лучше] отвергать его добродетели, чем признать собственную лень. 7. Однако нам, стремящимся к иному, остается полнее эти добродетели описать; поскорее, что я сейчас и требую, дополни оставшиеся деяния Мартина”. 8. “Но я, - ответил я, - полагаю более правильным, что это дoлжно потребовать от Галла, ибо кто многое знает - ведь не мог ученик не знать деяний учителя - тот, следовательно, [вполне] заслуженно обязан не только Мартину, но также и нам, ибо я уже обнародовал книгу, а ты - только что описал деяния восточных [святых]. Теперь пусть Галл продолжит это столь нужное повествование, ибо, как я уже сказал, и ради нас он должен рассказать, и ради самого Мартина, я полагаю, обнародовать, дабы поведал о деяниях его без [всяких] колебаний”.

XXVII.

1. “Я, конечно, - сказал Галл, - хотя и вряд ли совладаю со столь непосильным бременем, однако понуждаем есмь уже приведенными Постумианом примерами смирения и потому от бремени того, которое вы на меня возложили, не отказываюсь. 2. Но сейчас я думаю как мне, галлу, среди аквитанцев [правильно] выстроить слова, ибо боюсь, как бы ваш городской слух не слишком резала речь скорее деревенская. Однако выслушайте меня, как Гурдоника, который никогда с румянами и котурнами не выступал. 3. Ибо, если вы утверждаете, что я ученик Мартина, то согласитесь также и с тем, что мне следует по его примеру избегать пустых риторических прикрас и словесных украшений речи”. 4. “Ты, право,- сказал Постумиан, - говори хоть по-кельтски, хоть, если предпочитаешь, по-галльски, только о Мартине рассказывай. Я полагаю, что, даже если бы ты был немым, то не было бы тебе недостатка в словах, которыми ты в складной речи описал бы Мартина, подобно тому, как язык Захарии был освобожден во имя Иоанна. 5. Но если бы ты был учителем риторики, то сам бы, как и подобает ученому, искусно сделал бы [все], дабы оправдать свое невежество и расцвел бы красноречием. Но не должно ни монаху быть столь лукавым, ни галлу столь хитрым. 6. Однако приступай поскорей и [если] что-то удерживает тебя, то объясни, ибо мы уже давно тратим много времени на исполнение других дел, и уже удлиняется тень заходящего солнца, показывая, что недолог тот час, когда наступит близящаяся ночь”. 7. После этого, когда мы все еще немного помолчали, Галл начал так: “Я полагаю, что, прежде всего, мне должно поостеречься, дабы не повторить то о добродетелях Мартина, что в своей книге рассказал наш Сульпиций. 8. Потому первые деяния его на военном поприще я пропущу, и не затрону [также] то, что делал он [сначала будучи] мирянином, а [затем] монахом. Однако ничего не будет сказано из услышанного от других, но [только то, что] я видел сам.

I

1. Итак, при первой же возможности оставив школу, присоединился я к блаженному мужу, и несколько дней спустя мы направились к церкви. И тут ему навстречу устремился почти голый, хотя уже была зима, нищий, умоляя дать ему одежду. 2. Тогда Мартин повелел вызванному архидьякону без промедления одеть замерзшего. Затем, войдя в секретарий, как это было [для него] обычно, на закате солнца - ибо предпочитал себе такое уединение в церкви, отпустив клириков, когда, соответственно, в другом секретарии сидели пресвитеры, или свободные от посетителей, или занятые слушанием дел. Однако само это уединение удерживало Мартина лишь до того часа, когда обычай требовал свершиться положенным обрядам для народа. 3. И не пропущу я того, что, пребывая в секретарии, никогда не пользовался он креслом, ибо в церкви никто не видел его сидящим, подобно тому как недавно, свидетель Бог, не без смущения я увидел некоего восседающего на высоком престоле, словно на высоком суде императорского трибунала, 4. Мартина же - сидящего на деревенском стульчике, которыми пользуются молодые рабы и которые наши галльские крестьяне [именуют] трипециями, вы же, ученые, - по крайней мере, ты, который приехал из Греции, - называете триподами. И вот, в это уединенное место вторгся к блаженному мужу тот домогавшийся нищий, жалуясь на пренебрежение клирика и сетуя на холод, поскольку архидьякон отложил выдачу ему туники. 5. И без промедления святой незаметно, дабы нищий не видел, снял свою теплую тунику и повелел нищему, одевшись, удалиться. После этого, чуть позже, архидьякон, войдя, напомнил, что народ, как обычно, ждет, дабы Мартин вышел для свершения торжественных обрядов. 6. Мартин, ему отвечая, сказал, что прежде следует - о чем он уже говорил - одеть бедного, что не может он войти в церковь, если нищий все еще не получил одежды. 7. Дьякон же, ничего не зная, ибо нищий, одевшись за пределами [церкви] в тунику, - ту одежду, которую голый [раньше] никогда так близко не видел, - так в оправдание себе рассудил. “Я, - сказал он, - одежду, которая была мне предназначена, получил: бедному должно довольствоваться имеющимся”. 8. Потому клирик, движимый необходимостью и уже воспылавши гневом, договорился [в одной] из ближайших лавок и за пять денариев купил невзрачную и грубую одежду бигеррионов. Бросив ее к ногам Мартина, он во гневе промолвил так: “Вот одежда, но бедняка того нет”. 9. Мартин, даже не рассердившись, приказал ему постоять немного, и непременно скрытно, за дверьми до тех пор, пока голый не возьмет себе одежду, всеми силами стараясь, чтобы сохранить в тайне то, что он делает. Но когда же святым мужам [удавалось] скрыть подобное от любопытствующих? Волей-неволей, но все обнаружилось. И потому с этой одеждой, намереваясь пожертвовать ее Богу, Мартин и пошел [на службу].

II.

1. В этот же день - хочу поведать о чудесном, - когда Мартин, как и положено, уже благословлял алтарь, мы увидели над его головой огненный шар, который, сверкая, поднимался вверх, испуская длинный луч света. 2. И хотя мы видели это в торжественнейший день при великом скоплении народа, только одна из дев и один из пресвитеров, а также только трое из монахов узрели [вместе с нами]; остальные же, поскольку не видели, не могут быть нам судьями.

3. Примерно в то же самое время дядя мой Еванфий, муж, хотя и занятый мирскими делами, но все же христианин, был угнетаем тяжелой болезнью вплоть до угрозы смерти, и потому воззвал к Мартину. И тот немедля поспешил [на помощь]. Однако, прежде чем блаженный муж достиг середины пути, больной исцелился добродетелью приближающегося и, вновь обретя здоровье, сам тут же вышел нам навстречу. 4. На другой день, когда великой мольбой удерживал он стремившегося уйти, неожиданно змея поразила смертельным укусом одного мальчика из [его] семьи: того уже бездыханного из-за силы яда сам Еванфий принес на руках и положил у ног святого мужа, веря, что для него нет ничего невозможного. 5. И уже змеиный яд растекся по всем членам: можно было видеть вздувшуюся кожу со всеми венами и внутренности, выпиравшие наподобие бурдюка. Мартин, протянув руку и ощупав все члены малыша, приложил палец почти к самой ранке, через которую гадина ввела яд. 6. И тут - о чуде хочу сказать - увидели мы, как яд из всех частей [тела] словно по зову устремился к пальцу Мартина. Затем через крошечное отверстие раны настолько [быстро] стал он изливаться вместе с кровью, что [словно] выдавленная из вымени козы или овцы рукой пастуха, хлынула длинная струя густого молока. 7. Мальчик воскрес невредимым. Мы, потрясенные чудом такого события, признали, ибо сама истина требует этого, что нет под этим небом никого, кто бы мог сравниться с Мартином.

III.

