У Жака наконец-то появилась возможность испытать свой соус из гвоздичного перца. Он мечтал об этом с тех пор, как впервые попробовал одну из темно-коричневых ягод. Его крайне заинтриговал аромат — острая, как перец, смесь гвоздики и мускатного ореха с ноткой корицы. Горсть гвоздичного перца Жак купил на рынке пряностей в Пти Гоав и хранил их пуще глаза, сберегая от сырости в патронташе, в кармашке для пороха. Измельчив припасенную пряность, француз насыпал получившийся молотый порошок внутрь крупной рыбины, которую Дан выпотрошил к ужину. Добавив кокосового молока и соли, бывший каторжник завернул рыбу в листья и закопал ее в яму с углями, где и запекал три часа. В итоге он заинтересованно наблюдал, как Гектор, Дан и Изреель пробуют результат его кулинарных изысков.

— Что скажете о подливке? — не скрывая гордости, спросил Жак. Он бережно разлил получившийся сок в половинки скорлупы кокосового ореха и, перед тем как разложить рыбу, каждый ее кусочек обмакивал в соус.

— Я бы добавил чуток имбиря, — с важным видом заметил Изреель, почмокав губами.

Какое-то мгновение француз всерьез обдумывал его предложение. Потом до него дошло, что профессиональный боец над ним подшучивает.

— Ты же англичанин! Дай тебе волю, ты бы положил еще сахар и овсяную крупу. Вот и получил бы кашу, — ответил он в том же духе.

— Это если бы я был шотландцем, а не англичанином. Запомни, Жак: между ними есть разница. — Великан облизал пальцы. — Но для начала сойдет. Как-нибудь я покажу тебе, как надо готовить настоящий пудинг. Только англичанину ведомо, как готовить пудинги.

Шутливая беседа между бывшим профессиональным бойцом и бывшим каторжником началась с первой же их встречи, когда шедшие на юг три пироги забрали Жака с пляжа, где его оставил Дан. Потом друзья продолжили плавание вдоль побережья, отыскав укромную бухточку, которая, если верить Отуэю, была излюбленным местом кренгования буканьерских кораблей.

— Бухта известна как Беннетс-Коув, — пояснил Отуэй. — Подождем там, и наверняка скоро появится какой-нибудь буканьерский корабль, и мы попросим взять нас в его команду.

Гектор вновь подумал о бухте Коксона на той карте, что он копировал в Порт-Ройяле по поручению Снида, но ничего не сказал. Прежняя его встреча с буканьерами вынуждала юношу с опаской относиться к идее встать в их ряды. Любого, кто якшается с подобной компанией, могут обвинить в пиратстве, а там недалеко и до приговора и веревки палача, а Гектору вовсе не хотелось болтаться в петле.

По счастью, за минувшие две недели погода переменилась, день за днем на чистом голубом небе сияло ослепительное солнце, а жару смягчал морской бриз, прогнавший прочь мошкару и москитов. Так что друзья с удовольствием предавались на берегу праздности, а остальные спасшиеся от испанцев беглецы устроились в некотором отдалении от них, возле трех пирог, вытащенных на пляж.

Изреель покончил с едой и улегся на песок, растянувшись во весь свой немалый рост.

— Вот это жизнь! Представляешь, что за погода у нас на родине? Скорей всего, мартовские шторма, дожди идут. Не могу сказать, что мне хочется даже на время вернуться домой, пусть и вышло бы что-то с заготовкой кампешевого дерева.

— Только болвану взбрело бы в голову наживать богатство, рубя дрова, — заметил Жак. — Любой, у кого есть мозги, позволил бы работать другим, а потом освобождал их от барышей.

— Ты говоришь как вор.

— Я лишь забираю то, что другим по своей глупости все равно не сберечь, — самодовольно промолвил Жак.

Изреель посмотрел на Гектора, приподняв брови.

— Он был карманником в Париже, — объяснил юноша. — Пока его не поймали и не отправили на каторгу. На галерах мы и встретились.

— Для ловких пальцев это плевая работенка, — заявил Жак ленивым тоном. Он вытянул руку вверх и сомкнул пальцы в кулак. Когда он раскрыл ладонь, между указательным и большим пальцами появился камешек-голыш. Сжав кулак, он вновь раскрыл руку, и в ладони было пусто.

— Навидался я таких трюков, когда боями на жизнь зарабатывал, — пробурчал Изреель. — В балаганах полно шутов и шарлатанов. Многие прикидывались, будто в заморских землях бывали. У тебя наверняка хорошо получалось, с твоим-то иностранным акцентом.

— Принимая во внимание публику, мне даже говорить не приходилось, — сказал Жак.

— Неудивительно, ведь это представление для глупцов.

Жак швырнул камешком в Изрееля, который ловко поймал его и в то же мгновение кинул голыш обратно. Камешек отскочил от шляпы француза, сбив с нее что-то маленькое и черное.

— Эй, поосторожнее! Я же не хочу, чтобы от меня пахло, точно от добытчика кампешевого дерева! — сказал Жак, подняв упавшую штуковину и собираясь засунуть ее обратно за ленту на шляпе.

— Что ты там прячешь?

То, что Жак протянул своему новому другу, формой и размерами походило на крупную черную фасолину, слегка сморщенную. Изреель озадаченно посмотрел на «фасолину».

— С какой стати тебе вздумалось таскать в шляпе засохшую собачью какашку? — спросил Изреель.

— Понюхай.

— Ты что, шутишь?

— Нет. Нюхай, не бойся!

Изреель поднес «фасолину» к носу и понюхал. От нее исходил явственный мускусный запах.

— Что это такое?

— Кайманов стручок. Я купил его на рынке, вместе с гвоздичным перцем, который вам так понравился. — Жак забрал «фасолину». — Это такая железа. У крокодилов и кайманов они находятся в промежности и в подмышках и приятно пахнут. Куда лучше, чем вонючая, пропитавшаяся кровью рубаха.

