"Надо поставить на ноги все чека, чтобы расстреливать не явившихся на работу из-за Николы" (19 декабря - православный праздник "Николин день" - День святителя Николая-чудотворца). (ЦПА

ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 12176).

Все это надо читать с ленинской картавинкой. У меня у самого есть картавинка и, однажды, на семинаре по истории КПСС меня попросили зачитать отрывок из ленинской работы. Я зачитал, ребята засмеялись, а преподавательница почему-то густо покраснела. Больше отрывки из ленинских работ мне зачитывать не приходилось.

Это еще что. Когда я прочитал: "Народный Комиссариат Внутренних

Дел Союза ССР, далее по тексту НКВД, в лице начальника Главного управления государственной безопасности, комиссара госбезопасности 1 ранга Лаврентия БЕРИЯ, с одной стороны и Главное управление безопасности Национал-Социалистической рабочей партии Германии, в лице начальника четвертого управления (ГЕСТАПО) Генриха МЮЛЛЕРА, на основании доверенности N 1 44812-1 от 3 ноября 1938 г., выданной шефом Главного управления безопасности Рейхсфюрером СС Рейнхардом

Гейдрихом, далее по тексту ГЕСТАПО, с другой стороны, заключили настоящее генеральное соглашение о сотрудничестве, взаимопомощи, совместной деятельности между НКВД и ГЕСТАПО" и увидел копии этих документов с печатями и регистрационными штампами НКВД (все есть в свободном доступе в Интернете), то я буквально охерел. Как хотите, но другого слова для оценки своего состояния я найти не могу.

Обалдел, остолбенел, удивился - это все из лексикона девушек, не знавших мужчин. Сначала и я поверил, что это провокация, так как какое может быть "Главное управление безопасности

Национал-Социалистической рабочей партии Германии (НСДАП)"? Это же партия, а не государство. Но когда я посмотрел организационную структуру НСДАП, то у меня уже не было сомнений в том, что написанное соответствует реальному положению дел. И партийные знаки различия практически полностью соответствуют знакам различия SS. Не буду пересказывать содержание соглашения. Волосы дыбом встают даже у меня, офицера погранвойск, которые были в системе КГБ и снова переведены в систему ФСБ. Это соглашение - позор для нашего государства. Позор для компартии и ее органов госбезопасности. А сколько еще таких скелетов находится в шкафу СССР и "обновленной"

России?

Меня всегда удивляло то, что Россия, а ранее СССР, при всех ее огромных богатствах не может выйти на уровень США и обеспечить такой же уровень жизни населения.

Если полагать, что богатство добыто только за счет жесточайшей эксплуатации трудящих, то почему эти трудящиеся живут лучше трудящихся с правами на труд, бесплатное образование и медицинское обеспечение. Маяковский советовал по всем поводам обращаться в

Коминтерн, в Москву. В те времена, попробуй, обратись. Вспомнишь всех родственников до седьмого колена и узнаешь, почем фунт лиха.

По Марксу, сразу после революции революционное творчество освобожденных масс приведет к отмиранию государства и уничтожению социального неравенства. А получилось так, что социальное неравенство росло, углубляя пропасть между городом и деревней и усиливая роль государства в процессе социалистического строительства. Вот тут и вмешался товарищ Ленин и товарищ Сталин с теорией усиления классовой борьбы, которые поставили все на место, типа домарксовых теорий еще не дошло время. Вот когда массы будут освобождены от социального неравенства, и когда все они будут заниматься революционным творчеством, то тогда государство и отомрет.

Да, попробуй я сказать это в то время, то вряд ли бы я рассказал вам то, что было до этого.

Если бы Сталин строил капитализм, то он построил бы такой капитализм, который был бы образцом для всех самых развитых капиталистических стран, и они приезжали бы к нам набираться опыта построения общества развитого капитализма.

В 1969 году молодым курсантом пограничного училища на занятиях по истории КПСС я выразил сомнение в возможности построения коммунизма в стране к 1980 году. Что началось! Комсомольские собрания по критике ревизионизма, собеседования, математические доказательства возможности создания материально-технической базы коммунизма.