1. Таким же образом мы и далее проделали путь вместе с Мартином, когда он объезжал диоцез. Я не знаю по какой необходимости он отправился с нами, все же ему мешавшими. 2. И вот как-то по общественной дороге следовала государственная повозка полная военных мужей. И когда они увидели [едущего] мимо на осле Мартина в грубой черной одежде и ниспадающем паллии, то, вострепетав, немного посторонились. 3. Но, натянув вожжи, перепутали их, отчего, как это вы [и сами] часто [могли] видеть, несчастные животные смешались, нарушив [всякий] порядок. И пока их с трудом высвобождали, спешащим вышла заминка. Разозленные этим происшествием, воины спрыгнули на землю. 4. И затем начали они избивать Мартина бичами и палками: он же с невероятным терпением, молча подставляя спину, [тем самым] породил у несчастных побивателей дикое исступление: более всего их бесило то, что он, как бы не чувствуя ударов плетей, не обращал он [на них никакого] внимания. 5. Мы, тут же подбежав, нашли его всего окровавленным и полностью истерзанным, и когда Мартин бездыханным рухнул на землю, сразу же погрузили его на осла и, проклиная место его избиения, поспешили поскорее удалиться. Между тем насильники, пресытившись злобой, вернулись к своей повозке и, желая продолжить путь, стали понуждать лошадей. 6. Те же, встав, замерли как вкопанные либо словно бронзовые изваяния, и совершенно ничего не могло их сдвинуть с места - ни громкие крики погонщиков, ни сыпавшиеся со всех сторон удары кнутов. Затем воины взялись таким же образом за палки: кара постигла мулов галльских негодяев. 7. Весь лес в округе был изломан: били лошадей дубинами, но совершенно ничего не дали жестокие побои - на одном и том же месте стояли животные словно неподвижные статуи. Ибо не ведали те несчастные, что творили, и не могли уже больше не видеть того, что и глупой скотине стало понятно - они удерживались Божественной волей. 8. Потому, в конце концов, придя в себя, начали воины расспрашивать, кто же был тот, кого они недавно на этом месте побили. И тогда-то расспрашивающие узнали от прохожих, что столь жестоко ими был избит Мартин. После этого, наконец, всем им стала понятна причина происшедшего и они уже не смогли не признать того, что удерживаются по причине несправедливости, [причиненной] этому мужу. 9. Потому чуть ли не бегом двинулись они вдогонку за нами. Осознав содеянное и свою вину, охваченные стыдом, плача и посыпая голову и уста прахом, которым сами себя испачкали, пали они перед Мартином на колени, прося прощения и позволения следовать далее: достаточно им сознания совершенных грехов, достаточно они поняли, что за подобное земля вполне может поглотить их живыми, или скорее сами они, утратив разум, должны были бы превратиться в неживую природу камня, когда увидели застывшую на месте упряжку лошадей; они просили и умоляли, чтобы он простил вину преступления и дал им разрешение уйти. 10. Блаженный же муж знал, что он их задержит, еще прежде, чем они прибежали [к нему], и сказал нам об этом заранее, однако прегрешение кротко простил и позволил им уйти, освободив животных.

IV.

1. Но я знаю и то, что довольно часто Мартин говорил тебе, Сульпиций, что не обрел никакой себе в епископском сане особой благодати добродетелей, кроме той, которую уже имел. И если это действительно так, а это, конечно же, так и есть, [то] мы можем [только] представить, сколь велика была та благодать, которую он являл в одиночестве и без свидетелей, будучи монахом, когда мы видели какие великие знамения имели место на глазах у всех во время его епископата. 2. Многие же его деяния и раньше становились известны миру и не могли быть утаены, но, говорят, было [среди них] немало и таких, которые Мартин, избегая хвалы, скрывал и не позволял обнародовать среди людей, ибо тот, кто превзошел человеческую природу, попирая сознанием своей добродетели мирскую славу, обретает свидетельство неба. 3. Но даже те [свидетельства], которые были нами разысканы и не могли быть скрыты, мы можем оценить по справедливости, ибо до епископата он двум умершим вернул жизнь, о чем книга твоя рассказывает более подробно, пребывая же в новом сане, (я удивляюсь, почему ты это пропустил) воскресил только одного. Этому я сам был свидетелем, если, конечно, вы не усомнитесь в надежности очевидца. Об этом-то вам, как [все] это имело место, я и расскажу. 4. Я не знаю по какой причине, но мы направились в город карнутов. Между тем, когда мы проходили мимо некой весьма густонаселенной деревни, выступила нам навстречу огромная толпа, полностью состоявшая из язычников, ибо никто в той деревне и в глаза не видел христианина. Но множество [устремившихся] к славе такого мужа, заполнили все [ближайшие] широко раскинувшиеся поля. 5. Почувствовал Мартин, что [должен тут] потрудиться и, со снисхождением на него [Святого] Духа, весь возгремел и, восславляя, поведал язычникам бессмертное слово Божье, часто сокрушаясь, почему же столь великая толпа не познала [ранее] Господа Спасителя. 6. Между тем, хотя нас окружало невероятное множество [людей], некая женщина, сын которой незадолго до этого умер, стала показывать, протягивая руки, бездыханное тело, говоря [при этом]: “Поскольку мы знаем, что ты - друг Бога, верни мне моего сына, ибо он у меня единственный”. Присоединилось к ней и остальное множество и мольбам матери воскричало с одобрением. 7. Тогда Мартин, видя, о чем он нам сказал позже, что будет во спасение ожидающих, [если] он сможет явить свою добродетель, взял себе на руки тело умершего. Затем у всех на глазах он пал на колени, и, когда по завершении молитвы тот воскрес, ожившего ребенка вернул [обратно] матери. 8. Тогда вся толпа, вознеся крик к небу, признала Христа Богом и потом все стали припадать к коленям блаженного мужа, истово требуя, дабы он сделал их христианами. 9. И он немедля, прямо посреди поля, всех через возложение руки объявил оглашенными и тогда же, обернувшись к нам, сказал, что вполне разумно свершать оглашение в поле, где обычно почитаются мученики”.

V.

1. “Ты победил, Галл, - сказал Постумиан, - ты победил, но не столько меня, ибо я скорее защитник Мартина и все рассказанное об этом муже я всегда знал и [этому] верил, но ты победил всех пустынников и анахоретов. 2. Ибо никто из них, как этот ваш Мартин, точнее наш, мертвым не приказывал. И заслуженно его Сульпиций сравнивает с апостолами и пророками, ибо во всем была сходна сила веры и свидетельствовали [о том] дела добродетелей. 3. Но, продолжай, прошу [тебя], и хотя мы ничего не сможем услышать более выдающегося, однако продолжай, Галл, ибо и сейчас есть что еще сказать о Мартине. Ведь даже всякие мелочи и повседневности его торопится узнать разум, поскольку нет сомнения в том, что малости его есть многости других”. 4. “Так я и сделаю, - сказал Галл, - однако то, что я намереваюсь рассказать, сам я не видел, ибо оно имело место до того, как я сблизился с тем мужем: но событие это весьма известно по слову верных и достойных монахов, которые присутствовали при этом. 5. Почти в то же самое время, когда Мартин только получил епископство, приключилась ему необходимость прибыть ко двору. Тогда верховной властью обладал Валентиниан Старший. И когда он узнал, куда устремился Мартин, то, не желая его принимать, приказал не подпускать блаженного мужа к воротам дворца, ибо помимо характера его, жестокого и высокомерного, еще и жена его была арианкой. Она полностью оградила императора от святого мужа, дабы не оказывать ему должного почтения. 6. И вот Мартин, после того, как еще и еще раз попробовал пройти к надменному властителю, обратился к испытанным средствам: покрылся власяницей, посыпал [голову] прахом, отказался от еды и питья, [стал] непрерывно молиться днем и ночью. 7. На седьмой день явился ему ангел и повелел смело идти ко дворцу, дабы царские ворота, пусть и запертые, самому открыть, надменный же дух императора смягчить. 8. И вот, укрепленный такого рода словом явившегося ангела и положившись на [его] помощь, Мартин направился ко дворцу. Переступил он порог - никто его не остановил: в итоге, беспрепятственно прошел он к царю. Император, когда увидел издали идущего, разозлился, что тот был пропущен, и никак не хотел почтить вставанием стоящего [Мартина] до тех пор, пока царский трон не охватил огонь, а самого царя в то место, на котором он сидел, не поразило пламя. 9. Так гордец был согнан со своего престола и был вынужден встать перед Мартином и, многое поняв, отверг царь свое прежнее пренебрежение к нему, признал, опомнившись, присутствие Божественной силы и, не дожидаясь просьб блаженного мужа, исполнил все раньше, чем был о том попрошен. 10. И часто приглашал он Мартина на беседу и пир. В конце дал уходящему много даров, которые блаженный муж, будучи блюстителем своей бедности, как всегда, все раздал.

VI.

1. И коль скоро мы заговорили о дворце, - хотя [тут] я свяжу события разные по времени, - то, наверное, никак не должен [быть] упущен пример удивления правоверной царицы относительно Мартина. 2. [В то время] государством управлял император Максим, муж [вполне] достойный похвалы всей [своей] жизнью, если бы он отверг незаконно возложенную [на него] во время военного бунта диадему и смог бы удержаться от гражданской войны. Однако не смог он большую власть ни без опасности [для себя] отвергнуть и ни без [помощи] оружия удержать. 3. Он, часто приглашая и принимая Мартина во дворце, оказывал ему всяческое почтение: беседу с ним [вел] все о временах нынешних, о будущем, о славе верных, о бессмертии святых, в то время, как царица днями и ночами размышляла над словами Мартина и по тому евангельскому примеру не почла за унижение ноги святого слезами оросить да волосами вытереть. 4. Мартин, которого никогда никакая женщина не касалась, такого рода усердия, точнее даже преклонения, не смог избежать. Она не думала ни о царской власти, ни о достоинстве государства, ни о диадеме, ни о пурпуре; простершись на земле, не могла она оторваться от ног Мартина. В итоге она обратилась от [имени] своего мужа, говоря, что они оба просят [разрешения] Мартина дать ему, отослав всех слуг, пир наедине. 5. И не смог блаженный муж больше упорно сопротивляться. Все было благочестиво приготовлено руками царицы: сама стульчик застелила, стол пододвинула, воду для рук поднесла, еду, ею же приготовленную, выставила. Когда он ел, она, следуя порядку прислуживания, стояла неподвижно в отдалении на одном месте, являя во всем покорность служения и смирение служанки: сама смешивала питье, сама и подавала. 6. Окончив этот скромный пир, царица собрала кусочки оставшегося хлеба и крошки, явно предпочитая эти объедки царским кушаньям. Благочестивая женщина, проявив такое почтение к Мартину, совершенно определенно должна быть сравнена с той, которая пришла с края земли послушать Соломона, если [только] мы следуем действительно правдивой истории. 7. Но вера цариц должна быть сопоставлена, ибо да позволено мне будет сказать об особом величии [этого] действа: та добивалась услышать мудреца, эта же, стремившаяся не только услышать, удостоилась [еще] и послужить мудрецу”.

