Лодка под нами тяжело вползала на гребни и сваливалась вниз, в то же время чутко отзываясь на все неровности. Корпус слегка сгибался и распрямлялся от меняющегося напора волн, и мачты сочувственно скрипели в местах соединения с банками. На корме, где помещался пост управления рулем, массивное, десятисантиметровое веретено рулевого весла поглаживало свою опору — поперечную раму в виде буквы Н. Возвращаясь в развилку, оно издавало глухой стук, отдающийся слабой дрожью во всем корпусе. За исключением этого звука лодка вела себя удивительно тихо. Кожаная обшивка словно приглушала обычный плеск малой волны о корпус, а связанный ремнями набор смягчал толчки, которые, как правило, сотрясают жесткие корпуса яхт. Странное ощущение — словно ты лишился собственной плоти и, подчиняясь дыханию моря, слился с волнами.

Это ощущение усугублялось низкой осадкой "Брендана". Каких-нибудь сорок сантиметров отделяли планширь от поверхности воды, и даже самая умеренная волна нависала горой над лодкой. Однако "Брендан" всякий раз медленно и осторожно наклонял свой корпус, и волна скользила под ним, не причиняя вреда. Непрестанная качка действовала на нервы. Сперва Артур, а за ним и Питер малость позеленели от морской болезни. Советовать им побольше дышать свежим воздухом бессмысленно — ведь лодка была открыта всем ветрам. Единственное лекарство — стараться отвлечь себя различными делами. Свертывать и укладывать на место тросы, перебирать фалы и шкоты, чтобы не запутались. В средней части лодки беспорядочно громоздились канистры и мешочки с провиантом, нельзя ступить без риска подвернуть ногу. Мы переместили снаряжение так, чтобы возможно рациональнее использовать пространство, принайтовили канистры с водой, аккуратно уложили весла по центру лодки, якорь положили на самом верху горы груза, чтобы был под рукой.

Такие вот дела заполняли наше сознание в первые часы путешествия, когда все казалось необычным. Говорили мало. Каждый был поглощен своими думами, размышлял о днях и неделях, которые нам предстояло вместе провести в тесноте на маленьком суденышке. Что до меня, то я отдавал себе отчет в том, что многие из незначительных решений, принимаемых сейчас, — например, где держать бинокли или как складывать овечьи шкуры, — скорее всего, станут правилом на весь срок плавания. Разум человека склонен к порядку и стремится к рутине раз принятое решение такого рода легко становится постоянным установлением. Вряд ли кто-нибудь из нас тогда задумывался о главной цели нашего плавания. Эту роскошь мы оставляли на будущее, когда станем предаваться полетам мысли в долгие периоды скуки, неизбежные при плавании на малых судах. Сейчас нам было довольно того, что наполненные ветром паруса влекут "Брендан" вперед и кругом простирается серая гладь Атлантики,

Однако следовало как-то оборудовать наши спальные места. Под тентами на носу и в середине лодки громоздилось слишком много снаряжения, негде толком прилечь и отдохнуть. Артур и Ролф расположились на носу по обе стороны фок мачты на настиле под банкой. Из положения лежа быстро сесть там было невозможно, и вообще требовалась известная ловкость, чтобы протиснуться под банку, но оба "гориллы", как мы ласково называли наших силачей, могли хоть вытянуться во весь рост и привязать одежду ремнями к корпусу изнутри. Башмак и Ролф утешились тем, что прозвали центральное убежище девичьей светелкой и предались злорадству, когда мы с Джорджем и Питером зарылись, словно кроты, в груду разнородного имущества, пытаясь расчистить себе лежачее место. Очень скоро мы убедились, что это неразрешимая задача. Три человека плюс снаряжение физически не могли разместиться на этом клочке.

— Либо мы найдем другое место для части снаряжения, либо придется отправить его за борт, — заключил я, озадаченно созерцая строптивую кучу.

— Давайте выбросим часть блоков плавучести на корме, а на их место положим снаряжение, — предложил, подумав, Джордж.

— Идет, только не перегружайте корму, не то она будет перевешивать и "Брендан", когда припрет, не сможет переваливать через волну. Основная нагрузка должна быть сосредоточена в средней части, чтобы концы лодки поднимались вместе с волной.

— Ясно, а теперь подсоби, — нетерпеливо отозвался Джордж и принялся снимать легкую переборку сразу за постом рулевого.

За переборкой помещались большие пенопластовые блоки плавучести, установленные на случай, если лодку захлестнет волнами. Безжалостно вытащив первый блок, Джордж выбросил его за борт, и пенопласт закачался на воде у нас в кильватере.

— Мало, — заявил Джордж.

Резкий шуршащий звук — и второй блок поплыл по волнам.

— Уже лучше. Дайте-ка пилу.

Пока он яростно пилил уцелевшие блоки, я отбирал предметы, без которых можно было обойтись на первых порах: карты и лоции Фарерских островов и Исландии, запасные части для печки и фонаря. Все это легло на освободившееся место. Я посмотрел на секстант. На что он нам, пока мы идем недалеко от суши. Ирландские монахи обходились без секстантов. Стало быть и его туда же.