— Ладно, слава богу, что ты ее заодно и в соус не вздумал положить.

Их беседу прервал крик Отуэя. Он стоял в дальней части пляжа, где с возвышающихся дюн было удобно наблюдать за морем.

— Корабль! Идет к берегу! — кричал он.

Все повскакивали на ноги и уставились в море. Солнце стояло у них за спиной, поэтому они легко разглядели белое пятнышко парусов. Для неопытного взора Гектора корабль во многом походил на испанский сторожевик, ибо у него тоже были две мачты и схожие размеры. Он ощутил приступ страха: неужели людей Залива вновь застали врасплох? Юноша сомневался, что им удастся благополучно удрать во второй раз. Но Отуэй просто-таки светился от радости.

— Это корабль капитана Харриса, я уверен. Я как-то на нем плавал. Нам повезло. Питер Харрис — храбрый командир, лучшего и не пожелаешь.

Он оказался прав, это стало ясно, когда прибывший корабль бросил якорь и отправил на берег шлюпки, тащившие за собой пустые бочки. Капитан Харрис завернул в Беннетс-Коув пополнить запас пресной воды.

— Корабль идет на юг, к Золотому острову, — объявил Отуэй, который в высадившемся отряде отыскал товарищей по прежним плаваниям. — Там намечен общий сбор команд. Но, похоже, подробностей никто не знает. Все будет решаться на совете.

— Капитан Харрис возьмет новых людей в свою команду? — спросил Гектор.

— Это решит экипаж. — Заметив недоумение на лице Гектора, Отуэй добавил: — У буканьеров все решается голосованием. Даже капитан выбирается.

— В этом есть смысл, Гектор, — заметил Жак. — Платы никто не получает. Все работают за долю в добыче. Чем больше команда, тем меньшая доля причитается каждому.

Судя по лицу Отуэя, он был растерян и сконфужен.

— Конечно, я сказал, что мы все хотим в команду. Но корабль и так переполнен — на борту больше сотни человек, и еще кого-то они брать не хотят. — Он старался не встречаться взглядом с Гектором и его друзьями. — Меня-то уже знают, так что команда согласна принять меня, вместе с моим напарником, вон тем малым. — Он кивком указал на одноглазого мужчину, который работал с ним на рубке кампешевого дерева. — Ну и, разумеется, они охотно возьмут на борт Дана, если тот пожелает.

— Почему «разумеется»? — поинтересовался Гектор. Он не был уверен, хочется ли ему присоединяться к такой подозрительной компании, но его самолюбие болезненно задела привередливость буканьеров.

— Гарпунеры всегда нужны буканьерам, — объяснил Дан. — Они же не рыбаки, и у них нет времени высаживаться на берег для охоты. Они полагаются на гарпунеров-мискито, которые добывают для них рыбу и черепах. Иначе буканьерам пришлось бы голодать. — Он повернулся к Отуэю. — Передай своим приятелям, что я не поплыву с ними, если они не возьмут трех моих друзей.

Отуэй отправился к высадившейся за водой партии, посовещался с ними и вернулся с известием, что если Дан приведет с собой на корабль Жака, Изрееля и Гектора, то им дадут возможность заявить о себе перед собравшейся командой.

* * *

Когда вслед за последним из наполненных пресной водой бочонков малочисленная группа поднялась на борт, то друзья обнаружили, что команда уже собралась на шкафуте и с интересом рассматривает новичков. В нескольких шагах впереди первой шеренги стоял чисто выбритый мужчина мощного сложения, на нем была треуголка, отделанная зеленой лентой. Гектор предположил, что это капитан Харрис, хотя в происходящем тот и не принимал никакого участия. От лица буканьеров выступал лысый моряк со скрипучим голосом, огрубевшим за многие годы командования матросами.

— Это боцман, — пробормотал Жак. — Фигура такая же важная, что и капитан. Делит захваченную добычу и присматривает за всем на корабле. Выдает оружие и все такое прочее.

Именно боцман и открыл собрание. Обернувшись к собравшимся, он громко произнес:

— Мискито говорит, что он пойдет с нами гарпунером, только если мы возьмем его товарищей. Что скажете?

— А что насчет самого мискито? Он того стоит? — раздался чей-то голос.

— Да, судя по числу черепашьих панцирей на берегу, — ответил кто-то. Должно быть, тот, кто побывал на суше, запасаясь пресной водой.

— Здоровяк, похоже, нам подойдет, — заметил другой. — Но ружье у него древнее. Он с этой рухлядью сколько раз выстрелить успеет?

Изреель по-прежнему не расставался со своим старинным мушкетом.

Боцман повернулся к Изреелю.

— Пожалуй, твой мушкет годится на буйволов охотиться, но на нашем корабле мы оружием с такими замками не пользуемся. Пока ты будешь перезаряжать и с фитилем возиться, враг окажется от тебя в двух шагах.

— Тогда я пущу в ход вот это, — заявил Изреель, вытягивая шомпол из-под мушкетного ствола. Он ткнул им в сторону толпы. — Кто желает выйти на меня со своей саблей? Сабля, шпага — все равно.

Два матроса по знаку боцмана вышли вперед и вытащили свои сабли. Но, зная, что на них смотрят товарищи, в атаку они двинулись нерешительно. Изреель просто шагнул в сторону и уклонился.

— Это все, на что вы способны? — спросил он, подзуживая.

Теперь нападающие разозлились по-настоящему. Обида заставила их обрушить на противника яростные удары сплеча. Первый нацелился гиганту в голову, второй бил по коленям. Но ни один удар не достиг цели. Палка в руке Изрееля метнулась быстрее, чем кто-то успел отследить, и оба нападавших с проклятиями выронили оружие, обхватив рукой пальцы — шомпол точно стегнул их по костяшкам пальцев.

— Балаганный боец! — выкрикнул кто-то сзади в толпе. — Доводилось видеть такое.

— Весьма возможно, — отозвался Изреель. — Кто еще желает попытать счастья? Если хотите, могу сразиться сразу с троими.