Пожилой преподаватель научного коммунизма отозвал на перерыве в сторону и сказал:

- Молодой человек, мне понятно ваше стремление к реализму, но вас сломят. Если вы не признаете свою вину или ошибку, то вас отчислят из училища и с данной вам характеристикой вам будут закрыты дороги всюду, кроме рабочего класса и вне оборонных предприятий. Раньше за такие мысли сразу отправляли на лесоповал. А с вами возятся, потому что опровергнуть ваше сомнение невозможно. Признайте свою ошибку и увидите, как все повернется к лучшему.

Он был прав. Я и сам чувствовал, что надо мной сгущаются тучи.

Приехать домой отчисленным из военного училища, значит, бросить тень позора на головы моих родителей.

На следующем комсомольском собрании я покаялся в ошибочности своих суждений по причине ошибок в математических расчетах.

Аплодисменты, овации, радостные лица преподавателей общественных наук. Да, была дискуссия по насущному вопросу, да, были оппоненты, но сила партийной логики способна бороться с любыми оппонентами.

Вскоре я начал вести "Клуб кинопутешественников" (стал таким небольшим провинциальным Сенкевичем) и вышел в разряд активистов общественной жизни училища. За год до окончания училища вызвал меня к себе тот же преподаватель научного коммунизма.

- Давно наблюдаю за вами, молодой человек, и хочу, чтобы у вас жизнь и карьера служебная сложилась удачно. Если вы на комсомольском собрании ничего не сказали о том, кто посоветовал вам сменить свое мнение, то думаю, что с вами можно разговаривать откровенно. Давайте поговорим о вашем членстве в партии, и не пытайтесь делать возражения о том, что вы еще идейно не доросли. Речь идет не об идеях, а о вас лично. Идеи могут прийти, а могут и не прийти. Говорю вам прямо, что служебного роста без членства в партии быть не может.

Останетесь на всю жизнь капитаном, заместителем начальника пограничной заставы.

"Там, где Китай граничит с Казахстаном,

15 лет служил он капитаном."

(Из поэмы "15-летний капитан").

О дальнейшей учебе не коммунист может и не мечтать. Я подготовил вам рекомендацию на прием кандидатом в члены КПСС. Сегодня же обратитесь к такому-то преподавателю, он о вас уже знает, а затем пишите заявление в комсомольскую организацию и учите Устав партии.

Всего вам хорошего.

Где Вы сейчас, добрый, умный человек. Уверен, что не в старой форме с мятыми погонами и с красным флагом в колоннах демонстрантов, а среди людей, пытающихся найти выход из исторического тупика.

Прием в партию прошел организованно. Политически мы были подкованы. Устав партии знали как Устав внутренней службы. Знали, что партия есть ум, честь и совесть нашей эпохи. Комсомольцами были активными. Попробуйте не быть активными в армейских условиях.

Приняли меня кандидатом в члены КПСС перед самым окончанием училища, вручили кандидатскую карточку и комсомольский билет с надписью на память - снят с учета в связи с вступлением в КПСС.

В училище уделялось внимание связям с местным населением. Связи мы устанавливали и сами в период увольнений в город или массовых выездов на концерты заезжих эстрадных звезд.

Мы недолюбливали мероприятия, которые проводились в период увольнения в город. Увольнение и так короткое, а тут еще надо идти в музей или на выставку. Если бы мы имели свободный выход в город, то такая экскурсия имела бы несомненную пользу. Однажды мы, группа уволенных в городской отпуск, стояли у музея, расположенного в церкви, и ждали экскурсовода. Увольнительные были у курсового офицера. Везде толпы прогуливающейся молодежи. На танцплощадке начинались танцы, а мы стояли и ждали. Неожиданно старинная пушка, стоявшая лет пятьдесят у входа в музей, выстрелила в сторону танцевальной площадки, выбросив сноп огня и гору окурков, собиравшихся в ней десятилетиями. Народ на танцплощадке разбежался в разные стороны. В парке воцарилась тишина. Прибежала милиция, а мы в это время уже начинали осмотр музейной экспозиции. Сама пушка, конечно, выстрелить не могла, но мы до сих пор не можем сами установить, кто же перед заходом в музей положил в ствол пушки взрывпакет с бикфордовым шнуром, горящим ровно пять секунд, которых нам хватило для входа в музей. На следующий день ствол пушки был забит деревянным чопиком (пробкой, по-сухопутному) и больше она не стреляла.