Затем мы стали наводить порядок в своей кабине. Площадь убежища- 180X180 сантиметров, не больше хорошей двуспальной кровати. На этой площади надо было как-то разместить трех человек, принадлежащую им одежду, рацию, фотоаппараты Питера и мое навигационное оборудование. Впору было говорить о жуткой давке. Рация расположилась на самодельной полке, а из вещевых сумок мы сложили перегородку во всю длину убежища, отделив одну треть площади. Привилегия спать в этом отсеке выпала на мою долю, поскольку я был шкипером. Корыто, да и только: даже мои узкие плечи не вмещались поперек, так что я предпочитал спать на боку, сунув голову под банку и упираясь ногами в дальнюю стенку кабины. Мне еще повезло: на долю Джорджа и Питера пришлись оставшиеся две трети без всякой перегородки. Когда Джордж поворачивался в своем спальном мешке, он неизбежно брыкал Питера, а когда Питер вылезал из убежища, чтобы сменить вахтенного, он поневоле наступал на Джорджа. В довершение всего одежда — все эти свитера, дождевики и прочее — делала нас страшно неуклюжими. Держать в кабине сапоги было строго настрого запрещено, однако это правило обходилось нам дорого. Хоть мы и оставляли сапоги в кокпите подошвой вверх, все равно они наполнялись водой, и, заступая на вахту, мы влезали в сырую обувь.

Мы поделили сутки на двухчасовые вахты и дежурили по двое. Для команды всего из пяти человек это означало, что каждый дежурит четыре часа, шесть часов отдыхает, потом снова заступает на дежурство. На "Брендане" не было автопилота, всегда кто-то должен был нести рулевую вахту, так что нагрузка была изрядная. К счастью, мы довольно скоро убедились, что второй вахтенный может пребывать в резерве в укрытии, лишь бы он был готов в любую минуту прийти на помощь рулевому. Отдежурив свои два часа, рулевой уступал место сменщику и будил следующего вахтенного, который надевал дождевое платье, перебирался в кокпит и свертывался калачиком на настиле, ожидая, когда придет его черед браться за румпель.

В первую ночь мы спали урывками — очень уж все было непривычно. Один Ролф спокойно воспринял перемену обстановки. Залез в спальный мешок и погрузился в сон, довольный тем, что снова очутился в море. Тем временем "Брендан" уверенно шел на север. Ночь выдалась совсем темная, сгущались облака, то и дело потчуя нас ливнями. Дождь сильно докучал нам, больше даже, чем соленые брызги, просачиваясь через бреши в нашей обороне. На припасах, сложенных в средней части лодки, собирались лужицы струйки воды текли по руке рулевого, которой он держал румпель мокли лежащие на гребных банках овечьи шкуры. Пропитавшись влагой, они сжимались, словно губка, когда мы садились на них. Вдвое тяжелее стали от дождевой воды паруса. Они работали как надо, но на рассвете Джордж показал на грот мачту.

— Тим, не нравится мне, как мачта сгибается под весом паруса, — сказал он. — Как бы не переломилась от порыва ветра,

— Ясень должен выдержать, — ответил я. — Такая древесина гнется, как удилище.

— Понял, но ты погляди, что делается с банкой и степсом, — настаивал Джордж.

Вместе мы осмотрели прорезь в банке, через которую проходила нижняя часть мачты, и дубовый брусок на днище, служащий ей опорой.

— Видишь, мачта, качаясь, трется о банку. Кончится тем, что она сотрет клинья, станет болтаться, и первый же шквал может снести ее за борт.

Что верно, то верно. Надо было уменьшить давление мокрых парусов, пока они не сломали мачты. Мы приспустили их на полметра и укротили кожаными ремнями нижние концы, чтобы не так гуляли в лад колебаниям лодки. Стало получше, и все же мачты продолжали угрожающе гнуться.

Подошло время завтрака, и мы установили плиту, чтобы сварить кофе. У нас было условленно поочередно выполнять обязанности кока, чтобы поровну распределить это бремя и чтобы не было жалобы на кухню — ведь завтра жалобы могут обратиться на тебя. Однако подобно многим другим прекрасным идеям и эта не выдержала испытания временем, которое в данном случае оказалось на диво коротким. Я приготовил завтрак. После этого Джордж, откровенно признав, что он худший кок в мире, однако претендует на звание чемпиона среди судомоек, вызвался мыть за меня посуду, если я буду стряпать вместо него. Так что и обед приготовил я. Потом Ролф принялся варить ужин — вернее, плита чуть не сварила Ролфа. Керогаз требовал тщательной регулировки, и плодом усилий Ролфа было стремительное чередование ряда событий: чирканье спичками, густые клубы дыма и внезапная вспышка пламени, которое обжигало ему руки и все вокруг покрывало копотью. Ролф продолжал упорствовать, пока не израсходовал целый коробок спичек, и, поскольку все проголодались, я приготовил ужин. Питер лучше управился со стряпней, но его овощное рагу оказалось настолько безликим, что никто не смог определить составные части этого блюда. Дальше настала очередь Артура. Он порылся в мешочке с дневным рационом, извлек пакет с сухим картофельным пюре и, пуще прежнего похожий на страдающего морской болезнью косматого молодого медведя, вопросил:

— А теперь скажите мне, как это готовят? Лежавший рядом со мной Питер издал театральный стон, потом изрек:

— Лучше я тебе другое скажу: почему бы не поручить всю стряпню шкиперу?

На том и порешили, во всяком случае пока.