Никто не принял этого предложения, и вмешался боцман.

— Тогда ставим на голосование. Все, кто согласен принять этого человека в наш экипаж, поднимите руки. Кто против, пусть выскажется.

В молчании поднялся лес рук.

— Кого возьмешь к себе в напарники? — спросил боцман.

— Обоих своих друзей, — спокойно ответил Изреель, убирая шомпол.

— Напарник только один, таков обычай, — настаивал боцман. Сейчас он смотрел неодобрительно, нахмурив брови.

— А как насчет того парня с клеймом на щеке? — предложил кто-то из зевак. — У него такой вид, будто неприятности ему нипочем.

— Кто из вас умеет писать или читать? — Неожиданный вопрос прозвучал из уст седоволосого мужчины, который стоял рядом с капитаном. Одет он был в сдержанной манере, в темный костюм.

Прежде чем Гектор успел ответить, заговорил Жак:

— Я не столь силен в грамоте, как мой друг. Он разбирается в картах, знаком с навигацией и говорит на латыни и на испанском. А со мной говорит по-французски.

— Переводчик мне без надобности. Мне требуется ассистент. Кто-то более сведущий, чем просто помощник лекаря, — сказал седоволосый. По его манере изъясняться было понятно, что это человек хорошо образованный.

— Значит, дело улажено, — сказал боцман. Ему хотелось поскорее закончить собрание. — Мы берем верзилу и его приятеля-француза за полную долю. Того парнишку, если от него будет толк, запишем как напарника нашего врача. Вопрос с его долей можно будет уладить позже.

Когда собрание завершилось, седоволосый хирург подошел к Гектору и, осведомившись, как его зовут, поинтересовался:

— У тебя есть опыт в медицине?

— Боюсь, никакого.

— Неважно. Научишься по ходу дела. Меня зовут Смитон, Бэзил Смитон. У меня была врачебная практика в Порт-Ройяле, пока я не отправился в это предприятие. Откуда ты знаешь латынь?

— От монахов в Ирландии, откуда я родом.

— Хорошо знаешь? Разговаривать на ней можешь?

— Думаю, да.

— Порой, когда обсуждаешь состояние раненого, — многозначительно промолвил Смитон, — лучше, чтобы сам пациент оставался в неведении.

— Понимаю. Вы что-то говорили о «лекарском помощнике».

— Подручный хирурга. Сменить повязки, покормить кашкой лежачих больных. От тебя я ожидаю большего.

Городские манеры хирурга Смитона странно контрастировали с неотесанностью членов команды буканьерского корабля, и Гектор терялся в догадках, почему доктор оказался на борту. Словно бы прочитав мысли юноши, Смитон продолжил:

— Там, куда мы идем — кстати, этот край носит на Мэйне название Дарьен, — мы, как я предполагаю, встретим народы и племена, чьи методы лечения совершенно отличны от наших. У них можно научиться многому, по всей видимости, в хирургии, но куда более вероятно — тому, как использовать травы и растения. Вот этот вопрос чрезвычайно меня интересует. Надеюсь, ты сумеешь мне помочь в моих исследованиях.

— Сделаю, что смогу.

— Для научной работы времени будет достаточно, поскольку мы не единственные медики в экспедиции. Каждый экипаж вроде нашего берет с собой в плавание по меньшей мере одного судового врача, а иногда завербовать удается и двух-трех. Правду сказать, они обеспечены гораздо лучшей медицинской помощью, чем можно получить в обмен на захваченную добычу — или на свой приз, как они предпочитают это называть. — Доктор криво улыбнулся. — Они даже обзаводятся страховкой на случай ранения.

— Как это? — спросил Гектор. Он подумал, что у команды капитана Харриса вовсе не такой богатый вид, чтобы она могла позволить себе платить врачам.

— Если за время плавания кто-то получает увечье, то в конце похода, когда боцман делит приз, искалеченному члену экипажа причитается особое вознаграждение: столько-то за потерянный глаз, побольше, если ампутирована конечность или оторвана рука, и так далее. Все расценки согласуются вначале, когда команда подписывает соответствующий договор. В высшей степени передовой подход.

К Гектору подошел Жак, с абсолютно новым мушкетом в руках. У него был весьма самодовольный вид.

— Взгляни-ка сюда! Смотри, что боцман выдал. Новейшая модель с кремневым замком. Такое же дали и Изреелю. — Он взвел курок и нажал на спуск. От ударной пластины посыпался сноп искр. — Больше не нужно возиться с запальным фитилем, следить, чтобы он не промок в дождь. Больше того, оно сделано во Франции! Вот, гляди! — Жак перевернул оружие, показывая Гектору клеймо оружейной мастерской: «MAGASIN / ROYAL». — Одному Богу ведомо, как оно попало сюда из арсеналов короля Людовика.

Гектор отвел Жака в сторонку и сказал, понизив голос:

— Ты уверен, что хочешь присоединиться к этой команде?

— Слишком поздно. Мы с Изреелем уже подписали договор. Нам обещают полную долю от всякой добычи после того, как расплатятся с пайщиками. Ты тоже сможешь претендовать на свою долю, как только докажешь, что ее достоин. Ну, ты даже сможешь получить такую же долю, что и корабельный врач, плюс еще половину. Столько получают канонир и плотник.

— А что с теми людьми Залива, которые остаются?

— О, их подберет другой корабль, который пройдет этим путем, — легкомысленно ответил Жак.

— Но, судя по тому, что мне только что сказал доктор, плавание займет какое-то время, а я надеялся поскорее вернуться на Ямайку.

— Но ты совсем недавно ее покинул… — начал было Жак, потом помедлил и бросил на юношу пронзительный взгляд. — …Или есть какая-то особая причина?

Когда Гектор не ответил, француз закатил глаза и заявил:

— Нет, только не говори мне! Все дело в женщине.

Гектор почувствовал, что краснеет.

— Так, кто она? — спросил, ухмыляясь, Бурдон.