Хорошей традицией было посещение училища театральными знаменитостями, приезжавшими в Алма-Ату. В училище проводились премьеры кинофильмов, главные герои рассказывали нам о том, как снимался фильм или о том, что они видели во время гастролей. В конце вечера на сцену выходил курсант с огромным букетом роз (в районе училища в основном находились дома частного сектора с обязательными розариями) и целовал всех находившихся на сцене женщин. Традиция-с.

Периодически мы выезжали на концерты эстрадных звезд, которые проводились в огромном Дворце спорта. Места были дальние, но удаленность от сцены мы компенсировали мощной оптикой с восьми- и двенадцатикратным увеличением. Однажды попробовали взять с собой артиллерийскую стереотрубу. Очень удобно. Не надо держать в руках, изображение не прыгает. Правда, зрители больше смотрели на стереотрубу, чем на сцену.

Иногда по нашей настойчивой инициативе устраивались экскурсии на промышленные предприятия: табачную, текстильную и кондитерскую фабрики.

Вообще интересно было познакомиться с процессом изготовления сигарет и папирос. Раскрывание тюков, сортировка, увлажнение, резка табака, подача в наполнитель, изготавливающий одну бесконечно длинную сигарету, которая потом режется на маленькие. Иногда, при сбое машины, эта сигарета обрывается и, как тонкая змея, летит в сторону. Машину останавливают, конец змеи заправляют в приемник, и процесс снова продолжается. Мы брали эти 5-10 метровые сигареты, сматывали как веревку и укладывали на книжный шкаф. Во время перекура каждый подходил и отрезал себе сигарету нужной ему длины.

Папиросы у нас популярностью не пользовались: метр куришь, два - бросаешь. Работники табачной фабрики следили за тем, чтобы каждый курсант взял достаточное количество сигарет для потребления, а каждого некурящего уверяли в необходимости подумать и о своих товарищах. В результате экскурсии мы были обогащены знаниями о тонкостях табачного производства и месячным запасом табачных изделий, что особенно важно в период безденежья. На курсантское жалованье сильно не разбежишься: на первом курсе - 8 рублей 30 копеек, на втором - 10 рублей 80 копеек, на третьем и четвертом - 15 рублей. Ну и родители понемногу помогали.

Текстильная фабрика была богата знакомствами с прекрасной половиной населения Алма-Аты и белым подшивочным материалом, без которого курсант не являлся курсантом. Белоснежные подворотнички пришивались каждый день (утром или вечером), в танцевальный день - и утром, и вечером (как и бритье в этот день, кому это необходимо).

Вместе с тем, я до сегодняшнего дня имею представление об общих особенностях текстильного производства. Знаю, что наши женщины и девушки работают там в таких невыносимо трудных условиях, что конструкторам-текстильщикам давно надо было бы сделать все, чтобы уменьшить шум ткацких станков. У нас еще два дня эти станки тарахтели в ушах.

Кондитерская фабрика была на десерт. Мне уже довелось в детстве побывать на маленькой кондитерской фабрике, изготавливающей в основном карамели. Когда я взял мягкую карамельную массу в рот, она вдруг застыла, и прилипла к зубам. Ладно бы я один. Весь наш класс мычал, не в силах открыть рот, пока нас не отпоили квасом. Здесь несколько другое дело. Производство намного больше и качество много выше. Кроме карамели там выпускали шоколадные конфеты с различной начинкой и шоколадно-вафельные торты. Работницы не рекомендовали нам есть карамель, чтобы побольше "вошло" в шоколадном цехе. Зато в шоколадном цехе мы оторвались. Особенно на конфетах с начинкой.

Начинка была ничего себе - ликер, коньяк, рябина на коньяке, чернослив, миндаль, шоколадная масса. Примерно год я на шоколад смотреть не мог. Потом прошло.

Такие мероприятия проводились только на нашем курсе, потому что замполитом у нас был довольно эксцентричный майор, для которого не было преград ни в чем. В субботу он раздавал направо и налево поощрения, а в воскресенье приходил на отбой в норвежском свитере и пыжиковой шапке и направо и налево раздавал взыскания. Ему надо было только намекнуть о решении комсомольских организаций дивизиона и о том, что кроме него это никто не может сделать. Через два часа уже есть договоренность с руководством предприятия, а у дивизиона стояли крытые машины для перевозки личного состава.