VII.

1. На это Постумиан сказал: “Уже давно, Галл, слушая, как ты рассказываешь о вере царицы, я весьма удивляюсь: почему же это так утверждается, будто никакая женщина никогда не оказывалась рядом с Мартином? 2. Смотри, ведь эта царица не только находилась, но и прислуживала ему. И я боюсь, что как-то не [очень хорошо] говорит этот пример о том, кто [так] свободно общается с женщинами”. Тогда Галл ответил: “Разве ты не различаешь, как обычно учат грамматики, места, времени и личности? 3. Представь себе как плененного в императорском дворце обхаживали просьбами, удерживали верой царицы, как утеснялся он чрезвычайными обстоятельствами, дабы освободить заключенных в темницу, вернуть находящихся в изгнании, возвратить отнятое добро: как ты думаешь, стоит ли епископу упорствовать в том, чтобы ради всего этого хотя бы ненамного ослабить свою строгость? 4. Однако, поскольку ты полагаешь, что кто-либо вознамерится использовать этот пример для дурного повода, то верными будут те, кто не отступят от сути этого примера. Ибо мы видим, что только один раз за [всю его] уже семидесятилетнюю жизнь Мартину служила не свободная вдова, не дерзкая девица, но с мужем живущая царица, после того, как и сам муж был равным образом упрошен, и, прислуживая едящему, с пировавшим не расположилась [рядом] и не дерзнула разделить трапезу, но проявила скромность. 5. Потому извлеки урок: да служит тебе матрона, а не повелевает, и да служит, но не разделяет [обед]; как прислуживала Господу та Марфа, однако, не принимая участие в трапезе: точнее, предпочла прислуживать, чем слушать слово. Но та царица исполнилась в Мартине и того, и другого: и прислуживала как Марфа, и слушала как Мария. 6. И если кто пожелал бы этим примером воспользоваться, то прежде всего пусть усвоит: такова причина была и такова личность, такое смирение и таков пир, и за всю жизнь только один раз”.

VIII.

1. “Прекрасно, - сказал Постумиан, - твоя речь удерживает нас всех, чтобы мы не удалялись от примера Мартина, но я честно скажу тебе, что глухими ушами слушалось [все] это. 2. Ибо, если бы мы следовали путями Мартина, то никогда бы о сплетнях не говорили и были бы лишены всеобщих поношений нелепых слухов. Впрочем, как ты обычно говоришь, [особенно] когда обнаружил прожорливость, мы - галлы, а потому нас в этом отношении никогда ни примером Мартина, ни твоими рассуждениями не исправить. 3. Однако [все] это уже давно [только] нами обсуждается, а что же ты, Сульпиций, так упорно молчишь?”. “Что касается меня, - сказал я, - то не только сейчас я молчу, но уже давно решил не говорить на эту тему. Ибо [как-то] я, по недомыслию своему, попрекнул некую ветреную, разряженную и расточительно живущую вдову, а также девушку, непристойно прильнувшую к некоему дорогому мне юноше, хотя она сама часто порицала, как я слышал, других, такое совершавших. И такую ненависть всех женщин и остальных монахов вызвал я к себе, что против меня оба легиона поклялись пойти войной. 4. Поэтому, прошу, помолчите, чтобы и то, о чем мы сейчас говорим, тоже не было приписано моей злобе. Лучше оставим все это и вернемся к Мартину. 5. Ты, Галл, раз начал, то доверши дело”. Тогда тот сказал: “Я уже столько вам рассказал, что моя речь должно быть удовлетворила ваше желание. Но поскольку мне нельзя не уступить вашей просьбе, я поведаю о том, что еще осталось [нерасказанным] до сего времени. 6. Ибо, вот я вижу [соломенную] подстилку, которая готовится на наши ложа, и приходит мне на память такая же, на которой отдыхал Мартин, и которой была сообщена [чудесная] сила. 7. Дело было так. На границе между битуригами и туронами находится деревня Клавдиомаг. Там есть часто посещаемая по благочестию святых церковь и не менее славная множеством посвященных [в монахини] дев. Поэтому Мартин, проходя мимо, остановился в секретарии церкви. 8. После его ухода все девы вошли в этот секретарий; они целовали те места, где сидел или лежал блаженный муж и даже разобрали [между собой] подстилку, на которой он отдыхал. 9. Одна из них спустя несколько дней положила часть подстилки, которую взяла себе для благословения, на шею одержимому, охваченному ужасным бесом. И без промедления, быстрее сказанного, человек был исцелен с извержением демона.

IX.

1. Примерно в тоже самое время случилось так, что навстречу Мартину, возвращавшемуся из Треверов, попалась одержимая бесом корова. Покинув свое стадо, она бросалась на людей и уже многих забодала насмерть. И вот, когда животное стало приближаться к нам, то те, кто следовали за ней в отдалении, начали кричать громким голосом, чтобы мы поостереглись. 2. Но после того, как разъяренная [корова] с бешеными глазами устремилась на нас, Мартин, вскинув [навстречу] руку, повелел скотине остановиться: она тут же по слову его замерла неподвижно. Между тем Мартин увидел восседающего на ее спине демона и закричал на него: “Слазь, убийца, со скотины, прекрати мучить невинное животное”. 4. Нечистый дух повиновался и удалился. И хватило корове ума, чтобы не почувствовать себя [полностью] свободной: у ног святого, [наконец-то] обретя покой, улеглась, и затем по велению Мартина направилась к своему стаду и вошла в сообщество остальных тише овцы. 5. Это было в то время, когда находясь посреди пламени [Мартин] не ощутил жара, о чем, я полагаю, мне нет необходимости рассказывать, ибо наш Сульпиций, опустив это в своей книге, описал все затем в письме к Евсевию, тогда пресвитеру, а ныне епископу. Его, я думаю, ты, Постумиан, уже или прочитал или, если оно тебе еще неизвестно, когда захочешь, всегда найдешь, в этом шкафу; мы же расскажем о том, что было пропущено.

6. Однажды, когда [Мартин] объезжал диоцез, мы неожиданно столкнулись с группой охотников. Собаки преследовали зайца, и уже долгое время затравленный зверек не имел никакого спасения на широко раскинувшихся полях, и уже неминуемая смерть [грозила ему] и уже начал он, часто петляя, бросаться из стороны в сторону. Блаженный муж, сочувствуя его беде, с благочестивой целью повелел собакам прекратить преследование и позволить ему спастись бегством. Тут же по первому приказанию они остановились, поверишь ли, [словно] привязанные, точнее даже - пригвожденные, к своим следам. Так зайчик, настигнутый преследователями, остался живым.

X.

1. Также стоит вспомнить его дружеское, возвышенно остроумное, слово. 2. Однажды увидел Мартин постригающуюся [в монахини]. “Она исполняет, - сказал он, - евангельскую заповедь: имея две туники, одну из них отдает неимущему: и вы должны так поступать”. 3. Также, когда увидел мерзнущего, почти голого, в одежде из шкур, свинопаса: “Вот, - сказал он, - Адам, [изгнанный из рая], в одежде из шкур пасет свиней; но мы по смерти того ветхого, который поныне в этом сохранился, нового Адама оденем получше”. 4. [Однажды] коровы объели часть луга, свиньи разрыли другую: остальная же часть, которая осталась нетронутой, покрылась разными цветами, словно на картине. “Эта часть, - сказал Мартин, - рождает образ брака; хотя она и погублена скотом, и не совсем лишает трaвы красоты, однако не венчается великолепием цветов; та же [часть], которую разрыло стадо грязных свиней, вызывает отвратительный образ разврата, но та часть, которая не претерпела никакого насилия, являет [собой] красоту девственности: она расцветает обильными травами, в этой траве произрастает плод и сверх всей [этой] красоты, сияет она разнообразными цветами, словно украшенная сверкающими самоцветами. Блаженная картина и достойная Бог, ибо ничто не может сравниться с девственностью. 5. Потому и те весьма заблуждаются, кто брак сравнивает с развратом, и те несомненно несчастны и глупы, кто брак полагает равным девственности. 6. Однако понимающие различают, что брак ведет к милосердию, девственность обращена к славе, разврат же предопределен к наказанию, если не устраняется последним.

XI.

