Из Сабанга мы отправились в дальнейшее плавание с новым, не хуже прежнего грота-реем. На рей пошло найденное нашими моряками в ближайшем лесу высокое дерево, которое ошкурили, обтесали и доставили на корабль. Впереди лежал Малаккский пролив — Салахат, как называли его арабы. Из семи морей, которыми шли в Китай арабские мореходы, Салахат — пятое море, на правом берегу которого находилось царство Великого махараджи, а на левом — порт Кала (вероятно, современный Кедах), куда корабли заходили за оловом, железной рудой и строительным лесом — товарами, имевшими в Китае устойчивый спрос. В Малаккском проливе ветер часто меняет направление, но в летние месяцы ветры все больше южные, для кораблей, идущих в Китай, неблагоприятные, встречные. Под воздействием этих ветров неблагоприятным становится и течение. Приняв во внимание эти незавидные обстоятельства, я решил идти по проливу, держась побережья Суматры и пользуясь сочетанием бриза и приливо-отливного течения.
Теперь «Сохар» бороздил не безбрежные воды Индийского океана, а шел вдоль берегов Суматры, поросших почти на всей своей протяженности тропическим лесом. За день мы проходили тридцать-пятьдесят миль, в зависимости от погодных условий. Временами «Сохар» штилевал, а временами продвижению вперед нашего судна препятствовал встречный ветер. В этом случае мы вставали на якорь, что позволяла малая глубина, не превышавшая шестидесяти морских саженей, и ждали попутного ветра.
Мы ушли из Сабанга 7 мая. Перед самым отплытием нам пришлось заделывать щели в днище. Их было немного, и они были узкими, но все же каждые три-четыре часа воду из трюма приходилось откачивать. Щель заделали с двух сторон (подводные работы выполнили наши ныряльщики), используя смазанную бараньим жиром хлопчатобумажную ткань. Течь прекратилась, и мне осталось опасаться лишь одного: не придется ли по вкусу бараний жир вечно голодным крабам, продолжавшим путешествовать вместе с «Сохаром»?
14 мая мы обогнули северную оконечность Суматры и вошли в Малаккский пролив. Холмистая местность на побережье сменилась болотистыми низинами. В проливе тут и там виднелись рыбачьи лодки. Рыбаки бросали в воду связку пальмовых веток с грузом, ждали, когда вокруг нее соберется рыба, а затем, окружив эту рыбу небольшой сетью, вылавливали ее. На наше необычное судно, медленно шедшее по проливу, они смотрели с любопытством. Иногда мы подходили к рыбачьим лодкам и за бесценок покупали рыбу себе на ужин.
Вода в проливе у берегов Суматры была теплой и мутной — реки и ручьи острова сносили в пролив донные отложения. У берегов плавали вырванные с корнем деревья, ветки, полузатопленные стволы, во время прилива качавшиеся на волнах. Да и морских обитателей в проливе было немало. Нередко в поле нашего зрения оказывались дельфины, охотившиеся за рыбой. А однажды внезапно всплыл серый горбатый кит. Он поднял в воздух чуть ли не все свое огромное туловище и, как нам показалось, с интересом взглянул на «Сохар», а затем с неимоверным шумом плюхнулся в воду. В другой раз какое-то существо, выставив над водой лишь странно выглядевший тонкий серповидный плавник, долго кружило вокруг нашего корабля. Что это было за существо, не поняли даже наши биологи. К удовольствию Эндрю, нам попались на глаза и несколько морских змей, а Дик и вовсе не остался в накладе. К спасательному тросу, тянувшемуся за кормой нашего корабля, который Дик регулярно осматривал, теперь, по его словам, ежедневно присасывались не десять — двадцать личинок ракообразных, как в водах Индийского океана, а сто — сто пятьдесят, что лишний раз подтвердило: теплый Малаккский пролив является местом активного размножения многих морских существ, обитающих в водах Индийского и Тихого океанов.