Я помню один незапланированный выезд нашего дивизиона за пределы

Алма-Аты в 1969 году. Нам выдали сухой паек, боеприпасы, посадили на машины и мы поехали в южном направлении ту, где виднелись маленькие горы, постепенно увеличивающиеся в размере по мере нашего приближения к ним. Офицеры были сосредоточены и мы, видя их настроение, четко выполняли все команды. Километров через триста наша колонна была остановлена и нам приказали возвращаться обратно.

Потом мы узнали, что мы, как резерв пограничного округа, были выдвинуты на направление возможного совершения вооруженных провокаций на советско-китайской границе, но после улучшения обстановки на границе возвращены в училище. Хотя нам не доводили обстановку, не говорили, куда мы едем, но подспудно мы чувствовали, что скоро начнется практическая проверка того, чему научились в училище и ближайшие часы покажут, кто из нас есть кто.

Мне довелось застать то время, которое можно назвать временем воспитания кодекса чести офицера. Оценивая с позиций того времени шумящий сейчас фильм Никиты Михалкова "Сибирский цирюльник", могу сказать, что часть виденного культивировалась и в нашем пограничном училище. Дуэлей у нас не было, но за нетактичное отношение к женщине любой человек, не взирая на должность, звание и положение в обществе мог получить по физиономии от курсанта. Курсантская корпоративность была присуща не только нам, но и офицерам, которые относились к нам не как к солдатам, а как к будущим коллегам. Жестко, но с пониманием. Помните выпившего юнкера Толстого. Было и у нас такое. И своих офицеров мы берегли и уважали.

В училище нам пришлось познакомиться и с "подковерной борьбой".

Это не та борьба, которая ведется на ковровых дорожках в коридорах власти, о которой мы начали узнавать в период перестройки. Это не борьба за рынки сбыта, а борьба за возможность спокойно поспать ночью в период подготовки к отпуску. Мы все жили в одной казарме, рассчитанной на двести человек с размещением кроватей в два яруса.

Об отдельных комнатах на взвод или на отделение мы не могли и мечтать. О горячей воде в кранах мы вспоминали тогда, когда приезжали на побывку домой.

В отпуск надо ехать в тщательно отутюженной форме. Сделать это трудно при наличии двух-трех утюгов на всю казарму. Гладились всю ночь, разбудив следующего по очереди. Благо, если бы погладивший мундир курсант, тихонько добирался до своей кровати и проваливался в объятия Морфея. Обязательно надо топать сапожищами или песни петь среди ночи. Для шумных представителей курсантского племени и была проведена "подковерная диверсия". Через весь коридор казармы пролегала огромная ковровая дорожка, поделенная на две части.

Вытряхивать эту дорожку приходилось с огромным трудом, развешивая ее на всех спортивных снарядах и выбивая всеми подручными средствами.

Ночью с разных сторон под дорожку подсовывали деревянные табуретки, которые надежно сваливали нарушителя тишины на пол. После этого все ходили по ночной ковровой дорожке тихо и осторожно. Настоящая

"подковерная борьба" в коридорах власти, к сожалению, ведется не при помощи табуреток. Вместо синяков там поломанные судьбы, карьеры и здоровье.

Ситуация с офицерскими кадрами в пограничных войсках была очень сложная. После событий на острове Даманский оказалось, что офицеров катастрофически не хватает. Как в 1914-1917 гг. юнкерские училища досрочно выпускали прапорщиков военного времени, так и в начале семидесятых срочно были созданы курсы младших лейтенантов, которые в срок от трех до шести месяцев выпускали офицеров со средним военным образованием. Конечно, это не чета высшему образованию, качество не то, но большинство младших лейтенантов достойно показали себя в войсках и получили хорошее продвижение по службе. Была также использована и система партийного набора, то есть призыва офицеров запаса, находившихся на партийной, комсомольской и хозяйственной работе. Хочешь, не хочешь, а партия приказала, значит - надо. Нам, курсантам, дико было смотреть, когда офицеры в званиях старших лейтенантов ходят в строю по принципу "сено-солома" и вообще находятся на уровне курсантов первого курса. Партнабор себя, в общем-то, не оправдал и на границе мне редко встречались офицеры, которые по партнабору значительно продвинулись по службе.