1. Некий воин положил в церкви перевязь меча и, объявив себя монахом, построил себе в отдалении, почти пустыне, келью, намереваясь [там] жить. Между тем лукавый враг разными помыслами распалил неразумную душу, дабы его супруга, которой Мартин повелел быть в женском монастыре, изменив [свое] решение, предпочла жить вместе с ним. 2. Потому осмелевший пустынник пришел к Мартину и высказал то, что было у него на душе. Однако тот начал сильно возражать, [говоря, что] женщина мужу, уже монаху, не [может быть] снова женой, [что все это] помутнение разума. Но воин продолжал настаивать, уверяя, что никакого вреда от этого замысла не будет: он всего лишь желает быть утешением супруге, более того, не следует опасаться, что они обратятся к прошлому: он является воином Христа, она также поклялась в обязательстве того же служения; епископу же хорошо известно, что святые и не замечающие по воздаянию веры своего пола в равной степени [успешно] служат. 3. Тогда Мартин - его подлинные слова хочу я вам привести - сказал: “Поведай мне, участвовал ли ты когда-нибудь в сражении, стоял ли в боевом строю? И тот ответил: “Часто стоял я в строю и часто участвовал в сражениях”. 4. На это Мартин сказал: “Тогда скажи мне, разве в том строю, вооруженном и изготовившемся к битве или уже устремившемся быстрым шагом с обнаженными мечами в бой против вражеского войска, ты видел хотя бы одну женщину?”. 5. Только тогда воин, смутившись, покраснел и поблагодарил [Мартина за то, что] не позволил он ему совершить ошибку, и не грубой бранью слов, а истинным и разумным сравнением оступившегося воина исправил. 6. Мартин же, повернувшись к нам, поскольку большая толпа монахов его окружала, сказал: “Женщина пусть в военный лагерь не входит, пусть строй воинов стоит отдельно; женщина же пусть находится поодаль, живя в своей хижине. Ибо достойно презрения войско, где толпа женщин толкается среди когорт мужчин. Воин - в строю, воин сражается в поле; женщина же пусть пребывает за стенами укреплений. И она обретет свою славу, если соблюдет целомудренность в отсутствие мужчины: это есть ее первая добродетель и высшая победа, не так ли?

XII.

1. Также, я думаю, Сульпиций, ты помнишь (при этом ты присутствовал лично), как нас поразило то, что он сказал о той девушке, которая так тщательно скрывалась от всех взглядов мужчин, что даже не пустила к себе самого Мартина, когда он пожелал посетить ее по обязанности своего сана. 2. Ибо, когда он проходил мимо ее небольшого имения, в котором многие годы ее удерживала стыдливость, то будучи наслышан о ее вере и добродетели, завернул [к ней], дабы по заслугам и по обязанности священника столь выдающийся епископ почтил женщину [своим присутствием]. 3. Мы полагали, что эта девушка будет рада пришедшим, ибо то свидетельствовало бы о ее добродетели, [что] к ней, отложив свои дела, пришел первосвященник такого имени. 4. Однако она узы своего непреклоннейшего замысла, чтобы не встречаться с Мартином, не ослабила. И вот блаженный муж, получив через другую женщину достойное похвалы извинение, довольный удалился от дверей той, которая не позволила себя увидеть и поприветствовать. 5. О, славная девушка, которая не согласилась быть увиденной даже Мартином! О, блаженный Мартин, который, будучи отвергнут, не обиделся на нее, но, восхваляя, с ликованием возрадовался необычному, по крайней мере, в этих местах, примеру добродетели! 6. Поэтому, когда недалеко от того имения нас заставила остановиться наступившая ночь, то все та же девушка передала блаженному мужу: подарок и Мартин сделал то, чего раньше [никогда] не делал - ибо он ни от кого никогда никаких даров, ни от кого никаких подношений не принимал - ничего из того, что прислала достопочтенная дева, не отверг, говоря, что не должно быть отвергнуто священником благословение той, которая должна быть предпочтена многим [другим] священникам. 7. И пусть этот пример услышат девы, дабы закрывали они двери свои даже перед добрыми, если желают преградить [дорогу] злым, и, чтобы не был свободным доступ нечестивым, пусть не боятся отказывать даже священникам. 8. Весь мир пусть слышит: не позволила девушка Мартину увидеть себя. И ведь не всегда она отвергала священника, но не появилась девушка на глаза этому мужу, видеть которого есть спасение смотрящим. 9. Какой бы священник, кроме Мартина, не почел бы это за оскорбление? Кто не стал бы возмущаться против святой девы и распаляться великим гневом? Ее бы объявили еретичкой и предали проклятию. 10. Насколько же той блаженной душе [иные] предпочитают таких девушек, которые, часто выбегая, везде выставляют себя напоказ священнику, которые устраивают роскошные пиры, сами же в них и участвуя! 11. Но куда завела меня [моя] речь? Надо бы немного попридержать свое слово, дабы, пожалуй, не вызвать обиды у других: ибо ругать неверных бесполезно, а верным достаточно примера. Однако, надеюсь, я так описал добродетель той девушки, что никоим образом те, кто часто из далеких краев приходит для знакомства с Мартином, не должны смутиться, ибо не раз в таких случаях блаженного мужа посещали даже ангелы.

XIII. [787]

1. Однако то, о чем я собираюсь рассказать, Сульпиций, - и тут он посмотрел на меня, - в том тебя выставляю свидетелем. Однажды мы с Сульпицием уже несколько часов сидели перед дверьми Мартина, пребывая в молчании, великом страхе и ужасе, но даже если мы несли караул перед обиталищем ангела, то при закрытой двери его кельи мы не знали, был ли он там. 2. Между тем мы услышали звуки беседы и вскоре были объяты неким ужасом и оцепенением: тут-то мы и поняли, и я в том числе, что это было [нечто] свыше. 3. Примерно через два часа к нам вышел Мартин. И тогда Сульпиций, - ибо не [было] у Мартина никого ближе, - заговорив с ним, стал просить, чтобы тот честно сказал вопрошавшим, с кем он был в запертой келье, ведь нам, пусть слабый и едва уловимый, но звук разговора все же был слышен за дверьми, и что послужило причиной такого страха, ибо мы оба признались [в том, что] пережили. 4. Тогда он, довольно долго помедлив, ответил (но не было ничего такого, к чему Сульпиций вынудил бы его против собственного желания, и хотя то, о чем я намереваюсь сказать, совершенно невероятно, но, Христос свидетель, я не лгу, если [только] не найдется такой святотатец, который посчитает, что Мартин был лжецом): 5.“Я скажу вам, но вы, прошу, никому не говорите: Агнесса, Фекла и Мария были со мною”. И описал нам черты и облик каждой. 6. Однако не только в тот день, но часто, как он сам признавался, он был навещаем ими: не отрицал того, что даже апостолов Петра и Павла не раз у себя видел. Даже демонов, в зависимости от того, кто к нему являлся, называл их собственными именами. Больше всего ему досаждал злобный Меркурий, Юпитер же, как он говорил, был глуп и неразумен. 7. Все эти невероятные вещи видели довольно многие, находящиеся в том же монастыре, и я надеюсь, что все, кто об этом услышит, тоже поверят. Ибо, если Мартин не обладал бы бесценной жизнью и добродетелью, то никогда бы не стяжал у нас такой славы. Хотя, совсем неудивительно, что человеческая немощь сомневается в деяниях Мартина, ведь мы видим, как многие и сегодня не верят Евангелиям. От Мартина же часто о близко увиденных ангелах мы и узнавали и сами убеждались в том. Маленькую деталь хочу я привести, но все же. 8. В Немаусе собрался синод епископов, на который [Мартин], однако, не пожелал прийти, однако он хотел знать как там идут дела. По этой причине Сульпиций направился [туда], но, как обычно, расположился отдельно от других в уединенной части корабля. А тем временем ангел сообщил Мартину о том, что происходило на синоде. После этого мы, обеспокоено расспрашивавшие о ходе собрания, узнали [о нем] достаточно много. В тот же день мы встретили Сульпиция и он поведал нам о том же, о чем ангел [ранее] рассказал Мартину.

XIV. [791]

1. Кроме того, когда мы спросили его о конце света, он отвечал нам, что прежде должны прийти Нерон и Антихрист: Нерон будет повелевать десятью покоренными царями на Западе, от него же должно последовать длительное гонение, дабы заставить почитать языческих идолов. 2. Антихристом же сначала должна быть захвачена империя Востока и он вознамерится захватить иерусалимский престол и столицу царства. [Но потом] от него и город и храм будут вновь избавлены. 3. От Нерона же такое должно последовать гонение, чтобы заставить отвергнуть Господа Христа, но оно скорее лишь утвердит Его, и будет приказано всех убивать сообразно закону. Затем и сам Нерон падет от Антихриста и тогда под его власть должны перейти весь мир и все народы до тех пор, пока со [вторым] пришествием Христа не будет побежден нечестивый. 4. И нет сомнения в том, что Антихрист, зачатый злым духом, уже рожден и пребывает в детском возрасте, дабы в возрасте законном взять власть. И узнали мы об этом восемь лет назад: [теперь] подумайте, насколько близки к бездне те, кому грозит [такое] будущее”.

5. Пока Галл говорил все это, еще не завершив того, что хотел сказать, вошел мальчик-прислужник, сообщая, что пресвитер Рефригерий стоит у порога. 6. Мы начали сомневаться, Галла ли лучше до конца дослушать, или же поспешить к желаннейшему нами мужу, который прибыл к нам по своим делам. 7. Тогда Галл [сказал]: “Даже и не из-за прихода святейшего священника должен быть прерван наш рассказ, сама ночь заставляет положить предел этому столь затянувшемуся разговору. 8. Ибо, воистину, о добродетелях Мартина всего не переговоришь, достаточно вы сегодня услышали, об остальном поговорим завтра”. Так, с получением от Галла такого обещания, мы [все] встали.