Так уж вышло, что наши первые трапезы отдавали шерстяным воском. Перед самым спуском на воду мы щедро, не считаясь с тем, куда летят брызги, покрыли кожаную обшивку свежей смазкой. Теперь настало время пожалеть о своей беспечности. На банках, на тросах, на керогазе — всюду осели липкие кляксы и, конечно же, клейкое вещество не обошло своим вниманием ножи и вилки, миски и кружки. За что ни возьмись, чего ни отведай — все прилипало к рукам и пахло шерстяным воском, пока это приложение не стерлось. Один лишь запас крепких напитков не пострадал от этой чумы. Перед отплытием нас задарили всевозможными бутылками. Можно было подумать, что доброжелатели вознамерились довести нас до белой горячки. "Брендан" качался на волнах под сплошной перезвон. Тут и виски, и ирландский портер, и норвежский аквавит для Ролфа, и подаренное одним душевным исландцем жуткое с виду пойло под названием "Черная смерть". Но пальма первенства принадлежала специально изготовленному для "Брендана" бочонку от Ирландских винокуренных заводов, в котором содержалось девять литров отменного солодового виски. Как только мы немного освоились и навели порядок на борту, мы откупорили этот бочонок и подняли оловянные кружки с возгласом:

— За святого Брендана и за наше плавание

Мы продвигались неплохими темпами. Весь первый ходовой день "Брендан" неуклонно следовал на север. В перерывах между дождями мы различали за кормой постепенно спускающуюся за горизонт гору Брандон. Позади справа осталось устье Шаннона от его эстуария до следующей надежной гавани было около сорока миль. Плывя вдоль подветренного берега, не приходилось особенно ломать голову над проблемами навигации, достаточно было держать на примете порты убежища на случай, если шторм прижмет нас к побережью. В устье Шаннона я намечал остров Скаттери как возможный пункт захода. Во времена монахов средневековья Скаттери служил ориентиром для карры и слыл притом весьма святым местом, ибо, как гласит предание, на этом острове святой Сенан, современник святого Брендана, в первой половине V века победил чудовище Ката и основал монастырь. Наиболее примечательный памятник здесь — остатки круглой башни, вероятно служившей монахам убежищем, где они укрывались от норманских набегов. Вплоть до недавнего времени местные рыбаки, спустив на воду новую лодку, обходили вокруг Скаттери по часовой стрелке, чтобы лодка была счастливой, и брали с собой в море камешек с острова как талисман.

Я надеялся, что "Брендан" с ходу сможет обогнуть мыс Слайн на западном побережье, который выступал подобно указательному пальцу в Атлантический океан, обозначая первый поворот на нашем маршруте. Однако из этого ничего не вышло. Ветер постепенно сместился к западу, прижимая нас к берегу. На каждые десять миль хода "Брендан" терял милю из-за сноса вправо.

Спустилась вторая ночь "Брендан" продолжал движение вперед, производя так мало шума, что наехал на баклана, спавшего на воде. Бедняга проснулся, когда нос лодки толкнул его и опрокинул брюшком кверху. Вслед за испуганным криком послышался плеск и шум крыльев, потом в кильватере у нас всплыл негодующий баклан. Издав напоследок сердитые звуки, он улетел в поисках более спокойного места.

Медленно занялся рассвет, притушенный туманом, который сократил видимость до неполной мили. Впереди выросли скалы — кучка рифов в окружении широкого кольца бурунов. Взглянув на карту, я убедился, что это Скирд Роке, лежащие к юго-востоку от Слайна. Было ясно, что без попутного ветра нам не обогнуть мыс, поэтому я изменил курс, и "Брендан" спустился под ветер, направляясь к островам Аран. Я не видел причин расстраиваться. За тридцать шесть часов мы прошли больше ста миль, и пункт захода выпал такой, что лучшего нельзя пожелать: согласно "Навигации", именно на Аранах святой Брендан обсуждал замысел плавания в обетованную землю со своим наставником и великим учителем — святым Эндой.

Утреннее солнце развеяло туман, и вдали показались острова. "Брендан" подходил к ним с северо-запада, и сперва мы увидели маяк, затем уже высокий гребень первого острова и зеленые лоскутки полей, отороченные внизу ныряющими в море известняковыми осыпями. Джордж правил, используя ветер, и мы шли вдоль берега насколько можно было приблизиться к нему без риска. Приметили одну, потом, поодаль, вторую ферму рассмотрели фигуру человека, направляющегося в поле. Интересно, сказал я себе, что он подумает, если поглядит на море и узрит картину тысячелетней давности: идущую со стороны Атлантики океанскую карру, черную запятую на блестящей глади океана и черные квадраты средневековых парусов… Зайдя за остров, мы заметили качающееся на волнах пятнышко. Вроде бы указательный буй?

— Сдается мне, это карра — крикнул я Джорджу, и он изменил курс, чтобы подойти ближе.

Через несколько минут мы различили очертания лодки и двух человек на ее борту. Они вытаскивали верши с омарами, но, заметив нас, прекратили работу, взялись за парные весла и пошли в нашу сторону. Гребли они на редкость слаженно — если один делал полгребка, другой не глядя повторял его движение. Их карра отличалась от динглских: это была типичная аранская карра с транцевой кормой. Впрочем, это отличие не отражалось на управлении лодкой. Подойдя к нам на расстояние пяти метров, рыбаки развернулись и пошли вровень с "Бренданом", разглядывая нас. Голову одного венчала шапка огненно рыжих кудрей лицо украшала великолепная борода.

— Это вы в Америку собрались? — крикнул он, и я обратил внимание на заметный акцент (на Аранах говорят по ирландски). — Добро пожаловать на наши острова.

