Убедившись в смерти князя, заговорщики надели княжеское вооружение и собрали своих на совет.
— Что нам теперь делать? А если из Владимира нагрянет на нас дружина княжеская?
— Пока еще всполоха нет, пошлем сами к ним! — решил Кучкович.
Ехать во Владимир должен был Амбал, ему приказано было сказать: «Если кто-нибудь из вас что-нибудь на нас помыслит, то мы с теми покончим! Не мы одни придумали убить князя, есть и из ваших одной думы с нами…»
Весть об убийстве князя быстро облетела село.
Василько не было в этот день в Боголюбове, он остался во Владимире. Михно был с ним вместе.
Когда весть об убийстве князя достигла Владимира и Амбал передал владимирцам наказ заговорщиков, убитый горем старый мечник старался поднять дружину против убийц своего господина. Но среди дружинников не было преданных князю людей.
А владимирцы спокойно отвечали посланному:
— Кто с вами в думе был, тот пусть и будет!.. А наше дело сторона…
Такое безразличное отношение владимирцев к убитому ободрило его убийц, и они отдали все имущество Андрея «на потоп и разграбление», согласно тогдашнему обычаю.
Труп князя был выброшен на огород.
Кузьма, один из преданных слуг покойного, ходил по селу и спрашивал встречных:
— Где мой господин? Курков надменно ему ответил:
— Вон там валяется, на огороде… Не смей его трогать! Коли тронешь, мы тебя убьем!
Опечаленный Кузьма нашел труп своего господина и, припав к нему, начал горько плакать.
— Чего воешь? Пошел прочь! Мы его бросим собакам, — сказал Ефрем.
— Ах ты, еретик! Какое слово вымолвил… А помнишь ли, жид, в каком платье пришел ты сюда? Ты вот теперь в бархат одет, а князь лежит голый. Дай хоть прикрыть его чем!..
Ясин бросил ему ковер и корзно.
Кузьма обернул тело убитого князя, взвалил себе на плечи и понес к церкви.
— Отопри божницу! — крикнул он пономарю.
— Чего тебе надо? — ответил ему полупьяный церковник.
Верный слуга указал на тело своего господина.
— Чего еще с ним вожжаться! Брось его в притворе!
Обрадованный этим позволением слуга положил князя в притворе, покрыл его корзном и, вне себя от горя, стал причитать над ним:
— Уже, господине, тебя твои слуги не знают! А прежде, бывало, гость придет из Царьграда или из иных сторон Русской земли, и будь он хоть и латинин, христианин ли, поганый, ты, бывало, скажешь: «Поведите его в церковь и на палаты, пусть видят все истинное христианство и крестятся», и болгары, и жиды, и всякая погань — все, видевшие славу Божию и церковное украшение, плачут о тебе, а эти не велят тебя в церкви положить…
Долго еще раздавались причитанья верного слуги.
Тело князя оставалось не погребенным целых два дня, оно по-прежнему лежало в притворе, и никто не смел до него дотронуться. Даже духовенство не решалось отворить храм и совершить над телом панихиду: так был велик страх перед злодеями.
На третий день явился в церковь игумен Козмодемьянского монастыря Арсений, монастырь этот был построен покойным князем. Обратившись к пономарям, он сурово проговорил:
— Долго ли нам смотреть на старейших игуменов? Долго ли этому князю так лежать? Отомкните божницу, я отпою его! Вложить его в гроб, пусть лежит здесь, пока злоба перестанет. Тогда приедут из Владимира и понесут его туда.
Пономари долго не соглашались, но грозный игумен настоял на своем.
— Помните, братие, что вы делаете?! Грех великий оставить человека без погребения… Земля еси, в землю и отыдеши…
Наконец согласились, отперли церковь, положили тело в каменный гроб и отпели по церковному уставу.
Свирепые убийцы не решились противиться Арсению, боясь народного волнения. Влияние маститого игумена на толпу было велико. Поэтому, согласившись на отпевание тела князя, убийцы не позволили предать его земле.