Однажды на палубу вышел Ричард с воздушным змеем в руках. На змее он собирался укрепить фотокамеру, чтобы снять «Сохар» с высоты. Зрелище обещало быть любопытным, и потому почти все члены нашей команды, устроившись на планшире, стали наблюдать за действиями фотографа. Подготовив свое детище к запуску, Ричард зашел в туалет, решив использовать это место как стартовую площадку. Однако фортуна в тот день явно не благоволила ему. Сделав неловкое движение, Ричард зацепился плечом за трос, и его соломенная шляпа, в которой он неизменно ходил, упала за борт. Зрители дружно хохотнули. Однако настрой публики Ричарда не смутил. Достав из кармана катушку с лесой, он кое-как закрепил ее на ограждении туалета и привязал змея к лесе, но только, видно, обыкновенным дилетантским узлом, ибо оманцы, доки по части морских узлов, заговорщицки зашушукались. Затем Ричард переместил змея за борт, катушка стала разматываться, а змей подниматься в воздух. Однако Ричард не учел силы ветра. Ветер подхватил змея и стремительно понес в сторону. Катушка бешено завращалась, давая ход лесе. Ричард попытался удержать лесу руками. Куда там! Нейлоновая леса жгла пальцы, и Ричард, заверещав, стал перекладывать лесу из руки в руку, сопровождая эти судорожные движения пританцовыванием на месте, отчего его набедренная повязка поползла вниз и едва не упала к самым ногам, вызвав на планшире непочтительный смех. В это время катушка с лесой упала на палубу и стала вращаться еще быстрее. Ричард не оставлял попытки удержать лесу. Но вот ее конец скользнул между пальцами незадачливого фотографа, и ярко-желтый воздушный змей отправился в свободный полет, устремившись к берегу Суматры (оказалось, что Ричард забыл привязать конец лесы к катушке).
Однако Ричард не сдался: у него был еще один змей. Он вынес его на палубу, прихватив и специальные кожаные перчатки. Таких перчаток у него было несколько пар, и то, что он не воспользовался этими причиндалами при первом запуске воздушного змея, я отнес к его всегдашней рассеянности. Надев перчатки, полуголый Ричард стал походить на Белого Кролика из «Алисы в стране чудес». Однако на этот раз запуск змея прошел успешно. Довольный Ричард стал прилаживать к лесе камеру, что оказалось нелегким и долгим делом. Сначала он поместил фотокамеру в пластиковый пакет, а затем — в диковинную люльку из мангрового дерева, к которой привязал надутый воздушный шарик на случай, если его драгоценная фотокамера сорвется и упадет в воду. Ричард провозился с камерой полчаса, но, когда он собрался поднять ее в воздух, случилось так, что возникла необходимость совершить поворот через фордевинд. Я подошел к фотографу, объяснил ситуацию и, сославшись на то, что бизань-рей при его перемещении вокруг мачты может запутать или порвать лесу, попросил Ричарда подтянуть змея к борту или вообще на время его убрать. Ричард кивнул, и я рассудил, что вопрос улажен.
Экипаж начал выполнять сложный маневр, и о Ричарде и его змее я на время забыл, следя за действиями матросов. Но вот воздушный змей оказался в поле моего зрения. Надо же! Ричард лишь немного подтянул змея, и теперь змей находился с подветренной стороны на пути паруса, перемещаемого матросами на другую сторону мачты. Сообразив, что воздушному змею угрожает опасность, Ричард стремглав подбежал к планширю, к которому его привязал, и попытался развязать узел. Узел, разумеется, не развязывался. Ричард снял перчатки и бросил их под ноги. Тщетно! Узел уперся и ни в какую не поддавался. Парус стал разворачиваться, приводя Ричарда в ужас: змею грозила безвременная кончина. Надо было что-то срочно предпринимать, и Ричард пустил в ход перочинный нож. Он перерезал лесу, да только не там, где нужно: не между узлом и свешивавшейся с планширя катушкой, мешавшей развязать узел, а между узлом и змеем, который тем самым обрел свободу.