— Спасибо.

— Крабов хотите?

— Еще как

Из карры в "Брендан" градом посыпались крабы, и Ролф заметался по лодке, спеша поймать их, пока не улепетнули под настил.

— Спасибо, большущее спасибо — крикнул я. — Где тут лучше всего пристать?

— Зайдите в бухту. Там вам будет спокойно. Идите вдоль наших верш и поворачивайте, как только сзади пропадет из виду маяк. Раньше не поворачивайте, не то на отмель напоретесь.

Он подразумевал Броклинбегскую банку — песчано-каменный бугор, притаившийся у самой поверхности воды.

"Сильные буруны", — прочел я в лоции. И убедился в справедливости этих слов, когда мы осторожно спустили паруса и вошли на веслах в бухту. Пять минут кругом простиралась мирная гладь, потом, под совокупным действием ветра и наката, поверхность моря выгнулась горбом, и над отмелью взметнулась вверх прозрачная струя. Да, неподходящее место для "Брендана"…

Мы бросили якорь в широкой бухте у короткого пирса для лодок, выгружающих улов омаров. Перед нами был Инишмерри, самый крупный из трех главных островов этой группы. За пирсом и узкой полосой песчаного пляжа в глубине бухты начинался пологий откос, его сменял участок ровной земли, упирающийся в крутой косогор, увенчанный скальным гребнем, который обрывался отвесно в глубокую воду с другой стороны. Словно остров нарочно подняли на дыбы для нашего обозрения, так что мы могли не выходя из лодки любоваться узором из сотен крохотных участков в оградах из дикого серого камня, придававших им сходство с пчелиными сотами. Говорят, общая длина всех оград на островах Аран приближается к трем тысячам километров, причем сходство с сотами усугубляется тем, что стены сплошные. Когда фермеру надо загнать на участок скот, он разбирает часть ограды, потом опять закладывает просвет.

Во второй половине дня, набив животы крабами, сваренными в морской воде, мы сошли на берег и стали подниматься к скальному гребню. Небо расчистилось, и поверхность дерна в маленьких загонах была расцвечена тысячами весенних полевых цветов — лютиками, фиалками, горечавкой и прочими. Отыскав узкую тропу между оградами, мы проследовали мимо водопоя, где в широком корыте собиралась вода из ручья, и, в конце концов, вышли на простор, откуда начинался крутой подъем на гребень. Здесь по всему склону обнажился скелет острова — огромные плиты известняка, которые ветер и дождь избороздили оспинами и рубцами вдоль линий сброса. Трещины были заполнены где анемонами, где лужицами дождевой воды. От каменных оград тут остались одни развалины, однако, приглядевшись, мы вдруг уловили некий порядок в этом нагромождении и поняли, что идем через концентрические круги каменных валов, обрамляющих вершину острова.

Тропа перешла в древнюю дорогу, которая привела нас к последнему, самому главному, бастиону, венчающему гребень наподобие барабана купола. Единственный вход в это сооружение смотрел на нас светлым глазом — ворота крепости Дан Энгус, одного из самых импозантных памятников древней Европы. Войдя в ворота, мы очутились на расчищенной площадке и вместо противоположной стены увидели чистое небо, ибо крепость стояла на самом краю скалы в дальнем конце острова. Несколько осторожных шагов — и мы остановились на краю пропасти, глядя на спины кружащих далеко внизу морских птиц. В шестидесяти метрах под нами гладь моря пропороли макушки огромных глыб, сорвавшихся со скалы.

Крепость Дан Энгус — одно из многих могучих укреплений на островах Аран, сооруженных ирландскими кланами в первые века нашей эры. Их воздвигли еще до того, как святой Энда со своими монахами обосновался в скромных каменных кельях на побережье и открыл монастырскую школу, одну из самых важных и знаменитых во всей Ирландии. В каком то смысле уходящая корнями в кельтскую древность история бастионов на горах над христианскими кельями переплеталась с поисками святым Бренданом страны на западе. Старинные кельтские поверия включали представление о стране на закате, населенной душами умерших и диковинными тварями. Тема "иного мира" отражена в древнем языческом эпосе ирландцев, описывающем странствия и приключения прославленных героев. Иногда герой по воле барда путешествовал через воды на волшебной колеснице, иногда погружался под воду и попадал в мир прекрасных дев, которые добивались его благосклонности, иногда поднимался в поисках диковинного царства на небеса. Обычно "иной мир" изображался как таинственный, но все же достижимый край, открытый для особенно удачливых смертных, и ничто не могло помешать христианам воспринять эту тему, когда в Ирландии утвердилась новая вера, поскольку многие христианские священники жили и действовали бок о бок со старой корпорацией провидцев и мудрецов, порой вступая с ними в конфликт, но и заимствуя у них познания. Так древнее представление об "ином мире" стало частью новой религии, но в христианском облачении. Для христиан иной мир населен святыми и праведниками. Он стал страной, обетованной богом для людей, отмеченных великой добродетелью. По прежнему досягаемый, он сулил вознаграждение на земле и был целью исканий. К тому же само по себе путешествие являлось актом веры, и опасности этого предприятия лишь усиливали его притягательность. Попросту говоря, христианские странствия в поисках далеких земель обрели насущный мотив.