I.

1. “ Уже светает, Галл, надо вставать. Видишь, Постумиан [уже] встал и тот пресвитер, который вчера [своим появлением] распустил наших слушателей, ждет, когда ты продолжишь рассказ о Мартине: должник должен выполнить свое обязательство. 2. И хотя каждый из них знает многое и помнит всякое, но сладко и приятно узнавание [через] еще раз перечитанную букву, поскольку природой устроено так, что лучше сорадуется тот, кто уже имеет представление, которое, как он знает, подтверждается несомненными свидетельствами многих. 3. Ибо [если] кто, с ранней юности следуя за Мартином, и знает все, то [все равно] охотно уже известное вспоминает. Признаюсь тебе честно, Галл, часто от меня ты слышал о добродетелях Мартина, ибо довольно много об этом я изложил письменами, но через восхищение его деяниями мне всегда открывалось что-то новое, хотя об этом я уже слышал неоднократно. Потому, мы тем сильнее радуемся умножению нашей аудитории благодаря Рефригерию, чем скорее Постумиан, который торопится отправится на Восток, получит от тебя как бы при свидетелях подтвержденную истину”. 4. И пока я говорил все [это, а] Галл готовился рассказывать, ввалилась толпа монахов, пресвитер Евагрий, Апр, Саббатий, Агрикола, немного позже вошел пресвитер Эферий с дьяконом Калюпионом и субдьяконом Аматором, последним прибежал, запыхавшись от долго проделанного пути, милейший мне пресвитер Аврелий. 5. “Что это, - сказал я, - так внезапно и неожиданно вы из разных мест прибежали прямо с утра?”. “Мы, - ответили они, - вчера узнали, что Галл весь день рассказывал о добродетелях Мартина и, поскольку наступила ночь, оставшееся перенес на следующий день. Потому мы дружно поспешили присоединиться к той публике, [которой] собираются рассказывать о таком предмете”. 6. Между тем сообщили о многих мирянах, собравшихся у дверей, но не смеющих войти и просящих, чтобы их впустили. На это Апр сказал: “Никак не следует нам смешиваться с ними, поскольку они пришли послушать скорее из [праздного] любопытства, чем из благочестия”. 7. Я, переживая за тех, которых, как предлагал Апр, не надо впускать, в итоге с трудом добился, чтобы допустили бывшего викария Евхерия и консуляра Цельса, остальных же удалили. 8. После этого мы поместили Галла посредине на седалище. Он сначала по известной робости своей хранил молчание, а затем начал так:

II.

1. “[Сегодня] вы, - сказал он, - мужи святые и красноречивые, собрались послушать меня, но я уповаю больше на ваше религиозное, чем ученое, внимание, дабы вы послушали свидетельство моей веры, а не ораторские ухищрения. Однако то, о чем было сказано вчера, я повторять не буду; кто этого не слышал, узнает из записей. 2. Постумиан ожидает новостей, намереваясь сообщить Востоку, дабы он в сравнении с Мартином не заносился перед Западом. И сначала хочу я рассказать о том, что Рефригерий подсказывает на [мне] ухо: дело было в городе карнутов.

3. Некий глава семейства решил показать Мартину свою двенадцатилетнюю дочь, немую от рождения, желая, чтобы святой и блаженный муж своей благодатью освободил ее связанный язык. 4. Мартин, уступив епископам Валентину и Виктрицию, которые тогда энергично просили его за этого отца, [все же] сказал, что не по силам ему такое бремя, и уверял, что для таких святых, [как они] почти нет ничего невозможного. 5. Но те, присоединив свои благочестивые просьбы к умоляющему голосу отца, попросили Мартина, дабы он принял уповающую. И не медля больше - [тем самым] Мартин одновременно явил и замечательное смирение, и не отверг благочестие - повелел он толпе окружающего народа удалиться. Только [в сообществе] епископов и отца девушки простерся он, по обыкновению своему, в молитве. 6. Затем блаженный муж благословил с изгоняющим беса присловием немного масла и, удерживая пальцами ее язык, влил в уста девушки освященную жидкость. 7. И результат не обманул добродетели святого. Спросил он имя отца ее: она вскоре ответила. Закричал отец, с радостью и слезами повалившись в ноги Мартину, и поведал всем онемевшим от изумления, что впервые услышал голос [родной] дочери. 8. Но чтобы никому не показалось это совершенно невероятным, присутствующий здесь Евагрий пусть приведет нам подтверждение истинности [сказанного], ибо событие это имело место в его присутствии.

III.

1. Конечно, то, о чем я недавно узнал из рассказа пресвитера Арпагия, мелочь, но, наверное, [ее] не следует упускать. 2. Жена комита Авициана послала Мартину масло - оно [было] нужно ей на случай разного рода болезней, - чтобы он, как это обычно имело место, благословил его. Стеклянная посудина была такова, что шарик внутри перекрывал выходное отверстие, потому из-за него внутренность [сосуда доверху] не заполнялась. Так обычно сосудец наполнялся, что высшая часть с выступающими краями оставалась свободной. 3. Пресвитер свидетельствовал, что масло при благословении умножилось настолько, что, пока его несли к матроне, то оно, переполняясь все той же добродетелью Мартина, переливалось через край, 4. и, находясь в руках мальчика, изливалось столь часто, что большое количество пролитой жидкости залило всю его одежду. Матрона получила настолько полный до краев сосуд, что пресвитер, покрывая его полотном, - этим они хотели более тщательно сберечь обретенное, - сразу увидел, что в той посудине не было [свободного] места. 5. [И] это чудо, насколько я припоминаю (тут он посмотрел на меня) имеет отношение к одному здесь присутствующему. Стеклянный сосуд с маслом, которое благословил Мартин, стоял на окне, на небольшом возвышении. И вот мальчик-слуга, не зная, что там находится, неосторожно потянул [к себе] наброшенную [на сосуд] ткань. Посудина упала на выложенный мрамором пол. Когда все испугались, что благословение Божье погибло, то выяснилось, что сосуд по-прежнему цел, как если бы упало легчайшее перышко. 6. Это событие дoлжно приписать скорее не случаю, а добродетели Мартина, благословение которого не может погибнуть.

[Хочу сказать и о другом]. Чтo это, кем это было сделано, имя его, поскольку он присутствует здесь и запрещает себя обнаружить, мы опустим, но в то время [также] был среди нас [и] присутствующий здесь Сатурнин. 7. [Одним словом] на нас дерзко набросилась с лаем собака. “Во имя Мартина, - сказал тот, - приказываю тебе замолчать”. Собака, захлебнувшись лаем, словно ей отсекли язык, умолкла. 8. Столь мало успел свершить своими добродетелями сам Мартин, но, поверьте мне, другие именем его свершили многое.

IV.

1. Когда-то вам, наверное, был знаком комит Авициан, [известный] весьма варварской и, сверх того, жестокой свирепостью. [Однажды] он, яростный духом, вступив в город туронов, когда привели к нему вереницу скованных цепью [людей] жалкого облика, приказал несчастным приуготовиться к разного рода наказаниям и повелел устрашенному городу на следующий день собраться на это печальное зрелище. 2. Когда об этом стало известно Мартину, то он, в одиночку, незадолго до полуночи направился к преторию этого чудовища. Но когда в тишине глубокой ночи никто из спящих не открыл пришедшему запертых ворот, то простерся [Мартин] перед порогами кровожадного. Между тем Авициан, объятый тяжелым сном, [внезапно] был разбужен неожиданно появившимся ангелом: “Слуга Божий, - сказал тот, - лежит у твоего порога, а ты спишь?” 3. Авициан, перепуганный этим голосом, был исторгнут со своего ложа и, созвав слуг, содрогаясь, закричал, что там, у ворот - Мартин и что пусть немедленно бегут туда и отпирают засовы, дабы слуга Божий не терпел [более] несправедливости. 4. Но они, что характерно для природы всех слуг, едва выйдя за первый порог и [при этом] посмеиваясь над своим господином, что ему что-то там привиделось во сне, стали отрицать, что кто-то есть за воротами, по своему разумению полагая, что никто ночью не может бодрствовать. Впрочем не только они [в это] верят. Но той ужасной ночью перед другими порогами лежал священник, Авициан же удовольствовался [сказанным]. Опять он погрузился в сон, но вскоре, перепуганный еще больше, закричал, что Мартин стоит у ворот и потому не дано ему никакого покоя души и тела. 5. Удержав слуг, [на этот раз] он сам прошел вплоть до внешнего порога и там, как и предчувствовал, обнаружил Мартина. 6. Несчастный, потрясенный таким проявлением добродетели, воскликнул: “Что же ты со мной делаешь, господин? Ничего не надо тебе говорить, я знаю, чего ты хочешь, вижу, чего требуешь. Уходи быстрее, дабы меня из-за твоей обиды не постиг гнев небес. Достаточно и раньше я претерпел наказаний. Поверь [сказанному], ибо нелегко от меня добиться того, чтобы я сам [к кому-нибудь] вышел”. 7. И после ухода святого созвал он своих чиновников и повелел всю стражу убрать, а вскоре и сам уехал. Так с бегством Авициана возрадовался освобожденный город.