Весна 1971 года была чрезвычайно насыщенной событиями, связанными с окончанием училища. Государственные экзамены и женитьба. Все бегом. Получение офицерской формы, которую специально шили в ателье.

Вывоз всего офицерского приданого (в чехле для матраца, такой здоровый мешок) в город. Распределение. Остановился 27 мая в ЗАГСе.

Молодой лейтенант в золотых погонах и рядом молодая девушка в белом подвенечном платье. Вместе с дипломом получил и свидетельство о регистрации брака. Начиналась самостоятельная жизнь. Не надо ждать подъема, команды на построение на завтрак и другие мероприятия по распорядку. Надо самому устраивать свою жизнь и заботиться о пропитании собственной семьи.

После окончания училища я сразу был командирован в Москву на высшие пограничные курсы для изучения основ работы с нарушителями границы.

В Москве я был вообще в первый раз. На курсах со мной учился сын

Н. Карацупы, и мне посчастливилось познакомиться с его отцом, прославленным пограничником, Героем Советского Союза, полковником

Никитой Федоровичем Карацупой, рассказами о котором я зачитывался в детстве. А Ингусом мой дядя назвал свою овчарку, с которой я маленьким гулял по улицам областного центра.

Москва, конечно, произвела на меня огромное впечатление. Учеба не давала много времени на осмотр города, но кое-что увидеть удалось.

Кремль, Красная площадь, Исторический музей, музей Вооруженных Сил,

Третьяковская галерея, музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.

Москва в то время готовилась стать городом коммунистического труда и быта. Это относилось и к военным. Не дай Бог военному в жару снять китель и нести его в руке. Сразу, несмотря на заслуги и возраст офицера, ему выписывался билет на строевую подготовку, чтобы не терял выносливости, чтобы обливался потом, но китель не снимал. В то время Министр обороны Д.Ф. Устинов сфотографировался в кителе с портупеей, заправленной кое-как. Ретивые комендантские служаки начали всех гонять за "неправильное" ношение портупеи: Министр обороны знает, как надо носить портупею, если фотография растиражирована на все Вооруженные Силы, несмотря на то, что тем же

Министром были подписаны Правила ношения военной формы одежды с другим описанием ношения портупеи.

Чуть позже, один военачальник из омских уроженцев, он потом

Министром обороны был во время ГКЧП, будучи командующим войсками

Дальневосточного военного округа, начал бороться с нарушениями формы одежды в Хабаровске. Стали вылавливать всех офицеров и прапорщиков, которые в сорокаградусный мороз носили теплые ботинки коричневого цвета, а не уставные уродливого образца башмаки на рыбьем меху или сапоги, пригодные для маршировки по утепленному плацу. Говорю об этом не с чужих слов. Сам в звании майора, в должности офицера управления пограничного округа, был посажен в "черный воронок" недалеко от своего дома и отправлен на гарнизонную гауптвахту рядом с управлением пограничного округа и посажен в камеру с младшими офицерами и прапорщиками. Уставы я знаю, вытребовал себе право свободного передвижения по гауптвахте, питание. Пользуясь воинским званием, согнал с нар младших по званию и стал подбивать сокамерников-старших офицеров писать жалобу военному прокурору.

Армейцы на меня руками замахали, что ты, дай Бог небольшое взыскание получить. А я коменданту, личному другу командующего, пообещал не оставить это дело без последствий.

К вечеру за бутылку коньяка договорился с караульным начальником, майором, сделать один телефонный звонок (в фильме "Офицеры" - дежурный Витька за три компота выпустил позвонить) и не подставить его. Позвонил оперативному дежурному по пограничному округу, и через полчаса меня освободили. Начальник штаба пограничного округа, генерал-майор, после совещания у которого меня арестовали, освидетельствовал меня на предмет трезвости, подтвердил, что я в нормальном состоянии и поддержал мою идею обращения к военному прокурору. Заявление я накатал по все правилам юридической науки со ссылками на Уставы и процессуальные документы.