Христианские монахи располагали всеми данными, чтобы вписать это представление о далеких землях в более строгие географические рамки. В Ирландии сосредоточился огромный кладезь познаний. В смутные времена V и V веков сюда от бурных переворотов на континенте бежали многие ученые, которые принесли с собой манускрипты и знание классических авторов. Ирландия стала главным хранилищем духовных ценностей, и монахи старательно переписывали и кодифицировали всю информацию. Они составляли комментарии, передавали знания из поколения в поколение. Читали Вергилия и Солина в оригинале или переводах знакомились с греческими авторами. Географические представления монахов включали понятие о том, что Земля круглая, "подобно яблоку правильных очертаний", как выражались тогда. Они восприняли географическую концепцию Птолемея, читали о том, как римский флот обогнул Шотландию и обнаружил острова, лежащие дальше на севере. Расцвет раннехристианской культуры в Ирландии, о котором столько написано, длился почти пятьсот лет. Ирландские монахи пользовались славой наиболее образованных и сведущих мужей во всей Западной Европе, и наступило время, когда они понесли свои знания обратно на материк. Они основывали школы, давали советы королям и императорам (Карл Великий чрезвычайно высоко ценил ирландскую науку), учреждали монастыри от Ломбардии до Австрии. Вместе со своими учениками они составляли "странствующую интеллигенцию" Европы. Как писал один франкский автор, "чуть ли не вся Ирландия, пренебрегая морской преградой, устремляется к нашим берегам с когортой философов".

Эта животворная стихия родила и "Плавание" святого Брендана. Перед нами типичный сюжет ирландского эпоса, христианский по духу и композиции, но в то же время сопряженный с древним кельтским наследием. Подобно героям древности, святой Брендан отправляется на поиски обетованной земли и переживает в пути множество приключений. Однако этот герой следует другим маршрутом и путешествует по волнам не на волшебной колеснице, а на прозаическом суденышке из кож на деревянном остове. И вместо воображаемых островов кельтских героев в основу путевых описаний легли реальные географические познания монахов. До недавних пор считалось, что старейшая сохранившаяся версия была записана в X веке, четыреста лет спустя после смерти святого Брендана. Однако новые исследования относят время записи ближе к 800 году, и, конечно, само предание могло сложиться еще раньше.

Мне довелось беседовать с ученым, который проследил корни "Плавания" Брендана в недрах золотого века ирландской монастырской науки. Джим Карни, профессор Института кельтоведения, был светилом в области древнеирландской литературы. Ему принадлежат тонкие переводы ирландских и латинских поэм он блестяще знал истоки ирландской литературы.

— Конечно, мы пока не знаем точно, когда было сочинено "Плавание" Брендана, — говорил он мне, когда мы встретились с ним в библиотеке Королевской ирландской академии. — Но в одной ирландской поэме седьмого века я встретил указание на то, что святой Брендан был известен как сочинитель поэм. Это позволяет предположить большую древность "Плавания".

— А как вы смотрите на гипотезу, по которой "Плавание" — вообще не христианское произведение, а интерпретация древнего кельтского сказания?

— Вы хотите сказать, что перед нами имрам — образец кельтских повествований о плаваниях. Мне кажется, теперь установлено, что большинство дошедших до нас имрамов создано либо в одно время с "Плаванием" Брендана, либо позже. Так что "Плавание" не копирует имрамы, напротив — я мог бы назвать по меньшей мере один пример, когда имрам заимствует из "Плавания". Кстати, в книге моих переводов древних ирландских поэм есть упоминание о морском путешествии христианской поры. Я говорю о поэме, посвященной святому Колумбану.

Профессор нашел в книге нужную страницу и прочел вслух:

Вот через воды двурогого Рейна,

Весь деревянный, смазанный жиром,

Корабль скользит. "Раз два, взяли "

И гулкое эхо вторит за нами: "Взяли "

Захлопнув книгу, он лукаво глянул на меня:

— Похоже, ваше плавание будет не легким делом. Но если я как литератор могу вам чем-то помочь, дайте знать. Кстати, почему бы вам не рассказать о своих планах Мэйрин О'Дэли? Она может помочь вам как лингвист. Мэйрин О'Дэли — специалист по древнеирландскому языку.

— А где я могу ее увидеть?

— Это не так уж сложно. Обратитесь в Арасан Уахтарарн в Феникс Парке — резиденцию президента Ирландии. Она его жена.

И я отправился по указанному адресу в роскошный Феникс Парк. На крыльце резиденции меня встретил добродушный конюший.

— Это вы тот безумец, который собирается плыть вокруг света на кожаной лодке? — обратился он ко мне.

— Мне бы до Америки добраться, — пробурчал я.

— Понял, ступайте за мной. Миссис О'Дэли приглашает вас выпить с ней чая.

Хозяйка дома оказалась весьма элегантной и уравновешенной особой. Мы толковали о моем проекте. Внезапно раздался стук в дверь, в комнату стремительно вошел сам президент, и мирному течению беседы пришел конец. Президент О'Дэли был глубоко неравнодушен к Гаэлтахту — западной области страны, чьи жители говорят по ирландски, — и с восторгом воспринял мой план. Он ринулся к книжным полкам.

— Вы это издание видели? А это? — допытывался он, проворно снимая с полок одну книгу за другой. — Ага. Вот еще

Скоро все кресла, диван и пол были завалены раскрытыми книгами, а президент продолжал доставать все новые и новые.

— Да, мне ведь надо показать вам одну вещицу. — Он увлек меня в другое крыло здания, где стены были увешаны картинами. — Вот.