V.

1. Все это стало известно многим благодаря рассказу Авициана, ибо Рефригерий, ныне пресвитер, которого вы здесь видите, услышал его от некоего Дагрида, верного человека из трибунов, поклявшегося, что ему об этом поведал сам Авициан. 2. Впрочем, я не хочу, чтобы вы удивлялись тому, что сегодня я делаю то, чего не сделал вчера, дабы к каждым отдельным добродетелям были присовокуплены имена свидетелей и [конкретные] личности, к которым, если кто-то не верит, он может обратиться, пока мы все еще вместе. 3. Это избавит от неверия многих, которые в чем-либо, как вчера было упомянуто, сомневаются. Потому пусть послушают непосредственных и еще ныне здравствующих свидетелей, которым, раз сомневаются в нашей вере, поверят больше. Но, если и в самом деле есть [еще] не верящие, [то] я прямо скажу, что они и не собираются уверовать. 4. Но я удивляюсь тем, кто, даже имея тонкое чувство веры, настолько желает согрешить, что считает, что кто-то о Мартине может солгать. 5. Один такой, который [только] Богом живет, высказал вдруг подозрение: а не лишен ли Мартин того, о чем заявляют лжецы. Но, рассуждая о вере, на тебя, Христос, уповаем, потому не говорим и не собираемся говорить ничего иного, кроме того, что либо сами видели, либо же через разыскания верных людей или, чаще всего, из их рассказа, мы узнали. 6. Впрочем, хотя мы и избрали форму диалога, дабы разнообразить чтение и развеять скуку, но со всей определенностью заявляем, что мы следуем исторической истине. Только неверие некоторых вынуждает меня, не без обиды, присовокупить и других. 7. Но пусть вернется слово к нашему собранию, которое, как я вижу, слушает меня столь внимательно, что должен признаться: Апр поступил правильно, изгнав неверующих, [ибо] слушать, рассуждая [о вере], должны только те, кто [уже] уверовал. VI. 1. Если поверите, я просто выхожу из себя и сам не свой: от гнева: [почему же] не верят христиане тем добродетелям Мартина, которые признают [даже] демоны?

2. Монастырь блаженного мужа находился в двух милях от города. И сколько раз, переступая порог своей кельи и направляясь в церковь, он находил вопящих на весь храм одержимых бесами и, словно с приходом судьи, толпа проклятых начинала трепетать, как бы рычание демонов не открыло клирикам, не знавшим, что Мартин собирается прийти, появление епископа. Я видел некоего одержимого, [который ] с приближением Мартина, простершего руки, был поднят вверх таким образом, что даже не касался ногами земли. 3. Причем, если Мартин и брался за изгнание бесов, то никого руками не касался, никого словами не бранил, в отличие от многих клириков, которые громоздят [друг на друга] дикие словеса, но, приблизившись к одержимому, остальным приказывал удалиться и, закрыв двери, молился, простершись, в одиночестве посреди церкви, покрывшись власяницей и посыпав [голову] прахом. 4. Тогда же можно было увидеть несчастных усмиренных иным способом: их он развесил вверх ногами на [огромной] высоте, чуть ли не под облаками, однако одежда не падала [им] на лицо, дабы не порождала стыд нагая часть их тел, а в другой части [церкви] можно было увидеть уже раскаявшихся и признавших свои преступления. [Их демоны] имена свои называли без всяких расспросов: тот себя Юпитером, а этот Меркурием объявлял. 5. В итоге можно было увидеть всех прислужников дьявола, мучимых чудотворцем, и тогда мы признали, что уже в Мартине исполнилось то, что написано: “Ибо святые будут судить ангелов”.

VII.

1. Некую деревню сенонов несколько лет подряд побивал град. Понуждаемые крайностью такого бедствия, [местные] жители попросили помощи у Мартина: было направлено достаточно надежное посольство в лице бывшего префекта Ауспиция, поля которого особенно сильно, по сравнению с остальными, опустошила буря. 2. Но с произнесением там молитвы, Мартин настолько освободил весь край от нежданной напасти, что и через двадцать лет, что прошли после этого, о граде в этих местах никто не сообщал. 3. Считалось, что все это было не случайно и не иначе, как по заступничеству Мартина, [ибо] в тот год, когда он умер, вскоре вновь обрушилось прежнее несчастье: настолько весь мир почувствовал уход праведного мужа, что жизнь его по заслугам восславлял, смерть же - оплакивал. 4. Впрочем, если для подтверждения того, о чем мы говорим, недоверчивый слушатель все еще требует свидетелей, то не только одного себя укажу я, но многие тысячи и всю округу сенонов призову в свидетели удостоверенной добродетели. 5. Однако и ты, пресвитер Рефригерий, я верю, помнишь, что недавно у нас об этом был разговор с Ромулом, сыном того Ауспиция, мужем религиозным и уважаемым: он поведал нам об этом, полагая, что мы не знаем, и когда с содроганием он думал о частых убытках при грядущих урожаях, с великой скорбью, как ты сам видел, сокрушался, что на этот раз Мартин не убережет.

VIII.

1. Но я вернусь к Авициану. Он во всех местах и городах оставлял ужасную память о своей жестокости и только Тур оставался нетронутым. И это чудовище, которое кормилось человеческой кровью и смертью несчастных, в присутствии блаженного мужа изображало себя кротким и воздержанным. 2. Я помню, как однажды он пришел к Мартину, и вот, когда Авициан вошел в его секретарий, блаженный муж увидел необыкновенной величины демона, восседавшего у него на спине. Издали начал Мартин его, - если воспользоваться латинским словом, что будет точнее, но [которое] мы мало употребляем, - прогонять, Авициан же, думая, что это его изгоняют, сказал: “Почему, святой, ты так меня встречаешь?”. На это Мартин ответил: “Не тебя, но того ужасного, кто шею твою оседлал”. 3. Подчинился дьявол и покинул давно насиженную скамью: и точно известно, что после этого дня Авициан стал более кроток. Или он понял, что часто сам допускал восседающего на себе дьявола или что нечистая сила, бежавшая от этого сидения, через Мартина была освобождена большей властью, хотя слуга почитал хозяина, а хозяин не утеснял слугу.

4. В деревне амбианов, в старой крепости, что ныне обильно заселена монахами, находилось, как вы знаете, сооруженное с большим размахом, капище. Башнеподобная громада из хорошо обработанных камней вверху венчалась конусом и своим великолепием служила делу укрепления суеверия [этого] места. 5. Блаженный муж неоднократно поручал пресвитеру Марцеллу, как раз жившему там, разрушить ее. Спустя некоторое время, проходя мимо, он упрекнул пресвитера в том, почему до сих пор еще стоит идольское строение. 6. Тот, оправдываясь [сказал, что] едва ли смог бы низвергнуть эту громаду, вооружившись инструментом и при помощи большой толпы, тем более он не надеется, что легко сможет это сделать с помощью слабых клириков или немощных монахов. 7. Тогда Мартин, прибегнув к известному средству помощи, всю ночь провел в молитве: с наступлением утра идольское сооружение разрушилось до основания. Именно так эти [события] были описаны очевидцем Марцеллом.

IX.

1. Другую, несходную в сходном деле добродетель его предложу я свидетельству Рефригерия. Решил как-то Мартин низвергнуть колонну огромных размеров, наверху которой находился идол, однако не было никакого способа привести этот замысел в исполнение. Тогда, по обычаю своему, обратился он к молитве. 2. И, честное слово, было видно, как почти такая же колонна низверглась с неба и, ударив идола, всю эту неприступную громаду обратила в пыль: надо полагать, что [было] недостаточно, если бы Мартин воспользовался [только] незримыми силами неба, иначе не было бы видно человеческим глазам, что сами добродетели явственно послужили ему.

3. Равным же образом, - Рефригерий мне свидетель, - женщина больная истечением крови, когда коснулась одежды Мартина по примеру той евангельской женщины, тут же исцелилась.

4. Змея, переплывая реку, приближалась к берегу, на котором мы расположились. Тут Мартин сказал: “Во имя Господа, повелеваю тебе плыть обратно”. И скоро злая тварь по слову святого повернула вспять и у нас на глазах перебралась на другой берег. И когда мы все увидели в этом чудо, Мартин сказал, печально вздохнув: “Змеи меня слушают, а люди - нет”.

X.