В то время корабль шел по ветру, и получивший свободу воздушный змей устремился к носу «Сохара», таща за собой по палубе длинную лесу. За ней вприпрыжку помчался Ричард, время от времени нагибаясь и пытаясь ее схватить, но леса каждый раз ускользала. Наконец Ричард добрался до носа судна, снова нагнулся и даже ухватил лесу за кончик, но удержать ее не сумел — леса упала в море. Тогда Ричард вскарабкался на планширь, растерянно огляделся по сторонам, а затем, к всеобщему изумлению, прыгнул в воду, да еще неудачно — плюхнувшись животом.
— Ричард, отплыви в сторону! В сторону! — крикнул я.
К счастью, судно Ричарда не задело.
— Бросьте ему канат! — оглянувшись, произнес я.
Видно, сообразив, что до змея ему не добраться, Ричард ухватился за брошенный ему трос, и мокрого фотографа подняли на борт. Он уныло смотрел вперед, стараясь разглядеть, где же змей.
— Эй! Да эта штуковина за кормой, теперь плавает, — прогремел чей-то голос.
И в самом деле, воздушному змею, видно, надоело летать, и он приводнился, пропустив корабль вперед. Поймав умоляющий взгляд фотографа, я отправил за змеем Эндрю, нашего лучшего пловца, оговорив, что воздушного змея он подтянет к кораблю на веревке, а веревку привяжет к поясу. Несколькими минутами позже воздушный змей, к радости Ричарда, был поднят на борт. Однако не следующий день Ричарду пришлось пережить новое, ни с чем не сравнимое потрясение. Запущенный змей неожиданно упал в воду перед самым носом «Сохара», где и нашел свой конец (замечу в скобках: к моему немалому облегчению).
От Сабанга до Сингапура, следующего порта, куда я собирался зайти, мы добирались около месяца. Наш переход по Малаккскому проливу быстрым не назовешь. По утрам «Сохар», как правило, штилевал, а во время прилива нам приходилось становиться на якорь, чтобы корабль не снесло к берегу. Днем воздух над Суматрой нагревался, и на западе над гористой местностью появлялись грозные тучи; вскоре в отдалении начинал греметь гром, освещая горы вспышками молний. Затем тучи, перевалив через хребет, нависали над прибрежной низиной, медленно надвигаясь на воды пролива. По вечерам в таких случаях задувал свежий ветер и начинал идти дождь. Паруса оживали, мы поднимали якорь, и «Сохар» устремлялся в темноту ночи.
Ночью налетал шквал, а дождь переходил в тропический ливень. Впередсмотрящий, устроившись у бушприта под навесом из парусины, вглядывался во тьму, стараясь увидеть, нет ли по курсу рыболовных суденышек, а по правому борту — пены, оповещающей об опасной близости берега. Как правило, ливень сопровождался электрическим буйством. Молнии сверкали так часто, что все пространство вокруг «Сохара» оказывалось в огне и невозможно было определить, какая из многочисленных молний вызывала очередной раскат грома, не умолкавшего ни на миг. Временами зигзагообразные молнии разряжались так близко от корабля, что слышался громкий треск, напоминавший щелканье чудовищного кнута, при этом искры разряда летели над кораблем, словно шрапнель, принуждая инстинктивно вжимать голову в плечи.
Восточный берег Суматры представляет собой болотистую низину, куда реки и ручьи острова выносят донные отложения, образуя у побережья илистые банки и песчаные бары. Большинство этих отмелей ни на картах, ни в лоции не указаны, ибо под воздействием приливно-отливного течения постоянно меняют свое местоположение. Сесть на мель — перспектива не из приятных. Кроме того, для нашего корабля, шедшего вблизи берега, представляли нешуточную опасность установленные на сваях многочисленные хибары с крышами, но с открытыми стенами, возведенные на отмелях местными рыбаками, которые с незастроенной стороны этих сооружений закидывали в воды пролива свои сети и удочки. Правда, ночью все эти постройки были мало-мальски освещены, но огни, чтобы приманить рыбу, несли и рыбачьи лодки, и, когда мы шли по проливу, не всегда было можно определить, какие огни освещают лодки, а какие — постройки, установленные на отмелях.
