Василько поправлялся быстро, крепкая натура способствовала быстрому выздоровлению. Заботливый уход жены и старого Мирона тоже не мало помогали скорому заживлению раны.
Навестил своего любимца и князь.
— Ворог твой казнен, Василько! — сказал Андрей раненому.
Лицо Василько затуманилось.
— Коли б был я в чувствии в те времена, княже, стал бы я тебя просить пощадить виновного!
— А почему так?.. — пытливо спросил князь.
— Господь заповедал нам прощать ненавидящих нас… А кроме того, ты бы не нажил себе, княже, новых врагов!..
Задумался над словами дружинника Андрей.
— Прав ты, сам я вижу, но сделанного не воротить! К тому же он мне еще и родичем приходился…
— А ведь, княже милостивый, Василько-то прав… Не следовало казнить свойственника! — подтвердил и старый Мирон.
Скоро Василько совсем поправился и опять принялся за свои занятия тысяцкого. Теперь ему больше нечего было бояться нападения врагов, хотя Курков по-прежнему сильно его ненавидел.
Весть о несчастии с Василько дошла до Новгорода. Навестить зятя поспешила приехать и Елена. Погоревала и поохала старуха, узнав все подробности.
— Просись лучше у князя в Новгород! Там спокойнее…
— Нет, матушка, не покину князя, пока сам он меня не отпустит!
Вдова прогостила у дочери больше месяца, ее уговаривали остаться еще.
— Нет уж, милые, отпустите! Там меня дома Фока с Евфимией, чай, заждались… Да и старичок Акинфий, поди, заскучал!..
И, не сдаваясь ни на какие уговоры, старуха уехала в Новгород.
Василько ежедневно бывал на княжем дворе, получая распоряжения от самого князя.
Временно заснувшее стремление Андрея покорить под свою власть всю Южную Русь снова пробудилось, он начал задумывать новый поход на Киев, чтобы отомстить за поражение союзной рати под Вышгородом. Его отношения к собственной Ростово-Суздальской волости были таковы, что он смотрел на нее как на особую землю, которая, по его мнению, должна была властвовать над всей Русью.
Андрей понимал хорошо, что, не изгнав братьев и тех из бояр, которые ему недостаточно были покорны, он не может править землею самовластно. Князь суздальский был верным предшественником Иоанна III, но удельные князья были еще настолько враждебны друг другу, что собрать их не было никакой возможности.
Враждебное отношение к себе его приближенных чуткий Андрей заметил сейчас же и вместо них окружил себя иноземцами, на которых он мог вполне положиться. Приближенными Андрея в последнее время были один из родственников его второй жены, Амбал, и еврей Ефрем Моизич. На всякий случай в опочивальне князя постоянно находился его кощей, то есть мальчик на побегушках. На пороге княжей опочивальни спал преданный ему отрок Прокопий. По-видимому, князь опасался недовольных им бояр и родственников покойной жены.
Рано утром к князю являлся Михно, а затем Василько, и каждый из них передавал Андрею, что делается в Боголюбове. После них князь обыкновенно принимал гонцов, посылаемых ему почти ежедневно из Владимира, Суздаля и даже Новгорода. Со своими сыновьями Андрей, кроме Юрия, сидевшего в Новгороде, очень редко сносился.
Ростиславичи притихли, новых просьб о помощи против Святослава они не присылали, но Андрей сам не забыл о них. В широкие планы его входил новый поход на юг.
Княжий двор был окружен высоким тыном, у ворот постоянно на вышке находился страж, зорко оглядывавший всех входящих во двор. Князь по-прежнему рядил суд на своем крыльце в присутствии бояр и дружинников, но он меньше слушал мнения своих приближенных и решал дела по собственному побуждению.
Миновала весна, наступило жаркое лето, в конце которого Андрей решил предпринять поход на юг. Он уже не раз советовался с мечником, подготовлялась новая дружина, и были разосланы вестники к союзным князьям.