Мы остановились перед небольшой картиной, изображающей карру, приютившуюся в расщелине между скалами.

— Я нашел ее много лет назад, — сообщил президент. — Она мне очень нравится. Как вы думаете, где писалась эта картина — в Даниголе или, может быть, на Аранских островах?

Кипучий энтузиазм президента О'Дэли вспомнился мне во время стоянки "Брендана" на Аранах. Как и он, все жители Инишмерри стремились нам помочь. Словно мой проект затронул чувствительную струну в воображении уроженцев Гаэлтахта, и они восприняли его как свое, кровное дело. "Брендан" был не только моей, но и их лодкой. Рыбаки еще два раза подходили к нам на каррах, чтобы поделиться крабами и омарами. Местные женщины по очереди пекли для нас свежие лепешки, а когда мне понадобилось позвонить по телефону, местная телефонистка вмешалась в разговор, чтобы пожелать успеха в нашем предприятии.

Слухи о продвижении "Брендана" вдоль ирландского побережья распространялись молниеносно. Через полчаса после того, как мы подошли к Инишмерри, об этом знали уже все жители Аранских островов позднее мне стало известно, что на всех мысах дежурили школьники, высматривая "Брендан". Да и не только аранцы болели за нас. В одной газете промелькнуло упоминание о том, что наша рация еще не установлена, так на другой же день на Инишмерри прилетел добровольный помощник, который принялся паять и проверять контакты. Когда пришло время сделать пробные вызовы, радист береговой радиостанции в Валентин часами терпеливо ловил наши сигналы.

— Какой у вас позывной? — спросил он.

— Пока никакого, — ответил я. — По правде говоря, нам даже некогда было оформить разрешение на пользование рацией.

— Ничего. Будем вызывать вас так: "Яхта "Брендан"". Идет?

— Лучше уж "Карра "Брендан", — отозвался я. Он рассмеялся.

— Верно, другой карры с рацией не сыщется. Давайте знать о себе каждый день, если сможете. Удачи вам.

Плохая погода продержала нас у Аранов два дня, наконец ветер малость угомонился, и "Брендан" покинул Инишмерри, идя через пролив курсом на берег графства Мейо. Выходить в открытое море я не решался — все-таки ветер был еще сильный, и мы не знали, как поведет себя "Брендан". Подняв оба полотняных паруса, мы вскоре убедились, что этого многовато. Грот мачта снова угрожающе гнулась, и "Брендан" накренился так сильно, что я опасался, как бы мы не стали черпать воду бортом. Джордж крикнул Ролфу, чтобы тот уменьшил площадь грота, и Ролф опустил грота рею примерно на метр. Результат не заставил себя ждать. "Брендан" выровнялся, мачта перестала гнуться, и мы лихо заскользили через пролив к веренице островков у берега. В нужный момент убрали паруса, "Брендан" обогнул крайний риф, мы взялись за весла, укрылись от ветра и отдали якорь.

"Брендан" знал, где остановиться. Меньше чем в полумиле от нас возвышался безлюдный островок, на котором в V веке жил святой Мак Дара — "сын лисицы". Трудно представить себе более совершенный пример уединенной обители монаха раннехристианской поры. От острова так и веяло одиночеством. Ни одной постройки, ни одного человека не видно, зато море кишело живностью. Вокруг лодки там, где мы бросили якорь, препирались и ныряли за рыбой крачки, нисколько не потревоженные нашим появлением. Два любопытных тюленя всплыли в десяти метрах и спокойно созерцали нас две три минуты, прежде чем возобновили рыбную ловлю. Сидя на торчащем из воды камне, шеренга степенных бакланов наблюдала труды трех полярных гагар. В воздухе над островом святого Мак Дары с криками кружили полчища чаек, и, сойдя на берег, мы поняли, в чем дело: остров был их гнездовой колонией. Мы осторожно шагали по каменистому дерну, чтобы не наступить на чаячье гнездо, где лежали три яйца в бурую и черную крапинку или испуганно жался к подстилке неуклюжий птенец, чьи родители возбужденно кричали над нами.

Остров сохранил атмосферу безмятежного уединения. Мы осмотрели места паломничества верующих, которые направляются сюда в день святого Мак Дары, чтобы пройти вокруг острова и помолиться в нехитрой часовне из серого камня, одной из самых старинных в Ирландии, с причудливой крутой крышей и узким проемом окна, обращенного к материку. У самого берега, наполовину уйдя в дерн, стоял невысокий каменный крест такой же конфигурации, как крест на парусах "Брендана", но не больше полуметра в высоту. На поверхности камня просматривалась замысловатая резьба, еле видная после тысячелетнего воздействия дождя и ветра. В угасающем свете солнца команда "Брендана" стояла на скале выше причала, безмолвно созерцая идиллическую картину. Ветер совсем стих царила полная тишина. Даже чайки перестали кричать. Джордж молча показал на камни внизу. Там ставшая здесь редкостью большая выдра преспокойно занималась рыбной ловлей на мелководье.