В сложных, неясных случаях впередсмотрящий обращался ко мне за помощью. Да я и сам в этих случаях задавался вопросами: обойти ли огни, что по курсу нашего корабля, или пройти между ними? Какова высота прилива? На какой глубине идем? Не снесло ли нас к берегу? Да и каких только вопросов не задавал я себе, стараясь принять правильное решение! Если я приходил к заключению, что корабль идет на опасное сближение с берегом, я подавал команду: «Поворот через фордевинд!» Услышав мою команду, матросы начинали отдавать шкоты, сопровождая свои действия возгласами: «Lessim! Lessim! Трави мало-помалу!» Другие матросы наваливались на низ грота-рея, чтобы придать ему вертикальное положение, после чего когда Салех, когда Абдулла перемещал грота-шкот на другой борт корабля и там закреплял. Затем матросы начинали потравливать тросы, контролировавшие угол наклона рея, в результате чего грота-рей снова принимал наклонное положение, но только по другую сторону мачты. После того как рей принимал нужный угол наклона, матросы бросались к шкоту и, восклицая «Yah Allah! Yah Allah!», ставили грот в новое положение. Наконец раздавался возглас «Mawal Крепи», и «Сохар» начинал идти по новому курсу.
За время, что мы провели в море, наша команда набралась опыта, и поворот через фордевинд теперь не вызывал больших затруднений. Теперь на этот маневр даже при сильном ветре уходило всего лишь десять минут вне зависимости от времени суток. И все же я каждый раз нервничал, особенно когда мы находились в Малаккском проливе. Допусти мы хотя бы одну-единственную ошибку, и «Сохар» мог врезаться в рыбацкую постройку на отмели. Стоило зацепиться хотя бы одному тросу или парусу — и судно станет неуправляемым. К счастью, этого ни разу не случилось, но когда мы ночью оказывались в опасной близости от рыбацкой постройки, я часто думал о том, как воспринимают находящиеся на ней местные рыбаки наш необычный корабль. Вероятно, принимали его за призрак. И в самом деле, внезапно невесть откуда на них надвигался арабский бум с бушпритом, похожим на огромное фантастическое копье, и с треугольными парусами, сродни крыльям летучей мыши, — надвигался в тишине ночи, нарушавшейся лишь легким скрипом снастей и шипением волн. Затем внезапно раздавался странный, необычный (исходивший от блоков) визг, а паруса начинали неожиданно поворачиваться, после чего корабль исчезал во тьме ночи столь же внезапно, как и являлся взорам, вероятно, ошарашенных рыбаков. Да и как им было не удивляться, если они арабских кораблей сроду не видели!
Малаккский пролив известен весьма опасным участком для мореплавания, находящимся в южной части пролива, Южные пески, так его называют. В этом месте обширные мели как с восточной, так и с западной стороны оставляют для кораблей всего лишь узкий проход — и это в районе оживленного судоходства, в котором и без того нам следовало все время быть начеку. Наиболее обширные мели вдаются в пролив со стороны Суматры, и потому я приказал пересечь пролив и идти вдоль малаккского берега, кстати, последовав рекомендации Ахмеда ибн-Маджида, который еще в XV веке предупреждал мореходов о коварстве Южных песков.
И все же мы чуть было не сели на мель. Это случилось ночью. Мы шли, всматриваясь во тьму, стараясь не налететь на встречный корабль, когда ветер неожиданно изменил направление.
Первым тревогу забил Камис-полицейский, стоявший у румпеля:
— Капитан! Капитан! Курс юго-запад!
Я встревожился, встревожился не на шутку: нас несло к Южным пескам.
— Измерить глубину!
Лот ушел в воду, и донесение не заставило себя ждать.
— Четыре сажени, капитан!
Мой бог! Мы находились вблизи Южных песков. Я знал, что обращенный к морскому проходу склон этой банки обрывистый и высокий, и, если ветер усилится и мы налетим на банку, «Сохару» несдобровать — судно разнесет в щепки! Глубина в четыре сажени означала, что мы находимся слишком близко от банки, поэтому на поворот через фордевинд времени не было, а одним рулем изменить курс корабля было немыслимо.