1. Как-то в пасхальные дни, незадолго, как обычно, до часа отдохновения попросил он поесть рыбы, если она имеется под рукой. 2. Тогда дьякон Катон, которому было поручено руководство монастырским хозяйством, [кроме того и] сам обученный рыболовству, сказал, что за весь день у него не было никакого улова, да и другие рыбаки, которые имеют обыкновение торговать, вряд ли чем-нибудь смогут помочь. “Иди, - сказал Мартин, - забрось свой невод, улов будет”. 3. У реки, как это уже описал Сульпиций, у нас была хижина. Мы пришли все, дабы посмотреть на рыбачащего, - ибо это были праздничные дни - с великой надеждой, что не напрасно грядущее испытание, которым будет обретена рыба по слову Мартина и его же усилиями. 4. При первом же забрасывании, своей небольшой сетью дьякон вытащил огромную щуку и на радостях поспешил в монастырь: как сказал поэт, точно не помню какой, - воспользуемся ученым стихом, ибо ученым мы это рассказываем - “И добычу свою он принес изумленным жителям Арги”. 5. Воистину Мартин [был] учеником Христа и добродетельных деяний Спасителя, которые Он в качестве примера оставил своим святым, а также подражателем, продолжавшим дело Христа, Который, повсюду прославляя своего святого, дары разных милостей [cвоих] собрал в одном человеке. 6. Пусть будет свидетелем Арборий, стоявший впереди всех, что сам видел руку Мартина, свершающую жертвоприношение, словно усыпанную драгоценнейшими жемчугами, испускавшую пурпурный свет, и при движении десницы его, Арборий слышал шум сталкивающихся между собой перлов.

XI.

1. Перейду [теперь] к тому, что вследствие характера нашего времени все еще скрыто, но что не смогло утаиться от нас: и чудо в данном случае заключается в том, что с Мартином лицом к лицу беседовал ангел. 2. Император Максим, весьма добрый к другим, соблазнившись советами священников после казни Присциллиана, удерживал своей царской властью епископа Ифация, порицателя Присциллиана и его сообщников, - называть которых по имени нет никакой необходимости, - дабы кто-нибудь не причинил ему насилия, [хотя] положение его при всех обстоятельствах [было таковым, что] по делам своим он должен был быть осужден. 3. Между тем Мартин, сильно [утесненный] тяжелыми приступами болезни, поспешил прибыть ко двору, надеясь своим приходом упредить всеобщую смуту. Съехавшиеся епископы были собраны в Треверах. Они, каждый день общаясь с Ифацием, давали повод [считать] его за своего. Когда им, не ждавшим, было доложено, что вскоре прибудет Мартин, то начали они, потрясенные до глубины души, трепетать и ворчать. 4. И уже днем раньше император по их решению вынес приговор, [уже] были посланы в Испанию трибуны, облеченные высшей властью, дабы разыскать там еретиков, схватить их, а имущество конфисковать. 5. И не было сомнения в том, что даже святых затронет нашествие этой огромной шайки, ведь малым различаются между собой люди, а тогда судили лишь по своему усмотрению таким образом, что скорее по бледности [лица] или одежде, чем по вере, отличали еретика. 6. Епископы чувствовали, что это никак не может понравиться Мартину, и потому у сообщников была одна, но весьма обременительная, забота, чтобы, прибыв, Мартин не отказался от общения с ними, ибо не было бы недостатка в тех, кто по известному незыблемому авторитету такого мужа не последовал бы [его примеру]. 7. Стали держать совет с императором, дабы, послав навстречу официалов правителя того города, запретить Мартину приближаться [к нему], если он не объявит [заранее], что идет к собравшимся с миром. Мартин же, хитростью введенный в заблуждение, сказал, что намеревается прийти с миром во Христе. 8. В итоге, вступив [в город] ночной порой, Мартин проследовал к церкви исключительно для молитвы. На следующий день он направился во дворец. Кроме [него] многие принципалы перечислять которых слишком долго, находились там с такой просьбой: комит Нарсес и презид Левкадий, оба бывшие сторонниками Грациана, за упорную приверженность [к нему], которую [сейчас] нет времени описывать, заслужили гнев победителя. 9. Главная же просьба [была] такова, чтобы не посылали в Испанию трибунов с правом смертного приговора. И воистину благочестива была забота Мартина, чтобы отстоять не только христиан, которые по этой причине должны были пострадать, но даже и собственно еретиков. 10. Но все же в начале следующего дня лукавый император повесил человека, для того ли чтобы серьезность дела показать, или потому, что потакал неумолимым епископам, а может быть, как большинство тогда полагало, потому что взыграла жадность, ибо позарился он на добро еретиков. 11. Ибо, говорят, муж этот, богатый многим имуществом и землями, против жадности мало шел, пусть и по государственной необходимости, поскольку, исчерпав казну предыдущих принцепсов, почти всегда пребывал он в ожидании и полной готовности к гражданским войнам, легко оправдываясь тем, что государство должно быть защищено любыми средствами.

XII.

1. Между тем епископы, к сообществу которых Мартин все еще не присоединился, трепеща, бросились к царю, стеная, что они уже заранее осуждены, что плохо их дело, если упрямство Феогнита, который один открыто их осудил, предопределит решение Мартина. Потому не следует принимать его во дворце: это уже [даже] не защитник еретиков, а мститель. Если же Мартин [хочет] обрушить свой гнев на императора, то после смерти Присциллиана все равно уже ничего не поделаешь. 2. В итоге, простершись со слезами и плачем, они умоляли царское величество, дабы он использовал против одного человека всю свою власть. И едва не вынудили императора смешать Мартина с еретиками. Но тот, хотя и был покoрен епископам в безмерном [своем] расположении, все же знал, что верой, святостью и добродетелью Мартин выделяется среди всех смертных, потому другим путем он решил одолеть святого. 3. И сначала тайно направил он ласковое приглашение: справедливо осужденных еретиков лучше, как и принято, [отдать] государственным судьям, чем [подвергать] нападкам священников; у церковного сообщества нет оснований считать Ифация и прочих из его партии достойными осуждения. Причина возбуждения раздора кроется скорее в ненависти Феогнита, однако именно он является единственным, кто все же был отлучен от общения: об остальных ничего возобновлять и не [надо], ибо буквально несколькими днями ранее заседавший синод решил, что Ифация грех не затронул. 4. И поскольку [все] это Мартина мало убедило, то император, распалившись гневом, прогнал его со своих глаз. Вскоре после этого были направлены притеснители к тем, за кого просил Мартин.

XIII.

1. Когда об этом стало известно Мартину, дворец уже окутала ночь. Он торжественно пообещал, что если уцелеет, то непременно встретится [с императором] для того, чтобы трибуны, уже посланные в Испанию для разорения церквей, были возвращены обратно. Ибо Максим разрешил [им] действовать беспрепятственно. 2. На следующий день готовилось назначение епископом Фелиция, подлинно святейшего мужа и воистину достойного, который был поставлен священником [еще] в лучшие времена. В этот-то день и прибыл Мартин на собрание [епископов], полагая, что лучше прийти к тому часу, когда они и не подозревали, что над их головами уже занесен меч. 3. Однако как он ни старался, чтобы собрание это утвердило обвинительное решение [против Ифация], он не смог заставить упрямых епископов [подписать документ]. Потому отправившись на следующий день в обратный путь и печально воздыхая [о том], что и сам несомненно был причастен к прегрешению собрания, недалеко от деревни, имя которой было Андефанна, там, где в совершенно безлюдных лесах есть глухие уголки, немного обогнав спутников, он сел, возжаждав еще раз взвесить все “за” и “против” содеянного и обдумать причину своей печали. 4. Внезапно перед ним предстал ангел и сказал: “Заслуженно ты, Мартин, каешься, но иначе ты и не мог поступить. Вновь обрети добродетель, вновь укрепи твердость, дабы уже не к превратностям славы, но к спасению ты устремился”. 5. И вот с того времени он [стал] весьма остерегаться быть смешанным с тем сообществом партии Ифация. Кроме того, когда медленнее, чем обычно, и меньшей благодатью исцелил он нескольких одержимых бесами, то сразу же после этого поведал нам со слезами на глазах, что [случилось это] по причине зла того общения, которому только на мгновение, по необходимости, [и то даже] не духом, он поддался, и [сразу же] почувствовал убыль добродетели. 6. После этого он прожил шестнадцать лет: никаких синодов не посещал, от всех собраний епископов уклонялся.

XIV.

1. Но эту весьма ослабленную в один момент благодать, как мы сами [в этом] убедились, он вновь обрел многократно умноженной. Я [сам] видел после этого, как к потайной двери его монастыря был приведен одержимый бесами и, прежде чем он переступил порог, был исцелен.

Недавно услышал я свидетельство некоего [человека], что, когда он плыл по Тирренскому морю тем путем, который ведет в Рим, внезапно обрушился шквальный ветер и возникла смертельная опасность для жизней всех [плывших на корабле]. 2. И когда некий египетский торговец, еще не христианин, громким голосом воскликнул: “Бог Мартина, спаси нас”, тут же буря была усмирена, и они продолжили свой путь при полном спокойствии утихшей воды.

3. Ликонтий, верный муж из викариев, когда его семью поразила смертельная болезнь и зримым проявлением неслыханного бедствия по всему дому лежали больные тела, то посредством письма воззвал к Мартину о помощи. 4. Тем временем блаженный муж предсказал, что этого будет трудно добиться: ибо чувствовал духом, что дом этот наказан по Божьей воле. И, действительно, ни много, ни мало семь полных дней и ночей провел он в молитве и посте, прежде чем это моление достигло цели. 5. Вскоре к нему поспешил Ликонтий, удостоившийся Божественного благодеяния, извещая, и одновременно неся благодарность за то, что дом его теперь свободен от всякой опасности. 6. Он даже предложил сто фунтов серебра, которые блаженный муж не отверг и не принял, но прежде чем эта сумма пересекла порог монастыря, Мартин немедленно передал ее на выкуп пленных. И когда монахи посоветовали ему кое-что из этой суммы оставить на нужды монастыря, - ибо всем [приходилось] жить в скудости, многим не хватало одежды, то он ответил: “Нас Церковь и накормит, и оденет, а потому мы полагаем, что незачем просить [что-либо] для наших нужд”.