— Она мне просто встретилась.

— Просто встретилась! Да у тебя вообще времени ни на что не было. Наверное, девушка особенная.

— Да, необычная. — Гектор становился все более косноязычен, и, к счастью, Жак заметил его смятение.

— Ну и ладно. Больше ни слова не скажу. Но не слишком-то удивлюсь, коли она разобьет тебе сердце.

* * *

Доктор не стал тратить время, чтобы ознакомить Гектора с его новыми обязанностями. Как только корабль поднял паруса, Смитон повел Гектора в тихий уголок, где на палубе сидел матрос, с повязкой на ноге.

— Когда-нибудь видел «огненную змею»? — спросил Смитон.

— Нет, вряд ли.

— Тогда я тебе покажу. — Повернувшись к матросу, доктор сказал: — Ну-ка, Артур. Пора вытягивать.

Матрос аккуратно размотал повязку, и Гектор увидел, что она прикрывает маленький прутик, прикрепленный к ноге тонкой коричневой ниткой.

— Смотри внимательно, Гектор. Я хочу, чтобы в будущем ты проделывал эту работу. — Врач зажал прутик между пальцев и принялся вращать его, медленно и очень-очень осторожно сматывая нитку. Приглядевшись поближе, Гектор увидел, что Смитон вытягивает нитку из ноги. — Вот она, живая «огненная змея». Вытаскивать ее чертовски больно, — заявил доктор. — Тянуть нужно нежно, чтобы постепенно ее вытаскивать, по дюйму-другому за раз, утром и вечером. Потянешь чуть сильнее, и тварь порвется и исчезнет под кожей. В таком случае неминуема инфекция. — Повернувшись к матросу, он сказал: — Можешь наложить повязку обратно. Завтра тобой займется мой ассистент.

Когда они со Смитоном отошли, Гектор спросил у него:

— Какой длины эта змея?

— Обычно бывает фута два, — ответил врач. — Разумеется, это совсем не змея, а плотоядный червь. Когда его вытаскиваешь, у больного возникает ощущение жжения, отсюда и название.

— И откуда берется такой паразит?

Смитон пожал плечами.

— Не имею ни малейшего представления. Подобное знание можно почерпнуть только из расспросов местного населения. Ну а сейчас воспользуешься своим знанием латыни и поможешь мне навести порядок в аптечке. Покидая Порт-Ройял, я собирал ее в спешке, и она до сих пор в беспорядке.

Он привел Гектора в маленькую каюту под полубаком.

— Как у корабельного врача, — сказал Смитон, вытаскивая кожаный сундук из ниши в углу, — у меня есть привилегия на отдельную каюту, потому что ее можно переоборудовать в судовой лазарет. Все остальные, даже наш капитан с боцманом, не имеют права на особое помещение. На ночь все устраиваются на корабле там, где им хочется, и спят, как они выражаются, на досках.

Он расстегнул ремешок и откинул крышку аптечки. Внутри была груда пузырьков, бутылочек и склянок, маленьких деревянных ящичков, завернутых в бумагу и тряпицы пакетов. А еще — что-то вроде засушенных растений и комплект металлических приспособлений, напомнивших Гектору набор плотницких инструментов.

— Перед отплытием мне выдали тысячу песо из общих денег, чтобы я запасся всем необходимым по своему усмотрению.

Смитон сунул руку в сундук и достал инструмент, походивший на пару клещей с закругленными губками. Он пощелкал им.

— Спекулум ани, — заявил он, — годится для растягивания краев раны при извлечении пули из мягких тканей. В действительности это анальный расширитель, и его сконструировали для расширения заднего прохода. — Он бросил на Гектора веселый взгляд. — Если ты думаешь, будто работа у врача в таком опасном и рискованном предприятии, как наше, будет связана главным образом с последствиями сражений, то разочарую тебя. Это совсем не так.

Доктор взмахнул расширителем в воздухе, словно подчеркивая свои слова.

— Основные недомогания, поражающие моряка, связаны с пищеварением, — это запор и понос. Для первого у нас имеется сироп кассии или сок лакричника — это если действовать с одного конца. А если возник запор, то этим инструментом можно расширить анус и удалить то, что вызывает закупорку на другом конце. Таким образом достигаются расслабление и лечение.

Небрежным жестом Смитон кинул расширитель обратно в аптечку, и тот с металлическим звоном упал на прочие инструменты.

— Я хочу, — продолжал он, — чтобы за следующие несколько дней ты вычистил и смазал все эти инструменты, при необходимости наточил и завернул в промасленную ткань. Нельзя, чтобы на них была ржавчина.

Глядя в сундук, Гектор приметил пилы и долота самого зловещего вида, зажимы и буравы, пинцеты и щипцы всевозможных форм и с захватами причудливой формы, там даже был молоток из эбенового дерева.

Смитон достал из кармана маленькую записную книжку в тканевом переплете.

— Вот, это тебе тоже понадобится. Я хочу, чтобы ты составил список всех пластырей, мазей, масел, сиропов, электуариев, пастилок и лекарственных трав, которые тут найдешь. Отдельно укажешь их количество. Я объясню тебе, для чего можно применять каждое из них, так что со временем ты составишь свой справочник.

* * *

Составляя список снадобий, Гектор добрался до пластыря из донника, который, по словам Смитона, «избавлял от метеоризма», а к тому времени корабль достиг Золотого острова. В точке рандеву — в маленьком заливе, вход в который был обращен к материку, отстоявшему от острова чуть больше чем на милю, — уже ожидали шесть других кораблей. Якорная стоянка идеально подходила для осуществления тайных планов буканьеров. Со стороны моря ее совершенно скрывал скалистый пик на острове, густо заросшем невысоким кустарником и купами хлопчатого дерева, а узкая и ровная полоса пляжа была лучшим местом для лагеря. Под кокосовыми пальмами суетилось множество людей, и на берегу установили целый ряд палаток с кухнями, где готовили пищу.