— Отдать оба якоря! — приказал я.
Первым в воду отправился верп, но в вертикальном положении якорная цепь оставалась недолго — верп лег на дно через две-три секунды, после чего цепь натянулась под острым углом к корме.
— Отдать становой якорь!
Трехсотпятидесятикилограммовый становой якорь отправился в воду, но якорная цепь прогрохотала лишь миг — мелководье!
— Потравить обе цепи! Дик, измерь глубину!
— Четыре сажени. Четыре сажени. Три с половиной…
Три с половиной сажени — значит, мы у самого склона банки.
— Закрепить цепи! Дик, оставь лот на дне. Проследим за сменой приливо-отливного течения.
Через двадцать минут я подошел к лоту. Прежде чем лот стал подпрыгивать, отталкиваясь от песчаного дна, мне пришлось выбрать полсажени слабины линя. Глубина уменьшилась и теперь составляла только три сажени. Тому могло быть два объяснения: либо начался отлив, либо якоря плохо держат и «Сохар» снесло еще ближе к банке. Но так или иначе, положение было критическим. Оставалось одно: завести на резиновой лодке малый якорь на глубину и с его помощью оттянуть корабль от банки. Однако ночью подобная операция сопряжена с немалой опасностью. Отдать якорь с маленькой лодки не так-то просто, тем более в темноте. Можно зацепиться за стремительно уходящую в воду цепь рукой или ногой, а тогда шансы освободиться от цепи и выплыть крайне невелики. Но у меня выбора не было. Следовало как можно быстрее оттянуть корабль на глубину.
Но прежде чем везти якорь, следовало измерить глубины вокруг нашего корабля. Этим и занялись Питер Доббс, Тим Ридмэн и Питер Ханнем. Они сели в динги и вскоре исчезли в темноте ночи. Измеряя глубину, они подавали сигнал вспышками фонаря, и в это время Ник Холлис брал пеленг по компасу, отмечая местонахождение лодки. Единственное глубокое место нашлось за кормой «Сохара», на том пути, который прошел корабль, приближаясь к опасной банке. В этом направлении и следовало завезти якорь. Когда динги вернулся, мы подняли верп и опустили его на доску, положенную поперек резиновой лодки. Динги снова ушел во тьму, повинуясь командам, которые мы ему подавали. Когда динги ушел от «Сохара» на длину цепи верпа, Питер Доббс наклонил доску, и якорь, благополучно съехав по ней, ушел в воду. Я подал команду, и Джумах стал потравливать цепь станового якоря, а остальные оставшиеся на борту члены команды принялись выбирать цепь завезенного верпа. Цепь сначала пошла легко, затем, когда якорь прочно вошел в грунт, натянулась, и мы продолжили ее выбирать, напрягая все наши силы. Тем временем Джумах дюйм за дюймом потравливал свою цепь. Проделав всю эту операцию трижды, мы вывели «Сохар» на глубокое место. Склон банки, у которой мы очутились, был настолько крутым, что оказалось достаточно увести от нее корабль лишь на семьдесят ярдов. Мы измерили глубину — двадцать саженей. «Сохар» мог продолжать Плавание.
Во времена ибн-Маджида арабы успешно пользовались морским торговым путем, проложенным ими в островную Юго-Восточную Азию. Арабские корабли ходили на Суматру, Яву и даже на Борнео и Целебес. Чтобы добраться до Индонезии, мореходы пользовались юго-западными муссонами, а оказавшись в водах архипелага, учитывали местные метеорологические условия. В те времена, задолго до появления там сэра Стамфорда Рафлса, одним из наиболее посещаемых арабами портов был Сингапур, но самым главным портом в Юго-Восточной Азии считалась Малакка, город на западном побережье одноименного полуострова. Поскольку, после того как «Сохар» пересек Малаккский пролив, мы шли вдоль этого побережья, я решил, прежде чем зайти в Сингапур, остановиться ненадолго в Малакке. Гавань этого города, находящегося в дельте реки, превосходно защищает суда от ветра, а на подходе к Малакке нет ни рифов, ни мелей.