Жалобу рассмотрели. Подтвердили, что я был незаконно задержан и помещен на гауптвахту, принесли официальные извинения. Наказали, конечно, не коменданта за самоуправство, а стрелочника, который был ни при чем (отличный парень, мы потом ближе с ним познакомились).

Зато потом офицеров-пограничников патрули не трогали. У одного из наших штабных офицеров комендантский патруль забрал удостоверение личности, сказав, что удостоверение отдадут в комендатуре после наложения взыскания. Забыли, что мы не армейцы, а продолжатели традиций Отдельного корпуса пограничной стражи. Я посоветовал приятелю в комендатуру не ходить, удостоверение принесут в управление округа как миленькие и на блюдечке с синей каемочкой. И действительно, через два дня помощник военного коменданта получил от своего руководства нагоняй за то, что удостоверение до сих пор в комендатуре, а в это время, наверное, военным прокурором уже рассматривается жалоба офицера-пограничника. От греха подальше удостоверение вручили его владельцу.

Во время таких массовых арестов офицеров и прапорщиков один пограничный прапорщик сбежал из колонны "военнопленных" самым наглым образом. Подцепился к проходящему трамваю и уехал, помахав коменданту рукой. Комендант об этом рассказывал с большим возмущением и говорил, что пограничники у него на особом счету. А прапорщика так и не нашли.

Вообще, отношение к офицерам, особенно в армейской среде, никак не походят на отношения среди офицеров, описанные в воспоминаниях бывшего полковника Генерального штаба, Маршала Советского Союза Б.М.

Шапошникова и лидера Белого движения, командующего войсками Юга

России генерал-лейтенанта А.И. Деникина.

Были и в той офицерской среде и невоспитанные начальники и офицеры, и самодуры, но честь офицерская была уважаема начальниками всех рангов. Рассказывают, что Александр III, будучи наследником престола, допустил нетактичное поведение в отношении одного офицера.

Оскорбленный офицер застрелился, так как не мог вызвать на дуэль лицо императорской фамилии. Александр II приказал своему наследнику идти впереди похоронной процессии, чтобы впредь было неповадно пренебрежительно относиться к офицерскому званию других людей, не имеющих возможности отстоять свою честь.

Это только раньше офицеры не имели права ездить в трамвае, а только на извозчике (в такси, по нашему), жениться на актерках, и вообще жениться, не имея достаточных средств для содержания семьи, сидеть в театре дальше седьмого ряда партера. Офицер, подвергнувшийся оскорблению, должен был кровью (оружием) смыть свой позор или уйти из армии. В офицеры не брали тех, кто хоть раз подвергался телесному наказанию. Все это в далеком прошлом, хотя это должно быть основной дисциплиной обучения в военном училище и кадетском корпусе. Сейчас офицера можно встретить и с сумкой-авоськой, и с полиэтиленовым пакетом. В автобусе и в трамвае он такой же, как и все, выскакивает с оторванными пуговицами и расстегнутой шинелью. В частях работает вместо сержанта, пытаясь достучаться до каждого солдата лично. Поэтому настоящим офицером он становится после того, как получает в командование роту и выше, начиная заниматься организацией службы и обучения подразделения и повышением уровня своих знаний.

Однажды с выпускниками Московского пограничного училища мы гуляли по центру Москвы. Мой товарищ ушел позвонить, а я стоял у входа на станцию метро "Площадь революции" и курил. Ко мне подошел какой-то пехотный лейтенант с бляхой на груди (сейчас такие носят и патрульные милиционеры) и официально сказал:

- Товарищ лейтенант, вы носите обувь неустановленного образца.

Я, как провинциал, носивший нормальные полуботинки, похожие на форменные, прямо сказал лейтенанту, в какую сторону ему надо идти в пешеходную прогулку с эротическим уклоном. Лейтенант аж подпрыгнул и куда-то убежал. Не привык к такому обращению.

Подошедший товарищ спросил, что я сказал лейтенанту. Я повторил.

Теперь подпрыгнул мой товарищ:

- Ты что, это же кремлевский патруль. Пошли скорее, а не то придется заниматься строевой подготовкой.

Месяц пролетел незаметно. Точно также пролетел и первый офицерский отпуск. Нужно было выезжать в часть для дальнейшего прохождения службы.