— Это предприятие почти столь же крупное, как и тогда, когда Морган разграбил Панаму. Мой народ хорошо помнит тот знаменитый рейд, — заметил Дан, разглядывая стоявшие на якорях корабли.

— Наверняка испанцы, опасаясь новых нападений, примут меры предосторожности, — сказал Гектор. Стоя на палубе рядом с мискито, он вновь думал о Сюзанне и гадал, не отправится ли какой буканьерский корабль позже на Ямайку. Тогда бы он мог попытаться убедить своих друзей отправиться туда вместе с ним.

— Жажда золота — большой соблазн, — отозвался мискито. Он указал на каноэ, которое только что вошло в залив и направлялось к берегу, лавируя между кораблями. — Я бы сказал, что эти парни как-то связаны с тем, что затевается.

— Ты знаешь, кто это? — спросил Гектор. Десяток-полтора сидевших в каноэ были для европейцев слишком темнокожими. У одного на голове было нечто вроде металлического тазика.

— Это куна, народ, что живет в горах, вон там. — Дан указал на материк, где ряд за рядом возвышались цепи лесистых холмов, окутанные серыми клубами низких облаков. На Золотом острове царила солнечная и ясная погода, точно такой же она была и тогда, когда друзья записались в команду буканьерского корабля. Но, глядя на материк, складывалось впечатление, что там ждут лишь сумрак и сырость, холодная морось и липкий туман.

— Гектор Линч! — услышали друзья чей-то голос за спиной. Изумленные, они повернулись и увидели вышедшего на палубу капитана Харриса. — Твой товарищ, француз, сказал, будто ты говоришь по-испански.

— Да, верно. У меня мать испанка.

— Ты мне нужен. Пойдешь со мной на берег. Капитаны держат совет с индейскими вождями. На языке куна у нас не говорит никто, но индейцы долго живут с испанцами и научились говорить по-испански.

— Сделаю, что смогу.

Харрис направился к штормтрапу, Гектор пошел за ним следом, и вскоре их обоих повезли на берег. Проплывая мимо буканьерской флотилии, Гектор увидел, что корабль Харриса в ней — самый большой. Вторым по размерам был восьмипушечный шлюп, который казался Гектору смутно знакомым, а самым маленьким кораблем была пинаса, столь крохотная, что на ней вообще не имелось орудий. И Гектор пришел к такому выводу: что бы ни было на уме у буканьеров, успех всего предприятия основывается на их численности, а не на огневой мощи кораблей.

Юноша шел по берегу за Харрисом. Возле тропинки стояла группа индейцев, только что приплывших на каноэ. Индейцы куна не отличались высоким ростом, как мискито — единственные из аборигенов Карибского моря, которых до сих пор встречал Гектор, — но они были хорошо сложены и крепки, со смуглой желтовато-коричневатой кожей и прямыми черными волосами. На их лицах выделялись крупные носы, от которых к уголкам рта пролегали глубокие морщины, придавая индейцам суровое и строгое выражение. Судя по всему, вождем у них был мужчина, носивший на голове металлический тазик, оказавшийся древним испанским шлемом из отполированной меди. Как и большинство его сотоварищей, он был совершенно обнажен, не считая золотого воронкообразного колпака на пенисе, укрепленного на поясе при помощи шнурка. В одной ноздре у вождя болталась золотая пластинка в виде полумесяца. Однако наибольшее внимание Гектора привлек другой индеец — единственный куна, который прикрывал свое тело. От щиколоток до шеи он завернулся в одеяло, а остававшаяся на виду кожа — руки, ступни и лицо — была неестественно белой, придавая ему облик привидения, и обезображенной красными прыщами и следами от укусов. Когда он повернулся и посмотрел на Гектора, его полуприкрытые веки затрепетали, и на потрескавшихся губах выступили капельки крови.

В знак приветствия Харрис вежливо снял шляпу и прошел мимо куна, и вслед за ним Гектор оказался на маленькой поляне в кокосовой рощице, где уже собрались остальные командиры буканьеров. Они стояли небольшими группками и негромко переговаривались. Гектор насчитал семерых капитанов, их сопровождали помощники. Один из капитанов, стоявший спиной к Гектору, поднял руку и почесал в затылке. Гектор вдруг понял, почему восьмипушечный шлюп в бухте показался ему знакомым. Это был корабль, который перехватил «Небесную радугу». В тот самый миг, как Гектор сообразил, что к чему, Джон Коксон повернулся, собираясь поприветствовать Питера Харриса, и взгляд буканьерского капитана упал на Гектора. Стремительно промелькнувшая по лицу гримаса гнева, которая исказила его черты, не оставляла никаких сомнений, что и он узнал юношу.

— Капитан Харрис, жаль, что вас не было с нами раньше, — проскрежетал Коксон. — Последние пять дней мы совещались с куна и уже готовы принять решение.

— Я привел самый большой отряд, поэтому очень хорошо, что вы меня дождались, — ответил в том же духе Харрис, и Гектору стало ясно: между этими двумя капитанами существует едва скрываемое соперничество.

— Давайте ближе к делу, — миролюбиво заметил еще один из капитанов, человек среднего роста, с округлым добродушным лицом и мясистыми, оттопыренными губами, как у карпа. Уголки его рта были опущены книзу. Очевидно, ему нездоровилось, он опирался на палку и обильно потел, глядя на собравшихся водянисто-голубыми глазами. Гектору показалось, что он ощутил исходящую от буканьера неискренность, словно бы едва уловимый запах мошенничества.

— Верно, капитан Шарп. Не будем заставлять ждать наших друзей куна, — согласился Коксон. Он зашагал туда, где под деревьями были расставлены скамьи, и взмахом руки пригласил куна. Бледный человек в одеяле вперед не пошел, но переместился под укрытие глубокой тени.