Войдя в гавань и бросив якорь, мы спустили на воду оба динги и в составе нескольких человек направились к пристани, где нас уже ждали представители портовых властей. Нас встретили весьма дружелюбно, и формальности были улажены в считанные минуты. Я пояснил властям, что мы пришли ненадолго — лишь для того, чтобы пополнить продовольственные запасы. Вернувшись в динги и направившись за покупками на базар, мы вошли в устье реки, миновали лодки, разгружавшие мешки с углем, затем прошли под мостом и направились дальше вдоль берегов, застроенных китайскими домиками под красными черепичными крышами. Базар располагался прямо на берегу, куда причаливали с уловом рыбачьи лодки, а также лодки с овощами и фруктами, подходившие к торговым прилавкам по нескольким узким протокам, впадавшим в реку. Когда мы приблизились к берегу, нам помогли пришвартоваться улыбчивые и доброжелательные местные жители. Через полчаса Тим Ридмэн, наш интендант, вернулся на берег в сопровождении рикши, доставившего тележку с сушеными грибами, овощами и фруктами. На базаре нас нашел управляющий местным банком, китаец. Рассыпавшись в комплиментах, он пригласил нас на ланч. Вероятно, мы удивили этого гостеприимного человека, ибо мы (а на ланче нас было трое) смели со стола угощенье, которым можно было бы накормить десятка два человек.
В тот же день мы ушли из Малакки. Я полагал, что мы доберемся до Сингапура за трое суток, но нам наконец-то повезло: задул устойчивый свежий попутный ветер, и уже во вторую ночь мы увидели на горизонте залитое светом небо — то были огни огромного города. На рассвете под полными парусами мы вошли в главный морской проход сингапурского порта, но оказалось, что мы избрали не тот проход: мы шли навстречу транспортному потоку. Я попытался связаться с портом по радио, чтобы запросить лоцмана и сообщить о местоположении нашего корабля, но все попытки оказались безрезультатными. Впрочем, я мог и не усердствовать в налаживании связи с берегом. В Сингапуре, самом большом порту мира, нас уже ждали, получив со стороны сообщение о скором подходе парусника под флагом Оманского султаната.
Вскоре к «Сохару» подошел катер, и на борт поднялся лоцман-китаец в белоснежном мундире и с переносной рацией на плече. Представившись, он сказал:
— Мне не приходилось бывать на паруснике, так что вы как командовали, так и командуйте и не заботьтесь о том, что вы идете навстречу транспортному потоку. Полагаю, что здешние правила не относятся к вашему кораблю.
Лоцман стал переговариваться по рации со встречными кораблями, оповещая их о приближении парусника, а мы пошли по проходу в порт мимо танкеров, плавучих нефтехранилищ, контейнеровозов, рефрижераторных и торговых судов. Грузовое китайское судно под красным флагом с желтыми звездами приветствовало «Сохар» несколькими гудками. Когда мы входили в гавань, лоцман, улыбнувшись, проговорил:
— Вас ждет торжественная встреча, организованная правительством Сингапура. Для этой цели портовые власти выделили вашему кораблю специальный причал.
На причале, к которому нас подтащил буксир, нас уже ждали: официальные лица, артисты, праздничная толпа, телевизионные камеры. Как только «Сохар» приблизился к пристани, оказавшиеся на причале танцоры, среди которых двое были одеты львами, под грохот барабанов и звон цимбал пустились исполнять красочный танец. Когда «Сохар» стал пришвартовываться, из толпы выступила вперед группа малайских девушек. Они с чувством пропели приветствие. Разумеется, на приветствие следовало ответить, и, когда кранцы «Сохара» коснулись причальной стенки, наш экипаж, устроившись на планшире, спел хором песню, обычно помогавшую нам в работе. На причале заулыбались. Наша нехитрая песня пришлась гостеприимным хозяевам по душе.