Остров святого Мак Дары помог нам лучше представить себе обстановку, обусловившую создание "Плавания". Среди ирландских монахов раннехристианской поры было сильно выражено стремление уединиться на островах у западного побережья, где они могли предаваться размышлениям и молитвам. Их вдохновлял пример пустынников Ближнего Востока, которые удалялись в пустыню, чтобы служить всевышнему, ведя аскетический образ жизни. Но в Ирландии, естественно, не было пустынь, поэтому отшельники уединялись в лесной глуши или на островах. Они придумали меткое выражение, говоря, что ищут "пустыни в океане". Иные в приливе религиозного рвения выходили в море на маленькой лодке и выбрасывали за борт руль и весла, предоставляя ветру нести их куда будет угодно всевышнему. Послушные воле господней, они обосновывались на новом месте и жили в уединении, уповая на то, чем их снабдит провидение — будь то рыба или, как на острове святого Мак Дары, яйца чаек. В "Плавании" Брендана рассказывается об отшельнике, которому ежедневно приносила рыбу дружелюбная выдра.

На некоторых островах возникли настоящие монастыри, и святой Брендан посетил один из них во время своего долгого поиска обетованной земли. Когда его лодка пристала к острову, который в "Плавании" называется островом святого Эйлбе, на берегу команду встретил почтенный седой старец. Он поклонился гостям, обнял каждого и, взяв святого Брендана за руку, повел к монастырю. У ворот святой Брендан остановился, желая узнать имя настоятеля и выяснить, откуда монахи родом. Однако старец ничего не ответил, только показал жестами, что он и остальные братья соблюдают обет молчания. Согласно "Плаванию", святой Брендан (очень человечный штрих) предложил своей команде также соблюдать обет молчания, "иначе вы своей болтовней помешаете размышлениям здешних монахов". В это время подошла группа монахов, неся кресты и святые реликвии, и приветствовала гостей псалмами. После чего сам настоятель, Святой Эйлбе, пригласил их войти в монастырь. Брендан и его спутники разделили скромную трапезу с монахами, сидя с ними вперемешку за одним столом. По сигналу звонившего в колокол дежурного монаха появлялись хлеб, корнеплоды и ключевая вода. После трапезы настоятель провел Брендана по монастырю и показал часовню с алтарями, лампами и стоящими в круг стульями, где монахи вместе с настоятелем исполнили литанию. Святой Эйлбе рассказал, что монастырь благополучно существует свыше восьмидесяти лет, людские голоса звучат на острове лишь когда поются псалмы, и монахи совсем не общаются с внешним миром.

Если исключить прикрасы, "Плавание" весьма деловито описывает островной монастырь. Единственные чудеса в этом сюжете — огненная стрела, зажигающая тонкие свечи, самопроизвольное пополнение запасов пищи и долголетие монахов. Впрочем, последнее объясняется в "Плавании" вполне рационально: настоятель сообщил Брендану, что простая пища и созерцательный образ жизни даруют монахам отменное здоровье и продлевают их существование.

Скудость приводимых в "Плавании" географических деталей не позволяет точно определить местонахождение острова святого Эйлбе. Сказано только, что монастырь помещался в двухстах метрах от единственной пристани на острове и что поблизости от него находилось два источника, один с чистой, другой с мутной водой. Однако развалины монастырей можно видеть на многих островах вдоль западного побережья Ирландии — на Инишмерри, Тори, Инишкеа, Инишглора. Известно, что инишглорский монастырь основан самим Бренданом. Следы ирландских религиозных поселений обнаружены также на Гебридах, на Оркнейских и Шетландских островах, даже, по некоторым данным, на Фарерах и ведь все эти архипелаги — ступеньки на маршруте в Северную Америку. Приписываемый святому Эйлбе монастырь мог находиться в любой точке этого маршрута, но самое важное то, что "Плавание" говорит о его существовании как об очевидном факте, изображая не какой то фантастический замок, а обитель, которую ирландский священник раннего средневековья тотчас отождествил бы с реальным монастырем.

Остров святого Мак Дары был последней раннехристианской обителью на ирландском этапе плавания современного "Брендана". Когда мы проснулись на другое утро, дул свежий ветер, и, несмотря на принятые по радио предупреждения о шторме, мы подняли якорь, спеша использовать шанс пройти курсом, позволяющим обогнуть мыс Слайн. Несколько часов мы шли великолепно, развивая скорость около пяти узлов. Точно определить скорость не удавалось из-за неисправности лота, но это нас не тревожило. На наши удочки попались две скумбрии, которые тут же очутились на сковородке, и прожорливая молодая чайка — ее удалось отпустить невредимой, хотя Ролф был не прочь выдернуть несколько маховых перьев, уверяя, что ими здорово чистить трубку. Только Артур хандрил: его все еще мучила морская болезнь, и накат вокруг мыса не сулил облегчения.

Однако затем погода испортилась. Низкие тучи заслонили маяк на Слайне. То и дело лил дождь похолодало. Под вечер мы оказались во власти первого с начала плавания шторма, и нас все быстрее относило в море. За кормой тянулись тросы, призванные тормозить лодку, и мы по очереди вычерпывали воду, плескавшуюся под настилом. В условленное время я включил рацию, чтобы связаться с береговой станцией в Валентин, но услышал лишь треск разрядов. С "Брендана" было видно сверкающие во мраке молнии. Сильные грозы не позволяли наладить связь, и, не желая тратить попусту энергию аккумуляторов, я выключил рацию. Джордж выбрал лаг, чтобы не запутался в тормозящих тросах мало того что "Брендан" был отрезан от внешнего мира — мы не могли определить, как далеко отнесет нас штормом в Атлантику.