Когда началось собрание, Гектор узнал имена остальных буканьерских капитанов. Двое из них, Эллестон и Маккет, выглядели фигурами калибром поменьше, поскольку нечасто вступали в общий разговор. Третий, Эдмунд Кук, представлял собой загадку. Для морского волка он одевался чересчур изысканно, поверх свободной розовато-лиловой блузы носил широкий кружевной воротник с закругленными уголками, а к плечу у него был прикреплен пучок разноцветных лент. Совершенно по-иному выглядел сидевший рядом с ним капитан Соукинс, который о своей внешности как будто совсем не заботился. Его грязные небритые щеки покрывала щетина, и он явно принадлежал к тем людям, кто предпочитает не говорить, а действовать. Он нетерпеливо поглядывал то на одного выступавшего, то на другого, продолжая играть рукоятью висевшего на поясе кинжала. Когда Коксон с Харрисом вступали в препирательства, а такое происходило постоянно, Соукинс по большей части принимал сторону Харриса.

Только двое из индейцев куна говорили по-испански, к тому же понимать их мешал сильный акцент. При каждом слове золотые пластинки в носу двигались вверх-вниз по верхней губе и искажали звучание. Иногда, когда никто не мог ничего понять, говорившему приходилось приподнимать рукой пластинку и обращаться к слушающим, придерживая ее рукой. Гектор сумел уяснить, что куна подтверждают свое предложение стать проводниками и носильщиками для буканьеров, если те отправятся в рейд на материк и нападут на испанское поселение, где живут рабочие копей. Было очевидно, что куна ненавидят испанцев. Если верить индейцам, испанские рудокопы используют рабов на промывке золотоносного речного песка, затем перевозят намытое золото в городок под названием Санта-Мария. Каждые четыре месяца добытое отправляют в город Панама, и в скором времени должна быть отгружена очередная партия.

— Давайте не будем терять времени. — Это заговорил капитан Соукинс. У него был такой вид, словно он готов вскочить на ноги и немедленно броситься в бой с клинком в руке. — С каждым днем, что мы торчим тут, увеличиваются шансы на то, что золото утечет у нас между пальцев.

— А как быть с нашими кораблями? Кто останется охранять их, пока наши люди будут в рейде? — настороженно спросил Маккет.

— Предлагаю вам с капитаном Эллестоном остаться тут со своим отрядом, — высказался Коксон. — Окончательный раздел добычи будет произведен только после нашего возвращения, и ваши люди получат полную долю.

Приступ кашля заставил его оглянуться на капитана Шарпа.

— Вы достаточно здоровы, чтобы отправиться вместе с нами? — спросил Коксон.

— Ну, разумеется. Не хочу упускать такого шанса, — ответил болезненно выглядевший буканьер.

— Тогда решено, — заключил Коксон. — Мы выступаем на Санта-Марию, скажем, в трехдневный срок. Двигаемся отрядами-«ротами» по кораблям, но под единым командованием, под руководством одного командира.

— И кто будет этим командиром? — иронически осведомился Харрис. Гектор заподозрил, что о таком решении капитаны договорились еще до появления Харриса.

— Нас поведет капитан Коксон. Думаю, он подойдет лучше всего, — объявил Шарп. — В конце концов он был с Морганом в Панаме. У него больше опыта.

Коксон выглядел очень довольным собой. Он запустил руку под рубашку и принялся чесаться. Гектор узнал этот жест.

Потом Коксон повернулся к куна и, нарочито игнорируя Гектора как переводчика, на ломаном испанском сообщил им о принятом решении. Куна с обрадованным видом встали, собираясь вернуться к своему каноэ.

— Интересно, из какого золота они делают эти штуки, что в носы всовывают? Откуда они его берут? — пробормотал моряк, стоявший рядом с Гектором. Голос показался знакомым, и Гектор оглянулся и увидел, это был один из людей Коксона, беспалый матрос. — Не ожидал тебя тут увидеть, — сказал он Гектору, в свою очередь узнав юношу. — Только не забывай, кто командует этой экспедицией, — обронил он со зловещей улыбкой.

* * *

Как бы ни был Коксон ненавистен и подозрителен Гектору, юноша вынужден был признать, что капитан буканьеров свое дело знает. Прежде чем завершился совет, Коксон отдал недвусмысленный приказ, чтобы ни один корабль не отплывал от Золотого острова, из опасения, что могут поползти слухи о готовящемся нападении. На следующий день каждому участнику буканьерской экспедиции выдали из общих запасов свинец для пуль и по двадцать фунтов пороха. Вдобавок лагерные повара занялись выпечкой пресного хлеба, из расчета по четыре каравая на человека.

— Если станем питаться только этим, то очень скоро мы будем выпрашивать у Гектора те сушеные листья кассии, что у него в ранце лежат, — заметил Жак, с сомнением разглядывая полученный походный паек. — Неудивительно, что их называют «клецками».

Ранним утром третьего дня после совета он с Изреелем и Гектором сидел на пляже. Половина экспедиции уже высадилась на берег, и Дан отправился вперед вместе с разведчиками.

— Брось страдать, — сказал Жак Гектору, которого удручало, что он никак не может вернуться на Ямайку. — Представь себе, как ты возвращаешься к своей даме, а карманы у тебя набиты золотым песком.

— Ты помощник корабельного врача и в боях вроде не должен участвовать, — прибавил Изреель. — Твоя задача — идти вместе с колонной и не потерять походную аптечку. Если есть запас лекарств, это замечательно поддерживает боевой дух. Лучше разве что только бочонок с ромом.

К друзьям, в сопровождении одного из проводников-куна, подошел Дан.

— Гектор, можешь перевести? Этот человек что-то хочет сказать, но я не пойму его испанский.

Гектор прислушался к проводнику, затем объяснил:

— Все должны оставаться на тропе. Он говорит, нужно уважать духов леса. Если их потревожить или рассердить, добра не жди. — Он поправил на плечах ранец, где находились основные лекарства и медицинские инструменты, которые Смитон отобрал и уложил для Гектора. Сам врач еще не высадился, и сундучок главной аптеки лежал на земле, тяжелый и неудобный.