7. В том монастыре происходили великие чудеса этого мужа, которым мы можем скорее удивляться, чем описывать. Наверное вы не согласитесь с тем, что я скажу, но много с ним бывало такого, о чем и не стоит рассказывать. Да и таков этот случай, что едва ли смогу я описать это именно так, как оно имело место в действительности. 8. Некий монах - имя [его] вам известно, но личность должна быть сокрыта, дабы мы не причинили смущения святому мужу - итак, некий монах, когда принес для печурки Мартина немного угля и, пододвинув к себе стульчик, уселся, широко расставив ноги над огнем, при этом обнажил свой срам. Тотчас Мартин почувствовал свершенное прегрешение по отношению к святому жилищу и, громким голосом вопрошая, сказал: 9. “Кто обнаженным срамом оскверняет наше жилище?”. Когда монах услышал такое и понял, что этим попрекают [именно] его, тут же, полуживой, прибежал к нам, познав не без добродетели Мартина стыд.

XV [822]Эта и следующие главы отсутствуют в Веронском кодексе, во Фризингенском они перенесены в конец диалога.
.

1. И таким же образом, однажды, когда он сидел на том своем деревянном стульчике, который вы все знаете, на небольшой площадке, что огибала его хижину, то увидел, как два демона, забравшись на высокую, выше монастыря, скалу, оттуда, радостные и довольные, словно одобряют его словами: “Ну же, Брикций, давай!” Я думаю, что они издалека заметили приближение нечестивца, зная, какой дух ярости возбудили [в нем]. 2. И тут же ворвался [на площадку] взбешенный Брикций. Там он, исполненный безумия, изверг на Мартина тысячу поношений. Ибо днем раньше Брикций порицался Мартином: почему тот, кто ничего до [принятия] сана [не имел], ибо в монастыре он от самого Мартина получал пропитание, [ныне] выращивает лошадей и приобретает собственность. Ибо одновременно Брикций был уличен многими в том, что покупает не только мальчиков из варваров, но даже миловидных девушек. 3. Из-за этих-то дел несчастнейший, впав в безумную ненависть и, как я понимаю, особенно подвигнутый теми демонами, так набросился на Мартина, что тот едва удерживал [его] руками, и со своей стороны спокойным обликом, кротким нравом [пытался] смирить безумие несчастного ласковыми словами. 4. Но настолько в нем негодный дух засел, что не себе самому, но гордыне был подчинен его разум: трясущимися губами, с искаженным лицом, побледневший от гнева, сыпал он слова греха, приписывая себе великую святость, ибо он с детских лет взрастал в монастыре среди сообщества святых учеников церкви под водительством самого Мартина, однако блаженного мужа с самого начала, чего Брикций и сам не мог отрицать, поливал грязью за его военную службу и [утверждал, что] ныне [, мол, Мартин] через пустые суеверия и смехотворные лицезрения призраков уже точно среди бредней старится. 5. И много он извергал такого рода [поношений], а также других, более дерзких, о которых лучше умолчать; в итоге же, излив весь гнев, словно полностью себя опорожнив, быстрыми шагами побежал он обратно в ту сторону, откуда пришел. Но, я, между тем, полагаю, что по молитвам Мартина из сердца его бежали демоны и он был возвращен к покаянию. Вскоре Брикций вернулся и бросился Мартину в ноги: просил прощения, признавал заблуждение и сознался, что тут не обошлось без демона, но сейчас он чувствует себя лучше. 6. И никогда не было для Мартина великой трудности в том, чтобы простить умоляющего. Тогда и [ему] самому и нам всем святой объяснил, как он увидел Брикция, понуждаемого демонами, как [остался] неколебимым перед поношениями, которые в большей степени повредили тому, от кого исходили. 7. После этого, когда все тот же Брикций часто обвинялся перед Мартином во многих и великих прегрешениях, не мог блаженный муж собраться [с духом], чтобы лишить его пресвитерства, наверное, дабы не допустить своей личной несправедливости, [ибо] часто он говаривал: “Христос терпел Иуду, почему бы и мне не потерпеть Брикция?”

XVI.

1. На это Постумиан сказал: “Пусть послушает этот пример один из присутствующих здесь. Он, когда рассудителен, не заботится о настоящем, не печется о будущем. [Но] если бывает гневен, то [тут же] теряет рассудок, не имея власти над собой: свирепствует среди клириков, нападает на мирян и весь мир утесняет своей местью. Таким образом война эта идет три года подряд, и ни время, ни [доводы] разума его не угомонили. 2. Печально и несчастно состояние [этого] человека, даже если он, неизлечимый, угнетен только этой злой болезнью. Однако эти примеры терпения и спокойствия ты, Галл, должен приводить ему почаще, дабы забыл он, как гневаться, и знал, как прощать. 3. Он, если в этом моем, на короткое время вмешавшемся, слове, случайно узнает себя, пусть уразумеет, что сказано [оно] не столько клеветой врага, сколько душой друга, ибо, если сможет он последовать тому, [о чем было сказано,] то я желал бы, чтобы о нем говорили скорее так, как о епископе Мартине, чем как о тиране Фалариде. 4. Но оставим того, воспоминание о котором нам мало приятно, и вернемся, Галл, к нашему Мартину”.

XVII.

1. Тогда я, видя, что с заходом солнца уже наступает вечер, сказал: “День прошел, Постумиан, пора вставать: вместе со столь внимательными слушателями нам предстоит обед. Не жди, что наступит какой-то предел рассказу о Мартине: все равно он будет простираться далее того слова, которым ты пожелаешь закончить. 2. Но все же, расскажи Востоку об этом муже, в то время, когда ты будешь возвращаться и проплывать мимо разных границ, мест, портов, островов и городов, поведай имя Мартина и славу его народам. Прежде всего помни, дабы не пропустить Кампанию: 3. даже если путь твой будет проходить совершенно в стороне, однако не будет тебе великого ущерба и большой задержки, ибо там ты повстречаешь выдающегося мужа, славного по всему миру Паулина. Ему, прежде всего, прошу тебя, разверни свиток нашего слова, которое и вчера звучало и сегодня продолжилось. 4. Ему все расскажи, ему все прочти, чтобы через него святые подвиги [нашего] мужа побыстрее узнал Рим, ибо первая наша книга благодаря ему распространилась не только по Италии, но даже по всему Иллирику. 5. Он не завистник Мартину и славы святых, он - благочестивейший почитатель добродетелей во Христе, и потому не отказывается принять нашего наставника наряду со своим Феликсом. Затем, когда ты переправишься в Африку, расскажи об услышанном Карфагену, хотя он, как ты сам говорил, уже знает блаженного мужа, однако ныне пусть узнает побольше, главным образом, о том, что не только их мученик Киприан, сколь бы не была священна его святая кровь, достоин восхищения. 6. И уж если ты оставишь по левую руку Ахайю и войдешь в бухту, то пусть узнает Коринф, пусть узнают Афины, что не умнее [Мартина] в Академии [был] Платон, и не тверже [его] в темнице Сократ. Конечно, благословенна Греция, ибо удостоилась услышать проповедь апостола, но никогда не оставлял Христос Галлию, которую удостоил иметь Мартина. 7. Когда же ты доберешься до Египта, то, хотя он [и обилен] числом своих святых и горд [их] добродетелями, однако пусть не пренебрежет послушать, как ему и всей Азии в одном только Мартине Европа [ни в чем] не уступила.

XVIII.

1. Потом, когда снова решишь подставить паруса ветрам из Иерусалима, присовокуплю тебе поручение нашей скорби, дабы, если когда-нибудь достигнешь ты знаменитого побережья Птолемаиды, внимательно расспроси, где находится могила нашего Помпония, и не пренебреги посещением костей пилигрима. 2. И пролей там столько слез, как если бы все они из наших душ исторглись, и хотя бы скромным даром - красным цветком и благоухающей травой, ту землю с тщанием укрась. И скажи ему, но не сурово, не строго, словом сострадания, речью без укоризны, 3. что, если бы он слушался тебя хотя бы иногда, а меня - всегда, и подражал бы более Мартину, а не тому, о ком я не хочу упоминать, то никогда не был бы от меня столь жестоко отдален и покрыт неведомыми песками Сирта, по воле случая претерпев смерть потерпевшего кораблекрушение разбойника и в итоге обретя себе могилу на далеком берегу. 4. Видят они деяние свое, и все желают отомстить мне за него. Видят самонадеянность свою и может быть хотя бы сейчас прекратят нападать на меня обвинители”. 5. Так, с великим восхищением говорили мы, бурно рыдая, о Мартине и через наш плач повергли в слезы всех [остальных], но не уменьшилась из-за этого наша скорбь.