Двадцать четыре часа "Брендан" уходил от крепкого ветра. Сперва Артур, за ним Питер впали в полубесчувственное состояние, утратив всякий интерес к происходящему. Мы с Ролфом и Джорджем подкрепились горячей похлебкой, и я незаметно проверил, сколько осталось питьевой воды. Наше поспешное бегство в открытый океан было совсем не предусмотрено, и мы не располагали достаточным ее запасом. Если "Брендан" вдруг заштилеет или ветер угонит нас слишком далеко от берега, придется вводить норму. Когда, по моим подсчетам, "Брендан" отнесло от берега миль на сто, ветер присмирел и сместился к западу, возвращая лодку к земле, к безопасности. На второй день мы смогли приготовить горячую трапезу и навести относительный порядок в кабине: врывающиеся на борт волны натворили там бед, да и мокрой одежды немало накопилось. Согрев окоченевшие пальцы, я записал в дневнике, какие уроки нами извлечены: впредь ни за что не выходить в море без полного запаса питьевой воды каждому припасти дополнительные пары носок и перчаток, чтобы не мерзнуть полиэтиленовые мешки — ненадежная тара для продуктов, содержимое многих из них превратилось в мокрое месиво. Пришлось даже выливать тошнотворную смесь морской воды с картофельными хлопьями, соусом, хлебным крошевом и сушеными овощами. Не менее досадно было то, что не осталось ни одного сухого коробка спичек и зажигалки отказывались работать. Шла третья ночь, когда мы наконец увидели остров Тори у северо-западной оконечности Ирландии, и к этому времени мы настолько устали, что обрадовались наступившему безветрию. Полчаса поработали веслами впустую, потом легли, чтобы дать отдых натруженным мышцам, предоставив "Брендану" медленно дрейфовать к берегу вместе с накатом.

— Ты не можешь вытащить аптечку? — разбудил меня Питер вскоре после полуночи. — Рука не дает покоя.

— В чем дело? Где болит? — пробормотал я, с трудом принимая сидячее положение.

— Не знаю. Что-то с рукой неладно. То словно огнем ее жжет, то онемеет так, что совсем ничего не чувствую.

— Должно быть, растянул мышцы, когда мы гребли, — заключил я. — Вот, прими две болеутоляющие таблетки и постарайся расслабиться. Боюсь, больше ничего нельзя сделать, пока не подует ветер и мы сможем подойти к берегу. Там попробуем найти доктора.

Питер проглотил таблетки и продолжал сидеть, уныло привалившись к банке. Лицо его посерело, глаза сами закрывались. Час спустя он снова окликнул меня.

— Не помогает. Только еще хуже болит. Теперь на весь бок распространилось, даже дышать больно. Прошу, тебя, включи рацию, вызови помощь.

Я посмотрел на карту. "Брендан" заштилел в каких-нибудь двух милях от побережья графства Донегол, но шансов быстро доставить Питера на берег было не больше, чем если бы нас отделяли от суши сто миль. Грести против течения бесполезно, а Питер явно нуждался в медицинской помощи. Я включил рацию.

— Радиостанция мыс Малин, радиостанция мыс Малин, вызывает "Карра "Брендан".

— "Карра "Брендан", "Карра "Брендан", мыс Малин слушает. Прием.

— Мыс Малин, говорит "Брендан". Мы заштилели в районе Лаймбэрнэр Рок. Один из членов команды нездоров, нужен врач. Вы можете нам помочь?

Мыс Малин попросил меня подождать, и через десять минут радист сообщил, что, к сожалению, в этом районе нет спасательных катеров.

— Можем связаться с каким-нибудь судном.

— Не стоит, по-моему, лучше договориться с местными рыбаками, чтобы сняли с "Брендана" больного, — предложил я.

— Будет сделано, "Карра "Брендан". Следите на этой частоте.

Мыс Малин выключился, и спустя полчаса последовал новый вызов.

— Местное рыболовное судно выходит из селения Балихориски, чтобы забрать члена вашей команды. Зажгите опознавательный огонь. Удачи вам, "Карра "Брендан". Прием.

— Спасибо, мыс Малин. Мы известим вас, как пойдут наши дела.

Часом позже мы заметили огни небольшого промыслового судна и услышали ритмичный стук машины. Судно сблизилось с нами, рыбаки заглушили двигатель, и в тишине до нас донеслись мягкие звуки ирландской речи. Зажегся фонарь я рассмотрел силуэты двух мужчин и одного мальчугана.

— Эй, держи — Рядом со мной шлепнулся конец троса. — Мы отбуксируем вас

Двигатель заработал снова, и мы заскользили к берегу. Впереди выстроились сплошные скалы, но в последний момент, когда мне казалось, что мы вот-вот напоремся на камни, на судне вспыхнул прожектор, и оно ловко юркнуло в крохотную бухту, увлекая за собой "Брендан".

— Здесь вам нечего бояться — крикнул кто-то, и незримые руки пришвартовали "Брендан" к борту судна.

Вскоре на дороге замелькала синяя мигалка санитарной машины, и Питера увезли.

— Огромное вам спасибо, — обратился я к нашим спасителям, которые терпеливо ждали вместе с нами.

— Не за что, — отозвался пожилой рыбак. — Вы теперь отсыпайтесь. А утром приходите к нам, жена покормит вас завтраком.

И рыбаки спокойно, словно им каждый день приходилось спасать средневековые кожаные лодки, повернулись и зашагали домой.

Вот и окончен первый этап нашего плавания, сказал я себе. Историки утверждают, что в средние века людям жилось трудно, неуютно, не обходилось без опасностей. Они правы.