— Давай я возьму, — сказал Изреель, взваливая сундучок на плечо. — Вон впереди зеленый флаг Харриса.

Еще одно свидетельство компетентности Коксона, подумал про себя Гектор. Буканьерский капитан распорядился, чтобы после высадки буканьеры собирались возле флага своего капитана и следовали за ним, когда колонна двинется в глубь материка. Это означало, что недисциплинированные и непослушные буканьеры сохранят на марше подобие хоть какого-то порядка, а не превратятся в хаотически двигающуюся толпу. Как заметил Гектор, два капитана, Соукинс и Кук, выбрали для себя красные стяги с желтыми полосами, но, по счастью, флаг Кука отличался тем, что тот добавил на полотнище еще и изображение руки, сжимающей меч.

Отряд капитана Шарпа начал движение, он шел под красным флагом, на древке которого красовался вдобавок пучок зеленых и белых лент. Он должен был возглавить поход, и за командой Шарпа медленно двинулась в путь остальная колонна. Вскоре свыше трехсот человек, скользя и спотыкаясь на прибрежной гальке, прошли по берегу до речного устья. Здесь проводники-куна свернули в сторону от моря и повели буканьеров через заброшенную банановую рощу, а затем — в настоящий лес, где ветви деревьев образовывали над головой своеобразный балдахин, не пропускающий солнечный свет. Почва под ногами, усыпанная палой листвой и мягкая от лесного перегноя, была сырой. В тяжелом и влажном воздухе раздавались приглушенные людские голоса, изредка слышалось, как кто-то смеется, кашляет или громко сплевывает. Местность постепенно поднималась, тропа извивалась, огибая места, где слишком густо растущие деревья мешали проходу, их стволы блестели от влаги. Иногда колонна выходила к маленьким ручейкам, которые с плеском преодолевались вброд. Из-за удушливой духоты кое-кто уже испытывал жажду, поэтому люди зачерпывали воду из ручьев шляпами и так пили.

Вскоре после полудня колонна остановилась. Индейцы-куна успели приготовить для буканьеров бивак: еще на одной покинутой банановой плантации были возведены маленькие шалаши с тростниковыми стенами и крышами. Некоторые буканьеры предпочли бы ночевать на воздухе, но куна пришли в волнение. Они настаивали, что путникам нельзя оставаться на открытом месте. Те, кто станет спать на земле, рискуют быть укушенным ядовитыми змеями. Гектор заинтересовался, не просто ли это предлог, чтобы буканьеры не слонялись без дела по биваку, но внезапно раздался встревоженный крик, а следом поднялась суматоха. Гектор увидел взметнувшуюся вверх и опустившуюся саблю. Смитон, который с опозданием присоединился к колонне, поспешил на шум и суету, и Гектор, одолеваемый любопытством, заторопился за доктором. Они обнаружили потрясенного буканьера, с кончика сабли которого свисала обезглавленная змея. Пятнистая зелено-коричневая гадина имела в длину по меньшей мере четыре фута. Отыскав отрубленную голову, Смитон подобрал ее и осторожно разжал челюсти. В пасти безошибочно угадывались ядовитые зубы.

— Настоящая гадюка, ее укус почти наверняка смертелен. Великолепно! — пришел в восторг доктор. Он перевернул ромбовидную голову, проверяя, есть ли на горле желтое пятно, и спросил у буканьера, может ли он забрать убитую змею. Затем Смитон зашел Гектору за спину и тот почувствовал, как шлепнул по коже открываемый клапан ранца и как потом внутрь засунули мертвую змею. По спине у Гектора побежали мурашки.

— Первая награда за наше приключение, — заявил Смитон откуда-то сзади. — Изрубить на мелкие кусочки, и получим существенный ингредиент нашего Theraci Londini, в разговорном языке известном как «лондонская патока».

— Зачем это? — спросил Гектор, испытывая неудобство от упиравшейся в спину свернутой мертвой змеи. Убитая тварь оказалась на удивление тяжелой.

— Превосходное лекарство от чумы. Мелко нарезанные фрагменты опускают в настой из множества целебных трав. Возможно, у индейцев куна есть свои рецепты. В один день — «огненная змейка», а гадюка — в другой. — Врач издал довольный смешок.

* * *

На следующее утро Смитона одолевало страстное желание разыскать целителя-куна, чтобы расспросить того о туземных лекарствах. Экспедиция потащилась дальше в Кордильеры, а его и Гектора проводник-куна отвел в одну из близлежащих индейских деревень. Удалившись от шумной и гомонящей походной колонны, Гектор слышал звуки леса. Щебетали и ворковали птахи, внезапно хлопали крылья; иногда среди деревьев мелькали красные и ярко-зеленые или пронзительно-голубые и желтые пятна — это на безопасном удалении проносились птицы. Порой они снова усаживались на нависающие ветви, отчего становились похожими на диковинные соцветия. Совсем рядом, рукой подать, раздалось наглое уханье, похожее на совиное. Минутами позже стая черных обезьян дикой ордой проскакала по верхушкам деревьев. Они поедали дикие фрукты и, к изумлению Гектора, нарочно швыряли в путников кожуру и косточки, оставшиеся от предыдущих трапез. Один самоуверенный самец резво прыгал с ветки на ветку, пока не оказался прямо над Гектором и Смитоном, а потом решил продемонстрировать чужакам свое презрение и выпустил, целясь в них, струю мочи. Жидкость дробно простучала по лесной почве.

Деревня индейцев куна была разбросана на отроге возвышенности, и дорога к каждому сложенному из тростника домику вела через банановую рощу. В центре поселения находился «длинный дом», громоздкий и высокий, который Гектор мог сравнить лишь с самым большим амбаром, какой видел в жизни. Подобно прочим сооружениям куна, у лишенного окон «длинного дома» не было верхнего этажа, а огромная крыша опиралась на необычайно толстые деревянные столбы. Гостей провели внутрь, в полумрак, и представили деревенскому лекарю. Тот, вместе с полудюжиной деревенских старейшин, поджидал их, возлежа в гамаке, подвешенном между двумя столбами.

С умного, изборожденного морщинами лица деревенского лекаря на пришельцев смотрели из-под полуопущенных век темные глаза; по виду индейцу могло быть от пятидесяти до семидесяти лет. К счастью, он говорил по-испански.

— Сколько времени у твоего друга? — спросил лекарь у Гектора, когда юноша объяснил, что Смитон — корабельный врач и надеется чему-то научиться у лекарей-куна.

— Мы должны присоединиться к нашим товарищам к концу дня, — сказал Гектор.

На лице куна отразилось изумление.

— Я пять лет ходил в помощниках у своего отца. Затем меня отослали учиться у одного из друзей отца. С ним я провел следующие двенадцать лет. Только после этого я мог начать помогать больным.

— Мой товарищ всего лишь хочет узнать о том, какие растения могут исцелять и как их следует применять. Я буду делать записи, а если позволят, возьму несколько образцов снадобий.

Куна жестом прервал Гектора.

— Тогда ему нужно говорить с ина дулед. Это тот, кто готовит снадобья. Я — игар висид, знаток заговоров. Само по себе снадобье не излечивает. Настоящую исцеляющую силу надо искать в мире духов.

Пока Гектор переводил, вид у Смитона становился все более разочарованным, и он спросил:

— Нет ли сейчас у знатока заговоров каких-нибудь пациентов, на которых я бы мог взглянуть?

Игар висид качнулся в своем гамаке и спрыгнул на пол.

— Идем со мной.

Он привел гостей к маленькой хижине, стоящей наособицу на поляне неподалеку от деревни. Казалось, оно охвачено огнем, так как из-под тростниковой крыши сочился дымок. Куна толкнул низкую дверь и вошел, пригнувшись, внутрь. Гектор наклонился, собираясь войти следом, и у него тут же перехватило дыхание. В хижине висел густой дым, так что глаза защипало, и юноша с трудом видел из-за навернувшихся слез. В гамаке, натянутом поперек маленькой комнатушки, неподвижно лежал мужчина. Под гамаком стояло с десяток куколок. Некоторые были в высоту не больше шести дюймов; другие — раза в три-четыре больше. Почти все фигурки были человеческими. Куколки были вырезаны из дерева, и некоторые выглядели очень древними, местами они почернели от времени, формы их сгладились от многолетних прикосновений. Лекарь-куна присел и принялся переставлять фигурки, что-то вполголоса то напевая, то приговаривая.

— Спроси, что он делает, — сказал Смитон.

— Эти фигурки — нучунга, — ответил знахарь. — Они представляют тайных духов, которые всегда нас окружают. Они могут помочь вернуть душу больного. Больной страдает от болезни, потому что на его душу напали. Словами своих песен-заговоров я призываю помощь нучунга.

Врач несколько минут выслушивал напевы куна, а потом закашлялся и сказал Гектору:

— Давай выйдем на свежий воздух.

Когда они с игар висид шагали обратно в деревню, Гектор спросил о светлокожем куна, которого видел на совете на Золотом острове, поинтересовавшись, не страдает ли тот от какой-то болезни?

Несколько шагов игар висид прошел молча. Когда же он заговорил, то стало ясно, что обсуждать эту тему ему не хочется.

— Он — из детей луны. Они рождаются среди нас, и кожа у них никогда не меняет цвет, оставаясь белой. Волосы у них всегда светлые. Хорошо им только в темноте. Тогда они счастливы, прыгают и поют. Их глаза видят во мраке и светятся. По нашему обычаю, в жены дети луны берут только таких же, как они.

— У него много болячек и укусов насекомых. Вы можете исцелить его своими песнями? — Гектор задал этот вопрос, и ему стало немного стыдно. Он думал вовсе не о научных исследованиях Смитона, его волновали собственные страдания от укусов кровососущих насекомых. Он надеялся, что у куна найдется нечто, что облегчит мучения после болезненных укусов.

— Великая Мать и великий Отец создали этих детей луны, и они всегда будут такими, как есть. Заговорами и напевами их состояние не изменить. Припарки же из лесных растений немного умеряют их страдания.

Вернувшись в деревню индейцев куна, Смитон с Гектором из вежливости перед старейшинами деревни провели некоторое время в «длинном доме», отвечая на их вопросы. Куна хотели знать, какова численность буканьеров, откуда те родом и что они намерены делать. У Гектора сложилось впечатление, что куна рады видеть тех, кто нападает на испанцев, но подозревают чужаков в том, что они захотят тут остаться. Когда же Смитон и Гектор покидали деревню, чтобы воссоединиться со своими товарищами, игар висид тихонько подошел к Гектору и вложил ему в руку маленький сверток. Это оказался сложенный зеленый лист, перевязанный длинным растительным волокном.

— Ты спрашивал о припарках, что делают для детей луны, — промолвил знахарь. — Вот что я отыскал для тебя. Это немного мази, какую используют в этих припарках. Ее дал мне один из детей луны. Надеюсь, тебе пригодится.

— А что в составе этой мази?

Куна смущенно пожал плечами.

— Знаю только, что в нее добавляют семена определенных плодов, названия которых нет в вашем языке. Семена твердые и черные, размером с кулачок ребенка. Ина дулед размалывает их в порошок, который затем всыпает в мазь вместе с другими целебными травами. Мазь еще заживляет язвы и прочие болячки на коже.

Гектор снял с плеча лямку ранца, и когда он засовывал внутрь пакет, Смитон поинтересовался:

— Что тебе дали?

— Какую-то мазь для кожи, — ответил Гектор.

— Будем надеяться, она действует. Маловато же дали наши розыски.

Но Гектор не ответил. Он не отрывая глаз смотрел, как змея, которую он до того принимал за маленький холмик темной вывороченной земли возле тропы, распустила свои кольца и уползла в подлесок.